Души доверчивой признанья. Поэзия и проза. Сборник

Анатолий Тарков


  ДУШИ
  ДОВЕРЧИВОЙ
    ПРИЗНАНЬЯ...

Поэзия и проза



Астрахань - 2024
УДК 82-821
ББК 84(2...)
Т19


Тарков А.В.
Души доверчивой признанья. Поэзия и проза. – Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024. – 588 с.: ил.
            
ISBN  978-5-00201-187-2

Литератор, журналист и художник Анатолий Васильевич Тарков (1938-2016) - астраханец по рождению, судьбе и убеждениям. Стихи и рассказы он начал писать еще в ранней юности. Затем были годы работы журналистом в местных изданиях и на студии телевидения «Лотос», командировки в разные уголки нашей огромной страны, участие в деятельности астраханской Народной оперы и Народной картинной галереи. В прессе нередко публиковали его стихотворения - наряду с известными нашими поэтами Н.Вагановым, Н.Мордовиной, К.Холодовой. Этот сборник впервые объединяет поэтические, прозаические художественные и публицистические произведения А.В.Таркова разных лет.



© Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024
         © Тарков А.В. Текст, 1954-2016
© Е.И.Милёхина, Предисловие, 2024
© Тарков А.В. Рисунки, 1954-2016
          © Таркова Р.А. Верстка, графический дизайн, 2024          

ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ   ПРИЗНАНЬЯ...



СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



ДУШИ
ДОВЕРЧИВОЙ
  ПРИЗНАНЬЯ...









ПРЕДИСЛОВИЕ

Марина Цветаева сказала как-то, что вся её жизнь – это роман с собственной душой. Конечно. Ведь другой, родственной, души она не нашла. Да и кто из нас?..
Анатолий Тарков тоже нёс свою душу-ношу в одиночку. Да, он делил с семьей все тяготы жизни, всю неустроенность и несправедливость её, бесконечно любил жену и детей. Но все-таки в этом мире - был один.
Я вот думаю, что каждая стихотворная строка – или положенная на музыку, или произносимая про себя, – узником ли за решеткой, скачущим ли по степи вольным казаком, – это непролившаяся слеза одинокой души.
И поэтому стихи пишут все, а выносят их на суд читателей – единицы.
Анатолий Васильевич – среди всех. За всю жизнь у него накопилось множество рукописей, отдельных заметок, машинописных страниц, просто клочков бумаги  – и все они сохранили его стихотворения, песни, целые поэмы, короткие рассказы и даже роман, хоть и незавершенный.
Долгие годы работы журналистом тоже оставили свой след: в семейном архиве собраны его газетные и журнальные статьи на самые разные темы – от проблем сохранения культурного наследия Астрахани – до работы наших заводов и колхозов.
Анатолий Тарков умер в 2016 году, прожив 78 лет. «Всего» или «целых»?
Это – долгая жизнь или короткая? Во всяком случае, богатств его души хватило бы и на две жизни.
Всё, что он успел сказать, записать, сочинить – это не только для нас, его близких, но и для многих – всех, кому понятны поэзия, музыка, любовь, Родина.
Оставшиеся в живых члены его семьи, – я, его жена, и его дочь, – отобрали в этот первый и пока еще единственный сборник большую часть эпистолярного наследия Анатолия Васильевича, в основном, ранее нигде не публиковавшегося.

Евгения Милёхина.
Астрахань.
Апрель 2024 года




Это я, Господи!

Родился незадолго до начала войны, в пыльном, убогом городишке Кара-Богаз-Гол. Отца потерял сразу (и навсегда): он ушел на фронт, попал в плен, вернулся не к нам - матери с двумя сыновьями трех и двух лет - а завел другую семью на родной Украине. Бог ему судья.
Мать с двумя малыми детьми едва спаслась, убегая под бомбежками с Украины в понизовское село Цветное к родителям. Там я и рос. Там чуть не умер с голоду. Выжил. Потом Астрахань. Большая, недружная семья, ссоры, драки. Теперь я понимаю: вся их злобность, нетерпимость, истеричность, грубость - от боли. Тяжкой внутренней боли от несбывшихся надежд на счастье. И им я не судья. Ну что ж, был обделен родительской и родственной любовью, жил как сорняк в огороде. Но вот что грело меня всегда: красота, гармония, чудо творчества; мои робкие попытки постичь это и быть в этом: слушал тайком, накрывшись одеялом, классическую музыку по радио. Рисовал в тетрадях на лекциях в автодорожном техникуме рыцарей и красавиц, а по математике имел “три” и “два”. Рисовал на половой тряпке, - не было ни холста, ни красок, ни кистей. Где-то что-то перепадало. Но жажда, неутолимая жажда творить: рисовать, писать стихи, делать мебель своими руками...
Механиком, закончив автодорожный техникум, я не стал. В художественное училище имени Власова не успел - закрылось. В другой город ехать учиться не было средств. Значит, и художником не стал. Только любителем, дилетантом. Хотя и перечитал множество книг о живописном мастерстве. Результат мечты и сомообразования - мои картины. Хватило бы для выставки.
А еще нашел себя в журналистике: телевидение, газеты. Помреж, ассистент режиссера, редактор, корреспондент. Сценарии, стихи, поэмы, спектакли, тексты песен на конкурсы (и победы), статьи, статьи... Член Союза журналистов. Ничего не издал. Не прославился. Но счастлив в семье - с такими женой и детьми не соскучишься. И вот эти труды мои - тоже дети. Что ж, что не “профессиональный”.Зато всегда от души.
Кто же я в семьдесят? Сын Твой, Господи. Страдалец.  Счастливец.
Прости, если что не так...
А.Тарков.
Астрахань.
Сентябрь 2008 года







ЛИРИКА


***

Мой дед бессмертья избежал,
Но долго жил и много видел.
И не был на судьбу в обиде
За то, что счастья не познал.

И если что-нибудь такое,
Как говорят, - из ряда вон, -
К нему стучалось, беспокоя,
Записывал в тетрадку он.

И прежде, чем умчаться к раю,
Худой, как мумия, старик,
Позвал меня: «Я помираю…
Возьми на память мой дневник.

Не всё там гладко и толково,
Не всё доподлинно порой…
Читай, но только дай мне слово,
Что сам возьмешься за перо…»

И стало так. По воле деда
Я вас туда зову, друзья,
Где никому побыть нельзя
Без хитрой помощи поэта.






РУБАИ  ПРОВИНЦИАЛА

1
Я жизнь прожил, но сущность бытия
Не смог постичь мой разум суетливый.
«Младенец плачет плачем сиротливым» -
Он просит грудь – так начинал и я.

2
Богатство, слава, власть – не для меня.
Всё это – отблеск истинного счастья.
Свободным быть, иметь к труду пристрастье –
Вот божества, которых выбрал я.

3
Жесток мой век, и тем совсем не нов.
В тупик завёл очередной правитель.
Куда ж теперь? Страны великой житель
Я – миллионный в армии рабов.

4
Любовь – что чаша крепкого вина:
Зовет, полнит, рассудок затмевает.
На что она Всевышним нам дана?
Спроси у звёзд. Земля про то не знает.

5
О, женщина! Что сделали с тобой
Нужда, заботы, труд неблагодарный?
Ты пьянствуешь и куришь. А когда-то
Молился на тебя весь род мужской.

6
Наедине с тобой – мы как враги
Одни пороки друг у друга видим.
И жизнь, как два убийцы, ненавидим.
А жизнь смеётся: «Ну и дураки!»

7
Ты праздность возлюбил, хотя карман
твой пуст.
Без цвета и плодов растишь ты
жизни куст.
Нет прока от него ни близким,
ни чужим.
Сгорая без огня, оставишь
только дым.

8
Приходи, забирай, я смертельно устал
В этой жизни пустой и проклятой.
Приходи, пусть черед мой ещё не настал.
Вот я – весь пред тобой, без вины виноватый.

9
Зов вопиющего в пустыне
И рёв мятежных площадей –
Всё это только искры жизни
Навечно временных людей.





10
В саду моей души лишь горькие плоды.
Не прикасайся к ним, покуда счастлив ты.
Живи, пока тебе беспечность дорога
Не наживай во мне несчастного врага.

11
Опять вокруг звонят колокола,
Опять миряне потянулись к Богу.
Зовут его с надеждой на подмогу.
Знать, очень плохи на Руси дела.

12
Я долюбил и выпил всё вино,
Что мне дарили праздные застолья.
И вот один стою во чистом поле,
Которому цвести не суждено.

13
Горит свеча. Ослеп огромный дом.
Горластый век за окнами стихает.
И вся земля как будто отдыхает,
Истерзанная жалким существом.

14
Сродни зловонью грязные слова.
Как много их двуногими плодится.
Природа им пожаловала лица –
А им роднее ... пёсья голова.



15
Ты усмирил свой гнев – ты победил.
Ты разделил свой хлеб – ты подобрел.
Упавшего поднял – набрался сил,
Лежачего добил – ты озверел.

16
Сдержи потоки слов и помолчи,
Когда с тобой – не в меру говорливый.
Не диво жаждущим поток бурливый,
Глоток воды спасительный – в цене.

17
Высокий пост – предельно тяжкий труд.
Лишь два пути у тех, кто на вершине:
Служить добру в пределах краткой жизни
Иль стать глухим, когда тебя клянут.

18
Ты щедрым был, покуда знал нужду.
В душе твоей так много было солнца.
Сегодня там – холодный блеск червонца,
И пустота рождает пустоту.

19
Мир хижинам и мир особнякам!
На всех одна желанная свобода!
Из моды вышла честная работа.
Хвала и честь отпетым дуракам.



20
Сигарета, колени босые,
Грубый смех, пошло-хамская речь.
Кто тебя ухитрился, Россия,
На постыдную стёжку увлечь?

21
Собаки взгляд становится милей,
Когда вокруг двуногие созданья,
Поправ любовь, забыв о состраданьи
Переродились в пакостных зверей.

22
Есть у людей пристрастие одно.
Сродни  дурману крепкому оно.
Себя мы ценим более, чем значим.
Где тот глупец, кто думает иначе?

23
Не называйте «звёздами» людей.
Не делайте иконами вождей.
Величье человека – смехотворно,
Оно – как снег, что на вершине горной.

24
Жизнь коротка, но сколько в ней невзгод!
О том не думают, творя себе подобных.
Чужда им философия бесплодных:
-Кто не родился – тот и не умрёт!



25
Когда тебя не ждут, желанья нет спешить.
Сочувствием чужой беды не осушить.
Нет песни на земле, чтоб всем была мила,
Нет счастья, чтобы им всех одарить сполна.

26
Помоги мне, Бог!.. Не помог.
Не помог и мудрец – он не Бог.
За подачкой к вождю не спешу.
Час пробьет – сам себя воскрешу.

27
С колен Россию приподняли,
Повязку сняли с ясных глаз.
Твори, дерзай, цвети! – сказали,
Усильями народных масс.

28
Теперь мы все полны свободой,
Но торжествует кабала:
В России западная мода –
Платить за всё, платить всегда.

29
Опасно быть в России бородатым
И быть владельцем голубых очей.
За это брали пошлину когда-то...
Чего ж ты дремлешь, неоказначей?



30
Когда настанет время уходить,
Лишь об одном тоскливо пожалею:
Что больше не смогу тебя любить,
Моя неповторимая Россия...

31
Быть может, суд Всевышнего грядет.
Но, всякий раз, когда царёк удельный
Своим ублюдкам землю раздает,
Прошу для них в аду котёл отдельный.

32
В любых ты, душенька, нарядах хороша.
Любую мразь ты знала и терпела.
Не потому ли, Русь, твоя душа
Сегодня лучшей доли захотела?

33
Милая, желанная!..Кругом голова...
Намертво забытые дивные слова.
А какие новые? Стыдно повторять:
Злые да смердящие, не слова, а грязь.

34
Целебная ночная тишина...
Опять самим собою стать посмею.
Ад, Эвридика, Архимед, Помпеи,
Христос, Колумб и...спящая жена.



35
И вот теперь, когда в заморский рай
Попасть несложно, было бы желанье,
Я молча, с христианским состраданьем,
Смотрю на клинья человечьих стай.

36
Две птицы в небесах парят легко и долго,
Как будто крылья их сморило дивным сном.
А что внизу Земля – чудовищный содом, –
Про то им дела нет: они так близко  к Богу.

37
Ты не была, а есть отрада для меня,
Пускай дождлива ночь, а в доме нет огня.
Пусть кто-то делит власть, пусть шабаш
у ворья.
Мне светит в темноте нагая плоть твоя.

38
Опять разруха, грабежи, лишенья.
Опять в ходу риторика вождей.
Россия, величайшее творенье,
Безумных и загадочных людей.

39
Друзьям я рад, но у меня их нет.
Не сладко мне вино, невкусен мой обед.
В том – множество причин. А может быть – одна:
Я многих пережил, и в том моя вина.


40
Я руку протянул. Ты приняла её.
Две разности вошли в единое жильё.
Я стал легко таким, каким хотела ты.
Но отчего в душе так много пустоты?

41
Без женщин обходись, не потребляй вина.
Будь кротким, как овца, и тихим, как луна.
На мерзость и хулу улыбкой отвечай.
Зато, когда умрёшь – к твоим услугам –
рай.

42
Опавших листьев деревам не жаль.
Горящей спичкой прикоснусь к останкам –
Пусть напоследок вспыхнут сердцем Данко!
И высветлят осеннюю печаль.

43
Ругается и пьянствует Россия.
Её жилища вновь пошли на слом.
Куда идти? Как  жить? – её спросил я.
Она в ответ: «Будь заодно с Христом».

44
Когда улыбка – редкость на устах,
Когда в душе всё чаще – равнодушье,
И день грядущий навевает страх –
Остановись и сам себя послушай.


45
Ты виновата! – говорю в сердцах.
Ты виноват во всём, исчадье ада!..
Бездарная житейская баллада,
Где о любви – ни строчки, ни словца.

46
Знаю боль и лет ретивый бег,
Знаю кровь, безденежье, разлуки...
Знаю, что любимый человек
Может стать холодным вихрем вьюги.

47
Жить безбедно и сытно – зазорно ли?
Обманул, обокрал, распродал.
Слыли воры людишками сорными,
А теперь они правят бал.

48
Губки алые – мат-перемат...
Дым табачный, вульгарные позы.
Где калитка в тот дьявольский сад,
Что плодит эти гнусные розы.

49
Вот президент, там – лавочник с портным.
А между ними – вор и проститутка.
Жизнь коротка. Стань тем или иным.
Мы все, как есть, лишь шутка-прибаутка.



50
Быть старым – некрасиво и смешно.
Быть молодым – дней праздная растрата...
Нам роли идеальной не дано.
Мы все уйдем под занавес когда-то.

51
Зачем живем, что в утешенье нам?
Не знал Сократ, не знали Кант и Ленин.
Дела, мечты, вершины и паденья.
Дань суете, а воз и ныне там.

52
Кто шутя и легко, кто с трудом
Мы свой крест обреченно несем.
Пусть Голгофа, пусть жало гвоздей,
Лишь бы только воскреснуть на ней.

53
Я дал тебе совет. его не принял ты.
И в этом никакой не видится беды.
Чего замыслил ты, я испытал давно.
Не забывай, Икар, что есть морское
дно.

54
 Не попасть тебе, Раечка, в рай,
Где Амброзия вместо хлеба.
Вот граненый стакан. Наливай
Русской водки, российская Геба!


55
Печалюсь и радуюсь я.
И то, и другое – во благо.
Виват парусам корабля!
Почтенье приспущенным флагам.

56
Раздают нахальным и безликим
Титулы, которым нет цены.
Вот «звезда», вот «гений», вот «великий» –
Каждый с балалайкой в две струны.

57
Дам слону лебединые крылья,
Рубану по реке топором.
Стать хочу Сальвадором Дали я,
Вот беда – переполнен дурдом.

58
О, пагубная сила нетерпенья!
Всё, что хотим, дай нам
без промедленья!
Как много нас, кто хочет
рыбку съесть,
Не зная, как забросить
в речку сеть.

59
 Выбирают родину по вкусу,
Богатеют, множа нищету.
Соизволят – плюнут на Исуса,
Захотят – схоронят красоту.
60
Себя ты носишь царственно-лениво.
И речь твоя ленива и скупа...
Но, боже, до чего же ты красива
И столь же ослепительно глупа.

61
Людей на свете – что на небе звезд.
Бурлит, шумит живой водоворот.
Поверь же, непривычный верить, бог –
Тут каждый безнадежно одинок.

62
Вот костёр, вот хлеб с хрустящей солью.
Вот картошка, снявшая мундир.
Вот вам поднебесное застолье –
Бедный шут и горемычный Лир.

63
Уж давно это древо соседям своим не чета.
Ветви солнца не просят, а корню никчемна вода.
И не слышно тех песен, что листьям
так нравилось  петь.
Хватит глупых стенаний! –
Ответила с дерева Смерть.

64
Равнодушна к берегам река.
Глупый видит в старом – старика.
Грешным – рай, бескрылых манит высь.
Сложен мир, попробуй – разберись.

65
Вот лошадь старая, каких на бойню шлют.
Ей дали луг и полную свободу.
Живи, сколь сможешь, – вот и вся работа.
А ей, сердешной, грезится хомут.
Не осуждайте, глупого, меня,
Что так похож на этого коня.

66
Перекричал, забил потоком слов.
К такому спору ты всегда готов.
Опять остался с пеною у рта –
Сопернику досталась правота.

67
О, наши костяные закрома,
Куда хотим вместить весь мир подлунный.
Кто думает – тем горе от ума.
Но отчего так жалко безрассудных?

68
Обман и Ложь. Их не разлить водой.
Их даже Смерть обходит стороной.
И там слышней сей дьявольский дуэт,
Где благородной силы больше нет.

69
Я душу распахнул, чтоб радость приютить.
У сумрака в плену так надоело жить!
А радость – не ко мне, она другим нужней,
Но ты, печаль моя, вдруг стала понежней.

70
Я зеркалу так долго доверял,
Красивым был, успех у женщин знал.
Ушли те дни, а зеркало мне лжёт:
Ты просто возмужал, года – не в счет!

71
Вот стая воронья, вон, в небесах – орёл.
Под солнцем всяк из них судьбу свою обрел.
Как трудно избежать всеобщей суеты.
И как легко упасть с манящей высоты.

72
Не подавайте нищим – тщетный труд:
Накупят хлеба или враз пропьют.
Подайте ездоку на лимузине –
Он вам пообещает сладкой жизни.

73
Никому луна не улыбнется.
Не оплачет дождь ничьей беды.
Никакая старость не коснется
Тех, кто мир оставил молодым.

74
Нет, не всем на земле исчезать суждено.
Протяните мне руку свою, Нефертити.
Век мой к новому веку стучится в окно.
Мы войдем туда вместе. Прошу Вас – живите!



75
Осилить холм – несложная работа.
Что с этой высотою обретешь?
Мне нужен пик! Пусть ухмыльнется кто-то:
Смотри, потом костей не соберешь.

76
Вновь тебя лишь взглядом обласкаю.
И уйду, как раненый боец...
Нелюбимых к сердцу не пускают,
Будь на них хоть царственный венец.

77
Подари мне что-нибудь такое,
Чтобы я  устав от бытия,
Не стремился к вечному покою,
А горел, и согревал тебя.

78
Душа моя стала открытой, ладони сродни.
Хоть камень в неё, хоть постыдное слово метни.
Пытай клеветою, отдай на издевку хамью.
А лучше – иное: вложи в неё душу свою.

79
Зажгу фонарь и выйду в ясный день.
Пусть оживет античная потеха!
Был неудачлив мудрый Диоген.
Быть может, я – узрею Человека?



80
Когда в душе разлад, а мысли -  в тупике,
Надежду разгляди в далёком далеке.
Она еще жива, хоть опечален взгляд.
Верни её, верни, и всё пойдёт на лад.

81
Не спрашивают нас – хотим мы или нет
Рождением своим потешить белый свет.
Но, коли жив – плыви и не роняй весла.
Скупясь на доброту, не делай только зла.

82
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, и я к суете устремлялся.
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, будила – а я первый раз не поднялся.

83
Нелегко твоей бедной душе.
То ласкаю её, то браню...
Говорят, с милой рай в шалаше.
Жаль, что этот шалаш не в раю.

84
Ты пил с утра, ты нынче тяжко пьян,
Грядущий день твой выльется в стакан.
Вот, говорят, Россия, мол, спилась!
Какая чушь – она стыдится нас.



85
В ряду безгрешных нет местечка мне.
Сошлют меня святые к Сатане
За то, что многих девушек любил,
Но лишь одной свободу уступил.

86
Мне бы солнечный день.
Мне бы ночь, чтобы месяц и звезды.
А ещё – тишины,
Чтобы слышать дыханье земли.
И еще – хоть чуть-чуть
Этой самой, что «вышла из моды»,
Но не стала товаром
Для купли-продажи: Любви.

87
Где вы нынче, серпы и огнём опаленные молоты?
Где Вольга и Микула, где витязи славных имён?
Всё, что было когда-то, дороже нетленного золота,
В новомодной России забыто до «энных» времен.

88
Да, женщин совершенных мир
Не знал.
Вот мой совет мужчинам:
Не грустите,
В сердцах своих – обычных приютите,
И будет вам искомый идеал!



89
Не сетуй на меня
За то, что до утра
В моем окошке свет,
Что жгу его зазря.
Вот краски на холсте –
Я их оставлю жить.
День с новью повенчал –
Мне скоро уходить.

90
Улыбнись мне, красна девица,
Подари веселый взгляд.
Пусть мне, хоть на миг, поверится,
Что закат мой – не закат.

91
Вот дети выросли, а я уже старик,
Не надо мне ни благ земных, ни рая.
И жаждать жизни я давно отвык,
А сердце бьётся...Для чего? Не знаю.

92
Бессмысленно обманывать себя,
Что жил не зря, что не из худших
Был.
Что счастлив был, тоскуя и любя.
Но всё-таки, зачем я приходил?




93
Ты всё ещё загадочно мила.
Ты всё ещё большой любви достойна.
Я в мир иной могу уйти спокойно –
Чтоб только ты меня пережила.

94
Любовь не умерла, она всерьёз больна.
Всё меньше ныне тех, кому нужна она.
Но ты, любовь, купцам продаться не спеши:
Набитый кошелёк – могила для души.

95
Грехи свои я прошлому отдал.
И, верно, к Богу чуть поближе стал.
Теперь мне дурь соблазнов не страшна:
Вот губы милой, вот бокал вина!

96
Грустит Амур. Да как же он посмел?!
Опущен лук, колчан разбух от стрел...
Неужто нет Ромео и Джульетт?
Стреляй в меня! Я стар, но я  – поэт.

97
Пусть красота твоя и колдовская плоть
Не мне принадлежат (так рассудил Господь).
Но я их отниму у своры жадных глаз
И сохраню в стихах чарующий алмаз.



98
Ни в мыслях, ни  в душе для своего Творца
Я места не нашёл. Заблудшая овца
Бродила в темноте, не находя звезды.
Но сжалилась судьба – и мне досталась Ты!

99
Зачем природа в прихоти пустой
Столь многих обделила красотой?
Чтоб наградить избыточно одну
На радость мне – а может, на беду...

100
Сегодня мне мила Иштар,
А завтра полюблю Изиду!
Так, значит, я совсем не стар?
И таковым кажусь лишь с виду?

101
 Ты спи. Ведь этот дождь – в моей судьбе.
Он снов твоих весенних не коснётся.
Пускай заря в окно твоё прольётся
И добрый день сопутствует тебе.

102
Я – не Персей. А ты – не Андромеда.
Оставим их в созвездии ночном.
Ты для меня пленительная Леда,
А Лебедь я, иль Дьявол – суть  в ином...



103
Где ты, где ты, любовь-чаровница?
Где вы, чёртики-искры в глазах?
На ладони – всё та же синица.
А журавлик – всё там, в небесах.

104
Всё-то мне черно-белое снится.
Всё-то ветер в чужих парусах.
На ладони чуть дышит синица,
А журавлик-то мой – в небесах.

105
Жалею не о том, что пожелтели листья,
Что сыро за окном, а  в небе – ни звезды.
Печалюсь об ином: что не сумел продлить я
Той женщины, с которой начиналась Ты.

106
Прости за то, что я тебя узнал,
Как девочку, по имени назвал.
Далёкий облик в памяти возник,
Я встрепенулся, ожил, и поник...

107
Чарующий закат, тревожный океан...
От слов твоих в душе заныло столько ран.
Шутя размыл прилив следы капризных ног.
О, Женщина! Зачем тебя придумал Бог?



108
Куда уходишь ты, любовь, моя твердыня?
Не уноси тепло и благодатный свет.
Мне без тебя земля и небо – две пустыни,
Где для души моей ни в чем спасенья нет.

109
Ты мне нравишься. Я тебе – нет.
Что же делать – прощай, белый свет?
Видишь, ночь за окном. Будь добра
Дай пожить мне с тобой до утра.

110
Вот угли тёплые, но нет уже костра.
Есть  жизнь, где всё – одни воспоминанья.
Смирись, душа, пора уже, пора.
Не жди любви, получишь состраданье.

111
Я тоскую. Поверьте, что это – тоска.
Маловато ей сердца, и вот у виска
Про какую-то пулю мне шепчет она...
Слушай, дура, давай лучше выпьем вина.

112
Со спины плывущего финвала
Лунный свет стекает в океан...
Где ж ты, одноногий капитан?
Моби Дику одиноко стало.



113
Летучий Голландец, пополни команду свою!
Возьми в услуженье холодную душу мою.
Я стал молчаливым, я жизнью отвык дорожить.
Позволь мне с тобою земные причалы забыть.

114
Несли в мой дом почтенно, не спеша,
Мешки с деньгами люди-силуэты.
Они твои! – вещали мне при этом.
Просунулся я, а в доме - ни гроша.

115
Океан беспредельный, нет намёка на сушу.
Безнадежность разъела матросские души.
Но упрям генуэзец и цедит сквозь зубы:
Чую берег желанный! Поверьте Колумбу!

116
Пусть я чудак, но я не рву цветов.
И не дарю избранницам букеты.
Не в радость мне конец Антуанетты
И тихий ужас срубленных голов.

117
Не быть хочу. Завидую скале.
Огню костра, снежинке, ветру, грому.
Живому нет мне места на земле,
Но верю, что найдется неживому.



118
В ночь душную из дома выхожу
И тихо, как сомнамбула, брожу.
В душе разлад, у мыслей – ход шальной.
О, люди близкие, зачем вы так со мной!

119
Не удержать мне дней – они поводья рвут
И лихо от меня в ночь гиблую бегут.
Безумным скакунам едва ли чем помочь.
Я кротких подожду, а на последнем – в ночь.

120
Весны дождался я! И снова жить да быть
Так захотелось мне. Я вновь готов любить.
И этот мир шальной, и дел кабальный круг,
И трепетный хомут веселых женских рук.

121
Две лёгкие руки навстречу мне летят!
О, чудо-птица, я тебе безмерно рад!
Я ринулся в их трепетный разлёт...
О, фантазёр! Тебя никто не ждёт.

122
Я не знаю, к каким обратиться богам.
Я не знаю, какие прочесть заклинанья,
Чтобы лучшие дни возвратились бы к нам
И забылись навеки страданья.



123
Персона grata, персона grata.
Краса Авроры и грусть заката,
моя надежда, моя утрата,
Мои страданья - персона grata.

124
Ты гроздья истины бросала на меня.
Я глупыми словами прикрывался.
А серп луны на небе улыбался:
Всё будет ладно с наступленьем дня!

125
На фоне ярких звезд
Два мчащихся огня
И силуэт, моторами ведомый...
Полночный самолёт,
Летящий без меня –
Счастливого тебе аэродрома.

126
Золотой, благоуханный вечер.
Дальний, чистый звон колоколов.
Жду тобой обещанную встречу.
Жду, как ждут воскресшую любовь.

127
Ты мне не богом, случаем дана.
Благодарю судьбу за этот случай.
Была ты, может быть, не самой лучшей,
Но, к счастью, самой худшей не была.

128
Я зеркалу так долго доверял.
Красивым был, успех у женщин знал.
Теперь я стар, и зеркало мне жаль.
Оно мне льстит: «О, как ты возмужал!

129
Кому-то выживать, кому-то – наживаться.
Тут – нищета, разгул, там – блага через край.
А за окном – весна, и буйный цвет акаций,
Бесплатно дарит всем благоуханный рай.

130
Мне так захотелось открытого настежь окна,
Веселого неба, где стайка пернатых видна.
Я встал. Пусть недуг мой голубит кровать.
Вот всё, что хотелось. Чего ж еще больше
желать?














ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Отрезок долгой ночи впереди
Не спится мне, хоть склеивай ресница...
Опять будильник роботом твердит
Одну и ту же цифру: трид-цать, трид-цать...

Я слышу, как озябшая ветла
Стучит в окно,прося тепла щепотку.
Как вьюга ошалело пронесла
Над крышами визгливую пролетку.

Я слышу, как ногами в темноте
Сынишка сонный комкает пеленки...
Как время рассыпает в пустоте
Всего,что сделал, звонкие осколки.

Я говорю себе – шабаш, старик.
Не гений ты, довольно суетиться.
Спокойно спи, брось по ночам курить
И зря стихами не марай страницы.

Живи легко, заботам дай развод.
К чему тебе водоворот событий?
Какой-то вымирающий народ,
Какой-то новый спутник на орбите...

Пусть не дождется гулкий космодром
Ребят, уплывших к молчаливым звездам...
Пусть город Тициана день за днем
Все глубже опускается под воду.

Пускай безумец новый разнесет
На сто кусков прекрасную «Пиету»,
Пускай война по-прежнему берет
У матерей трагическую лепту.

Тревожен мыслей бесконечный ряд,
Стираются пространства и границы...
Я часто, как рабочей - смене, рад
Тому, что в тридцать по ночам не спится,

Что душу и рассудок бередят
Пороки мертвых и живых материй.
Что мне за них бессменно отвечать
И тут не в счет усталость и потери!

Я рад, что поутру в людской поток
Опять вольюсь торжественно и просто,
Что есть друзья, что дел невпроворот,
Что жить - чертовски сложная работа.













КАК ПОЯВИЛСЯ СПУТНИК У ЗЕМЛИ

Земля - она.
Луна - она.
Дне женщины в космическом пространстве...
Из века в век немая целина
Их окружала грустным постоянством.

Но в жарком сердце голубой сестры
Давно бродило дерзкое желанье:
- Хочу усльшать первое признанье -
Прекрасны ли с высот мои черты?..

Про то узнал могучий Байконур.
Для рыцаря закон - желанье милой!..
Вздымая грудь, исполненную силы,
Он в небо шар таинственный взметнул!

...Так появился Спутник у Земли.
Он пел, он щедрым был на комплименты:
- Красавица, найду ль еще планету,
Где б краски жизни вечность обрели?!..

- Я первый, кто поднялся над тобой,
Чтоб днем и ночью вкруг тебя вращаться...
Я - первый; но проторенной тропой
К тебе мои собратья устремятся!

- Забудь,что ты в безмолвии жила!
Я буду рядом,твой слуга покорный!..
...Пророком был тот Спутник рукотворный.
И ты, Россия, жизнь ему дала!
***

Когда в душе неладно - заходи.
В дверь не стучи, не вытирай ботинок.
Своей бедой меня разбереди,
Отдай своей тревоги половину.

Зови с собой в какую нужно даль.
К чертям уют и розовое счастье!..
С тобой последний разделю сухарь,
Приму любое горькое причастье.

Пускай дороги эти у меня
Отнимут жизни ёмкую частицу...
Я буду знать - тебе спокойно спится
И ты согрет у доброго огня.

Что ты, как прежде,молод и силен,
Что ты с любой бедой – запанибрата.
И снова в жизнь неистово влюблен,
Наперекор паденьям и утратам.

Ко мне в любое время заходи.
Законы дружбы действуют без срока.
И боль свою со мною подели,
И если надо - позови в дорогу.






ВЕЧЕР

Вечер льет тишину из ладоней.
Вдалеке отцветает закат.
И задумчивый голос гармони
У реки собирает девчат.

Подходили нарядные парни,
Прибаутки с собой прихватив...
– Ну-ка, друг, подожди со «страданьем...
Есть в ладах веселее мотив!

И пошла за околицу песня
Задремавшие травы будить...
Из-за облака выглянул месяц,
Чтобы светлый напев уловить.

И задором волжан удивленный,
Между звезд неподвижно застыл,
А потом, будто парень влюбленный,
За гармонью тихонько поплыл.











ВТОРОЕ РОЖДЕНЬЕ

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинками снег...
- До свиданья, строгая больница,
 Я теперь - здоровый человек!

 - Дай мне руку, госпожа Удача...
 Всяких благ вам, няни и врачи!..
 По деревьям шалый ветер скачет,
 Гомонят над гнездами грачи...

Здравствуй, жизнь! Ладонь вспорхнула птицей,
Снежный ком летит в голубизну!..
Это ж надо - заново родиться
И начать двадцатую весну!..

Сколько мне отпущено - не знаю.
Суть в ином - я возвращаюсь в строй...
Этот день авансом принимаю,
Отработка честная - за мной.

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинкам! снег...
За спиною -  строгая больница
Я - почти здоровый человек...

У меня весенняя дорога.
Жаль,что рано вслед за мной друзьям...
- Братцы, постарайтесь, ради бога,
Отболев, вернуться по домам.

ОСЕНЬ

Здравствуй, праздник васильковой сини,
Золотого звонкого литья!
Никакие дальние теплыни
Мне не смогут заменить Тебя.

Да и те, кому к заморским странам
Скоро в стаях зыбких уплывать,
По родным протокам и лиманам
Всю дорогу будут тосковать.

Русская раздольем и нарядом,
Всем земным красотам красота!
Не тебя ли,осень, словом «лада”
Наградили вещие уста?..

По твоим торжественным владеньям
Я бреду без тропок, наугад...
Не печалью - вечным вдохновеньем
Щедрые костры твои горят!

В робком солнце, в нежности тумана,
В голубом раздумии реки -
Переливы красок Левитана
И тепло есенинской строки.






ПРИТЧА О СТАРОМ ДОМЕ

Трехкомнатный крупнопанельный рай!
Здесь все удобства,свойственный раю.
Мне б радоваться, горе - не замай,
А я, чудак, нет-нет, да заскучаю.

Я вспоминаю деревянный дом -
Творение времен царя Гороха..
Из ряда вон его здоровье плохо,
Как говорится - обречен на слом.

Я четверть века приходил сюда
Мальчишкой, парнем и отцом счастливым.
Он был прохладой в зной неумолимый
И добрым солнцем в злые холода.

Ушедших не вернуть, не воскресить.
Но кто сказал, что им клубиться пылью?
Старинный дом, ты будешь милой былью
Со мной в раю крупнопанельном жить.











***

Гладко, гладко речка причесалась,
Лунным гребнем заколола косу...
Будто на гулянье собиралась
По лужку душистому, по росам...

Прилетали гуси вереницей,
Отдохнуть на чистой глади сели..
Растянулись вдоль речонки птицы
Голубым пуховым ожерельем.

Камыши ей сказки говорили,
Про нее в траве цикады пели...
Даже ветер,в поле сбросив крылья,
К ней пришел, как юноша несмелый...

Только вдруг непрошенные весла
Красоту речную поломали...
И ловили пригоршнями ветлы
Тысячи сверкающих хрусталин...











ГИМН СОЛНЦУ

Бледнел эфир,
             перемогая сумрак,
Просил тепла
             обетованный мир,
Когда запела
             перуанка Сумак
Великий гимн
             светилу всех светил.
Казалось, что
             мифические духи
Пустынь, ущелий,
             джунглей и морей
В один орган
             объединили звуки
Земных молитв,
             печалей и страстей.
Преград не ведал
             голос тот парящий!
Повергнув ниц
             развенчанных богов,
Таинственный,
             бунтующий,молящий,
Он рвался ввысь,
             за толщу облаков!
Внимали Гимну
             тусклые созвездья
И черная
             космическая даль...
И встало Солнце!
             И огонь бессмертья
Над колыбелью
            жизни засиял!
ОСЕННИЙ ЭТЮД

То не белый туман
Ночью плыл по лиману куделью.
Здесь гусей караван
Осень гнал от своей колыбели.
Это он сотворил,
Чтобы льдом не покрыл
Их обитель мороз-невидимка.
На рассвете, дрожа,
Не умытая чистым румянцем,
Осень в стаю пришла,
Приказав вожаку убираться...
И тогда над Землей
Потянулась, грустя, вереница.
Уносили с собой
Лето красное гордые птицы.
Опустевший лиман
Молча гладил упавшие перья,
И что скоро зима -
Только в это мгновенье поверил.











***

К таинственно белеющей равнине
Опять глаза мои устремлены,
Опять боюсь коснуться.как святыни,
Я этой первозданной белизны.

Мой легкий  плуг послушен малой тяге:
Всего лишь пальцы - вот и конь гнедой!..
Ну - в добрый путь! И четко на бумаге
Строка ложится первой бороздой.
                                Их будут  сотни после этой, первой.
Но не хлеба на пашне той взойдут:
Больное сердце,скрученные нервы
Здесь краткое забвение найдут.

Но будет песня, сотканная ими
Вам о любви и солнце говорить.
О журавлях и яблоневом дыме,
О буйстве трав и нежности зари.

Хотел бы я, когда сомкну ресницы,
И стану легкой пригоршней земли,
Чтоб вы, стихи - души моей частицы,
Дарить живым свое тепло могли.

...Поэзии таинственное поле...
Не всем дано тебя преодолеть.
Здесь можно плакать, радоваться вволю
И крылья обрести. и умереть.

***

Очередное общее собранье...
Полемикой захвачен третий час.
Анализы,итоги,назиданья,
Нечеткость лиц и утомленность глаз...

На потолке ленивый вентилятор -
Ни чёрт, ни брат живительным ветрам...
Стирая пот, очередной оратор
Факт наболевший водит по рядам.

И вдруг, такой нежданный, откровенный,
В сто самых свежих и здоровых сил,
Гроза Ярилы, дождь обыкновенный
За окнами пунктиры прочертил!..

Запахло вдруг проселочной дорогой,
Где некогда в заплатанных штанах
Носилось детство с радостью недолгой
И мир купался в розовых тонах...

Луна блестящей денежкой катилась,
Пылали зори,отгорали дни...
Однажды детство в юность попросилось
И юность звонко крикнула – входи!

- Вручай себя, неосторожный мальчик
Бесчисленным тревогам и делам!..
...Дождь. Строгий зал. Очередной докладчик
Мои заботы водит по рядам.

***

Брода нет - не торопитесь в воду.
Не курите злые табаки.
В золотую летнюю погоду
Надевайте черные очки.

Ешьте по режиму, с чувством, с толком.
Без забот и книг ложитесь спать...
Дождевому светлому потоку
Зонт не забывайте подставлять.

Не волнуйтесь,если другу плохо,
Если градом цвет нещадно бьёт...
Не спешите,если кто-то к сроку
Вас, как откровенья, молча ждет.

Если нож у пьяного кретина,
Если рядом вражеская цепь,
Встаньте грудью за чужую спину –
Хате с краю легче уцелеть.

Без невзгод,без напряженья воли,
Не пылать, а только тлеть и тлеть –
Это первый способ, как без боли,
Медленно, при жизни – умереть.






***

На кромке неба теплится заря.
Над рощей галки сонные кружатся...
Уж я застыл, который день подряд
Все жду тебя и не могу дождаться.

Я позабыл, как пахнет летний сад,
Как блещет в речке лунная камея.
И только голос твой и чистый взгляд
Неразделимы с памятью моею.

Все так же бродит по селу баян,
В резные ставни и сердца стучится...
Все так же, чей-то белый сарафан
В погожий вечер выплывает птицей.

И вот, накинув на плечи пиджак,
Зубами стиснув злую папиросу,
Я выхожу на дремлющий большак,
Где пели днем проворные колеса.

Здесь легче мне, здесь ближе до тебя.
Здесь много раз встречали зори вместе ...
Вдали село. В селе баяны спят.
И брезжит утро в петушиной песне.






О ЗВЕЗДАХ

Не для того, конечно,
В небе рассыпаны звезды,
Чтоб литься дорогой млечной.
Чтобы светиться просто...

Чтоб украшеньем банальным
Вздрагивать над влюбленными.
Чтобы в водах зеркальных
Извиваться медузами сонными.

Если б всегда смотрели
В небо с таких позиций,
Не было бы Галилея,
Спорящего с инквизицией.

Не окрылились бы смертные,
Ринувшись в даль неземную,
Молниями-ракетами
Новым мирам салютуя.

Звезды на то и светятся
Необжитые, дальние,
Чтобы в роду человеческом
Вечно рождались Гагарины!






***

Река луну белесую качает
В причальных сваях застаревший хруст...
Я никого сегодня не встречаю,
Я просто так, на всякий случай тут.

Я просто так излучину речную
Нетерпеливым взглядом обвожу,
Я просто так задумчивость ночную
Твоим негромким именем бужу.

Я просто так ловлю чужую речь
И теплых волн усталое дыханье...
Ни голос твой, ни глаз твоих сиянье
Я не пытаюсь в памяти сберечь.

Все - просто так. Ты не пойми иначе.
Что проку быть у прошлого в долгу...
Я жду тебя, как света ждет незрячий
И не дождаться просто не могу.











***

Все меньше зорь, а ночи все длиннее.
Дожди клюют разбухшие  пути...
Последний лист, безмолвно леденея,
Уже о солнце больше не грустит.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Во всем покой. Светло грустит природа.
Свернув громаду неотложных дел.
Ушла с полей торжественно и гордо
Коней железных шумная артель.

Приемля снова постоянство это -
Не отгородишь сердце от тревог...
В предзимье чаще вспоминаешь детство
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути...
И нежности внезапной не стыдишься
И тесно ей становится в груди.

Ах,осень,осень...Ты ли непохожа
На судьбы тех,кто, не боясь утрат,
Сгорая, человечью радость множил,
Не требуя ни славы, ни наград.

МЕРТВЫЙ КОРАБЛЬ

Его собратья гордо носят флаг,
Морскую ширь приветствуя гудками.
А он, как кит,попавший на меляк,
В песок зарылся ржавыми боками.

Отгрезились стальному ходоку
Крутые волны, рынды, альбатросы...
Давным-давно грустят на берегу
Его друзья - бывалые матросы.

Теперь трава на палубе его.
Здесь птицы вьют без опасений гнезда...
Нет, кажется, печальней ничего,
Чем мертвая громада парохода.

Он службу нёс исправно, до конца.
Он и теперь людьми забыт едва ли:
Разрежет пламя бывшего пловца
И сделает рекой кипящей стали.

Живой металл по формам разольют,
Промчат экспрессом на прокатном стане...
Опять добру служить металл заставят
И, значит - снова молодость вернут.

Нелестно зваться бывшим кораблем,
Но старости не следует бояться:
Мы все к последней гавани придем,
Чтоб в ком-то жить и в чем-то повторяться.

***

На вокзалах зимою и летом,
У билетных гудящих касс,
Символическим древним экспрессом
«Тройка» русская встретит вас.

Кони-птицы, дуга расписная,
Колокольцы и песнь ямщика!..
Быль далекая вновь оживает,
Пролетев через все века.

Отхожу от рекламы знакомой,
Что мне скорести дедовых лет!..
В четверть пятого, с аэродрома
Я умчусь на крылатой стреле.

Будут петь геркулесы-моторы,
Плыть огромным планшетом земля...
Здесь – жарища, почти что сорок,
Там,за тучами - будто зима.

И уже через час, на конечной,
В окна глянет стеклянный вокзал...
И покажется мир человечий
 До обиды - невзрачен и мал.

Снова «Тройка» рекламной картинкой
Промелькнет у билетных касс,..
– Эх, и тянет,порой, по старинке,
В чуде этом промчаться хоть раз!

СОСНА

Она стоит не в чаще вековой,
А здесь,в селе,у твоего порога.
И день и ночь, как зоркий часовой,
Все смотрит вдаль, на пыльную дорогу.

Седая мать, ты знаешь ту сосну.
Она давно тебе родною стала.
Когда-то вместе с нею, на войну
Ты сына в час рассветный провожала.

Сосну хлестали острые дожди,
До сердцевины вьюги холодили...
В село с фронтов соседям письма шли,
И лишь тебя сторонкой обходили.

Как будто понимая боль твою,
Сосна молчала грустно,виновато...
Как будто знала,что свинцом в бою
Сразило насмерть твоего солдата.

А ты, наперекор всему - ждала,
К сосне приникнув мокрою щекою...
Ты верила,иначе не могла.
Так было легче справиться с тоскою.

...Была война... Не все с её полей
Домой вернулись к дорогим и близким...
Был мир спасен,но близ избы твоей
Сосна застыла скорбный обелиском.

ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

Осенний путь верстает год земной.
Он постарел, он порастратил силы.
А помнится, совсем иначе было.
Такой недоброй нынешней весной.

Носились ветры диким табуном,
Светило солнце раскаленно-злое
И было поле - трудным полем боя
И то, что все же выжило на нем.

И, земледельцы! Как всегда они:
Не силачи былинные, не маги.
Выдерживали шквальные атаки
И верили в удачливые дни.

Спасибо вам! Обычные слова.
Но ими подвиг ваш венчают люди!
И пусть достойным вашей славы будет
Тот урожай,что ляжет в закрома.

Дары полей - творенье ваших рук.
Они всегда наш стол преображают:
В дни жаркие - прохладой освежают
И дарят солнце в пору зимних вьюг.

Когда в полях утихнет гул моторов
И дробь дождей ударит по стерне,
Вы примите ненастье без укора–
Свой урожай вы отдали стране.

Осенний путь верстает год земной
Не грех теперь,и отдохнуть поболе...
Да что покой! Покуда осень в поле,
Вам думать о грядущей посевной.

Не силачи былинные, не маги,
Обычные, земные - счастья вам!
Пусть вашей славе салютуют флаги
По всем деревням, селам, городам!
***

Люблю тебя –
Бездонна глубь небес!
Люблю тебя -
Поет весенний лес...
Люблю тебя -
Я сказочно богат.
Люблю тебя -
Я крепок, как базальт!
Люблю тебя -
Все беды трын-трава!..
Люблю тебя -
Седеет голова...
Люблю тебя,
Хоть знаю наперед,
Что время наши тропы не сольет















***

Не велела, а я грущу-
Беззащитны в разлуке мужчины.
Мне б со всеми идти по малину
Я,чудак, направляюсь к ручью.

Здесь леса в первозданной красе
Заблудись - натолкнешься на Китеж,
А приникнешь к замшелой сосне,
О русалках и лешем услышишь.

Но все чаще и чаще мечтой
Улетаю туда втихомолку,
Где огнями на глади речной
Вяжут сети рыбачьи поселки.

Где и солнце, и зори теплей,
Где полынь сладкий дух источает.
Вместо снега там - пух тополей,
А тройная уха - вместо чая.

Не велела, а я грущу -
Ты за то не суди меня строго.
Снится мне голубая дорога,
Ненаглядная видится Волга,
Вот и тянет к лесному ручью.





***

Вечер вскинул отточенный серп.
Пересуды заводят лягушки.
Жадно пьёт опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колёс не слыхать
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Разнотравья зелёный ковер,
Пойма под ноги стелет коровам.
И маячит привальный костёр,
Обещая  уху рыболовам.

В сердце нежность и сладкий покой.
Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Полвосьмого обрасту одеждой,
Крепкий чай осилю в пять минут...
Подымлю запретной сигаретой,
Просигналит восемь - выйду в путь.

Молодой, задиристый, влюбленный
Одного, как  подлости, боюсь,
Что однажды, в завтра устремленный,
Я усну и больше не проснусь.

Без меня разбудит землю солнце,
Приведет в движение людей...
Без меня,незрячего,начнется
Самый лучший из прошедших дней.

Без меня... Но разве лист упавший
Помешает кроне зеленеть?...
Я горел, я стал костром погасшим,
Но успел кого-то обогреть.

Не хочу, чтоб вздумалось кому-то
Подводить итог моим делам...
Мне бы вновь шершавым первопутком
Зашагать к невзятым рубежам...

Суть не в том, что постоянством черным
Ляжет на тебя земная твердь...
Стать до срока средь живых - никчёмным -
Что в сравненьи с этим страхом – смерть?..

УХОДИТ ЛЕТО

Как будто вера или нежность,
Как будто счастье или радость,
Как будто молодость и свежесть –
Уходит лето в невозвратность.

В далёкий путь,на край планеты,
Почуяв скорую погоню,
Умчат его быстрее ветра
На гривах розовые кони.

Ещё не слышно листопада,
Ещё у зорь багрянец вешний,
Но отчего же ты, прохлада,
Печалишь август августейший?

Уж нет птенцов в скворечне старой
И клёны пахнут увяданьем...
И так светло поёт гитара:
«Не пробуждай воспоминанья...»

Мы говорим:»Проходит лето»...
И значит, осень близко,близко.
Мы были вновь не правы где-то
И виноваты,как мальчишки.

И то,что в сердце отболело,
Не в лунный камень обратилось,
А на висках,как иней белый
Огнём холодным засветилось.

 Как будто вера или нежность,
 Как будто счастье или радость,
 Как будто молодость и свежесть -
 Уходит лето в невозвратность...



***

А за окнами ветры
Сухого ночлега просили...
Неуютная ночь
Била в стены потоком косым...
И слетались в бытовку
Посланцами сказок и былей,
К нефтяным королям
Удивительно нежные сны.
Улыбались там феи
Улыбками верных девчонок.
Там светились мадонны,
В них жён угадаешь легко...
И к небритым щекам
Прикасались ладошки девчонок,
У которых белело на спелых щеках молоко.
Ах,мужчины, мужчины -
Большие и трудные дети!..
Не за пёстрые байки
Вас женщины любят и чтут...
Спите праведным сном.
Пусть вам солнце блеснёт на рассвете!
Пусть богатую нефть
Вам глубины земные пошлют!







ДВИЖЕНЬЕ

...Да, такое случалось...
С раздраженьем, с тоскою
Кричал про усталость
И мечтал о покое.

О Таити Гогена,
О берлоге медвежьей,
Где подстилка из сена
И дымящий валежник...

Но дороги, как маги,
Вновь меня поднимали.
Звоном ветры-гуляки
Парус мой наполняли!..

Я изведал немало
В жизни всяческих всячин:
Под бомбежкой дремал я,
Обессилев от плача.

В голодуху, не хныча,
Хлеба серого жаждал...
Вместе с койкой больничной
В бездну черную падал.

Изменяла невеста,
Был с надеждой в раздоре...
Под холодным норд-вестом
Шел я в бурное море.

***

В этом жизнь бесконечно мудра:
Дом, детишки,любимые жены...
У меня - ни кола, ни двора.
Только пристани да перроны -

Днем - безвестным поселком бреду,
Золотой и усталый от солнца.
Ночью - северную звезду
Зачерпну журавлем из колодца.

Встречу радость и чью-то беду,
Сад в цвету и бесплодье пустыни...
Все, что надо идущим по жизни,
Как награду, в пути обрету.

Только, верно, случится и так:
Где-то бег остановят колеса
И сойду я, смешной холостяк,
К самой лучшей девчонке с откоса.

Так случится. И будет заря
Алой песней парить над влюбленным!
А пока - ни кола,ни двора,
Только пристани да перроны.






***

Ну,что ж,пусть сердце покричит
Пробьет набат...
Опять нечитанным письмо
Пришло назад...
Письмо спешило через даль
К тебе, к тебе!
Оно тряслось в товарняке,
На сквозняке.
В звонок звонило
У двери,
Прося тепла...
Но ты на миг,
Как динамит,
Его взяла...
По строкам вскользь
Холодный взгляд –
Как снег в огонь...
И вновь ко мне
Твой приговор
Нёс почтальон.
Сжимало землю
В тесный клин,
И дождь хлестал.
И ветер черную листву
В окно швырял...
И где-то в темной глубине
Знакомых глаз
Уже не мой,
Совсем чужой
Огонь погас.
РОБИНЗОНЫ

Все пути развезло.
Трое суток качается ливень
У бытовки затих
Заболевший бегун-вездеход...
В полосатую хмарь
Буровая врезается шпилем.
И как редкостный клад,
Нефтеносный район стережет.
На исходе табак.
Обросли ’’робинзоны” щетиной.
Замолчала гитара,
Утратив мажорную прыть...
Вот и крайняя грусть:
Начинают по кругу мужчины
Грубовато и сладко
О женщинах речь заводить.
Стали все,как один
Дон Жуанами высшего класса.
Врали густо и складно,
Лаская чужие слова...
Только вдруг донеслось:
- Закругляйте фантазии,братцы...
И вздыхая,обмякла
На жестких топчанах братва.






***

Не ковыльною степью,
Не площадью царственно строгой,
Не петляющей тропкой,
Пробитой в чащобе лесной, -
Мы бредем, не спеша,
Самой длинной в России дорогой,
По заснеженной Волге,
В поселок заснеженный твой.
В небе праздник созвездий!
Морозом остуженный воздух,
Как бубенчик Валдая
Тишайшую музыку льёт...
Ты, пожалуй, права:
Разве можно в такую погоду
Птицу-тройку не вспомнить,
Что людям дарила полет.
Ширь планеты в лицо!
Расстоянья - пустая помеха!
Лишь полозья, как струны,
Да звездный туман за спиной!
У плеча молодца
Заливается ладушка смехом!
Где ж поселок? Его
Мы опять обошли стороной.






***

Вечер вскинул отточенный серп.
Песню-дрему заводят лягушки.
Жадно пьет опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колес но слыхать.
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Луговина пахучий ковер
Стелет под ноги важным коровам,
И маячит привальный костер,
Обещая уху рыболовам.

В сердце важность и сладкий покой
- Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Молча лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу...
Может, вовсе не лист,
А последняя искра остывшего солнца?
Может птицею близ
Чье-то алое сердце отчаянно бьется...
В парках звонкая тишь.
Задышли костры на пустынных аллеях.
Как ты,осень,спешишь
Все,что есть,растерять
Ни о чем не жалея...
А потом, налегке.
Под косыми лучами веселье утратив,
Будешь ты на сучке
Лоскутом трепетать,
Уцелевшим от яркого платья,
И с надеждою звать
Караваны, плывущие к солнцу чужому,
И ветрами стучать
День и ночь в окна каждого дома.
...Что случилось со мной?
Чем нежданно встревожило душу?..
Просто лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу.




***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал, и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.
A где-то влагой бредили цветы,
И старый клен дышал горячей пылью...
И женщина неброской красоты
Спала, раскинув руки, будто крылья.
Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
Склонившись над сонетами Шекспира,
Ночь коротал забытый ночничок.
Воспоминаньем - не согреть души.
Звезда в реке - всего лишь отраженье...
Светлейшая из женщин – подскажи:
Чем заслужить смогу твое прощенье?..
Твое молчанье - каменный заслон,
Оно - как неподкупная застава...
Но не лишай меня земного права –
За прежний свет тебе свершить поклон.










РОДНОЕ СЕЛО

Судьба живых - загадочней светил.
Дороги к счастью сбивчивы, и круты.
Когда-то я твоим парнишкой был
И не гадал о будущих маршрутах.

Пил воду из твоей Ильмень-реки,
Чилим рогатый собирал в протоке,
Восторженно смотрел на ветряки
И пел:”Белеет парус одинокий...”

Я разучился парус поднимать
И ловко штопать порванные сети,
Варить смолу,на зыбком люке спать
И класть камыш на легкие повети.

Я знаю,что не скоро навещу
Раздолье сине - золотого края...
И нежно,и светло о том грущу.
А город в плен все больше забирает.

Здесь четко обозначились пути,
Мои заботы,радости и боли...
Здесь жизнь воочыо обернулась полем,
Которое не просто перейти.






***

Над полем праздничная лунность,
И звезд хрустальный пересверк...
Как будто стаял давний снег,
И небо лугом обернулось.

Вот исполинский Ковш мерцает,
Вон изгибает лук Стрелец,
И пар молочный исторгает
Ноздрями влажными Телец...

Исчезла жуткость расстояний.
Лишь стоит руку протянуть -
И сотни зримых мирозданий
Смогу ладонью зачерпнуть.

Смогу остановить блужданье
Огня давно потухших звезд
И причаститься к вечной тайне
Недосягаемых высот.

Не там ли,презирая тленье,
Преодолев магнит Земли,
Моря минувших поколений
Свое бессмертье обрели?..

Я знаю,рано или поздно
Туда росинкой устремлюсь
И тускло в океане звездном
Над милым полем засвечусь,

 Где слышу вновь моторов пенье
 И звон пшеничного жнивья,
 Где все являет воплощенье
 Великой силы бытия...
***

Чтоб утвердиться в чине госпожи
И доказать свою неповторимость,
Ты прошлое мое - не вороши
И не старайся, чтоб оно забылось.

Пусть на тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости,и боли давних лет...
Пока дышу - я с ними неразлучен.

...Несутся кони, гривы разметав.
Плывет протокой ветхая лодчонка...
И пахнет медом шёрстка вешних трав,
И сок малины на губах девчонки...

Смолит баркас коричневый старик,
Блестит на леске окунь полосатый.
И пугало потешное на грядке
Изображает молчаливый крик...

Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья -
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.

Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Одним, за кровь - вручила ордена,
Других зарыла в братские могилы...

...Не упрекай,что до тебя я жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.

***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.

Там, за дождем и пляской фонаря
Горбатил крыши город бездыханный...
В нем ни друзей,ни близких у меня.
Среди немногих я здесь гость нежданный

А где-то влагой бредили цветы,
И звезды тлели вкруг луны-толстушки...
И женщина не броской красоты
Спала,раскинув руки на подушке.

Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
И в голубом картузе ночничок
Зубрил сонеты моего Шекспира...

Все это – дальше дальнего сейчас.
Чем я живу, та женщина не знает.
Ничто теперь не связывает нас,
И встреч уже ничто но обещает.

Для нас весь мир рекою разделен,
Где нет мостов, и тщетна переправа...
Но кто лишит меня земного права -
За прежний свет тебе свершить поклон?.

 Ты спи.Ведь этот дождь - в моей судьбе.
 Он снов твоих весенних не коснется...
 Пускай заря в окно твое прольется,
 И добрый день сопутствует тебе.

***

Бьёт пожухлый кленовый лист
Ветром жестким, дождем колючим...
Он, как сердце, на ветке повис,
Разъединственный, самый живучий!

Видел он по ночам, как дрожь
Рассыпали далекие звезды.
Как снежинками Дед Мороз
Пеленал опустевшие гнёзда.

А когда над продрогшей землёй
Хмурый день неспеша поднимался,
Беззащитный, полуживой
Лист кленовый ему улыбался.

И казалось, что голый клён
Не уронит вовек тот листик...
Был как флаг баррикадный он,
Как последний ее защитник.











ОДИНОКАЯ

Здесь правит только женская рука.
И то, что ей привычно и знакомо,
Хранит печать воды и утюга,
И всё ж уюта не хватает дома.

Давно молчит испорченный звонок,
Осела дверь, рассохлись половицы,
Беспомощный, как раненая птица,
Приёмник под скатёркою умолк.

Да что приёмник, в нём ли соль и суть...
Его легко гитара заменяет:
Хозяйка дома изредка играет,
Душе древесной доверяя грусть.

Да, мужа нет – не по её вине.
Да, есть мужчины – не её, чужие.
И каждый предан был своей жене,
А с нею, с нею – попросту дружили...

И, спрятав одиночество своё,
Свою беду в заплаканной подушке,
Не сетуя на житиё-бытьё
Ночь коротала женщина кукушкой.

А поутру обиженным щенком
Опять визжали грустно половицы,
На плитке чайник ворковал,
И солнце просыпалось птицей.

***

Надоели шумные «летучки»,
Телефон, блокноты, бег колёс...
Выкрутила пальцы авторучка.
Дни и ночи – всё в одно слилось.

Дам развод бумажной волоките,
Низложу редакторский венец...
Замотался, братцы, не взыщите.
В общем, рассчитайте и – конец!

Лёгкий, одурманенный свободой,
Для порядка – сторожем наймусь:
Плёвая, нехитрая работа,
Отдохну, поправлюсь, обленюсь.

Охладею к телепередачам,
Будет сон хорош и аппетит.
Стоп!..Такую жизнь – к чертям собачьим!
Вроде жив – а кажется, убит.

И не медля более ни часа,
Как мальчишка, брошу ноги вскачь,
В шумную редакцию Пегасом
Прилечу, чтоб снова всё начать.

Пальцы авторучку приласкают,
Телефон притянет, словно маг...
Где-то к жатве риса приступают,
Стал героем бахчевод-земляк.

Новосёлы едут в дом высотный,
Новый танкер выведен в затон...
Мне туда, где спорится работа,
К тем спешить, кто в завтра устремлён.



ОСЕНЬ

Как грустно ивы
                осыпают медь...
Пожухлым травам –
                отоснилось вёдро.
Идёт октябрь,
                как заспанный медведь,
Ломая сучьев
                высохшие рёбра.
Еще совсем по-летнему
                резва
Шумит река
                упругими кострами...
Но шепчут ей
                тревожно берега
О близкой стыни
                рыжими губами.














***

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

Любимая! Как редко  с губ моих
Слетало это трепетное слово!
На ниве бытия из нас двоих
Всё больше ты несла венец терновый.

И потому я – вечный твой должник,
Создав меня, ты знала ль безмятежность?
Любви твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.

Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется,
Ты даже смерть способна укротить!
И солнцем стать, когда иссякнет солнце.

Я никогда руки не протяну
Тому, кто видит в женщине рабыню,
Она уйдет – и станет мир пустыней,
В которой нет надежды на весну.

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

БУХТА СПАСЕНИЯ

В дни тревожные, в дни невезения
Боль свою на миру не кажу...
Лишь к тебе, словно к бухте спасения,
Свой потрепанный чёлн привожу.

Пусть не ждёшь, пусть осыпались в памяти
Дни былые звенящей листвой...
Я иду сквозь житейские замяти,
Осененный твоей синевой.

К этой нежности сердце усталое,
Припадая, не ведает гроз.
Прочь уносятся водами талыми
Все невзгоды, что знать привелось.

В жизни каждому счастье завещано,
Только мне ли своё выбирать?
Я давно твоим именем, женщина,
Все удачи привык называть.

В снегопады и в пору цветения,
В час беды и в счастливый из дней,
Я прошу тебя, бухта спасения, -
Будь надеждой и песней моей.






***

Всё меньше зорь, а ночи всё длиннее
Всё чаще дождь уныло в окна бьет...
Последний лист, безвольно леденея,
Зелёных песен больше не споёт.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Приемля снова постоянство это,
Не отгородишь сердце от тревог.
В предзимье чаще вспоминаешь лето
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути.
И нежности внезапной не стыдишься,
И тесно ей становится в груди.

Всему свой строк – цветам и листопаду,
Шальному детству, мудрой седине...
Мне ничего от прошлого не надо
Я думаю о будущей весне.






***

Я – квартирант, хозяйка – госпожа.
Она ругалась долго и постыло...
Сынишка мой – наивная душа,
Нарисовал на печке крокодила.

Он улыбался человечьим ртом
И был ушастым: сын сказал «для слуха!»...
Он был с пустым, прозрачным животом
И потому велел; «Подать старуху!»

Уж я её в момент угомоню!
Довольно ссор, пора бы знать приличья!
Не слышало горластое меню,
Что говорил потешный крокодильчик.

Мы принесли воды, достали мел.
И начисто замазали зверюгу.
Сынишка разобиженно сопел
И обжигал глазёнками старуху.

Я мысленно подал ему совет,
Когда грозу спокойствие сменило:
Не хнычь, сынок, искусства нет без жертв,
И впредь не гневай тётю-крокодилу!
***

Очередное расставанье
Ветвей с пожухлою листвой
И неуютность ожиданья
Морозных туч над головой.

Опять пернатым пилигримам
Ты, осень, подаешь сигнал:
Летите по путям незримым!
Ищите солнечный причал...

Затихнут реки и озёра
В моем покинутом краю.
Весна сюда придет не скоро,
Но скоро вьюги запоют.

Так хочется присесть у печки,
Где зноем дышат угольки
И милую, обняв за плечи,
Читать ей милые стихи.

И верить, что опять вернется
К деревьям кружевной наряд,
И птицы к северному солнцу
Весну певучую пришлют.






***

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Хочется стать перелетною птицей,
Хочется крепкого зелья напиться.

Хочется взять балалайку за шею.
Хочется пьяно скулить о Рассее...
Хочется чем-то таким обернуться,
Чтобы уснуть и уже не проснуться.

Что же ты, осень, такая-сякая,
Златом сияла, а стала нагая.
Ах, не при чем ты в своем постоянстве,
Просто поклонник твой в длительном
пьянстве.

Просто поклонник твой, некогда нежный,
Стал равнодушен и стар безнадежно.
Всё, что любил он, едва ли вернется,
Что потерял он – едва ли найдётся.

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Выйду на улицу, тучи развею,
Только сначала чуть-чуть
протрезвею...




***

В небе реет месяц златоустый.
Дремлет степь под перезвон цикад.
Грешный мир, пленительный и грустный,
Отчего тебе совсем не рад?

Отчего неведомой дорогой
Кротко тело бренное несу?
Временный, бессмысленный, убогий,
Чем себя утешу и спасу.

Попросить бы милости у бога.
Только он бессильный и немой.
А хотел бы я совсем немного –
После смерти заглянуть домой.

Заглянуть – и позабыть вернуться
В нежилую, гибельную тьму,
Позабыть и снова окунуться
В глупую людскую кутерьму.

Безнадежно уповать на чудо.
И не надо никаких чудес.
Пусть чуть-чуть, но я ещё побуду
На земле под кровлею небес.

Я ещё окрепну и воспряну
И ещё кому-то послужу.
Вдалеке дрожит рассвет багряный.
Там – начало. Я туда спешу.

***

Пусть нам вечная жизнь не обещана,
А обычная – длительный миг.
Я прошу: обними меня, женщина,
И поверишь, что я – не старик.

Ты моя Несмеяна невольная,
Не спеши горевать-увядать.
Прояви свою нежность подпольную,
Как когда-то умела являть.

Видишь звезды? Они те же, прежние,
Среди них тот же самый пастух...
Вот и песня, давненько нездешняя, –
Это ж надо – горластый петух!

Снова тайна в глазах твоих теплится,
У щеки моей мягкая бровь.
Ночь-цыганка серьгой полумесяца
Нагадала нам лад  и любовь.











***

Луны крутой желток,
Звёзд россыпь соляная.
Кручинится сверчок.
О чём? Я твердо знаю.

И робкий листопад,
И календарь настенный
Торжественно гласят:
Пришел черед осенний!

Мажорный колорит,
Минорные созвучья...
В кострах листва горит,
А небо – в мокрых тучах.

Но мне грустить нельзя.
Беспомощный, безгрешный,
Опять младенцем я
Явился в мир мятежный.

Рожденный в сентябре,
В году, давно забытом.
Жилось непросто мне,
Болезненным, несытым.

То было так давно,
Теперь я глупый старче,
Теперь мне всё равно –
Быть иль не быть удаче.

***

Времечко заветное
Ворочу назад:
Речка, утро летнее,
Лодка напрокат.

Золотистоликая
На корме – Она,
Поначалу – дикая,
А потом – жена.

Так сошлись две разности –
Тишина и гром.
К худу, или к радости –
После разберём.

Золотое времечко –
Жги и  колобродь!
Ой, ты, Женя, Женечка,
Колдовская плоть!

Пусть достоин жалости
Старый твой Орфей,
Только ты, пожалуйста,
Увядать не смей!






 ЖЕНЕ – В МАРДАКЯНЫ (БАКУ)

Весёлая луна в моем окне.
Не дрогнут кипарисы-изваянья...
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

И я, и ты – две ёмкости тепла.
Мы на Земле, но кажется, что с нею
Уж связи нет: Я – Марс, а ты – Цирцея,
И всё вокруг – космическая мгла.

Не дотянусь до женщины моей.
Терпение – не лучшая порука...
О, сколько долгих бесполезных дней
В судьбе людской отведено разлуке.

Пусть будет так. К чему на то роптать?
Всё возместит назначенная встреча.
Нетрудно верить и несложно ждать,
Когда есть ты за далью – недалече.

И чистая луна в моем окне,
И на море лежит ее сиянье.
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

1976 год.




***

Вопросы эти – словно боль во мне:
Кого мы победили в той войне?
Кто больше ран в той битве получил?
Кто миру мир бесценный подарил?

Да, был судьей суровым Нюренберг.
Да, были Геринг, Кейтель, Розенберг.
Они свой путь закончили в петле,
И нет могил их черных на земле.

Пришли домой Отечества сыны
Под знаменем ликующей весны!
А дома – и разруха, и нужда,
И скудный быт, и скудная еда.

А дома – сумасшедший произвол:
Народный вождь на весь народ свой зол.
Вон тот – шпион, тот – воевал не так,
Кому – расстрел, кому – этап в ГУЛАГ!

Роптали мы: за что такой удел?
Кто в нас рабов вновь видеть захотел?
Мы защищали все свои права,
А где они? Скажи, ответь, Москва!

Она молчала. Год за годом шёл.
Над ней салют традиционный цвёл.
Менялся мир то к худу, то к добру,
И многим стали мы не по нутру.

В лицо тебе, доверчивый солдат,
Бросают злобно слово «оккупант»
Вчерашние попутчики  – друзья,
Теперь у них – обратная стезя.

И немцы, те, кто учинил нам зло,
Живут опять безбедно и тепло.
Теперь победу празднуют они,
Перечеркнув итоги той войны.

Больной вопрос покоя не дает:
Как столько бед выносит мой народ?
И мыслится совсем простой ответ:
В нём столько сил, что им предела нет.


















***

Три золотых, три тополя
В окне моём.
Они горят и светятся
Святым огнём.
Вставай четвертым, рядышком! –
Зовут меня.
Споём, о чем захочется
При свете дня.

Спасибо, братцы милые
За добрый свет,
За то, что рядом ставите
Квартетом петь.
За то, что обещаете
Успенье мне –
Недолгое и сладкое –
Проснусь к весне.

Ах, есть причина глупая
На мой отказ:
Мне догорать несуетно
Увы – без вас.
Вас по весне окутает
Зеленый цвет,
А у меня лишь белый сплошь –
Другого  нет.

Куда мне с этим колером –
Года, года...
В ночи едва лишь теплится
Моя звезда.

Три золотых, три тополя
В окне моем.
Пускай горят да светятся
Святым огнём.
О ЛЮБВИ

Старомодным не боюсь прослыть.
Заслоню от грязи и кощунства,
Чтоб могло великим чудом жить
Предками завещанное чувство.

Знаю, с ней бывает нелегко:
Стынет сердце, сводит пальцы хрустом,
Если самому себе назло
Оскорбить в другом живое чувство.

И тогда, через дожди и снег,
Зачастую, адреса не зная,
За своей любовью человек
В путь идёт, усталость презирая.

Спит, не раздеваясь, у костра,
Самолёт стремительный торопит,
Спрашивает звёзды и ветра:
Где его единственная бродит?

И когда она, забыв разлад,
Ходока измученного встретит,
К ландышам вернётся аромат,
Грянут птицы пеньем на рассвете.

Станет путь, измеренный тоской,
Небылью далёкой и туманной...
Ты опять сорвешь звезду рукой
И положишь на ладонь желанной.

РАБОЧАЯ СМЕНА

Висит надо мной океанище звёздный.
Овацию листьев едва улавливаю.
Лоснится улица громадной анакондой,
Колёсную сажу из пор выдавливая.
Молнией надвое куртку разрезав,
Рывком духотищу встряхиваю за плечи...
Душем прохладным светло загрезив,
Шагаю к солнечному навстречу.
В ладонях – чудища, в ушах – орган!
Отлил бы колокол, фугу состряпал!
Работу закончив, хотелось бы вам
Сердце покоем заткнуть, как кляпом?
«Шипром» побрызгав на гладкость щёк,
Нацелить ласкающий взор в телеоко?
Или, к примеру, в людской поток
Тянет кого-то бродить без толка?..
Как говорится, на вкус и цвет
Нет товарищей, выбор свободен!
Увлекается джазами мой сосед,
А соседке – цыганский романс угоден.
Принимая, как должное, свет и тень,
Понимаю, где то и другое к месту.
Я сегодня отвахтил рабочий день,
И ему не скатиться вовеки в Лету!






***

Во многое не верится теперь,
Развенчанное холодом рассудка.
Закрылась плотно сказочная дверь,
И сказка стала просто милой шуткой.

Уж не пойду, как много лет назад,
На сельский луг, где в сумерки крутые
Жар-птицы звонко крыльями шуршат
И осыпают перья золотые.

Не ринусь в бой с могучим лопухом,
Который прятал оборотня Вия...
Не стану лезть в карман за медяком,
Серп молодого месяца завидя.

Те сказки тихой речкой утекли
За ту черту, откуда нет возврата.
Есть просто луг, есть просто журавли,
Закономерность грома и заката.

Есть строгий распорядок бытия:
Работы, мыслей, средств передвиженья.
Обычная, здоровая семья,
Привычное людское окруженье.

И всё же, сказкам жить да поживать,
Стучать в сердца и на устах светиться...
Нам вечно злых Кощеев побеждать
И в плен сдаваться милым Василисам.

***

Жить да быть мне осталось немного:
Близок вечер и вечная ночь.
Не зови меня больше, дорога,
Я уже до ходьбы не охоч.

Я теперь некрасивый и старый,
С равнодушной, усталой душой.
Зачастили больничные нары
Зазывать меня в рай неземной.

Только мне не туда – не достоин...
Там святые, а  я  – не святой.
Буду я налегке упокоен
Как положено – в тверди земной.

Унесу в черный омут забвенья
Слиток тяжких и радостных лет.
Шум листвы, петушиное пенье,
Синь речную и солнечный свет.

А ещё – лики самых желанных,
Самых главных, бесценных, родных,
Боже праведный, боже гуманный,
Без меня позаботься о них!

Пусть житья мне осталось немного,
Пусть гожусь в пилигримы едва ль, –
Но всё чаще мне снится дорога,
Я уйду в бесконечную даль.

ВРЕМЯ

Что мне сделать с тобою, время,
Конь стремительный с пеной у рта?...
Ты и радость моя, и бремя,
И паденье и высота.
Не упрятать тебя под землею,
Не смирить ни огнем, ни водой.
Что ж, лети, без остатка приемлю
Все отмеренное тобой.
Мне бессмертья героев не надо.
И тому несказанно рад,
Что могу в алый омут заката
Лодку влажным веслом направлять
Жечь привальный огонь с рыбаками,
Есть уху,на соломе дремать
И по-детски шальными глазами
Неба звездную ширь обнимать .
Время,время, твое ли движенье
Слышу я в зарождении дня?
Это люди идут в наступленье,
Обгоняя на марше тебя.










***

Пусть не тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости, и боли давних лет.
Пока дышу - я с ними неразлучен
Несутся кони, гривы разметав
Протокой ветхая
                лодчонка.
Скользит
И пахнет медом шерстка
                вешних трав,
И звонок смех веснушчатой девчонки!
Смолит баркас
                коричневый старик.
Поют скворцы и пугало на грядке,
Глазея на вороньи беспорядки,
Изображает молчаливый крик.
Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья...
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.
Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Священны боевые ордена
И трижды святы братские могилы.
Не упрекай, что в прошлом худо жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.


ЖЕНЩИНЕ

Я не хочу тебя боготворить
И слух твой тешить розовым сонетом...
Скупой строкой позволь благодарить
За все, что ты являешь в мире этом.
Я не ищу сравнений: все они
С тобою рядом жалки и бесплотны...
Наследуя гармонию природы,
Храни бессмертье, женщина, храни!..
- Любимая!.. Как редко с губ моих
Срывалось это трепетное слово...
На ниве бытия из нас .двоих
Все больше ты несла венец терновый.
И потому - я вечный твой должник.
Создав меня,ты знала ль безмятежность?..
Души твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.
Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется!..
Ты даже смерть способна укротить
И солнцем стать,когда иссякнет солнце!










ПАМЯТЬ

Мы мечтаем.
У нас это свойство с рожденья.
Мы легко набираем
Высоты орбит неземных.
И, порой, забываем
О мудром земном притяженье,
Без которого нам
Не прожить на планетах иных.
Я иду по земле, не жалея нисколько о крыльях.
Вот знакомая речка,
Паром и ромашковый луг.
Только в этих местах
Все меня без труда позабыли,
Да и мне не припомнить
Давнишних друзей и подруг.

Я ничем не прославил
Ни город, ни эту деревню,
Что была мне, как мать
В лихолетья войны.
И незваная грусть
Впереди меня стелется тенью,
И не верит в ту грусть
Удивительный мир тишины.
Здравствуй, сельское утро!
Привет вам, дворы и калитки!
Самодельный кораблик
Пушинкой скользит мимо вас.
И ведут меня годы
За крепкую длинную нитку,
В босоногое детство,
И в первый, загадочный, класс!
Много всяких причин,
По веленью которых бывает,
Что житейская лодка
Внезапно пускается вспять...
Якоря, якоря...
Как легко их в глубины бросают.
Как, порою, непросто
Их цепкое тело поднять...






















***

Я иду за памятью
По траве забвения.
Я тебя у прошлого
Отпрошу на миг.
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
И была Вселенная
Только на двоих.
Годы наши звонкие,
Речка непослушная,
Через камни-отмели
Ладно пронесла.
Неизменно лучшая,
Верой и надеждою
Для меня была.
В небе солнце вешнее.
Птичьи гнезда ожили.
Отчего ж ты, милая,
В светлый день грустна?
Наши дети выросли
Сильными, пригожими,
В них – твое дыхание
И твоя весна.
Я бродил за памятью
По траве забвения.
Повторило прошлое
Мне всё ту же весть:
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
Но поверь, пожалуйста –
И была, и есть.

САМОВАР

Мне жаль его. За что такой удел?
В латунном теле – вмятины и дыры...
Ведь он когда-то чудно петь умел
И слыл средь прочей утвари – кумиром.

Его заправски выгнутую грудь
Почетные медали украшали.
Его, не почитая труд за труд,
До солнечного блеска начищали.

Он самым-самым компанейским был,
От зорь до звёзд верша свою работу.
И даже тот, кто чая не любил,
Гонял ту влагу до седьмого пота.

Из тех, кто собирался вкруг него,
Иных уж нет – тому виною годы.
Утиль, как говорят, цветной металл.
Печальный рыцарь – медный самовар.











МАМАЕВ КУРГАН

Я в этот зал в который раз
Вхожу в обычный, мирный час.
Не изувеченный, нетронутый войной.
Нет на груди моей наград,
За тот, за бывший Сталинград.
Они у тех, которых нынче нет со мной.

Верни их, Время, хоть на миг!
Поставь в шеренгу средь живых,
Под небо чистое, на волжском берегу.
Когда-то здесь они
Сурово поклялись:
Назад – ни шагу!
Смерть проклятому врагу!
Из них был каждый свято прав.
Изведав муки переправ,
Нечеловеческих и яростных атак...
Поклон тебе, простой солдат!
За легендарный Сталинград...

Где те, кто браво начинал
Весь этот жуткий сериал,
Кто по земле пронёс чудовищное зло?
Нет в Сталинграде их могил –
Их снег, как саваном, покрыл,
Другим каким-то, уцелевшим, повезло...

Неужто, Курт, неужто, Ганс,
Дел дома не было у вас,
Что ослепило вас и сдвинуло с орбит?
Нет ваших пасек и садов,
Есть чёрный след и слёзы вдов,
Есть мир, который вам всё это
Не простит.


МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОМ

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!

Мой путь не указан никем на Земле.
Как вечность, в лицо – горизонт.
И не было детства, и робости – нет,
Есть тайны на тысячи вёрст.

Мне песен привычных не встретить в пути.
Не ждет меня добрый очаг.
Как долго я буду за счастьем идти?
Чей взгляд остановит мой шаг?

Быть может, взлечу. Или – крылья
На слом...
Быть может, обманет
Любовь...
Лишь ты, мой забытый, мой маленький
Дом,
Опять меня примешь
Без слов.

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!


***

Всё чаще думаю о смерти.
Всё чаще задаю вопрос:
Зачем я жил на этом свете
От соски до седых волос?

Как не было, так нет ответа.
Деянья смертных – суета.
Летящая во тьму комета.
С горы бегущая вода.

Вот умер вождь, вот лошадь пала.
Вот бросился на сушу кит.
Вот храма божьего не стало,
А Золушку – купил бандит.

Зачем искал я, желторотый,
Неповторимую свою?
Зачем солдат какой-то роты
Убит в неправедном бою?

И всё же, дьявольская рожа
Не заслонила мне святой.
Я жил неправедно, но всё же,
Не разлучался с добротой.

И пусть всё тщетно век от века.
Я счастлив тем, что довелось
Побыть в обличье человека
От соски до седых волос.

ПОРОСЯТА
Радке – вместо шоколадки

Жили-были поросята:
Белый, серый, полосатый.
Белый – Кузя,
Серый – Том,
Полосатый – Тили-Бом.

Кузя целый день слонялся,
Том – в густой грязи валялся.
Тили-Бом всё время ел
И толстел, толстел, толстел.

Раз по старому мосточку
Поросятки шли цепочкой.
Только вдруг – беда случись!
Скрипнул мост и рухнул вниз!

Крикнул Кузя: «Караул!»
Том бубнит: «Буль-буль, буль-буль...»
А толстенный Тили-Бом
Скрылся в речке топором!

Эй, ребята-молодцы!
Неужель вы не пловцы?!
Мигом с берега ныряйте,
Поросят-свинят спасайте!

Кузю к берегу толкают,
Тома – за уши хватают,
А толстенного свинюшку,
Как огромную подушку,
Вверх тянули всем селом.
Звали братца – Тили-Бом!


***

Ты – моя оптимальная
Женщина.
Знаю, сердишься (ты ведь –
для Господа).
Между мною и Господом –
трещина.
Ты моя. Пропади эта трещина
пропадом!






















ЭТО БЫЛО ДАВНО...

Почему ты, ямщик,
Перестал песню петь?
Стал, как хмурое небо, унылым?
От чего на дорогу не хочешь смотреть?
Что внезапно тебя огорчило?

Это было давно,
Лет семнадцать назад...
Вёз я девушку тройкой почтовой.
Помню дивную стать,
Помню ласковый взгляд
И платочек...платочек шелковый...

Попросила она
Чтоб я песню ей пел.
Я запел, а она подхватила.
Мчались кони мои -
Только ветер свистал!
Словно гнали нас чёрные силы...

Вдруг патрульный разъезд
Перерезал нам путь!
Грянул выстрел, и жутко мне стало:
Вижу – пуля вошла
Прямо в девичью грудь,
И голубка, как цветик, увяла.

Перед смертью она
Мне шептала с трудом:
Из тюрьмы я на волю бежала!
Опостылел мне тот арестантский притон,
Каторжанкой безвинно я стала...

Вот и всё. Как во сне
Я её хоронил.
Горько плакал над свежей могилой,
Оттого, что дивчину навек полюбил,
А судьба нас – навек разлучила...

Эта быль, эта даль,
Как любовь, как весна.
Не подвластны запретам суровым.
Круглолица была,
Словно тополь, стройна,
И покрыта платочком шелковым...

















***

;; ;;;;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;; -
;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;
; ;;;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;.
; ;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;
;;; ;;;;;;;; ;;;;;;
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;.
;;, ;;;;;;;, ;;;;;:
;;;;; ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;;
;;;;;-;;;;;; ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;; ;;;;;;; ; ;;;;,
;;;;;;;;;; - ;;;;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;;, ;;; ;;;;;;.
;; ;;;;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;;!
; ;;;;; ;;;;;;;
;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;!
;;;;;. ;;;;. ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;.






***
;;;;; ; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;
; ;;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;.
; ;; ;;;;;, ;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;-;; ;;;;;; ;;;;;.
; ;;;-;;;;; ;;;;;;-;;;;;;;;;;;
;;;;;; ; ;;;;, ;; ;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ; ;;;;;;;;;.
; ;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; ;;;;.
;;; ;;;;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;; ;; -
;;; ;;;;;; ;; ;;;;; ;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;;.
- ;;;;;;;, ;;;;;;;! ;;;;; ;;;;;;;;!
;;;; ;;;;;, ;;;; может, ;;;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;, ;;; ;;;а;;;;;;;; ;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;;, ;;; ; ;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;! ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;;;,
; ;; ;;;;, ;;;;;;; ;;;;, ;;;;;;;.











КОНИ

;;;;-;;;; ;;; ;;;;;, ;;; ;;;;;; ;;;;.
;; ;;;;;;; ;; ;;;;, ;;;;;;; ; ;;;;;;;.
;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;;, ;;;;;;;;;;;;.
;;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;,
; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;; ; ;;;;;;.
; ;;;;;, ;;; ; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;,
;;;;;;;;, ;; ;;;;, ;;;-;; ;;;; ;;;;;;:
- ;;;;;! ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;;;;;;; ;;;; (;; ;;;; ;;;)
;;; ;;;;; ;; ;;;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;...
;;;; ;;;;; - ;;;;;;;;, ;; ;;;;; ; ;,
;;;;;;; ;;;; ;;;;;;; - ;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;; ;;;; ;;; ;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; “;;;;;;;;;;;;;”.
;;;;;;;;;; ;;;;;. ;;;;; ;;;;; ;;;;;.
- ;;;, ;;; ;;;;, - ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;,
;;; ; ;;;;, ;;; ;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;;;.
; ;;;;;;;; ;;; ;;; ;;;; ; ;;;;.
; ;;;; ;; ;;;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;;.
;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;; ;;;;;;;;;;;;.


ПУСТЬ БУДЕТ ГОД СЧАСТЛИВЫМ

;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;.
;;;;;, ;;;;; ;; ;;;;;;;;...
;;; ;;, ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;?
;;;;; ;; ;;; ;; ;;;;; ;;;.
;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;;; ;;;; ;; ;;;;;
;;;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;
; ;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;, ;;; ;;;;;;; ;; ;;;
; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;
(;;;, ;;;;;;;, ;; ;;;;;;;;
; ;;; ;; ;; ;;;;;;;).
;;;;;; ; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;,
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;;,
;;; ;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;;; ;;;;;; ;;; ; ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;;:
- ; ;;;;; ;;;;;; ; ;; ;;;;...
; ;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;;,
; ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МУЗ

***
;;;;; ; ;;; ;;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;
;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;-;;;;;;;.
- ;;; ;;;;, - ;;;;;; ;;; ;;; ;;;;...
;;;;;;;;; ; - ; ; ;;;; ;; ;;;;;.

***
;;;;; ;;;;;;;; ;! ; ;;;;; ;;;; ;; ;;;;
;;; ;;;;;;;;;; ;;;, ; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;.
; ;;;; ;;; ;;;;;;;, ; ;;; ;;;;;;;;; ;;;;,
; ;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;.



















***
Снова долго не будет лета...
А всему-то пустяк виной.
Просто к солнышку наша планета
Повернулась другой стороной.
И взметнулась во тьму кромешную
От Лапландии ледяной
Королева, та самая — снежная,
Существо красоты неземной.
Вот лицо обжигает холодом.
Вот уже стекленеет река.
И повисли угрюмо над городом
Затвердевшие облака.
Тем, которые на экваторе —
Исключительно повезло:
Солнце им, вроде доброй матери,
Круглый год излучает тепло.
Только я им совсем не завидую.
Снег и зной не берусь венчать
Развернется планета и выйду я
Птиц, летящих домой, встречать!
И такая весна мне достанется,
Что бескрылого — окрылит!
Пусть зима на щеках порумянится,
А земля моя сладко поспит.







***

Дай мне руку твою
Я побуду факиром на час.
Я тебя через ночь
Поведу в неземные широты.
Где Персей с Андромедой
И призрачно легкий Пегас,
Что домчит нас с тобой
Прямо к райским воротам.
Ни тревог, ни забот
В этом мире.
Одна тишина.
Здесь беззвучная Лира,
И лебедь не кличет подругу.
Здесь Ковша не наполнить
Рубиновой влагой вина.
Здесь холодная Вечность
И ставшая вечной разлука.
Вот и кончился час.
Я уже не всесильный факир.
У меня лишь одно
И простое желанье:
Дай мне руку твою.
Ты мой теплый и ласковый мир
И земная звезда неземного сиянья.






***

Я покину Россию без боли.
Я оставлю ее навсегда.
Закатаю в рулон ее поле,
Брошу в сумку ее города.
Разолью по горластым бутылкам
Синеву ее рек и озер.
Прихвачу большаки и развилки,
И дроздами освистанный бор.
Распахнутся державные двери,
К чужакам пропуская меня.
Им привычны смешные потери.
Кто я — искра большого огня?
Я пойду с переметной сумою,
С молчаливым нательным Христом
За счастливой заморской судьбою
И найду ее призрачный дом.
Там, как феи, красотки нагие,
Там роскошно и приторно жить
Будет мне госпожа ностальгия
В чарки горькую одурь струить
Русь, отечество... Все в миг единый
Напрочь в памяти зыбкой сотру
Только справлю обряд лебединый
В русском царстве-мытарстве умру.






 К ЖЕНЩИНАМ

Удел ваш труден и суров,
Но, ради бога, — потерпите!
Не говорите грубых слов
И, если можно — не курите!
Не верьте, что слова любви —
Мотив заезженной пластинки.
Высот ее достойны вы,
Все — и брюнетки, и блондинки!
Все, кто стирает и печет,
Все, кто растит детей без мужа.
Не уставайте от забот,
Не охлаждайте сердце стужей!
Как ваша нежность хороша!
Как ваша женственность прекрасна!
Какое дивное богатство —
Простая женская душа!














***

Катился непутевый Колобок.
Знал мураву и кочки бездорожья.
При этом думал: «до чего хорош я!
Таким, видать, меня придумал Бог!»

Но вот однажды шарик-булка сник.
Катиться лень, не в радость окруженье.
И вдруг  - мыслЯ: «Женись-ка ты, мужик,
На колобке с иголками, на Жене!

- У ней полно изюминок внутри.
А коль захочешь, будет их поболе…»
Сошлись два колобка по доброй воле
И катятся бок о бок с стой поры.

У той, что ныне с лысым колобком,
Две-три иглы остались в обхожденьи,
И в той потере лиха нет для Жени,
А, впрочем, речь сегодня не о том.

Не стану я обкрадывать Эзопа
И так скажу особенной из фей:
- С рождением тебя, моя зазноба!
Твой Дон Кихот, твой Золушк
И Орфей.





***

Устав служить работе прежней,
Перенося ее с трудом,
Пришел я с доброю надеждой
В таинственно-огромный дом.

Его хозяин – бог во плоти,
Лучась голубизною глаз,
Сказал: «Ну, что же, я не против.
Будь, если сможешь, среди нас».

С тех пор прошло три долгих года,
А может – тридцать быстрых лет,
Я шел, порой не зная брода,
На чей-то звук, на чей-то свет.

Ночами снились мне каналы,
Поля, ровней которых нет,
То, вдруг, бумажные завалы
Мне застилали белый свет.

Буклеты, перечни, проспекты
Меня разили без ножа.
И я убил в душе поэта,
Мелиорации служа.

В железной клетке хозрасчета
Моя смятенная душа…
Кипит подрядная работа!
Жизнь и светла, и хороша!

Семья: жена, детишки, внуки –
Такой банальнейший пустяк!
Они ко мне не тянут руки –
Я им – бесчувственный чужак.

К чему мне небылицы Лема,
Великий Бах, француз Курбе…
Есть у меня программа «Время»
И жуть – по сводкам КГБ…
***

По задворкам бытия кочуя,
Не взывая к милости богов,
Я спрошу себя – чего хочу я?
И признаюсь честно: ни-че-го!

Вот моё безжизненное поле.
Ни былинки тут, ни валуна.
Чтобы сесть да и поплакать вволю,
В том желаньи – не моя вина.
 
Отчего судьба скупа на счастье,
Отчего на тяготы щедра?
Кто ей дал, бесплотной, столько власти?
Может, те, кто народился зря?

По задворкам бытия кочуя,
Всё ещё одушевленный ноль,
Вдруг опять всесильным стать хочу я,
Взяв судьбу-злодейку под контроль.

Пусть моё безжизненное поле
Прорастет полезною травой
Пусть удача встретит хлебом-солью
Мужика с седою головой.













СТИХИ
О
РОДНОМ КРАЕ
















РОДИНА

Здесь зорь не окликают петухи.
На коромыслах вёдра не трезвонят...
Но как забуду давний сказ реки
И переборы дедовой гармони?

Я часто там, где пахнет тузлуком,
Где топчут луг стреноженные кони,
Где ветер к морю белым лепестком
Баркас рыбацкий торопливо гонит.





















АКСАРАЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ

Герою Социалистического Труда
Салимбаю Сисекенову, чабанам
совхоза «Аксарайский» посвящается...

I
Проходили века.
Города превращались в руины.
Гасли звёзды и реки
Терялись в барханных рядах...
Только эта земля,
Нареченная мертвой пустыней,
Бесконечно сгорая
И, вновь возрождаясь, - жила!..
Мчались дикие кони.
Клинки в поединках встречались,
Неуемной вражде
Отдавая кровавую дань...
Год за годом нужда
Над батрацким житьем потешалась
- Все по воле Аллаха, -
Внушал незменно Коран.
День и ночь степняков
Здесь дубленые седла качали.
Сёк их лица буран,
Грело пламя привольных костров...
Здесь рождались батыры,
Которым отцы завещали
Край суровый любить
И хранить ремесло чабанов.

II
Едва лишь сумерки уйдут,
И дрогнет шелк зари,
К неблизким пастбищам ведут
Отары чабаны.
Они бессменно - в стынь и зной
Вершат свои дела...
Для чабана простор степной -
Что небо дла орла.
Здесь ночь предольно коротка
И долог день забот...
Здесь горький запах полынка
Душист, как вешний лёд!
Наперекор молве пустой
Вглядись в степной наряд:
Своей, особой красотой
Барханный край богат!
Богат безбрежный Аксарай
Людьми, чья слава - труд!
Здесь вырос смуглый Салимбай,
Здесь начинал свой путь.

Сколько раз без коня
Он пески пересек?
Сколько слабых ягнят
От невзгод уберег?..
Сколько вахт скоротал
Без покоя и сна?
Сколько людям отдал
Дорогого руна?..


Светлый путь чабана -
Будто вечной зарей -
Увенчала страна
Золотою Звездой!
III
Из всех бесчисленных забот
В работе чабанов -
Зимовка, стрижка и окот –
Основа всех основ.
Здесь воплощается итог
Больших и малых дел...
Здесь проза кочевых дорог,
Где ты грустил и пел...

В груди становится светлей,
Как от живой воды,
Когда машинки стригалей
Гудят на все лады!...
Какой окупится ценой,
С чем сравнишь миг такой,
Когда пушистое руно
Вздыхает под рукой?!

Штампуй смелее, старина,
Чернильный адресат!..
С тюками чудо-волокна
Грузовики спешат!

Прохладней степь и легче путь
Среди крутых бархан!..
Во все концы страны везут
Твои дары – чабан!
IV
Как просто,как легко понять
Тревогу чабанов:
- А смогут ли сыны принять
Дела своих отцов?..
Мальчишкам снится космодром
И ширь других планет!..
Отара, стрижка, сочный корм -
До них им дела нет...
Владеть искусством степняков -
Не каждому дано.
Не всякий сменит тихий кров
На зыбкое седло.

Но кто-то, улыбнувшись вдруг,
Сомненья оборвет:
- Мы краски загустили тут...
Живет чабанский род!
Его традиции годам
Едва ль перечеркнуть!
 Светла чабанская звезда!
Высок чабанский труд!

V
Полынь дышала горьковато-пряно.
Ночная птица плакала в степи.
Созвездья тлели,горбились барханы.
И чутко спал мой добрый друг Хаби.
Он и во сне опережал кого-то,
Ногами ощущая стремена...
Нелегкая, тревожная работа
У тех, кто выбрал долю чабана.
Залаял пес - ретивый страж отары.
Неужто - волк?.. Он здесь нередкий гость...
Но мир царил в загонах и кошаре.
Хозяин знал: в сей раз балует пёс...

- Хаби, а ты сменял бы степь на город?
Ведь ты, пожалуй, здорово устал?..
К тому же - годы: уж давно не молод.
Что сам постиг - другому передал...

Молчит казах, изобразив дремоту.
Но я-то знал, что он про сон забыл...
В ладонях скомкав жесткую бородку.
Чуть помолчав, ата заговорил:

- К чему пустое дело предлагаешь?..
Мне будет скучно в городе твоем...
Ты только гость и потому не знаешь,
Зачем я стал совхозным чабаном!
Я шел с боями к логову нечистых.
Страшней шайтана та война была...
Э, сколько сильных, молодых джигитов
Земля бесценным даром приняла?..
Без тех друзей я час победный встретил,
Без них вернулся в знойный Аксарай,
Где всю войну лишь старики и дети
Пасли овец  с  утра и до утра...
Во всем солдатском,степью опьяненный,
Худых овец, как лекарь, оглядев,
Я взял герлыгу и в овраг зеленый
Погнал отару, прыгая в седле...

...С тех пор чабаню и зимой и летом...
А ты про город... Постарел,устал...
Бледнела даль. Земля ждала рассвета,
Как некогда Хаби день мира ждал.

VI
Зарождается день,
Поднимая багряное солнце.
Пробуждается степь.
Птица раннюю песню поет...
В легкой дамке тропа
От становья чабанского вьется.
Человека в седле
Утро к новым свершеньям зовет.
Kтo сказал, что в наш век
Счастья ищут в профессиях ярких,.
Что профессии эти
Всем прочим свой ритм задают?..
Космонавт и чабан,
Врач, геолог, поэт и доярки -
Все на равных правах
В созидательном марше идут!

Колосятся хлеба,
Светят реки расплавленной стали,
Рвутся к звездам ракеты,
На реках плотины встают,
В рейс идут рыбаки.
Озирая бескрайние дали,
Неустанную вахту
Степные батыры несут!

В ГОСТЯХ У ЧАБАНА

Пар звенящий срывается с губ.
Мчится конь, сани борозды стелят.
Дальний хутор огарками труб
В ночь струит горьковатое зелье.

Взят с разгона последний подъем!
Стража пёсья забила тревогу!..
Вот кошары, вот маленький дом.
Тут и кончилась наша дорога.

- Эй,хозяин! И вот он в дверях -
Смуглолицый, внимательный,добрый
Тот, о ком на селе говорят:
- Скуп на речи, да в деле проворный!

...Стыл на окнах морозный узор.
Тихо пел самовар меднобокий...
Мы вели с чабаном разговор
О кормах и суровой зимовке.

Прозы этой шершавая суть
Волновала,тревожила,грела...
...Нет,не всякий осилит твой путь, -
Человек, степью признанный к делу.

Хмурых туч кочевые стада
Ветер гнал над заснеженной ширью...
И горела, как солнце, звезда
На груди у степного батыра!

***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет -
Дам нехитрый совет:
Собирайте пожитки и - в путь!

Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
На лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится
И уходят на лов,
Рыбаки, люди щедрой души.

Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.




ВОЛГА

Я в разлуке с тобою намаялся,
Распознал,что такое грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.

Зачерпну голубого сияния
Из твоих вековечных зыбей...
- Здравствуй, Волга,любовь моя давняя!
 Я опять возвратился к тебе!..

Видел я,как в наряды песцовые
Вьюги кутали ветви берез,
Как синичек в комки леденцовые
Превращал ошалевший мороз.

В том краю пахли зори малиною,
И малиново пел соловей...
Все там русское было, все близкое, -
Только не было Волги моей.

Шорох волн в шуме леса угадывал,
В свете окон - огни пристаней...
Я тальянке беспечной заказывал,
Чтобы пела о Волге моей.

Снились ивушки мне длиннокосые,
Парус, чайкой летящий в рассвет...
Осетры - глупыши остроносые,
Косяком заходящие в сеть.

А когда долото навостренное
Приносил шустрый дятел в сосняк,
Мне казалось, что лодку смоленую
Конопатит веселый рыбак.

Без тебя, моя Волга, намаялся,
Распознал настоящую грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.























***

Превыше всех желаний есть одно:
Куда б тебя судьба ни заносила,
В пути житейском порастратив силы,
Мечтаешь побывать в краю родном.

Вдохнуть настой ромашковых лугов,
Напиться синей тишины из речки.
Поесть домашних щей и пирогов,
Поспать на сундуке у русской печки.

Здесь все до слез любимо и светло,
Загадочно, безбрежно, первозданно...
Пусть много лет в разлуке утекло,
Ты, милый край, был в сердце постоянно.

Как к материнским ласковым рукам,
Щекой прижмусь к земле далеких предков
И все верну, что уступил годам,
Ночам бессонным,штурмам и разведкам.

Родимый край! Благословенный будь!
С тобой нетруден самый трудный путь.








***

Тускнеют краски уличных огней,
Стихает город за окном устало...
Я ухожу за памятью своей
Путем знакомым, к милому причалу.

Тревожу криком предрассветный час,
Сложив упругим рупором ладони...
И вот, росой обрызганной кулас,
Ко мне степенно перевозчик гонит.

Опять заря над глиняным бугром
Под грай ворон багряный мост наводит.
И весело порожнее ведро
О звонкой влаге разговор заводит.

В лицо струится горько и тепло
Кизячный дым и луговая пряность...
Неужто все, родимое село,
В тебе таким же до сих пор осталось?

Не позабыть тебя, не разлюбить
Как все, до бесконечности родное.
Крепка с тобой связующая нить,
Моё неповторимое Цветное.






***

Час рассвета. Уловистый ерик
От зари золотисто-багров.
Сладко чавкает илистый берег
Под копытами важных коров.

Петухи-менестрели востока
Медью песен врываются в сны.
Рыжий кот на овине высоком
Мылит лапку и фабрит усы.

С добрым утром, покосы и воды!
С добрым утром, идущие в путь!
Неизбывная нежность природы
Да наполнит вам свежестью грудь.
















ГОРОД ЩЕДРОГО СОЛНЦА

Пожухли гроздья спелых звезд.
Ночь извела чернила...
- Не нарушай круговорот,
Довольно спать,светило!..

    - Готов к распевке птичий хор.
Не подводи капеллу!..
Сигналь начало,дирижер!
Приступим,Солнце, к делу!

И вот, стряхая влагу рос,
Прорезав кромку тверди,
Встает над городом колосс
Сияющим бессмертьем!

Лицом и сердцем просветлев,
Иду навстречу солнцу...
Будь славен день! Пусть твой напев
По солнцеграду льется!

От радости парусом выгнута грудь.
Упругая силища в мускуле каждом!..
Привычные липа,знакомый маршрут,
Но я не иду - проплываю фрегатом!

Забыт и развенчан домашний уют.
Пусть мебельной чинностью стены любуются...
Свое предпочтенье тебе отдаю,
Весенняя, звонкоголосая улица!

Вот этим причалам и этим мостам,
Пришедшим на смену бревенчатой утлости.
Прозрачным фонтанам, каналам, садам,
Наполнившим город мой песенной юностью!


АСТРАХАНЬ

Отыщешь ли грустной провинции след?
Здесь новь половодьем ширится!..
- Послушайте, Астрахань - сколько вам лет?
И ты отвечаешь, смеясь: – Четыреста!

В тебе воплотили, работой горя
Все самое доброе,самое лучшее
Твои неустанные мастера,
Твои мастера всемогущие!

Будьте ж вечным и гордым нарядом земли,
Человечьи жилища многоэтажные!
И вы - железные журавли,
Ваши высочества - краны монтажные!

Пусть солнце течет, пламенея на улицах.
Благословенно такое пожарище!..
Огромное - сделано!
Большее - сбудется!
Мира, удач вам и счастья,
Товарищи!









В АРБУЗНОЙ СТЕПИ

Арбуз - малиновая свежесть!
Арбуз - и катится слюна...
Всех благ тому, кто холит,нежит
Тебя с утра и дотемна!

Смакуем сладость! Объеденье!
Твердеет сахар на губах...
Без полосатого спасенья
В степи иссушенной – труба.

Едим арбуз»- по телу нега,
Как от хмельного клонит в сон...
Но встал шофер, дымнул «Казбеком»
И трижды долбанул в клаксон.

Трехтонка львицей зарычала.
- А ну, братва, кончай десерт!.. .
Встаем,как будто много лет
Мы скалы на спине таскали.

Арбуз - гудящие ладони.
Арбуз - и ты сплошной поклон...
В полоску – небо, водогоны,
В полоску щи и краткий сон.

Забыт комфорт родного дома.
Но разве в этом соль и суть:
Мы выполняем по три нормы,
А это - главное в страду.

***

Тороплюсь через луг,
Босиком, налегке...
Ждет меня давний друг -
Дед-рыбак на реке.

Лишь заря отгорит,
И луна вскинет глаз,
Я и мудрый старик
 Сядем в юркий кулас.

Будут весла и шест
Щук в протоке будить.
Будет повести дед
О былом заводить.

Как родился да жил
На кулацкой земле,
Как гусей сторожил
На лугу по весне.

Как по книгам скучал,
Как на взморье ходил.
Так любовь повстречал,
А потом – схоронил...

Как в избе по ночам
Грудь сжигала тоска...
Как на сходке сельчан
Порешил кулака.

И утёк из села:
Хлеб да поршни в мешке...
Долго, долго жила
Ярость в сильной руке.

То сжимала приклад,
То взлетала клинком...
Шел сквозь пули солдат
Вместе с красным полком.

Своры белые крыл,
Сёк бандитскую шваль...
Тиф в седле выносил
И от ран помирал.

Я забуду опять
Про сомов и линей...
Будут ночь обжигать
Гривы алых коней.
Будет грозно звучать
Медь походной трубы...
Будут шляхами мчать
Парни щедрой судьбы...

И покажется мне
Предрассветной порой,
Что не дед на корме,
А Добрыня седой.
Па руках - чешуя,
В лодке рыба - горой...
Так и встретит меня
Утро новой зарёй.
***

Ныряет сейнер, словно кит,
Созвездья тускло семафорят.
Когда устало берег спит,
Рыбак идёт в ночное море.

Форштевень режет лунный шлях,
Борта сияют позолотой.
И всё яснее добрый знак
На диаграмме эхолота.

Ночные вахты в шторм и штиль.
В них всё до мелочей знакомо.
До Пирсагата - сорок миль,
И триста  - до родного дома.

Он станет ближе во сто крат,
Когда письмом одарит суша.
Пусть говорят - морские души,
Но грусть земная у ребят.

Усталым,тихим шалуном
Корабль приблизится к причалу.
Есть добрый берег, милый дом,
А моря - будто не бывало.






БУДНИ РЫБАЦКИЕ

Растаял над Каспием день без следа.
Медузой колышется в бухте звезда...
К шхунам усталым,
К матросам бывалым
С берега в гости пришла тишина.

Над Пирсагатом - лунная теплынь!
Как говорят - на море полный штиль
На полубаке рыбакам,
Моим друзьям и землякам,
Про тополя баян тихонько напевает.

Где встретим удачу - не скажет волна.
Отыщет ее наш вожак-капитан
Грянет команда:
- За дело, ребята!
Хватит просушивать сети ветрам!..

Далекий порт, родные берега...
Вы часто снитесь в море рыбакам...
Встает путинная заря.
- Прощай, рыбачий Пирсагат!
В морской простор зовет нас добрая моряна!

Суровы морские пути рыбака.
Над ними не светит огонь маяка...
Милю за милей
Проносит под килем
И прикипает к штурвалу рука...

Крепчает шторм, щетинится волна!
Морзянка шлет тревожные слова:
– Нептун, суровый бог морей,
Не запугаешь волгарей!
Нам от отцов достались мужество и сила!



























БРИГАДИР

Новый день продолжением страдных забот
Занимался над полем погожей зарёю.
Шел со мной знаменитый в селе бахчевод–
Человек непохожий ничем на героя.

Говорил неспеша. По глазам и лицу
Чистота родниковой улыбка сводила...
-Напиши,что уборка подходит к концу,
Что бригада досрочно свой план завершила.

Я мочу. Я не трогаю чистый блокнот.
Что я знаю об этом седом ветеране?..
...Бригадир по осеннему полю идёт,
 Рукоять револьвера сжимая в кармане.

Он спешит к покосившейся древней избе.
Три ступеньки.Крыльцо.Бородатые лица.
Завывает ветрище в холодной трубе,
Под ногами тоскливо скрипят половицы.

Обрывая слова,обступали его
Табаком и навозом пропахшие люди.
Недоверчивый шепот: «Неужто - того,
Председателем нашенским числиться будет?..”
 
Он присяги на верность тогда не давал,
Глядя прямо и строго в мужицкие очи.
Был в то время в колхозе полнейший развал.
Были трудные дни и бессонные ночи.

Клокотала работа,верстались года.
Жизнь входила в широкое,светлое русло...
Две войны за плечами оставил солдат
И с победой на русское поле вернулся.

Торопились машины и пели про то,
Как богат урожай,как дружны бахчеводы...
Шёл со мной человек – неприметный, простой.
Человек драгоценной,чистейшей породы.











***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет
Дам нехитрый совет:
- Собирайте пожитки и - в путь!
Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
Па лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится,
И уходят на лов
Рыбаки, люди щедрой души.
Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный  край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.






СТОРОНА РЫБАЦКАЯ

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь...
Зори несравненные, зной песчаных кос.
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось.

Все, как есть,изведано на твоей земле.
Был твоим я подданным много зим и лет...
Если ты печалилась, как шутить я мог,
А светилась радостью - я не знал тревог.

Я твой хлеб над горсточкой благодарно ел
Я твои мелодии, где бы ни был, пел...
Непривычный кланяться,припадая пил
Влагу синих рек твоих,набирая сил.

Сколько раз снимался я с легких якорей,
Покидала молодость землю волгарей...
Были рельсы звонкие, крылья близ от звезд
Уезжал ненадолго - тосковал всерьез.

Встретишь ты приветливо баловня красот.
Что он скажет сослепу - знаешь наперед.
Ты, моя неброская, просто помолчишь,
Все, что затаила ты - враз не разглядишь.

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь,
Зори несравненные, зной песчаных кос...
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось!

ПУРСИХА

Неприметно, несуетно, тихо
Бабка эта ютилась в селе.
Пацаны её звали – Пурсихой
И кричали ей глупости вслед.

А она,ковыляя к погосту
Тяжело,как подбитый гусак,
Им грозила обшарпанной тростью.
Не по злобе, а просто так.

Всё,что есть: и кресты,и плиты
Заскорузлой рукой осеня,
Возвращалась Пурсиха с молитвой
К серой мазанке в два окна.

Что-то ела она,наверно,
Чем-то редко топила печь...
Но ни с кем о житухе скверной
Не вела заунывную речь.

Да и с кем ей делиться было:
В каждой хате,в плену у забот,
Поседевшие бабы скорбели,
Проводов кто кого на фронт...

И случилось однажды это.
Был на редкость мороз иглист...
В дом Пурсихи из сельсовета
Принесли... похоронный...лист.

Обступили её сельчане,
Будто видели в первый раз...
Вскоре дров привезли ей сани,
Дали ситца и ватный матрац...

Становилась все шире дорога,
Что тянулась к печальной избе.
Позабыв о своих тревогах,
Шли соседи к соседней беде...

...Память, память, ты все не утихла,
Все не справилась с давней тоской.
... Снег. Погост. Ковыляет Пурсиха
И грозит мне беззлобной клюкой.


















РОДОСЛОВНАЯ МОЕГО ГОРОДА

Ты начал жить, когда на яр пустой,
Овеянный мятежными ветрами,
Пришел угрюмо люд мастеровой
И дружно заработал топорами.

Напуганные гулом кулики
Насиженные гнезда покидали..,
И гордые орланы-степняки
Тесовый кремль сторонкой облетали...

Потом твою бревенчатую грудь
Славяне в панцирь каменный одели.
И поднялась над синей Волгой Русь
Лицом к врагу,могучей цитаделью!

Ты помнишь клич воинственных татар,
Железный лес их сабель искривленных...
Тебя,как зверь,обгладывал пожар,
Ликуя на крестах позолоченных.

Здесь легендарный волжский атаман
Вел на бояр людское разнотравье...
И вольности стремительный таран
Крушил гнездовья слуг самодержавья!

Ты в горести бессильно замирал,
Когда над плахой сыновей сгибали...
Ты слышал поступь грозного Петра
И грустный шаг суворовской опалы.

Ты в духоте зловонной утопал,
В крутых потемках засыпал устало...
И Волга вздутой веной бурлака
У стен твоих отчаянно стонала.

Нo грянула великая заря!
Такой вовек над Русью не светилось!
И слово «Ленин» с гулом Октября
Из края в край победно прокатилось!

Их было много,кто пошел за ним
Сквозь пламя битв, лишения и голод,
Чтоб ты сегодня, мой рыбацкий город,
Был вопреки столетьям – молодым!


















СТЕПАН РАЗИН

- Эй, ты, Филька, чёрт – пляши!..
И Филька, черт кудлатый - заплясал!
У голытьбы прошла теплынь по лицам,
Как будто Разин в Волгу не бросал
На их глазах персидскую девицу.

Они свободу пили, как дурман,
Забыв полон кандального железа...
И только он, их грозный атаман,
Тяжелой думой брови-крылья резал.

Орлиным взором разметав зарю,
Наполнив грудь былинной силой Волги,
Он подступал возмездием царю...
...А Филька пел и пляской тешил ноги.

Злой мощью наливались кулаки,
В крови казачьей ярость клокотала!..
И таяли боярские полки,
Где сабля атаманова блистала!

Ах, Стенька, Стенька, буйная душа,
Таких, как ты - едва ль пугала плаха...
Но смог ли ты ударом палаша
Избавить Русь от голода и мрака?

Как преисподней, именем твоим
Попы в церквях смиренный люд страшили.
Тебя, как назидание живым,
В железной клетке в стольный град ввозили.
От страшной казни цепенел народ.
Палач с плеча рубил живое тело...
Мертвела плоть,но праведного дела
Не смог осилить царский эшафот.

Людское море вздыбивши собой,
Оно под корень рушило насилье!
И Разин был среди идущих в бой
За новую счастливую Россию!

***

Я стою на яру.
Волга - низко, а звезды - рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном...
Здесь волхвы обращались к богам,
Здесь коней объезжали сарматы.
И блистали по берегам
Их воинственные булаты...
Уж не там ли, за той косой,
Где сигналит бессонный бакен,
Стеньки Разина челн расписной
Был стрельцами в полон захвачен?..
Стрежень синий рябила грусть.
Долго плакали стаи птичьи...
И не слышала больше Русь
Удалого: «Сарынь - на кичку!..»
Уж не с этой ли крутизны
Белой чайкой от злой судьбины
Устремилась на гребень волны
Безутешная боль Катерины?..
Я стою на яру.
Волга - низко,а звезды – рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном.
Все светлей и светлей небосвод
Над великой российской дорогой.
Слышу - басом шаляпинским Волгу
Славит розовый теплоход.


***

Старинное рыбацкое село.
Собачий лай, дрожащий свет в землянках.
И где-то в ночь отчаянно и зло
Кричит  ладами пьяная тальянка.

И бабы, на завалинке присев,
Устав от ребятишек и побоев,
Не верили, что будет в их селе
Другая жизнь, с достатком и покоем.

Не верили ни в чёрта, ни в царя,
Уснувшие вповалку на полатях,
А утром жизнь будила волгаря
Надеждой на обманчивое счастье.

О, сколько раз в безрадостный рассвет
Бударки остроносые врезались...
И хоть ловцам желали счастья вслед –
Нечасто с ним к причалу возвращались...

И снова проклинали ревматизм
Угрюмые, простуженные люди.
А к суше волны гулкие неслись
Предвестниками небывалых будней...

Иная жизнь уже брала разгон,
Из тесных люлек улыбалась чисто.
И гладила шершавая ладонь
Штурвальных, капитанов, мотористов...

В село рыбачье нынче заходи.
Ты встретишь их, морей и рек полпредов.
Им Родина открыла те пути,
Которых прежде не было у дедов.






СВИДАНИЕ

Во сне летаю – наяву бескрыл.
Беспомощный, завидую вороне...
Здесь был паром, и бодрый дед Афоня
С утра до ночи им руководил.

Лучились капли солнца на воде,
Взлетали щуки над зеленой гладью.
И ветерок трепал седые пряди
На стариковской пышной бороде.

Мне помнится афонин портсигар:
Дед клал в ноздрю щепоть табачной пыли,
Потом чихал под «Господи, помилуй»
И весь краснел, как медный самовар.

Афоня, дед! А эхо вторит «Неет!»
Качнулись ивы, зашептав тревожно.
Куда ж теперь? Простое стало сложным.
Мелькнула мысль: «Неужто умер дед?»

Вон вдалеке грузовики пылят,
Спешу туда. Вот новенькая дамба.
Здесь весело белье полощут бабы,
И ребятишки окуня блеснят.

Я опоздал сюда на двадцать лет,
Всё занят был насущным, неотложным,
Всё тешил память ощущеньем ложным,
Что с этим, давним, связи больше нет.

Вхожу в село. Не верится глазам!
До мелочей знакомое Цветное
Меня встречает щедрой новизною
И приобщает к новым голосам.

В нем многое от города, и всё ж
Когда промчится шалый ветер мимо,
Такой знакомы и неповторимый,
Настой лугов некошенных вдохнешь.

И радуешься. В сердце грусти нет,
Огнем былого не согреть ладони,
Шумит река и вьется в синеве
Белёсой тучкой борода Афони.


















***

Земля родного понизовья,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

Апрельский день широк и светел!
Он и торопит, и бодрит!
И снова мы с тобой в ответе
За всё, что будет впереди.

И начинается сраженье
За щедрый урожайный год,
За те великие свершенья,
Какими славен наш народ!

На всех у нас одна забота:
Пусть на земле, и на воде
Такая ладится работа,
Какой не ладилось нигде!

Да будет синева над полем!
Пусть зори вешние встают.
Цвети, земля моя, доколе
На ней хранители живут.

Моё родное понизовье,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

РЫБАЦКОЕ, ДОБРОЕ МОРЕ
(передача)

Свой рассказ мне хочется начать с пословицы, которая когда-то бытовала среди рыбаков: «Кто в море не бывал, тот досыта богу не молился». Некогда крылатая поговорка  давным-давно утратила свою изначальную суть,потому что люди стали сильнее, и в море идут так же уверенно,как и в заводские цеха, на широкие поля,как поднимаются в безбрежное небо.
Правда, в какой-то степени море осталось прежним. Седой Каспий не утратил своей могучей силы, не усмирил своего крутого нрава,о котором сложено немало историй грустных и трагических.
Мой дед - потомственный рыбак из села Цветное - рассказывал мне о Каспии неласковом, потому что жилось рыбакам в те времена несладко,  и, нередко, борьба с морем стоила ловцу жизни. В своё время я написал стихотворение под впечатлением этих рассказов.

Море пело извечную тему вражды.
Волны в сушу свинцовым тараном врезались,
Мы росли и, припав к материнской груди,
Колыбельные слушая, сил набирались. *
А чайки над бездной ломали крылья,
Оплакивая взятых тобою,море...
И косы рыбачек серебряной пылью
Покрывались, и блёкли глаза их от горя.
Над нами созвездья безмолвные плыли
И кровью сазаньей алели закаты...
Мы брали отцовские вёсла-крылья,
Которые волны дробили когда-то.
Но шли к тебе, море, не с ними мы.
Они оставались в домах реликвиями.
Железные сейнеры тропами синими
Без страха водить научились мы.
Мы с певучей гармонью на борт поднимались.
Капитаны ровняли форштевни «на ост»,
Нам не помощи божьей-удачи желали,
Зная твердо, что море волжан не согнет.

Сейнеры,о которых я писал в стихотворении, тоже становятся прошлым. На смену им пришли могучие крупнотоннажные суда, которым не страшны капризы моря,не нужны тихие бухты,чтобы переждать шторм.
Что же больше всего привлекает человека, впервые попавшего на Каспий? Конечно,экзотику со счета не сбросишь, но главная красота открывается в людях,связавших свою судьбу с профессией трудной и увлекательной.
Кстати, рыбаки сегодня стали «моложе». Если прежде юнцов брали в море с опаской и провожали их от берега со слезали, то сегодня целые экипажи состоят из молодежи. И командуют такими коллективами молодые капитаны, умением своим и опытом успешно соперничающие с капитанами-ветеранами.
(В эфире - фильмотечная кинопленка «Экипаж РДОСа-1524». Оператор В. Алексеев. На этой кинопленке продолжается рассказ).
У меня надолго останутся в памяти ребята с рыбодобывающего судна-1524, с которыми нам довелось выходить на промысел, и которые стали нашими добрыми друзьями. Море довольно быстро объединяет людей, делает их единомышленниками в самом главном - в работе,.
Вот неунывающий весельчак и балагур - матрос I-го класса Валерий Бесчанников. Дело своё знает отлично, выполняет его без суеты, расчетливо, он бывалый промысловик.
Редко заходит судно в бухту Пирсагат, но когда такое бывает, электромеханик Александр Иванович Рудник становится...рыбаком. На обычную «закиднушку“ можно половить жирную кефаль...Это, как говорится  - лирическое отступление. На судне у коммуниста-рационализатора большое и сложное хозяйство, и содержится оно в отличном состоянии. Ну, а если понадобится, Александр Иванович становится киномехаником. Уважают за рабочую хватку молодых бригадиров Рябца и Краснокутского. Конечно, нельзя без уважения говорить о капитане судна 1524- Анатолии Бабичеве, воспитаннике Астраханского мореходного училища. В том, что на судне – крепкий рабочий коллектив, - немалая заслуга капитана.
... Десятки судеб, десятки биографий, характеров. Но об этом не вспоминают,когда идёт лов. Промысел - главное для рыбака, и каждая промысловая ночь, несмотря на свою обычность, - всегда неповторима. Одна из таких ночей – первая, надолго осталась в моей памяти,послужила темой для стихотворения:

Ныряет сейнер, словно кит.
Созвездья в небе семафорят...
Когда спокойно суша спит,
Рыбак идет в ночное море.
Форштевень режет лунный шлях.
Летит вдоль борта позолота...
И всё яснее добрый знак
На диаграмме, эхолота.
-Косяк под килем! Стоп мотор!
И враз умолк вспотевший робот.
И, лежебока до сих пор,
Насос макнул в пучину хобот.
Ночные вахты в шторм и штиль...
В них все до мелочей знакомо.
До Пирсагата - 30 миль
И триста - до родного дома.
Он ближе, зримей во сто крат,
Когда письмом одарит суша...
Земля,рыбак не виноват,
Что морю круглый год послушен.
Он этой жизни предпочёл
Дела,что робким не под силу...
Да,он бывает зол и груб.
К тому,знать,море приучило.
...Бледнеет звездная рапа...
Рассвет «горит зарею новой»
И льются в трюм по желобам
Потоки серебра живого.

И снова хочу вернуть вас к экипажу рыбодобывающего судна-1524. План 8 месяцев экипаж РДОСа 1524 завершил досрочно и добыл сверх задания 5 тысяч центнеров рыбы. Готовятся промысловики судна и к встрече предстоящего 25-го съезда нашей партии.
Комсомольцы и молодежь судна, дали слово: завершить пятилетку к 20 декабря и дать Родине сверх намеченного 1000 центнеров рыбы. И всё же, не единой работой живут рыбаки. На судне можно посмотреть кинофильмы. С экрана телевизора сюда приходит информация со всего мира.И, конечно же, все любят читать. Одни увлекаются художественной литературой, а другие - сидят над учебниками.
Мы наблюдали, как судно пришло к плавбазе “Каспий”, и многие из молодых рыбаков шли в школьный класс, работающий на базе,чтобы сдать экзамен, или взять новые учебники. В тот день на РДОСе было особенно оживленно. Поздравляли «счастливчиков», сочувствовали «неудачникам». Потом снова было море. Была последняя промысловая ночь, завершение промыслового цикла. Впереди был порт Гаусаны, где судно разгружалось и готовилось к новому 30- дневному рейсу.
Сейчас на Каспии осень. Здесь нет листопада, зато есть шторма и туманы, есть холодные дожди, беззвездные ночи и рассветы, которые всё реже и реже окрашиваются алой зарей. Впереди у наших земляков – промысловиков Каспия – период зимнего промысла. 3а это время надо многое сделать, многое успеть,чтобы с честью выполнить слово, данное стране. Удачи вам, дорогие товарищи!
Пользуясь сегодняшней возможностью, я с удовольствием выполняю просьбу, с которой к нам обратились рыбаки: передать для их родных и близких хорошую песню. Песня, которую мы предлагаем вашему вниманию, – о земле, которая ждет вас с трудовой победой. Композитор - Исай Пиндрус,  исполняет Олег Бинтемиров в сопровождении инструментального ансамбля.

СЛУЧАЙ НА РЕКЕ

Зорька в небе занималась,
В синей речке отражалась,
Наряжала всё окрест
В золотой и алый цвет.

Просыпались пеликаны,
Цапли, лебеди, бакланы...
Клювы чистили и перья,
Песню утреннюю пели.

Только Филя рассвет не встречал.
Он, чудак, крепко-накрепко спал.

Вдруг вороны всполошились,
Заметались, закружились,
Над рекою понеслись,
Закричали: «Берегись!»

Хоронитесь все, кто может!
Выбегайте прочь из нор –
В камышах горит костёр!

Затрещали камыши-крепыши,
Сторонитесь, ежи и ужи!
К речке мчится великан,
Зверь свирепейший!
За клыкастым вслед мышата,
И трусливые зайчата,
Шутка ль дело – ротозей
На костре спалит зверей!
Рак запятился к воде –
Быть беде!
Раку тоже вреден жар -
Зол пожар.
Рак зарылся в мягкой тине
И уснул, как на перине.

Всех труднее пришлось черепахе
В костяной тяжеленной рубахе.
Как бедняжке помочь в этом гаме –
Все её принимают за камень...

У реки – суета небывалая:
Плачут звери большие и малые.
А костёр всё сильнее горит,
Всем бедой неминучей грозит...

Коршун в небо поднялся,
Покружился там и сям...
Видит он: средь камышей
Спит охотник-ротозей.

Значит, вот кто в наше царство
Забрёл!
Вот кто пагубный огонь тут
Развёл!
Ну – держись, ротозей,
Берегись моих острых когтей!
И стрелой коршун с неба
Упал,
Крепким клювом лежебоке
Поддал!
Ну-ка встань, поднимись,
Ротозей!
Погаси свой костёр,
Лиходей!

Подскочили вороны горластые,
Налетели бакланы зобастые!
Уж трепали они ротозея,
Острых клювов своих не жалея.

Тут сердито река забурлила,
Забурлила, волну покатила...
Весь покрытый подводной травою
Выплыл сом и затряс головою:
Эй, вы, птицы, зверюшки и звери,
Приведите ко мне ротозея!
Под корягу его утащу я,
Как букашку, его проглочу я!

Закричал, завопил ротозей:
Где костер, покажите скорей!
Затушу я его, затопчу,
Сяду в лодку и прочь укачу!

А костёр оказался живучим –
Не сдавался разбойник трескучий!
Бил его ротозей, что есть сил –
Наконец, укротил, победил!

А потом – суд великий чинили.
Даже Фильку от сна пробудили...
И решили крылатые жители,
И решили зубастые жители:
Вот наш сказ:
Утопи своё ружье, ротозей!
Слово дай, что ни птиц, ни зверей
Ты не будешь отныне губить,
Защищать будешь их и любить!
И запомни: с огнем не шути!
Там, где можно, его разводи!

И сказал на суде ротозей:
Я вас буду любить, как друзей,
Ротозейство своё признаю!
И ружье вам охотно сдаю.
Утопите его под корягой,
Да живите отныне без страха!
Будем, птицы и звери, друзьями,
Вечный мир заключим между нами!

И смеялась, и пела река
Возле маленького островка...
Человек улыбнулся природе.
Тут и быль наша к точке подходит.
Вы, конечно, запомнили, дети:
Плохо быть ротозеем на свете!






















ПОЭМЫ

















СОЛДАТЫ РЕВОЛЮЦИИ

Комсомолу 20-х годов посвящается

Не о вас ли
                глагольные
                реки выстелить,
Перьев жар-птицы надёргав  заново?!
Вы ведь
             тоже когда-то вершили события,
Ваши
         сиятельства, цари
Романовы...
Столетьями чёрными,
                день за
                днем,
Вы жрали Россию, как божье
                варево.
И всё же -
               отняли
                у вас
                её,
Рожденные
                гулким
Октябрьским заревом!
Они проложили
                невиданный
                путь,
Которым
            идти
                и не гнуться
                нам...
Стань вечностью,
                память,
                в которой
                живут
Солдаты и
               будни
                твои – Революция!
Потеснитесь,
                мифические геркулесы!
Встаньте,
             мраморные
Давиды,
          в сторонку!
Слушайте,
              слушайте
                новые
                песни -
Я славу пою
                комсомольцу – орлёнку!

***
Петроградская ночь ...
Город скован февральскою
                стужею.
Каждый камень оглох
От надрывных,
                тревожных гудков:
- Пролетарий - вставай!
Пролетарий - берись за оружие!
Под немецким штыком -
Пал седой, окровавленный Псков!..

Восемнадцатый год ...
Не затянуты свежие раны.
От недавних потерь
Не затихла щемящая боль ...

Не поспавшие всласть,
Не поевшие вдоволь солдаты,
За Советскую власть
Вновь уходят в решительной бой...
Сталь винтовок тускла,
Семафорят огни самокруток ...
Скулы - тверже кремня,
Паровозныи гудок напролом -
Через даль, через ночь,
Опаленным грозой первопутком,
К огневым рубежам __
За отцами спешит Комсомол!

Ни кулаки, ни юнкеры,
Ни графские сынки ...
В тех поездах товарищи
От горна и сохи.
В тех поездах прокуренных,
В холодной полумгле,
С отцами-ветеранами –
                ребята в двадцать лет...
Их злобно и неистово
Секла казачья плеть ...
Их пулями у Зимнего
Встречали в Октябре.
Им голод скулы стягивал,
Валил тифозный бред,
Но поднимались вновь они,
Сильней смертей и бед!..
- Что притих, паренек?
Ты по части музыки - не мастер?..
Есть в наличьи гармонь,
Мне её подарил
Морячок - петроградец
                «на счастье».
Тот братишка погиб ...
И гармонь - вроде стала вдовой ...
Парень грусть оборвал,
Просветлел озорными глазами ...
Словно, острая льдинка,
Растаяла складка на лбу:
- Отчего не сыграть ...
Правда, я землероб по призванью,
Но с тальянкой дружил,
Как с невестой, ходил по селу ...
Взял парнишка «вдову»,
Тронул пальцами черные планки
И забилась в дыму
Недопетая песня тальянки...

***
На России - матушке
Белые снега
Замели, завеяли
Реки и луга ...
На зарю тревожную,
В злую сторону,
Провожала девушка
Парня на войну.
То ли хлопья падали,
То ли грусть-печаль
На шинель солдатскую,
На девичью шаль...
- Не грусти, желанная,
Я живым вернусь.
Лишь от злого ворога
Мы очистим Русь...
Зацветет черемуха
Под твоим окном.
Травы изукрасятся
Зоревым огнём...
Верю - счастье прочное
Будет на земле,
Верю, свадьбу шумную
Справим на селе!

***
Стихла дробная песня колес.
Просигналил подъем паровоз ...
Эх, гармонь, голубые
                меха ...
Помолчи,
            подожди паренька...
В сотни грозных смертей –
                штыки!
Краснозвездные катят
                полки!
Кто упал - не стони,
                не плачь!
Кто в строю - не бросайся вспять! ...
Впереди - багровеет флаг!
Позади - побежденный
                враг ...
Ну-ка, кто еще хочет
                в Псков?! ..
Славься, армия
                большевиков!

Не успел трубач
Протрубить отбой,
Как враги опять
Начали разбой...
Прет со всех сторон
Белошерстный сброд!
Каждый пёс - вожак
Стаи псов ведет.
Там Сибирь в огне,
Там Сибирь в слезах.
Там рассеял смерть
Адмирал Колчак.
И трубит трубач
На обратный лад:
- Ты крепись, держись,
Красный Петроград!
– Слушай, товарищ,
Война
        началася!..
Бросай
          свое дело!
В поход
          собирайся!
Не ветра шумят,
Не река течет -
То российский люд
Под ружье встает!
- Комсомолец!
- Я!
Подтянись, браток!
Становись в отряд,
                грудью на Восток!.
Кто замешкался?!
Кто разинул рот?!
Комитет - закрыт:
Все ушли на фронт!

На деревне - весна
С щедрым солнцем
                и влагой обильной.
Как просила зерна,
Как томилась по плугу земля!..
И такие глаза
У девчонки веснушчатой были ...
А парнишка держал
Под уздцы вороного коня.

Обживали грачи
На осокоре старые гнезда.
Позабытый ветряк
Шевелил перебитым крылом ...
И священным крестом
Мать печально смотрела
                с погоста ...
А безусый боец
Легче ветра поднялся в седло.

***

У тесовой избы
Багровеют кулацкие лица.
У кого-то к обрезу
Привычно тянулась рука . ..
- Жаль, уходит вожак ...
этот паря на мушку просился ...
- Незамай ... Без него
Легче будет рулить мужика ...
Как паршивых щенят,
Изведем комсомольскую шайку ...
Их - в щепоть уместишь,
Нас, как в поле траву - не сочтешь.
- Ты бы меньше, Егор,
Шлялся к бабам, да спал на лежанке ...
Эту красную голь
Только пулей меж рёбер проймешь ...

***
Тронул парень коня.
Закудрявилась пылью долина ...
Он вернется еще!
Он очистит от гадов село ...
Ты не очень грусти
По отважному парню, дивчина,
Трудно русской земле.
Обступила Антанта её.
Тесно вражье кольцо.
В нем республика юная - остров ...
Но железной стеной
За неё коммунисты стоят!
И не сбыться тому,
Чтобы белогвардейская свора
Одолела в борьбе
Краснозвёздных солдат Ильича!
Бугульма, Бугульма...
Раньше часто ль
                тебя вспоминали?
Бугульма, Бугульма,
Хлещет в грудь огневая метель...
Здесь припали к земле
петроградские славные
                парни...
А в атаку – не встать,
И не счесть командиру потерь...

Наседают враги...
Пулемет тишиной захлебнулся ...
Раскаленный свинец
На посту коммунара сразил ...
Но поднялся герой:
- Комсомольцы врагу не сдаются!
И еще четверых
Из нагана в упор уложил ...

Теплый ветер струил
Опаленное сечами знамя...
Слава дальше пошла
С комсомольским
Невельским полком!
– Слушай, юный боец,
Ты – как песня крылатая, – с нами!
Ты живешь средь живых
Прометеевым
                вечным огнем!
Новый день над Невой,
                как усталый боец,
                поднимался...
Рвали серое небо
Осипшие глотки гудков...
- Добровольцы – в поход!
- Ты, товарищ, в отряд записался?!.
- Комсомолец, а ты
Породниться с винтовкой готов?!
В дымной казарме
Тесно от тел...
- Где тут, товарищ,
Приемный отдел?..
Глянул солдат
В голубые глаза:
- Что, воевать собралась,
Егоза?..
Здесь боевую приписку
Ведут.
Только вот женщин -
На фронт не берут.
- Ишь ты!– вмешался
Солдат-бородач,
Фронт тебе, девка, -
Не сладкий калач...
- Грамоту знаешь?
- Училась не зря.
Я гимназистка...
- Тогда - в писаря...
- Ладно смеяться!
Смотрикось – княжна!
- Мне не перо,
А винтовка нужна!
Всем адресован
Призыв Ильича.
Значит, Россию
И мне защищать!..
- Верно, от букв
Не отвыкнет рука. ..
Надо вперёд
Одолеть Колчака!

Фронт на тысячи вёрст.
Вся Россия в великом походе.
День и ночь поезда
По натруженным рельсам стучат...
Ноет рана в плече,
Но в огромной, суровой работе
Чётче линий клинка
Бьётся светлая мысль Ильича.

Нелюдимы поля.
Не дымятся фабричные трубы.
Сотни ртов воспаленных
Смыкает голодная смерть.
Но в сумятице дел
Вождь про юность тревожную думал, -
Ту, которой война
Не дала букваря одолеть.
Ту, что шла на фронты,
Погибала в отчаянных схватках,
Не успев полюбить,
Лучшей песни сложить к пропеть ...
Эта буря - пройдет ...
И ребята в шинелях солдатских,
Позабыв о войне,
Будут с книгой за партой сидеть.
- Половодье огней
Потечет в города и деревни.
Ширью нив и плотин,
Мощью домен России вставать!
И на мирных фронтах
В самой главной, ударной
                шеренге,
Комсомолу идти
И трудом –
Коммунизм утверждать!

***
В голодном Питере -
Витрины голы.
И только плакаты
Зовут сурово:
- Все на борьбу с Деникиным!
А по грязному льду,
Через улицу,
Тащит санки
                буржуй
Отбуржуенный.
А на том возу
Пища скудная...
- Ох, и жизнь на Руси
Стала трудная!..
О шампанском вздыхать
Нынче где уж там ...
Пожевать бы теперь
Вдоволь хлебушка.

А рядом - сударыня,
Бывшая барыня.
В шубке модной,
                бобровой,
Продырявленной...
А в ботиночках -
Не шелковый шнур,
А верёвочка,
Свет-пеньковая...
Тут лакеям бы
Службу сослужить,
Да по-новому
Начал Питер жить!
В сотни ног
                река,
Русло - улица.
- Что стоишь, буржуй,
Мокрой курицей?!
Не затягивай
Церемонию!
Пропускай вперед
                комсомолию!
- Атаманов бить
                на Кубани нам.
Не угодно ли
                за компанию?
Ветром полощется
Красный флаг.
Гулом по улице
Твёрдый шаг.
Заря пламенеет
На ружьях
И лицах -
Идет на Деникина,
Юность столицы!

***
Какого вы были
Сословья и званья -
История помнит.
История знает!
Вы быстро мужали.
Вы рано седели...
Над вами не песни,
А пули звенели.
Вас белые гады
Живьём зарывали...
И зубы прикладами
Выбивали.
Буденновки ваши
Клинками рубили.
Вас в лютый мороз
Босиком выводили...
Но билось в вас сердце
По-юному чётко...
И прочь отступала
Любая невзгода!



***
Зимнюю кампанию
Вряд ли начинать.
Будет войско белое
По Москве гулять!

А Москва щетинила
Сабли и штыки!
Били свору белую
Конные полки.
Покачивались в сёдлах
На боевых конях
Ребята удалые,
Солдаты Октября
Им огонь – в лицо,
Пули в грудь летят,
Но они коней
Не бросали вспять!
Шли и шли они
Через дым и смерть,
Чтоб с родной земли.
Ворога стереть!
Чтоб чиста была
Даль рассветная...
Чтоб стояла Русь,
Русь Советская!

***
Рано жил Баян,
Песенник-гусляр...
Эх, не видел он
Этих соколят!
Эх, не слышал.он
Про Буденного,
Да про армию
Первоконную!
С ней бы
Мчался в бой,
Гусли за спину,
Шашку по ветру,
Шашку – в гадину!
А потом бы встал
С трубачами в ряд,
Да сложил бы сказ,
Про лихих орлят!

***
Пролетарии чистились,
Штопались, брились.
Медью светлели
И весело пели:
- Полюби меня,
Красна девица!
В моем сердце кровь
Вином пенится...
Я портки зашил,
В бане парился..
Сам ceбе до слез
Распонравился...
А она ему отзывается:
- Ах, не можешь ты
Мне понравиться...
Доколь будут лезть
Банды Врангеля,
Ты не смей глядеть,
парень, на меня!

***
И новый клич
На сотни верст.
Зовет трубач
В другой поход!

- Не мешкайте, товарищи!
Нё тратьте лишних слов!
Гони барона черного
От крымских берегов!

Плечом - к плечу.
Ружьем - к ружью
Орлята красные
Встают!
- Прощай, поля!
- Прощай, завод!
Уходим мы
На Южный фронт!
- А ты, буржуй,
Будь умницей,
Бери метлу -
Драй улицы!
- Охоты нет
Ружье держать,
Сажай деревья -
Будет сад!..
А у нас пока
Поважней дела:
Нам сломать еще
Надо Врангеля!
За Перекопом -
Воет старый мир,
Успех пророча
                черному барону.
Им чудится,
Как в Зимнем, в аранжир
Встают министры
                чинно перед троном.
Как их, недавно
Выбитых из гнезд,
Большевики согбенные
                встречают...
И прежние лакеи
Пенный мёд
Им в золотые чарки
                наливают.
Но те, кого они секли кнутом,
Оброками и голодом ломали,
Сплоченные невиданным вождем,
Невиданными ратниками стали!
Не для того с оружием в руках
Они на бой смертельный поднимались,
Чтоб вновь орлом двуглавым на века
Распятая Россия увенчалась.
Их марш победный не остановить!
Не запугать ни тифом, ни Антантой!..
Нет сил таких на свете, чтоб сломить
Великой революции солдата!


***
Пьет осеннюю хмурь
Многоглавьем
Василий Блаженный...
В гимнастерках худых,
В сапогах, не чиненных
                с рожденья,
На торжественный съезд
По Москве
               комсомольцы идут.
Ненадолго война
Отпустила ребятам затишье.
Где-то пели клинки
И ревели стволы батарей...
Где-то насмерть стояли
Солдаты,
            почти что
                мальчишки,
Против банд атаманских
И белогвардейских цепей.

***
Лишь вчера тот, кто зал
Переполнил горячим дыханьем,
Был в кулацких деревнях,
Где  маузер - вместо креста...
Среди ночи вставал
Выполнять боевое заданье.
На тифозном вокзале
Тревожного поезда ждал.
Не затихли бои...
Враг всё в том же,
                зверином обличьи...
Но улыбкой Ильич
Согревал исторический зал...
Вместо тезисных строк,
Изменив неизменной
                привычке,
Он в блокноте своём
Школу будущего
                рисовал.
На притихших парней
Майским ветром со сцены дохнуло...
Про такое забыть
Ни в бою, ни а окопах нельзя...
Будто в светлую даль
Перед юностью дверь
                распахнули
Ильичёвы слова:
- Всем учиться, учиться, друзья!
Это - завтрашний день!
Обмелеют антантовы силы,
Пусть кому-то в подполье
Придётся ещё побывать.
А кому-то с винтовкой,
Как это в семнадцатом было,
Большевистскую власть
На своей стороне утверждать!
Будет жечь Перекоп
Ураганным свинцом
                комсомольца.
Будет топкий Сиваш
Зыбкой стынью
                солдат обнимать...
Будет Красный трубач
К Волочаевке звать добровольцев.
Будет орден побед
На груди Комсомольца сиять!

***
Через толщу времён,
Через гул величайших
                событий,
Все тревоги познав,
Закалившись огнями
                фронтов,
В шлеме с алой
                звездой,
Ясноглазый, живой,
                романтичный,
В наши будни вошёл
Комсомолец
                двадцатых годов!
Он сегодня в тайге
Золотые огни
                зажигает.
У могучих ракет
На границах России
                стоит!
Создаёт города,
Мыслью в тайны земли
                проникает...
На стальном корабле
По космической
                трассе летит!
Время старит слова,
Разрушает сверхпрочные
                сплавы.
Гаснут звёзды, моря
Уступают границы начал...
Но бессильны века
Погасить комсомольскую
                славу!
- Здравствуй, крепни, дерзай,
Легендарный союз
Ильича !


Май - сентябрь 1968 года



















АЛЫЕ СНЕГА

 Астраханцам - солдатам
Революции посвящается


В карауле бессменном
                железный
                солдат,
Навсегда
             обрученный
                с гвардейской
                винтовкой,
Как святая
               святых,
                охраняет покой
Тех, кому не
                пришлось
                видеть это
                огромное море
 Человеческих лиц
                и плывущих
                знамен,
Слышать
            песенных
                строк небывалые
                были...
Этот город,
               пронизанный
                солнцем
                насквозь,
Вечным запахом
Волги и
          разинской волей,
Отстояли
            в борьбе
                люди новых
                времен
Для грядущих
                потомков,
В наших
           буднях
                и праздничном
                ритме
                колонн.
Как живые,
                как равные
                среди идущих
Вы,
   кто в самые
                трудные дни
                Октября,
Через
       вражьи
                заслоны,
                атаки и
                голод,
Прометеевым,
                вечным
                огнем
                пронесли
Революции
               алое знамя!

I
Ночь январская,
                морозная,
                белая,
Ей светиться
                и пахнуть бы
                праздничной елью,
А она расходилась,
                как зверь
                очумелый,
Из-за каждого
                дома
                кидаясь
                метелью.
Кувыркается
                лист
                по заснеженной
                улице –
Кувыркается,
                рваными
                строчками
                катится...
Газетенка
              мещанская -
                тонкокрылая
                жужелица,
Сегодня – на службе
                у белоказачества:
«Все, кому надоели
Разруха и голод,
Бесчинствующая анархия,
/Читайте - красная/
Не медля,
             объединяйтесь
 С вольным
                казачеством!
Идите на выручку
Бедной России!..»
Стонет
         снег
              под
                тяжелыми
                сапогами.
Над снегом -
                шинели,
                как коршуны,
                стелятся.
- Растерзаем,
                заколем
                штыками тех,
                кто к сермяжным
советам
           клеится!
Вольготно
              в Астрахани
Белому сброду!
Давно не
            мечталась
Такая свобода...
Здесь купцы-
                толстосумы,
Эсеришки
               прытки
Казачки -
                вольные...
А красных -
                щепотка.
Ружьями да
                пушками
                ставь
                резолюцию:
останется пшик
                от красной революции!
Веселятся, тешатся
Белые офицеры,
Дамы в шелках!
Мишура фейерверком!
Льется вино,
Нежно стонут фужеры...
Будто не было Зимнего
                и грома «Авроры»,
В театре – премьера,
Билеты - проданы.
И снова - дамы,
При них - офицеры...
До слез приятно,
До слез уютно:
В театре спектакль
Под названьем ’’Венера”...
Всё - спокойно.
Все - на месте.
Никаких эксцессов...
Никаких волнений,
Слово офицеров -
Слово чести:
- Первыми против красных
Не начнем выступленья!..
А на поясе каждого -
Сытый револьвер,
В черепе - план,
Обмозгованный ставкой...
- Плевать на драму,
Не до «Венер»...
С часу на час
Просигналят атаку!

II

Город спит
               безмятежно,
                как стан
                Ермака,
Опоясанный
                ночью,
                тревожной и
                долгой.
И блестит,
             как огромное
                тело
                клинка,
Ледяная
           броня
                убаюканной
                Волги.
Отряхнуть бы тяжелую
                ношу реке,
Закричать бы
                реке краснозвездным
         солдатам:
- Враг
        крадется,
                как вор,
                а дозорный пикет
Захлестнуло
                внезапным
                казачьим накатом!..
Но молчала
                река, и
                спокойные
                сны
По ресницам
                солдатским
                бесшумно
                скользили...
Сколько раз,
                под обманчивый
                звон тишины
 Сыновья
              твои
                лучшие
                гибли,
                Россия?!
Ночь, как
              уголь,
                черна,
                молчаливы
                дома.
Ленты улиц -
                доверчивей
                детских
               ладоней...
Обступила
               мятежная
                банда
                врага.
Каждый
           пост
                боевой,
                в каждом
                красном
                районе...
И залаяли
             ружья.
Смертельный
                металл,
Разорвав
            тишину,
                захлестал...
А рассвет -
              не спешил,
                а рассвет -
                не вставал...
Не смолкал
               до рассвета
                отчаянный бой,
До рассвета
                кипели и глохли
                атаки...
И редел
           краснозвездных
                защитников
                строй...
К роковому
                концу
                шла неравная
                схватка...
Одного против
                яростной белой
                цепи,
Командир
              оставляет
                солдата Мавлюта.
Здесь не
             надо
                накладывать
                мушку на цель...
 Как с живым крепко
                сросся
Мавлют
           с пулеметом.
Мать,
       ты сына в Яксатово
                больше
                не жди...
Не сыграть
                ему свадьбы
                в родимом ауле...
У Мавлюта -
                безмолвное
                сердце в
                груди:
В нем
         засела
                одна, но -
        смертельная
                пуля.

III

Раскололось надвое
                небо
От грохота пушек,
От людского гнева.
От улицы - к улице,
От дома - к дому
 Набатом разносится
Голос Ревкома:
- Товарищи рабочие! Вставайте дружно!
Революция в опасности!
Беритесь за оружие!
И пошли
            отовсюду,
Бородатые - хмурые,
                юные -
                строгие.
За отцами -
               сыны, матери -
                за сынами,
Не крестясь,
                переступая теплые
                пороги.
На след
          в снегу -
                ложится след...
Где свищут
                пули –
        нейтральных
                нет!
- Бери винтовку, храни
                рубеж!..
Белоказачий
                рази мятеж!
И знамя -
            вожак и
                святыня тысяч, -
Как птица
               над морем
                людским
                парило,
Расправив
               крылом
                несмолкающий
                клич:
- Рабочие -
              объединяйтесь!
В единстве –
                сила!
И снова,
           как в годы
                разинской
                вольницы,
Стены
         выгородив
                на все
                четыре,
Замкнув
            ворота,
                нахмурив
              бойницы,
Вставала
             крепость
                грозной
                твердыней.
Здесь те,
           кто вчера еще,
                спозаранку,
 В порты
            и заводы
                дыханье
                вселял,
Стоял у
          станка,
                гладил
                доски
                рубанком
И молотом
              плющил
                багровый
                металл...
Сегодня,
           тревожась
                единой
                тревогой,
 Сплотившись
 В одну
          монолитную
                рать,
Пришли астраханцы,
                чтоб город
                на Волге
В сраженьях
                от белой
                чумы отстоять.
И каждый
               оружия
                просит
                в руку:
- С винтовкой -
                боец, без винтовки ~
                нуль...
А их, на десяток
                просителей -
                штука,
А к штуке
              приданое -
                дюжина пуль...

И с этим придется
                без жалоб
                и страха
Почти невозможное
                пережить.
Блокаду прорвать –
                и в последней атаке
Врага опрокинуть
                и победить!
Накатываются, прут,
                ошалело и тупо,
Белые цепи
                в спиртном угаре.
Оскалив винтовки,
                шапки
          и зубы,
- Даешь
           на расправу
                Минку Аристова!
И осекались ораторы,
                «смирительные»
                схлопотав,
Тыкались нелепо рупорами
                в землю.
Которые – надолго,
Которые – навсегда,
Кровавым снегом
Закусывая
               похмелье.
И снова
           ломили:
Потери – не в счет!
Рассудки дурманила
                волчья работа...
И вновь
          у Пречистенских
                ворот
Встречали штыки
                и огонь
                пулемета.
А за Волгою
                ветер протяжно
                стонет,
На форпостинский
                берег
                поземкой
                плюет...
В Атаманской
                станице,
                как
                стая
                воронья,
Всполошилось,
                раскаркалось
                зажиточное
                казачье.

- Нам восставшие - братья,
                и дело просит,
Чтобы
          мы
             не ютились
                в сторонке!..
- Валите, любезные!..
Кровью и
             плотью
Мы будем
              служить
                вам без
                платы и срока!..
Через волжский лед
Пушка катится...
- Принимай гостей,
                свет-казачество!..
Без гармони мы,
Да без водки мы,
С пулеметами,
Да с винтовками.
Не по бережку
Мы идем гулять,
А снарядами
Красных угощать!..
Голь сермяжная,
Большевистский сброд,
На помин души
Приглашай попов!

 - Слушай,
        белая свора,
                Ревкома слова:
- Не к лицу
               нам
                пощаду
                вымаливать
                слёзно!
Мы
   сожжем
             атаманские
                гнёзда дотла,
А радушных
                хозяев -
                турнем
                по морозу!..
Если волк и волчица
                в логово
Не от пуль и непогоды прячутся,
Быть в зверином семействе прибыли
Лишней крови в разбоях яриться...
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час.
Потревожим твою
Голубую стынь,
Проведем по тебе
Ледоколов клин...
Ни потехи,
Ни прихоти ради
Мы дорогу рубить
В тебе ладим.
Чтоб с форпостинских мест
Вражья сила
В наш израненный стан
Не ломила,
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час...

IV

В Каралате
                рассвет
                непогодой
                мутит.
По завалинкам
                трутся
                мужицкие толки...
- Где нынче
                правда?
- За кем итить?..
- Как
           разобраться
             в такой
                суматохе?..
Кулачьё
          распинается:
- Все к казакам!
- Большевицкий
                застрельщик -
                наемник германский!..
- Будя врать-то!..
Он к
     волжским
                местам
С детства
             сердцем
                причален...
Он наш - крестьянский!..
Задолдонил
                колокол,
Хмурь разорвав.
Волглая
          медь
                позвала
                к исполкому...
- Слышь-ка,
                от красных
                приехал
                солдат...
- А кукиш -
                не видел?
Казачий конник!..
Пучат
        избу,
         налитые
                жаром
                слова.
Все
    еще
         спорят,
                а спорить
                нечего:
Встал
       председатель
                из-за
                стола:
- Слово
             имеет
                красногвардеец
                Левченко!..
- Товарищи!..
Броское
           слово
                оратора,
Как
     солнце
              проникло
                в ловецкие
                души.
Что
    шип
         кулаков
                и брехня
                провокаторов!
Вот
     этого
          хочется
                всласть
                послушать.
- Рабочие
             Питера и
                Москвы
Великим
            почином
                встряхнули
Россию...
С насиженных
                мест.
Смели
Царя
      и с ним -
                всю прочую
                буржуазию!
Теперь
         вся земля,
                все покосы
                и воды
Без пошлин
                доверены
                вам
                навсегда!..
Но есть
          еще враг,
                и святую
                свободу
Мы
    вместе
             должны
                от него
                защищать!..
Там Астрахань
                штурмами
                белых
                измучена.
Ей надо
          помочь,
                и подмога
                лучшая -
Продуктами
                красногвардейцев
                снабдить!
- Долой оратора!
- Наслушались лозунгов!
- Ступай,
                где-нибудь
                поищи дураков!..
- Ловцы!
Пособим
            осажденному
                городу...
Посля
        доберемся
                и до
                кулаков...

V

Над городом -
                зарево в
                тысячу зорь!
Прогорклого
                дыма
                косматые
                пряди...
В мятежное
                небо
                кремлевский собор
Стыдливо
              кресты
                золоченые
                прячет.
От бога ли
              крепости
                помощи ждать?
Земная, живая
                и смертная
                рать
К стене
          крепостной
                прикатила обозы.
В них - хлеб и
                недавних
                уловов
                груз.
В них -
          братства
                и дружбы
                великая сила!
Да разве
            удастся
                такой союз
Врагу
          одолеть
                и свети
                в могилу!
А там, у обозов –
Живой
         частокол:
Шагами
           ворочая
                снег багряный,
Из дальних
                уездов,
                станиц и сел
К воротам
              спешат
                боевые
                отряды.
- Не обратится
                история вспять!
Минуло
          время позорного рабства!
- Да здравствует
                наша,
Советская
               власть!
И наше
          рабоче-крестьянское
                братство!

VI
Тёк январь,
               рассыпая
                снега
           и морозы.
Дымом,
          огнем
                и свинцом
                воронясь...
Вдребезги разбивалась
                о крепость
                грозную
Белогвардейская,
                осатаневшая
                мразь!

Приуныло мятежное
                казачество.
Обещанную
                подмогу - как
                черт слизнул...
- Молчат
                на Дону!
- Что там -
              выдохли начисто?!.
- И кавказские,
                сволочи, ни гу-гу!..
- А тут
             агитацией
                высветлив
                уши,
К станицам
                двинули уральские...
                казачки!..
И эти,
        местные,
         бударочные души,
В села
         прут,
               жрать
                подовые
                калачи!
Как
     звери,
             пускай
                в закутках
                подыхают
Попавшие
               к нам,
                красноперые,
                в плен...
А тех,
       кто
           крамольного
                рта
                не смыкает,
Без разговора -
                под ружья,
                вдоль стен!..
- Зря надрываетесь,
Господа офицеры!
Лягте,
Заклиньте молчанием
                рот!..
Кончилась ваша
Кандальная эра!
Наша, свободная
Настает!
VII
 
Оглохший от
                грохота,
                гарью
                пропахший.
День
      отступил,
                как солдат
                с рубежа...
Ночь -
        исполинская
                черная баржа,
Звездами
             брызгая,
                в крепость
                вошла...
Не спят солдаты,
                стены дыбят
                плечами.
 Дымом
          махорочным
                бороды-
                красят.
- Эх, разуться бы,
                да к печке ногами...
- Хоть
           мельком
                взглянуть бы
                на сына, Ваську...
 Он такой же,
                как тот вон, форпостинский,
Книжку
          читающий
                ладно,
                с жаром...
- Давно из
               деревни
                не слышно
                новостей...
- Скорей бы
                разделаться
                с белым
                гадом...
А где-то
           моряна
                крыло
                полоскала,
Смолой
          продубленое,
                шитое
                солнцем...
Ловецкая
             песня
                тихонько
                вздыхала:
- Над
     озером
              чаечка
                вьется...
В тесном
            потоке
                вскипают
                слова,
Сотни
        дыханий
                по стеклам
                расклеено...
- Что там, в Питере?..
-     Как - Москва?..
- Кто-нибудь видел, хоть издали,
Ленина?..
Душно в
            казарме.
Воздух
         спертый.
Лица
       солдатские
                сморены
                усталостью...
Нахмурился,
                вспомнил
                недавнее
                что-то,
 Председатель
                ревкома,
                товарищ Аристов...
- Всё прошли,
                отмахали
                кровавыми вёрстами,
 В ту
      войну,
             бессмысленную
                до боли,
В атаки
           бросались,
               числились
                мёртвыми
 Такие же
              вот
                солдаты,
                по царской
                воле...
А в сёлах -
              горечью избы
                курились,
 И бабы,
          уставшие
                от забот
                и тревог,
Перед распятьем
                глухим
                валились,
Печально
             всхлипывая:
- Храни вас - бог...
А он -
         не хранил...
И снова бы
               падали
Солдаты,
           идущие
                в никуда,
Когда б
Революция
               от двуглавой
                падали
Русь
             не избавила
                навсегда.
Пусть
        ночь
               эта
                тянется
                трудно и
                долго...
Пусть
        нынче
                к измученным
                сон не
                придет...
Назавтра -
             лавиной,
                могучей,
                как Волга,
Мы
    белогвардейскую
                сволочь
                сотрем!..

VIII

Неподвижного неба
                свинцовый
                стяг.
Над
     безлюдьем
                кварталов
                навис
                стотонно...
Будто время
                замедлило
                четкий
                шаг.
Будто
       город
              зажало
                в кулак
                огромный...
И в такую,
              казалось,
                бессменную,
                стынь,
В затухающий
                полдень,
                слепой
                и суровый,
Как
     звенящий,
                до блеска
                отточенный клин,
Набатом
           ворвался
                гудок
                портовый...
Пора! -
Этот миг
             торопили
                не раз
В холодных
                казармах
                и яростных
            схватках.
Вставай
           для последней
                смертельной
                атаки!
Лавиной
           необратимой
                вспять,
Вскипающей
                пиками, ружьями,
                ртами,
Из пасти Пречистенских
                красная рать
Рванулась сквозь
                пули
                на вражьи станы!
И в первой
               шеренге
                железных
                рядов,
Неуязвимо
               под
                огненным
                шквалом,
Бойцом
          Революции,
Грозным
           бойцом,
Победное
             красное
                знамя
                шагало!
***
Протрубили устало
                отбой трубачи...
Враг повержен,
                разорваны цепи
                блокады.
Над могилами павших,
                склонив кумачи,
Неподвижно застыли
                живые солдаты.

Мы навеки героев
                в сердцах сбережем!
Мы запомним навек
                легендарные даты!
Революция, мы продолженье
                твое!
Мы твоих героических будней -
                солдаты!





Август-декабрь 1967 года




















ПЕСНИ


















ВСЕ НА ЗЕМЛЕ

Муз. И.Пиндруса
Слова А.Таркова


Всё на земле: города и деревни зеленые,
Реки, тропинки и травы, росой осененные,
Чьи-то надежды и чья-то любовь негасимая,
Крик лебединый и нежность, сердцами хранимая.
         Жизнь и песнь моя,
         Отчая земля!
         Ни тревог тебе, ни усталости!
         Без твоих красот,
         Без твоих щедрот
         Ни понять, ни знать
         Высшей радости.
Как я люблю вас, всесильных, покоя не знающих,
Люди, эпоху и время свое обгоняющих!
Ваша земля – это лучшее ваше творение.
Свет на земле – это вечное ваше горение.

Припев:
Всё на земле: запах сена и хлеба душистого,
Дым от костра и мерцание снега пушистого,
Мамины руки, садов кружева белопенные.
Всё на земле, потому что она – несравненная!


Песня не исполнялась и не публиковалась.


ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ГУБЕРНИИ

;;;;;;;; ;;;, ;;;; ; ;;;;:
;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;
;; ;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;; ;;;;, ;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;,
;;;;;;;, ;;;;;, ;;;;;.

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;; ;; ;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;; ;;;;;;;;, ;;;; ;;;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ОБЛАСТИ

;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;;;;;, ;;;; ; ;;;;;;;;;!
;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;, ;;;;;;,
;; ;;, ;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;;;;;; ;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;;;;;; ;;, ;;; ;;;;, ;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;
;;;;;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;; ;;;;...
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;;!
    
           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;; ;;;;;; ;;;;; ;;;! ;;; ;;;;; ;;;; ;;;;.
;; ;;;;; ; ;;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;.
; ;;;;; ;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

ЛЕТО КЛОНИТСЯ К ЗАКАТУ

Чем опечалена листва
Совсем чуть-чуть, едва приметно?
И ты, певучая трава,
На голос ветра безответна.

Что скажешь, тёплая река,
Качая лунное сиянье?
И вы, застывшие стога,
В ком ранний запах увяданья?

Не слышно слов,
Не слышно слов
Ни от листвы, ни от цветов.
И я молчу, как будто в чём-то виноватый.

Лишь тоненько – тоненько скрипнула дверца,
И миру сказало открытое сердце,
Что клонится лето к закату.
Ещё не время тихо тлеть,
И дел неначатых так много.
Еще друзья на свете есть,
Ещё пока мила дорога.

Но почему, скажи мне, даль,
Скажи, полуденное солнце:
Откуда светлая печаль
Опять со мной не расстается.



Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.

Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.













ПАМЯТЬ МОЯ

Ниже травы, тише воды мне этот день.
Выйду в него налегке, словно синяя тень.
Будет легка и повинно низка голова,
Все, что ни есть, потеряют значенье слова.

Припев:
Память моя, возврати меня в миленький край,
К светлому лугу, где пахнет дурманом трава.
К старому дому, где мальвы цвели у крыльца,
Где пригорюнилась мама, – совсем молодая вдова.

Годы прошли, но не дано мне позабыть.
Дикие камни давно превратились в песок.
Чудится мне, будто снова на мушку берет
Черный солдат меднорусые кудри отца.















ЗЕМЛЯ МОЯ – СУДЬБА МОЯ

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Помнишь ты неласковую долю:
Скрип сохи, убогое жнивьё...
Помнишь ты, когда твоё раздолье
Возродилось к жизни Октябрём!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

С песней, что без солнца согревает,
Как солдат на пашню выхожу!
Чем силён и чем богат – сполна я
Благодарным нивам приношу!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!























ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ

Муз. А.Фролова
Слова А.Таркова

Где рассветы чисты,
И поля широки,
Где паромы дают бесконечность дорогам,
Там живут дорогие мои земляки –
Люди светлой судьбы и высокого долга!

Сыновей своих полюби, земля,
Сыновей своих надели, земля,
Вечной юностью,
Вечной мудростью.
Стань их гордостью,
Стань их радостью.

Труд – как песня, как бой!
Отступать – не дано!
Бьется гулко в сердцах
Неподкупное «Надо!»
Злая сила ветров,
Зной и дождь ледяной –
Это просто традиция, но не преграда!

Сыновей своих испытай, земля,
Сыновьям своим поклонись, земля.
Всё отдай сполна,
Что родить смогла.
Стань их радостью,
Стань их гордостью.
Скоро, скоро дождям
Дни и ночи звенеть...
И в чужие края
Птиц погонит ненастье.
Повелитель земли,
Улыбнись им вослед,
Пожелай своего,
Неизбывного счастья!

Сыновей своих не забудь, земля,
Сыновей своих позови, земля,
Звоном вешних дней,
На простор полей,
Стань их радостью,
Стань их гордостью.

















Я ТЕБЕ, РОССИЯ, ПОКЛОНЮСЬ

Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Поклонюсь твоим великим травам
И журчащей свежести ручья.
Соловьям твоим, твоим дубравам,
Дорогая Родина моя!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!

Мне на долю выпало с избытком
Тихих зорь и голубых небес...
Строгих краснозвёздных обелисков
На земле отцовской и окрест...
Солнцем и цветами полевыми,
Спелыми колосьями жнивья
Вновь к тебе склоняются живыми
Павшие в сраженьях сыновья.

Припев:
Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Хлеб твой сладок, песни величавы,
Свята ширь безбрежная твоя.
Смотришь вдаль ты синими очами,
И спокойней кружится земля!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!











МАМИН ПРАЗДНИК

Будто вечно ты была седой, как ныне,
Будто молодости не было в помине.
Семь десятков трудных лет – с кем их поделишь?
Было пятеро сынов – поразлетелись...

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.

В телеграммах и открытках – поздравленья.
На столе в рядочке тихом – угощенье.
Мать вздыхает: «Сыновья-то все при деле,
Знать, хотели навестить, да не сумели».

Припев:
Мать вздыхает, глядя в чистое окошко
На проложенную в белом пухе стёжку.
Вдруг вздохнули половицы, как живые.
Оглянулась мать и охнула; «Родные!»

Припев.
По-весеннему смеялось в небе солнце!
Март позванивал капелью под оконцем!
Пять мужчин седую маму целовали,
За её рожденье чарки поднимали!

Припев:
Будто вечно ты была такой, как ныне:
На лице пропали скорбные морщины.
Рядом пятеро сыночков – плоть от плоти...
Вы, конечно, радость матери поймёте.

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.























СТАРЫЙ ДОМ

Давным-давно оставлен старый дом
С густой плакучей ивой под окном,
С крыльцом резным, с калиткой в тихий двор,
Где сказки детства бродят до сих пор.

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
О, сколько над тобой звенело вьюг,
Мелодий птичьих и грибных дождей.
И песен сердцу дорогих людей.

Когда я в путь неблизкий уходил,
Мечтая чудо встретить впереди,
Ты долго вслед мне окнами светил,
А я не оглянулся, я – забыл...

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
Мне часто снится васильковый луг,
Ночной табун, Стожар манящий свет
И самоцветы росные в траве.

В лицо мне – свет неоновых огней
И каменные выси этажей.
Троллейбусы, трамваи и такси –
Всё это есть. Но где же, как же ты?

Мой старый дом,
Мой неизменный друг.
Ты помнишь радость встреч и боль разлук.
Поклон тебе за всё, родимый дом,
С крыльцом узорным, с ивой под окном.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - РАБОЧИЙ КЛАСС

Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной.
Год от года она,
Богатырски сильна,
Расцветает, как сад весной!
Города и трассы нефтеносные,
Ширь плотин и корабли межзвёздные -
Это ваша летопись, рабочие,
Ваша суть - искатели и зодчие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество - рабочий класс!
Я бы счастья не знал,
Я бы счастья не знал,
Если б жил без горенья,
Если б день ото дня
Ты, Россия, меня
Не звала на свершенья!
Вахта мне почётная доверена-
Строить мир надёжно и уверенно!
Как бессмертным кумачовым знаменем,
Я горжусь своим рабочим званием!

Припев.
Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной!
Богатырски сильна,
Год от года она
Расцветает, как сад весной!
Вижу всюду лица вдохновенные
Тех, кому преображать Вселенную!
Чудеса не в сказках, а воочию
Это ваша летопись, рабочие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество-рабочий класс!




















КУПАЮ КРАСНОГО КОНЯ

Как будто детство озорное
Не убегало от меня...
Опять речной голубизною
Купаю красного коня.

К черте закатной клонит солнце.
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

Я в жизни этой видел много
Тревог, любви и доброты.
Что был с тобой в разлуке долгой -
Ты, отчий край, за то прости.

Припев.
Все повторилось, все вернулось,
Дорога в детство привела!
И песня давняя проснулась,
И губы зноем обожгла.

Припев.
Как будто детство журавленком
Не улетало от меня...
Блестит вода росою звонкой
На гриве красного коня.

К черте закатной клонит солнце
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

СОЛНЕЧНЫЙ ГОРОД

Ты меня подожди
В нашем городе старом,
Где весной тополя осыпают снега,
Где моряна поет
Семиструнной гитарой,
Где волной у причалов
Шумит россиянка - река.
Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной.

Если вдруг на пути
Станет сердцу тревожно,
И привальный костер не согреет меня,
Я раздвину мечтой
Исполинские сосны
И помчусь через дали
В твои зоревые края!

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется !

Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной!
Будет след заметать
Бесшабашной пургой,
Буду я бездорожьем устало шагать,
Но зажгутся огни,
Над суровой тайгой !
Будут в новом поселке
Рыбацкие песни звучать !

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце !
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной...



















ДАРИ МНЕ СВЕТ

Где отступил - туда вернись.
Дороги трудной не страшись
Беда на двух - лишь пол-беда,
К твоим следам - мои следы.
В огонь, в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой любовь моя пойдет
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим!
Не позабудь заветных слов,
Храни надежду и любовь.
Твоя весна - мой белый сад,
Твоя печаль - мой добрый взгляд.

Припев:
Другой напев у соловья.
Вдали от дома сыновья,
Но ты по-прежнему со мной,
Все тот же, прежний, но седой...
В огонь,в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой моя любовь пойдет.
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим.
ДЕВИЧЬЯ – ЛИРИЧЕСКАЯ

По-над реченькой глубокой,
По-над рощицей,
Полети ты, грусть моя, несмелой горлицей.
Оброни перо в ладони парню статному,
О любви напомни другу ненаглядному.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце – лёд.
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный,
Любовь зовет!
Я завидую подружкам, что из горницы
На свидания выходят к добрым молодцам.
Рядом плечи, рядом губы, счастье рядышком.
Только я, как одинокая журавушка.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце - лёд...
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный <
Любовь зовет!
Что без солнышка и звезд ты, ширь небесная,
Что муравушка-трава без ливня вешнего
Дорога любовь, когда ее сердца хранят.
Отвернешься - не заманишь, не вернёшь назад.
Припев.
ДЕВИЧЬЯ - ЛИРИЧЕСКАЯ
К микрофону

Я на свиданье к милому
Не тороплюсь, подруженьки.
Я на гармонь певучую
Теперь на отзовусь...

Лежат снега морозные
На тропке нашей узенькой,
И тот, кого любила я,
Оставил в сердце грусть.

Снежинки на ресницах
Снежинки на губах...
Порастеклись водицей
Твоей любви слова.

Тянулись к югу медленно
Журавушки печальные.
И речка синеглазая
Тревожилась у ног...

За дальний луг, за рощицу
Ушел он без прощания...
И смолк теперь над бережком
Гармошки голосок.

Кружится под окошком
Колючая метель.
Поет твоя гармошка
За тридевять земель.
К микрофону

Вернутся пташки звонкие
В мои края счастливые...
Весна сады вишневые
Цветами уберет...
Быть может, тихим вечером,
Походкой торопливою,
Знакомый и приветливый
Он вновь ко мне придет.
Пушиночки - снежинки
Ручьями убегут.
Заветные тропинки
Нас рядом поведут.


















И ПОЮТ СЕРДЦА РАКЕТ

Посвящается Юрию Гагарину

На устах твоих полынный запах...
К Байконуру не протянешь трапа.
Не услышишь слов твоих «До встречи!»,
Не положишь рук тебе на плечи.

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Стало вечностью мгновенье это:
Устремилась ввысь твоя ракета!
Самой светлой среди звёзд звездою
Сын земли пронёсся над Землёю!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Разделила тьму комета клином...
Боль утраты в крике лебедином...
Но встаёт заря над Байконуром
И поют сердца ракет – Юра!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт
Небо крылатым бессмертье даёт!
ЛЮДИ, ПОСЕДЕВШИЕ ДО СРОКА

Дома вас не сразу узнавали,
Изучая с ног до головы.
Вас на фронт юнцами провожали,
А назад пришли седыми вы.

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока –
Высшего вам счастья на земле!

Мир принёсший городам и хатам,
Как я рад, что ты со мной в строю!
Я тебя не только по наградам-
По делам и песням узнаю.

Припев.
Девушкам, «седеющим» для моды
Вы бы с грустью так сказать могли:
В седине - утраты и невзгоды,
От которых вас уберегли.

Припев.
Человек, поправший вражьи стяги,
Не старей ни телом, ни душой.
Я тебе, как сын, даю присягу:
Жизнь свою равнять на подвиг твой!

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока–
Высшего вам счастья на земле!
АССОЛЬ

Вспыхнула парусом алым над бухтой заря.
Выплыли с песней из темных глубин якоря.
В дальние дали, любимую крепко обняв,
Вновь уплывает моряк.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Пожелай мне доброго пути,
Моя Ассоль, моя Ассоль!

Зыбкую стежку на море соткала луна.
Тихому берегу шепчет сонеты волна.
Ветер бессонный вдогонку за кем-то плывет,
Ветер кого-то зовет.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Жди меня, ты так умеешь ждать,
Моя Ассоль, моя Ассоль...

Дымку морскую прорежет корабль голубой.
С радостной вестью примчится на берег прибой.
Руки, как крылья, взметнутся навстречу судьбе.
Счастье вернется к тебе.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Здравствуй, девушка, моя мечта
Моя Ассоль, моя Ассоль

ДРУЗЬЯ - ТУРИСТЫ

Телегазета «Все для всех!»
Музыка И.Пиндруса
Слова А.Таркова

Метель качает фонари,
Стучит в окно колючей лапой...
Но лето жёлтое горит
Передо мной настольной лампой.

Я вспомнил парня с Колымы,
Девчат веселых из Тбилиси.
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом.

Пускай порой смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме, к сроку буду!

Я землю клином бы назвал,
А компас - непонятной штукой,
Когда б с друзьями не шагал,
Вслед за мечтой по первопутку.

Не спал под звездным шалашом,
Не мёрз на вьюжных перевалах,
И друга верного потом
Не выручал из-под обвала...

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом...

Пускай смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме к сроку буду!

Я буду верен до седин
Своей профессии нештатной...
Кто в путь туристом уходил,
Тот приходил домой – атлантом...

Я помню парня с Колымы,
Девчонок смуглых из Тбилиси...
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев.





АСТРАХАНЬ

В небесах искал я свою звезду,
Ту. что в край чудес поведет меня.
И не думал я, что ее найду
В древнем городе, среди бела дня.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Нарекли тебя на восточный лад,
Лебедь белую, свят-сударушку.
И давным-давно увлекла твой взгляд
В зеркала свои Волга-матушка.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Обойду свой дом по-хозяйски я.
Здесь живет в веках, и да будет жить!
Город мой, поверь, ты – судьба моя!
Любо мне твоим гражданином быть.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!
НАШИ МАМЫ

Трудно поверить, трудно представить,
Если б не сердце, если б не память –
Были когда-то совсем молодыми
Мамы, что стали седыми-седыми.

Что я поделаю с этой печалью?
Мамины вёсны – далёкие дали.
Мамины очи небесного цвета
Словно награду несу я по свету.

Мамы-солдатки и горькие вдовы,
Хрупкие плечи, а кладь – стопудова...
Диву даешься, где взять вы сумели
Силы, которые всё одолели?

Припев:
Мамины руки покоя не знали.
Мамины руки, о, как вы устали!
Только случись, что беда нас коснётся –
Лучшей опоры искать не придется.

Пахнет на кухне домашним печеньем,
Чаем душистым, вишнёвым вареньем.
Мама, такая седая-седая
Рядом со мною – совсем молодая!

Чем заменить эту вечную радость?
Как я хочу, чтоб она не кончалась!
Мама, ты совесть моя и везенье,
Ты – мое солнце в лазури весенней!

Июль 1983 года
СТАРЬЕВЩИК

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
В шляпе дырявой, с таинственно пухлым мешком.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству,
Как я хочу вновь помчаться к тебе босиком.

Припев:
Старьё берем!
Старьё берем!
И оживает каждый дом.
Старьё берем!
Старьё берем!
Взамен любой товар даём!

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства,
Знал бы ты, сколько в душе накопилось старья!
Даже на миг никуда от него мне не деться,
И никому уступить хоть крупицу нельзя.

Припев.

Где запропал ты, смешной и слегка хитроватый?
Тьмутараканский меняла и нищий купец.
Сдам я тебе всё, чем сытно и скучно богатый,
Дай мне взамен твой волшебный на вкус леденец.

Припев.

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
Живы дворяне, – да только дворов не сыскать.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству.
Я прибегу просто рядом с тобой постоять.
Припев.
СЛОВО О КАСПИИ
Вокально-симфоническая композиция

Каспий соленый,
суровое море.
Сколько веков
Ты волною шумишь?
Сколько надежд,
Печали и горя
В глубинах своих
Ты безмолвно хранишь?

Каспий-батюшка,
Море грозное,
Каспий-батюшка,
Море слёзное.
Отчего шумишь
Ты без устали?
На кого стремишь
Гнев безудержный?

Отчего бывал
Редко ласковым,
Рыбаков пугал
Силой дикой?
Паруса шутя
В клочья разрывал,
Мачты крепкие,
Как тростник, ломал?

Сколько матерей
И печальных вдов
Носит в сердце скорбь,
Скорбь неутешную...

Каспий – суровое море
(идут вокализы хора на фоне оркестра)

Раздумья рыбачки.

- Весенняя зорька
Тепла и нежна...
Как алые птицы,
Плывут облака.
За парусом белым
Вдогонку плывут,
А в парусе
Быстрые ветры
Поют.
Надолго ушли
Из села рыбаки...
А где-то
На поле
Пошли мужики...
На пашне оступишься –
Что за беда!
Землица – не злая
Морская вода...
А Ванино поле -
Широкое море...
Вернется не скоро...
Храни его Бог!

(Продолжает звучать тема «раздумий». Постепенно эта мелодия переходит в тревожную, которая как бы возвещает что-то суровое и опасное. Идет монолог Каспия).

Монолог Каспия (мужской хор):
- Здорово, рыбак!
Как тебя величать?
Знать, не в меру силен,
Знать, с избытком умен,
Что отважился насмерть
Со мной воевать!
Может, спутал дорогу,
Прощаясь с землей?
Может, в плаванье вышел
С хмельной головой?
Или просто решил,
Что крещеная плоть
Не сгорает в огне
И не тонет в волнах?

Коли так – держись!
Коли так – крепись!
Одолеешь меня –
Не скупясь, одарю!
А сробеешь –
На участь свою не пеняй!

(Идет оркестровая картина борьбы человека с морем, в которой победителем оказывается море. Затем эта тема плавно переходит на спокойную, минорную. Идет сцена горя рыбачки).

Горе рыбачки:

Напрасно ждала ты,
Концом полушалка
С ресниц отгоняя
Тревожный туман...
Багровое солнце,
Как мертвая чайка,
Не выдержав стона,
Упало в лиман.
Заштопанный парус
С угрюмого моря
Испуганный ветер
К тебе не принес...
Белесая прядка
Безмерного горя
Застыла на смоли
Твоих волос.

(мужской хор)
Рыбачка, не плачь!
Был рыбак не из робких.
И силой завидною
Был наделен.
Он шел, как бывало,
Маршрутом нелегким,
Да море сильней оказалось,
Чем он...

(идут на музыке вокализы меццо-сопрано, как бы плач рыбачки, мужской хор так же приглушенно исполняет вокализы, скорбно и тревожно).
Проводы рыбаков.
(Идет светлое, задорное музыкальное вступление, после него вступает хор).

Над Волгой разрумянилась
Весенняя заря.
Разбужен ветром утренним
Поселок волгаря.
По всей округе
Громкий клич
Гармони разнесли:
Пришла пора!
Пришла пора!
Путинная пора!
Со всех дворов наперебой
Спешат и стар, и мал.
Как дружный улей, зашумел
Обветренный причал.
В нелегкий путь,
В морскую даль
Без песен плыть нельзя...
Звени, гармонь!
Пошире круг,
Подруги и друзья!

(Идет хореографическая сценка «Проводы рыбаков, затем музыкальный переход).
Мужской хор:
Что, Маруся, затуманила
Грустинкою глаза?
Может, милый на прощанье
Слов заветных не сказал?
Женский хор:
Просто теплая моряна
Бьет волною в берега.
Просто Маша провожает
В море друга-рыбака.

Мужской хор:
У Степана-запвевалы
Скулы тверды, как кремень.
С «крабом» флотскую фуражку
Стёпа носит набекрень.
Знает Стёпа, где удача
Косяком заходит в сеть.

Подхватывает женский хор:
Знает Стёпа, как любовью
Сердце девичье зажечь!

Мужской хор:
Куласики, бударочки,
Смоленые бока!
Девчонка в полушалочке
Целует рыбака!

Женский хор:
Ой, реченька, речоночка,
Певучая волна...
Уходит в море миленький!
Останусь я одна!

(Звучит веселая музыка, постепенно переходит в монолог меццо-сопрано)
И снова ты вышла
На берег песчаный,
Накинув на плечи
Старинную шаль.
Отсюда когда-то
Уплыл твой желанный,
Сюда принесли тебе
С моря печаль.
Прошедшие годы,
Былые тревоги
Неласковым грузом
На плечи легли.
Сегодня ты вышла
На берег отлогий,
Чтоб сына дорогой
Отца проводить.
Ты слушала радостный
Голос гармоней
И звонкие песни
Парней и девчат.
Ты знаешь, рыбачка,
С угрюмого моря
Твой сын непременно
Вернется назад.
(Звучит музыка, затем – хор)

Мужской хор:
Здравствуй, Волга-река,
Колыбель рыбака!
Пожелай нам
Удачи в пути!

Женский хор:
С первым блеском зари
От родимой земли
В даль морскую
Плывут волгари...

(Звучит финальная торжественная музыка).

Финал:
Баритон:
Расплескало флаги
Ветерком упругим.
Капитаны взяли курс «на ост».

Баритон и тенор:
Не грусти, рыбачка,
О хорошем друге,
Он любовь в разлуке
Сбережет.
Робким и нестойким –
Хмурый Каспий – горе.
Им не светит верная звезда.
Только тем послушны
И ветра, и море,
Кто сдружился
С ними навсегда.

Мужской хор:
Наши руки – в мозолях,
Наши лица – как скалы.
К нам отвага и сила
От отцов перешла.
Нас в нелегком пути,
Как огнем, закаляла,
Штормовая, крутая
Морская волна.
Зря ты хмуришься, Каспий!
Темной бездной пугаешь!
Сейнерам не страшны
Ни шторма, ни туман!
Мы с тобою поспорим!
Мы тебя переборем!
И с победой вернемся
К родным берегам!
Каспий – хмурое море!
Море сильных и смелых!
Каспий – щедрое море,
Дом родной рыбака!

(звучит финальная музыка).














АСТРАХАНСКИЕ СЮЖЕТЫ

Слова А.Таркова,
Музыка И.Пиндруса

Есть в России города светлоликие,
Мало-мальские и великие...
Их не просто разгадать,
Мудрено забыть...
Вот и мне один из них
Суждено любить.

Припев:
Астраханские сюжеты,
Поэтичные рассветы,
Купола, причалы, парки,
Лента белого кремля...
Ни к Марселю, ни к Бомбею
Я привыкнуть не сумею.
Потому что ты, мой город, –
Самый-самый для меня!

Знали ратную судьбу все твои века.
Но остыла враз от клинка рука.
Оттого Европа тут с вольной Азией
Не в соперницах живут, а в согласии.

Припев.

Очарован я тобой, свет-сударушка,
Астра-Астрахань, моя ладушка!
Унывать да горевать, знать, негоже нам!
Верю, будет всё у нас, как положено!
Припев.
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Знакомый луг, цикад ночное пенье,
В речушке сонной плещется луна...
Я вновь пришел к тебе, моя деревня –
Светлейшая и кроткая страна.

Я твой покой ничем не потревожу.
Он для меня навеки свят и мил.

Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.
Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.

Я столько раз без грусти, без опаски
Твое крыльцо надолго покидал.
И речь твою, и запахи, и краски
На счастье незавидное менял.

Железный век, стремительный и хлесткий,
Бросал меня в крутой водоворот.

А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.
А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.

Опять в ночи стреноженные кони,
И пахнет свежей мятой на лугу.
Мне хорошо, я вновь не посторонний.
Я без деревни – просто не могу.
Нагнусь к реке, глотну прохлады синей,
И враз помолодею на сто лет.
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!


























ЧЕЛОВЕК

Дитя природы – человек,
Свой первый век,
Далёкий век,
Хотел ты видеть
Без пробелов и помех.
Ты лиру выдумал, шутя,
У камня выпросил огня,
И колесо потом у солнца перенял.

Наш нестареющий девиз:
Душой и телом не ленись!
Тропу искателя пометила удача!
Мечта зовет – за ней шагай!
Не унывай, не отступай!
Ищи, выдумывай, твори, изобретай!

Стареет мир. Кончает бег
Двадцатый век –
Великий век!
Стал повелителем Вселенной
Человек!
Он все вершины покорил,
Он тайну атома открыл,
И трассы огненные в космос
Проложил!
Припев:
Земля щедра,
Земля сильна,
И всё ж она –
На всех одна.
Ей сила высшая
Для вечности
Нужна.
Сказал разумный Человек –
Хозяин гор, полей и рек:
Пока я мыслю, ты,
Земля,
Верши свой бег!

Припев.






















ОТЧАЯ ЗЕМЛЯ

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Встретить тихий рассвет, день трудом осенить –
Разве это не счастье,  не высшее право?
Мне бы только еще в эту жизнь воротить
Тех солдат, у которых бессмертная слава.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

На луга и поля буйно росы легли...
По есенинским рощам – багрянец и злато.
Удалые гармони на свадьбы пошли,
И со службы домой возвратились солдаты.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.
































ПОСЛАННИКИ
ЭДЕМОНЫ

(неоконченный
роман)









Праздные размышления счастливого человека.

Подсудимый:   Случалось ли вам встречаться с настоящим колдуном, разговаривать с ним, наблюдать его необычную жизнь и деяния? Нет?.. Тогда у вас  появилась реальная возможность заполнить этот досадный пробел.  Вы держите в руках мою книгу. Вернее, её душу, не облеченную в защитный панцирь твердой обложки. Открывайте её! Спасибо! Читайте не   торопясь, и когда перед вашими глазами появится не очень приятное слово «конец», я буду по-настоящему счастлив, ибо вы одарите меня высшей наградой – вашим вниманием. Перед маститыми писателями у меня есть важное преимущество: я совершенно никому не известен! Вы – Колумбы под сенью парусов, я – крохотный островок, затерянный в океане. Я буду жить надеждой, что вы откроете этот кусочек суши и чуть-чуть отдохнёте от суровых гримас окружающей нас действительности.
Главный судья:  Суд принял к сведению твои устремления и желания!  Ты свободен! Аминь!

Глава 1

« - …но каким бы ни оказался конец моего бытия, я благодарен силам земным и небесным за всё то, что ниспослали они мне, человеку, ставшему безродным, а по сему – причастным ко всем земным и космическим пространствам».
В последний раз, обмакнув легкое перо в чернильницу, колдун вывел под написанным нечто странное: зима 945 года.
Впереди отсутствовало целое тысячелетие, но это не была случайная описка. Именно этот год шёл по земле новорожденной державы по имени Киевская Русь.
Изрядно оплывшая свеча засигналила о своей близкой кончине. Собрав в стопку исписанные листы, старик по привычке уложил их в холщовую сумку, что постоянно висела над столом.
Время было позднее, но спать старцу совсем не хотелось. Пожалуй, он был бы рад, если бы из его жизни насовсем исчезла эта извечная и никчемная человеческая потребность.
С недавних пор Ведя чаще всего навещал один и тот же сон: безграничное пространство черного неба устремляло к его лицу маленькую звезду. Её свет обволакивал плоть колдуна нежной прохладой, делая её невесомой, освобожденной от малейшего земного притяжения.
- Не знак ли мне подает Всевышний? Хочет забрать к себе? Но я совершенно здоров, и жизнь не обременяет меня недугами. А эта звезда?.. Может быть, это я сам? Разве не одинок я? Но кто определил мне это гнетущее одиночество, для чего и во имя чего?..
В маленькой избушке Ведя многое было необычным для времени, только что им обозначенном на последней странице своей исповеди. Единственное окошко жилища не омрачалось высохшим бычьим пузырем, а поблескивало при свете дня прозрачным стеклом. И писал Ведь свои откровения не при убогом свечении лучины. Он пользовался восковыми свечами, спичками, наконец – бумагой! Все эти человеческие открытия принадлежали другим эпохам, совсем не близким, грядущим временам… Да что там свечи, спички, бумага и прочие мелочи быта, на которые колдун никогда не тратил восторженных эмоций.
За время своих фантастических странствий по белому свету и даже за его пределами, он насмотрелся такого, от чего обычный человеческий мозг мог бы обрести гигантские размеры, став автономным хранилищем величайшей мудрости. Увы, этим уникальным достоянием Ведь не мог распоряжаться вольно, по своему усмотрению.
Сколько раз порывался он научить людей грамоте, упростить и прояснить их громоздкую речь, принести в их убогие жилища ароматный свет, бездымное тепло более совершенных печей. Он мог бы одарить своих сородичей многими другими чудесами, но всякий раз благие намерения мудрого старца решительно пресекались силами, понять и сопротивляться которым он был не в состоянии.
Тайны, тайны… Вот, к примеру – дикие звери. Почему они никогда не посягали на его жилище, на него самого? В непроходимых лесах древлянской страны вольно бродили могучие и лютые медведи, бесстрашные разбойники-волки и прочие когтисто-клыкастые твари. Не мог старец объяснить очень многого и в самом себе. Например, он знал, что идёт к завершению первое тысячелетие, а вот сколько лет ему самому, определить так и не смог. Жил в обличии старца, воспринимая всё, как должное, с покорностью прилежного ученика великого учителя.
Жить среди тайн, разгадать которые не под силу даже самому могучему разуму, становилось утомительным и совершенно бесперспективным занятием.
- Дождусь весенних денечков, оставлю эту сиротливую избушку лесным духам и пойду по белому свету… Авось и отстанут от меня всякие таинственные силы. Сожжет их солнышко и унесут прочь шальные ветры.
Старик зажег новую свечу, вслух поблагодарил за службу огарок прежнего «воскового солнышка» и машинально скользнул взглядом на полку с припасами. Ему подумалось, что ломоть хлеба, сдобренный густым мёдом, пришёлся бы теперь кстати. Потом – широкий топчан, тёплая медвежья шкура. Чем не маленький рай для одинокого человека? На минуту Ведь вынужден был отложить свою соблазнительную программу и вплотную приблизить лицо к темному окошку.
- Что это там за странные странности? Свет, как средь бела дня, звонкое шипенье, как будто горящую головню в снег окунули…Свет… Очень красивый, мерцающий… Направляется к моей избушке…
Ведь никогда не испытывал страха. Это была ещё одна загадка, задумываться над которой у колдуна не было ни малейшего желания.
Раскрыв дверь маленьких сеней, Ведь с бесстрашием несмышленого ребенка вышел в тихую морозную ночь.
Совсем рядом с избушкой он увидел ИХ!
Это была та самая Троица, которая однажды лишила его рассудка, погрузила в фантастическое небытие, из которого он, красавец Ведомир, возвратился на землю предков совсем другим человеком.
Старец, Женщина и смуглокожий Юноша медленно подступали к неподвижно стоящему лесному отшельнику. Он снова видел их лица, дивные одежды, свет, исходящий от таинственных пришельцев.
Слова приветствия, добрая улыбка, жест гостеприимного хозяина – всё это осталось только сигналами в растревоженном рассудке Ведя. Непонятное таинство опять справляла молчаливая Троица.
Благородный Старец возложил свою десницу на голову Ведя, а потом плавно отвел её назад. Затем величественная Женщина коснулась груди колдуна серебристой ладонью, и он почувствовал, как сердце на какой-то миг стало безмолвным. И вот уже темнокожий Юноша устремил свои руки к Ведю и нежно обнял его.
Никто из Троицы не проронил ни слова. Только ласковые, совсем неземные улыбки озаряли чудесные лики небесных гостей. Ведю почудилось, что стоящие поблизости голые деревья проснулись от зимней спячки и, омытые голубым сиянием, издали протяжный вздох изумления.
На глазах Ведя совершалось неведомое таинство. Простого смертного оно ошеломило бы до того предела, после которого наступает лишь вечное забвение. И вот уже мягкое голубое сиянье отступило от избушки Ведя, от стволов замерзших деревьев. Оно стеклось, как волшебная вода, в одно место, которое принадлежало Троице. Фигуры небесных гостей таяли. Размылись их очертания, и только изумительные лица со своими неповторимыми улыбками всё ещё стояли перед Ведомиром. Но вот и они пропали, образовав зыбкий голубой шар, который медленно поднялся над вершинами деревьев и через мгновенье исчез в черном морозном небе.
Через минуту Ведь встрепенулся, словно кто-то навалился сзади на его плечи. Устремив взгляд туда, где только что висел голубой шар пришельцев, он почувствовал, что снова обрел дар речи. С непередаваемой болью и отчаяньем старый колдун закричал нечеловеческим голосом.
- Зачем вы преследуете меня?! Что нужно вам от маленького человека, рожденного на грешной земле простой женщиной-славянкой?! Почему опять молчали и лишили меня возможности говорить с вами?! Почему?! По-че-му-у-ууу?!!
Последнее слово прозвучало, как вой исполинского волка, увидевшего в капкане свою мертвую подругу.
В полузабытьи старец вошёл в избушку и, словно подрубленное дерево, тяжело рухнул на застонавший топчан.
***
Ведь проснулся, когда солнце, воспользовавшись редкой возможностью явить себя озябшему лесу, весело искрилось над его макушками. При свете наступившего дня ночное свидание казалось Ведю игрой воображения. Однако он чувствовал, что всё его естество словно впервые соприкоснулось с жизнью! Голова была ясной, телом руководила молодецкая сила. Чудилось, что к прожитым годам  (а может, и столетиям?) добавилось бесконечное количество обязательной и необыкновенно изумительной жизни.
- Пусть будет так! Жизнь никогда не бывает слишком долгой, а желание ощущать её бесконечно долго в человеке неистребимо!
Ведь радостно засмеялся, зачерпнул ладонями большую пригоршню снега и озорно растёр на лице пушистую благодать. Потом, слепив крутой шарик из этой самой «благодати», словно расшалившийся отрок, сильно метнул его в стоящую неподалеку ель-красавицу.
- Троица! Я знаю, что ты придешь ко мне ещё раз! Я говорю вздор? Нет! Я нужен, нужен вам, небесные странники, а для чего – вы сами об этом скажете мне, когда придет нужное время!

Глава 2

Зимний лес! Холодное, таинственное царство, наполненное тонким бодрящим ароматом! Эликсир бессмертия? Очень похоже… Долгое доброе здравие? Бесспорно – это оно! Однако…
Передвигаться по этому царству на своих двоих, пусть шибко резвых и тепло обутых – занятие хлопотливое и небезопасное. Малая дорога довольно скоро превращается в долгий изнуряющий путь.
Всё это было давно известно Ведю. Он хорошо знал свой лес, всю неблизкую округу с её полянами, оврагами, разбросанными тут и там древлянскими родовыми селеньями.
Не испытывая нужды в лошади, колдун легко преодолевал далекие расстояния с помощью лыж. Используя и на сей раз это нехитрое и гениальное средство передвижения, лесной старец решил предпринять очередной поход в «люди». Они нуждались в его «колдовских» умениях, он – в человеческой речи и посильной помощи тех, кого считал «большими детьми» матушки-природы.
Лес кончился. Ведь легко скатился с пригорка на заснеженное лоно широкого поля. Утреннее солнце разгоралось всё ярче, однако, совсем не собиралось одаривать теплом застывшую землю. Текла жизнь, неизвестно когда и где взявшая своё начало. Ведь знал, что пройдут века, не будет этого, первозданного в своей красе, ландшафта, не будет этих лесов и их непуганых обитателей. Не будет Киевской Руси… Не будет ничего из существующего ныне мертвого и живого…
Резкое сорочье стрекотанье пронеслось вдоль кромки леса. Чем-то встревоженные белобоки ловко нырнули в пространство между деревьями, откуда только что скатились лыжи Ведя. Старец остановился. Горячее дыханье  превращалось в легкий снежный пушок, оседая на волосах и бороде путника.
- Не мною напуганы сороки… От дальней излучины бора торопились… Кого там приметили? Зря верещать не будут. Подожду, передохну, на зимнюю красоту полюбуюсь!..
Тишина, сверкающая белизна снега, продрогшая синева вечных небес…
- Случись умереть мне здесь, никто не отыщет, не предаст земле, не помянет добрым словом… Был человек, да сгинул. Как всё нелепо, бессмысленно в этой самой жизни. Да и сама жизнь… Величайший абсурд, который рано или поздно исчезнет вместе со своей колыбелью…
Ведь прервал свои грустные размышления, непонятно почему посетившие его среди благодатного зимнего дня. Теперь до его слуха слабо доносились многочисленные людские голоса, отрывистое фырканье лошадей и тихое позвякивание металла.
Прошла минута, другая…А вот и само явление, первыми свидетелями которого были осторожные и бдительные сороки. Открывшаяся глазам Ведя картина не была для него в диковину. И всё же всякий раз она завораживала его своей живописностью, монолитной силой, взращенной многими жестокими праведными и неправедными сечами. Двигалась дружина, ведомая либо самим князем, либо одним из его военачальников.
- За данью направляются, пора пришла. Встречайте дорогих гостей, милостивые древляне! Насмешка судьбы – свой же люд обирать едут… Да и свой ли он для клана самозваных варяжских князей? Ведь не оставили в своей угрюмой стране ни фамильных замков, ни богатых владений. Наверное, шибко умные были те варяги, коих сплошь тупоголовые славяне призвали на княжение. Никто и никогда не разберется – что да как было, только вот один из них – перед моими глазами – не вымышленный, а совсем реальный.
Заметив на своем пути человека, всадники замедлили поступь своих коней. Тот, что выглядел предводителем, властно поднял руку. Был он молод, однако надменное лицо, жест, привыкший повелевать, говорили Ведю однозначно – перед ним ныне властвующий киевский князь Игорь. Неудачливый государь и полководец, жадный и тщеславный сын почившего Рюрика.
- Куда путь держишь, старик?! Почему не приветствуешь своего князя? Притомился, аль солнышко на глаза твои порчу навело?
Среди отроков послышался дружный смех, ободряющий речь своего господина.
- Мал человек и скоротечен, чтобы уделять ему внимание столь знатного господина. Но если ты, доблестный князь, так желаешь моего ничтожного почтения, оно уже отпущено тебе. Видишь, стою перед тобой с непокрытой седой головой и открытым сердцем.
Дружинники приглушенно зароптали, слушая не в меру дерзкую речь старца.
- Смело и благородно звучат слова твои, странник! Гнева моего не боишься? Уж не колдун ли ты вредоносный? Говори!
Князь угрожающе нахмурил брови и раздраженно стукнул рукояткой кнута по голенищу сапога.
Многочисленные глаза впились в лицо случайного встречного. Один из дружинников, склонившись к уху князя, что-то говорил ему, косо поглядывая на Ведя.
- А скажи-ка мне, мил человек, куда подевалась твоя тень? Может, убежала князя Мала предупредить, что мы в гости к нему жалуем?.. Не нравишься ты мне. Вроде и старик, а не по возрасту статен и могуч. Впору мечом тебя опоясывать да в дружину определять воем…
Теперь все: и князь, и дружинники, словно позабыв о своем главном намерении, перенесли пристальное внимание на этого загадочного человека.
При желании Ведь с легкостью мог бы выдернуть из седла юродствующего князя и ткнуть его головой в пушистый снег. Однако он был мудрее и благороднее титулованного невежи, а потому ответил князю так, как тому, видимо, и хотелось услышать.
- Воля словам твоим, князь. Я стар, у меня нет ни друзей, ни врагов, ни рода, ни племени. А тень моя всегда торопливее меня: как где застоюсь, убегает она. Догоняй, мол, болтливый старик, коли догонишь!
- Ладно, смерд, иди своей дорогой! Потешил ты нас мудростью своей и отменной дерзостью. На копья бы тебя и зверью на съеденье! Ступай, догоняй свою тень! Попадись она на нашем пути – быть ей прахом отныне и навеки! Пошёл!
Князь резко дернул поводья. Застоявшийся жеребец радостно рванулся вперед, увлекая за собой не столь многочисленную дружину. 
- Унеслись, как стая ненасытных волков. Будут отнимать у людишек то, что никогда не давали. Отнимать ныне, потом и всегда, пока не исчезнет с лика земли страна по имени Русь… Их будут славить, награждать высокими титулами – «бессмертные», «красные солнышки», «грозные»… Странно устроены люди, и странность эта неистребима в них…
Ведь продолжал стоять, словно на пути его обозначилась развилка.
- Прощай, князь Игорь… Не суждено тебе вернуться в стольный град-Киев к своей жене – варяженке Хельге. Не моя в том вина. Бог распоряжается судьбами людей, сколь ничтожными или великими ни были бы они в этом мире…
Загнутые концы лыж развернулись в нужную Ведю сторону.
- Поехали!
Рядом со своим хозяином радостно задвигалась голубая тень – тень человека.

***
Коротки зимние дни. Природу никогда не занимали людские заботы, их тяготы, случайные радости и бесконечные лишенья. Угрюмое молчание леса – вовсе не сочувствие человеку. Ему, лесу, всё равно: какие на вкус человеческие слёзы? Какого цвета кровь на теле убиенного и что значит неизбежная мгла успения…
Ведь снова писал. Нередко его рука замирала над листом бумаги, и легкое перо ожидало, когда нужная мысль созреет в голове бодрствующего полуночника. Опять напомнила о себе та, недавняя встреча: князь Игорь, дружина, затянувшаяся словесная перепалка… Сколько же дней прошло с тех пор? Впрочем, не всё ли равно. Тяготило одиночество. И в то же время жить с людьми совсем не хотелось. Ведь давно отвык от их близкого и постоянного присутствия. Так было удобнее, спокойнее… Он отвечал только за самого себя. На окружающий мир он смотрел так, как смотрят на много раз исхоженную и надоевшую дорогу.
- Ведомир… Ведомир… Когда появится луна, приходи к речке, где челны стоят… Жди меня, сокол ясный… Жди меня…
Ведь выронил перо, и на чистом листе засверкала вороньим глазом большая чернильная капля.
- Что это, господи… Откуда ты, голос милый?.. Нежина?.. Ладушка моя, где ты, где ты?!.
И опять тот же голос, как из глубокого колодца:
- Зачем оставил меня, ушёл не простившись?.. Кто отнял тебя у несчастной Нежины, кто увлёк в неведомое? Молчишь? Нас нет? Навсегда?.. Прошлое!.. Зачем оно стучится в сердце, так сладко и так жестоко напоминает о себе?
- Нежина, любимая!.. Я помню глаза твои цвета темного янтаря. И губы твои, и руки, что ложились на мои плечи… Я помню тебя, милая, помню, помню!..
Беспокойным взглядом оглядел взволнованный старец стены своей хижины. До чего же ненавистными и тоскливыми показались они ему! Деревянная гробница, в пасмурном чреве которой билось живое сердце обреченного на одиночество человека.
- Плохо мне…душно…скверно на душе, ох, как скверно! На волю пойду, морозным воздухом подышу, освобожу голову от тяжких мыслей… Сейчас… сейчас…
Ведь наспех оделся.
…и я с тобой, сокол мой… На руки возьми меня. В лесу снег глубокий, а я босая… Возьми лук со стрелами… Вдруг нечисть какая помешает нам любоваться друг другом…
Ведомир замер. Опять призрачный голос. Некого взять на руки, некого прижать к груди! А зачем лук со стрелами? Какая нечистая сила может смутить его, готового вступить в беспроигрышный поединок с самим дьяволом?..
- Нежина, ты просишь, чтобы взял с собой оружие… Будь по-твоему. Тебе из райских кущей виднее, как можно помочь своему Ведомиру-отшельнику…
Яркая луна сияла над лесом. Ведь медленно, как зачарованный, шёл от избушки, в маленьком окошке которой чуть трепетал золотой язычок горящей свечи. Деревья, деревья… А может, это вовсе не они, а те, прежде усопшие, столпились вокруг, ожидая какого-то чуда?
Вот две берёзы. Верхушки их почему-то тесно сплелись. Широкий проём между их стволами, сплетенные чудным образом вершины обнаженных красавиц… Чем не триумфальная арка, возведенная в честь Ведомира и его незримой спутницы Нежины?..
И вдруг!..
Ведь почувствовал, что ноги перестали повиноваться ему, а лыжи будто намертво приросли к затвердевшему снегу…
Глазам старца явилось жуткое виденье!
Огромный, окровавленный конь держал на себе страшного всадника, тело которого колыхалось, раздвоенное до груди фантастической силой! Залитый кровью всадник, бледное лицо которого показалось Ведю очень знакомым, заговорил голосом бесцветным, холодным и зловещим:
- Смотри, проклятый колдун, что сделали со мной твои поганые древляне… Ты знал, что они разорвут меня на части, знал, но не предупредил меня… Будь ты проклят!.. Да постигнет тебя кара небесная!..
Ведю показалось, что страшный всадник-призрак сейчас ринется на него и раздавит своей исполинской мощью.
Таинственная сила вывела из оцепенения бесстрашного охотника. Он пришёл в себя, быстро наложил на тугую тетиву лука длинную стрелу и выпустил её со страшной силой в оскаленную морду коня-призрака.
На глазах Ведя конь вместе со своим изуродованным всадником превращались в огромную снежную глыбу. Она медленно оседала, пока не превратилась в небольшой холмик, на котором не хватало лишь надгробной плиты.
Тяжелый, гулкий стон прокатился по лесу, и с ветвей могучих деревьев осыпались снежные покрывала…
На лице Ведя выступил холодный пот, отчаянно колотилось сердце, взгляд ещё долго не мог оторваться от двух берез, меж которых явилась ему бездушная оболочка убиенного князя Игоря.
- Не я накликал беду твою, сын Рюрика! Алчность твоя неуёмная погубила тебя! С одной овцы две шкуры содрать невозможно, но ты отважился доказать обратное… Месть непокорных древлян была тебе их последней данью!..
Невесть кому направлял возбужденную речь свою сын непокорного племени. Наверное, нужно было хоть немного облегчить душу, освободив её от праведного гнева и жестокой встряски, порожденной только что сыгранной сценой.
- Славная у меня получилась охота! Спасибо тебе, Нежина милая, за то, что лук со стрелами мне присоветовала! Сегодня мы были вместе, отрада моя далекая!
Глава 3

- Любава! Люба-а-ва!.. Ты где-е-е?..
Отозвался чистый девичий голос:
- Да здесь я, здесь, Искорка!
Мальчонка лет семи, в длинной рубахе, сшитой из отцовских пожиток, весело скатился с берега к сидевшей у самой воды девушке. Только что уложила она в корзину последний выстиранный рушник и теперь задумчиво смотрела на озерную гладь.
Искорка пристроился у плеча Любавы и прижался к нему горячей щекой. Она ласково обняла запыхавшегося бегунка, взъерошила ещё влажной ладонью его светлые волосёнки. Помолчали.
- Любавка… Ты бы пока не росла дальше… Я быстренько догоню твои годки и женюсь на тебе… Ты самая красивая из всех…из всех…
Любава улыбнулась и окатила синевой своих глаз смущенное личико «жениха».
- Не станется так, Искорка милый. Время остановить нельзя. У каждого своя жизнь, своя доля… И женой твоей я стать не смогу – родня мы с тобой. Невесту будешь искать в другом селенье…
На минуту оба замолчали. Обескураженный откровениями Любавы, Искорка нехотя поднялся, шаркнул ладошкой под конопатой «сопелкой». Плечики его обвисли, словно опустили на них совсем не легкую ношу.
- Ты пошто торопился-то? Дело какое срочное? За любовь твою благодарна тебе. И я тебя всегда любить буду.
Не глядя в лицо Любавы, несколько успокоенный мальчишка глуховатым голосом изрёк:
- Матушка твоя послала за тобой. Гости к вам наведывались из соседнего селенья… Чё им надобно-то?..
Сердце Любавы сжалось от недоброго предчувствия. Лет ей было уже восемнадцать, и всё чаще слышала она от своих сородичей не очень приятное для неё слово «невеста».
Корзина с мокрыми рушниками была совсем не тяжелой, но Искорка, как и подобает настоящим мужчинам, ухватил её за правое «ухо». Левое досталось Любаве. Торопиться совсем не хотелось. Она любила это лесное озеро. Она поверяла ему свои сокровенные думы и желания, свою молодую и сильную плоть, когда не в меру разгоряченное солнце начинало утомлять её.
До недавних пор всё было спокойно в душе Любавы. Привычное родовое селенье, где все были равны, где все с большим усердием и сноровкой вершили свои каждодневные деянья, плоды которых равно принадлежали всем – и старым, и малым.
Как жили люди в окрестных селеньях, как выглядели они, их жилища, - ей было неведомо, что ничуть не осложняло её жизнь. И вот теперь эта окрестность посылала к её жилищу совсем незнакомых людей.

***
 - Заходи в дом, Любава. А ты, Искорка, поди побегай или делом каким займись.
В голосе матери Любава уловила нотки непонятного волнения, а глаза её чаще обычного скользили по стенам, грубоватой утвари, по чисто вымытым половицам.
- Жаль, что отца твоего нет с нами боле… Видел бы он, какой красавицей стала наша Любавушка, какой мастерицей да помощницей в хозяйстве… Трудно мне будет без тебя и тоскливо…
- Матушка, разве леший собирается выкрасть меня или Велес задумал увести в свое царство? Что это с вами, матушка?..
- Недавно гостей проводили. Хорошие люди приходили из соседнего селенья, говорили с ними о том о сём…
- И чего же надобно этим хорошим людям от нас? Какая неотложность привела их в наш дом?..
Мать взяла за руку Любаву и вместе с нею присела на широкую скамью.
- Не бедные они, в достатке живут… Другая у них забота: женихов много, а невест нет. Как и у нас – одна родня. Вот и осмелились навестить нас… Сватают тебя, Любавушка. Жених для тебя у них самый подходящий. По всем статям хорош. Верным мужем твоим быть желает…
- Каким мужем, матушка? Разве говорила я вам, что жениха себе выбрала? Не могу я так. Не животина я бессловесная, чтобы в чужое стойло вели меня. Сердце у меня есть! С ним-то что делать?!
- Успокойся, чадо моё. Знаю, для такой красавицы достойного жениха по всей округе не сыщешь. Только не ходить же нам по всему белому свету. Так можно до старости в девках остаться.
Мать замолчала, разглядывая без всякой надобности свои натруженные руки.
- Думать надо о роде своем. Мы должны укреплять его, сохранять и множить, чтобы выжить в лихое время, не стать легкой добычей пришлых разбойников. Не нам с тобой решать – быть свадьбе или нет. Наш родовой совет скажет свое последнее слово, а перечить его воле никому не дозволено.
Любава порывисто встала. Материнские слова вконец расстроили её.
- Матушка! Всё хорошо в нашем добром семействе. Одно не по душе мне: зачем обещаете меня человеку, которого ни знать, ни видеть не привелось мне! Лучше прогоните меня или сгубите какой надумаете смертью, но воли вашей я не признаю!
Любава опустила голову, закрыла глаза дрожащими ладонями. Слёзы отчаянья и негодованья обожгли ей щеки. Пожалуй, в первый раз за всю прошлую жизнь она плакала так горько и безутешно. Весеннее солнце закатывалось, осеннее, редкое и неласковое, готовилось надолго занять место в судьбе несчастной Любавы.
- Любавушка, доченька!.. Никто тебе лиха не желает, никто не даст в обиду тебя. Мы всегда будем рядом с тобой! Ну пойми же ты это! Всё образуется! Не ты первая, не ты последняя. Так жизнь наша женская устроена. Поди, отдохни, и не надрывай сердце надуманными страхами!
Мать обняла плачущую дочь, по привычке коснулась её чистого лба сухими губами.
- Тяжка судьба родителей, ох как тяжка! Помоги мне, Любава, нести свою непосильную ношу. Одна я, но и ты у меня одна в сердце до последних дней…

***
Озеро было таким же тихим и приветливым. В зеркало его заглядывало всё, что обжило крутые берега, что скользило по синему небу, светилось в нем дневными и ночными светилами.
Вот взметнулась над гладью крупная рыбина и шумно плюхнулась в свою родную стихию, возмутив прохладную гладь широкими кругами.
- Свыкнется-слюбится… В девках засижусь до старости… Не свыкнется и не слюбится! Не будет по-вашему, хоть прогоните на все четыре стороны!
В голове Любавы одна за другой проносились безотрадные мысли. Она сама выберет себе смерть или тайно уйдет из селенья искать себе счастливую долю в незнакомых местах. Однако ни то, ни другое совсем не казалось утешением или желанным выходом из безрадостной реальности.
Отчаянье охватило Любаву и невольные слёзы вновь и вновь застилали её синие очи.
- Сидишь, голубушка, озером любуешься! Не наскучило оно тебе?
Любава узнала голос Феклуши. Не так давно привел её в родовое селенье рыжий Оляпка, пополнив работящий клан «девкой со стороны».
- Феклуша!.. Как хорошо, что ты здесь оказалась!.. Посиди со мной…Потом бадейки с водой вместе понесём. Ты ведь не сильно торопишься?..
- А куда торопиться-то? Конечно, посижу, поболтаем… Э, да ты никак плакала? Чего приключилось, а?
Феклуша терпеливо выслушала то, о чём ей толковала краса-девица.
- Правильно матушка твоя говорит: не ты первая, не ты последняя. Все мы, коли повезёт, невестами да жёнами становимся. Я вот, кажись только вчера знать не знала о муже, а теперь… Теперь вот ребятёночка ждать буду… Первенького, а там – сколько судьба определит…
Феклуша безмятежно улыбалась, как будто весь окружающий мир был создан исключительно для неё.
- Тебе, Феклуша, с женихом повезло. Любишь его, поди?
Феклуша заливисто засмеялась, запрокинув раскрасневшееся лицо к чистому небу. Когда она успокоилась от нагрянувшего на неё веселья, Любава увидела на её глазах слёзы. Только это были совсем не те горькие росинки, что высохли на щеках опечаленной синеглазки.
- Ой и скажешь ты, Любавка!.. С мужем повезло, любишь его… Видишь, до какого смеха довела меня? Да нет ничего этого! Сказали – к свадьбе готовься, к жениху поедем. В новую одёжку обрядили. Потом моя матушка нырнула под неё руками и по голому телу моему прядку льняную повязала.
- Эта нитка, говорит, тобою спрядена, когда малолеткой была. Берегла её к этому дню…
- Феклуша, а зачем нитка-то? И зачем на голое тело, а?
- Матушка говорила, что от злых духов охраняет она, от всякого сглаза. Так с каждой невестой проделывают…
- А мужик-то наш приозёрский, понравился тебе, Оляпка рыженький? Ты раньше, до свадьбы, виделась с ним, говорила?
- Понравился, не понравился… Меня не спрашивали. Руки сильные, голова на месте… А что рыжий, да лицом не красавец?.. Так ведь и я не красавица. Обнимает меня крепко и… всё остальное делает исправно. Чего печалиться-то?
Феклуша опять засмеялась. Потом сладко потянулась всем телом, взметнув над головой сильные руки.
Любава почувствовала, что жгучая печаль её приутихла, а на душе стало так легко и спокойно, как бывает у человека, без остатка покорившегося велению судьбы.
Феклуша ненадолго затихла. Оперев подбородок на сжатые кулаки, она смотрела мимо озера, мимо леса, в неведомое «никуда»…
- Ты, Любава, совсем другая, непохожая на всех нас… Красавица ты – на загляденье. Достойного жениха тебе найти ох как непросто… Обидно мне за тебя и жалею я тебя от всего сердца, а помочь ничем не смогу. Кто нас слушать-то будет…
Совсем понизив голос, молодая жена рыжего Оляпки грустно произнесла то, что таилось в её душе:
- Рабыни мы… Рабыни безвольные… Не бьют нас, не ругают, жалеют. Любите, мол, своих мужиков… А где она, любовь эта? Нет её, и никогда не быть ей. Без любви нет у человека счастья.
Феклуша встала, зачерпнула озерной водицы в деревянные бадейки.
- Пойдем, Любава. Скоро мужики наши с покоса вернутся. Негоже их пустыми мисками встречать. Две грации, две судьбы, два полюса. Одно небо над головами, одна дорожка к дому, по которой они шли вместе в последний раз. Смирение и Непокорность. Между ними Бездна. Кого она выберет и увлечет в своё вечно ненасытное чрево?..

***
Спящего человека посещают виденья. Какими они были у первых людей или у тех, кого мудрый колдун Ведь поместил в 945 год от рождения Христова? Гадать о том – всё равно, что ловить рыбу в песке.
Иногда Любава описывала своей матушке сновиденья, особенно взволновавшие её и ещё долго, при свете дня, занимавшие её воображение. Она становилась чудесной птицей, без труда парящей высоко-высоко над землей. Реки казались Любаве тонкими извивающимися нитями, горные хребты напоминали спины чудовищных драконов, а вся земная поверхность пестрела, как нарядный ковёр, сотканный из кусков драгоценной ткани.
А ещё она ощущала лёгкое дыханье неземного ветра. Он разбрасывал над головой её густые волосы, застилал ими лицо смеющейся Любавы. Когда ослабевали порывы небесного скитальца, она опускалась ниже, и взору её являлись огромные селенья, сверкающие бесчисленными огненными очами… Из этого золотого океана света навстречу ей поднимался исполинский старец с прекрасными вьющимися волосами и бородой, словно сотворенными из жидкого серебра. Юные глаза старца светились добротой и нежностью, а голос… Голос?.. Любава не могла передать словами его музыку, угадать смысл слов, что вытекали из этой божественной музыки…
- Опускайся осторожно, лебедушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся! Я твой ангел-хранитель и вечный спутник на земных и небесных просторах!..
Любава просыпалась. Тёмное чрево избы. Рядом спали люди, много людей. Пахло их телами, печным дымом… Кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то бормотал непонятные слова. А ещё слышался лай собак, лошадиное фырканье, далёкий крик ночной птицы.
Это была её колыбель, из которой ей не суждено выбраться и обрести желанную свободу. Сны были короткими, окружающая реальность – долгой, наскучившей и уже совсем безрадостной для гордой синеглазой красавицы.
 
Глава 4

В приозерном родовом селении Исидорка был человеком пришлым. Более десятка лет назад явился он сюда неведомо откуда. Ни старик, ни юноша. С большой головой, прикрытой жидкими волосами. Дорожный посох, переметная сума, изрядно поношенная одежонка. Таков был Исидорка, голубовато-белые глаза которого смотрели на сельчан жалобно и приветливо. Словом – обуза, лишний едок, возможно, праздный бродяга или беглый отщепенец, прогневивший чем-то своих сородичей.
Когда Исидорку накормили да хорошенько выспросили, оказалось, что пришелец – дока в лекарском деле. А поскольку в селении поголовно здоровых не было, решили на совете принять Исидорку в семейство и испытать на деле.
Позже, когда пришелец научил селян делать из воска свечи и высекать из камней искры для появления огня, он стал «своим» человеком – уважаемым и незаменимым.
Вот он вышел из своей каморки, сощурил глазенки от яркого солнца и, вывернув наизнанку холщовую суму, стал вытряхивать из неё сухие травинки. Мешок требовал свежих былинок да цветиков, из которых хитроумный Исидорка (имя греческое!!!!!!!!!!) приготовит нужные зелья.
Заметив идущую Любаву, лекарь ласково поманил её к себе. На его сереньком личике засветилась детская улыбка из тех, какими он не удостаивал никого, кроме синеглазки.
- Любавушка, подойди-ка сюда на малое времячко. Просьба к тебе у меня… Только что Любава относила косарям-сельчанам еду да питьё. На широкой лесной поляне орудовали они верпами, чтобы было в ненастье чем прокормить лошадок да бурёнок.
Первым оторвался от наскучившего занятия Долговязик – молодой, здоровый холостяк, чин которого в скорое время, скорее всего, обретет противоположное качество. Найдут ему невесту, как нашли мужа Феклуше, и станет он главой нового семейства.
Когда Любава передавала ему большой горшок с молоком, сородич-детина застенчиво улыбался и, неожиданно взяв её за руку, не торопился отпускать.
- Ты чего, Долговязик? На прогулку зовёшь али благодаришь за парное молоко? Мужики наши увидят – волосы тебе выдерут!..
Любава засмеялась и, освободив руку, крепко защемила пальцами нос храбреца. Теперь засмеялись все.
- Так его, лешего! Вишь, в ухажеры нацелился!..
Любава присела на траву, и, не сговариваясь, рядом с нею быстренько уселись и все мужчины.
- Хорошо тут у вас! Вот построили бы мне на этом месте высокий терем. Поманила бы я сюда молодого князя, женой бы его стала, а он вас в дружину свою возьмет! Чем траву косить, лучше в походы ходить, славу да богатства добывать!
- Дело говоришь, Любавка! Вот закончим косьбу, твой терем ладить станем, а ты пока князя молодого искать будешь. Вот с Долговязиком и поедешь до Киева. Князь там есть, только, говорят, что больно старый…
- Да нет там уже князя. Казнили Игоря – ворюгу ненасытную братья-древляне. Вдова-то его, Ольга, теперь княжит и пуще своего почившего мужа грабит да мытарит люд честной…
- Не нужна нам, Любава, княжеская дружина. Не разбойники мы…
Строгим и решительным стало лицо Любавы после мужских откровений, тревога заползла на солнечную поляну змеёй подколодной.
- Недобрую шутку выдумала я. Никого нам не надобно. Жили без князей, и дальше жить будем. Только не нагрянули бы к нам. От этих разбойников и насильников теперь ни леса, ни болота защитить не смогут…
- Правду говоришь, Любава. Вот, соседи наши, что вчера наведывались к нам по делам житейским…
Заговоривший было очередной родич мельком глянул на притихшую Любаву, и на минуту осеклась его речь.
-…так вот, сказывали они, что дружинники княгини Ольги рыщут повсюду, данью тяжкой обкладывают древлян, а мятежных да непокорных губят нещадно…
Любава тяжело вздохнула, поднялась с мягкой душистой травы.
- Хорошо беседа наша начиналась, а закончилась грустно. Ну, да ладно. На всё божеская воля… Пошла я, да и вам пора за дело…
Мужики какое-то время смотрели вслед уходящей Любаве.
- Эх!..Вот бы мне такую жену! Всё внутри переворачивается, когда гляжу на неё!
Долговязик жадно смотрел на стройную фигуру удаляющейся синеглазки, будто ждал, что она вот-вот обернётся и покличет его к себе.
Никто с воздыхателем не спорил.
- Да, к ней не посватаешься… Хотя право такое есть у каждого из нас. Ведь так?
Откликнулся самый старший:
- Держи язык за зубами, дурак долговязый! Не забывай, что обещал в своё время на селенском совете, не то мать-большуха научит тебя уму-разуму!
- Да я что…Какой я ей жених… Долговязик с лошадиной мордой… Да ещё дураком обзывают… А…ладно…
Расстроенный парень взял нехотя свою косу. Сделали то же самое и все остальные, только работать уже совсем не хотелось. С уходом Любавы на солнечной поляне словно похолодало и потемнело.

***
Любава неспеша подходила к Исидорке.
- Как чувствуешь себя, лекарь-кудесник? Чего сказать мне желаешь?
- Спасибо, Синеглазка… Чего мне желать-то?.. Всё давно отжелал я и отчувствовал… Разве яму поглубже, чтобы упокоиться в ней вовеки вечные…
- Да полно причитать, Исидорка! Ишь, ямку ему глубокую захотелось!.. Вот порешим, да поженим тебя! Хватит бобылем век коротать!
Исидорка вздохнул, словно разбудили в его душе давно замолчавшие мелодии юности, улыбка сошла с его лица.
- Ты в лес когда собираешься? Как надумаешь, дай мне знать. Попрошу тебя травки подходящей нарвать. Лекарь без врачующих зелий – уже не лекарь. А за услугу твою такое зелье тебе придумаю, что краса твоя до глубокой старости чар своих не утратит.
- С охотой исполню твою просьбу, только не нужна мне ни нынешняя, ни долгая красота. Прока от неё никакого. Тяжко мне с нею. Красавица…красавица…Лучше бы ликом Феклуши боги одарили меня. Так спокойней и радостней жилось бы мне…
Любава опустила глаза, и печальная тень набежала на ее дивное лицо.
- Вижу, что неладное творится в твоём сердечке. Что за напасть одолевает тебя, голубушка? Скажи, я умею хранить и свои, и чужие тайны, оттого и жив до сей поры…
- Да нет у меня никакой тайны… Замуж выдать собираются. Уж и жениха определили, да меня не спросили… Только не бывать этому. Вот ты, Исидорушка, и поможешь мне от такого замужества избавиться, и от жизни такой…
- Не говори так, Любава. Давай-ка присядем… Вот так…
От всех мужиков селенья одинаково пахло потом и старой, застиранной одеждой. Другое дело – Исидорка. От него исходили запахи старого дерева, ароматных трав и сладковатого дыма восковых свечей.
- Ты вот, Любавушка, не поверишь, что ещё недавно был Исидорка молодым и не таким бесцветным. Девки красные манили меня, и я охотно шёл на их любовный зов. В том роду, откуда я пришел к вам через великие муки, была у меня зазноба… Тешили мы с ней свою молодую кровь. И, наверное, мужем и женой впоследствии любовных утех стали бы. А тут любовницу мою тайную другому определять стали, свадьбу замышляли… В ту пору знал я многие лекарственные секреты, которые передал мне старый лекарь, живший в нашем селенье. Учеником я был старательным и покладистым, за что и любил меня старик-наставник и мало какие тайны скрывал от меня. А лекари, скажу тебе, люди загадочные. Одним пользу неоценимую доставить способны, другим – зло сотворить могут. Вот и представился мне подходящий случай воспользоваться коварной стороной лекарского дела.
Уговорил я свою зазнобу на скверное пособничество – дал ей порошок нужный, надоумил, как им распорядиться, чтобы злодею привить порчу долгую, но не смертельную.
Не стану утомлять тебя, Любава, подробностями содеянного. Скажу только, что после моего порошка незадачливый жених слёг в постель, усыпанный язвами… Зенки его завидущие плохо глядеть стали. Какая уж тут свадьба! Вскорости его родственники нагрянули к нам. Пошто, мол, сокола погубили, и кто приложил руку к этому черному делу?..
Исидорка замолчал, будто припоминая что-то очень важное.
- А дальше-то что было? Рассказывай, рассказывай!
Любава нетерпеливо взяла сухощавую руку Исидорки и затормошила её своей сильной ладонью.
- Сородичи мои старика-знахаря не тронули – никаких злых деяний за ним никогда не наблюдали. Другое дело – я, ученик его, да ещё замеченный чьим-то наблюдательным оком в увлечении молодухой-невестой.
Побили её жестоко, бедняжку, а мне указали на дорогу и сказали, что если попадусь им на глаза снова – убьют…
Так я оказался без рода, без племени, без моего старого учителя.
Исидорка приложил ладонь к своему высокому лбу, затем она медленно сползла к его редкой бородёнке и беспомощно застыла на впалой груди.
- Ну а у нас-то ты как оказался? Как сюда дорогу нашел, кто тебя направил на спасительную тропу?..
- Тяжела доля одинокого человека. Идешь, куда глаза глядят, спишь, где придется, абы чем утоляешь голод…Благо, пора была летняя, милостивая ко всему сущему… Лес кормил меня, учил избегать опасностей. Однако страхов и лишений натерпелся я столько, что их на две жизни хватило бы с избытком. Наступил день, когда я понял, чт из дремучего леса мне уже не выбраться. Последние силы покинули меня, и гибель моя стала неизбежной. Хотел я упасть на влажный мох, заплакать и… И тут я увидел человека, который стоял рядом с маленькой избушкой и внимательно смотрел на меня. Потом он поманил меня к себе, и я с радостью воспринял его знак. Мне было уже всё равно – леший это в образе человека, нечистая сила, колдун или ещё кто-то в этом роде. Он видел, что силы покинули меня, и быстро пошёл мне навстречу.
- Сегодня ты шёл верной дорогой, странник-изгнанник. Заходи в моё жилище, если нет желания сгинуть бесследно в лесных дебрях. Не день и не два пребывал я счастливым гостем этого необыкновенного старца. Было в нем что-то неземное, загадочное… Он казался не человеком, а богом, сошедшим на нашу грешную землю. Я много спал. Видимо, этот лесной кудесник поил меня какими-то настоями трав. Пища, которую он давал мне, была необыкновенной на вкус. Она укрепляла мои силы, мне снова захотелось жить, стать вечным слугой этого великодушного старца… Однажды  он вывел меня на крылечко своей маленькой и необычайно уютной избушки.
- Сейчас ты пойдешь дорогой, которую укажу тебе. Она приведет тебя в селенье, где мирно и благополучно живут весьма отзывчивые люди. Они приютят тебя до конца твоих дней, по достоинству оценят твоё ремесло и те маленькие «хитрости», которые ты перенял у меня. Одежды тебе ладной предложить не могу, - мы с тобой слишком разные по росту. Вот здесь дорожные припасы. Прощай, и забудь дорогу ко мне… Так надо…
Исидорке на миг показалось, что разговаривает он сам с собой, следуя по направлению, указанному старцем. Но голос Любавы напомнил ему, что рядом сидит та, которой он не сказал ещё о самом главном…
- Исидорка, голубчик, рассказывай, рассказывай дальше! До чего же интересно слушать тебя, горемычного!
Пролистав несколько страниц своей прошлой жизни, Исидорка Пришлый закрыл воображаемую книгу своего отбывшего бытия. Он медлил, словно собирался духом перед совершением чего-то очень трудного и противоестественного.
- Теперь, Любава, скажу тебе о тайне, разглашать которую меня заставляет судьба твоя неизбежная… Не знаю, добром или злом обернется моё известие…
- Исидорка… Не бойся, говори! Гнев богов наших навлеку на себя, если предам воле твоё откровение!
- Да п;лно, полно… Верю в тебя, как в самого себя, иначе… Ты никогда не задумывалась – почему такая красивая? Прости, что и я про красу твою… Вот ведь, ни батюшка твой покойный, ни матушка твоя, большуха наша, дара этого не имеют. Верно?..
- Батюшек и матушек некрасивых не бывает…
- Да, да, батюшек и матушек… Только сакжу тебе – не твои они родители, и не в своём роду-племени живешь ты все эти годы. Оба мы здесь «сторонние», хотя согреты, не голодны, не обойдены заботой и вниманием…
- Но как же, как же такое может быть?.. Не пугай меня, скажи, что это вымысел твой неподходящий!.. Так ведь?!
- Слушай и всё поймёшь… А случилось всё это лет пятнадцать тому назад. Отец твой, как ты называла покойного нашего старшого, поехал однажды в одно из соседних сел по делам мне неведомым. Конь его отмерил уже немалую дорогу, когда до слуха всадника донесся плач младенца. Он спешился и, ведя конягу в поводу, осторожно стал приближаться к сиротливому плачу. То, что он увидел, напугало его до полусмерти. На маленькой полянке, под кустом дикого орешника, лежала женщина красы необычайной. Рядом с нею, на краешке раскинутого плаща, сидел ребенок в нарядной рубашонке, заливаясь безутешными слезами. Твой отец склонился над женщиной. Она не дышала, хотя смерть её наступила недавно и не успела обезобразить чудного лица несчастной.
Вокруг – ни души, только плачущее дитя… Как он сказывал – страшная находка привела его в смятение, и поначалу он не знал, что делать. Боялся, чтобы кто не увидел случайно да не заподозрил его в злодеянии… Хоронить загадочную женщину и строить догадки – кто она, откуда, как попала в лес с малолеткой и кто повинен в её смерти, у него не было времени. Твой названный отец накрыл своим плащом тело несчастной, густо обложил её еловыми лапами и решил, что завтра, вместе с подмогой, вернется сюда и предаст земле бездыханное тело. Взяв на руки младенца, он повернул коня в обратный путь, чтобы до наступления сумерек добраться в своё селенье.
Когда же он поутру, вместе с другими селянами отыскал страшное место, женщины уже не было. Ничто не напоминало о ней. Было пусто, и лишь загадочный круг из обгоревшей травы обозначал то место, где лежало тело женщины. В село мужики вернулись испуганными и молчаливыми… А тем младенцем была ты, Любава…Когда наш старшой умирал, а я старался облегчить его муки, он и поведал мне эту страшную историю. На большом селенском совете все взрослые мужчины и женщины, все смышленые парни и девки дали обет молчания… Так появилась тайна, которую открыл тебе, Любава, жестокий Исидорка Пришлый…
Словно тгораживаясь от всего белого света, от всего прошлого и настоящего, Любава крепко втиснула в ладони своё окаменевшее лицо. Она не плакала. Она превращалась в ту Любаву, которую тщательно скрывали от неё милосердные селяне.
Исидорка умолк. Он знал, что обрушил на плечи Любавы ещё одну тяжкую ношу, но почему-то был уверен, что одно несчастье вытеснит из её сердца другое. Она будет свободной. Она этого добьется вопреки давним и строгим родовым традициям. И уж если станет она невестой, то жених её будет достойным обладателем красоты и стати чудо-девицы.
- Коли всё это правда, то я такая же одинокая, как и ты, Исидорка… Беда не приходит одна, а как одолеть силы судьбы, скорее всего время подскажет…Спасибо тебе за горькую правду. Не беспокойся, я сильная и гордая, за себя постоять сумею… А травки тебе завтра же соберу… Мама… Где-то она сейчас? Почему я не с нею? И где отец мой? Кто он… Почему…
Здоровенный лохматый пёс, нареченный Хазаром, важно подошёл к Любаве и снисходительно ткнулся влажным носом в её колено. Вождь лающей своры засвидетельствовал своё почтение юной богине красоты…

***
Селенье затихло. Каждый из его обитателей, получив дневную долю усталости, теперь с помощью сна пытался расстаться с нею. Отражение полной луны едва заметно покачивалась на глади озера, обливала зеленоватым сияньем крыши домов, дарила всем желающим длинные тени-шлейфы и бесконечную умиротворенность. Кричала ночная птица, лаяли собаки, отпугивая лесную нечисть от своих владений.
Любаве не спалось. Снова и снова думала она о том, что рассказал ей Исидорка.
- Правда ли всё это? Моя родная мать никогда не обнимет и не обласкает меня… А мой отец? Не он ли стал виной смерти своей жены? Тогда что же произошло между ними?.. А может, моему названному отцу только показалось, что найденная им женщина мертва? И что это за круг из обожженной травы? Ужас какой-то, право… Стена молчания… тайны…тайны…
В течение дня Любава старалась быть спокойной, усердно помогала матери-большухе справлять необходимые дела, шутила с молодыми девками, подначивала парней острым словцом… Жила и не жила. Даль не просматривалась, тоска не уменьшалась. Самое невыносимое было чувство внезапной душевной отчужденности от всего, что окружало её много лет в этом родовом селении…
- Что теперь будет со мной? В чём и где искать спасения от надвигающейся беды, подступающей ко мне в виде нелепой свадьбы?
Внезапное озарение пронзило всё существо Синеглазки.
- А не разыскать ли того таинственного старца, который однажды приютил и спас от смерти несчастного Исидорку? Вот кто был бы мудрым советчиком, а может быть и спасителем! Почему-то мне кажется, что он добрый и необыкновенный во всём…Кудесник? Колдун? Бог?.. Небожитель, посетивший для кокой-то цели землю?.. Да, но как отыскать его? Исидорка совсем забыл те дороги, что указал ему таинственный старец… опускайся осторожно, лебёдушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся… Я твой ангел-хранитель…хранитель…

Глава 5

- Идёт, голубушка! Ох, как непокойно и горько сейчас на душе у неё!..
Берестяной туесок, доверху наполненный земляникой, готов был упасть на землю, но в последний момент рука девушки ещё крепче сжала его плетеное ушко.
- Красивая и смелая! Бесценное сочетание для хрупких творений Всевышнего!
Ведь приветливо улыбался, разглядывая испуганную Любаву.
- Как зовут тебя, диво дивное?
- Батюшке с матушкой ведомо, а чуженинам знать не надобно… И не хрупкое я создание Всевышнего. Постоять за себя смогу, если в этом нужда будет!..
- Прости, что не добрым молодцем предстал перед тобой. Не бойся меня и не торопись покинуть чуженина.
- Чего же вам от меня надобно? Говорите, я не боюсь вас. Имени вашего спрашивать не стану. Если захотите, сами назовёте…
Любава внимательно разглядывала чудо-старца.
- Уж не вы ли тот самый колдун, о котором рассказывал мне наш лекарь Исидорка?
- Ты угадала. Тот самый, про которого уже лет двести люди слагают всякие небылицы!
- Двести лет? Разве могут люди жить так долго?
- Обычные люди – нет, а колдуны вроде меня – могут. Вовсе не обязательно иметь всем то, чего достигает отдельный человек. Не всем это дано, однако деянья такого человека могут приносить пользу все, кто заслуживает получить её.
Лицо старца притягивало взгляд, излучая непонятную, но властную силу. Оно было воистину прекрасным, а самое удивительное – лицо это казалось молодым, несмотря на седые вьющиеся волосы и бороду. Глаза! Они принадлежали юноше, излучая блеск и очаровательную открытость, присущие сильным и пригожим представителям мужского племени!
Солнце поднялось до своего летнего предела. Упоительные запахи деревьев, трав, цветов, всего, что окружало двух стоящих на поляне людей, создавали атмосферу волшебного свиданья юной принцессы и великого Перуна.
- Лекарь ваш, Исидорка, был моим гостем. Он рассказал тебе только то, что смог. Самую малость из того, о чем никогда и никому не рассказывал я. Хочешь знать больше – узнаешь, а не захочешь – надоедать не стану… Сядем здесь…
Ведь указал на ствол поваленной берёзки, и первым опустился на эту нерукотворную скамью.
- Таким, каким ты видишь меня сейчас, я стал внезапно. Чей-то непонятный умысел сыграл со мною жестокую шутку, которой, как ни пытался я, разгадать не могу до сей поры…К двадцати годам был я среди сородичей первым красавцем, сильным и ловким, весьма сообразительным и добрым. Однажды охотился я в лесу. Стрела моя готова была сорваться с тетивы и устремиться к телу молодого оленя. Вот в этот момент почувствовал я на своем плече чье-то легкое прикосновение. Я резко обернулся, и от неожиданности утратил дар речи. Напротив меня стояла Троица! О, это были необыкновенные существа! Одежда их переливалась нежными красками и сама она была вида необычайного! Не могли существовать на земле подобные создания, но как и откуда они появились – загадка…Благородный Старец, величественная Женщина, стройный Юноша, очень смуглая кожа которого могла принадлежать жителю стран вечного лета. Мирно смотрели на меня, и лица их украшали приветливые улыбки. В руках Старца была чаша. Отпив из неё маленький глоток неведомого напитка, он протянул её мне. Без слов было понятно: надо сделать то же самое и мне. Я безропотно подчинился. Глотка оказалось мало. Не потому что притомился на охоте: питьё было несказанно приятным, и я осушил чашу до дна. Потом Женщина, наклонив мою голову, надела мне на шею какой-то талисман, Отрок же лишь на мгновение приник головой к моей груди и отступил назад…
Ведь замолчал. Любава увидела, как чудо-старец закрыл глаза, словно собирался заснуть. Робко она коснулась его плеча кончиками пальцев.
- Вы устали? Не закрывайте глаза, мне страшно! Говорите, говорите… Мне так спокойнее…
- Не волнуйся, Любава, так ведь тебя зовут? Знаю о тебе всё. Не ягоды позвали тебя в лес, не Исидоркина просьба. Мысль свою посылал за тобой. Ведь ты хотела искать меня, а я облегчил труды твои и сам явился к тебе.
Любава успокоилась. Надежда поселилась в её сердце. Она верила, что этот кудесник обязательно поможет ей в беде её.
Ведь улыбнулся. Глаза его светились юношеским блеском, и Любаве показалось, что перед нею вовсе не старец, а великолепный добрый молодец, назначивший ей свидание в волшебном лесу!
- Зелье, выпитое из чаши, лишило меня рассудка. Я будто умер, но сладко, без муки. Словом, заснул блаженным сном. Они подарили мне созвездия чудес, недоступных  воображению простых смертных. Я побывал во всех уголках мира, я видел то, чего можно увидеть, прожив на земле отныне и ещё одно тысячелетие! Я видел будущее нашей земле, видел нового человека с его деяниями, с его образом жизни и устремлениями… Не могу я, Любавушка, поведать тебе об этом, - жизни не хватит. Иногда я записываю впечатления о тех видениях, только не знаю, для чего и для кого делаю это, я ведь совсем один…
Когда возвратился я в свои родные места, закончив великое путешествие, прежнее словно отвернулось от меня, а попросту оно уже не существовало.
Когда я нагнулся к речке, чтобы умыть своё лицо, отразила она седовласый и бородатый лик старца – вот этот, что ты видишь сейчас, Любава. В отчаянии я закричал страшным голосом. Это был нечеловеческий крик, ибо речка покрылась мелкой рябью, прибрежные деревья зашумели тревожно, а с чистого безоблачного неба упали холодные капли  противоестественного дождя. Я рухнул на землю, уткнулся своим и чужим лицом в мягкую траву и первый раз в своей осмысленной жизни заплакал…Тщетно я искал родное селенье, своих родителей, свою любимую, красавицу Нежину… Никакого селенья не было, словно и не стояло тут никогда. Только речка была той самой, на берегу которой некогда встречался я с далёкой возлюбленной… Так я стал одиноким отшельником, без рода, без племени, но умудренным великими мудростями и силой, ниспосланной мне таинственной Троицей…И тут о себе напомнил Их талисман. Он ожил у меня на груди и… позвал в дорогу. Я шел, ведомый его скрытой таинственной силой, пока не нашёл лесную избушку. Она словно ждала меня, обещая надежный кров вдали от людей…
Слушая Ведя, Любава чувствовала, как ей передаются его глубокая тоска, неприкаянность, тягость всего того, что обрушивает судьба на обыкновенного смертного человека. Юная, сильная, не обделенная светлым разумом красавица-древлянка начинала понимать: всё то, что обрушилось на неё в последнее время, имеет какой-то загадочный смысл, испытывает её на прочность, призывая к великому терпению и душевной стойкости.
- Скажите мне… Не знаю, как обратиться к вам…
- Когда-то звали меня Ведомиром, теперь я – просто Ведь, Ведь-колдун, потому что знаю и могу то, чего недоступно никому из людей…
- Вы сказали, что всё знаете обо мне. Значит, несчастья мои не секрет для вас… Нельзя мне оставаться более в селенье, которое всегда считала своим родным кровом и которое теперь стало для меня совсем чужим и опасным… Помогите мне, если можете, дайте совет, как быть мне в моём отчаянии, в моих бедах!..
Ведь взял руку Любавы и нежно погладил её своей ладонью. Девушка не противилась, не пыталась отвести руку молодого старца, однако лицо её покрыл легкий румянец, а синие глаза смущенно опустили к земле своё бесподобие.
- Любавушка, все беды, которые обрушились на тебя, словно сговорившись, ещё не самые жестокие. Скоро, совсем скоро нагрянут в ваше селенье дружинники княгини Ольги, которая вместо убиенного мужа Игоря теперь управляет Киевской Русью и жестоко мстит древлянам за смерть своего супруга. Горе и слёзы, кровь, бесчестье и разоренье ожидают приозерное ваше гнездовье. Более всего от этого буйства выпало бы на твою долю, потому что ты красавица. Не пощадят красоту, опозорят, растопчут её, похоронят под слоем праха…Не могу я допустить этого. Когда-нибудь, в своё время, ты поймешь, почему болею душой за тебя и хочу спасти тебя разом от всех бед. Я уведу тебя в далекое будущее. Ты будешь равной среди тех, кто примет тебя и до поры сохранит. Я всегда буду рядом с тобой. Перед тобой – твой ангел-хранитель!
То, что предлагал Ведь, повергло Любаву в такое волненье, что она словно окаменела, не в силах здраво мыслить, говорить, двигаться.
- Что я должна сделать, чтобы случилось задуманное вами? Я верю вам, любезный и благородный волшебник, я надеюсь на лучшее, а если оно не сбудется, хуже, чем сейчас, мне уже не будет…
- Спасибо, Любавушка, за добрые слова твои. У меня на сердце тепло от них стало. Сегодня я совершу, пожалуй, самое главное дело своей жизни и перестану быть одиноким отшельником. Я буду для тебя отцом, матушкой, стражем и воином. Благослови нас Всевышний разум на благое дело!
 Ведь приподнял девушку, разлучив с березовым стволом.
- Слушай меня внимательно. Там, где ты окажешься, ничего не будет удивлять тебя. Всё, окружающее тебя, очень быстро будет воспринято тобой и осмыслено. Речь тех людей будет понятной тебе, и они будут без труда понимать тебя. Но запомни: гармоничного людского сообщества не существовало и не будет существовать никогда. Силы зла на земле неистребимы. Но ты сумеешь противостоять им.
Ведь достал из маленькой холщовой сумки, висящей у него на шее, какой-то небольшой предмет.
- Вот, Любава, этот талисман будет защищать тебя, когда зло станет посягать на твою честь, на твою жизнь. Доставай его и являй ликам зла. Ты будешь неуязвима! Понятно ли тебе, о чем говорю я и что советую?
- Да, мой мудрый волшебник!
- Наклонись ко мне… Вот так!
Ведь ласково надел на шею Любавы подвешенный на цепочку маленький серебристый диск, в середине которого было крошечное отверстие.
- Это дар Троицы. Отныне он принадлежит тебе. Не разлучайся с ним. Теперь повернись к солнцу, возьми свой туесок и стой молча, не поворачиваясь ко мне.
Любава сделала так, как приказывал Ведь. Она была в полной власти этого необычного человека и полностью доверяла его намерениям.
Ведь воззвал к таинственной Троице, подарившей ему талисман, о помощи. Талисман ожил, застрекотал, как далекий кузнечик. Они слышали Ведя. Троица была рядом, старец внимал её голосу и делал то, что она вещала.
Он видел, как постепенно растворяется дивная фигура Любавы, как собирается в маленький золотой шар, который, словно нехотя, стал подниматься в небо. Вот он застыл на мгновенье над вершинами высоких сосен, словно прощался с этим миром и с ним, колдуном Ведомиром. И вот этот шар стремительно вознёсся в небо и через мгновенье исчез с глаз Ведя.
- Счастливого пути, Любава, милая! До встречи! До скорой встречи и навсегда!
Ведь глубоко вздохнул, опустил отяжелевшую голову на грудь и застыл, как изваяние, сотворенное резцом гениального скульптора.
- Спасибо вам, небесные странники! Я жду вас, я хочу снова видеть вас! Я хочу слышать ваши голоса! Откройте мне тайну, которая не дает мне покоя! Я хочу жить, как все люди! Я хочу – просто жить! Жить! Любить! Иметь своё продолженье! И оно будет, обязательно будет!

Глава 6

Алекс гнал свой тяжело нагруженный рефрижератор по пустынному шоссе. Трасса казалась бесконечной. Редкие автомобили обгоняли его, ещё реже попадались встречные. Клонило ко сну. Напарника в кабине не было – валялся дома с радикулитом, и сейчас усталый «дальнобойщик» искренне завидовал Саньке Жирняку.
Шофер-дальнобойщик… С этой огромной колымагой Алексей породнился совсем случайно. Гуманитарный университет подарил ему диплом учителя иностранного языка, захудалую сельскую школу и те гроши, которые гордо величались зарплатой. Всё это не могло долго продолжаться. Проклятая инфляция, которую никак не могут обуздать столичные чиновники, быстро съедала Алёшкино жалованье. К тому же, поступало оно в карман гуманитария не очень регулярно. Ему неловко было перед матерью, которая хорошо понимала его и успокаивала, что должно это положение непременно измениться к лучшему. Однако, сирый учитель уяснил для себя, что заниматься надо чем-то принципиально иным, востребованным текущей жизнью, дающее гарантию, что эта востребованность наполнит его кошелёк и сделает эту самую «жизнь» более желанной и привлекательной.
Всё началось с того, что этот самый «радикулитный» напарник, бывший одноклассник, встретил его, Алёшку, на улице родного провинциального города. Жирняк был бодрым, уверенным в себе человеком. Алексею показалось, что он либо получил богатое наследство от случайно обнаруженной родственницы-иностранки, либо выиграл «лимон» зелёненьких, участвуя в телевизионном шоу Якубовича, либо, на худой конец, имел приличную денежную работёнку.
- Лёха! Привет, старик!.. Сколько лет, сколько зим! Узнаешь меня? Вспоминай, вспоминай!..
- Ты, Санька, так и не придумал ничего новенького: привет старик, сколько этих и тех… А мог бы, например, так: «О, господин учитель! Рад приветствовать вас! Как поживает ваша драгоценная супруга и ваши милые детишки?»
Последовало взаимное рукопожатие.
- Ну, ты загнул! Кому такое сегодня взбредёт в голову? Смотри, что творится вокруг – полный беспредел, смута, бедлам, короче, атас! Ну, ладно, это не для нас… Ты как поживаешь, где куёшь копейку?
Алексей кратко изложил своё состояние, чем привел Жирняка в справедливое негодование.
- Слушай, Алёшка, бросай, на хрен, эту школу со всеми её ободяями! Ты что, хочешь в нищете сгубить свою молодую и бесценную жизнь? Знаешь что, давай к нам вали. Я гоняю рефрижератор между городами. Слышал про дальнобойщиков? Так вот, малость подучишься, я за тебя ручательство представлю, и всё будет о’кей! Вместе будем гонять нашу тачку-кормилицу! Романтика дорог, свобода, хорошая деньга… Ну, ты как, врубился?
Вот так стал Алексей Осокин водителем «тачки-кормилицы», которой его познания в английском языке были совершенно безразличны.
Чтобы не заснуть за рулём, как это нередко случалось, он откинул лючок бардачка, нащупал первую попавшуюся кассету и собрался было проводить её в брюшко магнитофона…
- Что за дьявольщина… Только что до самого горизонта была голая дорога, и н; тебе…
Вместо магнитофонной кнопки Алёшка был вынужден нажать на тормозную педаль. Метрах в тридцати от капота грузовика, словно из-под земли выросла женская фигура.
Алёшка, сбавив обороты двигателя, выскочил из кабины и направился к неожиданному живому препятствию.
- Эй, ты… как тебя! С головой всё в порядке?!
Фигура продолжала неподвижно стоять, не реагируя на грубоватый окрик дальнобойщика. Алекс зашёл спереди… Теперь он видел её. Это была девушка, совсем молодая и красивая. Глаза её были закрыты. Казалось, что жизнь только-только начинала возвращаться к ней после неизвестного потрясения.
- Есть проблемы?.. Куда направляешься, красотка?
Девушка медленно открыла глаза, и Алекс стал свидетелем маленького чуда – глаза незнакомки, над которыми парили два крыла бровей, были необычайно синего цвета.
- Почему Вы (Алекс перешел на официальный язык) на дороге одна? Если нам по пути, садитесь в кабину!..
Синеглазка нерешительно и медленно протянула руку удивленному Алексу. В другой руке девушка держала маленький туесок, доверху наполненный свежей земляникой.
- Ну и странная мне выдалась попутчица! А одежда на ней – смех, да и только.
Это была первая оценка, данная рыцарем дорог неизвестной принцессе-грёзе.
- Я ждала тебя… Куда тебе, туда и мне…
- Приехали, - подумал удивленный дальнобойщик, - как это понимать и что с этим делать?
Сначала ехали молча. При всей странности одежды очевидным было главное: девушка была необычайно красива! Тогда и пришла в его голову сумасшедшая мысль: он ни за что не отпустит её, он будет возить её вокруг света! Если у неё есть ухажер,  - то он отнимет её у недостойного домогателя, если она замужем – он убьёт нахала-выскочку…
Синеглазка тоже размышляла: почему она подала руку этому парню, почему не страшится рокочущего быстроногого чудовища, что несет её в неизвестность, почему понимает речь совершенно незнакомого ей человека?.. Только теперь она поверила окончательно в безграничную колдовскую силу Ведя. Он был рядом – незримый, молчаливый, её спаситель и ангел-хранитель.
- Может, нам следует назвать имена друг друга?.. Мы ведь не безымянные существа, верно? Я – Алекс, Алекс-дальнобойщик и ваш покорный слуга. А Вы?..
 - А какое имя вы дали бы мне?
- Ну, например, Краса Ненаглядная! Любое другое будет не совсем точным…
- Меня зовут Любавой…
- А что, прекрасное имя, ласковое, милое… Еду, еду, еду с ней, еду с Любушкой своей!
Алёшка пропел последнюю фразу, несколько изменив слова душевной русской песни… Любава улыбнулась, и в кабине стало светлее и уютнее… Девушка смотрела на бегущую ленту дороги и её так же, как недавно Алекса, начало клонить ко сну. Она всё ещё не пришла в себя после фантастического путешествия. Каждая клеточка её тела начинала возвращаться на своё привычное место, получив заряд таинственной энергии.
- Берите ягоды, угощайтесь!.. Я собрала их сегодня, а мудрый старец посоветовал мне взять их с собой в дорогу…
Алекс легонько прихватил щепотку угощенья и снова бросил взгляд на девушку. Ему хотелось остановить машину, как следует разглядеть девушку Любаву, в конце концов, не торопясь поговорить с нею…Таких странных пассажиров Алёшке возить ещё не приходилось…
- Ягоды ваши – просто прелесть! Где вы их собирали?
- В нашем лесу…
- А что это за «мудрый  старец», про которого вы упомянули? Это ваш дедушка? Он лесник?..
- Он не мой дедушка… Он великий волшебник, мой ангел-хранитель…
Алексу начинало казаться, что с головой у девушки серьезные проблемы, и теперь у него лишь два выхода из проблемной ситуации: либо высадить её в ближайшем населенном пункте и сдать представителям местной власти, либо доставить к себе домой.
- Кажется, я влип в чудненькую историю, из которой не вижу пока нужного выхода, - подумал растерянный дальнобойщик и всё внимание устремил на дорогу. Зато он выяснил главное – девушка-загадка свободна от брачных уз и поклонников.
- И всё-таки, - куда вы направляетесь? Я должен подвезти вас к дому. Он ведь есть у вас где-то, а?
В полудремотном состоянии Любава с полным равнодушием, с откровенностью ребенка  проговорила:
- Алёша, я не знаю, почему ты (она впервые сказала «ты») повстречался мне… Вези меня туда, куда тебе надобно… Там и будет мой дом… Пока не спрашивай меня более ни о чём… Я должна окончательно обрести себя…
Алексу, привыкшему ко всяким путевым неожиданностям, неизбежным для любого шофёра-междугородника, стало не по себе.
- Всё ясно, - размышлял он, - надо везти её домой. Мама всё поймёт и, наверное, поможет во многом разобраться… Ну и дела…
- Любава, ты, наверное, устала и проголодалась. Мы скоро приедем… Отдохнёшь, выспишься… Мама покормит нас чем-нибудь вкусненьким… Ты можешь подремать… Мне будет легче крутить баранку и повнимательнее смотреть на дорогу. Договорились?
- Договорились. Матушка твоя не будет отдавать меня замуж за хорошего человека из соседнего селенья?
- Не беспокойся – не будет… Никто тебя никуда не отдаст! Ну, закрывай свои колдовские глаза, а то наскочу на какую-нибудь колдобину…
- Искорка сейчас тоже спать будет… Он так хотел жениться на мне…
Алёшка больше не удивлялся речам Любавы. Он переключил скорость, и его «тачка-кормилица» ещё быстрее понеслась в сторону заходящего солнца.

Глава 7

- Господи, что творится на белом свете… Правильно говорят – мир катится к катастрофе…
Мать Алёшки сидела перед телевизором. Ведущий программы «Время» докладывал о сходах снежных лавин, потопах, гигантских лесных пожарах, авиакатастрофах, о погибших…Она подумала о том, почему люди стали предельно безумными, зная, что земля уже не в состоянии выносить их, а Господь, наверное, всерьез настроился на то, чтобы смести всех своих полоумных чад и вместо них придумать что-нибудь получше.
Она благодарила судьбу за то, что Алёшке повезло, что не был он в Афганистане, не воюет в Чечне, что жив и здоров, но где-то сейчас болтается в тяжелом грузовике, зарабатывая на жизнь кочевым образом жизни… Она знала, что на нынешних дорогах часто бывает не менее опасно, чем на войне. Грабят, убивают, берут в заложники… Конца этому не видно и, видимо, не будет.
- Скорей бы Алёшка вернулся…Прежняя работа была унизительной, а теперешняя – тревожная и непредсказуемая…
Закончив телепрограмму, перечислив все трагедии и катаклизмы, ведущий казенно улыбнулся (ему тоже невесело) и распростился с испуганным и озабоченным российским телезрителем.
Пошла бессовестная, пошлая и невыносимо издевательская реклама всего того, что никому на всём белом свете не надобно. Просто она подкармливала телевизионщиков и прочие СМИ. Каждый зарабатывает, как может, а мораль, стыд, совесть – это понятия уже немодные, отжившие. Диоген вылез из бочки во второй раз за многие столетия… День, солнышко, а он с зажженным фонарём… Опять ищет человека… Не найдёт. Больше не найдёт. Людей не осталось.
За окнами послышался ропот автомобильного мотора.
- Алёшка приехал!.. Чего это он к дому пригнал свою колымагу? Не случилось ли чего?
Ольга Даниловна поспешила к двери. Звонок. Значит пора открывать гениальную затворку, придуманную гениальным человеком (но без фонаря в руке).
В проеме двери появилась девушка, которую легонько, под локоть вводил в прихожку несколько смущенный сын.
- Мама, смотри, какое сокровище я встретил сегодня на дороге! Чуть под колёса моей тачки не попала…
Ещё не до конца отключившись от пугающей телевизионной какофонии, Алёшкина мать не сразу поняла, о чем говорит смущенно улыбающийся сын.
- Проходите, голубушка… Рада вас видеть… (хотя поводов для радости никаких не было). Проходите, проходите… Лучше – сразу на кухню. Покормить вас надо с дороги… Верно?..
- Ты, мама, как всегда, мыслишь дальновидно, в прекрасном реалистическом духе!
Любава нерешительно прошла туда, куда увлекла её Ольга Даниловна, робко села на скамейку у столика и не торопясь стала изучать окружающий мир «кухни».
Уловив призывный знак Алёшкиной руки, мать подошла к нему с чувством, которое никак не походило на радостное.
- Мама, не удивляйся пока нашей гостье… Ничего предосудительного я не замыслил. Ты пока займись ею, а я перегоню машину на базу и быстренько вернусь, ага?..
- Ну давай, коли так…
- Любава, я очень быстро вернусь! Пока познакомься с моей мамой. Она очень хорошая, и обязательно понравится тебе.
- Иди, иди, лицемер… Она – нормальная? Не из «этих»?..
- Она – необычная, не от мира сего… Потом всё объясню… Иди, иди, мама… Не надо оставлять ее одну. Я мигом.
Ольга Даниловна, затворив дверь за сыном, вернулась к незнакомке.
- И как вас звать, величать, милая девушка? Я – Ольга Даниловна, Алёшина мама…
- Меня Любавой звали… Такое имя у меня и сейчас… Я из приозерного селенья, где меня уже, наверное, ищут…
 Ольга Даниловна, женщина лет сорока пяти, высокая, не красавица, но довольно привлекательная, пристально разглядывала девушку и почти сразу поняла, что была она очень и очень странной.
- Это где же такое селенье – Приозерное?.. И почему вас там должны искать? Вы что же – убежали из дома?
- Такое селенье – в древлянской стороне, около красивого озера, которое я очень любила… и всегда буду любить. Нет, не убежала я из родного гнезда… Так случилось по воле Ведя. Он спас меня и обещал всегда хранить…
Ольга Даниловна почувствовала смутное беспокойство, готовое перерасти в тревогу. Странными были ответы девушки на заданные вопросы. Понять их было невозможно.
- Неужели она страдает шизофренией или чем-то подобным? Откуда сбежала? Кто её ищет?.. Дождусь Алёшку, вместе попробуем разобраться…
Это были неозвученные мысли здравомыслящей женщины, изучающей живое существо, лишенное здравого смысла.
- А что это, Любава, у тебя в корзиночке? Ягоды?
- Ягоды! Сегодня я их в нашем лесу насобирала. Ведь сказал, чтобы я взяла их с собой! Берите, это вам!
- Спасибо, Любава… Сейчас мы их немножко освежим… На дорогах столько разной пыли и в кабине, наверное, бензином пахло до умопомрачения… Правда?
- Пахло в кабине, до умо-мрачения… Бен-зи-ном… И спать хотелось… Я дремала…
Мама Алёшки высыпала землянику в дуршлаг и, поднеся его к смесителю над раковиной, открыла кран. Любава, как завороженная, смотрела на струйку воды, бегущую из блестящей изогнутой шейки. Потом она легко встала и подставила ладонь под струю. Она улыбалась чистой, детской улыбкой. Она была прекрасна!
- А Феклуша  (Фекла - имя – греческое, у славян его не могло быть) брала водицу из  озера, бадейками… Быстро зачерпывала и легко несла, а я ей помогала… Феклуша ребеночка ждет, а я его не увижу…
Лицо Любавы стало грустным, словно какая-то непонятная даль затуманила его своей тайной…
Омытые водой ягоды Ольга Даниловна высыпала на тарелку и поставила на стол. Поначалу она не обратила внимания на кусочек березовой коры, что отделился от донышка туеска, и теперь лежал на дне посудной раковины. Когда женщина хотела убрать его в мусорную корзину, она увидела на обратной стороне бересты написанные слова, исполненные великолепным почерком неизвестного каллиграфа: «Примите и сберегите её до времени. Ведь-колдун».
Ольга Даниловна не стала расспрашивать Любаву о кусочке бересты и о смысле текста, написанного на нем. Она положила его на полочку и вновь обратила внимание на таинственную гостью.
Любава изучала кухню, а Ольга Даниловна – Любаву. Странный наряд – длинная рубаха почти до щиколоток, сшитая из грубого полотна, непонятная обувь, отсутствие какой-либо прически. Тем не менее, была эта девушка великолепно сложена, высокого роста, с прекрасным лицом, на котором сияли глаза чистейшей синевы. Взгляд её был осмысленным, но ощущалась в нём безграничная наивность, что-то совсем детское…
- Любава, тебе, наверное, хочется умыться? Иди-ка сюда… Вот горячая вода, вот мыло. вот тебе полотенце. Освежись – и к столу. Сейчас Алёшка явится. Втроём поужинаем, поговорим…
Хозяйка дома не закрывала дверь ванной комнаты. Ей почему-то казалось… нет, она ясно сознавала, что Любаве всё это… незнакомо, видится впервые!
- Проходи, садись вот сюда. Сегодня я испекла пирожки… с чем они – угадаешь, когда начнёшь есть. Ты любишь пирожки?
- Я не знаю… Надо ведь их поесть?
- Конечно, конечно. Начинай! А я тебе суп налью, и себе заодно…
Пару минут они ели молча.
- Хорошие они, ваши пирожки, только я не знаю, что у них внутри… Но мне хочется много их есть… Можно?
- Ешь, голубушка, сколько хочешь. Я рада, что они тебе нравятся! А внутри у них – мясо и капуста.
Наконец-то Ольга Даниловна откровенно засмеялась, почувствовав, как спало тягостное напряжение, как эта загадочная Любава на время утратила свою загадочность.
Раздался звонок. Мать с облегчением впустила сына.
- А мы тут без тебя занимаемся дегустацией пирожков. Давай, живенько присоединяйся, иначе тебе ничего не достанется!..
Мать довольно улыбалась, и Алёшка понял, что пока он отсутствовал, женщина и юная красавица нашли общий язык. Они ели суп с пирожками, пили чай, опустошили тарелку с Любавиной земляникой. Говорили о том, о сём, однако нужного разговора так и не состоялось. Множество вопросов повисло в воздухе, ждало ответов. Увы… Наконец, Алёшка, чувствуя, что очень устал и переволновался за этот длинный, полный неожиданностей день, по-хозяйски поставил совершенно естественный вопрос.
- Мама, наша гостья, наверное, очень устала и хочет спать. Дорога у нас была длинная и притомила нас обоих, правда, Любава?
- Спать очень хочется, только, наверное, опять летать буду и слышать голос моего ангела-хранителя…Голос этот такой ласковый, такой незабываемый… Я буду ночевать у вас?
- Ну конечно же у нас. Ты посиди ещё немножко, поинтересуйся, какие сны вот этому бродяге снятся… Я сейчас.
Уходя, мать укоризненно посмотрела на сына. Он понял, что всё происходящее ей вовсе не по душе, что странная гостья тревожит ее и доставляет ей совсем незапланированные хлопоты.
- Любаша, ты не почувствовала, что сегодня получился на редкость длинный день? Наверное, это и хорошо. Я нашел тебя и теперь могу спокойно смотреть на твое лицо, на твои волшебные глаза.
- А мне нравятся длинные дни. Ночи не принадлежат человеку. Он словно умирает, только легко и ненадолго. Сонные виденья покидают его вместе с зорькой, потому что призраки эти явились с небес и возвращаются туда.
- А ты не знаешь секрета, как этих «призраков» задерживать подольше? Чертовски не хочется пробуждаться и тащиться на работу. Она, эта работенка, никогда не бывает невестой, она всегда злая мачеха, хотя опускает в твой карман пока еще ничем не заменимые «бабки».
- Разве могут в карманах уместиться бабушки?.. И почему им надо в твой карман прятаться?
- Ох, Любаша!.. Ты что, не знаешь, что такое «бабки»? Вот умора! Да деньги это, деньги! Поняла? Так их в народе нашем шалопутном обзывают…
Так про денежку нельзя. Она – богатство… Богатым быть хорошо… Не жадными, как наши киевские князья…
Алешка застыл в недоумении после слов Любавы.
- Любава, ты уже спишь, потому что тебе уже сны снятся… Мама, ты нас совсем уморила! Засыпаем за столом! Засыпаем за столом!
Через минуту появилась ольга Даниловна.
- Готово, готово. Ступай, Алеша, спокойной ночи. Я провожу Любаву.
- Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, Любава!
- Ты тоже во сне летать будешь? Расскажешь завтра мне – куда поднимался, что видел и слышал? Расскажешь?
- Ну конечно, расскажу. Хотя сегодня спать без задних ног буду и вообще ничегошеньки не увижу.
- Мама Ольга, а без задних ног разве спят? Как же это понять?
- Да не обращай внимания, шутит он. Просто очень устал, а когда люди очень устают, они спят так крепко, что вообще ничего не чувствуют… Вот здесь ты будешь спать… Только во что же мне тебя переодеть… У тебя ночной одежки нет?
- Есть ещё понёва, только она мне уже не понадобится… Пусть подарят ее другой невесте.
- Понёва? Ах, да…понева…понева… Подожди, сейчас что-нибудь найду для тебя. Фигура у тебя и рост почти как у меня. Только ты молодая, цветущая и бесподобно красивая.
- Неправда! Это вы, мама Ольга, очень красивы. Такой, наверное, была и моя мама…
- Почему-была? Где же теперь она?
- Нет её. Небо приманило ее к себе на веки вечные…
Ольга Даниловна молча застыла перед Любавой. Ей стало ужасно жалко эту полную загадок девушку.
- Я сейчас.
Как завороженная разглядывала Любава электрический ночничок, стоящий на маленьком столике около кровати.
- Он горит без пламени и дыма… Он теплый, значит добрый…
Любава сидела на краешке кровати, когда вновь появилась «мама Ольга».
- Любава, попробуй-ка надеть вот это… А свое «платье» давай мне.
Наступила неловкая пауза. Любава встала, смущенно глядя на мать Алёшки.
- Ты что, меня стесняешься? Я могу выйти… Только хотела уложить тебя в постель и потушить свет.
- Не уходите, мама Ольга! Мне с вами хорошо. Сейчас я отдам вам свою рубашку…
Смущенная женщина, познавшая любовь, замужество, схоронившая раньше времени своего Михаила, упавшего вместе с мамолетом на жесткую, неуступчивую землю, смотрела на юную красавицу, словно на себя, не столь далекую и совсем молодую. Вот медленно поползла вверх допотопного вида рубаха, вот она собралась на голове Любавы, вот стремительно сдернута с нее ловкими руками.
Под рубашкой была только обнаженная плоть. Красота этого тела могла привести в восхищенье самого Бога.
Девушка, ловко набросив «ночнушку» на себя, легла. Ольга Даниловна заботливо накрыла ее простыней.
- Спокойной ночи, Любава! Я потушу свет. Спи спокойно. Мы рядом.
***
Мать и сын долго сидели на кухне, не обращая внимания на быстро летящие часы короткой летней ночи.
Алексей во всех подробностях поведал матери о том, как встретил таинственную девушку, как она вела себя в момент их встречи, о чем они говорили в пути…
- Что же нам делать, мама? Ума не приложу – что все это значит. Откуда она взялась на шоссе, для чего ей это было надо, чья она, наконец?
- Ты хочешь, чтобы я ответила на все эти вопросы? Пока я тебе скажу следующее: она абсолютно земное существо, совершенно не похожая на тех уродцев, которые вылезают из «летающих тарелок». Ее создала наша  хитромудрая природа, вовремя остановившись, увидев замечал законченный шедевр.  Да, она очень красива! Если бы ты видел, какая у нее Дивная фигура! Когда она переодевалась, на ней не было более ни единого лоскутка...  Ну, ладно.  Это все лирика.  Что мы имеем в наличии?  Тайны, загадки, загадки , предположения, тупик...
 Ольга Даниловна протянула руку  и достала с полочки кусочек березовой коры.
-Смотри, что я обнаружила на дне ее корзиночки с ягодами...
 Сюрприз был наиболее спичечного коробка.
- Мама, ты прочитала, что здесь написано? «Примите ее и до поры сохраните. Ведь- Колдун» .
 Помолчали, соображая.
-Ну,  что же, уважаемый Ведь -Колдун.  Мы приняли твою посланницу,  в течение дня и ночи сохраняли ее от посторонних глаз... Что дальше?
- Вот именно - что дальше ?  Сколько надо ждать, чтобы случилось это «до времени»?  Почти уже невидящими глазами Алешка смотрел на кусочек березовой коры , где изумительно красивыми буквами были написаны таинственные и потому тревожные слова .
Мать и сын чувствовали, какая тяжкая ноша свалилась на их плечи. Что делать с этой, не от мира сего, девушкой?  У нее нет никаких документов, минимум примитивной одежды, масса каких-то воспоминаний, расшифровать смысл которых, пожалуй, никто не сможет. Идти в милицию, обратиться к медикам, поднять на ноги телевидение, газетчиков? Только кто всему этому набору сил и средств доверяет сегодня. Они покупаются за «большие деньги», а эти самые «большие деньги» есть у «больших людей», «большие люди» давно изолировались от массы, которая еще не очень давно величалась советским народом. 
-Знаешь, Алёшка, мне кажется, пока ничего не нужно предпринимать. Все со временем образуется. Видишь, что на этом кусочке коры написано? Не кто-нибудь, А сам Колдун обращается к нам, просит сохранить до поры . Этот Ведь, наверное, очень много значит судьбе нашей гости и обязательно даст о себе знать в положенное время.
-Ты, пожалуй, права. Пусть пока поживет с нами, не стеснит и не обкушает нас. Любопытным скажем, что дальняя родственница гостит. А можно и весомее - невеста она моя! А можно, если честно сказать, кто бы она ни была, я уже по уши влюбился в нее и никуда бы не отпустил отсюда...
- Да ладно, ладно... Матери голову хочешь заморочить... Рано тебя в женихи. Сначала предмет обожания распознать надо. А пока она – как та царевна-лягушка... И потом ... Ты уверен, что нравишься Ей? Она, между прочим, красавица, какой в подметки не годятся всякие «Мисс Америки» и прочие 
- Наверное, ты права, только мне не хочется думать об этом. Я ее нашел и никому не отдам...
- Давай без глупостей. Не маленький мальчик... Мне вот какая мысль пришла. Помнишь, вы с отцом отдыхали в загородном санатории? Когда это было? Наверное, года четыре назад... Не в этом дело. Я вот подумала, не поехать ли вам туда вместе? Не перебивай. Знаю, что работаешь, что недавно в отпуске был. Поговори там с главным врачом, пусть подержит там девушку нашу, сделают нужные анализы, осмотрят. Наверное, мы будем лучше знать о физическом состоянии Любаши... Как думаешь, я дело предлагаю? 
Алешка вспомнил загородный санаторий, где был вместе с отцом, еще живым, веселым и здоровым. Вспомнился главврач , медсестра Зоя, которая ему, Алешке, очень понравилась... Санаторий, лес, большой пруд, свежий воздух, прогулки...
 - Гениальная идея! И как мы сразу не догадались!
- Когда же было догадываться? Находку твою только-только разглядеть успели... 
- Так, сейчас сколько накапало? Без 15 4... Уже начинает светать. Часиков в 9 будем собираться. Позвоню Жирняку , чтобы без меня пока обошелся, и в дорогу. Пошли, мать, додремлем часок-другой. Потом как-нибудь отоспимся...
Глава 8 

Мать-Большуха, постаревшая, суровая лицом, собрала большой родовой совет. После смерти мужа все заботы по сохранению рода, все дела, связанные с бытом большого хозяйства легли на ее плечи точка абзац в избе горели восковые свечи , в кайф светилось душа и мудрость Колдуна Ведя.. Царило тягостное молчание, словно на скорбные посиделки собралось общество немых и глухих.
- Несчастья начали преследовать наш род. Не знаю, чем прогневили мы своих богов, только наказывают они нас сурово и нежданно. Нечистая сила похитила  у нас красавицу Любаву . Не былаона от рождения кровинушкой нашего семейства. Все вы о том знаете и верно, хранили тайну от нашей синеглазки... Только судьба распорядилась не так, как хотелось всем нам...
Мать-Большуха помолчала.
- Она была ясным солнышком среди нас. Как теперь без нее … Чего молчите? Не уберегли голубушку нашу, не уберегли... 
Послышались робкие возражения и оправдания.
- Всю округу обшарили, под каждый кусток заглядывали...
Всё озеро челнами избороздили и берега его оглядели... Не гневись, матушка большуха. Нет на нас вины никакой...
- А может в какое другое поселение подалась? Испугалась, что замуж выдать хотели... Гордая она была, с характером ...
Мать Большуха устремила тяжелый взгляд на маленькую фигуру лекаря.
Исидор, говорят, что ты долго с ней разговаривал накануне ее пропаже ... О чем говорил? Не сказал ничего лишнего?
Все глаза устремились на Исидор ку, будто были абсолютно уверены, что вот сейчас все и прояснится.
- Печальная она была... Хотел попросить любого, чтобы травки в лесу набрала, когда Соберется Туда... Не неволил ее, не торопил, Ласково только попросил...
- Что еще говорил? Долго сидели вместе, сказывают те, кто видел вас...
-Про жизнь свою пропавшую рассказывал ей, отвлекал от грустных мыслей, успокаивал, звал к надежде и терпению... Вот и все...
Исидорка замолчал. Те, кто слушал его, недоверчиво заработали. 
- Лишнего наговорил, запугал девку... 
- Озеро она уж больно любила. Не утопилась ли от тоски какой неведомой нам?
- Да не утопила она... Хазар-Волкодав на полянке лесной сумку нашел, какую она брала с собой.  Пёс все кружился на одном месте... Потом сел и завыл протяжно.
Исидорка понял, что  Любава сделала то, о чем намекал ей, рассказывая о своей жизни.
- Скорее всего, к старому колдуну подалась , защиты и помощи просить. Другого выхода у нее не было. Только не скажу я вам об этом, родичи мое ненаглядные .
Исидорка утратил всякий интерес к Большому совету. Он верил, что не оплачивать надо Любаву, а радоваться, что гордая девушка, может, самая первая за долгие времена рода, нарушила его неукоснительное правила и традиции. Она осталось свободной!
Большуха, выслушав всех, приняв к сведению все признания и  заверения, Тяжело вздохнула и, в последний раз оглядев всех собравшихся селян, тихо, но внушительно подвела итог :
- Дальше искать будем. Живую или мёртвую, найдите ее... Такова моя последняя воля. А теперь - расходитесь...
Изба быстро опустела, ибо радости внутри нее не было, а печали  да горести дням светлым не попутчики.
Мать Большуха продолжала сидеть на своем месте , глядя невидящими глазами на горящие свечи.
... Не животина я какая, чтобы везти меня в чужое стоило ... 
- Тоскливо тебе было, дитятко ненаглядное. Не нашего поля ягодка была ты. Тайна за семью печатями тянулась за тобой и ушла неведомо куда вместе с тобой... Ох, не могла я тебе помочь ! Родовые традиции нарушать не в моей воли и власти. Только теперь не нужны мне больше никакие традиции , не всё это расплодившееся семейство... Устала я, и жизнь более не тешит меня...
Пожилая женщина , похожая на большую черную птицу с подрезанными крыльями, медленно поднялась из-за стола. Вот маленький глиняный горшочек, где хранилась от посторонних глаз смертоносное зелье. Вот бадейка с водой. Надо смешать и то и другое. Теперь попросить у всего мира прощения за слабость сильного духа , За тяжко прожитую жизнь, а более всего у нее, у Любавы , которую она любила больше всех на свете. 
- Прости меня, Любавушка, душа моя Светлая, радость моя, Диво мое ненаглядное ... 

***
Ведомир молча наблюдал издалека переполох в любавином селении. Здесь плакали, суетились, готовились справлять дело, извечный страх перед которым лишал людей возможности справлять осмысленные дела , думать о чем-либо важном и неотложном…
Готовились к погребению Матери-Большухи. Бессмертных людей не бывает, Но когда нежданно, негаданно уходит из жизни самый главный человек племени,  оно ощущает сиротство , неприкаянность , безнадежность. Люди придумали судьбу, чтобы уповая на нее, благосклонно принимать ее блага  и орошать ее горючими слезами , когда являет  она горе и невосполнимые утраты …
Ведь медленно приближался к жилищам, где еще недавно текла размеренная жизнь обычных людей, чьим божеством была повседневная работа, дающая право на благополучное существование.
Селяне кто с любопытством, А кто с подозрением и непонятным страхом, смотрели на нежданного Пришельца, которого здесь никогда прежде не видели.  Собаки не осаждали Ведомира злобным лаем и оскаленными зубами , а только равнодушно  плелись за ним, лениво помахивая хвостами.
Ведь остановил пожилого селянина.
- Выслушай меня, вольный человек, и постарайся близко к сердцу принять мою просьбу . Попрошу тебя на короткое время собрать вот здесь все взрослое население. Мне нужно передать вам очень важную весть , которая касается вашей жизни и смерти.
Мужик недоверчиво смотрел на меня, однако, слова колдуна, его величественная осанка и лицо, обрамленное прекрасными волосами и бородой, вынудили старожила исполнить необычную просьбу. Прошло совсем немного времени. Теперь перед колдуном стояли все, кто мог свободно передвигаться и без труда пользоваться ушами.
- Вольные селяне! Только недобрая весть , грозящая вам смертной бедой, заставила меня покинуть уединённое жилье отшельника и появится перед вами. Я знаю, что явился сюда не в самое подходящее время и всем сердцем разделяю вашу печаль по поводу нелепой кончины вашей Матери Большухи . Но лучше сразу - две беды в одну . Совсем скоро нагрянут к вам дружинники Княгини Киевской Ольги . Добрых намерений у них нет, а злых - больше некуда! Придут разбойники, грабители, насильники. Совесть и милосердие им неведомы, слезы и мольбы ваши для них - малая потеха! Решайте, как поступить вам, как обезопасить себя и все добро ваше от злых пришельцев . Верьте словам кудесника Ведомира ! Они посланы мне свыше , чтобы обратиться пользой для вас! Это все, что хотел я поведать вам. Прощайте, братья древляне. Тот, кто не верит предостережению моему, поверят огню, мечу и разорению.Прощайте! 
Ведь слегка поклонился вконец растерявшимся и притихшим селянам. Он знал, что солнце, столетиями согревающие огромную страну древлян, скоро потускнеет и канет в небытие.

Глава 9

Сон Любавы был тяжким и совсем не походил на сладкое отдохновение. Она видела Мать-Большуху, ведомую к высокому обрыву безликими, покрытыми густой шерстью, чудовищами. Любава слышала голос своей названной матери:
- Любава, ты отыскала своего добра молодца? Ищи, ищи его… Найдется он…Видишь, ухожу я…Какие прекрасные у меня попутчики, ласковые…Сейчас мы легонько прыгнем в бездну…Там хорошо… там спокойно…спокойно…Ищи своего молодца, ищи…
Потом мчались обезумевшие красные кони…Горели приозерские дома, кричали и метались в страхе ее бедные селяне… А вот появился Искорка. Он гладил шерсть неподвижного Хазара и медленно выговаривал совсем непонятное Любаве.
- Любавка, ты не расти больше…Не расти…Чем больше растешь, тем больше старишься…Тебе нельзя стареть… Тебя ждет Эдемона…Эдемона ждет тебя, слышишь? Я буду стареть и недужить вместо тебя, а когда помру, женюсь на тебе… Видишь, Хазарка со мной…Он мертвый… Убили его супостаты-варяги… Любавка, дай мне свою руку…Побудь со мной… побудь со мной…побудь…
Страшные сны оторвали Синеглазку от подушки, сбросили с нее горячую простыню и оставили ее сидящей на кровати. Тело девушки колотил озноб, рассудок был в великом смятении, жгучие слезы текли по щекам и солоно угадывались на дрожащих губах…
 - Искорка!.. Подожди, не уходи от меня! Вот руки мои…Я сейчас…я сейчас… Силы небесные, помогите мне! Помогите же мне!
Ольга Даниловна не спала, лишь на короткое время погружалась в мягкую дрему. Голос Любавы не стал для нее неожиданностью, и  женщина сразу поняла, что гостья нуждается в ее присутствии. Она быстро вошла в комнату, включила ночничок:
- Любаша, что с тобой? Почему плачешь? Приснилось что-нибудь страшное?
Ольга Даниловна села рядом с плачущей, изрядно возбужденной  девушкой и заботливо обняла ее за плечи.
- Ну, что там у тебя? Всё лицо от слез мокрое…
- Мама Ольга…Родина моя далекая снилась мне, люди, с которыми рассталась я навсегда… Плохо им, ох как плохо!..Искорка звал меня…руки свои тянул ко мне…Хазара убили супостаты, селенье наше разграбили…
Любава прижала свое лицо к телу встревоженной женщины. Та, в свою очередь, ласково поглаживала густые, свалявшиеся в крупные пряди, волосы странного существа, невесть откуда ворвавшегося в судьбы матери и сына…
- Не переживай, милая… Мало ли что во сне привидится..Сон, он и есть сон… У меня там тоже бывают такие зрелища, что вскакиваю вот так же, как ты… Бывает, что и кричу, и смеюсь, и плачу. Жизнь у нас такая – то радости, то слезы…
- Мама, помощь моя не требуется? Что у вас там?
Это уже голос Алёшки.
- Ничего, ничего…Досыпай, мы сами тут разберемся.
Сидели молча, обмениваясь биотоками своих тел, успокаивались две разности женского пола.
- Всё у тебя, Любава, будет в порядке. Ты молодая, сильная. Правда?
- Я не знаю… Со своими мужиками-сельчанами на медведя ходила, не хуже их у меня получалось. И стрелы мои чаще, чем у других, в цель попадали…А вы, мама Ольга, давно на охоту ходили? Алёша сильный?
- Ой, Любава, какая охота! От одного вида свирепого медведя у меня сердце от страха остановится. Алёшка тоже не охотник. Он в другом хорош… Каждому – своё…
- А мне так хочется в лес!  Я древлянка, и лес – мой дом родной, моя краса, защита, неиссякаемая кладовая всего, чего душа захочет…Когда мы пойдем в лес?
- Да хоть завтра и поедете с Алёшкой на машине. Медведей там, правда, нет, но зато очень красиво…
Тихонько отстраняясь от девушки, Ольга Даниловна увидела на ее шее медальон. Она мельком видела его еще тогда, когда Любава переодевалась ко сну.
- Какой у тебя оригинальный медальон… Откуда он? Как достался тебе?
 -Это дал мне Ведь-кудесник… У каждого человека должна быть надежная защита от всякого зла…
- Я не любительница до таких вещей…Не носила никогда ни медальонов, ни других украшений. Дело вкуса…
Ольга Даниловна смотрела на любавин медальон и думала: «Неужели этот Ведь-кудесник просто посмеялся над девкой, вручив ей это железное колёсико с дыркой посередине, или вложил в эту неброскую вещицу свою колдовскую силу? Господи, сплошные тайны…».
-  Ну ладно. Давай-ка ложись и еще пару-тройку часиков вздремни…Я провожу Алешку на работу, а когда встанешь, будем думать, как свой день новый прожить с наибольшим удовольствием.
Успокоенная разговором с «мамой Ольгой», девушка безропотно подчинилась ее совету. Довольно быстро Морфей увлек ее в свою страну-грезу, заслонив от мыслей Любавы горести и трагедии недавних сновидений.
***
Около семи утра мать и сын сидели на кухне. Наступил новый день. Голубое пламя газовой горелки жарко устремлялось в дно эмалированного чайника, а на столе пустые чашки ожидали привычного наполнения… Так было всегда. А как будет теперь? Чашки молчали. Теперь их было три…
- Алеша, она говорит о каком-то мальчике Искорке, о собаке Хазаре, которую…убили варяги…Ничего конкретного, вразумительного. Неужели у нее все-таки с головой не все в порядке? Хотя…
Алешка, невыспавшийся, с проступившей щетиной на подбородке, казалось, и сам имел какие-то «головные проблемы» и тотчас озвучил их:
- Мама, у меня голова идет кругом… У тебя, наверное, то же самое… Ситуация складывается аховая… Надо что-то делать, а что? Разве кто подскажет?
- Алешка… Может быть, я тронулась умом, только в голову мне пришла совершенно фантастическая мысль – наша гостья попала к нам… из далекого прошлого! Только послушай, о чем она говорит: понёва, древляне, сородичи, колдун Ведь! А недавно спросила меня, охотилась ли я на медведя. И еще сказала, что стрелы ее метко бьют в цель…
- Да… Не зря же говорят: чем труднее время, тем чаще люди обращаются к Богу, к знахарям, гадалкам, прорицателям.  И всякие необъяснимые знаки являются затурканным людям в виде летящих комет, природных катаклизмов, всяких «пришельцев» начинают встречать тут и там… Значит, и наша Любава – это  тоже знак… Но знак чего? О-хо-хо…
Алешка утомленно зевнул.
- Повезу ее сегодня в санаторий. Может что-то конкретное скажет медицинская братия. По крайней мере, мы хотя бы будем знать, в своем она уме или ее сознание не является ее достоянием..
Внезапно еще одна гениальная догадка  мелькнула в голове «мамы Ольги», от которой ей стало весело, но эта веселость была нарочитой и вымученной.
- Сидим, строим догадки, планы планируем. А девку… гостью нашу драгоценную одеть не во что! Проблема! Сначала поедем и что-нибудь купим ей, а потом вы с нею направитесь туда, куда мы порешили.
- Говорит Москва» В столице семь часов утра! В эфире «Вести»!
Звучали позывные популярной программы, дребезжала крышка на кипящем чайнике. Жизнь продолжалась!

Глава 10

Ведомир писал. Это были последние страницы его впечатлений от жизни, прожитой неизвестно какие по счету годы старцем-отшельником. Теперь небесные, а точнее, далекие космические силы дали ему понять, что пребывать на древлянской  земле ему, Ведомиру, осталось совсем немного.  Сегодня его талисман ожил так же внезапно, как это случилось, когда провожал он в далекое будущее синеглазую красавицу Любаву.
Энергия талисмана выплеснула на чистый лист бумаги слова, которые Ведомир запомнил со всеми подробностями.
«Скоро мы встретимся в последний раз, и всё будет решено полюбовно. Троица будет ждать тебя, благородный Ведомир, там, где ждет тебя Любава. Ты испытал много, слишком много для обыкновенного человека. Ты станешь необыкновенным, избранным из людей. Такова будет награда тебе и тем, кого выбрала твоя душа на гибнущей планете людей.»
Ведомир давно перестал удивляться всему, что происходило и происходит с ним постоянно. Он жил, не распоряжаясь собой, предоставив эту заботу силам более совершенным.
- Боже, как жаль мне обитателей мирного селенья, откуда увел я прекрасную древлянку…
Чудо-старец видел, как селяне угоняли всю живность в глухомань леса, как уходили вместе с нею женщины с ребятишками, с младенцами на руках. Оставались самые сильные и самые немощные. Первые будут защищать свое родовое селенье, другие… Другим уже нечего было терять, и для разбойников никакой ценности они не имели… Ведомир был рад, что селяне прислушались к его предостереженьям. Большего он сделать не мог. Историю вершит время, и никому, кроме Бога, не дано им распоряжаться по своему усмотрению. И пришла беда!
Дружинники княгини Ольги нагрянули в заметно опустевшее селенье, как в свой, давно не посещаемый, дом. Первыми, кто вступил в бой с узаконенными мародерами, стали лютые собаки, ведомые бесстрашным Хазаром. Дружинники встретили верных стражей селенья сноровисто пущенными стрелами. Вожаку клыкастых воинов досталось жало копья, пригвоздившее к земле грозу медведей, кабанов и волков…Островерхие шеломы, кольчуги, мечи. Немногочисленное, но грозное и беспощадное воинство, помнящее походы Олега, Игоря и вот теперь – исполняющее волю княгини Ольги….
- Кто есть – выходи! Ослушникам и бунтарям пощады не будет!
Добровольно вышли первые, немногие. Тех, кто прятался в домах да хозяйских постройках, выгнали с насилием. Набралось совсем немного – молчаливых, суровых, безоружных… Предводитель малой дружины знал все тонкости традиционной процедуры, окрещенной благообразно «полюдьем»:
- Где остальные? Куда подевали скотинку, припасы и весь свой скарб?
- Бедные они, Роква, воздухом питаются, водичкой озерной запивают!
Дружное ржанье меченосцев, знающих, что это только начало, шутка-прибаутка для разминки.
- Ну что, вонючие смерды? Долго нам ждать, когда языки ваши шевелиться начнут?.. Ну-ка, поди сюда вот ты, долговязый, морда лошадья!
Старшой указал кнутовищем на фигуру Долговязика.
- Отвечай, где всё попрятали, куда все сбежали?
- Мы тут все…Другие в селенье давно не живут, потому как тесно им стало. А куда ушли – один ветер знает…
Долговязик говорил спокойно, и это спокойствие подбросило искру в стог сена.
- Правду говорит эта морда поганая? Я вас спрашиваю?
Неразборчивое гуденье голосов…
- Правда…Так оно и  есть…Бедные мы да горемычные… Некому нас пожалеть…
- Так…Ну-ка, привяжите этого долговязого вот к этому столбу. Сейчас вам будет предоставлено зрелище, какого вы заслужили…
Не успели воины дружины исполнить приказ своего военачальника.
Долговязик ловко увернулся от них и бросился в сторону озера. Несколько воинов пустились вдогонку. Когда впереди бегущий оказался с Долговязиком рядом, тот, подхватив тяжелый кол, со всего размаха ошарашил по голове менее расторопного кольчужника. Потом парень бросился в озеро и быстро поплыл от берега…
Искорка видел, как рой стрел устремился на плывущего смельчака, как его тело, покрытое древками стрел, медленно ушло в озерную глубину…Мальчишка бросился к яростно кричащему предводителю.
- Не надо! Не убивайте никого! Я покажу вам, куда ушли мои сородичи, только не трогайте наши жилища и тех, кто сейчас перед вами!
Старшой хотел отшвырнуть наглого птенца, но когда до его ушей дошел смысл слов, сказанных мальчишкой, он несколько остыл, и на его раскрасневшейся морде обозначился интерес.
- Говоришь, что укажешь, куда ушли все твои сородичи?.. Молодец, так бы сразу и сказал нам…Видишь, стрелы пришлось в ход пускать и топить в чистом озере ослушника!
И они пошли.
Впереди – босоногий мальчишка, сзади – до зубов вооруженный отряд грабителей-данников. Старшой за верную службу обещал гривны, за обман – лютую смерть.
Не знали оставшиеся молчаливые сельчане, что не предал их род веселый Искорка. Он стал настоящим мужчиной.
***
Ведомир. Это он надоумил шустрого мальчонку на дерзкий и смертельно опасный поступок. Колдун был уверен в благополучном исходе своих намерений, но каково было ему, Искорке, добровольно идущему на верную гибель!
- Идут… Жаль бедных коней… Обманет животин их природное чутье…Сейчас даст о себе знать гиблая трясина… Пора!
Это был сигнал на расстоянии, адресованный только маленькому босоногому человечку. Искорка сорвался с места и, что было мочи, бросился туда, где за густой листвой сильно наклоненного дерева скрывался его спаситель.
- Искорка, беги на мой голос! Не оглядывайся, не оступись! Вот я!... Молодец!..
Теперь они были вместе!..
Неожиданная проделка мальчишки привела всадников в недолгое замешательство. Яростно пришпорив коней, они с громкими проклятиями ринулись вперед! Только мчаться им пришлось не более той минуты, за которой наступала для них вечная Вечность…
В руке Ведомира, переливаясь всеми цветами радуги, блистал изумительный талисман, когда-то подаренный ему космическими пришельцами.
- Помоги мне, всемогущая Троица! Сверши суд праведный, ибо таковым станет он! Клянусь жизнью своей!
Незримая Троица была рядом.
Тонкий луч света потянулся из глубины ожившего талисмана. Он лишь на мгновенье задерживался на разгоряченной плоти всадников и пронзительно ржущих коней.
Не знал Ведомир, какого рода кара  постигнет ретивых преследователей. Он только верил, что она свершится согласно замыслу небесной Троицы.
Языческие боги, лешаки, кикиморы и прочая «лесная нечисть» благоразумно помалкивали. Чего доброго, этот новоявленный бог может ненароком прикоснуться и к ним своей огненной стрелой…
Ведомир и его маленький друг видели, как люди и лошади превращались в огромные каменные валуны! Оказавшись на лоне трясины, они медленно погружались в ее цепкое и смердящее чрево.
Всё…
- Спасибо тебе, чудо-Троица! Я верил в твои неземные силы! Я верю и в то, что однажды снова увижу тебя, и ты наполнишь мою печальную жизнь давно утраченной радостью!
Ведь склонил голову, приложив ладонь к сердцу.
- Пошли, Искорка. Не станем радоваться нашей победе… Смерть всегла страшна и омерзительна, даже если посылается она преступникам. Это говорю тебе я, Ведомир, которого окрестили колдуном, познавшимся с нечистыми силами.
Глядя на своего могучего покровителя, Искорка плохо соображал, что происходило вокруг него. Душа этого маленького человека прикоснулась к таинствам и виденьям, коих не положено было лицезреть ни одному из смертных…
- Ведомир, мне страшно… Они убили Долговязика…его больше не будет… Он же был добрым, сильным и смелым… А про меня чо думать будут? Я ведь хотел им по-о-о-омочь…
Искорка заплакал, уткнувшись бледным личиком в одежду Ведомира.
- Ничего, ничего, малый…Всё обойдется… Поплачь маленько. Храбрецам иногда это позволительно, хотя слёзы – совсем не их оружие, верно? Пошли, герой приозерский! Жизнь продолжается, и мы не имеем права стоять от нее в стороне!

Глава 11

Алекс гнал своего «жигуленка» так, словно от его скорости зависела вся его, Алешкина, судьба.
- Любава… Ты ничего не хочешь рассказать о себе? Мы с мамой очень беспокоимся за тебя. Ведь ты – сама загадка, а жизнь требует ясности… Так легче будет нам всем…
Любава молчала и, казалось, совсем не слушала Алешку, равнодушно устремив взгляд на бегущую дорогу.
- А ко мне приходил Искорка… Говорил, что будет стариться вместо меня и умрет вместо меня… А еще сказал, что ждет меня…Эдемона…Кто это – Эдемона? Ты слышал о ней что-нибудь, Алеша?
Алексей прижал машину к обочине дороги и выключил мотор.
- Любава, неужели ты так ничего и не скажешь мне? Не могу же я видеть рядом с собой нечто прекрасное, но совершенно непонятное… Откуда ты, где живешь…Вообще – кто ты? Скажи, скажи бога ради!
Алексей взял девушку за руку. Ему так хотелось обнять ее, поцеловать, наговорить всяких нежностей…
Любава окатила его холодной синевой своих глаз. Волнения Алешки как-то враз поутихли, и он по инерции все еще смотрел на девушку-загадку.
- Алеша, любить меня нельзя… Никому… Я – девушка-призрак, осмелившаяся по велению неведомых мне сил оказаться в твоем мире. Я одинока, я ничья… Ты спрашиваешь, откуда я, кто я? Я – вчерашний день и вчерашняя ночь, я древлянское лето и синее озеро, где стояли наши жилища, где…
Внезапно Любава почувствовала, что тайный голос вмешался в ее откровения и остановил их.
- Больше я ничего сказать не могу. Прости, Алеша, и не сердись на меня…
Алекс вернул к жизни остывший мотор автомобиля, и тот, словно чувствуя настроение своего господина, глухо зарокотал и погнал гениальное творение человека в нужную даль.
Теперь Алексей не сомневался: да, его случайная находка - тайна из тайн. А еще уяснил он еще для себя -  вместе им никогда не быть. Затянувшаяся неопределенность начала гнетуще действовать на некогда веселого и видного парня.
 - Я понял, Любава, только то, что ничего не понял... Если тебе нравится быть загадочной - это твое дело . А как быть мне? Что я для тебя значу - опекун, сторож, экскурсовод? Помоги же мне и себе... 
Ехали молча. Наспех купленное совсем не дорогое платье чудесным образом преобразило девушку. Она стала еще красивее и недоступней.
-  Мисс Вселенная, Артемида Славянская Ах, как же люблю я тебя, как буду жить на земле, когда отнимет тебя судьба у Алешки -дальнобойщика? 
Это были последние алешкины мысли, которые никогда не будут приняты сердцем синеокой чародейки.
Главный врач загородного санатория без всяких проволочек и непременной в таких случаях бюрократии согласился поместить сюда Любаву.  Твердо заверил Алексея, что сделает все необходимое, что в его силах. Он еще помнил отца Алешки , заслуженного летчика-испытателя. Это был весомый аргумент в пользу его сына. Медперсонал санатория будет предельно внимателен к  его невесте (так Алешка представил Любаву). Через неделю любезный главврач обещал позвонить Алешке и доложить о результатах. Но уже через пару дней к нераспознанным тайнам и загадкам добавились новые. Зазвонил телефон.
- Это квартира Осокина? Алексей Михайлович, это я! Да, да, главный врач санатория, куда вы доставили свою невесту!
На душе у Алешки стало беспокойно, ибо звонок этот перезвонил слишком рано. 
- Здравствуйте Леонид Максимович! Что-нибудь случилось? Неделя потратила на нас только пару дней. Я слушаю вас! Говорите. 
- Должен вас озадачить. Вы привезли к нам фантастического пациента! Если вы не сильно заняты, приезжайте. Все объясню вам при встрече. Разговор этот не телефонный, понимаете?
- Да, да, прекрасно понимаю! А с Любавой все в порядке? 
- Невеста ваша выглядит прекрасно, но она необыкновенная, скажем так... 
- Спасибо, спасибо Вам, Леонид Максимович! Я выезжаю сейчас же! До свидания! 
Ольга Даниловна по лицу сына поняла, что произошло что-то не очень приятное.
- Главный врач звонил из санатория. Просил, чтобы я сейчас же ехал к нему. Сказал, что я привез им фантастического пациента. Ох-ох-о, чуешь, мать, похоже, начинается новая история. Я поехал. Не беспокойся. Думаю, что все будет нормально. Ведь не случайно же главный сказал, что «ваша невеста выглядит прекрасно»... 
- Может и мне поехать с тобой?  Мало ли что?
- Нет, мама . Лучше  жди меня дома. А может, и Любавку уже можно будет забрать. Чать, невеста она моя.
 Алешка грустно улыбнулся.
- Боюсь, Алеша, что придет время, и растает она, как Снегурочка. Не от мира сего она. Так мне мое женское сердце подсказывает. Ну, ладно, не тяни время, поезжай и побыстрее возвращайся. Если что - звони.

***
- Здравствуйте, Алёша! Проходите, присаживайтесь.
Главный врач перебирал на столе какие-то бумаги. Несколько маленьких листочков он сложил вместе и защемил скрепкой.
- Итак, сын мой. О странностях вашей невесты довольно много наслушался я во время нашей первой встречи. Теперь ваша очередь выслушать меня. Как я уже сказал вам по телефону, пациентка она фантастическая . Пульс у девушки в два раза медленнее, чем у обычных людей! Температура тела - 34 градуса! Представляете, что это такое? И уже совсем поразительное свойство – кровь у вашей прекрасной спутницы ... белая! Состав ее совершенно обескураживающий!  Никто из нас так и не понял, из каких веществ она состоит! Ну, тут прочие анализы… Картина все та же - полная загадка. Но самое поразительное, она совершенно здорова! Правда, на левом плече ее два сравнительно недавно заживших шрама. И знаете что она ответила по поводу их ? На медведя охотилась вместе с сородичами! Ну, что скажете? Откуда она у вас родом? Не из таежных ли мест? Сибирячка? 
- Совершенно верно! Как вы догадались? 
- А где у нас медведи? Там только, пожалуй, и остались.
Стойкий приверженец гиппократовой  науки еще что-то рассказывал Алешке, что советовал, куда-то направлял, сопроводив на прощание какими-то бумажками. Только все это было ему безразлична. Мыслями его овладело отчаяние, переходящее в полное отупение. 
«Все, это конец. А может быть, начало новой, совсем другой жизни? Сказал же ему главный врач, что Любава совершенно здорова ! А раз так, быть ей третьим членом нашей семьи! Там видно будет, что делать…» 
- Спасибо Вам, Леонид Максимович, за неоценимую услугу и добрые советы! Я непременно воспользуюсь ими. Скажите, как и где я могу рассчитаться за все то, что сделали для Любавы лично Вы и ваши коллеги? 
- Никаких расчетов! Пустяки! Это я должен вас благодарить за необыкновенного пациента. Ваша невеста – феномен, достойный пристального изучения! А еще – она необыкновенная красавица! Будь моя воля, я бы клонировал таких, чтобы на свете было меньше уродов лицом и духом!
Получив разрешение забрать Любаву домой, и еще раз тепло поблагодарив доброго врача за всё хорошее, Алексей пошел в комнату, куда поселили Любаву. Его встретила пожилая женщина и любезно сообщила, что «красивая, очень красивая девушка ушла к пруду в сопровождении какого-то солидного мужчины, очень вежливого и внимательного…»
- Ваша девушка очаровательная и, простите, немного странная… Мне было с ней очень и очень интересно!
Поблагодарив женщину за полученную информацию, Алекс поспешил к пруду, где должна была оказаться «странная» Любава.
Сердитая целеустремленность дальнобойщика готова была разрушить любое препятствие, окажись оно на пути его.
Любаву он увидел на скамейке рядом с мужчиной, лица которого пока видеть не мог, но непроизвольно сжатый кулак так и просился сделать живописную отметину на одном из выступов этой физиономии.
- Любава, привет! Ищу тебя, с ног сбился, а вы тут красой природы любуетесь…
Алешка пытался придать своему голосу добродушные нотки, но это у него получилось не очень искусно.
Мужчина, лет 55-ти, кивнул головой на приветствие Алекса. Лицо его сразу не понравилось раздосадованному искателю прекрасной дамы. Что-то наглое, похотливое и тупое ясно было запечатлено на физиономии незнакомца.
- Алеша! Мы сейчас поедем к маме Ольге, да?.. Мне так хочется опять смотреть на нее… И на тебя, и на нее, и на тебя!
Любава весело улыбалась и на душе раздосадованного Алекса опять стало светло и уютно.
Алешка кивнул незнакомцу.
- Извините, нам пора! Приятного Вам отдыха…
Алекс сжал руку Любавы и быстро зашагал к выходу из санаторного парка.
- Рука теплая, живая… Дыханье медленное – ну и что в этом плохого? Белая кровь…белая кровь… Это что же, страшная, неизлечимая лейкемия, рак крови?.. Ну, хватит об этом!..
Чуть строгим голосом Алексей обратился к Любаве:
- Что это за человек, с которым ты мирно беседовала на скамейке?
- Я не знаю… Их тут, этих самых мужчин, очень много и все разные, и все хорошие. Добрые, приветливые… Тот, что сидел со мной на скамейке, помог мне найти дорожку к пруду. Мне тот пруд  совсем не понравился. Наше озеро прекрасней,  и лес там густой и пушистый…
- Добрые, приветливые… зачем ты пошла одна, доверившись чужому мужчине? Больше этого никогда не делай, поняла?
- Поняла… Только он не сватался ко мне, и о свадьбе ничего не говорил… А еще он говорил про Канары, что там очень красиво и все время только лето… А кто такие – Канары? Они добрые – или… Ты, Алеша, сердишься на меня? Почему? Я же с тобой…
- Эх, Любава, Любава, дивное дитя природы! Не сержусь я, потому что ты рядом, а если бы не нашел тебя, то наверняка лишился бы рассудка от горя.
Они улыбались. Они были вместе. Им было хорошо. Они были молоды!

***
Мужчина с нагловатой «репой» провожал молодых  взглядом до тех пор, пока не увидел, кА кони сели в машину и уехали. Тогда человек, знающий о Канарах не понаслышке, вынул из кармана мобильный телефон и быстро начал набирать какой-то номер. Чуть подождал, подергивая ногой от нетерпенья…
- Тузик, это ты? Пошел к черту со своим «приветом». Срочно бери Чирика и Бабируссу. Кактите на шоссе, что ведет к санаторию. Дурак, какой Сан-Антонио! К са-на-то-рию! Да! Встретите белые «жигули» под номером И-20-1-РУ. Правое переднее крыло у машины черного цвета. Да, правое переднее… Пасите его до подходящего места. Потом тормозните водилу. Суньте ему в морду «понюшку». Понял? Да, чтобы вздремнул. Выньте из машины девку и отвезите ее на мою хазу. Все понял? Нет, водилу мочить не надо. И попробуйте только обломаться… То-то… Давай, действуй! Я скоро буду. Всё!
Лысый «стратег» опустил «мобилу» в карман и направился туда, где стояла его иномарка.
- Конечно, я «приятно отдохну». Твой добрый совет, сопляк, я принял к сведению. Осталось лишь перехватить твою красотку и провести с нею очень много хорошего времечка!

***
Алекс молча гнал машину в сторону заката. Заканчивался еще один день, еще один маленький отрезок необычной Алешкиной жизни. Нежданно-негаданно судьба начала подбрасывать ему тайны, ключи от которых или потеряны, либо хранятся там, куда простому смертному заказана дорога…
Любава тоже молчала, лишь иногда устремляла на Алешку синие звезды своих бесподобных глаз.
-  Ты знаешь, Любава,.. На душе у меня очень и очень тревожно… Ты злая и бессердечная, потому что совсем не хочешь помочь мне. Ведь так?
- А почему ты вспоминаешь Ведя? Разве ты когда-нибудь виделся с ним?
- Да нет, я не про твоего Ведя…. Просто есть такое слово в нашем языке… Ты что, никогда в школе не училась или это твоя шутка?..
- Не злая я, не бессердечная… Как бы мне хотелось быть такой, какой ты  хочешь знать меня. Только пока это не в моей власти…
- Пока? А сколько же будет длиться это «пока»? Кто нарушит этот таинственный запрет? У человека – одна жизнь. Она очень короткая, а молодая пора в ней – еще короче. Как нам быть – тебе и мне? Вот представь: закончится твое таинственное «пока», станешь ты вольной, свободной от «колдовских» чар, а глянешь в зеркало… На тебя посмотрит совсем другая, поблекшая женщина…
- Ты очень нетерпелив. Мы знаем друг друга всего лишь несколько дней, а они тебе кажутся целой вечностью. Давай ждать вместе вольного часа, когда каждый из нас будет принадлежать себе…
- Ждать вольного часа…Это ожидание может вылиться в бесконечность и тогда…Не знаю, что будет – тогда…
Алексей внезапно сбавил скорость. У обочины дороги стояла легковушка с задранным капотом. Рядом с нею маячили две фигуры – мужская и женская. Мужчина просительно устремил руку поперек дороги, что обозначало – нужна помощь.
- Ну вот, еще одна забота… Что у них там?..
Алешкин «жигуленок», проехав чуть вперед бездыханной «иностранки», остановился.
- Любава, из машины не выходи… Я посмотрю, что там у них и поедем дальше.
- В чем проблема? – спросил Алешка, приблизившись к незнакомцам.
- Помоги, приятель!.. Мотор не заводится. Я, это самое, шофер из новеньких… Ни черта не соображаю в иностранных железках…Посмотри, что там… Не ночевать же на трассе…
Алексей склонился над мотором. Он был еще горячий, значит, заглох только-только.
Дальнобойщик едва приготовился к анатомированию горячего железного сердца. Внезапно сильные и цепкие руки обхватили его сзади, другая пара рук плотно прижала к его лицу резко пахнувшую тряпицу. Алексей рванулся, пытаясь освободиться от нахального плена. Он не видел, что на помощь к «голосовавшим» поспешил третий. Напавшие знали свое дело и вершили его профессионально. Сильный и ловкий Алешка на сей раз не смог раскидать кодлу. От прижатой к носу тряпки помутнело в голове и… Теперь Алекс уже ничего не видел, не слышал, не соображал. Он провалился в бездну, в какую проваливаются на операционном столе после введенного наркоза…
- Выволакивай девку!.. Быстрей!.. А ты, Чирок, помоги затащить в «жигуль» этого хмыря!..
Бабирусса – здоровенная девка-баба, открыв дверцу, ухватила Любаву за локоть.
- Выходи, быстренько! Нас ждут!
Любава, не очень хорошо понимая, что происходит, совсем не собиралась выполнять приказ бабы-коня. Она освободила локоть из лапы Бабируссы и с такой силой оттолкнула ее, что та рухнула на спину, обнажив свои массивные «прелести». Подоспевшие подельники общими усилиями вытащили девушку из машины, куда только что втиснули обмякшее тело Алекса.
В машине дорожных пиратов было просторней и красивее. На заднем сиденье Любава оказалась между Тузиком и Бабируссой.
- А почему Алёшу не взяли? Вы что с ним сделали? Ему плохо? Кто нас ждет? Куда вы меня…
Любава не договорила фразу. «Мерседес» рванулся с места и, как бешеный конь, понесся по шоссе.
Смеркалось. План злоумышленников удался на славу, и шеф будет доволен!.. Лишь Бабирусса понесла чувствительную нежданку. Трахнуться головой об асфальт, и от кого, от какой-то совсем не агрессивной девки!..
- Погоди, падла…Я еще с тобой поквитаюсь, когда придет черед!.. Ох, и расквитаюсь! Будешь помнить меня долго, если, конечно, соображать не разучишься…
- Ты мне ничего не должна…Вы злые, да? Почему? Мама Ольга нас ждет, а вы делаете совсем не то, что нам было нужно…
- Мама Ольга подождет, ничего с ней не случится… А корешок твой очухается и явится к «маме Ольге» пока без тебя.
Тузик с ухмылкой глянул в лицо Любавы.
- Ё-моё! Ну и красотка! Губа у шефа не дура! За такое богатство – и полкоролевства маловато будет!.. Эх!
Верный пёс шефа закурил, и салон автомобиля наполнился дымом.
- Алешина машина лучше. Там не пахло так скверно… А что это – дым у тебя внутри? Там костер горит?
- Костер, костер…Хватит дурковать, тут тебе не цирк…Костер, главное…Глядя на такую красотку, загоришься, в натуре!
Тузик сделал попытку обнять Любаву. Шефу, мол, и так слишком много достанется.
Любава на миг вспомнила бедного Долговязика, державшего ее за руку со смущенной улыбкой.
- Руки у тебя воровские, а у меня – ловкие!
Похотливая улыбка не успела сойти с возбужденной физиономии хама. Любава вцепилась пальцами в его нос и защемила так, что Тузик заорал на весь салон и выпустил, как из пулемета, всю обойму грязных слов…
Чирок дробно и визгливо захихикал. Бабирусса не встревала. Ей даже понравилось, как  девка осадила этого кобеля.
- Ну чо, поимел?.. На собственность шефа польстился, козёл…
- Кончайте базар, подъезжаем!..
Повелительный тон Чирка сгладил все «шероховатости», вернув немногочисленную публику к трезвой реальности. Любава сидела молча. Мерзкие люди мешали ей дышать, чувствовать себя вольной птицей. Железная клетка катила ее в неизвестность, которая не обещала несчастной древлянке ничего хорошего.
***
 Дурман освободил Алекса от своего плена. Он открыл глаза. Темный салон «жигуленка». Голоса. Совсем рядом. Люди в милицейской форме.
- Гражданин, что с вами? Почему спите в машине, почему не горят сигнальные огни? Вам что, жить надоело?
- Что это у вас за запах  в салоне? Чем это вы начуфанились? Документы у вас есть? Ваши водительские права, пожалуйста!
- Милиция? Это хорошо…Очень кстати…Если можете, зайдите в салон…Попробую кое-что объяснить…Вы настоящие милиционеры или…
- Настоящие, настоящие… Ну, так как, права свои покажете?
- Права?.. Нет у меня никаких прав, и не будет до тех пор, пока есть на дорогах бандиты. Напали на нас. Со мной была девушка, теперь я не знаю, где она и что с ней…Её нужно обязательно разыскать…Она – необыкновенная! Понимаете – необыкновенная!..
-Все девушки необыкновенные, особенно те, которые ночью оказываются в салоне легкового автомобиля…
Алешке совсем не хотелось говорить с этими людьми. Какой от них прок? Они ничем не смогут помочь ему. Скорее, еще больше осложнят и без того сложную ситуацию…
Они, ознакомившись с его водительскими правами, вкратце узнали о характере происшествия, о происхождении дурного запаха в машине.
- Вот что. Если Вы в состоянии самостоятельно ехать, тогда – в дорогу. Или садитесь в машину нашего водителя, он довезет Вас по адресу… А завтра с утра займемся вашим делом, и девушкой, которую у Вас похитили. Ну как, годится?
- Да, вроде бы другого варианта пока нет… Ночь…Какие там поиски…Господи, что же с Любавой? Куда увезли ее эти бандюги, чтоб им сдохнуть, сволочам!
- Значит, договорились: завтра с утра заезжайте к нам в отдел, составим протокол, наметим план действий… Мы записали Ваши координаты… Значит, доберетесь самостоятельно?
- Доберусь…
- Тогда – до завтра. Счастливого пути!

Глава 12
Ведомир не находил себе места.  Никакие дела его не занимали, потому что на душе было тревожно, а сердце подсказывало, что должно произойти что-то очень неприятное.
- Чудится мне, что не все ладно с Любавушкой. Не поступил ли я опрометчиво, поместив нанаглядную синеглазку из огня да в полымя. Знал ведь я, что далекое будущее совсем не рай, что человек там подвержен тысячам испытаний, опасностей, которые, по сравнению с насильственным замужеством Любавы кажутся чудовищными.
Будто понимая тяжесть положения своего подопечного, своего избранника, дала о себе знать всемогущая Троица. На груди Ведомира тихонько застрекотал талисман. Он знал, что нужно было сделать, чтобы далекий голос разума стал доступным пониманию
Колдун поднес талисман к чистому листку бумаги. Через мгновение на нем стали появляться слова. Их было много. Они составили целое послание, которое едва уместилось на странице. Однако, самым ценным был совсем  короткий абзац:
- Она в опасной ситуации, но легко выйдет из нее. Твой талисман спасет красавицу, а добрые люди сохранят ее…до времени.
До встречи, благородный Ведомир! Мы с тобой…
Ведь лёг на широкий топчан, заложил руки за голову  и неподвижно застыл в этом положении. Он думал о том, о чем простому смертному думать не дано.
- Мне было гораздо проще, когда таинственные силы носили меня по всему свету, нарушив все законы мирозданья. Я видел его краски, его величие, видел то, что сотворил человек, обогнав мудростью самого создателя. А сколько людей встретилось на моем пути? Они жили в разное время, а я встречал их так часто, словно столетия были сжаты в один час, в один день… Мой мозг устал помнить тяжесть этих впечатлений. Я записывал их, не зная, для чего и для кого. Вот и сейчас повеяло мне в лицо соленым океанским ветром. Рядом – дьявольски упрямый и решительный генуэзец. Пока существует земля, будет существовать он, Колумбус. Его матросы окончательно разуверились в успехе заманчивого мероприятия, они близки к помешательству.
- Мы увидим землю? – спросил я у него в минуту всеобщего отчаянья.
- Всё на свете имеет предел. Есть он и у океана. Вот, смотри – на моей руке москит…
- И что это значит?
- Это значит, что земля рядом! Великая космическая сила торопила  меня! Слишком обширным был пантеон человеческих судеб и, видимо, сила эта старалась приобщить меня к самым ярким, самым значимым… Я не успел разделить радость Колумбуса, оценить его подвиг и меру преступных деяний на прекрасной земле аборигенов. Очень скоро я увидел маленького, располневшего человека, смотревшего потухшими очами за океанскую даль. Маленький остров-скала был тесен ему. Виделись корсиканцу широкие поля сражений, где положил он навеки многочисленные полки своих и чужих воинов. Я говорил с ним, и он не удивлялся моим вопросам, не придав никакого значения моему облику и неожиданному появлению.
- Сир, Вы не жалеете о прошлом?
- О прошлом жалеют ничтожные существа. Бонапарт был великим от рождения, великим он останется до тех пор, пока Всевышний не учинит на Земле Страшного судилища.
- Да, Вы сделали очень много впечатляющего для своей страны, но… Франция потеряла сотни тысяч своих лучших сынов, испытала горечь поражения и, наконец, Вы стали узником этого, забытого Богом, острова…
- Франция гордилась и будет гордиться мною всегда! Полководец всех времен и народов – разве это не предмет гордости?
Он замолчал. Потом, заложив руки за спину, медленно зашагал прочь. Не оборачиваясь, он внятно и категорично произнес:
- Я еще вернусь к ним, и они встретят меня с великими почестями!
Ветер сорвал с головы опального императора широкополую шляпу, но он не обратил на это никакого внимания.
Мне было искренне жаль этого Человека, но жалость эта была особого рода…
- Ведомир, нам пора…Впереди еще много встреч, которые мы приготовили тебе…
Это был голос… Да, да…Это был голос того Старца, что возглавлял небесную Троицу! А кем был я? Не знаю… Меня, как пушинку одуванчика, опустили на площадь перед огромным серым зданием. Я сразу понял, что не это сооружение хотели показать мне мои космические гиды. Я увидел исполинскую фигуру юноши с петлею пращи на мраморном плече.
- Давид…Микеланджело Буонаротти, Флоренция…
- Сеньору нравится мой Давид?
Рядом возник маленький человек с кудрявыми волосами и обезображенным носом.
- Это не может не нравиться! Это приводит в трепет! Такое может сотворить только Бог!..
- Спасибо, сеньор! У вас благородная внешность и царственная осанка. Когда буду ваять Моисея, ваши черты мне очень пригодятся… Потом  я снова видел площадь, заполненную множеством людей, зловещий скелет гильотины… Она ждала человека, имя которого еще только вчера было на устах мятежных галлов. Теперь им нужна была его голова, безмолвная, окровавленная голова «неподкупного» Робеспьера…Ужас, вызывающий ликование толпы, ошеломил мой рассудок, и, зная об этом, мои небесные спутники постарались как можно быстрее избавить меня от страшного зрелища.
- Теперь взгляни на этого человека, - шептал мне таинственный голос.
Я повиновался, устремив глаза на высоченную, нескладную фигуру, широкими шагами направлявшуюся к причалу.
- Ты видишь великого российского царя Петра. У тебя еще будет достаточно времени узнать о нем много интересного и поучительного. Невозможно быть святым, безгрешным и великим. Он предпочел быть всего лишь великим Государем твоей грядущей родины, Ведомир…
И опять человек маленького росточка. Под прозрачной крышкой саркофага я слышал…голос мумии!
- Товарищ, Вы, надеюсь, не станете ниспровергать учение Маркса? Не пытайтесь! Оно единственно правильное, потому и приводит в ярость буржуазию! Ну, черт с ней, с буржуазией…Прошу Вас, не приподнимайте меня…Вы-колдун? Я чувствую это!.. Почему меня не похоронят?.. Нельзя! Какова будет могила? Ужас! Осквернят! Выкрадут! Будут продавать мою мумию по кусочкам… Был Ульянов-Ленин – и нет его…
Я молча слушал скорбный голос, исходящий из глубин человеческой оболочки. Кто он, за что досталась ему эта ужасная Голгофа?
- Ведомир, ты видишь останки человека, которому удалось сотворить то, что никому и никогда не удавалось. Гигантская страна, твоя страна, Ведомир, перестала принадлежать царям. Трудноуправляемой массе людей он обещал непременное и скорое счастье… Обещал…
В бессмысленном фейерверке встреч Ведомиру вспомнился еще один человек. Облаченный в странные одежды, он поднимался к небольшому отверстию в теле гигантской машины… Он улыбался, помахивал рукой, а потом…Потом эта чудовищная, неистово ревущая машина унесла веселого человека за облака…
Мягкий женский голос Троицы предупредительно подскажет ему, что это был первый из всех живущих на Земле людей, кто покинул ее ненадолго, чтобы убедиться – насколько она прекрасна, мала и беззащитна. У человека была крылатая фамилия, и был он русский…
Ведомир мечтательно улыбался. Ему казалось, что человеческая планета открыла ему все свои тайны. Оставались тайны небесные, разгадать которые поможет ему Троица. Иначе – зачем всё это, непонятное, непостижимое. Два тысячелетия…А что было до них? Ему не говорили. Пока…

Глава 13

Иномарка мягко и почти без шума подкатила к высокому забору и остановилась около ворот с калиткой. Большой  двухэтажный особняк был освещен лишь одной лампочкой, висящей над парадным  входом.
- Ведите красотку в дом…Я буду ждать шефа здесь. Ты, Бабирусса, сваргань что-нибудь, зажевать и попить. В желудке – писк, в горле – ерш. Гоняемся, как охотничьи псы…
Тузик резко кашлянул и смачно бросил в темноту увесистый плевок…Чирок и Бабирусса вывели из машины Любаву. Она не сопротивлялась, была спокойной, словно провожали ее в собственный дом.
- В доме все спят? И мы спать будем? А пирожки у вас есть, какие мама Ольга давала мне?
- Будут тебе и пирожки, и многое другое, чего ты еще, наверное, никогда не пробовала!..
Бабаирусса злорадно хихикнула, подталкивая в плечо  ничего не понимающую  незнакомку. С тех пор, как колдовские силы Ведя  принесли ее в этот мир, в ё для Любавы было незнакомо и принималось чисто механически.
Гнездо шефа встречало гостью, какой здесь никогда не было и никогда уже не будет.
- Красиво здесь!.. Это княжеский дворец? Мои бедные соплеменники хотели мне тоже дворец построить, а я после этого хотела выйти замуж за князя. Теперь ничего этого не будет…
- Ты, девонька, случайно не с луны сбрендила? Не поймешь, что за бредятина в голову тебе лезет… Ты что же, ничего не боишься, ничему не удивляешься?
Чирок, положив ручищи на бедра, открыл на полную диафрагму свои зенки, уставился на стройную фигуру Любавы.
- Ничего и никого не боюсь, а удивляться очень люблю… Здесьтак красиво, ведь так?..
- Красиво, красиво! Садись-ка вот сюда и расскажи лучше свеженький анекдот. Давай, давай…
Пока Любава соображала, что от нее требовал нахальный Чирок, дверь в гостиную раскрылась, и появился тот самый…
- Игнасио Лойола! Как Вы здесь оказались?! Я так рада! Вы, случайно, не видели Алёшу? Вот они, - Любава указала на Чирка, - что-то сделали с ним, а меня привезли в этот чужой дворец…
При упоминании «Игнасио Лойолы» Чирок прыснул со смеху, но тут же утихомирил свою ухмылку. Он понял, что шеф навешал немало лапши на уши этой простушки-чеканутой.
- Не сердитесь на них! Они такие от рожденья. Я знаю их лучше Вас, они хорошие и преданные мне люди!..Кстати, я здесь оказался не случайно – это мой дом! Вам здесь нравится?
«Лойола», словно блудливый кот, ласково пристроился на мягкой скамье рядом с озадаченной Любавой. Потом он положил руку на ее плечо и пытался притянуть к себе для совершения поцелуйчика…
- Чего это вы?.. Долговязику я это простила бы. Он был моим родичем, а вам лучше держаться от меня подальше.
Любава использовала свой привычный прием. Схватив пальцами нос «Игнасио», Любава сильно защемила его, заставив болезненно промычать похотливого негодяя.
- Ты устроил это позорище, мерзкий человек? Куда вы подевали Алёшу? Сейчас же отпустите меня на волю, разбойники!
Любава стояла грозная, с гневными очами, похожая на валькирию, готовую ринуться в бой.
Оскорбленный, униженный, а теперь еще и достаточно обозленный мафиози медленно поднялся с кушетки и хотел наотмашь ударить Любаву по лицу.
С проворностью гигантской кошки вскочила любава на несколько ступенек лестницы, ведущей в жилые хоромы гадюшника. Мгновенно вытянула она шнурок с медальоном, висевшим у нее на шее.
- Помоги мне, мой ангел-хранитель!
Маленький, серебристо-серый диск, зажатый пальцами девушки-древлянки, ожил. Случилось то, о чем совсем недавно говорил ей благородный Ведомир.
Любава видела, как сквозь маленькое отверстие медальона протянулся тоненький  лучик света и уперся в лоб оторопевшего домогателя. Девушке стало не по себе, когда на ее глазах фигура «Игнасио Лойолы» превратилась в облако пара, которое затем растеклось по блестящему полу, изобразив огромную змею. Ужас застыл в глазах появившейся с подносом Бабируссы. Следом вошедший Чирок намеревался, видимо, поздравить шефа с удачно завершившейся операцией. Пара бутылок выпала из его рук.  Он увидел, как под тонким лучом медальона его подельница превратилась в ту, чью кличку носила с гордостью, не ведая, что означает она свиное существо.
Луч миниатюрного  «гиперболоида» заставил остановиться пытавшегося бежать вон Чирка-громилу…
- Не надо!!! Не…а…а…
Вместо Чирка на полу юлила макака.
Едва не сорвав дверь с петель, новоявленные животины бросились в темный двор и исчезли в темноте.
- Остался еще один…Надо найти его и покарать. Пусть еще одной кучкой разбойников станет меньше…
Любава прижала ладонью к груди чудо-медальон…Он был теплым и казался маленьким живым твореньем какой-то сверхъестественной силы. Девушке он не вредил, и ладонь ее ощущала как бы второе, едва-едва бьющееся сердце.
Любава вышла на слабо освещенный двор. Машина Тузика призрачно поблескивала чужеземной полировкой, а сам он  одной своей нижнее половиной выступал из открытой пасти багажника…
- Эй, ты, повернись-ка ко мне лицом…на малое времечко!..
 Голос Любавы прозвучал неожиданно и повелительно-смело. И когда последний из разбойной квадриги явился целиком перед страшным оружием лесной красавицы, последовало неотвратимое…
Теперь уже не Тузик-водила, а большая черная собака, едва не защемив лапу закрывающимся багажником, с визгом бросилась прочь.
- Спасибо тебе, благородный Ведомир, спасибо тебе, таинственная сила, что свершила праведную расправу над заблудшими овцами мира сего!..
Любава вышла из калитки и, оставив за спиной убежище Удава (теперь всесильный мафиози дымился на полу смрадной лужей) быстро направилась туда, где должна была тянуться лента шоссе.
- Боже Всевышний, я осталась совсем одна в чужом, непонятном мне мире… Зачем я здесь, что будет со мною дальше? Где вы, Алёша, мама Ольга? Как найти вас?..
Любава сняла туфли. Ей привычней было ходить босиком. Она прислушалась. До ее слуха иногда доносился знакомый шум быстро мчавшихся машин.
- Надо туда… Может там Алешина «жигулька»…Неужели они сотворили с ним что-нибудь страшное?  Помоги мне, Господи!..
Слезы набежали на глаза Любавы, усталость давала о себе знать неуверенными шагами, вспомнились чай и пирожки мамы Ольги…
Вот и дорога. Надо встать и, когда появится машина, вот так вытянуть руку. Так учил Алеша…
Редкие машины стремительно проносились мимо. Никого не интересовала поздняя, неизвестная фигура. Мало ли всяких проходимцев, «ночных бабочек» и откровенных бандитов подстерегали великодушных автовладельцев. Нынешнее время отучило людей быть милосердными, благородными. Они стали бояться и презирать друг друга…
Любава не догадывалась,  что за нею крадется и контролирует каждый ее шаг черный пес. Он мыслил, как человек.
- Напасть! Загрызть! А что потом? Буду ждать. И запомню номер машины, на которой она уедет...
Равнодушно болтая башмаками, Любава, совсем не ведая, в какую сторону ей идти или ехать, шла наугад, прямо по проезжей части.
- Так меня нашел Алеша и остановил свою огромную машину, чтобы избавить меня от гнетущего одиночества…
Наконец, за спиной уставшей «ночной» красавицы послышался слабый визг тормозов. Любава подбежала к закрытой дверце машины и склонилась, чтобы рассмотреть лицо человека, которого попросит о помощи.
За рулем сидела уже немолодая женщина, а рядом с нею – мужчина в непонятном Любаве наряде. На нем блестели золотые пуговицы, на плечах лежали кусочки тоже чего-то блестящего…
Вот стекло, закрывающее женщину от Любавы, быстро опустилось вниз.
- Чем могу быть полезной? Вас надо куда-то подвезти? Почему такая красивая девушка бредет одна по ночному шоссе? Что-нибудь случилось?
Пауза.
- Ну, чего же вы стоите? Садитесь в машину, по дороге разберемся…
Солидный седовласый мужчина в офицерском мундире проворно вышел из салона и открыл перед Любавой заднюю дверцу.
- Садитесь, пожалуйста…Вы, наверное, уже продрогли?..
Машина тронулась. С минуту ехели молча. Заговорил офицер:
- И долго вы шагали по шоссе? Кто же посмел оставить одну такую красавицу в поздний час? Я бы вызвал того кавалера на дуэль и проучил бы его… Кстати, вас куда доставить?
В голове Любавы было столько пугающего, фантастического, неправдоподобного, что она не сразу уловила смысл вопроса.
- …Мне к маме Ольге и к Алёше… Их дом около маленького пруда… Там шумит камыш. А дом у них голубенький, и окошек в нем очень много…
- М-да…Понятно… Марина, это где-то рядом с любительским стадионом.
- Я поняла…Попробуем там проскочить, а голубенький дом вы, барышня, наверное без труда отыщете сами…
Женщина непонимающим взглядом обменялась с мужчиной.
- Не знаю, как вас благодарить! Вы очень хорошие, а с плохими я только-только рассчиталась как положено….
- Это что же за люди такие были?
Офицер повернулся всем корпусом к загадочной незнакомке. Его поразила красота ее. Не было в этом лице ни малейшего намека, что принадлежит оно женщине легкого поведения или хитрой мошеннице. Оно было чистым, как у Мадонны Литта, хотя заметно уставшим.
- Они разлучили нас с Алешей вот на этой дороге. Почему они сделали это? Самый скверный был Игнатий Лойола…Теперь от него осталась только зловонная лужа…
Женщина и мужчина многозначительно переглянулись, и в салоне машины воцарилось тягостное напряжение, граничащее с испугом. Кого же мы, наконец, везем?..
Вопрос больше не было. Ехали еще какое-то время молча.
- Во  пруд и камыш…Наверное, где-то рядом ваш дом, где ждут вас Алеша и мама Ольга…Ведь так?.. Желаем вам удачи, красавица!
- Может, вас проводить?
Мужчина произнес это как-то нерешительно, а женщина машинально прижала его руку к сиденью.
- Как бы мне хотелось, чтобы жили вы вечно! С вами было так хорошо, так спокойно! Благодарю вас сердечно. Вы отлучили от меня одиночество и вернули к надежде. Прощайте!
С помощью мужчины-кавалера Любава вышла из машины и пошла разыскивать красивый голубенький дом со множеством окошек. Мужчина и женщина еще некоторое время сидели молча, совершенно не соображая, что произошло, какого пассажира послала им судьба…
- Поехали,Марина. Ты не устала? Хочешь, я поведу машину?
- Нет, ничего…Всё в порядке. Ну и дела!..
Женщина облегченно вздохнула и устремила послушную машину в обычную, реалистическую ночь…

Глава 14

- Пожалуй, сегодня нам будет не до сна…Мама, как ты думаешь, - стоит ли мне с милицией связываться? Не помогут они…Милиция занимается государственными делами. «Разоблачат» мелкую сошку, свалят все на нее, а сами преступники будут ухмыляться с издевкой.
Ты же читала в газете. Все главные воры на свободе. Лучше я сам займусь этим делом. Спрошу у главврача, может, он что-нибудь знает про того типа, что сидел с Любавой на скамейке. Мне он очень не понравился. Попробую узнать, кто он, чем занимается, по какой надобности оказался в санатории.
Мне кажется, этот тип положил глаз на Любаву. Она ему показалась простачкой, да еще красавицей.
- Алеша, мы с тобой ни в чем не согрешили перед Богом, а он почему-то решил наказать нас…Как сейчас пригодился бы тебе отец… Может, всё пустить на самотек? В чем наша вина, если  откроется что-нибудь из ряда вон..?
Помолчали.
- То, что случилось с вами сегодня, все эти анализы, похожие на американские сцены из киноужастиков, эта дикая сцена  на дороге – всё это не случайно… И сколько еще всякого будет?
- Ты знаешь, мама, что она сказала мне, когда  мы ехали в санаторий? «Любить меня, Алеша, нельзя. Я – девушка-призрак. Я одинока. Я ничья. Я – вчерашний день, который потух сотни лет назад…Ну и что-то еще в этом роде…
Мать и сын вздрогнули. В дверь кто-то стучал, робко, словно извиняясь.
- Стучат!..Неужели еще какой сюрприз приготовили нам? Я окрою, мама…
Алешка вскочил с дивана и решительно направился к двери.
Пауза ожидания…
- Мама! Смотри, кто к нам вернулся!
Ольга Даниловна стремительно приблизилась к вошедшей.
- Любава! Голубушка!.. Живая! Невредимая!.. Господи, где же ты пропадала?! Мы тут чуть с ума не сошли!..
Алешка впервые обнял девушку легким бережным объятьем, хотя готов был затискать ее до умопомрачения, по-мужски грубовато и властно…
Они снова были вместе! И это за сегодняшний сумасшедший день было самым важным и самым радостным событием…

Глава 15

В  уютный кабинет никому неведомой фирмы размашистой походкой вступили два человека.
- Ты Удаву звонил?
- Звонил, много раз…А что толку? К телефону никто не подходит…
- Его там что – бабы к кровати привязали? Сколько натикало?
- Да уже половина десятого…
- Вот урод! Он нам все дело поганит!.. Раньше с ним такого не случалось…
Более высокий по чину командным голосом:
- Ладно, если гора не идет к Магомету…Поехали к нему. На месте всё прояснится…
Мимоходом обронил секретарше:
- Лаванда, если позвонит Удав, пусть не выезжает, а дожидается нас…От телефона – ни шагу!
Двое вышли. Потом двое уехали.
Лаванда мгновенно расслабилась, достала сигарету, закурила и удобненько расположилась на своем стуле.
- Ушли, борзые… Как я их ненавижу! Но они мне платят. И хорошо платят. Можно потерпеть. Есть выгода…По лезвию ножа ходят. И я с ними…
Удав так и не позвонил, зато те двое уже подкатили к его особняку.
- Я же говорил, что задурковал наш подельник. На улице солнышко, а у него везде свет горит…
- В последнее время он на сердчишко жаловался… Не прихватило ли моторчик?
- Да он что, один во всем доме? Не то…
Они вошли через калитку во двор. Тихо. А это что?! Мужской дуэт в недоумении остановился.
На ступеньках входной двери сидели три существа: огромная черная собака, дрожащая,словно от лютого холода, обезьянка-макака. В середине троицы возвышалась огромная желтая свинья.
- Эй, есть кто-нибудь в этом доме? Макарыч, ты живой?! Принимай гостей!..
Молчание. Теперь животины как-то очень робко, совсем неопасно начали приближаться к пришедшим. Бежать или не бежать? Первый вариант был роднее человекам, второй лихорадочно обдумывался, звал к действию, ради которого представители «фирмы» оказались здесь.
На помощь пришел сам зверинец. Собака жалобно скулила, размашисто виляла хвостом и, словно звала гостей в открытую дверь особняка. Макака, эластично оттолкнувшись от земли, уселась на плече младшего «фирмача», чему тот совершенно не обрадовался. А вот свинья…Она плакала, совсем как человек, а звуки, издаваемые желтой махиной, показались прихожанам…очень знакомыми.
- Что за наваждение? Ты слышишь, слышишь? Голос этой пороси похож на голос…
- На голос Катьки-Бабируссы!
Желтая масса мгновенно и радостно отозвалась:
- Я…я…Она – я…
Свинячьи глазки еще обильнее наполнились слезами.
- Слушай, приятель, нам надо сматываться отсюда! Тут что-то такое творится…Уму не постижимо!
- Подожди…Давай в милицию звякнем. Приедут, разберутся…У них есть оружие на худой конец…
Макака, обнимающая за шею «сторонника милицейского вмешательства» еще теснее прижалась к своему избраннику и тоже заплакала…
Потом, увидев в кармане «ленинградки» пачку сигарет, мгновенно достала ее, ловко вынула одну и сунула себе в рот…
- Ты чего, а?.. Курить будешь?.. Ну давай, закуривай…
Мужчина щелкнул зажигалкой, и животина-макака проделала то, что положено. Она тут же глубоко затянулась и выпустила из уголка своего широкого рта тонкую струйку дыми…
- Во даёт!.. Кто тебя, красотка, научил этому баловству, а? Ты, случайно, не из цирка?..
Они звонили в милицию и, поняв, что рыцари правопорядка готовы поспешить к ним на помощь, несколько успокоились.
- Да, но где же все обитатели дома, где хозяин? Может ты, пёсик, знаешь? Ты ведь собачка и должна всё знать…
Пёс Тузик радостно привалился передними лапами к туловищу вопрошавшего, а затем устремился в открытую дверь просторного жилища.
- Пойдем за ним, он что-то хочет показать, насколько я его понимаю…
Люди пошли вслед за собакой, сопровождаемые притихшей Бабируссой и всё еще жадно курящей макакой…
То, что они увидели, окончательно ошеломило их и по-настоящему испугало. Большой черный пёс сидел перед странно извивающейся фигурой, изображенной водой на блестящем полу. Не нужно было иметь богатого воображения, чтобы понять – это была пиктограмма огромной змеи-удава…
- Змея из воды…удав.. Похожа на удава…
Пёс жалобно завыл, устремив человеческие глаза на лица вошедших. Бабирусса, словно ее долго и терпеливо дрессировали, пробубнила о том, чего больше всего боялись «фирмача».
- Это он…наш шеф… она его и всех нас вот так…
- Пошли на улицу! Я тут не могу больше оставаться…Ужас какой-то!..
Кавалькада из людей и животных поспешно устремилась на улицу.
Бабирусса-Катька тихо всхлипывала и тяжело дышала. Новое тело ее совсем не устраивало. Обезьянка гладила ее по щетине, заботливо извлекала из нее пылинки-соринки, а черный Тузик, закинув лапы на лимузин прибывших  человеков, жалобно скулил, резко встряхивал своей шкурой, словно хотел избавиться от ненавистной и чертовски теплой одежды.
Потом он отскочил и быстро помчался к шоссе, словно его ждали. Вскорости подъехала милицейская машина. Знактоки будут вести следствие и довольно скоро поймут – дело это «висяк», не подлежащий какому-либо прояснению…

***
Ближе к вечеру телевидение и радио огорошили обитателей небольшого провинциального городка сообщениями, достоверность которых вызывала явное недоверие. С другой стороны, кинокадры, показанные в телепрограмме, вовсе не казались ловко срежессированными эпизодами. Крупные планы, отдельные детали, панорамы…Всё было четко, документально, весьма правдоподобно… Наконец  - озабоченные лица сотрудников уголовного розыска, их краткие интервью, перебиваемые показом огромной желтой свиньи, черного лохматого пса и вертлявой обезьянки…Увидели телезрители и длинного извивающегося на полу удава, запечатленного непонятно каким способом и с какой целью.
Параллельно говорилось о том, что в окрестностях этого дачного поселка, на трассе, работниками милиции было зафиксировано покушение неизвестных лиц на водителя «жигулей». По признанию пострадавшего, его усыпили с помощью наркотического вещества. Девушка, которая находилась с ним в машине, бесследно исчезла…Сообщались и другие подробности обозначенных происшествий…
Седовласый, представительный мужчина и его жена с особым вниманием слушали тележурналиста.
- Марина, уж не та ли это  красавица, которую мы ночью подобрали на шоссе?Помнишь, она еще говорила, что на них напали и она разделалась с этими негодяями?
- Мне тоже показалось, что речь идет именно о ней. Была она очень странная, вроде как « с приветом». Правда ведь?
- Ты видишь, какие страсти-мордасти преподносят нам телевизионщики? Похоже, что и милиция, и журналисты теряются в догадках и предположениях…Скорее всего, они чувствуют себя совершенно беспомощно…
- Ну и что ты предлагаешь? Помочь им выйти на след красотки, которая живет в голубеньком доме около пруда, заросшего камышом?..
-Да, да, так она говорила…Там она и вышла…
- Ни в коем случае! Выбрось эту мысль из головы! Вот подходящая возможность влипнуть в осень неприятную историю! Ты же знаешь, кто живет в том дачном поселке. Хорошие люди не отгораживаются от людей высокими заборами, не держат вооруженную охрану и всё такое прочее…
- Ладно, ладно. Убедила, уговорила. Ничего не видели, ничего не слышали. И всё же, как ты думаешь: все эти свиньи, собаки, обезьяны – чушь, лапша на уши? А мне кажется, что за всем этим таится какая-то чертовщина….
- Давай не будем об этом.  Не наше  это дело…Ты не забыл, какой сегодня день? Вот именно – воскресенье. Мы собирались за грибами поехать. Так как?
- Можно и за грибами… Глядишь, ближе к вечеру еще чего новенького узнаем. Очень интересное кино получается!

Глава 16

После того, как Любава рассказала о своих ночных приключениях Алешке и его матери, все телевизионные соображения о «странностях» в дачном особняке уже не были для них «странными».
Было просто любопытно – как обыкновенные люди, не наделенные сверхъестественными силами, смогут разгадать суть происшедшего. Очевидным было другое. Сгущались тучи над маленьким семейством Осокиных, готовые в любой момент разродиться смертоносными зарницами молний.
С какой стороны нагрянут новые неприятности – никто знать не мог, но то, что они грядут – сыну и матери было совершенно ясно.
Девушка-тайна стала пугать их, ломая установившийся житейский уклад в общем-то благополучной, добропорядочной четы родных людей.
- Как она, эта, совсем простецкая по своей натуре девушка, смогла расправиться с циничными, сильными и безжалостными похитителями?
Об этом она ничего не сказала, лишь в который раз упомянула имя своего «ангела-хранителя» Ведя и какие-то таинственные силы…Может, оно и так… Но как получились животные из обыкновенных, пусть и очень  скверных, людей? Не было еще такого никогда в реальной жизни!
А не случится ли так, что свой чудодейственный дар она, Любава, однажды захочет использовать во зло добру? Ведь она такая наивная, совершенно оторванная от текущей жизни… Думы, думы…
- Любава, мне завтра на работу…Как ты себя чувствуешь? Не надо ли чего привезти тебе? Я еду в другой город и вернусь через пару дней…
- А как же я? Мне уже не хочется дома быть…Здесь нет ветра, нет запаха трав и деревьев, нет простора…Возьми меня, Алеша, с собой! Помнишь, как нам было хорошо, когда мы встретились на дороге?..
- Пожалуй, я мог бы удовлетворить твое желание… Ты права – дома скучно, тесно, одни и те же лица… Только ведь громыхающая машина, запах солярки, сухие бутерброды и прочие неудобства – всё это не для девушек-красавиц…
Любава весело засмеялась, словно проблемы, о которых говорил Алешка, казались пёстрой «божьей коровкой», ползущей по открытой ладони.
- Алеша ты такой смешной! Разве это трудности? Вместе с мужчинами я часто занималась их работой: ловила рыбу, охотилась на зверя и птицу, тесала топором бревна, из которых потом мы строили свои дома!
Алешка стоял, словно его окатили ледяной водой.
- Любава, ты колдунья! Нет, ты прекрасная волшебница, пришедшая к современному «дальнобойщику», чтобы свести его с ума!
Он взял в свои руки руки смеющейся девушки и сияющими глазами впитывал ее красоту, которая не убывала – а в эту минуту достигла своего апогея!
Ольга Даниловна стала невольной свидетельницей этой чудесной сцены.
- Ах, дети, дети! Глядя на вас, всерьез начинаешь думать, что люди могут быть бессмертными и всегда счастливыми! Что у вас тут, а?
- Мама, Любава хочет завтра поехать со мной! Как ты к этому относишься? Одобряешь или есть другой, не очень подходящий вариант?
Алешка застенчиво улыбался. Ему было хорошо, и выводить его из этого состояния матери вовсе не хотелось.
- А как Любава? Она согласна? Это ведь не загородная прогулка, а утомительное, совсем не комфортное путешествие!
- Мама Ольга, я сама напросилась! Вы отпустите меня? Не волнуйтесь, я сильная и очень надежная. Ничего  с нами не случится!
Это был вариант, который устраивал всех, ибо нежданно стал палочкой-выручалочкой, снявшей, пусть не на долгое время, тягостное нпаряжение. Алешка прекрасный водитель, отлично знает дороги. В конце концов, он довольно сильный мужчина…На крайний случай у него есть оружие, о котором никто, кроме Саньки Жирняка да «мамы Ольги» не знал…
День только начинался, и Алексу очень хотелось куда-нибудь сводить Любаву. Например,  покататься с нею на качелях в парке, сходить на новый фильм или посидеть в кафе…
Любава, наверное, давно забыла вкус мороженого, да и он, Алешка, как-то незаметно вычеркнул это лакомство из своего рациона…В последний момент на всех этих вариантах «приятного досуга» был поставлен жирный крест.
- Потом, не сейчас… У нас еще будет время наверстать упущенное. Нельзя Любаве пока быть на людях после всего, что произошло. Пусть будет около нас. Так надежней и спокойней.
Ход своих мыслей Алешка посчитал вполне логичным. Тем более, что завтра предстоит дальняя дорога и к ее всяким всячествам нужно, по возможности, получше подготовиться. И лучшее к тому средство – хорошенько вспаться. Однако, до вечера было еще далеко, и нужно было как-то «убивать» время…

***
Седовласый, солидный мужчина, в отличие от Алекса, точно знал, как распорядиться воскресным днем.
- (Полина) Марина, я, пожалуй, поеду за грибами с N… Он давно собирался, да машина у него сломалась… Ты побудь дома, отдохни от меня. Мы к вечеру вернемся. Что скажешь?
- А почему, вдруг, созрело такое решение? Может, вы не за грибами собрались, а так, проветриться?..Пивком побаловаться на природе?
- Поля, какое пивко? Я же за рулем буду. О чем ты? Грибов привезем, а с ними и дома можно чем-то более существенным побаловаться!
- Да поезжайте… Знаешь что, возьми с собой оружие. Не дай бог, что случится. И еще, не вздумай разыскивать ту девушку или связываться с милицией!
- Оружие?.. Зачем оно… за грибами едем, а не на разведку!..Ну, если женщина рекомендует, так придется исполнить… Ладно, ладно, успокойся…
Офицер в штатской одежде – уже не офицер. Так может показаться со стороны. Однако, это вовсе не так. Воин и в пижаме воин.
Мужчина взял всё нужное, что требуется грибнику, чмокнул жену в лоб и вышел. Гараж был у дома. Напарник жил по соседству.
Деловой союз быстро сладился, и довольные мужчины, ощутив полную свободу и личную независимость, выехали на дорогу.
- Ну, и как тебе все эти телевизионные репортажи про загадочную дачу и диковинных зверюшек? По-моему, они что-то пытаются провернуть…эдакое рекламное. Потом скажут, что, мол, извините, это была просто шутка…
Офицер в гражданском был иного мнения.
- Наверное, многие так думают, однако смотрят, и с большим интересом…
Помолчал.
… -Знаешь, вчера в один район, ночью, мы с женой подвезли девушку. На шоссе голосовала, неподалеку от этого дачного участка, где произошла вся эта заваруха… Так вот, очень странная была девушка, хотя скажу тебе – писаная красавица… По ее странным россказням я понял, что она имеет какое-то отношение  ко всему вышеописанному.
- А где вы ее высадили? Адрес свой она назвала?
- Нет, конкретного адреса не называла, а вот приметы своего дома, того района, где он стоит, коротко обрисовала…
- Мой совет тебе, Дима – не сажайте вы никого ночью в машину. Сейчас такой народ пошел – ничего хорошего ждать не приходится…Я вот как-то, в прошлом месяце, тоже возвращался домой ночью…
Сосед офицера стал рассказывать историю, которая с ним приключилась прошлым месяцем, ночью…
Внимательные глаза офицера-водителя были устремлены на бегущую дорогу, а правое ухо – посвящалось в особенности происшествия, которому сегодня исполнилось энное число календарных дней.
Внезапно водитель забеспокоился, чуть-чуть сбавил скорость и чаще обычного стал поглядывать в зеркальце, что отражало тыльную часть дороги.
- Вот черт…
- Что там, Дим?
- Представляешь, собака привязалась! Бежит и бежит за машиной…Откуда взялась?
- Чего ей надо…Может, хозяина потеряла? Да, здоровая собачина, черная, лохматая…Такая и волка завалит – глазом не моргнёт…
С минуту ехали молча.
Собака, высунув ярко-красный язык, продолжала мчаться за автомобилем.
- Так… Мне это уже надоело…Давай тормознем и…спросим, чего ей от нас требуется…
Легковушка, чуть съехав с проезжей части, остановилась. Двое мужчин почти одновременно вышли и встали рядом, лицом к приближающейся собаке.
Глаза у нее были злые, но самое удивительное – они в точности повторяли анатомический рисунок человеческих глаз.
- Ну, что привязалась, псина? Под колеса хочешь нырнуть? Говори, чего тебе надо?
Мужчины улыбнулись, но сразу же им стало не до улыбок.
Приблизившись вплотную к водителю-офицеру, пёс…спросил. Да – спросил человеческим голосом:
- Говори – куда прошлой ночью девку подвез! Адрес ее, быстро, иначе всю жизнь инвалидом будешь! Я хочу жрать, и человечина мне будет деликатесом! Понял!...
Мужики обалдели! Такого они не просто не ожидали…Такого вообще не может быть! Говорящая, грозящая человеческим языком псина! А главное – задает ошеломляюще логичный вопрос, будто была  непосредственным свидетелем вчерашнего случая…
- Ты что?... Ты – оборотень!... Пошел вон, скотина! Пшел!..
Пёс предупредительно оскалил огромные клыки. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, и по ней побежали искры…
Люди застыли в испуге и изумлении… Офицер вспомнил свою жену, её совет…Маленький пистолет лежал во внутреннем кармане пиджака.
- Ладно… договорились… Отвезу тебя к той девке. Вот тут у меня ее адрес записан…
Офицер, будто бы собираясь достать из кармана нужную бумажку, вытащил пистолет и почти не целясь, дважды выстрелили в огромного черного пса. Тот яростно застонал, как стонут люди, внезапно получившие нежданный отпор.
- …за что, падла… Ты убил меня…не узнав, зачем ….бежал ..за…
Пёс «не договорил». Его большое тело вытянулось и стало медленно изменять свой облик. Теперь перед глазами испуганных мужчин-грибников уже лежал…человек. Смерть подарила оборотню его первозданный облик.
Такого двум здоровым мужикам видеть еще не приходилось. Благо, на дороге не было проезжающих машин. «Грибники» молнией заскочили в машину и их словно ветром сдуло.
Тузик лежал тихо и уже ничем не мог помочь следствию. Жизнь полна неожиданностей! Не жди их и не устремляйся к ним суетно! Нет такой заповеди среди завещанных нам Иисусом. А зря!

***
Опечатанный дачный особняк жил своей ночной жизнью не так, как в недавние времена. Всякое тут было: и разудалые гулянки, и прелюбодеяния, и тайные посиделки отпетых мошенников. Не было того, что стало…
Бабирусу и макаку оставили в доме, чтобы не сбежали, унося с собой ценную информацию. Собаку не нашли. Убежала…
Около телефона сидел скучающий милиционер. Тут ему назначено ночное дежурство… Тихо, дрёмно, уютно… Не положено на посту всё это. Не положено…А что случится-то, если и подремать чуток? Да ничего! Пришла дрёма и так заботливо коснулась невидимыми пальчиками глазёнок молоденького милиционера…
Дремала усталая и голодная свинья Бабирусса, дремала голодная и усталая Макака, несколько раз «стрелявшая» сигареты у молоденького мента… Он делился табаком и огоньком.  Привык за день, видел уже, на что способна эта чудо-зверушка… Очерченный мелом силуэт удава…Улика, молчаливая, безвредная, а, пожалуй, и не нужна «знатокам»…
Эта невысыхающая картинка…ожила!
Как будто автомобильным насосом подкачивали внизу это плоское изображение. Вот появился объем, вот прошло легкое движение по новоявленному телу огромной рептилии…
Удав! Это был настоящий удав, каких нечасто можно увидеть в естественных условиях.
Дальше? Не было кинокамеры, чтобы запечатлеть то, что было дальше. Эта сцена потеряна для «знатоков» навсегда.
Словно пестрый ручей, устремилась адская змея к лежащим на полу желтой свинье и маленькой макаке. Не прошло и минуты, как обе животины оказались в кольцах зловещего удава!
Глухо пыхтящая свинья, пронзительный визг макаки мгновенно подняли на ноги испуганного «дежурного».
То, что увидели его глаза, совсем не было похоже на сон. Не походило это и на сказку. Надо было действовать вопреки ужасу, охватившему всё тело «караульного» вплоть до мундира. Он стрелял из пистолета, не считая выпущенных пуль, пока не убедился, что жизнь удава закончена отныне и навеки!
Дрожащими пальцами он ухватил телефонный аппарат и стал торопливо набирать привычный номер.
- Алло, дежурный! Витя – ты? Срочно приезжайте в дачный особняк! Тут такое творится! …Я больше не могу тут! Скорее приезжайте!..Скорее!
Молодой милиционер уже много раз видел трупы людей, изуродованных выстрелами, зажатых в смятых машинах, истыканных ножами, но чтобы такое?..
Он собрался выскочить из вестибюля, когда бросил последний взгляд  на всё содеянное…
То, что предстало  его расширенным от ужаса глазам, воплотилось в душераздирающем крике, который вынес на тихий двор несчастный свидетель и участник дикой фантасмагории. Теперь на блестящем полу лежали всего лишь…три бездыханных тела. В тесных объятьях смерти обозначились фигуры «Лойолы», Бабируссы и Чирка. Им тоже было подарено это благо, воспользоваться которым никто из троицы уже не сможет…

Глава 17
…Конечно же, Ведомир мог охотиться совсем иначе. Космические странники наградили его талисманом, сила которого могла положить на поле брани множество самых отважных и сильных витязей… Однако он знал и другое – эту силу нужно применять только в самых исключительных случаях.
В иных же ситуациях он привык полагаться на свою недюжинную силу, жизненный опыт и те знания, которые вложила в его разум чудесная троица.
Вот и сейчас он воспользуется их необходимой частицей, чтобы добыть себе  пищу. И не только себе…
Теперь в избушке Ведомира-кудесника жил…Искорка, которого он спас от своры «данников» и приблизил к себе.
Ведомир приложил палец к губам, давая понять мальчонке, что нужно сидеть тихо…
Молодой олень вышел на маленькую лесную полянку, потянул ноздрями сырой и ароматный ветерок. Люди были в другой стороне этого земного дыхания. Олень, успокоившись, начал щипать траву. Длинная стрела Ведомира коснулась наконечником середины лука и неотразимо понеслась к своей жертве!
- Искра, за мной! – весело крикнул охотник, и подросток, опережая своего опекуна, побежал к упавшему оленю.
- Ведомир, он уже не двигается! Ты великий стрелок! И я, когда чуть подрасту, буду таким же!..
Им было хорошо. Оленю – уже никак…
- Ведомир, тебе жалко его? Он ведь таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…
- Ты, Искорка, прав. Да, жалко, только таков закон, писаный для нас Всевышним. Когда он сотворил человека, он разрешил ему властвовать над всеми животными, птицами, рыбами…
Властвовать разумно…
- А как ты властвуешь?
- Как разрешил наш творец. Никогда не позволяй себе больше того, что надобно тебе…Через много столетий люди, пренебрегающие этим правилом, истребят беспощадно всех лесных, речных и озерных обитателей…
- А кто останется в лесах, в нашем озере?.. Люди умрут от голода? Зачем они себе такую беду сделают?
- Я всё тебе объясню дома, а пока давай нашей добычей с умом распорядимся. Возьмем от нее столько, сколько сможем унести. Потом еще разок нагрянем сюда, а более – не успеем. Волки и прочий лесной обитатель разворует нашу добычу до косточек…
Когда рядом оказался Искорка, Ведомиру стало казаться, что в его жизни, вернее, в церочке его бытия, оказалось то, недостающее, звено, которое лишало его какой-то незаменимой радости, наполняло бы его существование смыслом. Что это – опять знак судьбы, перст  Всевышнего, веление Троицы?..
Они ели вкусное, горячее мясо, сдобренное мелкими крупинками соли, запивали его ароматным бульоном. Жестковатые кусочки хлеба, брошенные в этот бодрящий навар, превращали его в настоящее объеденье, от которого тянуло в благостный сон…
- Ведомир, мои сородичи говорили, что ты колдун. Добрый колдун. Это ведь правда?
- Наверное, им лучше знать. Людей судят по их поступкам…Вот и ты, хоть и не колдун, а настоящий мужчина, герой…
- Ты говоришь так, чтобы успокоить меня… Каково им сейчас, родичам моим… Наверное, они считают меня трусом и предателем, а я только хотел…
- Твои родичи узнают о тебе всю правду…
- Я не о том хотел спросить…Наверное, колдуны знают про всё на свете… Не знаешь ли ты, куда наша Любава подевалась?..Не нашли мы ее нигде… Наша Мать-Большуха из-за этого отраву приняла и померла…
Ведомир положил на голову Искорки свою большую и теплую ладонь. Мальчишке сразу стало спокойнее…
- Не горюй, Икра, о Матери-Большухе.Царство ей небесное! Она была хорошей женщиной, справедливой, доброй, заботливой. Но, видимо, так судьба распорядилась… От нее никуда не спрячешься…
Помолчали.
- А Любава ваша жива, только теперь далеко она от всех нас…Очень далеко. Жива, здорова, прекрасна, как всегда. Более пока ничего тебе сказать про нее не могу. Я ведь не Бог, а всего лишь колдун, каким вовсе не являюсь…
- Неправда! Ты великий волшебник! Кто, кроме тебя, смог бы предупредить моих родичей о грозящей беде? Кто спас меня от злых кольчужников и превратил их в каменные глыбы?..Спасибо тебе за всё, за всё…
Мальчонка обнял Ведя и прижался щекой к его мягкой бороде, как некогда прижимался к теплому плечу пропавшей Любавы…
- А что ты делаешь ночами за этим столом? Зачем вот этим гусиным пером делаешь что-то непонятное?
Ведомир вытащил из сумки чистый листок бумаги.
- Это – бумага.
Искорка осторожно взял непонятную «бумагу» в руку.
- Бумага… тонкая, мягкая..Почему она – бумага и для чего она есть?..
- Почему так люди нарекли ее, не знаю, а вот для чего это великое чудо сотворили мудрые земляне, сказать могу!..
Ведь доступно объяснил бумажную сущность. Обмакнув перо в чернильницу, он крупно вывел слово  «Искорка».
- Вот, видишь, этим пером я написал буками твое имя.
- А свое имя  можешь написать?
- Могу. Вот так оно пишется…
- А я так смогу? Ты меня научишь…это самое..писать?
- Научу, Искорка, обязательно научу. Грамотный человек владеет миром. Когда-нибудь все славяне будут владеть этим искусством…Когда-нибудь…Очень нескоро…
Они говорили долго, пока глаза Искорки не начали прикрываться белесыми ресницами.
- Ложись-ка, милый, поспи. После хорошей пищи только сон самое полезное занятие. А я буду писать. Теперь ты знаешь, что это такое. Давай, спи…
Мальчишку не пришлось долго уговаривать. На широком топчане Ведя его маленькая фигурка совсем потерялась под широкой холстиной.
Ведь подошел к столу, скрестил на груди руки и неподвижно застыл, глядя в никуда.
…Любава, голубка, где ты сейчас? Да хранит тебя Бог и любовь моя!..
Он обратился к таинственной Троице, пытаясь услышать, вернее – увидеть ее обнадеживающие знаки…Талисман молчал.

Глава 18

Ничего не поделаешь. Деловому человеку в современном городе без машины не обойтись. Время – золото. И деньги, а они, как известно, делают нашу жизнь значительно приятнее и разнообразней.
Алешкин «жигуленок» будет в гараже. Пока ему там будет лучше, а его хозяину послужит большая, стожильная машина, которую дальнобойщик-Алекс воспринимал как живое существо. Алекса меньше всего интересовал груз, которым напичкали его «тачку». Он знал, что и куда везет. Рядом был другой объект, которому хотелось отдать себя без остатка…
- Алёша, ты не забыл ту песенку, которую мне пел когда-то? Такая маленькая, но очень милая песенка!...
Алексей улыбнулся.
- Любава, ты запомнила ту мою музыкальную шутку-минутку?.. Так..так..так…А, вспомнил!
- Еду, еду, еду с ней, еду с  Любушкой своей!..
Они весело смеялись.
- А у этой песни есть начало и есть конец…Вот его-то я и продемонстрировал тебе! Эх, если бы всё это оказалось на самом деле и очень скоро!...
- Ты хочешь повторить то,что до тебя повторяла великая толпа людей…Наверное, есть что-то в таком повторении таинственного, непременного… Но люди, как цветы..Не успеют распуститься, а уж надобно увядать, превращаться в прах…Почему так?
- Любаша, ну откуда у тебя такие мрачные виденья!.. Нужно жить, сколько отпущено природой…А какой будет эта жизнь – всё зависит от человека. Верно?
- Ничего от человека не зависит, Алёша…Да и человек на этой земле существо лишнее…Разум погубит его…Человек хочет знать больше своего создателя…Он добился своего, оказавшись перед бездной…
- Любава, ну мы же с тобой еще совсем молодые! О чем мы говорим! Давай, как говаривал Александр Сергеевич, «поговорим о странностях любви»! Вот тема, на которую  я готов с тобой говорить…Да что там – говорить! Если бы ты знала, как я люблю тебя!
Любава улыбалась, стараясь не так долго задерживать взгляд на лице разгоряченного дальнобойщика. Она чувствовала: стоит ей только немного расслабиться, робко откликнуться на Алёшин зов, он остановить тяжелую машину и начнет оказывать ей горячие знаки внимания…
- А этот, Александр…Сердечный…Он колдун? Он знает про любовь всё? К нему нужно поехать… Ты ведь знаешь его избушку?
- Любава, да Пушкин это, Пушкин! Ты что, не знаешь Пушкина?
- Такого у нас не было во всей округе, куда ступала нога моих сородичей…Может, про него мало кто знал?..
Алешкин грузовик мчался по шоссе, параллельно которому, совсем недалеко, поблескивала синяя гладь реки.
- Любава…Тебе, наверное, очень душно  в кабине. Не нужно было тебе ехать со мной… Не для тебя это… Хочешь, остановимся ненадолго, ты сможешь искупаться….Легче будет…Ну, как?
- Ой, Алешенька!..Спасибо тебе!..Я ведь только сама хотела попросить тебя об  этом…Сам догадался!.. Ты тоже становишься кудесником-волшебником!
До ближайшего города было еще достаточно далеко, но Алекс знал, что при хорошем ходе машины они вовремя доедут до гостиницы, где придется заночевать. Только бы  с гостиничными комнатами повезло…
Алёшка приглядел съезд к речке и осторожно направил туда тяжелый «автовагон». Резко «фукнули» гидравлические тормоза, и Алекс заглушил пропахший соляркой горячий двигатель…
Он помог Любаве выскочить из просторной кабины и вместе с ней вплотную подошел к речной прохладе…
- Ну вот, ванна к вашим услугам, прекрасная принцесса! Ты, Любаша, плавать-то умеешь? Без моей помощи обойдешься или мне в телохранители напроситься?
- Алеша, странные вещи ты говоришь! Плавать я научилась раньше, чем начала говорить! Не тревожься…Посторожи меня на берегу… Не бросай свою машину, она может обидеться и не повезет нас дальше…
Любава весело засмеялась.
- Мне нужно вон за ту ивушку спрятаться, чтобы посторонние глаза порчу какую не навели!..Вот здесь и поджидай меня. Я быстренько!
Фантазиям Алешки не суждено было претвориться в реальность. Он надеялся, что они вместе войдут в речку, держась за руки, будут плавать, плескаться друг на друга водой…Да, не будет ничего этого.
Алекс смиренно уселся на траву. Непонятно почему, но желания Любавы он выполнял безропотно, каким бы они ни казались молодому сильному мужчине.
Конечно, Алешка знал, что на Любаве нет купальника, нет тех необходимых кусочков ткани, защищающих от «посторонних глаз» прелести пляжных красоток. Но, бес-искуситель…Он бессмертный проказник и мастер на всякие провокации…
Он увидел Любаву, когда она вышла из-под зеленых ивовых косичек и стремительно бросилась  в тихую речку. Он видел, как она плыла…Уверенно, играючи…но как-то странно, не по-нашенски…Она что-то радостно кричала, смеялась, била по воде ладонями, выскакивая из ее плена, и тогда Алешке смутно виделись ее великолепные молодые груди…. Такими они были на беломраморных греческих скульптурах…
- Эй, чернявый…
Алешка вздрогнул, обернув лицо на голос.
- Закурить у тебя не найдется, а?
К нему подходил уже немолодой цыган. Рядом с ним была цыганка средних лет, одетая так, как одевались все ее предки с незапамятных времен. Алешка, поглядывая на Любаву, достал пачку сигарет и протянул ее просителю…
- Зря твоя краля купается здесь… Всю рыбу распугает, - сообщил закопченный цыган, доставая из пачки сигарету и закуривая ее от спички из собственного коробка…
Цыганка бесцеремонно присела рядом.
- Послухай, голубь сизый…Судьбу свою знать хочешь? Дай руку, я тебе …
- Погоди..Не надо мне гадать…Свою судьбу я сейчас из воды выводить буду…
Алекс хотел уже было подняться и избавиться от вездесущих выходцев из Индии, когда услышал крик Любавы.
- Алеша!...Меня кто-то держит!... Я не могу освободить свою ногу!..
Сердце парня словно опустилось к подошвам ног. Не раздумывая, Алешка во всей своей одежде бросился в реку и, как заправский плывун, устремился к Любаве. Теперь он рядом с ней!
- Любава, что у тебя?.. Что с ногами?
- Алеша, они в чем-то запутались…Веревки или трава…
Алешка более не стал задавать вопросов. Хватив предельный глоток воздуха, он нырнул под Любавино тело…
- Так и есть…Нога запуталась в сеть, - констатировал водолаз поневоле.
Он обхватил ногу Любавы, погладил ее успокаивающе, а сам начал лихорадочно освобождать ее от ячеек тонкой сети…Он рвал их…Нити врезались в ладони и резали кожу…Так…еще чуть-чуть… Сейчас…сей…чаа…с… Готово!..
Алешка вынырнул, хватил ртом воздуха.
- Любава, всё в порядке? Плыть можешь? Плыви, голубушка…Я рядом… Сейчас я  сниму свою рубашку..Так…так…О черт, еще чуть-чуть…Надень ее на себя…Она длинная, а то на берегу какие-то цыгане появились, как снег на голову…
Не без труда облачилась Любава в Алешкину мокрую, липкую рубашку. Медленно, плечо к плечу, подплыли они к берегу.
- Любава, я отвернусь и заслоню тебя, а ты надень платье.
Цыгене молча стояли и внимательно наблюдали за молодыми.
Любава быстро надела свое платье, хотя оно никак не хотело обволакивать мокрое тело… Потом они вышли к цыганам. Алешка своими ручищами выжимал рубаху, в карманах которой, к счастью, не оказалось ничего стоящего…
- Ну вот, накупались..Я же говорил – всю рыбу распугаете. Так оно и вышло…Кто теперь мне за эту рыбу платить будет?
Цыган хитро посматривал на Алекса и его спутницу.
- Кукую красавицу спасал…Подари ее нам…Вон там, видишь, наш табор…В гости зовем вас…
- Я погадаю тебе, сизокрылый… - опять принялась за свое цыганка.
- Спасибо за приглашение…Только мы торопимся, - резко отпарировал Алекс, увлекая Любаву к машине…
- На обратном пути заскочим…Выпил бы с вами, да за рулем – не положено…подойди сюда, цыган…
Алешка помог Любаве забраться в кабину и сам нырнул в ее чрево. Он достал «стольник» и протянул его цыгану.
- Это тебе за порванную сеть..Бывайте здоровы…
Алешка захлопнул дверцу. Резко заработал движок, потом заревел мотор. Машина, словно напуганная только что произошедшим, нехотя пошла на разворот, выбирая дорогу к шоссе…
- Упустили добычу…Можно было бы хорошо погреть руки…Красотка в таборе нам очень бы пригодилась…
- Чума их побери бубонная, - зло и разочарованно подпела ничего не «заработавшая» цыганка-гадалка… Ее спутник снял с уха еще одну сигарету, конфискованную из алешкиной пачки, закурил. Чета из табора пошла на дым кочевого костра.
Алекс и Любава ехали молча, постепенно приходя в себя…
-Если бы ты знала, как я испугался, когда услышал твой крик! А тут еще эти цыгане…Где только ни встретишь этих бестий…Ты согрелась? У тебя всё  в порядке?
- Спасибо тебе, Алешенька… Сегодня ты был моим ангелом-спасителем…Смотри-ка, что это…
Любава дотронулась до руки Алешки. С ладони на колесо баранки капельками сочилась кровь…
- Да ничего страшного… Порезал, пока рвал цыганскую сеть…
- И у меня порезан палец…
Любава показала.
- И у меня кровь…Видишь, вот она…только почему-то она белая…Раньше она была красивая, как у тебя…
Алешка притормозил, переодел брюки, достал в дорожной аптечке йод и бинт, бережно перевязал ее пораненный палец.
Любава погладила Алешку по еще не высохшим волосам.
- Спасибо тебе, Алеша…

Глава 19

Бесконечных дорог не бывает, если, конечно, не обратить их в замкнутый круг. Алексу это не грозило. Он знал, что совсем скоро мелькнет перед его глазами давно знакомый придорожный стенд – плакат, на котором большими буквами будет написано «Добро пожаловать в город….!». И так почти было везде.
Две души, пережившие неожиданную встречу, теперь уже совсем успокоились. Они говорили. О чем? Попробуйте на ходу автомобиля проникнуть в его кабину, даже если вы превратитесь в разумную пушинку одуванчика. Они перекусывали, запивали «сухомятку» чаем из большого термоса (мама Ольга всегда вручала этот незаменимый «самоварчик» своему сыну). А еще  -они, особенно Любава, смотрели по сторонам, что в любом путешествии на колесах почти неизбежно. Человеку требуются впечатления. Без них жизнь становится скучной и пресноватой, как тот колобок без изюминки внутри.
- Еще минут двадцать, и мы прикатим в город, где нам придется остановиться и заночевать…
- У тебя в том городе есть избушка? Там будут гореть восковые свечи и петь свою песню сверчок, от которой так скоро закрываются глаза…
- Любаша, я не знаю, как бы чувствовал себя в такой избушке наедине с тобой… Эх!...А ведь это же вполне может осуществимая идея… Правда, таких избушек мне пришлось бы заиметь почти в каждом городе и поселке, где приходится пережидать дорожные ночи…
- Тогда мы постучим в дверь самого красивого дома…Нас ведь пустят туда?
Она вспомнила роскошный дом «Игнатия Лойолы», который показался ей княжеским теремом и совсем скоро – логовом нечистой силы.
- Попробуем устроиться в гостинице. У меня там знакомая администраторша, много раз выручала меня. Выручит и на сей раз…Вот, как раз, мы подъезжаем к «самому красивому дому», как ты хотела бы…
Сказанное Алексом для Любавы было совершенно непонятно. Это была очередная сцена из бесконечного театрального спектакля, с который ей предстояло ознакомиться и…ничего не понять. В своем восприятии окружающего она полагалась на Алекса, исключив из «экскурсоводов» «хороших человеков» типа «Лойолы», с которым ей, слава Всевышним силам, встретиться уже никогда не придется.
Администратор гостиницы – персона важная, требующая к себе особого подхода, определенного таланта хитрого дипломата, благоприятной мимики лица, приятного голоса и прочее, и прочее…
Когда все эти чары оказываются бесполезными, а ночевать под открытым небом, в чужом городе, желающих не находится, в переговорный процесс встревает…кошелек, который может с этой минуты потерять лишние граммы денежных знаков.
Приятная женщина с кукольной прической и гордым, независимым взглядом. Это ей, своей знакомой, Алекс представился собственной персоной.
- Алеша, я рада снова видеть тебя…На сей раз ты с женой или невестой? Неужели решил провести медовый месяц на колесах своей рычащей зверюги?..
- Миледи, я счастлив увидеть снова Ваше обворожительное лицо, которому лето подарило чудесный, нездешний загар! Была на море? Одна?
Алешка безобидно балагурил, вплотную подступив к самому главному -  а есть ли для них места в гостинице, али нету?
- Познакомься, Света, это моя племянница Любава. В гости к нам приехала! Хороша, правда?
- Приятно познакомиться. Очень красивая у тебя племянница (в голосе администраторши сквозили ядовитенькие нотки искушенного анатома человеческих душ).
- Не знаю, что и делать с вами…Ты, Алешка, нагрянул не в очень удачное время. Три дня назад гостиницу «оккупировала» труппа гастролирующего театра…Честно говорю – свободных номеров нет…Может по отдельности подселю вас на ночь в какие-нибудь номера… Другого предложить не могу… Поверь мне…
Алешка был согласен и на такой вариант. Более того, его заботило обустройство Любавы, и он надеялся, что матерая администраторша предложит не худший вариант…
Та в свою очередь начала листать журнал, где были записаны все, кого приютила крыша одного из самых востребованных заведений российского обывателя.
- Так…Ты, Алекс, пойдешь в номер 115-й. Там поселился старый актер, с которым тебе нужно будет найти «общий язык». Тебе это нетрудно, надеюсь… А вот с твоей племянницей…
Администратор Светлана еще некоторое время изучала фамилии постояльцев, пытаясь изыскать подходящий вариант…
- Вот, попробуем сюда…Идемте, Любаша, я провожу Вас и постараюсь всё уладить…А ты, Алешка, ищи свой номер, устраивайся, а потом спустишься ко мне…
- Любаша, не беспокойся…Я буду от тебя совсем близко…Света – милейшее создание, доверься ей. Она профессор своего дела. Идите, мы еще уидимся…
Администраторша улыбалась. Сколько таких и подобных комплиментов слышала она в свой адрес! Все люди – актеры, и каждый пытался сыграть свою роль как можно душевнее…
Они подошли к двери под номером 19. Администратор Света (Алешка не называл ее отчества, молодил, однако) постучала в лакированную грудь «девятнадцатой».
- Одну минуточку… Кто там?.. Что-нибудь случилось?
Это женский голос из комнаты.
- Ангелина Павловна, это администратор гостиницы беспокоит Вас! Впустите меня, пожалуйста!
Дверь не очень радушно приоткрылась.
- Что Вы хотите, Светочка?.. Я Вас слушаю внимательно!
Выглянувшая из двери женщина имела не более 30 лет. Лицо ее можно было бы отнести к категории красивых, если бы не глаза, которые с беспристрастием рентгеновского аппарата изучали не столько администраторшу, сколько ее спутницу.
-Красавица, молодая, сильная и, пожалуй, не испорченная соблазнами нашей жизни…
Так она думала, с улыбкой всматриваясь в лицо синеглазой Любавы, в ее простенькое платье и совсем не модные туфли…
Администратор что-то говорила о переполненной гостинице, о том, что усталой с дороги девушке негде переночевать эту ночь…
-Вы просите, чтобы я разрешила переночевать в моем номере этой девушке?..Вы знаете, я как-то не привыкла к чьему-то соседству, предпочитая уютное одиночество..Ну, если этой юной красавице не оказывается места для спокойного сна…Сделаю исключение…На одну ночь. Не так ли?
- Да, да, только на сегодняшнюю ночь,  - радостно подхватила Света. – Спасибо Вам, Ангелина» Я знала, что Вы не откажете в моей просьбе…
Та, в свою очередь, очень хотела сказать обрадованной хозяйке гостиницы примерно так:
- Спасибо тебе, баба, за роскошный подарок! Ты преподнесла его очень кстати…
Любава входила в новую роль, налаживала контакт с милосердной незнакомкой, изучая бегло обстановку номера-люкса. На минуту заходил Алешка. Убедившись, что у женщин полный порядок, он пожелал им спокойной ночи и обещал, что зайдет за Любавой рано утром…
- Кто этот молодой человек? Ваш муж, жених, любовник?.. Не стесняйся меня…Давай с тобой на «ты»… По возрасту мы с тобой ненамного расходимся…Ведь так?.. Тебе лет 18-19, пожалуй, а мне всего лишь скоро тридцать…
- Ангелина, ты добрая и очень красивая…Мне с тобой хорошо…Ты спрашивала про Алешу? Он – мой ангел-хранитель…Без него я давно бы затерялась без следа в вашем мире…
- Почему – в «вашем мире»? Ты разве из какого другого мира? Это становится любопытно!..И что же это за мир такой?..
- Этот мир теперь далеко…Там остались мои родичи-древляне, мое синее озеро, мой огромный лес, где я встретилась с Ведомиром, который…
- Подожди, подожди… Я не про сказки, которые ты, наверное, очень любишь? В каком городе и с кем ты живешь, куда едете…с Алешей?
Ангелина взяла цепкими пальцами горлышко бутылки с дорогим «заморским» напитком, налила в рюмки этого рубинового зелья.
- Давай с тобой выпьем за нашу встречу!.. Ты мне, Любава, нравишься, и мне с тобой тоже очень хорошо…
Любава недоверчиво взяла маленький фужер.
- Это что, приворотное колдовское зелье? Запах от него исходит таинственный…Я такого никогда не ощущала…Это нужно выпить всё?
Ангелина засмеялась искренним смехом, ибо Любавина «приветинка» показалась ей настолько естественной, что притвориться такой не под силу даже очень талантливой актрисе.
- Это нужно выпить всё, до дна! Потом еще столько и еще полстолька. Ну и смешная ты, право…И знаешь – ты чертовски красива…Откуда ты такая взялась?
Выпитое вино мгновенно растеклось по всем телесным клеточкам Любавы, чуть затуманило ее мысли, сделало ее бодрее и разговорчивей…
Фужеры звенели еще и еще, прикасаясь друг к другу стеклянными боками…
- Ангелина, а ты кто? Откуда у тебя такое сладкое, колдовское зелье? Исидорка такого никогда не делал и не угощал меня… Оно очень вкусное…
- При чем тут твой, как его…Исидорка…Он что, лекарь-травник, дед твой? Ну, да ладно…Ты куришь?
Ангелина вертела в пальцах сигарету, собираясь обжечь ее кончик элегантной зажигалкой.
- Я не…курю…Это плохо пахнет…Мне чихать хочется…Ты тоже будешь дышать дымом? У тебя тоже внутри костер будет гореть?
Ангелина знала, что выпитое вино не имеет никакого значения для ее состояния. Удивляло ее другое – речь этой странной девушки, ее полная неосведомленность даже в таких мелочах…Женщина еще ближе подвинула свой стул к стулу Любавы и, забыв о лежащей на краю пепельницы дымящейся сигарете, ласково обняла девушку за плечи. Глаза Ангелины стали похожи на глаза хищного зверя, впившегося в тело избранной жертвы. Потом она прикоснулась губами к щеке Любавы. Потом, обхватив ее лицо ладонями, стала осыпать его порывистыми поцелуями.
- Не сердись на меня…я не хочу обидеть тебя…Я только…хочу любить тебя, любить…любить…Идем, я уложу тебя в кровать..Ты устала…Ты ведь, правда, устала…
Любава не сопротивлялась. Более того, поцелуи почти незнакомой женщины были приятны ей, и Любаве хотелось, чтобы Ангелина делала так еще и еще…Сухие поцелуи Матери-Большухи были первыми и последними в жизни Любавы. Однако, от них становилось чуть-чуть спокойнее, а эти…
- За что ты мне даришь свои поцелуи? Я ведь не добрый молодец, я девушка, мне неловко и хорошо…Почему так?..
Любава покорно шла за Ангелиной, так же покорно опустилась на кровать…Она видела несколько затуманенными очами, как та порывисто освобождалась от всей своей одежды, как с такой же настойчивостью стала снимать платье с Любавы…Теперь они лежали совершенно обнаженными. Вино и странные ласки Ангелины сделали Любаву покорной во всем, что требовала от нее эта женщина.
- Ты богиня…ты чудо, которых не видел свет…Я люблю тебя…Останься со мной навсегда… Я пошлю ко всем чертям этих гнусных тварей, мужиков, я буду тебе всем и ты для меня тем же… Я богата, я свободна, я хочу тебя спрятать внутри себя и умереть вместе с тобой…
Ангелина гладила и целовала молодые прекрасные груди Любавы, она покрывала неистовыми поцелуями ее тело, сотворить которое мог лишь Господь Бог….
- Что это у тебя за шрамы?...
- Медведь…
Так продолжалось до тех пор, пока уставшая Ангелина не успокоилась. Она по-матерински обняла Любаву, оставив на ее горячей щеке свои греховные губы…
- Ангелина…это ведь..грех… С нами играет нечистая сила? Но если ты любишь меня, значит, нет в этом греха… Я не знаю, что это… Такого я не позволила бы никому, кроме своего любимого, которого еще не нашла…
- Ты, Любава, совершенно потрясающая девка…я никуда не отпущу тебя и никому не отдам, никому…Какой странный у тебя кулон…Что это? Почему не из золота?..
Они затихли. Ангелина обратила внимание, что дыхание у Любавы очень редкое…Сон вступил в свои права, погрузив двух амазонок в сладкое небытие.
Еще одна сцена бесконечного спектакля подошла к антракту. Всем спокойной ночи!

***
- Любава, вставай, нам пора!
Девушка открыла глаза. Уже рассвело. Тихо. Никакого голоса…Но почему зовет Алекс? Приснилось?..
Любава тихо встала. Она сделала это так искусно, как привыкла на охоте, когда нужно было затаиться или сделать что-то нужное, не испугав зверя.
Одевать было особенно нечего. Только платье, да легкие туфли.
Она подошла к двери. Помнит, как ее открывали…Открыла.
Да, за дверью стоял…Алекс.
- Любава, ты уже собралась, а я только хотел постучать…Ну это даже к лучшему. Не станем будить твою соседку. Пусть спит, а нам пора в дорогу. Идём?..
Как-то неуверенно Любава пошла по длинному гостиничному коридору за Алешкой. Побаливала голова, горело тело, будто прикасались к нему горячими монетами ночные духи…
- Любава, ты спала нормально? Что-то не нравишься ты мне… Уж не захворала ли ты после нашего купания? Ну, вот, голова горячая…Как тебе с такой в душную кабину, а?..
- Ничего страшного, Алеша. Всё пройдет…Машина твоя едет быстро, ветерком меня обдует и всё пройдет…
- А что, вы обмывали с соседкой по номеру свою встречу? Чем она тебя потчевала? Вы что-нибудь выпивали?
- Ангелина давал мне зелье-вино. Оно было сладкое и какое-то странное… Голова у меня почему-то кружилась и очень спать хотелось…
- Вот этого делать было не надо. Нашли бы другое место и другой, более подходящий повод выпить шампанского…Ну, ладно… Ничего страшного…А как она, эта Ангелина? Она тебе понравилась?
- Да, очень понравилась…Только я ей, наверное, больше понравилась…Она говорила, что полюбила меня…
- Ну, кто бы в этом сомневался. Такую, как ты, нельзя не любить…
Завершив необходимые формальности, Алекс поблагодарил администратора Свету за всё хорошее и обещал «не остаться в долгу».
- Спасибо вам, Света! Как бы я хотела отблагодарить вас за вашу сердечность…Жаль, что нету у меня для вас никакого подарка!..
- Ничего, не переживайте! Вы ведь не в последний раз у меня. Свои люди – сочтемся! Счастливого вам пути!
И вот он уже, этот самый путь, покорно течет под колеса Алешиного автомобиля. Он коротко рассказывал Любаве о старом актере, с которым пришлось ночевать. Любава рассеянно слушала Алекса, уловив лишь, что тот актер – очень интересный человек с очень интересной биографией…
- Любава, ты меня не слушаешь? Тебе и впрямь нездоровится? Вот, открой термос, налей себе горячего кофе… Это поможет. Есть не хочешь? Могу предложить бутерброд с сыром или колбасой…
- Не думай об этом, Алёша…Вот…кофе, я выпью. От него голова не будет болеть?
- Да нет, от кофе никогда ничего не болит, а желудку бывает приятно. Пей! Потом и я последую твоему примеру. Ты поднесешь мне чарку кофе?
- С радостью! С тобой  так спокойно мне, как ни с кем. Может только с мамой Ольгой еще лучше мне….Как там она, без нас…
***
Ангелина  проснулась…Не открывая глаз, она протяжно потянулась всем телом, которому сегодня было необыкновенно легко!
- Любава…ты мне вернула молодость…Теперь мы одного возраста…Ты понимаешь меня?..
Женщина откинула руку в ту сторону, где должна была находиться Любава…Никого!
Ангелина вмиг обрела реальность, а ее открытые глаза не увидели рядом ничего, кроме скомканного валика простыни…
- Ушла..Ушла!... Когда ушла…Сколько сейчас времени?..
Ангелина бросилась к телефону и позвонила дежурному администратору.
- Скажите…мужчина и красивая синеглазая девушка не покидали гостиницы?.. Как давно это было?.. Минут двадцать назад?..Нет, нет, ничего не случилось…Спасибо!..
Еще минуту назад безмерно счастливая женщина теперь была похожа на загнанную волчицу. Она металась по комнате, лихорадочно хватая разбросанную одежду, пыталась втиснуть в нее мятежное тело…
- Уехали…Втихаря смотались!.. Ну, нет… Еще не вечер…а я не такая дурра, чтобы просто так терять найденное сокровище…Погоня в горячей крови…пуля в нагане…Это про меня… Ну и кино!
Ангелина с грохотом закрыла дверь своего номера и побежала по коридору, направляясь во двор гостиницы, где стоял ее автомобиль.
- Давай, «Вольвочка», помогай своей хозяюшке…Обокрали нас…Будем догонять вора!
***
Примерно, двадцатый километр отделял  махину Алекса от города, где ночь остановила их для ночлега…
Погода испортилась. Моросил мелкий дождь, напоминая о том, что последний месяц лета – это уже не лето, а последний ласковый привет праздника солнца. Дорога блестела, как спина исполинской анаконды. Алекс уже несколько раз пользовался услугами «подхалимов» - резиновых щеток, что услужливо смахивали с ветрового стекла мутные струйки дождя…
- Любаша, расскажи мне что-нибудь…О чем сама пожелаешь…А хочешь, мы музыку послушаем? Ты какие песни любишь?
- О чем я могу рассказывать тебе…У меня есть только прошлое, совсем непонятное ни тебе, ни кому-либо…Есть маленькое настоящее, которое выглядит совсем не так, как я надеялась…Грустно мне, Алеша…А песен ваших я не понимаю, а свои вспоминать не хочется…
Один известный психолог-австралиец говорил так: «Ощущение счастья гнездится внутри каждого из нас. И если опираться на здравый смысл, можно легче воспринимать превратности судьбы, с юмором относиться к временным неприятностям или неудачам». Эти советы сейчас вряд ли нужны были хмурому Алексу, внезапно ощутившему всю тщетность земных дел, их суетность и никчемность.
- Зачем всё это? Эта дорога, эта тяжелая машина, совершенно непонятная ему девушка-спутница, которая не подает ему никаких надежд на скорое счастье…Чего мы ищем, куда гоним бумажный кораблик своего естества по незатихающему штормовому океану бытия?..
- Любава…Мне кажется, что нам необходимо выяснить самое главное, иначе наша жизнь превратится в сплошной кошмар…
- Говори, я буду внимательно слушать тебя и, если что-то будет в моих силах, обязательно помогу тебе…
Алексей намеревался выяснить отношение Любавы к нему, нравится ли он ей и согласится ли она, Любава, стать его женой и быть…
Намерения пришлось отложить.
Алёшка, заподозрив недоброе, вынул из укромного местечка пистолет и положил его на сиденье.
- Что это – твой талисман? Покажи мне его, дай подержать…
- Любава, это не талисман, а средство защиты, которое нам может очень скоро пригодиться. Брать его в руки могу только я. Тебя он может больно укусить…
Алекс плоско шутил, наблюдая за преследующей их иномаркой.
Вот она легко прибавила скорость, пронеслась мимо Алешкиного «тяжеловоза» и остановилась впереди на очень опасном расстоянии.
- Любава, придется не минутку тормознуть…Из кабины – ни шагу! И лучше всего пригнуться тебе и не выглядывать в окошко. Поняла?
Она ничего не поняла, но послушно выполнила просьбу дальнобойщика.
Алекс видел, как из салона «вольво» стремительно выскочила та самая женщина, в номере которой ночевала Любава. Это его несколько успокоило.
- Видимо, что-то хочет сказать Любаве или что-то передать…
Он вылез из кабины и сделал несколько шагов навстречу приближающейся особе. Не доходя нескольких метров, Ангелина остановилась.
- Ну, вот что, ангел-хранитель…Сейчас ты выпустишь из кабины девушку, которая принадлежит мне… Я дам тебе пачку «зеленых», и ты уедешь своей дорогой…Сделай это быстро! Слышишь – сделай это быстро!
В руке женщины был пистолет, готовый без раздумья выполнить волю своей хозяйки.
Алекс прикинулся, что всерьез относится к сделке. Пауза…
- Зайди с той стороны…Я выпущу девушку..А ты, если не дуришь, бросишь мне на сиденье свою пачку…Идёт?
Женщина ангелина успела сделать только первую из предложенных  Алексом процедур.
Дорога освободилась.
Мотор работал четко…Дальше шло по сценарию Алешки. Он резко тронул с места грузовик и, набирая скорость, помчался по мокрому шоссе.
Далее он видел, как женщина вновь забралась в свой автомобиль, и погоня возобновилась.
- Алеша, это же Ангелина! Чего она хочет? Зачем догоняет нас?
- Помолчи, Любава…Не сейчас…
Алекс размышлял о том, что делать дальше. Он понял намерение коварной женщины, и нужно было найти способ – как избавиться от вооруженной амазонки.
Он мог бы расплющить, как консервную банку, автомобиль хищницы, чуть-чуть повернув в его сторону свою многотонную «тачку-кормилицу». Но это уже убийство со всеми вытекающими последствиями.
Не останавливаться, гнать на «всю железку» до первого поста ГАИ…Там видно будет, что делать!..
Однако, совсем скоро показался мост через маленькую речку, с ажурными перилами и совсем невысокий. Алекс погнал рефрижератор по середине моста. Мчавшаяся иномарка резко тормознула, ее занесло в сторону бросило на перила…В следующее мгновенье легкая машина, словно птица с подрубленными крыльями, устремилась в реку…
- Останавливаться нельзя…На дороге пока никого…Никаких благородных поступков, Алекс! Это тебе будет слишком дорого стоить! Вперед, вперед, черт подери! Я становлюсь гладиатором…

Глава 20

Небольшой город, где жил Алекс, бурлил слухами, от которых его обыватели стали глухо запирать двери своих квартир.
Заметно прибавилось забот у милиции, а журналистская братия была в восторге! Еще бы – таких событий в их провинциальном царстве еще не было никогда!
В центре всеобщего внимания стал дачный особняк «Лойолы», куда наезжали спецмашины врачей, милицейских работников, разномастные «банки» с надписями «Пресса», «Телевидение».
Анализируя происшедшее, многие всерьез допускали мысль о том, что их город посещали инопланетяне в образе людей. Слишком сложным, почти невозможным, для восприятия было то, что произошло с бывшим хозяином дачного особняка и его близким окружением.
Недавняя огромная черная собака – исчезла, как исчезла желтая свинья и вертлявая обезьяна, имевшие, по словам очевидцев, явно выраженные человеческие особенности и привычки. Зато снова была вместе компания, носящая при жизни совсем не людские клички: Тузик, Чирок, Бабирусса и, наконец, Удав.
Опознать трупы этих людей не составляло труда, ибо типы эти имели большое количество знакомых, чаще всего причастных к проделкам разных финансовых афер и махинаций.
Героем репортажей местной прессы стал молоденький милиционер, который своими глазами видел ужасную сцену расправы настоящего удава с желтой свиньей и обезьяной…Однако, скоро он был отчислен из органов милиции. Врачам не удалось до конца вернуть несчастному то, что называют нормальной психикой. В разговоре он часто отвлекался на посторонние темы, смеялся над совсем несмешными вещами, умолкал, словно к чему-то прислушивался, а потом, ни к кому не обращаясь, часто говорил:
- Дремать нельзя. Служба есть служба! Помогите мне, кто как может!..
Дотошные сыщики и криминалисты, прислушиваясь к мнению местных уфологов, тем не менее имели дело с трупами реальных людей. Правда, в момент их обследования патологоанатомы сделали сенсационное заявление.
- Кровь у всех умерших совершенно неестественным образом была…белого цвета с примесью мельчайших частичек неизвестного металла…
Главный санаторный врач, обследовавший со своими коллегами Любаву, был всерьез озадачен, узнав из прессы о такой сенсации…
- Белая кровь…белая кровь…Да, да…она была у той девушки-красавицы, которую привозил к нам некий Алексей Осокин…И что же из этого следует? Она имеет отношение к той самой кампании, что взбудоражила весь город?
Что может их связывать и что мне следует предпринять в такой ситуации?.. Однако, я врач, и обязан хранить в тайне все данные… Особенности организма той милой девушки не грозят устоям государства и не приближают их к разорению… Надо подождать и, пока – никому ни слова. Впрочем, не помешало бы встретиться с молодым Осокиным и поинтересоваться, как чувствует себя его родственница. Вот так…
Небезызвестные «грибники» - солидный офицер и его ближайший сосед – чувствовали себя совершенно иначе.
Их преследовал постоянный страх. Казалось обоим одно и то же: вот сейчас распахнется дверь, в их комнату ворвётся огромный злобный пёс и, оскалив зубы, задаст всё тот же леденящий душу вопрос:
- За что, падла, ты убил меня, так и не узнав, зачем бежал вслед за вами?
На экране телевизора оба они узнали рожу Тузика, которая прояснилась вместе с телом после убийства черного пса!.. Женам своим они ничего не рассказывали, но от этого становилось еще тяжелее.
Обратиться в милицию, выложить сыскарям вс ё, что им известно, значит сознаться в убийстве. Но кого они убили? Собаку! Но собака после гибели стала…человеком, одним из тех, кто хорошо был знаком с владельцем дачного особняка. Они решили сходить в церковь, помолиться и ограниченно покаяться в содеянном. Сходили, покаялись, неумело помолились, чуточку успокоились. Ненадолго…Чтобы избавиться от своего состояния, описать которое «грибники» не могли, как ни пытались, они решили…разыскать «голубенький дом со множеством окошек», о котором рассказывала офицеру синеглазая ночная красавица.
Мужчина запомнил место, где они расстались с загадочной незнакомкой, что значительно облегчало поиск, сулило его положительный результат. Это был лучший вариант – избавиться от колдовской напасти, вернуться к прежней, нормальной жизни и наконец-то узнать от странной попутчицы тайну происшедшего.
Ехать пришлось недолго. Вот тот самый пруд, заросший по берегу камышом и склоненными к воде ивами. Вот дома, похожие друг на друга, как близнецы-братья…Ни о каком «голубеньком доме» речи быть не могло. Все эти «штамповки», возведенные с предельной экономией средство более 30 лет назад, имели одинаковую окраску, словно их окунули в слабый раствор, приготовленный из дубовой коры…Голубым цветом здесь были окрашены лишь немногочисленные скамейки у подъездов, чудом уцелевшие от ночных, а потому особенно храбрых, вандалов.
- Скорее всего, та девица ввела нас в заблуждение…Видимо, вела свою собственную  игру, в которую посторонних втягивать не собиралась… А с виду такая милая, такая обаятельная…И слова на прощание  сказала очень необычные, какие сейчас и произносить разучились…»Я хочу, чтобы вы жили вечно»…
С такими мыслями ходил между домами солидный мужчина-военный, мундир которого так заинтересовал Любаву в момент той встречи…
Пройдя ряд разностильных гаражей, испещренных «автографами» представителей  «самой читающей нации в мире», мужчина вернулся к своей машине. Теперь мучившее его беспокойство, страх и неудовлетворенное любопытство как-то сами собой улетучились.
Нет голубого дома – нет прекрасной незнакомки вместе с ее странностями…
Нет ничего, что было, да сплыло…
Робкий дождик, который объявился с утра, уже понял свою неуместность и, уступил место широким синим проемам в небе, через которые проникали бодрящие лучи августовского солнца…
- Хорошая примета! Значит, всё будет нормально, - подумал военный и, нырнув в чрево своей легковушки, медленно укатил из страны призрачного «голубого дома».

***
В это же самое время Ольга Даниловна бережно выставляла на балконе горшочки с цветами.
- Подышите, мои красавчики… Наслаждайтесь последней благодатью лета…Воздух-то какой! Чудо!
Она смотрела на знакомый пейзаж, от которого хотелось улететь, убежать, уплыть за тридевять земель и которому благодатный день не смог прибавить ничего нового, ничего примечательного…
Кто-то звонил. Ольга Даниловна быстренько покинула свой наблюдательный пункт и устремилась к трезвонящему аппарату. Напомнил о себе главный санаторный врач. Интересовался, как чувствует себя его недавняя пациентка, дома ли Алёша, с которым ему хотелось бы переговорить…Ольга Даниловна, вспомнив просьбу сына, не стала делиться с далеким собеседником достоверной информацией.
- Любаву мы проводили домой. Она чувствовала себя превосходно…Алеша в командировке и вернется через несколько дней. Когда вернется, обещала передать просьбу медика сыну. Он непременно созвонится с ним…
Маму Ольгу почему-то совсем не обрадовал этот нежданный голос, голос человека, который совсем некстати оказался владельцем тайны Любавиного организма, его странностей, его аномалий…
- Что замыслил этот доктор? Почему интересуется состоянием Любавы и что хочет выспросить у Алеши? О, господи! Куда ни кинься – одни сплошные загадки и тайны…Надо нам всё это?.. Скорее бы эта Любава покинула нас…Девушка она милая, и жаль её, только с ее появлением всё  у нас с Алешкой пошло вкривь и вкось…Что нам с нею делать дальше-то?
Ольга Даниловна сокрушенно вздохнула и снова пошла на балкон, будто там находилась та самая подсказка, которая изменит их жизнь, обратит ее в спокойное русло. Назрел откровенный разговор, после которого нужно было ставить точку.

***
Ангелине повезло, хотя ее изрядно помятая иномарка так и осталась в реке «до лучших времен». Сама «погонщица» отделалась ушибами, ссадинами, порезами и предстала перед сотрудниками милиции в весьма плачевном состоянии. Потом была машина «скорой помощи».
Город с гостиничным номером был недалеко, и у каждой его службы, задействованной вокруг пострадавшей, будут свои заботы, проблемы и прочее, непредвиденное и необъяснимое…


Глава 21

- Ведомир! Я тебя жду!.. Выходи же…
Искорка  сидел на корточках перед муравейником и озорными глазами рассматривал шустрых, неустрашимых букашек. Вот он положил опавший листик на их норку. Кусачие вояки засуетились пуще прежнего. С гневом и отчаянным упорством они повели войну с нежелательным препятствием. Десятки хитиновых челюстей вцепились в кромки листа и, не прошло и минуты, как он был решительно отторгнут от «центрального» входа, истоптан и назидательно искусан хитиновыми челюстями.
- Ну, вот и я….А ты, никак, муравейник разрушил?
- Нет, не разрушил…Я только листиком их норку закрыл…Они его мигом стащили!..Вот молодцы, правда?..
- Муравьи, Искорка, букашки занятные. За ними можно наблюдать без конца и понять много интересного и полезного… Нам в ту сторону, пошли…
Благородный колдун и шустрый мальчонка бодрым шагом устремились в чащу леса по едва заметной тропинке, проделанной бесчисленными шагами Ведомира.
Они шли на свиданье к озерному поселенью, где у каждого из них были свои дела и заботы.
Перво-наперво нужно было  выяснить, что с ним стало  после визита «данников», как теперь живут поселяне, что намерены предпринять.
Ведомиру предстояло определиться с Искоркой. Как с ним быть, где ему жить да быть…
Вот она, маленькая полянка, где они встретились с Любавой, вот упавший ствол березы, на котором они сидели, и Ведомир рассказывал синеглазой красавице о своей загадочной жизни…
Мудрый ведун знал, что в новом мире Любаву будут подстерегать многочисленные сложности, зачастую грозящие ей опасностями. Знал Ведомир и то, что великая сила Троицы, сконцентрированная в неброском талисмане Любавы, поможет ей преодолеть эти опасности. Знал мудрый старец и то, что чувствует девушка-древлянка, попавшая в  человеческую обитель совершенно ей непонятную и чужую…
- Как бы мне хотелось снова взглянуть в ее дивные глаза, прикоснуться к ее теплой руке, сказать ей о том, чего не мог сказать раньше, дабы не быть посмешищем юной красавице…
Ведомир был обыкновенным человеком, которому были присущи все те чувства, которыми наделил Господь всех своих чад… Он не был колдуном! Он был заколдован и наделен могучей силой, которую вложила в его тело и разум чудесная Троица…
- Ведомир…Ты чего остановился-то? Устал?.. Нам идти уже совсем недалече… Хочешь, давай посидим вот на этой березке…
Искорка, не дожидаясь согласия своего спутника, легко уселся на стволе и весело улыбался.
- Не устал я, Искорка…Так…задумался немножко…Давай посидим чуток… Хочешь, я перекусить тебе дам, если проголодался…
- Есть  мне не хочется…Вот если  бы молочка сейчас…
Внезапно лицо мальчонки стало серьезным.
- Ты, Ведомир, в село наше идти не боишься? Вдруг там «кольчужники» или еще напасть какая?..Чего делать-то будем?..
- Если бы имелся во мне страх, не повел бы тебя к родному крову… Чувство страха мне неведомом, а раз  так, то и тебе бояться не стоит.
- А ты совсем не старый! Вон какой высоченный да сильный! И ходишь ты легко, как молодой…
Искорка улыбался, глядя счастливыми глазами на  Ведомира.
- Ну, пойдем, однако!
Ведомир  шутя потрепал волосенки на голове Искорки и, словно пушинку, подтолкнул его широкой ладонью…Вот он,  приозерный  поселок…Совсем недавно здесь текла мирная, независимая от всего мира, жизнь. Были тут люди со своими делами и заботами, с радостями и печалями…Были…
Тихо….Никого! Конечно, человек для живой  природы – подарок не из лучших. Не щадит он ее, обирает, как посчитает нужным…Придет время – оберет окончательно и ощутит свое полное сиротство в каменном частоколе своих жилищ… Все это так! Но почему без человека природа кажется такой сиротливой в своей красоте и величии?
Глядя на опустевшие дома, Ведомир знал, что через многие столетия придут сюда совсем другие люди – высоколобые, с хитрыми инструментами и приборами. Они будут копать эту землю и найдут остатки этих жилищ, и нарекут их «жилищами человека Древней Руси». Они с уверенностью будут утверждать, что эти самые «древние» жили убого, примитивно, заботясь лишь о своем пропитании и продолжении рода.
Опередив Ведомира, Искорка промчался по всем домам, наскоро обследовав внутренности некогда родных жилищ… Теперь здесь мало что напоминало  о том, что когда-то кипела жизнь, суетились люди, родные по духу и плоти…Мальчишка медленно подошел к молчаливо стоящему старцу и, уткнувшись в его протянутые ладони, сиротливо заплакал…
- Нету… никого нету… Где мама, где отец?.. Куда ушли все… Как мне теперь без них…Куда мне… без них…
- Ну, полно, полно… Слезами горю не поможешь…Одно скажу тебе, Искра – не погибли твои родичи, живы батюшка с матушкой…. Разделилось ваше племя на части…так им легче начать новую жизнь…Нельзя им сюда возвращаться, потому что вернутся сюда те, кому знать надобно – куда подевались данники…
Молча они подошли к чистому, прохладному озеру. Умыли свои лица, попили…Посидели, глядя на окружающую красоту, радоваться которой будут нескоро.
- Долговязика тут убили…Стрелами…Он был сильный и добрый…
Ведомир заметил, что от всего пережитого, от сознания полной безнадежности, неутолимого горя, свалившегося на хрупкие плечи мальчонки, он будто постарел, торопливо повзрослел, раньше положенного природой, расстался со своим детством…
- Ведомир… Ты меня не бросишь?.. Я очень скоро вырасту, буду как ты – большой и сильный… И помогать тебе буду до самых твоих последних дней…
Мудрый колдун улыбнулся, и его улыбка сказала Искорке больше всяких утешительных слов и обещаний…
- Да не переживай ты, чадо горемычное! Не брошу тебя и никому в обиду не дам!
Ведомир помолчал, что-то обдумывая…
- Где теперь эти несчастные? По дремучим лесам искать их – дело долгое… Помогите мне, силы всесильные, дайте ту дорогу, что приведет меня к тем, которые оставили эти жилища…Не за себя прошу – чаду помочь хочу, вернуть его родителям…
Талисман на груди Ведомира застрекотал далекой цикадой, мелкие иголочки закололи могучее тело…
Невольно Ведомир повернулся, и что-то легонько подтолкнуло его в дорогу…
 -Пошли, Искорка! Мы отыщем твоих родичей! С нами чудесные силы, доверимся им!..
Теперь они мало принадлежали себе и отдали себя во власть необъяснимой силы. Оба шли молча.
Ведомир крепко держал за руку Искорку, словно передавал ему необходимую частицу той энергии, которую получал от космического талисмана. Шли они обычными, размеренными шагами, но деревья гораздо стремительнее проскакивали мимо них, а весь предстоящий путь оказался во много раз короче…
- Стой!..
Всего одно слово прозвучало за спинами путников, но оно срывалось как стрела, пущенная метким стрелком…
Через минуту Ведомир и Искорка стояли в окружении людей, лица которых говорили обоим – они нашли тех, кого искали.
- Так…Опять колдун! С какой вестью идешь ты теперь, добрый человек?
Вопросы задавал Оляпка, муж той самой Феклуши, что «ждет первенького ребятенка»…
- Смотри, Оляпка… Искренок появился!.. У, змееныш ядовитый! Продать хотел весь род свой! Ну-ка, поди сюда!..
Мужик стал подходить к стоящим…
- Подожди, вольный человек! Не змееныш он ядовитый! Вы им еще гордиться будете! А луки свои – опустите. У меня нет оружия. Лучше проводите к своему новому становищу. У меня есть для всех вас хорошая новость. И не одна!
Четверо мужиков, посланные в дозор, без возражений выполнили волю Ведомира.
- Идем, коли с добром к нам. Колдуны – люди переменчивые… За добром у них  зло в запасе…
Оляпка ворчал, искоса поглядывая на Ведомира. Очень скоро и дозорных , и двух пришельцев обступили бывшие сельчане приозерного селенья. Они узнали и старого колдуна, и, конечно же, Искорку. Ведомир не отпускал руку Искорки, боясь, что его могут отделить от него и устроить расправу «за его злое предательство».
- Вольные древляне! Судьба снова свела нас. Однако, на сей раз хочу обогреть ваши сердца радостными известиями. Те, что приходили с разбоем в ваше поселенье, теперь навсегда сгинули в болоте, куда заманил их ваш отважный Искорка. Они погибли на моих глазах. Думаю, что новые «данники» явятся нескоро! Пора вам возвращаться в обжитые места, к синему озеру. Но, хочу дать вам совет, последний, поскольку больше нам никогда не свидеться, ибо ухожу в другие края… Рано или поздно вас все равно обнаружат княжеские дружинники. Вам надо смириться и откупиться от  них данью немалой. Будьте покладисты, но хитры. Кончилась древлянская воля. Скоро придет конец и нашим богам. Но жизнь продолжается, и ее истребить невозможно. Я вам сказал всё.
- Ну, Искорка, ступай к своим родичам! Будь счастлив, силен и смел!
Ведомир легонько подтолкнул мальчонку, и тот кинулся в толпу, на передний план которой протиснулись его родители. Толпа оживленно гудела. Ведомира благодарили, кто-то пытался поцеловать его руку… В эти минуты Ведомир был прекрасен. Он слегка поклонился и, повернувшись, широко зашагал в обратный путь. Однако, через несколько минут догнал его Искорка.
- Ведомир! Не уходи от нас! Мы любим тебя… Мы все просим тебя остаться с нами!..
Искорка прилип к телу могучего старца и вот-вот готов был разразиться неутешным плачем.
- Не печалься…Все у тебя будет хорошо! И вы без меня своим умом проживете. Жизнь подскажет, что да как надумать… Беги, беги к своим! Прощай!..
Талисман уводил Ведя из далекого-предалекого мира, который казался ему ярким сном. Он уходил из него. Уходил навсегда…

Глава 22

Так тяжело на сердце не было у Алекса еще никогда, разве только в те дни, когда хоронили они с матерью своего Осокина-старшего…
Возвращаться прежней дорогой ему не хотелось. Мало ли что опять может там приключиться! Эти цыгане, эта ненормальная Ангелина…Интересно, как у нее дела… Жалко, конечно, что всё так скверно получилось…
Но, самое печальное заключалось не в этом. Алешка чувствовал, что скорая разлука с Любавой  - неизбежна. Человеку свойственны предчувствия, и проявляются они со всей остротой именно перед роковыми эпизодами жизни.
Любава дремала, хотя постоянно приоткрывала глаза и без всякого интереса смотрела в ветровое стекло или на фигуру Алекса.
- Всё… Это конец… Я не могу больше злоупотреблять терпением и великодушием этого человека… Ведь он мне ничего не должен, ничем мне не обязан… Всё – наоборот…Он молод, он, наверное, уже успел полюбить меня…А что я?.. Что я дала ему, кроме сложностей, тревог и огорчений?..
Более того, я уже не раз подвергала его жизнь смертельной опасности…
- Алекс, ведь правда?..
- Что «правда», Любава? – не понимая вопроса, спросил несчастный дальнобойщик.
- Скажи, ведь до того, как ты встретил меня на дороге, ты, неверное, любил какую-то девушку? И, может быть, собирался жениться на ней?..
- Девушки, девушки…Были девушки у бедного дальнобойщика Алешки… Любви не было, понимаешь? Я любил  - меня не желали, меня заманивали в любовные сети – я не заманивался… А теперь…
Алекс замолчал. Лицо его стало грустным и обиженным, словно очередная «дама сердца» отвергла его притязания…
- Знаешь, я хочу тебя попросить об одном одолжении: когда будем подъезжать к тому месту,  где ты нашел меня, выпусти меня из «тачки-кормилицы». Я хочу побыть одна и решить свою судьбу…Ваш мир жесток и полон пороков. Здесь очень трудно жить хорошим людям… Вот ты, Алеша, разве радуешься своей жизни, разве не гнетет тебя дорога, которой не видно конца?..
Правда, мое время было совсем не лучше твоего, иначе Ведомир не привел бы меня сюда… Привёл – и забыл… Мне нужно уходить, как ушла Матушка-старшиха…
Любава затихла.
Алёшка смотрел на ее прекрасное лицо, и ему хотелось плакать, кричать, направить свою железную колымагу на какой-нибудь крепкий столб!..
Что же это? Откуда она, эта Любава? Из прошлого? Из далекого прошлого? Но этого не может быть! Какие к черту фантазии! Чудес не бывает!.. Тогда кто же около него? Кто?!
Алешка остановил машину. Теперь он делал это гораздо чаще, чем за все минувшие годы, вместе взятые.
- Скажи мне, у тебя есть где-то родной уголок, где тебя примут с радостью? Я доставлю тебя туда и никогда не напомню тебе о свеем существовании!
Алешке показалось, что его синеглазая пассажирка на минуту погрузилась в глубокий сон. Так оно и было!
Голос, тихий, далёкий, совсем необычный и очень знакомый.
- Любава…Потерпи еще один день. Всего лишь – один день. До встречи, голубушка. Час ее обозначен всевышней силой!... Всевышней силой… все…вы…ней… ..ней…
Далекий, глубокий вздох…Тишина…Звонкая тишина…
Алешка наклонился к девушке «из дальнего далека». Широкой, загрубевшей от баранки ладонью он ласково провел по густым волосам Любавы, как зачарованный или окончательно спятивший с ума, прикоснулся губами к ее чистому лбу…Это всё, что мог ему позволить околдованный старец по имени Ведомир. То, что он позволил Ангелине, для Алекса было запретным плодом – отныне и навсегда…

***
Сердобольные гаишники вызволили из речки помятое «вольво» Ангелины и доставили туда, где обычно стоят у них подобные «банки». Нет смысла вникать в довольно банальные житейские коллизии…
Ангелина была человеком состоятельным, и дело уладилось быстро и без лишней волокиты. Никому не пришло в голову искать на илистом дне речушки потерянный Ангелиной пистолет. Обычное дорожно-транспортное происшествие без особых последствий.
На больничной койке Ангелина долго задерживаться не собиралась. !Её люди» уже знали о случившемся и ждали только приказа своей «хозяйки». Всё происшедшее проносилось в ее памяти, как фантастическая картина, основой которой, всё же, была реальность.
- Какую красотку упустила, дура… Кто знал, что всё так получится…
Ангелина еще при беглом осмотре Любавы наметанным глазом и умом предприимчивого бизнесмена оценила перед нею экспонат. В ближайшем будущем она видела эту необычную девушку в шикарном наряде. Она знала, что на нее будут устремлены сотни… да что там сотни – тысячи и тысячи жадных глаз!
Прекрасный товар стоит больших денег! Подиумы, обложки престижных порнографических порножурналов, зарубежные турне, конкурсы, премии, деньги и еще раз деньги! Она, Ангелина, будет везде рядом с этой синеглазой красавицей! Они потеснят с прибыльного Олимпа всяких Кемпбелл и прочих «звезд». Они будут первыми! Пер-вы-ми!
Ангелина не фантазировала. Она знала, что все это вполне реальные перспективы. И вот теперь… Впрочем, еще не всё потеряно. Она найдет этого парня-водилу, а значит и эту девушку, которая неизвестно кем приходится дальнобойщику…
- А девушка та была сущим сокровищем! – размышляла Ангелина. – В ней было что-то совершенно неземное, необыкновенное! Затаенная, еще ни кем не разбуженная страсть, какая-то наивность, которую легко перевести во что угодно!
Как там у Высоцкого: «И капитан кричит в трубу – еще не вечер!». Вот именно! Игра стоит свеч, Ангелина!
О планах и намереньях женщины-амазонки они ничего не знали. Они ехали и думали только об одном – скорее бы кончилась эта дорога.
- Представляешь, как ты будешь выглядеть в своем новом костюме! Вот мама обрадуется!
- И наверное, у нее будут вкусные эти самые…пирожки! Правда, будут?
- Конечно!
Им снова было хорошо. В последний раз!

Глава 23
(После исчезновения Любавы)

Последний рейс запомнится Алексу надолго, а может быть и навсегда, если такое возможно в течение  коротенькой человеческой жизни.
Сколько непредвиденного, прямо-таки  детективно-фантастического! Нарочно придумать – фантазии не хватит.
Они пришли домой, но Ольга Даниловна не встретила их, как обычно. Вместо нее к вошедшим пилигримам молчаливо обращалась не очень длинная записка, оставленная на кухонном столике.
- А где мама Ольга? Почему не встречает нас? Мама Ольга, где вы?!..
- Любава, скорее всего ее нет дома…Вот, видишь, записка на столе…Это от неё…Что там?..
Алешка грузновато (видимо от усталости) опустился на табуретку и взял листок в руки.
«Дети мои, ваша «сиделка» на время оставляет вас. Получила телеграмму от своей хорошей подруги, что живет в селе неподалеку. Просила срочно приехать. У нее что-то серьезное со здоровьем. Надеюсь, через день-два опять буду с вами и с удовольствием послушаю ваши впечатления от «путешествия». Целую вас. Еду ищите там, где ее можно найти в квартире со всеми удобствами. Мама, мама Ольга».
Алексей посмотрел на сидящую напротив Любаву, котораявнимательно слушала сообщение мамы Ольги, озвученное деловитым голосом ее сына – бродяги.
- Вот так, Любавушка! Мы с тобой сироты неприкаянные, а значит будем заботиться сами о себе. С чего начнем?..
Легкая тень пробежала по лицу Любавы. Сегодня почему-то больше всего ей хотелось присутствия этой чуткой и такой милой и обходительной женщины. Наверное, все матери одинаковы, постоянно жертвуя своим временем, покоем, а подчас – и здоровьем ради своих чад.
- Наверное и моя мама была такой же,  -подумала Любава. – Где она теперь, несчастная, - в земле – или на небесах?
Любава глубоко взжохнула и, взяв из рук Алешки исписанный листочек бумаги, ласково погладила его ладонью.
Читать она не умела, и вьющиеся по бумаге строчки, исполненные ровным, красивым почерком, казались ей каким-то затейливым узором.
- Любаша, если ты не сильно устала, то прими «маленький» душ, а я в это время организую стол. Годится мой вариант?..
- Я попробую… Мне нравится теплый дождик, который льется неизвестно откуда… У вас очень много колдунов, и каждый горазд на свои хитрости…
Любава поднялась с табуретки и без особого энтузиазма направилась в ванную. Она уже освоила все «хитрости», которые там имелись, и запросто управляла ими.
- Устала… по лицу видно, что устала… Прогулочка у нас была – хоть роман пиши… Только вот какое продолжение будет у этого романа?
 Алешка открыл холодильник, привычным оком окинул его «полочно-морозильное» пространство…
- Ого, маман и бутылочку нам приготовила… «Монастырская изба»… Отлично! Всякие там ангелины угощают, а я всё собирался…
Он все еще держал дверцу холодильника открытой.
Внезапная мысль пронзила его внутренности догадкой-молнией.
- Неужели все это подстроено моей милой матушкой, чтобы мы побыли вдвоем? Побыли вдвоем?.. А чем это может кончиться? То-то…
Алешка захлопнул дверцу холодильника, неся на кухню «Монастырскую избу», тарелку с абрикосами и полку колбасы. Одна из кастрюль явила ему вкусно пахнущие голубцы, но возиться с их подогревом вовсе не хотелось.
- Алеша, тут и на твою долю дождик остался! Я сейчас выхожу, а ты тоже примешь «маленький душ»…
- Договорились! Я жду выхода принцессы, чтобы встретить с радостью и восторгом умытую синеву ее дивных очей!.. Почти стихотворение получилось, а стихами говорят влюбленные…
Два маленьких фужера, открытая бутылка вина, тарелка с ароматными абрикосами…
- Ладно, более основательную закусь попозже…
- Ты выходишь?!
- Вот и я…
- Садись и потерпи несколько минут. Я мигом…
Любава была в том самом, древлянском сарафане. Она молча застыла у окна. Только что на плечи ее падали мокрые волосы, а лицо все еще ощущало колкие струйки «дождика». Теперь – она чувствовала – как ее голову накрыла невидимая горячая ладонь, как начало исчезать ее отражение в оконном стекле…
- Алеша…а…а….
 Это было как последний вздох…
Всё было на своих местах. Не было ее, таинственной, загадочной, прекрасной, недоступной, синеглазой…Любавы…
В шортах, с обнаженным торсом, с полотенцем, шныряющим по мокрым волосам, появился Алешка.
- А вот и я!,. Любава, ты где?...
Тихо.
- Любава, ты, никак, игру в «прятки» освоила?..Давай, поищу тебя…Так… Здесь нет… И тут – нет… Любаша, да где же ты? За стол пора…
Из зала Алешка вернулся на кухню.
Никого.
На столе он увидел  великолепной работы…шкатулку.
От неожиданности  он выронил на пол влажное полотенце, прошел по нему, как сомнамбула, ногами, и остекленевшими глазами уставился на диковинную, невесть откуда появившуюся шкатулку.
Дальше Алешка все делал, как во сне.
Вот он открыл шкатулку.
На черном бархатном ложе покоилась литая фигурка…Алекс взял ее в руки.
Это была…Любава! В полный рост, со скрещенными на груди руками, в прозрачной тунике, плотно облегающей литую плоть… Фигурка сияла!
От нее невозможно было оторвать глаз! Рядом лежал перстень. Такое мог сотворить только гениальный ювелир. Алекс ни о чем не думал, ничего не понимал… Здоровый, сильный мужчина готов был рухнуть на пол или «подвинуться» рассудком.
А вот какие-то бумаги. Алекс достал их и, словно безумный, опасливо оглянулся по сторонам, словно искал защиты или поддержки живого человека…
Он зажмурил глаза крепко и словно вперил свой взгляд во внутренности своего мозга, где молнией проносились красные, оранжевые, синие и черные круги…
- Помоги мне, господи… Что это со мной?..
Алекс начала читать то, что было написано великолепным почерком, или это была только иллюзия, ибо слова, буквы в них имели идеальные очертания, на какие способна только ультрасовременная машина.
«Алёша, сокол ясный!
Я покидаю тебя и милую маму Ольгу. Покидаю навсегда! Вы приютили и сохранили меня «до времени», которое пришло неожиданно для нас всех!
Космические пришельцы вместе с Ведомиром позвали нас туда, где мы найдем истинное счастье, о котором тщетно мечтали люди со дня своего появления на Земле.
У вас будет сове счастье, обязательно будет, поверь мне. Прости, что не могла откликнуться на любовь твою.
Она останется со мной. Я принесла бы тебе одни лишь мученья, неисчислимые беды и огорчения, ибо я – не от времени твоего. Космические странники выбрали тебя, чтобы ты стал моим оплотом, моей защитой и спутником.
Ты сделал это с величайшим благородством. Земное спасибо тебе и низкий поклон.
В моем существо ты видел Киевскую Русь, страну древлян, вскормившую меня и наделившую несчастной красотой. В твоем мире эта красота неуместна, ибо становится предметом торга, унижений и несчастий.
Прощай! Так говорит тебе Любава, которой уже никогда рядом с тобой не будет.»
Алешка уронил листок на стол и, чтобы не закричать от нахлынувшего испытания, крепко прижал ладонью свои губы. Он не плакал, хотя глаза его были наполнены слезами. Мужчины плачут редко. Только в самых невыносимых ситуациях. Как сейчас.

Глава 24

После всех происшествий, выпавших на долю Ангелины за прошедшие дни, жизнь ее, казалось, круто переменилась. Ее перестали интересовать прежние дела, которые отучили ее любоваться звездами, синевой воды и так далее… Всё казалось суетой, пустой тратой времени. У нее не было близких людей. Те, что окружали ее, интересовались только деньгами, кутежами, коттеджами, иномарками. Не было родной души. Она вновь и вновь вспоминала ночь, подарившую ей волшебную встречу с Любавой…
- Она просто околдовала меня… Что ты сделала со мною, милая девочка?.. Как мне без тебя стало гадко и тоскливо… Где ты теперь?
Ангелина поняла, что убиваться да стенать – ничего не изменишь. Нужно было действовать. Она это умела.
- Так…Перво-наперво нужно отыскать этого самого Алёшу… Они приехали из соседнего города на трейлере. Значит он – дальнобойщик. Где там такие обитают – узнать не проблема. Найду его, поговорим, а там видно будет… Она, как мне показалось, не его жена. А кто? Ладно. Не это главное. Та красотка должна быть со мной. Вместе мы завоюем всё, что пожелаем...
Ангелина ехала по той самой дороге, на которой однажды дальнобойщик Алекс встретил таинственную Любаву. Голос Джо Дассена успокаивал, поверяя Ангелине о чем-то понятном ей. В школе она учила английский, а французский язык был ей неведом так же, как чукче неведом суахили…
Она курила, управляя одной рукой своей машиной. Дорогу она ощущала чисто механически, не проявляя к ней никакого интереса. Мысли ее бежали впереди машины, впереди этой дороги, туда, где ей предстояло на короткое время стать Шерлоком Холмсом, отыскивая след почти незнакомого ей парня-шофера. Самое странное заключалось в том, что она не питала ненависти к этому человеку, не обвиняла его в том, что с его помощью она угодила в реку, едва не поплатившись жизнью за своё необузданное рвение. Она простила его. Она ехала с миром и ждала какой-то награды от человека, забравшего у нее нежданно полученное сокровище. Нет, Ангелина не была лесбиянкой. Она и сама не могла объяснить себе – как всё тогда получилось и, уж тем более, - не жалела о той сцене, где она исполнила совсем несвойственную ей роль. Какая-то сила толкнула ее к телу загадочной девушки и теперь никак не разлучит ее с воспаленным сознанием. Ангелина была уверена, что найти нужного ей водителя-дальнобойщика в небольшом провинциальном городишке не составит труда, и поэтому была спокойна, уверена в успехе своего мероприятия.

***
Санька-Жирняк принимал смену у Алёшки.
- Слушай, не нравишься ты мне сегодня… И вообще, Лёха, не пойму, что с тобой творится в последнее время. Я, конечно, рад, что ты обходился без меня и гонял нашу тачку исправно и с пользой…Только странный ты какой-то стал… Замкнутый, неразговорчивый… Ты что, обиделся на меня за что-то? Говори, если что не так, мы свои люди, а?
Алёшка моча смотрел на своего приятеля-дальнобойщика, который в свое время благополучно вмешался в его жизнь, отлучив от педагогики и приобщив к «дальнобойщине».
- Сань, да не обижаюсь я на тебя ни капельки… С чего ты взял…Просто кое-что в жизни у меня не ладилось, из колеи, как говорится, выбило… Пройдёт…
- А чё там у тебя стряслось, коли не секрет? Может помогу чем?
- Расскажу, только не сейчас… Не время пока… Да и вряд ли кто мне помочь сможет… Всё обстоит не так просто…
Санька понял, что сейчас не время приставать с вопросами.
- Ну ладно, если что, я к твоим услугам. Вали, отдыхай…
- Ни пуха тебе, ни пера…
- К черту…
Друзья расстались. Санька – продолжать готовить машину к рейсу, а Алёшка  направился к проходной базы, где редко собирались вместе все треллеры, которые шастали между соседними и более отдаленными городами…
В проходной его тормознул Степаныч.
- Алёшка, тут тебя одна симпатичная особа спрашивала. Наверное, тебя…Фамилию, говорит, твою не знает, а вот имя твое назвал и внешность описала… Всё сошлось на тебе…Вот в той машине сидит. Валяй, знакомься. Бабонька что надо! Хороша и, пожалуй, очень богатенькая..Ну, пока, будь здоров!
Пожав на прощанье руку Степаныча, Алексей шагнул из проходной и устремил взгляд туда, где обычно собирались легковушки людей предприимчивых, занимающихся дорожным бизнесом.
Сзади послышался голос.
- Молодой человек, не проходите мимо дамы, которая ждет вас….
Алексей повернулся. Около открытой дверцы легковушки стояла…она, та самая женщина, «вольво» которой не так давно кинулась в реку с моста…
Ангелина, улыбаясь, снимала темные очки.
- Алёша, не бойтесь меня и не сердитесь. Что было, то было. У меня к Вам серьезный разговор, возможно, он будет полезен и вам. Идите сюда. В машине и поговорим. Пистолета у меня нет, и пачкой «зелененьких» я Вас соблазнять не буду.
Ангелина дружелюбно продолжала улыбаться.
Алексей, будучи воспитанным, интеллигентным человеком, не стал испытывать терпение молодой женщины. Ему показалось, что очень серьезная причина побудила ее отыскать его и решиться на эту встречу.
- Если мне не изменяет память, вас зовут Алёшей, ведь так?
- Вы не ошибаетесь. Жаль, что память изменяет мне, и я не могу вспомнить Вашего имени…Вроде как Анжелика, Аделина…ну, что-то в этом роде…
- Почти так, а точнее – Ангелина. Садитесь же в машину. Разговор у нас будет серьезный…
Алешка равнодушно подчинился, хотя автомобильные салоны и кабины ему уже успели изрядно надоесть, особенно в последнее время…
- Итак, чем могу быть Вам полезен, госпожа Ангелина?
- Алёша, давай перейдем на дружеский тон, так будет легче общаться двум недавним врагам, а ныне – друзьям. Не так ли?
- Я согласен. Давай на «ты» и приступим к «вопросам и ответам».
Ангелина рассказала Алексу о том, что произошло в ее номере в ту ночь, когда порог ее гостиничной комнаты переступила Любава. Женщина ничего не скрывала. Более того, Алексу показалось, что эти воспоминания доставляли ей самое искреннее наслаждение. Он не знал, сердиться ему, гневаться, возмущаться или выйти из машины и опрокинуть ее набок вместе с нахальной хозяйкой. Однако, Алекс слушал моча, не перебивая женщину и только чаще обычного, доставал сигареты, закуривал их. То же делала и Ангелина.
Когда она закончила свою исповедь, в кабине воцарилось тяжелое молчание. Алекс  понимал, что нужна его реакция, его слова, его оценка случившегося, а самое главное – что теперь им (Алексу и Ангелине) делать, претендуя на прекрасное состояние души и тела прекрасной Любавы.
- Знаешь, Ангелина, поначалу мне хотелось разделаться с тобой, как повар с картошкой, тем более, что поводов для этого у меня предостаточно. Однако теперь… Теперь я не могу себе позволить этого… В твоем лице я имею последний привет Любавы… На твоем лице, губах, на теле наверное сохранилось ее тепло, ее таинственная, обворожительная сила, ее неповторимость…Эх, да что там…Ангелина, Любавы больше нет  - ни у меня, ни у тебя, ни у кого… Она исчезла…Куда? Не знаю. Ощущение у меня такое, что превратилась она в легкое облако, проскользнувшее в форточку и улетевшее неведомо куда…
- Алёша, я не очень понимаю смысла твоих слов. Что значит – исчезла? Облако облаком, только она была человеком… Кем она тебе приходилась?
Алешке показалось, что сейчас нужно рассказать этой женщине всё, что ему известно про Любаву. Ему хотелось освободить свою душу, свои мысли от смертельной тяжести, которая мучительно давила на него всё это время. И он обрушил на Ангелину всю эту тяжесть, постепенно освобождаясь от тайны, постичь которую уже никогда не удастся…
Они долго молчали. Иногда медленно, словно в забытьи, поворачивали друг к друг лица и смотрели невидящими глазами в расплывчатые физиономии…Потом…Потом случилось так, как не должно было случиться. Ангелина медленно приблизила свои губы к щеке Алешки и тихонько прикоснулась к ней…
- Это тебе поцелуй от Любавы. Ведь ты так и не поцеловал ни разу эту девушку-призрак, девушку-мечту.
Она не наша. Она – прошлое, сказка, легенда. Она принадлежит всем – и никому…
- Ангелина, я тебя очень прошу – сохрани в тайне наш сегодняшний разговор. Пусть это будет наша тайна. Пусть продолжается обычная жизнь, где сказкам уже нет места. Мы с тобой прикоснулись к этой сказке, опалив печалью свои души. Не так ли?
- Ты романтик… Скажи, ты по профессии шофер? Я что-то в это не верю.
- Я закончил гуманитарный вуз. Учил не так давно ребятишек английскому языку. Денег на жизнь не хватало… Вот так, по совету своего школьного приятеля, я и стал шофером-дальнобойщиком… Слушай, а чем кончился тот каскадерский трюк? Ты не сильно пострадала?
Ангелина показала шрамы на плече – как у Любавы.
- Прости, но я не виноват…Я не мог поступить иначе. Со мной была таинственная девушка, знать о которой никому не надо.
Они снова замолчали.
- Алеша, не подумай, что ты общался с легкомысленной бабой-дурой. Я инженер-строитель, а теперь занимаюсь серьезным делом. У меня своя строительная фирма. В деньгах, жилье и поклонниках я не нуждаюсь…
Скажу тебе одно – ты мне очень нравишься. У меня такое ощущение, что эта самая Любава, девушка-мечта, свела нас случайно, чтобы не разлучать…Как ты думаешь?
- В твоих словах есть логика, таинственная логика… Вчерашние соперники, почти враги, мирно беседуют, выворачивая души наизнанку…К чему бы это?..
- Решай… Ты давно не мальчик, а я давно не кисейная девочка. Помыслы мои более чем серьезны. Я почти что сделала тебе предложение… Письмо Татьяны к Онегину получилось…
- Ангелина, спасибо за откровение…Давай подождем нужного часа…Может, даст о себе знать Любава…Тогда все и решится. Твой вариант остается в силе… Ну, так как, годится?
- Не совсем, но, в общем – годится…Давай прямо сейчас и уедем! Брось всё – и айда!
В глазах женщины блистали озорные чертики, готовые выпрыгнуть, вцепиться в Алёшку мертвой хваткой и утащить за собой куда захотят.
- Ты, Ангелина, отчаянная женщина! И сильная! С тобой, как говорят мужики – не пропадешь. С тобой надежно и страшно. С тобой до омута – один шаг! А как из того омута выныривать? Не думай, что я занудный евнух. Я мог бы тебя сейчас сгрести в кучу, и все твои косточки затрещали бы жалобно и сладко. Однако, это всегда успеется. Более того – ты можешь передумать, пожалеть о своем  поступке…Что же мне – опять сокрушаться, переживать или сразу в монастырь на Соловки?..
- Ладно, уговорил. Мне нравится твоя железная выдержка. Наверное, ты настоящий мужчина. Сейчас это большая редкость.
Ангелина на секунду замолчала.
- В твоем кислом городе я буду через неделю. Или со мной, или убегу к персидскому шаху. Пожалеешь…
Они тепло улыбнулись друг другу. Теперь их связывала еще не очень прочная ниточка. Она могла легко оборваться, а могла превратиться в прочную бечевку, разорвать которую будет не так-то легко. Целую неделю она будет подвергаться растяжению…
Выдержит ли?
 Словно дикий мустанг, рванулась машина Ангелины и быстро понеслась прочь от Алешкиного одиночества.

Глава 25

Они спали. Ночь Ведомира и ночь Любавы были очень похожи: ясное звездное небо с любопытством разглядывало своими созвездиями то, что было покрыто тьмою. Ему, этому вечному небу, было совершенно  безразлично, что ночь Ведомира окутывала крепнущую Киевскую Русь, а город, в  котором нашла приют Любава, жил по календарю 2002 года…
Эти два земных существа были одиноки и загадочны для окружающих. Они верили в обязательное чудо, которое изменит их жизнь так, чтобы счастье наконец-то поселилось в их душах основательно и навсегда…
Они принадлежали фантастическим силам, которые вызывают в трезвых умах снисходительную усмешку, определяя их существование сказочными рамками. Они были правы. Есть вещи, которые объяснить невозможно. В них просто можно поверить, как верят в чудесное воскресение Христа…
Последняя ночь Ведомира и Любавы. Мудрый Орхон позвал их туда, где всё тревожное, печальное, необъяснимое должно исчезнуть, как исчезает ночь под неумолимым натиском рассвета…
Они исчезли тихо и незаметно для глаз. Орхон, не самый мудрый из эдемонитов, много раз навещавший со своими спутниками Землю, не сразу привыкли ко многим странностям голубого питомника хомо сапиенс. Над ними сияли совсем иные созвездия. Таких не было вокруг Эдемоны: Водолей, Стрелец, Дева… Среди прочих «тут» не значились «эдемоновские» - Грёза, Архангел и так далее…
Воздух здесь был плотнее, шаг давался труднее, сердце стучало гораздо активнее,  а глаза различали даль весьма ограниченную.
- Дети, не отдам я вас райским просторам Эдемоны ! Ее безоблачная жизнь скучной будет для вас. Там нет борьбы, там нет трудностей и тревог. Там люди разных веков и рас живут долго, охватывая жизни трех земных поколений. Там всё – не так!
Я не стану более подвергать вашу плоть насильственному расщеплению на атомы и вновь собирать из них вашу, не приспособленную для таких экспериментов, плоть. Мы будем людьми земными отныне и до последнего вздоха скоротечной жизни. Пусть будет так, как повелели нам законы Эдемоны. Придите к нам, вчерашние и сегодняшние избранники! Аминь.
В кучку тлена превратилась избушка Ведомира, посветлел лес, утративший бесчисленное количество деревьев, исчезли древляне,  великая княгиня Ольга, все Рюриковичи, всё прошлое… Исчезла Любава.
Орхон оставил предупредительное письмо и коробочку с фигуркой Любавы на столе Алекса. Он все знал и не хотел обижать людей, приютивших девушку. Великие космические силы, неведомые земным мудрецам, легко сотворили свое маленькое чудо. Это просто не может быть! Это – случилось очень просто. Орхон улыбался, предвкушая…Нечто!
Да что там гадать! Будем очевидцами земного таинства, господа судьи! Имеющие глаза – да увидят, имеющие уши – да услышат. А теперь – тихо…

Глава  26
Троица

Они ждали. Это было не долгое ожидание, к каким привыкли обитатели Земли. Ждать в аэропорту взлета самолета, когда плотный туман или густая облачность. Ждать, когда, наконец, появится такая власть, которая подарит людям счастливую жизнь. Ждать…Ждать…
Да – и у моря погоды, которая на берегу делает моряка отчаянным пропойцей или неукротимым драчуном…
Эдемониты свои ожидания сократили ровно настолько, насколько они сами того желали, ибо умели распоряжаться и временем, и фантастическими расстояниями, и своими жизнями. В небытие они уходили по собственному желанию, без страха и непременных мук, которые более самой смерти пугают всегда человека Земли.
 Они ждали мгновенья, и оно наступило.
Вот первое легкое облачко вытянулось в человеческий рост, словно под резцом божественного скульптора появлялись очертания фигуры, и вот уже проступили явственно неповторимые черты… красавицы Любавы.
Она была такой, какой не столь давно рассталась с колдуном Ведомиром на чудесной лесной полянке…
Орхон, словно великий факир, предупреждал и контролировал все  движенья и мысли «новорожденной». Он знал, какая нечеловеческая нагрузка обрушилась сейчас на девушку, чье естество испытаний подобного рода переносить не должно по законам матушки-природы.
- Любава, здравствуй! Ты сейчас чувствуешь себя очень спокойно, тебе так легко и приятно! Посмотри на нас!
Мы твои друзья, твои ангелы-хранители, родственные тебе по душевным порывам и поступкам. Я – Орхон – посланник Эдемоны. Спроси, чего хочешь спросить меня.
 Любава испытывала то самое состояние, в каком была в тот момент, когда грубоватый окрик Алекса возвращал ее в реальный мир. Оно быстро уходило. Тело обретало былую силу, былые ощущения. Оно продолжало жить, ощущать, созерцать, двигаться…
- Орхон, Эдемона…О ней мне говорил Искорка в самом страшном моем сне…Почему я здесь, с вами?.. Я устала от неприкаянной жизни. Если вы, великий Орхон, в состоянии упорядочить ее, сделайте это сейчас или превратите меня в то самое облако, из которого я появилась перед вами. Вы меня перенесли, а как же Алеша, мама Ольга?..
Орхон взял девушку за руки. Он улыбался так, как некогда улыбался Ведь, и на сердце у бывшей древлянки становилось все более светло…
- Успокойся,  прекрасное дитя…Скоро ты узнаешь всё до мельчайших подробностей. Сейчас могу тебе сказать лишь о самом главном – ты стоишь на пороге , с которого начинается твой путь в новую жизнь. Встань рядом со мной и смотри вперед. Сейчас мы встретим еще одного странника, который тебе достаточно хорошо известен. Смотри вперед, Любава!
Вот закружился столбик вихря, насыщенный миллиардами блестящих песчинок. Вот эти песчинки враз осыпались на землю и…Перед глазами изумленной Любавы появился…Ведь-Ведомир!
- Ну вот, последнего скитальца мы рады приветствовать!
Ведомир был все таким же, каким видела его Любава при первой и последней их встрече. На мгновение  он замер, не  открывая глаз. Неведомая сила покидала его могучее тело, сила, в которой он уже никогда более не испытает нужды. Блеснули глаза Ведомира, в движенье пришло его тело и мысли.
- Скажи мне, благородный старец, - я во сне или это уже давно обещанная явь?
- Ведомир, ты видел меня несколько раз в окружении моих спутников. Меня зовут Орхоном. Я тот, который имел желание сделать тебя эдемонитом, потому что ты достоин этого по всем статьям. С моими спутниками ты сейчас познакомишься, но окажи знаки внимания этой прекрасной девушке. Ведь вы давно не виделись. Не так ли?
Ведомир устремился к Любаве, и как только что сделал Орхон, бережно взял руки синеглазки в свои широкие ладони.
- Любавушка, голубка светлая…Видишь, мы опять вместе! Этот миг стоит целой жизни!
Любава молча смотрела в лицо Ведомира. Сердце ее колотилось от неистового волнения.
- Ведомир…мой ангел-хранитель… Как я рада и счастлива снова видеть вас, мой добрый волшебник и хранитель!
Когда Любава  и Ведомир обратили свои взоры в сторону Орхона, они увидели рядом с ним других, неизвестных им людей.
- Теперь – маленькое таинство и краткое знакомство.
Орхон подошел к Ведомиру.
- Склони голову, благородный Ведомир. Я снимаю с тебя талисман эдемонитов. Он более не понадобится тебе. Взамен этого к тебе возвращается то, что было нами украдено когда-то…
Любава видела, как старец Ведь…приподнял склоненную голову и…
Это был другой человек! Молодой, прекрасный, от лица которого не хотелось отрывать взора!
- Теперь ты, Любава, верни нам свой талисман, который не раз вызволял тебя из беды..Вот так…Спасибо! Отныне у тебя снова будет в жилах обыкновенная человеческая кровь, ты будешь дышать вольно и чувствовать так, как чувствует молодая душа прекрасной земной девушки…
Теперь вы ясно увидите остальных, кто составлял ту загадочную  Троицу, которая так часто доставляла тебе, мужественный Ведомир, столько горечи и испытаний.
Вот та Женщина. У нее есть имя.
- Орхон прав. Меня зовут Селеста (???). И я рада снова видеть тебя молодым и красивым. Счастья тебе, Ведомир!
И уже безо всякого представления с широкой улыбкой приблизился к стоящему Ведомиру и Любаве тот самый «шоколадный» юноша, который так нежно наклонял свою голову к груди Ведомира.
- Вот видишь, я такой же «шоколадный», как и тогда. А зовут меня Афроменом, потому что попал я на Эдемону с этой самой, африканской земли, на которой мы сейчас стоим.
И «шоколадный» снова обнял Ведомира, но это уже были не объятья призрака, а настоящее мужское – сильное и крепкое.
- У нас еще остались «незнакомцы», - весело проговорил Орхон, глядя на молодую женщину с синими очами.
- Любава, посмотри внимательно на лицо этой женщины…
Они сделали навстречу друг другу несколько шагов и застыли, разглядывая друг друга.
Почти шепотом Любава произнесла лишь одно слово, робко, вопросительно…
- Мама…Мама?..
Где их было искать в саванне, этих самых кинорепортеров, которые могли бы зафиксировать во всех деталях эту встречу! Словами тут мало что выразишь…
- Мама…Как же так получилось? .. Где была ты всё это время, пока я росла?.. Скажи мне, как получилось…
Любава не договорила. Она крепко прижалась к телу матери. Они так были похожи, словно близнецы-сестры.
Все наблюдали молча. Опять же, какие тут слова пригодятся? Вместо них кипели чувства, пели струны души, вспыхивали глаза счастливым огнем…
- Доченька, милая ты моя… Видно, было угодно богу разлучить нас надолго, и ему же понадобилась наша встреча. Не плачь, и мне не вели… Я потом тебе всё, всё поведаю…
Они были мужественными людьми. Чувства их были глубоки, порывы благородны, а сентиментальность недолго обуревала их сердца. Жизнь была выше этого!
Орхон с лицом счастливым, с блестящими глазами , шутливым голосом прервал сцену небывалого свидания.
- Ведомир и ты, Любавушка, наверное, хотите знать – кто такой вот этот субъект, которого я еще не представил вам?
У него нет имени. Он не живой, но без него нам было бы очень и очень трудно на вашей планете. Это – его Величество Всемогущий Разум, родителями которого стали великие эдемониты.
Плоть его не живая, но сильнее и надежнее живой, а соображает он всё, может всё…
Орхон сообщил всем, что они будут знать те языки, на которых будут общаться окружающие их люди. Он подносил к их лицу прибор.
- Афромен, теперь слово тебе. Ведь мы стоим на земле твоей далекой родины, которую по твоему желанию мы решили посетить первой. Как знать, может она нам придется по душе, и мы сделаем ее своим домом?
Эдемонит африканского происхождения радостно засмеялся, польщенный выпавшей на его долю миссией.
- Да, друзья мои. Мы на земле чудесной Африки. Когда-то она была огромным куском суши и называлась Гондваной. Нет Гондваны, но есть еще огромный кусок по имени Африка. Почему зовут мою родину Африкой? Вот Любава, к примеру, объяснимо – любимая, ненаглядная и так далее… Ведомир – тоже ясно – человек изведал мир, стало быть, много видел, многое знает. Или Милона! И гадать нечего – милая она. Вот так! С Африкой сложнее…
Орхон, глядя на радостно-возбужденного Афромена, думал:
- Вот сейчас начнет рассказывать о римлянах, которые Африку назвали Африкой. Племя такое тут было берберское  – афригии. И не его территорию они так назвали, а только ее северную часть. Правда, потом это название перекочевало на всю территорию… А еще он скажет, что Африка – самый жаркий материк Земли.
Орхон знал все это. На Эдемоне собраны все материалы о Земле, ее прошлом, настоящем и прогнозы на будущее.
- Афромен, ты прекрасный рассказчик, и с тобой будет интересно коротать время. Однако, нам пора навестить твоих сородичей и подумать о скором моменте.
Они шли тесной, радостно оживленной группкой. Они были счастливы началом счастья, верой, что это счастье станет постоянным.

***
Ученые мужи  Земли, проникнув ограниченным взором за пределы своей колыбели, пришли к однозначному выводу – ускоренный метод космических путешествий – не-воз-мо-жен! Отсюда безнадежно-пугающий душу и разум последовал неутешительный вывод – земляне во Вселенной одиноки! Да, можно снарядить экспедицию на Луну, на Марс. Да, можно за десять земных лет достичь Нептуна. И Плутон рано или поздно позволит разглядеть себя с помощью земных аппаратов…
А что дальше? Если где-то в бескрайнем  пространстве космоса и существуют цивилизации, то разделяющие человека разумного бездны не позволят ему встретиться с потенциальными братьями по разуму…
Каким образом эти веселые, величественные и красивые эдемониты сумели в который раз посетить Землю? И что это за Эдемона, где поместил ее Создатель, удалив от земного шара так, что никто до сих пор не открыл ее присутствия?
Конечно, эдемониты знали секреты своих перемещений в фантастических по размаху пространствах, только их средства совсем не годятся для землян, ибо речь идет о веках, которые возможно вооружат землян этим свойством. А пока…Пока можно лишь констатировать очевидный факт – вот они, эдемониты и их новые друзья весело шагают по африканской земле, ведомые самым рядовым мудрецом райской планеты.
- Афромен, ты узнаешь эти места? Твоя ли это далекая родина? Не подвела ли нас эдемонская техника?
Орхон улыбался, глядя на африканского молодца, глаза которого сияли от счастья.
- Да, это моя родина! Это земля моих предков! Теперь она совсем не такая красивая и богатая, как в былые времена, но все её приметы остались прежними!
Вся компания неторопливо следовала за Афроменом, приближаясь к поднимавшемуся перед ними скалистому плато.
Они знали, что этих самых ндоробо, потомком которых был Афромен, осталось совсем мало, и если им не помочь, они очень скоро могут исчезнуть с лика Земли. Это было самым весомым аргументом, почему они появились именно здесь.
Несколько стрел, пущенных с обрыва плато, взмыли вверх и, описав плавные дуги, приземлились неподалеку от нежданных пришельцев.
- Афромен, нас либо приветствуют, либо предупреждают. Как быть? Ты еще помнишь язык своих предков? Поговори с невидимыми стрелками. Может, они поймут тебя, поймут наши намерения?
Орхону не пришлось долго уговаривать эдемонита африканского происхождения.
Придав голосу предельно возможную силу, Афромен приступил к диалогу.
- Славные ндоробо! К вам обращаюсь я, Афромен, сын некогда великого вождя Нгубенды! Мы пришли к вам с миром, с добрым сердцем! Не бойтесь нас, как мы не боимся ваших смертоносных стрел! Откройтесь нам, мы посмотрим в глаза друг друга и поймем, что мы братья!
Среди множества камней и беспорядочно разбросанных скальных глыб едва просматривалась совсем узкая дорога и, возможно, единственная, по которой можно было проникнуть в крошечную горную страну ндоробо – знаменитых стрелков и охотников.
Многометровый древесный молочай, похожий на гигантский южноамериканский кактус, горделиво застыл над обрывом, словно неумолимый страж загадочного царства. Сок его- ядовитый…
Наконец, после непродолжительного затишья, кусты над обрывом зашевелились, и сквозь них обозначились несколько фигур.
Заговорил самый старший.
- Мы рады слышать родную, почти совсем забытую речь! Мы приветствуем тебя, Афромен. Сын Нгубенды, и твоих спутников! Нас мало, как мало наше последнее пристанище! Мы защищаем его от нежданных пришельцев. Больше нам отступать некуда…
Мы сделаем для вас исключение и не станем требовать от вас соблюдения установленных нами правил. Идите с миром и будьте нашими гостями!
Афромен посмотрел на своих спутников.
Что-то мелькнуло у него в голосе, - то, чего всегда было у землян.
- В гости приходят с подарками! Что мы можем преподнести моим сородичам? Как ты думаешь, Орхон?
- Действительно, как мы раньше не догадались о такой важной мелочи…Что им подарить, Афромен?
- Убитое животное!
Он подошел к роботу и нажал одну из кнопок на его «теле».
- Ну-ка, Аякс, прояви свою быстроту и умение. Добудь-ка нам одну из тех антилоп, что пасутся вон в той стороне…
Конечно, Аякс вряд ли понимал слова старца Орхона, зато программа, данная его внутренностям, была для него яснее ясного.
Прервав дипломатию, хозяева плато и незнакомые пришельцы стали единодушны в одном: все наблюдали за действиями Аякса.
На мягких бесшумных колесах он покатил в сторону пасущихся антилоп. Он издавал какие-то звуки, похожие на ласковое попискивание щенка. Антилопы застыли, подняв головы навстречу странному животному.
Ни одна из них не убегала.
Когда оставалось до животных совсем немного, из недр Аякса послышался продолжительный свист.
Теперь все видели, как, опустившись на колени, стала заваливаться набок одна из антилоп. Только теперь всё стадо, почуяв недоброе, кинулось прочь, оставив Аяксу свою малую частицу. Подобием рук человека робот Аякс ухватил антилопу и, сделав плавный разворот, понес свою добычу заказчику.
Ндоробо, наблюдавшие эту сцену, застыли в изумлении, а может быть и в страхе. Орхон и его спутники встретили робота радостными криками и словами восхищения. Это было потрясающее зрелище!
- Ндоробо, братья, мы идем к вам с подарком!
Ведомир, как самый сильный и высокий, взял из «рук» Аякса добытый трофей и опустил себе на плечо совсем еще теплое тело антилопы. Она была живой и…мертвой…
Чтобы не запугать окончательно обитателей горного поселенья, впереди кавалькады пустили Ведомира с антилопой и весело улыбающегося Афромена.
Чуть поодаль шли остальные, предаваясь каждый своим ощущениям от только что виденного и всего, что их окружало и ожидало.
Орхон сделал аппарат совсем маленьким, но нести его было нельзя – тяжесть неимоверная. Робот нес себя сам. Колеса Аякса стали совсем маленькими и обрели форму шаров, на которых он довольно часто подпрыгивал, преодолевая встречные каменные преграды.
Орхон шел рядом с ним, чтобы управлять холодной, бескровной, но весьма сообразительной и универсальной машиной, внутри которой теперь гнездилась маленькая, но непостижимо великая частица прекрасной Эдемоны.

Глава 27

Как и предполагал Алешка, мать его, Ольга Даниловна (мама Ольга) никуда не уезжала. Она просто провела ночь у своей подруги, учительницы, что жила не очень далеко от их дома.
Случившееся повергло ее в состояние, объяснить которое было не так-то просто.
С одной стороны, ей было жаль, что красивая и странная до непонятного девушка теперь не будет рядом с ними.
Ольга Даниловна уже привыкла к ней, а Алешка (она в этом не сомневалась) видел в ней потенциальную невесту.
Вместе с тем, на душе стало спокойно, словно освободили ее из железного капкана.
Только теперь со всей ясностью перед женщиной-матерью встал вопрос – что с этой Любавой они стали бы делать?
Нужно было работать, заниматься необходимыми делами, покидать квартиру… А что делать было с Любавой?
- Вот так история… Если бы я могла писать романы, непременно один из них посвятила этой странной девушке. Ведь только подумать – оказалась  в нашем времени из глубокой древности! Фантастика! Для чего ей это было нужно? Где она теперь? Из её послания этого не понять. И кто сочинил это короткое послание? Ведь Любава ни писать, ни читать не умела! А эти подарки?
Ольга Даниловна не могла налюбоваться великолепной литой фигуркой Любавы! Казалось, она вот-вот заговорит, оторвет от груди свои руки и устремит их к ней, маме Ольге!.. Перстень! Откуда он? Такого, пожалуй, не было ни у кого и никогда!
 Когда Ольга Даниловна надевала его на палец, оно было ей впору. Более того, все её существо наполняло спокойствие, проходила усталость, а сама рука, суставы которой в последнее время напоминали о себе острыми болями, не чувствовала ни малейшего недуга!
Любава, девочка, сказка ты наша волшебная… Где ты теперь, где?
Ольга Даниловна, не избалованная драгоценностями и не испытывающая к ним ни малейшей тяги, прекрасно понимала – заключенные в шкатулке чудеса ювелирного искусства не имели ценности, как не имеют её шедевры великих художников и скульпторов. Да и сама шкатулка была красоты необыкновенной!
 - Господи, это всё даже показать нельзя никому… Глядя на такую красоту, на такие сокровища люди, даже самые хорошие, почему-то становятся завистливыми, подозрительными, не в меру любопытными. Я уж не говорю о людях низкого пошиба. Тут без криминала не обойтись. Да, такие сокровища в наследство от бабушек не получают, не выкапывают их кладом, не исполняют по заказу скромной учительницы, зарплаты которой не хватит даже на тонюсенькое обручальное кольцо.
Но, кому объяснишь, что это подарок девушки – мечты, девушки – призрака, пришедшей в наш чудовищный век из девственного леса Киевской Руси, из страны древлян, которая давным-давно прекратила своё существование?..
Ольга Даниловна тяжело вздохнула. Нужно было что-то решать с этим волшебным даром. Опять загадка, опять Любава, опять непредвиденные сложности  и тревоги…
Мать жалела сына. Она знала, какому чудовищному испытанию подвергалась его добрая, доверчивая душа, как тяжело ему сейчас и как будет продолжаться его жизнь, лишенная чудесной сказки? Скорее бы познакомился с девушкой, полюбил бы её и потихоньку забыл о таинственной Синеглазке. Дай-то бог…

***
В городе постепенно затихли разговоры о дачном поселке, где в особняке не очень чистоплотного дельца по кличке Удав произошли ужасные, логически необъяснимые сцены. Ни милиция, ни сыщики, ни те, кто был знаком с этим неприятным субъектом, так ничего выяснить не могли. А поскольку повседневная жизнь продолжалась, преподнося  блюстителям  законности  всё новые «сюрпризы», дело о загадочных превращениях людей в животных так и осталось нераскрытым, попав в разряд «таинственных происшествий».
Загадочное исчезновение Любавы поставило последнюю точку в этом «деле», ибо только она могла поведать миру о том, что и как всё это было. Ни Алешка, ни его мать даже мысленно не могли представить себя в качестве свидетелей. Есть тайны, которые остаются таковыми навсегда.
О своем последнем рейсе, о всех злоключениях его Алешка рассказал матери  довольно подробно, и Ольга Даниловна лишний раз убедилась, какое трудное  время переживают все  те, кому суждено жить в царстве – мытарстве по имени Россия… Вот уже воистину – умом её не понять. И никаким аршином не измерить. И к лучшему никогда не приблизить…
О состоянии дел в этой самой, современной России, о людях, которые со всех сторон ринулись в «рыночную экономику», став «бизнесменами», предпринимателями, ворами, бандитами, аферистами, Ангелина не рассуждала. Она знала на собственном примере, что значит быть «бизнесменом». Мозг лихорадили всевозможные сделки, договоры, переговоры, предоплаты, бартеры. Опять же – деньги, без которых не ступишь шагу, замышляя даже самое что ни на есть благопристойное мероприятие. Норовят обмануть, обокрасть, ограбить, подставить, убрать, размазать и прочее из этой мерзкой серии.
 Она устала от мерзких харь, жуликов, проходимцев, сутенеров, приживальщиков. Хотелось жизни иной – спокойной, уютной, безопасной. Лучше – семейной, где суетятся ребятишки, твои «кровиночки». Вот почему после встречи с Алексом Ангелина окончательно решила для себя: если всё у них получится «по обоюдному» согласию, она наконец реально приблизится к той жизни, о которой задумывалась всё чаще. Фирма её работала стабильно, заказами она была обеспечена «под завязку». «Новые русские» чиновники всяких мастей, замаскированные жулики всех рангов торопятся возводить себе хоромы, каких не позволяли себе еще недавно самые известные люди СССР.
Словом – крутись, Ангелина, на полную катушку! И она крутилась, обеспечив себя всем необходимым и избавившись от всего ненужного – наглых любовников, подхалимов, сволочного мужа – алкаша. Вот теперь – Алёшка… Скорее всего – он хороший мужик. Это самое главное. Будет мне опорой. А я буду «подлирать» его. Он умный, с характером, с достаточной силой воли. Он заслуживает лучшей доли, чем крутить баранку вонючего трейлера. Решено! Дело за ним!

***
Осокин-младший, уютно разместившись в кресле, которое очень любил его покойный отец, равнодушно смотрел на мелькающие сцены американского боевика, который  показывало местное телевидение. Фильм не отвлекал его от тяжелых мыслей. Он чувствовал, что в его жизни произошел серьезный сбой, нарушился основательно тот здоровый ритм, без которого двигаться куда-либо уже не хотелось. Да и не было этого «куда-либо».
Кто-то звонил по телефону. Он неохотно поднялся, снял трубку аппарата.
 - Алло?.. Да, это я… Здравствуй, Ангелина! Нет, не занят, в меланхолии  пребываю. Уговор не забыл… Неужели неделя пролетела?...Да нет, не забыл я… Что решил?.. Ох!.. Решил… Что решил… Давай решать вместе…

Глава 28

Загадочные гости наконец-то увидели то, к чему должны были привыкнуть или, повинуясь логике – вовремя отказаться. Обитель идоробо можно было назвать как угодно – селеньем, становищем, пристанищем. Это был их дом, удобства и недостатки которого не обсуждались. К ним привыкли и приспособились, потеряв надежду, что с устоявшимся образом жизни можно что-то поделать, изменить его к лучшему.
Земледельцам и скотоводам во все времена приходилось добывать средства к существованию, выращенное обрабатываемой или целинной землёй, питаться мясом и молоком прирученных животных. Совсем иная участь постигла идоробо, единственным средством существования которых была охота.
Говорят, что когда-то это племя считалось многочисленным, люди его были крепкими, сильными, гораздыми на танцы, песни. Они любили сказки о животных.
Теперь остатки охотничьего племени ютились в горах Ндото. Охотиться на саванной равнине им запретили власти. Чтобы к ним не наведывались нежелательные гости, охотники делали ловчие ямы, пользовались самострелами и отравленными стрелами.
Благодатные горы Ндото, богатые холодными источниками и дичью, они оберегали как зеницу ока, ибо отступление «в никуда» грозило им полным исчезновением.
Спускаясь на равнину, идоробо просто ходят, выспрашивают, высматривают и ничего не делают. Некоторые их считают злыми духами в человеческом обличье, но идоробо – люди добрые и честные.
Орхон и его спутники, уже после беглого осмотра небольшого селенья идоробо, поняли – они жители пещер. В красноватых скалах виднелись естественные пещеры, в которых они ютились. Более того, пещер хватало не всем. Кто-то пристраивал  к отвесным скалам из камней что-то наподобие жилищ. Сопровождавшие гостей мужчины остановились напротив одной из пещер, около которой стоял человек высокого роста, худощавый, с крупно-вьющимися волосами, одетый в красную тогу с накидкой из шкуры.
Это был, скорее всего, не то что бы - вождь, а скорее всего – самый почитаемый представитель племени.
 - Наши дозорные привели в селенье идоробо очень почетных гостей, встречать которых для меня и всех жителей – большая честь. Вы достойны особых почестей, только мы совсем не богатые люди, но поделимся с вами тем, что имеем! Я – Бенгоро – старейшина племени и хочу видеть человека, владеющего языком моего бедного племени.
Афромен отделился от спутников и приблизился к старейшине.
 - Мудрый  сын  идоробо, ты наполнил радостью мое сердце звучной речью наших предков. Будь с нами, сколько пожелаешь. Мы рады тебе! А чего хотят твои необычные спутники. Они совсем не похожи на тех белокожих, что иногда приходили к нам из любопытства – посмотреть, как доживают свою историю последние идоробо…Снимали нас, просили показать свое искусство в охоте…
Афромен посмотрел на своих спутников и на тех, кто за считанные минуты собрался около пещеры старейшины. Такого у идоробо еще не бывало. Они не привыкли отвлекаться от своих дел и разглядывать белокожих «бездельников». Теперь они сделали это, ибо пришедшие казались им духами, сошедшими на землю и одарившие их, идоробо, своим вниманием.
Афромен с минуту разглядывал обитателей селенья – мужчин, женщин, ребятишек. На их лицах были написаны разные чувства, но более всего – огромное любопытство, настороженность…
 - Смелые и благородные идоробо! Я и мои спутники пришли к вам с добрыми намерениями. Они хотят помогать вам во всём, что может облегчить вашу жизнь. Мы многое умеем и многому научим вас. Племя идоробо не должно исчезнуть, погибнуть в объятьях этих скал. Мы не допустим этого, поверьте нам!
Селяне молча слушали Афромена, не зная – верить ему или слова его лишь дань уважения хозяевам.
 - Бенгоро просит передать нашим гостям, что для всех не хватит жилья. И если на несколько дней они смогут разместить всех в своих пещерах, то о долгом пребывании здесь говорить очень затруднительно.
Орхон не стал пользоваться услугами Аякса. Ему было достаточно настроить его «мозговые» клетки на расшифровку незнакомого языка. Он решил использовать в качестве толмача Афромена, который уже вошел в контакт со своими соплеменниками.
 - Скажи им, Афромен, что мы сами позаботимся о своих жилищах, о своем пропитании. Более того, мы обеспечим всем этим и наших гостеприимных хозяев.
Афромен передал речь Орхона собравшимся селянам. На лицах некоторых из них появились довольные улыбки. Они еще не верили в обещанное, но хотели бы увидеть своими глазами (и желудками) – как это будет сделано и как скоро.
Вручив добытую антилопу старейшине, Орхон и его спутники направились в ту часть горного поселения, где природа не удосужилась «высверлить» ни одной пещеры. Теперь это нужно было исправить. Орхон облюбовал почти гладкую, отвесную стену, окинув её взглядом снизу доверху.
 - Друзья мои, время у нас не так много, чтобы обзавестись своим жилищем, но, с помощью Аякса мы эту проблему решим по времени. За дело! Конечно, более всего этого хотелось Ведомиру, Любаве и её вновь обретенной матушке. Сколько им нужно было сказать друг другу, но… Надо подождать… до времени, как всегда…
 - Афромен, передай своим соплеменникам, чтобы они не боялись того, что сейчас будет происходить на их глазах. Скажи, что будет делаться доброе дело для всех нас. Орхон мог бы и сам сказать об этом, но Афромен был кровинкой этого народа и право на общение он имел больше всех.
Афромен донес просьбу до всех идоробо. Они ждали неведомо чего терпеливо, но с какой-то опаской, ибо не знали сути предстоящего таинства.
Орхон «подогнал» к стене Аякса, нажав маленькую кнопочку на спине робота. Затем он дотронулся еще до одной «родинки» еще не «разработавшегося» творения эдемонитов. На глазах изумленных «зрителей» робот превратился в исполинскую машину, выпустившую в сторону скалы две гигантские «руки». Они опустились на «землю» и застыли. Далее, из «глаза» Аякса вырвалась тонкая и плотная струя огня.
Вот она пошла по самому низу скалы, вот переместилась вертикально вверх. Теперь все видели гигантский четырехугольник, обозначенный на скале словно гигантским карандашом. Теперь ожили «руки» Аякса. Они присосались в центре обозначенного квадрата. Теперь Аякс по заданию Орхона медленно отступал назад. Изумленные наблюдатели племени и земные пришельцы видели, как огромный скальный монолит, словно кусок сыра вытягивался из монолита скалы. Слышался гул и треск раскалываемой породы. Отрывалась от своей основы задняя стена скального квадрата и медленно выползала вслед за отходящим назад Аяксом. Метр за метром гигантский кусок породы выходил из недр скалы… Смотреть на это было жутковато, но все, словно околдованные этим зрелищем, оставались на своих местах. Теперь кусок скалы с хрустом передвигался всё дальше и дальше от матери – горы.
Когда африканское солнце достигло зенита, первая пещера была готова. Потом Аякс проделал эту операцию еще несколько раз, пока на теле гладкой скалы не зазияло несколько свежеизготовленных пещер – комнат.
Но Орхон решил, что гигантские монолиты, вынутые из скалы, тоже могут стать надежным жилищем. Аякс «вынул» из них ровно столько породы, чтобы «кубы» стали «домиками-пещерами». Завершая работу, робот по «наущению» своего командира высверлил в «полу» каждой пещеры неглубокие отверстия, размером с автомобильное колесо. Никто не знал, что было заложено в эти углубления. Позже новоселы поняли – в них было заложено «отопление» и «освещение» квартир. Так за короткое время возникло новое поселение, в квартиры которого входили без ордеров счастливые «новоселы».
Сюда тащили деревянные «лежаки», звериные шкуры, весь накопленный скарб. Осталось лишь подумать о закрывающихся дверях. И о том, на чем спать. Кусочки кожи разных животных, посланные во внутрь всемогущего Аякса, вышли из его недр рулонами шкур с длинным пушистым ворсом. Это было лучше перин и прочих подстилок, известных земным обитателям сегодняшних дней.
Орхон улыбался. Он был доволен проделанной работой.
 - Ведомир, ты сильный, молодой и, как мне думается, достаточно умный… Придет время, Афромену и тебе придется командовать Аяксом! Я научу тебя этому, пока жив. Вы будете всесильны перед любой силой и любыми опасностями. Выбирай себе «квартиру».. Впрочем, наверное, не только себе? А?...
Ведомир улыбался в ответ Орхону.
 - Великий Орхон, вы испытали меня на все прочности, которые может выдержать не каждый человек. Теперь я не знаю, в каком мире я существую, однако совершенно твердо знаю, что земная любовь неистребима во мне и мне так не хватает её…
 - Ты прав… На Эдемоне не существует пылкой, безумной и мучительно-сладкой любви. Я завидую тебе, хотя свою любовь я пережил, и теперь меня привлекают совсем иные страсти. Мне хочется сделать для этих людей, для вас, как можно больше доброго… У меня на этот счет – огромные планы… Но о них – потом. Тебе надо встретиться с Любавой. Она страдала по нашей вине. Она имеет право на великую любовь и великое счастье. Да будет так!

Глава 29

Самсон Сергеевич почти не покидал свою мастерскую. Он мог бы себе сказать облегченно: «Ну, довольно! Ты свое дело сделал. Осталось совсем немного – провести персональную выставку». Свои услуги предлагали японцы, финны. Один состоятельный француз предлагает свой фамильный замок для экспозиции картин. Это заманчиво: старинный замок, большой зал, куда соберутся далеко не простые люди… Есть возможность реализовать часть своих работ, которые знакомы большому числу людей по каталогу, изданному на средства художника и разосланного в некоторые страны истинным ценителям изобразительного искусства. Огорчало Самсона Сергеевича лишь одно: не заканчивалась его последняя, самая важная картина. В левой части большого холста была написана выразительная спина змея-искусителя. Его правая рука, протянутая к центру холста, держала аппетитно написанное им, Самсоном, яблоко. Эта рука притягивала его к ней, к Еве. Он написал её фигуру чуть ниже пояса. Она сложила на груди руки, она в сомнении – брать или не брать соблазнительный плод… И всё бы выглядело ладно… Не получалось лицо Евы. Каких только ликов ни насмотрелся он, сколько этюдов и карандашных рисунков ни сделал он. Ничего не устраивало. Должно было быть лицо… необыкновенное… Где его взять? Где его взять? Ох, как хотелось завершить эту работу и включить её в экспозицию своей, может быть, последней персональной выставки.
 - Папа, открой! Это я, Ангелина!
Послышался щелчок английского замка, и дверь мастерской приоткрылась.
 - Это ты, дочка… Заходи. А то я здесь со своей Евой не знаю что делать.
Ангелина  не  целовала отца в «щечку», как это, обычно, показывают в американских фильмах, не «сюсюкала» с ним по мелочам. Она была русская женщина, с «непонятной» русской душой, где были тайны, загадки, «непредсказухи»,  искренние, до обнаженности, чувства, способные не только согреть, но и сжечь дотла человеческую плоть. Она рывком поставила легкий стул рядом со стулом отца, нервно достала из пачки сигарету и, только теперь, почувствовав себя свободной от всех тяжестей мира сего, окунулась  в «проблему» отца.
Они оба сосредоточились на картине, стоящей на мольберте. Ангелине не очень нравились картины отца. Он был неисправимым приверженцем «классической школы», где колорит, пропорции, лессировки и обязательная мысль – идея имели главенствующее значение. Современные дельцы от искусства отодвинули на задворки подобное искусство. В моде (у кого?) были уроды, всякое «нечто», абсурд, нелепица, за которые платили большие деньги, обрекая гармонию, мысль, духовность на нищенское существование. Правда, отец был более удачливым художником. У него была своя аудитория, свои поклонники и ценители, не желающие поклоняться хаосу, уродству, с ошеломляющим бесстыдством внедряющееся в быт и сознание «денежных мешков».
Дочь и отец молча смотрели на картину, вечный сюжет которой никак не хотел открываться во всей глубине её творящему…
 - Знаешь, папа… Ты, пожалуй, прав…Если не будет Лица у твоей Евы, ничего не будет… Но… лицо… Да, оно должно быть необыкновенным…
Ангелина, словно её ужалила коварная змея, радостно вскрикнула.
 - Папан! Я, кажется, могла бы помочь тебе! Да нет, не о своей морде говорю тебе…
Ангелина вдавила недокуренную сигарету в дно пепельницы.
 - Представляешь, я видела именно такое лицо, какое тебе сейчас так необходимо! И знаешь где?
Самсон Сергеевич  выжидательно навострил свой слух, чувствуя, что сейчас услышит что-то такое, после чего его творческой муке придет конец.
Нетрудно было догадаться, о чем Ангелина расскажет отцу. Конечно же, она вспомнила ту самую ночь, в гостинице небольшого городка, где превратности судьбы свели её с загадочной красавицей по имени Любава!
Ангелина рассказывала, словно размышляла вслух, не чувствуя того, кому адресовала свой рассказ. Она снова видела Любаву, она снова…
 - Скажи, а кому-нибудь удалось сфотографировать её? Неужели такая простая вещь никому не пришла в голову?
Вопрос отца оказался для дочери таким же неожиданным. Действительно, уж такую красивую девку – да не сфотографировать? Впрочем, Алешка, наверное, все-таки догадался сделать это. Они ведь знакомы давно…
 - Пап, у меня есть один интересный знакомый, который имел к этой девушке более тесное отношение… Я могла бы вас познакомить. Он хороший мужик, может тебе о той девушке рассказать много интересного. А, возможно, у него есть фотография…
 - А как скоро ты могла бы это сделать? Это было бы здорово! Меня раздирает любопытство… Ты так описала ту девушку, что я не успокоюсь, пока не увижу хотя бы её фотографию. Он, этот Алёшка, живет в нашем городе?
 - Нет, до него надо ехать часов шесть – семь… Хочешь, давай поедем вместе. Заодно, познакомишься с его матушкой… Она, кстати, вдова. Её муж, отец этого самого Алеши, умер, вернее, погиб, лет 5 - 6 назад. Как мне он, Алешка, сказал – был он летчиком-испытателем…
 - Намекаешь на моё вдовство? …Ну, что ж, поедем. Чем скорее, тем лучше! Время не ждет… Если эта поездка ускорит «странным образом» мою работу, пойду в церковь и поставлю метровую свечку Всевышнему.
Ангелина опять звонила Алексу и поведала ему о своем варианте. Они договорились о встрече. Это будет завтра. Он будет дома и будет ждать их в гости. Поводов для встречи было предостаточно. Включая и тот, о котором только что Ангелина говорила со своим отцом.
И было утро. И опять дорога, по которой на хорошей скорости мчалось «вольво» Ангелины, рядом с которой сидел её отец, почему-то уверенный в том, что эта негаданная поездка внесет что-то особое в его жизнь, в его кропотливое ремесло…
Ангелина тоже не считала эту поездку праздной прогулкой. Ей предстояло решить – будут ли они с Алексом вместе, или судьбе будет угодно удалить их друг от друга настолько, что ни на одном земном транспорте уже не преодолеть эту даль…
 - Пап, если тебе Алешка понравится, ты не будешь против, если я буду с ним жить вместе. А если всё образуется, то я выйду за него замуж… Так надоело болтаться между небом и землей. Он – очень хороший мужик, поверь мне…
 - До чего же ты, Ангелина, вздорная дочь… Непредсказуха, бомба быстрого  реагирования… Зря ты меня обхаживаешь. Вижу, что сама всё давно решила… Так ведь?..
 - Я-то решила, а вот как - мы скоро выясним.
Природа заканчивала летнее застолье. Первые осенние денечки, пока еще ненавязчиво и ласково напоминали лету красному, что пора ему вылезать из-за стола и уходить на покой по добру, по здорову.
 - Осень… Знаешь, пап, год этот пролетел как-то незаметно… Тебе не кажется?
 - Кажется… еще как – кажется.. Только тебе-то не о чем печалиться. Когда мне было тридцать, я дней не считал, некогда было… И сейчас некогда, да и незачем…
 - А осенью обычно свадьбы справляют… А почему именно осенью?
 - Не знаю, Ангелина… Так  исстари заведено… Вроде как – все работы сделаны, в полях пусто, на столах – густо. Есть что выпить и закусить…
Покопавшись в сумке, Самсон Сергеевич извлек из неё большое яблоко.
 - Давай, пригуби… Я искушаю тебя, вместо змея. Как там, в Библии:
 - Она ела и мне давала… И я ел…
Ангелина впилась зубами в румяный яблочный бок и вырвала из него с хрустом большой кусок сочной мякоти… На сей раз Алешка и «мама Ольга» имели дело с людьми обычными, из «мира сего».
Как общаются между собой россияне – известно давно. Быстро познакомились, быстро нашли «общий язык», быстро подошли к «главным темам». Собравшиеся оказались людьми родственными по мыслям своим, по своим убеждениям, готовые на поступки, услуги, согласованные варианты действий. Когда подошли к «проблеме» Самсона – художника, выяснилось, что у Алекса не было фотографии Любавы, о чем он теперь горько сожалеет и ругает себя последними словами. Но…
Алешка посмотрел на мать, вопрошая глазами – можно ли открыть гостям чудо, о котором никому не ведомо кроме их двоих. Сын понял, что мать не возражает, доверяя сыну  и его новым знакомым.
 - Самсон Сергеевич, я хочу показать вам одну вещь… Возможно, она принесет вам какую-то пользу. У меня нет фотографии той загадочной девушки, но есть то, что гораздо интереснее фотографии.
Алёшка на минутку отлучился.
Повисло выжидательное молчание, необычное, потому что все сидящие за столом почему-то надеялись на встречу с чем-то необычным. Вошел Алешка с чудесной шкатулкой в руках.
 - Какая прелесть!
Это реакция Ангелины.
 - Великолепная, чудная работа, а что в ней, молодой человек? Открывайте, не томите нас…
Алекс открыл шкатулку и Самсон Сергеевич, увидев её содержимое, онемел от неожиданности и восхищения.
 - Вы позволите?.. Я хочу взять в руки это диво! Можно?..
 - Да, пожалуйста…Так выглядела Любава, таинственная девушка – грёза, о которой мне уже ничего не известно…
На художника смотрела фигурка девушки, со скрещенными на груди руками. Тонко отлитое лицо сияло красотой! В нём была скрыта тайна, разгадать которую не по силам ни одному современному мудрецу.
 - О, чудо! Вы представляете! Нет, вы только подумайте – она совсем такая, какую мне нужно! Она на моей картине вот такая!.. Руки, голова… Лицо… Вот оно, лицо, которого мне так не достает! Вы понимаете, какое чудо держу я в своих руках! Это произведение искусства – шедевр высшей пробы… Это что-то необыкновенное по исполнению! Откуда оно у вас?
Лицо Самсона сияло от восторга, лицо Ангелины было таким, словно перед нею явилась пресвятая дева Мария и тихо улыбалась ей… Алешка и Ольга Даниловна молча наслаждались реакцией гостей.
 - Ольга Даниловна, Алёша! Вы даже не представляете – каким сокровищем обладаете! Этой вещи просто нет цены!.. Говорю вам об этом как художник, как знаток и почитатель нетленной красоты, содеянной руками самого господа Бога… Теперь я без труда закончу свою картину! Я нашел то, чего не мог найти в этом сумасшедшем и циничном мире!
Люди за столом всё еще смотрели на прекрасную статуэтку с лицом и фигурой  лучезарной  Любавы, разглядывали шкатулку. Никто так и не понял – из каких материалов  и чем всё это создано. Самсон Сергеевич попросил сфотографировать скульптуру, на что получил разрешение. А потом, уже серьезным тоном сказал всем, кто сидел за столом.
 - Эта вещь может украсить любой, самый богатый музей мира. Вещь эта, как и сама шкатулка – уникальна. Мой совет вам – не показывайте более её никому. Это может привлечь внимание нежелательных людей. Надеюсь, вы поняли меня.. Мы что-нибудь придумаем насчет будущего этого шедевра… Скоро я еду во Францию, где будет моя персональная выставка. Возьму фотографии этой дивной статуэтки, покажу своим зарубежным коллегам… Нам будет интересно знать их мнение. Тут много загадочного, пока необъяснимого. Вы согласны?
Все были согласны.
 - Мама, если ты не возражаешь, мы ненадолго отлучимся с Ангелиной, а вы тут побеседуете с Самсоном Сергеевичем. Он весьма интересный собеседник. Я в этом уверен! Мы скоро будем, не волнуйтесь. Ага?

***
Небольшой, но живописный городок Алекса жил своей обычной, уже ничем не примечательной жизнью. Последние события, прямо скажем – из ряда вон выходящие, сошли на нет. Современный человек недолго удивляется самым что ни на есть удивительным событиям. Слишком обыденными и частыми становятся они, все чаще в своей трагичности, безысходности, безнадежности. И никому из всех обитателей этого городка было неведомо, что вот сейчас резко меняется судьба четырех взрослых людей, начинающих новые необыкновенные дороги в своё будущее…

Глава 30

В пещерном селенье идоробо такого оживления не было никогда с тех пор, как остатки этого некогда многочисленного, миролюбивого племени поселились на этих скалах в окружении лесов, водопадов и холодных ночных дыханий ветров Ндото.
Пока шло «заселение» домов, женщины приготовили из антилопы кушанье, которое теперь нужно было препроводить в изрядно проголодавшиеся желудки и хозяев, и гостей селенья.
Все собрались около костров. Было светло и уютно.
Так было впервые. Обычно, свою нехитрую пищу – кукурузная каша с медом - каждый потреблял около своих пещер. Так было утром и вечером. Когда ели мясо добытого охотниками животного, все собирались вместе у костра и ели, кто-то отломит, отрежет. Умеют идоробо приготавливать и хмельное зелье, но пьют его не так часто. Сегодня был такой случай по многим причинам.
Хозяева как-то довольно быстро привыкли к присутствию таинственных и всемогущих гостей. Самыми непосредственными были ребятишки. Они подходили к Любаве, Ведомиру, Орхону, к двум незнакомым женщинам. Вблизи им лучше были видны эти странные люди – да, они были белые, но не похожие на обыкновенных белых людей. Их хотелось потрогать, дать «свою» оценку их одежде, убедится, что с ними можно безопасно общаться. Юные идоробо не были избалованны нарядами, как, впрочем,  и все остальные из этого племени. Кожаные набедренники у них и у других. У взрослых красная туника через плечо.
Орхону было любопытно наблюдать за этими людьми, хотя он совсем не мог понять – почему эти люди оказались никому не нужными, обреченными на исчезновение. Конечно, он знал, что двадцатый век Земли обрушил на аборигенов такое количество совершенно непонятного им, что они не могли постигнуть его и пытались жить так, как жили их предки. Увы, им этого не давали. Процесс выживания отбил у них желание плясать, петь свои песни, творить свое искусство. Они поняли, что не представляют для сумасшедшего века никакого интереса и ценности. Им уготована участь животных. Как им помочь, какой должна быть эта спасительная миссия? Орхон понял, что ничего уже изменить нельзя. Поздно. Осталось лишь скрасить жизнь этих ни в чем не повинных людей.
Глядя на Ведомира и Любаву, мудрый Орхон думал:
- Вот эти будут настоящими землянами и непременно будут счастливыми. Красивые, сильные, умные, благородные и отважные. Эдемона с радостью приняла бы их в своё лоно. Только зачем им Эдемона? Знал Орхон и самое главное: оторванное от своих корней человеческое существо становится «ничьим», неприкаянным. Разве все они, пришедшие к туземцам, не являются таковыми, включая меня?
Трапеза подходила к концу. Люди выглядели усталыми, словно целый день валили вековые деревья или рубили кирками скалы. Сказались впечатления, произведенные необычными гостями. Да и сами эдемониты (и не состоявшиеся из них) чувствовали усталость, ибо нечеловеческие испытания испытали сегодня.
Старейшина поблагодарил гостей за подарок, который с помощью женщин превратился во вкусное угощение. Тут же определили – кто где будет ночевать, а потому – пора на «квартиры», если нет возражений.
Возражений не было. Определились быстро и с большой логикой: Любава с вновь обретенной матушкой, Ведомир с Афроменом, Орхон с Женщиной. На страже «сонного царства» оставят Аякса, который, при необходимости, способен отразить натиск целой армии неприятеля, вооруженного самыми современными средствами уничтожения людей.
Обжитые пещеры освещались снаружи кострами. Новые – освещались и «отапливались» энергией Эдемоны.
Пришельцы знали, что они – гости нежданные, что хозяева этого пещерного селенья совершенно не понимали – зачем пришли к ним эти люди – колдуны, а «люди - колдуны» знали, что это лишь первая ночь, которая свела их воедино, чтобы начать новые жизни, во имя чего и для чего.
Любава лежала рядом с матерью на мягкой подстилке, которую для всех обитателей пещерной обители сотворил всемогущий Аякс по наущению мудрого Орхона.
 - Мама… Я уже разучилась произносить это слово вслух. У меня была мама – Большуха, мама Ольга, но они не были моими, родными… А ты ведь моя, родная, правда?
 - Правда, Любава, хотя твое настоящее имя совсем другое, данное тебе мною и отцом. Не стану называть его. Оставайся Любавой. Имя это красивое, милое, как ты сама, доченька моя ненаглядная…
 - Мама… Расскажи мне о нас… Кто мы, откуда, и какая злая судьба разметала нас по земному времени… Я жила спокойно, меня любили, почитали как родную, а потом… Я расскажу тебе о своей жизни потом… Ведь мы теперь никогда не расстанемся, правда?
 - Правда, Любавушка. Никогда... Я постараюсь рассказать тебе как можно короче о своей жизни, о том, что случилось со мной… Слушай, если сон еще не одолел тебя…
 - Рассказывай, рассказывай… Сон подождет…
 - Слушай… Далеко же мне придется дойти своими мыслями, туда, откуда мы родом, и где теперь нет почти ничего, что напоминало бы о древней Киевской Руси…
Когда знатные древляне, возмущенные несправедливыми поборами князя Игоря пришли к твоему отцу - искоростеньскому князю Малу с возмущением на несправедливость…
 - Так мой батюшка был князем? Вот чудо! Ведь я своим селянам велела в шутку построить мне княжеский терем… Как чувствовала…
 - Так вот. Спросили они отца – как быть с ним и малой частью его дружины. Вот тогда и было принято решение – схватить и предать Игоря лютой смерти… Так и сделали древляне… Жена Игоря, Ольга, узнав о гибели мужа, учинила жестокую расправу над нашими соплеменниками. Лилась кровь, рыданья и стоны захлестнули селенья. Подступило горе и к нашему граду Искоростеню. Твой отец, предчувствуя неминуемую гибель нашего оплота, тайно, ночью отослал меня вместе с четырьмя храбрыми воями  за пределы города. И ты была со мною. Мы мчались на конях, таились по лесам. И однажды наткнулись на дружинников княгини Ольги. Мои отважные спутники увлекли тех воинов за собой, а я осталась в лесу с тобой.
Не знаю, что тогда случилось со мной… В глазах моих помутился белый свет, сердце перестало биться и я без чувств упала на лесную траву.
Только летом я узнала, что попала под всевидящие очи вот этих людей с далекой планеты по имени Эдемона. Они блуждали по нашим владеньям, выбирая кандидатов для отправки на свою планету. Так, среди таких кандидатов оказалась и я… Орхон мне потом поведал, что и как было…
 - Да, мама, мой названный батюшка нашел тебя в лесу мертвой, а меня – плачущей малюткой. Он решил, что ты мертва, но не смог похоронить тебя – боялся, что кто-нибудь заподозрит его в злодействе. Он взял меня с собой. А на другой день вернулся, чтобы похоронить тебя, только никого не нашел, только странный круг из обгоревшего мха был на том месте, где лежала ты… Теперь мне ясно, куда ты исчезла… Я же до восемнадцати лет жила в приозерном селенье… Сельчане скрывали от меня, что я не родная дочь Большухи, а потом… Потом решили меня выдать замуж, а Ведомир помог мне избежать этой участи. С помощью всё той же таинственной силы эдемонитов, он отправил меня в мир, который мы видим сегодня своими глазами…
Ох, мама, сколько же пришлось испытать всего в этом самом сегодняшнем мире… Я еще успею подробно рассказать тебе об этом, а ты мне – о жизни на далекой Эдемоне, про которую мне во сне говорил бедный Искорка, мой маленький сородич. Теперь нет даже его праха… Нет ничего… Прошлого нет, зато есть и будущее, правда… мама.
 - Правда, правда… Спи, доченька, спокойно. Я с тобой… Светлых снов тебе.
Мать нежно обняла свою многострадальную дочь и прижала к ней свою многострадальную, но счастливую плоть…

***
Каким бы сладким ни был утренний сон, заботы прерывают его, поднимая человека в вертикальное положение. По тому оживлению, что царило на «улицах» пещерного города, Орхон понял, что всё взрослое его население уже приступило к активной жизни. Женщины, организовав около своих жилищ небольшие группы, горячо что-то обсуждали. По их жестам, выражениям лиц было без слов понятно – делились впечатлениями о своих новых пещерах, о том, как там было тепло и уютно.
Группа ребятишек – подростков собралась около неподвижного Аякса. Робот приманивал их к себе, вызывал огромное любопытство. Однако, необычный гигант внушал ребятишкам и чувство страха.Идоробо не верили ни в наших богов, ни  в проделки различных духов и колдунов. На окружающий мир они смотрели трезвыми глазами, отвоевывая для себя то, что еще возможно отвоевать в их незавидном положении. Они не походили на чернокожих гигантов, не были похожи на маленьких людей – пигмеев. Сухощавые, стройные, сильные, ловкие, совсем не маленького роста, с правильными чертами лица. Кожа светло-шоколадная, у женщин - с тепловатым оттенком, монгольский разрез глаз, широкие скулы, слегка припухшие веки, полногрудые, красивые. Мужчины – великолепные охотники, стрелы которых редко не достигали цели. Бортники собирают  мед. Мясо, дичь, мед, каша из кукурузы, жареное на вертеле мясо. Едят 2 раза – утром и вечером. Здоровые, упитанные…

Глава 31

Какими бы разными ни казались люди, в каких местах ни проживали бы они и на каком языке ни общались, их всегда объединяли дружелюбие, благие намерения и столь же благодатные деянья.
Афромен медленно прохаживался вдоль «хижин» своих соплеменников, как бы ненароком подглядывая в их открытые чрева. Женщины украдкой улыбались ему. Они были желтоватые, полногрудые, высокие, немного похожие ликами на монголов. Все занимались традиционными делами – заботились о приготовлении пищи, суетились с ребятишками. Откуда им было знать, что есть совсем иная жизнь, от которой их отлучила современная цивилизация со своим научно – техническим прогрессом.
Афромен уже не думал о божественной Эдемоне, где не существовало никакого намека на несправедливость, унижение человека, где царствовало счастье, гармония, красота….Увы, всего этого никогда не было на Земле, а теперь и вовсе иссякло из обихода обезумевших гомо-сапиенсов.
Вот показался Ведомир. До чего же красивый парень! Наверное, сам Бог поцеловал его в младенческие уста и наградил его красотами тела, души и ума! Конечно, они с Орхоном тоже внесли свою лепту в его формирование. Не зря же посылали они его плоть по всем векам, показывая страны, народы, отдельных людей, их великие и дьявольские деяния.
 - Ведомир, я приветствую тебя и желаю доброго дня!
 - Спасибо, Афромен, шоколадный брат мой! Уверен, что эти пожелания будут по душе и тебе!
Вместо рукопожатия они крепко обняли друг друга.
 - Смотри, Афромен, что это развешено на деревьях? Ты знаешь, эти сосуды очень похожи на те, что мы развешивали на деревьях в своей лесной родине. Там собирался мёд…
 - Вот видишь, Африка совсем близко к твоей стране. Кстати, ты был великолепным охотником! А эти парни и мужчины – самые талантливые из всех охотников Африки. Охота и собирание мёда – вот всё, что осталось для них от великой Африки… Теперь они никому не нужны…
 - Что мы будем делать дальше? Мы тут навсегда или у Орхона есть какие-то другие планы? Как ты думаешь, шоколадный эдемонит?
Ведомир с улыбкой смотрел на красивого, с умными глазами великого идоробо.
 - Уверен, что Орхон всё уже предусмотрел и уже сегодня посвятит нас в свои намерения.
Лицо Ведомира внезапно стало серьезным, словно какая-то непостижимая тайна заглянула в его мозг и растревожила душу.
 - Скажи, друг мой… Как ты себя чувствуешь? Ведь вы прилетели оттуда… Боюсь, что никогда не осознаю способа вашего передвижения, ваших перевоплощений… По себе лишь могу судить – это не поддается никакой логике, никакому здравому смыслу…
Афромен помолчал, обратив пронзительный взгляд на огромную равнину, где малые и великие африканские существа начинали новый день своей жизни.
 - Ведомир, ты и Любава – люди необыкновенные. На земле вы единственные, кому удалось шагнуть через века, увидеть род человеческий в его стремительном развитии… Да, в этом мы поспособствовали, ибо жили в другом мире, где рядом жил Всевышний разум, щедро наградивший обитателей Эдемоны величайшими знаниями.
Афромен помолчал.
 - Скажу тебе печальную, а может быть – привычную для землян, весть. После того, как мы покинули Эдемону, наши года потекут по земному – быстро и суетно. На Эдемоне мы не думали о времени, о смысле жизни. Мы очень медленно старели, но старость не делала нас беспомощными... Посмотри  на Орхона. Разве он – старик? Мы уходили из жизни по своему желанию. Оно могло прийти через сто, тысячу лет...  Уходя, эдемонит превращался в плотный сгусток энергии. Он пополнял Великий Аккумулятор энергии, знаний, всего, что необходимо для счастливой жизни новым поколениям. У нас не рождалось людей случайных – бесталанных, уродливых, злобных, агрессивных. Еще в утробе матери мы научились узнавать – кого она носит около сердца. Нежелательные дети таяли в материнской обители. Матери не печалились, ибо знали, что так надо, чтобы сохранить Эдемону чистой, не дать ей стать похожей на Землю, где люди в большинстве своем – несовершенные, порочные существа, уверенно копающие могилу своей Матери…
Сейчас мы с тобой ровесники, Ведомир, хотя на Эдемоне мне было лет столько, сколько выпадает на долю нескольких поколений землян… Теперь мы будем стариться по земным законам. Впрочем, впереди у нас еще много лет! Труднее будет Орхону… Он «коренной» эдемонит и земная жизнь будет для него трагичной…
Друзья помолчали.
 - Смотри, вон твоя красавица появилась! Истинная богиня, клянусь Вселенной!
Ведомир обернулся.
 Любава и её мать медленно шли в их сторону. Ребятишки веселой стайкой вертелись около них, а более смелые, трогали их за одежду, за опущенные кисти рук. Мать и дочь тепло улыбались. Такой сцены в их тревожной и загадочной жизни еще не бывало! Ведомир с радостным лицом устремился к той, которая всегда согревала его сердце надеждой, верой в то, человеческая жизнь не может быть отлученной от счастья!
 - Любава, голубушка! Если бы ты знала, как мне сейчас хорошо! Я кланяюсь твоей матушке, что явило белому свету такое чудо! Прости за возвышенные слова… Я чувствую себя самым счастливым человеком… после тебя…
Любава протянула руку Ведомиру.
 - Мама, позволь нам побыть вдвоем! Мы посмотрим на эту загадочную обитель, познакомимся с её красотами, с её обитателями…
 - Конечно, конечно… Идите, дети мои! А мы с Афроменом должны пообщаться с Орхоном. Долгая неопределенность не идет на благо. Надо решать – что нам делать дальше.
 - Осторожней! Тут много ядовитых змей! Возьмите провожатых! Тут их с избытком для вас!
Ведомир и Любава только улыбнулись, словно предостережение Афромена касалось маленьких колючек, которые могут воткнуться в подметки их обуви… Более того, они были уверены, что невидимые спутники будут красться за ними по пятам. Любопытство в людях – неистребимо!  Орхон и старейшина стояли вместе. Орхон дал Любаве, Ведомиру и Афромену таблетки – вкусные, сытные. Нужно только выпить воды. Этого хватит на весь день.

Глава 32

Знакомство с Алешкой и его матерью внесло в жизнь Самсона Сергеевича что-то новое – светлое, энергичное, молодое. Он с легкостью закончил свою картину, над которой безуспешно бился долгое время. Теперь триптих приобрел своё завершение. Было сотворение Адама и Евы, было изгнание из рая. Вот теперь между ними будет «Искушение Евы». Художник не стремился к классическим формам и устоявшимся канонам. Картины триптиха получились яркими, насыщенными цветом и воздухом. Они казались списанными с натуры, только натура была таинственно – манящей, недоступной, воистину – не существующей. Кроме – Евы. Литая статуэтка загадочной Любавы дала мощный толчок кисти Самсона Сергеевича.
 - Мне кажется, что я попал в какую-то таинственную историю, - размышлял маститый художник. - Лицо той девушки незабываемо. Оно постоянно возникает передо мной. Неземное существо? Легенда? Шедевр неизвестного гения? Находка «черного» археолога? Всё может быть… Надеюсь, что многое со временем прояснится.
Самсон Сергеевич вспомнил алешкину мать, с которой они с Ангелиной разговаривали  и виделись в первый раз. Ему она очень понравилась.
 - Вот чертовщина, -  думал Самсон, - дочь положила глаз на сына, а мне снова хочется увидеть Ольгу Даниловну. К чему бы это?
Впрочем, есть одна идейка, которую надо обмозговать с Ангелиной и … еще кое с кем…
Помешивая ложечкой ароматный чай, сдобренный долькой лимона, художник сел в мягкое кресло и почувствовал себя так, словно сняли с его плеч очень тяжкую, изрядно измучившую его, тяжесть. Причина была весомой. Теперь можно спокойно упаковывать картины, оформлять нужные документы и, ехать на родину Руссо, Делакруа и Жака Ширака. Он очень надеялся, что его, Самсонова, выставка, будет принята капризными парижанами благосклонно. Возможно, удастся что-то реализовать. Он очень неохотно расставался со своими картинами, но… таково ремесло художника. Картины – его плоть, пот, кровь и хлеб, в конце концов…
Самсон слышал, что кто-то орудует ключом, открывая дверь. По тому, как энергично, нетерпеливо это делалось, художник догадался, что это его «вулканическая» дочь, нареченная Ангелиной.
 - Папан, ты дома? Это я, твоя ненаглядная Ангелина! Живой, здоровый? Чего поделываешь?
Ангелина стаскивала с себя «шмотки», словно это была чужеродная кожа, в которую втиснули её некие садисты.
 - Чай пьешь? Дай глоточек… Красота! Давай что-нибудь перекусим. Набегалась, как дворняга…
 - С пользой беготня была, аль как?
 - А когда, скажи на милость, я бегала без пользы? Всё окэй, как говорят самоуверенные америкосы… Ты сам - то чего-нибудь жевал? Давай, иди-ка на кухню, сейчас сообразим успокоительное для желудка.
Ангелина хлопотала. Стучала дверь холодильника, шипела газовая горелка, стучали пятки дочери по кухонным половицам.
 - Ну, как тебе понравилась Ольга Даниловна? Что скажешь про Алешку? Говори, а то есть не дам…
 - Ты, Анга, когда-нибудь успокоишься? Вся в матушку подалась… В матушку… подалась… вся…
Самсон понял, что покойная жена постучалась в его сердце… как-то ненароком, случайно…
 - Вот, пока тебя не было, много о чем думал… И про Ольгу Даниловну вспоминал, и про Алёшку…
 - Ну…
 - Хорошие они люди, не испорченные… Скромные, с чувством собственного достоинства и, как мне показалось, достаточно умные и интеллигентные. Сейчас людей такого сорта совсем мало осталось…
 - И ты в их числе, Самсон великий!
 - И я в их числе, амазонка ехидная…
Они сели за стол…
 - Ты знаешь, папан, я бросила курить! Аппетит стал зверским!.. Вообще, в последнее время со мной происходят благотворные метаморфозы… И самая главная – я, наконец-то по-настоящему… влюбилась… Всех своих поклонников и хахалей «отшила». Они на меня стали смотреть, как на чокнутую. Ангелина – и вдруг без мужиков!..
 - Ты вся в мать пошла… Сколько она мне давала поводов для ревности, один бог знает… Только я её всё равно любил… Да и она, пожалуй, только меня и любила-то по-настоящему… Все последние годы мы были счастливы… Если бы не её болезнь…
Вилка в руке Самсона на минуту замерла, терпеливо поддерживая нанизанный кусочек котлеты…
 - Папа… Ну чего ты… То, что невозможно вернуть или исправить, не должно мучить человека до гробовой доски… Кушай и давай лучше о насущном потолкуем… Нет, я не про твою старую выставку…
Ангелина отодвинула в сторону пустую тарелку и, сцепив пальцы рук, придвинулась лицом к «размякшему» отцу.
 - Ты видел Ольгу Даниловну, общался с нею… Правда ведь – женщина она очень видная… У неё замечательная фигура, очень милое лицо и приятный голос… Она, как и ты, утратила любимого человеку…
 - Я так и знал, что ты меня к этому сюжету подведешь… Хочешь сказать: не сделать ли мне ей предложение? Вот, мол, руки вашей прошу и торжественно клянусь быть вашим рыцарем до скончания века…
 - Ну, ладно, ладно… Не отлынивай, не прикидывайся Иванушкой… Я же о благе твоем пекусь… Ты еще мужчина, как говорил Карлсон «в самом расцвете сил», и женщина вроде Ольги Даниловны тебе не помешает…
Ангелина еще более оживилась, словно готовилась к решающей атаке на смятенную душу своего родителя…
 - Слушай, пап! Ты ведь едешь. Не пригласить ли тебе с собою алешкину мать? А?.. Можно взять ей турпутевку… Я это дело могу устроить без особых хлопот… Париж, выставка твоих картин, старинный замок… Разве она когда-нибудь сможет увидеть всё это?.. А потом… Потом можно сразу две свадьбы устроить. Вот это было бы чудом из чудес!
Пища и питье уже ничего не значили для этих людей, почувствовавших каждой «мурашкой» своего тела неизбежные и радужные перемены в своей жизни. Лица их светились улыбками, глаза блестели молодо и загадочно, словно подходили они к вратам нежданно предоставленного к их услугам рая…
 - Скажи, Анга, а что это за таинственная Любава? Ты можешь рассказать мне о ней подробнее. Я уверен, что она носит в себе какую-то великую тайну… Что-то в её лице, даже отпечатанное в неживом материале, есть необычное… И тут даже дело не в её необыкновенной красоте…
Ангелина притихла, исчезла её импульсивность, лицо утратило ребяческое выражение, неуверенная рука механически поползла к распущенным волосам и затерялась в них…
 - Придет время,  и мы с тобой узнаем очень много нового, необычного, почти фантастического… И ты можешь ускорить это время… Действуй! Я с тобой!

Глава 33

Обитель идоробо гудела, словно рой потревоженных пчел. И если пчелы исправно служили аборигенам, поставляя к их столу драгоценный мед, то для Орхона эти люди, собравшиеся все до единого возле пещеры старейшины, были еще полны загадок. Ему очень хотелось сделать для них как можно больше приятного и полезного, но что под этим надо понимать, с чего начать? Он чувствовал, что уже никакие силы не в состоянии изменить  их образа жизни. Он видел, что они привыкли довольствоваться тем, что имели и что приносили им с равнины получатели их меда. Их мало. Они идут к вырождению и окончательному исчезновению. Им, как и его родной Эденоме, нужны были новые люди, чтобы оздоровит генофонд, сделав его стойким к любым невзгодам, потерям и испытаниям. Во многом мудрый Орхон делал ставку на Афромена. Собравшиеся ждали – что скажет им этот великий человек, повелитель железного чудовища, всемогущего колдуна, бескровно добывающего антилоп.
 - Афромен, выясни у них – согласны ли они отпустить на пару дней своих ребятишек и молодых парней на прогулку, которая будет для них и приятной, и очень интересной и очень полезной. Скажи, что все они вернутся живыми и невредимыми, а про всё увиденное непременно расскажут своим родителям. С ними останется великий охотник и бесстрашный воин Ведомир и две белых женщины, которыми он, Орхон, дорожит более своей жизни.
Афромен озвучил предложение великого эдемонита.
 Наступила продолжительная пауза, наполненная переговорами, выражениями сомнений, согласий, разногласий, опасений и прочее, прочее… Старейшина выражал общее мнение.
 - Мы готовы отпустить наших детей на прогулку, которую собирается им устроить наш уважаемый гость Орхон. Нам лишь непонятно – как это всё будет выглядеть и куда они направятся гулять?
 - Афромен, скажи им, что мы полетим в город, где живут разноплеменные люди, знающие цену дружбе, гостеприимству и любви к ближнему.
Выслушав африканца – эдемонита, толпа притихла, словно ожидая самого главного: как будет начинаться это путешествие и сколько пищи понадобится ребятишкам в дорогу.
 - Великий Орхон просит всех желающих подойти к нему поближе. Дальше вы всё увидите своими глазами. Орхон и все мы – ваши друзья, а потому, ничего плохого с ребятишками не случится. Им будет тепло, у них будет пища и надежная защита от любых невзгод и опасностей.
Мужчины и женщины смутно представляли затею Орхона, не верили в её осуществление, потому что такого путешествия просто не могло быть. Должно быть, великий колдун решил пошутить с идоробо, скрасив их однообразие. Вот человек восемь ребятишек столпились около Орхона и выжидательно смотрели в его добрые глаза. Тот сделал знак – все следуют за мной. Они вышли на площадку перед самой последней пещерой, которую «прорубил» Аякс. Афромен озвучивал команды и просьбы эдемонитов.
Ребятишки сели на землю так, как обычно садятся люди в автобусах, трамваях или самолетах. Пассажиры пока еще несуществующего транспорта кроме набедренных повязок ничего не имели. Одни улыбались, другие недоверчиво посматривали на Афромена и Орхона, третьи помахивали руками невдалеке стоявшим родителям.
Потом было так, как никогда и нигде в мире не было.
Орхон Великий лишь на минуту подошел к неподвижному Аяксу, «поколдовал» около его таинственной плоти. Потом, взяв за руку Афромена, подошел к сидящим ребятишкам и, удобно присел рядом с ними, усадив рядом с собой Афромена. Теперь, все сидящие почувствовали, что какая-то теплая и мягкая, невидимая для глаз подстилка проникла под их «седалища». Потом эта подстилка, разливаясь прозрачной пленкой, образовала большую «черепаху». Летательный аппарат был готов. Стоящие идоробо не знали – что им делать. Они застыли в изумлении, страхе, в нерешительности. Вот «черепаха» плавно приподнялась над каменной площадкой, плавно покрутилась над ошеломленными аборигенами и вдруг – стремительно полетела в сторону равнины. Наблюдали её всего лишь миг, и этот миг был ознаменован могильным молчанием «провожающих».
И только трое из оставшихся – Ведомир, Любава и её мать - почти не удивились произошедшему. Они знали – посланники Эдемоны способны и не на такие чудеса, быть им, этим чудесам совсем недолго, ибо Эдемона навсегда никого не отпускает.
Троица улыбалась, глядя на старейшину маленького племени, на его оставшихся представителей. Надо было начинать обычную жизнь по правилам идоробо. Охотникам – на охоту, женщинам, впервые оставшимся без крикливых и прожорливых ртов – готовить кашу с медом. Древлянка и древлянин разделились, став полноправными в роду идоробо.
Часть мужчин пойдут собирать мёд. Его нужно много. Им будут питаться идоробо, сдабривая кукурузную кашу, он, упакованный в кожаные мешки, будет спущен на равнину. Там его примут знакомые предприниматели. Вместо меда они принесут идоробо то, чего им в первую очередь необходимо. Так и живут. Понятие «бартер» было людям неведомо, зато потребности каждой стороны всегда были и есть яснее ясного.
Без Орхона робот Аякс был для каждого из оставшихся совершенно бесполезной вещью. Более того, не все сразу обратили внимание на то, что на прежнем месте этого гиганта просто не было.
Конечно, более всего Ведомиру хотелось совсем иного. Вся эта фантасмагория удивляла его, но казалась излишней тратой времени. И это вымирающее племя, и Орхон с улетевшими ребятишками, и эти мужчины, языка которых он теперь не понимал, и…
Да, Ведомиру хотелось опять оказаться на той, страшно далекой лесной поляне, лечь на прохладный дерн и смотреть в глаза Любавы, гладить её волосы, целовать её губы, обнимать её плечи… Все таинства любви – долгожданной, выстраданной, встреченной здесь казались неуместными, ибо десятки посторонних глаз невольно обкрадывали бы влюбленных, делали их счастье ненастоящим, закованным в рамки окружающей действительности. Так продолжаться долго не должно. Ведомир это знал и, в любой момент выйти из под опеки всесильного Орхона. Любовь земная – всесильна. И нет ей никакой замены в человеческом бытии.
За Любаву Ведомир был спокоен. Она с легкостью могла делать то, что делали женщины идоробо. Она могла и гораздо большее, недоступное аборигенам. Сложнее было с её матушкой, бывшей княгиней, вкусившей райскую жизнь Эдемоны. Как быть с нею? К какому делу приспособить её?
Ведомир оказался перед группой молодых охотников. Они улыбались, знаками призывая идти с ними, показать, на что ты, белый человек способен. У них были  луки, стрелы, короткие копья. Один из мужчин протянул небольшой лук Ведомиру. Он взял его привычным движением, вложил стрелу и, натянув тетиву, выпустил смертоносную иглу в белесое, горячее небо. Охотники издали изумительный возглас. Так высоко никто из них стрелы пускать не мог. Ведомиру же лук показался детской игрушкой. Ему нужен был мощный большой лук, способный выдержать силу его рук.
 - Любава, эти мужчины приглашают меня на охоту. Это у них работа, добывание необходимой пищи. Мне нужно им помочь и, как говорится, показать, на что я способен. Здесь, как и везде, в почете сила, ловкость, удачливость. Постараюсь не разочаровать этих славных парней!
 - Иди с ними, Ведомир. Мы будем ждать вас с добычей и помогать женщинам в их делах. Ты, мама, не отвыкла от дел земных?
 - Не волнуйся, доченька, буду делать то, что понадобится… Буду стараться…
 - Любавушка, как мне хочется побыть с тобой… Нет, не побыть… Мне больше всего хочется взять тебя за руку, подняться в небо и улететь туда, где никто не сможет помешать нам любить друг друга…
 - Потерпи, милый. Теперь мы уже никогда не расстанемся!
Охотники о чем-то переговаривались между собой, наблюдая за Ведомиром и Любавой. По их голосам и прищелкиваниям языка было без переводчика понятно – Любава им очень нравилась и, если бы не их жены, стали бы добиваться её расположения. Как и тогда, в стародавние времена.
 - Бедная моя, неприкаянная красавица! Как мне жалко тебя и как мне хорошо, когда ты рядом, - думал Ведомир, направляясь за охотниками.
Ведомир, Любава и её мать не чувствовали голода. Орхон снабдил их чудо – пищей. Маленькие, разноцветные шарики прекрасно утоляли голод. Конечно, к такой пище нужно было привыкнуть. Землянам она не годилась.
Их организм значительно отличался от естества эдемонитов. Вот и ребятишки, которых Орхон увлек в путешествие, тоже сейчас «сидят» на этих «шариках». Наверное, они им нравятся. Надолго ли?..
Прозорливый Орхон был умным эдемонитом. За свою долгую жизнь на этой райской планете он постиг такую бездну знаний и мудрости, которая не снилась ни одному, даже самому гениальному, обитателю Земли. И всё же, тут, на этой греховной, упрямо движимой своими детками к роковому концу, он не смог бы ограничиться своими знаниями.
Без Аякса, этого универсального компьютера эдемонитов, многое стало бы для Орхона проблематичным. Однако, человек – эдемонит в союзе с «умной» машиной становился без всякого преувеличения – всемогущим и всесильным. Впрочем, земляне также привыкли к такому союзу, дающему, правда, очень и очень скромные результаты в соотношении с эдемоновскими.
Куда Орхон вёз ребятишек и Афромена, он смог выбрать опять-таки не без «подсказки» Аякса. Воздушный кораблик, бесшумный, поразительно скорый и неуловимый земными локаторами, приближался к городу, что образовался в самом устье великой земной реки под названием – Волга.
Обозвав город Тмутараканью, безразмерный «мозг» Аякса поведал Орхону, что сия обитель разменяла  пятый  век. Людей тут разных по расовым и этническим признакам – видимо-невидимо. Живут веками достаточно уживчиво, а превыше всего ценят торговлю. А еще Аякс пояснил, что с горячих просторов Тмутараканской земли нет-нет, да уходят за пределы земли небесные гости – ракеты. Только Орхону туда не надо. Дети – есть дети. Им лучше побывать в городе – не самом красивом на земле русичей, но с «изюминкой». Детишки идоробо увидят Волгу, поплавают в ней, полюбуются красивой крепостью, кроме которой тут и гордиться нечем…
Ребятишкам не сиделось. Прозрачная «черепаха» проносилась над равнинами, песчаными пустынями, сплошным ковром джунглей. Извивались реки, словно вылитые из стекла, синели моря, заснеженные горы походили на спины исполинских драконов. Земля была по-прежнему прекрасной и, совсем не выглядела умирающим творением Создателя. Сейчас ребятишки, получившие нежданно-негаданно статус птиц, любовались глазами счастливых пернатых на свою колыбель, совершенно не задумываясь о том, что Земля уже давно больна смертельными недугами, кои «подарили» ей беспечные человеки.
Детишки идоробо, освоившись со своим странным положением, уверовавшие в абсолютной надежности Орхона и Афромена, энергично выражали своё восхищение проплывающими под «брюшком черепахи» большими городами, жизнь которых им была неведома абсолютно. Впрочем, философских мыслей в головенках почти голеньких идоробо совсем не возникало, зато радость была неподдельной и такой, неестественно взбудораженной.
 - Орхон, скоро ли мы прибудем в эту самую … Тьматараканию..? Этих вертлявых человечков долго сидеть не заставишь… Смотри, как они шастают по обе стороны нашего корабля! Это для них великий праздник! Первый и последний, к сожалению…
 - Мы уже близко. Видишь вот эту извивающуюся речную ленту? Это Волга. Когда-то она имела и другие названия. Великая и многострадальная река…
 - Почему – многострадальная? Вода в ней кончается, не хочет больше в соленое море вливаться?..
 - Долго объяснять тебе, Афромен. Когда ты увидишь её вблизи, сам догадаешься, о чем говорю… А теперь – утихомирь ребятишек. Мы будем спускаться. Сейчас в Тмутаракани такое же пекло, как и в Африке.  Стало быть, акклиматизация нам не потребуется.
Легче облака «небесная черепаха» приземлилась в тенистом уголке городского парка. Все без исключения её пассажиры ощутили под своими «сиделками» мягкую траву, от которой исходил горячий, ароматный запах лета.
Величественный Орхон подал ребятишкам знак, который был понят всеми без объяснений. Ребятишки вскочили на ноги, с радостью запрыгали на месте. По наущению Афромена, желающие окропили тмутараканский кустик «влагой идоробо». И теперь, по блестящим глазенкам ребятни можно было прочесть всеобщий вопрос: «А что будем делать теперь?»
Мотор «небесной черепахи», имеющий вид небольшой серебристой коробочки, исчез в одежде Орхона. Ему еще предстояло доставить путешественников на прежнее место.
Еще там, на плато, «беседуя» с Аяксом, Орхон разрешил одну маленькую проблему: робот пояснил, что в Тмутаракани ничего и никому просто так не дают. Нужны Деньги. Аякс на маленьком экранчике своих «внутренностей» обозначил вид этих самых «денег», а спустя пару минут «выплюнул» из узенькой щели «финансового блока» хрустящие листочки и настоятельно «проговорил» на эдемонском: «Это… надо… взять. Это… надо… отдавать… За них… дадут… всё».
Орхон внимательно оглядел ребятишек. Наверное, было в этом взгляде гораздо больше, чем в простом человеческом взгляде. Он «организовал» команду так, что каждый из неё будет делать только то, что нужно.
Зрелище было весьма любопытным, весьма необычным, трудно объяснимым для окружающих.
Около десятка «шоколадных» ребятишек в кожаных набедренных повязках. Впереди – величественный, в длинном белом хитоне старец. Замыкал кавалькаду «шоколадный» атлет в красной тоге и босыми ногами.
Останавливались прохожие, замедляли скорость мчавшие по улице автомобили. Кому-то из пешеходов этого было мало. Люди изменяли направление своего маршрута и, чтобы получше разглядеть эту странную группу, шли следом, улыбаясь, переговариваясь, жестикулируя. Кто-то «крутил пальцем» в своей височной области, однозначно причисляя шествующих к «чокнутым».
А через некоторое время рядом с «птенцами» Орхона и Афромена тормознула милицейская машина. Вышедший навстречу Орхону лейтенантик успел лишь «взять под козырек», прежде, чем начать «дознание».
Орхон улыбнулся и лишь слегка склонил голову, приветствуя «стража порядка». Вот и всё. Путешественники пошли дальше, а растерянный лейтенантик, потеряв дар речи, еще несколько минут продолжал стоять на месте и, ничего не понимающими глазами, провожал эту потешно – непонятную семейку.
Из окошечка стеклянного киоска высунулось лицо «кавказской национальности».
 - Эй, отэц! Пакупай марожное для дэтэй! Очень вкусный мороженое! Давай, давай, подходи!..
Чернявый продавец, покинув своё «застеколье», выскочил наружу, и, словно свою душу, открыл нараспашку крышку колесного холодильника. Орхон понял, что надо давать «деньги». Он вытащил несколько хрустящих листочков, на которые можно было купить всё «марожное» энергичного киоскера. Тот взял только один листочек, на котором улыбалась цифра «500». Сам продавец превратился в любезного официанта.
 - Сначала дэтам даём! Так! Вот – тебе, вот… тебе… И так восемь раз…
 - Это, дедушка – тебе, а это, дарагой – тебе! (Это – к Афромену).
 - Кушайтэ, на здоровье! Жарко! Откуда такие гости к нам, а? хорошие рэбятишки, харошие! Почти африканцы, да?
О чем говорил этот человек, они точно догадывались.
Орхон  поклоном  поблагодарил радушного продавца и первым показал, что с этим «марожным» надо делать.
Ребятишки не заставили себя упрашивать. После первого «пригубления» стало ясно – эта пища им очень нравилась.
 - Слушай, бери шоколад детям! Очень хороший, шоколад, изюм с орехом! На, дарагой! Детям полезно!
Улыбающийся Афромен принял из рук «кавказца» тмутараканского гражданства коробку, где, тесно прижавшись друг к другу, лежали «шоколадки». Афромен улыбнулся, принимая угощенье, о котором нигде и никогда слыхом не слыхивал. Бумажка с цифрой «500» стала, наверное, очень маленькой, поэтому чернявый продавец постеснялся выдавать её остатки «чокнутому деду». Все были довольны. Вскоре мордочки и пятерни юных идоробо стали липкими. Нежные сладости не вынесли тмутараканской жары.
 - Мы пойдем к Волге! Там можно искупаться и решить «прилипчивую» проблему.
И снова люди.
 - Цыгане, што ли?
 - Да нет, какие цыгане… Не похожи на цыган…
 - А старик какой живописный! Ёг наверно… С учениками явился… Индусы приехали… И кого только нет у нас в городе…
 - А может, где кино снимают?
Люди говорили, обсуждали, ненавязчиво сопровождали. И под эту ненавязчивую  какофонию  мнений юные аборигены и их надежные «няньки» вышли к Волге. Орхон знал, что дети идоробо не умеют читать, писать, совершенно не понимают вот этот, окружающий их мир, который останется в их памяти на всю оставшуюся жизнь. Сомневался старец и в том, что ребятишки черного племени умели плавать. У воды за ними нужен глаз да глаз. Ну, ничего. Всё образуем в лучшем виде.
Жара утомляет всех, даже тех, кто вынужден мириться с нею всю свою жизнь. Разморила она и юных путешественников. «Няньки» избавили поочередно их руки и мордочки от прилипших сладостей, окатили их водой, брызги которой улучшили настроение ребятни. Потом они сидели тесной группой, наблюдали жизнь этой самой Волги, рассматривали тех, кто в множестве скопился у её прохлады.
 - Афромен, хочу спросить тебя вот о чем. В этом маленьком племени, пожалуй, существуют проблемы женихов и невест. А это к добру не приведет. Ты меня понимаешь?
 - Конечно, Орхон. Я это уяснил сразу, как мы оказались в их селенье. Ну что же мы сможем поделать?
 - А ты останешься с ними?
 - Да, это моя истинная родина.
 - Но ты молод, красив… У  тебя должна быть семья… Я не уверен, что в этом исчезающем племени найдется для тебя невеста…
 - Ты прав… Я принесу им немало пользы, но они не смогут помочь мне в решении этой проблемы. Ты знаешь, как мне быть?
Орхон задумался.
 - Вечером мы улетим обратно и навсегда. Вон, видишь, тех, трех девушек, что прикрыли свои головы одним зонтиком?
 - Я вижу их, Орхон. Слушаю тебя дальше…
 - Подойди к ним, поговори с ними. Одна из них согласится улететь с нами. Которая – ты поймешь сам. У обычных кавалеров Земли знакомства и ухаживания порою даются нелегко. Ты – сын земли, но ты и частица Эдемоны. У тебя всё получится. Иди!
Афромен смотрел на Орхона удивленными глазами. Только теперь он осознал, насколько широко мыслил его старший друг и учитель, насколько он был прав…
Длинная тень от фигуры Афромена заставила девушек приподнять головы. Они с любопытством смотрели на красивого и высоченного парня. Его внешность не оставила сомнений в принадлежности: африканец.
Афромен говорил. Говорил о главном так, как мог говорить только человек, подошедший к надежде и ждущей, что та не обманет его ожиданий.
Орхон наблюдал. Он знал, что Афромену улыбнется удача.

Глава 34

Охотники  повели  Ведомира в лес, где обитало множество птиц, однако далеко не все из них годились для пропитания.
 - Почему они не спустятся на равнину, где столько всяких зверей. Вон зебры, вон антилопы, еще какие-то животные, которых я вижу впервые.
И тут Ведомир вспомнил, что старейшина говорил в день их прибытия в лагерь. Власти запретили идоробо охотиться на равнине. Там другие племена, это их земля, на которой им, горянам – охотникам, делать нечего. Их там не любили и не жаловали, считая злыми духами в человеческом обличье.
Ведомир остановил охотников и знаками стал объяснять: давайте спустимся вниз и там будем охотиться с большей пользой. Птицами всех не накормишь, а крупная дичь здесь, в горах, не водится. Охотники отрицательно покачали головами. Ведомир понял, что старейшина был прав. Но тогда какой выход? Идти против законов этих людей, обострять ситуацию и без того плачевную?
Ведомир показал знаками, что он спустится на равнину один. И просит самый большой лук и острое копье.
Аборигены всей своей мимикой, жестами, звуками голоса давали Ведомиру понять, что идти на равнину нет никакой необходимости. Один из охотников, подойдя к великану – пришельцу, бережно коснулся ладонью его груди и поманил его за собой. Пошли дальше. На другом конце обители идоробо так же обозначался обрыв, но более крутой, подняться по которому могло лишь проворное животное. То, что увидел Ведомир, стало красноречивей всех объяснений аборигенов.
Несколько зебр, гонимых с засушливых пастбищ, медленно и настороженно поднимались на плато, где можно было найти и пищу, и в избытке – воды.
Ведомир не знал всех тонкостей охоты искусных идоробо. Они-то знали, что такое повторяется постоянно, а потому на пути следования животных и непрошенных двуногих гостей они расставили самострелы. Спасенья от их ядовитых стрел не было ни у кого.
Охотники терпеливо наблюдали за аппетитными зебрами, предвкушая легкую добычу. В листве деревьев на всяческие голоса  галдели птицы, где-то неподалеку шумел маленький водопад, устремляя свою драгоценную влагу в расщелину между скал.
Крупный самец, идущий впереди небольшого стада, взвился на задних ногах и жалобно закричал. Теперь он опрокинулся набок, судорожно задвигались все его четыре копыта… Остальные животные в страхе замерли на месте, а затем бросились прочь от упавшего вожака.
Теперь можно спуститься за добычей. Аборигены улыбались, поглядывая на Ведомира, что-то говорили друг другу. По их глазам Ведомир понял, что они посмеиваются над «большим белым человеком», ничего не смыслившим в их охотничьем ремесле. Конечно, им запретили охотиться на равнине. Но кто сказал, что на жирафах, слонах или носорогах написаны фамилии тех, кому они принадлежат. Сноровистые, непревзойденные охотники, идоробо «помаленьку» браконьерствовали.
Бивни слонов, рога носорогов они сбывали через своих соседей – скотоводов «заинтересованным лицам».
Аякса, с его могучими руками теперь не было, поэтому жертву самострела нужно было «оприходовать» своими руками.
…  «Ведомир, он уже не движется. Тебе не жалко его? Ведь он таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…»
 - Искорка… Что я тогда сказал ему про убитого оленя?.. Сослался на Всевышнего… А у этих охотников нет никакого Всевышнего.. Ничего нет, а самое печальное – нет будущего. Вымрут никому не нужные остатки некогда многочисленного племени, канут, как вода в песок. И всё. Ничего после себя. Лишние рты за столом матушки-природы. Жаль их, а помочь им невозможно. Такое существование  их устраивает вполне. Другое им неведомо и не испытывают они в нем никакой нужды…
Ведомир не присутствовал при разделке туши. Зрелище это совершенно не привлекало его. Ему хотелось скорее вернуться к пещерам, к Любаве. А главное – хотелось покинуть этих людей и начать, наконец, свою жизнь, которой никогда не было. Эдемона совсем не привлекала Ведомира. На земле у него, как у Любавы и её вновь обретенной матушки, не было родного уголка. Не будет его и на райской Эдемоне, куда готовил переместить их великий Орхон. Да, он благодарен этому эдемониту, что с помощью его фантастических возможностей, он, Ведомир, повидал весь белый свет, стал очевидцем его эволюции, видел людей, чьи великие и дьявольские свершения возвеличивали и … уничтожали несравненную планету.
Многое из этого путешествия осталось в его памяти, многое он доверил бумаге, на которой он в древлянском лесу, в уютной избушке, оставлял свои воспоминания. Теперь это единственное богатство из прошлого, которым он располагал единолично и которое, возможно, еще пригодится ему.
 - Эти идоробо совсем неплохо устроились. Мёда – в избытке, мясо – вот оно, почти задаром. С жильем туговато? Орхон поправил эту проблему. Когда они покинут этих людей (а Ведомир был в этом абсолютно уверен), они «приватизируют» эти каменные жилища и, при случае, будут рассказывать заезжим «исследователям» и журналистам об их происхождении. Но это уже будет без нас, - думал Ведомир.
Из размышлений его вывело легкое прикосновение руки, положенной на плечо. Мужчина с довольным видом дал понять Ведомиру, что со своей работой они уже справились, и надо возвращаться назад. Охотники взяли с собой то, что у зебры, по их глубокому убеждению, могло употребиться их желудками.
Ведомир подумал, что если у них есть еще такие «ловушки», куда они денут излишки мяса? Многое было непонятно ему в образе и укладе жизни этих людей, расовая принадлежность которых скорее всего никогда не будет известна «ученым мужам».
От услуг Ведомира охотники отказались. Он их гость. Пусть наблюдает, как добывают «свой хлеб» великие стрелки идоробо.
Красное солнце медленно опускалось к горизонту. Словно гигантские призраки, медленно и грациозно вышагивали жирафы, силуэты которых четко обозначались на густо-алом фоне вечернего заката.
Пещерное селенье готовилось к последнему застолью, всего лишь ко второму за истекший день. Так тут заведено. Вместо каши с медом будет поджаренное на вертеле мясо. Есть его станут все, собравшись у огня.
 - Ведомир, как ты думаешь: мы очень много хлопот доставляем этим людям? Они очень приветливые, общительные, работящие… Только ведь мы к ним – как снег на голову? Зачем мы здесь и надолго ли?
Ведомир, обняв за плечи Любаву, понял, что её беспокоят те же мысли, что и его. Неспроста все это. Неопределенность, стихия потусторонних сил, тайная миссия Орхона…
 - Любава, я уверен, что наше гостевание не сегодня – завтра закончится. Вот дождемся Орхона и все у него выясним. Если у него есть соображения на наш счет, и они нас вполне устроят, мы подчинимся его воле. Если же нам будут не по душе его планы, будем жить своими планами…
 - Когда же они вернутся… Видишь, женщины грустные, почти не едят. И мужчинам совсем не спокойно…
Вот поднялся старейшина и направился к Ведомиру. Приблизившись, он стал что-то говорить, объяснять знаками, весь смысл которых сводился к одному – когда вернутся их дети? Ведомир успокаивающе положил свою руку на шею старейшины и, так же знаками стал объяснять, что вот – вот они вернутся целыми и невредимыми. Старейшина что-то говорил, но без незаменимого Афромена тут общего языка не найти. Над селеньем повисло ожидание и, с каждой минутой оно становилось всё более напряженным.
Мать Любавы тоже чувствовала себя неловко, и на душе у нее было так же неспокойно, как у этих женщин.
 - Как ты думаешь, Ведомир: что они сделают с нами, если Орхон скоро не появится… Мало ли что может случиться.
 - Не волнуйтесь, матушка. Я смогу защитить вас, хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Мы – люди, а как всякие люди, не очень любим ждать… Думаю, что всё будет хорошо. Давайте сохранять спокойствие. На нас смотрят десятки глаз. Они должны понять, что ничего плохого произойти не может. И не произойдет!.. Вот, смотрите! Они вернулись!
В стороне от костров, собравших около себя идоробо, появилась «небесная черепаха».  Она ласково приближалась «брюшком» к каменистой поверхности. Она была нежно-голубого цвета. В её прозрачном чреве четко просматривались фигурки ребятишек и их «нянек». На лицах играли улыбки и все, поспешившие к приземлившейся «черепахи», были уверены, что всё завершилось благополучно! Вот оболочка «черепахи» потускнела, вот она совсем исчезла и, вместо таинственного летательного аппарата, глазам растревоженных родителей предстали здоровые и невредимые отпрыски. Орхон и Афромен, улыбаясь, шли следом. Была еще и молодая женщина – тмутараканка.
 - Афромен, тебе слово – успокоительно – восторженное для тех, кто ждал.
 Афромен говорил. Хорошо говорил, на родном языке этого племени. Говорил о том, что в этот момент хотели от него слышать растревоженные родители. И прилетели они не с пустыми руками. Две большие картонные коробки темнели на месте «растаявшей» черепахи.
 - Афромен, скажи своим соплеменникам, что их ждут подарки! Их они получат завтра с восходом солнца!
Он говорил опять. И всем стало так хорошо, как никогда. Ведь такой встречи тут еще не было. И больше никогда не будет.
Глава 35

Ольга Даниловна болезненно переживала таинственное исчезновение Любавы. Она уже пришла к мысли, что та никогда не покинет их семью, что будет она женой Алешки, что рано или поздно она сама всё расскажет о себе и всё встанет на свои места. Теперь её нет. Осталась берестяная записка от нереального Ведя, вот эта литая фигурка, которой можно любоваться до бесконечности. И вот этот перстень. Для чего он, кому предназначен? По логике – ей, Ольге Даниловне, маме Ольге…
Но такой перстень редкой красоты не носили даже царицы! Куда она его сможет надевать и зачем? Вот разве что дома?
Она взяла перстень, надела его на безымянный палец… Впору… как будто на заказ.
 Она любовалась этим сокровищем...

 Астрахань, 1997-2016 годы



























РАССКАЗЫ

















КАРУЗО

Карузо не появлялся...
Выкурив изрядную порцию сигарет, трое всё ещё надеялись, что вот-вот задрожит досчатый пристанской трап, и рыжеволосый гигант со своей неизменной улыбкой, легко перемахнет через поручни маленького суденышка.
В который раз настойчивый голос диспетчера повторял через гулкий динамик одни и те же, надоевшие слова, весь смысл которых сводился к одному: экипажу «РБ» надо немедленно выходить в рейс.
- Чтоб дна тебе не было, робот несчастный...
И где только выкопали такого говоруна, - потеряв терпение, огрызнулся сухощавый матрос и с силой швырнул носком здоровенного ботинка круглую запыленную гальку.
- Нехай дикцию отрабатывает, тоже в дикторы сгодится... Говорят - нужда в них большая, - резонно заметил усатый Егорыч, бессменный рулевой рейдового буксира.
Капитану тоже наскучила говорильня новенького диспетчера. Он решительно поднялся, плюнул на дымящийся окурок и, кратко, по-свойски распорядился:
- Шабаш, ребята - отчаливаем. - Пашка, - обратился он к сухощавому, - заводи «керосинку»... Замену просить не будем - перебьемся. После рейса выясним, где Каруза. Пошли...
Отсутствие Генки Моторина было неожиданным. С тех пор, как парень появился на судне, за ним не числилось ни единого опоздания, не говоря уже о прогулах. На буксир он всегда приходил первым и его рыжая голова, похожая на золотой капустный кочан, привычно маячила над палубой. Высокий, плечистый, он внешне совсем не походил на ту знаменитость, именем которой окрестила его дружная команда «РБ». Происхождение прозвища объяснялось другим. Наделила парня природа-матушка чистым и звучным тенором, за который любили его не только коллеги, но и все те, кто хоть раз слышал его пение.
Когда между рейсами выдавались свободные минуты, Карузо брал старую гитару и, усаживаясь где-нибудь в тени, мечтательно перебирал её струны.... К буксиру незаметно подходили загорелые матросы, потные грузчики, закутанные до глаз в цветастые косынки говорливые бабы...
Худой, черноглазый Пашка, неизменный «импрессарио» Генки, садился рядом и, гордо оглядывая собравшихся, ловко настраивал друга на лирическую волну:
- Давай, Каруза, нашу, щипательную...
Тот понимающе улыбался, отыскивал нужные аккорды и начинал задумчивый, как тёплое осеннее утро, старинный романс «Я встретил вас...»
За пение Генке не аплодировали. Его слушали молча, и только иногда кто-то уважительно просил:
- Давай еще, парень... Ладно у тебя получается.
- А вот эту знаешь?..
Спой, Каруза, итальянскую...
И так было до тех пор, пока буксир не отчаливал. Перед глазами Генки снова вздрагивали упругие дизельные клапаны, покачивались стрелки приборов, а вокруг пахло горячим металлом, маслом и топливом. Карузо насквозь пропитался этим корабельным потом и был неотъемлемой частью железного поденщика.
Генка жил сиротой...
На высоком днепровском берегу остался лежать его батя, сраженный в атаке вражьей пулей. Похоронили его молчаливые «братишки» вдали от родимой Волги, а в дом Моториных пришло скорбное, пугающее своей безысходностью извещение...
В селе, где родился Генка, и где прошло его короткое детство, умерла от тяжелой болезни мать, так и не дождавшись желанного часа победы...
Двухлетний мальчишка оказался один на всём белом свете. Кто-то из дальних родственников привёз его в Астрахань и определил в детский дом, избавившись от дополнительных хлопот и, самое главное - от лишнего рта. Ремесленное училище вручило парню диплом машиниста, а старый речной буксир стал ему родным домом.
Сегодня «РБ» вышел в рейс без него...
После наркоза Генка медленно приходил в себя. В левом боку гнездилась тяжелая, ноющая боль, в горле стоял сухой, шершавый комок.
- Попить бы... - еле слышно попросил он у рядом сидящей няни.
Та обмакнула в стакане чайную ложку и осторожно провела ею по горячим, воспаленным губам парня.
- Пить пока нельзя, голубчик... Потерпи, потерпи немножко. Воды - её вон сколько, за всю жизнь не выпить...
Вытерев капельки пота с бледного веснусчатого лица Генки, няня ласково добавила:
- Ничего, сынок, всё будет хорошо. Мы ещё на свадьбе твоей
спляшем, если пригласишь, конечно...
Где-то рядом глухо закашлял больной. Генка снова закрыл глаза. Очевидно было одно - вчерашний день закончился для него больничной палатой.
Часам к десяти вечера вышли они с Володькой Жолудевым из штаба дружины и неторопясь направились по знакомой улице, с которой обычно начинался участок их дежурства. Настроение у обоих было отличное.
- Генка, ты смотрел «Королеву Шонтеклера?” - глядя вдаль улицы, поинтересовался Володька.
- А что? Говорят, шикарный фильм?..
- Вот чудак - говорят! Плаваешь на своей посудине и не знаешь, что на свете такая красотища существует. Если бы ты видел - какая там женщина!..
Володька блаженно улыбнулся, будто снова увидел перед собою очаровательную актрису нашумевшего фильма.
Слушай, старик, какого чёрта ты без девушки мотаешься? - неожиданно спросил Володька. - Хочешь, я тебя с такой познакомлю - век благодарить будешь.
Он собирался рассказать другу о самом интересном, когда тот крепко схватил его за руку.
Недалеко от ребят стояла продуктовая лавка, где работала их общая знакомая, добродушная тётя Дуся. Здесь они часто покупали сигареты, помогали переставлять на полках тяжелые ящики, сочувственно выслушивая жалобы продавщицы на свой проклятый радикулит...
Утром, направляясь в порт, Генка видел на двери лавчонки любопытную записку, сочиненную тётей Дусей:
«Киоска закрыта ввиду болезни».
Сейчас друзья видели, как оттуда выскочили двое неизвестных и, обгоняя друг друга, бросились вглубь тихой улочки.
Сорвавшись с места, ребята помчались следом. Полноватый Володька быстро отстал, а Генка, не выпуская из виду одного из бегущих, быстро настигал его и, когда тот собирался махнуть через забор, рывком стащил на землю.
Несколько секунд длилась молчаливая борьба.
- Ревизию наводить приходил, гад... - порывисто дыша проговорил Генка, усмиряя руки испуганного верзилы.
Во дворе, куда метил вор, отчаянно залилась собака. Он рванулся, оттолкнул насевшего Генку и снова кинулся бежать по узкой бугристой улице. Однако, свободным он был недолго. Карузо нагнал вора и прыгнул на его широкую, потную спицу...
Володька подоспел вовремя. Карузо, прижимая ладонью рану, тяжело опускался на землю...
Генка застонал...
Няня наклонилась к нему, увидев, что парню совсем плохо, быстро вышла из палаты.
К рассвету Генку снова отвезли в операционную. Зашитая почка не справилась с раной, нанесенной бандитским ножом, и хирургу пришлось удалить её...
На седьмой день после операции, трое с «РБ» были в приемной больницы. Хирург, делавший Генке операцию, сам проводил их в палату, где лежал похудевший, обросший красноватой бородой и... улыбающийся Карузо. На этот раз маленький экипаж буксира был в
полном составе.
Говорили много. Генка смотрел на друзей и ему становилось завидно, что плавают они без него и, в то же время радостно, что его никем не заменили .
- А тех субъектов поймали, - доложил капитан. - Приходил майор из милиции, благодарил начальство за хороших дружинников. Обещал навестить тебя. Так что на буксир вернешься героем.
- Тетя Дуся как узнала, что произошло с тобой, расстроилась, заплакала и все ругала свой радикулит...
 Это сообщение Пашка сделал как-то смущенно, необычно мягким голосом, будто сам был на месте добродушной продавщицы.
- Володька Жолудев огромный привет тебе передал. Сын у него сегодня родился. Назвали Генкой... Выходит, ещё один тёзка у тебя появился.
За спинами друзей выросла неумолимая фигура медсестры. Она пришла в ужас, когда увидела на маленькой генкиной тумбочке гору яблок, коробок и кульков, принесенных, как сказали матросы, “на всякий случай“. Многое пришлось отправить обратно. Свидание было окончено.
- Ну, бывай, здоров, Геннадий! Поправляйся, браток.
- На буксире - всё в ажуре, только без твоих песен неуютно стало на нашей посудине...
Трое встали. Генка радостно пожал друзьям руки, и те направились к выходу. Около самой двери остановился Егорыч...
- Да, совсем было обратно нe унёс...
Он вытащил из кармана несколько раскрашенных чилимин, нанизанных на суровую нитку и протянул Генке. Когда-то он смастерил этот талисман и повесил в рубке буксира.
- Вот, держи, Геннадий, считай, что ты на «РБ» с нами.



ПТИЦА И САРКОФАГ

Раскопки двигались медленно. Ничего интересного не открывалось. Кью надоеда эта пустыня, где, как говорили оптимисты, могут  «открыться страницы новой цивилизации».
Джип катил по бездорожью, пока не показалось небольшое озеро.
- Искупаюсь, залью свежей водой радиатор. Напьюсь, наконец, вдоволь…
Так думал Кью, приближаясь к самой кромке воды.
Самое удивительное было то, что озеро оказалось соленым.
Оглядев зеркало этой жидкой солонки, Кью заметил почти на ее середине какой-то предмет, - страшный, похожий на привидение или стеклянную скульптуру.
Солнце палило нещадно, и вместо прохладной озерной воды пришлось Кью выпить теплого напитка из полиэтиленовой бутылки. Гадость!
Но что там, на середине озера? Кью бросил в воду камень. Он, словно хлебный мякиш, нехотя опустился на дно. Да, в таком тузлуке купаться не очень-то хочется… А что, если сделать что-то вроде плотика…
Осмотрелся по сторонам. Ничего.
А не попробовать ли накачать камеру от колеса?
Накачал.
Вместо весла – лопатка с короткой рукояткой.
Поплыл.
И вот – скульптура.
Это был аист, а может – цапля. Бедняжка невесть как попала в озеро, - Кью тоже хотел тут остудиться да и напиться…
Аист пытался, видимо, вырваться из мертвой соленой воды, он вырывал когти из рассола, бил крыльями, пытаясь взлететь. Ничего не помогало. Птица лишь раз за разом покрывалась соляными брызгами, пока не превратилась в соляное изваяние.
Так она и осталась.
А случилось это, видимо, не так давно – птица хорошо сохранилась.
Кью взял ее с собой. Потом он увез ее с собою на родину, поставил дома.
Однажды зашел к нему знакомый молодой ученик. Поговорили.
Он решил оживить птицу.
Оживил.
И тут рядом появилась откуда ни  возьмись, аистиха! Они улетели.
- Самое удивительное вот что…Посмотри, какой букет мне подарила чета!
Молодой ученый посмотрел на подоконник. В вазе стояла охапка длинных аистиных перьев. Они  сверкали на солнце.
- Это тебе подарок от аистов. Наш подарок. Половина этих перьев – твои!
Оба на минуту затихли, с восхищеньем рассматривая чудо, сотворенное фантазией доброго писаки.







САМЫЙ КРАСИВЫЙ ЦВЕТОК

Если пройти за село, пройти через старенький мостик, что повис над речкой как большая гусеница, то сразу же попадешь на большой зеленый луг. Вот на этом-то лугу и заспорили однажды цветы: кто из них самый красивый.
- Конечно, никто из вас не может сравниться с нами! – говорили васильки, качая синими кружевными головками.  – Ведь не случайно небо подарило нам свой цвет. Выходит, мы самые красивые. И спорить-то нечего...
- Скажите пожалуйста! – обиженно зашуршали ромашки. – Разнарядились во все синее и важничают. Страшное однообразие, скука!
И они, довольные, что смогли развенчать соседей, закачали белыми лепестками.
- В середине наших лепестков заложено маленькое солнце, оттого и мы похожи на него, только мы гораздо меньше его. Вот и вся разница. Из нас плетут венки и делают лекарства!
- Уж если говорить о красоте, то ваши наряды – сущий пустяк по сравнению с моим бархатным... – самоуверенно произнес гордый тюльпан. – Когда я цвету рядом с вами, то на вас и внимания-то никто не обращает...
И, наверное, еще долго спорили бы цветы, отстаивая право называться самыми красивыми. Но пришла на луг веселая девочка Света.
Она радостно подбегала к каждому цветку и осторожно отрывала от стебельков. Скоро у нее в руках был большой и душистый букет. Рядом с васильками мирно приютились желтоглазые ромашки, и гордые тюльпаны. А когда девочка, придя домой, поставила букет в хрустальную вазу, то радостно закричала:
- Смотри, мама, какой красивый у нас букет!
Больше цветы не спорили. Ведь каждый из них был по-своему красив, и когда они очутились в одном букете, то стали еще чудеснее.
С этих пор на лугу, что лежит за селом и синей речкой, цветы растут дружно и никогда не хвастаются своей красотой.





АМФОРА

Каким незатейливым и доступным может быть ощущение полного счастья! На этот свет у Луиджи были вполне определенные виды. Через пару-тройку дней отступят кошмары уроков, исчезнут с глаз долой ненавистные рожи учеников, которым он безрезультатно пытался привить любовь к истории – науке божественной и, по мнению Луиджи, самой главной на свете.
Итак – да здравствует свобода! Будь благословен человек, придумавший тайм-аут под названием – каникулы!
Решено – он поедет к Мраморному морю, будет жить у разговорчивой синьоры Терезы, с которой в былые времена были в приятной дружбе его родители. Естественно, жена останется дома. Может быть, в его отсутствие от нее перестанут исходить запахи древних ароматов, от которых у благоверного Луиджи частенько бывала аллергия.
Всё начиналось, как он задумал.
Несколько огорчало присутствие в скромном домишке Терезы еще одного постояльца - «дикаря». Однако, Пьетро оказался спокойным и ненавязчивым субъектом, сбежавшим от смрада автозаправочной станции сюда, где можно бесконечно смотреть на море, слушать его музыку и наслаждаться воздухом, каким он был дарован первозданными временами.
Луиджи давно освоил акваланг, а потому уверенно проделывал все операции, необходимые пловцу, задумавшему оказаться в сказочном чреве моря.
Пьетро молча наблюдал, как Луиджи спиной заходил (вернее – пятился) в море. Он останется на берегу со своей астмой и с мыслями о том, что жизнь – штука очень привлекательная. Последний камешек, брошенный Пьетро в море, едва не попал в блестящий полупортрет Луиджи. Он медленно выходил из воды, держа в напряженных руках какой-то продолговатый предмет.
- Пьетро, помогай...Иначе пожалеешь!
Вдвоем они перенесли к своим пожиткам то, что минуту назад казалось в руках мокрого аквалангиста запеленутым ребенком. Луиджи знал, что послало ему дно морское. Это была амфора.
- Слушай, Луиджи! А вдруг внутри этого кувшина – золотые монеты? Мы станем богачами! Думаю, что сокровище мы разделим поровну, а?
Два лица почти соприкоснулись, наклонившись к находке.
Да, без моих услуг тебе, Луи, не обойтись... Смотри, как хитро заделано горлышко этого кувшина...
- Снаружи что, смола?.. Как камень...
Пущенный в дело нож Пьетро легко сделал свое дело. За смоляной обливкой была почти черная пробка. Задетая ножом, она матово заблестела.
- Похоже на свинец. Вот, Пьетро, образец древней амфоры, какие в изобилии штамповали древние греки...
Любопытство перехлестывало через край, фантазии обретали все цвета радуги, когда, наконец, свинцовая пробка покинула свое место. Увы, амфора не была наполнена золотыми монетами. Когда Луиджи погрузил свою ладонь в то, что явилось на поверхности, фантазии окончательно исчезли, уступив место обыкновенному любопытству. Амфора была наполнена зерном. Обоих удивило лишь то, что зерна были совершенно целыми, словно несколько дней назад кто-то старательно наполнил ими этот завидный на прочность сосуд.
- А я-то понадеялся, что уже никогда не вернусь на проклятую бензоколонку...
- А я – в проклятую школу, где совсем скоро превращусь в цепного пса...
Амфора лежала на боку, пристыженная, униженная, виноватая. Она не смогла сделать счастливыми двух, еще молодых, мужчин. Не в деньгах счастье, не в деньгах счастье...Вот уж чепуха... Находились же счастливчики, коим повезло больше, чем Луиджи и его случайному знакомому...
Молча они оделись, собрали разбросанные пожитки, на которые золотистый закат набрызгал призрачное червонное золото.
- А знаешь, Пьетро, я все-таки возьму с собой немного этих зерен. Есть одна задумка. Пусть поломают головы знатоки растительного мира...Амфора, вне всякого сомнения, довольно преклонного возраста. Говорю тебе как историк.
- Валяй, историк, загружай мешок зернышками. Вернешься домой, будешь кормить голубей. Помёт у них будет крепче. Бронзовые кони и головы истуканов очищать будет гораздо труднее. Вот будет позолота – прочнее настоящей!
Они были итальянцами. Неудача уже не печалила их. Весело, ударяя друг друга ниже пояса ладонями, направились они к уютному домику Терезы. Лишь на минуту остановил Луиджи приятеля. Положив пожитки на камни, он легко сбежал к тому месту, где еще несколько минут назад сжигало их любопытство и согревала надежда на удачу. Учитель истории приподнял с земли глиняный привет далекого прошлого. Теперь амфора крепко стояла острым донышком в песке, опираясь боком о прочный камень. Она была так похожа на девочку, заглядевшуюся на золотой закат.
***
Жена с искренней любовью обняла Луиджи.
От нее все так же исходил запах старых библиотечных фолиантов, но теперь они казались бывшему отпускнику ароматом дорогих французских духов. Потом все стало так, как и должно было быть. Поглаживая волосы своей Патриции, Луиджи рассказал ей о подводной находке. Сумка с необычной пшеницей ждала своего часа.
Потом была оранжерея частного ботанического заведения, маленький седовласый специалист по селекции растений, которому Луиджи, после краткого изложения случившегося, с легким сердцем вручил мешочек с пшеничными зернами. С вежливой улыбкой принял он слова благодарности за принесенное «сокровище», с готовностью оставил ученому мужу свой домашний адрес и номер телефона.
Потом была шумная улица, памятники и скульптурные композиции,  щедро и неприхотливо помеченные голубями. А потом...Да, наступило это самое, от чего так страстно мечтал избавиться отдохнувший Луиджи.
Замаячили рожи подрастающего поколения, которые показались не столь уж блестящему историку совсем безвредными, а совсем наоборот...Потекло время привычной суеты... Как-то само собой ушли в далекое далеко и Пьетро со своей астмой, и тетушка Тереза, обещавшая пожаловать с ответным визитом, и зерно, оставленное в полное распоряжение растроганному селекционеру.
Потому была осень, на середину которой приходился день рождения Луиджи. Его поздравляли, дарили подарки. Необыкновенными показались ему вечно орущие, непоседливые ученики. Может быть, так казалось, но они любили его, о чем свидетельствовали их знаки внимания, от которых на душе становилось светло и беззаботно.
Кто-то позвал его к телефону. Приглушенный расстоянием голос показался Луиджи знакомым. Да, да, это был тот человек, которому он вручил мешочек и зерном, добытым из древней амфоры. Человек в белом халате приглашал его вновь посетить оранжерею, чтобы сообщить что-то необыкновенное.
- Еще один подарок к моему тридцатилетию. Благодарю вас, синьор... Конечно, конечно, синьор Гринелли, буду у вас завтра, к обеду. До встречи.
Волшебник зеленого мира встретил Луиджи с радостной, торжествующей улыбкой.
- Представляете, синьор Луиджи, мы посадили ваши зерна, и они, все до единого, дали всходы! А знаете, сколько лет пролежали они в той амфоре? Около полутора тысяч лет! Разве это не чудо? И это еще не всё. Пойдемте.
Они пришли в небольшую комнату. На столике высилась бутылка вина, хрустальными боками светились тонкие фужеры. В центре столика стояла покрытая салфеткой тарелка. Синьор Гринелли отодвинул кусочек ткани. Да, это была тарелка, на которой красовались четыре аппетитных булочки.
- Вот, угощайтесь! Это из муки, что получилась от ваших зёрен!
Да, было чему удивляться. Простодушный Пьетро советовал скормить эти бесценные зерна голубям. Жаль, что нет его рядом. Одна из булочек могла бы найти убежище в его желудке. А они были изумительны на вкус. Впрочем, Луиджи могло это просто показаться. Неблизкая дорога к частной загородной оранжерее, конечно же, преувеличивала достоинства обыкновенной свеженькой булочки.
- Луиджи, Луиджи, проснись...Что там к тебя? Кто тебя ждет...Кто – она?..Проснись же...
Патриция гладила по щеке мужа горячей ладонью, пытаясь ускорить его возвращение из непонятного мира к реальностям их маленькой спальни.
- Святая Дева Мария...Опять тот же сон...Она зовет меня к себе...
- Кто, милый?
- Она, амфора, которую я оставил на берегу Мраморного моря.
- Луиджи, тебя совсем измучила твоя школа. Надо к врачу. В последнее время ты часто видишь один и тот же сон. Не к добру это.
Что он мог возразить? Да, одно и то же видение заполняет его сны. Стройная, похожая на девочку, амфора, тесно прижимается к мокрому камню. Волны лижут ее основание. Нет, не основание, – ноги! Волны бьют ее в грудь. Они смыли песок, они опрокинули амфору и покатили в море...
- Луиджи, помоги!.. Луиджи!
Однажды, проснувшись, как всегда первой, Патриция увидела, что Луиджи отсутствует. Тревожно обвела она спальню расширенными глазами. Взгляд остановился на маленьком листке бумаги, лежащем на туалетном столике.
«Патриция, не волнуйся, я скоро вернусь. Я только занесу бедную амфору к тетушке Терезе. Должны же, наконец, мне сниться приятные сны. Пожалуйста, не пускайся за мною в погоню. Это опасно для нашего будущего малыша. Твой Луи».
Мраморное море ничем не походило на тот белый благородный камень, из которого великий Микеланджело ваял свои бессмертные творенья. Огромные волны обрушивались на берег, как обрушиваются на двери таверны вдрызг пьяные матросы. Тучи не давали лунному глазу рассмотреть кипящее лоно моря. Луиджи не зашел в домик тетушки Терезы. Его окна были черны и неприветливы. Амфоры не прежнем месте не было. О, боже, далась мне эта амфора...Что это? Болезнь? Но я в своем уме, а поступаю, как безумец...
- Луиджи, Лу-ид-жи...Помоги нам, Луиджи! Мы тонем, тонем...
Кто это зовёт его? Неужели с того корабля? Да, да, с корабля... Вот он – изогнутая корма, широкий парус, изрядно подранный ветром... Вон люди за решетчатой оградой над палубой...Греческий торговый корабль. Откуда?!
- Луиджи, спаси нас, мы погибаем!
- Святая Дева Мария! Ведь это же голос Патриции! Зачем она там...Патриция, я плыву к тебе!
Тело Луиджи так и не нашли. Много было пересудов, гипотез, предположений и, конечно же, безутешных слез. Что с ним случилось? Чем объяснить его странные сны и этот совершенно безумный поступок? Зачем он достал со дна Мраморного моря амфору древних греков? Зачем дал жизнь зернам, похороненным самой судьбой в стихии Нептуна? Зачем съел аппетитную булку полуторатысячелетней давности? Не с нее ли пошли все беды молодого историка? Кто ответит на эти вопросы? Разве что волны Мраморного моря...






СТАТЬИ
(ИЗБРАННОЕ)



КОГДА СТИРАЮТСЯ ГРАНИ

«Мир тесен», — гласит народная молва. За многие десятки километров от Астрахани, в небольшом поселке Ахтуба, встретился мне бывший однокурсник, с которым в свое время постигал я замысловатую анатомию дорожно-строительных машин и автомобилей.
- Работаю в ПМК линейным механиком, живу в квартире со всеми удобствами. По большому городу не скучаю и место жительства менять не планирую.
Чем же так привязало к себе моего бывшего приятеля село, где проходящие поезда останавливаются на 1-2 минуты, принимая «на борт» редких пассажиров? Может быть, здешние места с особой экзотикой или жизненные условия таковы, что нет места печалям? На все эти и многие другие вопросы я получил ответы после многочисленных встреч с руководителями, ведущими специалистами и рабочими передвижной механизированной колонны № 27 треста Севводстрой.
За двадцать лет (именно столько существует организация) коллектив ПМК освоил 58 млн руб. капиталовложений. За этой цифрой в логический ряд выстраиваются другие, самые главные, характеризующие конкретные дела мелиораторов.
Ими построено 13,5 тыс. га орошаемых земель, реконструировано 2300 га сельскохозяйственных угодий, принадлежащих колхозам и совхозам Ахтубинского района, проложены многие километры магистральных каналов, оросительно-сбросных систем. В этом перечне насосные станции, мощные трансформаторные подстанции и многие другие мелиоративные объекты. Из богатой трудовой биографии ПМК-27 необходимо выделить 1972 г. Именно с этой даты берет начало важнейший процесс — широкомасштабное жилищное строительство, создание социально-бытовой инфраструктуры. На отведенной ПМК площади вырос поселок мелиораторов, жилой фонд которого на сегодняшний день составляет 16,5 тыс. метров, или 350 квартир со всеми удобствами. К услугам рабочих ПМК — 4 магазина, 2 столовых на 125 мест, детский сад-ясли на 160 мест, почтовое отделение, парикмахерская, фотоателье, химчистка, видеосалон. На территории поселка функционирует котельная, обеспечивающая дома теплом и горячей водой. В настоящее время ведется строительство 27-квартирного дома, где разместится также автоматическая телефонная станция, способная обслуживать сотни абонентов. Генеральным планом застройки городка предусмотрено строительство Дома культуры.
В статье, опубликованной в областной газете «Волга», секретарь партийной организации ПМК Шилдаев П. К. писал: «Обеспеченность жильем, продуктами питания, своевременное и качественное выполнение заказов на бытовые услуги в решающей степени определяют настроение людей, их отношение к перестройке».
Попытаюсь рассказать о некоторых наиболее значительных делах, получивших реальное воплощение.
Начну с «детского вопроса». У малышей поселка есть свой сад-ясли, и проблем их «занятости» в общем не существует. Сложнее с ребятами школьного возраста. Их неумение с пользой проводить свое свободное время нередко выливается в нарушения общественного порядка. Выход из этой ситуации партийная и профсоюзная организации ПМК видели в создании клуба для подростков. В одном из жилых домов для клуба выделили две просторные комнаты, вместе со специалистами, определили, какие кружки будут здесь работать. Нашли возможность оплачивать труд педагога-руководителя и трех руководителей кружков. Сложнее оказалось с приобретением мебели и необходимого оборудования. Обнадеживает обещание Астраханского облсовпрофа, выразившего готовность оказать содействие в решении этой проблемы.
Инженер по охране труда Зоя Васильевна Литвинова к обязанностям председателя профкома ПМК приступила недавно. Отвечая на мои вопросы, касающиеся труда, быта и отдыха рабочих, она сообщила о любопытном факте: в их организации есть свой здравпункт. Она же познакомила меня с хозяйкой «цеха здоровья» Надеждой Васильевной Свиридовой.
- Наш медицинский пункт работает с 1977 г., - начала свой рассказ Свиридова. - Если говорить о его функциях, то главная из них — профилактика профзаболеваний. В течение дня приходится делать инъекции, прививки, перевязки, ставить горчичники. Читаю лекции, провожу беседы, даю необходимые советы. В медпункт за помощью приходят рабочие их соседних организаций. Стараюсь помочь всем.
В 1974 г. Надежда Васильевна закончила Астраханское медицинское училище. Накоплен богатый опыт, есть уважение рабочего коллектива, ощутима всесторонняя помощь медпункту со стороны администрации.
- Мечтаю иметь физиокабинет для проведения лечебных процедур, для оказания более эффективной помощи женщинам — работницам ПМК. И, конечно, мне очень приятно, что среди наших работников нет ни одного случая профессиональных заболеваний. Факт особенно важный, если учесть специфику труда мелиораторов.
Забота о людях проявляется в ПМК и в таком важном деле, как обеспечение их продуктами питания. По-своему подошли в организации к решению продовольственной программы.
На долевых началах с Ахтубинским райпотребсоюзом провели обваловку естественных водоемов в займище на площади 100%. В образовавшихся прудах будет разводиться рыба, часть которой после отлова станет хорошей прибавкой к столу.
Коротко остановлюсь еще на одном аспекте деятельности профсоюзной организации ПМК-27, его активистов. Известно, что наладить культурный досуг, дать жителям села возможность приобщения к миру искусства — один из путей ликвидации неприязни к селу со всеми вытекающими отсюда последствиями. В ПМК вошли в практику коллективные поездки в Волгоград на просмотр цирковых программ, футбольных матчей, в городской планетарий.
С удовольствием посещают рабочие и специалисты организации концерты гастролирующих эстрадных коллективов и отдельных исполнителей. Как правило, местом таких встреч является филармония города Ахтубинска. Вот что написала об одном из недавних концертов администратор филармонии Ю. Петухова в «Ахтубинской правде»:
- Тепло приняли зрители выступление ансамбля «Очи черные». Особенно приятно было увидеть среди зрителей моих бывших знакомых — рабочих и служащих ПМК-27. Многие пришли с семьями, в том числе начальник ПМК Александр Дмитриевич Кулаков и секретарь парткома Петр Кузьмич Шилдаев.
И снова вспомнились слова моего бывшего однокурсника, сказанные ранним утром на широком оживленном дворе ПМК-27:
- В город не собираюсь, место жительства менять не планирую. Хорошо, когда «... отпустить меня не хочет родина моя». И дело тут не в том, что в непосредственной близости от села Ахтуба расположен райцентр — город Ахтубинск. Суть в ином — в поселке мелиораторов созданы для людей все необходимые условия для нормальной жизни. Образно говоря — основательно стерлась та грань несправедливости, которая долгие годы разделяла (и продолжает в большинстве мест) наши города и деревни.

Журнал «Мелиоратор» – №2 (март-апрель) – 1990. - С.5-6

















ОБРАЗ ТВОЙ ТЕРЯЕТСЯ ВДАЛИ...


И опять я о чудо-тереме, что печально возвышается на перекрестке улиц Коммунистической и Раскольникова. В который раз брожу по его неуютным комнатам, куда через покалеченные глазницы окон беспрепятственно проникают студеные декабрьские сквозняки.
Мысль о бренности всего земного обретает здесь неизбежную, безжалостную реальность. Иная, приятная взору картина представала тут во времена давние, когда по этим комнатам и просторным верандам ходил изначальный владелец уникального особняка — астраханский купец Г.В.Тетюшинов. Не ведаю, как он выглядел, каким характером и привычками обладал.
Наконец, был ли этот представитель делового мира счастливым человеком, познавшим настоящую любовь и тепло семейного очага? И хотя люди не придумали уникальной «машины времени», с помощью которой можно было бы попасть в блистающий новизной да лепотой терем купца Тетюшинова, имеется-таки ее достаточно эффективный заменитель. Это — архив.
Вот подшивки номеров газеты «Волга» за 1862-63 годы. Среди прочих материалов, которые печатались в них тогда, можно встретить публицистические заметки и рецензии на театральные спектакли, подписанные псевдонимом «Астраханка». Принадлежал он 20-летней супруге Тетюшинова — Глафире Ивановне.
Наверное, образ этой женщины так и растворился бы во времени, если бы не появился в 1974 году в журнале «Уральский следопыт» материал искусствоведа И.Ф.Петровской. Интересы молодой «Астраханки», характер ее мыслей, образ жизни смело выходили за рамки традиционного уклада купеческой семьи. Глафира не была похожа на ту купчиху, образ которой создавал на своих полотнах великий Кустодиев. Она увлекалась журналистикой, участвовала в организации литературных и благотворительных вечеров. Нередко ее оппонентами в эмоциональных дискуссиях были студенты «крамольного» Казанского университета.
Казалось бы, активная, полноценная жизнь. И вдруг — семейная драма! Что послужило поводом к разрыву: нелюбимый муж-купец или жажда независимой жизни во имя высоких устремлений и деяний? Или все вместе взятое?
Глафира покидает особняк своего супруга и как подруга неимущего студента В.И.Обреимова уезжает на Урал. Бывшая Глашенька становится Кларой. В Екатериибурге вместе со своей матерью и молодой «Астраханкой» Василий Обреимов открывает домашний пансион и одновременно становится преподавателем местной мужской гимназии. Былые «вольнодумные»  дискуссии Василия и «Клары» с новыми знакомыми продолжились и здесь. А вскоре произошел конфликт с официальными властями, Чету обвинили во вредном влиянии на екатеринбургскую молодежь и распространении социал-демократических идей, побудивших гимназистов к выступлению против своего начальства».
В квартире Обреимова производится обыск, а затем последовала высылка Глафиры и Василия в Вятскую губернию, а позже — в Нолимск. Шесть лет продолжаются изнурительные мытарства опальных «революционеров». Однажды тайная мысль о побеге обретает реальность. Обреимов и Тетюшинова ненадолго появляются в Петербурге, а затем под вымышленными фамилиями устремляются в противоположный конец России — в Одессу.
Некоторое время Василий и Глафира служат у помещиков Херсонской губернии. Казалось, что жизнь изгнанников начала входить в более спокойное русло, но происходит обратное — Глафира Ивановна и Василий Иванович расстаются навсегда. Обреимов едет в Тифлис, а Тетюшинова — в Крым, где жил ее отец.
Позднее усилиями влиятельных просителей-заступииков Василий и Глафира получают разрешение проживать на легальном положении.
Как сложилась дальнейшая судьба «Астраханки», где закончился земной путь Глафиры Ивановны Тетюшиновой? С большой надеждой шел я к бывшей преподавательнице истории Татьяне Ивановне Тетюшиной, что живет в доме рядом с деревянным теремом, надеялся, а вдруг существует какая-то связующая ниточка от купца Тетюшинова к пенсионерке Тетюшиной? Увы, обнаружилась всего лишь простая схожесть двух фамилий.
С огорчением выхожу из квартиры Татьяны Ивановны и по привычке поднимаю глаза к состарившейся громаде особняка Тетюшинова. Я знаю, что там царит кладбищенская тишина. Денег на его возрождение в областной казне не находится. Зато есть разрушительное время, слабое противостояние которому всегда обречено на поражение.
С тех пор, как деревянный особняк лишился своих постоянных обитателей (последних, нынешних), охрану его несут все-таки четыре сменных сторожа. По мнению руководителя госдирекции по охране историко-культурного наследия области В.М.Кабацюры, особняку крайне необходим смотритель. Они мог бы организовывать уборку территории двора, следить за его освещением, Не было бы в окнах разбитых стекол, оторванных с петель рам. Так добейтесь этого, уважаемые хранители и унаследователи неприкаянного дома!
Да, пока не находятся необходимые для проведения реконструкции миллиарды. Но дело не только в них. Почему-то судьбой уникального памятника деревянного зодчества совершенно не интересуются областной департамент культуры и родственные службы города.
Недавно редакция газеты «Горожании» выступила с обращением к предпринимателям и состоятельным гражданам города, призывая их взять на себя заботу по спасению особняка Тетюшинова, И такие люди находились, приходили в редакцию с конкретными предложениями. Мы подсказывали им, куда следовало обращаться. Следы затерялись в коридорах чиновников. Что же дальше? Пока нет в областной казне средств на реконструкцию известного памятника архитектуры, почему бы ответственным работникам областной администрации, всем причастным к судьбе особняка Тетюшинова не организовать встречу с такими людьми, штаб спасения. Ведь, в конце концов, важно не то, что будет размещено в недрах отреставрированного особняка. Важнее другое — сохранить для потомков резной чудо-терем, которому, я уверен, сегодня нет подобия во всей необъятной России.
Газета «Горожанин» – №1 – 1995. - С.4








КОГДА В ТОВАРИЩАХ СОГЛАСЬЕ...

Под сенью могущественного концерна «Каспрыба» собраны самые различные предприятия, характер деятельности которых можно назвать традиционным для нашей области.
Возьмем, к примеру, одно из них — Первомайский судоремонтный завод. Особенно хорошо знаком он тем, кто на протяжении многих лет пользовался услугами специалистов этого предприятия.
Не секрет, что сегодня все чаще можно услышать о закрытии производственных цехов, о прекращении финансирования бюджетных организаций, о новых сотнях безработных, зарегистрированных на отечественных биржах труда.
Однако, все эти проблемы почти не коснулись коллектива Первомайского судоремонтного завода. А убедило меня в этом интервью, данное директором завода Александром Алексесвичем Овсянниковым.
- В конце минувшего года мы провели анкетный опрос с целью выявления одного единственного вопроса: согласны ли трудящиеся завода довольствоваться существующими методами организации производства или стать равноправными членами акционерного народного предприятия.
В результате референдума 80 процентов работающих высказались в пользу второго варианта. Такое единодушие не являлось формальным, навязанным кем-то свыше. Еще раньше всем коллективам мы изучали  и обсуждали подрядную и арендную формы организации труда. Время и быстро меняющиеся обстоятельства дали нам иной, более привлекательный шанс: создать акционерное народное предприятие. Как же планируется распределить акции в случае обретения заводом нового статуса?
- На практике это будет выглядеть так: 25 процентов акций получат работники завода бесплатно, 10 процентов ценных бумаг будут распределены в коллективе по льготным ценам, т.е. с 30-процентной скидкой. Пять процентов акций выкупит администрация завода, а остальные — реализованы на аукционах. Справедливым стал бы факт получения коллективом завода контрольного пакета акций, что явилось бы надежной гарантией практического участия каждого в экономической жизни завода.
Итак, сегодня на Первомайском судоремонтном заводе собраны все необходимые документы для регистрации  его в новом качестве. Идет интенсивная разработка технико-экономической документации, которая станет фундаментом дальнейшей деятельности акционерного предприятия. Будет у него коллективно избранный директор, который, в свою очередь, сформирует руководящее ядро из наиболее авторитетных и квалифицированных специалистов.
Задаю Александру Алексеевичу такой вопрос: «Предположим, коллектив акционеров окажет Вам доверие и Вы по-прежнему будете возглавлять издавна знакомое Вам предприятие. Какие пути к процветанию наиболее реальны хотя бы на ближайшее будущее?»
- Вопрос этот непрост хотя бы потому, что жить нам придется в очень трудных условиях. Невозможно предсказать, как будут развиваться хозяйственные связи, какие новые законы Российского правительства нужно будет брать на вооружение. И все же‚ у нас имеются вполне реальные пути. Определенные средства мы получим от реализации наших ценных бумаг на аукционах. Есть у нас уникальный, но старый шлифовальный станок. Обрабатываются на нем коленчатые валы судовых двигателей. Заказчики на этот вид работ у нас были всегда. Так вот, чтобы нам обрабатывать таких валов еще больше, мы надеемся купить новый высокопроизводительный щлифовальный станок. Тогда у нас появится возможность шлифовать коленчатые валы и автомобильных двигателей. Вот вам еще одна многочисленная категория клиентов, Не следует забывать, что мы располагаем приличной ремонтной базой, причалами, доками, а у рыболовецких колхозов области сеть свой флот, который еще более будет нуждаться в наших услугах. Будем полностью ремонтировать двигатели этих судов, сокращать время их доковых ремонтов, а это уже дополнительные средства, чистая прибыль. Словом, чем богаче мы будем, тем большую помощь сможем окзать и городской казне.
Жизнь сегодняшняя не балует нас особыми радостями. Не стало нам легче и от такого «шокового» мероприятия как либерализация цен. На Первомайском судоремзаводе эта вынужденная мера не столь болезненно отразились на трудовом коллективе. Да, некоторым работникам пришлось со-вместить должности, а другим, в связи с этим, пришлось покинуть коллектив. В результате этих мер появилась возможность в несколько раз увеличить заработную плату всем работающим на заводе. В связи с резким повышением цен на продукты питания, каждому работающему, помимо зарплаты, ежемесячно выдается по 100 рублей на покупку обедов в заводской столовой.
А разве не удивителен тот факт, что на Первомайском СРЗ нет «острой» жилищной проблемы? Вес стоящие на очереди с 1986 года на получение жилья в 1990 году получили его. Более того, лишь временные финансовые затруднения вынудили строителей приостановить возведение нового 80-квартирного дома и спортивного зала для судоремонтников.
Искренне порадовался я и такому факту: женщины-работницы завода не решают извечную проблему с устройством своих ребятишек в детские сады. К их услугам два подшефных детских учреждения.
При активном содействии организации, депутатской группы завода осуществлена газификация поселка Свободный. Думают первомайцы решить подобную проблему в поселке Янго-Аул. Такая забота не случайна. Ведь в этих населенных пунктах проживает около 60-ти процентов рабочих завода.
Какие они, труженики и хозяева будущего акционерного предприятия?
- Текучести кадров у нас, практически, нет. — говорит директор завода. — В коллективе немало первоклассных мастеров своего дела, много молодых рабочих, вчерашних школьников и выпускников профессиональных училищ. А если уж говорить о «золотом» фонде, то назову бригаду слесарей-дизелистов, руководимую Грицких К.М., бригаду столяров Анисимова А.А. и токаря-станочника, депутата райсовета Ткачева А.Г. Будет возможность, расскажите об этих людях.
Поднимаюсь на высокий мост через р.Болда и еще раз оглядываю хозяйство судоремзавода. Пока оно кажется тихим, как те корабли и доки, что схвачены льдом у причалов.
Пусть у вас, уважаемые читатели, не возникает ощущения, что автор задался целью написать хвалебную оду о делах коллектива  Первомайского завода. Конечно же, есть тут немало нерешенных проблем, и будет их, видимо, не меньше, когда завод начнет жить по-новому. Говорить о недостатках, о сложностях сегодняшних дней стало какой-то болезненной нормой. А ведь человек жив надеждами на лучшее. Не так ли? Вот и мне очень хочется верить, что удача станет самым почетным акционером Первомайского судорсмонтного завода.

Газета «Горожанин» – №7 – 1992. – С.3




















КАК ЖИВЕШЬ, ПМК?
(рубрика «Сельское строительство»)

Разговор этот состоялся в конце прошлого года. Первое, о чем попросил рассказать Владимира Сангаджиевича, касалось дел текущих.
-  Давайте начнем с оросительной системы  «Западная». Прежде всего надо сказать о строительстве канала протяженностью 26 километров. Одновременно ставили мощную насосную станцию шахтного типа. С ее вводом в эксплуатацию  появится возможность ликвидировать более 70 мелких насосных станций.
Продолжая свой рассказ о делах коллектива, начальник ПМК назвал 595-гектарный орошаемый участок «Шалашинский», строящийся для колхоза «Общий труд». Уже к началу весенне-полевых работ земледельцы этого хозяйства получат 240 гектаров обустроенных площадей. К тому же периоду намечен ввод и 255-гектарного участка «Вендеревский» для колхоза «40 лет Октября».
Мелиораторы ПМК уже сдали этому хозяйству орошаемый участок «Дабхур», а колхозу имени Фрунзе был построен участок «Александровский». Велось и жилищное строительство: готовы к сдаче в эксплуатацию четыре двухквартирных дома, возводится 20-квартирный дом.
В нынешнем году коллектив ПМК примется за такие новостройки, как водный тракт «Забурунный»,  Зензелинская насосная станция, другие мелиоративные и хозяйственные объекты.
С 1988 года ПМК работает на коллективном подряде. Разработкой всей необходимой документации по его внедрению занимались специалисты проектно-технологического треста «Астраханоргтехводстрой». Каковы же итоги внедрения прогрессивного метода?
Известно, какие сложности для любого трудового коллектива представляет проблема текучести кадров. На протяжении ряда лет существовала  она и в ПМК № 15. Увольнялись по разным причинам: не устраивали заработки, полевые условия работы, отсутствие перспективы скорого получения жилья и т. д. Других приходилось увольнять: прогульщики, пьяницы, прочие нарушители. Коллективный подряд стал надежным заслоном от таких, работа на конечный результат требует коллективной дисциплины,  разумного использования времени, экономии  стройматериалов, топливно-энергетических ресурсов. Теперь на участках не держат лишней техники — в условиях хозрасчета это невыгодно. Повысились заработки всех категорий рабочих и ИТР.
Оценив преимущества коллективного подряда, в ПМК пошли дальше: с помощью специалистов треста «Астраханоргтехводстрой» приняли метод безнарядной оплаты труда и чековую систему расчетов. Непросто дался администрации ПМК переход на новые тарифные оклады.
Мы ощущали постоянный недостаток средств на выплату заработной платы, допускался ее перерасход, – говорит В.С.Горяев. – Мириться с таким положением было нельзя, решили сократить аппарат управления на 10 человек. Оставшиеся специалисты справляются с делами, дефицит фонда заработной платы удалось устранить.
Перейдя на хозрасчет, коллектив начал считать деньги, разумно тратить их. Ежегодно арендуя автотранспорт, ПМК выплачивала водителям сторонних организаций до 50 тыс. рублей. Теперь такому расточительству положили конец, арендуют лишь самое необходимое количество самосвалов для перевозки инертных материалов из Астрахани.
Важнейшее место в трудовой деятельности коллектива занимает жилищное строительство. На сегодняшний день жилой фонд колонны составляет 11 тыс. куб. м, или 158 квартир. Подумалось, что коллектив, насчитывающий 166 человек, наверное, обеспечен жильем или, по крайней мере, близок к решению этой проблемы. Однако длинный список претендующих на получение квартир свидетельствует о неблагополучном положении в решении острейшей проблемы. Как объяснил Владимир Сангаджиевич, завидную «активность» в заселении построенных ими домов проявляет Лиманский райисполком. Плоды ее таковы: свыше 80 процентов проживающих ныне в домах ПМК не являются ее работниками. Не хватает вагончиков для работающих в полевых условиях, нет автобусов для доставки людей на отдаленные объекты.
Жизнь ставит перед коллективом мелиораторов непростые задачи; заставляет искать новые пути хозяйствования. Руководство ПМК № 15 и ее главные специалисты изучают возможность перехода на арендный подряд. Условия для этого сложились, однако все еще раз тщательно изучается, доводится до каждого.

А.Тарков, сотрудник треста «Астраханоргтехводстрой».
Газета «Волга» – 30 января 1990 г. – С.2





ЗВЕЗДА ЕГО НЕУГАСИМА
К 120-летию со дня рождения Ф.И.Шаляпина

«И коснулся Бог устами своими губ младенца Федора, и сделал его избранником своим среди смертных, и обозначил путь его к звезде своей и к славе нетленной...” Так или примерно так начал бы я книгу жития Федора Ивановича Шаляпина, награди меня Всевышний писательским даром. И
именно этому Человеку обязан я тем, что он побуждал меня делать свою неприметную жизнь намного светлее и богаче, помог приобщиться к волшебному миру красоты и гармонии.
Мальчишкой, имевшим «блестящее» дворово-безнадзорное воспитание, я впервые слышал пение «какого-то Шаляпина». Из примитивного репродуктора доносился голос, пробиваясь сквозь пелену шумовых наслоений, оставленных несовершенной звукозаписывающей техникой. Но и
этого оказалось достаточно, чтобы он накрепко врезался в мое сознание. Затаив дыхание, слушал я шаляпинского Демона, Кончака, Варяжского гостя.Сатанинский хохот Мефистофеля или предсмертные стоны страдающего царя Бориса принимались мною как реальность.
Незаметное мое послушно-восторженное восприятие кумира стало обретать совершенно иное свойство. Появилось неодолимое желание петь вместе с ним! Слушая ту или иную пластинку, я изображал тоскующего Алеко, демонстрировал перед зеркалом свою неприязнь к нахальной королевской блохе, устами мельника порицал молодых девок за легкомыслие и непрактичность.
Мне казалось, что справляю я вокальное лицедейство почти как Федор Иванович. Иногда в такие минуты прибегал ко мне сосед по квартире Гога и выкрикивал сокрушительную фразу: «Хватит орать! Айда купаться!»
Отдавая дань мальчишеским развлечениям и проказам, я, тем не менее, продолжал свои «орания». Когда же в Астрахани группа энтузиастов образовала  самодеятельный оперный коллектив, я с радостью и волнением устремился туда. В моей душе «пел! Шаляпин, и это придавало мне храбрости. Меня приняли в хор, открыв доступ в мир оперы, загадочный и чарующий.
Прошли годы, прежде чем доверили мне партию Демона, Жермона, Томского. И пели мы уже с настоящим симфоническим оркестром, имея большой хор и балетную труппу.
Это были настоящие праздники, и время по сей день не смогло стереть их из моей памяти. Уже тогда я отдавал себе ясный отчет, что быть даже самодеятельным оперным певцом – труд громадный, многогранный, требующий завидного упорства.
За спектакль-оперу Чайковского «Пиковая дама» нашей любительской труппе было присвоено звание народного оперного театра. А произошло это событие на сцене того самого оперного театра, который когда-то именовался Аркадией, где пробовал петь юный, еще никому не известный Федор Шаляпин.
В своей автобиографической книге «Страницы из моей жизни» он так писал об этом: «Был в Астрахани увеселительный театр Аркадия. Я пошел туда и спросил у кого-то, не возьмут ли меня в хор? Мне указали человечка:
- Это антрепренер Черкасов.
- Сколько тебе лет? — спросил он.
- Семнадцать, — сказал я, прибавив год. Он поглядел на меня, подумал и объявил:
- Вот что, если ты хочешь петь, приходи и пой. Тебе будут давать костюм. Но платить я ничего не буду, дела идут плохо, денег у меня нет.
Я и этому обрадовался. Это хоть и не могло насытить меня с отцом и матерью, но все же скрашивало невзгоды жизни. Мне дали партитуру. Это был хор из “Кармен”. Вечером, одетый в костюм солдата, я жил в Испании. Когда я пришел домой и, показав отцу партитуру, похвастался, что буду служить в театре, отец взбесился, затопал ногами, дал мне пяток увесистых подзатыльников и разорвал партитуру в клочья».
Не стала Астрахань для Шаляпина вторым домом, не приютила и не накормила его. На всю жизнь оставил он о нашем городе самые тоскливые, безрадостные воспоминания. Даже находясь в далеком Париже и наблюдая, как рабочие чистили его улицы щетками и поливали водой, с ядовитым юмором он как-то заметил: “Заставить бы их Москву полить! Или еще лучше — Астрахань”.
Сколько воды утекло с тех далёких пор, а я, провинциальный журналист, по сей день пишу о нашей неухоженной Астрахани, о ее грязных, порою совершенно непроходимых улицах. И снова вспоминаю Шаляпина и стыжусь, что город мой крайне медленно хорошеет и благоустраивается...
В начале века наш уже знаменитый соотечественник приобретает поистине мировую известность. Творчеству Ф.И.Шаляпина дают восторженные оценки его великие и выдающиеся современники: Горький, Рахманинов, Стасов, Карузо, Титто, Руффо, Тосканини и многие, многие другие.
Трагические события революционных дней 1917 года, гражданская война, расколовшая страну, были восприняты Шаляпиным сугубо негативно. С грустью, растерянностью и неприязнью всматривается великий певец в тех, кто взялся за перестройку тысячелетней России, и приходит к неутешительному выводу: “В том соединении глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, каким является советский режим, я вижу нечто подлинно российское во всех видах, формах и степенях. Это наше родное уродство”. А в главе “Под большевиками” в другой своей автобиографической книге “Маска и душа” Шаляпин иронически замечает: «Насчет Ленина я был совершенно невежественным, и поэтому встречать его на Финляндский вокзал не поехал. Первым божьим наказанием мне, вероятно, именно за этот поступок — была реквизиция моего автомобиля. Зачем, в самом деле, нужна российскому гражданину машина, если он не воспользовался ею для верноподданического акта встречи вождя мирового пролетариата».
В трудные минуты Шаляпин был вынужден ходить на поклоны к наиболее влиятельным представителям новой власти — просить за себя, за неустроенных, обиженных, голодных. Вот фрагмент воспоминаний большого русского художника, друга Ф.И.Шаляпина — Константина Коровина: “Федор Иванович часто ездил в Кремль к Луначарскому, Каменеву, Демьяну Бедному. И приходя ко мне, всегда начинал речь словами:
- В чем же дело? Я же им говорю: я имею право любить свой дом. В нем же моя семья. А мне говорят: теперь нет собственности — дом ваш принадлежит государству. Да и вы сами тоже. В чем же дело? Значит, я сам себе не принадлежу. Представьте, я теперь, когда ем, думаю, что кормлю какого-то постороннего человека. Это что же такое? Горького спрашиваю, а тот мне говорит: погоди, погоди, народ тебе все вернет, Какой народ? Крестьяне, полотеры, дворники, извозчики? Какой народ? Кто? Непонятно. Но ведь и я народ?».
Разнузданная газетная травля, посягательство на свободу личности, на личное имущество — все это и многое другое сделали Шаляпина пасынком в своем отечестве. В 1922 году он делает свой выбор и навсегда покидает Россию. С тех пор имя артиста на его Родине власть имущие пытались превратить в синоним измены и корыстолюбия. И все же “изменника” не забывали, не теряли надежды переманить обратно, а если удастся — приручить. Однако Шаляпин сомневался в искренности “сталинско-ворошиловских” приглашений. Он внимательно следил за событиями в Советской России, и у него были все основания думать, что, возвратившись на родину, он вполне может оказаться в одном из концлагерей как “враг народа”.
Когда разносятся слухи, что Советское правительство решает вопрос о лишении его звания народного артиста, журналисты пытаются выяснить у Шаляпина, что он намерен предпринять, если такое произойдет. На их вопросы певец отвечает: “Что же я после этого перестану быть Шаляпиным или стану антинародным артистом? Я, который вышел из гущи народной, всегда пел для народа. Я, может быть, проявлю нескромность, сказав, что я не просто народный, всенарод-ный артист”.
Наиболее частый вопрос, задаваемый Шаляпину-эмигранту журналистами европейских стран, был такой: не собирается ли он в Россию?
«Я прежде всего русский, — говорил певец. — Связи с Россией я никогда не порву. Но поехать сейчас, после всей этой жуткой кампании, которую против меня ведут, не намерен. Моя совесть чиста перед Господом Богом, перед родиной моей. которую я безумно люблю, и перед народом моим, за который я страдаю».
Да, Шаляпина лишили звания народного артиста, однако у него осталось другое, неподвластное никаким силам, — звание великого российского певца.
Париж. 12 апреля 1938 года. В этот день оборвалась жизнь Шаляпина. На парижском клабдище, среди чужих могил, пролежал прах Ф.И.Шаляпина почти 47 лет.
И все же мы, ныне живущие, стали свидетелями поистине незабываемого события: 29 октября 1984 года на Новодевичьем кладбище в Москве состоялось перезахоронение останков Ф.И.Шаляпина.  Так была исполнена последняя воля гения: вечный покой он обрел в родной земле.
Написал я эти строки и подумал — а соответствуют ли они действительности? Ведь до недавнего времени глумление над памятью Шаляпина всё ещё продолжалось.
У меня сохранились газетные вырезки с очерком писателя А.Арцибушева «Брильянты Шаляпина», опубликованном в ныне несуществующей «Рабочей трибуне». Хочу коротко на помнить о сути этой истории.
В 1978 году в Москве скончалась дочь Ф.И.Шаляпина от первого брака — Ирина Федоровна Шаляпина (Бакшеева). Почти 60 лет жена и дочь певца оберегали от чужих глаз то, что должно было составить основу музея артиста.  В считанные дни, с ведома государственных чиновников, большая часть вещей бесследно пропала. А было у Ирины Федоровны немало всего. Не секрет, что Шаляпина заваливали подарками. Сам царь делал ему подношения. Нередко, когда пел Федор Иванович, богатые русские купцы и промышленники бросали бриллианты, золотые кольца, печатки. Все это он оставил в России Ирине Федоровне. А сын Шаляпина, Федор Федорович, ныне живущий в Риме, рассказывает об этом так: «Нигде в мире, ни в одной культурной европейской стране, такого безобразия случиться не может. Умерла сестра Ирина. Нас вызывают в Москву принять наследство. Сестра оставила завещание и точно всё указала, а также перечислила все драгоценности. Приезжаем с Татьяной Федоровной (сестра Ирины и Федора – А.Т.), входим в квартиру – совершенно пустая. Заявил о воровстве – никакого следствия и результата. Вероятно, приказ — дело замять». Так и слышится удивленное и возмущенное шаляпинское «В чем же дело?»
Из квартиры умершей исчезли костюмы Ф.И. Шаляпина, сделанные по эскизам больших русских художников, библиотека, подобранная самим Горьким. В ней было немало  книг с автографами Бунина, Куприна, Андресва и других писателей. Было здесь много старинных икон, картины, посуда, хрусталь, скульптуры. В музей из всего перечисленного попали лишь крохи.
Я не знаю, восторжествует ли справедливость, в каком виде явится она отечественной культуре. Очевидно другое: речь идет в великом певице земли русской, о нашей национальной гордости, и тут не должно быть места “нашему родному уродству”. Да, истинная Россия всегда светилась в сердце Федора Ивановича Шаляпина, ибо он был ее великим сыном и остался им на все времена!

Газета «Горожанин» – №6. – 1993. - С.5


«ЖИЗНЬ МНЕ ЛИШЬ РАДОСТЬ СУЛИЛА...»

Если бы однажды с трапа самолета в нашем астраханском аэропорту сходила Она, вряд ли бы в толпе встречающих я удостоился ее взгляда. А мне бы хотелось одного — поцеловать Тамаре Андреевне Милашкиной руку и протянуть ей розу. Красную розу...
Совсем недавно исполнилось ей... Впрочем, так ли уж важен этот факт для истинного служителя искусства, которое волновало тысячи человеческих сердец народной земле и далеко-далеко за ее пределами.
 Наверное, тот давний уже день 13 сентября для многих астраханцев был совсем обычным. И мало кого могло тогда взволновать появление на белый свет девочки по имени Тамара, кроме родителей и их родни. Кто мог тогда предположить, что в мир пришла будущая певица, которую Бог одарил голосом пленительным, легко парящим в пространстве.
Экая диковинка, возразят многие, в Астрахани каждый третий поет! Поет. Но не каждому везет на внимание со стороны людей проницательных и влиятельных. Наверное, и Тамара Милашкина шла бы к своей мечте долгой и тернистой дорогой, не пошли ей судьба счастливого случая. О чем речь впереди.
А пока скажу, что в Астрахани она училась в школе, закончила библиотечный техникум, где принимала участие в художественной самодеятельности. Что совсем юной девушкой пела, как помнят и сегодня ее бывшие однокашники и педагоги. Но не многие знают, как она поступила в Астраханское музыкальное училище. А было так. В тот год прием на вокальное отделение здесь не проводился. Но не отступила Тамара. Настойчивой абитуриентке сделали исключение. Специалисты прослушали ее и по достоинству оценили певческие данные Милашкиной. Приняли.
Какое-то время занималась она в классе пения у преподавателя С.Н.Бобарыки. И все... Его Величество случай вскоре положил конец этим занятиям. Во время очередного приезда в наш город Тамару Милашкину прослушала выдающаяся певица, наша землячка Мария Петровна Максакова. По ее настоянию Тамара едет в Москву и поступает на подготовительное отделение столичной консерватории. Через несколько месяцев ее переводят на дневное отделение к талантливому педагогу, профессору Елене Климентьевне Катульской.
Будучи студенткой 3 курса, Милашкина принимает участие в Международном конкурсе вокалистов, проходившем в рамках VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Произошло это в 1957 году, когда Тамаре было всего 2Зтода! Из рук председателя жюри, знаменитого итальянского тенора Тито Скипы молодая певица получает золотую медаль лауреата!
С этого момента начался счастливый путь Тамары Милашкиной к вершинам оперного искусства.
Консерваторию она закончила в 1959 году, а годом раньше уже солировала в Большом театре. Она стала первой советской певицей, получившей возможность стажироваться в миланском театре La Skala. Эта счастливая пора продолжалась с 1961 по 1952 годы.
Возвратившись из Италии домой, в Москву, Милашкина интенсивно осваивает репертуар драматического сопрано, исполняемый ведущими солистами Большого театра. Как все просто — захотела и освоила. Так бывает только в сказках, а в жизни любое освоение — это напряженный каждодневный труд. У Милашкной был звучный, «полетный» голос, ровно звучаний во всех регистрах. А еще - завидная сценическая выносливость. Далеко не каждой певице удавалось свежо, на протяжении всего спектакля, исполнять труднейшие партии Лизы в «Пиковой даме» или Аиды в одноименной опере Д.Верди. Тамаре Милашкиной это удавалось.
Слушая записи оперных спектаклей с участием Т.Милашкиной, я всегда ловил себя на мысли: а ведь она идеальная оперная певица! Казалось, что она вобрала в себя все лучшее от предшествующих знаменитостей и, вместе с тем, решительно отбросила все их слабости, шероховатости, штампы. Она стала певицей истинно современной.
Многие из вас еще помнят фильмы-оперы «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». Лично меня не все персонажи удовлетворяли чисто внешне. Их выбирал режиссер на свой вкус, на свое видение. Зато голос Милашкиной, звучащий за кадром, был голосом настоящей Лизы и настоящей Татьяны!
Был еще один фильм под названием «Волшебница из града Китежа», посвященный творчеству Тамары Милашкиной. Его название, конечно же, навеяно оперой Римского-Корсакова,  в которой партию девы Февроньи блестяще исполняла ведущая солистка Большого театра.
Удивительное дело: когда Милашкина исполняла партии героинь в русских операх, она была истинно русской. Однако лубоко убедительно трактовались ею образы Аиды, Леоноры, Маргариты, Тоски. Голос нашей прославленной землячки звучал на оперных сценах Польши, Чехословакии, Италии, Франции, Дании, Норвегии. Слышали его поклонники оперного искусства в США, и в далекой Австралии. Не было Тамаре Андреевне и сорока, когда ей присвоили самое высокое звание — народной артистки СССР.
«... Жизнь мне лишь радость сулила... Туча пришла, гром принесла...».
Я молча слушаю трагическую исповедь Лизы, ожидающей несчастного Германна. Поёт Тамара Милашкина, а в душе происходит что-то неладное — грусть, смешанная с восторгом. Как это было давно... А может, только вчера?

Газета «Горожанин» – №4 – 1995 г. - С.5







СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



Анатолий Васильевич Тарков


ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ
ПРИЗНАНЬЯ.

ПОЭЗИЯ И ПРОЗА


Редакторы-составители:
Е.И.Милёхина, Р.А.Таркова               
Рисунки: А.В.Тарков




Издатель: Сорокин Роман Васильевич
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33

Подписано в печать 24.04.2024 г.  Формат 60х90/16
Гарнитура Bookman Old Style. Усл.печ.л. 33,81
Тираж 30 экз.


Отпечатано в Астраханской цифровой типографии
(ИП Сорокин Роман Васильевич)
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33
Тел./факс (8512) 54-00-11, e-mail: RomanSorokin@list.ru

Анатолий Тарков


  ДУШИ
  ДОВЕРЧИВОЙ
    ПРИЗНАНЬЯ...

Поэзия и проза



Астрахань - 2024
УДК 82-821
ББК 84(2...)
Т19


Тарков А.В.
Души доверчивой признанья. Поэзия и проза. – Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024. – 588 с.: ил.
            
ISBN  978-5-00201-187-2

Литератор, журналист и художник Анатолий Васильевич Тарков (1938-2016) - астраханец по рождению, судьбе и убеждениям. Стихи и рассказы он начал писать еще в ранней юности. Затем были годы работы журналистом в местных изданиях и на студии телевидения «Лотос», командировки в разные уголки нашей огромной страны, участие в деятельности астраханской Народной оперы и Народной картинной галереи. В прессе нередко публиковали его стихотворения - наряду с известными нашими поэтами Н.Вагановым, Н.Мордовиной, К.Холодовой. Этот сборник впервые объединяет поэтические, прозаические художественные и публицистические произведения А.В.Таркова разных лет.



© Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024
         © Тарков А.В. Текст, 1954-2016
© Е.И.Милёхина, Предисловие, 2024
© Тарков А.В. Рисунки, 1954-2016
          © Таркова Р.А. Верстка, графический дизайн, 2024          

ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ   ПРИЗНАНЬЯ...



СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



ДУШИ
ДОВЕРЧИВОЙ
  ПРИЗНАНЬЯ...









ПРЕДИСЛОВИЕ

Марина Цветаева сказала как-то, что вся её жизнь – это роман с собственной душой. Конечно. Ведь другой, родственной, души она не нашла. Да и кто из нас?..
Анатолий Тарков тоже нёс свою душу-ношу в одиночку. Да, он делил с семьей все тяготы жизни, всю неустроенность и несправедливость её, бесконечно любил жену и детей. Но все-таки в этом мире - был один.
Я вот думаю, что каждая стихотворная строка – или положенная на музыку, или произносимая про себя, – узником ли за решеткой, скачущим ли по степи вольным казаком, – это непролившаяся слеза одинокой души.
И поэтому стихи пишут все, а выносят их на суд читателей – единицы.
Анатолий Васильевич – среди всех. За всю жизнь у него накопилось множество рукописей, отдельных заметок, машинописных страниц, просто клочков бумаги  – и все они сохранили его стихотворения, песни, целые поэмы, короткие рассказы и даже роман, хоть и незавершенный.
Долгие годы работы журналистом тоже оставили свой след: в семейном архиве собраны его газетные и журнальные статьи на самые разные темы – от проблем сохранения культурного наследия Астрахани – до работы наших заводов и колхозов.
Анатолий Тарков умер в 2016 году, прожив 78 лет. «Всего» или «целых»?
Это – долгая жизнь или короткая? Во всяком случае, богатств его души хватило бы и на две жизни.
Всё, что он успел сказать, записать, сочинить – это не только для нас, его близких, но и для многих – всех, кому понятны поэзия, музыка, любовь, Родина.
Оставшиеся в живых члены его семьи, – я, его жена, и его дочь, – отобрали в этот первый и пока еще единственный сборник большую часть эпистолярного наследия Анатолия Васильевича, в основном, ранее нигде не публиковавшегося.

Евгения Милёхина.
Астрахань.
Апрель 2024 года




Это я, Господи!

Родился незадолго до начала войны, в пыльном, убогом городишке Кара-Богаз-Гол. Отца потерял сразу (и навсегда): он ушел на фронт, попал в плен, вернулся не к нам - матери с двумя сыновьями трех и двух лет - а завел другую семью на родной Украине. Бог ему судья.
Мать с двумя малыми детьми едва спаслась, убегая под бомбежками с Украины в понизовское село Цветное к родителям. Там я и рос. Там чуть не умер с голоду. Выжил. Потом Астрахань. Большая, недружная семья, ссоры, драки. Теперь я понимаю: вся их злобность, нетерпимость, истеричность, грубость - от боли. Тяжкой внутренней боли от несбывшихся надежд на счастье. И им я не судья. Ну что ж, был обделен родительской и родственной любовью, жил как сорняк в огороде. Но вот что грело меня всегда: красота, гармония, чудо творчества; мои робкие попытки постичь это и быть в этом: слушал тайком, накрывшись одеялом, классическую музыку по радио. Рисовал в тетрадях на лекциях в автодорожном техникуме рыцарей и красавиц, а по математике имел “три” и “два”. Рисовал на половой тряпке, - не было ни холста, ни красок, ни кистей. Где-то что-то перепадало. Но жажда, неутолимая жажда творить: рисовать, писать стихи, делать мебель своими руками...
Механиком, закончив автодорожный техникум, я не стал. В художественное училище имени Власова не успел - закрылось. В другой город ехать учиться не было средств. Значит, и художником не стал. Только любителем, дилетантом. Хотя и перечитал множество книг о живописном мастерстве. Результат мечты и сомообразования - мои картины. Хватило бы для выставки.
А еще нашел себя в журналистике: телевидение, газеты. Помреж, ассистент режиссера, редактор, корреспондент. Сценарии, стихи, поэмы, спектакли, тексты песен на конкурсы (и победы), статьи, статьи... Член Союза журналистов. Ничего не издал. Не прославился. Но счастлив в семье - с такими женой и детьми не соскучишься. И вот эти труды мои - тоже дети. Что ж, что не “профессиональный”.Зато всегда от души.
Кто же я в семьдесят? Сын Твой, Господи. Страдалец.  Счастливец.
Прости, если что не так...
А.Тарков.
Астрахань.
Сентябрь 2008 года







ЛИРИКА


***

Мой дед бессмертья избежал,
Но долго жил и много видел.
И не был на судьбу в обиде
За то, что счастья не познал.

И если что-нибудь такое,
Как говорят, - из ряда вон, -
К нему стучалось, беспокоя,
Записывал в тетрадку он.

И прежде, чем умчаться к раю,
Худой, как мумия, старик,
Позвал меня: «Я помираю…
Возьми на память мой дневник.

Не всё там гладко и толково,
Не всё доподлинно порой…
Читай, но только дай мне слово,
Что сам возьмешься за перо…»

И стало так. По воле деда
Я вас туда зову, друзья,
Где никому побыть нельзя
Без хитрой помощи поэта.






РУБАИ  ПРОВИНЦИАЛА

1
Я жизнь прожил, но сущность бытия
Не смог постичь мой разум суетливый.
«Младенец плачет плачем сиротливым» -
Он просит грудь – так начинал и я.

2
Богатство, слава, власть – не для меня.
Всё это – отблеск истинного счастья.
Свободным быть, иметь к труду пристрастье –
Вот божества, которых выбрал я.

3
Жесток мой век, и тем совсем не нов.
В тупик завёл очередной правитель.
Куда ж теперь? Страны великой житель
Я – миллионный в армии рабов.

4
Любовь – что чаша крепкого вина:
Зовет, полнит, рассудок затмевает.
На что она Всевышним нам дана?
Спроси у звёзд. Земля про то не знает.

5
О, женщина! Что сделали с тобой
Нужда, заботы, труд неблагодарный?
Ты пьянствуешь и куришь. А когда-то
Молился на тебя весь род мужской.

6
Наедине с тобой – мы как враги
Одни пороки друг у друга видим.
И жизнь, как два убийцы, ненавидим.
А жизнь смеётся: «Ну и дураки!»

7
Ты праздность возлюбил, хотя карман
твой пуст.
Без цвета и плодов растишь ты
жизни куст.
Нет прока от него ни близким,
ни чужим.
Сгорая без огня, оставишь
только дым.

8
Приходи, забирай, я смертельно устал
В этой жизни пустой и проклятой.
Приходи, пусть черед мой ещё не настал.
Вот я – весь пред тобой, без вины виноватый.

9
Зов вопиющего в пустыне
И рёв мятежных площадей –
Всё это только искры жизни
Навечно временных людей.





10
В саду моей души лишь горькие плоды.
Не прикасайся к ним, покуда счастлив ты.
Живи, пока тебе беспечность дорога
Не наживай во мне несчастного врага.

11
Опять вокруг звонят колокола,
Опять миряне потянулись к Богу.
Зовут его с надеждой на подмогу.
Знать, очень плохи на Руси дела.

12
Я долюбил и выпил всё вино,
Что мне дарили праздные застолья.
И вот один стою во чистом поле,
Которому цвести не суждено.

13
Горит свеча. Ослеп огромный дом.
Горластый век за окнами стихает.
И вся земля как будто отдыхает,
Истерзанная жалким существом.

14
Сродни зловонью грязные слова.
Как много их двуногими плодится.
Природа им пожаловала лица –
А им роднее ... пёсья голова.



15
Ты усмирил свой гнев – ты победил.
Ты разделил свой хлеб – ты подобрел.
Упавшего поднял – набрался сил,
Лежачего добил – ты озверел.

16
Сдержи потоки слов и помолчи,
Когда с тобой – не в меру говорливый.
Не диво жаждущим поток бурливый,
Глоток воды спасительный – в цене.

17
Высокий пост – предельно тяжкий труд.
Лишь два пути у тех, кто на вершине:
Служить добру в пределах краткой жизни
Иль стать глухим, когда тебя клянут.

18
Ты щедрым был, покуда знал нужду.
В душе твоей так много было солнца.
Сегодня там – холодный блеск червонца,
И пустота рождает пустоту.

19
Мир хижинам и мир особнякам!
На всех одна желанная свобода!
Из моды вышла честная работа.
Хвала и честь отпетым дуракам.



20
Сигарета, колени босые,
Грубый смех, пошло-хамская речь.
Кто тебя ухитрился, Россия,
На постыдную стёжку увлечь?

21
Собаки взгляд становится милей,
Когда вокруг двуногие созданья,
Поправ любовь, забыв о состраданьи
Переродились в пакостных зверей.

22
Есть у людей пристрастие одно.
Сродни  дурману крепкому оно.
Себя мы ценим более, чем значим.
Где тот глупец, кто думает иначе?

23
Не называйте «звёздами» людей.
Не делайте иконами вождей.
Величье человека – смехотворно,
Оно – как снег, что на вершине горной.

24
Жизнь коротка, но сколько в ней невзгод!
О том не думают, творя себе подобных.
Чужда им философия бесплодных:
-Кто не родился – тот и не умрёт!



25
Когда тебя не ждут, желанья нет спешить.
Сочувствием чужой беды не осушить.
Нет песни на земле, чтоб всем была мила,
Нет счастья, чтобы им всех одарить сполна.

26
Помоги мне, Бог!.. Не помог.
Не помог и мудрец – он не Бог.
За подачкой к вождю не спешу.
Час пробьет – сам себя воскрешу.

27
С колен Россию приподняли,
Повязку сняли с ясных глаз.
Твори, дерзай, цвети! – сказали,
Усильями народных масс.

28
Теперь мы все полны свободой,
Но торжествует кабала:
В России западная мода –
Платить за всё, платить всегда.

29
Опасно быть в России бородатым
И быть владельцем голубых очей.
За это брали пошлину когда-то...
Чего ж ты дремлешь, неоказначей?



30
Когда настанет время уходить,
Лишь об одном тоскливо пожалею:
Что больше не смогу тебя любить,
Моя неповторимая Россия...

31
Быть может, суд Всевышнего грядет.
Но, всякий раз, когда царёк удельный
Своим ублюдкам землю раздает,
Прошу для них в аду котёл отдельный.

32
В любых ты, душенька, нарядах хороша.
Любую мразь ты знала и терпела.
Не потому ли, Русь, твоя душа
Сегодня лучшей доли захотела?

33
Милая, желанная!..Кругом голова...
Намертво забытые дивные слова.
А какие новые? Стыдно повторять:
Злые да смердящие, не слова, а грязь.

34
Целебная ночная тишина...
Опять самим собою стать посмею.
Ад, Эвридика, Архимед, Помпеи,
Христос, Колумб и...спящая жена.



35
И вот теперь, когда в заморский рай
Попасть несложно, было бы желанье,
Я молча, с христианским состраданьем,
Смотрю на клинья человечьих стай.

36
Две птицы в небесах парят легко и долго,
Как будто крылья их сморило дивным сном.
А что внизу Земля – чудовищный содом, –
Про то им дела нет: они так близко  к Богу.

37
Ты не была, а есть отрада для меня,
Пускай дождлива ночь, а в доме нет огня.
Пусть кто-то делит власть, пусть шабаш
у ворья.
Мне светит в темноте нагая плоть твоя.

38
Опять разруха, грабежи, лишенья.
Опять в ходу риторика вождей.
Россия, величайшее творенье,
Безумных и загадочных людей.

39
Друзьям я рад, но у меня их нет.
Не сладко мне вино, невкусен мой обед.
В том – множество причин. А может быть – одна:
Я многих пережил, и в том моя вина.


40
Я руку протянул. Ты приняла её.
Две разности вошли в единое жильё.
Я стал легко таким, каким хотела ты.
Но отчего в душе так много пустоты?

41
Без женщин обходись, не потребляй вина.
Будь кротким, как овца, и тихим, как луна.
На мерзость и хулу улыбкой отвечай.
Зато, когда умрёшь – к твоим услугам –
рай.

42
Опавших листьев деревам не жаль.
Горящей спичкой прикоснусь к останкам –
Пусть напоследок вспыхнут сердцем Данко!
И высветлят осеннюю печаль.

43
Ругается и пьянствует Россия.
Её жилища вновь пошли на слом.
Куда идти? Как  жить? – её спросил я.
Она в ответ: «Будь заодно с Христом».

44
Когда улыбка – редкость на устах,
Когда в душе всё чаще – равнодушье,
И день грядущий навевает страх –
Остановись и сам себя послушай.


45
Ты виновата! – говорю в сердцах.
Ты виноват во всём, исчадье ада!..
Бездарная житейская баллада,
Где о любви – ни строчки, ни словца.

46
Знаю боль и лет ретивый бег,
Знаю кровь, безденежье, разлуки...
Знаю, что любимый человек
Может стать холодным вихрем вьюги.

47
Жить безбедно и сытно – зазорно ли?
Обманул, обокрал, распродал.
Слыли воры людишками сорными,
А теперь они правят бал.

48
Губки алые – мат-перемат...
Дым табачный, вульгарные позы.
Где калитка в тот дьявольский сад,
Что плодит эти гнусные розы.

49
Вот президент, там – лавочник с портным.
А между ними – вор и проститутка.
Жизнь коротка. Стань тем или иным.
Мы все, как есть, лишь шутка-прибаутка.



50
Быть старым – некрасиво и смешно.
Быть молодым – дней праздная растрата...
Нам роли идеальной не дано.
Мы все уйдем под занавес когда-то.

51
Зачем живем, что в утешенье нам?
Не знал Сократ, не знали Кант и Ленин.
Дела, мечты, вершины и паденья.
Дань суете, а воз и ныне там.

52
Кто шутя и легко, кто с трудом
Мы свой крест обреченно несем.
Пусть Голгофа, пусть жало гвоздей,
Лишь бы только воскреснуть на ней.

53
Я дал тебе совет. его не принял ты.
И в этом никакой не видится беды.
Чего замыслил ты, я испытал давно.
Не забывай, Икар, что есть морское
дно.

54
 Не попасть тебе, Раечка, в рай,
Где Амброзия вместо хлеба.
Вот граненый стакан. Наливай
Русской водки, российская Геба!


55
Печалюсь и радуюсь я.
И то, и другое – во благо.
Виват парусам корабля!
Почтенье приспущенным флагам.

56
Раздают нахальным и безликим
Титулы, которым нет цены.
Вот «звезда», вот «гений», вот «великий» –
Каждый с балалайкой в две струны.

57
Дам слону лебединые крылья,
Рубану по реке топором.
Стать хочу Сальвадором Дали я,
Вот беда – переполнен дурдом.

58
О, пагубная сила нетерпенья!
Всё, что хотим, дай нам
без промедленья!
Как много нас, кто хочет
рыбку съесть,
Не зная, как забросить
в речку сеть.

59
 Выбирают родину по вкусу,
Богатеют, множа нищету.
Соизволят – плюнут на Исуса,
Захотят – схоронят красоту.
60
Себя ты носишь царственно-лениво.
И речь твоя ленива и скупа...
Но, боже, до чего же ты красива
И столь же ослепительно глупа.

61
Людей на свете – что на небе звезд.
Бурлит, шумит живой водоворот.
Поверь же, непривычный верить, бог –
Тут каждый безнадежно одинок.

62
Вот костёр, вот хлеб с хрустящей солью.
Вот картошка, снявшая мундир.
Вот вам поднебесное застолье –
Бедный шут и горемычный Лир.

63
Уж давно это древо соседям своим не чета.
Ветви солнца не просят, а корню никчемна вода.
И не слышно тех песен, что листьям
так нравилось  петь.
Хватит глупых стенаний! –
Ответила с дерева Смерть.

64
Равнодушна к берегам река.
Глупый видит в старом – старика.
Грешным – рай, бескрылых манит высь.
Сложен мир, попробуй – разберись.

65
Вот лошадь старая, каких на бойню шлют.
Ей дали луг и полную свободу.
Живи, сколь сможешь, – вот и вся работа.
А ей, сердешной, грезится хомут.
Не осуждайте, глупого, меня,
Что так похож на этого коня.

66
Перекричал, забил потоком слов.
К такому спору ты всегда готов.
Опять остался с пеною у рта –
Сопернику досталась правота.

67
О, наши костяные закрома,
Куда хотим вместить весь мир подлунный.
Кто думает – тем горе от ума.
Но отчего так жалко безрассудных?

68
Обман и Ложь. Их не разлить водой.
Их даже Смерть обходит стороной.
И там слышней сей дьявольский дуэт,
Где благородной силы больше нет.

69
Я душу распахнул, чтоб радость приютить.
У сумрака в плену так надоело жить!
А радость – не ко мне, она другим нужней,
Но ты, печаль моя, вдруг стала понежней.

70
Я зеркалу так долго доверял,
Красивым был, успех у женщин знал.
Ушли те дни, а зеркало мне лжёт:
Ты просто возмужал, года – не в счет!

71
Вот стая воронья, вон, в небесах – орёл.
Под солнцем всяк из них судьбу свою обрел.
Как трудно избежать всеобщей суеты.
И как легко упасть с манящей высоты.

72
Не подавайте нищим – тщетный труд:
Накупят хлеба или враз пропьют.
Подайте ездоку на лимузине –
Он вам пообещает сладкой жизни.

73
Никому луна не улыбнется.
Не оплачет дождь ничьей беды.
Никакая старость не коснется
Тех, кто мир оставил молодым.

74
Нет, не всем на земле исчезать суждено.
Протяните мне руку свою, Нефертити.
Век мой к новому веку стучится в окно.
Мы войдем туда вместе. Прошу Вас – живите!



75
Осилить холм – несложная работа.
Что с этой высотою обретешь?
Мне нужен пик! Пусть ухмыльнется кто-то:
Смотри, потом костей не соберешь.

76
Вновь тебя лишь взглядом обласкаю.
И уйду, как раненый боец...
Нелюбимых к сердцу не пускают,
Будь на них хоть царственный венец.

77
Подари мне что-нибудь такое,
Чтобы я  устав от бытия,
Не стремился к вечному покою,
А горел, и согревал тебя.

78
Душа моя стала открытой, ладони сродни.
Хоть камень в неё, хоть постыдное слово метни.
Пытай клеветою, отдай на издевку хамью.
А лучше – иное: вложи в неё душу свою.

79
Зажгу фонарь и выйду в ясный день.
Пусть оживет античная потеха!
Был неудачлив мудрый Диоген.
Быть может, я – узрею Человека?



80
Когда в душе разлад, а мысли -  в тупике,
Надежду разгляди в далёком далеке.
Она еще жива, хоть опечален взгляд.
Верни её, верни, и всё пойдёт на лад.

81
Не спрашивают нас – хотим мы или нет
Рождением своим потешить белый свет.
Но, коли жив – плыви и не роняй весла.
Скупясь на доброту, не делай только зла.

82
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, и я к суете устремлялся.
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, будила – а я первый раз не поднялся.

83
Нелегко твоей бедной душе.
То ласкаю её, то браню...
Говорят, с милой рай в шалаше.
Жаль, что этот шалаш не в раю.

84
Ты пил с утра, ты нынче тяжко пьян,
Грядущий день твой выльется в стакан.
Вот, говорят, Россия, мол, спилась!
Какая чушь – она стыдится нас.



85
В ряду безгрешных нет местечка мне.
Сошлют меня святые к Сатане
За то, что многих девушек любил,
Но лишь одной свободу уступил.

86
Мне бы солнечный день.
Мне бы ночь, чтобы месяц и звезды.
А ещё – тишины,
Чтобы слышать дыханье земли.
И еще – хоть чуть-чуть
Этой самой, что «вышла из моды»,
Но не стала товаром
Для купли-продажи: Любви.

87
Где вы нынче, серпы и огнём опаленные молоты?
Где Вольга и Микула, где витязи славных имён?
Всё, что было когда-то, дороже нетленного золота,
В новомодной России забыто до «энных» времен.

88
Да, женщин совершенных мир
Не знал.
Вот мой совет мужчинам:
Не грустите,
В сердцах своих – обычных приютите,
И будет вам искомый идеал!



89
Не сетуй на меня
За то, что до утра
В моем окошке свет,
Что жгу его зазря.
Вот краски на холсте –
Я их оставлю жить.
День с новью повенчал –
Мне скоро уходить.

90
Улыбнись мне, красна девица,
Подари веселый взгляд.
Пусть мне, хоть на миг, поверится,
Что закат мой – не закат.

91
Вот дети выросли, а я уже старик,
Не надо мне ни благ земных, ни рая.
И жаждать жизни я давно отвык,
А сердце бьётся...Для чего? Не знаю.

92
Бессмысленно обманывать себя,
Что жил не зря, что не из худших
Был.
Что счастлив был, тоскуя и любя.
Но всё-таки, зачем я приходил?




93
Ты всё ещё загадочно мила.
Ты всё ещё большой любви достойна.
Я в мир иной могу уйти спокойно –
Чтоб только ты меня пережила.

94
Любовь не умерла, она всерьёз больна.
Всё меньше ныне тех, кому нужна она.
Но ты, любовь, купцам продаться не спеши:
Набитый кошелёк – могила для души.

95
Грехи свои я прошлому отдал.
И, верно, к Богу чуть поближе стал.
Теперь мне дурь соблазнов не страшна:
Вот губы милой, вот бокал вина!

96
Грустит Амур. Да как же он посмел?!
Опущен лук, колчан разбух от стрел...
Неужто нет Ромео и Джульетт?
Стреляй в меня! Я стар, но я  – поэт.

97
Пусть красота твоя и колдовская плоть
Не мне принадлежат (так рассудил Господь).
Но я их отниму у своры жадных глаз
И сохраню в стихах чарующий алмаз.



98
Ни в мыслях, ни  в душе для своего Творца
Я места не нашёл. Заблудшая овца
Бродила в темноте, не находя звезды.
Но сжалилась судьба – и мне досталась Ты!

99
Зачем природа в прихоти пустой
Столь многих обделила красотой?
Чтоб наградить избыточно одну
На радость мне – а может, на беду...

100
Сегодня мне мила Иштар,
А завтра полюблю Изиду!
Так, значит, я совсем не стар?
И таковым кажусь лишь с виду?

101
 Ты спи. Ведь этот дождь – в моей судьбе.
Он снов твоих весенних не коснётся.
Пускай заря в окно твоё прольётся
И добрый день сопутствует тебе.

102
Я – не Персей. А ты – не Андромеда.
Оставим их в созвездии ночном.
Ты для меня пленительная Леда,
А Лебедь я, иль Дьявол – суть  в ином...



103
Где ты, где ты, любовь-чаровница?
Где вы, чёртики-искры в глазах?
На ладони – всё та же синица.
А журавлик – всё там, в небесах.

104
Всё-то мне черно-белое снится.
Всё-то ветер в чужих парусах.
На ладони чуть дышит синица,
А журавлик-то мой – в небесах.

105
Жалею не о том, что пожелтели листья,
Что сыро за окном, а  в небе – ни звезды.
Печалюсь об ином: что не сумел продлить я
Той женщины, с которой начиналась Ты.

106
Прости за то, что я тебя узнал,
Как девочку, по имени назвал.
Далёкий облик в памяти возник,
Я встрепенулся, ожил, и поник...

107
Чарующий закат, тревожный океан...
От слов твоих в душе заныло столько ран.
Шутя размыл прилив следы капризных ног.
О, Женщина! Зачем тебя придумал Бог?



108
Куда уходишь ты, любовь, моя твердыня?
Не уноси тепло и благодатный свет.
Мне без тебя земля и небо – две пустыни,
Где для души моей ни в чем спасенья нет.

109
Ты мне нравишься. Я тебе – нет.
Что же делать – прощай, белый свет?
Видишь, ночь за окном. Будь добра
Дай пожить мне с тобой до утра.

110
Вот угли тёплые, но нет уже костра.
Есть  жизнь, где всё – одни воспоминанья.
Смирись, душа, пора уже, пора.
Не жди любви, получишь состраданье.

111
Я тоскую. Поверьте, что это – тоска.
Маловато ей сердца, и вот у виска
Про какую-то пулю мне шепчет она...
Слушай, дура, давай лучше выпьем вина.

112
Со спины плывущего финвала
Лунный свет стекает в океан...
Где ж ты, одноногий капитан?
Моби Дику одиноко стало.



113
Летучий Голландец, пополни команду свою!
Возьми в услуженье холодную душу мою.
Я стал молчаливым, я жизнью отвык дорожить.
Позволь мне с тобою земные причалы забыть.

114
Несли в мой дом почтенно, не спеша,
Мешки с деньгами люди-силуэты.
Они твои! – вещали мне при этом.
Просунулся я, а в доме - ни гроша.

115
Океан беспредельный, нет намёка на сушу.
Безнадежность разъела матросские души.
Но упрям генуэзец и цедит сквозь зубы:
Чую берег желанный! Поверьте Колумбу!

116
Пусть я чудак, но я не рву цветов.
И не дарю избранницам букеты.
Не в радость мне конец Антуанетты
И тихий ужас срубленных голов.

117
Не быть хочу. Завидую скале.
Огню костра, снежинке, ветру, грому.
Живому нет мне места на земле,
Но верю, что найдется неживому.



118
В ночь душную из дома выхожу
И тихо, как сомнамбула, брожу.
В душе разлад, у мыслей – ход шальной.
О, люди близкие, зачем вы так со мной!

119
Не удержать мне дней – они поводья рвут
И лихо от меня в ночь гиблую бегут.
Безумным скакунам едва ли чем помочь.
Я кротких подожду, а на последнем – в ночь.

120
Весны дождался я! И снова жить да быть
Так захотелось мне. Я вновь готов любить.
И этот мир шальной, и дел кабальный круг,
И трепетный хомут веселых женских рук.

121
Две лёгкие руки навстречу мне летят!
О, чудо-птица, я тебе безмерно рад!
Я ринулся в их трепетный разлёт...
О, фантазёр! Тебя никто не ждёт.

122
Я не знаю, к каким обратиться богам.
Я не знаю, какие прочесть заклинанья,
Чтобы лучшие дни возвратились бы к нам
И забылись навеки страданья.



123
Персона grata, персона grata.
Краса Авроры и грусть заката,
моя надежда, моя утрата,
Мои страданья - персона grata.

124
Ты гроздья истины бросала на меня.
Я глупыми словами прикрывался.
А серп луны на небе улыбался:
Всё будет ладно с наступленьем дня!

125
На фоне ярких звезд
Два мчащихся огня
И силуэт, моторами ведомый...
Полночный самолёт,
Летящий без меня –
Счастливого тебе аэродрома.

126
Золотой, благоуханный вечер.
Дальний, чистый звон колоколов.
Жду тобой обещанную встречу.
Жду, как ждут воскресшую любовь.

127
Ты мне не богом, случаем дана.
Благодарю судьбу за этот случай.
Была ты, может быть, не самой лучшей,
Но, к счастью, самой худшей не была.

128
Я зеркалу так долго доверял.
Красивым был, успех у женщин знал.
Теперь я стар, и зеркало мне жаль.
Оно мне льстит: «О, как ты возмужал!

129
Кому-то выживать, кому-то – наживаться.
Тут – нищета, разгул, там – блага через край.
А за окном – весна, и буйный цвет акаций,
Бесплатно дарит всем благоуханный рай.

130
Мне так захотелось открытого настежь окна,
Веселого неба, где стайка пернатых видна.
Я встал. Пусть недуг мой голубит кровать.
Вот всё, что хотелось. Чего ж еще больше
желать?














ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Отрезок долгой ночи впереди
Не спится мне, хоть склеивай ресница...
Опять будильник роботом твердит
Одну и ту же цифру: трид-цать, трид-цать...

Я слышу, как озябшая ветла
Стучит в окно,прося тепла щепотку.
Как вьюга ошалело пронесла
Над крышами визгливую пролетку.

Я слышу, как ногами в темноте
Сынишка сонный комкает пеленки...
Как время рассыпает в пустоте
Всего,что сделал, звонкие осколки.

Я говорю себе – шабаш, старик.
Не гений ты, довольно суетиться.
Спокойно спи, брось по ночам курить
И зря стихами не марай страницы.

Живи легко, заботам дай развод.
К чему тебе водоворот событий?
Какой-то вымирающий народ,
Какой-то новый спутник на орбите...

Пусть не дождется гулкий космодром
Ребят, уплывших к молчаливым звездам...
Пусть город Тициана день за днем
Все глубже опускается под воду.

Пускай безумец новый разнесет
На сто кусков прекрасную «Пиету»,
Пускай война по-прежнему берет
У матерей трагическую лепту.

Тревожен мыслей бесконечный ряд,
Стираются пространства и границы...
Я часто, как рабочей - смене, рад
Тому, что в тридцать по ночам не спится,

Что душу и рассудок бередят
Пороки мертвых и живых материй.
Что мне за них бессменно отвечать
И тут не в счет усталость и потери!

Я рад, что поутру в людской поток
Опять вольюсь торжественно и просто,
Что есть друзья, что дел невпроворот,
Что жить - чертовски сложная работа.













КАК ПОЯВИЛСЯ СПУТНИК У ЗЕМЛИ

Земля - она.
Луна - она.
Дне женщины в космическом пространстве...
Из века в век немая целина
Их окружала грустным постоянством.

Но в жарком сердце голубой сестры
Давно бродило дерзкое желанье:
- Хочу усльшать первое признанье -
Прекрасны ли с высот мои черты?..

Про то узнал могучий Байконур.
Для рыцаря закон - желанье милой!..
Вздымая грудь, исполненную силы,
Он в небо шар таинственный взметнул!

...Так появился Спутник у Земли.
Он пел, он щедрым был на комплименты:
- Красавица, найду ль еще планету,
Где б краски жизни вечность обрели?!..

- Я первый, кто поднялся над тобой,
Чтоб днем и ночью вкруг тебя вращаться...
Я - первый; но проторенной тропой
К тебе мои собратья устремятся!

- Забудь,что ты в безмолвии жила!
Я буду рядом,твой слуга покорный!..
...Пророком был тот Спутник рукотворный.
И ты, Россия, жизнь ему дала!
***

Когда в душе неладно - заходи.
В дверь не стучи, не вытирай ботинок.
Своей бедой меня разбереди,
Отдай своей тревоги половину.

Зови с собой в какую нужно даль.
К чертям уют и розовое счастье!..
С тобой последний разделю сухарь,
Приму любое горькое причастье.

Пускай дороги эти у меня
Отнимут жизни ёмкую частицу...
Я буду знать - тебе спокойно спится
И ты согрет у доброго огня.

Что ты, как прежде,молод и силен,
Что ты с любой бедой – запанибрата.
И снова в жизнь неистово влюблен,
Наперекор паденьям и утратам.

Ко мне в любое время заходи.
Законы дружбы действуют без срока.
И боль свою со мною подели,
И если надо - позови в дорогу.






ВЕЧЕР

Вечер льет тишину из ладоней.
Вдалеке отцветает закат.
И задумчивый голос гармони
У реки собирает девчат.

Подходили нарядные парни,
Прибаутки с собой прихватив...
– Ну-ка, друг, подожди со «страданьем...
Есть в ладах веселее мотив!

И пошла за околицу песня
Задремавшие травы будить...
Из-за облака выглянул месяц,
Чтобы светлый напев уловить.

И задором волжан удивленный,
Между звезд неподвижно застыл,
А потом, будто парень влюбленный,
За гармонью тихонько поплыл.











ВТОРОЕ РОЖДЕНЬЕ

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинками снег...
- До свиданья, строгая больница,
 Я теперь - здоровый человек!

 - Дай мне руку, госпожа Удача...
 Всяких благ вам, няни и врачи!..
 По деревьям шалый ветер скачет,
 Гомонят над гнездами грачи...

Здравствуй, жизнь! Ладонь вспорхнула птицей,
Снежный ком летит в голубизну!..
Это ж надо - заново родиться
И начать двадцатую весну!..

Сколько мне отпущено - не знаю.
Суть в ином - я возвращаюсь в строй...
Этот день авансом принимаю,
Отработка честная - за мной.

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинкам! снег...
За спиною -  строгая больница
Я - почти здоровый человек...

У меня весенняя дорога.
Жаль,что рано вслед за мной друзьям...
- Братцы, постарайтесь, ради бога,
Отболев, вернуться по домам.

ОСЕНЬ

Здравствуй, праздник васильковой сини,
Золотого звонкого литья!
Никакие дальние теплыни
Мне не смогут заменить Тебя.

Да и те, кому к заморским странам
Скоро в стаях зыбких уплывать,
По родным протокам и лиманам
Всю дорогу будут тосковать.

Русская раздольем и нарядом,
Всем земным красотам красота!
Не тебя ли,осень, словом «лада”
Наградили вещие уста?..

По твоим торжественным владеньям
Я бреду без тропок, наугад...
Не печалью - вечным вдохновеньем
Щедрые костры твои горят!

В робком солнце, в нежности тумана,
В голубом раздумии реки -
Переливы красок Левитана
И тепло есенинской строки.






ПРИТЧА О СТАРОМ ДОМЕ

Трехкомнатный крупнопанельный рай!
Здесь все удобства,свойственный раю.
Мне б радоваться, горе - не замай,
А я, чудак, нет-нет, да заскучаю.

Я вспоминаю деревянный дом -
Творение времен царя Гороха..
Из ряда вон его здоровье плохо,
Как говорится - обречен на слом.

Я четверть века приходил сюда
Мальчишкой, парнем и отцом счастливым.
Он был прохладой в зной неумолимый
И добрым солнцем в злые холода.

Ушедших не вернуть, не воскресить.
Но кто сказал, что им клубиться пылью?
Старинный дом, ты будешь милой былью
Со мной в раю крупнопанельном жить.











***

Гладко, гладко речка причесалась,
Лунным гребнем заколола косу...
Будто на гулянье собиралась
По лужку душистому, по росам...

Прилетали гуси вереницей,
Отдохнуть на чистой глади сели..
Растянулись вдоль речонки птицы
Голубым пуховым ожерельем.

Камыши ей сказки говорили,
Про нее в траве цикады пели...
Даже ветер,в поле сбросив крылья,
К ней пришел, как юноша несмелый...

Только вдруг непрошенные весла
Красоту речную поломали...
И ловили пригоршнями ветлы
Тысячи сверкающих хрусталин...











ГИМН СОЛНЦУ

Бледнел эфир,
             перемогая сумрак,
Просил тепла
             обетованный мир,
Когда запела
             перуанка Сумак
Великий гимн
             светилу всех светил.
Казалось, что
             мифические духи
Пустынь, ущелий,
             джунглей и морей
В один орган
             объединили звуки
Земных молитв,
             печалей и страстей.
Преград не ведал
             голос тот парящий!
Повергнув ниц
             развенчанных богов,
Таинственный,
             бунтующий,молящий,
Он рвался ввысь,
             за толщу облаков!
Внимали Гимну
             тусклые созвездья
И черная
             космическая даль...
И встало Солнце!
             И огонь бессмертья
Над колыбелью
            жизни засиял!
ОСЕННИЙ ЭТЮД

То не белый туман
Ночью плыл по лиману куделью.
Здесь гусей караван
Осень гнал от своей колыбели.
Это он сотворил,
Чтобы льдом не покрыл
Их обитель мороз-невидимка.
На рассвете, дрожа,
Не умытая чистым румянцем,
Осень в стаю пришла,
Приказав вожаку убираться...
И тогда над Землей
Потянулась, грустя, вереница.
Уносили с собой
Лето красное гордые птицы.
Опустевший лиман
Молча гладил упавшие перья,
И что скоро зима -
Только в это мгновенье поверил.











***

К таинственно белеющей равнине
Опять глаза мои устремлены,
Опять боюсь коснуться.как святыни,
Я этой первозданной белизны.

Мой легкий  плуг послушен малой тяге:
Всего лишь пальцы - вот и конь гнедой!..
Ну - в добрый путь! И четко на бумаге
Строка ложится первой бороздой.
                                Их будут  сотни после этой, первой.
Но не хлеба на пашне той взойдут:
Больное сердце,скрученные нервы
Здесь краткое забвение найдут.

Но будет песня, сотканная ими
Вам о любви и солнце говорить.
О журавлях и яблоневом дыме,
О буйстве трав и нежности зари.

Хотел бы я, когда сомкну ресницы,
И стану легкой пригоршней земли,
Чтоб вы, стихи - души моей частицы,
Дарить живым свое тепло могли.

...Поэзии таинственное поле...
Не всем дано тебя преодолеть.
Здесь можно плакать, радоваться вволю
И крылья обрести. и умереть.

***

Очередное общее собранье...
Полемикой захвачен третий час.
Анализы,итоги,назиданья,
Нечеткость лиц и утомленность глаз...

На потолке ленивый вентилятор -
Ни чёрт, ни брат живительным ветрам...
Стирая пот, очередной оратор
Факт наболевший водит по рядам.

И вдруг, такой нежданный, откровенный,
В сто самых свежих и здоровых сил,
Гроза Ярилы, дождь обыкновенный
За окнами пунктиры прочертил!..

Запахло вдруг проселочной дорогой,
Где некогда в заплатанных штанах
Носилось детство с радостью недолгой
И мир купался в розовых тонах...

Луна блестящей денежкой катилась,
Пылали зори,отгорали дни...
Однажды детство в юность попросилось
И юность звонко крикнула – входи!

- Вручай себя, неосторожный мальчик
Бесчисленным тревогам и делам!..
...Дождь. Строгий зал. Очередной докладчик
Мои заботы водит по рядам.

***

Брода нет - не торопитесь в воду.
Не курите злые табаки.
В золотую летнюю погоду
Надевайте черные очки.

Ешьте по режиму, с чувством, с толком.
Без забот и книг ложитесь спать...
Дождевому светлому потоку
Зонт не забывайте подставлять.

Не волнуйтесь,если другу плохо,
Если градом цвет нещадно бьёт...
Не спешите,если кто-то к сроку
Вас, как откровенья, молча ждет.

Если нож у пьяного кретина,
Если рядом вражеская цепь,
Встаньте грудью за чужую спину –
Хате с краю легче уцелеть.

Без невзгод,без напряженья воли,
Не пылать, а только тлеть и тлеть –
Это первый способ, как без боли,
Медленно, при жизни – умереть.






***

На кромке неба теплится заря.
Над рощей галки сонные кружатся...
Уж я застыл, который день подряд
Все жду тебя и не могу дождаться.

Я позабыл, как пахнет летний сад,
Как блещет в речке лунная камея.
И только голос твой и чистый взгляд
Неразделимы с памятью моею.

Все так же бродит по селу баян,
В резные ставни и сердца стучится...
Все так же, чей-то белый сарафан
В погожий вечер выплывает птицей.

И вот, накинув на плечи пиджак,
Зубами стиснув злую папиросу,
Я выхожу на дремлющий большак,
Где пели днем проворные колеса.

Здесь легче мне, здесь ближе до тебя.
Здесь много раз встречали зори вместе ...
Вдали село. В селе баяны спят.
И брезжит утро в петушиной песне.






О ЗВЕЗДАХ

Не для того, конечно,
В небе рассыпаны звезды,
Чтоб литься дорогой млечной.
Чтобы светиться просто...

Чтоб украшеньем банальным
Вздрагивать над влюбленными.
Чтобы в водах зеркальных
Извиваться медузами сонными.

Если б всегда смотрели
В небо с таких позиций,
Не было бы Галилея,
Спорящего с инквизицией.

Не окрылились бы смертные,
Ринувшись в даль неземную,
Молниями-ракетами
Новым мирам салютуя.

Звезды на то и светятся
Необжитые, дальние,
Чтобы в роду человеческом
Вечно рождались Гагарины!






***

Река луну белесую качает
В причальных сваях застаревший хруст...
Я никого сегодня не встречаю,
Я просто так, на всякий случай тут.

Я просто так излучину речную
Нетерпеливым взглядом обвожу,
Я просто так задумчивость ночную
Твоим негромким именем бужу.

Я просто так ловлю чужую речь
И теплых волн усталое дыханье...
Ни голос твой, ни глаз твоих сиянье
Я не пытаюсь в памяти сберечь.

Все - просто так. Ты не пойми иначе.
Что проку быть у прошлого в долгу...
Я жду тебя, как света ждет незрячий
И не дождаться просто не могу.











***

Все меньше зорь, а ночи все длиннее.
Дожди клюют разбухшие  пути...
Последний лист, безмолвно леденея,
Уже о солнце больше не грустит.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Во всем покой. Светло грустит природа.
Свернув громаду неотложных дел.
Ушла с полей торжественно и гордо
Коней железных шумная артель.

Приемля снова постоянство это -
Не отгородишь сердце от тревог...
В предзимье чаще вспоминаешь детство
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути...
И нежности внезапной не стыдишься
И тесно ей становится в груди.

Ах,осень,осень...Ты ли непохожа
На судьбы тех,кто, не боясь утрат,
Сгорая, человечью радость множил,
Не требуя ни славы, ни наград.

МЕРТВЫЙ КОРАБЛЬ

Его собратья гордо носят флаг,
Морскую ширь приветствуя гудками.
А он, как кит,попавший на меляк,
В песок зарылся ржавыми боками.

Отгрезились стальному ходоку
Крутые волны, рынды, альбатросы...
Давным-давно грустят на берегу
Его друзья - бывалые матросы.

Теперь трава на палубе его.
Здесь птицы вьют без опасений гнезда...
Нет, кажется, печальней ничего,
Чем мертвая громада парохода.

Он службу нёс исправно, до конца.
Он и теперь людьми забыт едва ли:
Разрежет пламя бывшего пловца
И сделает рекой кипящей стали.

Живой металл по формам разольют,
Промчат экспрессом на прокатном стане...
Опять добру служить металл заставят
И, значит - снова молодость вернут.

Нелестно зваться бывшим кораблем,
Но старости не следует бояться:
Мы все к последней гавани придем,
Чтоб в ком-то жить и в чем-то повторяться.

***

На вокзалах зимою и летом,
У билетных гудящих касс,
Символическим древним экспрессом
«Тройка» русская встретит вас.

Кони-птицы, дуга расписная,
Колокольцы и песнь ямщика!..
Быль далекая вновь оживает,
Пролетев через все века.

Отхожу от рекламы знакомой,
Что мне скорести дедовых лет!..
В четверть пятого, с аэродрома
Я умчусь на крылатой стреле.

Будут петь геркулесы-моторы,
Плыть огромным планшетом земля...
Здесь – жарища, почти что сорок,
Там,за тучами - будто зима.

И уже через час, на конечной,
В окна глянет стеклянный вокзал...
И покажется мир человечий
 До обиды - невзрачен и мал.

Снова «Тройка» рекламной картинкой
Промелькнет у билетных касс,..
– Эх, и тянет,порой, по старинке,
В чуде этом промчаться хоть раз!

СОСНА

Она стоит не в чаще вековой,
А здесь,в селе,у твоего порога.
И день и ночь, как зоркий часовой,
Все смотрит вдаль, на пыльную дорогу.

Седая мать, ты знаешь ту сосну.
Она давно тебе родною стала.
Когда-то вместе с нею, на войну
Ты сына в час рассветный провожала.

Сосну хлестали острые дожди,
До сердцевины вьюги холодили...
В село с фронтов соседям письма шли,
И лишь тебя сторонкой обходили.

Как будто понимая боль твою,
Сосна молчала грустно,виновато...
Как будто знала,что свинцом в бою
Сразило насмерть твоего солдата.

А ты, наперекор всему - ждала,
К сосне приникнув мокрою щекою...
Ты верила,иначе не могла.
Так было легче справиться с тоскою.

...Была война... Не все с её полей
Домой вернулись к дорогим и близким...
Был мир спасен,но близ избы твоей
Сосна застыла скорбный обелиском.

ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

Осенний путь верстает год земной.
Он постарел, он порастратил силы.
А помнится, совсем иначе было.
Такой недоброй нынешней весной.

Носились ветры диким табуном,
Светило солнце раскаленно-злое
И было поле - трудным полем боя
И то, что все же выжило на нем.

И, земледельцы! Как всегда они:
Не силачи былинные, не маги.
Выдерживали шквальные атаки
И верили в удачливые дни.

Спасибо вам! Обычные слова.
Но ими подвиг ваш венчают люди!
И пусть достойным вашей славы будет
Тот урожай,что ляжет в закрома.

Дары полей - творенье ваших рук.
Они всегда наш стол преображают:
В дни жаркие - прохладой освежают
И дарят солнце в пору зимних вьюг.

Когда в полях утихнет гул моторов
И дробь дождей ударит по стерне,
Вы примите ненастье без укора–
Свой урожай вы отдали стране.

Осенний путь верстает год земной
Не грех теперь,и отдохнуть поболе...
Да что покой! Покуда осень в поле,
Вам думать о грядущей посевной.

Не силачи былинные, не маги,
Обычные, земные - счастья вам!
Пусть вашей славе салютуют флаги
По всем деревням, селам, городам!
***

Люблю тебя –
Бездонна глубь небес!
Люблю тебя -
Поет весенний лес...
Люблю тебя -
Я сказочно богат.
Люблю тебя -
Я крепок, как базальт!
Люблю тебя -
Все беды трын-трава!..
Люблю тебя -
Седеет голова...
Люблю тебя,
Хоть знаю наперед,
Что время наши тропы не сольет















***

Не велела, а я грущу-
Беззащитны в разлуке мужчины.
Мне б со всеми идти по малину
Я,чудак, направляюсь к ручью.

Здесь леса в первозданной красе
Заблудись - натолкнешься на Китеж,
А приникнешь к замшелой сосне,
О русалках и лешем услышишь.

Но все чаще и чаще мечтой
Улетаю туда втихомолку,
Где огнями на глади речной
Вяжут сети рыбачьи поселки.

Где и солнце, и зори теплей,
Где полынь сладкий дух источает.
Вместо снега там - пух тополей,
А тройная уха - вместо чая.

Не велела, а я грущу -
Ты за то не суди меня строго.
Снится мне голубая дорога,
Ненаглядная видится Волга,
Вот и тянет к лесному ручью.





***

Вечер вскинул отточенный серп.
Пересуды заводят лягушки.
Жадно пьёт опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колёс не слыхать
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Разнотравья зелёный ковер,
Пойма под ноги стелет коровам.
И маячит привальный костёр,
Обещая  уху рыболовам.

В сердце нежность и сладкий покой.
Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Полвосьмого обрасту одеждой,
Крепкий чай осилю в пять минут...
Подымлю запретной сигаретой,
Просигналит восемь - выйду в путь.

Молодой, задиристый, влюбленный
Одного, как  подлости, боюсь,
Что однажды, в завтра устремленный,
Я усну и больше не проснусь.

Без меня разбудит землю солнце,
Приведет в движение людей...
Без меня,незрячего,начнется
Самый лучший из прошедших дней.

Без меня... Но разве лист упавший
Помешает кроне зеленеть?...
Я горел, я стал костром погасшим,
Но успел кого-то обогреть.

Не хочу, чтоб вздумалось кому-то
Подводить итог моим делам...
Мне бы вновь шершавым первопутком
Зашагать к невзятым рубежам...

Суть не в том, что постоянством черным
Ляжет на тебя земная твердь...
Стать до срока средь живых - никчёмным -
Что в сравненьи с этим страхом – смерть?..

УХОДИТ ЛЕТО

Как будто вера или нежность,
Как будто счастье или радость,
Как будто молодость и свежесть –
Уходит лето в невозвратность.

В далёкий путь,на край планеты,
Почуяв скорую погоню,
Умчат его быстрее ветра
На гривах розовые кони.

Ещё не слышно листопада,
Ещё у зорь багрянец вешний,
Но отчего же ты, прохлада,
Печалишь август августейший?

Уж нет птенцов в скворечне старой
И клёны пахнут увяданьем...
И так светло поёт гитара:
«Не пробуждай воспоминанья...»

Мы говорим:»Проходит лето»...
И значит, осень близко,близко.
Мы были вновь не правы где-то
И виноваты,как мальчишки.

И то,что в сердце отболело,
Не в лунный камень обратилось,
А на висках,как иней белый
Огнём холодным засветилось.

 Как будто вера или нежность,
 Как будто счастье или радость,
 Как будто молодость и свежесть -
 Уходит лето в невозвратность...



***

А за окнами ветры
Сухого ночлега просили...
Неуютная ночь
Била в стены потоком косым...
И слетались в бытовку
Посланцами сказок и былей,
К нефтяным королям
Удивительно нежные сны.
Улыбались там феи
Улыбками верных девчонок.
Там светились мадонны,
В них жён угадаешь легко...
И к небритым щекам
Прикасались ладошки девчонок,
У которых белело на спелых щеках молоко.
Ах,мужчины, мужчины -
Большие и трудные дети!..
Не за пёстрые байки
Вас женщины любят и чтут...
Спите праведным сном.
Пусть вам солнце блеснёт на рассвете!
Пусть богатую нефть
Вам глубины земные пошлют!







ДВИЖЕНЬЕ

...Да, такое случалось...
С раздраженьем, с тоскою
Кричал про усталость
И мечтал о покое.

О Таити Гогена,
О берлоге медвежьей,
Где подстилка из сена
И дымящий валежник...

Но дороги, как маги,
Вновь меня поднимали.
Звоном ветры-гуляки
Парус мой наполняли!..

Я изведал немало
В жизни всяческих всячин:
Под бомбежкой дремал я,
Обессилев от плача.

В голодуху, не хныча,
Хлеба серого жаждал...
Вместе с койкой больничной
В бездну черную падал.

Изменяла невеста,
Был с надеждой в раздоре...
Под холодным норд-вестом
Шел я в бурное море.

***

В этом жизнь бесконечно мудра:
Дом, детишки,любимые жены...
У меня - ни кола, ни двора.
Только пристани да перроны -

Днем - безвестным поселком бреду,
Золотой и усталый от солнца.
Ночью - северную звезду
Зачерпну журавлем из колодца.

Встречу радость и чью-то беду,
Сад в цвету и бесплодье пустыни...
Все, что надо идущим по жизни,
Как награду, в пути обрету.

Только, верно, случится и так:
Где-то бег остановят колеса
И сойду я, смешной холостяк,
К самой лучшей девчонке с откоса.

Так случится. И будет заря
Алой песней парить над влюбленным!
А пока - ни кола,ни двора,
Только пристани да перроны.






***

Ну,что ж,пусть сердце покричит
Пробьет набат...
Опять нечитанным письмо
Пришло назад...
Письмо спешило через даль
К тебе, к тебе!
Оно тряслось в товарняке,
На сквозняке.
В звонок звонило
У двери,
Прося тепла...
Но ты на миг,
Как динамит,
Его взяла...
По строкам вскользь
Холодный взгляд –
Как снег в огонь...
И вновь ко мне
Твой приговор
Нёс почтальон.
Сжимало землю
В тесный клин,
И дождь хлестал.
И ветер черную листву
В окно швырял...
И где-то в темной глубине
Знакомых глаз
Уже не мой,
Совсем чужой
Огонь погас.
РОБИНЗОНЫ

Все пути развезло.
Трое суток качается ливень
У бытовки затих
Заболевший бегун-вездеход...
В полосатую хмарь
Буровая врезается шпилем.
И как редкостный клад,
Нефтеносный район стережет.
На исходе табак.
Обросли ’’робинзоны” щетиной.
Замолчала гитара,
Утратив мажорную прыть...
Вот и крайняя грусть:
Начинают по кругу мужчины
Грубовато и сладко
О женщинах речь заводить.
Стали все,как один
Дон Жуанами высшего класса.
Врали густо и складно,
Лаская чужие слова...
Только вдруг донеслось:
- Закругляйте фантазии,братцы...
И вздыхая,обмякла
На жестких топчанах братва.






***

Не ковыльною степью,
Не площадью царственно строгой,
Не петляющей тропкой,
Пробитой в чащобе лесной, -
Мы бредем, не спеша,
Самой длинной в России дорогой,
По заснеженной Волге,
В поселок заснеженный твой.
В небе праздник созвездий!
Морозом остуженный воздух,
Как бубенчик Валдая
Тишайшую музыку льёт...
Ты, пожалуй, права:
Разве можно в такую погоду
Птицу-тройку не вспомнить,
Что людям дарила полет.
Ширь планеты в лицо!
Расстоянья - пустая помеха!
Лишь полозья, как струны,
Да звездный туман за спиной!
У плеча молодца
Заливается ладушка смехом!
Где ж поселок? Его
Мы опять обошли стороной.






***

Вечер вскинул отточенный серп.
Песню-дрему заводят лягушки.
Жадно пьет опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колес но слыхать.
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Луговина пахучий ковер
Стелет под ноги важным коровам,
И маячит привальный костер,
Обещая уху рыболовам.

В сердце важность и сладкий покой
- Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Молча лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу...
Может, вовсе не лист,
А последняя искра остывшего солнца?
Может птицею близ
Чье-то алое сердце отчаянно бьется...
В парках звонкая тишь.
Задышли костры на пустынных аллеях.
Как ты,осень,спешишь
Все,что есть,растерять
Ни о чем не жалея...
А потом, налегке.
Под косыми лучами веселье утратив,
Будешь ты на сучке
Лоскутом трепетать,
Уцелевшим от яркого платья,
И с надеждою звать
Караваны, плывущие к солнцу чужому,
И ветрами стучать
День и ночь в окна каждого дома.
...Что случилось со мной?
Чем нежданно встревожило душу?..
Просто лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу.




***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал, и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.
A где-то влагой бредили цветы,
И старый клен дышал горячей пылью...
И женщина неброской красоты
Спала, раскинув руки, будто крылья.
Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
Склонившись над сонетами Шекспира,
Ночь коротал забытый ночничок.
Воспоминаньем - не согреть души.
Звезда в реке - всего лишь отраженье...
Светлейшая из женщин – подскажи:
Чем заслужить смогу твое прощенье?..
Твое молчанье - каменный заслон,
Оно - как неподкупная застава...
Но не лишай меня земного права –
За прежний свет тебе свершить поклон.










РОДНОЕ СЕЛО

Судьба живых - загадочней светил.
Дороги к счастью сбивчивы, и круты.
Когда-то я твоим парнишкой был
И не гадал о будущих маршрутах.

Пил воду из твоей Ильмень-реки,
Чилим рогатый собирал в протоке,
Восторженно смотрел на ветряки
И пел:”Белеет парус одинокий...”

Я разучился парус поднимать
И ловко штопать порванные сети,
Варить смолу,на зыбком люке спать
И класть камыш на легкие повети.

Я знаю,что не скоро навещу
Раздолье сине - золотого края...
И нежно,и светло о том грущу.
А город в плен все больше забирает.

Здесь четко обозначились пути,
Мои заботы,радости и боли...
Здесь жизнь воочыо обернулась полем,
Которое не просто перейти.






***

Над полем праздничная лунность,
И звезд хрустальный пересверк...
Как будто стаял давний снег,
И небо лугом обернулось.

Вот исполинский Ковш мерцает,
Вон изгибает лук Стрелец,
И пар молочный исторгает
Ноздрями влажными Телец...

Исчезла жуткость расстояний.
Лишь стоит руку протянуть -
И сотни зримых мирозданий
Смогу ладонью зачерпнуть.

Смогу остановить блужданье
Огня давно потухших звезд
И причаститься к вечной тайне
Недосягаемых высот.

Не там ли,презирая тленье,
Преодолев магнит Земли,
Моря минувших поколений
Свое бессмертье обрели?..

Я знаю,рано или поздно
Туда росинкой устремлюсь
И тускло в океане звездном
Над милым полем засвечусь,

 Где слышу вновь моторов пенье
 И звон пшеничного жнивья,
 Где все являет воплощенье
 Великой силы бытия...
***

Чтоб утвердиться в чине госпожи
И доказать свою неповторимость,
Ты прошлое мое - не вороши
И не старайся, чтоб оно забылось.

Пусть на тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости,и боли давних лет...
Пока дышу - я с ними неразлучен.

...Несутся кони, гривы разметав.
Плывет протокой ветхая лодчонка...
И пахнет медом шёрстка вешних трав,
И сок малины на губах девчонки...

Смолит баркас коричневый старик,
Блестит на леске окунь полосатый.
И пугало потешное на грядке
Изображает молчаливый крик...

Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья -
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.

Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Одним, за кровь - вручила ордена,
Других зарыла в братские могилы...

...Не упрекай,что до тебя я жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.

***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.

Там, за дождем и пляской фонаря
Горбатил крыши город бездыханный...
В нем ни друзей,ни близких у меня.
Среди немногих я здесь гость нежданный

А где-то влагой бредили цветы,
И звезды тлели вкруг луны-толстушки...
И женщина не броской красоты
Спала,раскинув руки на подушке.

Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
И в голубом картузе ночничок
Зубрил сонеты моего Шекспира...

Все это – дальше дальнего сейчас.
Чем я живу, та женщина не знает.
Ничто теперь не связывает нас,
И встреч уже ничто но обещает.

Для нас весь мир рекою разделен,
Где нет мостов, и тщетна переправа...
Но кто лишит меня земного права -
За прежний свет тебе свершить поклон?.

 Ты спи.Ведь этот дождь - в моей судьбе.
 Он снов твоих весенних не коснется...
 Пускай заря в окно твое прольется,
 И добрый день сопутствует тебе.

***

Бьёт пожухлый кленовый лист
Ветром жестким, дождем колючим...
Он, как сердце, на ветке повис,
Разъединственный, самый живучий!

Видел он по ночам, как дрожь
Рассыпали далекие звезды.
Как снежинками Дед Мороз
Пеленал опустевшие гнёзда.

А когда над продрогшей землёй
Хмурый день неспеша поднимался,
Беззащитный, полуживой
Лист кленовый ему улыбался.

И казалось, что голый клён
Не уронит вовек тот листик...
Был как флаг баррикадный он,
Как последний ее защитник.











ОДИНОКАЯ

Здесь правит только женская рука.
И то, что ей привычно и знакомо,
Хранит печать воды и утюга,
И всё ж уюта не хватает дома.

Давно молчит испорченный звонок,
Осела дверь, рассохлись половицы,
Беспомощный, как раненая птица,
Приёмник под скатёркою умолк.

Да что приёмник, в нём ли соль и суть...
Его легко гитара заменяет:
Хозяйка дома изредка играет,
Душе древесной доверяя грусть.

Да, мужа нет – не по её вине.
Да, есть мужчины – не её, чужие.
И каждый предан был своей жене,
А с нею, с нею – попросту дружили...

И, спрятав одиночество своё,
Свою беду в заплаканной подушке,
Не сетуя на житиё-бытьё
Ночь коротала женщина кукушкой.

А поутру обиженным щенком
Опять визжали грустно половицы,
На плитке чайник ворковал,
И солнце просыпалось птицей.

***

Надоели шумные «летучки»,
Телефон, блокноты, бег колёс...
Выкрутила пальцы авторучка.
Дни и ночи – всё в одно слилось.

Дам развод бумажной волоките,
Низложу редакторский венец...
Замотался, братцы, не взыщите.
В общем, рассчитайте и – конец!

Лёгкий, одурманенный свободой,
Для порядка – сторожем наймусь:
Плёвая, нехитрая работа,
Отдохну, поправлюсь, обленюсь.

Охладею к телепередачам,
Будет сон хорош и аппетит.
Стоп!..Такую жизнь – к чертям собачьим!
Вроде жив – а кажется, убит.

И не медля более ни часа,
Как мальчишка, брошу ноги вскачь,
В шумную редакцию Пегасом
Прилечу, чтоб снова всё начать.

Пальцы авторучку приласкают,
Телефон притянет, словно маг...
Где-то к жатве риса приступают,
Стал героем бахчевод-земляк.

Новосёлы едут в дом высотный,
Новый танкер выведен в затон...
Мне туда, где спорится работа,
К тем спешить, кто в завтра устремлён.



ОСЕНЬ

Как грустно ивы
                осыпают медь...
Пожухлым травам –
                отоснилось вёдро.
Идёт октябрь,
                как заспанный медведь,
Ломая сучьев
                высохшие рёбра.
Еще совсем по-летнему
                резва
Шумит река
                упругими кострами...
Но шепчут ей
                тревожно берега
О близкой стыни
                рыжими губами.














***

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

Любимая! Как редко  с губ моих
Слетало это трепетное слово!
На ниве бытия из нас двоих
Всё больше ты несла венец терновый.

И потому я – вечный твой должник,
Создав меня, ты знала ль безмятежность?
Любви твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.

Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется,
Ты даже смерть способна укротить!
И солнцем стать, когда иссякнет солнце.

Я никогда руки не протяну
Тому, кто видит в женщине рабыню,
Она уйдет – и станет мир пустыней,
В которой нет надежды на весну.

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

БУХТА СПАСЕНИЯ

В дни тревожные, в дни невезения
Боль свою на миру не кажу...
Лишь к тебе, словно к бухте спасения,
Свой потрепанный чёлн привожу.

Пусть не ждёшь, пусть осыпались в памяти
Дни былые звенящей листвой...
Я иду сквозь житейские замяти,
Осененный твоей синевой.

К этой нежности сердце усталое,
Припадая, не ведает гроз.
Прочь уносятся водами талыми
Все невзгоды, что знать привелось.

В жизни каждому счастье завещано,
Только мне ли своё выбирать?
Я давно твоим именем, женщина,
Все удачи привык называть.

В снегопады и в пору цветения,
В час беды и в счастливый из дней,
Я прошу тебя, бухта спасения, -
Будь надеждой и песней моей.






***

Всё меньше зорь, а ночи всё длиннее
Всё чаще дождь уныло в окна бьет...
Последний лист, безвольно леденея,
Зелёных песен больше не споёт.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Приемля снова постоянство это,
Не отгородишь сердце от тревог.
В предзимье чаще вспоминаешь лето
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути.
И нежности внезапной не стыдишься,
И тесно ей становится в груди.

Всему свой строк – цветам и листопаду,
Шальному детству, мудрой седине...
Мне ничего от прошлого не надо
Я думаю о будущей весне.






***

Я – квартирант, хозяйка – госпожа.
Она ругалась долго и постыло...
Сынишка мой – наивная душа,
Нарисовал на печке крокодила.

Он улыбался человечьим ртом
И был ушастым: сын сказал «для слуха!»...
Он был с пустым, прозрачным животом
И потому велел; «Подать старуху!»

Уж я её в момент угомоню!
Довольно ссор, пора бы знать приличья!
Не слышало горластое меню,
Что говорил потешный крокодильчик.

Мы принесли воды, достали мел.
И начисто замазали зверюгу.
Сынишка разобиженно сопел
И обжигал глазёнками старуху.

Я мысленно подал ему совет,
Когда грозу спокойствие сменило:
Не хнычь, сынок, искусства нет без жертв,
И впредь не гневай тётю-крокодилу!
***

Очередное расставанье
Ветвей с пожухлою листвой
И неуютность ожиданья
Морозных туч над головой.

Опять пернатым пилигримам
Ты, осень, подаешь сигнал:
Летите по путям незримым!
Ищите солнечный причал...

Затихнут реки и озёра
В моем покинутом краю.
Весна сюда придет не скоро,
Но скоро вьюги запоют.

Так хочется присесть у печки,
Где зноем дышат угольки
И милую, обняв за плечи,
Читать ей милые стихи.

И верить, что опять вернется
К деревьям кружевной наряд,
И птицы к северному солнцу
Весну певучую пришлют.






***

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Хочется стать перелетною птицей,
Хочется крепкого зелья напиться.

Хочется взять балалайку за шею.
Хочется пьяно скулить о Рассее...
Хочется чем-то таким обернуться,
Чтобы уснуть и уже не проснуться.

Что же ты, осень, такая-сякая,
Златом сияла, а стала нагая.
Ах, не при чем ты в своем постоянстве,
Просто поклонник твой в длительном
пьянстве.

Просто поклонник твой, некогда нежный,
Стал равнодушен и стар безнадежно.
Всё, что любил он, едва ли вернется,
Что потерял он – едва ли найдётся.

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Выйду на улицу, тучи развею,
Только сначала чуть-чуть
протрезвею...




***

В небе реет месяц златоустый.
Дремлет степь под перезвон цикад.
Грешный мир, пленительный и грустный,
Отчего тебе совсем не рад?

Отчего неведомой дорогой
Кротко тело бренное несу?
Временный, бессмысленный, убогий,
Чем себя утешу и спасу.

Попросить бы милости у бога.
Только он бессильный и немой.
А хотел бы я совсем немного –
После смерти заглянуть домой.

Заглянуть – и позабыть вернуться
В нежилую, гибельную тьму,
Позабыть и снова окунуться
В глупую людскую кутерьму.

Безнадежно уповать на чудо.
И не надо никаких чудес.
Пусть чуть-чуть, но я ещё побуду
На земле под кровлею небес.

Я ещё окрепну и воспряну
И ещё кому-то послужу.
Вдалеке дрожит рассвет багряный.
Там – начало. Я туда спешу.

***

Пусть нам вечная жизнь не обещана,
А обычная – длительный миг.
Я прошу: обними меня, женщина,
И поверишь, что я – не старик.

Ты моя Несмеяна невольная,
Не спеши горевать-увядать.
Прояви свою нежность подпольную,
Как когда-то умела являть.

Видишь звезды? Они те же, прежние,
Среди них тот же самый пастух...
Вот и песня, давненько нездешняя, –
Это ж надо – горластый петух!

Снова тайна в глазах твоих теплится,
У щеки моей мягкая бровь.
Ночь-цыганка серьгой полумесяца
Нагадала нам лад  и любовь.











***

Луны крутой желток,
Звёзд россыпь соляная.
Кручинится сверчок.
О чём? Я твердо знаю.

И робкий листопад,
И календарь настенный
Торжественно гласят:
Пришел черед осенний!

Мажорный колорит,
Минорные созвучья...
В кострах листва горит,
А небо – в мокрых тучах.

Но мне грустить нельзя.
Беспомощный, безгрешный,
Опять младенцем я
Явился в мир мятежный.

Рожденный в сентябре,
В году, давно забытом.
Жилось непросто мне,
Болезненным, несытым.

То было так давно,
Теперь я глупый старче,
Теперь мне всё равно –
Быть иль не быть удаче.

***

Времечко заветное
Ворочу назад:
Речка, утро летнее,
Лодка напрокат.

Золотистоликая
На корме – Она,
Поначалу – дикая,
А потом – жена.

Так сошлись две разности –
Тишина и гром.
К худу, или к радости –
После разберём.

Золотое времечко –
Жги и  колобродь!
Ой, ты, Женя, Женечка,
Колдовская плоть!

Пусть достоин жалости
Старый твой Орфей,
Только ты, пожалуйста,
Увядать не смей!






 ЖЕНЕ – В МАРДАКЯНЫ (БАКУ)

Весёлая луна в моем окне.
Не дрогнут кипарисы-изваянья...
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

И я, и ты – две ёмкости тепла.
Мы на Земле, но кажется, что с нею
Уж связи нет: Я – Марс, а ты – Цирцея,
И всё вокруг – космическая мгла.

Не дотянусь до женщины моей.
Терпение – не лучшая порука...
О, сколько долгих бесполезных дней
В судьбе людской отведено разлуке.

Пусть будет так. К чему на то роптать?
Всё возместит назначенная встреча.
Нетрудно верить и несложно ждать,
Когда есть ты за далью – недалече.

И чистая луна в моем окне,
И на море лежит ее сиянье.
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

1976 год.




***

Вопросы эти – словно боль во мне:
Кого мы победили в той войне?
Кто больше ран в той битве получил?
Кто миру мир бесценный подарил?

Да, был судьей суровым Нюренберг.
Да, были Геринг, Кейтель, Розенберг.
Они свой путь закончили в петле,
И нет могил их черных на земле.

Пришли домой Отечества сыны
Под знаменем ликующей весны!
А дома – и разруха, и нужда,
И скудный быт, и скудная еда.

А дома – сумасшедший произвол:
Народный вождь на весь народ свой зол.
Вон тот – шпион, тот – воевал не так,
Кому – расстрел, кому – этап в ГУЛАГ!

Роптали мы: за что такой удел?
Кто в нас рабов вновь видеть захотел?
Мы защищали все свои права,
А где они? Скажи, ответь, Москва!

Она молчала. Год за годом шёл.
Над ней салют традиционный цвёл.
Менялся мир то к худу, то к добру,
И многим стали мы не по нутру.

В лицо тебе, доверчивый солдат,
Бросают злобно слово «оккупант»
Вчерашние попутчики  – друзья,
Теперь у них – обратная стезя.

И немцы, те, кто учинил нам зло,
Живут опять безбедно и тепло.
Теперь победу празднуют они,
Перечеркнув итоги той войны.

Больной вопрос покоя не дает:
Как столько бед выносит мой народ?
И мыслится совсем простой ответ:
В нём столько сил, что им предела нет.


















***

Три золотых, три тополя
В окне моём.
Они горят и светятся
Святым огнём.
Вставай четвертым, рядышком! –
Зовут меня.
Споём, о чем захочется
При свете дня.

Спасибо, братцы милые
За добрый свет,
За то, что рядом ставите
Квартетом петь.
За то, что обещаете
Успенье мне –
Недолгое и сладкое –
Проснусь к весне.

Ах, есть причина глупая
На мой отказ:
Мне догорать несуетно
Увы – без вас.
Вас по весне окутает
Зеленый цвет,
А у меня лишь белый сплошь –
Другого  нет.

Куда мне с этим колером –
Года, года...
В ночи едва лишь теплится
Моя звезда.

Три золотых, три тополя
В окне моем.
Пускай горят да светятся
Святым огнём.
О ЛЮБВИ

Старомодным не боюсь прослыть.
Заслоню от грязи и кощунства,
Чтоб могло великим чудом жить
Предками завещанное чувство.

Знаю, с ней бывает нелегко:
Стынет сердце, сводит пальцы хрустом,
Если самому себе назло
Оскорбить в другом живое чувство.

И тогда, через дожди и снег,
Зачастую, адреса не зная,
За своей любовью человек
В путь идёт, усталость презирая.

Спит, не раздеваясь, у костра,
Самолёт стремительный торопит,
Спрашивает звёзды и ветра:
Где его единственная бродит?

И когда она, забыв разлад,
Ходока измученного встретит,
К ландышам вернётся аромат,
Грянут птицы пеньем на рассвете.

Станет путь, измеренный тоской,
Небылью далёкой и туманной...
Ты опять сорвешь звезду рукой
И положишь на ладонь желанной.

РАБОЧАЯ СМЕНА

Висит надо мной океанище звёздный.
Овацию листьев едва улавливаю.
Лоснится улица громадной анакондой,
Колёсную сажу из пор выдавливая.
Молнией надвое куртку разрезав,
Рывком духотищу встряхиваю за плечи...
Душем прохладным светло загрезив,
Шагаю к солнечному навстречу.
В ладонях – чудища, в ушах – орган!
Отлил бы колокол, фугу состряпал!
Работу закончив, хотелось бы вам
Сердце покоем заткнуть, как кляпом?
«Шипром» побрызгав на гладкость щёк,
Нацелить ласкающий взор в телеоко?
Или, к примеру, в людской поток
Тянет кого-то бродить без толка?..
Как говорится, на вкус и цвет
Нет товарищей, выбор свободен!
Увлекается джазами мой сосед,
А соседке – цыганский романс угоден.
Принимая, как должное, свет и тень,
Понимаю, где то и другое к месту.
Я сегодня отвахтил рабочий день,
И ему не скатиться вовеки в Лету!






***

Во многое не верится теперь,
Развенчанное холодом рассудка.
Закрылась плотно сказочная дверь,
И сказка стала просто милой шуткой.

Уж не пойду, как много лет назад,
На сельский луг, где в сумерки крутые
Жар-птицы звонко крыльями шуршат
И осыпают перья золотые.

Не ринусь в бой с могучим лопухом,
Который прятал оборотня Вия...
Не стану лезть в карман за медяком,
Серп молодого месяца завидя.

Те сказки тихой речкой утекли
За ту черту, откуда нет возврата.
Есть просто луг, есть просто журавли,
Закономерность грома и заката.

Есть строгий распорядок бытия:
Работы, мыслей, средств передвиженья.
Обычная, здоровая семья,
Привычное людское окруженье.

И всё же, сказкам жить да поживать,
Стучать в сердца и на устах светиться...
Нам вечно злых Кощеев побеждать
И в плен сдаваться милым Василисам.

***

Жить да быть мне осталось немного:
Близок вечер и вечная ночь.
Не зови меня больше, дорога,
Я уже до ходьбы не охоч.

Я теперь некрасивый и старый,
С равнодушной, усталой душой.
Зачастили больничные нары
Зазывать меня в рай неземной.

Только мне не туда – не достоин...
Там святые, а  я  – не святой.
Буду я налегке упокоен
Как положено – в тверди земной.

Унесу в черный омут забвенья
Слиток тяжких и радостных лет.
Шум листвы, петушиное пенье,
Синь речную и солнечный свет.

А ещё – лики самых желанных,
Самых главных, бесценных, родных,
Боже праведный, боже гуманный,
Без меня позаботься о них!

Пусть житья мне осталось немного,
Пусть гожусь в пилигримы едва ль, –
Но всё чаще мне снится дорога,
Я уйду в бесконечную даль.

ВРЕМЯ

Что мне сделать с тобою, время,
Конь стремительный с пеной у рта?...
Ты и радость моя, и бремя,
И паденье и высота.
Не упрятать тебя под землею,
Не смирить ни огнем, ни водой.
Что ж, лети, без остатка приемлю
Все отмеренное тобой.
Мне бессмертья героев не надо.
И тому несказанно рад,
Что могу в алый омут заката
Лодку влажным веслом направлять
Жечь привальный огонь с рыбаками,
Есть уху,на соломе дремать
И по-детски шальными глазами
Неба звездную ширь обнимать .
Время,время, твое ли движенье
Слышу я в зарождении дня?
Это люди идут в наступленье,
Обгоняя на марше тебя.










***

Пусть не тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости, и боли давних лет.
Пока дышу - я с ними неразлучен
Несутся кони, гривы разметав
Протокой ветхая
                лодчонка.
Скользит
И пахнет медом шерстка
                вешних трав,
И звонок смех веснушчатой девчонки!
Смолит баркас
                коричневый старик.
Поют скворцы и пугало на грядке,
Глазея на вороньи беспорядки,
Изображает молчаливый крик.
Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья...
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.
Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Священны боевые ордена
И трижды святы братские могилы.
Не упрекай, что в прошлом худо жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.


ЖЕНЩИНЕ

Я не хочу тебя боготворить
И слух твой тешить розовым сонетом...
Скупой строкой позволь благодарить
За все, что ты являешь в мире этом.
Я не ищу сравнений: все они
С тобою рядом жалки и бесплотны...
Наследуя гармонию природы,
Храни бессмертье, женщина, храни!..
- Любимая!.. Как редко с губ моих
Срывалось это трепетное слово...
На ниве бытия из нас .двоих
Все больше ты несла венец терновый.
И потому - я вечный твой должник.
Создав меня,ты знала ль безмятежность?..
Души твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.
Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется!..
Ты даже смерть способна укротить
И солнцем стать,когда иссякнет солнце!










ПАМЯТЬ

Мы мечтаем.
У нас это свойство с рожденья.
Мы легко набираем
Высоты орбит неземных.
И, порой, забываем
О мудром земном притяженье,
Без которого нам
Не прожить на планетах иных.
Я иду по земле, не жалея нисколько о крыльях.
Вот знакомая речка,
Паром и ромашковый луг.
Только в этих местах
Все меня без труда позабыли,
Да и мне не припомнить
Давнишних друзей и подруг.

Я ничем не прославил
Ни город, ни эту деревню,
Что была мне, как мать
В лихолетья войны.
И незваная грусть
Впереди меня стелется тенью,
И не верит в ту грусть
Удивительный мир тишины.
Здравствуй, сельское утро!
Привет вам, дворы и калитки!
Самодельный кораблик
Пушинкой скользит мимо вас.
И ведут меня годы
За крепкую длинную нитку,
В босоногое детство,
И в первый, загадочный, класс!
Много всяких причин,
По веленью которых бывает,
Что житейская лодка
Внезапно пускается вспять...
Якоря, якоря...
Как легко их в глубины бросают.
Как, порою, непросто
Их цепкое тело поднять...






















***

Я иду за памятью
По траве забвения.
Я тебя у прошлого
Отпрошу на миг.
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
И была Вселенная
Только на двоих.
Годы наши звонкие,
Речка непослушная,
Через камни-отмели
Ладно пронесла.
Неизменно лучшая,
Верой и надеждою
Для меня была.
В небе солнце вешнее.
Птичьи гнезда ожили.
Отчего ж ты, милая,
В светлый день грустна?
Наши дети выросли
Сильными, пригожими,
В них – твое дыхание
И твоя весна.
Я бродил за памятью
По траве забвения.
Повторило прошлое
Мне всё ту же весть:
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
Но поверь, пожалуйста –
И была, и есть.

САМОВАР

Мне жаль его. За что такой удел?
В латунном теле – вмятины и дыры...
Ведь он когда-то чудно петь умел
И слыл средь прочей утвари – кумиром.

Его заправски выгнутую грудь
Почетные медали украшали.
Его, не почитая труд за труд,
До солнечного блеска начищали.

Он самым-самым компанейским был,
От зорь до звёзд верша свою работу.
И даже тот, кто чая не любил,
Гонял ту влагу до седьмого пота.

Из тех, кто собирался вкруг него,
Иных уж нет – тому виною годы.
Утиль, как говорят, цветной металл.
Печальный рыцарь – медный самовар.











МАМАЕВ КУРГАН

Я в этот зал в который раз
Вхожу в обычный, мирный час.
Не изувеченный, нетронутый войной.
Нет на груди моей наград,
За тот, за бывший Сталинград.
Они у тех, которых нынче нет со мной.

Верни их, Время, хоть на миг!
Поставь в шеренгу средь живых,
Под небо чистое, на волжском берегу.
Когда-то здесь они
Сурово поклялись:
Назад – ни шагу!
Смерть проклятому врагу!
Из них был каждый свято прав.
Изведав муки переправ,
Нечеловеческих и яростных атак...
Поклон тебе, простой солдат!
За легендарный Сталинград...

Где те, кто браво начинал
Весь этот жуткий сериал,
Кто по земле пронёс чудовищное зло?
Нет в Сталинграде их могил –
Их снег, как саваном, покрыл,
Другим каким-то, уцелевшим, повезло...

Неужто, Курт, неужто, Ганс,
Дел дома не было у вас,
Что ослепило вас и сдвинуло с орбит?
Нет ваших пасек и садов,
Есть чёрный след и слёзы вдов,
Есть мир, который вам всё это
Не простит.


МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОМ

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!

Мой путь не указан никем на Земле.
Как вечность, в лицо – горизонт.
И не было детства, и робости – нет,
Есть тайны на тысячи вёрст.

Мне песен привычных не встретить в пути.
Не ждет меня добрый очаг.
Как долго я буду за счастьем идти?
Чей взгляд остановит мой шаг?

Быть может, взлечу. Или – крылья
На слом...
Быть может, обманет
Любовь...
Лишь ты, мой забытый, мой маленький
Дом,
Опять меня примешь
Без слов.

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!


***

Всё чаще думаю о смерти.
Всё чаще задаю вопрос:
Зачем я жил на этом свете
От соски до седых волос?

Как не было, так нет ответа.
Деянья смертных – суета.
Летящая во тьму комета.
С горы бегущая вода.

Вот умер вождь, вот лошадь пала.
Вот бросился на сушу кит.
Вот храма божьего не стало,
А Золушку – купил бандит.

Зачем искал я, желторотый,
Неповторимую свою?
Зачем солдат какой-то роты
Убит в неправедном бою?

И всё же, дьявольская рожа
Не заслонила мне святой.
Я жил неправедно, но всё же,
Не разлучался с добротой.

И пусть всё тщетно век от века.
Я счастлив тем, что довелось
Побыть в обличье человека
От соски до седых волос.

ПОРОСЯТА
Радке – вместо шоколадки

Жили-были поросята:
Белый, серый, полосатый.
Белый – Кузя,
Серый – Том,
Полосатый – Тили-Бом.

Кузя целый день слонялся,
Том – в густой грязи валялся.
Тили-Бом всё время ел
И толстел, толстел, толстел.

Раз по старому мосточку
Поросятки шли цепочкой.
Только вдруг – беда случись!
Скрипнул мост и рухнул вниз!

Крикнул Кузя: «Караул!»
Том бубнит: «Буль-буль, буль-буль...»
А толстенный Тили-Бом
Скрылся в речке топором!

Эй, ребята-молодцы!
Неужель вы не пловцы?!
Мигом с берега ныряйте,
Поросят-свинят спасайте!

Кузю к берегу толкают,
Тома – за уши хватают,
А толстенного свинюшку,
Как огромную подушку,
Вверх тянули всем селом.
Звали братца – Тили-Бом!


***

Ты – моя оптимальная
Женщина.
Знаю, сердишься (ты ведь –
для Господа).
Между мною и Господом –
трещина.
Ты моя. Пропади эта трещина
пропадом!






















ЭТО БЫЛО ДАВНО...

Почему ты, ямщик,
Перестал песню петь?
Стал, как хмурое небо, унылым?
От чего на дорогу не хочешь смотреть?
Что внезапно тебя огорчило?

Это было давно,
Лет семнадцать назад...
Вёз я девушку тройкой почтовой.
Помню дивную стать,
Помню ласковый взгляд
И платочек...платочек шелковый...

Попросила она
Чтоб я песню ей пел.
Я запел, а она подхватила.
Мчались кони мои -
Только ветер свистал!
Словно гнали нас чёрные силы...

Вдруг патрульный разъезд
Перерезал нам путь!
Грянул выстрел, и жутко мне стало:
Вижу – пуля вошла
Прямо в девичью грудь,
И голубка, как цветик, увяла.

Перед смертью она
Мне шептала с трудом:
Из тюрьмы я на волю бежала!
Опостылел мне тот арестантский притон,
Каторжанкой безвинно я стала...

Вот и всё. Как во сне
Я её хоронил.
Горько плакал над свежей могилой,
Оттого, что дивчину навек полюбил,
А судьба нас – навек разлучила...

Эта быль, эта даль,
Как любовь, как весна.
Не подвластны запретам суровым.
Круглолица была,
Словно тополь, стройна,
И покрыта платочком шелковым...

















***

;; ;;;;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;; -
;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;
; ;;;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;.
; ;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;
;;; ;;;;;;;; ;;;;;;
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;.
;;, ;;;;;;;, ;;;;;:
;;;;; ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;;
;;;;;-;;;;;; ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;; ;;;;;;; ; ;;;;,
;;;;;;;;;; - ;;;;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;;, ;;; ;;;;;;.
;; ;;;;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;;!
; ;;;;; ;;;;;;;
;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;!
;;;;;. ;;;;. ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;.






***
;;;;; ; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;
; ;;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;.
; ;; ;;;;;, ;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;-;; ;;;;;; ;;;;;.
; ;;;-;;;;; ;;;;;;-;;;;;;;;;;;
;;;;;; ; ;;;;, ;; ;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ; ;;;;;;;;;.
; ;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; ;;;;.
;;; ;;;;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;; ;; -
;;; ;;;;;; ;; ;;;;; ;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;;.
- ;;;;;;;, ;;;;;;;! ;;;;; ;;;;;;;;!
;;;; ;;;;;, ;;;; может, ;;;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;, ;;; ;;;а;;;;;;;; ;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;;, ;;; ; ;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;! ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;;;,
; ;; ;;;;, ;;;;;;; ;;;;, ;;;;;;;.











КОНИ

;;;;-;;;; ;;; ;;;;;, ;;; ;;;;;; ;;;;.
;; ;;;;;;; ;; ;;;;, ;;;;;;; ; ;;;;;;;.
;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;;, ;;;;;;;;;;;;.
;;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;,
; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;; ; ;;;;;;.
; ;;;;;, ;;; ; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;,
;;;;;;;;, ;; ;;;;, ;;;-;; ;;;; ;;;;;;:
- ;;;;;! ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;;;;;;; ;;;; (;; ;;;; ;;;)
;;; ;;;;; ;; ;;;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;...
;;;; ;;;;; - ;;;;;;;;, ;; ;;;;; ; ;,
;;;;;;; ;;;; ;;;;;;; - ;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;; ;;;; ;;; ;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; “;;;;;;;;;;;;;”.
;;;;;;;;;; ;;;;;. ;;;;; ;;;;; ;;;;;.
- ;;;, ;;; ;;;;, - ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;,
;;; ; ;;;;, ;;; ;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;;;.
; ;;;;;;;; ;;; ;;; ;;;; ; ;;;;.
; ;;;; ;; ;;;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;;.
;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;; ;;;;;;;;;;;;.


ПУСТЬ БУДЕТ ГОД СЧАСТЛИВЫМ

;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;.
;;;;;, ;;;;; ;; ;;;;;;;;...
;;; ;;, ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;?
;;;;; ;; ;;; ;; ;;;;; ;;;.
;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;;; ;;;; ;; ;;;;;
;;;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;
; ;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;, ;;; ;;;;;;; ;; ;;;
; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;
(;;;, ;;;;;;;, ;; ;;;;;;;;
; ;;; ;; ;; ;;;;;;;).
;;;;;; ; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;,
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;;,
;;; ;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;;; ;;;;;; ;;; ; ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;;:
- ; ;;;;; ;;;;;; ; ;; ;;;;...
; ;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;;,
; ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МУЗ

***
;;;;; ; ;;; ;;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;
;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;-;;;;;;;.
- ;;; ;;;;, - ;;;;;; ;;; ;;; ;;;;...
;;;;;;;;; ; - ; ; ;;;; ;; ;;;;;.

***
;;;;; ;;;;;;;; ;! ; ;;;;; ;;;; ;; ;;;;
;;; ;;;;;;;;;; ;;;, ; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;.
; ;;;; ;;; ;;;;;;;, ; ;;; ;;;;;;;;; ;;;;,
; ;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;.



















***
Снова долго не будет лета...
А всему-то пустяк виной.
Просто к солнышку наша планета
Повернулась другой стороной.
И взметнулась во тьму кромешную
От Лапландии ледяной
Королева, та самая — снежная,
Существо красоты неземной.
Вот лицо обжигает холодом.
Вот уже стекленеет река.
И повисли угрюмо над городом
Затвердевшие облака.
Тем, которые на экваторе —
Исключительно повезло:
Солнце им, вроде доброй матери,
Круглый год излучает тепло.
Только я им совсем не завидую.
Снег и зной не берусь венчать
Развернется планета и выйду я
Птиц, летящих домой, встречать!
И такая весна мне достанется,
Что бескрылого — окрылит!
Пусть зима на щеках порумянится,
А земля моя сладко поспит.







***

Дай мне руку твою
Я побуду факиром на час.
Я тебя через ночь
Поведу в неземные широты.
Где Персей с Андромедой
И призрачно легкий Пегас,
Что домчит нас с тобой
Прямо к райским воротам.
Ни тревог, ни забот
В этом мире.
Одна тишина.
Здесь беззвучная Лира,
И лебедь не кличет подругу.
Здесь Ковша не наполнить
Рубиновой влагой вина.
Здесь холодная Вечность
И ставшая вечной разлука.
Вот и кончился час.
Я уже не всесильный факир.
У меня лишь одно
И простое желанье:
Дай мне руку твою.
Ты мой теплый и ласковый мир
И земная звезда неземного сиянья.






***

Я покину Россию без боли.
Я оставлю ее навсегда.
Закатаю в рулон ее поле,
Брошу в сумку ее города.
Разолью по горластым бутылкам
Синеву ее рек и озер.
Прихвачу большаки и развилки,
И дроздами освистанный бор.
Распахнутся державные двери,
К чужакам пропуская меня.
Им привычны смешные потери.
Кто я — искра большого огня?
Я пойду с переметной сумою,
С молчаливым нательным Христом
За счастливой заморской судьбою
И найду ее призрачный дом.
Там, как феи, красотки нагие,
Там роскошно и приторно жить
Будет мне госпожа ностальгия
В чарки горькую одурь струить
Русь, отечество... Все в миг единый
Напрочь в памяти зыбкой сотру
Только справлю обряд лебединый
В русском царстве-мытарстве умру.






 К ЖЕНЩИНАМ

Удел ваш труден и суров,
Но, ради бога, — потерпите!
Не говорите грубых слов
И, если можно — не курите!
Не верьте, что слова любви —
Мотив заезженной пластинки.
Высот ее достойны вы,
Все — и брюнетки, и блондинки!
Все, кто стирает и печет,
Все, кто растит детей без мужа.
Не уставайте от забот,
Не охлаждайте сердце стужей!
Как ваша нежность хороша!
Как ваша женственность прекрасна!
Какое дивное богатство —
Простая женская душа!














***

Катился непутевый Колобок.
Знал мураву и кочки бездорожья.
При этом думал: «до чего хорош я!
Таким, видать, меня придумал Бог!»

Но вот однажды шарик-булка сник.
Катиться лень, не в радость окруженье.
И вдруг  - мыслЯ: «Женись-ка ты, мужик,
На колобке с иголками, на Жене!

- У ней полно изюминок внутри.
А коль захочешь, будет их поболе…»
Сошлись два колобка по доброй воле
И катятся бок о бок с стой поры.

У той, что ныне с лысым колобком,
Две-три иглы остались в обхожденьи,
И в той потере лиха нет для Жени,
А, впрочем, речь сегодня не о том.

Не стану я обкрадывать Эзопа
И так скажу особенной из фей:
- С рождением тебя, моя зазноба!
Твой Дон Кихот, твой Золушк
И Орфей.





***

Устав служить работе прежней,
Перенося ее с трудом,
Пришел я с доброю надеждой
В таинственно-огромный дом.

Его хозяин – бог во плоти,
Лучась голубизною глаз,
Сказал: «Ну, что же, я не против.
Будь, если сможешь, среди нас».

С тех пор прошло три долгих года,
А может – тридцать быстрых лет,
Я шел, порой не зная брода,
На чей-то звук, на чей-то свет.

Ночами снились мне каналы,
Поля, ровней которых нет,
То, вдруг, бумажные завалы
Мне застилали белый свет.

Буклеты, перечни, проспекты
Меня разили без ножа.
И я убил в душе поэта,
Мелиорации служа.

В железной клетке хозрасчета
Моя смятенная душа…
Кипит подрядная работа!
Жизнь и светла, и хороша!

Семья: жена, детишки, внуки –
Такой банальнейший пустяк!
Они ко мне не тянут руки –
Я им – бесчувственный чужак.

К чему мне небылицы Лема,
Великий Бах, француз Курбе…
Есть у меня программа «Время»
И жуть – по сводкам КГБ…
***

По задворкам бытия кочуя,
Не взывая к милости богов,
Я спрошу себя – чего хочу я?
И признаюсь честно: ни-че-го!

Вот моё безжизненное поле.
Ни былинки тут, ни валуна.
Чтобы сесть да и поплакать вволю,
В том желаньи – не моя вина.
 
Отчего судьба скупа на счастье,
Отчего на тяготы щедра?
Кто ей дал, бесплотной, столько власти?
Может, те, кто народился зря?

По задворкам бытия кочуя,
Всё ещё одушевленный ноль,
Вдруг опять всесильным стать хочу я,
Взяв судьбу-злодейку под контроль.

Пусть моё безжизненное поле
Прорастет полезною травой
Пусть удача встретит хлебом-солью
Мужика с седою головой.













СТИХИ
О
РОДНОМ КРАЕ
















РОДИНА

Здесь зорь не окликают петухи.
На коромыслах вёдра не трезвонят...
Но как забуду давний сказ реки
И переборы дедовой гармони?

Я часто там, где пахнет тузлуком,
Где топчут луг стреноженные кони,
Где ветер к морю белым лепестком
Баркас рыбацкий торопливо гонит.





















АКСАРАЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ

Герою Социалистического Труда
Салимбаю Сисекенову, чабанам
совхоза «Аксарайский» посвящается...

I
Проходили века.
Города превращались в руины.
Гасли звёзды и реки
Терялись в барханных рядах...
Только эта земля,
Нареченная мертвой пустыней,
Бесконечно сгорая
И, вновь возрождаясь, - жила!..
Мчались дикие кони.
Клинки в поединках встречались,
Неуемной вражде
Отдавая кровавую дань...
Год за годом нужда
Над батрацким житьем потешалась
- Все по воле Аллаха, -
Внушал незменно Коран.
День и ночь степняков
Здесь дубленые седла качали.
Сёк их лица буран,
Грело пламя привольных костров...
Здесь рождались батыры,
Которым отцы завещали
Край суровый любить
И хранить ремесло чабанов.

II
Едва лишь сумерки уйдут,
И дрогнет шелк зари,
К неблизким пастбищам ведут
Отары чабаны.
Они бессменно - в стынь и зной
Вершат свои дела...
Для чабана простор степной -
Что небо дла орла.
Здесь ночь предольно коротка
И долог день забот...
Здесь горький запах полынка
Душист, как вешний лёд!
Наперекор молве пустой
Вглядись в степной наряд:
Своей, особой красотой
Барханный край богат!
Богат безбрежный Аксарай
Людьми, чья слава - труд!
Здесь вырос смуглый Салимбай,
Здесь начинал свой путь.

Сколько раз без коня
Он пески пересек?
Сколько слабых ягнят
От невзгод уберег?..
Сколько вахт скоротал
Без покоя и сна?
Сколько людям отдал
Дорогого руна?..


Светлый путь чабана -
Будто вечной зарей -
Увенчала страна
Золотою Звездой!
III
Из всех бесчисленных забот
В работе чабанов -
Зимовка, стрижка и окот –
Основа всех основ.
Здесь воплощается итог
Больших и малых дел...
Здесь проза кочевых дорог,
Где ты грустил и пел...

В груди становится светлей,
Как от живой воды,
Когда машинки стригалей
Гудят на все лады!...
Какой окупится ценой,
С чем сравнишь миг такой,
Когда пушистое руно
Вздыхает под рукой?!

Штампуй смелее, старина,
Чернильный адресат!..
С тюками чудо-волокна
Грузовики спешат!

Прохладней степь и легче путь
Среди крутых бархан!..
Во все концы страны везут
Твои дары – чабан!
IV
Как просто,как легко понять
Тревогу чабанов:
- А смогут ли сыны принять
Дела своих отцов?..
Мальчишкам снится космодром
И ширь других планет!..
Отара, стрижка, сочный корм -
До них им дела нет...
Владеть искусством степняков -
Не каждому дано.
Не всякий сменит тихий кров
На зыбкое седло.

Но кто-то, улыбнувшись вдруг,
Сомненья оборвет:
- Мы краски загустили тут...
Живет чабанский род!
Его традиции годам
Едва ль перечеркнуть!
 Светла чабанская звезда!
Высок чабанский труд!

V
Полынь дышала горьковато-пряно.
Ночная птица плакала в степи.
Созвездья тлели,горбились барханы.
И чутко спал мой добрый друг Хаби.
Он и во сне опережал кого-то,
Ногами ощущая стремена...
Нелегкая, тревожная работа
У тех, кто выбрал долю чабана.
Залаял пес - ретивый страж отары.
Неужто - волк?.. Он здесь нередкий гость...
Но мир царил в загонах и кошаре.
Хозяин знал: в сей раз балует пёс...

- Хаби, а ты сменял бы степь на город?
Ведь ты, пожалуй, здорово устал?..
К тому же - годы: уж давно не молод.
Что сам постиг - другому передал...

Молчит казах, изобразив дремоту.
Но я-то знал, что он про сон забыл...
В ладонях скомкав жесткую бородку.
Чуть помолчав, ата заговорил:

- К чему пустое дело предлагаешь?..
Мне будет скучно в городе твоем...
Ты только гость и потому не знаешь,
Зачем я стал совхозным чабаном!
Я шел с боями к логову нечистых.
Страшней шайтана та война была...
Э, сколько сильных, молодых джигитов
Земля бесценным даром приняла?..
Без тех друзей я час победный встретил,
Без них вернулся в знойный Аксарай,
Где всю войну лишь старики и дети
Пасли овец  с  утра и до утра...
Во всем солдатском,степью опьяненный,
Худых овец, как лекарь, оглядев,
Я взял герлыгу и в овраг зеленый
Погнал отару, прыгая в седле...

...С тех пор чабаню и зимой и летом...
А ты про город... Постарел,устал...
Бледнела даль. Земля ждала рассвета,
Как некогда Хаби день мира ждал.

VI
Зарождается день,
Поднимая багряное солнце.
Пробуждается степь.
Птица раннюю песню поет...
В легкой дамке тропа
От становья чабанского вьется.
Человека в седле
Утро к новым свершеньям зовет.
Kтo сказал, что в наш век
Счастья ищут в профессиях ярких,.
Что профессии эти
Всем прочим свой ритм задают?..
Космонавт и чабан,
Врач, геолог, поэт и доярки -
Все на равных правах
В созидательном марше идут!

Колосятся хлеба,
Светят реки расплавленной стали,
Рвутся к звездам ракеты,
На реках плотины встают,
В рейс идут рыбаки.
Озирая бескрайние дали,
Неустанную вахту
Степные батыры несут!

В ГОСТЯХ У ЧАБАНА

Пар звенящий срывается с губ.
Мчится конь, сани борозды стелят.
Дальний хутор огарками труб
В ночь струит горьковатое зелье.

Взят с разгона последний подъем!
Стража пёсья забила тревогу!..
Вот кошары, вот маленький дом.
Тут и кончилась наша дорога.

- Эй,хозяин! И вот он в дверях -
Смуглолицый, внимательный,добрый
Тот, о ком на селе говорят:
- Скуп на речи, да в деле проворный!

...Стыл на окнах морозный узор.
Тихо пел самовар меднобокий...
Мы вели с чабаном разговор
О кормах и суровой зимовке.

Прозы этой шершавая суть
Волновала,тревожила,грела...
...Нет,не всякий осилит твой путь, -
Человек, степью признанный к делу.

Хмурых туч кочевые стада
Ветер гнал над заснеженной ширью...
И горела, как солнце, звезда
На груди у степного батыра!

***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет -
Дам нехитрый совет:
Собирайте пожитки и - в путь!

Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
На лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится
И уходят на лов,
Рыбаки, люди щедрой души.

Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.




ВОЛГА

Я в разлуке с тобою намаялся,
Распознал,что такое грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.

Зачерпну голубого сияния
Из твоих вековечных зыбей...
- Здравствуй, Волга,любовь моя давняя!
 Я опять возвратился к тебе!..

Видел я,как в наряды песцовые
Вьюги кутали ветви берез,
Как синичек в комки леденцовые
Превращал ошалевший мороз.

В том краю пахли зори малиною,
И малиново пел соловей...
Все там русское было, все близкое, -
Только не было Волги моей.

Шорох волн в шуме леса угадывал,
В свете окон - огни пристаней...
Я тальянке беспечной заказывал,
Чтобы пела о Волге моей.

Снились ивушки мне длиннокосые,
Парус, чайкой летящий в рассвет...
Осетры - глупыши остроносые,
Косяком заходящие в сеть.

А когда долото навостренное
Приносил шустрый дятел в сосняк,
Мне казалось, что лодку смоленую
Конопатит веселый рыбак.

Без тебя, моя Волга, намаялся,
Распознал настоящую грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.























***

Превыше всех желаний есть одно:
Куда б тебя судьба ни заносила,
В пути житейском порастратив силы,
Мечтаешь побывать в краю родном.

Вдохнуть настой ромашковых лугов,
Напиться синей тишины из речки.
Поесть домашних щей и пирогов,
Поспать на сундуке у русской печки.

Здесь все до слез любимо и светло,
Загадочно, безбрежно, первозданно...
Пусть много лет в разлуке утекло,
Ты, милый край, был в сердце постоянно.

Как к материнским ласковым рукам,
Щекой прижмусь к земле далеких предков
И все верну, что уступил годам,
Ночам бессонным,штурмам и разведкам.

Родимый край! Благословенный будь!
С тобой нетруден самый трудный путь.








***

Тускнеют краски уличных огней,
Стихает город за окном устало...
Я ухожу за памятью своей
Путем знакомым, к милому причалу.

Тревожу криком предрассветный час,
Сложив упругим рупором ладони...
И вот, росой обрызганной кулас,
Ко мне степенно перевозчик гонит.

Опять заря над глиняным бугром
Под грай ворон багряный мост наводит.
И весело порожнее ведро
О звонкой влаге разговор заводит.

В лицо струится горько и тепло
Кизячный дым и луговая пряность...
Неужто все, родимое село,
В тебе таким же до сих пор осталось?

Не позабыть тебя, не разлюбить
Как все, до бесконечности родное.
Крепка с тобой связующая нить,
Моё неповторимое Цветное.






***

Час рассвета. Уловистый ерик
От зари золотисто-багров.
Сладко чавкает илистый берег
Под копытами важных коров.

Петухи-менестрели востока
Медью песен врываются в сны.
Рыжий кот на овине высоком
Мылит лапку и фабрит усы.

С добрым утром, покосы и воды!
С добрым утром, идущие в путь!
Неизбывная нежность природы
Да наполнит вам свежестью грудь.
















ГОРОД ЩЕДРОГО СОЛНЦА

Пожухли гроздья спелых звезд.
Ночь извела чернила...
- Не нарушай круговорот,
Довольно спать,светило!..

    - Готов к распевке птичий хор.
Не подводи капеллу!..
Сигналь начало,дирижер!
Приступим,Солнце, к делу!

И вот, стряхая влагу рос,
Прорезав кромку тверди,
Встает над городом колосс
Сияющим бессмертьем!

Лицом и сердцем просветлев,
Иду навстречу солнцу...
Будь славен день! Пусть твой напев
По солнцеграду льется!

От радости парусом выгнута грудь.
Упругая силища в мускуле каждом!..
Привычные липа,знакомый маршрут,
Но я не иду - проплываю фрегатом!

Забыт и развенчан домашний уют.
Пусть мебельной чинностью стены любуются...
Свое предпочтенье тебе отдаю,
Весенняя, звонкоголосая улица!

Вот этим причалам и этим мостам,
Пришедшим на смену бревенчатой утлости.
Прозрачным фонтанам, каналам, садам,
Наполнившим город мой песенной юностью!


АСТРАХАНЬ

Отыщешь ли грустной провинции след?
Здесь новь половодьем ширится!..
- Послушайте, Астрахань - сколько вам лет?
И ты отвечаешь, смеясь: – Четыреста!

В тебе воплотили, работой горя
Все самое доброе,самое лучшее
Твои неустанные мастера,
Твои мастера всемогущие!

Будьте ж вечным и гордым нарядом земли,
Человечьи жилища многоэтажные!
И вы - железные журавли,
Ваши высочества - краны монтажные!

Пусть солнце течет, пламенея на улицах.
Благословенно такое пожарище!..
Огромное - сделано!
Большее - сбудется!
Мира, удач вам и счастья,
Товарищи!









В АРБУЗНОЙ СТЕПИ

Арбуз - малиновая свежесть!
Арбуз - и катится слюна...
Всех благ тому, кто холит,нежит
Тебя с утра и дотемна!

Смакуем сладость! Объеденье!
Твердеет сахар на губах...
Без полосатого спасенья
В степи иссушенной – труба.

Едим арбуз»- по телу нега,
Как от хмельного клонит в сон...
Но встал шофер, дымнул «Казбеком»
И трижды долбанул в клаксон.

Трехтонка львицей зарычала.
- А ну, братва, кончай десерт!.. .
Встаем,как будто много лет
Мы скалы на спине таскали.

Арбуз - гудящие ладони.
Арбуз - и ты сплошной поклон...
В полоску – небо, водогоны,
В полоску щи и краткий сон.

Забыт комфорт родного дома.
Но разве в этом соль и суть:
Мы выполняем по три нормы,
А это - главное в страду.

***

Тороплюсь через луг,
Босиком, налегке...
Ждет меня давний друг -
Дед-рыбак на реке.

Лишь заря отгорит,
И луна вскинет глаз,
Я и мудрый старик
 Сядем в юркий кулас.

Будут весла и шест
Щук в протоке будить.
Будет повести дед
О былом заводить.

Как родился да жил
На кулацкой земле,
Как гусей сторожил
На лугу по весне.

Как по книгам скучал,
Как на взморье ходил.
Так любовь повстречал,
А потом – схоронил...

Как в избе по ночам
Грудь сжигала тоска...
Как на сходке сельчан
Порешил кулака.

И утёк из села:
Хлеб да поршни в мешке...
Долго, долго жила
Ярость в сильной руке.

То сжимала приклад,
То взлетала клинком...
Шел сквозь пули солдат
Вместе с красным полком.

Своры белые крыл,
Сёк бандитскую шваль...
Тиф в седле выносил
И от ран помирал.

Я забуду опять
Про сомов и линей...
Будут ночь обжигать
Гривы алых коней.
Будет грозно звучать
Медь походной трубы...
Будут шляхами мчать
Парни щедрой судьбы...

И покажется мне
Предрассветной порой,
Что не дед на корме,
А Добрыня седой.
Па руках - чешуя,
В лодке рыба - горой...
Так и встретит меня
Утро новой зарёй.
***

Ныряет сейнер, словно кит,
Созвездья тускло семафорят.
Когда устало берег спит,
Рыбак идёт в ночное море.

Форштевень режет лунный шлях,
Борта сияют позолотой.
И всё яснее добрый знак
На диаграмме эхолота.

Ночные вахты в шторм и штиль.
В них всё до мелочей знакомо.
До Пирсагата - сорок миль,
И триста  - до родного дома.

Он станет ближе во сто крат,
Когда письмом одарит суша.
Пусть говорят - морские души,
Но грусть земная у ребят.

Усталым,тихим шалуном
Корабль приблизится к причалу.
Есть добрый берег, милый дом,
А моря - будто не бывало.






БУДНИ РЫБАЦКИЕ

Растаял над Каспием день без следа.
Медузой колышется в бухте звезда...
К шхунам усталым,
К матросам бывалым
С берега в гости пришла тишина.

Над Пирсагатом - лунная теплынь!
Как говорят - на море полный штиль
На полубаке рыбакам,
Моим друзьям и землякам,
Про тополя баян тихонько напевает.

Где встретим удачу - не скажет волна.
Отыщет ее наш вожак-капитан
Грянет команда:
- За дело, ребята!
Хватит просушивать сети ветрам!..

Далекий порт, родные берега...
Вы часто снитесь в море рыбакам...
Встает путинная заря.
- Прощай, рыбачий Пирсагат!
В морской простор зовет нас добрая моряна!

Суровы морские пути рыбака.
Над ними не светит огонь маяка...
Милю за милей
Проносит под килем
И прикипает к штурвалу рука...

Крепчает шторм, щетинится волна!
Морзянка шлет тревожные слова:
– Нептун, суровый бог морей,
Не запугаешь волгарей!
Нам от отцов достались мужество и сила!



























БРИГАДИР

Новый день продолжением страдных забот
Занимался над полем погожей зарёю.
Шел со мной знаменитый в селе бахчевод–
Человек непохожий ничем на героя.

Говорил неспеша. По глазам и лицу
Чистота родниковой улыбка сводила...
-Напиши,что уборка подходит к концу,
Что бригада досрочно свой план завершила.

Я мочу. Я не трогаю чистый блокнот.
Что я знаю об этом седом ветеране?..
...Бригадир по осеннему полю идёт,
 Рукоять револьвера сжимая в кармане.

Он спешит к покосившейся древней избе.
Три ступеньки.Крыльцо.Бородатые лица.
Завывает ветрище в холодной трубе,
Под ногами тоскливо скрипят половицы.

Обрывая слова,обступали его
Табаком и навозом пропахшие люди.
Недоверчивый шепот: «Неужто - того,
Председателем нашенским числиться будет?..”
 
Он присяги на верность тогда не давал,
Глядя прямо и строго в мужицкие очи.
Был в то время в колхозе полнейший развал.
Были трудные дни и бессонные ночи.

Клокотала работа,верстались года.
Жизнь входила в широкое,светлое русло...
Две войны за плечами оставил солдат
И с победой на русское поле вернулся.

Торопились машины и пели про то,
Как богат урожай,как дружны бахчеводы...
Шёл со мной человек – неприметный, простой.
Человек драгоценной,чистейшей породы.











***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет
Дам нехитрый совет:
- Собирайте пожитки и - в путь!
Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
Па лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится,
И уходят на лов
Рыбаки, люди щедрой души.
Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный  край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.






СТОРОНА РЫБАЦКАЯ

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь...
Зори несравненные, зной песчаных кос.
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось.

Все, как есть,изведано на твоей земле.
Был твоим я подданным много зим и лет...
Если ты печалилась, как шутить я мог,
А светилась радостью - я не знал тревог.

Я твой хлеб над горсточкой благодарно ел
Я твои мелодии, где бы ни был, пел...
Непривычный кланяться,припадая пил
Влагу синих рек твоих,набирая сил.

Сколько раз снимался я с легких якорей,
Покидала молодость землю волгарей...
Были рельсы звонкие, крылья близ от звезд
Уезжал ненадолго - тосковал всерьез.

Встретишь ты приветливо баловня красот.
Что он скажет сослепу - знаешь наперед.
Ты, моя неброская, просто помолчишь,
Все, что затаила ты - враз не разглядишь.

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь,
Зори несравненные, зной песчаных кос...
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось!

ПУРСИХА

Неприметно, несуетно, тихо
Бабка эта ютилась в селе.
Пацаны её звали – Пурсихой
И кричали ей глупости вслед.

А она,ковыляя к погосту
Тяжело,как подбитый гусак,
Им грозила обшарпанной тростью.
Не по злобе, а просто так.

Всё,что есть: и кресты,и плиты
Заскорузлой рукой осеня,
Возвращалась Пурсиха с молитвой
К серой мазанке в два окна.

Что-то ела она,наверно,
Чем-то редко топила печь...
Но ни с кем о житухе скверной
Не вела заунывную речь.

Да и с кем ей делиться было:
В каждой хате,в плену у забот,
Поседевшие бабы скорбели,
Проводов кто кого на фронт...

И случилось однажды это.
Был на редкость мороз иглист...
В дом Пурсихи из сельсовета
Принесли... похоронный...лист.

Обступили её сельчане,
Будто видели в первый раз...
Вскоре дров привезли ей сани,
Дали ситца и ватный матрац...

Становилась все шире дорога,
Что тянулась к печальной избе.
Позабыв о своих тревогах,
Шли соседи к соседней беде...

...Память, память, ты все не утихла,
Все не справилась с давней тоской.
... Снег. Погост. Ковыляет Пурсиха
И грозит мне беззлобной клюкой.


















РОДОСЛОВНАЯ МОЕГО ГОРОДА

Ты начал жить, когда на яр пустой,
Овеянный мятежными ветрами,
Пришел угрюмо люд мастеровой
И дружно заработал топорами.

Напуганные гулом кулики
Насиженные гнезда покидали..,
И гордые орланы-степняки
Тесовый кремль сторонкой облетали...

Потом твою бревенчатую грудь
Славяне в панцирь каменный одели.
И поднялась над синей Волгой Русь
Лицом к врагу,могучей цитаделью!

Ты помнишь клич воинственных татар,
Железный лес их сабель искривленных...
Тебя,как зверь,обгладывал пожар,
Ликуя на крестах позолоченных.

Здесь легендарный волжский атаман
Вел на бояр людское разнотравье...
И вольности стремительный таран
Крушил гнездовья слуг самодержавья!

Ты в горести бессильно замирал,
Когда над плахой сыновей сгибали...
Ты слышал поступь грозного Петра
И грустный шаг суворовской опалы.

Ты в духоте зловонной утопал,
В крутых потемках засыпал устало...
И Волга вздутой веной бурлака
У стен твоих отчаянно стонала.

Нo грянула великая заря!
Такой вовек над Русью не светилось!
И слово «Ленин» с гулом Октября
Из края в край победно прокатилось!

Их было много,кто пошел за ним
Сквозь пламя битв, лишения и голод,
Чтоб ты сегодня, мой рыбацкий город,
Был вопреки столетьям – молодым!


















СТЕПАН РАЗИН

- Эй, ты, Филька, чёрт – пляши!..
И Филька, черт кудлатый - заплясал!
У голытьбы прошла теплынь по лицам,
Как будто Разин в Волгу не бросал
На их глазах персидскую девицу.

Они свободу пили, как дурман,
Забыв полон кандального железа...
И только он, их грозный атаман,
Тяжелой думой брови-крылья резал.

Орлиным взором разметав зарю,
Наполнив грудь былинной силой Волги,
Он подступал возмездием царю...
...А Филька пел и пляской тешил ноги.

Злой мощью наливались кулаки,
В крови казачьей ярость клокотала!..
И таяли боярские полки,
Где сабля атаманова блистала!

Ах, Стенька, Стенька, буйная душа,
Таких, как ты - едва ль пугала плаха...
Но смог ли ты ударом палаша
Избавить Русь от голода и мрака?

Как преисподней, именем твоим
Попы в церквях смиренный люд страшили.
Тебя, как назидание живым,
В железной клетке в стольный град ввозили.
От страшной казни цепенел народ.
Палач с плеча рубил живое тело...
Мертвела плоть,но праведного дела
Не смог осилить царский эшафот.

Людское море вздыбивши собой,
Оно под корень рушило насилье!
И Разин был среди идущих в бой
За новую счастливую Россию!

***

Я стою на яру.
Волга - низко, а звезды - рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном...
Здесь волхвы обращались к богам,
Здесь коней объезжали сарматы.
И блистали по берегам
Их воинственные булаты...
Уж не там ли, за той косой,
Где сигналит бессонный бакен,
Стеньки Разина челн расписной
Был стрельцами в полон захвачен?..
Стрежень синий рябила грусть.
Долго плакали стаи птичьи...
И не слышала больше Русь
Удалого: «Сарынь - на кичку!..»
Уж не с этой ли крутизны
Белой чайкой от злой судьбины
Устремилась на гребень волны
Безутешная боль Катерины?..
Я стою на яру.
Волга - низко,а звезды – рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном.
Все светлей и светлей небосвод
Над великой российской дорогой.
Слышу - басом шаляпинским Волгу
Славит розовый теплоход.


***

Старинное рыбацкое село.
Собачий лай, дрожащий свет в землянках.
И где-то в ночь отчаянно и зло
Кричит  ладами пьяная тальянка.

И бабы, на завалинке присев,
Устав от ребятишек и побоев,
Не верили, что будет в их селе
Другая жизнь, с достатком и покоем.

Не верили ни в чёрта, ни в царя,
Уснувшие вповалку на полатях,
А утром жизнь будила волгаря
Надеждой на обманчивое счастье.

О, сколько раз в безрадостный рассвет
Бударки остроносые врезались...
И хоть ловцам желали счастья вслед –
Нечасто с ним к причалу возвращались...

И снова проклинали ревматизм
Угрюмые, простуженные люди.
А к суше волны гулкие неслись
Предвестниками небывалых будней...

Иная жизнь уже брала разгон,
Из тесных люлек улыбалась чисто.
И гладила шершавая ладонь
Штурвальных, капитанов, мотористов...

В село рыбачье нынче заходи.
Ты встретишь их, морей и рек полпредов.
Им Родина открыла те пути,
Которых прежде не было у дедов.






СВИДАНИЕ

Во сне летаю – наяву бескрыл.
Беспомощный, завидую вороне...
Здесь был паром, и бодрый дед Афоня
С утра до ночи им руководил.

Лучились капли солнца на воде,
Взлетали щуки над зеленой гладью.
И ветерок трепал седые пряди
На стариковской пышной бороде.

Мне помнится афонин портсигар:
Дед клал в ноздрю щепоть табачной пыли,
Потом чихал под «Господи, помилуй»
И весь краснел, как медный самовар.

Афоня, дед! А эхо вторит «Неет!»
Качнулись ивы, зашептав тревожно.
Куда ж теперь? Простое стало сложным.
Мелькнула мысль: «Неужто умер дед?»

Вон вдалеке грузовики пылят,
Спешу туда. Вот новенькая дамба.
Здесь весело белье полощут бабы,
И ребятишки окуня блеснят.

Я опоздал сюда на двадцать лет,
Всё занят был насущным, неотложным,
Всё тешил память ощущеньем ложным,
Что с этим, давним, связи больше нет.

Вхожу в село. Не верится глазам!
До мелочей знакомое Цветное
Меня встречает щедрой новизною
И приобщает к новым голосам.

В нем многое от города, и всё ж
Когда промчится шалый ветер мимо,
Такой знакомы и неповторимый,
Настой лугов некошенных вдохнешь.

И радуешься. В сердце грусти нет,
Огнем былого не согреть ладони,
Шумит река и вьется в синеве
Белёсой тучкой борода Афони.


















***

Земля родного понизовья,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

Апрельский день широк и светел!
Он и торопит, и бодрит!
И снова мы с тобой в ответе
За всё, что будет впереди.

И начинается сраженье
За щедрый урожайный год,
За те великие свершенья,
Какими славен наш народ!

На всех у нас одна забота:
Пусть на земле, и на воде
Такая ладится работа,
Какой не ладилось нигде!

Да будет синева над полем!
Пусть зори вешние встают.
Цвети, земля моя, доколе
На ней хранители живут.

Моё родное понизовье,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

РЫБАЦКОЕ, ДОБРОЕ МОРЕ
(передача)

Свой рассказ мне хочется начать с пословицы, которая когда-то бытовала среди рыбаков: «Кто в море не бывал, тот досыта богу не молился». Некогда крылатая поговорка  давным-давно утратила свою изначальную суть,потому что люди стали сильнее, и в море идут так же уверенно,как и в заводские цеха, на широкие поля,как поднимаются в безбрежное небо.
Правда, в какой-то степени море осталось прежним. Седой Каспий не утратил своей могучей силы, не усмирил своего крутого нрава,о котором сложено немало историй грустных и трагических.
Мой дед - потомственный рыбак из села Цветное - рассказывал мне о Каспии неласковом, потому что жилось рыбакам в те времена несладко,  и, нередко, борьба с морем стоила ловцу жизни. В своё время я написал стихотворение под впечатлением этих рассказов.

Море пело извечную тему вражды.
Волны в сушу свинцовым тараном врезались,
Мы росли и, припав к материнской груди,
Колыбельные слушая, сил набирались. *
А чайки над бездной ломали крылья,
Оплакивая взятых тобою,море...
И косы рыбачек серебряной пылью
Покрывались, и блёкли глаза их от горя.
Над нами созвездья безмолвные плыли
И кровью сазаньей алели закаты...
Мы брали отцовские вёсла-крылья,
Которые волны дробили когда-то.
Но шли к тебе, море, не с ними мы.
Они оставались в домах реликвиями.
Железные сейнеры тропами синими
Без страха водить научились мы.
Мы с певучей гармонью на борт поднимались.
Капитаны ровняли форштевни «на ост»,
Нам не помощи божьей-удачи желали,
Зная твердо, что море волжан не согнет.

Сейнеры,о которых я писал в стихотворении, тоже становятся прошлым. На смену им пришли могучие крупнотоннажные суда, которым не страшны капризы моря,не нужны тихие бухты,чтобы переждать шторм.
Что же больше всего привлекает человека, впервые попавшего на Каспий? Конечно,экзотику со счета не сбросишь, но главная красота открывается в людях,связавших свою судьбу с профессией трудной и увлекательной.
Кстати, рыбаки сегодня стали «моложе». Если прежде юнцов брали в море с опаской и провожали их от берега со слезали, то сегодня целые экипажи состоят из молодежи. И командуют такими коллективами молодые капитаны, умением своим и опытом успешно соперничающие с капитанами-ветеранами.
(В эфире - фильмотечная кинопленка «Экипаж РДОСа-1524». Оператор В. Алексеев. На этой кинопленке продолжается рассказ).
У меня надолго останутся в памяти ребята с рыбодобывающего судна-1524, с которыми нам довелось выходить на промысел, и которые стали нашими добрыми друзьями. Море довольно быстро объединяет людей, делает их единомышленниками в самом главном - в работе,.
Вот неунывающий весельчак и балагур - матрос I-го класса Валерий Бесчанников. Дело своё знает отлично, выполняет его без суеты, расчетливо, он бывалый промысловик.
Редко заходит судно в бухту Пирсагат, но когда такое бывает, электромеханик Александр Иванович Рудник становится...рыбаком. На обычную «закиднушку“ можно половить жирную кефаль...Это, как говорится  - лирическое отступление. На судне у коммуниста-рационализатора большое и сложное хозяйство, и содержится оно в отличном состоянии. Ну, а если понадобится, Александр Иванович становится киномехаником. Уважают за рабочую хватку молодых бригадиров Рябца и Краснокутского. Конечно, нельзя без уважения говорить о капитане судна 1524- Анатолии Бабичеве, воспитаннике Астраханского мореходного училища. В том, что на судне – крепкий рабочий коллектив, - немалая заслуга капитана.
... Десятки судеб, десятки биографий, характеров. Но об этом не вспоминают,когда идёт лов. Промысел - главное для рыбака, и каждая промысловая ночь, несмотря на свою обычность, - всегда неповторима. Одна из таких ночей – первая, надолго осталась в моей памяти,послужила темой для стихотворения:

Ныряет сейнер, словно кит.
Созвездья в небе семафорят...
Когда спокойно суша спит,
Рыбак идет в ночное море.
Форштевень режет лунный шлях.
Летит вдоль борта позолота...
И всё яснее добрый знак
На диаграмме, эхолота.
-Косяк под килем! Стоп мотор!
И враз умолк вспотевший робот.
И, лежебока до сих пор,
Насос макнул в пучину хобот.
Ночные вахты в шторм и штиль...
В них все до мелочей знакомо.
До Пирсагата - 30 миль
И триста - до родного дома.
Он ближе, зримей во сто крат,
Когда письмом одарит суша...
Земля,рыбак не виноват,
Что морю круглый год послушен.
Он этой жизни предпочёл
Дела,что робким не под силу...
Да,он бывает зол и груб.
К тому,знать,море приучило.
...Бледнеет звездная рапа...
Рассвет «горит зарею новой»
И льются в трюм по желобам
Потоки серебра живого.

И снова хочу вернуть вас к экипажу рыбодобывающего судна-1524. План 8 месяцев экипаж РДОСа 1524 завершил досрочно и добыл сверх задания 5 тысяч центнеров рыбы. Готовятся промысловики судна и к встрече предстоящего 25-го съезда нашей партии.
Комсомольцы и молодежь судна, дали слово: завершить пятилетку к 20 декабря и дать Родине сверх намеченного 1000 центнеров рыбы. И всё же, не единой работой живут рыбаки. На судне можно посмотреть кинофильмы. С экрана телевизора сюда приходит информация со всего мира.И, конечно же, все любят читать. Одни увлекаются художественной литературой, а другие - сидят над учебниками.
Мы наблюдали, как судно пришло к плавбазе “Каспий”, и многие из молодых рыбаков шли в школьный класс, работающий на базе,чтобы сдать экзамен, или взять новые учебники. В тот день на РДОСе было особенно оживленно. Поздравляли «счастливчиков», сочувствовали «неудачникам». Потом снова было море. Была последняя промысловая ночь, завершение промыслового цикла. Впереди был порт Гаусаны, где судно разгружалось и готовилось к новому 30- дневному рейсу.
Сейчас на Каспии осень. Здесь нет листопада, зато есть шторма и туманы, есть холодные дожди, беззвездные ночи и рассветы, которые всё реже и реже окрашиваются алой зарей. Впереди у наших земляков – промысловиков Каспия – период зимнего промысла. 3а это время надо многое сделать, многое успеть,чтобы с честью выполнить слово, данное стране. Удачи вам, дорогие товарищи!
Пользуясь сегодняшней возможностью, я с удовольствием выполняю просьбу, с которой к нам обратились рыбаки: передать для их родных и близких хорошую песню. Песня, которую мы предлагаем вашему вниманию, – о земле, которая ждет вас с трудовой победой. Композитор - Исай Пиндрус,  исполняет Олег Бинтемиров в сопровождении инструментального ансамбля.

СЛУЧАЙ НА РЕКЕ

Зорька в небе занималась,
В синей речке отражалась,
Наряжала всё окрест
В золотой и алый цвет.

Просыпались пеликаны,
Цапли, лебеди, бакланы...
Клювы чистили и перья,
Песню утреннюю пели.

Только Филя рассвет не встречал.
Он, чудак, крепко-накрепко спал.

Вдруг вороны всполошились,
Заметались, закружились,
Над рекою понеслись,
Закричали: «Берегись!»

Хоронитесь все, кто может!
Выбегайте прочь из нор –
В камышах горит костёр!

Затрещали камыши-крепыши,
Сторонитесь, ежи и ужи!
К речке мчится великан,
Зверь свирепейший!
За клыкастым вслед мышата,
И трусливые зайчата,
Шутка ль дело – ротозей
На костре спалит зверей!
Рак запятился к воде –
Быть беде!
Раку тоже вреден жар -
Зол пожар.
Рак зарылся в мягкой тине
И уснул, как на перине.

Всех труднее пришлось черепахе
В костяной тяжеленной рубахе.
Как бедняжке помочь в этом гаме –
Все её принимают за камень...

У реки – суета небывалая:
Плачут звери большие и малые.
А костёр всё сильнее горит,
Всем бедой неминучей грозит...

Коршун в небо поднялся,
Покружился там и сям...
Видит он: средь камышей
Спит охотник-ротозей.

Значит, вот кто в наше царство
Забрёл!
Вот кто пагубный огонь тут
Развёл!
Ну – держись, ротозей,
Берегись моих острых когтей!
И стрелой коршун с неба
Упал,
Крепким клювом лежебоке
Поддал!
Ну-ка встань, поднимись,
Ротозей!
Погаси свой костёр,
Лиходей!

Подскочили вороны горластые,
Налетели бакланы зобастые!
Уж трепали они ротозея,
Острых клювов своих не жалея.

Тут сердито река забурлила,
Забурлила, волну покатила...
Весь покрытый подводной травою
Выплыл сом и затряс головою:
Эй, вы, птицы, зверюшки и звери,
Приведите ко мне ротозея!
Под корягу его утащу я,
Как букашку, его проглочу я!

Закричал, завопил ротозей:
Где костер, покажите скорей!
Затушу я его, затопчу,
Сяду в лодку и прочь укачу!

А костёр оказался живучим –
Не сдавался разбойник трескучий!
Бил его ротозей, что есть сил –
Наконец, укротил, победил!

А потом – суд великий чинили.
Даже Фильку от сна пробудили...
И решили крылатые жители,
И решили зубастые жители:
Вот наш сказ:
Утопи своё ружье, ротозей!
Слово дай, что ни птиц, ни зверей
Ты не будешь отныне губить,
Защищать будешь их и любить!
И запомни: с огнем не шути!
Там, где можно, его разводи!

И сказал на суде ротозей:
Я вас буду любить, как друзей,
Ротозейство своё признаю!
И ружье вам охотно сдаю.
Утопите его под корягой,
Да живите отныне без страха!
Будем, птицы и звери, друзьями,
Вечный мир заключим между нами!

И смеялась, и пела река
Возле маленького островка...
Человек улыбнулся природе.
Тут и быль наша к точке подходит.
Вы, конечно, запомнили, дети:
Плохо быть ротозеем на свете!






















ПОЭМЫ

















СОЛДАТЫ РЕВОЛЮЦИИ

Комсомолу 20-х годов посвящается

Не о вас ли
                глагольные
                реки выстелить,
Перьев жар-птицы надёргав  заново?!
Вы ведь
             тоже когда-то вершили события,
Ваши
         сиятельства, цари
Романовы...
Столетьями чёрными,
                день за
                днем,
Вы жрали Россию, как божье
                варево.
И всё же -
               отняли
                у вас
                её,
Рожденные
                гулким
Октябрьским заревом!
Они проложили
                невиданный
                путь,
Которым
            идти
                и не гнуться
                нам...
Стань вечностью,
                память,
                в которой
                живут
Солдаты и
               будни
                твои – Революция!
Потеснитесь,
                мифические геркулесы!
Встаньте,
             мраморные
Давиды,
          в сторонку!
Слушайте,
              слушайте
                новые
                песни -
Я славу пою
                комсомольцу – орлёнку!

***
Петроградская ночь ...
Город скован февральскою
                стужею.
Каждый камень оглох
От надрывных,
                тревожных гудков:
- Пролетарий - вставай!
Пролетарий - берись за оружие!
Под немецким штыком -
Пал седой, окровавленный Псков!..

Восемнадцатый год ...
Не затянуты свежие раны.
От недавних потерь
Не затихла щемящая боль ...

Не поспавшие всласть,
Не поевшие вдоволь солдаты,
За Советскую власть
Вновь уходят в решительной бой...
Сталь винтовок тускла,
Семафорят огни самокруток ...
Скулы - тверже кремня,
Паровозныи гудок напролом -
Через даль, через ночь,
Опаленным грозой первопутком,
К огневым рубежам __
За отцами спешит Комсомол!

Ни кулаки, ни юнкеры,
Ни графские сынки ...
В тех поездах товарищи
От горна и сохи.
В тех поездах прокуренных,
В холодной полумгле,
С отцами-ветеранами –
                ребята в двадцать лет...
Их злобно и неистово
Секла казачья плеть ...
Их пулями у Зимнего
Встречали в Октябре.
Им голод скулы стягивал,
Валил тифозный бред,
Но поднимались вновь они,
Сильней смертей и бед!..
- Что притих, паренек?
Ты по части музыки - не мастер?..
Есть в наличьи гармонь,
Мне её подарил
Морячок - петроградец
                «на счастье».
Тот братишка погиб ...
И гармонь - вроде стала вдовой ...
Парень грусть оборвал,
Просветлел озорными глазами ...
Словно, острая льдинка,
Растаяла складка на лбу:
- Отчего не сыграть ...
Правда, я землероб по призванью,
Но с тальянкой дружил,
Как с невестой, ходил по селу ...
Взял парнишка «вдову»,
Тронул пальцами черные планки
И забилась в дыму
Недопетая песня тальянки...

***
На России - матушке
Белые снега
Замели, завеяли
Реки и луга ...
На зарю тревожную,
В злую сторону,
Провожала девушка
Парня на войну.
То ли хлопья падали,
То ли грусть-печаль
На шинель солдатскую,
На девичью шаль...
- Не грусти, желанная,
Я живым вернусь.
Лишь от злого ворога
Мы очистим Русь...
Зацветет черемуха
Под твоим окном.
Травы изукрасятся
Зоревым огнём...
Верю - счастье прочное
Будет на земле,
Верю, свадьбу шумную
Справим на селе!

***
Стихла дробная песня колес.
Просигналил подъем паровоз ...
Эх, гармонь, голубые
                меха ...
Помолчи,
            подожди паренька...
В сотни грозных смертей –
                штыки!
Краснозвездные катят
                полки!
Кто упал - не стони,
                не плачь!
Кто в строю - не бросайся вспять! ...
Впереди - багровеет флаг!
Позади - побежденный
                враг ...
Ну-ка, кто еще хочет
                в Псков?! ..
Славься, армия
                большевиков!

Не успел трубач
Протрубить отбой,
Как враги опять
Начали разбой...
Прет со всех сторон
Белошерстный сброд!
Каждый пёс - вожак
Стаи псов ведет.
Там Сибирь в огне,
Там Сибирь в слезах.
Там рассеял смерть
Адмирал Колчак.
И трубит трубач
На обратный лад:
- Ты крепись, держись,
Красный Петроград!
– Слушай, товарищ,
Война
        началася!..
Бросай
          свое дело!
В поход
          собирайся!
Не ветра шумят,
Не река течет -
То российский люд
Под ружье встает!
- Комсомолец!
- Я!
Подтянись, браток!
Становись в отряд,
                грудью на Восток!.
Кто замешкался?!
Кто разинул рот?!
Комитет - закрыт:
Все ушли на фронт!

На деревне - весна
С щедрым солнцем
                и влагой обильной.
Как просила зерна,
Как томилась по плугу земля!..
И такие глаза
У девчонки веснушчатой были ...
А парнишка держал
Под уздцы вороного коня.

Обживали грачи
На осокоре старые гнезда.
Позабытый ветряк
Шевелил перебитым крылом ...
И священным крестом
Мать печально смотрела
                с погоста ...
А безусый боец
Легче ветра поднялся в седло.

***

У тесовой избы
Багровеют кулацкие лица.
У кого-то к обрезу
Привычно тянулась рука . ..
- Жаль, уходит вожак ...
этот паря на мушку просился ...
- Незамай ... Без него
Легче будет рулить мужика ...
Как паршивых щенят,
Изведем комсомольскую шайку ...
Их - в щепоть уместишь,
Нас, как в поле траву - не сочтешь.
- Ты бы меньше, Егор,
Шлялся к бабам, да спал на лежанке ...
Эту красную голь
Только пулей меж рёбер проймешь ...

***
Тронул парень коня.
Закудрявилась пылью долина ...
Он вернется еще!
Он очистит от гадов село ...
Ты не очень грусти
По отважному парню, дивчина,
Трудно русской земле.
Обступила Антанта её.
Тесно вражье кольцо.
В нем республика юная - остров ...
Но железной стеной
За неё коммунисты стоят!
И не сбыться тому,
Чтобы белогвардейская свора
Одолела в борьбе
Краснозвёздных солдат Ильича!
Бугульма, Бугульма...
Раньше часто ль
                тебя вспоминали?
Бугульма, Бугульма,
Хлещет в грудь огневая метель...
Здесь припали к земле
петроградские славные
                парни...
А в атаку – не встать,
И не счесть командиру потерь...

Наседают враги...
Пулемет тишиной захлебнулся ...
Раскаленный свинец
На посту коммунара сразил ...
Но поднялся герой:
- Комсомольцы врагу не сдаются!
И еще четверых
Из нагана в упор уложил ...

Теплый ветер струил
Опаленное сечами знамя...
Слава дальше пошла
С комсомольским
Невельским полком!
– Слушай, юный боец,
Ты – как песня крылатая, – с нами!
Ты живешь средь живых
Прометеевым
                вечным огнем!
Новый день над Невой,
                как усталый боец,
                поднимался...
Рвали серое небо
Осипшие глотки гудков...
- Добровольцы – в поход!
- Ты, товарищ, в отряд записался?!.
- Комсомолец, а ты
Породниться с винтовкой готов?!
В дымной казарме
Тесно от тел...
- Где тут, товарищ,
Приемный отдел?..
Глянул солдат
В голубые глаза:
- Что, воевать собралась,
Егоза?..
Здесь боевую приписку
Ведут.
Только вот женщин -
На фронт не берут.
- Ишь ты!– вмешался
Солдат-бородач,
Фронт тебе, девка, -
Не сладкий калач...
- Грамоту знаешь?
- Училась не зря.
Я гимназистка...
- Тогда - в писаря...
- Ладно смеяться!
Смотрикось – княжна!
- Мне не перо,
А винтовка нужна!
Всем адресован
Призыв Ильича.
Значит, Россию
И мне защищать!..
- Верно, от букв
Не отвыкнет рука. ..
Надо вперёд
Одолеть Колчака!

Фронт на тысячи вёрст.
Вся Россия в великом походе.
День и ночь поезда
По натруженным рельсам стучат...
Ноет рана в плече,
Но в огромной, суровой работе
Чётче линий клинка
Бьётся светлая мысль Ильича.

Нелюдимы поля.
Не дымятся фабричные трубы.
Сотни ртов воспаленных
Смыкает голодная смерть.
Но в сумятице дел
Вождь про юность тревожную думал, -
Ту, которой война
Не дала букваря одолеть.
Ту, что шла на фронты,
Погибала в отчаянных схватках,
Не успев полюбить,
Лучшей песни сложить к пропеть ...
Эта буря - пройдет ...
И ребята в шинелях солдатских,
Позабыв о войне,
Будут с книгой за партой сидеть.
- Половодье огней
Потечет в города и деревни.
Ширью нив и плотин,
Мощью домен России вставать!
И на мирных фронтах
В самой главной, ударной
                шеренге,
Комсомолу идти
И трудом –
Коммунизм утверждать!

***
В голодном Питере -
Витрины голы.
И только плакаты
Зовут сурово:
- Все на борьбу с Деникиным!
А по грязному льду,
Через улицу,
Тащит санки
                буржуй
Отбуржуенный.
А на том возу
Пища скудная...
- Ох, и жизнь на Руси
Стала трудная!..
О шампанском вздыхать
Нынче где уж там ...
Пожевать бы теперь
Вдоволь хлебушка.

А рядом - сударыня,
Бывшая барыня.
В шубке модной,
                бобровой,
Продырявленной...
А в ботиночках -
Не шелковый шнур,
А верёвочка,
Свет-пеньковая...
Тут лакеям бы
Службу сослужить,
Да по-новому
Начал Питер жить!
В сотни ног
                река,
Русло - улица.
- Что стоишь, буржуй,
Мокрой курицей?!
Не затягивай
Церемонию!
Пропускай вперед
                комсомолию!
- Атаманов бить
                на Кубани нам.
Не угодно ли
                за компанию?
Ветром полощется
Красный флаг.
Гулом по улице
Твёрдый шаг.
Заря пламенеет
На ружьях
И лицах -
Идет на Деникина,
Юность столицы!

***
Какого вы были
Сословья и званья -
История помнит.
История знает!
Вы быстро мужали.
Вы рано седели...
Над вами не песни,
А пули звенели.
Вас белые гады
Живьём зарывали...
И зубы прикладами
Выбивали.
Буденновки ваши
Клинками рубили.
Вас в лютый мороз
Босиком выводили...
Но билось в вас сердце
По-юному чётко...
И прочь отступала
Любая невзгода!



***
Зимнюю кампанию
Вряд ли начинать.
Будет войско белое
По Москве гулять!

А Москва щетинила
Сабли и штыки!
Били свору белую
Конные полки.
Покачивались в сёдлах
На боевых конях
Ребята удалые,
Солдаты Октября
Им огонь – в лицо,
Пули в грудь летят,
Но они коней
Не бросали вспять!
Шли и шли они
Через дым и смерть,
Чтоб с родной земли.
Ворога стереть!
Чтоб чиста была
Даль рассветная...
Чтоб стояла Русь,
Русь Советская!

***
Рано жил Баян,
Песенник-гусляр...
Эх, не видел он
Этих соколят!
Эх, не слышал.он
Про Буденного,
Да про армию
Первоконную!
С ней бы
Мчался в бой,
Гусли за спину,
Шашку по ветру,
Шашку – в гадину!
А потом бы встал
С трубачами в ряд,
Да сложил бы сказ,
Про лихих орлят!

***
Пролетарии чистились,
Штопались, брились.
Медью светлели
И весело пели:
- Полюби меня,
Красна девица!
В моем сердце кровь
Вином пенится...
Я портки зашил,
В бане парился..
Сам ceбе до слез
Распонравился...
А она ему отзывается:
- Ах, не можешь ты
Мне понравиться...
Доколь будут лезть
Банды Врангеля,
Ты не смей глядеть,
парень, на меня!

***
И новый клич
На сотни верст.
Зовет трубач
В другой поход!

- Не мешкайте, товарищи!
Нё тратьте лишних слов!
Гони барона черного
От крымских берегов!

Плечом - к плечу.
Ружьем - к ружью
Орлята красные
Встают!
- Прощай, поля!
- Прощай, завод!
Уходим мы
На Южный фронт!
- А ты, буржуй,
Будь умницей,
Бери метлу -
Драй улицы!
- Охоты нет
Ружье держать,
Сажай деревья -
Будет сад!..
А у нас пока
Поважней дела:
Нам сломать еще
Надо Врангеля!
За Перекопом -
Воет старый мир,
Успех пророча
                черному барону.
Им чудится,
Как в Зимнем, в аранжир
Встают министры
                чинно перед троном.
Как их, недавно
Выбитых из гнезд,
Большевики согбенные
                встречают...
И прежние лакеи
Пенный мёд
Им в золотые чарки
                наливают.
Но те, кого они секли кнутом,
Оброками и голодом ломали,
Сплоченные невиданным вождем,
Невиданными ратниками стали!
Не для того с оружием в руках
Они на бой смертельный поднимались,
Чтоб вновь орлом двуглавым на века
Распятая Россия увенчалась.
Их марш победный не остановить!
Не запугать ни тифом, ни Антантой!..
Нет сил таких на свете, чтоб сломить
Великой революции солдата!


***
Пьет осеннюю хмурь
Многоглавьем
Василий Блаженный...
В гимнастерках худых,
В сапогах, не чиненных
                с рожденья,
На торжественный съезд
По Москве
               комсомольцы идут.
Ненадолго война
Отпустила ребятам затишье.
Где-то пели клинки
И ревели стволы батарей...
Где-то насмерть стояли
Солдаты,
            почти что
                мальчишки,
Против банд атаманских
И белогвардейских цепей.

***
Лишь вчера тот, кто зал
Переполнил горячим дыханьем,
Был в кулацких деревнях,
Где  маузер - вместо креста...
Среди ночи вставал
Выполнять боевое заданье.
На тифозном вокзале
Тревожного поезда ждал.
Не затихли бои...
Враг всё в том же,
                зверином обличьи...
Но улыбкой Ильич
Согревал исторический зал...
Вместо тезисных строк,
Изменив неизменной
                привычке,
Он в блокноте своём
Школу будущего
                рисовал.
На притихших парней
Майским ветром со сцены дохнуло...
Про такое забыть
Ни в бою, ни а окопах нельзя...
Будто в светлую даль
Перед юностью дверь
                распахнули
Ильичёвы слова:
- Всем учиться, учиться, друзья!
Это - завтрашний день!
Обмелеют антантовы силы,
Пусть кому-то в подполье
Придётся ещё побывать.
А кому-то с винтовкой,
Как это в семнадцатом было,
Большевистскую власть
На своей стороне утверждать!
Будет жечь Перекоп
Ураганным свинцом
                комсомольца.
Будет топкий Сиваш
Зыбкой стынью
                солдат обнимать...
Будет Красный трубач
К Волочаевке звать добровольцев.
Будет орден побед
На груди Комсомольца сиять!

***
Через толщу времён,
Через гул величайших
                событий,
Все тревоги познав,
Закалившись огнями
                фронтов,
В шлеме с алой
                звездой,
Ясноглазый, живой,
                романтичный,
В наши будни вошёл
Комсомолец
                двадцатых годов!
Он сегодня в тайге
Золотые огни
                зажигает.
У могучих ракет
На границах России
                стоит!
Создаёт города,
Мыслью в тайны земли
                проникает...
На стальном корабле
По космической
                трассе летит!
Время старит слова,
Разрушает сверхпрочные
                сплавы.
Гаснут звёзды, моря
Уступают границы начал...
Но бессильны века
Погасить комсомольскую
                славу!
- Здравствуй, крепни, дерзай,
Легендарный союз
Ильича !


Май - сентябрь 1968 года



















АЛЫЕ СНЕГА

 Астраханцам - солдатам
Революции посвящается


В карауле бессменном
                железный
                солдат,
Навсегда
             обрученный
                с гвардейской
                винтовкой,
Как святая
               святых,
                охраняет покой
Тех, кому не
                пришлось
                видеть это
                огромное море
 Человеческих лиц
                и плывущих
                знамен,
Слышать
            песенных
                строк небывалые
                были...
Этот город,
               пронизанный
                солнцем
                насквозь,
Вечным запахом
Волги и
          разинской волей,
Отстояли
            в борьбе
                люди новых
                времен
Для грядущих
                потомков,
В наших
           буднях
                и праздничном
                ритме
                колонн.
Как живые,
                как равные
                среди идущих
Вы,
   кто в самые
                трудные дни
                Октября,
Через
       вражьи
                заслоны,
                атаки и
                голод,
Прометеевым,
                вечным
                огнем
                пронесли
Революции
               алое знамя!

I
Ночь январская,
                морозная,
                белая,
Ей светиться
                и пахнуть бы
                праздничной елью,
А она расходилась,
                как зверь
                очумелый,
Из-за каждого
                дома
                кидаясь
                метелью.
Кувыркается
                лист
                по заснеженной
                улице –
Кувыркается,
                рваными
                строчками
                катится...
Газетенка
              мещанская -
                тонкокрылая
                жужелица,
Сегодня – на службе
                у белоказачества:
«Все, кому надоели
Разруха и голод,
Бесчинствующая анархия,
/Читайте - красная/
Не медля,
             объединяйтесь
 С вольным
                казачеством!
Идите на выручку
Бедной России!..»
Стонет
         снег
              под
                тяжелыми
                сапогами.
Над снегом -
                шинели,
                как коршуны,
                стелятся.
- Растерзаем,
                заколем
                штыками тех,
                кто к сермяжным
советам
           клеится!
Вольготно
              в Астрахани
Белому сброду!
Давно не
            мечталась
Такая свобода...
Здесь купцы-
                толстосумы,
Эсеришки
               прытки
Казачки -
                вольные...
А красных -
                щепотка.
Ружьями да
                пушками
                ставь
                резолюцию:
останется пшик
                от красной революции!
Веселятся, тешатся
Белые офицеры,
Дамы в шелках!
Мишура фейерверком!
Льется вино,
Нежно стонут фужеры...
Будто не было Зимнего
                и грома «Авроры»,
В театре – премьера,
Билеты - проданы.
И снова - дамы,
При них - офицеры...
До слез приятно,
До слез уютно:
В театре спектакль
Под названьем ’’Венера”...
Всё - спокойно.
Все - на месте.
Никаких эксцессов...
Никаких волнений,
Слово офицеров -
Слово чести:
- Первыми против красных
Не начнем выступленья!..
А на поясе каждого -
Сытый револьвер,
В черепе - план,
Обмозгованный ставкой...
- Плевать на драму,
Не до «Венер»...
С часу на час
Просигналят атаку!

II

Город спит
               безмятежно,
                как стан
                Ермака,
Опоясанный
                ночью,
                тревожной и
                долгой.
И блестит,
             как огромное
                тело
                клинка,
Ледяная
           броня
                убаюканной
                Волги.
Отряхнуть бы тяжелую
                ношу реке,
Закричать бы
                реке краснозвездным
         солдатам:
- Враг
        крадется,
                как вор,
                а дозорный пикет
Захлестнуло
                внезапным
                казачьим накатом!..
Но молчала
                река, и
                спокойные
                сны
По ресницам
                солдатским
                бесшумно
                скользили...
Сколько раз,
                под обманчивый
                звон тишины
 Сыновья
              твои
                лучшие
                гибли,
                Россия?!
Ночь, как
              уголь,
                черна,
                молчаливы
                дома.
Ленты улиц -
                доверчивей
                детских
               ладоней...
Обступила
               мятежная
                банда
                врага.
Каждый
           пост
                боевой,
                в каждом
                красном
                районе...
И залаяли
             ружья.
Смертельный
                металл,
Разорвав
            тишину,
                захлестал...
А рассвет -
              не спешил,
                а рассвет -
                не вставал...
Не смолкал
               до рассвета
                отчаянный бой,
До рассвета
                кипели и глохли
                атаки...
И редел
           краснозвездных
                защитников
                строй...
К роковому
                концу
                шла неравная
                схватка...
Одного против
                яростной белой
                цепи,
Командир
              оставляет
                солдата Мавлюта.
Здесь не
             надо
                накладывать
                мушку на цель...
 Как с живым крепко
                сросся
Мавлют
           с пулеметом.
Мать,
       ты сына в Яксатово
                больше
                не жди...
Не сыграть
                ему свадьбы
                в родимом ауле...
У Мавлюта -
                безмолвное
                сердце в
                груди:
В нем
         засела
                одна, но -
        смертельная
                пуля.

III

Раскололось надвое
                небо
От грохота пушек,
От людского гнева.
От улицы - к улице,
От дома - к дому
 Набатом разносится
Голос Ревкома:
- Товарищи рабочие! Вставайте дружно!
Революция в опасности!
Беритесь за оружие!
И пошли
            отовсюду,
Бородатые - хмурые,
                юные -
                строгие.
За отцами -
               сыны, матери -
                за сынами,
Не крестясь,
                переступая теплые
                пороги.
На след
          в снегу -
                ложится след...
Где свищут
                пули –
        нейтральных
                нет!
- Бери винтовку, храни
                рубеж!..
Белоказачий
                рази мятеж!
И знамя -
            вожак и
                святыня тысяч, -
Как птица
               над морем
                людским
                парило,
Расправив
               крылом
                несмолкающий
                клич:
- Рабочие -
              объединяйтесь!
В единстве –
                сила!
И снова,
           как в годы
                разинской
                вольницы,
Стены
         выгородив
                на все
                четыре,
Замкнув
            ворота,
                нахмурив
              бойницы,
Вставала
             крепость
                грозной
                твердыней.
Здесь те,
           кто вчера еще,
                спозаранку,
 В порты
            и заводы
                дыханье
                вселял,
Стоял у
          станка,
                гладил
                доски
                рубанком
И молотом
              плющил
                багровый
                металл...
Сегодня,
           тревожась
                единой
                тревогой,
 Сплотившись
 В одну
          монолитную
                рать,
Пришли астраханцы,
                чтоб город
                на Волге
В сраженьях
                от белой
                чумы отстоять.
И каждый
               оружия
                просит
                в руку:
- С винтовкой -
                боец, без винтовки ~
                нуль...
А их, на десяток
                просителей -
                штука,
А к штуке
              приданое -
                дюжина пуль...

И с этим придется
                без жалоб
                и страха
Почти невозможное
                пережить.
Блокаду прорвать –
                и в последней атаке
Врага опрокинуть
                и победить!
Накатываются, прут,
                ошалело и тупо,
Белые цепи
                в спиртном угаре.
Оскалив винтовки,
                шапки
          и зубы,
- Даешь
           на расправу
                Минку Аристова!
И осекались ораторы,
                «смирительные»
                схлопотав,
Тыкались нелепо рупорами
                в землю.
Которые – надолго,
Которые – навсегда,
Кровавым снегом
Закусывая
               похмелье.
И снова
           ломили:
Потери – не в счет!
Рассудки дурманила
                волчья работа...
И вновь
          у Пречистенских
                ворот
Встречали штыки
                и огонь
                пулемета.
А за Волгою
                ветер протяжно
                стонет,
На форпостинский
                берег
                поземкой
                плюет...
В Атаманской
                станице,
                как
                стая
                воронья,
Всполошилось,
                раскаркалось
                зажиточное
                казачье.

- Нам восставшие - братья,
                и дело просит,
Чтобы
          мы
             не ютились
                в сторонке!..
- Валите, любезные!..
Кровью и
             плотью
Мы будем
              служить
                вам без
                платы и срока!..
Через волжский лед
Пушка катится...
- Принимай гостей,
                свет-казачество!..
Без гармони мы,
Да без водки мы,
С пулеметами,
Да с винтовками.
Не по бережку
Мы идем гулять,
А снарядами
Красных угощать!..
Голь сермяжная,
Большевистский сброд,
На помин души
Приглашай попов!

 - Слушай,
        белая свора,
                Ревкома слова:
- Не к лицу
               нам
                пощаду
                вымаливать
                слёзно!
Мы
   сожжем
             атаманские
                гнёзда дотла,
А радушных
                хозяев -
                турнем
                по морозу!..
Если волк и волчица
                в логово
Не от пуль и непогоды прячутся,
Быть в зверином семействе прибыли
Лишней крови в разбоях яриться...
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час.
Потревожим твою
Голубую стынь,
Проведем по тебе
Ледоколов клин...
Ни потехи,
Ни прихоти ради
Мы дорогу рубить
В тебе ладим.
Чтоб с форпостинских мест
Вражья сила
В наш израненный стан
Не ломила,
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час...

IV

В Каралате
                рассвет
                непогодой
                мутит.
По завалинкам
                трутся
                мужицкие толки...
- Где нынче
                правда?
- За кем итить?..
- Как
           разобраться
             в такой
                суматохе?..
Кулачьё
          распинается:
- Все к казакам!
- Большевицкий
                застрельщик -
                наемник германский!..
- Будя врать-то!..
Он к
     волжским
                местам
С детства
             сердцем
                причален...
Он наш - крестьянский!..
Задолдонил
                колокол,
Хмурь разорвав.
Волглая
          медь
                позвала
                к исполкому...
- Слышь-ка,
                от красных
                приехал
                солдат...
- А кукиш -
                не видел?
Казачий конник!..
Пучат
        избу,
         налитые
                жаром
                слова.
Все
    еще
         спорят,
                а спорить
                нечего:
Встал
       председатель
                из-за
                стола:
- Слово
             имеет
                красногвардеец
                Левченко!..
- Товарищи!..
Броское
           слово
                оратора,
Как
     солнце
              проникло
                в ловецкие
                души.
Что
    шип
         кулаков
                и брехня
                провокаторов!
Вот
     этого
          хочется
                всласть
                послушать.
- Рабочие
             Питера и
                Москвы
Великим
            почином
                встряхнули
Россию...
С насиженных
                мест.
Смели
Царя
      и с ним -
                всю прочую
                буржуазию!
Теперь
         вся земля,
                все покосы
                и воды
Без пошлин
                доверены
                вам
                навсегда!..
Но есть
          еще враг,
                и святую
                свободу
Мы
    вместе
             должны
                от него
                защищать!..
Там Астрахань
                штурмами
                белых
                измучена.
Ей надо
          помочь,
                и подмога
                лучшая -
Продуктами
                красногвардейцев
                снабдить!
- Долой оратора!
- Наслушались лозунгов!
- Ступай,
                где-нибудь
                поищи дураков!..
- Ловцы!
Пособим
            осажденному
                городу...
Посля
        доберемся
                и до
                кулаков...

V

Над городом -
                зарево в
                тысячу зорь!
Прогорклого
                дыма
                косматые
                пряди...
В мятежное
                небо
                кремлевский собор
Стыдливо
              кресты
                золоченые
                прячет.
От бога ли
              крепости
                помощи ждать?
Земная, живая
                и смертная
                рать
К стене
          крепостной
                прикатила обозы.
В них - хлеб и
                недавних
                уловов
                груз.
В них -
          братства
                и дружбы
                великая сила!
Да разве
            удастся
                такой союз
Врагу
          одолеть
                и свети
                в могилу!
А там, у обозов –
Живой
         частокол:
Шагами
           ворочая
                снег багряный,
Из дальних
                уездов,
                станиц и сел
К воротам
              спешат
                боевые
                отряды.
- Не обратится
                история вспять!
Минуло
          время позорного рабства!
- Да здравствует
                наша,
Советская
               власть!
И наше
          рабоче-крестьянское
                братство!

VI
Тёк январь,
               рассыпая
                снега
           и морозы.
Дымом,
          огнем
                и свинцом
                воронясь...
Вдребезги разбивалась
                о крепость
                грозную
Белогвардейская,
                осатаневшая
                мразь!

Приуныло мятежное
                казачество.
Обещанную
                подмогу - как
                черт слизнул...
- Молчат
                на Дону!
- Что там -
              выдохли начисто?!.
- И кавказские,
                сволочи, ни гу-гу!..
- А тут
             агитацией
                высветлив
                уши,
К станицам
                двинули уральские...
                казачки!..
И эти,
        местные,
         бударочные души,
В села
         прут,
               жрать
                подовые
                калачи!
Как
     звери,
             пускай
                в закутках
                подыхают
Попавшие
               к нам,
                красноперые,
                в плен...
А тех,
       кто
           крамольного
                рта
                не смыкает,
Без разговора -
                под ружья,
                вдоль стен!..
- Зря надрываетесь,
Господа офицеры!
Лягте,
Заклиньте молчанием
                рот!..
Кончилась ваша
Кандальная эра!
Наша, свободная
Настает!
VII
 
Оглохший от
                грохота,
                гарью
                пропахший.
День
      отступил,
                как солдат
                с рубежа...
Ночь -
        исполинская
                черная баржа,
Звездами
             брызгая,
                в крепость
                вошла...
Не спят солдаты,
                стены дыбят
                плечами.
 Дымом
          махорочным
                бороды-
                красят.
- Эх, разуться бы,
                да к печке ногами...
- Хоть
           мельком
                взглянуть бы
                на сына, Ваську...
 Он такой же,
                как тот вон, форпостинский,
Книжку
          читающий
                ладно,
                с жаром...
- Давно из
               деревни
                не слышно
                новостей...
- Скорей бы
                разделаться
                с белым
                гадом...
А где-то
           моряна
                крыло
                полоскала,
Смолой
          продубленое,
                шитое
                солнцем...
Ловецкая
             песня
                тихонько
                вздыхала:
- Над
     озером
              чаечка
                вьется...
В тесном
            потоке
                вскипают
                слова,
Сотни
        дыханий
                по стеклам
                расклеено...
- Что там, в Питере?..
-     Как - Москва?..
- Кто-нибудь видел, хоть издали,
Ленина?..
Душно в
            казарме.
Воздух
         спертый.
Лица
       солдатские
                сморены
                усталостью...
Нахмурился,
                вспомнил
                недавнее
                что-то,
 Председатель
                ревкома,
                товарищ Аристов...
- Всё прошли,
                отмахали
                кровавыми вёрстами,
 В ту
      войну,
             бессмысленную
                до боли,
В атаки
           бросались,
               числились
                мёртвыми
 Такие же
              вот
                солдаты,
                по царской
                воле...
А в сёлах -
              горечью избы
                курились,
 И бабы,
          уставшие
                от забот
                и тревог,
Перед распятьем
                глухим
                валились,
Печально
             всхлипывая:
- Храни вас - бог...
А он -
         не хранил...
И снова бы
               падали
Солдаты,
           идущие
                в никуда,
Когда б
Революция
               от двуглавой
                падали
Русь
             не избавила
                навсегда.
Пусть
        ночь
               эта
                тянется
                трудно и
                долго...
Пусть
        нынче
                к измученным
                сон не
                придет...
Назавтра -
             лавиной,
                могучей,
                как Волга,
Мы
    белогвардейскую
                сволочь
                сотрем!..

VIII

Неподвижного неба
                свинцовый
                стяг.
Над
     безлюдьем
                кварталов
                навис
                стотонно...
Будто время
                замедлило
                четкий
                шаг.
Будто
       город
              зажало
                в кулак
                огромный...
И в такую,
              казалось,
                бессменную,
                стынь,
В затухающий
                полдень,
                слепой
                и суровый,
Как
     звенящий,
                до блеска
                отточенный клин,
Набатом
           ворвался
                гудок
                портовый...
Пора! -
Этот миг
             торопили
                не раз
В холодных
                казармах
                и яростных
            схватках.
Вставай
           для последней
                смертельной
                атаки!
Лавиной
           необратимой
                вспять,
Вскипающей
                пиками, ружьями,
                ртами,
Из пасти Пречистенских
                красная рать
Рванулась сквозь
                пули
                на вражьи станы!
И в первой
               шеренге
                железных
                рядов,
Неуязвимо
               под
                огненным
                шквалом,
Бойцом
          Революции,
Грозным
           бойцом,
Победное
             красное
                знамя
                шагало!
***
Протрубили устало
                отбой трубачи...
Враг повержен,
                разорваны цепи
                блокады.
Над могилами павших,
                склонив кумачи,
Неподвижно застыли
                живые солдаты.

Мы навеки героев
                в сердцах сбережем!
Мы запомним навек
                легендарные даты!
Революция, мы продолженье
                твое!
Мы твоих героических будней -
                солдаты!





Август-декабрь 1967 года




















ПЕСНИ


















ВСЕ НА ЗЕМЛЕ

Муз. И.Пиндруса
Слова А.Таркова


Всё на земле: города и деревни зеленые,
Реки, тропинки и травы, росой осененные,
Чьи-то надежды и чья-то любовь негасимая,
Крик лебединый и нежность, сердцами хранимая.
         Жизнь и песнь моя,
         Отчая земля!
         Ни тревог тебе, ни усталости!
         Без твоих красот,
         Без твоих щедрот
         Ни понять, ни знать
         Высшей радости.
Как я люблю вас, всесильных, покоя не знающих,
Люди, эпоху и время свое обгоняющих!
Ваша земля – это лучшее ваше творение.
Свет на земле – это вечное ваше горение.

Припев:
Всё на земле: запах сена и хлеба душистого,
Дым от костра и мерцание снега пушистого,
Мамины руки, садов кружева белопенные.
Всё на земле, потому что она – несравненная!


Песня не исполнялась и не публиковалась.


ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ГУБЕРНИИ

;;;;;;;; ;;;, ;;;; ; ;;;;:
;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;
;; ;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;; ;;;;, ;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;,
;;;;;;;, ;;;;;, ;;;;;.

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;; ;; ;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;; ;;;;;;;;, ;;;; ;;;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ОБЛАСТИ

;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;;;;;, ;;;; ; ;;;;;;;;;!
;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;, ;;;;;;,
;; ;;, ;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;;;;;; ;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;;;;;; ;;, ;;; ;;;;, ;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;
;;;;;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;; ;;;;...
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;;!
    
           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;; ;;;;;; ;;;;; ;;;! ;;; ;;;;; ;;;; ;;;;.
;; ;;;;; ; ;;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;.
; ;;;;; ;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

ЛЕТО КЛОНИТСЯ К ЗАКАТУ

Чем опечалена листва
Совсем чуть-чуть, едва приметно?
И ты, певучая трава,
На голос ветра безответна.

Что скажешь, тёплая река,
Качая лунное сиянье?
И вы, застывшие стога,
В ком ранний запах увяданья?

Не слышно слов,
Не слышно слов
Ни от листвы, ни от цветов.
И я молчу, как будто в чём-то виноватый.

Лишь тоненько – тоненько скрипнула дверца,
И миру сказало открытое сердце,
Что клонится лето к закату.
Ещё не время тихо тлеть,
И дел неначатых так много.
Еще друзья на свете есть,
Ещё пока мила дорога.

Но почему, скажи мне, даль,
Скажи, полуденное солнце:
Откуда светлая печаль
Опять со мной не расстается.



Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.

Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.













ПАМЯТЬ МОЯ

Ниже травы, тише воды мне этот день.
Выйду в него налегке, словно синяя тень.
Будет легка и повинно низка голова,
Все, что ни есть, потеряют значенье слова.

Припев:
Память моя, возврати меня в миленький край,
К светлому лугу, где пахнет дурманом трава.
К старому дому, где мальвы цвели у крыльца,
Где пригорюнилась мама, – совсем молодая вдова.

Годы прошли, но не дано мне позабыть.
Дикие камни давно превратились в песок.
Чудится мне, будто снова на мушку берет
Черный солдат меднорусые кудри отца.















ЗЕМЛЯ МОЯ – СУДЬБА МОЯ

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Помнишь ты неласковую долю:
Скрип сохи, убогое жнивьё...
Помнишь ты, когда твоё раздолье
Возродилось к жизни Октябрём!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

С песней, что без солнца согревает,
Как солдат на пашню выхожу!
Чем силён и чем богат – сполна я
Благодарным нивам приношу!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!























ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ

Муз. А.Фролова
Слова А.Таркова

Где рассветы чисты,
И поля широки,
Где паромы дают бесконечность дорогам,
Там живут дорогие мои земляки –
Люди светлой судьбы и высокого долга!

Сыновей своих полюби, земля,
Сыновей своих надели, земля,
Вечной юностью,
Вечной мудростью.
Стань их гордостью,
Стань их радостью.

Труд – как песня, как бой!
Отступать – не дано!
Бьется гулко в сердцах
Неподкупное «Надо!»
Злая сила ветров,
Зной и дождь ледяной –
Это просто традиция, но не преграда!

Сыновей своих испытай, земля,
Сыновьям своим поклонись, земля.
Всё отдай сполна,
Что родить смогла.
Стань их радостью,
Стань их гордостью.
Скоро, скоро дождям
Дни и ночи звенеть...
И в чужие края
Птиц погонит ненастье.
Повелитель земли,
Улыбнись им вослед,
Пожелай своего,
Неизбывного счастья!

Сыновей своих не забудь, земля,
Сыновей своих позови, земля,
Звоном вешних дней,
На простор полей,
Стань их радостью,
Стань их гордостью.

















Я ТЕБЕ, РОССИЯ, ПОКЛОНЮСЬ

Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Поклонюсь твоим великим травам
И журчащей свежести ручья.
Соловьям твоим, твоим дубравам,
Дорогая Родина моя!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!

Мне на долю выпало с избытком
Тихих зорь и голубых небес...
Строгих краснозвёздных обелисков
На земле отцовской и окрест...
Солнцем и цветами полевыми,
Спелыми колосьями жнивья
Вновь к тебе склоняются живыми
Павшие в сраженьях сыновья.

Припев:
Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Хлеб твой сладок, песни величавы,
Свята ширь безбрежная твоя.
Смотришь вдаль ты синими очами,
И спокойней кружится земля!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!











МАМИН ПРАЗДНИК

Будто вечно ты была седой, как ныне,
Будто молодости не было в помине.
Семь десятков трудных лет – с кем их поделишь?
Было пятеро сынов – поразлетелись...

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.

В телеграммах и открытках – поздравленья.
На столе в рядочке тихом – угощенье.
Мать вздыхает: «Сыновья-то все при деле,
Знать, хотели навестить, да не сумели».

Припев:
Мать вздыхает, глядя в чистое окошко
На проложенную в белом пухе стёжку.
Вдруг вздохнули половицы, как живые.
Оглянулась мать и охнула; «Родные!»

Припев.
По-весеннему смеялось в небе солнце!
Март позванивал капелью под оконцем!
Пять мужчин седую маму целовали,
За её рожденье чарки поднимали!

Припев:
Будто вечно ты была такой, как ныне:
На лице пропали скорбные морщины.
Рядом пятеро сыночков – плоть от плоти...
Вы, конечно, радость матери поймёте.

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.























СТАРЫЙ ДОМ

Давным-давно оставлен старый дом
С густой плакучей ивой под окном,
С крыльцом резным, с калиткой в тихий двор,
Где сказки детства бродят до сих пор.

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
О, сколько над тобой звенело вьюг,
Мелодий птичьих и грибных дождей.
И песен сердцу дорогих людей.

Когда я в путь неблизкий уходил,
Мечтая чудо встретить впереди,
Ты долго вслед мне окнами светил,
А я не оглянулся, я – забыл...

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
Мне часто снится васильковый луг,
Ночной табун, Стожар манящий свет
И самоцветы росные в траве.

В лицо мне – свет неоновых огней
И каменные выси этажей.
Троллейбусы, трамваи и такси –
Всё это есть. Но где же, как же ты?

Мой старый дом,
Мой неизменный друг.
Ты помнишь радость встреч и боль разлук.
Поклон тебе за всё, родимый дом,
С крыльцом узорным, с ивой под окном.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - РАБОЧИЙ КЛАСС

Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной.
Год от года она,
Богатырски сильна,
Расцветает, как сад весной!
Города и трассы нефтеносные,
Ширь плотин и корабли межзвёздные -
Это ваша летопись, рабочие,
Ваша суть - искатели и зодчие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество - рабочий класс!
Я бы счастья не знал,
Я бы счастья не знал,
Если б жил без горенья,
Если б день ото дня
Ты, Россия, меня
Не звала на свершенья!
Вахта мне почётная доверена-
Строить мир надёжно и уверенно!
Как бессмертным кумачовым знаменем,
Я горжусь своим рабочим званием!

Припев.
Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной!
Богатырски сильна,
Год от года она
Расцветает, как сад весной!
Вижу всюду лица вдохновенные
Тех, кому преображать Вселенную!
Чудеса не в сказках, а воочию
Это ваша летопись, рабочие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество-рабочий класс!




















КУПАЮ КРАСНОГО КОНЯ

Как будто детство озорное
Не убегало от меня...
Опять речной голубизною
Купаю красного коня.

К черте закатной клонит солнце.
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

Я в жизни этой видел много
Тревог, любви и доброты.
Что был с тобой в разлуке долгой -
Ты, отчий край, за то прости.

Припев.
Все повторилось, все вернулось,
Дорога в детство привела!
И песня давняя проснулась,
И губы зноем обожгла.

Припев.
Как будто детство журавленком
Не улетало от меня...
Блестит вода росою звонкой
На гриве красного коня.

К черте закатной клонит солнце
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

СОЛНЕЧНЫЙ ГОРОД

Ты меня подожди
В нашем городе старом,
Где весной тополя осыпают снега,
Где моряна поет
Семиструнной гитарой,
Где волной у причалов
Шумит россиянка - река.
Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной.

Если вдруг на пути
Станет сердцу тревожно,
И привальный костер не согреет меня,
Я раздвину мечтой
Исполинские сосны
И помчусь через дали
В твои зоревые края!

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется !

Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной!
Будет след заметать
Бесшабашной пургой,
Буду я бездорожьем устало шагать,
Но зажгутся огни,
Над суровой тайгой !
Будут в новом поселке
Рыбацкие песни звучать !

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце !
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной...



















ДАРИ МНЕ СВЕТ

Где отступил - туда вернись.
Дороги трудной не страшись
Беда на двух - лишь пол-беда,
К твоим следам - мои следы.
В огонь, в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой любовь моя пойдет
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим!
Не позабудь заветных слов,
Храни надежду и любовь.
Твоя весна - мой белый сад,
Твоя печаль - мой добрый взгляд.

Припев:
Другой напев у соловья.
Вдали от дома сыновья,
Но ты по-прежнему со мной,
Все тот же, прежний, но седой...
В огонь,в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой моя любовь пойдет.
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим.
ДЕВИЧЬЯ – ЛИРИЧЕСКАЯ

По-над реченькой глубокой,
По-над рощицей,
Полети ты, грусть моя, несмелой горлицей.
Оброни перо в ладони парню статному,
О любви напомни другу ненаглядному.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце – лёд.
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный,
Любовь зовет!
Я завидую подружкам, что из горницы
На свидания выходят к добрым молодцам.
Рядом плечи, рядом губы, счастье рядышком.
Только я, как одинокая журавушка.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце - лёд...
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный <
Любовь зовет!
Что без солнышка и звезд ты, ширь небесная,
Что муравушка-трава без ливня вешнего
Дорога любовь, когда ее сердца хранят.
Отвернешься - не заманишь, не вернёшь назад.
Припев.
ДЕВИЧЬЯ - ЛИРИЧЕСКАЯ
К микрофону

Я на свиданье к милому
Не тороплюсь, подруженьки.
Я на гармонь певучую
Теперь на отзовусь...

Лежат снега морозные
На тропке нашей узенькой,
И тот, кого любила я,
Оставил в сердце грусть.

Снежинки на ресницах
Снежинки на губах...
Порастеклись водицей
Твоей любви слова.

Тянулись к югу медленно
Журавушки печальные.
И речка синеглазая
Тревожилась у ног...

За дальний луг, за рощицу
Ушел он без прощания...
И смолк теперь над бережком
Гармошки голосок.

Кружится под окошком
Колючая метель.
Поет твоя гармошка
За тридевять земель.
К микрофону

Вернутся пташки звонкие
В мои края счастливые...
Весна сады вишневые
Цветами уберет...
Быть может, тихим вечером,
Походкой торопливою,
Знакомый и приветливый
Он вновь ко мне придет.
Пушиночки - снежинки
Ручьями убегут.
Заветные тропинки
Нас рядом поведут.


















И ПОЮТ СЕРДЦА РАКЕТ

Посвящается Юрию Гагарину

На устах твоих полынный запах...
К Байконуру не протянешь трапа.
Не услышишь слов твоих «До встречи!»,
Не положишь рук тебе на плечи.

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Стало вечностью мгновенье это:
Устремилась ввысь твоя ракета!
Самой светлой среди звёзд звездою
Сын земли пронёсся над Землёю!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Разделила тьму комета клином...
Боль утраты в крике лебедином...
Но встаёт заря над Байконуром
И поют сердца ракет – Юра!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт
Небо крылатым бессмертье даёт!
ЛЮДИ, ПОСЕДЕВШИЕ ДО СРОКА

Дома вас не сразу узнавали,
Изучая с ног до головы.
Вас на фронт юнцами провожали,
А назад пришли седыми вы.

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока –
Высшего вам счастья на земле!

Мир принёсший городам и хатам,
Как я рад, что ты со мной в строю!
Я тебя не только по наградам-
По делам и песням узнаю.

Припев.
Девушкам, «седеющим» для моды
Вы бы с грустью так сказать могли:
В седине - утраты и невзгоды,
От которых вас уберегли.

Припев.
Человек, поправший вражьи стяги,
Не старей ни телом, ни душой.
Я тебе, как сын, даю присягу:
Жизнь свою равнять на подвиг твой!

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока–
Высшего вам счастья на земле!
АССОЛЬ

Вспыхнула парусом алым над бухтой заря.
Выплыли с песней из темных глубин якоря.
В дальние дали, любимую крепко обняв,
Вновь уплывает моряк.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Пожелай мне доброго пути,
Моя Ассоль, моя Ассоль!

Зыбкую стежку на море соткала луна.
Тихому берегу шепчет сонеты волна.
Ветер бессонный вдогонку за кем-то плывет,
Ветер кого-то зовет.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Жди меня, ты так умеешь ждать,
Моя Ассоль, моя Ассоль...

Дымку морскую прорежет корабль голубой.
С радостной вестью примчится на берег прибой.
Руки, как крылья, взметнутся навстречу судьбе.
Счастье вернется к тебе.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Здравствуй, девушка, моя мечта
Моя Ассоль, моя Ассоль

ДРУЗЬЯ - ТУРИСТЫ

Телегазета «Все для всех!»
Музыка И.Пиндруса
Слова А.Таркова

Метель качает фонари,
Стучит в окно колючей лапой...
Но лето жёлтое горит
Передо мной настольной лампой.

Я вспомнил парня с Колымы,
Девчат веселых из Тбилиси.
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом.

Пускай порой смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме, к сроку буду!

Я землю клином бы назвал,
А компас - непонятной штукой,
Когда б с друзьями не шагал,
Вслед за мечтой по первопутку.

Не спал под звездным шалашом,
Не мёрз на вьюжных перевалах,
И друга верного потом
Не выручал из-под обвала...

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом...

Пускай смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме к сроку буду!

Я буду верен до седин
Своей профессии нештатной...
Кто в путь туристом уходил,
Тот приходил домой – атлантом...

Я помню парня с Колымы,
Девчонок смуглых из Тбилиси...
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев.





АСТРАХАНЬ

В небесах искал я свою звезду,
Ту. что в край чудес поведет меня.
И не думал я, что ее найду
В древнем городе, среди бела дня.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Нарекли тебя на восточный лад,
Лебедь белую, свят-сударушку.
И давным-давно увлекла твой взгляд
В зеркала свои Волга-матушка.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Обойду свой дом по-хозяйски я.
Здесь живет в веках, и да будет жить!
Город мой, поверь, ты – судьба моя!
Любо мне твоим гражданином быть.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!
НАШИ МАМЫ

Трудно поверить, трудно представить,
Если б не сердце, если б не память –
Были когда-то совсем молодыми
Мамы, что стали седыми-седыми.

Что я поделаю с этой печалью?
Мамины вёсны – далёкие дали.
Мамины очи небесного цвета
Словно награду несу я по свету.

Мамы-солдатки и горькие вдовы,
Хрупкие плечи, а кладь – стопудова...
Диву даешься, где взять вы сумели
Силы, которые всё одолели?

Припев:
Мамины руки покоя не знали.
Мамины руки, о, как вы устали!
Только случись, что беда нас коснётся –
Лучшей опоры искать не придется.

Пахнет на кухне домашним печеньем,
Чаем душистым, вишнёвым вареньем.
Мама, такая седая-седая
Рядом со мною – совсем молодая!

Чем заменить эту вечную радость?
Как я хочу, чтоб она не кончалась!
Мама, ты совесть моя и везенье,
Ты – мое солнце в лазури весенней!

Июль 1983 года
СТАРЬЕВЩИК

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
В шляпе дырявой, с таинственно пухлым мешком.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству,
Как я хочу вновь помчаться к тебе босиком.

Припев:
Старьё берем!
Старьё берем!
И оживает каждый дом.
Старьё берем!
Старьё берем!
Взамен любой товар даём!

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства,
Знал бы ты, сколько в душе накопилось старья!
Даже на миг никуда от него мне не деться,
И никому уступить хоть крупицу нельзя.

Припев.

Где запропал ты, смешной и слегка хитроватый?
Тьмутараканский меняла и нищий купец.
Сдам я тебе всё, чем сытно и скучно богатый,
Дай мне взамен твой волшебный на вкус леденец.

Припев.

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
Живы дворяне, – да только дворов не сыскать.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству.
Я прибегу просто рядом с тобой постоять.
Припев.
СЛОВО О КАСПИИ
Вокально-симфоническая композиция

Каспий соленый,
суровое море.
Сколько веков
Ты волною шумишь?
Сколько надежд,
Печали и горя
В глубинах своих
Ты безмолвно хранишь?

Каспий-батюшка,
Море грозное,
Каспий-батюшка,
Море слёзное.
Отчего шумишь
Ты без устали?
На кого стремишь
Гнев безудержный?

Отчего бывал
Редко ласковым,
Рыбаков пугал
Силой дикой?
Паруса шутя
В клочья разрывал,
Мачты крепкие,
Как тростник, ломал?

Сколько матерей
И печальных вдов
Носит в сердце скорбь,
Скорбь неутешную...

Каспий – суровое море
(идут вокализы хора на фоне оркестра)

Раздумья рыбачки.

- Весенняя зорька
Тепла и нежна...
Как алые птицы,
Плывут облака.
За парусом белым
Вдогонку плывут,
А в парусе
Быстрые ветры
Поют.
Надолго ушли
Из села рыбаки...
А где-то
На поле
Пошли мужики...
На пашне оступишься –
Что за беда!
Землица – не злая
Морская вода...
А Ванино поле -
Широкое море...
Вернется не скоро...
Храни его Бог!

(Продолжает звучать тема «раздумий». Постепенно эта мелодия переходит в тревожную, которая как бы возвещает что-то суровое и опасное. Идет монолог Каспия).

Монолог Каспия (мужской хор):
- Здорово, рыбак!
Как тебя величать?
Знать, не в меру силен,
Знать, с избытком умен,
Что отважился насмерть
Со мной воевать!
Может, спутал дорогу,
Прощаясь с землей?
Может, в плаванье вышел
С хмельной головой?
Или просто решил,
Что крещеная плоть
Не сгорает в огне
И не тонет в волнах?

Коли так – держись!
Коли так – крепись!
Одолеешь меня –
Не скупясь, одарю!
А сробеешь –
На участь свою не пеняй!

(Идет оркестровая картина борьбы человека с морем, в которой победителем оказывается море. Затем эта тема плавно переходит на спокойную, минорную. Идет сцена горя рыбачки).

Горе рыбачки:

Напрасно ждала ты,
Концом полушалка
С ресниц отгоняя
Тревожный туман...
Багровое солнце,
Как мертвая чайка,
Не выдержав стона,
Упало в лиман.
Заштопанный парус
С угрюмого моря
Испуганный ветер
К тебе не принес...
Белесая прядка
Безмерного горя
Застыла на смоли
Твоих волос.

(мужской хор)
Рыбачка, не плачь!
Был рыбак не из робких.
И силой завидною
Был наделен.
Он шел, как бывало,
Маршрутом нелегким,
Да море сильней оказалось,
Чем он...

(идут на музыке вокализы меццо-сопрано, как бы плач рыбачки, мужской хор так же приглушенно исполняет вокализы, скорбно и тревожно).
Проводы рыбаков.
(Идет светлое, задорное музыкальное вступление, после него вступает хор).

Над Волгой разрумянилась
Весенняя заря.
Разбужен ветром утренним
Поселок волгаря.
По всей округе
Громкий клич
Гармони разнесли:
Пришла пора!
Пришла пора!
Путинная пора!
Со всех дворов наперебой
Спешат и стар, и мал.
Как дружный улей, зашумел
Обветренный причал.
В нелегкий путь,
В морскую даль
Без песен плыть нельзя...
Звени, гармонь!
Пошире круг,
Подруги и друзья!

(Идет хореографическая сценка «Проводы рыбаков, затем музыкальный переход).
Мужской хор:
Что, Маруся, затуманила
Грустинкою глаза?
Может, милый на прощанье
Слов заветных не сказал?
Женский хор:
Просто теплая моряна
Бьет волною в берега.
Просто Маша провожает
В море друга-рыбака.

Мужской хор:
У Степана-запвевалы
Скулы тверды, как кремень.
С «крабом» флотскую фуражку
Стёпа носит набекрень.
Знает Стёпа, где удача
Косяком заходит в сеть.

Подхватывает женский хор:
Знает Стёпа, как любовью
Сердце девичье зажечь!

Мужской хор:
Куласики, бударочки,
Смоленые бока!
Девчонка в полушалочке
Целует рыбака!

Женский хор:
Ой, реченька, речоночка,
Певучая волна...
Уходит в море миленький!
Останусь я одна!

(Звучит веселая музыка, постепенно переходит в монолог меццо-сопрано)
И снова ты вышла
На берег песчаный,
Накинув на плечи
Старинную шаль.
Отсюда когда-то
Уплыл твой желанный,
Сюда принесли тебе
С моря печаль.
Прошедшие годы,
Былые тревоги
Неласковым грузом
На плечи легли.
Сегодня ты вышла
На берег отлогий,
Чтоб сына дорогой
Отца проводить.
Ты слушала радостный
Голос гармоней
И звонкие песни
Парней и девчат.
Ты знаешь, рыбачка,
С угрюмого моря
Твой сын непременно
Вернется назад.
(Звучит музыка, затем – хор)

Мужской хор:
Здравствуй, Волга-река,
Колыбель рыбака!
Пожелай нам
Удачи в пути!

Женский хор:
С первым блеском зари
От родимой земли
В даль морскую
Плывут волгари...

(Звучит финальная торжественная музыка).

Финал:
Баритон:
Расплескало флаги
Ветерком упругим.
Капитаны взяли курс «на ост».

Баритон и тенор:
Не грусти, рыбачка,
О хорошем друге,
Он любовь в разлуке
Сбережет.
Робким и нестойким –
Хмурый Каспий – горе.
Им не светит верная звезда.
Только тем послушны
И ветра, и море,
Кто сдружился
С ними навсегда.

Мужской хор:
Наши руки – в мозолях,
Наши лица – как скалы.
К нам отвага и сила
От отцов перешла.
Нас в нелегком пути,
Как огнем, закаляла,
Штормовая, крутая
Морская волна.
Зря ты хмуришься, Каспий!
Темной бездной пугаешь!
Сейнерам не страшны
Ни шторма, ни туман!
Мы с тобою поспорим!
Мы тебя переборем!
И с победой вернемся
К родным берегам!
Каспий – хмурое море!
Море сильных и смелых!
Каспий – щедрое море,
Дом родной рыбака!

(звучит финальная музыка).














АСТРАХАНСКИЕ СЮЖЕТЫ

Слова А.Таркова,
Музыка И.Пиндруса

Есть в России города светлоликие,
Мало-мальские и великие...
Их не просто разгадать,
Мудрено забыть...
Вот и мне один из них
Суждено любить.

Припев:
Астраханские сюжеты,
Поэтичные рассветы,
Купола, причалы, парки,
Лента белого кремля...
Ни к Марселю, ни к Бомбею
Я привыкнуть не сумею.
Потому что ты, мой город, –
Самый-самый для меня!

Знали ратную судьбу все твои века.
Но остыла враз от клинка рука.
Оттого Европа тут с вольной Азией
Не в соперницах живут, а в согласии.

Припев.

Очарован я тобой, свет-сударушка,
Астра-Астрахань, моя ладушка!
Унывать да горевать, знать, негоже нам!
Верю, будет всё у нас, как положено!
Припев.
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Знакомый луг, цикад ночное пенье,
В речушке сонной плещется луна...
Я вновь пришел к тебе, моя деревня –
Светлейшая и кроткая страна.

Я твой покой ничем не потревожу.
Он для меня навеки свят и мил.

Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.
Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.

Я столько раз без грусти, без опаски
Твое крыльцо надолго покидал.
И речь твою, и запахи, и краски
На счастье незавидное менял.

Железный век, стремительный и хлесткий,
Бросал меня в крутой водоворот.

А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.
А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.

Опять в ночи стреноженные кони,
И пахнет свежей мятой на лугу.
Мне хорошо, я вновь не посторонний.
Я без деревни – просто не могу.
Нагнусь к реке, глотну прохлады синей,
И враз помолодею на сто лет.
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!


























ЧЕЛОВЕК

Дитя природы – человек,
Свой первый век,
Далёкий век,
Хотел ты видеть
Без пробелов и помех.
Ты лиру выдумал, шутя,
У камня выпросил огня,
И колесо потом у солнца перенял.

Наш нестареющий девиз:
Душой и телом не ленись!
Тропу искателя пометила удача!
Мечта зовет – за ней шагай!
Не унывай, не отступай!
Ищи, выдумывай, твори, изобретай!

Стареет мир. Кончает бег
Двадцатый век –
Великий век!
Стал повелителем Вселенной
Человек!
Он все вершины покорил,
Он тайну атома открыл,
И трассы огненные в космос
Проложил!
Припев:
Земля щедра,
Земля сильна,
И всё ж она –
На всех одна.
Ей сила высшая
Для вечности
Нужна.
Сказал разумный Человек –
Хозяин гор, полей и рек:
Пока я мыслю, ты,
Земля,
Верши свой бег!

Припев.






















ОТЧАЯ ЗЕМЛЯ

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Встретить тихий рассвет, день трудом осенить –
Разве это не счастье,  не высшее право?
Мне бы только еще в эту жизнь воротить
Тех солдат, у которых бессмертная слава.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

На луга и поля буйно росы легли...
По есенинским рощам – багрянец и злато.
Удалые гармони на свадьбы пошли,
И со службы домой возвратились солдаты.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.
































ПОСЛАННИКИ
ЭДЕМОНЫ

(неоконченный
роман)









Праздные размышления счастливого человека.

Подсудимый:   Случалось ли вам встречаться с настоящим колдуном, разговаривать с ним, наблюдать его необычную жизнь и деяния? Нет?.. Тогда у вас  появилась реальная возможность заполнить этот досадный пробел.  Вы держите в руках мою книгу. Вернее, её душу, не облеченную в защитный панцирь твердой обложки. Открывайте её! Спасибо! Читайте не   торопясь, и когда перед вашими глазами появится не очень приятное слово «конец», я буду по-настоящему счастлив, ибо вы одарите меня высшей наградой – вашим вниманием. Перед маститыми писателями у меня есть важное преимущество: я совершенно никому не известен! Вы – Колумбы под сенью парусов, я – крохотный островок, затерянный в океане. Я буду жить надеждой, что вы откроете этот кусочек суши и чуть-чуть отдохнёте от суровых гримас окружающей нас действительности.
Главный судья:  Суд принял к сведению твои устремления и желания!  Ты свободен! Аминь!

Глава 1

« - …но каким бы ни оказался конец моего бытия, я благодарен силам земным и небесным за всё то, что ниспослали они мне, человеку, ставшему безродным, а по сему – причастным ко всем земным и космическим пространствам».
В последний раз, обмакнув легкое перо в чернильницу, колдун вывел под написанным нечто странное: зима 945 года.
Впереди отсутствовало целое тысячелетие, но это не была случайная описка. Именно этот год шёл по земле новорожденной державы по имени Киевская Русь.
Изрядно оплывшая свеча засигналила о своей близкой кончине. Собрав в стопку исписанные листы, старик по привычке уложил их в холщовую сумку, что постоянно висела над столом.
Время было позднее, но спать старцу совсем не хотелось. Пожалуй, он был бы рад, если бы из его жизни насовсем исчезла эта извечная и никчемная человеческая потребность.
С недавних пор Ведя чаще всего навещал один и тот же сон: безграничное пространство черного неба устремляло к его лицу маленькую звезду. Её свет обволакивал плоть колдуна нежной прохладой, делая её невесомой, освобожденной от малейшего земного притяжения.
- Не знак ли мне подает Всевышний? Хочет забрать к себе? Но я совершенно здоров, и жизнь не обременяет меня недугами. А эта звезда?.. Может быть, это я сам? Разве не одинок я? Но кто определил мне это гнетущее одиночество, для чего и во имя чего?..
В маленькой избушке Ведя многое было необычным для времени, только что им обозначенном на последней странице своей исповеди. Единственное окошко жилища не омрачалось высохшим бычьим пузырем, а поблескивало при свете дня прозрачным стеклом. И писал Ведь свои откровения не при убогом свечении лучины. Он пользовался восковыми свечами, спичками, наконец – бумагой! Все эти человеческие открытия принадлежали другим эпохам, совсем не близким, грядущим временам… Да что там свечи, спички, бумага и прочие мелочи быта, на которые колдун никогда не тратил восторженных эмоций.
За время своих фантастических странствий по белому свету и даже за его пределами, он насмотрелся такого, от чего обычный человеческий мозг мог бы обрести гигантские размеры, став автономным хранилищем величайшей мудрости. Увы, этим уникальным достоянием Ведь не мог распоряжаться вольно, по своему усмотрению.
Сколько раз порывался он научить людей грамоте, упростить и прояснить их громоздкую речь, принести в их убогие жилища ароматный свет, бездымное тепло более совершенных печей. Он мог бы одарить своих сородичей многими другими чудесами, но всякий раз благие намерения мудрого старца решительно пресекались силами, понять и сопротивляться которым он был не в состоянии.
Тайны, тайны… Вот, к примеру – дикие звери. Почему они никогда не посягали на его жилище, на него самого? В непроходимых лесах древлянской страны вольно бродили могучие и лютые медведи, бесстрашные разбойники-волки и прочие когтисто-клыкастые твари. Не мог старец объяснить очень многого и в самом себе. Например, он знал, что идёт к завершению первое тысячелетие, а вот сколько лет ему самому, определить так и не смог. Жил в обличии старца, воспринимая всё, как должное, с покорностью прилежного ученика великого учителя.
Жить среди тайн, разгадать которые не под силу даже самому могучему разуму, становилось утомительным и совершенно бесперспективным занятием.
- Дождусь весенних денечков, оставлю эту сиротливую избушку лесным духам и пойду по белому свету… Авось и отстанут от меня всякие таинственные силы. Сожжет их солнышко и унесут прочь шальные ветры.
Старик зажег новую свечу, вслух поблагодарил за службу огарок прежнего «воскового солнышка» и машинально скользнул взглядом на полку с припасами. Ему подумалось, что ломоть хлеба, сдобренный густым мёдом, пришёлся бы теперь кстати. Потом – широкий топчан, тёплая медвежья шкура. Чем не маленький рай для одинокого человека? На минуту Ведь вынужден был отложить свою соблазнительную программу и вплотную приблизить лицо к темному окошку.
- Что это там за странные странности? Свет, как средь бела дня, звонкое шипенье, как будто горящую головню в снег окунули…Свет… Очень красивый, мерцающий… Направляется к моей избушке…
Ведь никогда не испытывал страха. Это была ещё одна загадка, задумываться над которой у колдуна не было ни малейшего желания.
Раскрыв дверь маленьких сеней, Ведь с бесстрашием несмышленого ребенка вышел в тихую морозную ночь.
Совсем рядом с избушкой он увидел ИХ!
Это была та самая Троица, которая однажды лишила его рассудка, погрузила в фантастическое небытие, из которого он, красавец Ведомир, возвратился на землю предков совсем другим человеком.
Старец, Женщина и смуглокожий Юноша медленно подступали к неподвижно стоящему лесному отшельнику. Он снова видел их лица, дивные одежды, свет, исходящий от таинственных пришельцев.
Слова приветствия, добрая улыбка, жест гостеприимного хозяина – всё это осталось только сигналами в растревоженном рассудке Ведя. Непонятное таинство опять справляла молчаливая Троица.
Благородный Старец возложил свою десницу на голову Ведя, а потом плавно отвел её назад. Затем величественная Женщина коснулась груди колдуна серебристой ладонью, и он почувствовал, как сердце на какой-то миг стало безмолвным. И вот уже темнокожий Юноша устремил свои руки к Ведю и нежно обнял его.
Никто из Троицы не проронил ни слова. Только ласковые, совсем неземные улыбки озаряли чудесные лики небесных гостей. Ведю почудилось, что стоящие поблизости голые деревья проснулись от зимней спячки и, омытые голубым сиянием, издали протяжный вздох изумления.
На глазах Ведя совершалось неведомое таинство. Простого смертного оно ошеломило бы до того предела, после которого наступает лишь вечное забвение. И вот уже мягкое голубое сиянье отступило от избушки Ведя, от стволов замерзших деревьев. Оно стеклось, как волшебная вода, в одно место, которое принадлежало Троице. Фигуры небесных гостей таяли. Размылись их очертания, и только изумительные лица со своими неповторимыми улыбками всё ещё стояли перед Ведомиром. Но вот и они пропали, образовав зыбкий голубой шар, который медленно поднялся над вершинами деревьев и через мгновенье исчез в черном морозном небе.
Через минуту Ведь встрепенулся, словно кто-то навалился сзади на его плечи. Устремив взгляд туда, где только что висел голубой шар пришельцев, он почувствовал, что снова обрел дар речи. С непередаваемой болью и отчаяньем старый колдун закричал нечеловеческим голосом.
- Зачем вы преследуете меня?! Что нужно вам от маленького человека, рожденного на грешной земле простой женщиной-славянкой?! Почему опять молчали и лишили меня возможности говорить с вами?! Почему?! По-че-му-у-ууу?!!
Последнее слово прозвучало, как вой исполинского волка, увидевшего в капкане свою мертвую подругу.
В полузабытьи старец вошёл в избушку и, словно подрубленное дерево, тяжело рухнул на застонавший топчан.
***
Ведь проснулся, когда солнце, воспользовавшись редкой возможностью явить себя озябшему лесу, весело искрилось над его макушками. При свете наступившего дня ночное свидание казалось Ведю игрой воображения. Однако он чувствовал, что всё его естество словно впервые соприкоснулось с жизнью! Голова была ясной, телом руководила молодецкая сила. Чудилось, что к прожитым годам  (а может, и столетиям?) добавилось бесконечное количество обязательной и необыкновенно изумительной жизни.
- Пусть будет так! Жизнь никогда не бывает слишком долгой, а желание ощущать её бесконечно долго в человеке неистребимо!
Ведь радостно засмеялся, зачерпнул ладонями большую пригоршню снега и озорно растёр на лице пушистую благодать. Потом, слепив крутой шарик из этой самой «благодати», словно расшалившийся отрок, сильно метнул его в стоящую неподалеку ель-красавицу.
- Троица! Я знаю, что ты придешь ко мне ещё раз! Я говорю вздор? Нет! Я нужен, нужен вам, небесные странники, а для чего – вы сами об этом скажете мне, когда придет нужное время!

Глава 2

Зимний лес! Холодное, таинственное царство, наполненное тонким бодрящим ароматом! Эликсир бессмертия? Очень похоже… Долгое доброе здравие? Бесспорно – это оно! Однако…
Передвигаться по этому царству на своих двоих, пусть шибко резвых и тепло обутых – занятие хлопотливое и небезопасное. Малая дорога довольно скоро превращается в долгий изнуряющий путь.
Всё это было давно известно Ведю. Он хорошо знал свой лес, всю неблизкую округу с её полянами, оврагами, разбросанными тут и там древлянскими родовыми селеньями.
Не испытывая нужды в лошади, колдун легко преодолевал далекие расстояния с помощью лыж. Используя и на сей раз это нехитрое и гениальное средство передвижения, лесной старец решил предпринять очередной поход в «люди». Они нуждались в его «колдовских» умениях, он – в человеческой речи и посильной помощи тех, кого считал «большими детьми» матушки-природы.
Лес кончился. Ведь легко скатился с пригорка на заснеженное лоно широкого поля. Утреннее солнце разгоралось всё ярче, однако, совсем не собиралось одаривать теплом застывшую землю. Текла жизнь, неизвестно когда и где взявшая своё начало. Ведь знал, что пройдут века, не будет этого, первозданного в своей красе, ландшафта, не будет этих лесов и их непуганых обитателей. Не будет Киевской Руси… Не будет ничего из существующего ныне мертвого и живого…
Резкое сорочье стрекотанье пронеслось вдоль кромки леса. Чем-то встревоженные белобоки ловко нырнули в пространство между деревьями, откуда только что скатились лыжи Ведя. Старец остановился. Горячее дыханье  превращалось в легкий снежный пушок, оседая на волосах и бороде путника.
- Не мною напуганы сороки… От дальней излучины бора торопились… Кого там приметили? Зря верещать не будут. Подожду, передохну, на зимнюю красоту полюбуюсь!..
Тишина, сверкающая белизна снега, продрогшая синева вечных небес…
- Случись умереть мне здесь, никто не отыщет, не предаст земле, не помянет добрым словом… Был человек, да сгинул. Как всё нелепо, бессмысленно в этой самой жизни. Да и сама жизнь… Величайший абсурд, который рано или поздно исчезнет вместе со своей колыбелью…
Ведь прервал свои грустные размышления, непонятно почему посетившие его среди благодатного зимнего дня. Теперь до его слуха слабо доносились многочисленные людские голоса, отрывистое фырканье лошадей и тихое позвякивание металла.
Прошла минута, другая…А вот и само явление, первыми свидетелями которого были осторожные и бдительные сороки. Открывшаяся глазам Ведя картина не была для него в диковину. И всё же всякий раз она завораживала его своей живописностью, монолитной силой, взращенной многими жестокими праведными и неправедными сечами. Двигалась дружина, ведомая либо самим князем, либо одним из его военачальников.
- За данью направляются, пора пришла. Встречайте дорогих гостей, милостивые древляне! Насмешка судьбы – свой же люд обирать едут… Да и свой ли он для клана самозваных варяжских князей? Ведь не оставили в своей угрюмой стране ни фамильных замков, ни богатых владений. Наверное, шибко умные были те варяги, коих сплошь тупоголовые славяне призвали на княжение. Никто и никогда не разберется – что да как было, только вот один из них – перед моими глазами – не вымышленный, а совсем реальный.
Заметив на своем пути человека, всадники замедлили поступь своих коней. Тот, что выглядел предводителем, властно поднял руку. Был он молод, однако надменное лицо, жест, привыкший повелевать, говорили Ведю однозначно – перед ним ныне властвующий киевский князь Игорь. Неудачливый государь и полководец, жадный и тщеславный сын почившего Рюрика.
- Куда путь держишь, старик?! Почему не приветствуешь своего князя? Притомился, аль солнышко на глаза твои порчу навело?
Среди отроков послышался дружный смех, ободряющий речь своего господина.
- Мал человек и скоротечен, чтобы уделять ему внимание столь знатного господина. Но если ты, доблестный князь, так желаешь моего ничтожного почтения, оно уже отпущено тебе. Видишь, стою перед тобой с непокрытой седой головой и открытым сердцем.
Дружинники приглушенно зароптали, слушая не в меру дерзкую речь старца.
- Смело и благородно звучат слова твои, странник! Гнева моего не боишься? Уж не колдун ли ты вредоносный? Говори!
Князь угрожающе нахмурил брови и раздраженно стукнул рукояткой кнута по голенищу сапога.
Многочисленные глаза впились в лицо случайного встречного. Один из дружинников, склонившись к уху князя, что-то говорил ему, косо поглядывая на Ведя.
- А скажи-ка мне, мил человек, куда подевалась твоя тень? Может, убежала князя Мала предупредить, что мы в гости к нему жалуем?.. Не нравишься ты мне. Вроде и старик, а не по возрасту статен и могуч. Впору мечом тебя опоясывать да в дружину определять воем…
Теперь все: и князь, и дружинники, словно позабыв о своем главном намерении, перенесли пристальное внимание на этого загадочного человека.
При желании Ведь с легкостью мог бы выдернуть из седла юродствующего князя и ткнуть его головой в пушистый снег. Однако он был мудрее и благороднее титулованного невежи, а потому ответил князю так, как тому, видимо, и хотелось услышать.
- Воля словам твоим, князь. Я стар, у меня нет ни друзей, ни врагов, ни рода, ни племени. А тень моя всегда торопливее меня: как где застоюсь, убегает она. Догоняй, мол, болтливый старик, коли догонишь!
- Ладно, смерд, иди своей дорогой! Потешил ты нас мудростью своей и отменной дерзостью. На копья бы тебя и зверью на съеденье! Ступай, догоняй свою тень! Попадись она на нашем пути – быть ей прахом отныне и навеки! Пошёл!
Князь резко дернул поводья. Застоявшийся жеребец радостно рванулся вперед, увлекая за собой не столь многочисленную дружину. 
- Унеслись, как стая ненасытных волков. Будут отнимать у людишек то, что никогда не давали. Отнимать ныне, потом и всегда, пока не исчезнет с лика земли страна по имени Русь… Их будут славить, награждать высокими титулами – «бессмертные», «красные солнышки», «грозные»… Странно устроены люди, и странность эта неистребима в них…
Ведь продолжал стоять, словно на пути его обозначилась развилка.
- Прощай, князь Игорь… Не суждено тебе вернуться в стольный град-Киев к своей жене – варяженке Хельге. Не моя в том вина. Бог распоряжается судьбами людей, сколь ничтожными или великими ни были бы они в этом мире…
Загнутые концы лыж развернулись в нужную Ведю сторону.
- Поехали!
Рядом со своим хозяином радостно задвигалась голубая тень – тень человека.

***
Коротки зимние дни. Природу никогда не занимали людские заботы, их тяготы, случайные радости и бесконечные лишенья. Угрюмое молчание леса – вовсе не сочувствие человеку. Ему, лесу, всё равно: какие на вкус человеческие слёзы? Какого цвета кровь на теле убиенного и что значит неизбежная мгла успения…
Ведь снова писал. Нередко его рука замирала над листом бумаги, и легкое перо ожидало, когда нужная мысль созреет в голове бодрствующего полуночника. Опять напомнила о себе та, недавняя встреча: князь Игорь, дружина, затянувшаяся словесная перепалка… Сколько же дней прошло с тех пор? Впрочем, не всё ли равно. Тяготило одиночество. И в то же время жить с людьми совсем не хотелось. Ведь давно отвык от их близкого и постоянного присутствия. Так было удобнее, спокойнее… Он отвечал только за самого себя. На окружающий мир он смотрел так, как смотрят на много раз исхоженную и надоевшую дорогу.
- Ведомир… Ведомир… Когда появится луна, приходи к речке, где челны стоят… Жди меня, сокол ясный… Жди меня…
Ведь выронил перо, и на чистом листе засверкала вороньим глазом большая чернильная капля.
- Что это, господи… Откуда ты, голос милый?.. Нежина?.. Ладушка моя, где ты, где ты?!.
И опять тот же голос, как из глубокого колодца:
- Зачем оставил меня, ушёл не простившись?.. Кто отнял тебя у несчастной Нежины, кто увлёк в неведомое? Молчишь? Нас нет? Навсегда?.. Прошлое!.. Зачем оно стучится в сердце, так сладко и так жестоко напоминает о себе?
- Нежина, любимая!.. Я помню глаза твои цвета темного янтаря. И губы твои, и руки, что ложились на мои плечи… Я помню тебя, милая, помню, помню!..
Беспокойным взглядом оглядел взволнованный старец стены своей хижины. До чего же ненавистными и тоскливыми показались они ему! Деревянная гробница, в пасмурном чреве которой билось живое сердце обреченного на одиночество человека.
- Плохо мне…душно…скверно на душе, ох, как скверно! На волю пойду, морозным воздухом подышу, освобожу голову от тяжких мыслей… Сейчас… сейчас…
Ведь наспех оделся.
…и я с тобой, сокол мой… На руки возьми меня. В лесу снег глубокий, а я босая… Возьми лук со стрелами… Вдруг нечисть какая помешает нам любоваться друг другом…
Ведомир замер. Опять призрачный голос. Некого взять на руки, некого прижать к груди! А зачем лук со стрелами? Какая нечистая сила может смутить его, готового вступить в беспроигрышный поединок с самим дьяволом?..
- Нежина, ты просишь, чтобы взял с собой оружие… Будь по-твоему. Тебе из райских кущей виднее, как можно помочь своему Ведомиру-отшельнику…
Яркая луна сияла над лесом. Ведь медленно, как зачарованный, шёл от избушки, в маленьком окошке которой чуть трепетал золотой язычок горящей свечи. Деревья, деревья… А может, это вовсе не они, а те, прежде усопшие, столпились вокруг, ожидая какого-то чуда?
Вот две берёзы. Верхушки их почему-то тесно сплелись. Широкий проём между их стволами, сплетенные чудным образом вершины обнаженных красавиц… Чем не триумфальная арка, возведенная в честь Ведомира и его незримой спутницы Нежины?..
И вдруг!..
Ведь почувствовал, что ноги перестали повиноваться ему, а лыжи будто намертво приросли к затвердевшему снегу…
Глазам старца явилось жуткое виденье!
Огромный, окровавленный конь держал на себе страшного всадника, тело которого колыхалось, раздвоенное до груди фантастической силой! Залитый кровью всадник, бледное лицо которого показалось Ведю очень знакомым, заговорил голосом бесцветным, холодным и зловещим:
- Смотри, проклятый колдун, что сделали со мной твои поганые древляне… Ты знал, что они разорвут меня на части, знал, но не предупредил меня… Будь ты проклят!.. Да постигнет тебя кара небесная!..
Ведю показалось, что страшный всадник-призрак сейчас ринется на него и раздавит своей исполинской мощью.
Таинственная сила вывела из оцепенения бесстрашного охотника. Он пришёл в себя, быстро наложил на тугую тетиву лука длинную стрелу и выпустил её со страшной силой в оскаленную морду коня-призрака.
На глазах Ведя конь вместе со своим изуродованным всадником превращались в огромную снежную глыбу. Она медленно оседала, пока не превратилась в небольшой холмик, на котором не хватало лишь надгробной плиты.
Тяжелый, гулкий стон прокатился по лесу, и с ветвей могучих деревьев осыпались снежные покрывала…
На лице Ведя выступил холодный пот, отчаянно колотилось сердце, взгляд ещё долго не мог оторваться от двух берез, меж которых явилась ему бездушная оболочка убиенного князя Игоря.
- Не я накликал беду твою, сын Рюрика! Алчность твоя неуёмная погубила тебя! С одной овцы две шкуры содрать невозможно, но ты отважился доказать обратное… Месть непокорных древлян была тебе их последней данью!..
Невесть кому направлял возбужденную речь свою сын непокорного племени. Наверное, нужно было хоть немного облегчить душу, освободив её от праведного гнева и жестокой встряски, порожденной только что сыгранной сценой.
- Славная у меня получилась охота! Спасибо тебе, Нежина милая, за то, что лук со стрелами мне присоветовала! Сегодня мы были вместе, отрада моя далекая!
Глава 3

- Любава! Люба-а-ва!.. Ты где-е-е?..
Отозвался чистый девичий голос:
- Да здесь я, здесь, Искорка!
Мальчонка лет семи, в длинной рубахе, сшитой из отцовских пожиток, весело скатился с берега к сидевшей у самой воды девушке. Только что уложила она в корзину последний выстиранный рушник и теперь задумчиво смотрела на озерную гладь.
Искорка пристроился у плеча Любавы и прижался к нему горячей щекой. Она ласково обняла запыхавшегося бегунка, взъерошила ещё влажной ладонью его светлые волосёнки. Помолчали.
- Любавка… Ты бы пока не росла дальше… Я быстренько догоню твои годки и женюсь на тебе… Ты самая красивая из всех…из всех…
Любава улыбнулась и окатила синевой своих глаз смущенное личико «жениха».
- Не станется так, Искорка милый. Время остановить нельзя. У каждого своя жизнь, своя доля… И женой твоей я стать не смогу – родня мы с тобой. Невесту будешь искать в другом селенье…
На минуту оба замолчали. Обескураженный откровениями Любавы, Искорка нехотя поднялся, шаркнул ладошкой под конопатой «сопелкой». Плечики его обвисли, словно опустили на них совсем не легкую ношу.
- Ты пошто торопился-то? Дело какое срочное? За любовь твою благодарна тебе. И я тебя всегда любить буду.
Не глядя в лицо Любавы, несколько успокоенный мальчишка глуховатым голосом изрёк:
- Матушка твоя послала за тобой. Гости к вам наведывались из соседнего селенья… Чё им надобно-то?..
Сердце Любавы сжалось от недоброго предчувствия. Лет ей было уже восемнадцать, и всё чаще слышала она от своих сородичей не очень приятное для неё слово «невеста».
Корзина с мокрыми рушниками была совсем не тяжелой, но Искорка, как и подобает настоящим мужчинам, ухватил её за правое «ухо». Левое досталось Любаве. Торопиться совсем не хотелось. Она любила это лесное озеро. Она поверяла ему свои сокровенные думы и желания, свою молодую и сильную плоть, когда не в меру разгоряченное солнце начинало утомлять её.
До недавних пор всё было спокойно в душе Любавы. Привычное родовое селенье, где все были равны, где все с большим усердием и сноровкой вершили свои каждодневные деянья, плоды которых равно принадлежали всем – и старым, и малым.
Как жили люди в окрестных селеньях, как выглядели они, их жилища, - ей было неведомо, что ничуть не осложняло её жизнь. И вот теперь эта окрестность посылала к её жилищу совсем незнакомых людей.

***
 - Заходи в дом, Любава. А ты, Искорка, поди побегай или делом каким займись.
В голосе матери Любава уловила нотки непонятного волнения, а глаза её чаще обычного скользили по стенам, грубоватой утвари, по чисто вымытым половицам.
- Жаль, что отца твоего нет с нами боле… Видел бы он, какой красавицей стала наша Любавушка, какой мастерицей да помощницей в хозяйстве… Трудно мне будет без тебя и тоскливо…
- Матушка, разве леший собирается выкрасть меня или Велес задумал увести в свое царство? Что это с вами, матушка?..
- Недавно гостей проводили. Хорошие люди приходили из соседнего селенья, говорили с ними о том о сём…
- И чего же надобно этим хорошим людям от нас? Какая неотложность привела их в наш дом?..
Мать взяла за руку Любаву и вместе с нею присела на широкую скамью.
- Не бедные они, в достатке живут… Другая у них забота: женихов много, а невест нет. Как и у нас – одна родня. Вот и осмелились навестить нас… Сватают тебя, Любавушка. Жених для тебя у них самый подходящий. По всем статям хорош. Верным мужем твоим быть желает…
- Каким мужем, матушка? Разве говорила я вам, что жениха себе выбрала? Не могу я так. Не животина я бессловесная, чтобы в чужое стойло вели меня. Сердце у меня есть! С ним-то что делать?!
- Успокойся, чадо моё. Знаю, для такой красавицы достойного жениха по всей округе не сыщешь. Только не ходить же нам по всему белому свету. Так можно до старости в девках остаться.
Мать замолчала, разглядывая без всякой надобности свои натруженные руки.
- Думать надо о роде своем. Мы должны укреплять его, сохранять и множить, чтобы выжить в лихое время, не стать легкой добычей пришлых разбойников. Не нам с тобой решать – быть свадьбе или нет. Наш родовой совет скажет свое последнее слово, а перечить его воле никому не дозволено.
Любава порывисто встала. Материнские слова вконец расстроили её.
- Матушка! Всё хорошо в нашем добром семействе. Одно не по душе мне: зачем обещаете меня человеку, которого ни знать, ни видеть не привелось мне! Лучше прогоните меня или сгубите какой надумаете смертью, но воли вашей я не признаю!
Любава опустила голову, закрыла глаза дрожащими ладонями. Слёзы отчаянья и негодованья обожгли ей щеки. Пожалуй, в первый раз за всю прошлую жизнь она плакала так горько и безутешно. Весеннее солнце закатывалось, осеннее, редкое и неласковое, готовилось надолго занять место в судьбе несчастной Любавы.
- Любавушка, доченька!.. Никто тебе лиха не желает, никто не даст в обиду тебя. Мы всегда будем рядом с тобой! Ну пойми же ты это! Всё образуется! Не ты первая, не ты последняя. Так жизнь наша женская устроена. Поди, отдохни, и не надрывай сердце надуманными страхами!
Мать обняла плачущую дочь, по привычке коснулась её чистого лба сухими губами.
- Тяжка судьба родителей, ох как тяжка! Помоги мне, Любава, нести свою непосильную ношу. Одна я, но и ты у меня одна в сердце до последних дней…

***
Озеро было таким же тихим и приветливым. В зеркало его заглядывало всё, что обжило крутые берега, что скользило по синему небу, светилось в нем дневными и ночными светилами.
Вот взметнулась над гладью крупная рыбина и шумно плюхнулась в свою родную стихию, возмутив прохладную гладь широкими кругами.
- Свыкнется-слюбится… В девках засижусь до старости… Не свыкнется и не слюбится! Не будет по-вашему, хоть прогоните на все четыре стороны!
В голове Любавы одна за другой проносились безотрадные мысли. Она сама выберет себе смерть или тайно уйдет из селенья искать себе счастливую долю в незнакомых местах. Однако ни то, ни другое совсем не казалось утешением или желанным выходом из безрадостной реальности.
Отчаянье охватило Любаву и невольные слёзы вновь и вновь застилали её синие очи.
- Сидишь, голубушка, озером любуешься! Не наскучило оно тебе?
Любава узнала голос Феклуши. Не так давно привел её в родовое селенье рыжий Оляпка, пополнив работящий клан «девкой со стороны».
- Феклуша!.. Как хорошо, что ты здесь оказалась!.. Посиди со мной…Потом бадейки с водой вместе понесём. Ты ведь не сильно торопишься?..
- А куда торопиться-то? Конечно, посижу, поболтаем… Э, да ты никак плакала? Чего приключилось, а?
Феклуша терпеливо выслушала то, о чём ей толковала краса-девица.
- Правильно матушка твоя говорит: не ты первая, не ты последняя. Все мы, коли повезёт, невестами да жёнами становимся. Я вот, кажись только вчера знать не знала о муже, а теперь… Теперь вот ребятёночка ждать буду… Первенького, а там – сколько судьба определит…
Феклуша безмятежно улыбалась, как будто весь окружающий мир был создан исключительно для неё.
- Тебе, Феклуша, с женихом повезло. Любишь его, поди?
Феклуша заливисто засмеялась, запрокинув раскрасневшееся лицо к чистому небу. Когда она успокоилась от нагрянувшего на неё веселья, Любава увидела на её глазах слёзы. Только это были совсем не те горькие росинки, что высохли на щеках опечаленной синеглазки.
- Ой и скажешь ты, Любавка!.. С мужем повезло, любишь его… Видишь, до какого смеха довела меня? Да нет ничего этого! Сказали – к свадьбе готовься, к жениху поедем. В новую одёжку обрядили. Потом моя матушка нырнула под неё руками и по голому телу моему прядку льняную повязала.
- Эта нитка, говорит, тобою спрядена, когда малолеткой была. Берегла её к этому дню…
- Феклуша, а зачем нитка-то? И зачем на голое тело, а?
- Матушка говорила, что от злых духов охраняет она, от всякого сглаза. Так с каждой невестой проделывают…
- А мужик-то наш приозёрский, понравился тебе, Оляпка рыженький? Ты раньше, до свадьбы, виделась с ним, говорила?
- Понравился, не понравился… Меня не спрашивали. Руки сильные, голова на месте… А что рыжий, да лицом не красавец?.. Так ведь и я не красавица. Обнимает меня крепко и… всё остальное делает исправно. Чего печалиться-то?
Феклуша опять засмеялась. Потом сладко потянулась всем телом, взметнув над головой сильные руки.
Любава почувствовала, что жгучая печаль её приутихла, а на душе стало так легко и спокойно, как бывает у человека, без остатка покорившегося велению судьбы.
Феклуша ненадолго затихла. Оперев подбородок на сжатые кулаки, она смотрела мимо озера, мимо леса, в неведомое «никуда»…
- Ты, Любава, совсем другая, непохожая на всех нас… Красавица ты – на загляденье. Достойного жениха тебе найти ох как непросто… Обидно мне за тебя и жалею я тебя от всего сердца, а помочь ничем не смогу. Кто нас слушать-то будет…
Совсем понизив голос, молодая жена рыжего Оляпки грустно произнесла то, что таилось в её душе:
- Рабыни мы… Рабыни безвольные… Не бьют нас, не ругают, жалеют. Любите, мол, своих мужиков… А где она, любовь эта? Нет её, и никогда не быть ей. Без любви нет у человека счастья.
Феклуша встала, зачерпнула озерной водицы в деревянные бадейки.
- Пойдем, Любава. Скоро мужики наши с покоса вернутся. Негоже их пустыми мисками встречать. Две грации, две судьбы, два полюса. Одно небо над головами, одна дорожка к дому, по которой они шли вместе в последний раз. Смирение и Непокорность. Между ними Бездна. Кого она выберет и увлечет в своё вечно ненасытное чрево?..

***
Спящего человека посещают виденья. Какими они были у первых людей или у тех, кого мудрый колдун Ведь поместил в 945 год от рождения Христова? Гадать о том – всё равно, что ловить рыбу в песке.
Иногда Любава описывала своей матушке сновиденья, особенно взволновавшие её и ещё долго, при свете дня, занимавшие её воображение. Она становилась чудесной птицей, без труда парящей высоко-высоко над землей. Реки казались Любаве тонкими извивающимися нитями, горные хребты напоминали спины чудовищных драконов, а вся земная поверхность пестрела, как нарядный ковёр, сотканный из кусков драгоценной ткани.
А ещё она ощущала лёгкое дыханье неземного ветра. Он разбрасывал над головой её густые волосы, застилал ими лицо смеющейся Любавы. Когда ослабевали порывы небесного скитальца, она опускалась ниже, и взору её являлись огромные селенья, сверкающие бесчисленными огненными очами… Из этого золотого океана света навстречу ей поднимался исполинский старец с прекрасными вьющимися волосами и бородой, словно сотворенными из жидкого серебра. Юные глаза старца светились добротой и нежностью, а голос… Голос?.. Любава не могла передать словами его музыку, угадать смысл слов, что вытекали из этой божественной музыки…
- Опускайся осторожно, лебедушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся! Я твой ангел-хранитель и вечный спутник на земных и небесных просторах!..
Любава просыпалась. Тёмное чрево избы. Рядом спали люди, много людей. Пахло их телами, печным дымом… Кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то бормотал непонятные слова. А ещё слышался лай собак, лошадиное фырканье, далёкий крик ночной птицы.
Это была её колыбель, из которой ей не суждено выбраться и обрести желанную свободу. Сны были короткими, окружающая реальность – долгой, наскучившей и уже совсем безрадостной для гордой синеглазой красавицы.
 
Глава 4

В приозерном родовом селении Исидорка был человеком пришлым. Более десятка лет назад явился он сюда неведомо откуда. Ни старик, ни юноша. С большой головой, прикрытой жидкими волосами. Дорожный посох, переметная сума, изрядно поношенная одежонка. Таков был Исидорка, голубовато-белые глаза которого смотрели на сельчан жалобно и приветливо. Словом – обуза, лишний едок, возможно, праздный бродяга или беглый отщепенец, прогневивший чем-то своих сородичей.
Когда Исидорку накормили да хорошенько выспросили, оказалось, что пришелец – дока в лекарском деле. А поскольку в селении поголовно здоровых не было, решили на совете принять Исидорку в семейство и испытать на деле.
Позже, когда пришелец научил селян делать из воска свечи и высекать из камней искры для появления огня, он стал «своим» человеком – уважаемым и незаменимым.
Вот он вышел из своей каморки, сощурил глазенки от яркого солнца и, вывернув наизнанку холщовую суму, стал вытряхивать из неё сухие травинки. Мешок требовал свежих былинок да цветиков, из которых хитроумный Исидорка (имя греческое!!!!!!!!!!) приготовит нужные зелья.
Заметив идущую Любаву, лекарь ласково поманил её к себе. На его сереньком личике засветилась детская улыбка из тех, какими он не удостаивал никого, кроме синеглазки.
- Любавушка, подойди-ка сюда на малое времячко. Просьба к тебе у меня… Только что Любава относила косарям-сельчанам еду да питьё. На широкой лесной поляне орудовали они верпами, чтобы было в ненастье чем прокормить лошадок да бурёнок.
Первым оторвался от наскучившего занятия Долговязик – молодой, здоровый холостяк, чин которого в скорое время, скорее всего, обретет противоположное качество. Найдут ему невесту, как нашли мужа Феклуше, и станет он главой нового семейства.
Когда Любава передавала ему большой горшок с молоком, сородич-детина застенчиво улыбался и, неожиданно взяв её за руку, не торопился отпускать.
- Ты чего, Долговязик? На прогулку зовёшь али благодаришь за парное молоко? Мужики наши увидят – волосы тебе выдерут!..
Любава засмеялась и, освободив руку, крепко защемила пальцами нос храбреца. Теперь засмеялись все.
- Так его, лешего! Вишь, в ухажеры нацелился!..
Любава присела на траву, и, не сговариваясь, рядом с нею быстренько уселись и все мужчины.
- Хорошо тут у вас! Вот построили бы мне на этом месте высокий терем. Поманила бы я сюда молодого князя, женой бы его стала, а он вас в дружину свою возьмет! Чем траву косить, лучше в походы ходить, славу да богатства добывать!
- Дело говоришь, Любавка! Вот закончим косьбу, твой терем ладить станем, а ты пока князя молодого искать будешь. Вот с Долговязиком и поедешь до Киева. Князь там есть, только, говорят, что больно старый…
- Да нет там уже князя. Казнили Игоря – ворюгу ненасытную братья-древляне. Вдова-то его, Ольга, теперь княжит и пуще своего почившего мужа грабит да мытарит люд честной…
- Не нужна нам, Любава, княжеская дружина. Не разбойники мы…
Строгим и решительным стало лицо Любавы после мужских откровений, тревога заползла на солнечную поляну змеёй подколодной.
- Недобрую шутку выдумала я. Никого нам не надобно. Жили без князей, и дальше жить будем. Только не нагрянули бы к нам. От этих разбойников и насильников теперь ни леса, ни болота защитить не смогут…
- Правду говоришь, Любава. Вот, соседи наши, что вчера наведывались к нам по делам житейским…
Заговоривший было очередной родич мельком глянул на притихшую Любаву, и на минуту осеклась его речь.
-…так вот, сказывали они, что дружинники княгини Ольги рыщут повсюду, данью тяжкой обкладывают древлян, а мятежных да непокорных губят нещадно…
Любава тяжело вздохнула, поднялась с мягкой душистой травы.
- Хорошо беседа наша начиналась, а закончилась грустно. Ну, да ладно. На всё божеская воля… Пошла я, да и вам пора за дело…
Мужики какое-то время смотрели вслед уходящей Любаве.
- Эх!..Вот бы мне такую жену! Всё внутри переворачивается, когда гляжу на неё!
Долговязик жадно смотрел на стройную фигуру удаляющейся синеглазки, будто ждал, что она вот-вот обернётся и покличет его к себе.
Никто с воздыхателем не спорил.
- Да, к ней не посватаешься… Хотя право такое есть у каждого из нас. Ведь так?
Откликнулся самый старший:
- Держи язык за зубами, дурак долговязый! Не забывай, что обещал в своё время на селенском совете, не то мать-большуха научит тебя уму-разуму!
- Да я что…Какой я ей жених… Долговязик с лошадиной мордой… Да ещё дураком обзывают… А…ладно…
Расстроенный парень взял нехотя свою косу. Сделали то же самое и все остальные, только работать уже совсем не хотелось. С уходом Любавы на солнечной поляне словно похолодало и потемнело.

***
Любава неспеша подходила к Исидорке.
- Как чувствуешь себя, лекарь-кудесник? Чего сказать мне желаешь?
- Спасибо, Синеглазка… Чего мне желать-то?.. Всё давно отжелал я и отчувствовал… Разве яму поглубже, чтобы упокоиться в ней вовеки вечные…
- Да полно причитать, Исидорка! Ишь, ямку ему глубокую захотелось!.. Вот порешим, да поженим тебя! Хватит бобылем век коротать!
Исидорка вздохнул, словно разбудили в его душе давно замолчавшие мелодии юности, улыбка сошла с его лица.
- Ты в лес когда собираешься? Как надумаешь, дай мне знать. Попрошу тебя травки подходящей нарвать. Лекарь без врачующих зелий – уже не лекарь. А за услугу твою такое зелье тебе придумаю, что краса твоя до глубокой старости чар своих не утратит.
- С охотой исполню твою просьбу, только не нужна мне ни нынешняя, ни долгая красота. Прока от неё никакого. Тяжко мне с нею. Красавица…красавица…Лучше бы ликом Феклуши боги одарили меня. Так спокойней и радостней жилось бы мне…
Любава опустила глаза, и печальная тень набежала на ее дивное лицо.
- Вижу, что неладное творится в твоём сердечке. Что за напасть одолевает тебя, голубушка? Скажи, я умею хранить и свои, и чужие тайны, оттого и жив до сей поры…
- Да нет у меня никакой тайны… Замуж выдать собираются. Уж и жениха определили, да меня не спросили… Только не бывать этому. Вот ты, Исидорушка, и поможешь мне от такого замужества избавиться, и от жизни такой…
- Не говори так, Любава. Давай-ка присядем… Вот так…
От всех мужиков селенья одинаково пахло потом и старой, застиранной одеждой. Другое дело – Исидорка. От него исходили запахи старого дерева, ароматных трав и сладковатого дыма восковых свечей.
- Ты вот, Любавушка, не поверишь, что ещё недавно был Исидорка молодым и не таким бесцветным. Девки красные манили меня, и я охотно шёл на их любовный зов. В том роду, откуда я пришел к вам через великие муки, была у меня зазноба… Тешили мы с ней свою молодую кровь. И, наверное, мужем и женой впоследствии любовных утех стали бы. А тут любовницу мою тайную другому определять стали, свадьбу замышляли… В ту пору знал я многие лекарственные секреты, которые передал мне старый лекарь, живший в нашем селенье. Учеником я был старательным и покладистым, за что и любил меня старик-наставник и мало какие тайны скрывал от меня. А лекари, скажу тебе, люди загадочные. Одним пользу неоценимую доставить способны, другим – зло сотворить могут. Вот и представился мне подходящий случай воспользоваться коварной стороной лекарского дела.
Уговорил я свою зазнобу на скверное пособничество – дал ей порошок нужный, надоумил, как им распорядиться, чтобы злодею привить порчу долгую, но не смертельную.
Не стану утомлять тебя, Любава, подробностями содеянного. Скажу только, что после моего порошка незадачливый жених слёг в постель, усыпанный язвами… Зенки его завидущие плохо глядеть стали. Какая уж тут свадьба! Вскорости его родственники нагрянули к нам. Пошто, мол, сокола погубили, и кто приложил руку к этому черному делу?..
Исидорка замолчал, будто припоминая что-то очень важное.
- А дальше-то что было? Рассказывай, рассказывай!
Любава нетерпеливо взяла сухощавую руку Исидорки и затормошила её своей сильной ладонью.
- Сородичи мои старика-знахаря не тронули – никаких злых деяний за ним никогда не наблюдали. Другое дело – я, ученик его, да ещё замеченный чьим-то наблюдательным оком в увлечении молодухой-невестой.
Побили её жестоко, бедняжку, а мне указали на дорогу и сказали, что если попадусь им на глаза снова – убьют…
Так я оказался без рода, без племени, без моего старого учителя.
Исидорка приложил ладонь к своему высокому лбу, затем она медленно сползла к его редкой бородёнке и беспомощно застыла на впалой груди.
- Ну а у нас-то ты как оказался? Как сюда дорогу нашел, кто тебя направил на спасительную тропу?..
- Тяжела доля одинокого человека. Идешь, куда глаза глядят, спишь, где придется, абы чем утоляешь голод…Благо, пора была летняя, милостивая ко всему сущему… Лес кормил меня, учил избегать опасностей. Однако страхов и лишений натерпелся я столько, что их на две жизни хватило бы с избытком. Наступил день, когда я понял, чт из дремучего леса мне уже не выбраться. Последние силы покинули меня, и гибель моя стала неизбежной. Хотел я упасть на влажный мох, заплакать и… И тут я увидел человека, который стоял рядом с маленькой избушкой и внимательно смотрел на меня. Потом он поманил меня к себе, и я с радостью воспринял его знак. Мне было уже всё равно – леший это в образе человека, нечистая сила, колдун или ещё кто-то в этом роде. Он видел, что силы покинули меня, и быстро пошёл мне навстречу.
- Сегодня ты шёл верной дорогой, странник-изгнанник. Заходи в моё жилище, если нет желания сгинуть бесследно в лесных дебрях. Не день и не два пребывал я счастливым гостем этого необыкновенного старца. Было в нем что-то неземное, загадочное… Он казался не человеком, а богом, сошедшим на нашу грешную землю. Я много спал. Видимо, этот лесной кудесник поил меня какими-то настоями трав. Пища, которую он давал мне, была необыкновенной на вкус. Она укрепляла мои силы, мне снова захотелось жить, стать вечным слугой этого великодушного старца… Однажды  он вывел меня на крылечко своей маленькой и необычайно уютной избушки.
- Сейчас ты пойдешь дорогой, которую укажу тебе. Она приведет тебя в селенье, где мирно и благополучно живут весьма отзывчивые люди. Они приютят тебя до конца твоих дней, по достоинству оценят твоё ремесло и те маленькие «хитрости», которые ты перенял у меня. Одежды тебе ладной предложить не могу, - мы с тобой слишком разные по росту. Вот здесь дорожные припасы. Прощай, и забудь дорогу ко мне… Так надо…
Исидорке на миг показалось, что разговаривает он сам с собой, следуя по направлению, указанному старцем. Но голос Любавы напомнил ему, что рядом сидит та, которой он не сказал ещё о самом главном…
- Исидорка, голубчик, рассказывай, рассказывай дальше! До чего же интересно слушать тебя, горемычного!
Пролистав несколько страниц своей прошлой жизни, Исидорка Пришлый закрыл воображаемую книгу своего отбывшего бытия. Он медлил, словно собирался духом перед совершением чего-то очень трудного и противоестественного.
- Теперь, Любава, скажу тебе о тайне, разглашать которую меня заставляет судьба твоя неизбежная… Не знаю, добром или злом обернется моё известие…
- Исидорка… Не бойся, говори! Гнев богов наших навлеку на себя, если предам воле твоё откровение!
- Да п;лно, полно… Верю в тебя, как в самого себя, иначе… Ты никогда не задумывалась – почему такая красивая? Прости, что и я про красу твою… Вот ведь, ни батюшка твой покойный, ни матушка твоя, большуха наша, дара этого не имеют. Верно?..
- Батюшек и матушек некрасивых не бывает…
- Да, да, батюшек и матушек… Только сакжу тебе – не твои они родители, и не в своём роду-племени живешь ты все эти годы. Оба мы здесь «сторонние», хотя согреты, не голодны, не обойдены заботой и вниманием…
- Но как же, как же такое может быть?.. Не пугай меня, скажи, что это вымысел твой неподходящий!.. Так ведь?!
- Слушай и всё поймёшь… А случилось всё это лет пятнадцать тому назад. Отец твой, как ты называла покойного нашего старшого, поехал однажды в одно из соседних сел по делам мне неведомым. Конь его отмерил уже немалую дорогу, когда до слуха всадника донесся плач младенца. Он спешился и, ведя конягу в поводу, осторожно стал приближаться к сиротливому плачу. То, что он увидел, напугало его до полусмерти. На маленькой полянке, под кустом дикого орешника, лежала женщина красы необычайной. Рядом с нею, на краешке раскинутого плаща, сидел ребенок в нарядной рубашонке, заливаясь безутешными слезами. Твой отец склонился над женщиной. Она не дышала, хотя смерть её наступила недавно и не успела обезобразить чудного лица несчастной.
Вокруг – ни души, только плачущее дитя… Как он сказывал – страшная находка привела его в смятение, и поначалу он не знал, что делать. Боялся, чтобы кто не увидел случайно да не заподозрил его в злодеянии… Хоронить загадочную женщину и строить догадки – кто она, откуда, как попала в лес с малолеткой и кто повинен в её смерти, у него не было времени. Твой названный отец накрыл своим плащом тело несчастной, густо обложил её еловыми лапами и решил, что завтра, вместе с подмогой, вернется сюда и предаст земле бездыханное тело. Взяв на руки младенца, он повернул коня в обратный путь, чтобы до наступления сумерек добраться в своё селенье.
Когда же он поутру, вместе с другими селянами отыскал страшное место, женщины уже не было. Ничто не напоминало о ней. Было пусто, и лишь загадочный круг из обгоревшей травы обозначал то место, где лежало тело женщины. В село мужики вернулись испуганными и молчаливыми… А тем младенцем была ты, Любава…Когда наш старшой умирал, а я старался облегчить его муки, он и поведал мне эту страшную историю. На большом селенском совете все взрослые мужчины и женщины, все смышленые парни и девки дали обет молчания… Так появилась тайна, которую открыл тебе, Любава, жестокий Исидорка Пришлый…
Словно тгораживаясь от всего белого света, от всего прошлого и настоящего, Любава крепко втиснула в ладони своё окаменевшее лицо. Она не плакала. Она превращалась в ту Любаву, которую тщательно скрывали от неё милосердные селяне.
Исидорка умолк. Он знал, что обрушил на плечи Любавы ещё одну тяжкую ношу, но почему-то был уверен, что одно несчастье вытеснит из её сердца другое. Она будет свободной. Она этого добьется вопреки давним и строгим родовым традициям. И уж если станет она невестой, то жених её будет достойным обладателем красоты и стати чудо-девицы.
- Коли всё это правда, то я такая же одинокая, как и ты, Исидорка… Беда не приходит одна, а как одолеть силы судьбы, скорее всего время подскажет…Спасибо тебе за горькую правду. Не беспокойся, я сильная и гордая, за себя постоять сумею… А травки тебе завтра же соберу… Мама… Где-то она сейчас? Почему я не с нею? И где отец мой? Кто он… Почему…
Здоровенный лохматый пёс, нареченный Хазаром, важно подошёл к Любаве и снисходительно ткнулся влажным носом в её колено. Вождь лающей своры засвидетельствовал своё почтение юной богине красоты…

***
Селенье затихло. Каждый из его обитателей, получив дневную долю усталости, теперь с помощью сна пытался расстаться с нею. Отражение полной луны едва заметно покачивалась на глади озера, обливала зеленоватым сияньем крыши домов, дарила всем желающим длинные тени-шлейфы и бесконечную умиротворенность. Кричала ночная птица, лаяли собаки, отпугивая лесную нечисть от своих владений.
Любаве не спалось. Снова и снова думала она о том, что рассказал ей Исидорка.
- Правда ли всё это? Моя родная мать никогда не обнимет и не обласкает меня… А мой отец? Не он ли стал виной смерти своей жены? Тогда что же произошло между ними?.. А может, моему названному отцу только показалось, что найденная им женщина мертва? И что это за круг из обожженной травы? Ужас какой-то, право… Стена молчания… тайны…тайны…
В течение дня Любава старалась быть спокойной, усердно помогала матери-большухе справлять необходимые дела, шутила с молодыми девками, подначивала парней острым словцом… Жила и не жила. Даль не просматривалась, тоска не уменьшалась. Самое невыносимое было чувство внезапной душевной отчужденности от всего, что окружало её много лет в этом родовом селении…
- Что теперь будет со мной? В чём и где искать спасения от надвигающейся беды, подступающей ко мне в виде нелепой свадьбы?
Внезапное озарение пронзило всё существо Синеглазки.
- А не разыскать ли того таинственного старца, который однажды приютил и спас от смерти несчастного Исидорку? Вот кто был бы мудрым советчиком, а может быть и спасителем! Почему-то мне кажется, что он добрый и необыкновенный во всём…Кудесник? Колдун? Бог?.. Небожитель, посетивший для кокой-то цели землю?.. Да, но как отыскать его? Исидорка совсем забыл те дороги, что указал ему таинственный старец… опускайся осторожно, лебёдушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся… Я твой ангел-хранитель…хранитель…

Глава 5

- Идёт, голубушка! Ох, как непокойно и горько сейчас на душе у неё!..
Берестяной туесок, доверху наполненный земляникой, готов был упасть на землю, но в последний момент рука девушки ещё крепче сжала его плетеное ушко.
- Красивая и смелая! Бесценное сочетание для хрупких творений Всевышнего!
Ведь приветливо улыбался, разглядывая испуганную Любаву.
- Как зовут тебя, диво дивное?
- Батюшке с матушкой ведомо, а чуженинам знать не надобно… И не хрупкое я создание Всевышнего. Постоять за себя смогу, если в этом нужда будет!..
- Прости, что не добрым молодцем предстал перед тобой. Не бойся меня и не торопись покинуть чуженина.
- Чего же вам от меня надобно? Говорите, я не боюсь вас. Имени вашего спрашивать не стану. Если захотите, сами назовёте…
Любава внимательно разглядывала чудо-старца.
- Уж не вы ли тот самый колдун, о котором рассказывал мне наш лекарь Исидорка?
- Ты угадала. Тот самый, про которого уже лет двести люди слагают всякие небылицы!
- Двести лет? Разве могут люди жить так долго?
- Обычные люди – нет, а колдуны вроде меня – могут. Вовсе не обязательно иметь всем то, чего достигает отдельный человек. Не всем это дано, однако деянья такого человека могут приносить пользу все, кто заслуживает получить её.
Лицо старца притягивало взгляд, излучая непонятную, но властную силу. Оно было воистину прекрасным, а самое удивительное – лицо это казалось молодым, несмотря на седые вьющиеся волосы и бороду. Глаза! Они принадлежали юноше, излучая блеск и очаровательную открытость, присущие сильным и пригожим представителям мужского племени!
Солнце поднялось до своего летнего предела. Упоительные запахи деревьев, трав, цветов, всего, что окружало двух стоящих на поляне людей, создавали атмосферу волшебного свиданья юной принцессы и великого Перуна.
- Лекарь ваш, Исидорка, был моим гостем. Он рассказал тебе только то, что смог. Самую малость из того, о чем никогда и никому не рассказывал я. Хочешь знать больше – узнаешь, а не захочешь – надоедать не стану… Сядем здесь…
Ведь указал на ствол поваленной берёзки, и первым опустился на эту нерукотворную скамью.
- Таким, каким ты видишь меня сейчас, я стал внезапно. Чей-то непонятный умысел сыграл со мною жестокую шутку, которой, как ни пытался я, разгадать не могу до сей поры…К двадцати годам был я среди сородичей первым красавцем, сильным и ловким, весьма сообразительным и добрым. Однажды охотился я в лесу. Стрела моя готова была сорваться с тетивы и устремиться к телу молодого оленя. Вот в этот момент почувствовал я на своем плече чье-то легкое прикосновение. Я резко обернулся, и от неожиданности утратил дар речи. Напротив меня стояла Троица! О, это были необыкновенные существа! Одежда их переливалась нежными красками и сама она была вида необычайного! Не могли существовать на земле подобные создания, но как и откуда они появились – загадка…Благородный Старец, величественная Женщина, стройный Юноша, очень смуглая кожа которого могла принадлежать жителю стран вечного лета. Мирно смотрели на меня, и лица их украшали приветливые улыбки. В руках Старца была чаша. Отпив из неё маленький глоток неведомого напитка, он протянул её мне. Без слов было понятно: надо сделать то же самое и мне. Я безропотно подчинился. Глотка оказалось мало. Не потому что притомился на охоте: питьё было несказанно приятным, и я осушил чашу до дна. Потом Женщина, наклонив мою голову, надела мне на шею какой-то талисман, Отрок же лишь на мгновение приник головой к моей груди и отступил назад…
Ведь замолчал. Любава увидела, как чудо-старец закрыл глаза, словно собирался заснуть. Робко она коснулась его плеча кончиками пальцев.
- Вы устали? Не закрывайте глаза, мне страшно! Говорите, говорите… Мне так спокойнее…
- Не волнуйся, Любава, так ведь тебя зовут? Знаю о тебе всё. Не ягоды позвали тебя в лес, не Исидоркина просьба. Мысль свою посылал за тобой. Ведь ты хотела искать меня, а я облегчил труды твои и сам явился к тебе.
Любава успокоилась. Надежда поселилась в её сердце. Она верила, что этот кудесник обязательно поможет ей в беде её.
Ведь улыбнулся. Глаза его светились юношеским блеском, и Любаве показалось, что перед нею вовсе не старец, а великолепный добрый молодец, назначивший ей свидание в волшебном лесу!
- Зелье, выпитое из чаши, лишило меня рассудка. Я будто умер, но сладко, без муки. Словом, заснул блаженным сном. Они подарили мне созвездия чудес, недоступных  воображению простых смертных. Я побывал во всех уголках мира, я видел то, чего можно увидеть, прожив на земле отныне и ещё одно тысячелетие! Я видел будущее нашей земле, видел нового человека с его деяниями, с его образом жизни и устремлениями… Не могу я, Любавушка, поведать тебе об этом, - жизни не хватит. Иногда я записываю впечатления о тех видениях, только не знаю, для чего и для кого делаю это, я ведь совсем один…
Когда возвратился я в свои родные места, закончив великое путешествие, прежнее словно отвернулось от меня, а попросту оно уже не существовало.
Когда я нагнулся к речке, чтобы умыть своё лицо, отразила она седовласый и бородатый лик старца – вот этот, что ты видишь сейчас, Любава. В отчаянии я закричал страшным голосом. Это был нечеловеческий крик, ибо речка покрылась мелкой рябью, прибрежные деревья зашумели тревожно, а с чистого безоблачного неба упали холодные капли  противоестественного дождя. Я рухнул на землю, уткнулся своим и чужим лицом в мягкую траву и первый раз в своей осмысленной жизни заплакал…Тщетно я искал родное селенье, своих родителей, свою любимую, красавицу Нежину… Никакого селенья не было, словно и не стояло тут никогда. Только речка была той самой, на берегу которой некогда встречался я с далёкой возлюбленной… Так я стал одиноким отшельником, без рода, без племени, но умудренным великими мудростями и силой, ниспосланной мне таинственной Троицей…И тут о себе напомнил Их талисман. Он ожил у меня на груди и… позвал в дорогу. Я шел, ведомый его скрытой таинственной силой, пока не нашёл лесную избушку. Она словно ждала меня, обещая надежный кров вдали от людей…
Слушая Ведя, Любава чувствовала, как ей передаются его глубокая тоска, неприкаянность, тягость всего того, что обрушивает судьба на обыкновенного смертного человека. Юная, сильная, не обделенная светлым разумом красавица-древлянка начинала понимать: всё то, что обрушилось на неё в последнее время, имеет какой-то загадочный смысл, испытывает её на прочность, призывая к великому терпению и душевной стойкости.
- Скажите мне… Не знаю, как обратиться к вам…
- Когда-то звали меня Ведомиром, теперь я – просто Ведь, Ведь-колдун, потому что знаю и могу то, чего недоступно никому из людей…
- Вы сказали, что всё знаете обо мне. Значит, несчастья мои не секрет для вас… Нельзя мне оставаться более в селенье, которое всегда считала своим родным кровом и которое теперь стало для меня совсем чужим и опасным… Помогите мне, если можете, дайте совет, как быть мне в моём отчаянии, в моих бедах!..
Ведь взял руку Любавы и нежно погладил её своей ладонью. Девушка не противилась, не пыталась отвести руку молодого старца, однако лицо её покрыл легкий румянец, а синие глаза смущенно опустили к земле своё бесподобие.
- Любавушка, все беды, которые обрушились на тебя, словно сговорившись, ещё не самые жестокие. Скоро, совсем скоро нагрянут в ваше селенье дружинники княгини Ольги, которая вместо убиенного мужа Игоря теперь управляет Киевской Русью и жестоко мстит древлянам за смерть своего супруга. Горе и слёзы, кровь, бесчестье и разоренье ожидают приозерное ваше гнездовье. Более всего от этого буйства выпало бы на твою долю, потому что ты красавица. Не пощадят красоту, опозорят, растопчут её, похоронят под слоем праха…Не могу я допустить этого. Когда-нибудь, в своё время, ты поймешь, почему болею душой за тебя и хочу спасти тебя разом от всех бед. Я уведу тебя в далекое будущее. Ты будешь равной среди тех, кто примет тебя и до поры сохранит. Я всегда буду рядом с тобой. Перед тобой – твой ангел-хранитель!
То, что предлагал Ведь, повергло Любаву в такое волненье, что она словно окаменела, не в силах здраво мыслить, говорить, двигаться.
- Что я должна сделать, чтобы случилось задуманное вами? Я верю вам, любезный и благородный волшебник, я надеюсь на лучшее, а если оно не сбудется, хуже, чем сейчас, мне уже не будет…
- Спасибо, Любавушка, за добрые слова твои. У меня на сердце тепло от них стало. Сегодня я совершу, пожалуй, самое главное дело своей жизни и перестану быть одиноким отшельником. Я буду для тебя отцом, матушкой, стражем и воином. Благослови нас Всевышний разум на благое дело!
 Ведь приподнял девушку, разлучив с березовым стволом.
- Слушай меня внимательно. Там, где ты окажешься, ничего не будет удивлять тебя. Всё, окружающее тебя, очень быстро будет воспринято тобой и осмыслено. Речь тех людей будет понятной тебе, и они будут без труда понимать тебя. Но запомни: гармоничного людского сообщества не существовало и не будет существовать никогда. Силы зла на земле неистребимы. Но ты сумеешь противостоять им.
Ведь достал из маленькой холщовой сумки, висящей у него на шее, какой-то небольшой предмет.
- Вот, Любава, этот талисман будет защищать тебя, когда зло станет посягать на твою честь, на твою жизнь. Доставай его и являй ликам зла. Ты будешь неуязвима! Понятно ли тебе, о чем говорю я и что советую?
- Да, мой мудрый волшебник!
- Наклонись ко мне… Вот так!
Ведь ласково надел на шею Любавы подвешенный на цепочку маленький серебристый диск, в середине которого было крошечное отверстие.
- Это дар Троицы. Отныне он принадлежит тебе. Не разлучайся с ним. Теперь повернись к солнцу, возьми свой туесок и стой молча, не поворачиваясь ко мне.
Любава сделала так, как приказывал Ведь. Она была в полной власти этого необычного человека и полностью доверяла его намерениям.
Ведь воззвал к таинственной Троице, подарившей ему талисман, о помощи. Талисман ожил, застрекотал, как далекий кузнечик. Они слышали Ведя. Троица была рядом, старец внимал её голосу и делал то, что она вещала.
Он видел, как постепенно растворяется дивная фигура Любавы, как собирается в маленький золотой шар, который, словно нехотя, стал подниматься в небо. Вот он застыл на мгновенье над вершинами высоких сосен, словно прощался с этим миром и с ним, колдуном Ведомиром. И вот этот шар стремительно вознёсся в небо и через мгновенье исчез с глаз Ведя.
- Счастливого пути, Любава, милая! До встречи! До скорой встречи и навсегда!
Ведь глубоко вздохнул, опустил отяжелевшую голову на грудь и застыл, как изваяние, сотворенное резцом гениального скульптора.
- Спасибо вам, небесные странники! Я жду вас, я хочу снова видеть вас! Я хочу слышать ваши голоса! Откройте мне тайну, которая не дает мне покоя! Я хочу жить, как все люди! Я хочу – просто жить! Жить! Любить! Иметь своё продолженье! И оно будет, обязательно будет!

Глава 6

Алекс гнал свой тяжело нагруженный рефрижератор по пустынному шоссе. Трасса казалась бесконечной. Редкие автомобили обгоняли его, ещё реже попадались встречные. Клонило ко сну. Напарника в кабине не было – валялся дома с радикулитом, и сейчас усталый «дальнобойщик» искренне завидовал Саньке Жирняку.
Шофер-дальнобойщик… С этой огромной колымагой Алексей породнился совсем случайно. Гуманитарный университет подарил ему диплом учителя иностранного языка, захудалую сельскую школу и те гроши, которые гордо величались зарплатой. Всё это не могло долго продолжаться. Проклятая инфляция, которую никак не могут обуздать столичные чиновники, быстро съедала Алёшкино жалованье. К тому же, поступало оно в карман гуманитария не очень регулярно. Ему неловко было перед матерью, которая хорошо понимала его и успокаивала, что должно это положение непременно измениться к лучшему. Однако, сирый учитель уяснил для себя, что заниматься надо чем-то принципиально иным, востребованным текущей жизнью, дающее гарантию, что эта востребованность наполнит его кошелёк и сделает эту самую «жизнь» более желанной и привлекательной.
Всё началось с того, что этот самый «радикулитный» напарник, бывший одноклассник, встретил его, Алёшку, на улице родного провинциального города. Жирняк был бодрым, уверенным в себе человеком. Алексею показалось, что он либо получил богатое наследство от случайно обнаруженной родственницы-иностранки, либо выиграл «лимон» зелёненьких, участвуя в телевизионном шоу Якубовича, либо, на худой конец, имел приличную денежную работёнку.
- Лёха! Привет, старик!.. Сколько лет, сколько зим! Узнаешь меня? Вспоминай, вспоминай!..
- Ты, Санька, так и не придумал ничего новенького: привет старик, сколько этих и тех… А мог бы, например, так: «О, господин учитель! Рад приветствовать вас! Как поживает ваша драгоценная супруга и ваши милые детишки?»
Последовало взаимное рукопожатие.
- Ну, ты загнул! Кому такое сегодня взбредёт в голову? Смотри, что творится вокруг – полный беспредел, смута, бедлам, короче, атас! Ну, ладно, это не для нас… Ты как поживаешь, где куёшь копейку?
Алексей кратко изложил своё состояние, чем привел Жирняка в справедливое негодование.
- Слушай, Алёшка, бросай, на хрен, эту школу со всеми её ободяями! Ты что, хочешь в нищете сгубить свою молодую и бесценную жизнь? Знаешь что, давай к нам вали. Я гоняю рефрижератор между городами. Слышал про дальнобойщиков? Так вот, малость подучишься, я за тебя ручательство представлю, и всё будет о’кей! Вместе будем гонять нашу тачку-кормилицу! Романтика дорог, свобода, хорошая деньга… Ну, ты как, врубился?
Вот так стал Алексей Осокин водителем «тачки-кормилицы», которой его познания в английском языке были совершенно безразличны.
Чтобы не заснуть за рулём, как это нередко случалось, он откинул лючок бардачка, нащупал первую попавшуюся кассету и собрался было проводить её в брюшко магнитофона…
- Что за дьявольщина… Только что до самого горизонта была голая дорога, и н; тебе…
Вместо магнитофонной кнопки Алёшка был вынужден нажать на тормозную педаль. Метрах в тридцати от капота грузовика, словно из-под земли выросла женская фигура.
Алёшка, сбавив обороты двигателя, выскочил из кабины и направился к неожиданному живому препятствию.
- Эй, ты… как тебя! С головой всё в порядке?!
Фигура продолжала неподвижно стоять, не реагируя на грубоватый окрик дальнобойщика. Алекс зашёл спереди… Теперь он видел её. Это была девушка, совсем молодая и красивая. Глаза её были закрыты. Казалось, что жизнь только-только начинала возвращаться к ней после неизвестного потрясения.
- Есть проблемы?.. Куда направляешься, красотка?
Девушка медленно открыла глаза, и Алекс стал свидетелем маленького чуда – глаза незнакомки, над которыми парили два крыла бровей, были необычайно синего цвета.
- Почему Вы (Алекс перешел на официальный язык) на дороге одна? Если нам по пути, садитесь в кабину!..
Синеглазка нерешительно и медленно протянула руку удивленному Алексу. В другой руке девушка держала маленький туесок, доверху наполненный свежей земляникой.
- Ну и странная мне выдалась попутчица! А одежда на ней – смех, да и только.
Это была первая оценка, данная рыцарем дорог неизвестной принцессе-грёзе.
- Я ждала тебя… Куда тебе, туда и мне…
- Приехали, - подумал удивленный дальнобойщик, - как это понимать и что с этим делать?
Сначала ехали молча. При всей странности одежды очевидным было главное: девушка была необычайно красива! Тогда и пришла в его голову сумасшедшая мысль: он ни за что не отпустит её, он будет возить её вокруг света! Если у неё есть ухажер,  - то он отнимет её у недостойного домогателя, если она замужем – он убьёт нахала-выскочку…
Синеглазка тоже размышляла: почему она подала руку этому парню, почему не страшится рокочущего быстроногого чудовища, что несет её в неизвестность, почему понимает речь совершенно незнакомого ей человека?.. Только теперь она поверила окончательно в безграничную колдовскую силу Ведя. Он был рядом – незримый, молчаливый, её спаситель и ангел-хранитель.
- Может, нам следует назвать имена друг друга?.. Мы ведь не безымянные существа, верно? Я – Алекс, Алекс-дальнобойщик и ваш покорный слуга. А Вы?..
 - А какое имя вы дали бы мне?
- Ну, например, Краса Ненаглядная! Любое другое будет не совсем точным…
- Меня зовут Любавой…
- А что, прекрасное имя, ласковое, милое… Еду, еду, еду с ней, еду с Любушкой своей!
Алёшка пропел последнюю фразу, несколько изменив слова душевной русской песни… Любава улыбнулась, и в кабине стало светлее и уютнее… Девушка смотрела на бегущую ленту дороги и её так же, как недавно Алекса, начало клонить ко сну. Она всё ещё не пришла в себя после фантастического путешествия. Каждая клеточка её тела начинала возвращаться на своё привычное место, получив заряд таинственной энергии.
- Берите ягоды, угощайтесь!.. Я собрала их сегодня, а мудрый старец посоветовал мне взять их с собой в дорогу…
Алекс легонько прихватил щепотку угощенья и снова бросил взгляд на девушку. Ему хотелось остановить машину, как следует разглядеть девушку Любаву, в конце концов, не торопясь поговорить с нею…Таких странных пассажиров Алёшке возить ещё не приходилось…
- Ягоды ваши – просто прелесть! Где вы их собирали?
- В нашем лесу…
- А что это за «мудрый  старец», про которого вы упомянули? Это ваш дедушка? Он лесник?..
- Он не мой дедушка… Он великий волшебник, мой ангел-хранитель…
Алексу начинало казаться, что с головой у девушки серьезные проблемы, и теперь у него лишь два выхода из проблемной ситуации: либо высадить её в ближайшем населенном пункте и сдать представителям местной власти, либо доставить к себе домой.
- Кажется, я влип в чудненькую историю, из которой не вижу пока нужного выхода, - подумал растерянный дальнобойщик и всё внимание устремил на дорогу. Зато он выяснил главное – девушка-загадка свободна от брачных уз и поклонников.
- И всё-таки, - куда вы направляетесь? Я должен подвезти вас к дому. Он ведь есть у вас где-то, а?
В полудремотном состоянии Любава с полным равнодушием, с откровенностью ребенка  проговорила:
- Алёша, я не знаю, почему ты (она впервые сказала «ты») повстречался мне… Вези меня туда, куда тебе надобно… Там и будет мой дом… Пока не спрашивай меня более ни о чём… Я должна окончательно обрести себя…
Алексу, привыкшему ко всяким путевым неожиданностям, неизбежным для любого шофёра-междугородника, стало не по себе.
- Всё ясно, - размышлял он, - надо везти её домой. Мама всё поймёт и, наверное, поможет во многом разобраться… Ну и дела…
- Любава, ты, наверное, устала и проголодалась. Мы скоро приедем… Отдохнёшь, выспишься… Мама покормит нас чем-нибудь вкусненьким… Ты можешь подремать… Мне будет легче крутить баранку и повнимательнее смотреть на дорогу. Договорились?
- Договорились. Матушка твоя не будет отдавать меня замуж за хорошего человека из соседнего селенья?
- Не беспокойся – не будет… Никто тебя никуда не отдаст! Ну, закрывай свои колдовские глаза, а то наскочу на какую-нибудь колдобину…
- Искорка сейчас тоже спать будет… Он так хотел жениться на мне…
Алёшка больше не удивлялся речам Любавы. Он переключил скорость, и его «тачка-кормилица» ещё быстрее понеслась в сторону заходящего солнца.

Глава 7

- Господи, что творится на белом свете… Правильно говорят – мир катится к катастрофе…
Мать Алёшки сидела перед телевизором. Ведущий программы «Время» докладывал о сходах снежных лавин, потопах, гигантских лесных пожарах, авиакатастрофах, о погибших…Она подумала о том, почему люди стали предельно безумными, зная, что земля уже не в состоянии выносить их, а Господь, наверное, всерьез настроился на то, чтобы смести всех своих полоумных чад и вместо них придумать что-нибудь получше.
Она благодарила судьбу за то, что Алёшке повезло, что не был он в Афганистане, не воюет в Чечне, что жив и здоров, но где-то сейчас болтается в тяжелом грузовике, зарабатывая на жизнь кочевым образом жизни… Она знала, что на нынешних дорогах часто бывает не менее опасно, чем на войне. Грабят, убивают, берут в заложники… Конца этому не видно и, видимо, не будет.
- Скорей бы Алёшка вернулся…Прежняя работа была унизительной, а теперешняя – тревожная и непредсказуемая…
Закончив телепрограмму, перечислив все трагедии и катаклизмы, ведущий казенно улыбнулся (ему тоже невесело) и распростился с испуганным и озабоченным российским телезрителем.
Пошла бессовестная, пошлая и невыносимо издевательская реклама всего того, что никому на всём белом свете не надобно. Просто она подкармливала телевизионщиков и прочие СМИ. Каждый зарабатывает, как может, а мораль, стыд, совесть – это понятия уже немодные, отжившие. Диоген вылез из бочки во второй раз за многие столетия… День, солнышко, а он с зажженным фонарём… Опять ищет человека… Не найдёт. Больше не найдёт. Людей не осталось.
За окнами послышался ропот автомобильного мотора.
- Алёшка приехал!.. Чего это он к дому пригнал свою колымагу? Не случилось ли чего?
Ольга Даниловна поспешила к двери. Звонок. Значит пора открывать гениальную затворку, придуманную гениальным человеком (но без фонаря в руке).
В проеме двери появилась девушка, которую легонько, под локоть вводил в прихожку несколько смущенный сын.
- Мама, смотри, какое сокровище я встретил сегодня на дороге! Чуть под колёса моей тачки не попала…
Ещё не до конца отключившись от пугающей телевизионной какофонии, Алёшкина мать не сразу поняла, о чем говорит смущенно улыбающийся сын.
- Проходите, голубушка… Рада вас видеть… (хотя поводов для радости никаких не было). Проходите, проходите… Лучше – сразу на кухню. Покормить вас надо с дороги… Верно?..
- Ты, мама, как всегда, мыслишь дальновидно, в прекрасном реалистическом духе!
Любава нерешительно прошла туда, куда увлекла её Ольга Даниловна, робко села на скамейку у столика и не торопясь стала изучать окружающий мир «кухни».
Уловив призывный знак Алёшкиной руки, мать подошла к нему с чувством, которое никак не походило на радостное.
- Мама, не удивляйся пока нашей гостье… Ничего предосудительного я не замыслил. Ты пока займись ею, а я перегоню машину на базу и быстренько вернусь, ага?..
- Ну давай, коли так…
- Любава, я очень быстро вернусь! Пока познакомься с моей мамой. Она очень хорошая, и обязательно понравится тебе.
- Иди, иди, лицемер… Она – нормальная? Не из «этих»?..
- Она – необычная, не от мира сего… Потом всё объясню… Иди, иди, мама… Не надо оставлять ее одну. Я мигом.
Ольга Даниловна, затворив дверь за сыном, вернулась к незнакомке.
- И как вас звать, величать, милая девушка? Я – Ольга Даниловна, Алёшина мама…
- Меня Любавой звали… Такое имя у меня и сейчас… Я из приозерного селенья, где меня уже, наверное, ищут…
 Ольга Даниловна, женщина лет сорока пяти, высокая, не красавица, но довольно привлекательная, пристально разглядывала девушку и почти сразу поняла, что была она очень и очень странной.
- Это где же такое селенье – Приозерное?.. И почему вас там должны искать? Вы что же – убежали из дома?
- Такое селенье – в древлянской стороне, около красивого озера, которое я очень любила… и всегда буду любить. Нет, не убежала я из родного гнезда… Так случилось по воле Ведя. Он спас меня и обещал всегда хранить…
Ольга Даниловна почувствовала смутное беспокойство, готовое перерасти в тревогу. Странными были ответы девушки на заданные вопросы. Понять их было невозможно.
- Неужели она страдает шизофренией или чем-то подобным? Откуда сбежала? Кто её ищет?.. Дождусь Алёшку, вместе попробуем разобраться…
Это были неозвученные мысли здравомыслящей женщины, изучающей живое существо, лишенное здравого смысла.
- А что это, Любава, у тебя в корзиночке? Ягоды?
- Ягоды! Сегодня я их в нашем лесу насобирала. Ведь сказал, чтобы я взяла их с собой! Берите, это вам!
- Спасибо, Любава… Сейчас мы их немножко освежим… На дорогах столько разной пыли и в кабине, наверное, бензином пахло до умопомрачения… Правда?
- Пахло в кабине, до умо-мрачения… Бен-зи-ном… И спать хотелось… Я дремала…
Мама Алёшки высыпала землянику в дуршлаг и, поднеся его к смесителю над раковиной, открыла кран. Любава, как завороженная, смотрела на струйку воды, бегущую из блестящей изогнутой шейки. Потом она легко встала и подставила ладонь под струю. Она улыбалась чистой, детской улыбкой. Она была прекрасна!
- А Феклуша  (Фекла - имя – греческое, у славян его не могло быть) брала водицу из  озера, бадейками… Быстро зачерпывала и легко несла, а я ей помогала… Феклуша ребеночка ждет, а я его не увижу…
Лицо Любавы стало грустным, словно какая-то непонятная даль затуманила его своей тайной…
Омытые водой ягоды Ольга Даниловна высыпала на тарелку и поставила на стол. Поначалу она не обратила внимания на кусочек березовой коры, что отделился от донышка туеска, и теперь лежал на дне посудной раковины. Когда женщина хотела убрать его в мусорную корзину, она увидела на обратной стороне бересты написанные слова, исполненные великолепным почерком неизвестного каллиграфа: «Примите и сберегите её до времени. Ведь-колдун».
Ольга Даниловна не стала расспрашивать Любаву о кусочке бересты и о смысле текста, написанного на нем. Она положила его на полочку и вновь обратила внимание на таинственную гостью.
Любава изучала кухню, а Ольга Даниловна – Любаву. Странный наряд – длинная рубаха почти до щиколоток, сшитая из грубого полотна, непонятная обувь, отсутствие какой-либо прически. Тем не менее, была эта девушка великолепно сложена, высокого роста, с прекрасным лицом, на котором сияли глаза чистейшей синевы. Взгляд её был осмысленным, но ощущалась в нём безграничная наивность, что-то совсем детское…
- Любава, тебе, наверное, хочется умыться? Иди-ка сюда… Вот горячая вода, вот мыло. вот тебе полотенце. Освежись – и к столу. Сейчас Алёшка явится. Втроём поужинаем, поговорим…
Хозяйка дома не закрывала дверь ванной комнаты. Ей почему-то казалось… нет, она ясно сознавала, что Любаве всё это… незнакомо, видится впервые!
- Проходи, садись вот сюда. Сегодня я испекла пирожки… с чем они – угадаешь, когда начнёшь есть. Ты любишь пирожки?
- Я не знаю… Надо ведь их поесть?
- Конечно, конечно. Начинай! А я тебе суп налью, и себе заодно…
Пару минут они ели молча.
- Хорошие они, ваши пирожки, только я не знаю, что у них внутри… Но мне хочется много их есть… Можно?
- Ешь, голубушка, сколько хочешь. Я рада, что они тебе нравятся! А внутри у них – мясо и капуста.
Наконец-то Ольга Даниловна откровенно засмеялась, почувствовав, как спало тягостное напряжение, как эта загадочная Любава на время утратила свою загадочность.
Раздался звонок. Мать с облегчением впустила сына.
- А мы тут без тебя занимаемся дегустацией пирожков. Давай, живенько присоединяйся, иначе тебе ничего не достанется!..
Мать довольно улыбалась, и Алёшка понял, что пока он отсутствовал, женщина и юная красавица нашли общий язык. Они ели суп с пирожками, пили чай, опустошили тарелку с Любавиной земляникой. Говорили о том, о сём, однако нужного разговора так и не состоялось. Множество вопросов повисло в воздухе, ждало ответов. Увы… Наконец, Алёшка, чувствуя, что очень устал и переволновался за этот длинный, полный неожиданностей день, по-хозяйски поставил совершенно естественный вопрос.
- Мама, наша гостья, наверное, очень устала и хочет спать. Дорога у нас была длинная и притомила нас обоих, правда, Любава?
- Спать очень хочется, только, наверное, опять летать буду и слышать голос моего ангела-хранителя…Голос этот такой ласковый, такой незабываемый… Я буду ночевать у вас?
- Ну конечно же у нас. Ты посиди ещё немножко, поинтересуйся, какие сны вот этому бродяге снятся… Я сейчас.
Уходя, мать укоризненно посмотрела на сына. Он понял, что всё происходящее ей вовсе не по душе, что странная гостья тревожит ее и доставляет ей совсем незапланированные хлопоты.
- Любаша, ты не почувствовала, что сегодня получился на редкость длинный день? Наверное, это и хорошо. Я нашел тебя и теперь могу спокойно смотреть на твое лицо, на твои волшебные глаза.
- А мне нравятся длинные дни. Ночи не принадлежат человеку. Он словно умирает, только легко и ненадолго. Сонные виденья покидают его вместе с зорькой, потому что призраки эти явились с небес и возвращаются туда.
- А ты не знаешь секрета, как этих «призраков» задерживать подольше? Чертовски не хочется пробуждаться и тащиться на работу. Она, эта работенка, никогда не бывает невестой, она всегда злая мачеха, хотя опускает в твой карман пока еще ничем не заменимые «бабки».
- Разве могут в карманах уместиться бабушки?.. И почему им надо в твой карман прятаться?
- Ох, Любаша!.. Ты что, не знаешь, что такое «бабки»? Вот умора! Да деньги это, деньги! Поняла? Так их в народе нашем шалопутном обзывают…
Так про денежку нельзя. Она – богатство… Богатым быть хорошо… Не жадными, как наши киевские князья…
Алешка застыл в недоумении после слов Любавы.
- Любава, ты уже спишь, потому что тебе уже сны снятся… Мама, ты нас совсем уморила! Засыпаем за столом! Засыпаем за столом!
Через минуту появилась ольга Даниловна.
- Готово, готово. Ступай, Алеша, спокойной ночи. Я провожу Любаву.
- Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, Любава!
- Ты тоже во сне летать будешь? Расскажешь завтра мне – куда поднимался, что видел и слышал? Расскажешь?
- Ну конечно, расскажу. Хотя сегодня спать без задних ног буду и вообще ничегошеньки не увижу.
- Мама Ольга, а без задних ног разве спят? Как же это понять?
- Да не обращай внимания, шутит он. Просто очень устал, а когда люди очень устают, они спят так крепко, что вообще ничего не чувствуют… Вот здесь ты будешь спать… Только во что же мне тебя переодеть… У тебя ночной одежки нет?
- Есть ещё понёва, только она мне уже не понадобится… Пусть подарят ее другой невесте.
- Понёва? Ах, да…понева…понева… Подожди, сейчас что-нибудь найду для тебя. Фигура у тебя и рост почти как у меня. Только ты молодая, цветущая и бесподобно красивая.
- Неправда! Это вы, мама Ольга, очень красивы. Такой, наверное, была и моя мама…
- Почему-была? Где же теперь она?
- Нет её. Небо приманило ее к себе на веки вечные…
Ольга Даниловна молча застыла перед Любавой. Ей стало ужасно жалко эту полную загадок девушку.
- Я сейчас.
Как завороженная разглядывала Любава электрический ночничок, стоящий на маленьком столике около кровати.
- Он горит без пламени и дыма… Он теплый, значит добрый…
Любава сидела на краешке кровати, когда вновь появилась «мама Ольга».
- Любава, попробуй-ка надеть вот это… А свое «платье» давай мне.
Наступила неловкая пауза. Любава встала, смущенно глядя на мать Алёшки.
- Ты что, меня стесняешься? Я могу выйти… Только хотела уложить тебя в постель и потушить свет.
- Не уходите, мама Ольга! Мне с вами хорошо. Сейчас я отдам вам свою рубашку…
Смущенная женщина, познавшая любовь, замужество, схоронившая раньше времени своего Михаила, упавшего вместе с мамолетом на жесткую, неуступчивую землю, смотрела на юную красавицу, словно на себя, не столь далекую и совсем молодую. Вот медленно поползла вверх допотопного вида рубаха, вот она собралась на голове Любавы, вот стремительно сдернута с нее ловкими руками.
Под рубашкой была только обнаженная плоть. Красота этого тела могла привести в восхищенье самого Бога.
Девушка, ловко набросив «ночнушку» на себя, легла. Ольга Даниловна заботливо накрыла ее простыней.
- Спокойной ночи, Любава! Я потушу свет. Спи спокойно. Мы рядом.
***
Мать и сын долго сидели на кухне, не обращая внимания на быстро летящие часы короткой летней ночи.
Алексей во всех подробностях поведал матери о том, как встретил таинственную девушку, как она вела себя в момент их встречи, о чем они говорили в пути…
- Что же нам делать, мама? Ума не приложу – что все это значит. Откуда она взялась на шоссе, для чего ей это было надо, чья она, наконец?
- Ты хочешь, чтобы я ответила на все эти вопросы? Пока я тебе скажу следующее: она абсолютно земное существо, совершенно не похожая на тех уродцев, которые вылезают из «летающих тарелок». Ее создала наша  хитромудрая природа, вовремя остановившись, увидев замечал законченный шедевр.  Да, она очень красива! Если бы ты видел, какая у нее Дивная фигура! Когда она переодевалась, на ней не было более ни единого лоскутка...  Ну, ладно.  Это все лирика.  Что мы имеем в наличии?  Тайны, загадки, загадки , предположения, тупик...
 Ольга Даниловна протянула руку  и достала с полочки кусочек березовой коры.
-Смотри, что я обнаружила на дне ее корзиночки с ягодами...
 Сюрприз был наиболее спичечного коробка.
- Мама, ты прочитала, что здесь написано? «Примите ее и до поры сохраните. Ведь- Колдун» .
 Помолчали, соображая.
-Ну,  что же, уважаемый Ведь -Колдун.  Мы приняли твою посланницу,  в течение дня и ночи сохраняли ее от посторонних глаз... Что дальше?
- Вот именно - что дальше ?  Сколько надо ждать, чтобы случилось это «до времени»?  Почти уже невидящими глазами Алешка смотрел на кусочек березовой коры , где изумительно красивыми буквами были написаны таинственные и потому тревожные слова .
Мать и сын чувствовали, какая тяжкая ноша свалилась на их плечи. Что делать с этой, не от мира сего, девушкой?  У нее нет никаких документов, минимум примитивной одежды, масса каких-то воспоминаний, расшифровать смысл которых, пожалуй, никто не сможет. Идти в милицию, обратиться к медикам, поднять на ноги телевидение, газетчиков? Только кто всему этому набору сил и средств доверяет сегодня. Они покупаются за «большие деньги», а эти самые «большие деньги» есть у «больших людей», «большие люди» давно изолировались от массы, которая еще не очень давно величалась советским народом. 
-Знаешь, Алёшка, мне кажется, пока ничего не нужно предпринимать. Все со временем образуется. Видишь, что на этом кусочке коры написано? Не кто-нибудь, А сам Колдун обращается к нам, просит сохранить до поры . Этот Ведь, наверное, очень много значит судьбе нашей гости и обязательно даст о себе знать в положенное время.
-Ты, пожалуй, права. Пусть пока поживет с нами, не стеснит и не обкушает нас. Любопытным скажем, что дальняя родственница гостит. А можно и весомее - невеста она моя! А можно, если честно сказать, кто бы она ни была, я уже по уши влюбился в нее и никуда бы не отпустил отсюда...
- Да ладно, ладно... Матери голову хочешь заморочить... Рано тебя в женихи. Сначала предмет обожания распознать надо. А пока она – как та царевна-лягушка... И потом ... Ты уверен, что нравишься Ей? Она, между прочим, красавица, какой в подметки не годятся всякие «Мисс Америки» и прочие 
- Наверное, ты права, только мне не хочется думать об этом. Я ее нашел и никому не отдам...
- Давай без глупостей. Не маленький мальчик... Мне вот какая мысль пришла. Помнишь, вы с отцом отдыхали в загородном санатории? Когда это было? Наверное, года четыре назад... Не в этом дело. Я вот подумала, не поехать ли вам туда вместе? Не перебивай. Знаю, что работаешь, что недавно в отпуске был. Поговори там с главным врачом, пусть подержит там девушку нашу, сделают нужные анализы, осмотрят. Наверное, мы будем лучше знать о физическом состоянии Любаши... Как думаешь, я дело предлагаю? 
Алешка вспомнил загородный санаторий, где был вместе с отцом, еще живым, веселым и здоровым. Вспомнился главврач , медсестра Зоя, которая ему, Алешке, очень понравилась... Санаторий, лес, большой пруд, свежий воздух, прогулки...
 - Гениальная идея! И как мы сразу не догадались!
- Когда же было догадываться? Находку твою только-только разглядеть успели... 
- Так, сейчас сколько накапало? Без 15 4... Уже начинает светать. Часиков в 9 будем собираться. Позвоню Жирняку , чтобы без меня пока обошелся, и в дорогу. Пошли, мать, додремлем часок-другой. Потом как-нибудь отоспимся...
Глава 8 

Мать-Большуха, постаревшая, суровая лицом, собрала большой родовой совет. После смерти мужа все заботы по сохранению рода, все дела, связанные с бытом большого хозяйства легли на ее плечи точка абзац в избе горели восковые свечи , в кайф светилось душа и мудрость Колдуна Ведя.. Царило тягостное молчание, словно на скорбные посиделки собралось общество немых и глухих.
- Несчастья начали преследовать наш род. Не знаю, чем прогневили мы своих богов, только наказывают они нас сурово и нежданно. Нечистая сила похитила  у нас красавицу Любаву . Не былаона от рождения кровинушкой нашего семейства. Все вы о том знаете и верно, хранили тайну от нашей синеглазки... Только судьба распорядилась не так, как хотелось всем нам...
Мать-Большуха помолчала.
- Она была ясным солнышком среди нас. Как теперь без нее … Чего молчите? Не уберегли голубушку нашу, не уберегли... 
Послышались робкие возражения и оправдания.
- Всю округу обшарили, под каждый кусток заглядывали...
Всё озеро челнами избороздили и берега его оглядели... Не гневись, матушка большуха. Нет на нас вины никакой...
- А может в какое другое поселение подалась? Испугалась, что замуж выдать хотели... Гордая она была, с характером ...
Мать Большуха устремила тяжелый взгляд на маленькую фигуру лекаря.
Исидор, говорят, что ты долго с ней разговаривал накануне ее пропаже ... О чем говорил? Не сказал ничего лишнего?
Все глаза устремились на Исидор ку, будто были абсолютно уверены, что вот сейчас все и прояснится.
- Печальная она была... Хотел попросить любого, чтобы травки в лесу набрала, когда Соберется Туда... Не неволил ее, не торопил, Ласково только попросил...
- Что еще говорил? Долго сидели вместе, сказывают те, кто видел вас...
-Про жизнь свою пропавшую рассказывал ей, отвлекал от грустных мыслей, успокаивал, звал к надежде и терпению... Вот и все...
Исидорка замолчал. Те, кто слушал его, недоверчиво заработали. 
- Лишнего наговорил, запугал девку... 
- Озеро она уж больно любила. Не утопилась ли от тоски какой неведомой нам?
- Да не утопила она... Хазар-Волкодав на полянке лесной сумку нашел, какую она брала с собой.  Пёс все кружился на одном месте... Потом сел и завыл протяжно.
Исидорка понял, что  Любава сделала то, о чем намекал ей, рассказывая о своей жизни.
- Скорее всего, к старому колдуну подалась , защиты и помощи просить. Другого выхода у нее не было. Только не скажу я вам об этом, родичи мое ненаглядные .
Исидорка утратил всякий интерес к Большому совету. Он верил, что не оплачивать надо Любаву, а радоваться, что гордая девушка, может, самая первая за долгие времена рода, нарушила его неукоснительное правила и традиции. Она осталось свободной!
Большуха, выслушав всех, приняв к сведению все признания и  заверения, Тяжело вздохнула и, в последний раз оглядев всех собравшихся селян, тихо, но внушительно подвела итог :
- Дальше искать будем. Живую или мёртвую, найдите ее... Такова моя последняя воля. А теперь - расходитесь...
Изба быстро опустела, ибо радости внутри нее не было, а печали  да горести дням светлым не попутчики.
Мать Большуха продолжала сидеть на своем месте , глядя невидящими глазами на горящие свечи.
... Не животина я какая, чтобы везти меня в чужое стоило ... 
- Тоскливо тебе было, дитятко ненаглядное. Не нашего поля ягодка была ты. Тайна за семью печатями тянулась за тобой и ушла неведомо куда вместе с тобой... Ох, не могла я тебе помочь ! Родовые традиции нарушать не в моей воли и власти. Только теперь не нужны мне больше никакие традиции , не всё это расплодившееся семейство... Устала я, и жизнь более не тешит меня...
Пожилая женщина , похожая на большую черную птицу с подрезанными крыльями, медленно поднялась из-за стола. Вот маленький глиняный горшочек, где хранилась от посторонних глаз смертоносное зелье. Вот бадейка с водой. Надо смешать и то и другое. Теперь попросить у всего мира прощения за слабость сильного духа , За тяжко прожитую жизнь, а более всего у нее, у Любавы , которую она любила больше всех на свете. 
- Прости меня, Любавушка, душа моя Светлая, радость моя, Диво мое ненаглядное ... 

***
Ведомир молча наблюдал издалека переполох в любавином селении. Здесь плакали, суетились, готовились справлять дело, извечный страх перед которым лишал людей возможности справлять осмысленные дела , думать о чем-либо важном и неотложном…
Готовились к погребению Матери-Большухи. Бессмертных людей не бывает, Но когда нежданно, негаданно уходит из жизни самый главный человек племени,  оно ощущает сиротство , неприкаянность , безнадежность. Люди придумали судьбу, чтобы уповая на нее, благосклонно принимать ее блага  и орошать ее горючими слезами , когда являет  она горе и невосполнимые утраты …
Ведь медленно приближался к жилищам, где еще недавно текла размеренная жизнь обычных людей, чьим божеством была повседневная работа, дающая право на благополучное существование.
Селяне кто с любопытством, А кто с подозрением и непонятным страхом, смотрели на нежданного Пришельца, которого здесь никогда прежде не видели.  Собаки не осаждали Ведомира злобным лаем и оскаленными зубами , а только равнодушно  плелись за ним, лениво помахивая хвостами.
Ведь остановил пожилого селянина.
- Выслушай меня, вольный человек, и постарайся близко к сердцу принять мою просьбу . Попрошу тебя на короткое время собрать вот здесь все взрослое население. Мне нужно передать вам очень важную весть , которая касается вашей жизни и смерти.
Мужик недоверчиво смотрел на меня, однако, слова колдуна, его величественная осанка и лицо, обрамленное прекрасными волосами и бородой, вынудили старожила исполнить необычную просьбу. Прошло совсем немного времени. Теперь перед колдуном стояли все, кто мог свободно передвигаться и без труда пользоваться ушами.
- Вольные селяне! Только недобрая весть , грозящая вам смертной бедой, заставила меня покинуть уединённое жилье отшельника и появится перед вами. Я знаю, что явился сюда не в самое подходящее время и всем сердцем разделяю вашу печаль по поводу нелепой кончины вашей Матери Большухи . Но лучше сразу - две беды в одну . Совсем скоро нагрянут к вам дружинники Княгини Киевской Ольги . Добрых намерений у них нет, а злых - больше некуда! Придут разбойники, грабители, насильники. Совесть и милосердие им неведомы, слезы и мольбы ваши для них - малая потеха! Решайте, как поступить вам, как обезопасить себя и все добро ваше от злых пришельцев . Верьте словам кудесника Ведомира ! Они посланы мне свыше , чтобы обратиться пользой для вас! Это все, что хотел я поведать вам. Прощайте, братья древляне. Тот, кто не верит предостережению моему, поверят огню, мечу и разорению.Прощайте! 
Ведь слегка поклонился вконец растерявшимся и притихшим селянам. Он знал, что солнце, столетиями согревающие огромную страну древлян, скоро потускнеет и канет в небытие.

Глава 9

Сон Любавы был тяжким и совсем не походил на сладкое отдохновение. Она видела Мать-Большуху, ведомую к высокому обрыву безликими, покрытыми густой шерстью, чудовищами. Любава слышала голос своей названной матери:
- Любава, ты отыскала своего добра молодца? Ищи, ищи его… Найдется он…Видишь, ухожу я…Какие прекрасные у меня попутчики, ласковые…Сейчас мы легонько прыгнем в бездну…Там хорошо… там спокойно…спокойно…Ищи своего молодца, ищи…
Потом мчались обезумевшие красные кони…Горели приозерские дома, кричали и метались в страхе ее бедные селяне… А вот появился Искорка. Он гладил шерсть неподвижного Хазара и медленно выговаривал совсем непонятное Любаве.
- Любавка, ты не расти больше…Не расти…Чем больше растешь, тем больше старишься…Тебе нельзя стареть… Тебя ждет Эдемона…Эдемона ждет тебя, слышишь? Я буду стареть и недужить вместо тебя, а когда помру, женюсь на тебе… Видишь, Хазарка со мной…Он мертвый… Убили его супостаты-варяги… Любавка, дай мне свою руку…Побудь со мной… побудь со мной…побудь…
Страшные сны оторвали Синеглазку от подушки, сбросили с нее горячую простыню и оставили ее сидящей на кровати. Тело девушки колотил озноб, рассудок был в великом смятении, жгучие слезы текли по щекам и солоно угадывались на дрожащих губах…
 - Искорка!.. Подожди, не уходи от меня! Вот руки мои…Я сейчас…я сейчас… Силы небесные, помогите мне! Помогите же мне!
Ольга Даниловна не спала, лишь на короткое время погружалась в мягкую дрему. Голос Любавы не стал для нее неожиданностью, и  женщина сразу поняла, что гостья нуждается в ее присутствии. Она быстро вошла в комнату, включила ночничок:
- Любаша, что с тобой? Почему плачешь? Приснилось что-нибудь страшное?
Ольга Даниловна села рядом с плачущей, изрядно возбужденной  девушкой и заботливо обняла ее за плечи.
- Ну, что там у тебя? Всё лицо от слез мокрое…
- Мама Ольга…Родина моя далекая снилась мне, люди, с которыми рассталась я навсегда… Плохо им, ох как плохо!..Искорка звал меня…руки свои тянул ко мне…Хазара убили супостаты, селенье наше разграбили…
Любава прижала свое лицо к телу встревоженной женщины. Та, в свою очередь, ласково поглаживала густые, свалявшиеся в крупные пряди, волосы странного существа, невесть откуда ворвавшегося в судьбы матери и сына…
- Не переживай, милая… Мало ли что во сне привидится..Сон, он и есть сон… У меня там тоже бывают такие зрелища, что вскакиваю вот так же, как ты… Бывает, что и кричу, и смеюсь, и плачу. Жизнь у нас такая – то радости, то слезы…
- Мама, помощь моя не требуется? Что у вас там?
Это уже голос Алёшки.
- Ничего, ничего…Досыпай, мы сами тут разберемся.
Сидели молча, обмениваясь биотоками своих тел, успокаивались две разности женского пола.
- Всё у тебя, Любава, будет в порядке. Ты молодая, сильная. Правда?
- Я не знаю… Со своими мужиками-сельчанами на медведя ходила, не хуже их у меня получалось. И стрелы мои чаще, чем у других, в цель попадали…А вы, мама Ольга, давно на охоту ходили? Алёша сильный?
- Ой, Любава, какая охота! От одного вида свирепого медведя у меня сердце от страха остановится. Алёшка тоже не охотник. Он в другом хорош… Каждому – своё…
- А мне так хочется в лес!  Я древлянка, и лес – мой дом родной, моя краса, защита, неиссякаемая кладовая всего, чего душа захочет…Когда мы пойдем в лес?
- Да хоть завтра и поедете с Алёшкой на машине. Медведей там, правда, нет, но зато очень красиво…
Тихонько отстраняясь от девушки, Ольга Даниловна увидела на ее шее медальон. Она мельком видела его еще тогда, когда Любава переодевалась ко сну.
- Какой у тебя оригинальный медальон… Откуда он? Как достался тебе?
 -Это дал мне Ведь-кудесник… У каждого человека должна быть надежная защита от всякого зла…
- Я не любительница до таких вещей…Не носила никогда ни медальонов, ни других украшений. Дело вкуса…
Ольга Даниловна смотрела на любавин медальон и думала: «Неужели этот Ведь-кудесник просто посмеялся над девкой, вручив ей это железное колёсико с дыркой посередине, или вложил в эту неброскую вещицу свою колдовскую силу? Господи, сплошные тайны…».
-  Ну ладно. Давай-ка ложись и еще пару-тройку часиков вздремни…Я провожу Алешку на работу, а когда встанешь, будем думать, как свой день новый прожить с наибольшим удовольствием.
Успокоенная разговором с «мамой Ольгой», девушка безропотно подчинилась ее совету. Довольно быстро Морфей увлек ее в свою страну-грезу, заслонив от мыслей Любавы горести и трагедии недавних сновидений.
***
Около семи утра мать и сын сидели на кухне. Наступил новый день. Голубое пламя газовой горелки жарко устремлялось в дно эмалированного чайника, а на столе пустые чашки ожидали привычного наполнения… Так было всегда. А как будет теперь? Чашки молчали. Теперь их было три…
- Алеша, она говорит о каком-то мальчике Искорке, о собаке Хазаре, которую…убили варяги…Ничего конкретного, вразумительного. Неужели у нее все-таки с головой не все в порядке? Хотя…
Алешка, невыспавшийся, с проступившей щетиной на подбородке, казалось, и сам имел какие-то «головные проблемы» и тотчас озвучил их:
- Мама, у меня голова идет кругом… У тебя, наверное, то же самое… Ситуация складывается аховая… Надо что-то делать, а что? Разве кто подскажет?
- Алешка… Может быть, я тронулась умом, только в голову мне пришла совершенно фантастическая мысль – наша гостья попала к нам… из далекого прошлого! Только послушай, о чем она говорит: понёва, древляне, сородичи, колдун Ведь! А недавно спросила меня, охотилась ли я на медведя. И еще сказала, что стрелы ее метко бьют в цель…
- Да… Не зря же говорят: чем труднее время, тем чаще люди обращаются к Богу, к знахарям, гадалкам, прорицателям.  И всякие необъяснимые знаки являются затурканным людям в виде летящих комет, природных катаклизмов, всяких «пришельцев» начинают встречать тут и там… Значит, и наша Любава – это  тоже знак… Но знак чего? О-хо-хо…
Алешка утомленно зевнул.
- Повезу ее сегодня в санаторий. Может что-то конкретное скажет медицинская братия. По крайней мере, мы хотя бы будем знать, в своем она уме или ее сознание не является ее достоянием..
Внезапно еще одна гениальная догадка  мелькнула в голове «мамы Ольги», от которой ей стало весело, но эта веселость была нарочитой и вымученной.
- Сидим, строим догадки, планы планируем. А девку… гостью нашу драгоценную одеть не во что! Проблема! Сначала поедем и что-нибудь купим ей, а потом вы с нею направитесь туда, куда мы порешили.
- Говорит Москва» В столице семь часов утра! В эфире «Вести»!
Звучали позывные популярной программы, дребезжала крышка на кипящем чайнике. Жизнь продолжалась!

Глава 10

Ведомир писал. Это были последние страницы его впечатлений от жизни, прожитой неизвестно какие по счету годы старцем-отшельником. Теперь небесные, а точнее, далекие космические силы дали ему понять, что пребывать на древлянской  земле ему, Ведомиру, осталось совсем немного.  Сегодня его талисман ожил так же внезапно, как это случилось, когда провожал он в далекое будущее синеглазую красавицу Любаву.
Энергия талисмана выплеснула на чистый лист бумаги слова, которые Ведомир запомнил со всеми подробностями.
«Скоро мы встретимся в последний раз, и всё будет решено полюбовно. Троица будет ждать тебя, благородный Ведомир, там, где ждет тебя Любава. Ты испытал много, слишком много для обыкновенного человека. Ты станешь необыкновенным, избранным из людей. Такова будет награда тебе и тем, кого выбрала твоя душа на гибнущей планете людей.»
Ведомир давно перестал удивляться всему, что происходило и происходит с ним постоянно. Он жил, не распоряжаясь собой, предоставив эту заботу силам более совершенным.
- Боже, как жаль мне обитателей мирного селенья, откуда увел я прекрасную древлянку…
Чудо-старец видел, как селяне угоняли всю живность в глухомань леса, как уходили вместе с нею женщины с ребятишками, с младенцами на руках. Оставались самые сильные и самые немощные. Первые будут защищать свое родовое селенье, другие… Другим уже нечего было терять, и для разбойников никакой ценности они не имели… Ведомир был рад, что селяне прислушались к его предостереженьям. Большего он сделать не мог. Историю вершит время, и никому, кроме Бога, не дано им распоряжаться по своему усмотрению. И пришла беда!
Дружинники княгини Ольги нагрянули в заметно опустевшее селенье, как в свой, давно не посещаемый, дом. Первыми, кто вступил в бой с узаконенными мародерами, стали лютые собаки, ведомые бесстрашным Хазаром. Дружинники встретили верных стражей селенья сноровисто пущенными стрелами. Вожаку клыкастых воинов досталось жало копья, пригвоздившее к земле грозу медведей, кабанов и волков…Островерхие шеломы, кольчуги, мечи. Немногочисленное, но грозное и беспощадное воинство, помнящее походы Олега, Игоря и вот теперь – исполняющее волю княгини Ольги….
- Кто есть – выходи! Ослушникам и бунтарям пощады не будет!
Добровольно вышли первые, немногие. Тех, кто прятался в домах да хозяйских постройках, выгнали с насилием. Набралось совсем немного – молчаливых, суровых, безоружных… Предводитель малой дружины знал все тонкости традиционной процедуры, окрещенной благообразно «полюдьем»:
- Где остальные? Куда подевали скотинку, припасы и весь свой скарб?
- Бедные они, Роква, воздухом питаются, водичкой озерной запивают!
Дружное ржанье меченосцев, знающих, что это только начало, шутка-прибаутка для разминки.
- Ну что, вонючие смерды? Долго нам ждать, когда языки ваши шевелиться начнут?.. Ну-ка, поди сюда вот ты, долговязый, морда лошадья!
Старшой указал кнутовищем на фигуру Долговязика.
- Отвечай, где всё попрятали, куда все сбежали?
- Мы тут все…Другие в селенье давно не живут, потому как тесно им стало. А куда ушли – один ветер знает…
Долговязик говорил спокойно, и это спокойствие подбросило искру в стог сена.
- Правду говорит эта морда поганая? Я вас спрашиваю?
Неразборчивое гуденье голосов…
- Правда…Так оно и  есть…Бедные мы да горемычные… Некому нас пожалеть…
- Так…Ну-ка, привяжите этого долговязого вот к этому столбу. Сейчас вам будет предоставлено зрелище, какого вы заслужили…
Не успели воины дружины исполнить приказ своего военачальника.
Долговязик ловко увернулся от них и бросился в сторону озера. Несколько воинов пустились вдогонку. Когда впереди бегущий оказался с Долговязиком рядом, тот, подхватив тяжелый кол, со всего размаха ошарашил по голове менее расторопного кольчужника. Потом парень бросился в озеро и быстро поплыл от берега…
Искорка видел, как рой стрел устремился на плывущего смельчака, как его тело, покрытое древками стрел, медленно ушло в озерную глубину…Мальчишка бросился к яростно кричащему предводителю.
- Не надо! Не убивайте никого! Я покажу вам, куда ушли мои сородичи, только не трогайте наши жилища и тех, кто сейчас перед вами!
Старшой хотел отшвырнуть наглого птенца, но когда до его ушей дошел смысл слов, сказанных мальчишкой, он несколько остыл, и на его раскрасневшейся морде обозначился интерес.
- Говоришь, что укажешь, куда ушли все твои сородичи?.. Молодец, так бы сразу и сказал нам…Видишь, стрелы пришлось в ход пускать и топить в чистом озере ослушника!
И они пошли.
Впереди – босоногий мальчишка, сзади – до зубов вооруженный отряд грабителей-данников. Старшой за верную службу обещал гривны, за обман – лютую смерть.
Не знали оставшиеся молчаливые сельчане, что не предал их род веселый Искорка. Он стал настоящим мужчиной.
***
Ведомир. Это он надоумил шустрого мальчонку на дерзкий и смертельно опасный поступок. Колдун был уверен в благополучном исходе своих намерений, но каково было ему, Искорке, добровольно идущему на верную гибель!
- Идут… Жаль бедных коней… Обманет животин их природное чутье…Сейчас даст о себе знать гиблая трясина… Пора!
Это был сигнал на расстоянии, адресованный только маленькому босоногому человечку. Искорка сорвался с места и, что было мочи, бросился туда, где за густой листвой сильно наклоненного дерева скрывался его спаситель.
- Искорка, беги на мой голос! Не оглядывайся, не оступись! Вот я!... Молодец!..
Теперь они были вместе!..
Неожиданная проделка мальчишки привела всадников в недолгое замешательство. Яростно пришпорив коней, они с громкими проклятиями ринулись вперед! Только мчаться им пришлось не более той минуты, за которой наступала для них вечная Вечность…
В руке Ведомира, переливаясь всеми цветами радуги, блистал изумительный талисман, когда-то подаренный ему космическими пришельцами.
- Помоги мне, всемогущая Троица! Сверши суд праведный, ибо таковым станет он! Клянусь жизнью своей!
Незримая Троица была рядом.
Тонкий луч света потянулся из глубины ожившего талисмана. Он лишь на мгновенье задерживался на разгоряченной плоти всадников и пронзительно ржущих коней.
Не знал Ведомир, какого рода кара  постигнет ретивых преследователей. Он только верил, что она свершится согласно замыслу небесной Троицы.
Языческие боги, лешаки, кикиморы и прочая «лесная нечисть» благоразумно помалкивали. Чего доброго, этот новоявленный бог может ненароком прикоснуться и к ним своей огненной стрелой…
Ведомир и его маленький друг видели, как люди и лошади превращались в огромные каменные валуны! Оказавшись на лоне трясины, они медленно погружались в ее цепкое и смердящее чрево.
Всё…
- Спасибо тебе, чудо-Троица! Я верил в твои неземные силы! Я верю и в то, что однажды снова увижу тебя, и ты наполнишь мою печальную жизнь давно утраченной радостью!
Ведь склонил голову, приложив ладонь к сердцу.
- Пошли, Искорка. Не станем радоваться нашей победе… Смерть всегла страшна и омерзительна, даже если посылается она преступникам. Это говорю тебе я, Ведомир, которого окрестили колдуном, познавшимся с нечистыми силами.
Глядя на своего могучего покровителя, Искорка плохо соображал, что происходило вокруг него. Душа этого маленького человека прикоснулась к таинствам и виденьям, коих не положено было лицезреть ни одному из смертных…
- Ведомир, мне страшно… Они убили Долговязика…его больше не будет… Он же был добрым, сильным и смелым… А про меня чо думать будут? Я ведь хотел им по-о-о-омочь…
Искорка заплакал, уткнувшись бледным личиком в одежду Ведомира.
- Ничего, ничего, малый…Всё обойдется… Поплачь маленько. Храбрецам иногда это позволительно, хотя слёзы – совсем не их оружие, верно? Пошли, герой приозерский! Жизнь продолжается, и мы не имеем права стоять от нее в стороне!

Глава 11

Алекс гнал своего «жигуленка» так, словно от его скорости зависела вся его, Алешкина, судьба.
- Любава… Ты ничего не хочешь рассказать о себе? Мы с мамой очень беспокоимся за тебя. Ведь ты – сама загадка, а жизнь требует ясности… Так легче будет нам всем…
Любава молчала и, казалось, совсем не слушала Алешку, равнодушно устремив взгляд на бегущую дорогу.
- А ко мне приходил Искорка… Говорил, что будет стариться вместо меня и умрет вместо меня… А еще сказал, что ждет меня…Эдемона…Кто это – Эдемона? Ты слышал о ней что-нибудь, Алеша?
Алексей прижал машину к обочине дороги и выключил мотор.
- Любава, неужели ты так ничего и не скажешь мне? Не могу же я видеть рядом с собой нечто прекрасное, но совершенно непонятное… Откуда ты, где живешь…Вообще – кто ты? Скажи, скажи бога ради!
Алексей взял девушку за руку. Ему так хотелось обнять ее, поцеловать, наговорить всяких нежностей…
Любава окатила его холодной синевой своих глаз. Волнения Алешки как-то враз поутихли, и он по инерции все еще смотрел на девушку-загадку.
- Алеша, любить меня нельзя… Никому… Я – девушка-призрак, осмелившаяся по велению неведомых мне сил оказаться в твоем мире. Я одинока, я ничья… Ты спрашиваешь, откуда я, кто я? Я – вчерашний день и вчерашняя ночь, я древлянское лето и синее озеро, где стояли наши жилища, где…
Внезапно Любава почувствовала, что тайный голос вмешался в ее откровения и остановил их.
- Больше я ничего сказать не могу. Прости, Алеша, и не сердись на меня…
Алекс вернул к жизни остывший мотор автомобиля, и тот, словно чувствуя настроение своего господина, глухо зарокотал и погнал гениальное творение человека в нужную даль.
Теперь Алексей не сомневался: да, его случайная находка - тайна из тайн. А еще уяснил он еще для себя -  вместе им никогда не быть. Затянувшаяся неопределенность начала гнетуще действовать на некогда веселого и видного парня.
 - Я понял, Любава, только то, что ничего не понял... Если тебе нравится быть загадочной - это твое дело . А как быть мне? Что я для тебя значу - опекун, сторож, экскурсовод? Помоги же мне и себе... 
Ехали молча. Наспех купленное совсем не дорогое платье чудесным образом преобразило девушку. Она стала еще красивее и недоступней.
-  Мисс Вселенная, Артемида Славянская Ах, как же люблю я тебя, как буду жить на земле, когда отнимет тебя судьба у Алешки -дальнобойщика? 
Это были последние алешкины мысли, которые никогда не будут приняты сердцем синеокой чародейки.
Главный врач загородного санатория без всяких проволочек и непременной в таких случаях бюрократии согласился поместить сюда Любаву.  Твердо заверил Алексея, что сделает все необходимое, что в его силах. Он еще помнил отца Алешки , заслуженного летчика-испытателя. Это был весомый аргумент в пользу его сына. Медперсонал санатория будет предельно внимателен к  его невесте (так Алешка представил Любаву). Через неделю любезный главврач обещал позвонить Алешке и доложить о результатах. Но уже через пару дней к нераспознанным тайнам и загадкам добавились новые. Зазвонил телефон.
- Это квартира Осокина? Алексей Михайлович, это я! Да, да, главный врач санатория, куда вы доставили свою невесту!
На душе у Алешки стало беспокойно, ибо звонок этот перезвонил слишком рано. 
- Здравствуйте Леонид Максимович! Что-нибудь случилось? Неделя потратила на нас только пару дней. Я слушаю вас! Говорите. 
- Должен вас озадачить. Вы привезли к нам фантастического пациента! Если вы не сильно заняты, приезжайте. Все объясню вам при встрече. Разговор этот не телефонный, понимаете?
- Да, да, прекрасно понимаю! А с Любавой все в порядке? 
- Невеста ваша выглядит прекрасно, но она необыкновенная, скажем так... 
- Спасибо, спасибо Вам, Леонид Максимович! Я выезжаю сейчас же! До свидания! 
Ольга Даниловна по лицу сына поняла, что произошло что-то не очень приятное.
- Главный врач звонил из санатория. Просил, чтобы я сейчас же ехал к нему. Сказал, что я привез им фантастического пациента. Ох-ох-о, чуешь, мать, похоже, начинается новая история. Я поехал. Не беспокойся. Думаю, что все будет нормально. Ведь не случайно же главный сказал, что «ваша невеста выглядит прекрасно»... 
- Может и мне поехать с тобой?  Мало ли что?
- Нет, мама . Лучше  жди меня дома. А может, и Любавку уже можно будет забрать. Чать, невеста она моя.
 Алешка грустно улыбнулся.
- Боюсь, Алеша, что придет время, и растает она, как Снегурочка. Не от мира сего она. Так мне мое женское сердце подсказывает. Ну, ладно, не тяни время, поезжай и побыстрее возвращайся. Если что - звони.

***
- Здравствуйте, Алёша! Проходите, присаживайтесь.
Главный врач перебирал на столе какие-то бумаги. Несколько маленьких листочков он сложил вместе и защемил скрепкой.
- Итак, сын мой. О странностях вашей невесты довольно много наслушался я во время нашей первой встречи. Теперь ваша очередь выслушать меня. Как я уже сказал вам по телефону, пациентка она фантастическая . Пульс у девушки в два раза медленнее, чем у обычных людей! Температура тела - 34 градуса! Представляете, что это такое? И уже совсем поразительное свойство – кровь у вашей прекрасной спутницы ... белая! Состав ее совершенно обескураживающий!  Никто из нас так и не понял, из каких веществ она состоит! Ну, тут прочие анализы… Картина все та же - полная загадка. Но самое поразительное, она совершенно здорова! Правда, на левом плече ее два сравнительно недавно заживших шрама. И знаете что она ответила по поводу их ? На медведя охотилась вместе с сородичами! Ну, что скажете? Откуда она у вас родом? Не из таежных ли мест? Сибирячка? 
- Совершенно верно! Как вы догадались? 
- А где у нас медведи? Там только, пожалуй, и остались.
Стойкий приверженец гиппократовой  науки еще что-то рассказывал Алешке, что советовал, куда-то направлял, сопроводив на прощание какими-то бумажками. Только все это было ему безразлична. Мыслями его овладело отчаяние, переходящее в полное отупение. 
«Все, это конец. А может быть, начало новой, совсем другой жизни? Сказал же ему главный врач, что Любава совершенно здорова ! А раз так, быть ей третьим членом нашей семьи! Там видно будет, что делать…» 
- Спасибо Вам, Леонид Максимович, за неоценимую услугу и добрые советы! Я непременно воспользуюсь ими. Скажите, как и где я могу рассчитаться за все то, что сделали для Любавы лично Вы и ваши коллеги? 
- Никаких расчетов! Пустяки! Это я должен вас благодарить за необыкновенного пациента. Ваша невеста – феномен, достойный пристального изучения! А еще – она необыкновенная красавица! Будь моя воля, я бы клонировал таких, чтобы на свете было меньше уродов лицом и духом!
Получив разрешение забрать Любаву домой, и еще раз тепло поблагодарив доброго врача за всё хорошее, Алексей пошел в комнату, куда поселили Любаву. Его встретила пожилая женщина и любезно сообщила, что «красивая, очень красивая девушка ушла к пруду в сопровождении какого-то солидного мужчины, очень вежливого и внимательного…»
- Ваша девушка очаровательная и, простите, немного странная… Мне было с ней очень и очень интересно!
Поблагодарив женщину за полученную информацию, Алекс поспешил к пруду, где должна была оказаться «странная» Любава.
Сердитая целеустремленность дальнобойщика готова была разрушить любое препятствие, окажись оно на пути его.
Любаву он увидел на скамейке рядом с мужчиной, лица которого пока видеть не мог, но непроизвольно сжатый кулак так и просился сделать живописную отметину на одном из выступов этой физиономии.
- Любава, привет! Ищу тебя, с ног сбился, а вы тут красой природы любуетесь…
Алешка пытался придать своему голосу добродушные нотки, но это у него получилось не очень искусно.
Мужчина, лет 55-ти, кивнул головой на приветствие Алекса. Лицо его сразу не понравилось раздосадованному искателю прекрасной дамы. Что-то наглое, похотливое и тупое ясно было запечатлено на физиономии незнакомца.
- Алеша! Мы сейчас поедем к маме Ольге, да?.. Мне так хочется опять смотреть на нее… И на тебя, и на нее, и на тебя!
Любава весело улыбалась и на душе раздосадованного Алекса опять стало светло и уютно.
Алешка кивнул незнакомцу.
- Извините, нам пора! Приятного Вам отдыха…
Алекс сжал руку Любавы и быстро зашагал к выходу из санаторного парка.
- Рука теплая, живая… Дыханье медленное – ну и что в этом плохого? Белая кровь…белая кровь… Это что же, страшная, неизлечимая лейкемия, рак крови?.. Ну, хватит об этом!..
Чуть строгим голосом Алексей обратился к Любаве:
- Что это за человек, с которым ты мирно беседовала на скамейке?
- Я не знаю… Их тут, этих самых мужчин, очень много и все разные, и все хорошие. Добрые, приветливые… Тот, что сидел со мной на скамейке, помог мне найти дорожку к пруду. Мне тот пруд  совсем не понравился. Наше озеро прекрасней,  и лес там густой и пушистый…
- Добрые, приветливые… зачем ты пошла одна, доверившись чужому мужчине? Больше этого никогда не делай, поняла?
- Поняла… Только он не сватался ко мне, и о свадьбе ничего не говорил… А еще он говорил про Канары, что там очень красиво и все время только лето… А кто такие – Канары? Они добрые – или… Ты, Алеша, сердишься на меня? Почему? Я же с тобой…
- Эх, Любава, Любава, дивное дитя природы! Не сержусь я, потому что ты рядом, а если бы не нашел тебя, то наверняка лишился бы рассудка от горя.
Они улыбались. Они были вместе. Им было хорошо. Они были молоды!

***
Мужчина с нагловатой «репой» провожал молодых  взглядом до тех пор, пока не увидел, кА кони сели в машину и уехали. Тогда человек, знающий о Канарах не понаслышке, вынул из кармана мобильный телефон и быстро начал набирать какой-то номер. Чуть подождал, подергивая ногой от нетерпенья…
- Тузик, это ты? Пошел к черту со своим «приветом». Срочно бери Чирика и Бабируссу. Кактите на шоссе, что ведет к санаторию. Дурак, какой Сан-Антонио! К са-на-то-рию! Да! Встретите белые «жигули» под номером И-20-1-РУ. Правое переднее крыло у машины черного цвета. Да, правое переднее… Пасите его до подходящего места. Потом тормозните водилу. Суньте ему в морду «понюшку». Понял? Да, чтобы вздремнул. Выньте из машины девку и отвезите ее на мою хазу. Все понял? Нет, водилу мочить не надо. И попробуйте только обломаться… То-то… Давай, действуй! Я скоро буду. Всё!
Лысый «стратег» опустил «мобилу» в карман и направился туда, где стояла его иномарка.
- Конечно, я «приятно отдохну». Твой добрый совет, сопляк, я принял к сведению. Осталось лишь перехватить твою красотку и провести с нею очень много хорошего времечка!

***
Алекс молча гнал машину в сторону заката. Заканчивался еще один день, еще один маленький отрезок необычной Алешкиной жизни. Нежданно-негаданно судьба начала подбрасывать ему тайны, ключи от которых или потеряны, либо хранятся там, куда простому смертному заказана дорога…
Любава тоже молчала, лишь иногда устремляла на Алешку синие звезды своих бесподобных глаз.
-  Ты знаешь, Любава,.. На душе у меня очень и очень тревожно… Ты злая и бессердечная, потому что совсем не хочешь помочь мне. Ведь так?
- А почему ты вспоминаешь Ведя? Разве ты когда-нибудь виделся с ним?
- Да нет, я не про твоего Ведя…. Просто есть такое слово в нашем языке… Ты что, никогда в школе не училась или это твоя шутка?..
- Не злая я, не бессердечная… Как бы мне хотелось быть такой, какой ты  хочешь знать меня. Только пока это не в моей власти…
- Пока? А сколько же будет длиться это «пока»? Кто нарушит этот таинственный запрет? У человека – одна жизнь. Она очень короткая, а молодая пора в ней – еще короче. Как нам быть – тебе и мне? Вот представь: закончится твое таинственное «пока», станешь ты вольной, свободной от «колдовских» чар, а глянешь в зеркало… На тебя посмотрит совсем другая, поблекшая женщина…
- Ты очень нетерпелив. Мы знаем друг друга всего лишь несколько дней, а они тебе кажутся целой вечностью. Давай ждать вместе вольного часа, когда каждый из нас будет принадлежать себе…
- Ждать вольного часа…Это ожидание может вылиться в бесконечность и тогда…Не знаю, что будет – тогда…
Алексей внезапно сбавил скорость. У обочины дороги стояла легковушка с задранным капотом. Рядом с нею маячили две фигуры – мужская и женская. Мужчина просительно устремил руку поперек дороги, что обозначало – нужна помощь.
- Ну вот, еще одна забота… Что у них там?..
Алешкин «жигуленок», проехав чуть вперед бездыханной «иностранки», остановился.
- Любава, из машины не выходи… Я посмотрю, что там у них и поедем дальше.
- В чем проблема? – спросил Алешка, приблизившись к незнакомцам.
- Помоги, приятель!.. Мотор не заводится. Я, это самое, шофер из новеньких… Ни черта не соображаю в иностранных железках…Посмотри, что там… Не ночевать же на трассе…
Алексей склонился над мотором. Он был еще горячий, значит, заглох только-только.
Дальнобойщик едва приготовился к анатомированию горячего железного сердца. Внезапно сильные и цепкие руки обхватили его сзади, другая пара рук плотно прижала к его лицу резко пахнувшую тряпицу. Алексей рванулся, пытаясь освободиться от нахального плена. Он не видел, что на помощь к «голосовавшим» поспешил третий. Напавшие знали свое дело и вершили его профессионально. Сильный и ловкий Алешка на сей раз не смог раскидать кодлу. От прижатой к носу тряпки помутнело в голове и… Теперь Алекс уже ничего не видел, не слышал, не соображал. Он провалился в бездну, в какую проваливаются на операционном столе после введенного наркоза…
- Выволакивай девку!.. Быстрей!.. А ты, Чирок, помоги затащить в «жигуль» этого хмыря!..
Бабирусса – здоровенная девка-баба, открыв дверцу, ухватила Любаву за локоть.
- Выходи, быстренько! Нас ждут!
Любава, не очень хорошо понимая, что происходит, совсем не собиралась выполнять приказ бабы-коня. Она освободила локоть из лапы Бабируссы и с такой силой оттолкнула ее, что та рухнула на спину, обнажив свои массивные «прелести». Подоспевшие подельники общими усилиями вытащили девушку из машины, куда только что втиснули обмякшее тело Алекса.
В машине дорожных пиратов было просторней и красивее. На заднем сиденье Любава оказалась между Тузиком и Бабируссой.
- А почему Алёшу не взяли? Вы что с ним сделали? Ему плохо? Кто нас ждет? Куда вы меня…
Любава не договорила фразу. «Мерседес» рванулся с места и, как бешеный конь, понесся по шоссе.
Смеркалось. План злоумышленников удался на славу, и шеф будет доволен!.. Лишь Бабирусса понесла чувствительную нежданку. Трахнуться головой об асфальт, и от кого, от какой-то совсем не агрессивной девки!..
- Погоди, падла…Я еще с тобой поквитаюсь, когда придет черед!.. Ох, и расквитаюсь! Будешь помнить меня долго, если, конечно, соображать не разучишься…
- Ты мне ничего не должна…Вы злые, да? Почему? Мама Ольга нас ждет, а вы делаете совсем не то, что нам было нужно…
- Мама Ольга подождет, ничего с ней не случится… А корешок твой очухается и явится к «маме Ольге» пока без тебя.
Тузик с ухмылкой глянул в лицо Любавы.
- Ё-моё! Ну и красотка! Губа у шефа не дура! За такое богатство – и полкоролевства маловато будет!.. Эх!
Верный пёс шефа закурил, и салон автомобиля наполнился дымом.
- Алешина машина лучше. Там не пахло так скверно… А что это – дым у тебя внутри? Там костер горит?
- Костер, костер…Хватит дурковать, тут тебе не цирк…Костер, главное…Глядя на такую красотку, загоришься, в натуре!
Тузик сделал попытку обнять Любаву. Шефу, мол, и так слишком много достанется.
Любава на миг вспомнила бедного Долговязика, державшего ее за руку со смущенной улыбкой.
- Руки у тебя воровские, а у меня – ловкие!
Похотливая улыбка не успела сойти с возбужденной физиономии хама. Любава вцепилась пальцами в его нос и защемила так, что Тузик заорал на весь салон и выпустил, как из пулемета, всю обойму грязных слов…
Чирок дробно и визгливо захихикал. Бабирусса не встревала. Ей даже понравилось, как  девка осадила этого кобеля.
- Ну чо, поимел?.. На собственность шефа польстился, козёл…
- Кончайте базар, подъезжаем!..
Повелительный тон Чирка сгладил все «шероховатости», вернув немногочисленную публику к трезвой реальности. Любава сидела молча. Мерзкие люди мешали ей дышать, чувствовать себя вольной птицей. Железная клетка катила ее в неизвестность, которая не обещала несчастной древлянке ничего хорошего.
***
 Дурман освободил Алекса от своего плена. Он открыл глаза. Темный салон «жигуленка». Голоса. Совсем рядом. Люди в милицейской форме.
- Гражданин, что с вами? Почему спите в машине, почему не горят сигнальные огни? Вам что, жить надоело?
- Что это у вас за запах  в салоне? Чем это вы начуфанились? Документы у вас есть? Ваши водительские права, пожалуйста!
- Милиция? Это хорошо…Очень кстати…Если можете, зайдите в салон…Попробую кое-что объяснить…Вы настоящие милиционеры или…
- Настоящие, настоящие… Ну, так как, права свои покажете?
- Права?.. Нет у меня никаких прав, и не будет до тех пор, пока есть на дорогах бандиты. Напали на нас. Со мной была девушка, теперь я не знаю, где она и что с ней…Её нужно обязательно разыскать…Она – необыкновенная! Понимаете – необыкновенная!..
-Все девушки необыкновенные, особенно те, которые ночью оказываются в салоне легкового автомобиля…
Алешке совсем не хотелось говорить с этими людьми. Какой от них прок? Они ничем не смогут помочь ему. Скорее, еще больше осложнят и без того сложную ситуацию…
Они, ознакомившись с его водительскими правами, вкратце узнали о характере происшествия, о происхождении дурного запаха в машине.
- Вот что. Если Вы в состоянии самостоятельно ехать, тогда – в дорогу. Или садитесь в машину нашего водителя, он довезет Вас по адресу… А завтра с утра займемся вашим делом, и девушкой, которую у Вас похитили. Ну как, годится?
- Да, вроде бы другого варианта пока нет… Ночь…Какие там поиски…Господи, что же с Любавой? Куда увезли ее эти бандюги, чтоб им сдохнуть, сволочам!
- Значит, договорились: завтра с утра заезжайте к нам в отдел, составим протокол, наметим план действий… Мы записали Ваши координаты… Значит, доберетесь самостоятельно?
- Доберусь…
- Тогда – до завтра. Счастливого пути!

Глава 12
Ведомир не находил себе места.  Никакие дела его не занимали, потому что на душе было тревожно, а сердце подсказывало, что должно произойти что-то очень неприятное.
- Чудится мне, что не все ладно с Любавушкой. Не поступил ли я опрометчиво, поместив нанаглядную синеглазку из огня да в полымя. Знал ведь я, что далекое будущее совсем не рай, что человек там подвержен тысячам испытаний, опасностей, которые, по сравнению с насильственным замужеством Любавы кажутся чудовищными.
Будто понимая тяжесть положения своего подопечного, своего избранника, дала о себе знать всемогущая Троица. На груди Ведомира тихонько застрекотал талисман. Он знал, что нужно было сделать, чтобы далекий голос разума стал доступным пониманию
Колдун поднес талисман к чистому листку бумаги. Через мгновение на нем стали появляться слова. Их было много. Они составили целое послание, которое едва уместилось на странице. Однако, самым ценным был совсем  короткий абзац:
- Она в опасной ситуации, но легко выйдет из нее. Твой талисман спасет красавицу, а добрые люди сохранят ее…до времени.
До встречи, благородный Ведомир! Мы с тобой…
Ведь лёг на широкий топчан, заложил руки за голову  и неподвижно застыл в этом положении. Он думал о том, о чем простому смертному думать не дано.
- Мне было гораздо проще, когда таинственные силы носили меня по всему свету, нарушив все законы мирозданья. Я видел его краски, его величие, видел то, что сотворил человек, обогнав мудростью самого создателя. А сколько людей встретилось на моем пути? Они жили в разное время, а я встречал их так часто, словно столетия были сжаты в один час, в один день… Мой мозг устал помнить тяжесть этих впечатлений. Я записывал их, не зная, для чего и для кого. Вот и сейчас повеяло мне в лицо соленым океанским ветром. Рядом – дьявольски упрямый и решительный генуэзец. Пока существует земля, будет существовать он, Колумбус. Его матросы окончательно разуверились в успехе заманчивого мероприятия, они близки к помешательству.
- Мы увидим землю? – спросил я у него в минуту всеобщего отчаянья.
- Всё на свете имеет предел. Есть он и у океана. Вот, смотри – на моей руке москит…
- И что это значит?
- Это значит, что земля рядом! Великая космическая сила торопила  меня! Слишком обширным был пантеон человеческих судеб и, видимо, сила эта старалась приобщить меня к самым ярким, самым значимым… Я не успел разделить радость Колумбуса, оценить его подвиг и меру преступных деяний на прекрасной земле аборигенов. Очень скоро я увидел маленького, располневшего человека, смотревшего потухшими очами за океанскую даль. Маленький остров-скала был тесен ему. Виделись корсиканцу широкие поля сражений, где положил он навеки многочисленные полки своих и чужих воинов. Я говорил с ним, и он не удивлялся моим вопросам, не придав никакого значения моему облику и неожиданному появлению.
- Сир, Вы не жалеете о прошлом?
- О прошлом жалеют ничтожные существа. Бонапарт был великим от рождения, великим он останется до тех пор, пока Всевышний не учинит на Земле Страшного судилища.
- Да, Вы сделали очень много впечатляющего для своей страны, но… Франция потеряла сотни тысяч своих лучших сынов, испытала горечь поражения и, наконец, Вы стали узником этого, забытого Богом, острова…
- Франция гордилась и будет гордиться мною всегда! Полководец всех времен и народов – разве это не предмет гордости?
Он замолчал. Потом, заложив руки за спину, медленно зашагал прочь. Не оборачиваясь, он внятно и категорично произнес:
- Я еще вернусь к ним, и они встретят меня с великими почестями!
Ветер сорвал с головы опального императора широкополую шляпу, но он не обратил на это никакого внимания.
Мне было искренне жаль этого Человека, но жалость эта была особого рода…
- Ведомир, нам пора…Впереди еще много встреч, которые мы приготовили тебе…
Это был голос… Да, да…Это был голос того Старца, что возглавлял небесную Троицу! А кем был я? Не знаю… Меня, как пушинку одуванчика, опустили на площадь перед огромным серым зданием. Я сразу понял, что не это сооружение хотели показать мне мои космические гиды. Я увидел исполинскую фигуру юноши с петлею пращи на мраморном плече.
- Давид…Микеланджело Буонаротти, Флоренция…
- Сеньору нравится мой Давид?
Рядом возник маленький человек с кудрявыми волосами и обезображенным носом.
- Это не может не нравиться! Это приводит в трепет! Такое может сотворить только Бог!..
- Спасибо, сеньор! У вас благородная внешность и царственная осанка. Когда буду ваять Моисея, ваши черты мне очень пригодятся… Потом  я снова видел площадь, заполненную множеством людей, зловещий скелет гильотины… Она ждала человека, имя которого еще только вчера было на устах мятежных галлов. Теперь им нужна была его голова, безмолвная, окровавленная голова «неподкупного» Робеспьера…Ужас, вызывающий ликование толпы, ошеломил мой рассудок, и, зная об этом, мои небесные спутники постарались как можно быстрее избавить меня от страшного зрелища.
- Теперь взгляни на этого человека, - шептал мне таинственный голос.
Я повиновался, устремив глаза на высоченную, нескладную фигуру, широкими шагами направлявшуюся к причалу.
- Ты видишь великого российского царя Петра. У тебя еще будет достаточно времени узнать о нем много интересного и поучительного. Невозможно быть святым, безгрешным и великим. Он предпочел быть всего лишь великим Государем твоей грядущей родины, Ведомир…
И опять человек маленького росточка. Под прозрачной крышкой саркофага я слышал…голос мумии!
- Товарищ, Вы, надеюсь, не станете ниспровергать учение Маркса? Не пытайтесь! Оно единственно правильное, потому и приводит в ярость буржуазию! Ну, черт с ней, с буржуазией…Прошу Вас, не приподнимайте меня…Вы-колдун? Я чувствую это!.. Почему меня не похоронят?.. Нельзя! Какова будет могила? Ужас! Осквернят! Выкрадут! Будут продавать мою мумию по кусочкам… Был Ульянов-Ленин – и нет его…
Я молча слушал скорбный голос, исходящий из глубин человеческой оболочки. Кто он, за что досталась ему эта ужасная Голгофа?
- Ведомир, ты видишь останки человека, которому удалось сотворить то, что никому и никогда не удавалось. Гигантская страна, твоя страна, Ведомир, перестала принадлежать царям. Трудноуправляемой массе людей он обещал непременное и скорое счастье… Обещал…
В бессмысленном фейерверке встреч Ведомиру вспомнился еще один человек. Облаченный в странные одежды, он поднимался к небольшому отверстию в теле гигантской машины… Он улыбался, помахивал рукой, а потом…Потом эта чудовищная, неистово ревущая машина унесла веселого человека за облака…
Мягкий женский голос Троицы предупредительно подскажет ему, что это был первый из всех живущих на Земле людей, кто покинул ее ненадолго, чтобы убедиться – насколько она прекрасна, мала и беззащитна. У человека была крылатая фамилия, и был он русский…
Ведомир мечтательно улыбался. Ему казалось, что человеческая планета открыла ему все свои тайны. Оставались тайны небесные, разгадать которые поможет ему Троица. Иначе – зачем всё это, непонятное, непостижимое. Два тысячелетия…А что было до них? Ему не говорили. Пока…

Глава 13

Иномарка мягко и почти без шума подкатила к высокому забору и остановилась около ворот с калиткой. Большой  двухэтажный особняк был освещен лишь одной лампочкой, висящей над парадным  входом.
- Ведите красотку в дом…Я буду ждать шефа здесь. Ты, Бабирусса, сваргань что-нибудь, зажевать и попить. В желудке – писк, в горле – ерш. Гоняемся, как охотничьи псы…
Тузик резко кашлянул и смачно бросил в темноту увесистый плевок…Чирок и Бабирусса вывели из машины Любаву. Она не сопротивлялась, была спокойной, словно провожали ее в собственный дом.
- В доме все спят? И мы спать будем? А пирожки у вас есть, какие мама Ольга давала мне?
- Будут тебе и пирожки, и многое другое, чего ты еще, наверное, никогда не пробовала!..
Бабаирусса злорадно хихикнула, подталкивая в плечо  ничего не понимающую  незнакомку. С тех пор, как колдовские силы Ведя  принесли ее в этот мир, в ё для Любавы было незнакомо и принималось чисто механически.
Гнездо шефа встречало гостью, какой здесь никогда не было и никогда уже не будет.
- Красиво здесь!.. Это княжеский дворец? Мои бедные соплеменники хотели мне тоже дворец построить, а я после этого хотела выйти замуж за князя. Теперь ничего этого не будет…
- Ты, девонька, случайно не с луны сбрендила? Не поймешь, что за бредятина в голову тебе лезет… Ты что же, ничего не боишься, ничему не удивляешься?
Чирок, положив ручищи на бедра, открыл на полную диафрагму свои зенки, уставился на стройную фигуру Любавы.
- Ничего и никого не боюсь, а удивляться очень люблю… Здесьтак красиво, ведь так?..
- Красиво, красиво! Садись-ка вот сюда и расскажи лучше свеженький анекдот. Давай, давай…
Пока Любава соображала, что от нее требовал нахальный Чирок, дверь в гостиную раскрылась, и появился тот самый…
- Игнасио Лойола! Как Вы здесь оказались?! Я так рада! Вы, случайно, не видели Алёшу? Вот они, - Любава указала на Чирка, - что-то сделали с ним, а меня привезли в этот чужой дворец…
При упоминании «Игнасио Лойолы» Чирок прыснул со смеху, но тут же утихомирил свою ухмылку. Он понял, что шеф навешал немало лапши на уши этой простушки-чеканутой.
- Не сердитесь на них! Они такие от рожденья. Я знаю их лучше Вас, они хорошие и преданные мне люди!..Кстати, я здесь оказался не случайно – это мой дом! Вам здесь нравится?
«Лойола», словно блудливый кот, ласково пристроился на мягкой скамье рядом с озадаченной Любавой. Потом он положил руку на ее плечо и пытался притянуть к себе для совершения поцелуйчика…
- Чего это вы?.. Долговязику я это простила бы. Он был моим родичем, а вам лучше держаться от меня подальше.
Любава использовала свой привычный прием. Схватив пальцами нос «Игнасио», Любава сильно защемила его, заставив болезненно промычать похотливого негодяя.
- Ты устроил это позорище, мерзкий человек? Куда вы подевали Алёшу? Сейчас же отпустите меня на волю, разбойники!
Любава стояла грозная, с гневными очами, похожая на валькирию, готовую ринуться в бой.
Оскорбленный, униженный, а теперь еще и достаточно обозленный мафиози медленно поднялся с кушетки и хотел наотмашь ударить Любаву по лицу.
С проворностью гигантской кошки вскочила любава на несколько ступенек лестницы, ведущей в жилые хоромы гадюшника. Мгновенно вытянула она шнурок с медальоном, висевшим у нее на шее.
- Помоги мне, мой ангел-хранитель!
Маленький, серебристо-серый диск, зажатый пальцами девушки-древлянки, ожил. Случилось то, о чем совсем недавно говорил ей благородный Ведомир.
Любава видела, как сквозь маленькое отверстие медальона протянулся тоненький  лучик света и уперся в лоб оторопевшего домогателя. Девушке стало не по себе, когда на ее глазах фигура «Игнасио Лойолы» превратилась в облако пара, которое затем растеклось по блестящему полу, изобразив огромную змею. Ужас застыл в глазах появившейся с подносом Бабируссы. Следом вошедший Чирок намеревался, видимо, поздравить шефа с удачно завершившейся операцией. Пара бутылок выпала из его рук.  Он увидел, как под тонким лучом медальона его подельница превратилась в ту, чью кличку носила с гордостью, не ведая, что означает она свиное существо.
Луч миниатюрного  «гиперболоида» заставил остановиться пытавшегося бежать вон Чирка-громилу…
- Не надо!!! Не…а…а…
Вместо Чирка на полу юлила макака.
Едва не сорвав дверь с петель, новоявленные животины бросились в темный двор и исчезли в темноте.
- Остался еще один…Надо найти его и покарать. Пусть еще одной кучкой разбойников станет меньше…
Любава прижала ладонью к груди чудо-медальон…Он был теплым и казался маленьким живым твореньем какой-то сверхъестественной силы. Девушке он не вредил, и ладонь ее ощущала как бы второе, едва-едва бьющееся сердце.
Любава вышла на слабо освещенный двор. Машина Тузика призрачно поблескивала чужеземной полировкой, а сам он  одной своей нижнее половиной выступал из открытой пасти багажника…
- Эй, ты, повернись-ка ко мне лицом…на малое времечко!..
 Голос Любавы прозвучал неожиданно и повелительно-смело. И когда последний из разбойной квадриги явился целиком перед страшным оружием лесной красавицы, последовало неотвратимое…
Теперь уже не Тузик-водила, а большая черная собака, едва не защемив лапу закрывающимся багажником, с визгом бросилась прочь.
- Спасибо тебе, благородный Ведомир, спасибо тебе, таинственная сила, что свершила праведную расправу над заблудшими овцами мира сего!..
Любава вышла из калитки и, оставив за спиной убежище Удава (теперь всесильный мафиози дымился на полу смрадной лужей) быстро направилась туда, где должна была тянуться лента шоссе.
- Боже Всевышний, я осталась совсем одна в чужом, непонятном мне мире… Зачем я здесь, что будет со мною дальше? Где вы, Алёша, мама Ольга? Как найти вас?..
Любава сняла туфли. Ей привычней было ходить босиком. Она прислушалась. До ее слуха иногда доносился знакомый шум быстро мчавшихся машин.
- Надо туда… Может там Алешина «жигулька»…Неужели они сотворили с ним что-нибудь страшное?  Помоги мне, Господи!..
Слезы набежали на глаза Любавы, усталость давала о себе знать неуверенными шагами, вспомнились чай и пирожки мамы Ольги…
Вот и дорога. Надо встать и, когда появится машина, вот так вытянуть руку. Так учил Алеша…
Редкие машины стремительно проносились мимо. Никого не интересовала поздняя, неизвестная фигура. Мало ли всяких проходимцев, «ночных бабочек» и откровенных бандитов подстерегали великодушных автовладельцев. Нынешнее время отучило людей быть милосердными, благородными. Они стали бояться и презирать друг друга…
Любава не догадывалась,  что за нею крадется и контролирует каждый ее шаг черный пес. Он мыслил, как человек.
- Напасть! Загрызть! А что потом? Буду ждать. И запомню номер машины, на которой она уедет...
Равнодушно болтая башмаками, Любава, совсем не ведая, в какую сторону ей идти или ехать, шла наугад, прямо по проезжей части.
- Так меня нашел Алеша и остановил свою огромную машину, чтобы избавить меня от гнетущего одиночества…
Наконец, за спиной уставшей «ночной» красавицы послышался слабый визг тормозов. Любава подбежала к закрытой дверце машины и склонилась, чтобы рассмотреть лицо человека, которого попросит о помощи.
За рулем сидела уже немолодая женщина, а рядом с нею – мужчина в непонятном Любаве наряде. На нем блестели золотые пуговицы, на плечах лежали кусочки тоже чего-то блестящего…
Вот стекло, закрывающее женщину от Любавы, быстро опустилось вниз.
- Чем могу быть полезной? Вас надо куда-то подвезти? Почему такая красивая девушка бредет одна по ночному шоссе? Что-нибудь случилось?
Пауза.
- Ну, чего же вы стоите? Садитесь в машину, по дороге разберемся…
Солидный седовласый мужчина в офицерском мундире проворно вышел из салона и открыл перед Любавой заднюю дверцу.
- Садитесь, пожалуйста…Вы, наверное, уже продрогли?..
Машина тронулась. С минуту ехели молча. Заговорил офицер:
- И долго вы шагали по шоссе? Кто же посмел оставить одну такую красавицу в поздний час? Я бы вызвал того кавалера на дуэль и проучил бы его… Кстати, вас куда доставить?
В голове Любавы было столько пугающего, фантастического, неправдоподобного, что она не сразу уловила смысл вопроса.
- …Мне к маме Ольге и к Алёше… Их дом около маленького пруда… Там шумит камыш. А дом у них голубенький, и окошек в нем очень много…
- М-да…Понятно… Марина, это где-то рядом с любительским стадионом.
- Я поняла…Попробуем там проскочить, а голубенький дом вы, барышня, наверное без труда отыщете сами…
Женщина непонимающим взглядом обменялась с мужчиной.
- Не знаю, как вас благодарить! Вы очень хорошие, а с плохими я только-только рассчиталась как положено….
- Это что же за люди такие были?
Офицер повернулся всем корпусом к загадочной незнакомке. Его поразила красота ее. Не было в этом лице ни малейшего намека, что принадлежит оно женщине легкого поведения или хитрой мошеннице. Оно было чистым, как у Мадонны Литта, хотя заметно уставшим.
- Они разлучили нас с Алешей вот на этой дороге. Почему они сделали это? Самый скверный был Игнатий Лойола…Теперь от него осталась только зловонная лужа…
Женщина и мужчина многозначительно переглянулись, и в салоне машины воцарилось тягостное напряжение, граничащее с испугом. Кого же мы, наконец, везем?..
Вопрос больше не было. Ехали еще какое-то время молча.
- Во  пруд и камыш…Наверное, где-то рядом ваш дом, где ждут вас Алеша и мама Ольга…Ведь так?.. Желаем вам удачи, красавица!
- Может, вас проводить?
Мужчина произнес это как-то нерешительно, а женщина машинально прижала его руку к сиденью.
- Как бы мне хотелось, чтобы жили вы вечно! С вами было так хорошо, так спокойно! Благодарю вас сердечно. Вы отлучили от меня одиночество и вернули к надежде. Прощайте!
С помощью мужчины-кавалера Любава вышла из машины и пошла разыскивать красивый голубенький дом со множеством окошек. Мужчина и женщина еще некоторое время сидели молча, совершенно не соображая, что произошло, какого пассажира послала им судьба…
- Поехали,Марина. Ты не устала? Хочешь, я поведу машину?
- Нет, ничего…Всё в порядке. Ну и дела!..
Женщина облегченно вздохнула и устремила послушную машину в обычную, реалистическую ночь…

Глава 14

- Пожалуй, сегодня нам будет не до сна…Мама, как ты думаешь, - стоит ли мне с милицией связываться? Не помогут они…Милиция занимается государственными делами. «Разоблачат» мелкую сошку, свалят все на нее, а сами преступники будут ухмыляться с издевкой.
Ты же читала в газете. Все главные воры на свободе. Лучше я сам займусь этим делом. Спрошу у главврача, может, он что-нибудь знает про того типа, что сидел с Любавой на скамейке. Мне он очень не понравился. Попробую узнать, кто он, чем занимается, по какой надобности оказался в санатории.
Мне кажется, этот тип положил глаз на Любаву. Она ему показалась простачкой, да еще красавицей.
- Алеша, мы с тобой ни в чем не согрешили перед Богом, а он почему-то решил наказать нас…Как сейчас пригодился бы тебе отец… Может, всё пустить на самотек? В чем наша вина, если  откроется что-нибудь из ряда вон..?
Помолчали.
- То, что случилось с вами сегодня, все эти анализы, похожие на американские сцены из киноужастиков, эта дикая сцена  на дороге – всё это не случайно… И сколько еще всякого будет?
- Ты знаешь, мама, что она сказала мне, когда  мы ехали в санаторий? «Любить меня, Алеша, нельзя. Я – девушка-призрак. Я одинока. Я ничья. Я – вчерашний день, который потух сотни лет назад…Ну и что-то еще в этом роде…
Мать и сын вздрогнули. В дверь кто-то стучал, робко, словно извиняясь.
- Стучат!..Неужели еще какой сюрприз приготовили нам? Я окрою, мама…
Алешка вскочил с дивана и решительно направился к двери.
Пауза ожидания…
- Мама! Смотри, кто к нам вернулся!
Ольга Даниловна стремительно приблизилась к вошедшей.
- Любава! Голубушка!.. Живая! Невредимая!.. Господи, где же ты пропадала?! Мы тут чуть с ума не сошли!..
Алешка впервые обнял девушку легким бережным объятьем, хотя готов был затискать ее до умопомрачения, по-мужски грубовато и властно…
Они снова были вместе! И это за сегодняшний сумасшедший день было самым важным и самым радостным событием…

Глава 15

В  уютный кабинет никому неведомой фирмы размашистой походкой вступили два человека.
- Ты Удаву звонил?
- Звонил, много раз…А что толку? К телефону никто не подходит…
- Его там что – бабы к кровати привязали? Сколько натикало?
- Да уже половина десятого…
- Вот урод! Он нам все дело поганит!.. Раньше с ним такого не случалось…
Более высокий по чину командным голосом:
- Ладно, если гора не идет к Магомету…Поехали к нему. На месте всё прояснится…
Мимоходом обронил секретарше:
- Лаванда, если позвонит Удав, пусть не выезжает, а дожидается нас…От телефона – ни шагу!
Двое вышли. Потом двое уехали.
Лаванда мгновенно расслабилась, достала сигарету, закурила и удобненько расположилась на своем стуле.
- Ушли, борзые… Как я их ненавижу! Но они мне платят. И хорошо платят. Можно потерпеть. Есть выгода…По лезвию ножа ходят. И я с ними…
Удав так и не позвонил, зато те двое уже подкатили к его особняку.
- Я же говорил, что задурковал наш подельник. На улице солнышко, а у него везде свет горит…
- В последнее время он на сердчишко жаловался… Не прихватило ли моторчик?
- Да он что, один во всем доме? Не то…
Они вошли через калитку во двор. Тихо. А это что?! Мужской дуэт в недоумении остановился.
На ступеньках входной двери сидели три существа: огромная черная собака, дрожащая,словно от лютого холода, обезьянка-макака. В середине троицы возвышалась огромная желтая свинья.
- Эй, есть кто-нибудь в этом доме? Макарыч, ты живой?! Принимай гостей!..
Молчание. Теперь животины как-то очень робко, совсем неопасно начали приближаться к пришедшим. Бежать или не бежать? Первый вариант был роднее человекам, второй лихорадочно обдумывался, звал к действию, ради которого представители «фирмы» оказались здесь.
На помощь пришел сам зверинец. Собака жалобно скулила, размашисто виляла хвостом и, словно звала гостей в открытую дверь особняка. Макака, эластично оттолкнувшись от земли, уселась на плече младшего «фирмача», чему тот совершенно не обрадовался. А вот свинья…Она плакала, совсем как человек, а звуки, издаваемые желтой махиной, показались прихожанам…очень знакомыми.
- Что за наваждение? Ты слышишь, слышишь? Голос этой пороси похож на голос…
- На голос Катьки-Бабируссы!
Желтая масса мгновенно и радостно отозвалась:
- Я…я…Она – я…
Свинячьи глазки еще обильнее наполнились слезами.
- Слушай, приятель, нам надо сматываться отсюда! Тут что-то такое творится…Уму не постижимо!
- Подожди…Давай в милицию звякнем. Приедут, разберутся…У них есть оружие на худой конец…
Макака, обнимающая за шею «сторонника милицейского вмешательства» еще теснее прижалась к своему избраннику и тоже заплакала…
Потом, увидев в кармане «ленинградки» пачку сигарет, мгновенно достала ее, ловко вынула одну и сунула себе в рот…
- Ты чего, а?.. Курить будешь?.. Ну давай, закуривай…
Мужчина щелкнул зажигалкой, и животина-макака проделала то, что положено. Она тут же глубоко затянулась и выпустила из уголка своего широкого рта тонкую струйку дыми…
- Во даёт!.. Кто тебя, красотка, научил этому баловству, а? Ты, случайно, не из цирка?..
Они звонили в милицию и, поняв, что рыцари правопорядка готовы поспешить к ним на помощь, несколько успокоились.
- Да, но где же все обитатели дома, где хозяин? Может ты, пёсик, знаешь? Ты ведь собачка и должна всё знать…
Пёс Тузик радостно привалился передними лапами к туловищу вопрошавшего, а затем устремился в открытую дверь просторного жилища.
- Пойдем за ним, он что-то хочет показать, насколько я его понимаю…
Люди пошли вслед за собакой, сопровождаемые притихшей Бабируссой и всё еще жадно курящей макакой…
То, что они увидели, окончательно ошеломило их и по-настоящему испугало. Большой черный пёс сидел перед странно извивающейся фигурой, изображенной водой на блестящем полу. Не нужно было иметь богатого воображения, чтобы понять – это была пиктограмма огромной змеи-удава…
- Змея из воды…удав.. Похожа на удава…
Пёс жалобно завыл, устремив человеческие глаза на лица вошедших. Бабирусса, словно ее долго и терпеливо дрессировали, пробубнила о том, чего больше всего боялись «фирмача».
- Это он…наш шеф… она его и всех нас вот так…
- Пошли на улицу! Я тут не могу больше оставаться…Ужас какой-то!..
Кавалькада из людей и животных поспешно устремилась на улицу.
Бабирусса-Катька тихо всхлипывала и тяжело дышала. Новое тело ее совсем не устраивало. Обезьянка гладила ее по щетине, заботливо извлекала из нее пылинки-соринки, а черный Тузик, закинув лапы на лимузин прибывших  человеков, жалобно скулил, резко встряхивал своей шкурой, словно хотел избавиться от ненавистной и чертовски теплой одежды.
Потом он отскочил и быстро помчался к шоссе, словно его ждали. Вскорости подъехала милицейская машина. Знактоки будут вести следствие и довольно скоро поймут – дело это «висяк», не подлежащий какому-либо прояснению…

***
Ближе к вечеру телевидение и радио огорошили обитателей небольшого провинциального городка сообщениями, достоверность которых вызывала явное недоверие. С другой стороны, кинокадры, показанные в телепрограмме, вовсе не казались ловко срежессированными эпизодами. Крупные планы, отдельные детали, панорамы…Всё было четко, документально, весьма правдоподобно… Наконец  - озабоченные лица сотрудников уголовного розыска, их краткие интервью, перебиваемые показом огромной желтой свиньи, черного лохматого пса и вертлявой обезьянки…Увидели телезрители и длинного извивающегося на полу удава, запечатленного непонятно каким способом и с какой целью.
Параллельно говорилось о том, что в окрестностях этого дачного поселка, на трассе, работниками милиции было зафиксировано покушение неизвестных лиц на водителя «жигулей». По признанию пострадавшего, его усыпили с помощью наркотического вещества. Девушка, которая находилась с ним в машине, бесследно исчезла…Сообщались и другие подробности обозначенных происшествий…
Седовласый, представительный мужчина и его жена с особым вниманием слушали тележурналиста.
- Марина, уж не та ли это  красавица, которую мы ночью подобрали на шоссе?Помнишь, она еще говорила, что на них напали и она разделалась с этими негодяями?
- Мне тоже показалось, что речь идет именно о ней. Была она очень странная, вроде как « с приветом». Правда ведь?
- Ты видишь, какие страсти-мордасти преподносят нам телевизионщики? Похоже, что и милиция, и журналисты теряются в догадках и предположениях…Скорее всего, они чувствуют себя совершенно беспомощно…
- Ну и что ты предлагаешь? Помочь им выйти на след красотки, которая живет в голубеньком доме около пруда, заросшего камышом?..
-Да, да, так она говорила…Там она и вышла…
- Ни в коем случае! Выбрось эту мысль из головы! Вот подходящая возможность влипнуть в осень неприятную историю! Ты же знаешь, кто живет в том дачном поселке. Хорошие люди не отгораживаются от людей высокими заборами, не держат вооруженную охрану и всё такое прочее…
- Ладно, ладно. Убедила, уговорила. Ничего не видели, ничего не слышали. И всё же, как ты думаешь: все эти свиньи, собаки, обезьяны – чушь, лапша на уши? А мне кажется, что за всем этим таится какая-то чертовщина….
- Давай не будем об этом.  Не наше  это дело…Ты не забыл, какой сегодня день? Вот именно – воскресенье. Мы собирались за грибами поехать. Так как?
- Можно и за грибами… Глядишь, ближе к вечеру еще чего новенького узнаем. Очень интересное кино получается!

Глава 16

После того, как Любава рассказала о своих ночных приключениях Алешке и его матери, все телевизионные соображения о «странностях» в дачном особняке уже не были для них «странными».
Было просто любопытно – как обыкновенные люди, не наделенные сверхъестественными силами, смогут разгадать суть происшедшего. Очевидным было другое. Сгущались тучи над маленьким семейством Осокиных, готовые в любой момент разродиться смертоносными зарницами молний.
С какой стороны нагрянут новые неприятности – никто знать не мог, но то, что они грядут – сыну и матери было совершенно ясно.
Девушка-тайна стала пугать их, ломая установившийся житейский уклад в общем-то благополучной, добропорядочной четы родных людей.
- Как она, эта, совсем простецкая по своей натуре девушка, смогла расправиться с циничными, сильными и безжалостными похитителями?
Об этом она ничего не сказала, лишь в который раз упомянула имя своего «ангела-хранителя» Ведя и какие-то таинственные силы…Может, оно и так… Но как получились животные из обыкновенных, пусть и очень  скверных, людей? Не было еще такого никогда в реальной жизни!
А не случится ли так, что свой чудодейственный дар она, Любава, однажды захочет использовать во зло добру? Ведь она такая наивная, совершенно оторванная от текущей жизни… Думы, думы…
- Любава, мне завтра на работу…Как ты себя чувствуешь? Не надо ли чего привезти тебе? Я еду в другой город и вернусь через пару дней…
- А как же я? Мне уже не хочется дома быть…Здесь нет ветра, нет запаха трав и деревьев, нет простора…Возьми меня, Алеша, с собой! Помнишь, как нам было хорошо, когда мы встретились на дороге?..
- Пожалуй, я мог бы удовлетворить твое желание… Ты права – дома скучно, тесно, одни и те же лица… Только ведь громыхающая машина, запах солярки, сухие бутерброды и прочие неудобства – всё это не для девушек-красавиц…
Любава весело засмеялась, словно проблемы, о которых говорил Алешка, казались пёстрой «божьей коровкой», ползущей по открытой ладони.
- Алеша ты такой смешной! Разве это трудности? Вместе с мужчинами я часто занималась их работой: ловила рыбу, охотилась на зверя и птицу, тесала топором бревна, из которых потом мы строили свои дома!
Алешка стоял, словно его окатили ледяной водой.
- Любава, ты колдунья! Нет, ты прекрасная волшебница, пришедшая к современному «дальнобойщику», чтобы свести его с ума!
Он взял в свои руки руки смеющейся девушки и сияющими глазами впитывал ее красоту, которая не убывала – а в эту минуту достигла своего апогея!
Ольга Даниловна стала невольной свидетельницей этой чудесной сцены.
- Ах, дети, дети! Глядя на вас, всерьез начинаешь думать, что люди могут быть бессмертными и всегда счастливыми! Что у вас тут, а?
- Мама, Любава хочет завтра поехать со мной! Как ты к этому относишься? Одобряешь или есть другой, не очень подходящий вариант?
Алешка застенчиво улыбался. Ему было хорошо, и выводить его из этого состояния матери вовсе не хотелось.
- А как Любава? Она согласна? Это ведь не загородная прогулка, а утомительное, совсем не комфортное путешествие!
- Мама Ольга, я сама напросилась! Вы отпустите меня? Не волнуйтесь, я сильная и очень надежная. Ничего  с нами не случится!
Это был вариант, который устраивал всех, ибо нежданно стал палочкой-выручалочкой, снявшей, пусть не на долгое время, тягостное нпаряжение. Алешка прекрасный водитель, отлично знает дороги. В конце концов, он довольно сильный мужчина…На крайний случай у него есть оружие, о котором никто, кроме Саньки Жирняка да «мамы Ольги» не знал…
День только начинался, и Алексу очень хотелось куда-нибудь сводить Любаву. Например,  покататься с нею на качелях в парке, сходить на новый фильм или посидеть в кафе…
Любава, наверное, давно забыла вкус мороженого, да и он, Алешка, как-то незаметно вычеркнул это лакомство из своего рациона…В последний момент на всех этих вариантах «приятного досуга» был поставлен жирный крест.
- Потом, не сейчас… У нас еще будет время наверстать упущенное. Нельзя Любаве пока быть на людях после всего, что произошло. Пусть будет около нас. Так надежней и спокойней.
Ход своих мыслей Алешка посчитал вполне логичным. Тем более, что завтра предстоит дальняя дорога и к ее всяким всячествам нужно, по возможности, получше подготовиться. И лучшее к тому средство – хорошенько вспаться. Однако, до вечера было еще далеко, и нужно было как-то «убивать» время…

***
Седовласый, солидный мужчина, в отличие от Алекса, точно знал, как распорядиться воскресным днем.
- (Полина) Марина, я, пожалуй, поеду за грибами с N… Он давно собирался, да машина у него сломалась… Ты побудь дома, отдохни от меня. Мы к вечеру вернемся. Что скажешь?
- А почему, вдруг, созрело такое решение? Может, вы не за грибами собрались, а так, проветриться?..Пивком побаловаться на природе?
- Поля, какое пивко? Я же за рулем буду. О чем ты? Грибов привезем, а с ними и дома можно чем-то более существенным побаловаться!
- Да поезжайте… Знаешь что, возьми с собой оружие. Не дай бог, что случится. И еще, не вздумай разыскивать ту девушку или связываться с милицией!
- Оружие?.. Зачем оно… за грибами едем, а не на разведку!..Ну, если женщина рекомендует, так придется исполнить… Ладно, ладно, успокойся…
Офицер в штатской одежде – уже не офицер. Так может показаться со стороны. Однако, это вовсе не так. Воин и в пижаме воин.
Мужчина взял всё нужное, что требуется грибнику, чмокнул жену в лоб и вышел. Гараж был у дома. Напарник жил по соседству.
Деловой союз быстро сладился, и довольные мужчины, ощутив полную свободу и личную независимость, выехали на дорогу.
- Ну, и как тебе все эти телевизионные репортажи про загадочную дачу и диковинных зверюшек? По-моему, они что-то пытаются провернуть…эдакое рекламное. Потом скажут, что, мол, извините, это была просто шутка…
Офицер в гражданском был иного мнения.
- Наверное, многие так думают, однако смотрят, и с большим интересом…
Помолчал.
… -Знаешь, вчера в один район, ночью, мы с женой подвезли девушку. На шоссе голосовала, неподалеку от этого дачного участка, где произошла вся эта заваруха… Так вот, очень странная была девушка, хотя скажу тебе – писаная красавица… По ее странным россказням я понял, что она имеет какое-то отношение  ко всему вышеописанному.
- А где вы ее высадили? Адрес свой она назвала?
- Нет, конкретного адреса не называла, а вот приметы своего дома, того района, где он стоит, коротко обрисовала…
- Мой совет тебе, Дима – не сажайте вы никого ночью в машину. Сейчас такой народ пошел – ничего хорошего ждать не приходится…Я вот как-то, в прошлом месяце, тоже возвращался домой ночью…
Сосед офицера стал рассказывать историю, которая с ним приключилась прошлым месяцем, ночью…
Внимательные глаза офицера-водителя были устремлены на бегущую дорогу, а правое ухо – посвящалось в особенности происшествия, которому сегодня исполнилось энное число календарных дней.
Внезапно водитель забеспокоился, чуть-чуть сбавил скорость и чаще обычного стал поглядывать в зеркальце, что отражало тыльную часть дороги.
- Вот черт…
- Что там, Дим?
- Представляешь, собака привязалась! Бежит и бежит за машиной…Откуда взялась?
- Чего ей надо…Может, хозяина потеряла? Да, здоровая собачина, черная, лохматая…Такая и волка завалит – глазом не моргнёт…
С минуту ехали молча.
Собака, высунув ярко-красный язык, продолжала мчаться за автомобилем.
- Так… Мне это уже надоело…Давай тормознем и…спросим, чего ей от нас требуется…
Легковушка, чуть съехав с проезжей части, остановилась. Двое мужчин почти одновременно вышли и встали рядом, лицом к приближающейся собаке.
Глаза у нее были злые, но самое удивительное – они в точности повторяли анатомический рисунок человеческих глаз.
- Ну, что привязалась, псина? Под колеса хочешь нырнуть? Говори, чего тебе надо?
Мужчины улыбнулись, но сразу же им стало не до улыбок.
Приблизившись вплотную к водителю-офицеру, пёс…спросил. Да – спросил человеческим голосом:
- Говори – куда прошлой ночью девку подвез! Адрес ее, быстро, иначе всю жизнь инвалидом будешь! Я хочу жрать, и человечина мне будет деликатесом! Понял!...
Мужики обалдели! Такого они не просто не ожидали…Такого вообще не может быть! Говорящая, грозящая человеческим языком псина! А главное – задает ошеломляюще логичный вопрос, будто была  непосредственным свидетелем вчерашнего случая…
- Ты что?... Ты – оборотень!... Пошел вон, скотина! Пшел!..
Пёс предупредительно оскалил огромные клыки. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, и по ней побежали искры…
Люди застыли в испуге и изумлении… Офицер вспомнил свою жену, её совет…Маленький пистолет лежал во внутреннем кармане пиджака.
- Ладно… договорились… Отвезу тебя к той девке. Вот тут у меня ее адрес записан…
Офицер, будто бы собираясь достать из кармана нужную бумажку, вытащил пистолет и почти не целясь, дважды выстрелили в огромного черного пса. Тот яростно застонал, как стонут люди, внезапно получившие нежданный отпор.
- …за что, падла… Ты убил меня…не узнав, зачем ….бежал ..за…
Пёс «не договорил». Его большое тело вытянулось и стало медленно изменять свой облик. Теперь перед глазами испуганных мужчин-грибников уже лежал…человек. Смерть подарила оборотню его первозданный облик.
Такого двум здоровым мужикам видеть еще не приходилось. Благо, на дороге не было проезжающих машин. «Грибники» молнией заскочили в машину и их словно ветром сдуло.
Тузик лежал тихо и уже ничем не мог помочь следствию. Жизнь полна неожиданностей! Не жди их и не устремляйся к ним суетно! Нет такой заповеди среди завещанных нам Иисусом. А зря!

***
Опечатанный дачный особняк жил своей ночной жизнью не так, как в недавние времена. Всякое тут было: и разудалые гулянки, и прелюбодеяния, и тайные посиделки отпетых мошенников. Не было того, что стало…
Бабирусу и макаку оставили в доме, чтобы не сбежали, унося с собой ценную информацию. Собаку не нашли. Убежала…
Около телефона сидел скучающий милиционер. Тут ему назначено ночное дежурство… Тихо, дрёмно, уютно… Не положено на посту всё это. Не положено…А что случится-то, если и подремать чуток? Да ничего! Пришла дрёма и так заботливо коснулась невидимыми пальчиками глазёнок молоденького милиционера…
Дремала усталая и голодная свинья Бабирусса, дремала голодная и усталая Макака, несколько раз «стрелявшая» сигареты у молоденького мента… Он делился табаком и огоньком.  Привык за день, видел уже, на что способна эта чудо-зверушка… Очерченный мелом силуэт удава…Улика, молчаливая, безвредная, а, пожалуй, и не нужна «знатокам»…
Эта невысыхающая картинка…ожила!
Как будто автомобильным насосом подкачивали внизу это плоское изображение. Вот появился объем, вот прошло легкое движение по новоявленному телу огромной рептилии…
Удав! Это был настоящий удав, каких нечасто можно увидеть в естественных условиях.
Дальше? Не было кинокамеры, чтобы запечатлеть то, что было дальше. Эта сцена потеряна для «знатоков» навсегда.
Словно пестрый ручей, устремилась адская змея к лежащим на полу желтой свинье и маленькой макаке. Не прошло и минуты, как обе животины оказались в кольцах зловещего удава!
Глухо пыхтящая свинья, пронзительный визг макаки мгновенно подняли на ноги испуганного «дежурного».
То, что увидели его глаза, совсем не было похоже на сон. Не походило это и на сказку. Надо было действовать вопреки ужасу, охватившему всё тело «караульного» вплоть до мундира. Он стрелял из пистолета, не считая выпущенных пуль, пока не убедился, что жизнь удава закончена отныне и навеки!
Дрожащими пальцами он ухватил телефонный аппарат и стал торопливо набирать привычный номер.
- Алло, дежурный! Витя – ты? Срочно приезжайте в дачный особняк! Тут такое творится! …Я больше не могу тут! Скорее приезжайте!..Скорее!
Молодой милиционер уже много раз видел трупы людей, изуродованных выстрелами, зажатых в смятых машинах, истыканных ножами, но чтобы такое?..
Он собрался выскочить из вестибюля, когда бросил последний взгляд  на всё содеянное…
То, что предстало  его расширенным от ужаса глазам, воплотилось в душераздирающем крике, который вынес на тихий двор несчастный свидетель и участник дикой фантасмагории. Теперь на блестящем полу лежали всего лишь…три бездыханных тела. В тесных объятьях смерти обозначились фигуры «Лойолы», Бабируссы и Чирка. Им тоже было подарено это благо, воспользоваться которым никто из троицы уже не сможет…

Глава 17
…Конечно же, Ведомир мог охотиться совсем иначе. Космические странники наградили его талисманом, сила которого могла положить на поле брани множество самых отважных и сильных витязей… Однако он знал и другое – эту силу нужно применять только в самых исключительных случаях.
В иных же ситуациях он привык полагаться на свою недюжинную силу, жизненный опыт и те знания, которые вложила в его разум чудесная троица.
Вот и сейчас он воспользуется их необходимой частицей, чтобы добыть себе  пищу. И не только себе…
Теперь в избушке Ведомира-кудесника жил…Искорка, которого он спас от своры «данников» и приблизил к себе.
Ведомир приложил палец к губам, давая понять мальчонке, что нужно сидеть тихо…
Молодой олень вышел на маленькую лесную полянку, потянул ноздрями сырой и ароматный ветерок. Люди были в другой стороне этого земного дыхания. Олень, успокоившись, начал щипать траву. Длинная стрела Ведомира коснулась наконечником середины лука и неотразимо понеслась к своей жертве!
- Искра, за мной! – весело крикнул охотник, и подросток, опережая своего опекуна, побежал к упавшему оленю.
- Ведомир, он уже не двигается! Ты великий стрелок! И я, когда чуть подрасту, буду таким же!..
Им было хорошо. Оленю – уже никак…
- Ведомир, тебе жалко его? Он ведь таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…
- Ты, Искорка, прав. Да, жалко, только таков закон, писаный для нас Всевышним. Когда он сотворил человека, он разрешил ему властвовать над всеми животными, птицами, рыбами…
Властвовать разумно…
- А как ты властвуешь?
- Как разрешил наш творец. Никогда не позволяй себе больше того, что надобно тебе…Через много столетий люди, пренебрегающие этим правилом, истребят беспощадно всех лесных, речных и озерных обитателей…
- А кто останется в лесах, в нашем озере?.. Люди умрут от голода? Зачем они себе такую беду сделают?
- Я всё тебе объясню дома, а пока давай нашей добычей с умом распорядимся. Возьмем от нее столько, сколько сможем унести. Потом еще разок нагрянем сюда, а более – не успеем. Волки и прочий лесной обитатель разворует нашу добычу до косточек…
Когда рядом оказался Искорка, Ведомиру стало казаться, что в его жизни, вернее, в церочке его бытия, оказалось то, недостающее, звено, которое лишало его какой-то незаменимой радости, наполняло бы его существование смыслом. Что это – опять знак судьбы, перст  Всевышнего, веление Троицы?..
Они ели вкусное, горячее мясо, сдобренное мелкими крупинками соли, запивали его ароматным бульоном. Жестковатые кусочки хлеба, брошенные в этот бодрящий навар, превращали его в настоящее объеденье, от которого тянуло в благостный сон…
- Ведомир, мои сородичи говорили, что ты колдун. Добрый колдун. Это ведь правда?
- Наверное, им лучше знать. Людей судят по их поступкам…Вот и ты, хоть и не колдун, а настоящий мужчина, герой…
- Ты говоришь так, чтобы успокоить меня… Каково им сейчас, родичам моим… Наверное, они считают меня трусом и предателем, а я только хотел…
- Твои родичи узнают о тебе всю правду…
- Я не о том хотел спросить…Наверное, колдуны знают про всё на свете… Не знаешь ли ты, куда наша Любава подевалась?..Не нашли мы ее нигде… Наша Мать-Большуха из-за этого отраву приняла и померла…
Ведомир положил на голову Искорки свою большую и теплую ладонь. Мальчишке сразу стало спокойнее…
- Не горюй, Икра, о Матери-Большухе.Царство ей небесное! Она была хорошей женщиной, справедливой, доброй, заботливой. Но, видимо, так судьба распорядилась… От нее никуда не спрячешься…
Помолчали.
- А Любава ваша жива, только теперь далеко она от всех нас…Очень далеко. Жива, здорова, прекрасна, как всегда. Более пока ничего тебе сказать про нее не могу. Я ведь не Бог, а всего лишь колдун, каким вовсе не являюсь…
- Неправда! Ты великий волшебник! Кто, кроме тебя, смог бы предупредить моих родичей о грозящей беде? Кто спас меня от злых кольчужников и превратил их в каменные глыбы?..Спасибо тебе за всё, за всё…
Мальчонка обнял Ведя и прижался щекой к его мягкой бороде, как некогда прижимался к теплому плечу пропавшей Любавы…
- А что ты делаешь ночами за этим столом? Зачем вот этим гусиным пером делаешь что-то непонятное?
Ведомир вытащил из сумки чистый листок бумаги.
- Это – бумага.
Искорка осторожно взял непонятную «бумагу» в руку.
- Бумага… тонкая, мягкая..Почему она – бумага и для чего она есть?..
- Почему так люди нарекли ее, не знаю, а вот для чего это великое чудо сотворили мудрые земляне, сказать могу!..
Ведь доступно объяснил бумажную сущность. Обмакнув перо в чернильницу, он крупно вывел слово  «Искорка».
- Вот, видишь, этим пером я написал буками твое имя.
- А свое имя  можешь написать?
- Могу. Вот так оно пишется…
- А я так смогу? Ты меня научишь…это самое..писать?
- Научу, Искорка, обязательно научу. Грамотный человек владеет миром. Когда-нибудь все славяне будут владеть этим искусством…Когда-нибудь…Очень нескоро…
Они говорили долго, пока глаза Искорки не начали прикрываться белесыми ресницами.
- Ложись-ка, милый, поспи. После хорошей пищи только сон самое полезное занятие. А я буду писать. Теперь ты знаешь, что это такое. Давай, спи…
Мальчишку не пришлось долго уговаривать. На широком топчане Ведя его маленькая фигурка совсем потерялась под широкой холстиной.
Ведь подошел к столу, скрестил на груди руки и неподвижно застыл, глядя в никуда.
…Любава, голубка, где ты сейчас? Да хранит тебя Бог и любовь моя!..
Он обратился к таинственной Троице, пытаясь услышать, вернее – увидеть ее обнадеживающие знаки…Талисман молчал.

Глава 18

Ничего не поделаешь. Деловому человеку в современном городе без машины не обойтись. Время – золото. И деньги, а они, как известно, делают нашу жизнь значительно приятнее и разнообразней.
Алешкин «жигуленок» будет в гараже. Пока ему там будет лучше, а его хозяину послужит большая, стожильная машина, которую дальнобойщик-Алекс воспринимал как живое существо. Алекса меньше всего интересовал груз, которым напичкали его «тачку». Он знал, что и куда везет. Рядом был другой объект, которому хотелось отдать себя без остатка…
- Алёша, ты не забыл ту песенку, которую мне пел когда-то? Такая маленькая, но очень милая песенка!...
Алексей улыбнулся.
- Любава, ты запомнила ту мою музыкальную шутку-минутку?.. Так..так..так…А, вспомнил!
- Еду, еду, еду с ней, еду с  Любушкой своей!..
Они весело смеялись.
- А у этой песни есть начало и есть конец…Вот его-то я и продемонстрировал тебе! Эх, если бы всё это оказалось на самом деле и очень скоро!...
- Ты хочешь повторить то,что до тебя повторяла великая толпа людей…Наверное, есть что-то в таком повторении таинственного, непременного… Но люди, как цветы..Не успеют распуститься, а уж надобно увядать, превращаться в прах…Почему так?
- Любаша, ну откуда у тебя такие мрачные виденья!.. Нужно жить, сколько отпущено природой…А какой будет эта жизнь – всё зависит от человека. Верно?
- Ничего от человека не зависит, Алёша…Да и человек на этой земле существо лишнее…Разум погубит его…Человек хочет знать больше своего создателя…Он добился своего, оказавшись перед бездной…
- Любава, ну мы же с тобой еще совсем молодые! О чем мы говорим! Давай, как говаривал Александр Сергеевич, «поговорим о странностях любви»! Вот тема, на которую  я готов с тобой говорить…Да что там – говорить! Если бы ты знала, как я люблю тебя!
Любава улыбалась, стараясь не так долго задерживать взгляд на лице разгоряченного дальнобойщика. Она чувствовала: стоит ей только немного расслабиться, робко откликнуться на Алёшин зов, он остановить тяжелую машину и начнет оказывать ей горячие знаки внимания…
- А этот, Александр…Сердечный…Он колдун? Он знает про любовь всё? К нему нужно поехать… Ты ведь знаешь его избушку?
- Любава, да Пушкин это, Пушкин! Ты что, не знаешь Пушкина?
- Такого у нас не было во всей округе, куда ступала нога моих сородичей…Может, про него мало кто знал?..
Алешкин грузовик мчался по шоссе, параллельно которому, совсем недалеко, поблескивала синяя гладь реки.
- Любава…Тебе, наверное, очень душно  в кабине. Не нужно было тебе ехать со мной… Не для тебя это… Хочешь, остановимся ненадолго, ты сможешь искупаться….Легче будет…Ну, как?
- Ой, Алешенька!..Спасибо тебе!..Я ведь только сама хотела попросить тебя об  этом…Сам догадался!.. Ты тоже становишься кудесником-волшебником!
До ближайшего города было еще достаточно далеко, но Алекс знал, что при хорошем ходе машины они вовремя доедут до гостиницы, где придется заночевать. Только бы  с гостиничными комнатами повезло…
Алёшка приглядел съезд к речке и осторожно направил туда тяжелый «автовагон». Резко «фукнули» гидравлические тормоза, и Алекс заглушил пропахший соляркой горячий двигатель…
Он помог Любаве выскочить из просторной кабины и вместе с ней вплотную подошел к речной прохладе…
- Ну вот, ванна к вашим услугам, прекрасная принцесса! Ты, Любаша, плавать-то умеешь? Без моей помощи обойдешься или мне в телохранители напроситься?
- Алеша, странные вещи ты говоришь! Плавать я научилась раньше, чем начала говорить! Не тревожься…Посторожи меня на берегу… Не бросай свою машину, она может обидеться и не повезет нас дальше…
Любава весело засмеялась.
- Мне нужно вон за ту ивушку спрятаться, чтобы посторонние глаза порчу какую не навели!..Вот здесь и поджидай меня. Я быстренько!
Фантазиям Алешки не суждено было претвориться в реальность. Он надеялся, что они вместе войдут в речку, держась за руки, будут плавать, плескаться друг на друга водой…Да, не будет ничего этого.
Алекс смиренно уселся на траву. Непонятно почему, но желания Любавы он выполнял безропотно, каким бы они ни казались молодому сильному мужчине.
Конечно, Алешка знал, что на Любаве нет купальника, нет тех необходимых кусочков ткани, защищающих от «посторонних глаз» прелести пляжных красоток. Но, бес-искуситель…Он бессмертный проказник и мастер на всякие провокации…
Он увидел Любаву, когда она вышла из-под зеленых ивовых косичек и стремительно бросилась  в тихую речку. Он видел, как она плыла…Уверенно, играючи…но как-то странно, не по-нашенски…Она что-то радостно кричала, смеялась, била по воде ладонями, выскакивая из ее плена, и тогда Алешке смутно виделись ее великолепные молодые груди…. Такими они были на беломраморных греческих скульптурах…
- Эй, чернявый…
Алешка вздрогнул, обернув лицо на голос.
- Закурить у тебя не найдется, а?
К нему подходил уже немолодой цыган. Рядом с ним была цыганка средних лет, одетая так, как одевались все ее предки с незапамятных времен. Алешка, поглядывая на Любаву, достал пачку сигарет и протянул ее просителю…
- Зря твоя краля купается здесь… Всю рыбу распугает, - сообщил закопченный цыган, доставая из пачки сигарету и закуривая ее от спички из собственного коробка…
Цыганка бесцеремонно присела рядом.
- Послухай, голубь сизый…Судьбу свою знать хочешь? Дай руку, я тебе …
- Погоди..Не надо мне гадать…Свою судьбу я сейчас из воды выводить буду…
Алекс хотел уже было подняться и избавиться от вездесущих выходцев из Индии, когда услышал крик Любавы.
- Алеша!...Меня кто-то держит!... Я не могу освободить свою ногу!..
Сердце парня словно опустилось к подошвам ног. Не раздумывая, Алешка во всей своей одежде бросился в реку и, как заправский плывун, устремился к Любаве. Теперь он рядом с ней!
- Любава, что у тебя?.. Что с ногами?
- Алеша, они в чем-то запутались…Веревки или трава…
Алешка более не стал задавать вопросов. Хватив предельный глоток воздуха, он нырнул под Любавино тело…
- Так и есть…Нога запуталась в сеть, - констатировал водолаз поневоле.
Он обхватил ногу Любавы, погладил ее успокаивающе, а сам начал лихорадочно освобождать ее от ячеек тонкой сети…Он рвал их…Нити врезались в ладони и резали кожу…Так…еще чуть-чуть… Сейчас…сей…чаа…с… Готово!..
Алешка вынырнул, хватил ртом воздуха.
- Любава, всё в порядке? Плыть можешь? Плыви, голубушка…Я рядом… Сейчас я  сниму свою рубашку..Так…так…О черт, еще чуть-чуть…Надень ее на себя…Она длинная, а то на берегу какие-то цыгане появились, как снег на голову…
Не без труда облачилась Любава в Алешкину мокрую, липкую рубашку. Медленно, плечо к плечу, подплыли они к берегу.
- Любава, я отвернусь и заслоню тебя, а ты надень платье.
Цыгене молча стояли и внимательно наблюдали за молодыми.
Любава быстро надела свое платье, хотя оно никак не хотело обволакивать мокрое тело… Потом они вышли к цыганам. Алешка своими ручищами выжимал рубаху, в карманах которой, к счастью, не оказалось ничего стоящего…
- Ну вот, накупались..Я же говорил – всю рыбу распугаете. Так оно и вышло…Кто теперь мне за эту рыбу платить будет?
Цыган хитро посматривал на Алекса и его спутницу.
- Кукую красавицу спасал…Подари ее нам…Вон там, видишь, наш табор…В гости зовем вас…
- Я погадаю тебе, сизокрылый… - опять принялась за свое цыганка.
- Спасибо за приглашение…Только мы торопимся, - резко отпарировал Алекс, увлекая Любаву к машине…
- На обратном пути заскочим…Выпил бы с вами, да за рулем – не положено…подойди сюда, цыган…
Алешка помог Любаве забраться в кабину и сам нырнул в ее чрево. Он достал «стольник» и протянул его цыгану.
- Это тебе за порванную сеть..Бывайте здоровы…
Алешка захлопнул дверцу. Резко заработал движок, потом заревел мотор. Машина, словно напуганная только что произошедшим, нехотя пошла на разворот, выбирая дорогу к шоссе…
- Упустили добычу…Можно было бы хорошо погреть руки…Красотка в таборе нам очень бы пригодилась…
- Чума их побери бубонная, - зло и разочарованно подпела ничего не «заработавшая» цыганка-гадалка… Ее спутник снял с уха еще одну сигарету, конфискованную из алешкиной пачки, закурил. Чета из табора пошла на дым кочевого костра.
Алекс и Любава ехали молча, постепенно приходя в себя…
-Если бы ты знала, как я испугался, когда услышал твой крик! А тут еще эти цыгане…Где только ни встретишь этих бестий…Ты согрелась? У тебя всё  в порядке?
- Спасибо тебе, Алешенька… Сегодня ты был моим ангелом-спасителем…Смотри-ка, что это…
Любава дотронулась до руки Алешки. С ладони на колесо баранки капельками сочилась кровь…
- Да ничего страшного… Порезал, пока рвал цыганскую сеть…
- И у меня порезан палец…
Любава показала.
- И у меня кровь…Видишь, вот она…только почему-то она белая…Раньше она была красивая, как у тебя…
Алешка притормозил, переодел брюки, достал в дорожной аптечке йод и бинт, бережно перевязал ее пораненный палец.
Любава погладила Алешку по еще не высохшим волосам.
- Спасибо тебе, Алеша…

Глава 19

Бесконечных дорог не бывает, если, конечно, не обратить их в замкнутый круг. Алексу это не грозило. Он знал, что совсем скоро мелькнет перед его глазами давно знакомый придорожный стенд – плакат, на котором большими буквами будет написано «Добро пожаловать в город….!». И так почти было везде.
Две души, пережившие неожиданную встречу, теперь уже совсем успокоились. Они говорили. О чем? Попробуйте на ходу автомобиля проникнуть в его кабину, даже если вы превратитесь в разумную пушинку одуванчика. Они перекусывали, запивали «сухомятку» чаем из большого термоса (мама Ольга всегда вручала этот незаменимый «самоварчик» своему сыну). А еще  -они, особенно Любава, смотрели по сторонам, что в любом путешествии на колесах почти неизбежно. Человеку требуются впечатления. Без них жизнь становится скучной и пресноватой, как тот колобок без изюминки внутри.
- Еще минут двадцать, и мы прикатим в город, где нам придется остановиться и заночевать…
- У тебя в том городе есть избушка? Там будут гореть восковые свечи и петь свою песню сверчок, от которой так скоро закрываются глаза…
- Любаша, я не знаю, как бы чувствовал себя в такой избушке наедине с тобой… Эх!...А ведь это же вполне может осуществимая идея… Правда, таких избушек мне пришлось бы заиметь почти в каждом городе и поселке, где приходится пережидать дорожные ночи…
- Тогда мы постучим в дверь самого красивого дома…Нас ведь пустят туда?
Она вспомнила роскошный дом «Игнатия Лойолы», который показался ей княжеским теремом и совсем скоро – логовом нечистой силы.
- Попробуем устроиться в гостинице. У меня там знакомая администраторша, много раз выручала меня. Выручит и на сей раз…Вот, как раз, мы подъезжаем к «самому красивому дому», как ты хотела бы…
Сказанное Алексом для Любавы было совершенно непонятно. Это была очередная сцена из бесконечного театрального спектакля, с который ей предстояло ознакомиться и…ничего не понять. В своем восприятии окружающего она полагалась на Алекса, исключив из «экскурсоводов» «хороших человеков» типа «Лойолы», с которым ей, слава Всевышним силам, встретиться уже никогда не придется.
Администратор гостиницы – персона важная, требующая к себе особого подхода, определенного таланта хитрого дипломата, благоприятной мимики лица, приятного голоса и прочее, и прочее…
Когда все эти чары оказываются бесполезными, а ночевать под открытым небом, в чужом городе, желающих не находится, в переговорный процесс встревает…кошелек, который может с этой минуты потерять лишние граммы денежных знаков.
Приятная женщина с кукольной прической и гордым, независимым взглядом. Это ей, своей знакомой, Алекс представился собственной персоной.
- Алеша, я рада снова видеть тебя…На сей раз ты с женой или невестой? Неужели решил провести медовый месяц на колесах своей рычащей зверюги?..
- Миледи, я счастлив увидеть снова Ваше обворожительное лицо, которому лето подарило чудесный, нездешний загар! Была на море? Одна?
Алешка безобидно балагурил, вплотную подступив к самому главному -  а есть ли для них места в гостинице, али нету?
- Познакомься, Света, это моя племянница Любава. В гости к нам приехала! Хороша, правда?
- Приятно познакомиться. Очень красивая у тебя племянница (в голосе администраторши сквозили ядовитенькие нотки искушенного анатома человеческих душ).
- Не знаю, что и делать с вами…Ты, Алешка, нагрянул не в очень удачное время. Три дня назад гостиницу «оккупировала» труппа гастролирующего театра…Честно говорю – свободных номеров нет…Может по отдельности подселю вас на ночь в какие-нибудь номера… Другого предложить не могу… Поверь мне…
Алешка был согласен и на такой вариант. Более того, его заботило обустройство Любавы, и он надеялся, что матерая администраторша предложит не худший вариант…
Та в свою очередь начала листать журнал, где были записаны все, кого приютила крыша одного из самых востребованных заведений российского обывателя.
- Так…Ты, Алекс, пойдешь в номер 115-й. Там поселился старый актер, с которым тебе нужно будет найти «общий язык». Тебе это нетрудно, надеюсь… А вот с твоей племянницей…
Администратор Светлана еще некоторое время изучала фамилии постояльцев, пытаясь изыскать подходящий вариант…
- Вот, попробуем сюда…Идемте, Любаша, я провожу Вас и постараюсь всё уладить…А ты, Алешка, ищи свой номер, устраивайся, а потом спустишься ко мне…
- Любаша, не беспокойся…Я буду от тебя совсем близко…Света – милейшее создание, доверься ей. Она профессор своего дела. Идите, мы еще уидимся…
Администраторша улыбалась. Сколько таких и подобных комплиментов слышала она в свой адрес! Все люди – актеры, и каждый пытался сыграть свою роль как можно душевнее…
Они подошли к двери под номером 19. Администратор Света (Алешка не называл ее отчества, молодил, однако) постучала в лакированную грудь «девятнадцатой».
- Одну минуточку… Кто там?.. Что-нибудь случилось?
Это женский голос из комнаты.
- Ангелина Павловна, это администратор гостиницы беспокоит Вас! Впустите меня, пожалуйста!
Дверь не очень радушно приоткрылась.
- Что Вы хотите, Светочка?.. Я Вас слушаю внимательно!
Выглянувшая из двери женщина имела не более 30 лет. Лицо ее можно было бы отнести к категории красивых, если бы не глаза, которые с беспристрастием рентгеновского аппарата изучали не столько администраторшу, сколько ее спутницу.
-Красавица, молодая, сильная и, пожалуй, не испорченная соблазнами нашей жизни…
Так она думала, с улыбкой всматриваясь в лицо синеглазой Любавы, в ее простенькое платье и совсем не модные туфли…
Администратор что-то говорила о переполненной гостинице, о том, что усталой с дороги девушке негде переночевать эту ночь…
-Вы просите, чтобы я разрешила переночевать в моем номере этой девушке?..Вы знаете, я как-то не привыкла к чьему-то соседству, предпочитая уютное одиночество..Ну, если этой юной красавице не оказывается места для спокойного сна…Сделаю исключение…На одну ночь. Не так ли?
- Да, да, только на сегодняшнюю ночь,  - радостно подхватила Света. – Спасибо Вам, Ангелина» Я знала, что Вы не откажете в моей просьбе…
Та, в свою очередь, очень хотела сказать обрадованной хозяйке гостиницы примерно так:
- Спасибо тебе, баба, за роскошный подарок! Ты преподнесла его очень кстати…
Любава входила в новую роль, налаживала контакт с милосердной незнакомкой, изучая бегло обстановку номера-люкса. На минуту заходил Алешка. Убедившись, что у женщин полный порядок, он пожелал им спокойной ночи и обещал, что зайдет за Любавой рано утром…
- Кто этот молодой человек? Ваш муж, жених, любовник?.. Не стесняйся меня…Давай с тобой на «ты»… По возрасту мы с тобой ненамного расходимся…Ведь так?.. Тебе лет 18-19, пожалуй, а мне всего лишь скоро тридцать…
- Ангелина, ты добрая и очень красивая…Мне с тобой хорошо…Ты спрашивала про Алешу? Он – мой ангел-хранитель…Без него я давно бы затерялась без следа в вашем мире…
- Почему – в «вашем мире»? Ты разве из какого другого мира? Это становится любопытно!..И что же это за мир такой?..
- Этот мир теперь далеко…Там остались мои родичи-древляне, мое синее озеро, мой огромный лес, где я встретилась с Ведомиром, который…
- Подожди, подожди… Я не про сказки, которые ты, наверное, очень любишь? В каком городе и с кем ты живешь, куда едете…с Алешей?
Ангелина взяла цепкими пальцами горлышко бутылки с дорогим «заморским» напитком, налила в рюмки этого рубинового зелья.
- Давай с тобой выпьем за нашу встречу!.. Ты мне, Любава, нравишься, и мне с тобой тоже очень хорошо…
Любава недоверчиво взяла маленький фужер.
- Это что, приворотное колдовское зелье? Запах от него исходит таинственный…Я такого никогда не ощущала…Это нужно выпить всё?
Ангелина засмеялась искренним смехом, ибо Любавина «приветинка» показалась ей настолько естественной, что притвориться такой не под силу даже очень талантливой актрисе.
- Это нужно выпить всё, до дна! Потом еще столько и еще полстолька. Ну и смешная ты, право…И знаешь – ты чертовски красива…Откуда ты такая взялась?
Выпитое вино мгновенно растеклось по всем телесным клеточкам Любавы, чуть затуманило ее мысли, сделало ее бодрее и разговорчивей…
Фужеры звенели еще и еще, прикасаясь друг к другу стеклянными боками…
- Ангелина, а ты кто? Откуда у тебя такое сладкое, колдовское зелье? Исидорка такого никогда не делал и не угощал меня… Оно очень вкусное…
- При чем тут твой, как его…Исидорка…Он что, лекарь-травник, дед твой? Ну, да ладно…Ты куришь?
Ангелина вертела в пальцах сигарету, собираясь обжечь ее кончик элегантной зажигалкой.
- Я не…курю…Это плохо пахнет…Мне чихать хочется…Ты тоже будешь дышать дымом? У тебя тоже внутри костер будет гореть?
Ангелина знала, что выпитое вино не имеет никакого значения для ее состояния. Удивляло ее другое – речь этой странной девушки, ее полная неосведомленность даже в таких мелочах…Женщина еще ближе подвинула свой стул к стулу Любавы и, забыв о лежащей на краю пепельницы дымящейся сигарете, ласково обняла девушку за плечи. Глаза Ангелины стали похожи на глаза хищного зверя, впившегося в тело избранной жертвы. Потом она прикоснулась губами к щеке Любавы. Потом, обхватив ее лицо ладонями, стала осыпать его порывистыми поцелуями.
- Не сердись на меня…я не хочу обидеть тебя…Я только…хочу любить тебя, любить…любить…Идем, я уложу тебя в кровать..Ты устала…Ты ведь, правда, устала…
Любава не сопротивлялась. Более того, поцелуи почти незнакомой женщины были приятны ей, и Любаве хотелось, чтобы Ангелина делала так еще и еще…Сухие поцелуи Матери-Большухи были первыми и последними в жизни Любавы. Однако, от них становилось чуть-чуть спокойнее, а эти…
- За что ты мне даришь свои поцелуи? Я ведь не добрый молодец, я девушка, мне неловко и хорошо…Почему так?..
Любава покорно шла за Ангелиной, так же покорно опустилась на кровать…Она видела несколько затуманенными очами, как та порывисто освобождалась от всей своей одежды, как с такой же настойчивостью стала снимать платье с Любавы…Теперь они лежали совершенно обнаженными. Вино и странные ласки Ангелины сделали Любаву покорной во всем, что требовала от нее эта женщина.
- Ты богиня…ты чудо, которых не видел свет…Я люблю тебя…Останься со мной навсегда… Я пошлю ко всем чертям этих гнусных тварей, мужиков, я буду тебе всем и ты для меня тем же… Я богата, я свободна, я хочу тебя спрятать внутри себя и умереть вместе с тобой…
Ангелина гладила и целовала молодые прекрасные груди Любавы, она покрывала неистовыми поцелуями ее тело, сотворить которое мог лишь Господь Бог….
- Что это у тебя за шрамы?...
- Медведь…
Так продолжалось до тех пор, пока уставшая Ангелина не успокоилась. Она по-матерински обняла Любаву, оставив на ее горячей щеке свои греховные губы…
- Ангелина…это ведь..грех… С нами играет нечистая сила? Но если ты любишь меня, значит, нет в этом греха… Я не знаю, что это… Такого я не позволила бы никому, кроме своего любимого, которого еще не нашла…
- Ты, Любава, совершенно потрясающая девка…я никуда не отпущу тебя и никому не отдам, никому…Какой странный у тебя кулон…Что это? Почему не из золота?..
Они затихли. Ангелина обратила внимание, что дыхание у Любавы очень редкое…Сон вступил в свои права, погрузив двух амазонок в сладкое небытие.
Еще одна сцена бесконечного спектакля подошла к антракту. Всем спокойной ночи!

***
- Любава, вставай, нам пора!
Девушка открыла глаза. Уже рассвело. Тихо. Никакого голоса…Но почему зовет Алекс? Приснилось?..
Любава тихо встала. Она сделала это так искусно, как привыкла на охоте, когда нужно было затаиться или сделать что-то нужное, не испугав зверя.
Одевать было особенно нечего. Только платье, да легкие туфли.
Она подошла к двери. Помнит, как ее открывали…Открыла.
Да, за дверью стоял…Алекс.
- Любава, ты уже собралась, а я только хотел постучать…Ну это даже к лучшему. Не станем будить твою соседку. Пусть спит, а нам пора в дорогу. Идём?..
Как-то неуверенно Любава пошла по длинному гостиничному коридору за Алешкой. Побаливала голова, горело тело, будто прикасались к нему горячими монетами ночные духи…
- Любава, ты спала нормально? Что-то не нравишься ты мне… Уж не захворала ли ты после нашего купания? Ну, вот, голова горячая…Как тебе с такой в душную кабину, а?..
- Ничего страшного, Алеша. Всё пройдет…Машина твоя едет быстро, ветерком меня обдует и всё пройдет…
- А что, вы обмывали с соседкой по номеру свою встречу? Чем она тебя потчевала? Вы что-нибудь выпивали?
- Ангелина давал мне зелье-вино. Оно было сладкое и какое-то странное… Голова у меня почему-то кружилась и очень спать хотелось…
- Вот этого делать было не надо. Нашли бы другое место и другой, более подходящий повод выпить шампанского…Ну, ладно… Ничего страшного…А как она, эта Ангелина? Она тебе понравилась?
- Да, очень понравилась…Только я ей, наверное, больше понравилась…Она говорила, что полюбила меня…
- Ну, кто бы в этом сомневался. Такую, как ты, нельзя не любить…
Завершив необходимые формальности, Алекс поблагодарил администратора Свету за всё хорошее и обещал «не остаться в долгу».
- Спасибо вам, Света! Как бы я хотела отблагодарить вас за вашу сердечность…Жаль, что нету у меня для вас никакого подарка!..
- Ничего, не переживайте! Вы ведь не в последний раз у меня. Свои люди – сочтемся! Счастливого вам пути!
И вот он уже, этот самый путь, покорно течет под колеса Алешиного автомобиля. Он коротко рассказывал Любаве о старом актере, с которым пришлось ночевать. Любава рассеянно слушала Алекса, уловив лишь, что тот актер – очень интересный человек с очень интересной биографией…
- Любава, ты меня не слушаешь? Тебе и впрямь нездоровится? Вот, открой термос, налей себе горячего кофе… Это поможет. Есть не хочешь? Могу предложить бутерброд с сыром или колбасой…
- Не думай об этом, Алёша…Вот…кофе, я выпью. От него голова не будет болеть?
- Да нет, от кофе никогда ничего не болит, а желудку бывает приятно. Пей! Потом и я последую твоему примеру. Ты поднесешь мне чарку кофе?
- С радостью! С тобой  так спокойно мне, как ни с кем. Может только с мамой Ольгой еще лучше мне….Как там она, без нас…
***
Ангелина  проснулась…Не открывая глаз, она протяжно потянулась всем телом, которому сегодня было необыкновенно легко!
- Любава…ты мне вернула молодость…Теперь мы одного возраста…Ты понимаешь меня?..
Женщина откинула руку в ту сторону, где должна была находиться Любава…Никого!
Ангелина вмиг обрела реальность, а ее открытые глаза не увидели рядом ничего, кроме скомканного валика простыни…
- Ушла..Ушла!... Когда ушла…Сколько сейчас времени?..
Ангелина бросилась к телефону и позвонила дежурному администратору.
- Скажите…мужчина и красивая синеглазая девушка не покидали гостиницы?.. Как давно это было?.. Минут двадцать назад?..Нет, нет, ничего не случилось…Спасибо!..
Еще минуту назад безмерно счастливая женщина теперь была похожа на загнанную волчицу. Она металась по комнате, лихорадочно хватая разбросанную одежду, пыталась втиснуть в нее мятежное тело…
- Уехали…Втихаря смотались!.. Ну, нет… Еще не вечер…а я не такая дурра, чтобы просто так терять найденное сокровище…Погоня в горячей крови…пуля в нагане…Это про меня… Ну и кино!
Ангелина с грохотом закрыла дверь своего номера и побежала по коридору, направляясь во двор гостиницы, где стоял ее автомобиль.
- Давай, «Вольвочка», помогай своей хозяюшке…Обокрали нас…Будем догонять вора!
***
Примерно, двадцатый километр отделял  махину Алекса от города, где ночь остановила их для ночлега…
Погода испортилась. Моросил мелкий дождь, напоминая о том, что последний месяц лета – это уже не лето, а последний ласковый привет праздника солнца. Дорога блестела, как спина исполинской анаконды. Алекс уже несколько раз пользовался услугами «подхалимов» - резиновых щеток, что услужливо смахивали с ветрового стекла мутные струйки дождя…
- Любаша, расскажи мне что-нибудь…О чем сама пожелаешь…А хочешь, мы музыку послушаем? Ты какие песни любишь?
- О чем я могу рассказывать тебе…У меня есть только прошлое, совсем непонятное ни тебе, ни кому-либо…Есть маленькое настоящее, которое выглядит совсем не так, как я надеялась…Грустно мне, Алеша…А песен ваших я не понимаю, а свои вспоминать не хочется…
Один известный психолог-австралиец говорил так: «Ощущение счастья гнездится внутри каждого из нас. И если опираться на здравый смысл, можно легче воспринимать превратности судьбы, с юмором относиться к временным неприятностям или неудачам». Эти советы сейчас вряд ли нужны были хмурому Алексу, внезапно ощутившему всю тщетность земных дел, их суетность и никчемность.
- Зачем всё это? Эта дорога, эта тяжелая машина, совершенно непонятная ему девушка-спутница, которая не подает ему никаких надежд на скорое счастье…Чего мы ищем, куда гоним бумажный кораблик своего естества по незатихающему штормовому океану бытия?..
- Любава…Мне кажется, что нам необходимо выяснить самое главное, иначе наша жизнь превратится в сплошной кошмар…
- Говори, я буду внимательно слушать тебя и, если что-то будет в моих силах, обязательно помогу тебе…
Алексей намеревался выяснить отношение Любавы к нему, нравится ли он ей и согласится ли она, Любава, стать его женой и быть…
Намерения пришлось отложить.
Алёшка, заподозрив недоброе, вынул из укромного местечка пистолет и положил его на сиденье.
- Что это – твой талисман? Покажи мне его, дай подержать…
- Любава, это не талисман, а средство защиты, которое нам может очень скоро пригодиться. Брать его в руки могу только я. Тебя он может больно укусить…
Алекс плоско шутил, наблюдая за преследующей их иномаркой.
Вот она легко прибавила скорость, пронеслась мимо Алешкиного «тяжеловоза» и остановилась впереди на очень опасном расстоянии.
- Любава, придется не минутку тормознуть…Из кабины – ни шагу! И лучше всего пригнуться тебе и не выглядывать в окошко. Поняла?
Она ничего не поняла, но послушно выполнила просьбу дальнобойщика.
Алекс видел, как из салона «вольво» стремительно выскочила та самая женщина, в номере которой ночевала Любава. Это его несколько успокоило.
- Видимо, что-то хочет сказать Любаве или что-то передать…
Он вылез из кабины и сделал несколько шагов навстречу приближающейся особе. Не доходя нескольких метров, Ангелина остановилась.
- Ну, вот что, ангел-хранитель…Сейчас ты выпустишь из кабины девушку, которая принадлежит мне… Я дам тебе пачку «зеленых», и ты уедешь своей дорогой…Сделай это быстро! Слышишь – сделай это быстро!
В руке женщины был пистолет, готовый без раздумья выполнить волю своей хозяйки.
Алекс прикинулся, что всерьез относится к сделке. Пауза…
- Зайди с той стороны…Я выпущу девушку..А ты, если не дуришь, бросишь мне на сиденье свою пачку…Идёт?
Женщина ангелина успела сделать только первую из предложенных  Алексом процедур.
Дорога освободилась.
Мотор работал четко…Дальше шло по сценарию Алешки. Он резко тронул с места грузовик и, набирая скорость, помчался по мокрому шоссе.
Далее он видел, как женщина вновь забралась в свой автомобиль, и погоня возобновилась.
- Алеша, это же Ангелина! Чего она хочет? Зачем догоняет нас?
- Помолчи, Любава…Не сейчас…
Алекс размышлял о том, что делать дальше. Он понял намерение коварной женщины, и нужно было найти способ – как избавиться от вооруженной амазонки.
Он мог бы расплющить, как консервную банку, автомобиль хищницы, чуть-чуть повернув в его сторону свою многотонную «тачку-кормилицу». Но это уже убийство со всеми вытекающими последствиями.
Не останавливаться, гнать на «всю железку» до первого поста ГАИ…Там видно будет, что делать!..
Однако, совсем скоро показался мост через маленькую речку, с ажурными перилами и совсем невысокий. Алекс погнал рефрижератор по середине моста. Мчавшаяся иномарка резко тормознула, ее занесло в сторону бросило на перила…В следующее мгновенье легкая машина, словно птица с подрубленными крыльями, устремилась в реку…
- Останавливаться нельзя…На дороге пока никого…Никаких благородных поступков, Алекс! Это тебе будет слишком дорого стоить! Вперед, вперед, черт подери! Я становлюсь гладиатором…

Глава 20

Небольшой город, где жил Алекс, бурлил слухами, от которых его обыватели стали глухо запирать двери своих квартир.
Заметно прибавилось забот у милиции, а журналистская братия была в восторге! Еще бы – таких событий в их провинциальном царстве еще не было никогда!
В центре всеобщего внимания стал дачный особняк «Лойолы», куда наезжали спецмашины врачей, милицейских работников, разномастные «банки» с надписями «Пресса», «Телевидение».
Анализируя происшедшее, многие всерьез допускали мысль о том, что их город посещали инопланетяне в образе людей. Слишком сложным, почти невозможным, для восприятия было то, что произошло с бывшим хозяином дачного особняка и его близким окружением.
Недавняя огромная черная собака – исчезла, как исчезла желтая свинья и вертлявая обезьяна, имевшие, по словам очевидцев, явно выраженные человеческие особенности и привычки. Зато снова была вместе компания, носящая при жизни совсем не людские клички: Тузик, Чирок, Бабирусса и, наконец, Удав.
Опознать трупы этих людей не составляло труда, ибо типы эти имели большое количество знакомых, чаще всего причастных к проделкам разных финансовых афер и махинаций.
Героем репортажей местной прессы стал молоденький милиционер, который своими глазами видел ужасную сцену расправы настоящего удава с желтой свиньей и обезьяной…Однако, скоро он был отчислен из органов милиции. Врачам не удалось до конца вернуть несчастному то, что называют нормальной психикой. В разговоре он часто отвлекался на посторонние темы, смеялся над совсем несмешными вещами, умолкал, словно к чему-то прислушивался, а потом, ни к кому не обращаясь, часто говорил:
- Дремать нельзя. Служба есть служба! Помогите мне, кто как может!..
Дотошные сыщики и криминалисты, прислушиваясь к мнению местных уфологов, тем не менее имели дело с трупами реальных людей. Правда, в момент их обследования патологоанатомы сделали сенсационное заявление.
- Кровь у всех умерших совершенно неестественным образом была…белого цвета с примесью мельчайших частичек неизвестного металла…
Главный санаторный врач, обследовавший со своими коллегами Любаву, был всерьез озадачен, узнав из прессы о такой сенсации…
- Белая кровь…белая кровь…Да, да…она была у той девушки-красавицы, которую привозил к нам некий Алексей Осокин…И что же из этого следует? Она имеет отношение к той самой кампании, что взбудоражила весь город?
Что может их связывать и что мне следует предпринять в такой ситуации?.. Однако, я врач, и обязан хранить в тайне все данные… Особенности организма той милой девушки не грозят устоям государства и не приближают их к разорению… Надо подождать и, пока – никому ни слова. Впрочем, не помешало бы встретиться с молодым Осокиным и поинтересоваться, как чувствует себя его родственница. Вот так…
Небезызвестные «грибники» - солидный офицер и его ближайший сосед – чувствовали себя совершенно иначе.
Их преследовал постоянный страх. Казалось обоим одно и то же: вот сейчас распахнется дверь, в их комнату ворвётся огромный злобный пёс и, оскалив зубы, задаст всё тот же леденящий душу вопрос:
- За что, падла, ты убил меня, так и не узнав, зачем бежал вслед за вами?
На экране телевизора оба они узнали рожу Тузика, которая прояснилась вместе с телом после убийства черного пса!.. Женам своим они ничего не рассказывали, но от этого становилось еще тяжелее.
Обратиться в милицию, выложить сыскарям вс ё, что им известно, значит сознаться в убийстве. Но кого они убили? Собаку! Но собака после гибели стала…человеком, одним из тех, кто хорошо был знаком с владельцем дачного особняка. Они решили сходить в церковь, помолиться и ограниченно покаяться в содеянном. Сходили, покаялись, неумело помолились, чуточку успокоились. Ненадолго…Чтобы избавиться от своего состояния, описать которое «грибники» не могли, как ни пытались, они решили…разыскать «голубенький дом со множеством окошек», о котором рассказывала офицеру синеглазая ночная красавица.
Мужчина запомнил место, где они расстались с загадочной незнакомкой, что значительно облегчало поиск, сулило его положительный результат. Это был лучший вариант – избавиться от колдовской напасти, вернуться к прежней, нормальной жизни и наконец-то узнать от странной попутчицы тайну происшедшего.
Ехать пришлось недолго. Вот тот самый пруд, заросший по берегу камышом и склоненными к воде ивами. Вот дома, похожие друг на друга, как близнецы-братья…Ни о каком «голубеньком доме» речи быть не могло. Все эти «штамповки», возведенные с предельной экономией средство более 30 лет назад, имели одинаковую окраску, словно их окунули в слабый раствор, приготовленный из дубовой коры…Голубым цветом здесь были окрашены лишь немногочисленные скамейки у подъездов, чудом уцелевшие от ночных, а потому особенно храбрых, вандалов.
- Скорее всего, та девица ввела нас в заблуждение…Видимо, вела свою собственную  игру, в которую посторонних втягивать не собиралась… А с виду такая милая, такая обаятельная…И слова на прощание  сказала очень необычные, какие сейчас и произносить разучились…»Я хочу, чтобы вы жили вечно»…
С такими мыслями ходил между домами солидный мужчина-военный, мундир которого так заинтересовал Любаву в момент той встречи…
Пройдя ряд разностильных гаражей, испещренных «автографами» представителей  «самой читающей нации в мире», мужчина вернулся к своей машине. Теперь мучившее его беспокойство, страх и неудовлетворенное любопытство как-то сами собой улетучились.
Нет голубого дома – нет прекрасной незнакомки вместе с ее странностями…
Нет ничего, что было, да сплыло…
Робкий дождик, который объявился с утра, уже понял свою неуместность и, уступил место широким синим проемам в небе, через которые проникали бодрящие лучи августовского солнца…
- Хорошая примета! Значит, всё будет нормально, - подумал военный и, нырнув в чрево своей легковушки, медленно укатил из страны призрачного «голубого дома».

***
В это же самое время Ольга Даниловна бережно выставляла на балконе горшочки с цветами.
- Подышите, мои красавчики… Наслаждайтесь последней благодатью лета…Воздух-то какой! Чудо!
Она смотрела на знакомый пейзаж, от которого хотелось улететь, убежать, уплыть за тридевять земель и которому благодатный день не смог прибавить ничего нового, ничего примечательного…
Кто-то звонил. Ольга Даниловна быстренько покинула свой наблюдательный пункт и устремилась к трезвонящему аппарату. Напомнил о себе главный санаторный врач. Интересовался, как чувствует себя его недавняя пациентка, дома ли Алёша, с которым ему хотелось бы переговорить…Ольга Даниловна, вспомнив просьбу сына, не стала делиться с далеким собеседником достоверной информацией.
- Любаву мы проводили домой. Она чувствовала себя превосходно…Алеша в командировке и вернется через несколько дней. Когда вернется, обещала передать просьбу медика сыну. Он непременно созвонится с ним…
Маму Ольгу почему-то совсем не обрадовал этот нежданный голос, голос человека, который совсем некстати оказался владельцем тайны Любавиного организма, его странностей, его аномалий…
- Что замыслил этот доктор? Почему интересуется состоянием Любавы и что хочет выспросить у Алеши? О, господи! Куда ни кинься – одни сплошные загадки и тайны…Надо нам всё это?.. Скорее бы эта Любава покинула нас…Девушка она милая, и жаль её, только с ее появлением всё  у нас с Алешкой пошло вкривь и вкось…Что нам с нею делать дальше-то?
Ольга Даниловна сокрушенно вздохнула и снова пошла на балкон, будто там находилась та самая подсказка, которая изменит их жизнь, обратит ее в спокойное русло. Назрел откровенный разговор, после которого нужно было ставить точку.

***
Ангелине повезло, хотя ее изрядно помятая иномарка так и осталась в реке «до лучших времен». Сама «погонщица» отделалась ушибами, ссадинами, порезами и предстала перед сотрудниками милиции в весьма плачевном состоянии. Потом была машина «скорой помощи».
Город с гостиничным номером был недалеко, и у каждой его службы, задействованной вокруг пострадавшей, будут свои заботы, проблемы и прочее, непредвиденное и необъяснимое…


Глава 21

- Ведомир! Я тебя жду!.. Выходи же…
Искорка  сидел на корточках перед муравейником и озорными глазами рассматривал шустрых, неустрашимых букашек. Вот он положил опавший листик на их норку. Кусачие вояки засуетились пуще прежнего. С гневом и отчаянным упорством они повели войну с нежелательным препятствием. Десятки хитиновых челюстей вцепились в кромки листа и, не прошло и минуты, как он был решительно отторгнут от «центрального» входа, истоптан и назидательно искусан хитиновыми челюстями.
- Ну, вот и я….А ты, никак, муравейник разрушил?
- Нет, не разрушил…Я только листиком их норку закрыл…Они его мигом стащили!..Вот молодцы, правда?..
- Муравьи, Искорка, букашки занятные. За ними можно наблюдать без конца и понять много интересного и полезного… Нам в ту сторону, пошли…
Благородный колдун и шустрый мальчонка бодрым шагом устремились в чащу леса по едва заметной тропинке, проделанной бесчисленными шагами Ведомира.
Они шли на свиданье к озерному поселенью, где у каждого из них были свои дела и заботы.
Перво-наперво нужно было  выяснить, что с ним стало  после визита «данников», как теперь живут поселяне, что намерены предпринять.
Ведомиру предстояло определиться с Искоркой. Как с ним быть, где ему жить да быть…
Вот она, маленькая полянка, где они встретились с Любавой, вот упавший ствол березы, на котором они сидели, и Ведомир рассказывал синеглазой красавице о своей загадочной жизни…
Мудрый ведун знал, что в новом мире Любаву будут подстерегать многочисленные сложности, зачастую грозящие ей опасностями. Знал Ведомир и то, что великая сила Троицы, сконцентрированная в неброском талисмане Любавы, поможет ей преодолеть эти опасности. Знал мудрый старец и то, что чувствует девушка-древлянка, попавшая в  человеческую обитель совершенно ей непонятную и чужую…
- Как бы мне хотелось снова взглянуть в ее дивные глаза, прикоснуться к ее теплой руке, сказать ей о том, чего не мог сказать раньше, дабы не быть посмешищем юной красавице…
Ведомир был обыкновенным человеком, которому были присущи все те чувства, которыми наделил Господь всех своих чад… Он не был колдуном! Он был заколдован и наделен могучей силой, которую вложила в его тело и разум чудесная Троица…
- Ведомир…Ты чего остановился-то? Устал?.. Нам идти уже совсем недалече… Хочешь, давай посидим вот на этой березке…
Искорка, не дожидаясь согласия своего спутника, легко уселся на стволе и весело улыбался.
- Не устал я, Искорка…Так…задумался немножко…Давай посидим чуток… Хочешь, я перекусить тебе дам, если проголодался…
- Есть  мне не хочется…Вот если  бы молочка сейчас…
Внезапно лицо мальчонки стало серьезным.
- Ты, Ведомир, в село наше идти не боишься? Вдруг там «кольчужники» или еще напасть какая?..Чего делать-то будем?..
- Если бы имелся во мне страх, не повел бы тебя к родному крову… Чувство страха мне неведомом, а раз  так, то и тебе бояться не стоит.
- А ты совсем не старый! Вон какой высоченный да сильный! И ходишь ты легко, как молодой…
Искорка улыбался, глядя счастливыми глазами на  Ведомира.
- Ну, пойдем, однако!
Ведомир  шутя потрепал волосенки на голове Искорки и, словно пушинку, подтолкнул его широкой ладонью…Вот он,  приозерный  поселок…Совсем недавно здесь текла мирная, независимая от всего мира, жизнь. Были тут люди со своими делами и заботами, с радостями и печалями…Были…
Тихо….Никого! Конечно, человек для живой  природы – подарок не из лучших. Не щадит он ее, обирает, как посчитает нужным…Придет время – оберет окончательно и ощутит свое полное сиротство в каменном частоколе своих жилищ… Все это так! Но почему без человека природа кажется такой сиротливой в своей красоте и величии?
Глядя на опустевшие дома, Ведомир знал, что через многие столетия придут сюда совсем другие люди – высоколобые, с хитрыми инструментами и приборами. Они будут копать эту землю и найдут остатки этих жилищ, и нарекут их «жилищами человека Древней Руси». Они с уверенностью будут утверждать, что эти самые «древние» жили убого, примитивно, заботясь лишь о своем пропитании и продолжении рода.
Опередив Ведомира, Искорка промчался по всем домам, наскоро обследовав внутренности некогда родных жилищ… Теперь здесь мало что напоминало  о том, что когда-то кипела жизнь, суетились люди, родные по духу и плоти…Мальчишка медленно подошел к молчаливо стоящему старцу и, уткнувшись в его протянутые ладони, сиротливо заплакал…
- Нету… никого нету… Где мама, где отец?.. Куда ушли все… Как мне теперь без них…Куда мне… без них…
- Ну, полно, полно… Слезами горю не поможешь…Одно скажу тебе, Искра – не погибли твои родичи, живы батюшка с матушкой…. Разделилось ваше племя на части…так им легче начать новую жизнь…Нельзя им сюда возвращаться, потому что вернутся сюда те, кому знать надобно – куда подевались данники…
Молча они подошли к чистому, прохладному озеру. Умыли свои лица, попили…Посидели, глядя на окружающую красоту, радоваться которой будут нескоро.
- Долговязика тут убили…Стрелами…Он был сильный и добрый…
Ведомир заметил, что от всего пережитого, от сознания полной безнадежности, неутолимого горя, свалившегося на хрупкие плечи мальчонки, он будто постарел, торопливо повзрослел, раньше положенного природой, расстался со своим детством…
- Ведомир… Ты меня не бросишь?.. Я очень скоро вырасту, буду как ты – большой и сильный… И помогать тебе буду до самых твоих последних дней…
Мудрый колдун улыбнулся, и его улыбка сказала Искорке больше всяких утешительных слов и обещаний…
- Да не переживай ты, чадо горемычное! Не брошу тебя и никому в обиду не дам!
Ведомир помолчал, что-то обдумывая…
- Где теперь эти несчастные? По дремучим лесам искать их – дело долгое… Помогите мне, силы всесильные, дайте ту дорогу, что приведет меня к тем, которые оставили эти жилища…Не за себя прошу – чаду помочь хочу, вернуть его родителям…
Талисман на груди Ведомира застрекотал далекой цикадой, мелкие иголочки закололи могучее тело…
Невольно Ведомир повернулся, и что-то легонько подтолкнуло его в дорогу…
 -Пошли, Искорка! Мы отыщем твоих родичей! С нами чудесные силы, доверимся им!..
Теперь они мало принадлежали себе и отдали себя во власть необъяснимой силы. Оба шли молча.
Ведомир крепко держал за руку Искорку, словно передавал ему необходимую частицу той энергии, которую получал от космического талисмана. Шли они обычными, размеренными шагами, но деревья гораздо стремительнее проскакивали мимо них, а весь предстоящий путь оказался во много раз короче…
- Стой!..
Всего одно слово прозвучало за спинами путников, но оно срывалось как стрела, пущенная метким стрелком…
Через минуту Ведомир и Искорка стояли в окружении людей, лица которых говорили обоим – они нашли тех, кого искали.
- Так…Опять колдун! С какой вестью идешь ты теперь, добрый человек?
Вопросы задавал Оляпка, муж той самой Феклуши, что «ждет первенького ребятенка»…
- Смотри, Оляпка… Искренок появился!.. У, змееныш ядовитый! Продать хотел весь род свой! Ну-ка, поди сюда!..
Мужик стал подходить к стоящим…
- Подожди, вольный человек! Не змееныш он ядовитый! Вы им еще гордиться будете! А луки свои – опустите. У меня нет оружия. Лучше проводите к своему новому становищу. У меня есть для всех вас хорошая новость. И не одна!
Четверо мужиков, посланные в дозор, без возражений выполнили волю Ведомира.
- Идем, коли с добром к нам. Колдуны – люди переменчивые… За добром у них  зло в запасе…
Оляпка ворчал, искоса поглядывая на Ведомира. Очень скоро и дозорных , и двух пришельцев обступили бывшие сельчане приозерного селенья. Они узнали и старого колдуна, и, конечно же, Искорку. Ведомир не отпускал руку Искорки, боясь, что его могут отделить от него и устроить расправу «за его злое предательство».
- Вольные древляне! Судьба снова свела нас. Однако, на сей раз хочу обогреть ваши сердца радостными известиями. Те, что приходили с разбоем в ваше поселенье, теперь навсегда сгинули в болоте, куда заманил их ваш отважный Искорка. Они погибли на моих глазах. Думаю, что новые «данники» явятся нескоро! Пора вам возвращаться в обжитые места, к синему озеру. Но, хочу дать вам совет, последний, поскольку больше нам никогда не свидеться, ибо ухожу в другие края… Рано или поздно вас все равно обнаружат княжеские дружинники. Вам надо смириться и откупиться от  них данью немалой. Будьте покладисты, но хитры. Кончилась древлянская воля. Скоро придет конец и нашим богам. Но жизнь продолжается, и ее истребить невозможно. Я вам сказал всё.
- Ну, Искорка, ступай к своим родичам! Будь счастлив, силен и смел!
Ведомир легонько подтолкнул мальчонку, и тот кинулся в толпу, на передний план которой протиснулись его родители. Толпа оживленно гудела. Ведомира благодарили, кто-то пытался поцеловать его руку… В эти минуты Ведомир был прекрасен. Он слегка поклонился и, повернувшись, широко зашагал в обратный путь. Однако, через несколько минут догнал его Искорка.
- Ведомир! Не уходи от нас! Мы любим тебя… Мы все просим тебя остаться с нами!..
Искорка прилип к телу могучего старца и вот-вот готов был разразиться неутешным плачем.
- Не печалься…Все у тебя будет хорошо! И вы без меня своим умом проживете. Жизнь подскажет, что да как надумать… Беги, беги к своим! Прощай!..
Талисман уводил Ведя из далекого-предалекого мира, который казался ему ярким сном. Он уходил из него. Уходил навсегда…

Глава 22

Так тяжело на сердце не было у Алекса еще никогда, разве только в те дни, когда хоронили они с матерью своего Осокина-старшего…
Возвращаться прежней дорогой ему не хотелось. Мало ли что опять может там приключиться! Эти цыгане, эта ненормальная Ангелина…Интересно, как у нее дела… Жалко, конечно, что всё так скверно получилось…
Но, самое печальное заключалось не в этом. Алешка чувствовал, что скорая разлука с Любавой  - неизбежна. Человеку свойственны предчувствия, и проявляются они со всей остротой именно перед роковыми эпизодами жизни.
Любава дремала, хотя постоянно приоткрывала глаза и без всякого интереса смотрела в ветровое стекло или на фигуру Алекса.
- Всё… Это конец… Я не могу больше злоупотреблять терпением и великодушием этого человека… Ведь он мне ничего не должен, ничем мне не обязан… Всё – наоборот…Он молод, он, наверное, уже успел полюбить меня…А что я?.. Что я дала ему, кроме сложностей, тревог и огорчений?..
Более того, я уже не раз подвергала его жизнь смертельной опасности…
- Алекс, ведь правда?..
- Что «правда», Любава? – не понимая вопроса, спросил несчастный дальнобойщик.
- Скажи, ведь до того, как ты встретил меня на дороге, ты, неверное, любил какую-то девушку? И, может быть, собирался жениться на ней?..
- Девушки, девушки…Были девушки у бедного дальнобойщика Алешки… Любви не было, понимаешь? Я любил  - меня не желали, меня заманивали в любовные сети – я не заманивался… А теперь…
Алекс замолчал. Лицо его стало грустным и обиженным, словно очередная «дама сердца» отвергла его притязания…
- Знаешь, я хочу тебя попросить об одном одолжении: когда будем подъезжать к тому месту,  где ты нашел меня, выпусти меня из «тачки-кормилицы». Я хочу побыть одна и решить свою судьбу…Ваш мир жесток и полон пороков. Здесь очень трудно жить хорошим людям… Вот ты, Алеша, разве радуешься своей жизни, разве не гнетет тебя дорога, которой не видно конца?..
Правда, мое время было совсем не лучше твоего, иначе Ведомир не привел бы меня сюда… Привёл – и забыл… Мне нужно уходить, как ушла Матушка-старшиха…
Любава затихла.
Алёшка смотрел на ее прекрасное лицо, и ему хотелось плакать, кричать, направить свою железную колымагу на какой-нибудь крепкий столб!..
Что же это? Откуда она, эта Любава? Из прошлого? Из далекого прошлого? Но этого не может быть! Какие к черту фантазии! Чудес не бывает!.. Тогда кто же около него? Кто?!
Алешка остановил машину. Теперь он делал это гораздо чаще, чем за все минувшие годы, вместе взятые.
- Скажи мне, у тебя есть где-то родной уголок, где тебя примут с радостью? Я доставлю тебя туда и никогда не напомню тебе о свеем существовании!
Алешке показалось, что его синеглазая пассажирка на минуту погрузилась в глубокий сон. Так оно и было!
Голос, тихий, далёкий, совсем необычный и очень знакомый.
- Любава…Потерпи еще один день. Всего лишь – один день. До встречи, голубушка. Час ее обозначен всевышней силой!... Всевышней силой… все…вы…ней… ..ней…
Далекий, глубокий вздох…Тишина…Звонкая тишина…
Алешка наклонился к девушке «из дальнего далека». Широкой, загрубевшей от баранки ладонью он ласково провел по густым волосам Любавы, как зачарованный или окончательно спятивший с ума, прикоснулся губами к ее чистому лбу…Это всё, что мог ему позволить околдованный старец по имени Ведомир. То, что он позволил Ангелине, для Алекса было запретным плодом – отныне и навсегда…

***
Сердобольные гаишники вызволили из речки помятое «вольво» Ангелины и доставили туда, где обычно стоят у них подобные «банки». Нет смысла вникать в довольно банальные житейские коллизии…
Ангелина была человеком состоятельным, и дело уладилось быстро и без лишней волокиты. Никому не пришло в голову искать на илистом дне речушки потерянный Ангелиной пистолет. Обычное дорожно-транспортное происшествие без особых последствий.
На больничной койке Ангелина долго задерживаться не собиралась. !Её люди» уже знали о случившемся и ждали только приказа своей «хозяйки». Всё происшедшее проносилось в ее памяти, как фантастическая картина, основой которой, всё же, была реальность.
- Какую красотку упустила, дура… Кто знал, что всё так получится…
Ангелина еще при беглом осмотре Любавы наметанным глазом и умом предприимчивого бизнесмена оценила перед нею экспонат. В ближайшем будущем она видела эту необычную девушку в шикарном наряде. Она знала, что на нее будут устремлены сотни… да что там сотни – тысячи и тысячи жадных глаз!
Прекрасный товар стоит больших денег! Подиумы, обложки престижных порнографических порножурналов, зарубежные турне, конкурсы, премии, деньги и еще раз деньги! Она, Ангелина, будет везде рядом с этой синеглазой красавицей! Они потеснят с прибыльного Олимпа всяких Кемпбелл и прочих «звезд». Они будут первыми! Пер-вы-ми!
Ангелина не фантазировала. Она знала, что все это вполне реальные перспективы. И вот теперь… Впрочем, еще не всё потеряно. Она найдет этого парня-водилу, а значит и эту девушку, которая неизвестно кем приходится дальнобойщику…
- А девушка та была сущим сокровищем! – размышляла Ангелина. – В ней было что-то совершенно неземное, необыкновенное! Затаенная, еще ни кем не разбуженная страсть, какая-то наивность, которую легко перевести во что угодно!
Как там у Высоцкого: «И капитан кричит в трубу – еще не вечер!». Вот именно! Игра стоит свеч, Ангелина!
О планах и намереньях женщины-амазонки они ничего не знали. Они ехали и думали только об одном – скорее бы кончилась эта дорога.
- Представляешь, как ты будешь выглядеть в своем новом костюме! Вот мама обрадуется!
- И наверное, у нее будут вкусные эти самые…пирожки! Правда, будут?
- Конечно!
Им снова было хорошо. В последний раз!

Глава 23
(После исчезновения Любавы)

Последний рейс запомнится Алексу надолго, а может быть и навсегда, если такое возможно в течение  коротенькой человеческой жизни.
Сколько непредвиденного, прямо-таки  детективно-фантастического! Нарочно придумать – фантазии не хватит.
Они пришли домой, но Ольга Даниловна не встретила их, как обычно. Вместо нее к вошедшим пилигримам молчаливо обращалась не очень длинная записка, оставленная на кухонном столике.
- А где мама Ольга? Почему не встречает нас? Мама Ольга, где вы?!..
- Любава, скорее всего ее нет дома…Вот, видишь, записка на столе…Это от неё…Что там?..
Алешка грузновато (видимо от усталости) опустился на табуретку и взял листок в руки.
«Дети мои, ваша «сиделка» на время оставляет вас. Получила телеграмму от своей хорошей подруги, что живет в селе неподалеку. Просила срочно приехать. У нее что-то серьезное со здоровьем. Надеюсь, через день-два опять буду с вами и с удовольствием послушаю ваши впечатления от «путешествия». Целую вас. Еду ищите там, где ее можно найти в квартире со всеми удобствами. Мама, мама Ольга».
Алексей посмотрел на сидящую напротив Любаву, котораявнимательно слушала сообщение мамы Ольги, озвученное деловитым голосом ее сына – бродяги.
- Вот так, Любавушка! Мы с тобой сироты неприкаянные, а значит будем заботиться сами о себе. С чего начнем?..
Легкая тень пробежала по лицу Любавы. Сегодня почему-то больше всего ей хотелось присутствия этой чуткой и такой милой и обходительной женщины. Наверное, все матери одинаковы, постоянно жертвуя своим временем, покоем, а подчас – и здоровьем ради своих чад.
- Наверное и моя мама была такой же,  -подумала Любава. – Где она теперь, несчастная, - в земле – или на небесах?
Любава глубоко взжохнула и, взяв из рук Алешки исписанный листочек бумаги, ласково погладила его ладонью.
Читать она не умела, и вьющиеся по бумаге строчки, исполненные ровным, красивым почерком, казались ей каким-то затейливым узором.
- Любаша, если ты не сильно устала, то прими «маленький» душ, а я в это время организую стол. Годится мой вариант?..
- Я попробую… Мне нравится теплый дождик, который льется неизвестно откуда… У вас очень много колдунов, и каждый горазд на свои хитрости…
Любава поднялась с табуретки и без особого энтузиазма направилась в ванную. Она уже освоила все «хитрости», которые там имелись, и запросто управляла ими.
- Устала… по лицу видно, что устала… Прогулочка у нас была – хоть роман пиши… Только вот какое продолжение будет у этого романа?
 Алешка открыл холодильник, привычным оком окинул его «полочно-морозильное» пространство…
- Ого, маман и бутылочку нам приготовила… «Монастырская изба»… Отлично! Всякие там ангелины угощают, а я всё собирался…
Он все еще держал дверцу холодильника открытой.
Внезапная мысль пронзила его внутренности догадкой-молнией.
- Неужели все это подстроено моей милой матушкой, чтобы мы побыли вдвоем? Побыли вдвоем?.. А чем это может кончиться? То-то…
Алешка захлопнул дверцу холодильника, неся на кухню «Монастырскую избу», тарелку с абрикосами и полку колбасы. Одна из кастрюль явила ему вкусно пахнущие голубцы, но возиться с их подогревом вовсе не хотелось.
- Алеша, тут и на твою долю дождик остался! Я сейчас выхожу, а ты тоже примешь «маленький душ»…
- Договорились! Я жду выхода принцессы, чтобы встретить с радостью и восторгом умытую синеву ее дивных очей!.. Почти стихотворение получилось, а стихами говорят влюбленные…
Два маленьких фужера, открытая бутылка вина, тарелка с ароматными абрикосами…
- Ладно, более основательную закусь попозже…
- Ты выходишь?!
- Вот и я…
- Садись и потерпи несколько минут. Я мигом…
Любава была в том самом, древлянском сарафане. Она молча застыла у окна. Только что на плечи ее падали мокрые волосы, а лицо все еще ощущало колкие струйки «дождика». Теперь – она чувствовала – как ее голову накрыла невидимая горячая ладонь, как начало исчезать ее отражение в оконном стекле…
- Алеша…а…а….
 Это было как последний вздох…
Всё было на своих местах. Не было ее, таинственной, загадочной, прекрасной, недоступной, синеглазой…Любавы…
В шортах, с обнаженным торсом, с полотенцем, шныряющим по мокрым волосам, появился Алешка.
- А вот и я!,. Любава, ты где?...
Тихо.
- Любава, ты, никак, игру в «прятки» освоила?..Давай, поищу тебя…Так… Здесь нет… И тут – нет… Любаша, да где же ты? За стол пора…
Из зала Алешка вернулся на кухню.
Никого.
На столе он увидел  великолепной работы…шкатулку.
От неожиданности  он выронил на пол влажное полотенце, прошел по нему, как сомнамбула, ногами, и остекленевшими глазами уставился на диковинную, невесть откуда появившуюся шкатулку.
Дальше Алешка все делал, как во сне.
Вот он открыл шкатулку.
На черном бархатном ложе покоилась литая фигурка…Алекс взял ее в руки.
Это была…Любава! В полный рост, со скрещенными на груди руками, в прозрачной тунике, плотно облегающей литую плоть… Фигурка сияла!
От нее невозможно было оторвать глаз! Рядом лежал перстень. Такое мог сотворить только гениальный ювелир. Алекс ни о чем не думал, ничего не понимал… Здоровый, сильный мужчина готов был рухнуть на пол или «подвинуться» рассудком.
А вот какие-то бумаги. Алекс достал их и, словно безумный, опасливо оглянулся по сторонам, словно искал защиты или поддержки живого человека…
Он зажмурил глаза крепко и словно вперил свой взгляд во внутренности своего мозга, где молнией проносились красные, оранжевые, синие и черные круги…
- Помоги мне, господи… Что это со мной?..
Алекс начала читать то, что было написано великолепным почерком, или это была только иллюзия, ибо слова, буквы в них имели идеальные очертания, на какие способна только ультрасовременная машина.
«Алёша, сокол ясный!
Я покидаю тебя и милую маму Ольгу. Покидаю навсегда! Вы приютили и сохранили меня «до времени», которое пришло неожиданно для нас всех!
Космические пришельцы вместе с Ведомиром позвали нас туда, где мы найдем истинное счастье, о котором тщетно мечтали люди со дня своего появления на Земле.
У вас будет сове счастье, обязательно будет, поверь мне. Прости, что не могла откликнуться на любовь твою.
Она останется со мной. Я принесла бы тебе одни лишь мученья, неисчислимые беды и огорчения, ибо я – не от времени твоего. Космические странники выбрали тебя, чтобы ты стал моим оплотом, моей защитой и спутником.
Ты сделал это с величайшим благородством. Земное спасибо тебе и низкий поклон.
В моем существо ты видел Киевскую Русь, страну древлян, вскормившую меня и наделившую несчастной красотой. В твоем мире эта красота неуместна, ибо становится предметом торга, унижений и несчастий.
Прощай! Так говорит тебе Любава, которой уже никогда рядом с тобой не будет.»
Алешка уронил листок на стол и, чтобы не закричать от нахлынувшего испытания, крепко прижал ладонью свои губы. Он не плакал, хотя глаза его были наполнены слезами. Мужчины плачут редко. Только в самых невыносимых ситуациях. Как сейчас.

Глава 24

После всех происшествий, выпавших на долю Ангелины за прошедшие дни, жизнь ее, казалось, круто переменилась. Ее перестали интересовать прежние дела, которые отучили ее любоваться звездами, синевой воды и так далее… Всё казалось суетой, пустой тратой времени. У нее не было близких людей. Те, что окружали ее, интересовались только деньгами, кутежами, коттеджами, иномарками. Не было родной души. Она вновь и вновь вспоминала ночь, подарившую ей волшебную встречу с Любавой…
- Она просто околдовала меня… Что ты сделала со мною, милая девочка?.. Как мне без тебя стало гадко и тоскливо… Где ты теперь?
Ангелина поняла, что убиваться да стенать – ничего не изменишь. Нужно было действовать. Она это умела.
- Так…Перво-наперво нужно отыскать этого самого Алёшу… Они приехали из соседнего города на трейлере. Значит он – дальнобойщик. Где там такие обитают – узнать не проблема. Найду его, поговорим, а там видно будет… Она, как мне показалось, не его жена. А кто? Ладно. Не это главное. Та красотка должна быть со мной. Вместе мы завоюем всё, что пожелаем...
Ангелина ехала по той самой дороге, на которой однажды дальнобойщик Алекс встретил таинственную Любаву. Голос Джо Дассена успокаивал, поверяя Ангелине о чем-то понятном ей. В школе она учила английский, а французский язык был ей неведом так же, как чукче неведом суахили…
Она курила, управляя одной рукой своей машиной. Дорогу она ощущала чисто механически, не проявляя к ней никакого интереса. Мысли ее бежали впереди машины, впереди этой дороги, туда, где ей предстояло на короткое время стать Шерлоком Холмсом, отыскивая след почти незнакомого ей парня-шофера. Самое странное заключалось в том, что она не питала ненависти к этому человеку, не обвиняла его в том, что с его помощью она угодила в реку, едва не поплатившись жизнью за своё необузданное рвение. Она простила его. Она ехала с миром и ждала какой-то награды от человека, забравшего у нее нежданно полученное сокровище. Нет, Ангелина не была лесбиянкой. Она и сама не могла объяснить себе – как всё тогда получилось и, уж тем более, - не жалела о той сцене, где она исполнила совсем несвойственную ей роль. Какая-то сила толкнула ее к телу загадочной девушки и теперь никак не разлучит ее с воспаленным сознанием. Ангелина была уверена, что найти нужного ей водителя-дальнобойщика в небольшом провинциальном городишке не составит труда, и поэтому была спокойна, уверена в успехе своего мероприятия.

***
Санька-Жирняк принимал смену у Алёшки.
- Слушай, не нравишься ты мне сегодня… И вообще, Лёха, не пойму, что с тобой творится в последнее время. Я, конечно, рад, что ты обходился без меня и гонял нашу тачку исправно и с пользой…Только странный ты какой-то стал… Замкнутый, неразговорчивый… Ты что, обиделся на меня за что-то? Говори, если что не так, мы свои люди, а?
Алёшка моча смотрел на своего приятеля-дальнобойщика, который в свое время благополучно вмешался в его жизнь, отлучив от педагогики и приобщив к «дальнобойщине».
- Сань, да не обижаюсь я на тебя ни капельки… С чего ты взял…Просто кое-что в жизни у меня не ладилось, из колеи, как говорится, выбило… Пройдёт…
- А чё там у тебя стряслось, коли не секрет? Может помогу чем?
- Расскажу, только не сейчас… Не время пока… Да и вряд ли кто мне помочь сможет… Всё обстоит не так просто…
Санька понял, что сейчас не время приставать с вопросами.
- Ну ладно, если что, я к твоим услугам. Вали, отдыхай…
- Ни пуха тебе, ни пера…
- К черту…
Друзья расстались. Санька – продолжать готовить машину к рейсу, а Алёшка  направился к проходной базы, где редко собирались вместе все треллеры, которые шастали между соседними и более отдаленными городами…
В проходной его тормознул Степаныч.
- Алёшка, тут тебя одна симпатичная особа спрашивала. Наверное, тебя…Фамилию, говорит, твою не знает, а вот имя твое назвал и внешность описала… Всё сошлось на тебе…Вот в той машине сидит. Валяй, знакомься. Бабонька что надо! Хороша и, пожалуй, очень богатенькая..Ну, пока, будь здоров!
Пожав на прощанье руку Степаныча, Алексей шагнул из проходной и устремил взгляд туда, где обычно собирались легковушки людей предприимчивых, занимающихся дорожным бизнесом.
Сзади послышался голос.
- Молодой человек, не проходите мимо дамы, которая ждет вас….
Алексей повернулся. Около открытой дверцы легковушки стояла…она, та самая женщина, «вольво» которой не так давно кинулась в реку с моста…
Ангелина, улыбаясь, снимала темные очки.
- Алёша, не бойтесь меня и не сердитесь. Что было, то было. У меня к Вам серьезный разговор, возможно, он будет полезен и вам. Идите сюда. В машине и поговорим. Пистолета у меня нет, и пачкой «зелененьких» я Вас соблазнять не буду.
Ангелина дружелюбно продолжала улыбаться.
Алексей, будучи воспитанным, интеллигентным человеком, не стал испытывать терпение молодой женщины. Ему показалось, что очень серьезная причина побудила ее отыскать его и решиться на эту встречу.
- Если мне не изменяет память, вас зовут Алёшей, ведь так?
- Вы не ошибаетесь. Жаль, что память изменяет мне, и я не могу вспомнить Вашего имени…Вроде как Анжелика, Аделина…ну, что-то в этом роде…
- Почти так, а точнее – Ангелина. Садитесь же в машину. Разговор у нас будет серьезный…
Алешка равнодушно подчинился, хотя автомобильные салоны и кабины ему уже успели изрядно надоесть, особенно в последнее время…
- Итак, чем могу быть Вам полезен, госпожа Ангелина?
- Алёша, давай перейдем на дружеский тон, так будет легче общаться двум недавним врагам, а ныне – друзьям. Не так ли?
- Я согласен. Давай на «ты» и приступим к «вопросам и ответам».
Ангелина рассказала Алексу о том, что произошло в ее номере в ту ночь, когда порог ее гостиничной комнаты переступила Любава. Женщина ничего не скрывала. Более того, Алексу показалось, что эти воспоминания доставляли ей самое искреннее наслаждение. Он не знал, сердиться ему, гневаться, возмущаться или выйти из машины и опрокинуть ее набок вместе с нахальной хозяйкой. Однако, Алекс слушал моча, не перебивая женщину и только чаще обычного, доставал сигареты, закуривал их. То же делала и Ангелина.
Когда она закончила свою исповедь, в кабине воцарилось тяжелое молчание. Алекс  понимал, что нужна его реакция, его слова, его оценка случившегося, а самое главное – что теперь им (Алексу и Ангелине) делать, претендуя на прекрасное состояние души и тела прекрасной Любавы.
- Знаешь, Ангелина, поначалу мне хотелось разделаться с тобой, как повар с картошкой, тем более, что поводов для этого у меня предостаточно. Однако теперь… Теперь я не могу себе позволить этого… В твоем лице я имею последний привет Любавы… На твоем лице, губах, на теле наверное сохранилось ее тепло, ее таинственная, обворожительная сила, ее неповторимость…Эх, да что там…Ангелина, Любавы больше нет  - ни у меня, ни у тебя, ни у кого… Она исчезла…Куда? Не знаю. Ощущение у меня такое, что превратилась она в легкое облако, проскользнувшее в форточку и улетевшее неведомо куда…
- Алёша, я не очень понимаю смысла твоих слов. Что значит – исчезла? Облако облаком, только она была человеком… Кем она тебе приходилась?
Алешке показалось, что сейчас нужно рассказать этой женщине всё, что ему известно про Любаву. Ему хотелось освободить свою душу, свои мысли от смертельной тяжести, которая мучительно давила на него всё это время. И он обрушил на Ангелину всю эту тяжесть, постепенно освобождаясь от тайны, постичь которую уже никогда не удастся…
Они долго молчали. Иногда медленно, словно в забытьи, поворачивали друг к друг лица и смотрели невидящими глазами в расплывчатые физиономии…Потом…Потом случилось так, как не должно было случиться. Ангелина медленно приблизила свои губы к щеке Алешки и тихонько прикоснулась к ней…
- Это тебе поцелуй от Любавы. Ведь ты так и не поцеловал ни разу эту девушку-призрак, девушку-мечту.
Она не наша. Она – прошлое, сказка, легенда. Она принадлежит всем – и никому…
- Ангелина, я тебя очень прошу – сохрани в тайне наш сегодняшний разговор. Пусть это будет наша тайна. Пусть продолжается обычная жизнь, где сказкам уже нет места. Мы с тобой прикоснулись к этой сказке, опалив печалью свои души. Не так ли?
- Ты романтик… Скажи, ты по профессии шофер? Я что-то в это не верю.
- Я закончил гуманитарный вуз. Учил не так давно ребятишек английскому языку. Денег на жизнь не хватало… Вот так, по совету своего школьного приятеля, я и стал шофером-дальнобойщиком… Слушай, а чем кончился тот каскадерский трюк? Ты не сильно пострадала?
Ангелина показала шрамы на плече – как у Любавы.
- Прости, но я не виноват…Я не мог поступить иначе. Со мной была таинственная девушка, знать о которой никому не надо.
Они снова замолчали.
- Алеша, не подумай, что ты общался с легкомысленной бабой-дурой. Я инженер-строитель, а теперь занимаюсь серьезным делом. У меня своя строительная фирма. В деньгах, жилье и поклонниках я не нуждаюсь…
Скажу тебе одно – ты мне очень нравишься. У меня такое ощущение, что эта самая Любава, девушка-мечта, свела нас случайно, чтобы не разлучать…Как ты думаешь?
- В твоих словах есть логика, таинственная логика… Вчерашние соперники, почти враги, мирно беседуют, выворачивая души наизнанку…К чему бы это?..
- Решай… Ты давно не мальчик, а я давно не кисейная девочка. Помыслы мои более чем серьезны. Я почти что сделала тебе предложение… Письмо Татьяны к Онегину получилось…
- Ангелина, спасибо за откровение…Давай подождем нужного часа…Может, даст о себе знать Любава…Тогда все и решится. Твой вариант остается в силе… Ну, так как, годится?
- Не совсем, но, в общем – годится…Давай прямо сейчас и уедем! Брось всё – и айда!
В глазах женщины блистали озорные чертики, готовые выпрыгнуть, вцепиться в Алёшку мертвой хваткой и утащить за собой куда захотят.
- Ты, Ангелина, отчаянная женщина! И сильная! С тобой, как говорят мужики – не пропадешь. С тобой надежно и страшно. С тобой до омута – один шаг! А как из того омута выныривать? Не думай, что я занудный евнух. Я мог бы тебя сейчас сгрести в кучу, и все твои косточки затрещали бы жалобно и сладко. Однако, это всегда успеется. Более того – ты можешь передумать, пожалеть о своем  поступке…Что же мне – опять сокрушаться, переживать или сразу в монастырь на Соловки?..
- Ладно, уговорил. Мне нравится твоя железная выдержка. Наверное, ты настоящий мужчина. Сейчас это большая редкость.
Ангелина на секунду замолчала.
- В твоем кислом городе я буду через неделю. Или со мной, или убегу к персидскому шаху. Пожалеешь…
Они тепло улыбнулись друг другу. Теперь их связывала еще не очень прочная ниточка. Она могла легко оборваться, а могла превратиться в прочную бечевку, разорвать которую будет не так-то легко. Целую неделю она будет подвергаться растяжению…
Выдержит ли?
 Словно дикий мустанг, рванулась машина Ангелины и быстро понеслась прочь от Алешкиного одиночества.

Глава 25

Они спали. Ночь Ведомира и ночь Любавы были очень похожи: ясное звездное небо с любопытством разглядывало своими созвездиями то, что было покрыто тьмою. Ему, этому вечному небу, было совершенно  безразлично, что ночь Ведомира окутывала крепнущую Киевскую Русь, а город, в  котором нашла приют Любава, жил по календарю 2002 года…
Эти два земных существа были одиноки и загадочны для окружающих. Они верили в обязательное чудо, которое изменит их жизнь так, чтобы счастье наконец-то поселилось в их душах основательно и навсегда…
Они принадлежали фантастическим силам, которые вызывают в трезвых умах снисходительную усмешку, определяя их существование сказочными рамками. Они были правы. Есть вещи, которые объяснить невозможно. В них просто можно поверить, как верят в чудесное воскресение Христа…
Последняя ночь Ведомира и Любавы. Мудрый Орхон позвал их туда, где всё тревожное, печальное, необъяснимое должно исчезнуть, как исчезает ночь под неумолимым натиском рассвета…
Они исчезли тихо и незаметно для глаз. Орхон, не самый мудрый из эдемонитов, много раз навещавший со своими спутниками Землю, не сразу привыкли ко многим странностям голубого питомника хомо сапиенс. Над ними сияли совсем иные созвездия. Таких не было вокруг Эдемоны: Водолей, Стрелец, Дева… Среди прочих «тут» не значились «эдемоновские» - Грёза, Архангел и так далее…
Воздух здесь был плотнее, шаг давался труднее, сердце стучало гораздо активнее,  а глаза различали даль весьма ограниченную.
- Дети, не отдам я вас райским просторам Эдемоны ! Ее безоблачная жизнь скучной будет для вас. Там нет борьбы, там нет трудностей и тревог. Там люди разных веков и рас живут долго, охватывая жизни трех земных поколений. Там всё – не так!
Я не стану более подвергать вашу плоть насильственному расщеплению на атомы и вновь собирать из них вашу, не приспособленную для таких экспериментов, плоть. Мы будем людьми земными отныне и до последнего вздоха скоротечной жизни. Пусть будет так, как повелели нам законы Эдемоны. Придите к нам, вчерашние и сегодняшние избранники! Аминь.
В кучку тлена превратилась избушка Ведомира, посветлел лес, утративший бесчисленное количество деревьев, исчезли древляне,  великая княгиня Ольга, все Рюриковичи, всё прошлое… Исчезла Любава.
Орхон оставил предупредительное письмо и коробочку с фигуркой Любавы на столе Алекса. Он все знал и не хотел обижать людей, приютивших девушку. Великие космические силы, неведомые земным мудрецам, легко сотворили свое маленькое чудо. Это просто не может быть! Это – случилось очень просто. Орхон улыбался, предвкушая…Нечто!
Да что там гадать! Будем очевидцами земного таинства, господа судьи! Имеющие глаза – да увидят, имеющие уши – да услышат. А теперь – тихо…

Глава  26
Троица

Они ждали. Это было не долгое ожидание, к каким привыкли обитатели Земли. Ждать в аэропорту взлета самолета, когда плотный туман или густая облачность. Ждать, когда, наконец, появится такая власть, которая подарит людям счастливую жизнь. Ждать…Ждать…
Да – и у моря погоды, которая на берегу делает моряка отчаянным пропойцей или неукротимым драчуном…
Эдемониты свои ожидания сократили ровно настолько, насколько они сами того желали, ибо умели распоряжаться и временем, и фантастическими расстояниями, и своими жизнями. В небытие они уходили по собственному желанию, без страха и непременных мук, которые более самой смерти пугают всегда человека Земли.
 Они ждали мгновенья, и оно наступило.
Вот первое легкое облачко вытянулось в человеческий рост, словно под резцом божественного скульптора появлялись очертания фигуры, и вот уже проступили явственно неповторимые черты… красавицы Любавы.
Она была такой, какой не столь давно рассталась с колдуном Ведомиром на чудесной лесной полянке…
Орхон, словно великий факир, предупреждал и контролировал все  движенья и мысли «новорожденной». Он знал, какая нечеловеческая нагрузка обрушилась сейчас на девушку, чье естество испытаний подобного рода переносить не должно по законам матушки-природы.
- Любава, здравствуй! Ты сейчас чувствуешь себя очень спокойно, тебе так легко и приятно! Посмотри на нас!
Мы твои друзья, твои ангелы-хранители, родственные тебе по душевным порывам и поступкам. Я – Орхон – посланник Эдемоны. Спроси, чего хочешь спросить меня.
 Любава испытывала то самое состояние, в каком была в тот момент, когда грубоватый окрик Алекса возвращал ее в реальный мир. Оно быстро уходило. Тело обретало былую силу, былые ощущения. Оно продолжало жить, ощущать, созерцать, двигаться…
- Орхон, Эдемона…О ней мне говорил Искорка в самом страшном моем сне…Почему я здесь, с вами?.. Я устала от неприкаянной жизни. Если вы, великий Орхон, в состоянии упорядочить ее, сделайте это сейчас или превратите меня в то самое облако, из которого я появилась перед вами. Вы меня перенесли, а как же Алеша, мама Ольга?..
Орхон взял девушку за руки. Он улыбался так, как некогда улыбался Ведь, и на сердце у бывшей древлянки становилось все более светло…
- Успокойся,  прекрасное дитя…Скоро ты узнаешь всё до мельчайших подробностей. Сейчас могу тебе сказать лишь о самом главном – ты стоишь на пороге , с которого начинается твой путь в новую жизнь. Встань рядом со мной и смотри вперед. Сейчас мы встретим еще одного странника, который тебе достаточно хорошо известен. Смотри вперед, Любава!
Вот закружился столбик вихря, насыщенный миллиардами блестящих песчинок. Вот эти песчинки враз осыпались на землю и…Перед глазами изумленной Любавы появился…Ведь-Ведомир!
- Ну вот, последнего скитальца мы рады приветствовать!
Ведомир был все таким же, каким видела его Любава при первой и последней их встрече. На мгновение  он замер, не  открывая глаз. Неведомая сила покидала его могучее тело, сила, в которой он уже никогда более не испытает нужды. Блеснули глаза Ведомира, в движенье пришло его тело и мысли.
- Скажи мне, благородный старец, - я во сне или это уже давно обещанная явь?
- Ведомир, ты видел меня несколько раз в окружении моих спутников. Меня зовут Орхоном. Я тот, который имел желание сделать тебя эдемонитом, потому что ты достоин этого по всем статьям. С моими спутниками ты сейчас познакомишься, но окажи знаки внимания этой прекрасной девушке. Ведь вы давно не виделись. Не так ли?
Ведомир устремился к Любаве, и как только что сделал Орхон, бережно взял руки синеглазки в свои широкие ладони.
- Любавушка, голубка светлая…Видишь, мы опять вместе! Этот миг стоит целой жизни!
Любава молча смотрела в лицо Ведомира. Сердце ее колотилось от неистового волнения.
- Ведомир…мой ангел-хранитель… Как я рада и счастлива снова видеть вас, мой добрый волшебник и хранитель!
Когда Любава  и Ведомир обратили свои взоры в сторону Орхона, они увидели рядом с ним других, неизвестных им людей.
- Теперь – маленькое таинство и краткое знакомство.
Орхон подошел к Ведомиру.
- Склони голову, благородный Ведомир. Я снимаю с тебя талисман эдемонитов. Он более не понадобится тебе. Взамен этого к тебе возвращается то, что было нами украдено когда-то…
Любава видела, как старец Ведь…приподнял склоненную голову и…
Это был другой человек! Молодой, прекрасный, от лица которого не хотелось отрывать взора!
- Теперь ты, Любава, верни нам свой талисман, который не раз вызволял тебя из беды..Вот так…Спасибо! Отныне у тебя снова будет в жилах обыкновенная человеческая кровь, ты будешь дышать вольно и чувствовать так, как чувствует молодая душа прекрасной земной девушки…
Теперь вы ясно увидите остальных, кто составлял ту загадочную  Троицу, которая так часто доставляла тебе, мужественный Ведомир, столько горечи и испытаний.
Вот та Женщина. У нее есть имя.
- Орхон прав. Меня зовут Селеста (???). И я рада снова видеть тебя молодым и красивым. Счастья тебе, Ведомир!
И уже безо всякого представления с широкой улыбкой приблизился к стоящему Ведомиру и Любаве тот самый «шоколадный» юноша, который так нежно наклонял свою голову к груди Ведомира.
- Вот видишь, я такой же «шоколадный», как и тогда. А зовут меня Афроменом, потому что попал я на Эдемону с этой самой, африканской земли, на которой мы сейчас стоим.
И «шоколадный» снова обнял Ведомира, но это уже были не объятья призрака, а настоящее мужское – сильное и крепкое.
- У нас еще остались «незнакомцы», - весело проговорил Орхон, глядя на молодую женщину с синими очами.
- Любава, посмотри внимательно на лицо этой женщины…
Они сделали навстречу друг другу несколько шагов и застыли, разглядывая друг друга.
Почти шепотом Любава произнесла лишь одно слово, робко, вопросительно…
- Мама…Мама?..
Где их было искать в саванне, этих самых кинорепортеров, которые могли бы зафиксировать во всех деталях эту встречу! Словами тут мало что выразишь…
- Мама…Как же так получилось? .. Где была ты всё это время, пока я росла?.. Скажи мне, как получилось…
Любава не договорила. Она крепко прижалась к телу матери. Они так были похожи, словно близнецы-сестры.
Все наблюдали молча. Опять же, какие тут слова пригодятся? Вместо них кипели чувства, пели струны души, вспыхивали глаза счастливым огнем…
- Доченька, милая ты моя… Видно, было угодно богу разлучить нас надолго, и ему же понадобилась наша встреча. Не плачь, и мне не вели… Я потом тебе всё, всё поведаю…
Они были мужественными людьми. Чувства их были глубоки, порывы благородны, а сентиментальность недолго обуревала их сердца. Жизнь была выше этого!
Орхон с лицом счастливым, с блестящими глазами , шутливым голосом прервал сцену небывалого свидания.
- Ведомир и ты, Любавушка, наверное, хотите знать – кто такой вот этот субъект, которого я еще не представил вам?
У него нет имени. Он не живой, но без него нам было бы очень и очень трудно на вашей планете. Это – его Величество Всемогущий Разум, родителями которого стали великие эдемониты.
Плоть его не живая, но сильнее и надежнее живой, а соображает он всё, может всё…
Орхон сообщил всем, что они будут знать те языки, на которых будут общаться окружающие их люди. Он подносил к их лицу прибор.
- Афромен, теперь слово тебе. Ведь мы стоим на земле твоей далекой родины, которую по твоему желанию мы решили посетить первой. Как знать, может она нам придется по душе, и мы сделаем ее своим домом?
Эдемонит африканского происхождения радостно засмеялся, польщенный выпавшей на его долю миссией.
- Да, друзья мои. Мы на земле чудесной Африки. Когда-то она была огромным куском суши и называлась Гондваной. Нет Гондваны, но есть еще огромный кусок по имени Африка. Почему зовут мою родину Африкой? Вот Любава, к примеру, объяснимо – любимая, ненаглядная и так далее… Ведомир – тоже ясно – человек изведал мир, стало быть, много видел, многое знает. Или Милона! И гадать нечего – милая она. Вот так! С Африкой сложнее…
Орхон, глядя на радостно-возбужденного Афромена, думал:
- Вот сейчас начнет рассказывать о римлянах, которые Африку назвали Африкой. Племя такое тут было берберское  – афригии. И не его территорию они так назвали, а только ее северную часть. Правда, потом это название перекочевало на всю территорию… А еще он скажет, что Африка – самый жаркий материк Земли.
Орхон знал все это. На Эдемоне собраны все материалы о Земле, ее прошлом, настоящем и прогнозы на будущее.
- Афромен, ты прекрасный рассказчик, и с тобой будет интересно коротать время. Однако, нам пора навестить твоих сородичей и подумать о скором моменте.
Они шли тесной, радостно оживленной группкой. Они были счастливы началом счастья, верой, что это счастье станет постоянным.

***
Ученые мужи  Земли, проникнув ограниченным взором за пределы своей колыбели, пришли к однозначному выводу – ускоренный метод космических путешествий – не-воз-мо-жен! Отсюда безнадежно-пугающий душу и разум последовал неутешительный вывод – земляне во Вселенной одиноки! Да, можно снарядить экспедицию на Луну, на Марс. Да, можно за десять земных лет достичь Нептуна. И Плутон рано или поздно позволит разглядеть себя с помощью земных аппаратов…
А что дальше? Если где-то в бескрайнем  пространстве космоса и существуют цивилизации, то разделяющие человека разумного бездны не позволят ему встретиться с потенциальными братьями по разуму…
Каким образом эти веселые, величественные и красивые эдемониты сумели в который раз посетить Землю? И что это за Эдемона, где поместил ее Создатель, удалив от земного шара так, что никто до сих пор не открыл ее присутствия?
Конечно, эдемониты знали секреты своих перемещений в фантастических по размаху пространствах, только их средства совсем не годятся для землян, ибо речь идет о веках, которые возможно вооружат землян этим свойством. А пока…Пока можно лишь констатировать очевидный факт – вот они, эдемониты и их новые друзья весело шагают по африканской земле, ведомые самым рядовым мудрецом райской планеты.
- Афромен, ты узнаешь эти места? Твоя ли это далекая родина? Не подвела ли нас эдемонская техника?
Орхон улыбался, глядя на африканского молодца, глаза которого сияли от счастья.
- Да, это моя родина! Это земля моих предков! Теперь она совсем не такая красивая и богатая, как в былые времена, но все её приметы остались прежними!
Вся компания неторопливо следовала за Афроменом, приближаясь к поднимавшемуся перед ними скалистому плато.
Они знали, что этих самых ндоробо, потомком которых был Афромен, осталось совсем мало, и если им не помочь, они очень скоро могут исчезнуть с лика Земли. Это было самым весомым аргументом, почему они появились именно здесь.
Несколько стрел, пущенных с обрыва плато, взмыли вверх и, описав плавные дуги, приземлились неподалеку от нежданных пришельцев.
- Афромен, нас либо приветствуют, либо предупреждают. Как быть? Ты еще помнишь язык своих предков? Поговори с невидимыми стрелками. Может, они поймут тебя, поймут наши намерения?
Орхону не пришлось долго уговаривать эдемонита африканского происхождения.
Придав голосу предельно возможную силу, Афромен приступил к диалогу.
- Славные ндоробо! К вам обращаюсь я, Афромен, сын некогда великого вождя Нгубенды! Мы пришли к вам с миром, с добрым сердцем! Не бойтесь нас, как мы не боимся ваших смертоносных стрел! Откройтесь нам, мы посмотрим в глаза друг друга и поймем, что мы братья!
Среди множества камней и беспорядочно разбросанных скальных глыб едва просматривалась совсем узкая дорога и, возможно, единственная, по которой можно было проникнуть в крошечную горную страну ндоробо – знаменитых стрелков и охотников.
Многометровый древесный молочай, похожий на гигантский южноамериканский кактус, горделиво застыл над обрывом, словно неумолимый страж загадочного царства. Сок его- ядовитый…
Наконец, после непродолжительного затишья, кусты над обрывом зашевелились, и сквозь них обозначились несколько фигур.
Заговорил самый старший.
- Мы рады слышать родную, почти совсем забытую речь! Мы приветствуем тебя, Афромен. Сын Нгубенды, и твоих спутников! Нас мало, как мало наше последнее пристанище! Мы защищаем его от нежданных пришельцев. Больше нам отступать некуда…
Мы сделаем для вас исключение и не станем требовать от вас соблюдения установленных нами правил. Идите с миром и будьте нашими гостями!
Афромен посмотрел на своих спутников.
Что-то мелькнуло у него в голосе, - то, чего всегда было у землян.
- В гости приходят с подарками! Что мы можем преподнести моим сородичам? Как ты думаешь, Орхон?
- Действительно, как мы раньше не догадались о такой важной мелочи…Что им подарить, Афромен?
- Убитое животное!
Он подошел к роботу и нажал одну из кнопок на его «теле».
- Ну-ка, Аякс, прояви свою быстроту и умение. Добудь-ка нам одну из тех антилоп, что пасутся вон в той стороне…
Конечно, Аякс вряд ли понимал слова старца Орхона, зато программа, данная его внутренностям, была для него яснее ясного.
Прервав дипломатию, хозяева плато и незнакомые пришельцы стали единодушны в одном: все наблюдали за действиями Аякса.
На мягких бесшумных колесах он покатил в сторону пасущихся антилоп. Он издавал какие-то звуки, похожие на ласковое попискивание щенка. Антилопы застыли, подняв головы навстречу странному животному.
Ни одна из них не убегала.
Когда оставалось до животных совсем немного, из недр Аякса послышался продолжительный свист.
Теперь все видели, как, опустившись на колени, стала заваливаться набок одна из антилоп. Только теперь всё стадо, почуяв недоброе, кинулось прочь, оставив Аяксу свою малую частицу. Подобием рук человека робот Аякс ухватил антилопу и, сделав плавный разворот, понес свою добычу заказчику.
Ндоробо, наблюдавшие эту сцену, застыли в изумлении, а может быть и в страхе. Орхон и его спутники встретили робота радостными криками и словами восхищения. Это было потрясающее зрелище!
- Ндоробо, братья, мы идем к вам с подарком!
Ведомир, как самый сильный и высокий, взял из «рук» Аякса добытый трофей и опустил себе на плечо совсем еще теплое тело антилопы. Она была живой и…мертвой…
Чтобы не запугать окончательно обитателей горного поселенья, впереди кавалькады пустили Ведомира с антилопой и весело улыбающегося Афромена.
Чуть поодаль шли остальные, предаваясь каждый своим ощущениям от только что виденного и всего, что их окружало и ожидало.
Орхон сделал аппарат совсем маленьким, но нести его было нельзя – тяжесть неимоверная. Робот нес себя сам. Колеса Аякса стали совсем маленькими и обрели форму шаров, на которых он довольно часто подпрыгивал, преодолевая встречные каменные преграды.
Орхон шел рядом с ним, чтобы управлять холодной, бескровной, но весьма сообразительной и универсальной машиной, внутри которой теперь гнездилась маленькая, но непостижимо великая частица прекрасной Эдемоны.

Глава 27

Как и предполагал Алешка, мать его, Ольга Даниловна (мама Ольга) никуда не уезжала. Она просто провела ночь у своей подруги, учительницы, что жила не очень далеко от их дома.
Случившееся повергло ее в состояние, объяснить которое было не так-то просто.
С одной стороны, ей было жаль, что красивая и странная до непонятного девушка теперь не будет рядом с ними.
Ольга Даниловна уже привыкла к ней, а Алешка (она в этом не сомневалась) видел в ней потенциальную невесту.
Вместе с тем, на душе стало спокойно, словно освободили ее из железного капкана.
Только теперь со всей ясностью перед женщиной-матерью встал вопрос – что с этой Любавой они стали бы делать?
Нужно было работать, заниматься необходимыми делами, покидать квартиру… А что делать было с Любавой?
- Вот так история… Если бы я могла писать романы, непременно один из них посвятила этой странной девушке. Ведь только подумать – оказалась  в нашем времени из глубокой древности! Фантастика! Для чего ей это было нужно? Где она теперь? Из её послания этого не понять. И кто сочинил это короткое послание? Ведь Любава ни писать, ни читать не умела! А эти подарки?
Ольга Даниловна не могла налюбоваться великолепной литой фигуркой Любавы! Казалось, она вот-вот заговорит, оторвет от груди свои руки и устремит их к ней, маме Ольге!.. Перстень! Откуда он? Такого, пожалуй, не было ни у кого и никогда!
 Когда Ольга Даниловна надевала его на палец, оно было ей впору. Более того, все её существо наполняло спокойствие, проходила усталость, а сама рука, суставы которой в последнее время напоминали о себе острыми болями, не чувствовала ни малейшего недуга!
Любава, девочка, сказка ты наша волшебная… Где ты теперь, где?
Ольга Даниловна, не избалованная драгоценностями и не испытывающая к ним ни малейшей тяги, прекрасно понимала – заключенные в шкатулке чудеса ювелирного искусства не имели ценности, как не имеют её шедевры великих художников и скульпторов. Да и сама шкатулка была красоты необыкновенной!
 - Господи, это всё даже показать нельзя никому… Глядя на такую красоту, на такие сокровища люди, даже самые хорошие, почему-то становятся завистливыми, подозрительными, не в меру любопытными. Я уж не говорю о людях низкого пошиба. Тут без криминала не обойтись. Да, такие сокровища в наследство от бабушек не получают, не выкапывают их кладом, не исполняют по заказу скромной учительницы, зарплаты которой не хватит даже на тонюсенькое обручальное кольцо.
Но, кому объяснишь, что это подарок девушки – мечты, девушки – призрака, пришедшей в наш чудовищный век из девственного леса Киевской Руси, из страны древлян, которая давным-давно прекратила своё существование?..
Ольга Даниловна тяжело вздохнула. Нужно было что-то решать с этим волшебным даром. Опять загадка, опять Любава, опять непредвиденные сложности  и тревоги…
Мать жалела сына. Она знала, какому чудовищному испытанию подвергалась его добрая, доверчивая душа, как тяжело ему сейчас и как будет продолжаться его жизнь, лишенная чудесной сказки? Скорее бы познакомился с девушкой, полюбил бы её и потихоньку забыл о таинственной Синеглазке. Дай-то бог…

***
В городе постепенно затихли разговоры о дачном поселке, где в особняке не очень чистоплотного дельца по кличке Удав произошли ужасные, логически необъяснимые сцены. Ни милиция, ни сыщики, ни те, кто был знаком с этим неприятным субъектом, так ничего выяснить не могли. А поскольку повседневная жизнь продолжалась, преподнося  блюстителям  законности  всё новые «сюрпризы», дело о загадочных превращениях людей в животных так и осталось нераскрытым, попав в разряд «таинственных происшествий».
Загадочное исчезновение Любавы поставило последнюю точку в этом «деле», ибо только она могла поведать миру о том, что и как всё это было. Ни Алешка, ни его мать даже мысленно не могли представить себя в качестве свидетелей. Есть тайны, которые остаются таковыми навсегда.
О своем последнем рейсе, о всех злоключениях его Алешка рассказал матери  довольно подробно, и Ольга Даниловна лишний раз убедилась, какое трудное  время переживают все  те, кому суждено жить в царстве – мытарстве по имени Россия… Вот уже воистину – умом её не понять. И никаким аршином не измерить. И к лучшему никогда не приблизить…
О состоянии дел в этой самой, современной России, о людях, которые со всех сторон ринулись в «рыночную экономику», став «бизнесменами», предпринимателями, ворами, бандитами, аферистами, Ангелина не рассуждала. Она знала на собственном примере, что значит быть «бизнесменом». Мозг лихорадили всевозможные сделки, договоры, переговоры, предоплаты, бартеры. Опять же – деньги, без которых не ступишь шагу, замышляя даже самое что ни на есть благопристойное мероприятие. Норовят обмануть, обокрасть, ограбить, подставить, убрать, размазать и прочее из этой мерзкой серии.
 Она устала от мерзких харь, жуликов, проходимцев, сутенеров, приживальщиков. Хотелось жизни иной – спокойной, уютной, безопасной. Лучше – семейной, где суетятся ребятишки, твои «кровиночки». Вот почему после встречи с Алексом Ангелина окончательно решила для себя: если всё у них получится «по обоюдному» согласию, она наконец реально приблизится к той жизни, о которой задумывалась всё чаще. Фирма её работала стабильно, заказами она была обеспечена «под завязку». «Новые русские» чиновники всяких мастей, замаскированные жулики всех рангов торопятся возводить себе хоромы, каких не позволяли себе еще недавно самые известные люди СССР.
Словом – крутись, Ангелина, на полную катушку! И она крутилась, обеспечив себя всем необходимым и избавившись от всего ненужного – наглых любовников, подхалимов, сволочного мужа – алкаша. Вот теперь – Алёшка… Скорее всего – он хороший мужик. Это самое главное. Будет мне опорой. А я буду «подлирать» его. Он умный, с характером, с достаточной силой воли. Он заслуживает лучшей доли, чем крутить баранку вонючего трейлера. Решено! Дело за ним!

***
Осокин-младший, уютно разместившись в кресле, которое очень любил его покойный отец, равнодушно смотрел на мелькающие сцены американского боевика, который  показывало местное телевидение. Фильм не отвлекал его от тяжелых мыслей. Он чувствовал, что в его жизни произошел серьезный сбой, нарушился основательно тот здоровый ритм, без которого двигаться куда-либо уже не хотелось. Да и не было этого «куда-либо».
Кто-то звонил по телефону. Он неохотно поднялся, снял трубку аппарата.
 - Алло?.. Да, это я… Здравствуй, Ангелина! Нет, не занят, в меланхолии  пребываю. Уговор не забыл… Неужели неделя пролетела?...Да нет, не забыл я… Что решил?.. Ох!.. Решил… Что решил… Давай решать вместе…

Глава 28

Загадочные гости наконец-то увидели то, к чему должны были привыкнуть или, повинуясь логике – вовремя отказаться. Обитель идоробо можно было назвать как угодно – селеньем, становищем, пристанищем. Это был их дом, удобства и недостатки которого не обсуждались. К ним привыкли и приспособились, потеряв надежду, что с устоявшимся образом жизни можно что-то поделать, изменить его к лучшему.
Земледельцам и скотоводам во все времена приходилось добывать средства к существованию, выращенное обрабатываемой или целинной землёй, питаться мясом и молоком прирученных животных. Совсем иная участь постигла идоробо, единственным средством существования которых была охота.
Говорят, что когда-то это племя считалось многочисленным, люди его были крепкими, сильными, гораздыми на танцы, песни. Они любили сказки о животных.
Теперь остатки охотничьего племени ютились в горах Ндото. Охотиться на саванной равнине им запретили власти. Чтобы к ним не наведывались нежелательные гости, охотники делали ловчие ямы, пользовались самострелами и отравленными стрелами.
Благодатные горы Ндото, богатые холодными источниками и дичью, они оберегали как зеницу ока, ибо отступление «в никуда» грозило им полным исчезновением.
Спускаясь на равнину, идоробо просто ходят, выспрашивают, высматривают и ничего не делают. Некоторые их считают злыми духами в человеческом обличье, но идоробо – люди добрые и честные.
Орхон и его спутники, уже после беглого осмотра небольшого селенья идоробо, поняли – они жители пещер. В красноватых скалах виднелись естественные пещеры, в которых они ютились. Более того, пещер хватало не всем. Кто-то пристраивал  к отвесным скалам из камней что-то наподобие жилищ. Сопровождавшие гостей мужчины остановились напротив одной из пещер, около которой стоял человек высокого роста, худощавый, с крупно-вьющимися волосами, одетый в красную тогу с накидкой из шкуры.
Это был, скорее всего, не то что бы - вождь, а скорее всего – самый почитаемый представитель племени.
 - Наши дозорные привели в селенье идоробо очень почетных гостей, встречать которых для меня и всех жителей – большая честь. Вы достойны особых почестей, только мы совсем не богатые люди, но поделимся с вами тем, что имеем! Я – Бенгоро – старейшина племени и хочу видеть человека, владеющего языком моего бедного племени.
Афромен отделился от спутников и приблизился к старейшине.
 - Мудрый  сын  идоробо, ты наполнил радостью мое сердце звучной речью наших предков. Будь с нами, сколько пожелаешь. Мы рады тебе! А чего хотят твои необычные спутники. Они совсем не похожи на тех белокожих, что иногда приходили к нам из любопытства – посмотреть, как доживают свою историю последние идоробо…Снимали нас, просили показать свое искусство в охоте…
Афромен посмотрел на своих спутников и на тех, кто за считанные минуты собрался около пещеры старейшины. Такого у идоробо еще не бывало. Они не привыкли отвлекаться от своих дел и разглядывать белокожих «бездельников». Теперь они сделали это, ибо пришедшие казались им духами, сошедшими на землю и одарившие их, идоробо, своим вниманием.
Афромен с минуту разглядывал обитателей селенья – мужчин, женщин, ребятишек. На их лицах были написаны разные чувства, но более всего – огромное любопытство, настороженность…
 - Смелые и благородные идоробо! Я и мои спутники пришли к вам с добрыми намерениями. Они хотят помогать вам во всём, что может облегчить вашу жизнь. Мы многое умеем и многому научим вас. Племя идоробо не должно исчезнуть, погибнуть в объятьях этих скал. Мы не допустим этого, поверьте нам!
Селяне молча слушали Афромена, не зная – верить ему или слова его лишь дань уважения хозяевам.
 - Бенгоро просит передать нашим гостям, что для всех не хватит жилья. И если на несколько дней они смогут разместить всех в своих пещерах, то о долгом пребывании здесь говорить очень затруднительно.
Орхон не стал пользоваться услугами Аякса. Ему было достаточно настроить его «мозговые» клетки на расшифровку незнакомого языка. Он решил использовать в качестве толмача Афромена, который уже вошел в контакт со своими соплеменниками.
 - Скажи им, Афромен, что мы сами позаботимся о своих жилищах, о своем пропитании. Более того, мы обеспечим всем этим и наших гостеприимных хозяев.
Афромен передал речь Орхона собравшимся селянам. На лицах некоторых из них появились довольные улыбки. Они еще не верили в обещанное, но хотели бы увидеть своими глазами (и желудками) – как это будет сделано и как скоро.
Вручив добытую антилопу старейшине, Орхон и его спутники направились в ту часть горного поселения, где природа не удосужилась «высверлить» ни одной пещеры. Теперь это нужно было исправить. Орхон облюбовал почти гладкую, отвесную стену, окинув её взглядом снизу доверху.
 - Друзья мои, время у нас не так много, чтобы обзавестись своим жилищем, но, с помощью Аякса мы эту проблему решим по времени. За дело! Конечно, более всего этого хотелось Ведомиру, Любаве и её вновь обретенной матушке. Сколько им нужно было сказать друг другу, но… Надо подождать… до времени, как всегда…
 - Афромен, передай своим соплеменникам, чтобы они не боялись того, что сейчас будет происходить на их глазах. Скажи, что будет делаться доброе дело для всех нас. Орхон мог бы и сам сказать об этом, но Афромен был кровинкой этого народа и право на общение он имел больше всех.
Афромен донес просьбу до всех идоробо. Они ждали неведомо чего терпеливо, но с какой-то опаской, ибо не знали сути предстоящего таинства.
Орхон «подогнал» к стене Аякса, нажав маленькую кнопочку на спине робота. Затем он дотронулся еще до одной «родинки» еще не «разработавшегося» творения эдемонитов. На глазах изумленных «зрителей» робот превратился в исполинскую машину, выпустившую в сторону скалы две гигантские «руки». Они опустились на «землю» и застыли. Далее, из «глаза» Аякса вырвалась тонкая и плотная струя огня.
Вот она пошла по самому низу скалы, вот переместилась вертикально вверх. Теперь все видели гигантский четырехугольник, обозначенный на скале словно гигантским карандашом. Теперь ожили «руки» Аякса. Они присосались в центре обозначенного квадрата. Теперь Аякс по заданию Орхона медленно отступал назад. Изумленные наблюдатели племени и земные пришельцы видели, как огромный скальный монолит, словно кусок сыра вытягивался из монолита скалы. Слышался гул и треск раскалываемой породы. Отрывалась от своей основы задняя стена скального квадрата и медленно выползала вслед за отходящим назад Аяксом. Метр за метром гигантский кусок породы выходил из недр скалы… Смотреть на это было жутковато, но все, словно околдованные этим зрелищем, оставались на своих местах. Теперь кусок скалы с хрустом передвигался всё дальше и дальше от матери – горы.
Когда африканское солнце достигло зенита, первая пещера была готова. Потом Аякс проделал эту операцию еще несколько раз, пока на теле гладкой скалы не зазияло несколько свежеизготовленных пещер – комнат.
Но Орхон решил, что гигантские монолиты, вынутые из скалы, тоже могут стать надежным жилищем. Аякс «вынул» из них ровно столько породы, чтобы «кубы» стали «домиками-пещерами». Завершая работу, робот по «наущению» своего командира высверлил в «полу» каждой пещеры неглубокие отверстия, размером с автомобильное колесо. Никто не знал, что было заложено в эти углубления. Позже новоселы поняли – в них было заложено «отопление» и «освещение» квартир. Так за короткое время возникло новое поселение, в квартиры которого входили без ордеров счастливые «новоселы».
Сюда тащили деревянные «лежаки», звериные шкуры, весь накопленный скарб. Осталось лишь подумать о закрывающихся дверях. И о том, на чем спать. Кусочки кожи разных животных, посланные во внутрь всемогущего Аякса, вышли из его недр рулонами шкур с длинным пушистым ворсом. Это было лучше перин и прочих подстилок, известных земным обитателям сегодняшних дней.
Орхон улыбался. Он был доволен проделанной работой.
 - Ведомир, ты сильный, молодой и, как мне думается, достаточно умный… Придет время, Афромену и тебе придется командовать Аяксом! Я научу тебя этому, пока жив. Вы будете всесильны перед любой силой и любыми опасностями. Выбирай себе «квартиру».. Впрочем, наверное, не только себе? А?...
Ведомир улыбался в ответ Орхону.
 - Великий Орхон, вы испытали меня на все прочности, которые может выдержать не каждый человек. Теперь я не знаю, в каком мире я существую, однако совершенно твердо знаю, что земная любовь неистребима во мне и мне так не хватает её…
 - Ты прав… На Эдемоне не существует пылкой, безумной и мучительно-сладкой любви. Я завидую тебе, хотя свою любовь я пережил, и теперь меня привлекают совсем иные страсти. Мне хочется сделать для этих людей, для вас, как можно больше доброго… У меня на этот счет – огромные планы… Но о них – потом. Тебе надо встретиться с Любавой. Она страдала по нашей вине. Она имеет право на великую любовь и великое счастье. Да будет так!

Глава 29

Самсон Сергеевич почти не покидал свою мастерскую. Он мог бы себе сказать облегченно: «Ну, довольно! Ты свое дело сделал. Осталось совсем немного – провести персональную выставку». Свои услуги предлагали японцы, финны. Один состоятельный француз предлагает свой фамильный замок для экспозиции картин. Это заманчиво: старинный замок, большой зал, куда соберутся далеко не простые люди… Есть возможность реализовать часть своих работ, которые знакомы большому числу людей по каталогу, изданному на средства художника и разосланного в некоторые страны истинным ценителям изобразительного искусства. Огорчало Самсона Сергеевича лишь одно: не заканчивалась его последняя, самая важная картина. В левой части большого холста была написана выразительная спина змея-искусителя. Его правая рука, протянутая к центру холста, держала аппетитно написанное им, Самсоном, яблоко. Эта рука притягивала его к ней, к Еве. Он написал её фигуру чуть ниже пояса. Она сложила на груди руки, она в сомнении – брать или не брать соблазнительный плод… И всё бы выглядело ладно… Не получалось лицо Евы. Каких только ликов ни насмотрелся он, сколько этюдов и карандашных рисунков ни сделал он. Ничего не устраивало. Должно было быть лицо… необыкновенное… Где его взять? Где его взять? Ох, как хотелось завершить эту работу и включить её в экспозицию своей, может быть, последней персональной выставки.
 - Папа, открой! Это я, Ангелина!
Послышался щелчок английского замка, и дверь мастерской приоткрылась.
 - Это ты, дочка… Заходи. А то я здесь со своей Евой не знаю что делать.
Ангелина  не  целовала отца в «щечку», как это, обычно, показывают в американских фильмах, не «сюсюкала» с ним по мелочам. Она была русская женщина, с «непонятной» русской душой, где были тайны, загадки, «непредсказухи»,  искренние, до обнаженности, чувства, способные не только согреть, но и сжечь дотла человеческую плоть. Она рывком поставила легкий стул рядом со стулом отца, нервно достала из пачки сигарету и, только теперь, почувствовав себя свободной от всех тяжестей мира сего, окунулась  в «проблему» отца.
Они оба сосредоточились на картине, стоящей на мольберте. Ангелине не очень нравились картины отца. Он был неисправимым приверженцем «классической школы», где колорит, пропорции, лессировки и обязательная мысль – идея имели главенствующее значение. Современные дельцы от искусства отодвинули на задворки подобное искусство. В моде (у кого?) были уроды, всякое «нечто», абсурд, нелепица, за которые платили большие деньги, обрекая гармонию, мысль, духовность на нищенское существование. Правда, отец был более удачливым художником. У него была своя аудитория, свои поклонники и ценители, не желающие поклоняться хаосу, уродству, с ошеломляющим бесстыдством внедряющееся в быт и сознание «денежных мешков».
Дочь и отец молча смотрели на картину, вечный сюжет которой никак не хотел открываться во всей глубине её творящему…
 - Знаешь, папа… Ты, пожалуй, прав…Если не будет Лица у твоей Евы, ничего не будет… Но… лицо… Да, оно должно быть необыкновенным…
Ангелина, словно её ужалила коварная змея, радостно вскрикнула.
 - Папан! Я, кажется, могла бы помочь тебе! Да нет, не о своей морде говорю тебе…
Ангелина вдавила недокуренную сигарету в дно пепельницы.
 - Представляешь, я видела именно такое лицо, какое тебе сейчас так необходимо! И знаешь где?
Самсон Сергеевич  выжидательно навострил свой слух, чувствуя, что сейчас услышит что-то такое, после чего его творческой муке придет конец.
Нетрудно было догадаться, о чем Ангелина расскажет отцу. Конечно же, она вспомнила ту самую ночь, в гостинице небольшого городка, где превратности судьбы свели её с загадочной красавицей по имени Любава!
Ангелина рассказывала, словно размышляла вслух, не чувствуя того, кому адресовала свой рассказ. Она снова видела Любаву, она снова…
 - Скажи, а кому-нибудь удалось сфотографировать её? Неужели такая простая вещь никому не пришла в голову?
Вопрос отца оказался для дочери таким же неожиданным. Действительно, уж такую красивую девку – да не сфотографировать? Впрочем, Алешка, наверное, все-таки догадался сделать это. Они ведь знакомы давно…
 - Пап, у меня есть один интересный знакомый, который имел к этой девушке более тесное отношение… Я могла бы вас познакомить. Он хороший мужик, может тебе о той девушке рассказать много интересного. А, возможно, у него есть фотография…
 - А как скоро ты могла бы это сделать? Это было бы здорово! Меня раздирает любопытство… Ты так описала ту девушку, что я не успокоюсь, пока не увижу хотя бы её фотографию. Он, этот Алёшка, живет в нашем городе?
 - Нет, до него надо ехать часов шесть – семь… Хочешь, давай поедем вместе. Заодно, познакомишься с его матушкой… Она, кстати, вдова. Её муж, отец этого самого Алеши, умер, вернее, погиб, лет 5 - 6 назад. Как мне он, Алешка, сказал – был он летчиком-испытателем…
 - Намекаешь на моё вдовство? …Ну, что ж, поедем. Чем скорее, тем лучше! Время не ждет… Если эта поездка ускорит «странным образом» мою работу, пойду в церковь и поставлю метровую свечку Всевышнему.
Ангелина опять звонила Алексу и поведала ему о своем варианте. Они договорились о встрече. Это будет завтра. Он будет дома и будет ждать их в гости. Поводов для встречи было предостаточно. Включая и тот, о котором только что Ангелина говорила со своим отцом.
И было утро. И опять дорога, по которой на хорошей скорости мчалось «вольво» Ангелины, рядом с которой сидел её отец, почему-то уверенный в том, что эта негаданная поездка внесет что-то особое в его жизнь, в его кропотливое ремесло…
Ангелина тоже не считала эту поездку праздной прогулкой. Ей предстояло решить – будут ли они с Алексом вместе, или судьбе будет угодно удалить их друг от друга настолько, что ни на одном земном транспорте уже не преодолеть эту даль…
 - Пап, если тебе Алешка понравится, ты не будешь против, если я буду с ним жить вместе. А если всё образуется, то я выйду за него замуж… Так надоело болтаться между небом и землей. Он – очень хороший мужик, поверь мне…
 - До чего же ты, Ангелина, вздорная дочь… Непредсказуха, бомба быстрого  реагирования… Зря ты меня обхаживаешь. Вижу, что сама всё давно решила… Так ведь?..
 - Я-то решила, а вот как - мы скоро выясним.
Природа заканчивала летнее застолье. Первые осенние денечки, пока еще ненавязчиво и ласково напоминали лету красному, что пора ему вылезать из-за стола и уходить на покой по добру, по здорову.
 - Осень… Знаешь, пап, год этот пролетел как-то незаметно… Тебе не кажется?
 - Кажется… еще как – кажется.. Только тебе-то не о чем печалиться. Когда мне было тридцать, я дней не считал, некогда было… И сейчас некогда, да и незачем…
 - А осенью обычно свадьбы справляют… А почему именно осенью?
 - Не знаю, Ангелина… Так  исстари заведено… Вроде как – все работы сделаны, в полях пусто, на столах – густо. Есть что выпить и закусить…
Покопавшись в сумке, Самсон Сергеевич извлек из неё большое яблоко.
 - Давай, пригуби… Я искушаю тебя, вместо змея. Как там, в Библии:
 - Она ела и мне давала… И я ел…
Ангелина впилась зубами в румяный яблочный бок и вырвала из него с хрустом большой кусок сочной мякоти… На сей раз Алешка и «мама Ольга» имели дело с людьми обычными, из «мира сего».
Как общаются между собой россияне – известно давно. Быстро познакомились, быстро нашли «общий язык», быстро подошли к «главным темам». Собравшиеся оказались людьми родственными по мыслям своим, по своим убеждениям, готовые на поступки, услуги, согласованные варианты действий. Когда подошли к «проблеме» Самсона – художника, выяснилось, что у Алекса не было фотографии Любавы, о чем он теперь горько сожалеет и ругает себя последними словами. Но…
Алешка посмотрел на мать, вопрошая глазами – можно ли открыть гостям чудо, о котором никому не ведомо кроме их двоих. Сын понял, что мать не возражает, доверяя сыну  и его новым знакомым.
 - Самсон Сергеевич, я хочу показать вам одну вещь… Возможно, она принесет вам какую-то пользу. У меня нет фотографии той загадочной девушки, но есть то, что гораздо интереснее фотографии.
Алёшка на минутку отлучился.
Повисло выжидательное молчание, необычное, потому что все сидящие за столом почему-то надеялись на встречу с чем-то необычным. Вошел Алешка с чудесной шкатулкой в руках.
 - Какая прелесть!
Это реакция Ангелины.
 - Великолепная, чудная работа, а что в ней, молодой человек? Открывайте, не томите нас…
Алекс открыл шкатулку и Самсон Сергеевич, увидев её содержимое, онемел от неожиданности и восхищения.
 - Вы позволите?.. Я хочу взять в руки это диво! Можно?..
 - Да, пожалуйста…Так выглядела Любава, таинственная девушка – грёза, о которой мне уже ничего не известно…
На художника смотрела фигурка девушки, со скрещенными на груди руками. Тонко отлитое лицо сияло красотой! В нём была скрыта тайна, разгадать которую не по силам ни одному современному мудрецу.
 - О, чудо! Вы представляете! Нет, вы только подумайте – она совсем такая, какую мне нужно! Она на моей картине вот такая!.. Руки, голова… Лицо… Вот оно, лицо, которого мне так не достает! Вы понимаете, какое чудо держу я в своих руках! Это произведение искусства – шедевр высшей пробы… Это что-то необыкновенное по исполнению! Откуда оно у вас?
Лицо Самсона сияло от восторга, лицо Ангелины было таким, словно перед нею явилась пресвятая дева Мария и тихо улыбалась ей… Алешка и Ольга Даниловна молча наслаждались реакцией гостей.
 - Ольга Даниловна, Алёша! Вы даже не представляете – каким сокровищем обладаете! Этой вещи просто нет цены!.. Говорю вам об этом как художник, как знаток и почитатель нетленной красоты, содеянной руками самого господа Бога… Теперь я без труда закончу свою картину! Я нашел то, чего не мог найти в этом сумасшедшем и циничном мире!
Люди за столом всё еще смотрели на прекрасную статуэтку с лицом и фигурой  лучезарной  Любавы, разглядывали шкатулку. Никто так и не понял – из каких материалов  и чем всё это создано. Самсон Сергеевич попросил сфотографировать скульптуру, на что получил разрешение. А потом, уже серьезным тоном сказал всем, кто сидел за столом.
 - Эта вещь может украсить любой, самый богатый музей мира. Вещь эта, как и сама шкатулка – уникальна. Мой совет вам – не показывайте более её никому. Это может привлечь внимание нежелательных людей. Надеюсь, вы поняли меня.. Мы что-нибудь придумаем насчет будущего этого шедевра… Скоро я еду во Францию, где будет моя персональная выставка. Возьму фотографии этой дивной статуэтки, покажу своим зарубежным коллегам… Нам будет интересно знать их мнение. Тут много загадочного, пока необъяснимого. Вы согласны?
Все были согласны.
 - Мама, если ты не возражаешь, мы ненадолго отлучимся с Ангелиной, а вы тут побеседуете с Самсоном Сергеевичем. Он весьма интересный собеседник. Я в этом уверен! Мы скоро будем, не волнуйтесь. Ага?

***
Небольшой, но живописный городок Алекса жил своей обычной, уже ничем не примечательной жизнью. Последние события, прямо скажем – из ряда вон выходящие, сошли на нет. Современный человек недолго удивляется самым что ни на есть удивительным событиям. Слишком обыденными и частыми становятся они, все чаще в своей трагичности, безысходности, безнадежности. И никому из всех обитателей этого городка было неведомо, что вот сейчас резко меняется судьба четырех взрослых людей, начинающих новые необыкновенные дороги в своё будущее…

Глава 30

В пещерном селенье идоробо такого оживления не было никогда с тех пор, как остатки этого некогда многочисленного, миролюбивого племени поселились на этих скалах в окружении лесов, водопадов и холодных ночных дыханий ветров Ндото.
Пока шло «заселение» домов, женщины приготовили из антилопы кушанье, которое теперь нужно было препроводить в изрядно проголодавшиеся желудки и хозяев, и гостей селенья.
Все собрались около костров. Было светло и уютно.
Так было впервые. Обычно, свою нехитрую пищу – кукурузная каша с медом - каждый потреблял около своих пещер. Так было утром и вечером. Когда ели мясо добытого охотниками животного, все собирались вместе у костра и ели, кто-то отломит, отрежет. Умеют идоробо приготавливать и хмельное зелье, но пьют его не так часто. Сегодня был такой случай по многим причинам.
Хозяева как-то довольно быстро привыкли к присутствию таинственных и всемогущих гостей. Самыми непосредственными были ребятишки. Они подходили к Любаве, Ведомиру, Орхону, к двум незнакомым женщинам. Вблизи им лучше были видны эти странные люди – да, они были белые, но не похожие на обыкновенных белых людей. Их хотелось потрогать, дать «свою» оценку их одежде, убедится, что с ними можно безопасно общаться. Юные идоробо не были избалованны нарядами, как, впрочем,  и все остальные из этого племени. Кожаные набедренники у них и у других. У взрослых красная туника через плечо.
Орхону было любопытно наблюдать за этими людьми, хотя он совсем не мог понять – почему эти люди оказались никому не нужными, обреченными на исчезновение. Конечно, он знал, что двадцатый век Земли обрушил на аборигенов такое количество совершенно непонятного им, что они не могли постигнуть его и пытались жить так, как жили их предки. Увы, им этого не давали. Процесс выживания отбил у них желание плясать, петь свои песни, творить свое искусство. Они поняли, что не представляют для сумасшедшего века никакого интереса и ценности. Им уготована участь животных. Как им помочь, какой должна быть эта спасительная миссия? Орхон понял, что ничего уже изменить нельзя. Поздно. Осталось лишь скрасить жизнь этих ни в чем не повинных людей.
Глядя на Ведомира и Любаву, мудрый Орхон думал:
- Вот эти будут настоящими землянами и непременно будут счастливыми. Красивые, сильные, умные, благородные и отважные. Эдемона с радостью приняла бы их в своё лоно. Только зачем им Эдемона? Знал Орхон и самое главное: оторванное от своих корней человеческое существо становится «ничьим», неприкаянным. Разве все они, пришедшие к туземцам, не являются таковыми, включая меня?
Трапеза подходила к концу. Люди выглядели усталыми, словно целый день валили вековые деревья или рубили кирками скалы. Сказались впечатления, произведенные необычными гостями. Да и сами эдемониты (и не состоявшиеся из них) чувствовали усталость, ибо нечеловеческие испытания испытали сегодня.
Старейшина поблагодарил гостей за подарок, который с помощью женщин превратился во вкусное угощение. Тут же определили – кто где будет ночевать, а потому – пора на «квартиры», если нет возражений.
Возражений не было. Определились быстро и с большой логикой: Любава с вновь обретенной матушкой, Ведомир с Афроменом, Орхон с Женщиной. На страже «сонного царства» оставят Аякса, который, при необходимости, способен отразить натиск целой армии неприятеля, вооруженного самыми современными средствами уничтожения людей.
Обжитые пещеры освещались снаружи кострами. Новые – освещались и «отапливались» энергией Эдемоны.
Пришельцы знали, что они – гости нежданные, что хозяева этого пещерного селенья совершенно не понимали – зачем пришли к ним эти люди – колдуны, а «люди - колдуны» знали, что это лишь первая ночь, которая свела их воедино, чтобы начать новые жизни, во имя чего и для чего.
Любава лежала рядом с матерью на мягкой подстилке, которую для всех обитателей пещерной обители сотворил всемогущий Аякс по наущению мудрого Орхона.
 - Мама… Я уже разучилась произносить это слово вслух. У меня была мама – Большуха, мама Ольга, но они не были моими, родными… А ты ведь моя, родная, правда?
 - Правда, Любава, хотя твое настоящее имя совсем другое, данное тебе мною и отцом. Не стану называть его. Оставайся Любавой. Имя это красивое, милое, как ты сама, доченька моя ненаглядная…
 - Мама… Расскажи мне о нас… Кто мы, откуда, и какая злая судьба разметала нас по земному времени… Я жила спокойно, меня любили, почитали как родную, а потом… Я расскажу тебе о своей жизни потом… Ведь мы теперь никогда не расстанемся, правда?
 - Правда, Любавушка. Никогда... Я постараюсь рассказать тебе как можно короче о своей жизни, о том, что случилось со мной… Слушай, если сон еще не одолел тебя…
 - Рассказывай, рассказывай… Сон подождет…
 - Слушай… Далеко же мне придется дойти своими мыслями, туда, откуда мы родом, и где теперь нет почти ничего, что напоминало бы о древней Киевской Руси…
Когда знатные древляне, возмущенные несправедливыми поборами князя Игоря пришли к твоему отцу - искоростеньскому князю Малу с возмущением на несправедливость…
 - Так мой батюшка был князем? Вот чудо! Ведь я своим селянам велела в шутку построить мне княжеский терем… Как чувствовала…
 - Так вот. Спросили они отца – как быть с ним и малой частью его дружины. Вот тогда и было принято решение – схватить и предать Игоря лютой смерти… Так и сделали древляне… Жена Игоря, Ольга, узнав о гибели мужа, учинила жестокую расправу над нашими соплеменниками. Лилась кровь, рыданья и стоны захлестнули селенья. Подступило горе и к нашему граду Искоростеню. Твой отец, предчувствуя неминуемую гибель нашего оплота, тайно, ночью отослал меня вместе с четырьмя храбрыми воями  за пределы города. И ты была со мною. Мы мчались на конях, таились по лесам. И однажды наткнулись на дружинников княгини Ольги. Мои отважные спутники увлекли тех воинов за собой, а я осталась в лесу с тобой.
Не знаю, что тогда случилось со мной… В глазах моих помутился белый свет, сердце перестало биться и я без чувств упала на лесную траву.
Только летом я узнала, что попала под всевидящие очи вот этих людей с далекой планеты по имени Эдемона. Они блуждали по нашим владеньям, выбирая кандидатов для отправки на свою планету. Так, среди таких кандидатов оказалась и я… Орхон мне потом поведал, что и как было…
 - Да, мама, мой названный батюшка нашел тебя в лесу мертвой, а меня – плачущей малюткой. Он решил, что ты мертва, но не смог похоронить тебя – боялся, что кто-нибудь заподозрит его в злодействе. Он взял меня с собой. А на другой день вернулся, чтобы похоронить тебя, только никого не нашел, только странный круг из обгоревшего мха был на том месте, где лежала ты… Теперь мне ясно, куда ты исчезла… Я же до восемнадцати лет жила в приозерном селенье… Сельчане скрывали от меня, что я не родная дочь Большухи, а потом… Потом решили меня выдать замуж, а Ведомир помог мне избежать этой участи. С помощью всё той же таинственной силы эдемонитов, он отправил меня в мир, который мы видим сегодня своими глазами…
Ох, мама, сколько же пришлось испытать всего в этом самом сегодняшнем мире… Я еще успею подробно рассказать тебе об этом, а ты мне – о жизни на далекой Эдемоне, про которую мне во сне говорил бедный Искорка, мой маленький сородич. Теперь нет даже его праха… Нет ничего… Прошлого нет, зато есть и будущее, правда… мама.
 - Правда, правда… Спи, доченька, спокойно. Я с тобой… Светлых снов тебе.
Мать нежно обняла свою многострадальную дочь и прижала к ней свою многострадальную, но счастливую плоть…

***
Каким бы сладким ни был утренний сон, заботы прерывают его, поднимая человека в вертикальное положение. По тому оживлению, что царило на «улицах» пещерного города, Орхон понял, что всё взрослое его население уже приступило к активной жизни. Женщины, организовав около своих жилищ небольшие группы, горячо что-то обсуждали. По их жестам, выражениям лиц было без слов понятно – делились впечатлениями о своих новых пещерах, о том, как там было тепло и уютно.
Группа ребятишек – подростков собралась около неподвижного Аякса. Робот приманивал их к себе, вызывал огромное любопытство. Однако, необычный гигант внушал ребятишкам и чувство страха.Идоробо не верили ни в наших богов, ни  в проделки различных духов и колдунов. На окружающий мир они смотрели трезвыми глазами, отвоевывая для себя то, что еще возможно отвоевать в их незавидном положении. Они не походили на чернокожих гигантов, не были похожи на маленьких людей – пигмеев. Сухощавые, стройные, сильные, ловкие, совсем не маленького роста, с правильными чертами лица. Кожа светло-шоколадная, у женщин - с тепловатым оттенком, монгольский разрез глаз, широкие скулы, слегка припухшие веки, полногрудые, красивые. Мужчины – великолепные охотники, стрелы которых редко не достигали цели. Бортники собирают  мед. Мясо, дичь, мед, каша из кукурузы, жареное на вертеле мясо. Едят 2 раза – утром и вечером. Здоровые, упитанные…

Глава 31

Какими бы разными ни казались люди, в каких местах ни проживали бы они и на каком языке ни общались, их всегда объединяли дружелюбие, благие намерения и столь же благодатные деянья.
Афромен медленно прохаживался вдоль «хижин» своих соплеменников, как бы ненароком подглядывая в их открытые чрева. Женщины украдкой улыбались ему. Они были желтоватые, полногрудые, высокие, немного похожие ликами на монголов. Все занимались традиционными делами – заботились о приготовлении пищи, суетились с ребятишками. Откуда им было знать, что есть совсем иная жизнь, от которой их отлучила современная цивилизация со своим научно – техническим прогрессом.
Афромен уже не думал о божественной Эдемоне, где не существовало никакого намека на несправедливость, унижение человека, где царствовало счастье, гармония, красота….Увы, всего этого никогда не было на Земле, а теперь и вовсе иссякло из обихода обезумевших гомо-сапиенсов.
Вот показался Ведомир. До чего же красивый парень! Наверное, сам Бог поцеловал его в младенческие уста и наградил его красотами тела, души и ума! Конечно, они с Орхоном тоже внесли свою лепту в его формирование. Не зря же посылали они его плоть по всем векам, показывая страны, народы, отдельных людей, их великие и дьявольские деяния.
 - Ведомир, я приветствую тебя и желаю доброго дня!
 - Спасибо, Афромен, шоколадный брат мой! Уверен, что эти пожелания будут по душе и тебе!
Вместо рукопожатия они крепко обняли друг друга.
 - Смотри, Афромен, что это развешено на деревьях? Ты знаешь, эти сосуды очень похожи на те, что мы развешивали на деревьях в своей лесной родине. Там собирался мёд…
 - Вот видишь, Африка совсем близко к твоей стране. Кстати, ты был великолепным охотником! А эти парни и мужчины – самые талантливые из всех охотников Африки. Охота и собирание мёда – вот всё, что осталось для них от великой Африки… Теперь они никому не нужны…
 - Что мы будем делать дальше? Мы тут навсегда или у Орхона есть какие-то другие планы? Как ты думаешь, шоколадный эдемонит?
Ведомир с улыбкой смотрел на красивого, с умными глазами великого идоробо.
 - Уверен, что Орхон всё уже предусмотрел и уже сегодня посвятит нас в свои намерения.
Лицо Ведомира внезапно стало серьезным, словно какая-то непостижимая тайна заглянула в его мозг и растревожила душу.
 - Скажи, друг мой… Как ты себя чувствуешь? Ведь вы прилетели оттуда… Боюсь, что никогда не осознаю способа вашего передвижения, ваших перевоплощений… По себе лишь могу судить – это не поддается никакой логике, никакому здравому смыслу…
Афромен помолчал, обратив пронзительный взгляд на огромную равнину, где малые и великие африканские существа начинали новый день своей жизни.
 - Ведомир, ты и Любава – люди необыкновенные. На земле вы единственные, кому удалось шагнуть через века, увидеть род человеческий в его стремительном развитии… Да, в этом мы поспособствовали, ибо жили в другом мире, где рядом жил Всевышний разум, щедро наградивший обитателей Эдемоны величайшими знаниями.
Афромен помолчал.
 - Скажу тебе печальную, а может быть – привычную для землян, весть. После того, как мы покинули Эдемону, наши года потекут по земному – быстро и суетно. На Эдемоне мы не думали о времени, о смысле жизни. Мы очень медленно старели, но старость не делала нас беспомощными... Посмотри  на Орхона. Разве он – старик? Мы уходили из жизни по своему желанию. Оно могло прийти через сто, тысячу лет...  Уходя, эдемонит превращался в плотный сгусток энергии. Он пополнял Великий Аккумулятор энергии, знаний, всего, что необходимо для счастливой жизни новым поколениям. У нас не рождалось людей случайных – бесталанных, уродливых, злобных, агрессивных. Еще в утробе матери мы научились узнавать – кого она носит около сердца. Нежелательные дети таяли в материнской обители. Матери не печалились, ибо знали, что так надо, чтобы сохранить Эдемону чистой, не дать ей стать похожей на Землю, где люди в большинстве своем – несовершенные, порочные существа, уверенно копающие могилу своей Матери…
Сейчас мы с тобой ровесники, Ведомир, хотя на Эдемоне мне было лет столько, сколько выпадает на долю нескольких поколений землян… Теперь мы будем стариться по земным законам. Впрочем, впереди у нас еще много лет! Труднее будет Орхону… Он «коренной» эдемонит и земная жизнь будет для него трагичной…
Друзья помолчали.
 - Смотри, вон твоя красавица появилась! Истинная богиня, клянусь Вселенной!
Ведомир обернулся.
 Любава и её мать медленно шли в их сторону. Ребятишки веселой стайкой вертелись около них, а более смелые, трогали их за одежду, за опущенные кисти рук. Мать и дочь тепло улыбались. Такой сцены в их тревожной и загадочной жизни еще не бывало! Ведомир с радостным лицом устремился к той, которая всегда согревала его сердце надеждой, верой в то, человеческая жизнь не может быть отлученной от счастья!
 - Любава, голубушка! Если бы ты знала, как мне сейчас хорошо! Я кланяюсь твоей матушке, что явило белому свету такое чудо! Прости за возвышенные слова… Я чувствую себя самым счастливым человеком… после тебя…
Любава протянула руку Ведомиру.
 - Мама, позволь нам побыть вдвоем! Мы посмотрим на эту загадочную обитель, познакомимся с её красотами, с её обитателями…
 - Конечно, конечно… Идите, дети мои! А мы с Афроменом должны пообщаться с Орхоном. Долгая неопределенность не идет на благо. Надо решать – что нам делать дальше.
 - Осторожней! Тут много ядовитых змей! Возьмите провожатых! Тут их с избытком для вас!
Ведомир и Любава только улыбнулись, словно предостережение Афромена касалось маленьких колючек, которые могут воткнуться в подметки их обуви… Более того, они были уверены, что невидимые спутники будут красться за ними по пятам. Любопытство в людях – неистребимо!  Орхон и старейшина стояли вместе. Орхон дал Любаве, Ведомиру и Афромену таблетки – вкусные, сытные. Нужно только выпить воды. Этого хватит на весь день.

Глава 32

Знакомство с Алешкой и его матерью внесло в жизнь Самсона Сергеевича что-то новое – светлое, энергичное, молодое. Он с легкостью закончил свою картину, над которой безуспешно бился долгое время. Теперь триптих приобрел своё завершение. Было сотворение Адама и Евы, было изгнание из рая. Вот теперь между ними будет «Искушение Евы». Художник не стремился к классическим формам и устоявшимся канонам. Картины триптиха получились яркими, насыщенными цветом и воздухом. Они казались списанными с натуры, только натура была таинственно – манящей, недоступной, воистину – не существующей. Кроме – Евы. Литая статуэтка загадочной Любавы дала мощный толчок кисти Самсона Сергеевича.
 - Мне кажется, что я попал в какую-то таинственную историю, - размышлял маститый художник. - Лицо той девушки незабываемо. Оно постоянно возникает передо мной. Неземное существо? Легенда? Шедевр неизвестного гения? Находка «черного» археолога? Всё может быть… Надеюсь, что многое со временем прояснится.
Самсон Сергеевич вспомнил алешкину мать, с которой они с Ангелиной разговаривали  и виделись в первый раз. Ему она очень понравилась.
 - Вот чертовщина, -  думал Самсон, - дочь положила глаз на сына, а мне снова хочется увидеть Ольгу Даниловну. К чему бы это?
Впрочем, есть одна идейка, которую надо обмозговать с Ангелиной и … еще кое с кем…
Помешивая ложечкой ароматный чай, сдобренный долькой лимона, художник сел в мягкое кресло и почувствовал себя так, словно сняли с его плеч очень тяжкую, изрядно измучившую его, тяжесть. Причина была весомой. Теперь можно спокойно упаковывать картины, оформлять нужные документы и, ехать на родину Руссо, Делакруа и Жака Ширака. Он очень надеялся, что его, Самсонова, выставка, будет принята капризными парижанами благосклонно. Возможно, удастся что-то реализовать. Он очень неохотно расставался со своими картинами, но… таково ремесло художника. Картины – его плоть, пот, кровь и хлеб, в конце концов…
Самсон слышал, что кто-то орудует ключом, открывая дверь. По тому, как энергично, нетерпеливо это делалось, художник догадался, что это его «вулканическая» дочь, нареченная Ангелиной.
 - Папан, ты дома? Это я, твоя ненаглядная Ангелина! Живой, здоровый? Чего поделываешь?
Ангелина стаскивала с себя «шмотки», словно это была чужеродная кожа, в которую втиснули её некие садисты.
 - Чай пьешь? Дай глоточек… Красота! Давай что-нибудь перекусим. Набегалась, как дворняга…
 - С пользой беготня была, аль как?
 - А когда, скажи на милость, я бегала без пользы? Всё окэй, как говорят самоуверенные америкосы… Ты сам - то чего-нибудь жевал? Давай, иди-ка на кухню, сейчас сообразим успокоительное для желудка.
Ангелина хлопотала. Стучала дверь холодильника, шипела газовая горелка, стучали пятки дочери по кухонным половицам.
 - Ну, как тебе понравилась Ольга Даниловна? Что скажешь про Алешку? Говори, а то есть не дам…
 - Ты, Анга, когда-нибудь успокоишься? Вся в матушку подалась… В матушку… подалась… вся…
Самсон понял, что покойная жена постучалась в его сердце… как-то ненароком, случайно…
 - Вот, пока тебя не было, много о чем думал… И про Ольгу Даниловну вспоминал, и про Алёшку…
 - Ну…
 - Хорошие они люди, не испорченные… Скромные, с чувством собственного достоинства и, как мне показалось, достаточно умные и интеллигентные. Сейчас людей такого сорта совсем мало осталось…
 - И ты в их числе, Самсон великий!
 - И я в их числе, амазонка ехидная…
Они сели за стол…
 - Ты знаешь, папан, я бросила курить! Аппетит стал зверским!.. Вообще, в последнее время со мной происходят благотворные метаморфозы… И самая главная – я, наконец-то по-настоящему… влюбилась… Всех своих поклонников и хахалей «отшила». Они на меня стали смотреть, как на чокнутую. Ангелина – и вдруг без мужиков!..
 - Ты вся в мать пошла… Сколько она мне давала поводов для ревности, один бог знает… Только я её всё равно любил… Да и она, пожалуй, только меня и любила-то по-настоящему… Все последние годы мы были счастливы… Если бы не её болезнь…
Вилка в руке Самсона на минуту замерла, терпеливо поддерживая нанизанный кусочек котлеты…
 - Папа… Ну чего ты… То, что невозможно вернуть или исправить, не должно мучить человека до гробовой доски… Кушай и давай лучше о насущном потолкуем… Нет, я не про твою старую выставку…
Ангелина отодвинула в сторону пустую тарелку и, сцепив пальцы рук, придвинулась лицом к «размякшему» отцу.
 - Ты видел Ольгу Даниловну, общался с нею… Правда ведь – женщина она очень видная… У неё замечательная фигура, очень милое лицо и приятный голос… Она, как и ты, утратила любимого человеку…
 - Я так и знал, что ты меня к этому сюжету подведешь… Хочешь сказать: не сделать ли мне ей предложение? Вот, мол, руки вашей прошу и торжественно клянусь быть вашим рыцарем до скончания века…
 - Ну, ладно, ладно… Не отлынивай, не прикидывайся Иванушкой… Я же о благе твоем пекусь… Ты еще мужчина, как говорил Карлсон «в самом расцвете сил», и женщина вроде Ольги Даниловны тебе не помешает…
Ангелина еще более оживилась, словно готовилась к решающей атаке на смятенную душу своего родителя…
 - Слушай, пап! Ты ведь едешь. Не пригласить ли тебе с собою алешкину мать? А?.. Можно взять ей турпутевку… Я это дело могу устроить без особых хлопот… Париж, выставка твоих картин, старинный замок… Разве она когда-нибудь сможет увидеть всё это?.. А потом… Потом можно сразу две свадьбы устроить. Вот это было бы чудом из чудес!
Пища и питье уже ничего не значили для этих людей, почувствовавших каждой «мурашкой» своего тела неизбежные и радужные перемены в своей жизни. Лица их светились улыбками, глаза блестели молодо и загадочно, словно подходили они к вратам нежданно предоставленного к их услугам рая…
 - Скажи, Анга, а что это за таинственная Любава? Ты можешь рассказать мне о ней подробнее. Я уверен, что она носит в себе какую-то великую тайну… Что-то в её лице, даже отпечатанное в неживом материале, есть необычное… И тут даже дело не в её необыкновенной красоте…
Ангелина притихла, исчезла её импульсивность, лицо утратило ребяческое выражение, неуверенная рука механически поползла к распущенным волосам и затерялась в них…
 - Придет время,  и мы с тобой узнаем очень много нового, необычного, почти фантастического… И ты можешь ускорить это время… Действуй! Я с тобой!

Глава 33

Обитель идоробо гудела, словно рой потревоженных пчел. И если пчелы исправно служили аборигенам, поставляя к их столу драгоценный мед, то для Орхона эти люди, собравшиеся все до единого возле пещеры старейшины, были еще полны загадок. Ему очень хотелось сделать для них как можно больше приятного и полезного, но что под этим надо понимать, с чего начать? Он чувствовал, что уже никакие силы не в состоянии изменить  их образа жизни. Он видел, что они привыкли довольствоваться тем, что имели и что приносили им с равнины получатели их меда. Их мало. Они идут к вырождению и окончательному исчезновению. Им, как и его родной Эденоме, нужны были новые люди, чтобы оздоровит генофонд, сделав его стойким к любым невзгодам, потерям и испытаниям. Во многом мудрый Орхон делал ставку на Афромена. Собравшиеся ждали – что скажет им этот великий человек, повелитель железного чудовища, всемогущего колдуна, бескровно добывающего антилоп.
 - Афромен, выясни у них – согласны ли они отпустить на пару дней своих ребятишек и молодых парней на прогулку, которая будет для них и приятной, и очень интересной и очень полезной. Скажи, что все они вернутся живыми и невредимыми, а про всё увиденное непременно расскажут своим родителям. С ними останется великий охотник и бесстрашный воин Ведомир и две белых женщины, которыми он, Орхон, дорожит более своей жизни.
Афромен озвучил предложение великого эдемонита.
 Наступила продолжительная пауза, наполненная переговорами, выражениями сомнений, согласий, разногласий, опасений и прочее, прочее… Старейшина выражал общее мнение.
 - Мы готовы отпустить наших детей на прогулку, которую собирается им устроить наш уважаемый гость Орхон. Нам лишь непонятно – как это всё будет выглядеть и куда они направятся гулять?
 - Афромен, скажи им, что мы полетим в город, где живут разноплеменные люди, знающие цену дружбе, гостеприимству и любви к ближнему.
Выслушав африканца – эдемонита, толпа притихла, словно ожидая самого главного: как будет начинаться это путешествие и сколько пищи понадобится ребятишкам в дорогу.
 - Великий Орхон просит всех желающих подойти к нему поближе. Дальше вы всё увидите своими глазами. Орхон и все мы – ваши друзья, а потому, ничего плохого с ребятишками не случится. Им будет тепло, у них будет пища и надежная защита от любых невзгод и опасностей.
Мужчины и женщины смутно представляли затею Орхона, не верили в её осуществление, потому что такого путешествия просто не могло быть. Должно быть, великий колдун решил пошутить с идоробо, скрасив их однообразие. Вот человек восемь ребятишек столпились около Орхона и выжидательно смотрели в его добрые глаза. Тот сделал знак – все следуют за мной. Они вышли на площадку перед самой последней пещерой, которую «прорубил» Аякс. Афромен озвучивал команды и просьбы эдемонитов.
Ребятишки сели на землю так, как обычно садятся люди в автобусах, трамваях или самолетах. Пассажиры пока еще несуществующего транспорта кроме набедренных повязок ничего не имели. Одни улыбались, другие недоверчиво посматривали на Афромена и Орхона, третьи помахивали руками невдалеке стоявшим родителям.
Потом было так, как никогда и нигде в мире не было.
Орхон Великий лишь на минуту подошел к неподвижному Аяксу, «поколдовал» около его таинственной плоти. Потом, взяв за руку Афромена, подошел к сидящим ребятишкам и, удобно присел рядом с ними, усадив рядом с собой Афромена. Теперь, все сидящие почувствовали, что какая-то теплая и мягкая, невидимая для глаз подстилка проникла под их «седалища». Потом эта подстилка, разливаясь прозрачной пленкой, образовала большую «черепаху». Летательный аппарат был готов. Стоящие идоробо не знали – что им делать. Они застыли в изумлении, страхе, в нерешительности. Вот «черепаха» плавно приподнялась над каменной площадкой, плавно покрутилась над ошеломленными аборигенами и вдруг – стремительно полетела в сторону равнины. Наблюдали её всего лишь миг, и этот миг был ознаменован могильным молчанием «провожающих».
И только трое из оставшихся – Ведомир, Любава и её мать - почти не удивились произошедшему. Они знали – посланники Эдемоны способны и не на такие чудеса, быть им, этим чудесам совсем недолго, ибо Эдемона навсегда никого не отпускает.
Троица улыбалась, глядя на старейшину маленького племени, на его оставшихся представителей. Надо было начинать обычную жизнь по правилам идоробо. Охотникам – на охоту, женщинам, впервые оставшимся без крикливых и прожорливых ртов – готовить кашу с медом. Древлянка и древлянин разделились, став полноправными в роду идоробо.
Часть мужчин пойдут собирать мёд. Его нужно много. Им будут питаться идоробо, сдабривая кукурузную кашу, он, упакованный в кожаные мешки, будет спущен на равнину. Там его примут знакомые предприниматели. Вместо меда они принесут идоробо то, чего им в первую очередь необходимо. Так и живут. Понятие «бартер» было людям неведомо, зато потребности каждой стороны всегда были и есть яснее ясного.
Без Орхона робот Аякс был для каждого из оставшихся совершенно бесполезной вещью. Более того, не все сразу обратили внимание на то, что на прежнем месте этого гиганта просто не было.
Конечно, более всего Ведомиру хотелось совсем иного. Вся эта фантасмагория удивляла его, но казалась излишней тратой времени. И это вымирающее племя, и Орхон с улетевшими ребятишками, и эти мужчины, языка которых он теперь не понимал, и…
Да, Ведомиру хотелось опять оказаться на той, страшно далекой лесной поляне, лечь на прохладный дерн и смотреть в глаза Любавы, гладить её волосы, целовать её губы, обнимать её плечи… Все таинства любви – долгожданной, выстраданной, встреченной здесь казались неуместными, ибо десятки посторонних глаз невольно обкрадывали бы влюбленных, делали их счастье ненастоящим, закованным в рамки окружающей действительности. Так продолжаться долго не должно. Ведомир это знал и, в любой момент выйти из под опеки всесильного Орхона. Любовь земная – всесильна. И нет ей никакой замены в человеческом бытии.
За Любаву Ведомир был спокоен. Она с легкостью могла делать то, что делали женщины идоробо. Она могла и гораздо большее, недоступное аборигенам. Сложнее было с её матушкой, бывшей княгиней, вкусившей райскую жизнь Эдемоны. Как быть с нею? К какому делу приспособить её?
Ведомир оказался перед группой молодых охотников. Они улыбались, знаками призывая идти с ними, показать, на что ты, белый человек способен. У них были  луки, стрелы, короткие копья. Один из мужчин протянул небольшой лук Ведомиру. Он взял его привычным движением, вложил стрелу и, натянув тетиву, выпустил смертоносную иглу в белесое, горячее небо. Охотники издали изумительный возглас. Так высоко никто из них стрелы пускать не мог. Ведомиру же лук показался детской игрушкой. Ему нужен был мощный большой лук, способный выдержать силу его рук.
 - Любава, эти мужчины приглашают меня на охоту. Это у них работа, добывание необходимой пищи. Мне нужно им помочь и, как говорится, показать, на что я способен. Здесь, как и везде, в почете сила, ловкость, удачливость. Постараюсь не разочаровать этих славных парней!
 - Иди с ними, Ведомир. Мы будем ждать вас с добычей и помогать женщинам в их делах. Ты, мама, не отвыкла от дел земных?
 - Не волнуйся, доченька, буду делать то, что понадобится… Буду стараться…
 - Любавушка, как мне хочется побыть с тобой… Нет, не побыть… Мне больше всего хочется взять тебя за руку, подняться в небо и улететь туда, где никто не сможет помешать нам любить друг друга…
 - Потерпи, милый. Теперь мы уже никогда не расстанемся!
Охотники о чем-то переговаривались между собой, наблюдая за Ведомиром и Любавой. По их голосам и прищелкиваниям языка было без переводчика понятно – Любава им очень нравилась и, если бы не их жены, стали бы добиваться её расположения. Как и тогда, в стародавние времена.
 - Бедная моя, неприкаянная красавица! Как мне жалко тебя и как мне хорошо, когда ты рядом, - думал Ведомир, направляясь за охотниками.
Ведомир, Любава и её мать не чувствовали голода. Орхон снабдил их чудо – пищей. Маленькие, разноцветные шарики прекрасно утоляли голод. Конечно, к такой пище нужно было привыкнуть. Землянам она не годилась.
Их организм значительно отличался от естества эдемонитов. Вот и ребятишки, которых Орхон увлек в путешествие, тоже сейчас «сидят» на этих «шариках». Наверное, они им нравятся. Надолго ли?..
Прозорливый Орхон был умным эдемонитом. За свою долгую жизнь на этой райской планете он постиг такую бездну знаний и мудрости, которая не снилась ни одному, даже самому гениальному, обитателю Земли. И всё же, тут, на этой греховной, упрямо движимой своими детками к роковому концу, он не смог бы ограничиться своими знаниями.
Без Аякса, этого универсального компьютера эдемонитов, многое стало бы для Орхона проблематичным. Однако, человек – эдемонит в союзе с «умной» машиной становился без всякого преувеличения – всемогущим и всесильным. Впрочем, земляне также привыкли к такому союзу, дающему, правда, очень и очень скромные результаты в соотношении с эдемоновскими.
Куда Орхон вёз ребятишек и Афромена, он смог выбрать опять-таки не без «подсказки» Аякса. Воздушный кораблик, бесшумный, поразительно скорый и неуловимый земными локаторами, приближался к городу, что образовался в самом устье великой земной реки под названием – Волга.
Обозвав город Тмутараканью, безразмерный «мозг» Аякса поведал Орхону, что сия обитель разменяла  пятый  век. Людей тут разных по расовым и этническим признакам – видимо-невидимо. Живут веками достаточно уживчиво, а превыше всего ценят торговлю. А еще Аякс пояснил, что с горячих просторов Тмутараканской земли нет-нет, да уходят за пределы земли небесные гости – ракеты. Только Орхону туда не надо. Дети – есть дети. Им лучше побывать в городе – не самом красивом на земле русичей, но с «изюминкой». Детишки идоробо увидят Волгу, поплавают в ней, полюбуются красивой крепостью, кроме которой тут и гордиться нечем…
Ребятишкам не сиделось. Прозрачная «черепаха» проносилась над равнинами, песчаными пустынями, сплошным ковром джунглей. Извивались реки, словно вылитые из стекла, синели моря, заснеженные горы походили на спины исполинских драконов. Земля была по-прежнему прекрасной и, совсем не выглядела умирающим творением Создателя. Сейчас ребятишки, получившие нежданно-негаданно статус птиц, любовались глазами счастливых пернатых на свою колыбель, совершенно не задумываясь о том, что Земля уже давно больна смертельными недугами, кои «подарили» ей беспечные человеки.
Детишки идоробо, освоившись со своим странным положением, уверовавшие в абсолютной надежности Орхона и Афромена, энергично выражали своё восхищение проплывающими под «брюшком черепахи» большими городами, жизнь которых им была неведома абсолютно. Впрочем, философских мыслей в головенках почти голеньких идоробо совсем не возникало, зато радость была неподдельной и такой, неестественно взбудораженной.
 - Орхон, скоро ли мы прибудем в эту самую … Тьматараканию..? Этих вертлявых человечков долго сидеть не заставишь… Смотри, как они шастают по обе стороны нашего корабля! Это для них великий праздник! Первый и последний, к сожалению…
 - Мы уже близко. Видишь вот эту извивающуюся речную ленту? Это Волга. Когда-то она имела и другие названия. Великая и многострадальная река…
 - Почему – многострадальная? Вода в ней кончается, не хочет больше в соленое море вливаться?..
 - Долго объяснять тебе, Афромен. Когда ты увидишь её вблизи, сам догадаешься, о чем говорю… А теперь – утихомирь ребятишек. Мы будем спускаться. Сейчас в Тмутаракани такое же пекло, как и в Африке.  Стало быть, акклиматизация нам не потребуется.
Легче облака «небесная черепаха» приземлилась в тенистом уголке городского парка. Все без исключения её пассажиры ощутили под своими «сиделками» мягкую траву, от которой исходил горячий, ароматный запах лета.
Величественный Орхон подал ребятишкам знак, который был понят всеми без объяснений. Ребятишки вскочили на ноги, с радостью запрыгали на месте. По наущению Афромена, желающие окропили тмутараканский кустик «влагой идоробо». И теперь, по блестящим глазенкам ребятни можно было прочесть всеобщий вопрос: «А что будем делать теперь?»
Мотор «небесной черепахи», имеющий вид небольшой серебристой коробочки, исчез в одежде Орхона. Ему еще предстояло доставить путешественников на прежнее место.
Еще там, на плато, «беседуя» с Аяксом, Орхон разрешил одну маленькую проблему: робот пояснил, что в Тмутаракани ничего и никому просто так не дают. Нужны Деньги. Аякс на маленьком экранчике своих «внутренностей» обозначил вид этих самых «денег», а спустя пару минут «выплюнул» из узенькой щели «финансового блока» хрустящие листочки и настоятельно «проговорил» на эдемонском: «Это… надо… взять. Это… надо… отдавать… За них… дадут… всё».
Орхон внимательно оглядел ребятишек. Наверное, было в этом взгляде гораздо больше, чем в простом человеческом взгляде. Он «организовал» команду так, что каждый из неё будет делать только то, что нужно.
Зрелище было весьма любопытным, весьма необычным, трудно объяснимым для окружающих.
Около десятка «шоколадных» ребятишек в кожаных набедренных повязках. Впереди – величественный, в длинном белом хитоне старец. Замыкал кавалькаду «шоколадный» атлет в красной тоге и босыми ногами.
Останавливались прохожие, замедляли скорость мчавшие по улице автомобили. Кому-то из пешеходов этого было мало. Люди изменяли направление своего маршрута и, чтобы получше разглядеть эту странную группу, шли следом, улыбаясь, переговариваясь, жестикулируя. Кто-то «крутил пальцем» в своей височной области, однозначно причисляя шествующих к «чокнутым».
А через некоторое время рядом с «птенцами» Орхона и Афромена тормознула милицейская машина. Вышедший навстречу Орхону лейтенантик успел лишь «взять под козырек», прежде, чем начать «дознание».
Орхон улыбнулся и лишь слегка склонил голову, приветствуя «стража порядка». Вот и всё. Путешественники пошли дальше, а растерянный лейтенантик, потеряв дар речи, еще несколько минут продолжал стоять на месте и, ничего не понимающими глазами, провожал эту потешно – непонятную семейку.
Из окошечка стеклянного киоска высунулось лицо «кавказской национальности».
 - Эй, отэц! Пакупай марожное для дэтэй! Очень вкусный мороженое! Давай, давай, подходи!..
Чернявый продавец, покинув своё «застеколье», выскочил наружу, и, словно свою душу, открыл нараспашку крышку колесного холодильника. Орхон понял, что надо давать «деньги». Он вытащил несколько хрустящих листочков, на которые можно было купить всё «марожное» энергичного киоскера. Тот взял только один листочек, на котором улыбалась цифра «500». Сам продавец превратился в любезного официанта.
 - Сначала дэтам даём! Так! Вот – тебе, вот… тебе… И так восемь раз…
 - Это, дедушка – тебе, а это, дарагой – тебе! (Это – к Афромену).
 - Кушайтэ, на здоровье! Жарко! Откуда такие гости к нам, а? хорошие рэбятишки, харошие! Почти африканцы, да?
О чем говорил этот человек, они точно догадывались.
Орхон  поклоном  поблагодарил радушного продавца и первым показал, что с этим «марожным» надо делать.
Ребятишки не заставили себя упрашивать. После первого «пригубления» стало ясно – эта пища им очень нравилась.
 - Слушай, бери шоколад детям! Очень хороший, шоколад, изюм с орехом! На, дарагой! Детям полезно!
Улыбающийся Афромен принял из рук «кавказца» тмутараканского гражданства коробку, где, тесно прижавшись друг к другу, лежали «шоколадки». Афромен улыбнулся, принимая угощенье, о котором нигде и никогда слыхом не слыхивал. Бумажка с цифрой «500» стала, наверное, очень маленькой, поэтому чернявый продавец постеснялся выдавать её остатки «чокнутому деду». Все были довольны. Вскоре мордочки и пятерни юных идоробо стали липкими. Нежные сладости не вынесли тмутараканской жары.
 - Мы пойдем к Волге! Там можно искупаться и решить «прилипчивую» проблему.
И снова люди.
 - Цыгане, што ли?
 - Да нет, какие цыгане… Не похожи на цыган…
 - А старик какой живописный! Ёг наверно… С учениками явился… Индусы приехали… И кого только нет у нас в городе…
 - А может, где кино снимают?
Люди говорили, обсуждали, ненавязчиво сопровождали. И под эту ненавязчивую  какофонию  мнений юные аборигены и их надежные «няньки» вышли к Волге. Орхон знал, что дети идоробо не умеют читать, писать, совершенно не понимают вот этот, окружающий их мир, который останется в их памяти на всю оставшуюся жизнь. Сомневался старец и в том, что ребятишки черного племени умели плавать. У воды за ними нужен глаз да глаз. Ну, ничего. Всё образуем в лучшем виде.
Жара утомляет всех, даже тех, кто вынужден мириться с нею всю свою жизнь. Разморила она и юных путешественников. «Няньки» избавили поочередно их руки и мордочки от прилипших сладостей, окатили их водой, брызги которой улучшили настроение ребятни. Потом они сидели тесной группой, наблюдали жизнь этой самой Волги, рассматривали тех, кто в множестве скопился у её прохлады.
 - Афромен, хочу спросить тебя вот о чем. В этом маленьком племени, пожалуй, существуют проблемы женихов и невест. А это к добру не приведет. Ты меня понимаешь?
 - Конечно, Орхон. Я это уяснил сразу, как мы оказались в их селенье. Ну что же мы сможем поделать?
 - А ты останешься с ними?
 - Да, это моя истинная родина.
 - Но ты молод, красив… У  тебя должна быть семья… Я не уверен, что в этом исчезающем племени найдется для тебя невеста…
 - Ты прав… Я принесу им немало пользы, но они не смогут помочь мне в решении этой проблемы. Ты знаешь, как мне быть?
Орхон задумался.
 - Вечером мы улетим обратно и навсегда. Вон, видишь, тех, трех девушек, что прикрыли свои головы одним зонтиком?
 - Я вижу их, Орхон. Слушаю тебя дальше…
 - Подойди к ним, поговори с ними. Одна из них согласится улететь с нами. Которая – ты поймешь сам. У обычных кавалеров Земли знакомства и ухаживания порою даются нелегко. Ты – сын земли, но ты и частица Эдемоны. У тебя всё получится. Иди!
Афромен смотрел на Орхона удивленными глазами. Только теперь он осознал, насколько широко мыслил его старший друг и учитель, насколько он был прав…
Длинная тень от фигуры Афромена заставила девушек приподнять головы. Они с любопытством смотрели на красивого и высоченного парня. Его внешность не оставила сомнений в принадлежности: африканец.
Афромен говорил. Говорил о главном так, как мог говорить только человек, подошедший к надежде и ждущей, что та не обманет его ожиданий.
Орхон наблюдал. Он знал, что Афромену улыбнется удача.

Глава 34

Охотники  повели  Ведомира в лес, где обитало множество птиц, однако далеко не все из них годились для пропитания.
 - Почему они не спустятся на равнину, где столько всяких зверей. Вон зебры, вон антилопы, еще какие-то животные, которых я вижу впервые.
И тут Ведомир вспомнил, что старейшина говорил в день их прибытия в лагерь. Власти запретили идоробо охотиться на равнине. Там другие племена, это их земля, на которой им, горянам – охотникам, делать нечего. Их там не любили и не жаловали, считая злыми духами в человеческом обличье.
Ведомир остановил охотников и знаками стал объяснять: давайте спустимся вниз и там будем охотиться с большей пользой. Птицами всех не накормишь, а крупная дичь здесь, в горах, не водится. Охотники отрицательно покачали головами. Ведомир понял, что старейшина был прав. Но тогда какой выход? Идти против законов этих людей, обострять ситуацию и без того плачевную?
Ведомир показал знаками, что он спустится на равнину один. И просит самый большой лук и острое копье.
Аборигены всей своей мимикой, жестами, звуками голоса давали Ведомиру понять, что идти на равнину нет никакой необходимости. Один из охотников, подойдя к великану – пришельцу, бережно коснулся ладонью его груди и поманил его за собой. Пошли дальше. На другом конце обители идоробо так же обозначался обрыв, но более крутой, подняться по которому могло лишь проворное животное. То, что увидел Ведомир, стало красноречивей всех объяснений аборигенов.
Несколько зебр, гонимых с засушливых пастбищ, медленно и настороженно поднимались на плато, где можно было найти и пищу, и в избытке – воды.
Ведомир не знал всех тонкостей охоты искусных идоробо. Они-то знали, что такое повторяется постоянно, а потому на пути следования животных и непрошенных двуногих гостей они расставили самострелы. Спасенья от их ядовитых стрел не было ни у кого.
Охотники терпеливо наблюдали за аппетитными зебрами, предвкушая легкую добычу. В листве деревьев на всяческие голоса  галдели птицы, где-то неподалеку шумел маленький водопад, устремляя свою драгоценную влагу в расщелину между скал.
Крупный самец, идущий впереди небольшого стада, взвился на задних ногах и жалобно закричал. Теперь он опрокинулся набок, судорожно задвигались все его четыре копыта… Остальные животные в страхе замерли на месте, а затем бросились прочь от упавшего вожака.
Теперь можно спуститься за добычей. Аборигены улыбались, поглядывая на Ведомира, что-то говорили друг другу. По их глазам Ведомир понял, что они посмеиваются над «большим белым человеком», ничего не смыслившим в их охотничьем ремесле. Конечно, им запретили охотиться на равнине. Но кто сказал, что на жирафах, слонах или носорогах написаны фамилии тех, кому они принадлежат. Сноровистые, непревзойденные охотники, идоробо «помаленьку» браконьерствовали.
Бивни слонов, рога носорогов они сбывали через своих соседей – скотоводов «заинтересованным лицам».
Аякса, с его могучими руками теперь не было, поэтому жертву самострела нужно было «оприходовать» своими руками.
…  «Ведомир, он уже не движется. Тебе не жалко его? Ведь он таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…»
 - Искорка… Что я тогда сказал ему про убитого оленя?.. Сослался на Всевышнего… А у этих охотников нет никакого Всевышнего.. Ничего нет, а самое печальное – нет будущего. Вымрут никому не нужные остатки некогда многочисленного племени, канут, как вода в песок. И всё. Ничего после себя. Лишние рты за столом матушки-природы. Жаль их, а помочь им невозможно. Такое существование  их устраивает вполне. Другое им неведомо и не испытывают они в нем никакой нужды…
Ведомир не присутствовал при разделке туши. Зрелище это совершенно не привлекало его. Ему хотелось скорее вернуться к пещерам, к Любаве. А главное – хотелось покинуть этих людей и начать, наконец, свою жизнь, которой никогда не было. Эдемона совсем не привлекала Ведомира. На земле у него, как у Любавы и её вновь обретенной матушки, не было родного уголка. Не будет его и на райской Эдемоне, куда готовил переместить их великий Орхон. Да, он благодарен этому эдемониту, что с помощью его фантастических возможностей, он, Ведомир, повидал весь белый свет, стал очевидцем его эволюции, видел людей, чьи великие и дьявольские свершения возвеличивали и … уничтожали несравненную планету.
Многое из этого путешествия осталось в его памяти, многое он доверил бумаге, на которой он в древлянском лесу, в уютной избушке, оставлял свои воспоминания. Теперь это единственное богатство из прошлого, которым он располагал единолично и которое, возможно, еще пригодится ему.
 - Эти идоробо совсем неплохо устроились. Мёда – в избытке, мясо – вот оно, почти задаром. С жильем туговато? Орхон поправил эту проблему. Когда они покинут этих людей (а Ведомир был в этом абсолютно уверен), они «приватизируют» эти каменные жилища и, при случае, будут рассказывать заезжим «исследователям» и журналистам об их происхождении. Но это уже будет без нас, - думал Ведомир.
Из размышлений его вывело легкое прикосновение руки, положенной на плечо. Мужчина с довольным видом дал понять Ведомиру, что со своей работой они уже справились, и надо возвращаться назад. Охотники взяли с собой то, что у зебры, по их глубокому убеждению, могло употребиться их желудками.
Ведомир подумал, что если у них есть еще такие «ловушки», куда они денут излишки мяса? Многое было непонятно ему в образе и укладе жизни этих людей, расовая принадлежность которых скорее всего никогда не будет известна «ученым мужам».
От услуг Ведомира охотники отказались. Он их гость. Пусть наблюдает, как добывают «свой хлеб» великие стрелки идоробо.
Красное солнце медленно опускалось к горизонту. Словно гигантские призраки, медленно и грациозно вышагивали жирафы, силуэты которых четко обозначались на густо-алом фоне вечернего заката.
Пещерное селенье готовилось к последнему застолью, всего лишь ко второму за истекший день. Так тут заведено. Вместо каши с медом будет поджаренное на вертеле мясо. Есть его станут все, собравшись у огня.
 - Ведомир, как ты думаешь: мы очень много хлопот доставляем этим людям? Они очень приветливые, общительные, работящие… Только ведь мы к ним – как снег на голову? Зачем мы здесь и надолго ли?
Ведомир, обняв за плечи Любаву, понял, что её беспокоят те же мысли, что и его. Неспроста все это. Неопределенность, стихия потусторонних сил, тайная миссия Орхона…
 - Любава, я уверен, что наше гостевание не сегодня – завтра закончится. Вот дождемся Орхона и все у него выясним. Если у него есть соображения на наш счет, и они нас вполне устроят, мы подчинимся его воле. Если же нам будут не по душе его планы, будем жить своими планами…
 - Когда же они вернутся… Видишь, женщины грустные, почти не едят. И мужчинам совсем не спокойно…
Вот поднялся старейшина и направился к Ведомиру. Приблизившись, он стал что-то говорить, объяснять знаками, весь смысл которых сводился к одному – когда вернутся их дети? Ведомир успокаивающе положил свою руку на шею старейшины и, так же знаками стал объяснять, что вот – вот они вернутся целыми и невредимыми. Старейшина что-то говорил, но без незаменимого Афромена тут общего языка не найти. Над селеньем повисло ожидание и, с каждой минутой оно становилось всё более напряженным.
Мать Любавы тоже чувствовала себя неловко, и на душе у нее было так же неспокойно, как у этих женщин.
 - Как ты думаешь, Ведомир: что они сделают с нами, если Орхон скоро не появится… Мало ли что может случиться.
 - Не волнуйтесь, матушка. Я смогу защитить вас, хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Мы – люди, а как всякие люди, не очень любим ждать… Думаю, что всё будет хорошо. Давайте сохранять спокойствие. На нас смотрят десятки глаз. Они должны понять, что ничего плохого произойти не может. И не произойдет!.. Вот, смотрите! Они вернулись!
В стороне от костров, собравших около себя идоробо, появилась «небесная черепаха».  Она ласково приближалась «брюшком» к каменистой поверхности. Она была нежно-голубого цвета. В её прозрачном чреве четко просматривались фигурки ребятишек и их «нянек». На лицах играли улыбки и все, поспешившие к приземлившейся «черепахи», были уверены, что всё завершилось благополучно! Вот оболочка «черепахи» потускнела, вот она совсем исчезла и, вместо таинственного летательного аппарата, глазам растревоженных родителей предстали здоровые и невредимые отпрыски. Орхон и Афромен, улыбаясь, шли следом. Была еще и молодая женщина – тмутараканка.
 - Афромен, тебе слово – успокоительно – восторженное для тех, кто ждал.
 Афромен говорил. Хорошо говорил, на родном языке этого племени. Говорил о том, что в этот момент хотели от него слышать растревоженные родители. И прилетели они не с пустыми руками. Две большие картонные коробки темнели на месте «растаявшей» черепахи.
 - Афромен, скажи своим соплеменникам, что их ждут подарки! Их они получат завтра с восходом солнца!
Он говорил опять. И всем стало так хорошо, как никогда. Ведь такой встречи тут еще не было. И больше никогда не будет.
Глава 35

Ольга Даниловна болезненно переживала таинственное исчезновение Любавы. Она уже пришла к мысли, что та никогда не покинет их семью, что будет она женой Алешки, что рано или поздно она сама всё расскажет о себе и всё встанет на свои места. Теперь её нет. Осталась берестяная записка от нереального Ведя, вот эта литая фигурка, которой можно любоваться до бесконечности. И вот этот перстень. Для чего он, кому предназначен? По логике – ей, Ольге Даниловне, маме Ольге…
Но такой перстень редкой красоты не носили даже царицы! Куда она его сможет надевать и зачем? Вот разве что дома?
Она взяла перстень, надела его на безымянный палец… Впору… как будто на заказ.
 Она любовалась этим сокровищем...

 Астрахань, 1997-2016 годы



























РАССКАЗЫ

















КАРУЗО

Карузо не появлялся...
Выкурив изрядную порцию сигарет, трое всё ещё надеялись, что вот-вот задрожит досчатый пристанской трап, и рыжеволосый гигант со своей неизменной улыбкой, легко перемахнет через поручни маленького суденышка.
В который раз настойчивый голос диспетчера повторял через гулкий динамик одни и те же, надоевшие слова, весь смысл которых сводился к одному: экипажу «РБ» надо немедленно выходить в рейс.
- Чтоб дна тебе не было, робот несчастный...
И где только выкопали такого говоруна, - потеряв терпение, огрызнулся сухощавый матрос и с силой швырнул носком здоровенного ботинка круглую запыленную гальку.
- Нехай дикцию отрабатывает, тоже в дикторы сгодится... Говорят - нужда в них большая, - резонно заметил усатый Егорыч, бессменный рулевой рейдового буксира.
Капитану тоже наскучила говорильня новенького диспетчера. Он решительно поднялся, плюнул на дымящийся окурок и, кратко, по-свойски распорядился:
- Шабаш, ребята - отчаливаем. - Пашка, - обратился он к сухощавому, - заводи «керосинку»... Замену просить не будем - перебьемся. После рейса выясним, где Каруза. Пошли...
Отсутствие Генки Моторина было неожиданным. С тех пор, как парень появился на судне, за ним не числилось ни единого опоздания, не говоря уже о прогулах. На буксир он всегда приходил первым и его рыжая голова, похожая на золотой капустный кочан, привычно маячила над палубой. Высокий, плечистый, он внешне совсем не походил на ту знаменитость, именем которой окрестила его дружная команда «РБ». Происхождение прозвища объяснялось другим. Наделила парня природа-матушка чистым и звучным тенором, за который любили его не только коллеги, но и все те, кто хоть раз слышал его пение.
Когда между рейсами выдавались свободные минуты, Карузо брал старую гитару и, усаживаясь где-нибудь в тени, мечтательно перебирал её струны.... К буксиру незаметно подходили загорелые матросы, потные грузчики, закутанные до глаз в цветастые косынки говорливые бабы...
Худой, черноглазый Пашка, неизменный «импрессарио» Генки, садился рядом и, гордо оглядывая собравшихся, ловко настраивал друга на лирическую волну:
- Давай, Каруза, нашу, щипательную...
Тот понимающе улыбался, отыскивал нужные аккорды и начинал задумчивый, как тёплое осеннее утро, старинный романс «Я встретил вас...»
За пение Генке не аплодировали. Его слушали молча, и только иногда кто-то уважительно просил:
- Давай еще, парень... Ладно у тебя получается.
- А вот эту знаешь?..
Спой, Каруза, итальянскую...
И так было до тех пор, пока буксир не отчаливал. Перед глазами Генки снова вздрагивали упругие дизельные клапаны, покачивались стрелки приборов, а вокруг пахло горячим металлом, маслом и топливом. Карузо насквозь пропитался этим корабельным потом и был неотъемлемой частью железного поденщика.
Генка жил сиротой...
На высоком днепровском берегу остался лежать его батя, сраженный в атаке вражьей пулей. Похоронили его молчаливые «братишки» вдали от родимой Волги, а в дом Моториных пришло скорбное, пугающее своей безысходностью извещение...
В селе, где родился Генка, и где прошло его короткое детство, умерла от тяжелой болезни мать, так и не дождавшись желанного часа победы...
Двухлетний мальчишка оказался один на всём белом свете. Кто-то из дальних родственников привёз его в Астрахань и определил в детский дом, избавившись от дополнительных хлопот и, самое главное - от лишнего рта. Ремесленное училище вручило парню диплом машиниста, а старый речной буксир стал ему родным домом.
Сегодня «РБ» вышел в рейс без него...
После наркоза Генка медленно приходил в себя. В левом боку гнездилась тяжелая, ноющая боль, в горле стоял сухой, шершавый комок.
- Попить бы... - еле слышно попросил он у рядом сидящей няни.
Та обмакнула в стакане чайную ложку и осторожно провела ею по горячим, воспаленным губам парня.
- Пить пока нельзя, голубчик... Потерпи, потерпи немножко. Воды - её вон сколько, за всю жизнь не выпить...
Вытерев капельки пота с бледного веснусчатого лица Генки, няня ласково добавила:
- Ничего, сынок, всё будет хорошо. Мы ещё на свадьбе твоей
спляшем, если пригласишь, конечно...
Где-то рядом глухо закашлял больной. Генка снова закрыл глаза. Очевидно было одно - вчерашний день закончился для него больничной палатой.
Часам к десяти вечера вышли они с Володькой Жолудевым из штаба дружины и неторопясь направились по знакомой улице, с которой обычно начинался участок их дежурства. Настроение у обоих было отличное.
- Генка, ты смотрел «Королеву Шонтеклера?” - глядя вдаль улицы, поинтересовался Володька.
- А что? Говорят, шикарный фильм?..
- Вот чудак - говорят! Плаваешь на своей посудине и не знаешь, что на свете такая красотища существует. Если бы ты видел - какая там женщина!..
Володька блаженно улыбнулся, будто снова увидел перед собою очаровательную актрису нашумевшего фильма.
Слушай, старик, какого чёрта ты без девушки мотаешься? - неожиданно спросил Володька. - Хочешь, я тебя с такой познакомлю - век благодарить будешь.
Он собирался рассказать другу о самом интересном, когда тот крепко схватил его за руку.
Недалеко от ребят стояла продуктовая лавка, где работала их общая знакомая, добродушная тётя Дуся. Здесь они часто покупали сигареты, помогали переставлять на полках тяжелые ящики, сочувственно выслушивая жалобы продавщицы на свой проклятый радикулит...
Утром, направляясь в порт, Генка видел на двери лавчонки любопытную записку, сочиненную тётей Дусей:
«Киоска закрыта ввиду болезни».
Сейчас друзья видели, как оттуда выскочили двое неизвестных и, обгоняя друг друга, бросились вглубь тихой улочки.
Сорвавшись с места, ребята помчались следом. Полноватый Володька быстро отстал, а Генка, не выпуская из виду одного из бегущих, быстро настигал его и, когда тот собирался махнуть через забор, рывком стащил на землю.
Несколько секунд длилась молчаливая борьба.
- Ревизию наводить приходил, гад... - порывисто дыша проговорил Генка, усмиряя руки испуганного верзилы.
Во дворе, куда метил вор, отчаянно залилась собака. Он рванулся, оттолкнул насевшего Генку и снова кинулся бежать по узкой бугристой улице. Однако, свободным он был недолго. Карузо нагнал вора и прыгнул на его широкую, потную спицу...
Володька подоспел вовремя. Карузо, прижимая ладонью рану, тяжело опускался на землю...
Генка застонал...
Няня наклонилась к нему, увидев, что парню совсем плохо, быстро вышла из палаты.
К рассвету Генку снова отвезли в операционную. Зашитая почка не справилась с раной, нанесенной бандитским ножом, и хирургу пришлось удалить её...
На седьмой день после операции, трое с «РБ» были в приемной больницы. Хирург, делавший Генке операцию, сам проводил их в палату, где лежал похудевший, обросший красноватой бородой и... улыбающийся Карузо. На этот раз маленький экипаж буксира был в
полном составе.
Говорили много. Генка смотрел на друзей и ему становилось завидно, что плавают они без него и, в то же время радостно, что его никем не заменили .
- А тех субъектов поймали, - доложил капитан. - Приходил майор из милиции, благодарил начальство за хороших дружинников. Обещал навестить тебя. Так что на буксир вернешься героем.
- Тетя Дуся как узнала, что произошло с тобой, расстроилась, заплакала и все ругала свой радикулит...
 Это сообщение Пашка сделал как-то смущенно, необычно мягким голосом, будто сам был на месте добродушной продавщицы.
- Володька Жолудев огромный привет тебе передал. Сын у него сегодня родился. Назвали Генкой... Выходит, ещё один тёзка у тебя появился.
За спинами друзей выросла неумолимая фигура медсестры. Она пришла в ужас, когда увидела на маленькой генкиной тумбочке гору яблок, коробок и кульков, принесенных, как сказали матросы, “на всякий случай“. Многое пришлось отправить обратно. Свидание было окончено.
- Ну, бывай, здоров, Геннадий! Поправляйся, браток.
- На буксире - всё в ажуре, только без твоих песен неуютно стало на нашей посудине...
Трое встали. Генка радостно пожал друзьям руки, и те направились к выходу. Около самой двери остановился Егорыч...
- Да, совсем было обратно нe унёс...
Он вытащил из кармана несколько раскрашенных чилимин, нанизанных на суровую нитку и протянул Генке. Когда-то он смастерил этот талисман и повесил в рубке буксира.
- Вот, держи, Геннадий, считай, что ты на «РБ» с нами.



ПТИЦА И САРКОФАГ

Раскопки двигались медленно. Ничего интересного не открывалось. Кью надоеда эта пустыня, где, как говорили оптимисты, могут  «открыться страницы новой цивилизации».
Джип катил по бездорожью, пока не показалось небольшое озеро.
- Искупаюсь, залью свежей водой радиатор. Напьюсь, наконец, вдоволь…
Так думал Кью, приближаясь к самой кромке воды.
Самое удивительное было то, что озеро оказалось соленым.
Оглядев зеркало этой жидкой солонки, Кью заметил почти на ее середине какой-то предмет, - страшный, похожий на привидение или стеклянную скульптуру.
Солнце палило нещадно, и вместо прохладной озерной воды пришлось Кью выпить теплого напитка из полиэтиленовой бутылки. Гадость!
Но что там, на середине озера? Кью бросил в воду камень. Он, словно хлебный мякиш, нехотя опустился на дно. Да, в таком тузлуке купаться не очень-то хочется… А что, если сделать что-то вроде плотика…
Осмотрелся по сторонам. Ничего.
А не попробовать ли накачать камеру от колеса?
Накачал.
Вместо весла – лопатка с короткой рукояткой.
Поплыл.
И вот – скульптура.
Это был аист, а может – цапля. Бедняжка невесть как попала в озеро, - Кью тоже хотел тут остудиться да и напиться…
Аист пытался, видимо, вырваться из мертвой соленой воды, он вырывал когти из рассола, бил крыльями, пытаясь взлететь. Ничего не помогало. Птица лишь раз за разом покрывалась соляными брызгами, пока не превратилась в соляное изваяние.
Так она и осталась.
А случилось это, видимо, не так давно – птица хорошо сохранилась.
Кью взял ее с собой. Потом он увез ее с собою на родину, поставил дома.
Однажды зашел к нему знакомый молодой ученик. Поговорили.
Он решил оживить птицу.
Оживил.
И тут рядом появилась откуда ни  возьмись, аистиха! Они улетели.
- Самое удивительное вот что…Посмотри, какой букет мне подарила чета!
Молодой ученый посмотрел на подоконник. В вазе стояла охапка длинных аистиных перьев. Они  сверкали на солнце.
- Это тебе подарок от аистов. Наш подарок. Половина этих перьев – твои!
Оба на минуту затихли, с восхищеньем рассматривая чудо, сотворенное фантазией доброго писаки.







САМЫЙ КРАСИВЫЙ ЦВЕТОК

Если пройти за село, пройти через старенький мостик, что повис над речкой как большая гусеница, то сразу же попадешь на большой зеленый луг. Вот на этом-то лугу и заспорили однажды цветы: кто из них самый красивый.
- Конечно, никто из вас не может сравниться с нами! – говорили васильки, качая синими кружевными головками.  – Ведь не случайно небо подарило нам свой цвет. Выходит, мы самые красивые. И спорить-то нечего...
- Скажите пожалуйста! – обиженно зашуршали ромашки. – Разнарядились во все синее и важничают. Страшное однообразие, скука!
И они, довольные, что смогли развенчать соседей, закачали белыми лепестками.
- В середине наших лепестков заложено маленькое солнце, оттого и мы похожи на него, только мы гораздо меньше его. Вот и вся разница. Из нас плетут венки и делают лекарства!
- Уж если говорить о красоте, то ваши наряды – сущий пустяк по сравнению с моим бархатным... – самоуверенно произнес гордый тюльпан. – Когда я цвету рядом с вами, то на вас и внимания-то никто не обращает...
И, наверное, еще долго спорили бы цветы, отстаивая право называться самыми красивыми. Но пришла на луг веселая девочка Света.
Она радостно подбегала к каждому цветку и осторожно отрывала от стебельков. Скоро у нее в руках был большой и душистый букет. Рядом с васильками мирно приютились желтоглазые ромашки, и гордые тюльпаны. А когда девочка, придя домой, поставила букет в хрустальную вазу, то радостно закричала:
- Смотри, мама, какой красивый у нас букет!
Больше цветы не спорили. Ведь каждый из них был по-своему красив, и когда они очутились в одном букете, то стали еще чудеснее.
С этих пор на лугу, что лежит за селом и синей речкой, цветы растут дружно и никогда не хвастаются своей красотой.





АМФОРА

Каким незатейливым и доступным может быть ощущение полного счастья! На этот свет у Луиджи были вполне определенные виды. Через пару-тройку дней отступят кошмары уроков, исчезнут с глаз долой ненавистные рожи учеников, которым он безрезультатно пытался привить любовь к истории – науке божественной и, по мнению Луиджи, самой главной на свете.
Итак – да здравствует свобода! Будь благословен человек, придумавший тайм-аут под названием – каникулы!
Решено – он поедет к Мраморному морю, будет жить у разговорчивой синьоры Терезы, с которой в былые времена были в приятной дружбе его родители. Естественно, жена останется дома. Может быть, в его отсутствие от нее перестанут исходить запахи древних ароматов, от которых у благоверного Луиджи частенько бывала аллергия.
Всё начиналось, как он задумал.
Несколько огорчало присутствие в скромном домишке Терезы еще одного постояльца - «дикаря». Однако, Пьетро оказался спокойным и ненавязчивым субъектом, сбежавшим от смрада автозаправочной станции сюда, где можно бесконечно смотреть на море, слушать его музыку и наслаждаться воздухом, каким он был дарован первозданными временами.
Луиджи давно освоил акваланг, а потому уверенно проделывал все операции, необходимые пловцу, задумавшему оказаться в сказочном чреве моря.
Пьетро молча наблюдал, как Луиджи спиной заходил (вернее – пятился) в море. Он останется на берегу со своей астмой и с мыслями о том, что жизнь – штука очень привлекательная. Последний камешек, брошенный Пьетро в море, едва не попал в блестящий полупортрет Луиджи. Он медленно выходил из воды, держа в напряженных руках какой-то продолговатый предмет.
- Пьетро, помогай...Иначе пожалеешь!
Вдвоем они перенесли к своим пожиткам то, что минуту назад казалось в руках мокрого аквалангиста запеленутым ребенком. Луиджи знал, что послало ему дно морское. Это была амфора.
- Слушай, Луиджи! А вдруг внутри этого кувшина – золотые монеты? Мы станем богачами! Думаю, что сокровище мы разделим поровну, а?
Два лица почти соприкоснулись, наклонившись к находке.
Да, без моих услуг тебе, Луи, не обойтись... Смотри, как хитро заделано горлышко этого кувшина...
- Снаружи что, смола?.. Как камень...
Пущенный в дело нож Пьетро легко сделал свое дело. За смоляной обливкой была почти черная пробка. Задетая ножом, она матово заблестела.
- Похоже на свинец. Вот, Пьетро, образец древней амфоры, какие в изобилии штамповали древние греки...
Любопытство перехлестывало через край, фантазии обретали все цвета радуги, когда, наконец, свинцовая пробка покинула свое место. Увы, амфора не была наполнена золотыми монетами. Когда Луиджи погрузил свою ладонь в то, что явилось на поверхности, фантазии окончательно исчезли, уступив место обыкновенному любопытству. Амфора была наполнена зерном. Обоих удивило лишь то, что зерна были совершенно целыми, словно несколько дней назад кто-то старательно наполнил ими этот завидный на прочность сосуд.
- А я-то понадеялся, что уже никогда не вернусь на проклятую бензоколонку...
- А я – в проклятую школу, где совсем скоро превращусь в цепного пса...
Амфора лежала на боку, пристыженная, униженная, виноватая. Она не смогла сделать счастливыми двух, еще молодых, мужчин. Не в деньгах счастье, не в деньгах счастье...Вот уж чепуха... Находились же счастливчики, коим повезло больше, чем Луиджи и его случайному знакомому...
Молча они оделись, собрали разбросанные пожитки, на которые золотистый закат набрызгал призрачное червонное золото.
- А знаешь, Пьетро, я все-таки возьму с собой немного этих зерен. Есть одна задумка. Пусть поломают головы знатоки растительного мира...Амфора, вне всякого сомнения, довольно преклонного возраста. Говорю тебе как историк.
- Валяй, историк, загружай мешок зернышками. Вернешься домой, будешь кормить голубей. Помёт у них будет крепче. Бронзовые кони и головы истуканов очищать будет гораздо труднее. Вот будет позолота – прочнее настоящей!
Они были итальянцами. Неудача уже не печалила их. Весело, ударяя друг друга ниже пояса ладонями, направились они к уютному домику Терезы. Лишь на минуту остановил Луиджи приятеля. Положив пожитки на камни, он легко сбежал к тому месту, где еще несколько минут назад сжигало их любопытство и согревала надежда на удачу. Учитель истории приподнял с земли глиняный привет далекого прошлого. Теперь амфора крепко стояла острым донышком в песке, опираясь боком о прочный камень. Она была так похожа на девочку, заглядевшуюся на золотой закат.
***
Жена с искренней любовью обняла Луиджи.
От нее все так же исходил запах старых библиотечных фолиантов, но теперь они казались бывшему отпускнику ароматом дорогих французских духов. Потом все стало так, как и должно было быть. Поглаживая волосы своей Патриции, Луиджи рассказал ей о подводной находке. Сумка с необычной пшеницей ждала своего часа.
Потом была оранжерея частного ботанического заведения, маленький седовласый специалист по селекции растений, которому Луиджи, после краткого изложения случившегося, с легким сердцем вручил мешочек с пшеничными зернами. С вежливой улыбкой принял он слова благодарности за принесенное «сокровище», с готовностью оставил ученому мужу свой домашний адрес и номер телефона.
Потом была шумная улица, памятники и скульптурные композиции,  щедро и неприхотливо помеченные голубями. А потом...Да, наступило это самое, от чего так страстно мечтал избавиться отдохнувший Луиджи.
Замаячили рожи подрастающего поколения, которые показались не столь уж блестящему историку совсем безвредными, а совсем наоборот...Потекло время привычной суеты... Как-то само собой ушли в далекое далеко и Пьетро со своей астмой, и тетушка Тереза, обещавшая пожаловать с ответным визитом, и зерно, оставленное в полное распоряжение растроганному селекционеру.
Потому была осень, на середину которой приходился день рождения Луиджи. Его поздравляли, дарили подарки. Необыкновенными показались ему вечно орущие, непоседливые ученики. Может быть, так казалось, но они любили его, о чем свидетельствовали их знаки внимания, от которых на душе становилось светло и беззаботно.
Кто-то позвал его к телефону. Приглушенный расстоянием голос показался Луиджи знакомым. Да, да, это был тот человек, которому он вручил мешочек и зерном, добытым из древней амфоры. Человек в белом халате приглашал его вновь посетить оранжерею, чтобы сообщить что-то необыкновенное.
- Еще один подарок к моему тридцатилетию. Благодарю вас, синьор... Конечно, конечно, синьор Гринелли, буду у вас завтра, к обеду. До встречи.
Волшебник зеленого мира встретил Луиджи с радостной, торжествующей улыбкой.
- Представляете, синьор Луиджи, мы посадили ваши зерна, и они, все до единого, дали всходы! А знаете, сколько лет пролежали они в той амфоре? Около полутора тысяч лет! Разве это не чудо? И это еще не всё. Пойдемте.
Они пришли в небольшую комнату. На столике высилась бутылка вина, хрустальными боками светились тонкие фужеры. В центре столика стояла покрытая салфеткой тарелка. Синьор Гринелли отодвинул кусочек ткани. Да, это была тарелка, на которой красовались четыре аппетитных булочки.
- Вот, угощайтесь! Это из муки, что получилась от ваших зёрен!
Да, было чему удивляться. Простодушный Пьетро советовал скормить эти бесценные зерна голубям. Жаль, что нет его рядом. Одна из булочек могла бы найти убежище в его желудке. А они были изумительны на вкус. Впрочем, Луиджи могло это просто показаться. Неблизкая дорога к частной загородной оранжерее, конечно же, преувеличивала достоинства обыкновенной свеженькой булочки.
- Луиджи, Луиджи, проснись...Что там к тебя? Кто тебя ждет...Кто – она?..Проснись же...
Патриция гладила по щеке мужа горячей ладонью, пытаясь ускорить его возвращение из непонятного мира к реальностям их маленькой спальни.
- Святая Дева Мария...Опять тот же сон...Она зовет меня к себе...
- Кто, милый?
- Она, амфора, которую я оставил на берегу Мраморного моря.
- Луиджи, тебя совсем измучила твоя школа. Надо к врачу. В последнее время ты часто видишь один и тот же сон. Не к добру это.
Что он мог возразить? Да, одно и то же видение заполняет его сны. Стройная, похожая на девочку, амфора, тесно прижимается к мокрому камню. Волны лижут ее основание. Нет, не основание, – ноги! Волны бьют ее в грудь. Они смыли песок, они опрокинули амфору и покатили в море...
- Луиджи, помоги!.. Луиджи!
Однажды, проснувшись, как всегда первой, Патриция увидела, что Луиджи отсутствует. Тревожно обвела она спальню расширенными глазами. Взгляд остановился на маленьком листке бумаги, лежащем на туалетном столике.
«Патриция, не волнуйся, я скоро вернусь. Я только занесу бедную амфору к тетушке Терезе. Должны же, наконец, мне сниться приятные сны. Пожалуйста, не пускайся за мною в погоню. Это опасно для нашего будущего малыша. Твой Луи».
Мраморное море ничем не походило на тот белый благородный камень, из которого великий Микеланджело ваял свои бессмертные творенья. Огромные волны обрушивались на берег, как обрушиваются на двери таверны вдрызг пьяные матросы. Тучи не давали лунному глазу рассмотреть кипящее лоно моря. Луиджи не зашел в домик тетушки Терезы. Его окна были черны и неприветливы. Амфоры не прежнем месте не было. О, боже, далась мне эта амфора...Что это? Болезнь? Но я в своем уме, а поступаю, как безумец...
- Луиджи, Лу-ид-жи...Помоги нам, Луиджи! Мы тонем, тонем...
Кто это зовёт его? Неужели с того корабля? Да, да, с корабля... Вот он – изогнутая корма, широкий парус, изрядно подранный ветром... Вон люди за решетчатой оградой над палубой...Греческий торговый корабль. Откуда?!
- Луиджи, спаси нас, мы погибаем!
- Святая Дева Мария! Ведь это же голос Патриции! Зачем она там...Патриция, я плыву к тебе!
Тело Луиджи так и не нашли. Много было пересудов, гипотез, предположений и, конечно же, безутешных слез. Что с ним случилось? Чем объяснить его странные сны и этот совершенно безумный поступок? Зачем он достал со дна Мраморного моря амфору древних греков? Зачем дал жизнь зернам, похороненным самой судьбой в стихии Нептуна? Зачем съел аппетитную булку полуторатысячелетней давности? Не с нее ли пошли все беды молодого историка? Кто ответит на эти вопросы? Разве что волны Мраморного моря...






СТАТЬИ
(ИЗБРАННОЕ)



КОГДА СТИРАЮТСЯ ГРАНИ

«Мир тесен», — гласит народная молва. За многие десятки километров от Астрахани, в небольшом поселке Ахтуба, встретился мне бывший однокурсник, с которым в свое время постигал я замысловатую анатомию дорожно-строительных машин и автомобилей.
- Работаю в ПМК линейным механиком, живу в квартире со всеми удобствами. По большому городу не скучаю и место жительства менять не планирую.
Чем же так привязало к себе моего бывшего приятеля село, где проходящие поезда останавливаются на 1-2 минуты, принимая «на борт» редких пассажиров? Может быть, здешние места с особой экзотикой или жизненные условия таковы, что нет места печалям? На все эти и многие другие вопросы я получил ответы после многочисленных встреч с руководителями, ведущими специалистами и рабочими передвижной механизированной колонны № 27 треста Севводстрой.
За двадцать лет (именно столько существует организация) коллектив ПМК освоил 58 млн руб. капиталовложений. За этой цифрой в логический ряд выстраиваются другие, самые главные, характеризующие конкретные дела мелиораторов.
Ими построено 13,5 тыс. га орошаемых земель, реконструировано 2300 га сельскохозяйственных угодий, принадлежащих колхозам и совхозам Ахтубинского района, проложены многие километры магистральных каналов, оросительно-сбросных систем. В этом перечне насосные станции, мощные трансформаторные подстанции и многие другие мелиоративные объекты. Из богатой трудовой биографии ПМК-27 необходимо выделить 1972 г. Именно с этой даты берет начало важнейший процесс — широкомасштабное жилищное строительство, создание социально-бытовой инфраструктуры. На отведенной ПМК площади вырос поселок мелиораторов, жилой фонд которого на сегодняшний день составляет 16,5 тыс. метров, или 350 квартир со всеми удобствами. К услугам рабочих ПМК — 4 магазина, 2 столовых на 125 мест, детский сад-ясли на 160 мест, почтовое отделение, парикмахерская, фотоателье, химчистка, видеосалон. На территории поселка функционирует котельная, обеспечивающая дома теплом и горячей водой. В настоящее время ведется строительство 27-квартирного дома, где разместится также автоматическая телефонная станция, способная обслуживать сотни абонентов. Генеральным планом застройки городка предусмотрено строительство Дома культуры.
В статье, опубликованной в областной газете «Волга», секретарь партийной организации ПМК Шилдаев П. К. писал: «Обеспеченность жильем, продуктами питания, своевременное и качественное выполнение заказов на бытовые услуги в решающей степени определяют настроение людей, их отношение к перестройке».
Попытаюсь рассказать о некоторых наиболее значительных делах, получивших реальное воплощение.
Начну с «детского вопроса». У малышей поселка есть свой сад-ясли, и проблем их «занятости» в общем не существует. Сложнее с ребятами школьного возраста. Их неумение с пользой проводить свое свободное время нередко выливается в нарушения общественного порядка. Выход из этой ситуации партийная и профсоюзная организации ПМК видели в создании клуба для подростков. В одном из жилых домов для клуба выделили две просторные комнаты, вместе со специалистами, определили, какие кружки будут здесь работать. Нашли возможность оплачивать труд педагога-руководителя и трех руководителей кружков. Сложнее оказалось с приобретением мебели и необходимого оборудования. Обнадеживает обещание Астраханского облсовпрофа, выразившего готовность оказать содействие в решении этой проблемы.
Инженер по охране труда Зоя Васильевна Литвинова к обязанностям председателя профкома ПМК приступила недавно. Отвечая на мои вопросы, касающиеся труда, быта и отдыха рабочих, она сообщила о любопытном факте: в их организации есть свой здравпункт. Она же познакомила меня с хозяйкой «цеха здоровья» Надеждой Васильевной Свиридовой.
- Наш медицинский пункт работает с 1977 г., - начала свой рассказ Свиридова. - Если говорить о его функциях, то главная из них — профилактика профзаболеваний. В течение дня приходится делать инъекции, прививки, перевязки, ставить горчичники. Читаю лекции, провожу беседы, даю необходимые советы. В медпункт за помощью приходят рабочие их соседних организаций. Стараюсь помочь всем.
В 1974 г. Надежда Васильевна закончила Астраханское медицинское училище. Накоплен богатый опыт, есть уважение рабочего коллектива, ощутима всесторонняя помощь медпункту со стороны администрации.
- Мечтаю иметь физиокабинет для проведения лечебных процедур, для оказания более эффективной помощи женщинам — работницам ПМК. И, конечно, мне очень приятно, что среди наших работников нет ни одного случая профессиональных заболеваний. Факт особенно важный, если учесть специфику труда мелиораторов.
Забота о людях проявляется в ПМК и в таком важном деле, как обеспечение их продуктами питания. По-своему подошли в организации к решению продовольственной программы.
На долевых началах с Ахтубинским райпотребсоюзом провели обваловку естественных водоемов в займище на площади 100%. В образовавшихся прудах будет разводиться рыба, часть которой после отлова станет хорошей прибавкой к столу.
Коротко остановлюсь еще на одном аспекте деятельности профсоюзной организации ПМК-27, его активистов. Известно, что наладить культурный досуг, дать жителям села возможность приобщения к миру искусства — один из путей ликвидации неприязни к селу со всеми вытекающими отсюда последствиями. В ПМК вошли в практику коллективные поездки в Волгоград на просмотр цирковых программ, футбольных матчей, в городской планетарий.
С удовольствием посещают рабочие и специалисты организации концерты гастролирующих эстрадных коллективов и отдельных исполнителей. Как правило, местом таких встреч является филармония города Ахтубинска. Вот что написала об одном из недавних концертов администратор филармонии Ю. Петухова в «Ахтубинской правде»:
- Тепло приняли зрители выступление ансамбля «Очи черные». Особенно приятно было увидеть среди зрителей моих бывших знакомых — рабочих и служащих ПМК-27. Многие пришли с семьями, в том числе начальник ПМК Александр Дмитриевич Кулаков и секретарь парткома Петр Кузьмич Шилдаев.
И снова вспомнились слова моего бывшего однокурсника, сказанные ранним утром на широком оживленном дворе ПМК-27:
- В город не собираюсь, место жительства менять не планирую. Хорошо, когда «... отпустить меня не хочет родина моя». И дело тут не в том, что в непосредственной близости от села Ахтуба расположен райцентр — город Ахтубинск. Суть в ином — в поселке мелиораторов созданы для людей все необходимые условия для нормальной жизни. Образно говоря — основательно стерлась та грань несправедливости, которая долгие годы разделяла (и продолжает в большинстве мест) наши города и деревни.

Журнал «Мелиоратор» – №2 (март-апрель) – 1990. - С.5-6

















ОБРАЗ ТВОЙ ТЕРЯЕТСЯ ВДАЛИ...


И опять я о чудо-тереме, что печально возвышается на перекрестке улиц Коммунистической и Раскольникова. В который раз брожу по его неуютным комнатам, куда через покалеченные глазницы окон беспрепятственно проникают студеные декабрьские сквозняки.
Мысль о бренности всего земного обретает здесь неизбежную, безжалостную реальность. Иная, приятная взору картина представала тут во времена давние, когда по этим комнатам и просторным верандам ходил изначальный владелец уникального особняка — астраханский купец Г.В.Тетюшинов. Не ведаю, как он выглядел, каким характером и привычками обладал.
Наконец, был ли этот представитель делового мира счастливым человеком, познавшим настоящую любовь и тепло семейного очага? И хотя люди не придумали уникальной «машины времени», с помощью которой можно было бы попасть в блистающий новизной да лепотой терем купца Тетюшинова, имеется-таки ее достаточно эффективный заменитель. Это — архив.
Вот подшивки номеров газеты «Волга» за 1862-63 годы. Среди прочих материалов, которые печатались в них тогда, можно встретить публицистические заметки и рецензии на театральные спектакли, подписанные псевдонимом «Астраханка». Принадлежал он 20-летней супруге Тетюшинова — Глафире Ивановне.
Наверное, образ этой женщины так и растворился бы во времени, если бы не появился в 1974 году в журнале «Уральский следопыт» материал искусствоведа И.Ф.Петровской. Интересы молодой «Астраханки», характер ее мыслей, образ жизни смело выходили за рамки традиционного уклада купеческой семьи. Глафира не была похожа на ту купчиху, образ которой создавал на своих полотнах великий Кустодиев. Она увлекалась журналистикой, участвовала в организации литературных и благотворительных вечеров. Нередко ее оппонентами в эмоциональных дискуссиях были студенты «крамольного» Казанского университета.
Казалось бы, активная, полноценная жизнь. И вдруг — семейная драма! Что послужило поводом к разрыву: нелюбимый муж-купец или жажда независимой жизни во имя высоких устремлений и деяний? Или все вместе взятое?
Глафира покидает особняк своего супруга и как подруга неимущего студента В.И.Обреимова уезжает на Урал. Бывшая Глашенька становится Кларой. В Екатериибурге вместе со своей матерью и молодой «Астраханкой» Василий Обреимов открывает домашний пансион и одновременно становится преподавателем местной мужской гимназии. Былые «вольнодумные»  дискуссии Василия и «Клары» с новыми знакомыми продолжились и здесь. А вскоре произошел конфликт с официальными властями, Чету обвинили во вредном влиянии на екатеринбургскую молодежь и распространении социал-демократических идей, побудивших гимназистов к выступлению против своего начальства».
В квартире Обреимова производится обыск, а затем последовала высылка Глафиры и Василия в Вятскую губернию, а позже — в Нолимск. Шесть лет продолжаются изнурительные мытарства опальных «революционеров». Однажды тайная мысль о побеге обретает реальность. Обреимов и Тетюшинова ненадолго появляются в Петербурге, а затем под вымышленными фамилиями устремляются в противоположный конец России — в Одессу.
Некоторое время Василий и Глафира служат у помещиков Херсонской губернии. Казалось, что жизнь изгнанников начала входить в более спокойное русло, но происходит обратное — Глафира Ивановна и Василий Иванович расстаются навсегда. Обреимов едет в Тифлис, а Тетюшинова — в Крым, где жил ее отец.
Позднее усилиями влиятельных просителей-заступииков Василий и Глафира получают разрешение проживать на легальном положении.
Как сложилась дальнейшая судьба «Астраханки», где закончился земной путь Глафиры Ивановны Тетюшиновой? С большой надеждой шел я к бывшей преподавательнице истории Татьяне Ивановне Тетюшиной, что живет в доме рядом с деревянным теремом, надеялся, а вдруг существует какая-то связующая ниточка от купца Тетюшинова к пенсионерке Тетюшиной? Увы, обнаружилась всего лишь простая схожесть двух фамилий.
С огорчением выхожу из квартиры Татьяны Ивановны и по привычке поднимаю глаза к состарившейся громаде особняка Тетюшинова. Я знаю, что там царит кладбищенская тишина. Денег на его возрождение в областной казне не находится. Зато есть разрушительное время, слабое противостояние которому всегда обречено на поражение.
С тех пор, как деревянный особняк лишился своих постоянных обитателей (последних, нынешних), охрану его несут все-таки четыре сменных сторожа. По мнению руководителя госдирекции по охране историко-культурного наследия области В.М.Кабацюры, особняку крайне необходим смотритель. Они мог бы организовывать уборку территории двора, следить за его освещением, Не было бы в окнах разбитых стекол, оторванных с петель рам. Так добейтесь этого, уважаемые хранители и унаследователи неприкаянного дома!
Да, пока не находятся необходимые для проведения реконструкции миллиарды. Но дело не только в них. Почему-то судьбой уникального памятника деревянного зодчества совершенно не интересуются областной департамент культуры и родственные службы города.
Недавно редакция газеты «Горожании» выступила с обращением к предпринимателям и состоятельным гражданам города, призывая их взять на себя заботу по спасению особняка Тетюшинова, И такие люди находились, приходили в редакцию с конкретными предложениями. Мы подсказывали им, куда следовало обращаться. Следы затерялись в коридорах чиновников. Что же дальше? Пока нет в областной казне средств на реконструкцию известного памятника архитектуры, почему бы ответственным работникам областной администрации, всем причастным к судьбе особняка Тетюшинова не организовать встречу с такими людьми, штаб спасения. Ведь, в конце концов, важно не то, что будет размещено в недрах отреставрированного особняка. Важнее другое — сохранить для потомков резной чудо-терем, которому, я уверен, сегодня нет подобия во всей необъятной России.
Газета «Горожанин» – №1 – 1995. - С.4








КОГДА В ТОВАРИЩАХ СОГЛАСЬЕ...

Под сенью могущественного концерна «Каспрыба» собраны самые различные предприятия, характер деятельности которых можно назвать традиционным для нашей области.
Возьмем, к примеру, одно из них — Первомайский судоремонтный завод. Особенно хорошо знаком он тем, кто на протяжении многих лет пользовался услугами специалистов этого предприятия.
Не секрет, что сегодня все чаще можно услышать о закрытии производственных цехов, о прекращении финансирования бюджетных организаций, о новых сотнях безработных, зарегистрированных на отечественных биржах труда.
Однако, все эти проблемы почти не коснулись коллектива Первомайского судоремонтного завода. А убедило меня в этом интервью, данное директором завода Александром Алексесвичем Овсянниковым.
- В конце минувшего года мы провели анкетный опрос с целью выявления одного единственного вопроса: согласны ли трудящиеся завода довольствоваться существующими методами организации производства или стать равноправными членами акционерного народного предприятия.
В результате референдума 80 процентов работающих высказались в пользу второго варианта. Такое единодушие не являлось формальным, навязанным кем-то свыше. Еще раньше всем коллективам мы изучали  и обсуждали подрядную и арендную формы организации труда. Время и быстро меняющиеся обстоятельства дали нам иной, более привлекательный шанс: создать акционерное народное предприятие. Как же планируется распределить акции в случае обретения заводом нового статуса?
- На практике это будет выглядеть так: 25 процентов акций получат работники завода бесплатно, 10 процентов ценных бумаг будут распределены в коллективе по льготным ценам, т.е. с 30-процентной скидкой. Пять процентов акций выкупит администрация завода, а остальные — реализованы на аукционах. Справедливым стал бы факт получения коллективом завода контрольного пакета акций, что явилось бы надежной гарантией практического участия каждого в экономической жизни завода.
Итак, сегодня на Первомайском судоремонтном заводе собраны все необходимые документы для регистрации  его в новом качестве. Идет интенсивная разработка технико-экономической документации, которая станет фундаментом дальнейшей деятельности акционерного предприятия. Будет у него коллективно избранный директор, который, в свою очередь, сформирует руководящее ядро из наиболее авторитетных и квалифицированных специалистов.
Задаю Александру Алексеевичу такой вопрос: «Предположим, коллектив акционеров окажет Вам доверие и Вы по-прежнему будете возглавлять издавна знакомое Вам предприятие. Какие пути к процветанию наиболее реальны хотя бы на ближайшее будущее?»
- Вопрос этот непрост хотя бы потому, что жить нам придется в очень трудных условиях. Невозможно предсказать, как будут развиваться хозяйственные связи, какие новые законы Российского правительства нужно будет брать на вооружение. И все же‚ у нас имеются вполне реальные пути. Определенные средства мы получим от реализации наших ценных бумаг на аукционах. Есть у нас уникальный, но старый шлифовальный станок. Обрабатываются на нем коленчатые валы судовых двигателей. Заказчики на этот вид работ у нас были всегда. Так вот, чтобы нам обрабатывать таких валов еще больше, мы надеемся купить новый высокопроизводительный щлифовальный станок. Тогда у нас появится возможность шлифовать коленчатые валы и автомобильных двигателей. Вот вам еще одна многочисленная категория клиентов, Не следует забывать, что мы располагаем приличной ремонтной базой, причалами, доками, а у рыболовецких колхозов области сеть свой флот, который еще более будет нуждаться в наших услугах. Будем полностью ремонтировать двигатели этих судов, сокращать время их доковых ремонтов, а это уже дополнительные средства, чистая прибыль. Словом, чем богаче мы будем, тем большую помощь сможем окзать и городской казне.
Жизнь сегодняшняя не балует нас особыми радостями. Не стало нам легче и от такого «шокового» мероприятия как либерализация цен. На Первомайском судоремзаводе эта вынужденная мера не столь болезненно отразились на трудовом коллективе. Да, некоторым работникам пришлось со-вместить должности, а другим, в связи с этим, пришлось покинуть коллектив. В результате этих мер появилась возможность в несколько раз увеличить заработную плату всем работающим на заводе. В связи с резким повышением цен на продукты питания, каждому работающему, помимо зарплаты, ежемесячно выдается по 100 рублей на покупку обедов в заводской столовой.
А разве не удивителен тот факт, что на Первомайском СРЗ нет «острой» жилищной проблемы? Вес стоящие на очереди с 1986 года на получение жилья в 1990 году получили его. Более того, лишь временные финансовые затруднения вынудили строителей приостановить возведение нового 80-квартирного дома и спортивного зала для судоремонтников.
Искренне порадовался я и такому факту: женщины-работницы завода не решают извечную проблему с устройством своих ребятишек в детские сады. К их услугам два подшефных детских учреждения.
При активном содействии организации, депутатской группы завода осуществлена газификация поселка Свободный. Думают первомайцы решить подобную проблему в поселке Янго-Аул. Такая забота не случайна. Ведь в этих населенных пунктах проживает около 60-ти процентов рабочих завода.
Какие они, труженики и хозяева будущего акционерного предприятия?
- Текучести кадров у нас, практически, нет. — говорит директор завода. — В коллективе немало первоклассных мастеров своего дела, много молодых рабочих, вчерашних школьников и выпускников профессиональных училищ. А если уж говорить о «золотом» фонде, то назову бригаду слесарей-дизелистов, руководимую Грицких К.М., бригаду столяров Анисимова А.А. и токаря-станочника, депутата райсовета Ткачева А.Г. Будет возможность, расскажите об этих людях.
Поднимаюсь на высокий мост через р.Болда и еще раз оглядываю хозяйство судоремзавода. Пока оно кажется тихим, как те корабли и доки, что схвачены льдом у причалов.
Пусть у вас, уважаемые читатели, не возникает ощущения, что автор задался целью написать хвалебную оду о делах коллектива  Первомайского завода. Конечно же, есть тут немало нерешенных проблем, и будет их, видимо, не меньше, когда завод начнет жить по-новому. Говорить о недостатках, о сложностях сегодняшних дней стало какой-то болезненной нормой. А ведь человек жив надеждами на лучшее. Не так ли? Вот и мне очень хочется верить, что удача станет самым почетным акционером Первомайского судорсмонтного завода.

Газета «Горожанин» – №7 – 1992. – С.3




















КАК ЖИВЕШЬ, ПМК?
(рубрика «Сельское строительство»)

Разговор этот состоялся в конце прошлого года. Первое, о чем попросил рассказать Владимира Сангаджиевича, касалось дел текущих.
-  Давайте начнем с оросительной системы  «Западная». Прежде всего надо сказать о строительстве канала протяженностью 26 километров. Одновременно ставили мощную насосную станцию шахтного типа. С ее вводом в эксплуатацию  появится возможность ликвидировать более 70 мелких насосных станций.
Продолжая свой рассказ о делах коллектива, начальник ПМК назвал 595-гектарный орошаемый участок «Шалашинский», строящийся для колхоза «Общий труд». Уже к началу весенне-полевых работ земледельцы этого хозяйства получат 240 гектаров обустроенных площадей. К тому же периоду намечен ввод и 255-гектарного участка «Вендеревский» для колхоза «40 лет Октября».
Мелиораторы ПМК уже сдали этому хозяйству орошаемый участок «Дабхур», а колхозу имени Фрунзе был построен участок «Александровский». Велось и жилищное строительство: готовы к сдаче в эксплуатацию четыре двухквартирных дома, возводится 20-квартирный дом.
В нынешнем году коллектив ПМК примется за такие новостройки, как водный тракт «Забурунный»,  Зензелинская насосная станция, другие мелиоративные и хозяйственные объекты.
С 1988 года ПМК работает на коллективном подряде. Разработкой всей необходимой документации по его внедрению занимались специалисты проектно-технологического треста «Астраханоргтехводстрой». Каковы же итоги внедрения прогрессивного метода?
Известно, какие сложности для любого трудового коллектива представляет проблема текучести кадров. На протяжении ряда лет существовала  она и в ПМК № 15. Увольнялись по разным причинам: не устраивали заработки, полевые условия работы, отсутствие перспективы скорого получения жилья и т. д. Других приходилось увольнять: прогульщики, пьяницы, прочие нарушители. Коллективный подряд стал надежным заслоном от таких, работа на конечный результат требует коллективной дисциплины,  разумного использования времени, экономии  стройматериалов, топливно-энергетических ресурсов. Теперь на участках не держат лишней техники — в условиях хозрасчета это невыгодно. Повысились заработки всех категорий рабочих и ИТР.
Оценив преимущества коллективного подряда, в ПМК пошли дальше: с помощью специалистов треста «Астраханоргтехводстрой» приняли метод безнарядной оплаты труда и чековую систему расчетов. Непросто дался администрации ПМК переход на новые тарифные оклады.
Мы ощущали постоянный недостаток средств на выплату заработной платы, допускался ее перерасход, – говорит В.С.Горяев. – Мириться с таким положением было нельзя, решили сократить аппарат управления на 10 человек. Оставшиеся специалисты справляются с делами, дефицит фонда заработной платы удалось устранить.
Перейдя на хозрасчет, коллектив начал считать деньги, разумно тратить их. Ежегодно арендуя автотранспорт, ПМК выплачивала водителям сторонних организаций до 50 тыс. рублей. Теперь такому расточительству положили конец, арендуют лишь самое необходимое количество самосвалов для перевозки инертных материалов из Астрахани.
Важнейшее место в трудовой деятельности коллектива занимает жилищное строительство. На сегодняшний день жилой фонд колонны составляет 11 тыс. куб. м, или 158 квартир. Подумалось, что коллектив, насчитывающий 166 человек, наверное, обеспечен жильем или, по крайней мере, близок к решению этой проблемы. Однако длинный список претендующих на получение квартир свидетельствует о неблагополучном положении в решении острейшей проблемы. Как объяснил Владимир Сангаджиевич, завидную «активность» в заселении построенных ими домов проявляет Лиманский райисполком. Плоды ее таковы: свыше 80 процентов проживающих ныне в домах ПМК не являются ее работниками. Не хватает вагончиков для работающих в полевых условиях, нет автобусов для доставки людей на отдаленные объекты.
Жизнь ставит перед коллективом мелиораторов непростые задачи; заставляет искать новые пути хозяйствования. Руководство ПМК № 15 и ее главные специалисты изучают возможность перехода на арендный подряд. Условия для этого сложились, однако все еще раз тщательно изучается, доводится до каждого.

А.Тарков, сотрудник треста «Астраханоргтехводстрой».
Газета «Волга» – 30 января 1990 г. – С.2





ЗВЕЗДА ЕГО НЕУГАСИМА
К 120-летию со дня рождения Ф.И.Шаляпина

«И коснулся Бог устами своими губ младенца Федора, и сделал его избранником своим среди смертных, и обозначил путь его к звезде своей и к славе нетленной...” Так или примерно так начал бы я книгу жития Федора Ивановича Шаляпина, награди меня Всевышний писательским даром. И
именно этому Человеку обязан я тем, что он побуждал меня делать свою неприметную жизнь намного светлее и богаче, помог приобщиться к волшебному миру красоты и гармонии.
Мальчишкой, имевшим «блестящее» дворово-безнадзорное воспитание, я впервые слышал пение «какого-то Шаляпина». Из примитивного репродуктора доносился голос, пробиваясь сквозь пелену шумовых наслоений, оставленных несовершенной звукозаписывающей техникой. Но и
этого оказалось достаточно, чтобы он накрепко врезался в мое сознание. Затаив дыхание, слушал я шаляпинского Демона, Кончака, Варяжского гостя.Сатанинский хохот Мефистофеля или предсмертные стоны страдающего царя Бориса принимались мною как реальность.
Незаметное мое послушно-восторженное восприятие кумира стало обретать совершенно иное свойство. Появилось неодолимое желание петь вместе с ним! Слушая ту или иную пластинку, я изображал тоскующего Алеко, демонстрировал перед зеркалом свою неприязнь к нахальной королевской блохе, устами мельника порицал молодых девок за легкомыслие и непрактичность.
Мне казалось, что справляю я вокальное лицедейство почти как Федор Иванович. Иногда в такие минуты прибегал ко мне сосед по квартире Гога и выкрикивал сокрушительную фразу: «Хватит орать! Айда купаться!»
Отдавая дань мальчишеским развлечениям и проказам, я, тем не менее, продолжал свои «орания». Когда же в Астрахани группа энтузиастов образовала  самодеятельный оперный коллектив, я с радостью и волнением устремился туда. В моей душе «пел! Шаляпин, и это придавало мне храбрости. Меня приняли в хор, открыв доступ в мир оперы, загадочный и чарующий.
Прошли годы, прежде чем доверили мне партию Демона, Жермона, Томского. И пели мы уже с настоящим симфоническим оркестром, имея большой хор и балетную труппу.
Это были настоящие праздники, и время по сей день не смогло стереть их из моей памяти. Уже тогда я отдавал себе ясный отчет, что быть даже самодеятельным оперным певцом – труд громадный, многогранный, требующий завидного упорства.
За спектакль-оперу Чайковского «Пиковая дама» нашей любительской труппе было присвоено звание народного оперного театра. А произошло это событие на сцене того самого оперного театра, который когда-то именовался Аркадией, где пробовал петь юный, еще никому не известный Федор Шаляпин.
В своей автобиографической книге «Страницы из моей жизни» он так писал об этом: «Был в Астрахани увеселительный театр Аркадия. Я пошел туда и спросил у кого-то, не возьмут ли меня в хор? Мне указали человечка:
- Это антрепренер Черкасов.
- Сколько тебе лет? — спросил он.
- Семнадцать, — сказал я, прибавив год. Он поглядел на меня, подумал и объявил:
- Вот что, если ты хочешь петь, приходи и пой. Тебе будут давать костюм. Но платить я ничего не буду, дела идут плохо, денег у меня нет.
Я и этому обрадовался. Это хоть и не могло насытить меня с отцом и матерью, но все же скрашивало невзгоды жизни. Мне дали партитуру. Это был хор из “Кармен”. Вечером, одетый в костюм солдата, я жил в Испании. Когда я пришел домой и, показав отцу партитуру, похвастался, что буду служить в театре, отец взбесился, затопал ногами, дал мне пяток увесистых подзатыльников и разорвал партитуру в клочья».
Не стала Астрахань для Шаляпина вторым домом, не приютила и не накормила его. На всю жизнь оставил он о нашем городе самые тоскливые, безрадостные воспоминания. Даже находясь в далеком Париже и наблюдая, как рабочие чистили его улицы щетками и поливали водой, с ядовитым юмором он как-то заметил: “Заставить бы их Москву полить! Или еще лучше — Астрахань”.
Сколько воды утекло с тех далёких пор, а я, провинциальный журналист, по сей день пишу о нашей неухоженной Астрахани, о ее грязных, порою совершенно непроходимых улицах. И снова вспоминаю Шаляпина и стыжусь, что город мой крайне медленно хорошеет и благоустраивается...
В начале века наш уже знаменитый соотечественник приобретает поистине мировую известность. Творчеству Ф.И.Шаляпина дают восторженные оценки его великие и выдающиеся современники: Горький, Рахманинов, Стасов, Карузо, Титто, Руффо, Тосканини и многие, многие другие.
Трагические события революционных дней 1917 года, гражданская война, расколовшая страну, были восприняты Шаляпиным сугубо негативно. С грустью, растерянностью и неприязнью всматривается великий певец в тех, кто взялся за перестройку тысячелетней России, и приходит к неутешительному выводу: “В том соединении глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, каким является советский режим, я вижу нечто подлинно российское во всех видах, формах и степенях. Это наше родное уродство”. А в главе “Под большевиками” в другой своей автобиографической книге “Маска и душа” Шаляпин иронически замечает: «Насчет Ленина я был совершенно невежественным, и поэтому встречать его на Финляндский вокзал не поехал. Первым божьим наказанием мне, вероятно, именно за этот поступок — была реквизиция моего автомобиля. Зачем, в самом деле, нужна российскому гражданину машина, если он не воспользовался ею для верноподданического акта встречи вождя мирового пролетариата».
В трудные минуты Шаляпин был вынужден ходить на поклоны к наиболее влиятельным представителям новой власти — просить за себя, за неустроенных, обиженных, голодных. Вот фрагмент воспоминаний большого русского художника, друга Ф.И.Шаляпина — Константина Коровина: “Федор Иванович часто ездил в Кремль к Луначарскому, Каменеву, Демьяну Бедному. И приходя ко мне, всегда начинал речь словами:
- В чем же дело? Я же им говорю: я имею право любить свой дом. В нем же моя семья. А мне говорят: теперь нет собственности — дом ваш принадлежит государству. Да и вы сами тоже. В чем же дело? Значит, я сам себе не принадлежу. Представьте, я теперь, когда ем, думаю, что кормлю какого-то постороннего человека. Это что же такое? Горького спрашиваю, а тот мне говорит: погоди, погоди, народ тебе все вернет, Какой народ? Крестьяне, полотеры, дворники, извозчики? Какой народ? Кто? Непонятно. Но ведь и я народ?».
Разнузданная газетная травля, посягательство на свободу личности, на личное имущество — все это и многое другое сделали Шаляпина пасынком в своем отечестве. В 1922 году он делает свой выбор и навсегда покидает Россию. С тех пор имя артиста на его Родине власть имущие пытались превратить в синоним измены и корыстолюбия. И все же “изменника” не забывали, не теряли надежды переманить обратно, а если удастся — приручить. Однако Шаляпин сомневался в искренности “сталинско-ворошиловских” приглашений. Он внимательно следил за событиями в Советской России, и у него были все основания думать, что, возвратившись на родину, он вполне может оказаться в одном из концлагерей как “враг народа”.
Когда разносятся слухи, что Советское правительство решает вопрос о лишении его звания народного артиста, журналисты пытаются выяснить у Шаляпина, что он намерен предпринять, если такое произойдет. На их вопросы певец отвечает: “Что же я после этого перестану быть Шаляпиным или стану антинародным артистом? Я, который вышел из гущи народной, всегда пел для народа. Я, может быть, проявлю нескромность, сказав, что я не просто народный, всенарод-ный артист”.
Наиболее частый вопрос, задаваемый Шаляпину-эмигранту журналистами европейских стран, был такой: не собирается ли он в Россию?
«Я прежде всего русский, — говорил певец. — Связи с Россией я никогда не порву. Но поехать сейчас, после всей этой жуткой кампании, которую против меня ведут, не намерен. Моя совесть чиста перед Господом Богом, перед родиной моей. которую я безумно люблю, и перед народом моим, за который я страдаю».
Да, Шаляпина лишили звания народного артиста, однако у него осталось другое, неподвластное никаким силам, — звание великого российского певца.
Париж. 12 апреля 1938 года. В этот день оборвалась жизнь Шаляпина. На парижском клабдище, среди чужих могил, пролежал прах Ф.И.Шаляпина почти 47 лет.
И все же мы, ныне живущие, стали свидетелями поистине незабываемого события: 29 октября 1984 года на Новодевичьем кладбище в Москве состоялось перезахоронение останков Ф.И.Шаляпина.  Так была исполнена последняя воля гения: вечный покой он обрел в родной земле.
Написал я эти строки и подумал — а соответствуют ли они действительности? Ведь до недавнего времени глумление над памятью Шаляпина всё ещё продолжалось.
У меня сохранились газетные вырезки с очерком писателя А.Арцибушева «Брильянты Шаляпина», опубликованном в ныне несуществующей «Рабочей трибуне». Хочу коротко на помнить о сути этой истории.
В 1978 году в Москве скончалась дочь Ф.И.Шаляпина от первого брака — Ирина Федоровна Шаляпина (Бакшеева). Почти 60 лет жена и дочь певца оберегали от чужих глаз то, что должно было составить основу музея артиста.  В считанные дни, с ведома государственных чиновников, большая часть вещей бесследно пропала. А было у Ирины Федоровны немало всего. Не секрет, что Шаляпина заваливали подарками. Сам царь делал ему подношения. Нередко, когда пел Федор Иванович, богатые русские купцы и промышленники бросали бриллианты, золотые кольца, печатки. Все это он оставил в России Ирине Федоровне. А сын Шаляпина, Федор Федорович, ныне живущий в Риме, рассказывает об этом так: «Нигде в мире, ни в одной культурной европейской стране, такого безобразия случиться не может. Умерла сестра Ирина. Нас вызывают в Москву принять наследство. Сестра оставила завещание и точно всё указала, а также перечислила все драгоценности. Приезжаем с Татьяной Федоровной (сестра Ирины и Федора – А.Т.), входим в квартиру – совершенно пустая. Заявил о воровстве – никакого следствия и результата. Вероятно, приказ — дело замять». Так и слышится удивленное и возмущенное шаляпинское «В чем же дело?»
Из квартиры умершей исчезли костюмы Ф.И. Шаляпина, сделанные по эскизам больших русских художников, библиотека, подобранная самим Горьким. В ней было немало  книг с автографами Бунина, Куприна, Андресва и других писателей. Было здесь много старинных икон, картины, посуда, хрусталь, скульптуры. В музей из всего перечисленного попали лишь крохи.
Я не знаю, восторжествует ли справедливость, в каком виде явится она отечественной культуре. Очевидно другое: речь идет в великом певице земли русской, о нашей национальной гордости, и тут не должно быть места “нашему родному уродству”. Да, истинная Россия всегда светилась в сердце Федора Ивановича Шаляпина, ибо он был ее великим сыном и остался им на все времена!

Газета «Горожанин» – №6. – 1993. - С.5


«ЖИЗНЬ МНЕ ЛИШЬ РАДОСТЬ СУЛИЛА...»

Если бы однажды с трапа самолета в нашем астраханском аэропорту сходила Она, вряд ли бы в толпе встречающих я удостоился ее взгляда. А мне бы хотелось одного — поцеловать Тамаре Андреевне Милашкиной руку и протянуть ей розу. Красную розу...
Совсем недавно исполнилось ей... Впрочем, так ли уж важен этот факт для истинного служителя искусства, которое волновало тысячи человеческих сердец народной земле и далеко-далеко за ее пределами.
 Наверное, тот давний уже день 13 сентября для многих астраханцев был совсем обычным. И мало кого могло тогда взволновать появление на белый свет девочки по имени Тамара, кроме родителей и их родни. Кто мог тогда предположить, что в мир пришла будущая певица, которую Бог одарил голосом пленительным, легко парящим в пространстве.
Экая диковинка, возразят многие, в Астрахани каждый третий поет! Поет. Но не каждому везет на внимание со стороны людей проницательных и влиятельных. Наверное, и Тамара Милашкина шла бы к своей мечте долгой и тернистой дорогой, не пошли ей судьба счастливого случая. О чем речь впереди.
А пока скажу, что в Астрахани она училась в школе, закончила библиотечный техникум, где принимала участие в художественной самодеятельности. Что совсем юной девушкой пела, как помнят и сегодня ее бывшие однокашники и педагоги. Но не многие знают, как она поступила в Астраханское музыкальное училище. А было так. В тот год прием на вокальное отделение здесь не проводился. Но не отступила Тамара. Настойчивой абитуриентке сделали исключение. Специалисты прослушали ее и по достоинству оценили певческие данные Милашкиной. Приняли.
Какое-то время занималась она в классе пения у преподавателя С.Н.Бобарыки. И все... Его Величество случай вскоре положил конец этим занятиям. Во время очередного приезда в наш город Тамару Милашкину прослушала выдающаяся певица, наша землячка Мария Петровна Максакова. По ее настоянию Тамара едет в Москву и поступает на подготовительное отделение столичной консерватории. Через несколько месяцев ее переводят на дневное отделение к талантливому педагогу, профессору Елене Климентьевне Катульской.
Будучи студенткой 3 курса, Милашкина принимает участие в Международном конкурсе вокалистов, проходившем в рамках VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Произошло это в 1957 году, когда Тамаре было всего 2Зтода! Из рук председателя жюри, знаменитого итальянского тенора Тито Скипы молодая певица получает золотую медаль лауреата!
С этого момента начался счастливый путь Тамары Милашкиной к вершинам оперного искусства.
Консерваторию она закончила в 1959 году, а годом раньше уже солировала в Большом театре. Она стала первой советской певицей, получившей возможность стажироваться в миланском театре La Skala. Эта счастливая пора продолжалась с 1961 по 1952 годы.
Возвратившись из Италии домой, в Москву, Милашкина интенсивно осваивает репертуар драматического сопрано, исполняемый ведущими солистами Большого театра. Как все просто — захотела и освоила. Так бывает только в сказках, а в жизни любое освоение — это напряженный каждодневный труд. У Милашкной был звучный, «полетный» голос, ровно звучаний во всех регистрах. А еще - завидная сценическая выносливость. Далеко не каждой певице удавалось свежо, на протяжении всего спектакля, исполнять труднейшие партии Лизы в «Пиковой даме» или Аиды в одноименной опере Д.Верди. Тамаре Милашкиной это удавалось.
Слушая записи оперных спектаклей с участием Т.Милашкиной, я всегда ловил себя на мысли: а ведь она идеальная оперная певица! Казалось, что она вобрала в себя все лучшее от предшествующих знаменитостей и, вместе с тем, решительно отбросила все их слабости, шероховатости, штампы. Она стала певицей истинно современной.
Многие из вас еще помнят фильмы-оперы «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». Лично меня не все персонажи удовлетворяли чисто внешне. Их выбирал режиссер на свой вкус, на свое видение. Зато голос Милашкиной, звучащий за кадром, был голосом настоящей Лизы и настоящей Татьяны!
Был еще один фильм под названием «Волшебница из града Китежа», посвященный творчеству Тамары Милашкиной. Его название, конечно же, навеяно оперой Римского-Корсакова,  в которой партию девы Февроньи блестяще исполняла ведущая солистка Большого театра.
Удивительное дело: когда Милашкина исполняла партии героинь в русских операх, она была истинно русской. Однако лубоко убедительно трактовались ею образы Аиды, Леоноры, Маргариты, Тоски. Голос нашей прославленной землячки звучал на оперных сценах Польши, Чехословакии, Италии, Франции, Дании, Норвегии. Слышали его поклонники оперного искусства в США, и в далекой Австралии. Не было Тамаре Андреевне и сорока, когда ей присвоили самое высокое звание — народной артистки СССР.
«... Жизнь мне лишь радость сулила... Туча пришла, гром принесла...».
Я молча слушаю трагическую исповедь Лизы, ожидающей несчастного Германна. Поёт Тамара Милашкина, а в душе происходит что-то неладное — грусть, смешанная с восторгом. Как это было давно... А может, только вчера?

Газета «Горожанин» – №4 – 1995 г. - С.5







СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



Анатолий Васильевич Тарков


ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ
ПРИЗНАНЬЯ.

ПОЭЗИЯ И ПРОЗА


Редакторы-составители:
Е.И.Милёхина, Р.А.Таркова               
Рисунки: А.В.Тарков




Издатель: Сорокин Роман Васильевич
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33

Подписано в печать 24.04.2024 г.  Формат 60х90/16
Гарнитура Bookman Old Style. Усл.печ.л. 33,81
Тираж 30 экз.


Отпечатано в Астраханской цифровой типографии
(ИП Сорокин Роман Васильевич)
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33
Тел./факс (8512) 54-00-11, e-mail: RomanSorokin@list.ru

Анатолий Тарков


  ДУШИ
  ДОВЕРЧИВОЙ
    ПРИЗНАНЬЯ...

Поэзия и проза



Астрахань - 2024
УДК 82-821
ББК 84(2...)
Т19


Тарков А.В.
Души доверчивой признанья. Поэзия и проза. – Астрахань: Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024. – 588 с.: ил.
            
ISBN  978-5-00201-187-2

Литератор, журналист и художник Анатолий Васильевич Тарков (1938-2016) - астраханец по рождению, судьбе и убеждениям. Стихи и рассказы он начал писать еще в ранней юности. Затем были годы работы журналистом в местных изданиях и на студии телевидения «Лотос», командировки в разные уголки нашей огромной страны, участие в деятельности астраханской Народной оперы и Народной картинной галереи. В прессе нередко публиковали его стихотворения - наряду с известными нашими поэтами Н.Вагановым, Н.Мордовиной, К.Холодовой. Этот сборник впервые объединяет поэтические, прозаические художественные и публицистические произведения А.В.Таркова разных лет.



© Издатель: Сорокин Роман Васильевич, 2024
         © Тарков А.В. Текст, 1954-2016
© Е.И.Милёхина, Предисловие, 2024
© Тарков А.В. Рисунки, 1954-2016
          © Таркова Р.А. Верстка, графический дизайн, 2024          

ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ   ПРИЗНАНЬЯ...



СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



ДУШИ
ДОВЕРЧИВОЙ
  ПРИЗНАНЬЯ...









ПРЕДИСЛОВИЕ

Марина Цветаева сказала как-то, что вся её жизнь – это роман с собственной душой. Конечно. Ведь другой, родственной, души она не нашла. Да и кто из нас?..
Анатолий Тарков тоже нёс свою душу-ношу в одиночку. Да, он делил с семьей все тяготы жизни, всю неустроенность и несправедливость её, бесконечно любил жену и детей. Но все-таки в этом мире - был один.
Я вот думаю, что каждая стихотворная строка – или положенная на музыку, или произносимая про себя, – узником ли за решеткой, скачущим ли по степи вольным казаком, – это непролившаяся слеза одинокой души.
И поэтому стихи пишут все, а выносят их на суд читателей – единицы.
Анатолий Васильевич – среди всех. За всю жизнь у него накопилось множество рукописей, отдельных заметок, машинописных страниц, просто клочков бумаги  – и все они сохранили его стихотворения, песни, целые поэмы, короткие рассказы и даже роман, хоть и незавершенный.
Долгие годы работы журналистом тоже оставили свой след: в семейном архиве собраны его газетные и журнальные статьи на самые разные темы – от проблем сохранения культурного наследия Астрахани – до работы наших заводов и колхозов.
Анатолий Тарков умер в 2016 году, прожив 78 лет. «Всего» или «целых»?
Это – долгая жизнь или короткая? Во всяком случае, богатств его души хватило бы и на две жизни.
Всё, что он успел сказать, записать, сочинить – это не только для нас, его близких, но и для многих – всех, кому понятны поэзия, музыка, любовь, Родина.
Оставшиеся в живых члены его семьи, – я, его жена, и его дочь, – отобрали в этот первый и пока еще единственный сборник большую часть эпистолярного наследия Анатолия Васильевича, в основном, ранее нигде не публиковавшегося.

Евгения Милёхина.
Астрахань.
Апрель 2024 года




Это я, Господи!

Родился незадолго до начала войны, в пыльном, убогом городишке Кара-Богаз-Гол. Отца потерял сразу (и навсегда): он ушел на фронт, попал в плен, вернулся не к нам - матери с двумя сыновьями трех и двух лет - а завел другую семью на родной Украине. Бог ему судья.
Мать с двумя малыми детьми едва спаслась, убегая под бомбежками с Украины в понизовское село Цветное к родителям. Там я и рос. Там чуть не умер с голоду. Выжил. Потом Астрахань. Большая, недружная семья, ссоры, драки. Теперь я понимаю: вся их злобность, нетерпимость, истеричность, грубость - от боли. Тяжкой внутренней боли от несбывшихся надежд на счастье. И им я не судья. Ну что ж, был обделен родительской и родственной любовью, жил как сорняк в огороде. Но вот что грело меня всегда: красота, гармония, чудо творчества; мои робкие попытки постичь это и быть в этом: слушал тайком, накрывшись одеялом, классическую музыку по радио. Рисовал в тетрадях на лекциях в автодорожном техникуме рыцарей и красавиц, а по математике имел “три” и “два”. Рисовал на половой тряпке, - не было ни холста, ни красок, ни кистей. Где-то что-то перепадало. Но жажда, неутолимая жажда творить: рисовать, писать стихи, делать мебель своими руками...
Механиком, закончив автодорожный техникум, я не стал. В художественное училище имени Власова не успел - закрылось. В другой город ехать учиться не было средств. Значит, и художником не стал. Только любителем, дилетантом. Хотя и перечитал множество книг о живописном мастерстве. Результат мечты и сомообразования - мои картины. Хватило бы для выставки.
А еще нашел себя в журналистике: телевидение, газеты. Помреж, ассистент режиссера, редактор, корреспондент. Сценарии, стихи, поэмы, спектакли, тексты песен на конкурсы (и победы), статьи, статьи... Член Союза журналистов. Ничего не издал. Не прославился. Но счастлив в семье - с такими женой и детьми не соскучишься. И вот эти труды мои - тоже дети. Что ж, что не “профессиональный”.Зато всегда от души.
Кто же я в семьдесят? Сын Твой, Господи. Страдалец.  Счастливец.
Прости, если что не так...
А.Тарков.
Астрахань.
Сентябрь 2008 года







ЛИРИКА


***

Мой дед бессмертья избежал,
Но долго жил и много видел.
И не был на судьбу в обиде
За то, что счастья не познал.

И если что-нибудь такое,
Как говорят, - из ряда вон, -
К нему стучалось, беспокоя,
Записывал в тетрадку он.

И прежде, чем умчаться к раю,
Худой, как мумия, старик,
Позвал меня: «Я помираю…
Возьми на память мой дневник.

Не всё там гладко и толково,
Не всё доподлинно порой…
Читай, но только дай мне слово,
Что сам возьмешься за перо…»

И стало так. По воле деда
Я вас туда зову, друзья,
Где никому побыть нельзя
Без хитрой помощи поэта.






РУБАИ  ПРОВИНЦИАЛА

1
Я жизнь прожил, но сущность бытия
Не смог постичь мой разум суетливый.
«Младенец плачет плачем сиротливым» -
Он просит грудь – так начинал и я.

2
Богатство, слава, власть – не для меня.
Всё это – отблеск истинного счастья.
Свободным быть, иметь к труду пристрастье –
Вот божества, которых выбрал я.

3
Жесток мой век, и тем совсем не нов.
В тупик завёл очередной правитель.
Куда ж теперь? Страны великой житель
Я – миллионный в армии рабов.

4
Любовь – что чаша крепкого вина:
Зовет, полнит, рассудок затмевает.
На что она Всевышним нам дана?
Спроси у звёзд. Земля про то не знает.

5
О, женщина! Что сделали с тобой
Нужда, заботы, труд неблагодарный?
Ты пьянствуешь и куришь. А когда-то
Молился на тебя весь род мужской.

6
Наедине с тобой – мы как враги
Одни пороки друг у друга видим.
И жизнь, как два убийцы, ненавидим.
А жизнь смеётся: «Ну и дураки!»

7
Ты праздность возлюбил, хотя карман
твой пуст.
Без цвета и плодов растишь ты
жизни куст.
Нет прока от него ни близким,
ни чужим.
Сгорая без огня, оставишь
только дым.

8
Приходи, забирай, я смертельно устал
В этой жизни пустой и проклятой.
Приходи, пусть черед мой ещё не настал.
Вот я – весь пред тобой, без вины виноватый.

9
Зов вопиющего в пустыне
И рёв мятежных площадей –
Всё это только искры жизни
Навечно временных людей.





10
В саду моей души лишь горькие плоды.
Не прикасайся к ним, покуда счастлив ты.
Живи, пока тебе беспечность дорога
Не наживай во мне несчастного врага.

11
Опять вокруг звонят колокола,
Опять миряне потянулись к Богу.
Зовут его с надеждой на подмогу.
Знать, очень плохи на Руси дела.

12
Я долюбил и выпил всё вино,
Что мне дарили праздные застолья.
И вот один стою во чистом поле,
Которому цвести не суждено.

13
Горит свеча. Ослеп огромный дом.
Горластый век за окнами стихает.
И вся земля как будто отдыхает,
Истерзанная жалким существом.

14
Сродни зловонью грязные слова.
Как много их двуногими плодится.
Природа им пожаловала лица –
А им роднее ... пёсья голова.



15
Ты усмирил свой гнев – ты победил.
Ты разделил свой хлеб – ты подобрел.
Упавшего поднял – набрался сил,
Лежачего добил – ты озверел.

16
Сдержи потоки слов и помолчи,
Когда с тобой – не в меру говорливый.
Не диво жаждущим поток бурливый,
Глоток воды спасительный – в цене.

17
Высокий пост – предельно тяжкий труд.
Лишь два пути у тех, кто на вершине:
Служить добру в пределах краткой жизни
Иль стать глухим, когда тебя клянут.

18
Ты щедрым был, покуда знал нужду.
В душе твоей так много было солнца.
Сегодня там – холодный блеск червонца,
И пустота рождает пустоту.

19
Мир хижинам и мир особнякам!
На всех одна желанная свобода!
Из моды вышла честная работа.
Хвала и честь отпетым дуракам.



20
Сигарета, колени босые,
Грубый смех, пошло-хамская речь.
Кто тебя ухитрился, Россия,
На постыдную стёжку увлечь?

21
Собаки взгляд становится милей,
Когда вокруг двуногие созданья,
Поправ любовь, забыв о состраданьи
Переродились в пакостных зверей.

22
Есть у людей пристрастие одно.
Сродни  дурману крепкому оно.
Себя мы ценим более, чем значим.
Где тот глупец, кто думает иначе?

23
Не называйте «звёздами» людей.
Не делайте иконами вождей.
Величье человека – смехотворно,
Оно – как снег, что на вершине горной.

24
Жизнь коротка, но сколько в ней невзгод!
О том не думают, творя себе подобных.
Чужда им философия бесплодных:
-Кто не родился – тот и не умрёт!



25
Когда тебя не ждут, желанья нет спешить.
Сочувствием чужой беды не осушить.
Нет песни на земле, чтоб всем была мила,
Нет счастья, чтобы им всех одарить сполна.

26
Помоги мне, Бог!.. Не помог.
Не помог и мудрец – он не Бог.
За подачкой к вождю не спешу.
Час пробьет – сам себя воскрешу.

27
С колен Россию приподняли,
Повязку сняли с ясных глаз.
Твори, дерзай, цвети! – сказали,
Усильями народных масс.

28
Теперь мы все полны свободой,
Но торжествует кабала:
В России западная мода –
Платить за всё, платить всегда.

29
Опасно быть в России бородатым
И быть владельцем голубых очей.
За это брали пошлину когда-то...
Чего ж ты дремлешь, неоказначей?



30
Когда настанет время уходить,
Лишь об одном тоскливо пожалею:
Что больше не смогу тебя любить,
Моя неповторимая Россия...

31
Быть может, суд Всевышнего грядет.
Но, всякий раз, когда царёк удельный
Своим ублюдкам землю раздает,
Прошу для них в аду котёл отдельный.

32
В любых ты, душенька, нарядах хороша.
Любую мразь ты знала и терпела.
Не потому ли, Русь, твоя душа
Сегодня лучшей доли захотела?

33
Милая, желанная!..Кругом голова...
Намертво забытые дивные слова.
А какие новые? Стыдно повторять:
Злые да смердящие, не слова, а грязь.

34
Целебная ночная тишина...
Опять самим собою стать посмею.
Ад, Эвридика, Архимед, Помпеи,
Христос, Колумб и...спящая жена.



35
И вот теперь, когда в заморский рай
Попасть несложно, было бы желанье,
Я молча, с христианским состраданьем,
Смотрю на клинья человечьих стай.

36
Две птицы в небесах парят легко и долго,
Как будто крылья их сморило дивным сном.
А что внизу Земля – чудовищный содом, –
Про то им дела нет: они так близко  к Богу.

37
Ты не была, а есть отрада для меня,
Пускай дождлива ночь, а в доме нет огня.
Пусть кто-то делит власть, пусть шабаш
у ворья.
Мне светит в темноте нагая плоть твоя.

38
Опять разруха, грабежи, лишенья.
Опять в ходу риторика вождей.
Россия, величайшее творенье,
Безумных и загадочных людей.

39
Друзьям я рад, но у меня их нет.
Не сладко мне вино, невкусен мой обед.
В том – множество причин. А может быть – одна:
Я многих пережил, и в том моя вина.


40
Я руку протянул. Ты приняла её.
Две разности вошли в единое жильё.
Я стал легко таким, каким хотела ты.
Но отчего в душе так много пустоты?

41
Без женщин обходись, не потребляй вина.
Будь кротким, как овца, и тихим, как луна.
На мерзость и хулу улыбкой отвечай.
Зато, когда умрёшь – к твоим услугам –
рай.

42
Опавших листьев деревам не жаль.
Горящей спичкой прикоснусь к останкам –
Пусть напоследок вспыхнут сердцем Данко!
И высветлят осеннюю печаль.

43
Ругается и пьянствует Россия.
Её жилища вновь пошли на слом.
Куда идти? Как  жить? – её спросил я.
Она в ответ: «Будь заодно с Христом».

44
Когда улыбка – редкость на устах,
Когда в душе всё чаще – равнодушье,
И день грядущий навевает страх –
Остановись и сам себя послушай.


45
Ты виновата! – говорю в сердцах.
Ты виноват во всём, исчадье ада!..
Бездарная житейская баллада,
Где о любви – ни строчки, ни словца.

46
Знаю боль и лет ретивый бег,
Знаю кровь, безденежье, разлуки...
Знаю, что любимый человек
Может стать холодным вихрем вьюги.

47
Жить безбедно и сытно – зазорно ли?
Обманул, обокрал, распродал.
Слыли воры людишками сорными,
А теперь они правят бал.

48
Губки алые – мат-перемат...
Дым табачный, вульгарные позы.
Где калитка в тот дьявольский сад,
Что плодит эти гнусные розы.

49
Вот президент, там – лавочник с портным.
А между ними – вор и проститутка.
Жизнь коротка. Стань тем или иным.
Мы все, как есть, лишь шутка-прибаутка.



50
Быть старым – некрасиво и смешно.
Быть молодым – дней праздная растрата...
Нам роли идеальной не дано.
Мы все уйдем под занавес когда-то.

51
Зачем живем, что в утешенье нам?
Не знал Сократ, не знали Кант и Ленин.
Дела, мечты, вершины и паденья.
Дань суете, а воз и ныне там.

52
Кто шутя и легко, кто с трудом
Мы свой крест обреченно несем.
Пусть Голгофа, пусть жало гвоздей,
Лишь бы только воскреснуть на ней.

53
Я дал тебе совет. его не принял ты.
И в этом никакой не видится беды.
Чего замыслил ты, я испытал давно.
Не забывай, Икар, что есть морское
дно.

54
 Не попасть тебе, Раечка, в рай,
Где Амброзия вместо хлеба.
Вот граненый стакан. Наливай
Русской водки, российская Геба!


55
Печалюсь и радуюсь я.
И то, и другое – во благо.
Виват парусам корабля!
Почтенье приспущенным флагам.

56
Раздают нахальным и безликим
Титулы, которым нет цены.
Вот «звезда», вот «гений», вот «великий» –
Каждый с балалайкой в две струны.

57
Дам слону лебединые крылья,
Рубану по реке топором.
Стать хочу Сальвадором Дали я,
Вот беда – переполнен дурдом.

58
О, пагубная сила нетерпенья!
Всё, что хотим, дай нам
без промедленья!
Как много нас, кто хочет
рыбку съесть,
Не зная, как забросить
в речку сеть.

59
 Выбирают родину по вкусу,
Богатеют, множа нищету.
Соизволят – плюнут на Исуса,
Захотят – схоронят красоту.
60
Себя ты носишь царственно-лениво.
И речь твоя ленива и скупа...
Но, боже, до чего же ты красива
И столь же ослепительно глупа.

61
Людей на свете – что на небе звезд.
Бурлит, шумит живой водоворот.
Поверь же, непривычный верить, бог –
Тут каждый безнадежно одинок.

62
Вот костёр, вот хлеб с хрустящей солью.
Вот картошка, снявшая мундир.
Вот вам поднебесное застолье –
Бедный шут и горемычный Лир.

63
Уж давно это древо соседям своим не чета.
Ветви солнца не просят, а корню никчемна вода.
И не слышно тех песен, что листьям
так нравилось  петь.
Хватит глупых стенаний! –
Ответила с дерева Смерть.

64
Равнодушна к берегам река.
Глупый видит в старом – старика.
Грешным – рай, бескрылых манит высь.
Сложен мир, попробуй – разберись.

65
Вот лошадь старая, каких на бойню шлют.
Ей дали луг и полную свободу.
Живи, сколь сможешь, – вот и вся работа.
А ей, сердешной, грезится хомут.
Не осуждайте, глупого, меня,
Что так похож на этого коня.

66
Перекричал, забил потоком слов.
К такому спору ты всегда готов.
Опять остался с пеною у рта –
Сопернику досталась правота.

67
О, наши костяные закрома,
Куда хотим вместить весь мир подлунный.
Кто думает – тем горе от ума.
Но отчего так жалко безрассудных?

68
Обман и Ложь. Их не разлить водой.
Их даже Смерть обходит стороной.
И там слышней сей дьявольский дуэт,
Где благородной силы больше нет.

69
Я душу распахнул, чтоб радость приютить.
У сумрака в плену так надоело жить!
А радость – не ко мне, она другим нужней,
Но ты, печаль моя, вдруг стала понежней.

70
Я зеркалу так долго доверял,
Красивым был, успех у женщин знал.
Ушли те дни, а зеркало мне лжёт:
Ты просто возмужал, года – не в счет!

71
Вот стая воронья, вон, в небесах – орёл.
Под солнцем всяк из них судьбу свою обрел.
Как трудно избежать всеобщей суеты.
И как легко упасть с манящей высоты.

72
Не подавайте нищим – тщетный труд:
Накупят хлеба или враз пропьют.
Подайте ездоку на лимузине –
Он вам пообещает сладкой жизни.

73
Никому луна не улыбнется.
Не оплачет дождь ничьей беды.
Никакая старость не коснется
Тех, кто мир оставил молодым.

74
Нет, не всем на земле исчезать суждено.
Протяните мне руку свою, Нефертити.
Век мой к новому веку стучится в окно.
Мы войдем туда вместе. Прошу Вас – живите!



75
Осилить холм – несложная работа.
Что с этой высотою обретешь?
Мне нужен пик! Пусть ухмыльнется кто-то:
Смотри, потом костей не соберешь.

76
Вновь тебя лишь взглядом обласкаю.
И уйду, как раненый боец...
Нелюбимых к сердцу не пускают,
Будь на них хоть царственный венец.

77
Подари мне что-нибудь такое,
Чтобы я  устав от бытия,
Не стремился к вечному покою,
А горел, и согревал тебя.

78
Душа моя стала открытой, ладони сродни.
Хоть камень в неё, хоть постыдное слово метни.
Пытай клеветою, отдай на издевку хамью.
А лучше – иное: вложи в неё душу свою.

79
Зажгу фонарь и выйду в ясный день.
Пусть оживет античная потеха!
Был неудачлив мудрый Диоген.
Быть может, я – узрею Человека?



80
Когда в душе разлад, а мысли -  в тупике,
Надежду разгляди в далёком далеке.
Она еще жива, хоть опечален взгляд.
Верни её, верни, и всё пойдёт на лад.

81
Не спрашивают нас – хотим мы или нет
Рождением своим потешить белый свет.
Но, коли жив – плыви и не роняй весла.
Скупясь на доброту, не делай только зла.

82
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, и я к суете устремлялся.
Разбуди на рассвете меня.
Ты будила, будила – а я первый раз не поднялся.

83
Нелегко твоей бедной душе.
То ласкаю её, то браню...
Говорят, с милой рай в шалаше.
Жаль, что этот шалаш не в раю.

84
Ты пил с утра, ты нынче тяжко пьян,
Грядущий день твой выльется в стакан.
Вот, говорят, Россия, мол, спилась!
Какая чушь – она стыдится нас.



85
В ряду безгрешных нет местечка мне.
Сошлют меня святые к Сатане
За то, что многих девушек любил,
Но лишь одной свободу уступил.

86
Мне бы солнечный день.
Мне бы ночь, чтобы месяц и звезды.
А ещё – тишины,
Чтобы слышать дыханье земли.
И еще – хоть чуть-чуть
Этой самой, что «вышла из моды»,
Но не стала товаром
Для купли-продажи: Любви.

87
Где вы нынче, серпы и огнём опаленные молоты?
Где Вольга и Микула, где витязи славных имён?
Всё, что было когда-то, дороже нетленного золота,
В новомодной России забыто до «энных» времен.

88
Да, женщин совершенных мир
Не знал.
Вот мой совет мужчинам:
Не грустите,
В сердцах своих – обычных приютите,
И будет вам искомый идеал!



89
Не сетуй на меня
За то, что до утра
В моем окошке свет,
Что жгу его зазря.
Вот краски на холсте –
Я их оставлю жить.
День с новью повенчал –
Мне скоро уходить.

90
Улыбнись мне, красна девица,
Подари веселый взгляд.
Пусть мне, хоть на миг, поверится,
Что закат мой – не закат.

91
Вот дети выросли, а я уже старик,
Не надо мне ни благ земных, ни рая.
И жаждать жизни я давно отвык,
А сердце бьётся...Для чего? Не знаю.

92
Бессмысленно обманывать себя,
Что жил не зря, что не из худших
Был.
Что счастлив был, тоскуя и любя.
Но всё-таки, зачем я приходил?




93
Ты всё ещё загадочно мила.
Ты всё ещё большой любви достойна.
Я в мир иной могу уйти спокойно –
Чтоб только ты меня пережила.

94
Любовь не умерла, она всерьёз больна.
Всё меньше ныне тех, кому нужна она.
Но ты, любовь, купцам продаться не спеши:
Набитый кошелёк – могила для души.

95
Грехи свои я прошлому отдал.
И, верно, к Богу чуть поближе стал.
Теперь мне дурь соблазнов не страшна:
Вот губы милой, вот бокал вина!

96
Грустит Амур. Да как же он посмел?!
Опущен лук, колчан разбух от стрел...
Неужто нет Ромео и Джульетт?
Стреляй в меня! Я стар, но я  – поэт.

97
Пусть красота твоя и колдовская плоть
Не мне принадлежат (так рассудил Господь).
Но я их отниму у своры жадных глаз
И сохраню в стихах чарующий алмаз.



98
Ни в мыслях, ни  в душе для своего Творца
Я места не нашёл. Заблудшая овца
Бродила в темноте, не находя звезды.
Но сжалилась судьба – и мне досталась Ты!

99
Зачем природа в прихоти пустой
Столь многих обделила красотой?
Чтоб наградить избыточно одну
На радость мне – а может, на беду...

100
Сегодня мне мила Иштар,
А завтра полюблю Изиду!
Так, значит, я совсем не стар?
И таковым кажусь лишь с виду?

101
 Ты спи. Ведь этот дождь – в моей судьбе.
Он снов твоих весенних не коснётся.
Пускай заря в окно твоё прольётся
И добрый день сопутствует тебе.

102
Я – не Персей. А ты – не Андромеда.
Оставим их в созвездии ночном.
Ты для меня пленительная Леда,
А Лебедь я, иль Дьявол – суть  в ином...



103
Где ты, где ты, любовь-чаровница?
Где вы, чёртики-искры в глазах?
На ладони – всё та же синица.
А журавлик – всё там, в небесах.

104
Всё-то мне черно-белое снится.
Всё-то ветер в чужих парусах.
На ладони чуть дышит синица,
А журавлик-то мой – в небесах.

105
Жалею не о том, что пожелтели листья,
Что сыро за окном, а  в небе – ни звезды.
Печалюсь об ином: что не сумел продлить я
Той женщины, с которой начиналась Ты.

106
Прости за то, что я тебя узнал,
Как девочку, по имени назвал.
Далёкий облик в памяти возник,
Я встрепенулся, ожил, и поник...

107
Чарующий закат, тревожный океан...
От слов твоих в душе заныло столько ран.
Шутя размыл прилив следы капризных ног.
О, Женщина! Зачем тебя придумал Бог?



108
Куда уходишь ты, любовь, моя твердыня?
Не уноси тепло и благодатный свет.
Мне без тебя земля и небо – две пустыни,
Где для души моей ни в чем спасенья нет.

109
Ты мне нравишься. Я тебе – нет.
Что же делать – прощай, белый свет?
Видишь, ночь за окном. Будь добра
Дай пожить мне с тобой до утра.

110
Вот угли тёплые, но нет уже костра.
Есть  жизнь, где всё – одни воспоминанья.
Смирись, душа, пора уже, пора.
Не жди любви, получишь состраданье.

111
Я тоскую. Поверьте, что это – тоска.
Маловато ей сердца, и вот у виска
Про какую-то пулю мне шепчет она...
Слушай, дура, давай лучше выпьем вина.

112
Со спины плывущего финвала
Лунный свет стекает в океан...
Где ж ты, одноногий капитан?
Моби Дику одиноко стало.



113
Летучий Голландец, пополни команду свою!
Возьми в услуженье холодную душу мою.
Я стал молчаливым, я жизнью отвык дорожить.
Позволь мне с тобою земные причалы забыть.

114
Несли в мой дом почтенно, не спеша,
Мешки с деньгами люди-силуэты.
Они твои! – вещали мне при этом.
Просунулся я, а в доме - ни гроша.

115
Океан беспредельный, нет намёка на сушу.
Безнадежность разъела матросские души.
Но упрям генуэзец и цедит сквозь зубы:
Чую берег желанный! Поверьте Колумбу!

116
Пусть я чудак, но я не рву цветов.
И не дарю избранницам букеты.
Не в радость мне конец Антуанетты
И тихий ужас срубленных голов.

117
Не быть хочу. Завидую скале.
Огню костра, снежинке, ветру, грому.
Живому нет мне места на земле,
Но верю, что найдется неживому.



118
В ночь душную из дома выхожу
И тихо, как сомнамбула, брожу.
В душе разлад, у мыслей – ход шальной.
О, люди близкие, зачем вы так со мной!

119
Не удержать мне дней – они поводья рвут
И лихо от меня в ночь гиблую бегут.
Безумным скакунам едва ли чем помочь.
Я кротких подожду, а на последнем – в ночь.

120
Весны дождался я! И снова жить да быть
Так захотелось мне. Я вновь готов любить.
И этот мир шальной, и дел кабальный круг,
И трепетный хомут веселых женских рук.

121
Две лёгкие руки навстречу мне летят!
О, чудо-птица, я тебе безмерно рад!
Я ринулся в их трепетный разлёт...
О, фантазёр! Тебя никто не ждёт.

122
Я не знаю, к каким обратиться богам.
Я не знаю, какие прочесть заклинанья,
Чтобы лучшие дни возвратились бы к нам
И забылись навеки страданья.



123
Персона grata, персона grata.
Краса Авроры и грусть заката,
моя надежда, моя утрата,
Мои страданья - персона grata.

124
Ты гроздья истины бросала на меня.
Я глупыми словами прикрывался.
А серп луны на небе улыбался:
Всё будет ладно с наступленьем дня!

125
На фоне ярких звезд
Два мчащихся огня
И силуэт, моторами ведомый...
Полночный самолёт,
Летящий без меня –
Счастливого тебе аэродрома.

126
Золотой, благоуханный вечер.
Дальний, чистый звон колоколов.
Жду тобой обещанную встречу.
Жду, как ждут воскресшую любовь.

127
Ты мне не богом, случаем дана.
Благодарю судьбу за этот случай.
Была ты, может быть, не самой лучшей,
Но, к счастью, самой худшей не была.

128
Я зеркалу так долго доверял.
Красивым был, успех у женщин знал.
Теперь я стар, и зеркало мне жаль.
Оно мне льстит: «О, как ты возмужал!

129
Кому-то выживать, кому-то – наживаться.
Тут – нищета, разгул, там – блага через край.
А за окном – весна, и буйный цвет акаций,
Бесплатно дарит всем благоуханный рай.

130
Мне так захотелось открытого настежь окна,
Веселого неба, где стайка пернатых видна.
Я встал. Пусть недуг мой голубит кровать.
Вот всё, что хотелось. Чего ж еще больше
желать?














ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

Отрезок долгой ночи впереди
Не спится мне, хоть склеивай ресница...
Опять будильник роботом твердит
Одну и ту же цифру: трид-цать, трид-цать...

Я слышу, как озябшая ветла
Стучит в окно,прося тепла щепотку.
Как вьюга ошалело пронесла
Над крышами визгливую пролетку.

Я слышу, как ногами в темноте
Сынишка сонный комкает пеленки...
Как время рассыпает в пустоте
Всего,что сделал, звонкие осколки.

Я говорю себе – шабаш, старик.
Не гений ты, довольно суетиться.
Спокойно спи, брось по ночам курить
И зря стихами не марай страницы.

Живи легко, заботам дай развод.
К чему тебе водоворот событий?
Какой-то вымирающий народ,
Какой-то новый спутник на орбите...

Пусть не дождется гулкий космодром
Ребят, уплывших к молчаливым звездам...
Пусть город Тициана день за днем
Все глубже опускается под воду.

Пускай безумец новый разнесет
На сто кусков прекрасную «Пиету»,
Пускай война по-прежнему берет
У матерей трагическую лепту.

Тревожен мыслей бесконечный ряд,
Стираются пространства и границы...
Я часто, как рабочей - смене, рад
Тому, что в тридцать по ночам не спится,

Что душу и рассудок бередят
Пороки мертвых и живых материй.
Что мне за них бессменно отвечать
И тут не в счет усталость и потери!

Я рад, что поутру в людской поток
Опять вольюсь торжественно и просто,
Что есть друзья, что дел невпроворот,
Что жить - чертовски сложная работа.













КАК ПОЯВИЛСЯ СПУТНИК У ЗЕМЛИ

Земля - она.
Луна - она.
Дне женщины в космическом пространстве...
Из века в век немая целина
Их окружала грустным постоянством.

Но в жарком сердце голубой сестры
Давно бродило дерзкое желанье:
- Хочу усльшать первое признанье -
Прекрасны ли с высот мои черты?..

Про то узнал могучий Байконур.
Для рыцаря закон - желанье милой!..
Вздымая грудь, исполненную силы,
Он в небо шар таинственный взметнул!

...Так появился Спутник у Земли.
Он пел, он щедрым был на комплименты:
- Красавица, найду ль еще планету,
Где б краски жизни вечность обрели?!..

- Я первый, кто поднялся над тобой,
Чтоб днем и ночью вкруг тебя вращаться...
Я - первый; но проторенной тропой
К тебе мои собратья устремятся!

- Забудь,что ты в безмолвии жила!
Я буду рядом,твой слуга покорный!..
...Пророком был тот Спутник рукотворный.
И ты, Россия, жизнь ему дала!
***

Когда в душе неладно - заходи.
В дверь не стучи, не вытирай ботинок.
Своей бедой меня разбереди,
Отдай своей тревоги половину.

Зови с собой в какую нужно даль.
К чертям уют и розовое счастье!..
С тобой последний разделю сухарь,
Приму любое горькое причастье.

Пускай дороги эти у меня
Отнимут жизни ёмкую частицу...
Я буду знать - тебе спокойно спится
И ты согрет у доброго огня.

Что ты, как прежде,молод и силен,
Что ты с любой бедой – запанибрата.
И снова в жизнь неистово влюблен,
Наперекор паденьям и утратам.

Ко мне в любое время заходи.
Законы дружбы действуют без срока.
И боль свою со мною подели,
И если надо - позови в дорогу.






ВЕЧЕР

Вечер льет тишину из ладоней.
Вдалеке отцветает закат.
И задумчивый голос гармони
У реки собирает девчат.

Подходили нарядные парни,
Прибаутки с собой прихватив...
– Ну-ка, друг, подожди со «страданьем...
Есть в ладах веселее мотив!

И пошла за околицу песня
Задремавшие травы будить...
Из-за облака выглянул месяц,
Чтобы светлый напев уловить.

И задором волжан удивленный,
Между звезд неподвижно застыл,
А потом, будто парень влюбленный,
За гармонью тихонько поплыл.











ВТОРОЕ РОЖДЕНЬЕ

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинками снег...
- До свиданья, строгая больница,
 Я теперь - здоровый человек!

 - Дай мне руку, госпожа Удача...
 Всяких благ вам, няни и врачи!..
 По деревьям шалый ветер скачет,
 Гомонят над гнездами грачи...

Здравствуй, жизнь! Ладонь вспорхнула птицей,
Снежный ком летит в голубизну!..
Это ж надо - заново родиться
И начать двадцатую весну!..

Сколько мне отпущено - не знаю.
Суть в ином - я возвращаюсь в строй...
Этот день авансом принимаю,
Отработка честная - за мной.

Мартовская оттепель. Лучится
Золотыми бусинкам! снег...
За спиною -  строгая больница
Я - почти здоровый человек...

У меня весенняя дорога.
Жаль,что рано вслед за мной друзьям...
- Братцы, постарайтесь, ради бога,
Отболев, вернуться по домам.

ОСЕНЬ

Здравствуй, праздник васильковой сини,
Золотого звонкого литья!
Никакие дальние теплыни
Мне не смогут заменить Тебя.

Да и те, кому к заморским странам
Скоро в стаях зыбких уплывать,
По родным протокам и лиманам
Всю дорогу будут тосковать.

Русская раздольем и нарядом,
Всем земным красотам красота!
Не тебя ли,осень, словом «лада”
Наградили вещие уста?..

По твоим торжественным владеньям
Я бреду без тропок, наугад...
Не печалью - вечным вдохновеньем
Щедрые костры твои горят!

В робком солнце, в нежности тумана,
В голубом раздумии реки -
Переливы красок Левитана
И тепло есенинской строки.






ПРИТЧА О СТАРОМ ДОМЕ

Трехкомнатный крупнопанельный рай!
Здесь все удобства,свойственный раю.
Мне б радоваться, горе - не замай,
А я, чудак, нет-нет, да заскучаю.

Я вспоминаю деревянный дом -
Творение времен царя Гороха..
Из ряда вон его здоровье плохо,
Как говорится - обречен на слом.

Я четверть века приходил сюда
Мальчишкой, парнем и отцом счастливым.
Он был прохладой в зной неумолимый
И добрым солнцем в злые холода.

Ушедших не вернуть, не воскресить.
Но кто сказал, что им клубиться пылью?
Старинный дом, ты будешь милой былью
Со мной в раю крупнопанельном жить.











***

Гладко, гладко речка причесалась,
Лунным гребнем заколола косу...
Будто на гулянье собиралась
По лужку душистому, по росам...

Прилетали гуси вереницей,
Отдохнуть на чистой глади сели..
Растянулись вдоль речонки птицы
Голубым пуховым ожерельем.

Камыши ей сказки говорили,
Про нее в траве цикады пели...
Даже ветер,в поле сбросив крылья,
К ней пришел, как юноша несмелый...

Только вдруг непрошенные весла
Красоту речную поломали...
И ловили пригоршнями ветлы
Тысячи сверкающих хрусталин...











ГИМН СОЛНЦУ

Бледнел эфир,
             перемогая сумрак,
Просил тепла
             обетованный мир,
Когда запела
             перуанка Сумак
Великий гимн
             светилу всех светил.
Казалось, что
             мифические духи
Пустынь, ущелий,
             джунглей и морей
В один орган
             объединили звуки
Земных молитв,
             печалей и страстей.
Преград не ведал
             голос тот парящий!
Повергнув ниц
             развенчанных богов,
Таинственный,
             бунтующий,молящий,
Он рвался ввысь,
             за толщу облаков!
Внимали Гимну
             тусклые созвездья
И черная
             космическая даль...
И встало Солнце!
             И огонь бессмертья
Над колыбелью
            жизни засиял!
ОСЕННИЙ ЭТЮД

То не белый туман
Ночью плыл по лиману куделью.
Здесь гусей караван
Осень гнал от своей колыбели.
Это он сотворил,
Чтобы льдом не покрыл
Их обитель мороз-невидимка.
На рассвете, дрожа,
Не умытая чистым румянцем,
Осень в стаю пришла,
Приказав вожаку убираться...
И тогда над Землей
Потянулась, грустя, вереница.
Уносили с собой
Лето красное гордые птицы.
Опустевший лиман
Молча гладил упавшие перья,
И что скоро зима -
Только в это мгновенье поверил.











***

К таинственно белеющей равнине
Опять глаза мои устремлены,
Опять боюсь коснуться.как святыни,
Я этой первозданной белизны.

Мой легкий  плуг послушен малой тяге:
Всего лишь пальцы - вот и конь гнедой!..
Ну - в добрый путь! И четко на бумаге
Строка ложится первой бороздой.
                                Их будут  сотни после этой, первой.
Но не хлеба на пашне той взойдут:
Больное сердце,скрученные нервы
Здесь краткое забвение найдут.

Но будет песня, сотканная ими
Вам о любви и солнце говорить.
О журавлях и яблоневом дыме,
О буйстве трав и нежности зари.

Хотел бы я, когда сомкну ресницы,
И стану легкой пригоршней земли,
Чтоб вы, стихи - души моей частицы,
Дарить живым свое тепло могли.

...Поэзии таинственное поле...
Не всем дано тебя преодолеть.
Здесь можно плакать, радоваться вволю
И крылья обрести. и умереть.

***

Очередное общее собранье...
Полемикой захвачен третий час.
Анализы,итоги,назиданья,
Нечеткость лиц и утомленность глаз...

На потолке ленивый вентилятор -
Ни чёрт, ни брат живительным ветрам...
Стирая пот, очередной оратор
Факт наболевший водит по рядам.

И вдруг, такой нежданный, откровенный,
В сто самых свежих и здоровых сил,
Гроза Ярилы, дождь обыкновенный
За окнами пунктиры прочертил!..

Запахло вдруг проселочной дорогой,
Где некогда в заплатанных штанах
Носилось детство с радостью недолгой
И мир купался в розовых тонах...

Луна блестящей денежкой катилась,
Пылали зори,отгорали дни...
Однажды детство в юность попросилось
И юность звонко крикнула – входи!

- Вручай себя, неосторожный мальчик
Бесчисленным тревогам и делам!..
...Дождь. Строгий зал. Очередной докладчик
Мои заботы водит по рядам.

***

Брода нет - не торопитесь в воду.
Не курите злые табаки.
В золотую летнюю погоду
Надевайте черные очки.

Ешьте по режиму, с чувством, с толком.
Без забот и книг ложитесь спать...
Дождевому светлому потоку
Зонт не забывайте подставлять.

Не волнуйтесь,если другу плохо,
Если градом цвет нещадно бьёт...
Не спешите,если кто-то к сроку
Вас, как откровенья, молча ждет.

Если нож у пьяного кретина,
Если рядом вражеская цепь,
Встаньте грудью за чужую спину –
Хате с краю легче уцелеть.

Без невзгод,без напряженья воли,
Не пылать, а только тлеть и тлеть –
Это первый способ, как без боли,
Медленно, при жизни – умереть.






***

На кромке неба теплится заря.
Над рощей галки сонные кружатся...
Уж я застыл, который день подряд
Все жду тебя и не могу дождаться.

Я позабыл, как пахнет летний сад,
Как блещет в речке лунная камея.
И только голос твой и чистый взгляд
Неразделимы с памятью моею.

Все так же бродит по селу баян,
В резные ставни и сердца стучится...
Все так же, чей-то белый сарафан
В погожий вечер выплывает птицей.

И вот, накинув на плечи пиджак,
Зубами стиснув злую папиросу,
Я выхожу на дремлющий большак,
Где пели днем проворные колеса.

Здесь легче мне, здесь ближе до тебя.
Здесь много раз встречали зори вместе ...
Вдали село. В селе баяны спят.
И брезжит утро в петушиной песне.






О ЗВЕЗДАХ

Не для того, конечно,
В небе рассыпаны звезды,
Чтоб литься дорогой млечной.
Чтобы светиться просто...

Чтоб украшеньем банальным
Вздрагивать над влюбленными.
Чтобы в водах зеркальных
Извиваться медузами сонными.

Если б всегда смотрели
В небо с таких позиций,
Не было бы Галилея,
Спорящего с инквизицией.

Не окрылились бы смертные,
Ринувшись в даль неземную,
Молниями-ракетами
Новым мирам салютуя.

Звезды на то и светятся
Необжитые, дальние,
Чтобы в роду человеческом
Вечно рождались Гагарины!






***

Река луну белесую качает
В причальных сваях застаревший хруст...
Я никого сегодня не встречаю,
Я просто так, на всякий случай тут.

Я просто так излучину речную
Нетерпеливым взглядом обвожу,
Я просто так задумчивость ночную
Твоим негромким именем бужу.

Я просто так ловлю чужую речь
И теплых волн усталое дыханье...
Ни голос твой, ни глаз твоих сиянье
Я не пытаюсь в памяти сберечь.

Все - просто так. Ты не пойми иначе.
Что проку быть у прошлого в долгу...
Я жду тебя, как света ждет незрячий
И не дождаться просто не могу.











***

Все меньше зорь, а ночи все длиннее.
Дожди клюют разбухшие  пути...
Последний лист, безмолвно леденея,
Уже о солнце больше не грустит.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Во всем покой. Светло грустит природа.
Свернув громаду неотложных дел.
Ушла с полей торжественно и гордо
Коней железных шумная артель.

Приемля снова постоянство это -
Не отгородишь сердце от тревог...
В предзимье чаще вспоминаешь детство
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути...
И нежности внезапной не стыдишься
И тесно ей становится в груди.

Ах,осень,осень...Ты ли непохожа
На судьбы тех,кто, не боясь утрат,
Сгорая, человечью радость множил,
Не требуя ни славы, ни наград.

МЕРТВЫЙ КОРАБЛЬ

Его собратья гордо носят флаг,
Морскую ширь приветствуя гудками.
А он, как кит,попавший на меляк,
В песок зарылся ржавыми боками.

Отгрезились стальному ходоку
Крутые волны, рынды, альбатросы...
Давным-давно грустят на берегу
Его друзья - бывалые матросы.

Теперь трава на палубе его.
Здесь птицы вьют без опасений гнезда...
Нет, кажется, печальней ничего,
Чем мертвая громада парохода.

Он службу нёс исправно, до конца.
Он и теперь людьми забыт едва ли:
Разрежет пламя бывшего пловца
И сделает рекой кипящей стали.

Живой металл по формам разольют,
Промчат экспрессом на прокатном стане...
Опять добру служить металл заставят
И, значит - снова молодость вернут.

Нелестно зваться бывшим кораблем,
Но старости не следует бояться:
Мы все к последней гавани придем,
Чтоб в ком-то жить и в чем-то повторяться.

***

На вокзалах зимою и летом,
У билетных гудящих касс,
Символическим древним экспрессом
«Тройка» русская встретит вас.

Кони-птицы, дуга расписная,
Колокольцы и песнь ямщика!..
Быль далекая вновь оживает,
Пролетев через все века.

Отхожу от рекламы знакомой,
Что мне скорести дедовых лет!..
В четверть пятого, с аэродрома
Я умчусь на крылатой стреле.

Будут петь геркулесы-моторы,
Плыть огромным планшетом земля...
Здесь – жарища, почти что сорок,
Там,за тучами - будто зима.

И уже через час, на конечной,
В окна глянет стеклянный вокзал...
И покажется мир человечий
 До обиды - невзрачен и мал.

Снова «Тройка» рекламной картинкой
Промелькнет у билетных касс,..
– Эх, и тянет,порой, по старинке,
В чуде этом промчаться хоть раз!

СОСНА

Она стоит не в чаще вековой,
А здесь,в селе,у твоего порога.
И день и ночь, как зоркий часовой,
Все смотрит вдаль, на пыльную дорогу.

Седая мать, ты знаешь ту сосну.
Она давно тебе родною стала.
Когда-то вместе с нею, на войну
Ты сына в час рассветный провожала.

Сосну хлестали острые дожди,
До сердцевины вьюги холодили...
В село с фронтов соседям письма шли,
И лишь тебя сторонкой обходили.

Как будто понимая боль твою,
Сосна молчала грустно,виновато...
Как будто знала,что свинцом в бою
Сразило насмерть твоего солдата.

А ты, наперекор всему - ждала,
К сосне приникнув мокрою щекою...
Ты верила,иначе не могла.
Так было легче справиться с тоскою.

...Была война... Не все с её полей
Домой вернулись к дорогим и близким...
Был мир спасен,но близ избы твоей
Сосна застыла скорбный обелиском.

ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ

Осенний путь верстает год земной.
Он постарел, он порастратил силы.
А помнится, совсем иначе было.
Такой недоброй нынешней весной.

Носились ветры диким табуном,
Светило солнце раскаленно-злое
И было поле - трудным полем боя
И то, что все же выжило на нем.

И, земледельцы! Как всегда они:
Не силачи былинные, не маги.
Выдерживали шквальные атаки
И верили в удачливые дни.

Спасибо вам! Обычные слова.
Но ими подвиг ваш венчают люди!
И пусть достойным вашей славы будет
Тот урожай,что ляжет в закрома.

Дары полей - творенье ваших рук.
Они всегда наш стол преображают:
В дни жаркие - прохладой освежают
И дарят солнце в пору зимних вьюг.

Когда в полях утихнет гул моторов
И дробь дождей ударит по стерне,
Вы примите ненастье без укора–
Свой урожай вы отдали стране.

Осенний путь верстает год земной
Не грех теперь,и отдохнуть поболе...
Да что покой! Покуда осень в поле,
Вам думать о грядущей посевной.

Не силачи былинные, не маги,
Обычные, земные - счастья вам!
Пусть вашей славе салютуют флаги
По всем деревням, селам, городам!
***

Люблю тебя –
Бездонна глубь небес!
Люблю тебя -
Поет весенний лес...
Люблю тебя -
Я сказочно богат.
Люблю тебя -
Я крепок, как базальт!
Люблю тебя -
Все беды трын-трава!..
Люблю тебя -
Седеет голова...
Люблю тебя,
Хоть знаю наперед,
Что время наши тропы не сольет















***

Не велела, а я грущу-
Беззащитны в разлуке мужчины.
Мне б со всеми идти по малину
Я,чудак, направляюсь к ручью.

Здесь леса в первозданной красе
Заблудись - натолкнешься на Китеж,
А приникнешь к замшелой сосне,
О русалках и лешем услышишь.

Но все чаще и чаще мечтой
Улетаю туда втихомолку,
Где огнями на глади речной
Вяжут сети рыбачьи поселки.

Где и солнце, и зори теплей,
Где полынь сладкий дух источает.
Вместо снега там - пух тополей,
А тройная уха - вместо чая.

Не велела, а я грущу -
Ты за то не суди меня строго.
Снится мне голубая дорога,
Ненаглядная видится Волга,
Вот и тянет к лесному ручью.





***

Вечер вскинул отточенный серп.
Пересуды заводят лягушки.
Жадно пьёт опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колёс не слыхать
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Разнотравья зелёный ковер,
Пойма под ноги стелет коровам.
И маячит привальный костёр,
Обещая  уху рыболовам.

В сердце нежность и сладкий покой.
Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Полвосьмого обрасту одеждой,
Крепкий чай осилю в пять минут...
Подымлю запретной сигаретой,
Просигналит восемь - выйду в путь.

Молодой, задиристый, влюбленный
Одного, как  подлости, боюсь,
Что однажды, в завтра устремленный,
Я усну и больше не проснусь.

Без меня разбудит землю солнце,
Приведет в движение людей...
Без меня,незрячего,начнется
Самый лучший из прошедших дней.

Без меня... Но разве лист упавший
Помешает кроне зеленеть?...
Я горел, я стал костром погасшим,
Но успел кого-то обогреть.

Не хочу, чтоб вздумалось кому-то
Подводить итог моим делам...
Мне бы вновь шершавым первопутком
Зашагать к невзятым рубежам...

Суть не в том, что постоянством черным
Ляжет на тебя земная твердь...
Стать до срока средь живых - никчёмным -
Что в сравненьи с этим страхом – смерть?..

УХОДИТ ЛЕТО

Как будто вера или нежность,
Как будто счастье или радость,
Как будто молодость и свежесть –
Уходит лето в невозвратность.

В далёкий путь,на край планеты,
Почуяв скорую погоню,
Умчат его быстрее ветра
На гривах розовые кони.

Ещё не слышно листопада,
Ещё у зорь багрянец вешний,
Но отчего же ты, прохлада,
Печалишь август августейший?

Уж нет птенцов в скворечне старой
И клёны пахнут увяданьем...
И так светло поёт гитара:
«Не пробуждай воспоминанья...»

Мы говорим:»Проходит лето»...
И значит, осень близко,близко.
Мы были вновь не правы где-то
И виноваты,как мальчишки.

И то,что в сердце отболело,
Не в лунный камень обратилось,
А на висках,как иней белый
Огнём холодным засветилось.

 Как будто вера или нежность,
 Как будто счастье или радость,
 Как будто молодость и свежесть -
 Уходит лето в невозвратность...



***

А за окнами ветры
Сухого ночлега просили...
Неуютная ночь
Била в стены потоком косым...
И слетались в бытовку
Посланцами сказок и былей,
К нефтяным королям
Удивительно нежные сны.
Улыбались там феи
Улыбками верных девчонок.
Там светились мадонны,
В них жён угадаешь легко...
И к небритым щекам
Прикасались ладошки девчонок,
У которых белело на спелых щеках молоко.
Ах,мужчины, мужчины -
Большие и трудные дети!..
Не за пёстрые байки
Вас женщины любят и чтут...
Спите праведным сном.
Пусть вам солнце блеснёт на рассвете!
Пусть богатую нефть
Вам глубины земные пошлют!







ДВИЖЕНЬЕ

...Да, такое случалось...
С раздраженьем, с тоскою
Кричал про усталость
И мечтал о покое.

О Таити Гогена,
О берлоге медвежьей,
Где подстилка из сена
И дымящий валежник...

Но дороги, как маги,
Вновь меня поднимали.
Звоном ветры-гуляки
Парус мой наполняли!..

Я изведал немало
В жизни всяческих всячин:
Под бомбежкой дремал я,
Обессилев от плача.

В голодуху, не хныча,
Хлеба серого жаждал...
Вместе с койкой больничной
В бездну черную падал.

Изменяла невеста,
Был с надеждой в раздоре...
Под холодным норд-вестом
Шел я в бурное море.

***

В этом жизнь бесконечно мудра:
Дом, детишки,любимые жены...
У меня - ни кола, ни двора.
Только пристани да перроны -

Днем - безвестным поселком бреду,
Золотой и усталый от солнца.
Ночью - северную звезду
Зачерпну журавлем из колодца.

Встречу радость и чью-то беду,
Сад в цвету и бесплодье пустыни...
Все, что надо идущим по жизни,
Как награду, в пути обрету.

Только, верно, случится и так:
Где-то бег остановят колеса
И сойду я, смешной холостяк,
К самой лучшей девчонке с откоса.

Так случится. И будет заря
Алой песней парить над влюбленным!
А пока - ни кола,ни двора,
Только пристани да перроны.






***

Ну,что ж,пусть сердце покричит
Пробьет набат...
Опять нечитанным письмо
Пришло назад...
Письмо спешило через даль
К тебе, к тебе!
Оно тряслось в товарняке,
На сквозняке.
В звонок звонило
У двери,
Прося тепла...
Но ты на миг,
Как динамит,
Его взяла...
По строкам вскользь
Холодный взгляд –
Как снег в огонь...
И вновь ко мне
Твой приговор
Нёс почтальон.
Сжимало землю
В тесный клин,
И дождь хлестал.
И ветер черную листву
В окно швырял...
И где-то в темной глубине
Знакомых глаз
Уже не мой,
Совсем чужой
Огонь погас.
РОБИНЗОНЫ

Все пути развезло.
Трое суток качается ливень
У бытовки затих
Заболевший бегун-вездеход...
В полосатую хмарь
Буровая врезается шпилем.
И как редкостный клад,
Нефтеносный район стережет.
На исходе табак.
Обросли ’’робинзоны” щетиной.
Замолчала гитара,
Утратив мажорную прыть...
Вот и крайняя грусть:
Начинают по кругу мужчины
Грубовато и сладко
О женщинах речь заводить.
Стали все,как один
Дон Жуанами высшего класса.
Врали густо и складно,
Лаская чужие слова...
Только вдруг донеслось:
- Закругляйте фантазии,братцы...
И вздыхая,обмякла
На жестких топчанах братва.






***

Не ковыльною степью,
Не площадью царственно строгой,
Не петляющей тропкой,
Пробитой в чащобе лесной, -
Мы бредем, не спеша,
Самой длинной в России дорогой,
По заснеженной Волге,
В поселок заснеженный твой.
В небе праздник созвездий!
Морозом остуженный воздух,
Как бубенчик Валдая
Тишайшую музыку льёт...
Ты, пожалуй, права:
Разве можно в такую погоду
Птицу-тройку не вспомнить,
Что людям дарила полет.
Ширь планеты в лицо!
Расстоянья - пустая помеха!
Лишь полозья, как струны,
Да звездный туман за спиной!
У плеча молодца
Заливается ладушка смехом!
Где ж поселок? Его
Мы опять обошли стороной.






***

Вечер вскинул отточенный серп.
Песню-дрему заводят лягушки.
Жадно пьет опаленная степь
Неподвижную влагу речушки.

Пыль осела, колес но слыхать.
Ткнулся в берег паром тупоносый.
Будут ивы над ним распускать
До рассвета шелковые косы.

Луговина пахучий ковер
Стелет под ноги важным коровам,
И маячит привальный костер,
Обещая уху рыболовам.

В сердце важность и сладкий покой
- Добрых снов, сторона дорогая!..
Тонкий месяц повис над рекой,
Златоустой улыбкой сверкая.











***

Молча лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу...
Может, вовсе не лист,
А последняя искра остывшего солнца?
Может птицею близ
Чье-то алое сердце отчаянно бьется...
В парках звонкая тишь.
Задышли костры на пустынных аллеях.
Как ты,осень,спешишь
Все,что есть,растерять
Ни о чем не жалея...
А потом, налегке.
Под косыми лучами веселье утратив,
Будешь ты на сучке
Лоскутом трепетать,
Уцелевшим от яркого платья,
И с надеждою звать
Караваны, плывущие к солнцу чужому,
И ветрами стучать
День и ночь в окна каждого дома.
...Что случилось со мной?
Чем нежданно встревожило душу?..
Просто лист расписной
Оторвался от клена
И бросился в синюю лужу.




***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал, и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.
A где-то влагой бредили цветы,
И старый клен дышал горячей пылью...
И женщина неброской красоты
Спала, раскинув руки, будто крылья.
Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
Склонившись над сонетами Шекспира,
Ночь коротал забытый ночничок.
Воспоминаньем - не согреть души.
Звезда в реке - всего лишь отраженье...
Светлейшая из женщин – подскажи:
Чем заслужить смогу твое прощенье?..
Твое молчанье - каменный заслон,
Оно - как неподкупная застава...
Но не лишай меня земного права –
За прежний свет тебе свершить поклон.










РОДНОЕ СЕЛО

Судьба живых - загадочней светил.
Дороги к счастью сбивчивы, и круты.
Когда-то я твоим парнишкой был
И не гадал о будущих маршрутах.

Пил воду из твоей Ильмень-реки,
Чилим рогатый собирал в протоке,
Восторженно смотрел на ветряки
И пел:”Белеет парус одинокий...”

Я разучился парус поднимать
И ловко штопать порванные сети,
Варить смолу,на зыбком люке спать
И класть камыш на легкие повети.

Я знаю,что не скоро навещу
Раздолье сине - золотого края...
И нежно,и светло о том грущу.
А город в плен все больше забирает.

Здесь четко обозначились пути,
Мои заботы,радости и боли...
Здесь жизнь воочыо обернулась полем,
Которое не просто перейти.






***

Над полем праздничная лунность,
И звезд хрустальный пересверк...
Как будто стаял давний снег,
И небо лугом обернулось.

Вот исполинский Ковш мерцает,
Вон изгибает лук Стрелец,
И пар молочный исторгает
Ноздрями влажными Телец...

Исчезла жуткость расстояний.
Лишь стоит руку протянуть -
И сотни зримых мирозданий
Смогу ладонью зачерпнуть.

Смогу остановить блужданье
Огня давно потухших звезд
И причаститься к вечной тайне
Недосягаемых высот.

Не там ли,презирая тленье,
Преодолев магнит Земли,
Моря минувших поколений
Свое бессмертье обрели?..

Я знаю,рано или поздно
Туда росинкой устремлюсь
И тускло в океане звездном
Над милым полем засвечусь,

 Где слышу вновь моторов пенье
 И звон пшеничного жнивья,
 Где все являет воплощенье
 Великой силы бытия...
***

Чтоб утвердиться в чине госпожи
И доказать свою неповторимость,
Ты прошлое мое - не вороши
И не старайся, чтоб оно забылось.

Пусть на тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости,и боли давних лет...
Пока дышу - я с ними неразлучен.

...Несутся кони, гривы разметав.
Плывет протокой ветхая лодчонка...
И пахнет медом шёрстка вешних трав,
И сок малины на губах девчонки...

Смолит баркас коричневый старик,
Блестит на леске окунь полосатый.
И пугало потешное на грядке
Изображает молчаливый крик...

Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья -
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.

Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Одним, за кровь - вручила ордена,
Других зарыла в братские могилы...

...Не упрекай,что до тебя я жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.

***

Всю ночь метался ливень за окном,
И небо рвали огненные птицы...
Я много раз вставал и босиком
Бродил, как тень, по шатким половицам.

Там, за дождем и пляской фонаря
Горбатил крыши город бездыханный...
В нем ни друзей,ни близких у меня.
Среди немногих я здесь гость нежданный

А где-то влагой бредили цветы,
И звезды тлели вкруг луны-толстушки...
И женщина не броской красоты
Спала,раскинув руки на подушке.

Скоблил за печкой стеклышком сверчок,
Лосьоном пахло в маленькой квартире...
И в голубом картузе ночничок
Зубрил сонеты моего Шекспира...

Все это – дальше дальнего сейчас.
Чем я живу, та женщина не знает.
Ничто теперь не связывает нас,
И встреч уже ничто но обещает.

Для нас весь мир рекою разделен,
Где нет мостов, и тщетна переправа...
Но кто лишит меня земного права -
За прежний свет тебе свершить поклон?.

 Ты спи.Ведь этот дождь - в моей судьбе.
 Он снов твоих весенних не коснется...
 Пускай заря в окно твое прольется,
 И добрый день сопутствует тебе.

***

Бьёт пожухлый кленовый лист
Ветром жестким, дождем колючим...
Он, как сердце, на ветке повис,
Разъединственный, самый живучий!

Видел он по ночам, как дрожь
Рассыпали далекие звезды.
Как снежинками Дед Мороз
Пеленал опустевшие гнёзда.

А когда над продрогшей землёй
Хмурый день неспеша поднимался,
Беззащитный, полуживой
Лист кленовый ему улыбался.

И казалось, что голый клён
Не уронит вовек тот листик...
Был как флаг баррикадный он,
Как последний ее защитник.











ОДИНОКАЯ

Здесь правит только женская рука.
И то, что ей привычно и знакомо,
Хранит печать воды и утюга,
И всё ж уюта не хватает дома.

Давно молчит испорченный звонок,
Осела дверь, рассохлись половицы,
Беспомощный, как раненая птица,
Приёмник под скатёркою умолк.

Да что приёмник, в нём ли соль и суть...
Его легко гитара заменяет:
Хозяйка дома изредка играет,
Душе древесной доверяя грусть.

Да, мужа нет – не по её вине.
Да, есть мужчины – не её, чужие.
И каждый предан был своей жене,
А с нею, с нею – попросту дружили...

И, спрятав одиночество своё,
Свою беду в заплаканной подушке,
Не сетуя на житиё-бытьё
Ночь коротала женщина кукушкой.

А поутру обиженным щенком
Опять визжали грустно половицы,
На плитке чайник ворковал,
И солнце просыпалось птицей.

***

Надоели шумные «летучки»,
Телефон, блокноты, бег колёс...
Выкрутила пальцы авторучка.
Дни и ночи – всё в одно слилось.

Дам развод бумажной волоките,
Низложу редакторский венец...
Замотался, братцы, не взыщите.
В общем, рассчитайте и – конец!

Лёгкий, одурманенный свободой,
Для порядка – сторожем наймусь:
Плёвая, нехитрая работа,
Отдохну, поправлюсь, обленюсь.

Охладею к телепередачам,
Будет сон хорош и аппетит.
Стоп!..Такую жизнь – к чертям собачьим!
Вроде жив – а кажется, убит.

И не медля более ни часа,
Как мальчишка, брошу ноги вскачь,
В шумную редакцию Пегасом
Прилечу, чтоб снова всё начать.

Пальцы авторучку приласкают,
Телефон притянет, словно маг...
Где-то к жатве риса приступают,
Стал героем бахчевод-земляк.

Новосёлы едут в дом высотный,
Новый танкер выведен в затон...
Мне туда, где спорится работа,
К тем спешить, кто в завтра устремлён.



ОСЕНЬ

Как грустно ивы
                осыпают медь...
Пожухлым травам –
                отоснилось вёдро.
Идёт октябрь,
                как заспанный медведь,
Ломая сучьев
                высохшие рёбра.
Еще совсем по-летнему
                резва
Шумит река
                упругими кострами...
Но шепчут ей
                тревожно берега
О близкой стыни
                рыжими губами.














***

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

Любимая! Как редко  с губ моих
Слетало это трепетное слово!
На ниве бытия из нас двоих
Всё больше ты несла венец терновый.

И потому я – вечный твой должник,
Создав меня, ты знала ль безмятежность?
Любви твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.

Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется,
Ты даже смерть способна укротить!
И солнцем стать, когда иссякнет солнце.

Я никогда руки не протяну
Тому, кто видит в женщине рабыню,
Она уйдет – и станет мир пустыней,
В которой нет надежды на весну.

Кого, как не тебя, боготворить.
Пока ты есть – во мне любовь нетленна!
Позволь, как встарь, колени преклонить
Перед тобою, женщина, смиренно.

БУХТА СПАСЕНИЯ

В дни тревожные, в дни невезения
Боль свою на миру не кажу...
Лишь к тебе, словно к бухте спасения,
Свой потрепанный чёлн привожу.

Пусть не ждёшь, пусть осыпались в памяти
Дни былые звенящей листвой...
Я иду сквозь житейские замяти,
Осененный твоей синевой.

К этой нежности сердце усталое,
Припадая, не ведает гроз.
Прочь уносятся водами талыми
Все невзгоды, что знать привелось.

В жизни каждому счастье завещано,
Только мне ли своё выбирать?
Я давно твоим именем, женщина,
Все удачи привык называть.

В снегопады и в пору цветения,
В час беды и в счастливый из дней,
Я прошу тебя, бухта спасения, -
Будь надеждой и песней моей.






***

Всё меньше зорь, а ночи всё длиннее
Всё чаще дождь уныло в окна бьет...
Последний лист, безвольно леденея,
Зелёных песен больше не споёт.

Не слышно птиц. Над пасмурным лиманом
Качает роща синие рога.
И замерли верблюжьим караваном
На голой пойме рыжие стога.

Приемля снова постоянство это,
Не отгородишь сердце от тревог.
В предзимье чаще вспоминаешь лето
И многотрудность пройденных дорог.

В сознаньи четче проступают лица
Друзей, которых растерял в пути.
И нежности внезапной не стыдишься,
И тесно ей становится в груди.

Всему свой строк – цветам и листопаду,
Шальному детству, мудрой седине...
Мне ничего от прошлого не надо
Я думаю о будущей весне.






***

Я – квартирант, хозяйка – госпожа.
Она ругалась долго и постыло...
Сынишка мой – наивная душа,
Нарисовал на печке крокодила.

Он улыбался человечьим ртом
И был ушастым: сын сказал «для слуха!»...
Он был с пустым, прозрачным животом
И потому велел; «Подать старуху!»

Уж я её в момент угомоню!
Довольно ссор, пора бы знать приличья!
Не слышало горластое меню,
Что говорил потешный крокодильчик.

Мы принесли воды, достали мел.
И начисто замазали зверюгу.
Сынишка разобиженно сопел
И обжигал глазёнками старуху.

Я мысленно подал ему совет,
Когда грозу спокойствие сменило:
Не хнычь, сынок, искусства нет без жертв,
И впредь не гневай тётю-крокодилу!
***

Очередное расставанье
Ветвей с пожухлою листвой
И неуютность ожиданья
Морозных туч над головой.

Опять пернатым пилигримам
Ты, осень, подаешь сигнал:
Летите по путям незримым!
Ищите солнечный причал...

Затихнут реки и озёра
В моем покинутом краю.
Весна сюда придет не скоро,
Но скоро вьюги запоют.

Так хочется присесть у печки,
Где зноем дышат угольки
И милую, обняв за плечи,
Читать ей милые стихи.

И верить, что опять вернется
К деревьям кружевной наряд,
И птицы к северному солнцу
Весну певучую пришлют.






***

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Хочется стать перелетною птицей,
Хочется крепкого зелья напиться.

Хочется взять балалайку за шею.
Хочется пьяно скулить о Рассее...
Хочется чем-то таким обернуться,
Чтобы уснуть и уже не проснуться.

Что же ты, осень, такая-сякая,
Златом сияла, а стала нагая.
Ах, не при чем ты в своем постоянстве,
Просто поклонник твой в длительном
пьянстве.

Просто поклонник твой, некогда нежный,
Стал равнодушен и стар безнадежно.
Всё, что любил он, едва ли вернется,
Что потерял он – едва ли найдётся.

Зябко, туманно, деревья лысеют.
Поздно светает, рано темнеет.
Выйду на улицу, тучи развею,
Только сначала чуть-чуть
протрезвею...




***

В небе реет месяц златоустый.
Дремлет степь под перезвон цикад.
Грешный мир, пленительный и грустный,
Отчего тебе совсем не рад?

Отчего неведомой дорогой
Кротко тело бренное несу?
Временный, бессмысленный, убогий,
Чем себя утешу и спасу.

Попросить бы милости у бога.
Только он бессильный и немой.
А хотел бы я совсем немного –
После смерти заглянуть домой.

Заглянуть – и позабыть вернуться
В нежилую, гибельную тьму,
Позабыть и снова окунуться
В глупую людскую кутерьму.

Безнадежно уповать на чудо.
И не надо никаких чудес.
Пусть чуть-чуть, но я ещё побуду
На земле под кровлею небес.

Я ещё окрепну и воспряну
И ещё кому-то послужу.
Вдалеке дрожит рассвет багряный.
Там – начало. Я туда спешу.

***

Пусть нам вечная жизнь не обещана,
А обычная – длительный миг.
Я прошу: обними меня, женщина,
И поверишь, что я – не старик.

Ты моя Несмеяна невольная,
Не спеши горевать-увядать.
Прояви свою нежность подпольную,
Как когда-то умела являть.

Видишь звезды? Они те же, прежние,
Среди них тот же самый пастух...
Вот и песня, давненько нездешняя, –
Это ж надо – горластый петух!

Снова тайна в глазах твоих теплится,
У щеки моей мягкая бровь.
Ночь-цыганка серьгой полумесяца
Нагадала нам лад  и любовь.











***

Луны крутой желток,
Звёзд россыпь соляная.
Кручинится сверчок.
О чём? Я твердо знаю.

И робкий листопад,
И календарь настенный
Торжественно гласят:
Пришел черед осенний!

Мажорный колорит,
Минорные созвучья...
В кострах листва горит,
А небо – в мокрых тучах.

Но мне грустить нельзя.
Беспомощный, безгрешный,
Опять младенцем я
Явился в мир мятежный.

Рожденный в сентябре,
В году, давно забытом.
Жилось непросто мне,
Болезненным, несытым.

То было так давно,
Теперь я глупый старче,
Теперь мне всё равно –
Быть иль не быть удаче.

***

Времечко заветное
Ворочу назад:
Речка, утро летнее,
Лодка напрокат.

Золотистоликая
На корме – Она,
Поначалу – дикая,
А потом – жена.

Так сошлись две разности –
Тишина и гром.
К худу, или к радости –
После разберём.

Золотое времечко –
Жги и  колобродь!
Ой, ты, Женя, Женечка,
Колдовская плоть!

Пусть достоин жалости
Старый твой Орфей,
Только ты, пожалуйста,
Увядать не смей!






 ЖЕНЕ – В МАРДАКЯНЫ (БАКУ)

Весёлая луна в моем окне.
Не дрогнут кипарисы-изваянья...
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

И я, и ты – две ёмкости тепла.
Мы на Земле, но кажется, что с нею
Уж связи нет: Я – Марс, а ты – Цирцея,
И всё вокруг – космическая мгла.

Не дотянусь до женщины моей.
Терпение – не лучшая порука...
О, сколько долгих бесполезных дней
В судьбе людской отведено разлуке.

Пусть будет так. К чему на то роптать?
Всё возместит назначенная встреча.
Нетрудно верить и несложно ждать,
Когда есть ты за далью – недалече.

И чистая луна в моем окне,
И на море лежит ее сиянье.
Давай поговорим наедине
Давай поговорим на расстояньи.

1976 год.




***

Вопросы эти – словно боль во мне:
Кого мы победили в той войне?
Кто больше ран в той битве получил?
Кто миру мир бесценный подарил?

Да, был судьей суровым Нюренберг.
Да, были Геринг, Кейтель, Розенберг.
Они свой путь закончили в петле,
И нет могил их черных на земле.

Пришли домой Отечества сыны
Под знаменем ликующей весны!
А дома – и разруха, и нужда,
И скудный быт, и скудная еда.

А дома – сумасшедший произвол:
Народный вождь на весь народ свой зол.
Вон тот – шпион, тот – воевал не так,
Кому – расстрел, кому – этап в ГУЛАГ!

Роптали мы: за что такой удел?
Кто в нас рабов вновь видеть захотел?
Мы защищали все свои права,
А где они? Скажи, ответь, Москва!

Она молчала. Год за годом шёл.
Над ней салют традиционный цвёл.
Менялся мир то к худу, то к добру,
И многим стали мы не по нутру.

В лицо тебе, доверчивый солдат,
Бросают злобно слово «оккупант»
Вчерашние попутчики  – друзья,
Теперь у них – обратная стезя.

И немцы, те, кто учинил нам зло,
Живут опять безбедно и тепло.
Теперь победу празднуют они,
Перечеркнув итоги той войны.

Больной вопрос покоя не дает:
Как столько бед выносит мой народ?
И мыслится совсем простой ответ:
В нём столько сил, что им предела нет.


















***

Три золотых, три тополя
В окне моём.
Они горят и светятся
Святым огнём.
Вставай четвертым, рядышком! –
Зовут меня.
Споём, о чем захочется
При свете дня.

Спасибо, братцы милые
За добрый свет,
За то, что рядом ставите
Квартетом петь.
За то, что обещаете
Успенье мне –
Недолгое и сладкое –
Проснусь к весне.

Ах, есть причина глупая
На мой отказ:
Мне догорать несуетно
Увы – без вас.
Вас по весне окутает
Зеленый цвет,
А у меня лишь белый сплошь –
Другого  нет.

Куда мне с этим колером –
Года, года...
В ночи едва лишь теплится
Моя звезда.

Три золотых, три тополя
В окне моем.
Пускай горят да светятся
Святым огнём.
О ЛЮБВИ

Старомодным не боюсь прослыть.
Заслоню от грязи и кощунства,
Чтоб могло великим чудом жить
Предками завещанное чувство.

Знаю, с ней бывает нелегко:
Стынет сердце, сводит пальцы хрустом,
Если самому себе назло
Оскорбить в другом живое чувство.

И тогда, через дожди и снег,
Зачастую, адреса не зная,
За своей любовью человек
В путь идёт, усталость презирая.

Спит, не раздеваясь, у костра,
Самолёт стремительный торопит,
Спрашивает звёзды и ветра:
Где его единственная бродит?

И когда она, забыв разлад,
Ходока измученного встретит,
К ландышам вернётся аромат,
Грянут птицы пеньем на рассвете.

Станет путь, измеренный тоской,
Небылью далёкой и туманной...
Ты опять сорвешь звезду рукой
И положишь на ладонь желанной.

РАБОЧАЯ СМЕНА

Висит надо мной океанище звёздный.
Овацию листьев едва улавливаю.
Лоснится улица громадной анакондой,
Колёсную сажу из пор выдавливая.
Молнией надвое куртку разрезав,
Рывком духотищу встряхиваю за плечи...
Душем прохладным светло загрезив,
Шагаю к солнечному навстречу.
В ладонях – чудища, в ушах – орган!
Отлил бы колокол, фугу состряпал!
Работу закончив, хотелось бы вам
Сердце покоем заткнуть, как кляпом?
«Шипром» побрызгав на гладкость щёк,
Нацелить ласкающий взор в телеоко?
Или, к примеру, в людской поток
Тянет кого-то бродить без толка?..
Как говорится, на вкус и цвет
Нет товарищей, выбор свободен!
Увлекается джазами мой сосед,
А соседке – цыганский романс угоден.
Принимая, как должное, свет и тень,
Понимаю, где то и другое к месту.
Я сегодня отвахтил рабочий день,
И ему не скатиться вовеки в Лету!






***

Во многое не верится теперь,
Развенчанное холодом рассудка.
Закрылась плотно сказочная дверь,
И сказка стала просто милой шуткой.

Уж не пойду, как много лет назад,
На сельский луг, где в сумерки крутые
Жар-птицы звонко крыльями шуршат
И осыпают перья золотые.

Не ринусь в бой с могучим лопухом,
Который прятал оборотня Вия...
Не стану лезть в карман за медяком,
Серп молодого месяца завидя.

Те сказки тихой речкой утекли
За ту черту, откуда нет возврата.
Есть просто луг, есть просто журавли,
Закономерность грома и заката.

Есть строгий распорядок бытия:
Работы, мыслей, средств передвиженья.
Обычная, здоровая семья,
Привычное людское окруженье.

И всё же, сказкам жить да поживать,
Стучать в сердца и на устах светиться...
Нам вечно злых Кощеев побеждать
И в плен сдаваться милым Василисам.

***

Жить да быть мне осталось немного:
Близок вечер и вечная ночь.
Не зови меня больше, дорога,
Я уже до ходьбы не охоч.

Я теперь некрасивый и старый,
С равнодушной, усталой душой.
Зачастили больничные нары
Зазывать меня в рай неземной.

Только мне не туда – не достоин...
Там святые, а  я  – не святой.
Буду я налегке упокоен
Как положено – в тверди земной.

Унесу в черный омут забвенья
Слиток тяжких и радостных лет.
Шум листвы, петушиное пенье,
Синь речную и солнечный свет.

А ещё – лики самых желанных,
Самых главных, бесценных, родных,
Боже праведный, боже гуманный,
Без меня позаботься о них!

Пусть житья мне осталось немного,
Пусть гожусь в пилигримы едва ль, –
Но всё чаще мне снится дорога,
Я уйду в бесконечную даль.

ВРЕМЯ

Что мне сделать с тобою, время,
Конь стремительный с пеной у рта?...
Ты и радость моя, и бремя,
И паденье и высота.
Не упрятать тебя под землею,
Не смирить ни огнем, ни водой.
Что ж, лети, без остатка приемлю
Все отмеренное тобой.
Мне бессмертья героев не надо.
И тому несказанно рад,
Что могу в алый омут заката
Лодку влажным веслом направлять
Жечь привальный огонь с рыбаками,
Есть уху,на соломе дремать
И по-детски шальными глазами
Неба звездную ширь обнимать .
Время,время, твое ли движенье
Слышу я в зарождении дня?
Это люди идут в наступленье,
Обгоняя на марше тебя.










***

Пусть не тебе сошелся клином свет,
Живут во мне таинственным созвучьем
И радости, и боли давних лет.
Пока дышу - я с ними неразлучен
Несутся кони, гривы разметав
Протокой ветхая
                лодчонка.
Скользит
И пахнет медом шерстка
                вешних трав,
И звонок смех веснушчатой девчонки!
Смолит баркас
                коричневый старик.
Поют скворцы и пугало на грядке,
Глазея на вороньи беспорядки,
Изображает молчаливый крик.
Мне помнится, как невод рыбаков
Пошел ко дну во время притоненья...
В тот день беда столпила мужиков
С пожитками у сельского правленья.
Их сделала солдатами война.
Проклятая, не многих пощадила...
Священны боевые ордена
И трижды святы братские могилы.
Не упрекай, что в прошлом худо жил,
Что часто падал, редко был удачлив.
Я был бы лишь наполовину счастлив,
Когда бы память с прошлым разлучил.


ЖЕНЩИНЕ

Я не хочу тебя боготворить
И слух твой тешить розовым сонетом...
Скупой строкой позволь благодарить
За все, что ты являешь в мире этом.
Я не ищу сравнений: все они
С тобою рядом жалки и бесплотны...
Наследуя гармонию природы,
Храни бессмертье, женщина, храни!..
- Любимая!.. Как редко с губ моих
Срывалось это трепетное слово...
На ниве бытия из нас .двоих
Все больше ты несла венец терновый.
И потому - я вечный твой должник.
Создав меня,ты знала ль безмятежность?..
Души твоей живительный родник
Неистощим на доброту и нежность.
Преград не будет на твоем пути,
Когда в судьбу мою беда ворвется!..
Ты даже смерть способна укротить
И солнцем стать,когда иссякнет солнце!










ПАМЯТЬ

Мы мечтаем.
У нас это свойство с рожденья.
Мы легко набираем
Высоты орбит неземных.
И, порой, забываем
О мудром земном притяженье,
Без которого нам
Не прожить на планетах иных.
Я иду по земле, не жалея нисколько о крыльях.
Вот знакомая речка,
Паром и ромашковый луг.
Только в этих местах
Все меня без труда позабыли,
Да и мне не припомнить
Давнишних друзей и подруг.

Я ничем не прославил
Ни город, ни эту деревню,
Что была мне, как мать
В лихолетья войны.
И незваная грусть
Впереди меня стелется тенью,
И не верит в ту грусть
Удивительный мир тишины.
Здравствуй, сельское утро!
Привет вам, дворы и калитки!
Самодельный кораблик
Пушинкой скользит мимо вас.
И ведут меня годы
За крепкую длинную нитку,
В босоногое детство,
И в первый, загадочный, класс!
Много всяких причин,
По веленью которых бывает,
Что житейская лодка
Внезапно пускается вспять...
Якоря, якоря...
Как легко их в глубины бросают.
Как, порою, непросто
Их цепкое тело поднять...






















***

Я иду за памятью
По траве забвения.
Я тебя у прошлого
Отпрошу на миг.
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
И была Вселенная
Только на двоих.
Годы наши звонкие,
Речка непослушная,
Через камни-отмели
Ладно пронесла.
Неизменно лучшая,
Верой и надеждою
Для меня была.
В небе солнце вешнее.
Птичьи гнезда ожили.
Отчего ж ты, милая,
В светлый день грустна?
Наши дети выросли
Сильными, пригожими,
В них – твое дыхание
И твоя весна.
Я бродил за памятью
По траве забвения.
Повторило прошлое
Мне всё ту же весть:
Ты была красивая,
Как заря весенняя,
Но поверь, пожалуйста –
И была, и есть.

САМОВАР

Мне жаль его. За что такой удел?
В латунном теле – вмятины и дыры...
Ведь он когда-то чудно петь умел
И слыл средь прочей утвари – кумиром.

Его заправски выгнутую грудь
Почетные медали украшали.
Его, не почитая труд за труд,
До солнечного блеска начищали.

Он самым-самым компанейским был,
От зорь до звёзд верша свою работу.
И даже тот, кто чая не любил,
Гонял ту влагу до седьмого пота.

Из тех, кто собирался вкруг него,
Иных уж нет – тому виною годы.
Утиль, как говорят, цветной металл.
Печальный рыцарь – медный самовар.











МАМАЕВ КУРГАН

Я в этот зал в который раз
Вхожу в обычный, мирный час.
Не изувеченный, нетронутый войной.
Нет на груди моей наград,
За тот, за бывший Сталинград.
Они у тех, которых нынче нет со мной.

Верни их, Время, хоть на миг!
Поставь в шеренгу средь живых,
Под небо чистое, на волжском берегу.
Когда-то здесь они
Сурово поклялись:
Назад – ни шагу!
Смерть проклятому врагу!
Из них был каждый свято прав.
Изведав муки переправ,
Нечеловеческих и яростных атак...
Поклон тебе, простой солдат!
За легендарный Сталинград...

Где те, кто браво начинал
Весь этот жуткий сериал,
Кто по земле пронёс чудовищное зло?
Нет в Сталинграде их могил –
Их снег, как саваном, покрыл,
Другим каким-то, уцелевшим, повезло...

Неужто, Курт, неужто, Ганс,
Дел дома не было у вас,
Что ослепило вас и сдвинуло с орбит?
Нет ваших пасек и садов,
Есть чёрный след и слёзы вдов,
Есть мир, который вам всё это
Не простит.


МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ДОМ

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!

Мой путь не указан никем на Земле.
Как вечность, в лицо – горизонт.
И не было детства, и робости – нет,
Есть тайны на тысячи вёрст.

Мне песен привычных не встретить в пути.
Не ждет меня добрый очаг.
Как долго я буду за счастьем идти?
Чей взгляд остановит мой шаг?

Быть может, взлечу. Или – крылья
На слом...
Быть может, обманет
Любовь...
Лишь ты, мой забытый, мой маленький
Дом,
Опять меня примешь
Без слов.

Бледнеют созвездья  в прохладе ночной.
Рассвет петухами согрет...
Мой маленький домик, мой ангел земной,
Пошли мне удачу вослед!


***

Всё чаще думаю о смерти.
Всё чаще задаю вопрос:
Зачем я жил на этом свете
От соски до седых волос?

Как не было, так нет ответа.
Деянья смертных – суета.
Летящая во тьму комета.
С горы бегущая вода.

Вот умер вождь, вот лошадь пала.
Вот бросился на сушу кит.
Вот храма божьего не стало,
А Золушку – купил бандит.

Зачем искал я, желторотый,
Неповторимую свою?
Зачем солдат какой-то роты
Убит в неправедном бою?

И всё же, дьявольская рожа
Не заслонила мне святой.
Я жил неправедно, но всё же,
Не разлучался с добротой.

И пусть всё тщетно век от века.
Я счастлив тем, что довелось
Побыть в обличье человека
От соски до седых волос.

ПОРОСЯТА
Радке – вместо шоколадки

Жили-были поросята:
Белый, серый, полосатый.
Белый – Кузя,
Серый – Том,
Полосатый – Тили-Бом.

Кузя целый день слонялся,
Том – в густой грязи валялся.
Тили-Бом всё время ел
И толстел, толстел, толстел.

Раз по старому мосточку
Поросятки шли цепочкой.
Только вдруг – беда случись!
Скрипнул мост и рухнул вниз!

Крикнул Кузя: «Караул!»
Том бубнит: «Буль-буль, буль-буль...»
А толстенный Тили-Бом
Скрылся в речке топором!

Эй, ребята-молодцы!
Неужель вы не пловцы?!
Мигом с берега ныряйте,
Поросят-свинят спасайте!

Кузю к берегу толкают,
Тома – за уши хватают,
А толстенного свинюшку,
Как огромную подушку,
Вверх тянули всем селом.
Звали братца – Тили-Бом!


***

Ты – моя оптимальная
Женщина.
Знаю, сердишься (ты ведь –
для Господа).
Между мною и Господом –
трещина.
Ты моя. Пропади эта трещина
пропадом!






















ЭТО БЫЛО ДАВНО...

Почему ты, ямщик,
Перестал песню петь?
Стал, как хмурое небо, унылым?
От чего на дорогу не хочешь смотреть?
Что внезапно тебя огорчило?

Это было давно,
Лет семнадцать назад...
Вёз я девушку тройкой почтовой.
Помню дивную стать,
Помню ласковый взгляд
И платочек...платочек шелковый...

Попросила она
Чтоб я песню ей пел.
Я запел, а она подхватила.
Мчались кони мои -
Только ветер свистал!
Словно гнали нас чёрные силы...

Вдруг патрульный разъезд
Перерезал нам путь!
Грянул выстрел, и жутко мне стало:
Вижу – пуля вошла
Прямо в девичью грудь,
И голубка, как цветик, увяла.

Перед смертью она
Мне шептала с трудом:
Из тюрьмы я на волю бежала!
Опостылел мне тот арестантский притон,
Каторжанкой безвинно я стала...

Вот и всё. Как во сне
Я её хоронил.
Горько плакал над свежей могилой,
Оттого, что дивчину навек полюбил,
А судьба нас – навек разлучила...

Эта быль, эта даль,
Как любовь, как весна.
Не подвластны запретам суровым.
Круглолица была,
Словно тополь, стройна,
И покрыта платочком шелковым...

















***

;; ;;;;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;; -
;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;
; ;;;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;.
; ;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;
;;; ;;;;;;;; ;;;;;;
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;.
;;, ;;;;;;;, ;;;;;:
;;;;; ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;;
;;;;;-;;;;;; ;; ;;;;;;;;;,
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;; ;;;;;;; ; ;;;;,
;;;;;;;;;; - ;;;;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;;, ;;; ;;;;;;.
;; ;;;;;;;; ;;;;; ;; ;;;;;;!
; ;;;;; ;;;;;;;
;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;!
;;;;;. ;;;;. ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;.






***
;;;;; ; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;
; ;;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;.
; ;; ;;;;;, ;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;-;; ;;;;;; ;;;;;.
; ;;;-;;;;; ;;;;;;-;;;;;;;;;;;
;;;;;; ; ;;;;, ;; ;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ; ;;;;;;;;;.
; ;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; ;;;;.
;;; ;;;;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;; ;; -
;;; ;;;;;; ;; ;;;;; ;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;;;.
- ;;;;;;;, ;;;;;;;! ;;;;; ;;;;;;;;!
;;;; ;;;;;, ;;;; может, ;;;;;;;;;;.
;;;;;; ;;;;, ;;; ;;;а;;;;;;;; ;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;;, ;;; ; ;;; ;;;;;;.
;;;; ;;;;;;! ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;;;,
; ;; ;;;;, ;;;;;;; ;;;;, ;;;;;;;.











КОНИ

;;;;-;;;; ;;; ;;;;;, ;;; ;;;;;; ;;;;.
;; ;;;;;;; ;; ;;;;, ;;;;;;; ; ;;;;;;;.
;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;;, ;;;;;;;;;;;;.
;;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;,
; ;;;;; ;;;;;;;;; ;; ;;;; ; ;;;;;;.
; ;;;;;, ;;; ; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;.
;;;;;;;;, ;;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;,
;;;;;;;;, ;; ;;;;, ;;;-;; ;;;; ;;;;;;:
- ;;;;;! ;;;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;!
;;;;;;;;;;;; ;;;; (;; ;;;; ;;;)
;;; ;;;;; ;; ;;;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
; ;;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;; ; ;;;.
; ;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;...
;;;; ;;;;; - ;;;;;;;;, ;; ;;;;; ; ;,
;;;;;;; ;;;; ;;;;;;; - ;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;; ;;;; ;;; ;;;;; ;;;; -
;;; ;;;;; ;;;;;; ;;; “;;;;;;;;;;;;;”.
;;;;;;;;;; ;;;;;. ;;;;; ;;;;; ;;;;;.
- ;;;, ;;; ;;;;, - ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;,
;;; ; ;;;;, ;;; ;;; ; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;;;.
; ;;;;;;;; ;;; ;;; ;;;; ; ;;;;.
; ;;;; ;; ;;;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;;.
;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;,
;; ; ;;;;;; ;;;;; ; ; ;;; ;;;;;;;;;;;;.


ПУСТЬ БУДЕТ ГОД СЧАСТЛИВЫМ

;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;.
;;;;;, ;;;;; ;; ;;;;;;;;...
;;; ;;, ;;;;;;; ;;;;; ;;;;;?
;;;;; ;; ;;; ;; ;;;;; ;;;.
;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;
;;;;;;; ;;;; ;; ;;;;;
;;;;;;;;,
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;; ;;;
; ;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;, ;;; ;;;;;;; ;; ;;;
; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;
(;;;, ;;;;;;;, ;; ;;;;;;;;
; ;;; ;; ;; ;;;;;;;).
;;;;;; ; ;;;;; ; ;;;;;; ;;;;;,
;;; ;;; ;;;;;;; ; ;;;;;;,
;;; ;;; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;,
;;; ;;;;;; ;;; ; ;;;;;;.
;; ;;;;;;; ;;;;; ;;; ;;;;;;;:
- ; ;;;;; ;;;;;; ; ;; ;;;;...
; ;;;; ;;;;;;;; ;; ;;;;;;,
; ;;;;; ; ;;;;;;;;;; ;;;;;...
;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;.
;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;;; ;;;;;;;;;.
;;;;;;;;; ;;; ;;;;;;; ;;;;.

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ МУЗ

***
;;;;; ; ;;; ;;; ;;;;;;;;, ;;;;;;;
;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;-;;;;;;;.
- ;;; ;;;;, - ;;;;;; ;;; ;;; ;;;;...
;;;;;;;;; ; - ; ; ;;;; ;; ;;;;;.

***
;;;;; ;;;;;;;; ;! ; ;;;;; ;;;; ;; ;;;;
;;; ;;;;;;;;;; ;;;, ; ;;;;; ;;;;; ;;;;;;.
; ;;;; ;;; ;;;;;;;, ; ;;; ;;;;;;;;; ;;;;,
; ;;;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;;; ;;;;;;; ;;;.



















***
Снова долго не будет лета...
А всему-то пустяк виной.
Просто к солнышку наша планета
Повернулась другой стороной.
И взметнулась во тьму кромешную
От Лапландии ледяной
Королева, та самая — снежная,
Существо красоты неземной.
Вот лицо обжигает холодом.
Вот уже стекленеет река.
И повисли угрюмо над городом
Затвердевшие облака.
Тем, которые на экваторе —
Исключительно повезло:
Солнце им, вроде доброй матери,
Круглый год излучает тепло.
Только я им совсем не завидую.
Снег и зной не берусь венчать
Развернется планета и выйду я
Птиц, летящих домой, встречать!
И такая весна мне достанется,
Что бескрылого — окрылит!
Пусть зима на щеках порумянится,
А земля моя сладко поспит.







***

Дай мне руку твою
Я побуду факиром на час.
Я тебя через ночь
Поведу в неземные широты.
Где Персей с Андромедой
И призрачно легкий Пегас,
Что домчит нас с тобой
Прямо к райским воротам.
Ни тревог, ни забот
В этом мире.
Одна тишина.
Здесь беззвучная Лира,
И лебедь не кличет подругу.
Здесь Ковша не наполнить
Рубиновой влагой вина.
Здесь холодная Вечность
И ставшая вечной разлука.
Вот и кончился час.
Я уже не всесильный факир.
У меня лишь одно
И простое желанье:
Дай мне руку твою.
Ты мой теплый и ласковый мир
И земная звезда неземного сиянья.






***

Я покину Россию без боли.
Я оставлю ее навсегда.
Закатаю в рулон ее поле,
Брошу в сумку ее города.
Разолью по горластым бутылкам
Синеву ее рек и озер.
Прихвачу большаки и развилки,
И дроздами освистанный бор.
Распахнутся державные двери,
К чужакам пропуская меня.
Им привычны смешные потери.
Кто я — искра большого огня?
Я пойду с переметной сумою,
С молчаливым нательным Христом
За счастливой заморской судьбою
И найду ее призрачный дом.
Там, как феи, красотки нагие,
Там роскошно и приторно жить
Будет мне госпожа ностальгия
В чарки горькую одурь струить
Русь, отечество... Все в миг единый
Напрочь в памяти зыбкой сотру
Только справлю обряд лебединый
В русском царстве-мытарстве умру.






 К ЖЕНЩИНАМ

Удел ваш труден и суров,
Но, ради бога, — потерпите!
Не говорите грубых слов
И, если можно — не курите!
Не верьте, что слова любви —
Мотив заезженной пластинки.
Высот ее достойны вы,
Все — и брюнетки, и блондинки!
Все, кто стирает и печет,
Все, кто растит детей без мужа.
Не уставайте от забот,
Не охлаждайте сердце стужей!
Как ваша нежность хороша!
Как ваша женственность прекрасна!
Какое дивное богатство —
Простая женская душа!














***

Катился непутевый Колобок.
Знал мураву и кочки бездорожья.
При этом думал: «до чего хорош я!
Таким, видать, меня придумал Бог!»

Но вот однажды шарик-булка сник.
Катиться лень, не в радость окруженье.
И вдруг  - мыслЯ: «Женись-ка ты, мужик,
На колобке с иголками, на Жене!

- У ней полно изюминок внутри.
А коль захочешь, будет их поболе…»
Сошлись два колобка по доброй воле
И катятся бок о бок с стой поры.

У той, что ныне с лысым колобком,
Две-три иглы остались в обхожденьи,
И в той потере лиха нет для Жени,
А, впрочем, речь сегодня не о том.

Не стану я обкрадывать Эзопа
И так скажу особенной из фей:
- С рождением тебя, моя зазноба!
Твой Дон Кихот, твой Золушк
И Орфей.





***

Устав служить работе прежней,
Перенося ее с трудом,
Пришел я с доброю надеждой
В таинственно-огромный дом.

Его хозяин – бог во плоти,
Лучась голубизною глаз,
Сказал: «Ну, что же, я не против.
Будь, если сможешь, среди нас».

С тех пор прошло три долгих года,
А может – тридцать быстрых лет,
Я шел, порой не зная брода,
На чей-то звук, на чей-то свет.

Ночами снились мне каналы,
Поля, ровней которых нет,
То, вдруг, бумажные завалы
Мне застилали белый свет.

Буклеты, перечни, проспекты
Меня разили без ножа.
И я убил в душе поэта,
Мелиорации служа.

В железной клетке хозрасчета
Моя смятенная душа…
Кипит подрядная работа!
Жизнь и светла, и хороша!

Семья: жена, детишки, внуки –
Такой банальнейший пустяк!
Они ко мне не тянут руки –
Я им – бесчувственный чужак.

К чему мне небылицы Лема,
Великий Бах, француз Курбе…
Есть у меня программа «Время»
И жуть – по сводкам КГБ…
***

По задворкам бытия кочуя,
Не взывая к милости богов,
Я спрошу себя – чего хочу я?
И признаюсь честно: ни-че-го!

Вот моё безжизненное поле.
Ни былинки тут, ни валуна.
Чтобы сесть да и поплакать вволю,
В том желаньи – не моя вина.
 
Отчего судьба скупа на счастье,
Отчего на тяготы щедра?
Кто ей дал, бесплотной, столько власти?
Может, те, кто народился зря?

По задворкам бытия кочуя,
Всё ещё одушевленный ноль,
Вдруг опять всесильным стать хочу я,
Взяв судьбу-злодейку под контроль.

Пусть моё безжизненное поле
Прорастет полезною травой
Пусть удача встретит хлебом-солью
Мужика с седою головой.













СТИХИ
О
РОДНОМ КРАЕ
















РОДИНА

Здесь зорь не окликают петухи.
На коромыслах вёдра не трезвонят...
Но как забуду давний сказ реки
И переборы дедовой гармони?

Я часто там, где пахнет тузлуком,
Где топчут луг стреноженные кони,
Где ветер к морю белым лепестком
Баркас рыбацкий торопливо гонит.





















АКСАРАЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ

Герою Социалистического Труда
Салимбаю Сисекенову, чабанам
совхоза «Аксарайский» посвящается...

I
Проходили века.
Города превращались в руины.
Гасли звёзды и реки
Терялись в барханных рядах...
Только эта земля,
Нареченная мертвой пустыней,
Бесконечно сгорая
И, вновь возрождаясь, - жила!..
Мчались дикие кони.
Клинки в поединках встречались,
Неуемной вражде
Отдавая кровавую дань...
Год за годом нужда
Над батрацким житьем потешалась
- Все по воле Аллаха, -
Внушал незменно Коран.
День и ночь степняков
Здесь дубленые седла качали.
Сёк их лица буран,
Грело пламя привольных костров...
Здесь рождались батыры,
Которым отцы завещали
Край суровый любить
И хранить ремесло чабанов.

II
Едва лишь сумерки уйдут,
И дрогнет шелк зари,
К неблизким пастбищам ведут
Отары чабаны.
Они бессменно - в стынь и зной
Вершат свои дела...
Для чабана простор степной -
Что небо дла орла.
Здесь ночь предольно коротка
И долог день забот...
Здесь горький запах полынка
Душист, как вешний лёд!
Наперекор молве пустой
Вглядись в степной наряд:
Своей, особой красотой
Барханный край богат!
Богат безбрежный Аксарай
Людьми, чья слава - труд!
Здесь вырос смуглый Салимбай,
Здесь начинал свой путь.

Сколько раз без коня
Он пески пересек?
Сколько слабых ягнят
От невзгод уберег?..
Сколько вахт скоротал
Без покоя и сна?
Сколько людям отдал
Дорогого руна?..


Светлый путь чабана -
Будто вечной зарей -
Увенчала страна
Золотою Звездой!
III
Из всех бесчисленных забот
В работе чабанов -
Зимовка, стрижка и окот –
Основа всех основ.
Здесь воплощается итог
Больших и малых дел...
Здесь проза кочевых дорог,
Где ты грустил и пел...

В груди становится светлей,
Как от живой воды,
Когда машинки стригалей
Гудят на все лады!...
Какой окупится ценой,
С чем сравнишь миг такой,
Когда пушистое руно
Вздыхает под рукой?!

Штампуй смелее, старина,
Чернильный адресат!..
С тюками чудо-волокна
Грузовики спешат!

Прохладней степь и легче путь
Среди крутых бархан!..
Во все концы страны везут
Твои дары – чабан!
IV
Как просто,как легко понять
Тревогу чабанов:
- А смогут ли сыны принять
Дела своих отцов?..
Мальчишкам снится космодром
И ширь других планет!..
Отара, стрижка, сочный корм -
До них им дела нет...
Владеть искусством степняков -
Не каждому дано.
Не всякий сменит тихий кров
На зыбкое седло.

Но кто-то, улыбнувшись вдруг,
Сомненья оборвет:
- Мы краски загустили тут...
Живет чабанский род!
Его традиции годам
Едва ль перечеркнуть!
 Светла чабанская звезда!
Высок чабанский труд!

V
Полынь дышала горьковато-пряно.
Ночная птица плакала в степи.
Созвездья тлели,горбились барханы.
И чутко спал мой добрый друг Хаби.
Он и во сне опережал кого-то,
Ногами ощущая стремена...
Нелегкая, тревожная работа
У тех, кто выбрал долю чабана.
Залаял пес - ретивый страж отары.
Неужто - волк?.. Он здесь нередкий гость...
Но мир царил в загонах и кошаре.
Хозяин знал: в сей раз балует пёс...

- Хаби, а ты сменял бы степь на город?
Ведь ты, пожалуй, здорово устал?..
К тому же - годы: уж давно не молод.
Что сам постиг - другому передал...

Молчит казах, изобразив дремоту.
Но я-то знал, что он про сон забыл...
В ладонях скомкав жесткую бородку.
Чуть помолчав, ата заговорил:

- К чему пустое дело предлагаешь?..
Мне будет скучно в городе твоем...
Ты только гость и потому не знаешь,
Зачем я стал совхозным чабаном!
Я шел с боями к логову нечистых.
Страшней шайтана та война была...
Э, сколько сильных, молодых джигитов
Земля бесценным даром приняла?..
Без тех друзей я час победный встретил,
Без них вернулся в знойный Аксарай,
Где всю войну лишь старики и дети
Пасли овец  с  утра и до утра...
Во всем солдатском,степью опьяненный,
Худых овец, как лекарь, оглядев,
Я взял герлыгу и в овраг зеленый
Погнал отару, прыгая в седле...

...С тех пор чабаню и зимой и летом...
А ты про город... Постарел,устал...
Бледнела даль. Земля ждала рассвета,
Как некогда Хаби день мира ждал.

VI
Зарождается день,
Поднимая багряное солнце.
Пробуждается степь.
Птица раннюю песню поет...
В легкой дамке тропа
От становья чабанского вьется.
Человека в седле
Утро к новым свершеньям зовет.
Kтo сказал, что в наш век
Счастья ищут в профессиях ярких,.
Что профессии эти
Всем прочим свой ритм задают?..
Космонавт и чабан,
Врач, геолог, поэт и доярки -
Все на равных правах
В созидательном марше идут!

Колосятся хлеба,
Светят реки расплавленной стали,
Рвутся к звездам ракеты,
На реках плотины встают,
В рейс идут рыбаки.
Озирая бескрайние дали,
Неустанную вахту
Степные батыры несут!

В ГОСТЯХ У ЧАБАНА

Пар звенящий срывается с губ.
Мчится конь, сани борозды стелят.
Дальний хутор огарками труб
В ночь струит горьковатое зелье.

Взят с разгона последний подъем!
Стража пёсья забила тревогу!..
Вот кошары, вот маленький дом.
Тут и кончилась наша дорога.

- Эй,хозяин! И вот он в дверях -
Смуглолицый, внимательный,добрый
Тот, о ком на селе говорят:
- Скуп на речи, да в деле проворный!

...Стыл на окнах морозный узор.
Тихо пел самовар меднобокий...
Мы вели с чабаном разговор
О кормах и суровой зимовке.

Прозы этой шершавая суть
Волновала,тревожила,грела...
...Нет,не всякий осилит твой путь, -
Человек, степью признанный к делу.

Хмурых туч кочевые стада
Ветер гнал над заснеженной ширью...
И горела, как солнце, звезда
На груди у степного батыра!

***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет -
Дам нехитрый совет:
Собирайте пожитки и - в путь!

Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
На лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится
И уходят на лов,
Рыбаки, люди щедрой души.

Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.




ВОЛГА

Я в разлуке с тобою намаялся,
Распознал,что такое грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.

Зачерпну голубого сияния
Из твоих вековечных зыбей...
- Здравствуй, Волга,любовь моя давняя!
 Я опять возвратился к тебе!..

Видел я,как в наряды песцовые
Вьюги кутали ветви берез,
Как синичек в комки леденцовые
Превращал ошалевший мороз.

В том краю пахли зори малиною,
И малиново пел соловей...
Все там русское было, все близкое, -
Только не было Волги моей.

Шорох волн в шуме леса угадывал,
В свете окон - огни пристаней...
Я тальянке беспечной заказывал,
Чтобы пела о Волге моей.

Снились ивушки мне длиннокосые,
Парус, чайкой летящий в рассвет...
Осетры - глупыши остроносые,
Косяком заходящие в сеть.

А когда долото навостренное
Приносил шустрый дятел в сосняк,
Мне казалось, что лодку смоленую
Конопатит веселый рыбак.

Без тебя, моя Волга, намаялся,
Распознал настоящую грусть...
Никому от рожденья не кланялся,
А тебе - до земли поклонюсь.























***

Превыше всех желаний есть одно:
Куда б тебя судьба ни заносила,
В пути житейском порастратив силы,
Мечтаешь побывать в краю родном.

Вдохнуть настой ромашковых лугов,
Напиться синей тишины из речки.
Поесть домашних щей и пирогов,
Поспать на сундуке у русской печки.

Здесь все до слез любимо и светло,
Загадочно, безбрежно, первозданно...
Пусть много лет в разлуке утекло,
Ты, милый край, был в сердце постоянно.

Как к материнским ласковым рукам,
Щекой прижмусь к земле далеких предков
И все верну, что уступил годам,
Ночам бессонным,штурмам и разведкам.

Родимый край! Благословенный будь!
С тобой нетруден самый трудный путь.








***

Тускнеют краски уличных огней,
Стихает город за окном устало...
Я ухожу за памятью своей
Путем знакомым, к милому причалу.

Тревожу криком предрассветный час,
Сложив упругим рупором ладони...
И вот, росой обрызганной кулас,
Ко мне степенно перевозчик гонит.

Опять заря над глиняным бугром
Под грай ворон багряный мост наводит.
И весело порожнее ведро
О звонкой влаге разговор заводит.

В лицо струится горько и тепло
Кизячный дым и луговая пряность...
Неужто все, родимое село,
В тебе таким же до сих пор осталось?

Не позабыть тебя, не разлюбить
Как все, до бесконечности родное.
Крепка с тобой связующая нить,
Моё неповторимое Цветное.






***

Час рассвета. Уловистый ерик
От зари золотисто-багров.
Сладко чавкает илистый берег
Под копытами важных коров.

Петухи-менестрели востока
Медью песен врываются в сны.
Рыжий кот на овине высоком
Мылит лапку и фабрит усы.

С добрым утром, покосы и воды!
С добрым утром, идущие в путь!
Неизбывная нежность природы
Да наполнит вам свежестью грудь.
















ГОРОД ЩЕДРОГО СОЛНЦА

Пожухли гроздья спелых звезд.
Ночь извела чернила...
- Не нарушай круговорот,
Довольно спать,светило!..

    - Готов к распевке птичий хор.
Не подводи капеллу!..
Сигналь начало,дирижер!
Приступим,Солнце, к делу!

И вот, стряхая влагу рос,
Прорезав кромку тверди,
Встает над городом колосс
Сияющим бессмертьем!

Лицом и сердцем просветлев,
Иду навстречу солнцу...
Будь славен день! Пусть твой напев
По солнцеграду льется!

От радости парусом выгнута грудь.
Упругая силища в мускуле каждом!..
Привычные липа,знакомый маршрут,
Но я не иду - проплываю фрегатом!

Забыт и развенчан домашний уют.
Пусть мебельной чинностью стены любуются...
Свое предпочтенье тебе отдаю,
Весенняя, звонкоголосая улица!

Вот этим причалам и этим мостам,
Пришедшим на смену бревенчатой утлости.
Прозрачным фонтанам, каналам, садам,
Наполнившим город мой песенной юностью!


АСТРАХАНЬ

Отыщешь ли грустной провинции след?
Здесь новь половодьем ширится!..
- Послушайте, Астрахань - сколько вам лет?
И ты отвечаешь, смеясь: – Четыреста!

В тебе воплотили, работой горя
Все самое доброе,самое лучшее
Твои неустанные мастера,
Твои мастера всемогущие!

Будьте ж вечным и гордым нарядом земли,
Человечьи жилища многоэтажные!
И вы - железные журавли,
Ваши высочества - краны монтажные!

Пусть солнце течет, пламенея на улицах.
Благословенно такое пожарище!..
Огромное - сделано!
Большее - сбудется!
Мира, удач вам и счастья,
Товарищи!









В АРБУЗНОЙ СТЕПИ

Арбуз - малиновая свежесть!
Арбуз - и катится слюна...
Всех благ тому, кто холит,нежит
Тебя с утра и дотемна!

Смакуем сладость! Объеденье!
Твердеет сахар на губах...
Без полосатого спасенья
В степи иссушенной – труба.

Едим арбуз»- по телу нега,
Как от хмельного клонит в сон...
Но встал шофер, дымнул «Казбеком»
И трижды долбанул в клаксон.

Трехтонка львицей зарычала.
- А ну, братва, кончай десерт!.. .
Встаем,как будто много лет
Мы скалы на спине таскали.

Арбуз - гудящие ладони.
Арбуз - и ты сплошной поклон...
В полоску – небо, водогоны,
В полоску щи и краткий сон.

Забыт комфорт родного дома.
Но разве в этом соль и суть:
Мы выполняем по три нормы,
А это - главное в страду.

***

Тороплюсь через луг,
Босиком, налегке...
Ждет меня давний друг -
Дед-рыбак на реке.

Лишь заря отгорит,
И луна вскинет глаз,
Я и мудрый старик
 Сядем в юркий кулас.

Будут весла и шест
Щук в протоке будить.
Будет повести дед
О былом заводить.

Как родился да жил
На кулацкой земле,
Как гусей сторожил
На лугу по весне.

Как по книгам скучал,
Как на взморье ходил.
Так любовь повстречал,
А потом – схоронил...

Как в избе по ночам
Грудь сжигала тоска...
Как на сходке сельчан
Порешил кулака.

И утёк из села:
Хлеб да поршни в мешке...
Долго, долго жила
Ярость в сильной руке.

То сжимала приклад,
То взлетала клинком...
Шел сквозь пули солдат
Вместе с красным полком.

Своры белые крыл,
Сёк бандитскую шваль...
Тиф в седле выносил
И от ран помирал.

Я забуду опять
Про сомов и линей...
Будут ночь обжигать
Гривы алых коней.
Будет грозно звучать
Медь походной трубы...
Будут шляхами мчать
Парни щедрой судьбы...

И покажется мне
Предрассветной порой,
Что не дед на корме,
А Добрыня седой.
Па руках - чешуя,
В лодке рыба - горой...
Так и встретит меня
Утро новой зарёй.
***

Ныряет сейнер, словно кит,
Созвездья тускло семафорят.
Когда устало берег спит,
Рыбак идёт в ночное море.

Форштевень режет лунный шлях,
Борта сияют позолотой.
И всё яснее добрый знак
На диаграмме эхолота.

Ночные вахты в шторм и штиль.
В них всё до мелочей знакомо.
До Пирсагата - сорок миль,
И триста  - до родного дома.

Он станет ближе во сто крат,
Когда письмом одарит суша.
Пусть говорят - морские души,
Но грусть земная у ребят.

Усталым,тихим шалуном
Корабль приблизится к причалу.
Есть добрый берег, милый дом,
А моря - будто не бывало.






БУДНИ РЫБАЦКИЕ

Растаял над Каспием день без следа.
Медузой колышется в бухте звезда...
К шхунам усталым,
К матросам бывалым
С берега в гости пришла тишина.

Над Пирсагатом - лунная теплынь!
Как говорят - на море полный штиль
На полубаке рыбакам,
Моим друзьям и землякам,
Про тополя баян тихонько напевает.

Где встретим удачу - не скажет волна.
Отыщет ее наш вожак-капитан
Грянет команда:
- За дело, ребята!
Хватит просушивать сети ветрам!..

Далекий порт, родные берега...
Вы часто снитесь в море рыбакам...
Встает путинная заря.
- Прощай, рыбачий Пирсагат!
В морской простор зовет нас добрая моряна!

Суровы морские пути рыбака.
Над ними не светит огонь маяка...
Милю за милей
Проносит под килем
И прикипает к штурвалу рука...

Крепчает шторм, щетинится волна!
Морзянка шлет тревожные слова:
– Нептун, суровый бог морей,
Не запугаешь волгарей!
Нам от отцов достались мужество и сила!



























БРИГАДИР

Новый день продолжением страдных забот
Занимался над полем погожей зарёю.
Шел со мной знаменитый в селе бахчевод–
Человек непохожий ничем на героя.

Говорил неспеша. По глазам и лицу
Чистота родниковой улыбка сводила...
-Напиши,что уборка подходит к концу,
Что бригада досрочно свой план завершила.

Я мочу. Я не трогаю чистый блокнот.
Что я знаю об этом седом ветеране?..
...Бригадир по осеннему полю идёт,
 Рукоять револьвера сжимая в кармане.

Он спешит к покосившейся древней избе.
Три ступеньки.Крыльцо.Бородатые лица.
Завывает ветрище в холодной трубе,
Под ногами тоскливо скрипят половицы.

Обрывая слова,обступали его
Табаком и навозом пропахшие люди.
Недоверчивый шепот: «Неужто - того,
Председателем нашенским числиться будет?..”
 
Он присяги на верность тогда не давал,
Глядя прямо и строго в мужицкие очи.
Был в то время в колхозе полнейший развал.
Были трудные дни и бессонные ночи.

Клокотала работа,верстались года.
Жизнь входила в широкое,светлое русло...
Две войны за плечами оставил солдат
И с победой на русское поле вернулся.

Торопились машины и пели про то,
Как богат урожай,как дружны бахчеводы...
Шёл со мной человек – неприметный, простой.
Человек драгоценной,чистейшей породы.











***

Там, где Волга-река
Волны синие к морю выносит -
Понизовье мое,
Край, который любовью зову!
Если истину эту
Оспаривать кто-то захочет
Дам нехитрый совет:
- Собирайте пожитки и - в путь!
Вот земля волгарей.
Здесь моряна, как синяя птица.
Здесь былинной травой
Па лиманах шумят камыши.
Здесь до солнца встают,
Лишь путина в окно постучится,
И уходят на лов
Рыбаки, люди щедрой души.
Я навеки влюблен
В постоянство великое это.
Здесь мой добрый причал
И начало счастливых дорог.
Милый, песенный  край,
Удивительным солнцем согретый,
Я в разлуке с тобой
Дня спокойно прожить бы не смог.






СТОРОНА РЫБАЦКАЯ

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь...
Зори несравненные, зной песчаных кос.
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось.

Все, как есть,изведано на твоей земле.
Был твоим я подданным много зим и лет...
Если ты печалилась, как шутить я мог,
А светилась радостью - я не знал тревог.

Я твой хлеб над горсточкой благодарно ел
Я твои мелодии, где бы ни был, пел...
Непривычный кланяться,припадая пил
Влагу синих рек твоих,набирая сил.

Сколько раз снимался я с легких якорей,
Покидала молодость землю волгарей...
Были рельсы звонкие, крылья близ от звезд
Уезжал ненадолго - тосковал всерьез.

Встретишь ты приветливо баловня красот.
Что он скажет сослепу - знаешь наперед.
Ты, моя неброская, просто помолчишь,
Все, что затаила ты - враз не разглядишь.

Дали и безбрежности, золото и синь,
Крепи камышовые, терпкая полынь,
Зори несравненные, зной песчаных кос...
Сторона рыбацкая - все в тебе слилось!

ПУРСИХА

Неприметно, несуетно, тихо
Бабка эта ютилась в селе.
Пацаны её звали – Пурсихой
И кричали ей глупости вслед.

А она,ковыляя к погосту
Тяжело,как подбитый гусак,
Им грозила обшарпанной тростью.
Не по злобе, а просто так.

Всё,что есть: и кресты,и плиты
Заскорузлой рукой осеня,
Возвращалась Пурсиха с молитвой
К серой мазанке в два окна.

Что-то ела она,наверно,
Чем-то редко топила печь...
Но ни с кем о житухе скверной
Не вела заунывную речь.

Да и с кем ей делиться было:
В каждой хате,в плену у забот,
Поседевшие бабы скорбели,
Проводов кто кого на фронт...

И случилось однажды это.
Был на редкость мороз иглист...
В дом Пурсихи из сельсовета
Принесли... похоронный...лист.

Обступили её сельчане,
Будто видели в первый раз...
Вскоре дров привезли ей сани,
Дали ситца и ватный матрац...

Становилась все шире дорога,
Что тянулась к печальной избе.
Позабыв о своих тревогах,
Шли соседи к соседней беде...

...Память, память, ты все не утихла,
Все не справилась с давней тоской.
... Снег. Погост. Ковыляет Пурсиха
И грозит мне беззлобной клюкой.


















РОДОСЛОВНАЯ МОЕГО ГОРОДА

Ты начал жить, когда на яр пустой,
Овеянный мятежными ветрами,
Пришел угрюмо люд мастеровой
И дружно заработал топорами.

Напуганные гулом кулики
Насиженные гнезда покидали..,
И гордые орланы-степняки
Тесовый кремль сторонкой облетали...

Потом твою бревенчатую грудь
Славяне в панцирь каменный одели.
И поднялась над синей Волгой Русь
Лицом к врагу,могучей цитаделью!

Ты помнишь клич воинственных татар,
Железный лес их сабель искривленных...
Тебя,как зверь,обгладывал пожар,
Ликуя на крестах позолоченных.

Здесь легендарный волжский атаман
Вел на бояр людское разнотравье...
И вольности стремительный таран
Крушил гнездовья слуг самодержавья!

Ты в горести бессильно замирал,
Когда над плахой сыновей сгибали...
Ты слышал поступь грозного Петра
И грустный шаг суворовской опалы.

Ты в духоте зловонной утопал,
В крутых потемках засыпал устало...
И Волга вздутой веной бурлака
У стен твоих отчаянно стонала.

Нo грянула великая заря!
Такой вовек над Русью не светилось!
И слово «Ленин» с гулом Октября
Из края в край победно прокатилось!

Их было много,кто пошел за ним
Сквозь пламя битв, лишения и голод,
Чтоб ты сегодня, мой рыбацкий город,
Был вопреки столетьям – молодым!


















СТЕПАН РАЗИН

- Эй, ты, Филька, чёрт – пляши!..
И Филька, черт кудлатый - заплясал!
У голытьбы прошла теплынь по лицам,
Как будто Разин в Волгу не бросал
На их глазах персидскую девицу.

Они свободу пили, как дурман,
Забыв полон кандального железа...
И только он, их грозный атаман,
Тяжелой думой брови-крылья резал.

Орлиным взором разметав зарю,
Наполнив грудь былинной силой Волги,
Он подступал возмездием царю...
...А Филька пел и пляской тешил ноги.

Злой мощью наливались кулаки,
В крови казачьей ярость клокотала!..
И таяли боярские полки,
Где сабля атаманова блистала!

Ах, Стенька, Стенька, буйная душа,
Таких, как ты - едва ль пугала плаха...
Но смог ли ты ударом палаша
Избавить Русь от голода и мрака?

Как преисподней, именем твоим
Попы в церквях смиренный люд страшили.
Тебя, как назидание живым,
В железной клетке в стольный град ввозили.
От страшной казни цепенел народ.
Палач с плеча рубил живое тело...
Мертвела плоть,но праведного дела
Не смог осилить царский эшафот.

Людское море вздыбивши собой,
Оно под корень рушило насилье!
И Разин был среди идущих в бой
За новую счастливую Россию!

***

Я стою на яру.
Волга - низко, а звезды - рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном...
Здесь волхвы обращались к богам,
Здесь коней объезжали сарматы.
И блистали по берегам
Их воинственные булаты...
Уж не там ли, за той косой,
Где сигналит бессонный бакен,
Стеньки Разина челн расписной
Был стрельцами в полон захвачен?..
Стрежень синий рябила грусть.
Долго плакали стаи птичьи...
И не слышала больше Русь
Удалого: «Сарынь - на кичку!..»
Уж не с этой ли крутизны
Белой чайкой от злой судьбины
Устремилась на гребень волны
Безутешная боль Катерины?..
Я стою на яру.
Волга - низко,а звезды – рядом...
Травы звонко поют на ветру
О далеком и невозвратном.
Все светлей и светлей небосвод
Над великой российской дорогой.
Слышу - басом шаляпинским Волгу
Славит розовый теплоход.


***

Старинное рыбацкое село.
Собачий лай, дрожащий свет в землянках.
И где-то в ночь отчаянно и зло
Кричит  ладами пьяная тальянка.

И бабы, на завалинке присев,
Устав от ребятишек и побоев,
Не верили, что будет в их селе
Другая жизнь, с достатком и покоем.

Не верили ни в чёрта, ни в царя,
Уснувшие вповалку на полатях,
А утром жизнь будила волгаря
Надеждой на обманчивое счастье.

О, сколько раз в безрадостный рассвет
Бударки остроносые врезались...
И хоть ловцам желали счастья вслед –
Нечасто с ним к причалу возвращались...

И снова проклинали ревматизм
Угрюмые, простуженные люди.
А к суше волны гулкие неслись
Предвестниками небывалых будней...

Иная жизнь уже брала разгон,
Из тесных люлек улыбалась чисто.
И гладила шершавая ладонь
Штурвальных, капитанов, мотористов...

В село рыбачье нынче заходи.
Ты встретишь их, морей и рек полпредов.
Им Родина открыла те пути,
Которых прежде не было у дедов.






СВИДАНИЕ

Во сне летаю – наяву бескрыл.
Беспомощный, завидую вороне...
Здесь был паром, и бодрый дед Афоня
С утра до ночи им руководил.

Лучились капли солнца на воде,
Взлетали щуки над зеленой гладью.
И ветерок трепал седые пряди
На стариковской пышной бороде.

Мне помнится афонин портсигар:
Дед клал в ноздрю щепоть табачной пыли,
Потом чихал под «Господи, помилуй»
И весь краснел, как медный самовар.

Афоня, дед! А эхо вторит «Неет!»
Качнулись ивы, зашептав тревожно.
Куда ж теперь? Простое стало сложным.
Мелькнула мысль: «Неужто умер дед?»

Вон вдалеке грузовики пылят,
Спешу туда. Вот новенькая дамба.
Здесь весело белье полощут бабы,
И ребятишки окуня блеснят.

Я опоздал сюда на двадцать лет,
Всё занят был насущным, неотложным,
Всё тешил память ощущеньем ложным,
Что с этим, давним, связи больше нет.

Вхожу в село. Не верится глазам!
До мелочей знакомое Цветное
Меня встречает щедрой новизною
И приобщает к новым голосам.

В нем многое от города, и всё ж
Когда промчится шалый ветер мимо,
Такой знакомы и неповторимый,
Настой лугов некошенных вдохнешь.

И радуешься. В сердце грусти нет,
Огнем былого не согреть ладони,
Шумит река и вьется в синеве
Белёсой тучкой борода Афони.


















***

Земля родного понизовья,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

Апрельский день широк и светел!
Он и торопит, и бодрит!
И снова мы с тобой в ответе
За всё, что будет впереди.

И начинается сраженье
За щедрый урожайный год,
За те великие свершенья,
Какими славен наш народ!

На всех у нас одна забота:
Пусть на земле, и на воде
Такая ладится работа,
Какой не ладилось нигде!

Да будет синева над полем!
Пусть зори вешние встают.
Цвети, земля моя, доколе
На ней хранители живут.

Моё родное понизовье,
Страна лиманов и степей,
Опять пришла звенящей новью
Страда весенняя к тебе!

РЫБАЦКОЕ, ДОБРОЕ МОРЕ
(передача)

Свой рассказ мне хочется начать с пословицы, которая когда-то бытовала среди рыбаков: «Кто в море не бывал, тот досыта богу не молился». Некогда крылатая поговорка  давным-давно утратила свою изначальную суть,потому что люди стали сильнее, и в море идут так же уверенно,как и в заводские цеха, на широкие поля,как поднимаются в безбрежное небо.
Правда, в какой-то степени море осталось прежним. Седой Каспий не утратил своей могучей силы, не усмирил своего крутого нрава,о котором сложено немало историй грустных и трагических.
Мой дед - потомственный рыбак из села Цветное - рассказывал мне о Каспии неласковом, потому что жилось рыбакам в те времена несладко,  и, нередко, борьба с морем стоила ловцу жизни. В своё время я написал стихотворение под впечатлением этих рассказов.

Море пело извечную тему вражды.
Волны в сушу свинцовым тараном врезались,
Мы росли и, припав к материнской груди,
Колыбельные слушая, сил набирались. *
А чайки над бездной ломали крылья,
Оплакивая взятых тобою,море...
И косы рыбачек серебряной пылью
Покрывались, и блёкли глаза их от горя.
Над нами созвездья безмолвные плыли
И кровью сазаньей алели закаты...
Мы брали отцовские вёсла-крылья,
Которые волны дробили когда-то.
Но шли к тебе, море, не с ними мы.
Они оставались в домах реликвиями.
Железные сейнеры тропами синими
Без страха водить научились мы.
Мы с певучей гармонью на борт поднимались.
Капитаны ровняли форштевни «на ост»,
Нам не помощи божьей-удачи желали,
Зная твердо, что море волжан не согнет.

Сейнеры,о которых я писал в стихотворении, тоже становятся прошлым. На смену им пришли могучие крупнотоннажные суда, которым не страшны капризы моря,не нужны тихие бухты,чтобы переждать шторм.
Что же больше всего привлекает человека, впервые попавшего на Каспий? Конечно,экзотику со счета не сбросишь, но главная красота открывается в людях,связавших свою судьбу с профессией трудной и увлекательной.
Кстати, рыбаки сегодня стали «моложе». Если прежде юнцов брали в море с опаской и провожали их от берега со слезали, то сегодня целые экипажи состоят из молодежи. И командуют такими коллективами молодые капитаны, умением своим и опытом успешно соперничающие с капитанами-ветеранами.
(В эфире - фильмотечная кинопленка «Экипаж РДОСа-1524». Оператор В. Алексеев. На этой кинопленке продолжается рассказ).
У меня надолго останутся в памяти ребята с рыбодобывающего судна-1524, с которыми нам довелось выходить на промысел, и которые стали нашими добрыми друзьями. Море довольно быстро объединяет людей, делает их единомышленниками в самом главном - в работе,.
Вот неунывающий весельчак и балагур - матрос I-го класса Валерий Бесчанников. Дело своё знает отлично, выполняет его без суеты, расчетливо, он бывалый промысловик.
Редко заходит судно в бухту Пирсагат, но когда такое бывает, электромеханик Александр Иванович Рудник становится...рыбаком. На обычную «закиднушку“ можно половить жирную кефаль...Это, как говорится  - лирическое отступление. На судне у коммуниста-рационализатора большое и сложное хозяйство, и содержится оно в отличном состоянии. Ну, а если понадобится, Александр Иванович становится киномехаником. Уважают за рабочую хватку молодых бригадиров Рябца и Краснокутского. Конечно, нельзя без уважения говорить о капитане судна 1524- Анатолии Бабичеве, воспитаннике Астраханского мореходного училища. В том, что на судне – крепкий рабочий коллектив, - немалая заслуга капитана.
... Десятки судеб, десятки биографий, характеров. Но об этом не вспоминают,когда идёт лов. Промысел - главное для рыбака, и каждая промысловая ночь, несмотря на свою обычность, - всегда неповторима. Одна из таких ночей – первая, надолго осталась в моей памяти,послужила темой для стихотворения:

Ныряет сейнер, словно кит.
Созвездья в небе семафорят...
Когда спокойно суша спит,
Рыбак идет в ночное море.
Форштевень режет лунный шлях.
Летит вдоль борта позолота...
И всё яснее добрый знак
На диаграмме, эхолота.
-Косяк под килем! Стоп мотор!
И враз умолк вспотевший робот.
И, лежебока до сих пор,
Насос макнул в пучину хобот.
Ночные вахты в шторм и штиль...
В них все до мелочей знакомо.
До Пирсагата - 30 миль
И триста - до родного дома.
Он ближе, зримей во сто крат,
Когда письмом одарит суша...
Земля,рыбак не виноват,
Что морю круглый год послушен.
Он этой жизни предпочёл
Дела,что робким не под силу...
Да,он бывает зол и груб.
К тому,знать,море приучило.
...Бледнеет звездная рапа...
Рассвет «горит зарею новой»
И льются в трюм по желобам
Потоки серебра живого.

И снова хочу вернуть вас к экипажу рыбодобывающего судна-1524. План 8 месяцев экипаж РДОСа 1524 завершил досрочно и добыл сверх задания 5 тысяч центнеров рыбы. Готовятся промысловики судна и к встрече предстоящего 25-го съезда нашей партии.
Комсомольцы и молодежь судна, дали слово: завершить пятилетку к 20 декабря и дать Родине сверх намеченного 1000 центнеров рыбы. И всё же, не единой работой живут рыбаки. На судне можно посмотреть кинофильмы. С экрана телевизора сюда приходит информация со всего мира.И, конечно же, все любят читать. Одни увлекаются художественной литературой, а другие - сидят над учебниками.
Мы наблюдали, как судно пришло к плавбазе “Каспий”, и многие из молодых рыбаков шли в школьный класс, работающий на базе,чтобы сдать экзамен, или взять новые учебники. В тот день на РДОСе было особенно оживленно. Поздравляли «счастливчиков», сочувствовали «неудачникам». Потом снова было море. Была последняя промысловая ночь, завершение промыслового цикла. Впереди был порт Гаусаны, где судно разгружалось и готовилось к новому 30- дневному рейсу.
Сейчас на Каспии осень. Здесь нет листопада, зато есть шторма и туманы, есть холодные дожди, беззвездные ночи и рассветы, которые всё реже и реже окрашиваются алой зарей. Впереди у наших земляков – промысловиков Каспия – период зимнего промысла. 3а это время надо многое сделать, многое успеть,чтобы с честью выполнить слово, данное стране. Удачи вам, дорогие товарищи!
Пользуясь сегодняшней возможностью, я с удовольствием выполняю просьбу, с которой к нам обратились рыбаки: передать для их родных и близких хорошую песню. Песня, которую мы предлагаем вашему вниманию, – о земле, которая ждет вас с трудовой победой. Композитор - Исай Пиндрус,  исполняет Олег Бинтемиров в сопровождении инструментального ансамбля.

СЛУЧАЙ НА РЕКЕ

Зорька в небе занималась,
В синей речке отражалась,
Наряжала всё окрест
В золотой и алый цвет.

Просыпались пеликаны,
Цапли, лебеди, бакланы...
Клювы чистили и перья,
Песню утреннюю пели.

Только Филя рассвет не встречал.
Он, чудак, крепко-накрепко спал.

Вдруг вороны всполошились,
Заметались, закружились,
Над рекою понеслись,
Закричали: «Берегись!»

Хоронитесь все, кто может!
Выбегайте прочь из нор –
В камышах горит костёр!

Затрещали камыши-крепыши,
Сторонитесь, ежи и ужи!
К речке мчится великан,
Зверь свирепейший!
За клыкастым вслед мышата,
И трусливые зайчата,
Шутка ль дело – ротозей
На костре спалит зверей!
Рак запятился к воде –
Быть беде!
Раку тоже вреден жар -
Зол пожар.
Рак зарылся в мягкой тине
И уснул, как на перине.

Всех труднее пришлось черепахе
В костяной тяжеленной рубахе.
Как бедняжке помочь в этом гаме –
Все её принимают за камень...

У реки – суета небывалая:
Плачут звери большие и малые.
А костёр всё сильнее горит,
Всем бедой неминучей грозит...

Коршун в небо поднялся,
Покружился там и сям...
Видит он: средь камышей
Спит охотник-ротозей.

Значит, вот кто в наше царство
Забрёл!
Вот кто пагубный огонь тут
Развёл!
Ну – держись, ротозей,
Берегись моих острых когтей!
И стрелой коршун с неба
Упал,
Крепким клювом лежебоке
Поддал!
Ну-ка встань, поднимись,
Ротозей!
Погаси свой костёр,
Лиходей!

Подскочили вороны горластые,
Налетели бакланы зобастые!
Уж трепали они ротозея,
Острых клювов своих не жалея.

Тут сердито река забурлила,
Забурлила, волну покатила...
Весь покрытый подводной травою
Выплыл сом и затряс головою:
Эй, вы, птицы, зверюшки и звери,
Приведите ко мне ротозея!
Под корягу его утащу я,
Как букашку, его проглочу я!

Закричал, завопил ротозей:
Где костер, покажите скорей!
Затушу я его, затопчу,
Сяду в лодку и прочь укачу!

А костёр оказался живучим –
Не сдавался разбойник трескучий!
Бил его ротозей, что есть сил –
Наконец, укротил, победил!

А потом – суд великий чинили.
Даже Фильку от сна пробудили...
И решили крылатые жители,
И решили зубастые жители:
Вот наш сказ:
Утопи своё ружье, ротозей!
Слово дай, что ни птиц, ни зверей
Ты не будешь отныне губить,
Защищать будешь их и любить!
И запомни: с огнем не шути!
Там, где можно, его разводи!

И сказал на суде ротозей:
Я вас буду любить, как друзей,
Ротозейство своё признаю!
И ружье вам охотно сдаю.
Утопите его под корягой,
Да живите отныне без страха!
Будем, птицы и звери, друзьями,
Вечный мир заключим между нами!

И смеялась, и пела река
Возле маленького островка...
Человек улыбнулся природе.
Тут и быль наша к точке подходит.
Вы, конечно, запомнили, дети:
Плохо быть ротозеем на свете!






















ПОЭМЫ

















СОЛДАТЫ РЕВОЛЮЦИИ

Комсомолу 20-х годов посвящается

Не о вас ли
                глагольные
                реки выстелить,
Перьев жар-птицы надёргав  заново?!
Вы ведь
             тоже когда-то вершили события,
Ваши
         сиятельства, цари
Романовы...
Столетьями чёрными,
                день за
                днем,
Вы жрали Россию, как божье
                варево.
И всё же -
               отняли
                у вас
                её,
Рожденные
                гулким
Октябрьским заревом!
Они проложили
                невиданный
                путь,
Которым
            идти
                и не гнуться
                нам...
Стань вечностью,
                память,
                в которой
                живут
Солдаты и
               будни
                твои – Революция!
Потеснитесь,
                мифические геркулесы!
Встаньте,
             мраморные
Давиды,
          в сторонку!
Слушайте,
              слушайте
                новые
                песни -
Я славу пою
                комсомольцу – орлёнку!

***
Петроградская ночь ...
Город скован февральскою
                стужею.
Каждый камень оглох
От надрывных,
                тревожных гудков:
- Пролетарий - вставай!
Пролетарий - берись за оружие!
Под немецким штыком -
Пал седой, окровавленный Псков!..

Восемнадцатый год ...
Не затянуты свежие раны.
От недавних потерь
Не затихла щемящая боль ...

Не поспавшие всласть,
Не поевшие вдоволь солдаты,
За Советскую власть
Вновь уходят в решительной бой...
Сталь винтовок тускла,
Семафорят огни самокруток ...
Скулы - тверже кремня,
Паровозныи гудок напролом -
Через даль, через ночь,
Опаленным грозой первопутком,
К огневым рубежам __
За отцами спешит Комсомол!

Ни кулаки, ни юнкеры,
Ни графские сынки ...
В тех поездах товарищи
От горна и сохи.
В тех поездах прокуренных,
В холодной полумгле,
С отцами-ветеранами –
                ребята в двадцать лет...
Их злобно и неистово
Секла казачья плеть ...
Их пулями у Зимнего
Встречали в Октябре.
Им голод скулы стягивал,
Валил тифозный бред,
Но поднимались вновь они,
Сильней смертей и бед!..
- Что притих, паренек?
Ты по части музыки - не мастер?..
Есть в наличьи гармонь,
Мне её подарил
Морячок - петроградец
                «на счастье».
Тот братишка погиб ...
И гармонь - вроде стала вдовой ...
Парень грусть оборвал,
Просветлел озорными глазами ...
Словно, острая льдинка,
Растаяла складка на лбу:
- Отчего не сыграть ...
Правда, я землероб по призванью,
Но с тальянкой дружил,
Как с невестой, ходил по селу ...
Взял парнишка «вдову»,
Тронул пальцами черные планки
И забилась в дыму
Недопетая песня тальянки...

***
На России - матушке
Белые снега
Замели, завеяли
Реки и луга ...
На зарю тревожную,
В злую сторону,
Провожала девушка
Парня на войну.
То ли хлопья падали,
То ли грусть-печаль
На шинель солдатскую,
На девичью шаль...
- Не грусти, желанная,
Я живым вернусь.
Лишь от злого ворога
Мы очистим Русь...
Зацветет черемуха
Под твоим окном.
Травы изукрасятся
Зоревым огнём...
Верю - счастье прочное
Будет на земле,
Верю, свадьбу шумную
Справим на селе!

***
Стихла дробная песня колес.
Просигналил подъем паровоз ...
Эх, гармонь, голубые
                меха ...
Помолчи,
            подожди паренька...
В сотни грозных смертей –
                штыки!
Краснозвездные катят
                полки!
Кто упал - не стони,
                не плачь!
Кто в строю - не бросайся вспять! ...
Впереди - багровеет флаг!
Позади - побежденный
                враг ...
Ну-ка, кто еще хочет
                в Псков?! ..
Славься, армия
                большевиков!

Не успел трубач
Протрубить отбой,
Как враги опять
Начали разбой...
Прет со всех сторон
Белошерстный сброд!
Каждый пёс - вожак
Стаи псов ведет.
Там Сибирь в огне,
Там Сибирь в слезах.
Там рассеял смерть
Адмирал Колчак.
И трубит трубач
На обратный лад:
- Ты крепись, держись,
Красный Петроград!
– Слушай, товарищ,
Война
        началася!..
Бросай
          свое дело!
В поход
          собирайся!
Не ветра шумят,
Не река течет -
То российский люд
Под ружье встает!
- Комсомолец!
- Я!
Подтянись, браток!
Становись в отряд,
                грудью на Восток!.
Кто замешкался?!
Кто разинул рот?!
Комитет - закрыт:
Все ушли на фронт!

На деревне - весна
С щедрым солнцем
                и влагой обильной.
Как просила зерна,
Как томилась по плугу земля!..
И такие глаза
У девчонки веснушчатой были ...
А парнишка держал
Под уздцы вороного коня.

Обживали грачи
На осокоре старые гнезда.
Позабытый ветряк
Шевелил перебитым крылом ...
И священным крестом
Мать печально смотрела
                с погоста ...
А безусый боец
Легче ветра поднялся в седло.

***

У тесовой избы
Багровеют кулацкие лица.
У кого-то к обрезу
Привычно тянулась рука . ..
- Жаль, уходит вожак ...
этот паря на мушку просился ...
- Незамай ... Без него
Легче будет рулить мужика ...
Как паршивых щенят,
Изведем комсомольскую шайку ...
Их - в щепоть уместишь,
Нас, как в поле траву - не сочтешь.
- Ты бы меньше, Егор,
Шлялся к бабам, да спал на лежанке ...
Эту красную голь
Только пулей меж рёбер проймешь ...

***
Тронул парень коня.
Закудрявилась пылью долина ...
Он вернется еще!
Он очистит от гадов село ...
Ты не очень грусти
По отважному парню, дивчина,
Трудно русской земле.
Обступила Антанта её.
Тесно вражье кольцо.
В нем республика юная - остров ...
Но железной стеной
За неё коммунисты стоят!
И не сбыться тому,
Чтобы белогвардейская свора
Одолела в борьбе
Краснозвёздных солдат Ильича!
Бугульма, Бугульма...
Раньше часто ль
                тебя вспоминали?
Бугульма, Бугульма,
Хлещет в грудь огневая метель...
Здесь припали к земле
петроградские славные
                парни...
А в атаку – не встать,
И не счесть командиру потерь...

Наседают враги...
Пулемет тишиной захлебнулся ...
Раскаленный свинец
На посту коммунара сразил ...
Но поднялся герой:
- Комсомольцы врагу не сдаются!
И еще четверых
Из нагана в упор уложил ...

Теплый ветер струил
Опаленное сечами знамя...
Слава дальше пошла
С комсомольским
Невельским полком!
– Слушай, юный боец,
Ты – как песня крылатая, – с нами!
Ты живешь средь живых
Прометеевым
                вечным огнем!
Новый день над Невой,
                как усталый боец,
                поднимался...
Рвали серое небо
Осипшие глотки гудков...
- Добровольцы – в поход!
- Ты, товарищ, в отряд записался?!.
- Комсомолец, а ты
Породниться с винтовкой готов?!
В дымной казарме
Тесно от тел...
- Где тут, товарищ,
Приемный отдел?..
Глянул солдат
В голубые глаза:
- Что, воевать собралась,
Егоза?..
Здесь боевую приписку
Ведут.
Только вот женщин -
На фронт не берут.
- Ишь ты!– вмешался
Солдат-бородач,
Фронт тебе, девка, -
Не сладкий калач...
- Грамоту знаешь?
- Училась не зря.
Я гимназистка...
- Тогда - в писаря...
- Ладно смеяться!
Смотрикось – княжна!
- Мне не перо,
А винтовка нужна!
Всем адресован
Призыв Ильича.
Значит, Россию
И мне защищать!..
- Верно, от букв
Не отвыкнет рука. ..
Надо вперёд
Одолеть Колчака!

Фронт на тысячи вёрст.
Вся Россия в великом походе.
День и ночь поезда
По натруженным рельсам стучат...
Ноет рана в плече,
Но в огромной, суровой работе
Чётче линий клинка
Бьётся светлая мысль Ильича.

Нелюдимы поля.
Не дымятся фабричные трубы.
Сотни ртов воспаленных
Смыкает голодная смерть.
Но в сумятице дел
Вождь про юность тревожную думал, -
Ту, которой война
Не дала букваря одолеть.
Ту, что шла на фронты,
Погибала в отчаянных схватках,
Не успев полюбить,
Лучшей песни сложить к пропеть ...
Эта буря - пройдет ...
И ребята в шинелях солдатских,
Позабыв о войне,
Будут с книгой за партой сидеть.
- Половодье огней
Потечет в города и деревни.
Ширью нив и плотин,
Мощью домен России вставать!
И на мирных фронтах
В самой главной, ударной
                шеренге,
Комсомолу идти
И трудом –
Коммунизм утверждать!

***
В голодном Питере -
Витрины голы.
И только плакаты
Зовут сурово:
- Все на борьбу с Деникиным!
А по грязному льду,
Через улицу,
Тащит санки
                буржуй
Отбуржуенный.
А на том возу
Пища скудная...
- Ох, и жизнь на Руси
Стала трудная!..
О шампанском вздыхать
Нынче где уж там ...
Пожевать бы теперь
Вдоволь хлебушка.

А рядом - сударыня,
Бывшая барыня.
В шубке модной,
                бобровой,
Продырявленной...
А в ботиночках -
Не шелковый шнур,
А верёвочка,
Свет-пеньковая...
Тут лакеям бы
Службу сослужить,
Да по-новому
Начал Питер жить!
В сотни ног
                река,
Русло - улица.
- Что стоишь, буржуй,
Мокрой курицей?!
Не затягивай
Церемонию!
Пропускай вперед
                комсомолию!
- Атаманов бить
                на Кубани нам.
Не угодно ли
                за компанию?
Ветром полощется
Красный флаг.
Гулом по улице
Твёрдый шаг.
Заря пламенеет
На ружьях
И лицах -
Идет на Деникина,
Юность столицы!

***
Какого вы были
Сословья и званья -
История помнит.
История знает!
Вы быстро мужали.
Вы рано седели...
Над вами не песни,
А пули звенели.
Вас белые гады
Живьём зарывали...
И зубы прикладами
Выбивали.
Буденновки ваши
Клинками рубили.
Вас в лютый мороз
Босиком выводили...
Но билось в вас сердце
По-юному чётко...
И прочь отступала
Любая невзгода!



***
Зимнюю кампанию
Вряд ли начинать.
Будет войско белое
По Москве гулять!

А Москва щетинила
Сабли и штыки!
Били свору белую
Конные полки.
Покачивались в сёдлах
На боевых конях
Ребята удалые,
Солдаты Октября
Им огонь – в лицо,
Пули в грудь летят,
Но они коней
Не бросали вспять!
Шли и шли они
Через дым и смерть,
Чтоб с родной земли.
Ворога стереть!
Чтоб чиста была
Даль рассветная...
Чтоб стояла Русь,
Русь Советская!

***
Рано жил Баян,
Песенник-гусляр...
Эх, не видел он
Этих соколят!
Эх, не слышал.он
Про Буденного,
Да про армию
Первоконную!
С ней бы
Мчался в бой,
Гусли за спину,
Шашку по ветру,
Шашку – в гадину!
А потом бы встал
С трубачами в ряд,
Да сложил бы сказ,
Про лихих орлят!

***
Пролетарии чистились,
Штопались, брились.
Медью светлели
И весело пели:
- Полюби меня,
Красна девица!
В моем сердце кровь
Вином пенится...
Я портки зашил,
В бане парился..
Сам ceбе до слез
Распонравился...
А она ему отзывается:
- Ах, не можешь ты
Мне понравиться...
Доколь будут лезть
Банды Врангеля,
Ты не смей глядеть,
парень, на меня!

***
И новый клич
На сотни верст.
Зовет трубач
В другой поход!

- Не мешкайте, товарищи!
Нё тратьте лишних слов!
Гони барона черного
От крымских берегов!

Плечом - к плечу.
Ружьем - к ружью
Орлята красные
Встают!
- Прощай, поля!
- Прощай, завод!
Уходим мы
На Южный фронт!
- А ты, буржуй,
Будь умницей,
Бери метлу -
Драй улицы!
- Охоты нет
Ружье держать,
Сажай деревья -
Будет сад!..
А у нас пока
Поважней дела:
Нам сломать еще
Надо Врангеля!
За Перекопом -
Воет старый мир,
Успех пророча
                черному барону.
Им чудится,
Как в Зимнем, в аранжир
Встают министры
                чинно перед троном.
Как их, недавно
Выбитых из гнезд,
Большевики согбенные
                встречают...
И прежние лакеи
Пенный мёд
Им в золотые чарки
                наливают.
Но те, кого они секли кнутом,
Оброками и голодом ломали,
Сплоченные невиданным вождем,
Невиданными ратниками стали!
Не для того с оружием в руках
Они на бой смертельный поднимались,
Чтоб вновь орлом двуглавым на века
Распятая Россия увенчалась.
Их марш победный не остановить!
Не запугать ни тифом, ни Антантой!..
Нет сил таких на свете, чтоб сломить
Великой революции солдата!


***
Пьет осеннюю хмурь
Многоглавьем
Василий Блаженный...
В гимнастерках худых,
В сапогах, не чиненных
                с рожденья,
На торжественный съезд
По Москве
               комсомольцы идут.
Ненадолго война
Отпустила ребятам затишье.
Где-то пели клинки
И ревели стволы батарей...
Где-то насмерть стояли
Солдаты,
            почти что
                мальчишки,
Против банд атаманских
И белогвардейских цепей.

***
Лишь вчера тот, кто зал
Переполнил горячим дыханьем,
Был в кулацких деревнях,
Где  маузер - вместо креста...
Среди ночи вставал
Выполнять боевое заданье.
На тифозном вокзале
Тревожного поезда ждал.
Не затихли бои...
Враг всё в том же,
                зверином обличьи...
Но улыбкой Ильич
Согревал исторический зал...
Вместо тезисных строк,
Изменив неизменной
                привычке,
Он в блокноте своём
Школу будущего
                рисовал.
На притихших парней
Майским ветром со сцены дохнуло...
Про такое забыть
Ни в бою, ни а окопах нельзя...
Будто в светлую даль
Перед юностью дверь
                распахнули
Ильичёвы слова:
- Всем учиться, учиться, друзья!
Это - завтрашний день!
Обмелеют антантовы силы,
Пусть кому-то в подполье
Придётся ещё побывать.
А кому-то с винтовкой,
Как это в семнадцатом было,
Большевистскую власть
На своей стороне утверждать!
Будет жечь Перекоп
Ураганным свинцом
                комсомольца.
Будет топкий Сиваш
Зыбкой стынью
                солдат обнимать...
Будет Красный трубач
К Волочаевке звать добровольцев.
Будет орден побед
На груди Комсомольца сиять!

***
Через толщу времён,
Через гул величайших
                событий,
Все тревоги познав,
Закалившись огнями
                фронтов,
В шлеме с алой
                звездой,
Ясноглазый, живой,
                романтичный,
В наши будни вошёл
Комсомолец
                двадцатых годов!
Он сегодня в тайге
Золотые огни
                зажигает.
У могучих ракет
На границах России
                стоит!
Создаёт города,
Мыслью в тайны земли
                проникает...
На стальном корабле
По космической
                трассе летит!
Время старит слова,
Разрушает сверхпрочные
                сплавы.
Гаснут звёзды, моря
Уступают границы начал...
Но бессильны века
Погасить комсомольскую
                славу!
- Здравствуй, крепни, дерзай,
Легендарный союз
Ильича !


Май - сентябрь 1968 года



















АЛЫЕ СНЕГА

 Астраханцам - солдатам
Революции посвящается


В карауле бессменном
                железный
                солдат,
Навсегда
             обрученный
                с гвардейской
                винтовкой,
Как святая
               святых,
                охраняет покой
Тех, кому не
                пришлось
                видеть это
                огромное море
 Человеческих лиц
                и плывущих
                знамен,
Слышать
            песенных
                строк небывалые
                были...
Этот город,
               пронизанный
                солнцем
                насквозь,
Вечным запахом
Волги и
          разинской волей,
Отстояли
            в борьбе
                люди новых
                времен
Для грядущих
                потомков,
В наших
           буднях
                и праздничном
                ритме
                колонн.
Как живые,
                как равные
                среди идущих
Вы,
   кто в самые
                трудные дни
                Октября,
Через
       вражьи
                заслоны,
                атаки и
                голод,
Прометеевым,
                вечным
                огнем
                пронесли
Революции
               алое знамя!

I
Ночь январская,
                морозная,
                белая,
Ей светиться
                и пахнуть бы
                праздничной елью,
А она расходилась,
                как зверь
                очумелый,
Из-за каждого
                дома
                кидаясь
                метелью.
Кувыркается
                лист
                по заснеженной
                улице –
Кувыркается,
                рваными
                строчками
                катится...
Газетенка
              мещанская -
                тонкокрылая
                жужелица,
Сегодня – на службе
                у белоказачества:
«Все, кому надоели
Разруха и голод,
Бесчинствующая анархия,
/Читайте - красная/
Не медля,
             объединяйтесь
 С вольным
                казачеством!
Идите на выручку
Бедной России!..»
Стонет
         снег
              под
                тяжелыми
                сапогами.
Над снегом -
                шинели,
                как коршуны,
                стелятся.
- Растерзаем,
                заколем
                штыками тех,
                кто к сермяжным
советам
           клеится!
Вольготно
              в Астрахани
Белому сброду!
Давно не
            мечталась
Такая свобода...
Здесь купцы-
                толстосумы,
Эсеришки
               прытки
Казачки -
                вольные...
А красных -
                щепотка.
Ружьями да
                пушками
                ставь
                резолюцию:
останется пшик
                от красной революции!
Веселятся, тешатся
Белые офицеры,
Дамы в шелках!
Мишура фейерверком!
Льется вино,
Нежно стонут фужеры...
Будто не было Зимнего
                и грома «Авроры»,
В театре – премьера,
Билеты - проданы.
И снова - дамы,
При них - офицеры...
До слез приятно,
До слез уютно:
В театре спектакль
Под названьем ’’Венера”...
Всё - спокойно.
Все - на месте.
Никаких эксцессов...
Никаких волнений,
Слово офицеров -
Слово чести:
- Первыми против красных
Не начнем выступленья!..
А на поясе каждого -
Сытый револьвер,
В черепе - план,
Обмозгованный ставкой...
- Плевать на драму,
Не до «Венер»...
С часу на час
Просигналят атаку!

II

Город спит
               безмятежно,
                как стан
                Ермака,
Опоясанный
                ночью,
                тревожной и
                долгой.
И блестит,
             как огромное
                тело
                клинка,
Ледяная
           броня
                убаюканной
                Волги.
Отряхнуть бы тяжелую
                ношу реке,
Закричать бы
                реке краснозвездным
         солдатам:
- Враг
        крадется,
                как вор,
                а дозорный пикет
Захлестнуло
                внезапным
                казачьим накатом!..
Но молчала
                река, и
                спокойные
                сны
По ресницам
                солдатским
                бесшумно
                скользили...
Сколько раз,
                под обманчивый
                звон тишины
 Сыновья
              твои
                лучшие
                гибли,
                Россия?!
Ночь, как
              уголь,
                черна,
                молчаливы
                дома.
Ленты улиц -
                доверчивей
                детских
               ладоней...
Обступила
               мятежная
                банда
                врага.
Каждый
           пост
                боевой,
                в каждом
                красном
                районе...
И залаяли
             ружья.
Смертельный
                металл,
Разорвав
            тишину,
                захлестал...
А рассвет -
              не спешил,
                а рассвет -
                не вставал...
Не смолкал
               до рассвета
                отчаянный бой,
До рассвета
                кипели и глохли
                атаки...
И редел
           краснозвездных
                защитников
                строй...
К роковому
                концу
                шла неравная
                схватка...
Одного против
                яростной белой
                цепи,
Командир
              оставляет
                солдата Мавлюта.
Здесь не
             надо
                накладывать
                мушку на цель...
 Как с живым крепко
                сросся
Мавлют
           с пулеметом.
Мать,
       ты сына в Яксатово
                больше
                не жди...
Не сыграть
                ему свадьбы
                в родимом ауле...
У Мавлюта -
                безмолвное
                сердце в
                груди:
В нем
         засела
                одна, но -
        смертельная
                пуля.

III

Раскололось надвое
                небо
От грохота пушек,
От людского гнева.
От улицы - к улице,
От дома - к дому
 Набатом разносится
Голос Ревкома:
- Товарищи рабочие! Вставайте дружно!
Революция в опасности!
Беритесь за оружие!
И пошли
            отовсюду,
Бородатые - хмурые,
                юные -
                строгие.
За отцами -
               сыны, матери -
                за сынами,
Не крестясь,
                переступая теплые
                пороги.
На след
          в снегу -
                ложится след...
Где свищут
                пули –
        нейтральных
                нет!
- Бери винтовку, храни
                рубеж!..
Белоказачий
                рази мятеж!
И знамя -
            вожак и
                святыня тысяч, -
Как птица
               над морем
                людским
                парило,
Расправив
               крылом
                несмолкающий
                клич:
- Рабочие -
              объединяйтесь!
В единстве –
                сила!
И снова,
           как в годы
                разинской
                вольницы,
Стены
         выгородив
                на все
                четыре,
Замкнув
            ворота,
                нахмурив
              бойницы,
Вставала
             крепость
                грозной
                твердыней.
Здесь те,
           кто вчера еще,
                спозаранку,
 В порты
            и заводы
                дыханье
                вселял,
Стоял у
          станка,
                гладил
                доски
                рубанком
И молотом
              плющил
                багровый
                металл...
Сегодня,
           тревожась
                единой
                тревогой,
 Сплотившись
 В одну
          монолитную
                рать,
Пришли астраханцы,
                чтоб город
                на Волге
В сраженьях
                от белой
                чумы отстоять.
И каждый
               оружия
                просит
                в руку:
- С винтовкой -
                боец, без винтовки ~
                нуль...
А их, на десяток
                просителей -
                штука,
А к штуке
              приданое -
                дюжина пуль...

И с этим придется
                без жалоб
                и страха
Почти невозможное
                пережить.
Блокаду прорвать –
                и в последней атаке
Врага опрокинуть
                и победить!
Накатываются, прут,
                ошалело и тупо,
Белые цепи
                в спиртном угаре.
Оскалив винтовки,
                шапки
          и зубы,
- Даешь
           на расправу
                Минку Аристова!
И осекались ораторы,
                «смирительные»
                схлопотав,
Тыкались нелепо рупорами
                в землю.
Которые – надолго,
Которые – навсегда,
Кровавым снегом
Закусывая
               похмелье.
И снова
           ломили:
Потери – не в счет!
Рассудки дурманила
                волчья работа...
И вновь
          у Пречистенских
                ворот
Встречали штыки
                и огонь
                пулемета.
А за Волгою
                ветер протяжно
                стонет,
На форпостинский
                берег
                поземкой
                плюет...
В Атаманской
                станице,
                как
                стая
                воронья,
Всполошилось,
                раскаркалось
                зажиточное
                казачье.

- Нам восставшие - братья,
                и дело просит,
Чтобы
          мы
             не ютились
                в сторонке!..
- Валите, любезные!..
Кровью и
             плотью
Мы будем
              служить
                вам без
                платы и срока!..
Через волжский лед
Пушка катится...
- Принимай гостей,
                свет-казачество!..
Без гармони мы,
Да без водки мы,
С пулеметами,
Да с винтовками.
Не по бережку
Мы идем гулять,
А снарядами
Красных угощать!..
Голь сермяжная,
Большевистский сброд,
На помин души
Приглашай попов!

 - Слушай,
        белая свора,
                Ревкома слова:
- Не к лицу
               нам
                пощаду
                вымаливать
                слёзно!
Мы
   сожжем
             атаманские
                гнёзда дотла,
А радушных
                хозяев -
                турнем
                по морозу!..
Если волк и волчица
                в логово
Не от пуль и непогоды прячутся,
Быть в зверином семействе прибыли
Лишней крови в разбоях яриться...
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час.
Потревожим твою
Голубую стынь,
Проведем по тебе
Ледоколов клин...
Ни потехи,
Ни прихоти ради
Мы дорогу рубить
В тебе ладим.
Чтоб с форпостинских мест
Вражья сила
В наш израненный стан
Не ломила,
Ты прости, ты прости
Волга-матушка нас,
Что разбудим тебя
В неурочный час...

IV

В Каралате
                рассвет
                непогодой
                мутит.
По завалинкам
                трутся
                мужицкие толки...
- Где нынче
                правда?
- За кем итить?..
- Как
           разобраться
             в такой
                суматохе?..
Кулачьё
          распинается:
- Все к казакам!
- Большевицкий
                застрельщик -
                наемник германский!..
- Будя врать-то!..
Он к
     волжским
                местам
С детства
             сердцем
                причален...
Он наш - крестьянский!..
Задолдонил
                колокол,
Хмурь разорвав.
Волглая
          медь
                позвала
                к исполкому...
- Слышь-ка,
                от красных
                приехал
                солдат...
- А кукиш -
                не видел?
Казачий конник!..
Пучат
        избу,
         налитые
                жаром
                слова.
Все
    еще
         спорят,
                а спорить
                нечего:
Встал
       председатель
                из-за
                стола:
- Слово
             имеет
                красногвардеец
                Левченко!..
- Товарищи!..
Броское
           слово
                оратора,
Как
     солнце
              проникло
                в ловецкие
                души.
Что
    шип
         кулаков
                и брехня
                провокаторов!
Вот
     этого
          хочется
                всласть
                послушать.
- Рабочие
             Питера и
                Москвы
Великим
            почином
                встряхнули
Россию...
С насиженных
                мест.
Смели
Царя
      и с ним -
                всю прочую
                буржуазию!
Теперь
         вся земля,
                все покосы
                и воды
Без пошлин
                доверены
                вам
                навсегда!..
Но есть
          еще враг,
                и святую
                свободу
Мы
    вместе
             должны
                от него
                защищать!..
Там Астрахань
                штурмами
                белых
                измучена.
Ей надо
          помочь,
                и подмога
                лучшая -
Продуктами
                красногвардейцев
                снабдить!
- Долой оратора!
- Наслушались лозунгов!
- Ступай,
                где-нибудь
                поищи дураков!..
- Ловцы!
Пособим
            осажденному
                городу...
Посля
        доберемся
                и до
                кулаков...

V

Над городом -
                зарево в
                тысячу зорь!
Прогорклого
                дыма
                косматые
                пряди...
В мятежное
                небо
                кремлевский собор
Стыдливо
              кресты
                золоченые
                прячет.
От бога ли
              крепости
                помощи ждать?
Земная, живая
                и смертная
                рать
К стене
          крепостной
                прикатила обозы.
В них - хлеб и
                недавних
                уловов
                груз.
В них -
          братства
                и дружбы
                великая сила!
Да разве
            удастся
                такой союз
Врагу
          одолеть
                и свети
                в могилу!
А там, у обозов –
Живой
         частокол:
Шагами
           ворочая
                снег багряный,
Из дальних
                уездов,
                станиц и сел
К воротам
              спешат
                боевые
                отряды.
- Не обратится
                история вспять!
Минуло
          время позорного рабства!
- Да здравствует
                наша,
Советская
               власть!
И наше
          рабоче-крестьянское
                братство!

VI
Тёк январь,
               рассыпая
                снега
           и морозы.
Дымом,
          огнем
                и свинцом
                воронясь...
Вдребезги разбивалась
                о крепость
                грозную
Белогвардейская,
                осатаневшая
                мразь!

Приуныло мятежное
                казачество.
Обещанную
                подмогу - как
                черт слизнул...
- Молчат
                на Дону!
- Что там -
              выдохли начисто?!.
- И кавказские,
                сволочи, ни гу-гу!..
- А тут
             агитацией
                высветлив
                уши,
К станицам
                двинули уральские...
                казачки!..
И эти,
        местные,
         бударочные души,
В села
         прут,
               жрать
                подовые
                калачи!
Как
     звери,
             пускай
                в закутках
                подыхают
Попавшие
               к нам,
                красноперые,
                в плен...
А тех,
       кто
           крамольного
                рта
                не смыкает,
Без разговора -
                под ружья,
                вдоль стен!..
- Зря надрываетесь,
Господа офицеры!
Лягте,
Заклиньте молчанием
                рот!..
Кончилась ваша
Кандальная эра!
Наша, свободная
Настает!
VII
 
Оглохший от
                грохота,
                гарью
                пропахший.
День
      отступил,
                как солдат
                с рубежа...
Ночь -
        исполинская
                черная баржа,
Звездами
             брызгая,
                в крепость
                вошла...
Не спят солдаты,
                стены дыбят
                плечами.
 Дымом
          махорочным
                бороды-
                красят.
- Эх, разуться бы,
                да к печке ногами...
- Хоть
           мельком
                взглянуть бы
                на сына, Ваську...
 Он такой же,
                как тот вон, форпостинский,
Книжку
          читающий
                ладно,
                с жаром...
- Давно из
               деревни
                не слышно
                новостей...
- Скорей бы
                разделаться
                с белым
                гадом...
А где-то
           моряна
                крыло
                полоскала,
Смолой
          продубленое,
                шитое
                солнцем...
Ловецкая
             песня
                тихонько
                вздыхала:
- Над
     озером
              чаечка
                вьется...
В тесном
            потоке
                вскипают
                слова,
Сотни
        дыханий
                по стеклам
                расклеено...
- Что там, в Питере?..
-     Как - Москва?..
- Кто-нибудь видел, хоть издали,
Ленина?..
Душно в
            казарме.
Воздух
         спертый.
Лица
       солдатские
                сморены
                усталостью...
Нахмурился,
                вспомнил
                недавнее
                что-то,
 Председатель
                ревкома,
                товарищ Аристов...
- Всё прошли,
                отмахали
                кровавыми вёрстами,
 В ту
      войну,
             бессмысленную
                до боли,
В атаки
           бросались,
               числились
                мёртвыми
 Такие же
              вот
                солдаты,
                по царской
                воле...
А в сёлах -
              горечью избы
                курились,
 И бабы,
          уставшие
                от забот
                и тревог,
Перед распятьем
                глухим
                валились,
Печально
             всхлипывая:
- Храни вас - бог...
А он -
         не хранил...
И снова бы
               падали
Солдаты,
           идущие
                в никуда,
Когда б
Революция
               от двуглавой
                падали
Русь
             не избавила
                навсегда.
Пусть
        ночь
               эта
                тянется
                трудно и
                долго...
Пусть
        нынче
                к измученным
                сон не
                придет...
Назавтра -
             лавиной,
                могучей,
                как Волга,
Мы
    белогвардейскую
                сволочь
                сотрем!..

VIII

Неподвижного неба
                свинцовый
                стяг.
Над
     безлюдьем
                кварталов
                навис
                стотонно...
Будто время
                замедлило
                четкий
                шаг.
Будто
       город
              зажало
                в кулак
                огромный...
И в такую,
              казалось,
                бессменную,
                стынь,
В затухающий
                полдень,
                слепой
                и суровый,
Как
     звенящий,
                до блеска
                отточенный клин,
Набатом
           ворвался
                гудок
                портовый...
Пора! -
Этот миг
             торопили
                не раз
В холодных
                казармах
                и яростных
            схватках.
Вставай
           для последней
                смертельной
                атаки!
Лавиной
           необратимой
                вспять,
Вскипающей
                пиками, ружьями,
                ртами,
Из пасти Пречистенских
                красная рать
Рванулась сквозь
                пули
                на вражьи станы!
И в первой
               шеренге
                железных
                рядов,
Неуязвимо
               под
                огненным
                шквалом,
Бойцом
          Революции,
Грозным
           бойцом,
Победное
             красное
                знамя
                шагало!
***
Протрубили устало
                отбой трубачи...
Враг повержен,
                разорваны цепи
                блокады.
Над могилами павших,
                склонив кумачи,
Неподвижно застыли
                живые солдаты.

Мы навеки героев
                в сердцах сбережем!
Мы запомним навек
                легендарные даты!
Революция, мы продолженье
                твое!
Мы твоих героических будней -
                солдаты!





Август-декабрь 1967 года




















ПЕСНИ


















ВСЕ НА ЗЕМЛЕ

Муз. И.Пиндруса
Слова А.Таркова


Всё на земле: города и деревни зеленые,
Реки, тропинки и травы, росой осененные,
Чьи-то надежды и чья-то любовь негасимая,
Крик лебединый и нежность, сердцами хранимая.
         Жизнь и песнь моя,
         Отчая земля!
         Ни тревог тебе, ни усталости!
         Без твоих красот,
         Без твоих щедрот
         Ни понять, ни знать
         Высшей радости.
Как я люблю вас, всесильных, покоя не знающих,
Люди, эпоху и время свое обгоняющих!
Ваша земля – это лучшее ваше творение.
Свет на земле – это вечное ваше горение.

Припев:
Всё на земле: запах сена и хлеба душистого,
Дым от костра и мерцание снега пушистого,
Мамины руки, садов кружева белопенные.
Всё на земле, потому что она – несравненная!


Песня не исполнялась и не публиковалась.


ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ГУБЕРНИИ

;;;;;;;; ;;;, ;;;; ; ;;;;:
;;;;;;; ;;;;; ;;;;;;;;
;; ;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;;;;;; ;;;;, ;;;; ;;;;;;;;
;;;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;.
;; ;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;;,
;;;;;;;, ;;;;;, ;;;;;.

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

;;;; ;; ;;;; ;; ;;;;;; ;;;;;;;!
;; ;;;; ;;;;;;;;, ;;;; ;;;;;;!
;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;
;;;;; ;;;;;;;;;;; ;;;;;;;!

;;;;;;;;;;;;  ;;;;, ;; ;;; ;;;;; ;;;!
;;; ;;;;; ; ;;;;; ;; ;;;; ;;;;;.
;; ;;;;;; ;;;;;, ;; ;;;;;; ;;;!
;;;;;;;, ;;;;; ;;;;, ; ;;;;; ;;;;;!

ГИМН АСТРАХАНСКОЙ ОБЛАСТИ

;;;;;;; ;;;;;;, ;;;;;;; ;;;;;;,
;;;;;;;; ;;;;;;;, ;;;; ; ;;;;;;;;;!
;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;; ;;;;;;;;, ;;;;;;,
;; ;;, ;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;;;;;; ;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;;;;;; ;;, ;;; ;;;;, ;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;;
;;;;;;;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;; ;;;;...
;; ;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;;;;;,
;; ;;;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;; ;;!
    
           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

;; ;;;;;; ;;;;; ;;;! ;;; ;;;;; ;;;; ;;;;.
;; ;;;;; ; ;;;;;; ;; ;;;;;;; ;;; ;;;.
; ;;;;; ;; ;;;;;;; ;; ;;;;;;;;; ;;;;;;;,
;;;;;; ;;;;;; ; ;;;;;;;; ;;;;;!

           ;;;;; ;;;;;;;;;;;;, ;;;; ;;;;; ;;;;;;; ;;;;;;;!
           ;; ;;;;; ;;;;, ;; ;; ;;;;; ;;;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;; ;;;;;, ;;;;;;;;;;, ;;;;;; ;;;;;!
           ;;;; ;;;;;;, ;;; ;;;; - ;;;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;!

ЛЕТО КЛОНИТСЯ К ЗАКАТУ

Чем опечалена листва
Совсем чуть-чуть, едва приметно?
И ты, певучая трава,
На голос ветра безответна.

Что скажешь, тёплая река,
Качая лунное сиянье?
И вы, застывшие стога,
В ком ранний запах увяданья?

Не слышно слов,
Не слышно слов
Ни от листвы, ни от цветов.
И я молчу, как будто в чём-то виноватый.

Лишь тоненько – тоненько скрипнула дверца,
И миру сказало открытое сердце,
Что клонится лето к закату.
Ещё не время тихо тлеть,
И дел неначатых так много.
Еще друзья на свете есть,
Ещё пока мила дорога.

Но почему, скажи мне, даль,
Скажи, полуденное солнце:
Откуда светлая печаль
Опять со мной не расстается.



Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.

Припев:
Мне жизнь особая дана:
В ней горя не было и боли,
Парила в небе тишина
И красотой дивило поле.
Но почему я не могу
Дышать беспечно полной грудью?
Как будто я в большом долгу,
В долгу пред вами, люди.













ПАМЯТЬ МОЯ

Ниже травы, тише воды мне этот день.
Выйду в него налегке, словно синяя тень.
Будет легка и повинно низка голова,
Все, что ни есть, потеряют значенье слова.

Припев:
Память моя, возврати меня в миленький край,
К светлому лугу, где пахнет дурманом трава.
К старому дому, где мальвы цвели у крыльца,
Где пригорюнилась мама, – совсем молодая вдова.

Годы прошли, но не дано мне позабыть.
Дикие камни давно превратились в песок.
Чудится мне, будто снова на мушку берет
Черный солдат меднорусые кудри отца.















ЗЕМЛЯ МОЯ – СУДЬБА МОЯ

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Помнишь ты неласковую долю:
Скрип сохи, убогое жнивьё...
Помнишь ты, когда твоё раздолье
Возродилось к жизни Октябрём!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

С песней, что без солнца согревает,
Как солдат на пашню выхожу!
Чем силён и чем богат – сполна я
Благодарным нивам приношу!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!

Несравненна ты, земля России!
Всё с тобой: и радость, и печаль...
Если б о любви моей спросили,
Я бы поле русское назвал!

Птичий грай, звенящий плуг,
Дым садов, росистый луг...
Ненаглядная земля –
Жизнь моя, судьба моя!























ЗЕМЛЯ И ЛЮДИ

Муз. А.Фролова
Слова А.Таркова

Где рассветы чисты,
И поля широки,
Где паромы дают бесконечность дорогам,
Там живут дорогие мои земляки –
Люди светлой судьбы и высокого долга!

Сыновей своих полюби, земля,
Сыновей своих надели, земля,
Вечной юностью,
Вечной мудростью.
Стань их гордостью,
Стань их радостью.

Труд – как песня, как бой!
Отступать – не дано!
Бьется гулко в сердцах
Неподкупное «Надо!»
Злая сила ветров,
Зной и дождь ледяной –
Это просто традиция, но не преграда!

Сыновей своих испытай, земля,
Сыновьям своим поклонись, земля.
Всё отдай сполна,
Что родить смогла.
Стань их радостью,
Стань их гордостью.
Скоро, скоро дождям
Дни и ночи звенеть...
И в чужие края
Птиц погонит ненастье.
Повелитель земли,
Улыбнись им вослед,
Пожелай своего,
Неизбывного счастья!

Сыновей своих не забудь, земля,
Сыновей своих позови, земля,
Звоном вешних дней,
На простор полей,
Стань их радостью,
Стань их гордостью.

















Я ТЕБЕ, РОССИЯ, ПОКЛОНЮСЬ

Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Поклонюсь твоим великим травам
И журчащей свежести ручья.
Соловьям твоим, твоим дубравам,
Дорогая Родина моя!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!

Мне на долю выпало с избытком
Тихих зорь и голубых небес...
Строгих краснозвёздных обелисков
На земле отцовской и окрест...
Солнцем и цветами полевыми,
Спелыми колосьями жнивья
Вновь к тебе склоняются живыми
Павшие в сраженьях сыновья.

Припев:
Мужеству, упорству и терпенью.
У тебя без устали учусь.
Никому не кланялся с рожденья, –
А тебе, Россия, поклонюсь.
Хлеб твой сладок, песни величавы,
Свята ширь безбрежная твоя.
Смотришь вдаль ты синими очами,
И спокойней кружится земля!

Рябиновая алость,
Морозный звон снегов.
Печаль моя и радость,
И первая любовь.
Твоим простором светлым
Дышу – не надышусь!
Ты – молодость планеты, Русь!











МАМИН ПРАЗДНИК

Будто вечно ты была седой, как ныне,
Будто молодости не было в помине.
Семь десятков трудных лет – с кем их поделишь?
Было пятеро сынов – поразлетелись...

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.

В телеграммах и открытках – поздравленья.
На столе в рядочке тихом – угощенье.
Мать вздыхает: «Сыновья-то все при деле,
Знать, хотели навестить, да не сумели».

Припев:
Мать вздыхает, глядя в чистое окошко
На проложенную в белом пухе стёжку.
Вдруг вздохнули половицы, как живые.
Оглянулась мать и охнула; «Родные!»

Припев.
По-весеннему смеялось в небе солнце!
Март позванивал капелью под оконцем!
Пять мужчин седую маму целовали,
За её рожденье чарки поднимали!

Припев:
Будто вечно ты была такой, как ныне:
На лице пропали скорбные морщины.
Рядом пятеро сыночков – плоть от плоти...
Вы, конечно, радость матери поймёте.

Ты - живое воплощенье доброты,
Все сокровища земные, все цветы!
Ты, как солнце, негасима,
Ты во всём неповторима –
Милая, доверчивая мама.























СТАРЫЙ ДОМ

Давным-давно оставлен старый дом
С густой плакучей ивой под окном,
С крыльцом резным, с калиткой в тихий двор,
Где сказки детства бродят до сих пор.

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
О, сколько над тобой звенело вьюг,
Мелодий птичьих и грибных дождей.
И песен сердцу дорогих людей.

Когда я в путь неблизкий уходил,
Мечтая чудо встретить впереди,
Ты долго вслед мне окнами светил,
А я не оглянулся, я – забыл...

Мой старый дом,
Мой неизменный друг,
Мне часто снится васильковый луг,
Ночной табун, Стожар манящий свет
И самоцветы росные в траве.

В лицо мне – свет неоновых огней
И каменные выси этажей.
Троллейбусы, трамваи и такси –
Всё это есть. Но где же, как же ты?

Мой старый дом,
Мой неизменный друг.
Ты помнишь радость встреч и боль разлук.
Поклон тебе за всё, родимый дом,
С крыльцом узорным, с ивой под окном.
ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - РАБОЧИЙ КЛАСС

Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной.
Год от года она,
Богатырски сильна,
Расцветает, как сад весной!
Города и трассы нефтеносные,
Ширь плотин и корабли межзвёздные -
Это ваша летопись, рабочие,
Ваша суть - искатели и зодчие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество - рабочий класс!
Я бы счастья не знал,
Я бы счастья не знал,
Если б жил без горенья,
Если б день ото дня
Ты, Россия, меня
Не звала на свершенья!
Вахта мне почётная доверена-
Строить мир надёжно и уверенно!
Как бессмертным кумачовым знаменем,
Я горжусь своим рабочим званием!

Припев.
Я живу на земле,
Я живу на земле
Самой щедрой и солнечной!
Богатырски сильна,
Год от года она
Расцветает, как сад весной!
Вижу всюду лица вдохновенные
Тех, кому преображать Вселенную!
Чудеса не в сказках, а воочию
Это ваша летопись, рабочие!
Союз сердец и зорких глаз,
Неутомимых рук содружество,
Победный свет грядущих дней,
Надежда Родины моей –
Его Величество-рабочий класс!




















КУПАЮ КРАСНОГО КОНЯ

Как будто детство озорное
Не убегало от меня...
Опять речной голубизною
Купаю красного коня.

К черте закатной клонит солнце.
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

Я в жизни этой видел много
Тревог, любви и доброты.
Что был с тобой в разлуке долгой -
Ты, отчий край, за то прости.

Припев.
Все повторилось, все вернулось,
Дорога в детство привела!
И песня давняя проснулась,
И губы зноем обожгла.

Припев.
Как будто детство журавленком
Не улетало от меня...
Блестит вода росою звонкой
На гриве красного коня.

К черте закатной клонит солнце
И тихо шепчут ивы мне:
- Все невозвратное - вернется,
Лишь верен будь своей мечте.

СОЛНЕЧНЫЙ ГОРОД

Ты меня подожди
В нашем городе старом,
Где весной тополя осыпают снега,
Где моряна поет
Семиструнной гитарой,
Где волной у причалов
Шумит россиянка - река.
Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной.

Если вдруг на пути
Станет сердцу тревожно,
И привальный костер не согреет меня,
Я раздвину мечтой
Исполинские сосны
И помчусь через дали
В твои зоревые края!

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце!
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется !

Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной!
Будет след заметать
Бесшабашной пургой,
Буду я бездорожьем устало шагать,
Но зажгутся огни,
Над суровой тайгой !
Будут в новом поселке
Рыбацкие песни звучать !

Льется в садах, в окнах горит
Щедрое солнце !
Звон тополей, клич кораблей
К небу несется!
Город родной, светлой мечтой –
Всюду со мной...



















ДАРИ МНЕ СВЕТ

Где отступил - туда вернись.
Дороги трудной не страшись
Беда на двух - лишь пол-беда,
К твоим следам - мои следы.
В огонь, в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой любовь моя пойдет
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим!
Не позабудь заветных слов,
Храни надежду и любовь.
Твоя весна - мой белый сад,
Твоя печаль - мой добрый взгляд.

Припев:
Другой напев у соловья.
Вдали от дома сыновья,
Но ты по-прежнему со мной,
Все тот же, прежний, но седой...
В огонь,в пургу, в морскую глубину
По зову сердца за тобой шагну,
На край земли, к молчанью синих звезд
С тобой моя любовь пойдет.
Мой человек - всесильный и простой,
Дари мне свет, зови своей мечтой.
Я стану солнцем, небом голубым,
Вторым дыханием твоим.
ДЕВИЧЬЯ – ЛИРИЧЕСКАЯ

По-над реченькой глубокой,
По-над рощицей,
Полети ты, грусть моя, несмелой горлицей.
Оброни перо в ладони парню статному,
О любви напомни другу ненаглядному.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце – лёд.
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный,
Любовь зовет!
Я завидую подружкам, что из горницы
На свидания выходят к добрым молодцам.
Рядом плечи, рядом губы, счастье рядышком.
Только я, как одинокая журавушка.

То ли вишня цветет,
То ли вьюга метет...
Щеки зоренькой пылают,
А на сердце - лёд...
Не мучь понапрасну,
Разлука - не мёд.
Спеши, сокол ясный <
Любовь зовет!
Что без солнышка и звезд ты, ширь небесная,
Что муравушка-трава без ливня вешнего
Дорога любовь, когда ее сердца хранят.
Отвернешься - не заманишь, не вернёшь назад.
Припев.
ДЕВИЧЬЯ - ЛИРИЧЕСКАЯ
К микрофону

Я на свиданье к милому
Не тороплюсь, подруженьки.
Я на гармонь певучую
Теперь на отзовусь...

Лежат снега морозные
На тропке нашей узенькой,
И тот, кого любила я,
Оставил в сердце грусть.

Снежинки на ресницах
Снежинки на губах...
Порастеклись водицей
Твоей любви слова.

Тянулись к югу медленно
Журавушки печальные.
И речка синеглазая
Тревожилась у ног...

За дальний луг, за рощицу
Ушел он без прощания...
И смолк теперь над бережком
Гармошки голосок.

Кружится под окошком
Колючая метель.
Поет твоя гармошка
За тридевять земель.
К микрофону

Вернутся пташки звонкие
В мои края счастливые...
Весна сады вишневые
Цветами уберет...
Быть может, тихим вечером,
Походкой торопливою,
Знакомый и приветливый
Он вновь ко мне придет.
Пушиночки - снежинки
Ручьями убегут.
Заветные тропинки
Нас рядом поведут.


















И ПОЮТ СЕРДЦА РАКЕТ

Посвящается Юрию Гагарину

На устах твоих полынный запах...
К Байконуру не протянешь трапа.
Не услышишь слов твоих «До встречи!»,
Не положишь рук тебе на плечи.

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Стало вечностью мгновенье это:
Устремилась ввысь твоя ракета!
Самой светлой среди звёзд звездою
Сын земли пронёсся над Землёю!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт.
Небо крылатым бессмертье даёт!

Разделила тьму комета клином...
Боль утраты в крике лебедином...
Но встаёт заря над Байконуром
И поют сердца ракет – Юра!

Небо, небо - глубь и синь,
Небо, небо - свет и жизнь!
Небо отважных уводит в полёт
Небо крылатым бессмертье даёт!
ЛЮДИ, ПОСЕДЕВШИЕ ДО СРОКА

Дома вас не сразу узнавали,
Изучая с ног до головы.
Вас на фронт юнцами провожали,
А назад пришли седыми вы.

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока –
Высшего вам счастья на земле!

Мир принёсший городам и хатам,
Как я рад, что ты со мной в строю!
Я тебя не только по наградам-
По делам и песням узнаю.

Припев.
Девушкам, «седеющим» для моды
Вы бы с грустью так сказать могли:
В седине - утраты и невзгоды,
От которых вас уберегли.

Припев.
Человек, поправший вражьи стяги,
Не старей ни телом, ни душой.
Я тебе, как сын, даю присягу:
Жизнь свою равнять на подвиг твой!

Юность обручившие с винтовкой,
Видевшие смерть в кровавой мгле,
Люди, поседевшие до срока–
Высшего вам счастья на земле!
АССОЛЬ

Вспыхнула парусом алым над бухтой заря.
Выплыли с песней из темных глубин якоря.
В дальние дали, любимую крепко обняв,
Вновь уплывает моряк.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Пожелай мне доброго пути,
Моя Ассоль, моя Ассоль!

Зыбкую стежку на море соткала луна.
Тихому берегу шепчет сонеты волна.
Ветер бессонный вдогонку за кем-то плывет,
Ветер кого-то зовет.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Жди меня, ты так умеешь ждать,
Моя Ассоль, моя Ассоль...

Дымку морскую прорежет корабль голубой.
С радостной вестью примчится на берег прибой.
Руки, как крылья, взметнутся навстречу судьбе.
Счастье вернется к тебе.

На песке безмолвные следы.
Тает пена в них, бела, как соль...
Здравствуй, девушка, моя мечта
Моя Ассоль, моя Ассоль

ДРУЗЬЯ - ТУРИСТЫ

Телегазета «Все для всех!»
Музыка И.Пиндруса
Слова А.Таркова

Метель качает фонари,
Стучит в окно колючей лапой...
Но лето жёлтое горит
Передо мной настольной лампой.

Я вспомнил парня с Колымы,
Девчат веселых из Тбилиси.
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом.

Пускай порой смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме, к сроку буду!

Я землю клином бы назвал,
А компас - непонятной штукой,
Когда б с друзьями не шагал,
Вслед за мечтой по первопутку.

Не спал под звездным шалашом,
Не мёрз на вьюжных перевалах,
И друга верного потом
Не выручал из-под обвала...

Припев:
В сторонку грусть, не вешать головы!
Запой негромко нашу песню...
Она пропахла ветром голубым,
Костром и горным эдельвейсом...

Пускай смеются остряки,
Считая нашу страсть - причудой...
Готовь к походу рюкзаки,
А я по форме к сроку буду!

Я буду верен до седин
Своей профессии нештатной...
Кто в путь туристом уходил,
Тот приходил домой – атлантом...

Я помню парня с Колымы,
Девчонок смуглых из Тбилиси...
Ну, как сейчас живёте вы,
Неугомонные туристы ?

Припев.





АСТРАХАНЬ

В небесах искал я свою звезду,
Ту. что в край чудес поведет меня.
И не думал я, что ее найду
В древнем городе, среди бела дня.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Нарекли тебя на восточный лад,
Лебедь белую, свят-сударушку.
И давным-давно увлекла твой взгляд
В зеркала свои Волга-матушка.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!

Обойду свой дом по-хозяйски я.
Здесь живет в веках, и да будет жить!
Город мой, поверь, ты – судьба моя!
Любо мне твоим гражданином быть.

Припев:
Астрахань моя, светел образ твой!
Я люблю тебя, я горжусь тобой!
Пусть не славен я, пусть не знаменит,
Я служу тебе, как душа велит!
НАШИ МАМЫ

Трудно поверить, трудно представить,
Если б не сердце, если б не память –
Были когда-то совсем молодыми
Мамы, что стали седыми-седыми.

Что я поделаю с этой печалью?
Мамины вёсны – далёкие дали.
Мамины очи небесного цвета
Словно награду несу я по свету.

Мамы-солдатки и горькие вдовы,
Хрупкие плечи, а кладь – стопудова...
Диву даешься, где взять вы сумели
Силы, которые всё одолели?

Припев:
Мамины руки покоя не знали.
Мамины руки, о, как вы устали!
Только случись, что беда нас коснётся –
Лучшей опоры искать не придется.

Пахнет на кухне домашним печеньем,
Чаем душистым, вишнёвым вареньем.
Мама, такая седая-седая
Рядом со мною – совсем молодая!

Чем заменить эту вечную радость?
Как я хочу, чтоб она не кончалась!
Мама, ты совесть моя и везенье,
Ты – мое солнце в лазури весенней!

Июль 1983 года
СТАРЬЕВЩИК

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
В шляпе дырявой, с таинственно пухлым мешком.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству,
Как я хочу вновь помчаться к тебе босиком.

Припев:
Старьё берем!
Старьё берем!
И оживает каждый дом.
Старьё берем!
Старьё берем!
Взамен любой товар даём!

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства,
Знал бы ты, сколько в душе накопилось старья!
Даже на миг никуда от него мне не деться,
И никому уступить хоть крупицу нельзя.

Припев.

Где запропал ты, смешной и слегка хитроватый?
Тьмутараканский меняла и нищий купец.
Сдам я тебе всё, чем сытно и скучно богатый,
Дай мне взамен твой волшебный на вкус леденец.

Припев.

Звонкоголосый, веселый старьевщик из детства.
Живы дворяне, – да только дворов не сыскать.
Как я хочу, чтобы ты закричал по соседству.
Я прибегу просто рядом с тобой постоять.
Припев.
СЛОВО О КАСПИИ
Вокально-симфоническая композиция

Каспий соленый,
суровое море.
Сколько веков
Ты волною шумишь?
Сколько надежд,
Печали и горя
В глубинах своих
Ты безмолвно хранишь?

Каспий-батюшка,
Море грозное,
Каспий-батюшка,
Море слёзное.
Отчего шумишь
Ты без устали?
На кого стремишь
Гнев безудержный?

Отчего бывал
Редко ласковым,
Рыбаков пугал
Силой дикой?
Паруса шутя
В клочья разрывал,
Мачты крепкие,
Как тростник, ломал?

Сколько матерей
И печальных вдов
Носит в сердце скорбь,
Скорбь неутешную...

Каспий – суровое море
(идут вокализы хора на фоне оркестра)

Раздумья рыбачки.

- Весенняя зорька
Тепла и нежна...
Как алые птицы,
Плывут облака.
За парусом белым
Вдогонку плывут,
А в парусе
Быстрые ветры
Поют.
Надолго ушли
Из села рыбаки...
А где-то
На поле
Пошли мужики...
На пашне оступишься –
Что за беда!
Землица – не злая
Морская вода...
А Ванино поле -
Широкое море...
Вернется не скоро...
Храни его Бог!

(Продолжает звучать тема «раздумий». Постепенно эта мелодия переходит в тревожную, которая как бы возвещает что-то суровое и опасное. Идет монолог Каспия).

Монолог Каспия (мужской хор):
- Здорово, рыбак!
Как тебя величать?
Знать, не в меру силен,
Знать, с избытком умен,
Что отважился насмерть
Со мной воевать!
Может, спутал дорогу,
Прощаясь с землей?
Может, в плаванье вышел
С хмельной головой?
Или просто решил,
Что крещеная плоть
Не сгорает в огне
И не тонет в волнах?

Коли так – держись!
Коли так – крепись!
Одолеешь меня –
Не скупясь, одарю!
А сробеешь –
На участь свою не пеняй!

(Идет оркестровая картина борьбы человека с морем, в которой победителем оказывается море. Затем эта тема плавно переходит на спокойную, минорную. Идет сцена горя рыбачки).

Горе рыбачки:

Напрасно ждала ты,
Концом полушалка
С ресниц отгоняя
Тревожный туман...
Багровое солнце,
Как мертвая чайка,
Не выдержав стона,
Упало в лиман.
Заштопанный парус
С угрюмого моря
Испуганный ветер
К тебе не принес...
Белесая прядка
Безмерного горя
Застыла на смоли
Твоих волос.

(мужской хор)
Рыбачка, не плачь!
Был рыбак не из робких.
И силой завидною
Был наделен.
Он шел, как бывало,
Маршрутом нелегким,
Да море сильней оказалось,
Чем он...

(идут на музыке вокализы меццо-сопрано, как бы плач рыбачки, мужской хор так же приглушенно исполняет вокализы, скорбно и тревожно).
Проводы рыбаков.
(Идет светлое, задорное музыкальное вступление, после него вступает хор).

Над Волгой разрумянилась
Весенняя заря.
Разбужен ветром утренним
Поселок волгаря.
По всей округе
Громкий клич
Гармони разнесли:
Пришла пора!
Пришла пора!
Путинная пора!
Со всех дворов наперебой
Спешат и стар, и мал.
Как дружный улей, зашумел
Обветренный причал.
В нелегкий путь,
В морскую даль
Без песен плыть нельзя...
Звени, гармонь!
Пошире круг,
Подруги и друзья!

(Идет хореографическая сценка «Проводы рыбаков, затем музыкальный переход).
Мужской хор:
Что, Маруся, затуманила
Грустинкою глаза?
Может, милый на прощанье
Слов заветных не сказал?
Женский хор:
Просто теплая моряна
Бьет волною в берега.
Просто Маша провожает
В море друга-рыбака.

Мужской хор:
У Степана-запвевалы
Скулы тверды, как кремень.
С «крабом» флотскую фуражку
Стёпа носит набекрень.
Знает Стёпа, где удача
Косяком заходит в сеть.

Подхватывает женский хор:
Знает Стёпа, как любовью
Сердце девичье зажечь!

Мужской хор:
Куласики, бударочки,
Смоленые бока!
Девчонка в полушалочке
Целует рыбака!

Женский хор:
Ой, реченька, речоночка,
Певучая волна...
Уходит в море миленький!
Останусь я одна!

(Звучит веселая музыка, постепенно переходит в монолог меццо-сопрано)
И снова ты вышла
На берег песчаный,
Накинув на плечи
Старинную шаль.
Отсюда когда-то
Уплыл твой желанный,
Сюда принесли тебе
С моря печаль.
Прошедшие годы,
Былые тревоги
Неласковым грузом
На плечи легли.
Сегодня ты вышла
На берег отлогий,
Чтоб сына дорогой
Отца проводить.
Ты слушала радостный
Голос гармоней
И звонкие песни
Парней и девчат.
Ты знаешь, рыбачка,
С угрюмого моря
Твой сын непременно
Вернется назад.
(Звучит музыка, затем – хор)

Мужской хор:
Здравствуй, Волга-река,
Колыбель рыбака!
Пожелай нам
Удачи в пути!

Женский хор:
С первым блеском зари
От родимой земли
В даль морскую
Плывут волгари...

(Звучит финальная торжественная музыка).

Финал:
Баритон:
Расплескало флаги
Ветерком упругим.
Капитаны взяли курс «на ост».

Баритон и тенор:
Не грусти, рыбачка,
О хорошем друге,
Он любовь в разлуке
Сбережет.
Робким и нестойким –
Хмурый Каспий – горе.
Им не светит верная звезда.
Только тем послушны
И ветра, и море,
Кто сдружился
С ними навсегда.

Мужской хор:
Наши руки – в мозолях,
Наши лица – как скалы.
К нам отвага и сила
От отцов перешла.
Нас в нелегком пути,
Как огнем, закаляла,
Штормовая, крутая
Морская волна.
Зря ты хмуришься, Каспий!
Темной бездной пугаешь!
Сейнерам не страшны
Ни шторма, ни туман!
Мы с тобою поспорим!
Мы тебя переборем!
И с победой вернемся
К родным берегам!
Каспий – хмурое море!
Море сильных и смелых!
Каспий – щедрое море,
Дом родной рыбака!

(звучит финальная музыка).














АСТРАХАНСКИЕ СЮЖЕТЫ

Слова А.Таркова,
Музыка И.Пиндруса

Есть в России города светлоликие,
Мало-мальские и великие...
Их не просто разгадать,
Мудрено забыть...
Вот и мне один из них
Суждено любить.

Припев:
Астраханские сюжеты,
Поэтичные рассветы,
Купола, причалы, парки,
Лента белого кремля...
Ни к Марселю, ни к Бомбею
Я привыкнуть не сумею.
Потому что ты, мой город, –
Самый-самый для меня!

Знали ратную судьбу все твои века.
Но остыла враз от клинка рука.
Оттого Европа тут с вольной Азией
Не в соперницах живут, а в согласии.

Припев.

Очарован я тобой, свет-сударушка,
Астра-Астрахань, моя ладушка!
Унывать да горевать, знать, негоже нам!
Верю, будет всё у нас, как положено!
Припев.
ВОЗВРАЩЕНИЕ

Знакомый луг, цикад ночное пенье,
В речушке сонной плещется луна...
Я вновь пришел к тебе, моя деревня –
Светлейшая и кроткая страна.

Я твой покой ничем не потревожу.
Он для меня навеки свят и мил.

Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.
Прости за то, деревня, если можно,
Что я тебя едва не позабыл.

Я столько раз без грусти, без опаски
Твое крыльцо надолго покидал.
И речь твою, и запахи, и краски
На счастье незавидное менял.

Железный век, стремительный и хлесткий,
Бросал меня в крутой водоворот.

А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.
А ты жила несуетно, неброско,
Как всё святое на земле живёт.

Опять в ночи стреноженные кони,
И пахнет свежей мятой на лугу.
Мне хорошо, я вновь не посторонний.
Я без деревни – просто не могу.
Нагнусь к реке, глотну прохлады синей,
И враз помолодею на сто лет.
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!
Шепнет мне ива: «На висках-то иней...»
Но я-то знаю: это лунный свет!


























ЧЕЛОВЕК

Дитя природы – человек,
Свой первый век,
Далёкий век,
Хотел ты видеть
Без пробелов и помех.
Ты лиру выдумал, шутя,
У камня выпросил огня,
И колесо потом у солнца перенял.

Наш нестареющий девиз:
Душой и телом не ленись!
Тропу искателя пометила удача!
Мечта зовет – за ней шагай!
Не унывай, не отступай!
Ищи, выдумывай, твори, изобретай!

Стареет мир. Кончает бег
Двадцатый век –
Великий век!
Стал повелителем Вселенной
Человек!
Он все вершины покорил,
Он тайну атома открыл,
И трассы огненные в космос
Проложил!
Припев:
Земля щедра,
Земля сильна,
И всё ж она –
На всех одна.
Ей сила высшая
Для вечности
Нужна.
Сказал разумный Человек –
Хозяин гор, полей и рек:
Пока я мыслю, ты,
Земля,
Верши свой бег!

Припев.






















ОТЧАЯ ЗЕМЛЯ

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Встретить тихий рассвет, день трудом осенить –
Разве это не счастье,  не высшее право?
Мне бы только еще в эту жизнь воротить
Тех солдат, у которых бессмертная слава.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

На луга и поля буйно росы легли...
По есенинским рощам – багрянец и злато.
Удалые гармони на свадьбы пошли,
И со службы домой возвратились солдаты.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.

Есть у каждого место на отчей земле,
Что досталось однажды, как жизнь, по наследству.
Здесь и радость как радость, и солнце теплей,
Здесь легко отыскать отшумевшее детство.

Речка синяя, певучая околица.
Краски чистые и голоса знакомые.
Всюду видится мне это, всюду помнится,
Оттого в любом краю, как будто дома я.
































ПОСЛАННИКИ
ЭДЕМОНЫ

(неоконченный
роман)









Праздные размышления счастливого человека.

Подсудимый:   Случалось ли вам встречаться с настоящим колдуном, разговаривать с ним, наблюдать его необычную жизнь и деяния? Нет?.. Тогда у вас  появилась реальная возможность заполнить этот досадный пробел.  Вы держите в руках мою книгу. Вернее, её душу, не облеченную в защитный панцирь твердой обложки. Открывайте её! Спасибо! Читайте не   торопясь, и когда перед вашими глазами появится не очень приятное слово «конец», я буду по-настоящему счастлив, ибо вы одарите меня высшей наградой – вашим вниманием. Перед маститыми писателями у меня есть важное преимущество: я совершенно никому не известен! Вы – Колумбы под сенью парусов, я – крохотный островок, затерянный в океане. Я буду жить надеждой, что вы откроете этот кусочек суши и чуть-чуть отдохнёте от суровых гримас окружающей нас действительности.
Главный судья:  Суд принял к сведению твои устремления и желания!  Ты свободен! Аминь!

Глава 1

« - …но каким бы ни оказался конец моего бытия, я благодарен силам земным и небесным за всё то, что ниспослали они мне, человеку, ставшему безродным, а по сему – причастным ко всем земным и космическим пространствам».
В последний раз, обмакнув легкое перо в чернильницу, колдун вывел под написанным нечто странное: зима 945 года.
Впереди отсутствовало целое тысячелетие, но это не была случайная описка. Именно этот год шёл по земле новорожденной державы по имени Киевская Русь.
Изрядно оплывшая свеча засигналила о своей близкой кончине. Собрав в стопку исписанные листы, старик по привычке уложил их в холщовую сумку, что постоянно висела над столом.
Время было позднее, но спать старцу совсем не хотелось. Пожалуй, он был бы рад, если бы из его жизни насовсем исчезла эта извечная и никчемная человеческая потребность.
С недавних пор Ведя чаще всего навещал один и тот же сон: безграничное пространство черного неба устремляло к его лицу маленькую звезду. Её свет обволакивал плоть колдуна нежной прохладой, делая её невесомой, освобожденной от малейшего земного притяжения.
- Не знак ли мне подает Всевышний? Хочет забрать к себе? Но я совершенно здоров, и жизнь не обременяет меня недугами. А эта звезда?.. Может быть, это я сам? Разве не одинок я? Но кто определил мне это гнетущее одиночество, для чего и во имя чего?..
В маленькой избушке Ведя многое было необычным для времени, только что им обозначенном на последней странице своей исповеди. Единственное окошко жилища не омрачалось высохшим бычьим пузырем, а поблескивало при свете дня прозрачным стеклом. И писал Ведь свои откровения не при убогом свечении лучины. Он пользовался восковыми свечами, спичками, наконец – бумагой! Все эти человеческие открытия принадлежали другим эпохам, совсем не близким, грядущим временам… Да что там свечи, спички, бумага и прочие мелочи быта, на которые колдун никогда не тратил восторженных эмоций.
За время своих фантастических странствий по белому свету и даже за его пределами, он насмотрелся такого, от чего обычный человеческий мозг мог бы обрести гигантские размеры, став автономным хранилищем величайшей мудрости. Увы, этим уникальным достоянием Ведь не мог распоряжаться вольно, по своему усмотрению.
Сколько раз порывался он научить людей грамоте, упростить и прояснить их громоздкую речь, принести в их убогие жилища ароматный свет, бездымное тепло более совершенных печей. Он мог бы одарить своих сородичей многими другими чудесами, но всякий раз благие намерения мудрого старца решительно пресекались силами, понять и сопротивляться которым он был не в состоянии.
Тайны, тайны… Вот, к примеру – дикие звери. Почему они никогда не посягали на его жилище, на него самого? В непроходимых лесах древлянской страны вольно бродили могучие и лютые медведи, бесстрашные разбойники-волки и прочие когтисто-клыкастые твари. Не мог старец объяснить очень многого и в самом себе. Например, он знал, что идёт к завершению первое тысячелетие, а вот сколько лет ему самому, определить так и не смог. Жил в обличии старца, воспринимая всё, как должное, с покорностью прилежного ученика великого учителя.
Жить среди тайн, разгадать которые не под силу даже самому могучему разуму, становилось утомительным и совершенно бесперспективным занятием.
- Дождусь весенних денечков, оставлю эту сиротливую избушку лесным духам и пойду по белому свету… Авось и отстанут от меня всякие таинственные силы. Сожжет их солнышко и унесут прочь шальные ветры.
Старик зажег новую свечу, вслух поблагодарил за службу огарок прежнего «воскового солнышка» и машинально скользнул взглядом на полку с припасами. Ему подумалось, что ломоть хлеба, сдобренный густым мёдом, пришёлся бы теперь кстати. Потом – широкий топчан, тёплая медвежья шкура. Чем не маленький рай для одинокого человека? На минуту Ведь вынужден был отложить свою соблазнительную программу и вплотную приблизить лицо к темному окошку.
- Что это там за странные странности? Свет, как средь бела дня, звонкое шипенье, как будто горящую головню в снег окунули…Свет… Очень красивый, мерцающий… Направляется к моей избушке…
Ведь никогда не испытывал страха. Это была ещё одна загадка, задумываться над которой у колдуна не было ни малейшего желания.
Раскрыв дверь маленьких сеней, Ведь с бесстрашием несмышленого ребенка вышел в тихую морозную ночь.
Совсем рядом с избушкой он увидел ИХ!
Это была та самая Троица, которая однажды лишила его рассудка, погрузила в фантастическое небытие, из которого он, красавец Ведомир, возвратился на землю предков совсем другим человеком.
Старец, Женщина и смуглокожий Юноша медленно подступали к неподвижно стоящему лесному отшельнику. Он снова видел их лица, дивные одежды, свет, исходящий от таинственных пришельцев.
Слова приветствия, добрая улыбка, жест гостеприимного хозяина – всё это осталось только сигналами в растревоженном рассудке Ведя. Непонятное таинство опять справляла молчаливая Троица.
Благородный Старец возложил свою десницу на голову Ведя, а потом плавно отвел её назад. Затем величественная Женщина коснулась груди колдуна серебристой ладонью, и он почувствовал, как сердце на какой-то миг стало безмолвным. И вот уже темнокожий Юноша устремил свои руки к Ведю и нежно обнял его.
Никто из Троицы не проронил ни слова. Только ласковые, совсем неземные улыбки озаряли чудесные лики небесных гостей. Ведю почудилось, что стоящие поблизости голые деревья проснулись от зимней спячки и, омытые голубым сиянием, издали протяжный вздох изумления.
На глазах Ведя совершалось неведомое таинство. Простого смертного оно ошеломило бы до того предела, после которого наступает лишь вечное забвение. И вот уже мягкое голубое сиянье отступило от избушки Ведя, от стволов замерзших деревьев. Оно стеклось, как волшебная вода, в одно место, которое принадлежало Троице. Фигуры небесных гостей таяли. Размылись их очертания, и только изумительные лица со своими неповторимыми улыбками всё ещё стояли перед Ведомиром. Но вот и они пропали, образовав зыбкий голубой шар, который медленно поднялся над вершинами деревьев и через мгновенье исчез в черном морозном небе.
Через минуту Ведь встрепенулся, словно кто-то навалился сзади на его плечи. Устремив взгляд туда, где только что висел голубой шар пришельцев, он почувствовал, что снова обрел дар речи. С непередаваемой болью и отчаяньем старый колдун закричал нечеловеческим голосом.
- Зачем вы преследуете меня?! Что нужно вам от маленького человека, рожденного на грешной земле простой женщиной-славянкой?! Почему опять молчали и лишили меня возможности говорить с вами?! Почему?! По-че-му-у-ууу?!!
Последнее слово прозвучало, как вой исполинского волка, увидевшего в капкане свою мертвую подругу.
В полузабытьи старец вошёл в избушку и, словно подрубленное дерево, тяжело рухнул на застонавший топчан.
***
Ведь проснулся, когда солнце, воспользовавшись редкой возможностью явить себя озябшему лесу, весело искрилось над его макушками. При свете наступившего дня ночное свидание казалось Ведю игрой воображения. Однако он чувствовал, что всё его естество словно впервые соприкоснулось с жизнью! Голова была ясной, телом руководила молодецкая сила. Чудилось, что к прожитым годам  (а может, и столетиям?) добавилось бесконечное количество обязательной и необыкновенно изумительной жизни.
- Пусть будет так! Жизнь никогда не бывает слишком долгой, а желание ощущать её бесконечно долго в человеке неистребимо!
Ведь радостно засмеялся, зачерпнул ладонями большую пригоршню снега и озорно растёр на лице пушистую благодать. Потом, слепив крутой шарик из этой самой «благодати», словно расшалившийся отрок, сильно метнул его в стоящую неподалеку ель-красавицу.
- Троица! Я знаю, что ты придешь ко мне ещё раз! Я говорю вздор? Нет! Я нужен, нужен вам, небесные странники, а для чего – вы сами об этом скажете мне, когда придет нужное время!

Глава 2

Зимний лес! Холодное, таинственное царство, наполненное тонким бодрящим ароматом! Эликсир бессмертия? Очень похоже… Долгое доброе здравие? Бесспорно – это оно! Однако…
Передвигаться по этому царству на своих двоих, пусть шибко резвых и тепло обутых – занятие хлопотливое и небезопасное. Малая дорога довольно скоро превращается в долгий изнуряющий путь.
Всё это было давно известно Ведю. Он хорошо знал свой лес, всю неблизкую округу с её полянами, оврагами, разбросанными тут и там древлянскими родовыми селеньями.
Не испытывая нужды в лошади, колдун легко преодолевал далекие расстояния с помощью лыж. Используя и на сей раз это нехитрое и гениальное средство передвижения, лесной старец решил предпринять очередной поход в «люди». Они нуждались в его «колдовских» умениях, он – в человеческой речи и посильной помощи тех, кого считал «большими детьми» матушки-природы.
Лес кончился. Ведь легко скатился с пригорка на заснеженное лоно широкого поля. Утреннее солнце разгоралось всё ярче, однако, совсем не собиралось одаривать теплом застывшую землю. Текла жизнь, неизвестно когда и где взявшая своё начало. Ведь знал, что пройдут века, не будет этого, первозданного в своей красе, ландшафта, не будет этих лесов и их непуганых обитателей. Не будет Киевской Руси… Не будет ничего из существующего ныне мертвого и живого…
Резкое сорочье стрекотанье пронеслось вдоль кромки леса. Чем-то встревоженные белобоки ловко нырнули в пространство между деревьями, откуда только что скатились лыжи Ведя. Старец остановился. Горячее дыханье  превращалось в легкий снежный пушок, оседая на волосах и бороде путника.
- Не мною напуганы сороки… От дальней излучины бора торопились… Кого там приметили? Зря верещать не будут. Подожду, передохну, на зимнюю красоту полюбуюсь!..
Тишина, сверкающая белизна снега, продрогшая синева вечных небес…
- Случись умереть мне здесь, никто не отыщет, не предаст земле, не помянет добрым словом… Был человек, да сгинул. Как всё нелепо, бессмысленно в этой самой жизни. Да и сама жизнь… Величайший абсурд, который рано или поздно исчезнет вместе со своей колыбелью…
Ведь прервал свои грустные размышления, непонятно почему посетившие его среди благодатного зимнего дня. Теперь до его слуха слабо доносились многочисленные людские голоса, отрывистое фырканье лошадей и тихое позвякивание металла.
Прошла минута, другая…А вот и само явление, первыми свидетелями которого были осторожные и бдительные сороки. Открывшаяся глазам Ведя картина не была для него в диковину. И всё же всякий раз она завораживала его своей живописностью, монолитной силой, взращенной многими жестокими праведными и неправедными сечами. Двигалась дружина, ведомая либо самим князем, либо одним из его военачальников.
- За данью направляются, пора пришла. Встречайте дорогих гостей, милостивые древляне! Насмешка судьбы – свой же люд обирать едут… Да и свой ли он для клана самозваных варяжских князей? Ведь не оставили в своей угрюмой стране ни фамильных замков, ни богатых владений. Наверное, шибко умные были те варяги, коих сплошь тупоголовые славяне призвали на княжение. Никто и никогда не разберется – что да как было, только вот один из них – перед моими глазами – не вымышленный, а совсем реальный.
Заметив на своем пути человека, всадники замедлили поступь своих коней. Тот, что выглядел предводителем, властно поднял руку. Был он молод, однако надменное лицо, жест, привыкший повелевать, говорили Ведю однозначно – перед ним ныне властвующий киевский князь Игорь. Неудачливый государь и полководец, жадный и тщеславный сын почившего Рюрика.
- Куда путь держишь, старик?! Почему не приветствуешь своего князя? Притомился, аль солнышко на глаза твои порчу навело?
Среди отроков послышался дружный смех, ободряющий речь своего господина.
- Мал человек и скоротечен, чтобы уделять ему внимание столь знатного господина. Но если ты, доблестный князь, так желаешь моего ничтожного почтения, оно уже отпущено тебе. Видишь, стою перед тобой с непокрытой седой головой и открытым сердцем.
Дружинники приглушенно зароптали, слушая не в меру дерзкую речь старца.
- Смело и благородно звучат слова твои, странник! Гнева моего не боишься? Уж не колдун ли ты вредоносный? Говори!
Князь угрожающе нахмурил брови и раздраженно стукнул рукояткой кнута по голенищу сапога.
Многочисленные глаза впились в лицо случайного встречного. Один из дружинников, склонившись к уху князя, что-то говорил ему, косо поглядывая на Ведя.
- А скажи-ка мне, мил человек, куда подевалась твоя тень? Может, убежала князя Мала предупредить, что мы в гости к нему жалуем?.. Не нравишься ты мне. Вроде и старик, а не по возрасту статен и могуч. Впору мечом тебя опоясывать да в дружину определять воем…
Теперь все: и князь, и дружинники, словно позабыв о своем главном намерении, перенесли пристальное внимание на этого загадочного человека.
При желании Ведь с легкостью мог бы выдернуть из седла юродствующего князя и ткнуть его головой в пушистый снег. Однако он был мудрее и благороднее титулованного невежи, а потому ответил князю так, как тому, видимо, и хотелось услышать.
- Воля словам твоим, князь. Я стар, у меня нет ни друзей, ни врагов, ни рода, ни племени. А тень моя всегда торопливее меня: как где застоюсь, убегает она. Догоняй, мол, болтливый старик, коли догонишь!
- Ладно, смерд, иди своей дорогой! Потешил ты нас мудростью своей и отменной дерзостью. На копья бы тебя и зверью на съеденье! Ступай, догоняй свою тень! Попадись она на нашем пути – быть ей прахом отныне и навеки! Пошёл!
Князь резко дернул поводья. Застоявшийся жеребец радостно рванулся вперед, увлекая за собой не столь многочисленную дружину. 
- Унеслись, как стая ненасытных волков. Будут отнимать у людишек то, что никогда не давали. Отнимать ныне, потом и всегда, пока не исчезнет с лика земли страна по имени Русь… Их будут славить, награждать высокими титулами – «бессмертные», «красные солнышки», «грозные»… Странно устроены люди, и странность эта неистребима в них…
Ведь продолжал стоять, словно на пути его обозначилась развилка.
- Прощай, князь Игорь… Не суждено тебе вернуться в стольный град-Киев к своей жене – варяженке Хельге. Не моя в том вина. Бог распоряжается судьбами людей, сколь ничтожными или великими ни были бы они в этом мире…
Загнутые концы лыж развернулись в нужную Ведю сторону.
- Поехали!
Рядом со своим хозяином радостно задвигалась голубая тень – тень человека.

***
Коротки зимние дни. Природу никогда не занимали людские заботы, их тяготы, случайные радости и бесконечные лишенья. Угрюмое молчание леса – вовсе не сочувствие человеку. Ему, лесу, всё равно: какие на вкус человеческие слёзы? Какого цвета кровь на теле убиенного и что значит неизбежная мгла успения…
Ведь снова писал. Нередко его рука замирала над листом бумаги, и легкое перо ожидало, когда нужная мысль созреет в голове бодрствующего полуночника. Опять напомнила о себе та, недавняя встреча: князь Игорь, дружина, затянувшаяся словесная перепалка… Сколько же дней прошло с тех пор? Впрочем, не всё ли равно. Тяготило одиночество. И в то же время жить с людьми совсем не хотелось. Ведь давно отвык от их близкого и постоянного присутствия. Так было удобнее, спокойнее… Он отвечал только за самого себя. На окружающий мир он смотрел так, как смотрят на много раз исхоженную и надоевшую дорогу.
- Ведомир… Ведомир… Когда появится луна, приходи к речке, где челны стоят… Жди меня, сокол ясный… Жди меня…
Ведь выронил перо, и на чистом листе засверкала вороньим глазом большая чернильная капля.
- Что это, господи… Откуда ты, голос милый?.. Нежина?.. Ладушка моя, где ты, где ты?!.
И опять тот же голос, как из глубокого колодца:
- Зачем оставил меня, ушёл не простившись?.. Кто отнял тебя у несчастной Нежины, кто увлёк в неведомое? Молчишь? Нас нет? Навсегда?.. Прошлое!.. Зачем оно стучится в сердце, так сладко и так жестоко напоминает о себе?
- Нежина, любимая!.. Я помню глаза твои цвета темного янтаря. И губы твои, и руки, что ложились на мои плечи… Я помню тебя, милая, помню, помню!..
Беспокойным взглядом оглядел взволнованный старец стены своей хижины. До чего же ненавистными и тоскливыми показались они ему! Деревянная гробница, в пасмурном чреве которой билось живое сердце обреченного на одиночество человека.
- Плохо мне…душно…скверно на душе, ох, как скверно! На волю пойду, морозным воздухом подышу, освобожу голову от тяжких мыслей… Сейчас… сейчас…
Ведь наспех оделся.
…и я с тобой, сокол мой… На руки возьми меня. В лесу снег глубокий, а я босая… Возьми лук со стрелами… Вдруг нечисть какая помешает нам любоваться друг другом…
Ведомир замер. Опять призрачный голос. Некого взять на руки, некого прижать к груди! А зачем лук со стрелами? Какая нечистая сила может смутить его, готового вступить в беспроигрышный поединок с самим дьяволом?..
- Нежина, ты просишь, чтобы взял с собой оружие… Будь по-твоему. Тебе из райских кущей виднее, как можно помочь своему Ведомиру-отшельнику…
Яркая луна сияла над лесом. Ведь медленно, как зачарованный, шёл от избушки, в маленьком окошке которой чуть трепетал золотой язычок горящей свечи. Деревья, деревья… А может, это вовсе не они, а те, прежде усопшие, столпились вокруг, ожидая какого-то чуда?
Вот две берёзы. Верхушки их почему-то тесно сплелись. Широкий проём между их стволами, сплетенные чудным образом вершины обнаженных красавиц… Чем не триумфальная арка, возведенная в честь Ведомира и его незримой спутницы Нежины?..
И вдруг!..
Ведь почувствовал, что ноги перестали повиноваться ему, а лыжи будто намертво приросли к затвердевшему снегу…
Глазам старца явилось жуткое виденье!
Огромный, окровавленный конь держал на себе страшного всадника, тело которого колыхалось, раздвоенное до груди фантастической силой! Залитый кровью всадник, бледное лицо которого показалось Ведю очень знакомым, заговорил голосом бесцветным, холодным и зловещим:
- Смотри, проклятый колдун, что сделали со мной твои поганые древляне… Ты знал, что они разорвут меня на части, знал, но не предупредил меня… Будь ты проклят!.. Да постигнет тебя кара небесная!..
Ведю показалось, что страшный всадник-призрак сейчас ринется на него и раздавит своей исполинской мощью.
Таинственная сила вывела из оцепенения бесстрашного охотника. Он пришёл в себя, быстро наложил на тугую тетиву лука длинную стрелу и выпустил её со страшной силой в оскаленную морду коня-призрака.
На глазах Ведя конь вместе со своим изуродованным всадником превращались в огромную снежную глыбу. Она медленно оседала, пока не превратилась в небольшой холмик, на котором не хватало лишь надгробной плиты.
Тяжелый, гулкий стон прокатился по лесу, и с ветвей могучих деревьев осыпались снежные покрывала…
На лице Ведя выступил холодный пот, отчаянно колотилось сердце, взгляд ещё долго не мог оторваться от двух берез, меж которых явилась ему бездушная оболочка убиенного князя Игоря.
- Не я накликал беду твою, сын Рюрика! Алчность твоя неуёмная погубила тебя! С одной овцы две шкуры содрать невозможно, но ты отважился доказать обратное… Месть непокорных древлян была тебе их последней данью!..
Невесть кому направлял возбужденную речь свою сын непокорного племени. Наверное, нужно было хоть немного облегчить душу, освободив её от праведного гнева и жестокой встряски, порожденной только что сыгранной сценой.
- Славная у меня получилась охота! Спасибо тебе, Нежина милая, за то, что лук со стрелами мне присоветовала! Сегодня мы были вместе, отрада моя далекая!
Глава 3

- Любава! Люба-а-ва!.. Ты где-е-е?..
Отозвался чистый девичий голос:
- Да здесь я, здесь, Искорка!
Мальчонка лет семи, в длинной рубахе, сшитой из отцовских пожиток, весело скатился с берега к сидевшей у самой воды девушке. Только что уложила она в корзину последний выстиранный рушник и теперь задумчиво смотрела на озерную гладь.
Искорка пристроился у плеча Любавы и прижался к нему горячей щекой. Она ласково обняла запыхавшегося бегунка, взъерошила ещё влажной ладонью его светлые волосёнки. Помолчали.
- Любавка… Ты бы пока не росла дальше… Я быстренько догоню твои годки и женюсь на тебе… Ты самая красивая из всех…из всех…
Любава улыбнулась и окатила синевой своих глаз смущенное личико «жениха».
- Не станется так, Искорка милый. Время остановить нельзя. У каждого своя жизнь, своя доля… И женой твоей я стать не смогу – родня мы с тобой. Невесту будешь искать в другом селенье…
На минуту оба замолчали. Обескураженный откровениями Любавы, Искорка нехотя поднялся, шаркнул ладошкой под конопатой «сопелкой». Плечики его обвисли, словно опустили на них совсем не легкую ношу.
- Ты пошто торопился-то? Дело какое срочное? За любовь твою благодарна тебе. И я тебя всегда любить буду.
Не глядя в лицо Любавы, несколько успокоенный мальчишка глуховатым голосом изрёк:
- Матушка твоя послала за тобой. Гости к вам наведывались из соседнего селенья… Чё им надобно-то?..
Сердце Любавы сжалось от недоброго предчувствия. Лет ей было уже восемнадцать, и всё чаще слышала она от своих сородичей не очень приятное для неё слово «невеста».
Корзина с мокрыми рушниками была совсем не тяжелой, но Искорка, как и подобает настоящим мужчинам, ухватил её за правое «ухо». Левое досталось Любаве. Торопиться совсем не хотелось. Она любила это лесное озеро. Она поверяла ему свои сокровенные думы и желания, свою молодую и сильную плоть, когда не в меру разгоряченное солнце начинало утомлять её.
До недавних пор всё было спокойно в душе Любавы. Привычное родовое селенье, где все были равны, где все с большим усердием и сноровкой вершили свои каждодневные деянья, плоды которых равно принадлежали всем – и старым, и малым.
Как жили люди в окрестных селеньях, как выглядели они, их жилища, - ей было неведомо, что ничуть не осложняло её жизнь. И вот теперь эта окрестность посылала к её жилищу совсем незнакомых людей.

***
 - Заходи в дом, Любава. А ты, Искорка, поди побегай или делом каким займись.
В голосе матери Любава уловила нотки непонятного волнения, а глаза её чаще обычного скользили по стенам, грубоватой утвари, по чисто вымытым половицам.
- Жаль, что отца твоего нет с нами боле… Видел бы он, какой красавицей стала наша Любавушка, какой мастерицей да помощницей в хозяйстве… Трудно мне будет без тебя и тоскливо…
- Матушка, разве леший собирается выкрасть меня или Велес задумал увести в свое царство? Что это с вами, матушка?..
- Недавно гостей проводили. Хорошие люди приходили из соседнего селенья, говорили с ними о том о сём…
- И чего же надобно этим хорошим людям от нас? Какая неотложность привела их в наш дом?..
Мать взяла за руку Любаву и вместе с нею присела на широкую скамью.
- Не бедные они, в достатке живут… Другая у них забота: женихов много, а невест нет. Как и у нас – одна родня. Вот и осмелились навестить нас… Сватают тебя, Любавушка. Жених для тебя у них самый подходящий. По всем статям хорош. Верным мужем твоим быть желает…
- Каким мужем, матушка? Разве говорила я вам, что жениха себе выбрала? Не могу я так. Не животина я бессловесная, чтобы в чужое стойло вели меня. Сердце у меня есть! С ним-то что делать?!
- Успокойся, чадо моё. Знаю, для такой красавицы достойного жениха по всей округе не сыщешь. Только не ходить же нам по всему белому свету. Так можно до старости в девках остаться.
Мать замолчала, разглядывая без всякой надобности свои натруженные руки.
- Думать надо о роде своем. Мы должны укреплять его, сохранять и множить, чтобы выжить в лихое время, не стать легкой добычей пришлых разбойников. Не нам с тобой решать – быть свадьбе или нет. Наш родовой совет скажет свое последнее слово, а перечить его воле никому не дозволено.
Любава порывисто встала. Материнские слова вконец расстроили её.
- Матушка! Всё хорошо в нашем добром семействе. Одно не по душе мне: зачем обещаете меня человеку, которого ни знать, ни видеть не привелось мне! Лучше прогоните меня или сгубите какой надумаете смертью, но воли вашей я не признаю!
Любава опустила голову, закрыла глаза дрожащими ладонями. Слёзы отчаянья и негодованья обожгли ей щеки. Пожалуй, в первый раз за всю прошлую жизнь она плакала так горько и безутешно. Весеннее солнце закатывалось, осеннее, редкое и неласковое, готовилось надолго занять место в судьбе несчастной Любавы.
- Любавушка, доченька!.. Никто тебе лиха не желает, никто не даст в обиду тебя. Мы всегда будем рядом с тобой! Ну пойми же ты это! Всё образуется! Не ты первая, не ты последняя. Так жизнь наша женская устроена. Поди, отдохни, и не надрывай сердце надуманными страхами!
Мать обняла плачущую дочь, по привычке коснулась её чистого лба сухими губами.
- Тяжка судьба родителей, ох как тяжка! Помоги мне, Любава, нести свою непосильную ношу. Одна я, но и ты у меня одна в сердце до последних дней…

***
Озеро было таким же тихим и приветливым. В зеркало его заглядывало всё, что обжило крутые берега, что скользило по синему небу, светилось в нем дневными и ночными светилами.
Вот взметнулась над гладью крупная рыбина и шумно плюхнулась в свою родную стихию, возмутив прохладную гладь широкими кругами.
- Свыкнется-слюбится… В девках засижусь до старости… Не свыкнется и не слюбится! Не будет по-вашему, хоть прогоните на все четыре стороны!
В голове Любавы одна за другой проносились безотрадные мысли. Она сама выберет себе смерть или тайно уйдет из селенья искать себе счастливую долю в незнакомых местах. Однако ни то, ни другое совсем не казалось утешением или желанным выходом из безрадостной реальности.
Отчаянье охватило Любаву и невольные слёзы вновь и вновь застилали её синие очи.
- Сидишь, голубушка, озером любуешься! Не наскучило оно тебе?
Любава узнала голос Феклуши. Не так давно привел её в родовое селенье рыжий Оляпка, пополнив работящий клан «девкой со стороны».
- Феклуша!.. Как хорошо, что ты здесь оказалась!.. Посиди со мной…Потом бадейки с водой вместе понесём. Ты ведь не сильно торопишься?..
- А куда торопиться-то? Конечно, посижу, поболтаем… Э, да ты никак плакала? Чего приключилось, а?
Феклуша терпеливо выслушала то, о чём ей толковала краса-девица.
- Правильно матушка твоя говорит: не ты первая, не ты последняя. Все мы, коли повезёт, невестами да жёнами становимся. Я вот, кажись только вчера знать не знала о муже, а теперь… Теперь вот ребятёночка ждать буду… Первенького, а там – сколько судьба определит…
Феклуша безмятежно улыбалась, как будто весь окружающий мир был создан исключительно для неё.
- Тебе, Феклуша, с женихом повезло. Любишь его, поди?
Феклуша заливисто засмеялась, запрокинув раскрасневшееся лицо к чистому небу. Когда она успокоилась от нагрянувшего на неё веселья, Любава увидела на её глазах слёзы. Только это были совсем не те горькие росинки, что высохли на щеках опечаленной синеглазки.
- Ой и скажешь ты, Любавка!.. С мужем повезло, любишь его… Видишь, до какого смеха довела меня? Да нет ничего этого! Сказали – к свадьбе готовься, к жениху поедем. В новую одёжку обрядили. Потом моя матушка нырнула под неё руками и по голому телу моему прядку льняную повязала.
- Эта нитка, говорит, тобою спрядена, когда малолеткой была. Берегла её к этому дню…
- Феклуша, а зачем нитка-то? И зачем на голое тело, а?
- Матушка говорила, что от злых духов охраняет она, от всякого сглаза. Так с каждой невестой проделывают…
- А мужик-то наш приозёрский, понравился тебе, Оляпка рыженький? Ты раньше, до свадьбы, виделась с ним, говорила?
- Понравился, не понравился… Меня не спрашивали. Руки сильные, голова на месте… А что рыжий, да лицом не красавец?.. Так ведь и я не красавица. Обнимает меня крепко и… всё остальное делает исправно. Чего печалиться-то?
Феклуша опять засмеялась. Потом сладко потянулась всем телом, взметнув над головой сильные руки.
Любава почувствовала, что жгучая печаль её приутихла, а на душе стало так легко и спокойно, как бывает у человека, без остатка покорившегося велению судьбы.
Феклуша ненадолго затихла. Оперев подбородок на сжатые кулаки, она смотрела мимо озера, мимо леса, в неведомое «никуда»…
- Ты, Любава, совсем другая, непохожая на всех нас… Красавица ты – на загляденье. Достойного жениха тебе найти ох как непросто… Обидно мне за тебя и жалею я тебя от всего сердца, а помочь ничем не смогу. Кто нас слушать-то будет…
Совсем понизив голос, молодая жена рыжего Оляпки грустно произнесла то, что таилось в её душе:
- Рабыни мы… Рабыни безвольные… Не бьют нас, не ругают, жалеют. Любите, мол, своих мужиков… А где она, любовь эта? Нет её, и никогда не быть ей. Без любви нет у человека счастья.
Феклуша встала, зачерпнула озерной водицы в деревянные бадейки.
- Пойдем, Любава. Скоро мужики наши с покоса вернутся. Негоже их пустыми мисками встречать. Две грации, две судьбы, два полюса. Одно небо над головами, одна дорожка к дому, по которой они шли вместе в последний раз. Смирение и Непокорность. Между ними Бездна. Кого она выберет и увлечет в своё вечно ненасытное чрево?..

***
Спящего человека посещают виденья. Какими они были у первых людей или у тех, кого мудрый колдун Ведь поместил в 945 год от рождения Христова? Гадать о том – всё равно, что ловить рыбу в песке.
Иногда Любава описывала своей матушке сновиденья, особенно взволновавшие её и ещё долго, при свете дня, занимавшие её воображение. Она становилась чудесной птицей, без труда парящей высоко-высоко над землей. Реки казались Любаве тонкими извивающимися нитями, горные хребты напоминали спины чудовищных драконов, а вся земная поверхность пестрела, как нарядный ковёр, сотканный из кусков драгоценной ткани.
А ещё она ощущала лёгкое дыханье неземного ветра. Он разбрасывал над головой её густые волосы, застилал ими лицо смеющейся Любавы. Когда ослабевали порывы небесного скитальца, она опускалась ниже, и взору её являлись огромные селенья, сверкающие бесчисленными огненными очами… Из этого золотого океана света навстречу ей поднимался исполинский старец с прекрасными вьющимися волосами и бородой, словно сотворенными из жидкого серебра. Юные глаза старца светились добротой и нежностью, а голос… Голос?.. Любава не могла передать словами его музыку, угадать смысл слов, что вытекали из этой божественной музыки…
- Опускайся осторожно, лебедушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся! Я твой ангел-хранитель и вечный спутник на земных и небесных просторах!..
Любава просыпалась. Тёмное чрево избы. Рядом спали люди, много людей. Пахло их телами, печным дымом… Кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то бормотал непонятные слова. А ещё слышался лай собак, лошадиное фырканье, далёкий крик ночной птицы.
Это была её колыбель, из которой ей не суждено выбраться и обрести желанную свободу. Сны были короткими, окружающая реальность – долгой, наскучившей и уже совсем безрадостной для гордой синеглазой красавицы.
 
Глава 4

В приозерном родовом селении Исидорка был человеком пришлым. Более десятка лет назад явился он сюда неведомо откуда. Ни старик, ни юноша. С большой головой, прикрытой жидкими волосами. Дорожный посох, переметная сума, изрядно поношенная одежонка. Таков был Исидорка, голубовато-белые глаза которого смотрели на сельчан жалобно и приветливо. Словом – обуза, лишний едок, возможно, праздный бродяга или беглый отщепенец, прогневивший чем-то своих сородичей.
Когда Исидорку накормили да хорошенько выспросили, оказалось, что пришелец – дока в лекарском деле. А поскольку в селении поголовно здоровых не было, решили на совете принять Исидорку в семейство и испытать на деле.
Позже, когда пришелец научил селян делать из воска свечи и высекать из камней искры для появления огня, он стал «своим» человеком – уважаемым и незаменимым.
Вот он вышел из своей каморки, сощурил глазенки от яркого солнца и, вывернув наизнанку холщовую суму, стал вытряхивать из неё сухие травинки. Мешок требовал свежих былинок да цветиков, из которых хитроумный Исидорка (имя греческое!!!!!!!!!!) приготовит нужные зелья.
Заметив идущую Любаву, лекарь ласково поманил её к себе. На его сереньком личике засветилась детская улыбка из тех, какими он не удостаивал никого, кроме синеглазки.
- Любавушка, подойди-ка сюда на малое времячко. Просьба к тебе у меня… Только что Любава относила косарям-сельчанам еду да питьё. На широкой лесной поляне орудовали они верпами, чтобы было в ненастье чем прокормить лошадок да бурёнок.
Первым оторвался от наскучившего занятия Долговязик – молодой, здоровый холостяк, чин которого в скорое время, скорее всего, обретет противоположное качество. Найдут ему невесту, как нашли мужа Феклуше, и станет он главой нового семейства.
Когда Любава передавала ему большой горшок с молоком, сородич-детина застенчиво улыбался и, неожиданно взяв её за руку, не торопился отпускать.
- Ты чего, Долговязик? На прогулку зовёшь али благодаришь за парное молоко? Мужики наши увидят – волосы тебе выдерут!..
Любава засмеялась и, освободив руку, крепко защемила пальцами нос храбреца. Теперь засмеялись все.
- Так его, лешего! Вишь, в ухажеры нацелился!..
Любава присела на траву, и, не сговариваясь, рядом с нею быстренько уселись и все мужчины.
- Хорошо тут у вас! Вот построили бы мне на этом месте высокий терем. Поманила бы я сюда молодого князя, женой бы его стала, а он вас в дружину свою возьмет! Чем траву косить, лучше в походы ходить, славу да богатства добывать!
- Дело говоришь, Любавка! Вот закончим косьбу, твой терем ладить станем, а ты пока князя молодого искать будешь. Вот с Долговязиком и поедешь до Киева. Князь там есть, только, говорят, что больно старый…
- Да нет там уже князя. Казнили Игоря – ворюгу ненасытную братья-древляне. Вдова-то его, Ольга, теперь княжит и пуще своего почившего мужа грабит да мытарит люд честной…
- Не нужна нам, Любава, княжеская дружина. Не разбойники мы…
Строгим и решительным стало лицо Любавы после мужских откровений, тревога заползла на солнечную поляну змеёй подколодной.
- Недобрую шутку выдумала я. Никого нам не надобно. Жили без князей, и дальше жить будем. Только не нагрянули бы к нам. От этих разбойников и насильников теперь ни леса, ни болота защитить не смогут…
- Правду говоришь, Любава. Вот, соседи наши, что вчера наведывались к нам по делам житейским…
Заговоривший было очередной родич мельком глянул на притихшую Любаву, и на минуту осеклась его речь.
-…так вот, сказывали они, что дружинники княгини Ольги рыщут повсюду, данью тяжкой обкладывают древлян, а мятежных да непокорных губят нещадно…
Любава тяжело вздохнула, поднялась с мягкой душистой травы.
- Хорошо беседа наша начиналась, а закончилась грустно. Ну, да ладно. На всё божеская воля… Пошла я, да и вам пора за дело…
Мужики какое-то время смотрели вслед уходящей Любаве.
- Эх!..Вот бы мне такую жену! Всё внутри переворачивается, когда гляжу на неё!
Долговязик жадно смотрел на стройную фигуру удаляющейся синеглазки, будто ждал, что она вот-вот обернётся и покличет его к себе.
Никто с воздыхателем не спорил.
- Да, к ней не посватаешься… Хотя право такое есть у каждого из нас. Ведь так?
Откликнулся самый старший:
- Держи язык за зубами, дурак долговязый! Не забывай, что обещал в своё время на селенском совете, не то мать-большуха научит тебя уму-разуму!
- Да я что…Какой я ей жених… Долговязик с лошадиной мордой… Да ещё дураком обзывают… А…ладно…
Расстроенный парень взял нехотя свою косу. Сделали то же самое и все остальные, только работать уже совсем не хотелось. С уходом Любавы на солнечной поляне словно похолодало и потемнело.

***
Любава неспеша подходила к Исидорке.
- Как чувствуешь себя, лекарь-кудесник? Чего сказать мне желаешь?
- Спасибо, Синеглазка… Чего мне желать-то?.. Всё давно отжелал я и отчувствовал… Разве яму поглубже, чтобы упокоиться в ней вовеки вечные…
- Да полно причитать, Исидорка! Ишь, ямку ему глубокую захотелось!.. Вот порешим, да поженим тебя! Хватит бобылем век коротать!
Исидорка вздохнул, словно разбудили в его душе давно замолчавшие мелодии юности, улыбка сошла с его лица.
- Ты в лес когда собираешься? Как надумаешь, дай мне знать. Попрошу тебя травки подходящей нарвать. Лекарь без врачующих зелий – уже не лекарь. А за услугу твою такое зелье тебе придумаю, что краса твоя до глубокой старости чар своих не утратит.
- С охотой исполню твою просьбу, только не нужна мне ни нынешняя, ни долгая красота. Прока от неё никакого. Тяжко мне с нею. Красавица…красавица…Лучше бы ликом Феклуши боги одарили меня. Так спокойней и радостней жилось бы мне…
Любава опустила глаза, и печальная тень набежала на ее дивное лицо.
- Вижу, что неладное творится в твоём сердечке. Что за напасть одолевает тебя, голубушка? Скажи, я умею хранить и свои, и чужие тайны, оттого и жив до сей поры…
- Да нет у меня никакой тайны… Замуж выдать собираются. Уж и жениха определили, да меня не спросили… Только не бывать этому. Вот ты, Исидорушка, и поможешь мне от такого замужества избавиться, и от жизни такой…
- Не говори так, Любава. Давай-ка присядем… Вот так…
От всех мужиков селенья одинаково пахло потом и старой, застиранной одеждой. Другое дело – Исидорка. От него исходили запахи старого дерева, ароматных трав и сладковатого дыма восковых свечей.
- Ты вот, Любавушка, не поверишь, что ещё недавно был Исидорка молодым и не таким бесцветным. Девки красные манили меня, и я охотно шёл на их любовный зов. В том роду, откуда я пришел к вам через великие муки, была у меня зазноба… Тешили мы с ней свою молодую кровь. И, наверное, мужем и женой впоследствии любовных утех стали бы. А тут любовницу мою тайную другому определять стали, свадьбу замышляли… В ту пору знал я многие лекарственные секреты, которые передал мне старый лекарь, живший в нашем селенье. Учеником я был старательным и покладистым, за что и любил меня старик-наставник и мало какие тайны скрывал от меня. А лекари, скажу тебе, люди загадочные. Одним пользу неоценимую доставить способны, другим – зло сотворить могут. Вот и представился мне подходящий случай воспользоваться коварной стороной лекарского дела.
Уговорил я свою зазнобу на скверное пособничество – дал ей порошок нужный, надоумил, как им распорядиться, чтобы злодею привить порчу долгую, но не смертельную.
Не стану утомлять тебя, Любава, подробностями содеянного. Скажу только, что после моего порошка незадачливый жених слёг в постель, усыпанный язвами… Зенки его завидущие плохо глядеть стали. Какая уж тут свадьба! Вскорости его родственники нагрянули к нам. Пошто, мол, сокола погубили, и кто приложил руку к этому черному делу?..
Исидорка замолчал, будто припоминая что-то очень важное.
- А дальше-то что было? Рассказывай, рассказывай!
Любава нетерпеливо взяла сухощавую руку Исидорки и затормошила её своей сильной ладонью.
- Сородичи мои старика-знахаря не тронули – никаких злых деяний за ним никогда не наблюдали. Другое дело – я, ученик его, да ещё замеченный чьим-то наблюдательным оком в увлечении молодухой-невестой.
Побили её жестоко, бедняжку, а мне указали на дорогу и сказали, что если попадусь им на глаза снова – убьют…
Так я оказался без рода, без племени, без моего старого учителя.
Исидорка приложил ладонь к своему высокому лбу, затем она медленно сползла к его редкой бородёнке и беспомощно застыла на впалой груди.
- Ну а у нас-то ты как оказался? Как сюда дорогу нашел, кто тебя направил на спасительную тропу?..
- Тяжела доля одинокого человека. Идешь, куда глаза глядят, спишь, где придется, абы чем утоляешь голод…Благо, пора была летняя, милостивая ко всему сущему… Лес кормил меня, учил избегать опасностей. Однако страхов и лишений натерпелся я столько, что их на две жизни хватило бы с избытком. Наступил день, когда я понял, чт из дремучего леса мне уже не выбраться. Последние силы покинули меня, и гибель моя стала неизбежной. Хотел я упасть на влажный мох, заплакать и… И тут я увидел человека, который стоял рядом с маленькой избушкой и внимательно смотрел на меня. Потом он поманил меня к себе, и я с радостью воспринял его знак. Мне было уже всё равно – леший это в образе человека, нечистая сила, колдун или ещё кто-то в этом роде. Он видел, что силы покинули меня, и быстро пошёл мне навстречу.
- Сегодня ты шёл верной дорогой, странник-изгнанник. Заходи в моё жилище, если нет желания сгинуть бесследно в лесных дебрях. Не день и не два пребывал я счастливым гостем этого необыкновенного старца. Было в нем что-то неземное, загадочное… Он казался не человеком, а богом, сошедшим на нашу грешную землю. Я много спал. Видимо, этот лесной кудесник поил меня какими-то настоями трав. Пища, которую он давал мне, была необыкновенной на вкус. Она укрепляла мои силы, мне снова захотелось жить, стать вечным слугой этого великодушного старца… Однажды  он вывел меня на крылечко своей маленькой и необычайно уютной избушки.
- Сейчас ты пойдешь дорогой, которую укажу тебе. Она приведет тебя в селенье, где мирно и благополучно живут весьма отзывчивые люди. Они приютят тебя до конца твоих дней, по достоинству оценят твоё ремесло и те маленькие «хитрости», которые ты перенял у меня. Одежды тебе ладной предложить не могу, - мы с тобой слишком разные по росту. Вот здесь дорожные припасы. Прощай, и забудь дорогу ко мне… Так надо…
Исидорке на миг показалось, что разговаривает он сам с собой, следуя по направлению, указанному старцем. Но голос Любавы напомнил ему, что рядом сидит та, которой он не сказал ещё о самом главном…
- Исидорка, голубчик, рассказывай, рассказывай дальше! До чего же интересно слушать тебя, горемычного!
Пролистав несколько страниц своей прошлой жизни, Исидорка Пришлый закрыл воображаемую книгу своего отбывшего бытия. Он медлил, словно собирался духом перед совершением чего-то очень трудного и противоестественного.
- Теперь, Любава, скажу тебе о тайне, разглашать которую меня заставляет судьба твоя неизбежная… Не знаю, добром или злом обернется моё известие…
- Исидорка… Не бойся, говори! Гнев богов наших навлеку на себя, если предам воле твоё откровение!
- Да п;лно, полно… Верю в тебя, как в самого себя, иначе… Ты никогда не задумывалась – почему такая красивая? Прости, что и я про красу твою… Вот ведь, ни батюшка твой покойный, ни матушка твоя, большуха наша, дара этого не имеют. Верно?..
- Батюшек и матушек некрасивых не бывает…
- Да, да, батюшек и матушек… Только сакжу тебе – не твои они родители, и не в своём роду-племени живешь ты все эти годы. Оба мы здесь «сторонние», хотя согреты, не голодны, не обойдены заботой и вниманием…
- Но как же, как же такое может быть?.. Не пугай меня, скажи, что это вымысел твой неподходящий!.. Так ведь?!
- Слушай и всё поймёшь… А случилось всё это лет пятнадцать тому назад. Отец твой, как ты называла покойного нашего старшого, поехал однажды в одно из соседних сел по делам мне неведомым. Конь его отмерил уже немалую дорогу, когда до слуха всадника донесся плач младенца. Он спешился и, ведя конягу в поводу, осторожно стал приближаться к сиротливому плачу. То, что он увидел, напугало его до полусмерти. На маленькой полянке, под кустом дикого орешника, лежала женщина красы необычайной. Рядом с нею, на краешке раскинутого плаща, сидел ребенок в нарядной рубашонке, заливаясь безутешными слезами. Твой отец склонился над женщиной. Она не дышала, хотя смерть её наступила недавно и не успела обезобразить чудного лица несчастной.
Вокруг – ни души, только плачущее дитя… Как он сказывал – страшная находка привела его в смятение, и поначалу он не знал, что делать. Боялся, чтобы кто не увидел случайно да не заподозрил его в злодеянии… Хоронить загадочную женщину и строить догадки – кто она, откуда, как попала в лес с малолеткой и кто повинен в её смерти, у него не было времени. Твой названный отец накрыл своим плащом тело несчастной, густо обложил её еловыми лапами и решил, что завтра, вместе с подмогой, вернется сюда и предаст земле бездыханное тело. Взяв на руки младенца, он повернул коня в обратный путь, чтобы до наступления сумерек добраться в своё селенье.
Когда же он поутру, вместе с другими селянами отыскал страшное место, женщины уже не было. Ничто не напоминало о ней. Было пусто, и лишь загадочный круг из обгоревшей травы обозначал то место, где лежало тело женщины. В село мужики вернулись испуганными и молчаливыми… А тем младенцем была ты, Любава…Когда наш старшой умирал, а я старался облегчить его муки, он и поведал мне эту страшную историю. На большом селенском совете все взрослые мужчины и женщины, все смышленые парни и девки дали обет молчания… Так появилась тайна, которую открыл тебе, Любава, жестокий Исидорка Пришлый…
Словно тгораживаясь от всего белого света, от всего прошлого и настоящего, Любава крепко втиснула в ладони своё окаменевшее лицо. Она не плакала. Она превращалась в ту Любаву, которую тщательно скрывали от неё милосердные селяне.
Исидорка умолк. Он знал, что обрушил на плечи Любавы ещё одну тяжкую ношу, но почему-то был уверен, что одно несчастье вытеснит из её сердца другое. Она будет свободной. Она этого добьется вопреки давним и строгим родовым традициям. И уж если станет она невестой, то жених её будет достойным обладателем красоты и стати чудо-девицы.
- Коли всё это правда, то я такая же одинокая, как и ты, Исидорка… Беда не приходит одна, а как одолеть силы судьбы, скорее всего время подскажет…Спасибо тебе за горькую правду. Не беспокойся, я сильная и гордая, за себя постоять сумею… А травки тебе завтра же соберу… Мама… Где-то она сейчас? Почему я не с нею? И где отец мой? Кто он… Почему…
Здоровенный лохматый пёс, нареченный Хазаром, важно подошёл к Любаве и снисходительно ткнулся влажным носом в её колено. Вождь лающей своры засвидетельствовал своё почтение юной богине красоты…

***
Селенье затихло. Каждый из его обитателей, получив дневную долю усталости, теперь с помощью сна пытался расстаться с нею. Отражение полной луны едва заметно покачивалась на глади озера, обливала зеленоватым сияньем крыши домов, дарила всем желающим длинные тени-шлейфы и бесконечную умиротворенность. Кричала ночная птица, лаяли собаки, отпугивая лесную нечисть от своих владений.
Любаве не спалось. Снова и снова думала она о том, что рассказал ей Исидорка.
- Правда ли всё это? Моя родная мать никогда не обнимет и не обласкает меня… А мой отец? Не он ли стал виной смерти своей жены? Тогда что же произошло между ними?.. А может, моему названному отцу только показалось, что найденная им женщина мертва? И что это за круг из обожженной травы? Ужас какой-то, право… Стена молчания… тайны…тайны…
В течение дня Любава старалась быть спокойной, усердно помогала матери-большухе справлять необходимые дела, шутила с молодыми девками, подначивала парней острым словцом… Жила и не жила. Даль не просматривалась, тоска не уменьшалась. Самое невыносимое было чувство внезапной душевной отчужденности от всего, что окружало её много лет в этом родовом селении…
- Что теперь будет со мной? В чём и где искать спасения от надвигающейся беды, подступающей ко мне в виде нелепой свадьбы?
Внезапное озарение пронзило всё существо Синеглазки.
- А не разыскать ли того таинственного старца, который однажды приютил и спас от смерти несчастного Исидорку? Вот кто был бы мудрым советчиком, а может быть и спасителем! Почему-то мне кажется, что он добрый и необыкновенный во всём…Кудесник? Колдун? Бог?.. Небожитель, посетивший для кокой-то цели землю?.. Да, но как отыскать его? Исидорка совсем забыл те дороги, что указал ему таинственный старец… опускайся осторожно, лебёдушка милая, не повреди свои крылья… Я умру, если увижу их распластанными на земле… Лети ко мне, не бойся… Я твой ангел-хранитель…хранитель…

Глава 5

- Идёт, голубушка! Ох, как непокойно и горько сейчас на душе у неё!..
Берестяной туесок, доверху наполненный земляникой, готов был упасть на землю, но в последний момент рука девушки ещё крепче сжала его плетеное ушко.
- Красивая и смелая! Бесценное сочетание для хрупких творений Всевышнего!
Ведь приветливо улыбался, разглядывая испуганную Любаву.
- Как зовут тебя, диво дивное?
- Батюшке с матушкой ведомо, а чуженинам знать не надобно… И не хрупкое я создание Всевышнего. Постоять за себя смогу, если в этом нужда будет!..
- Прости, что не добрым молодцем предстал перед тобой. Не бойся меня и не торопись покинуть чуженина.
- Чего же вам от меня надобно? Говорите, я не боюсь вас. Имени вашего спрашивать не стану. Если захотите, сами назовёте…
Любава внимательно разглядывала чудо-старца.
- Уж не вы ли тот самый колдун, о котором рассказывал мне наш лекарь Исидорка?
- Ты угадала. Тот самый, про которого уже лет двести люди слагают всякие небылицы!
- Двести лет? Разве могут люди жить так долго?
- Обычные люди – нет, а колдуны вроде меня – могут. Вовсе не обязательно иметь всем то, чего достигает отдельный человек. Не всем это дано, однако деянья такого человека могут приносить пользу все, кто заслуживает получить её.
Лицо старца притягивало взгляд, излучая непонятную, но властную силу. Оно было воистину прекрасным, а самое удивительное – лицо это казалось молодым, несмотря на седые вьющиеся волосы и бороду. Глаза! Они принадлежали юноше, излучая блеск и очаровательную открытость, присущие сильным и пригожим представителям мужского племени!
Солнце поднялось до своего летнего предела. Упоительные запахи деревьев, трав, цветов, всего, что окружало двух стоящих на поляне людей, создавали атмосферу волшебного свиданья юной принцессы и великого Перуна.
- Лекарь ваш, Исидорка, был моим гостем. Он рассказал тебе только то, что смог. Самую малость из того, о чем никогда и никому не рассказывал я. Хочешь знать больше – узнаешь, а не захочешь – надоедать не стану… Сядем здесь…
Ведь указал на ствол поваленной берёзки, и первым опустился на эту нерукотворную скамью.
- Таким, каким ты видишь меня сейчас, я стал внезапно. Чей-то непонятный умысел сыграл со мною жестокую шутку, которой, как ни пытался я, разгадать не могу до сей поры…К двадцати годам был я среди сородичей первым красавцем, сильным и ловким, весьма сообразительным и добрым. Однажды охотился я в лесу. Стрела моя готова была сорваться с тетивы и устремиться к телу молодого оленя. Вот в этот момент почувствовал я на своем плече чье-то легкое прикосновение. Я резко обернулся, и от неожиданности утратил дар речи. Напротив меня стояла Троица! О, это были необыкновенные существа! Одежда их переливалась нежными красками и сама она была вида необычайного! Не могли существовать на земле подобные создания, но как и откуда они появились – загадка…Благородный Старец, величественная Женщина, стройный Юноша, очень смуглая кожа которого могла принадлежать жителю стран вечного лета. Мирно смотрели на меня, и лица их украшали приветливые улыбки. В руках Старца была чаша. Отпив из неё маленький глоток неведомого напитка, он протянул её мне. Без слов было понятно: надо сделать то же самое и мне. Я безропотно подчинился. Глотка оказалось мало. Не потому что притомился на охоте: питьё было несказанно приятным, и я осушил чашу до дна. Потом Женщина, наклонив мою голову, надела мне на шею какой-то талисман, Отрок же лишь на мгновение приник головой к моей груди и отступил назад…
Ведь замолчал. Любава увидела, как чудо-старец закрыл глаза, словно собирался заснуть. Робко она коснулась его плеча кончиками пальцев.
- Вы устали? Не закрывайте глаза, мне страшно! Говорите, говорите… Мне так спокойнее…
- Не волнуйся, Любава, так ведь тебя зовут? Знаю о тебе всё. Не ягоды позвали тебя в лес, не Исидоркина просьба. Мысль свою посылал за тобой. Ведь ты хотела искать меня, а я облегчил труды твои и сам явился к тебе.
Любава успокоилась. Надежда поселилась в её сердце. Она верила, что этот кудесник обязательно поможет ей в беде её.
Ведь улыбнулся. Глаза его светились юношеским блеском, и Любаве показалось, что перед нею вовсе не старец, а великолепный добрый молодец, назначивший ей свидание в волшебном лесу!
- Зелье, выпитое из чаши, лишило меня рассудка. Я будто умер, но сладко, без муки. Словом, заснул блаженным сном. Они подарили мне созвездия чудес, недоступных  воображению простых смертных. Я побывал во всех уголках мира, я видел то, чего можно увидеть, прожив на земле отныне и ещё одно тысячелетие! Я видел будущее нашей земле, видел нового человека с его деяниями, с его образом жизни и устремлениями… Не могу я, Любавушка, поведать тебе об этом, - жизни не хватит. Иногда я записываю впечатления о тех видениях, только не знаю, для чего и для кого делаю это, я ведь совсем один…
Когда возвратился я в свои родные места, закончив великое путешествие, прежнее словно отвернулось от меня, а попросту оно уже не существовало.
Когда я нагнулся к речке, чтобы умыть своё лицо, отразила она седовласый и бородатый лик старца – вот этот, что ты видишь сейчас, Любава. В отчаянии я закричал страшным голосом. Это был нечеловеческий крик, ибо речка покрылась мелкой рябью, прибрежные деревья зашумели тревожно, а с чистого безоблачного неба упали холодные капли  противоестественного дождя. Я рухнул на землю, уткнулся своим и чужим лицом в мягкую траву и первый раз в своей осмысленной жизни заплакал…Тщетно я искал родное селенье, своих родителей, свою любимую, красавицу Нежину… Никакого селенья не было, словно и не стояло тут никогда. Только речка была той самой, на берегу которой некогда встречался я с далёкой возлюбленной… Так я стал одиноким отшельником, без рода, без племени, но умудренным великими мудростями и силой, ниспосланной мне таинственной Троицей…И тут о себе напомнил Их талисман. Он ожил у меня на груди и… позвал в дорогу. Я шел, ведомый его скрытой таинственной силой, пока не нашёл лесную избушку. Она словно ждала меня, обещая надежный кров вдали от людей…
Слушая Ведя, Любава чувствовала, как ей передаются его глубокая тоска, неприкаянность, тягость всего того, что обрушивает судьба на обыкновенного смертного человека. Юная, сильная, не обделенная светлым разумом красавица-древлянка начинала понимать: всё то, что обрушилось на неё в последнее время, имеет какой-то загадочный смысл, испытывает её на прочность, призывая к великому терпению и душевной стойкости.
- Скажите мне… Не знаю, как обратиться к вам…
- Когда-то звали меня Ведомиром, теперь я – просто Ведь, Ведь-колдун, потому что знаю и могу то, чего недоступно никому из людей…
- Вы сказали, что всё знаете обо мне. Значит, несчастья мои не секрет для вас… Нельзя мне оставаться более в селенье, которое всегда считала своим родным кровом и которое теперь стало для меня совсем чужим и опасным… Помогите мне, если можете, дайте совет, как быть мне в моём отчаянии, в моих бедах!..
Ведь взял руку Любавы и нежно погладил её своей ладонью. Девушка не противилась, не пыталась отвести руку молодого старца, однако лицо её покрыл легкий румянец, а синие глаза смущенно опустили к земле своё бесподобие.
- Любавушка, все беды, которые обрушились на тебя, словно сговорившись, ещё не самые жестокие. Скоро, совсем скоро нагрянут в ваше селенье дружинники княгини Ольги, которая вместо убиенного мужа Игоря теперь управляет Киевской Русью и жестоко мстит древлянам за смерть своего супруга. Горе и слёзы, кровь, бесчестье и разоренье ожидают приозерное ваше гнездовье. Более всего от этого буйства выпало бы на твою долю, потому что ты красавица. Не пощадят красоту, опозорят, растопчут её, похоронят под слоем праха…Не могу я допустить этого. Когда-нибудь, в своё время, ты поймешь, почему болею душой за тебя и хочу спасти тебя разом от всех бед. Я уведу тебя в далекое будущее. Ты будешь равной среди тех, кто примет тебя и до поры сохранит. Я всегда буду рядом с тобой. Перед тобой – твой ангел-хранитель!
То, что предлагал Ведь, повергло Любаву в такое волненье, что она словно окаменела, не в силах здраво мыслить, говорить, двигаться.
- Что я должна сделать, чтобы случилось задуманное вами? Я верю вам, любезный и благородный волшебник, я надеюсь на лучшее, а если оно не сбудется, хуже, чем сейчас, мне уже не будет…
- Спасибо, Любавушка, за добрые слова твои. У меня на сердце тепло от них стало. Сегодня я совершу, пожалуй, самое главное дело своей жизни и перестану быть одиноким отшельником. Я буду для тебя отцом, матушкой, стражем и воином. Благослови нас Всевышний разум на благое дело!
 Ведь приподнял девушку, разлучив с березовым стволом.
- Слушай меня внимательно. Там, где ты окажешься, ничего не будет удивлять тебя. Всё, окружающее тебя, очень быстро будет воспринято тобой и осмыслено. Речь тех людей будет понятной тебе, и они будут без труда понимать тебя. Но запомни: гармоничного людского сообщества не существовало и не будет существовать никогда. Силы зла на земле неистребимы. Но ты сумеешь противостоять им.
Ведь достал из маленькой холщовой сумки, висящей у него на шее, какой-то небольшой предмет.
- Вот, Любава, этот талисман будет защищать тебя, когда зло станет посягать на твою честь, на твою жизнь. Доставай его и являй ликам зла. Ты будешь неуязвима! Понятно ли тебе, о чем говорю я и что советую?
- Да, мой мудрый волшебник!
- Наклонись ко мне… Вот так!
Ведь ласково надел на шею Любавы подвешенный на цепочку маленький серебристый диск, в середине которого было крошечное отверстие.
- Это дар Троицы. Отныне он принадлежит тебе. Не разлучайся с ним. Теперь повернись к солнцу, возьми свой туесок и стой молча, не поворачиваясь ко мне.
Любава сделала так, как приказывал Ведь. Она была в полной власти этого необычного человека и полностью доверяла его намерениям.
Ведь воззвал к таинственной Троице, подарившей ему талисман, о помощи. Талисман ожил, застрекотал, как далекий кузнечик. Они слышали Ведя. Троица была рядом, старец внимал её голосу и делал то, что она вещала.
Он видел, как постепенно растворяется дивная фигура Любавы, как собирается в маленький золотой шар, который, словно нехотя, стал подниматься в небо. Вот он застыл на мгновенье над вершинами высоких сосен, словно прощался с этим миром и с ним, колдуном Ведомиром. И вот этот шар стремительно вознёсся в небо и через мгновенье исчез с глаз Ведя.
- Счастливого пути, Любава, милая! До встречи! До скорой встречи и навсегда!
Ведь глубоко вздохнул, опустил отяжелевшую голову на грудь и застыл, как изваяние, сотворенное резцом гениального скульптора.
- Спасибо вам, небесные странники! Я жду вас, я хочу снова видеть вас! Я хочу слышать ваши голоса! Откройте мне тайну, которая не дает мне покоя! Я хочу жить, как все люди! Я хочу – просто жить! Жить! Любить! Иметь своё продолженье! И оно будет, обязательно будет!

Глава 6

Алекс гнал свой тяжело нагруженный рефрижератор по пустынному шоссе. Трасса казалась бесконечной. Редкие автомобили обгоняли его, ещё реже попадались встречные. Клонило ко сну. Напарника в кабине не было – валялся дома с радикулитом, и сейчас усталый «дальнобойщик» искренне завидовал Саньке Жирняку.
Шофер-дальнобойщик… С этой огромной колымагой Алексей породнился совсем случайно. Гуманитарный университет подарил ему диплом учителя иностранного языка, захудалую сельскую школу и те гроши, которые гордо величались зарплатой. Всё это не могло долго продолжаться. Проклятая инфляция, которую никак не могут обуздать столичные чиновники, быстро съедала Алёшкино жалованье. К тому же, поступало оно в карман гуманитария не очень регулярно. Ему неловко было перед матерью, которая хорошо понимала его и успокаивала, что должно это положение непременно измениться к лучшему. Однако, сирый учитель уяснил для себя, что заниматься надо чем-то принципиально иным, востребованным текущей жизнью, дающее гарантию, что эта востребованность наполнит его кошелёк и сделает эту самую «жизнь» более желанной и привлекательной.
Всё началось с того, что этот самый «радикулитный» напарник, бывший одноклассник, встретил его, Алёшку, на улице родного провинциального города. Жирняк был бодрым, уверенным в себе человеком. Алексею показалось, что он либо получил богатое наследство от случайно обнаруженной родственницы-иностранки, либо выиграл «лимон» зелёненьких, участвуя в телевизионном шоу Якубовича, либо, на худой конец, имел приличную денежную работёнку.
- Лёха! Привет, старик!.. Сколько лет, сколько зим! Узнаешь меня? Вспоминай, вспоминай!..
- Ты, Санька, так и не придумал ничего новенького: привет старик, сколько этих и тех… А мог бы, например, так: «О, господин учитель! Рад приветствовать вас! Как поживает ваша драгоценная супруга и ваши милые детишки?»
Последовало взаимное рукопожатие.
- Ну, ты загнул! Кому такое сегодня взбредёт в голову? Смотри, что творится вокруг – полный беспредел, смута, бедлам, короче, атас! Ну, ладно, это не для нас… Ты как поживаешь, где куёшь копейку?
Алексей кратко изложил своё состояние, чем привел Жирняка в справедливое негодование.
- Слушай, Алёшка, бросай, на хрен, эту школу со всеми её ободяями! Ты что, хочешь в нищете сгубить свою молодую и бесценную жизнь? Знаешь что, давай к нам вали. Я гоняю рефрижератор между городами. Слышал про дальнобойщиков? Так вот, малость подучишься, я за тебя ручательство представлю, и всё будет о’кей! Вместе будем гонять нашу тачку-кормилицу! Романтика дорог, свобода, хорошая деньга… Ну, ты как, врубился?
Вот так стал Алексей Осокин водителем «тачки-кормилицы», которой его познания в английском языке были совершенно безразличны.
Чтобы не заснуть за рулём, как это нередко случалось, он откинул лючок бардачка, нащупал первую попавшуюся кассету и собрался было проводить её в брюшко магнитофона…
- Что за дьявольщина… Только что до самого горизонта была голая дорога, и н; тебе…
Вместо магнитофонной кнопки Алёшка был вынужден нажать на тормозную педаль. Метрах в тридцати от капота грузовика, словно из-под земли выросла женская фигура.
Алёшка, сбавив обороты двигателя, выскочил из кабины и направился к неожиданному живому препятствию.
- Эй, ты… как тебя! С головой всё в порядке?!
Фигура продолжала неподвижно стоять, не реагируя на грубоватый окрик дальнобойщика. Алекс зашёл спереди… Теперь он видел её. Это была девушка, совсем молодая и красивая. Глаза её были закрыты. Казалось, что жизнь только-только начинала возвращаться к ней после неизвестного потрясения.
- Есть проблемы?.. Куда направляешься, красотка?
Девушка медленно открыла глаза, и Алекс стал свидетелем маленького чуда – глаза незнакомки, над которыми парили два крыла бровей, были необычайно синего цвета.
- Почему Вы (Алекс перешел на официальный язык) на дороге одна? Если нам по пути, садитесь в кабину!..
Синеглазка нерешительно и медленно протянула руку удивленному Алексу. В другой руке девушка держала маленький туесок, доверху наполненный свежей земляникой.
- Ну и странная мне выдалась попутчица! А одежда на ней – смех, да и только.
Это была первая оценка, данная рыцарем дорог неизвестной принцессе-грёзе.
- Я ждала тебя… Куда тебе, туда и мне…
- Приехали, - подумал удивленный дальнобойщик, - как это понимать и что с этим делать?
Сначала ехали молча. При всей странности одежды очевидным было главное: девушка была необычайно красива! Тогда и пришла в его голову сумасшедшая мысль: он ни за что не отпустит её, он будет возить её вокруг света! Если у неё есть ухажер,  - то он отнимет её у недостойного домогателя, если она замужем – он убьёт нахала-выскочку…
Синеглазка тоже размышляла: почему она подала руку этому парню, почему не страшится рокочущего быстроногого чудовища, что несет её в неизвестность, почему понимает речь совершенно незнакомого ей человека?.. Только теперь она поверила окончательно в безграничную колдовскую силу Ведя. Он был рядом – незримый, молчаливый, её спаситель и ангел-хранитель.
- Может, нам следует назвать имена друг друга?.. Мы ведь не безымянные существа, верно? Я – Алекс, Алекс-дальнобойщик и ваш покорный слуга. А Вы?..
 - А какое имя вы дали бы мне?
- Ну, например, Краса Ненаглядная! Любое другое будет не совсем точным…
- Меня зовут Любавой…
- А что, прекрасное имя, ласковое, милое… Еду, еду, еду с ней, еду с Любушкой своей!
Алёшка пропел последнюю фразу, несколько изменив слова душевной русской песни… Любава улыбнулась, и в кабине стало светлее и уютнее… Девушка смотрела на бегущую ленту дороги и её так же, как недавно Алекса, начало клонить ко сну. Она всё ещё не пришла в себя после фантастического путешествия. Каждая клеточка её тела начинала возвращаться на своё привычное место, получив заряд таинственной энергии.
- Берите ягоды, угощайтесь!.. Я собрала их сегодня, а мудрый старец посоветовал мне взять их с собой в дорогу…
Алекс легонько прихватил щепотку угощенья и снова бросил взгляд на девушку. Ему хотелось остановить машину, как следует разглядеть девушку Любаву, в конце концов, не торопясь поговорить с нею…Таких странных пассажиров Алёшке возить ещё не приходилось…
- Ягоды ваши – просто прелесть! Где вы их собирали?
- В нашем лесу…
- А что это за «мудрый  старец», про которого вы упомянули? Это ваш дедушка? Он лесник?..
- Он не мой дедушка… Он великий волшебник, мой ангел-хранитель…
Алексу начинало казаться, что с головой у девушки серьезные проблемы, и теперь у него лишь два выхода из проблемной ситуации: либо высадить её в ближайшем населенном пункте и сдать представителям местной власти, либо доставить к себе домой.
- Кажется, я влип в чудненькую историю, из которой не вижу пока нужного выхода, - подумал растерянный дальнобойщик и всё внимание устремил на дорогу. Зато он выяснил главное – девушка-загадка свободна от брачных уз и поклонников.
- И всё-таки, - куда вы направляетесь? Я должен подвезти вас к дому. Он ведь есть у вас где-то, а?
В полудремотном состоянии Любава с полным равнодушием, с откровенностью ребенка  проговорила:
- Алёша, я не знаю, почему ты (она впервые сказала «ты») повстречался мне… Вези меня туда, куда тебе надобно… Там и будет мой дом… Пока не спрашивай меня более ни о чём… Я должна окончательно обрести себя…
Алексу, привыкшему ко всяким путевым неожиданностям, неизбежным для любого шофёра-междугородника, стало не по себе.
- Всё ясно, - размышлял он, - надо везти её домой. Мама всё поймёт и, наверное, поможет во многом разобраться… Ну и дела…
- Любава, ты, наверное, устала и проголодалась. Мы скоро приедем… Отдохнёшь, выспишься… Мама покормит нас чем-нибудь вкусненьким… Ты можешь подремать… Мне будет легче крутить баранку и повнимательнее смотреть на дорогу. Договорились?
- Договорились. Матушка твоя не будет отдавать меня замуж за хорошего человека из соседнего селенья?
- Не беспокойся – не будет… Никто тебя никуда не отдаст! Ну, закрывай свои колдовские глаза, а то наскочу на какую-нибудь колдобину…
- Искорка сейчас тоже спать будет… Он так хотел жениться на мне…
Алёшка больше не удивлялся речам Любавы. Он переключил скорость, и его «тачка-кормилица» ещё быстрее понеслась в сторону заходящего солнца.

Глава 7

- Господи, что творится на белом свете… Правильно говорят – мир катится к катастрофе…
Мать Алёшки сидела перед телевизором. Ведущий программы «Время» докладывал о сходах снежных лавин, потопах, гигантских лесных пожарах, авиакатастрофах, о погибших…Она подумала о том, почему люди стали предельно безумными, зная, что земля уже не в состоянии выносить их, а Господь, наверное, всерьез настроился на то, чтобы смести всех своих полоумных чад и вместо них придумать что-нибудь получше.
Она благодарила судьбу за то, что Алёшке повезло, что не был он в Афганистане, не воюет в Чечне, что жив и здоров, но где-то сейчас болтается в тяжелом грузовике, зарабатывая на жизнь кочевым образом жизни… Она знала, что на нынешних дорогах часто бывает не менее опасно, чем на войне. Грабят, убивают, берут в заложники… Конца этому не видно и, видимо, не будет.
- Скорей бы Алёшка вернулся…Прежняя работа была унизительной, а теперешняя – тревожная и непредсказуемая…
Закончив телепрограмму, перечислив все трагедии и катаклизмы, ведущий казенно улыбнулся (ему тоже невесело) и распростился с испуганным и озабоченным российским телезрителем.
Пошла бессовестная, пошлая и невыносимо издевательская реклама всего того, что никому на всём белом свете не надобно. Просто она подкармливала телевизионщиков и прочие СМИ. Каждый зарабатывает, как может, а мораль, стыд, совесть – это понятия уже немодные, отжившие. Диоген вылез из бочки во второй раз за многие столетия… День, солнышко, а он с зажженным фонарём… Опять ищет человека… Не найдёт. Больше не найдёт. Людей не осталось.
За окнами послышался ропот автомобильного мотора.
- Алёшка приехал!.. Чего это он к дому пригнал свою колымагу? Не случилось ли чего?
Ольга Даниловна поспешила к двери. Звонок. Значит пора открывать гениальную затворку, придуманную гениальным человеком (но без фонаря в руке).
В проеме двери появилась девушка, которую легонько, под локоть вводил в прихожку несколько смущенный сын.
- Мама, смотри, какое сокровище я встретил сегодня на дороге! Чуть под колёса моей тачки не попала…
Ещё не до конца отключившись от пугающей телевизионной какофонии, Алёшкина мать не сразу поняла, о чем говорит смущенно улыбающийся сын.
- Проходите, голубушка… Рада вас видеть… (хотя поводов для радости никаких не было). Проходите, проходите… Лучше – сразу на кухню. Покормить вас надо с дороги… Верно?..
- Ты, мама, как всегда, мыслишь дальновидно, в прекрасном реалистическом духе!
Любава нерешительно прошла туда, куда увлекла её Ольга Даниловна, робко села на скамейку у столика и не торопясь стала изучать окружающий мир «кухни».
Уловив призывный знак Алёшкиной руки, мать подошла к нему с чувством, которое никак не походило на радостное.
- Мама, не удивляйся пока нашей гостье… Ничего предосудительного я не замыслил. Ты пока займись ею, а я перегоню машину на базу и быстренько вернусь, ага?..
- Ну давай, коли так…
- Любава, я очень быстро вернусь! Пока познакомься с моей мамой. Она очень хорошая, и обязательно понравится тебе.
- Иди, иди, лицемер… Она – нормальная? Не из «этих»?..
- Она – необычная, не от мира сего… Потом всё объясню… Иди, иди, мама… Не надо оставлять ее одну. Я мигом.
Ольга Даниловна, затворив дверь за сыном, вернулась к незнакомке.
- И как вас звать, величать, милая девушка? Я – Ольга Даниловна, Алёшина мама…
- Меня Любавой звали… Такое имя у меня и сейчас… Я из приозерного селенья, где меня уже, наверное, ищут…
 Ольга Даниловна, женщина лет сорока пяти, высокая, не красавица, но довольно привлекательная, пристально разглядывала девушку и почти сразу поняла, что была она очень и очень странной.
- Это где же такое селенье – Приозерное?.. И почему вас там должны искать? Вы что же – убежали из дома?
- Такое селенье – в древлянской стороне, около красивого озера, которое я очень любила… и всегда буду любить. Нет, не убежала я из родного гнезда… Так случилось по воле Ведя. Он спас меня и обещал всегда хранить…
Ольга Даниловна почувствовала смутное беспокойство, готовое перерасти в тревогу. Странными были ответы девушки на заданные вопросы. Понять их было невозможно.
- Неужели она страдает шизофренией или чем-то подобным? Откуда сбежала? Кто её ищет?.. Дождусь Алёшку, вместе попробуем разобраться…
Это были неозвученные мысли здравомыслящей женщины, изучающей живое существо, лишенное здравого смысла.
- А что это, Любава, у тебя в корзиночке? Ягоды?
- Ягоды! Сегодня я их в нашем лесу насобирала. Ведь сказал, чтобы я взяла их с собой! Берите, это вам!
- Спасибо, Любава… Сейчас мы их немножко освежим… На дорогах столько разной пыли и в кабине, наверное, бензином пахло до умопомрачения… Правда?
- Пахло в кабине, до умо-мрачения… Бен-зи-ном… И спать хотелось… Я дремала…
Мама Алёшки высыпала землянику в дуршлаг и, поднеся его к смесителю над раковиной, открыла кран. Любава, как завороженная, смотрела на струйку воды, бегущую из блестящей изогнутой шейки. Потом она легко встала и подставила ладонь под струю. Она улыбалась чистой, детской улыбкой. Она была прекрасна!
- А Феклуша  (Фекла - имя – греческое, у славян его не могло быть) брала водицу из  озера, бадейками… Быстро зачерпывала и легко несла, а я ей помогала… Феклуша ребеночка ждет, а я его не увижу…
Лицо Любавы стало грустным, словно какая-то непонятная даль затуманила его своей тайной…
Омытые водой ягоды Ольга Даниловна высыпала на тарелку и поставила на стол. Поначалу она не обратила внимания на кусочек березовой коры, что отделился от донышка туеска, и теперь лежал на дне посудной раковины. Когда женщина хотела убрать его в мусорную корзину, она увидела на обратной стороне бересты написанные слова, исполненные великолепным почерком неизвестного каллиграфа: «Примите и сберегите её до времени. Ведь-колдун».
Ольга Даниловна не стала расспрашивать Любаву о кусочке бересты и о смысле текста, написанного на нем. Она положила его на полочку и вновь обратила внимание на таинственную гостью.
Любава изучала кухню, а Ольга Даниловна – Любаву. Странный наряд – длинная рубаха почти до щиколоток, сшитая из грубого полотна, непонятная обувь, отсутствие какой-либо прически. Тем не менее, была эта девушка великолепно сложена, высокого роста, с прекрасным лицом, на котором сияли глаза чистейшей синевы. Взгляд её был осмысленным, но ощущалась в нём безграничная наивность, что-то совсем детское…
- Любава, тебе, наверное, хочется умыться? Иди-ка сюда… Вот горячая вода, вот мыло. вот тебе полотенце. Освежись – и к столу. Сейчас Алёшка явится. Втроём поужинаем, поговорим…
Хозяйка дома не закрывала дверь ванной комнаты. Ей почему-то казалось… нет, она ясно сознавала, что Любаве всё это… незнакомо, видится впервые!
- Проходи, садись вот сюда. Сегодня я испекла пирожки… с чем они – угадаешь, когда начнёшь есть. Ты любишь пирожки?
- Я не знаю… Надо ведь их поесть?
- Конечно, конечно. Начинай! А я тебе суп налью, и себе заодно…
Пару минут они ели молча.
- Хорошие они, ваши пирожки, только я не знаю, что у них внутри… Но мне хочется много их есть… Можно?
- Ешь, голубушка, сколько хочешь. Я рада, что они тебе нравятся! А внутри у них – мясо и капуста.
Наконец-то Ольга Даниловна откровенно засмеялась, почувствовав, как спало тягостное напряжение, как эта загадочная Любава на время утратила свою загадочность.
Раздался звонок. Мать с облегчением впустила сына.
- А мы тут без тебя занимаемся дегустацией пирожков. Давай, живенько присоединяйся, иначе тебе ничего не достанется!..
Мать довольно улыбалась, и Алёшка понял, что пока он отсутствовал, женщина и юная красавица нашли общий язык. Они ели суп с пирожками, пили чай, опустошили тарелку с Любавиной земляникой. Говорили о том, о сём, однако нужного разговора так и не состоялось. Множество вопросов повисло в воздухе, ждало ответов. Увы… Наконец, Алёшка, чувствуя, что очень устал и переволновался за этот длинный, полный неожиданностей день, по-хозяйски поставил совершенно естественный вопрос.
- Мама, наша гостья, наверное, очень устала и хочет спать. Дорога у нас была длинная и притомила нас обоих, правда, Любава?
- Спать очень хочется, только, наверное, опять летать буду и слышать голос моего ангела-хранителя…Голос этот такой ласковый, такой незабываемый… Я буду ночевать у вас?
- Ну конечно же у нас. Ты посиди ещё немножко, поинтересуйся, какие сны вот этому бродяге снятся… Я сейчас.
Уходя, мать укоризненно посмотрела на сына. Он понял, что всё происходящее ей вовсе не по душе, что странная гостья тревожит ее и доставляет ей совсем незапланированные хлопоты.
- Любаша, ты не почувствовала, что сегодня получился на редкость длинный день? Наверное, это и хорошо. Я нашел тебя и теперь могу спокойно смотреть на твое лицо, на твои волшебные глаза.
- А мне нравятся длинные дни. Ночи не принадлежат человеку. Он словно умирает, только легко и ненадолго. Сонные виденья покидают его вместе с зорькой, потому что призраки эти явились с небес и возвращаются туда.
- А ты не знаешь секрета, как этих «призраков» задерживать подольше? Чертовски не хочется пробуждаться и тащиться на работу. Она, эта работенка, никогда не бывает невестой, она всегда злая мачеха, хотя опускает в твой карман пока еще ничем не заменимые «бабки».
- Разве могут в карманах уместиться бабушки?.. И почему им надо в твой карман прятаться?
- Ох, Любаша!.. Ты что, не знаешь, что такое «бабки»? Вот умора! Да деньги это, деньги! Поняла? Так их в народе нашем шалопутном обзывают…
Так про денежку нельзя. Она – богатство… Богатым быть хорошо… Не жадными, как наши киевские князья…
Алешка застыл в недоумении после слов Любавы.
- Любава, ты уже спишь, потому что тебе уже сны снятся… Мама, ты нас совсем уморила! Засыпаем за столом! Засыпаем за столом!
Через минуту появилась ольга Даниловна.
- Готово, готово. Ступай, Алеша, спокойной ночи. Я провожу Любаву.
- Спокойной ночи, мама, спокойной ночи, Любава!
- Ты тоже во сне летать будешь? Расскажешь завтра мне – куда поднимался, что видел и слышал? Расскажешь?
- Ну конечно, расскажу. Хотя сегодня спать без задних ног буду и вообще ничегошеньки не увижу.
- Мама Ольга, а без задних ног разве спят? Как же это понять?
- Да не обращай внимания, шутит он. Просто очень устал, а когда люди очень устают, они спят так крепко, что вообще ничего не чувствуют… Вот здесь ты будешь спать… Только во что же мне тебя переодеть… У тебя ночной одежки нет?
- Есть ещё понёва, только она мне уже не понадобится… Пусть подарят ее другой невесте.
- Понёва? Ах, да…понева…понева… Подожди, сейчас что-нибудь найду для тебя. Фигура у тебя и рост почти как у меня. Только ты молодая, цветущая и бесподобно красивая.
- Неправда! Это вы, мама Ольга, очень красивы. Такой, наверное, была и моя мама…
- Почему-была? Где же теперь она?
- Нет её. Небо приманило ее к себе на веки вечные…
Ольга Даниловна молча застыла перед Любавой. Ей стало ужасно жалко эту полную загадок девушку.
- Я сейчас.
Как завороженная разглядывала Любава электрический ночничок, стоящий на маленьком столике около кровати.
- Он горит без пламени и дыма… Он теплый, значит добрый…
Любава сидела на краешке кровати, когда вновь появилась «мама Ольга».
- Любава, попробуй-ка надеть вот это… А свое «платье» давай мне.
Наступила неловкая пауза. Любава встала, смущенно глядя на мать Алёшки.
- Ты что, меня стесняешься? Я могу выйти… Только хотела уложить тебя в постель и потушить свет.
- Не уходите, мама Ольга! Мне с вами хорошо. Сейчас я отдам вам свою рубашку…
Смущенная женщина, познавшая любовь, замужество, схоронившая раньше времени своего Михаила, упавшего вместе с мамолетом на жесткую, неуступчивую землю, смотрела на юную красавицу, словно на себя, не столь далекую и совсем молодую. Вот медленно поползла вверх допотопного вида рубаха, вот она собралась на голове Любавы, вот стремительно сдернута с нее ловкими руками.
Под рубашкой была только обнаженная плоть. Красота этого тела могла привести в восхищенье самого Бога.
Девушка, ловко набросив «ночнушку» на себя, легла. Ольга Даниловна заботливо накрыла ее простыней.
- Спокойной ночи, Любава! Я потушу свет. Спи спокойно. Мы рядом.
***
Мать и сын долго сидели на кухне, не обращая внимания на быстро летящие часы короткой летней ночи.
Алексей во всех подробностях поведал матери о том, как встретил таинственную девушку, как она вела себя в момент их встречи, о чем они говорили в пути…
- Что же нам делать, мама? Ума не приложу – что все это значит. Откуда она взялась на шоссе, для чего ей это было надо, чья она, наконец?
- Ты хочешь, чтобы я ответила на все эти вопросы? Пока я тебе скажу следующее: она абсолютно земное существо, совершенно не похожая на тех уродцев, которые вылезают из «летающих тарелок». Ее создала наша  хитромудрая природа, вовремя остановившись, увидев замечал законченный шедевр.  Да, она очень красива! Если бы ты видел, какая у нее Дивная фигура! Когда она переодевалась, на ней не было более ни единого лоскутка...  Ну, ладно.  Это все лирика.  Что мы имеем в наличии?  Тайны, загадки, загадки , предположения, тупик...
 Ольга Даниловна протянула руку  и достала с полочки кусочек березовой коры.
-Смотри, что я обнаружила на дне ее корзиночки с ягодами...
 Сюрприз был наиболее спичечного коробка.
- Мама, ты прочитала, что здесь написано? «Примите ее и до поры сохраните. Ведь- Колдун» .
 Помолчали, соображая.
-Ну,  что же, уважаемый Ведь -Колдун.  Мы приняли твою посланницу,  в течение дня и ночи сохраняли ее от посторонних глаз... Что дальше?
- Вот именно - что дальше ?  Сколько надо ждать, чтобы случилось это «до времени»?  Почти уже невидящими глазами Алешка смотрел на кусочек березовой коры , где изумительно красивыми буквами были написаны таинственные и потому тревожные слова .
Мать и сын чувствовали, какая тяжкая ноша свалилась на их плечи. Что делать с этой, не от мира сего, девушкой?  У нее нет никаких документов, минимум примитивной одежды, масса каких-то воспоминаний, расшифровать смысл которых, пожалуй, никто не сможет. Идти в милицию, обратиться к медикам, поднять на ноги телевидение, газетчиков? Только кто всему этому набору сил и средств доверяет сегодня. Они покупаются за «большие деньги», а эти самые «большие деньги» есть у «больших людей», «большие люди» давно изолировались от массы, которая еще не очень давно величалась советским народом. 
-Знаешь, Алёшка, мне кажется, пока ничего не нужно предпринимать. Все со временем образуется. Видишь, что на этом кусочке коры написано? Не кто-нибудь, А сам Колдун обращается к нам, просит сохранить до поры . Этот Ведь, наверное, очень много значит судьбе нашей гости и обязательно даст о себе знать в положенное время.
-Ты, пожалуй, права. Пусть пока поживет с нами, не стеснит и не обкушает нас. Любопытным скажем, что дальняя родственница гостит. А можно и весомее - невеста она моя! А можно, если честно сказать, кто бы она ни была, я уже по уши влюбился в нее и никуда бы не отпустил отсюда...
- Да ладно, ладно... Матери голову хочешь заморочить... Рано тебя в женихи. Сначала предмет обожания распознать надо. А пока она – как та царевна-лягушка... И потом ... Ты уверен, что нравишься Ей? Она, между прочим, красавица, какой в подметки не годятся всякие «Мисс Америки» и прочие 
- Наверное, ты права, только мне не хочется думать об этом. Я ее нашел и никому не отдам...
- Давай без глупостей. Не маленький мальчик... Мне вот какая мысль пришла. Помнишь, вы с отцом отдыхали в загородном санатории? Когда это было? Наверное, года четыре назад... Не в этом дело. Я вот подумала, не поехать ли вам туда вместе? Не перебивай. Знаю, что работаешь, что недавно в отпуске был. Поговори там с главным врачом, пусть подержит там девушку нашу, сделают нужные анализы, осмотрят. Наверное, мы будем лучше знать о физическом состоянии Любаши... Как думаешь, я дело предлагаю? 
Алешка вспомнил загородный санаторий, где был вместе с отцом, еще живым, веселым и здоровым. Вспомнился главврач , медсестра Зоя, которая ему, Алешке, очень понравилась... Санаторий, лес, большой пруд, свежий воздух, прогулки...
 - Гениальная идея! И как мы сразу не догадались!
- Когда же было догадываться? Находку твою только-только разглядеть успели... 
- Так, сейчас сколько накапало? Без 15 4... Уже начинает светать. Часиков в 9 будем собираться. Позвоню Жирняку , чтобы без меня пока обошелся, и в дорогу. Пошли, мать, додремлем часок-другой. Потом как-нибудь отоспимся...
Глава 8 

Мать-Большуха, постаревшая, суровая лицом, собрала большой родовой совет. После смерти мужа все заботы по сохранению рода, все дела, связанные с бытом большого хозяйства легли на ее плечи точка абзац в избе горели восковые свечи , в кайф светилось душа и мудрость Колдуна Ведя.. Царило тягостное молчание, словно на скорбные посиделки собралось общество немых и глухих.
- Несчастья начали преследовать наш род. Не знаю, чем прогневили мы своих богов, только наказывают они нас сурово и нежданно. Нечистая сила похитила  у нас красавицу Любаву . Не былаона от рождения кровинушкой нашего семейства. Все вы о том знаете и верно, хранили тайну от нашей синеглазки... Только судьба распорядилась не так, как хотелось всем нам...
Мать-Большуха помолчала.
- Она была ясным солнышком среди нас. Как теперь без нее … Чего молчите? Не уберегли голубушку нашу, не уберегли... 
Послышались робкие возражения и оправдания.
- Всю округу обшарили, под каждый кусток заглядывали...
Всё озеро челнами избороздили и берега его оглядели... Не гневись, матушка большуха. Нет на нас вины никакой...
- А может в какое другое поселение подалась? Испугалась, что замуж выдать хотели... Гордая она была, с характером ...
Мать Большуха устремила тяжелый взгляд на маленькую фигуру лекаря.
Исидор, говорят, что ты долго с ней разговаривал накануне ее пропаже ... О чем говорил? Не сказал ничего лишнего?
Все глаза устремились на Исидор ку, будто были абсолютно уверены, что вот сейчас все и прояснится.
- Печальная она была... Хотел попросить любого, чтобы травки в лесу набрала, когда Соберется Туда... Не неволил ее, не торопил, Ласково только попросил...
- Что еще говорил? Долго сидели вместе, сказывают те, кто видел вас...
-Про жизнь свою пропавшую рассказывал ей, отвлекал от грустных мыслей, успокаивал, звал к надежде и терпению... Вот и все...
Исидорка замолчал. Те, кто слушал его, недоверчиво заработали. 
- Лишнего наговорил, запугал девку... 
- Озеро она уж больно любила. Не утопилась ли от тоски какой неведомой нам?
- Да не утопила она... Хазар-Волкодав на полянке лесной сумку нашел, какую она брала с собой.  Пёс все кружился на одном месте... Потом сел и завыл протяжно.
Исидорка понял, что  Любава сделала то, о чем намекал ей, рассказывая о своей жизни.
- Скорее всего, к старому колдуну подалась , защиты и помощи просить. Другого выхода у нее не было. Только не скажу я вам об этом, родичи мое ненаглядные .
Исидорка утратил всякий интерес к Большому совету. Он верил, что не оплачивать надо Любаву, а радоваться, что гордая девушка, может, самая первая за долгие времена рода, нарушила его неукоснительное правила и традиции. Она осталось свободной!
Большуха, выслушав всех, приняв к сведению все признания и  заверения, Тяжело вздохнула и, в последний раз оглядев всех собравшихся селян, тихо, но внушительно подвела итог :
- Дальше искать будем. Живую или мёртвую, найдите ее... Такова моя последняя воля. А теперь - расходитесь...
Изба быстро опустела, ибо радости внутри нее не было, а печали  да горести дням светлым не попутчики.
Мать Большуха продолжала сидеть на своем месте , глядя невидящими глазами на горящие свечи.
... Не животина я какая, чтобы везти меня в чужое стоило ... 
- Тоскливо тебе было, дитятко ненаглядное. Не нашего поля ягодка была ты. Тайна за семью печатями тянулась за тобой и ушла неведомо куда вместе с тобой... Ох, не могла я тебе помочь ! Родовые традиции нарушать не в моей воли и власти. Только теперь не нужны мне больше никакие традиции , не всё это расплодившееся семейство... Устала я, и жизнь более не тешит меня...
Пожилая женщина , похожая на большую черную птицу с подрезанными крыльями, медленно поднялась из-за стола. Вот маленький глиняный горшочек, где хранилась от посторонних глаз смертоносное зелье. Вот бадейка с водой. Надо смешать и то и другое. Теперь попросить у всего мира прощения за слабость сильного духа , За тяжко прожитую жизнь, а более всего у нее, у Любавы , которую она любила больше всех на свете. 
- Прости меня, Любавушка, душа моя Светлая, радость моя, Диво мое ненаглядное ... 

***
Ведомир молча наблюдал издалека переполох в любавином селении. Здесь плакали, суетились, готовились справлять дело, извечный страх перед которым лишал людей возможности справлять осмысленные дела , думать о чем-либо важном и неотложном…
Готовились к погребению Матери-Большухи. Бессмертных людей не бывает, Но когда нежданно, негаданно уходит из жизни самый главный человек племени,  оно ощущает сиротство , неприкаянность , безнадежность. Люди придумали судьбу, чтобы уповая на нее, благосклонно принимать ее блага  и орошать ее горючими слезами , когда являет  она горе и невосполнимые утраты …
Ведь медленно приближался к жилищам, где еще недавно текла размеренная жизнь обычных людей, чьим божеством была повседневная работа, дающая право на благополучное существование.
Селяне кто с любопытством, А кто с подозрением и непонятным страхом, смотрели на нежданного Пришельца, которого здесь никогда прежде не видели.  Собаки не осаждали Ведомира злобным лаем и оскаленными зубами , а только равнодушно  плелись за ним, лениво помахивая хвостами.
Ведь остановил пожилого селянина.
- Выслушай меня, вольный человек, и постарайся близко к сердцу принять мою просьбу . Попрошу тебя на короткое время собрать вот здесь все взрослое население. Мне нужно передать вам очень важную весть , которая касается вашей жизни и смерти.
Мужик недоверчиво смотрел на меня, однако, слова колдуна, его величественная осанка и лицо, обрамленное прекрасными волосами и бородой, вынудили старожила исполнить необычную просьбу. Прошло совсем немного времени. Теперь перед колдуном стояли все, кто мог свободно передвигаться и без труда пользоваться ушами.
- Вольные селяне! Только недобрая весть , грозящая вам смертной бедой, заставила меня покинуть уединённое жилье отшельника и появится перед вами. Я знаю, что явился сюда не в самое подходящее время и всем сердцем разделяю вашу печаль по поводу нелепой кончины вашей Матери Большухи . Но лучше сразу - две беды в одну . Совсем скоро нагрянут к вам дружинники Княгини Киевской Ольги . Добрых намерений у них нет, а злых - больше некуда! Придут разбойники, грабители, насильники. Совесть и милосердие им неведомы, слезы и мольбы ваши для них - малая потеха! Решайте, как поступить вам, как обезопасить себя и все добро ваше от злых пришельцев . Верьте словам кудесника Ведомира ! Они посланы мне свыше , чтобы обратиться пользой для вас! Это все, что хотел я поведать вам. Прощайте, братья древляне. Тот, кто не верит предостережению моему, поверят огню, мечу и разорению.Прощайте! 
Ведь слегка поклонился вконец растерявшимся и притихшим селянам. Он знал, что солнце, столетиями согревающие огромную страну древлян, скоро потускнеет и канет в небытие.

Глава 9

Сон Любавы был тяжким и совсем не походил на сладкое отдохновение. Она видела Мать-Большуху, ведомую к высокому обрыву безликими, покрытыми густой шерстью, чудовищами. Любава слышала голос своей названной матери:
- Любава, ты отыскала своего добра молодца? Ищи, ищи его… Найдется он…Видишь, ухожу я…Какие прекрасные у меня попутчики, ласковые…Сейчас мы легонько прыгнем в бездну…Там хорошо… там спокойно…спокойно…Ищи своего молодца, ищи…
Потом мчались обезумевшие красные кони…Горели приозерские дома, кричали и метались в страхе ее бедные селяне… А вот появился Искорка. Он гладил шерсть неподвижного Хазара и медленно выговаривал совсем непонятное Любаве.
- Любавка, ты не расти больше…Не расти…Чем больше растешь, тем больше старишься…Тебе нельзя стареть… Тебя ждет Эдемона…Эдемона ждет тебя, слышишь? Я буду стареть и недужить вместо тебя, а когда помру, женюсь на тебе… Видишь, Хазарка со мной…Он мертвый… Убили его супостаты-варяги… Любавка, дай мне свою руку…Побудь со мной… побудь со мной…побудь…
Страшные сны оторвали Синеглазку от подушки, сбросили с нее горячую простыню и оставили ее сидящей на кровати. Тело девушки колотил озноб, рассудок был в великом смятении, жгучие слезы текли по щекам и солоно угадывались на дрожащих губах…
 - Искорка!.. Подожди, не уходи от меня! Вот руки мои…Я сейчас…я сейчас… Силы небесные, помогите мне! Помогите же мне!
Ольга Даниловна не спала, лишь на короткое время погружалась в мягкую дрему. Голос Любавы не стал для нее неожиданностью, и  женщина сразу поняла, что гостья нуждается в ее присутствии. Она быстро вошла в комнату, включила ночничок:
- Любаша, что с тобой? Почему плачешь? Приснилось что-нибудь страшное?
Ольга Даниловна села рядом с плачущей, изрядно возбужденной  девушкой и заботливо обняла ее за плечи.
- Ну, что там у тебя? Всё лицо от слез мокрое…
- Мама Ольга…Родина моя далекая снилась мне, люди, с которыми рассталась я навсегда… Плохо им, ох как плохо!..Искорка звал меня…руки свои тянул ко мне…Хазара убили супостаты, селенье наше разграбили…
Любава прижала свое лицо к телу встревоженной женщины. Та, в свою очередь, ласково поглаживала густые, свалявшиеся в крупные пряди, волосы странного существа, невесть откуда ворвавшегося в судьбы матери и сына…
- Не переживай, милая… Мало ли что во сне привидится..Сон, он и есть сон… У меня там тоже бывают такие зрелища, что вскакиваю вот так же, как ты… Бывает, что и кричу, и смеюсь, и плачу. Жизнь у нас такая – то радости, то слезы…
- Мама, помощь моя не требуется? Что у вас там?
Это уже голос Алёшки.
- Ничего, ничего…Досыпай, мы сами тут разберемся.
Сидели молча, обмениваясь биотоками своих тел, успокаивались две разности женского пола.
- Всё у тебя, Любава, будет в порядке. Ты молодая, сильная. Правда?
- Я не знаю… Со своими мужиками-сельчанами на медведя ходила, не хуже их у меня получалось. И стрелы мои чаще, чем у других, в цель попадали…А вы, мама Ольга, давно на охоту ходили? Алёша сильный?
- Ой, Любава, какая охота! От одного вида свирепого медведя у меня сердце от страха остановится. Алёшка тоже не охотник. Он в другом хорош… Каждому – своё…
- А мне так хочется в лес!  Я древлянка, и лес – мой дом родной, моя краса, защита, неиссякаемая кладовая всего, чего душа захочет…Когда мы пойдем в лес?
- Да хоть завтра и поедете с Алёшкой на машине. Медведей там, правда, нет, но зато очень красиво…
Тихонько отстраняясь от девушки, Ольга Даниловна увидела на ее шее медальон. Она мельком видела его еще тогда, когда Любава переодевалась ко сну.
- Какой у тебя оригинальный медальон… Откуда он? Как достался тебе?
 -Это дал мне Ведь-кудесник… У каждого человека должна быть надежная защита от всякого зла…
- Я не любительница до таких вещей…Не носила никогда ни медальонов, ни других украшений. Дело вкуса…
Ольга Даниловна смотрела на любавин медальон и думала: «Неужели этот Ведь-кудесник просто посмеялся над девкой, вручив ей это железное колёсико с дыркой посередине, или вложил в эту неброскую вещицу свою колдовскую силу? Господи, сплошные тайны…».
-  Ну ладно. Давай-ка ложись и еще пару-тройку часиков вздремни…Я провожу Алешку на работу, а когда встанешь, будем думать, как свой день новый прожить с наибольшим удовольствием.
Успокоенная разговором с «мамой Ольгой», девушка безропотно подчинилась ее совету. Довольно быстро Морфей увлек ее в свою страну-грезу, заслонив от мыслей Любавы горести и трагедии недавних сновидений.
***
Около семи утра мать и сын сидели на кухне. Наступил новый день. Голубое пламя газовой горелки жарко устремлялось в дно эмалированного чайника, а на столе пустые чашки ожидали привычного наполнения… Так было всегда. А как будет теперь? Чашки молчали. Теперь их было три…
- Алеша, она говорит о каком-то мальчике Искорке, о собаке Хазаре, которую…убили варяги…Ничего конкретного, вразумительного. Неужели у нее все-таки с головой не все в порядке? Хотя…
Алешка, невыспавшийся, с проступившей щетиной на подбородке, казалось, и сам имел какие-то «головные проблемы» и тотчас озвучил их:
- Мама, у меня голова идет кругом… У тебя, наверное, то же самое… Ситуация складывается аховая… Надо что-то делать, а что? Разве кто подскажет?
- Алешка… Может быть, я тронулась умом, только в голову мне пришла совершенно фантастическая мысль – наша гостья попала к нам… из далекого прошлого! Только послушай, о чем она говорит: понёва, древляне, сородичи, колдун Ведь! А недавно спросила меня, охотилась ли я на медведя. И еще сказала, что стрелы ее метко бьют в цель…
- Да… Не зря же говорят: чем труднее время, тем чаще люди обращаются к Богу, к знахарям, гадалкам, прорицателям.  И всякие необъяснимые знаки являются затурканным людям в виде летящих комет, природных катаклизмов, всяких «пришельцев» начинают встречать тут и там… Значит, и наша Любава – это  тоже знак… Но знак чего? О-хо-хо…
Алешка утомленно зевнул.
- Повезу ее сегодня в санаторий. Может что-то конкретное скажет медицинская братия. По крайней мере, мы хотя бы будем знать, в своем она уме или ее сознание не является ее достоянием..
Внезапно еще одна гениальная догадка  мелькнула в голове «мамы Ольги», от которой ей стало весело, но эта веселость была нарочитой и вымученной.
- Сидим, строим догадки, планы планируем. А девку… гостью нашу драгоценную одеть не во что! Проблема! Сначала поедем и что-нибудь купим ей, а потом вы с нею направитесь туда, куда мы порешили.
- Говорит Москва» В столице семь часов утра! В эфире «Вести»!
Звучали позывные популярной программы, дребезжала крышка на кипящем чайнике. Жизнь продолжалась!

Глава 10

Ведомир писал. Это были последние страницы его впечатлений от жизни, прожитой неизвестно какие по счету годы старцем-отшельником. Теперь небесные, а точнее, далекие космические силы дали ему понять, что пребывать на древлянской  земле ему, Ведомиру, осталось совсем немного.  Сегодня его талисман ожил так же внезапно, как это случилось, когда провожал он в далекое будущее синеглазую красавицу Любаву.
Энергия талисмана выплеснула на чистый лист бумаги слова, которые Ведомир запомнил со всеми подробностями.
«Скоро мы встретимся в последний раз, и всё будет решено полюбовно. Троица будет ждать тебя, благородный Ведомир, там, где ждет тебя Любава. Ты испытал много, слишком много для обыкновенного человека. Ты станешь необыкновенным, избранным из людей. Такова будет награда тебе и тем, кого выбрала твоя душа на гибнущей планете людей.»
Ведомир давно перестал удивляться всему, что происходило и происходит с ним постоянно. Он жил, не распоряжаясь собой, предоставив эту заботу силам более совершенным.
- Боже, как жаль мне обитателей мирного селенья, откуда увел я прекрасную древлянку…
Чудо-старец видел, как селяне угоняли всю живность в глухомань леса, как уходили вместе с нею женщины с ребятишками, с младенцами на руках. Оставались самые сильные и самые немощные. Первые будут защищать свое родовое селенье, другие… Другим уже нечего было терять, и для разбойников никакой ценности они не имели… Ведомир был рад, что селяне прислушались к его предостереженьям. Большего он сделать не мог. Историю вершит время, и никому, кроме Бога, не дано им распоряжаться по своему усмотрению. И пришла беда!
Дружинники княгини Ольги нагрянули в заметно опустевшее селенье, как в свой, давно не посещаемый, дом. Первыми, кто вступил в бой с узаконенными мародерами, стали лютые собаки, ведомые бесстрашным Хазаром. Дружинники встретили верных стражей селенья сноровисто пущенными стрелами. Вожаку клыкастых воинов досталось жало копья, пригвоздившее к земле грозу медведей, кабанов и волков…Островерхие шеломы, кольчуги, мечи. Немногочисленное, но грозное и беспощадное воинство, помнящее походы Олега, Игоря и вот теперь – исполняющее волю княгини Ольги….
- Кто есть – выходи! Ослушникам и бунтарям пощады не будет!
Добровольно вышли первые, немногие. Тех, кто прятался в домах да хозяйских постройках, выгнали с насилием. Набралось совсем немного – молчаливых, суровых, безоружных… Предводитель малой дружины знал все тонкости традиционной процедуры, окрещенной благообразно «полюдьем»:
- Где остальные? Куда подевали скотинку, припасы и весь свой скарб?
- Бедные они, Роква, воздухом питаются, водичкой озерной запивают!
Дружное ржанье меченосцев, знающих, что это только начало, шутка-прибаутка для разминки.
- Ну что, вонючие смерды? Долго нам ждать, когда языки ваши шевелиться начнут?.. Ну-ка, поди сюда вот ты, долговязый, морда лошадья!
Старшой указал кнутовищем на фигуру Долговязика.
- Отвечай, где всё попрятали, куда все сбежали?
- Мы тут все…Другие в селенье давно не живут, потому как тесно им стало. А куда ушли – один ветер знает…
Долговязик говорил спокойно, и это спокойствие подбросило искру в стог сена.
- Правду говорит эта морда поганая? Я вас спрашиваю?
Неразборчивое гуденье голосов…
- Правда…Так оно и  есть…Бедные мы да горемычные… Некому нас пожалеть…
- Так…Ну-ка, привяжите этого долговязого вот к этому столбу. Сейчас вам будет предоставлено зрелище, какого вы заслужили…
Не успели воины дружины исполнить приказ своего военачальника.
Долговязик ловко увернулся от них и бросился в сторону озера. Несколько воинов пустились вдогонку. Когда впереди бегущий оказался с Долговязиком рядом, тот, подхватив тяжелый кол, со всего размаха ошарашил по голове менее расторопного кольчужника. Потом парень бросился в озеро и быстро поплыл от берега…
Искорка видел, как рой стрел устремился на плывущего смельчака, как его тело, покрытое древками стрел, медленно ушло в озерную глубину…Мальчишка бросился к яростно кричащему предводителю.
- Не надо! Не убивайте никого! Я покажу вам, куда ушли мои сородичи, только не трогайте наши жилища и тех, кто сейчас перед вами!
Старшой хотел отшвырнуть наглого птенца, но когда до его ушей дошел смысл слов, сказанных мальчишкой, он несколько остыл, и на его раскрасневшейся морде обозначился интерес.
- Говоришь, что укажешь, куда ушли все твои сородичи?.. Молодец, так бы сразу и сказал нам…Видишь, стрелы пришлось в ход пускать и топить в чистом озере ослушника!
И они пошли.
Впереди – босоногий мальчишка, сзади – до зубов вооруженный отряд грабителей-данников. Старшой за верную службу обещал гривны, за обман – лютую смерть.
Не знали оставшиеся молчаливые сельчане, что не предал их род веселый Искорка. Он стал настоящим мужчиной.
***
Ведомир. Это он надоумил шустрого мальчонку на дерзкий и смертельно опасный поступок. Колдун был уверен в благополучном исходе своих намерений, но каково было ему, Искорке, добровольно идущему на верную гибель!
- Идут… Жаль бедных коней… Обманет животин их природное чутье…Сейчас даст о себе знать гиблая трясина… Пора!
Это был сигнал на расстоянии, адресованный только маленькому босоногому человечку. Искорка сорвался с места и, что было мочи, бросился туда, где за густой листвой сильно наклоненного дерева скрывался его спаситель.
- Искорка, беги на мой голос! Не оглядывайся, не оступись! Вот я!... Молодец!..
Теперь они были вместе!..
Неожиданная проделка мальчишки привела всадников в недолгое замешательство. Яростно пришпорив коней, они с громкими проклятиями ринулись вперед! Только мчаться им пришлось не более той минуты, за которой наступала для них вечная Вечность…
В руке Ведомира, переливаясь всеми цветами радуги, блистал изумительный талисман, когда-то подаренный ему космическими пришельцами.
- Помоги мне, всемогущая Троица! Сверши суд праведный, ибо таковым станет он! Клянусь жизнью своей!
Незримая Троица была рядом.
Тонкий луч света потянулся из глубины ожившего талисмана. Он лишь на мгновенье задерживался на разгоряченной плоти всадников и пронзительно ржущих коней.
Не знал Ведомир, какого рода кара  постигнет ретивых преследователей. Он только верил, что она свершится согласно замыслу небесной Троицы.
Языческие боги, лешаки, кикиморы и прочая «лесная нечисть» благоразумно помалкивали. Чего доброго, этот новоявленный бог может ненароком прикоснуться и к ним своей огненной стрелой…
Ведомир и его маленький друг видели, как люди и лошади превращались в огромные каменные валуны! Оказавшись на лоне трясины, они медленно погружались в ее цепкое и смердящее чрево.
Всё…
- Спасибо тебе, чудо-Троица! Я верил в твои неземные силы! Я верю и в то, что однажды снова увижу тебя, и ты наполнишь мою печальную жизнь давно утраченной радостью!
Ведь склонил голову, приложив ладонь к сердцу.
- Пошли, Искорка. Не станем радоваться нашей победе… Смерть всегла страшна и омерзительна, даже если посылается она преступникам. Это говорю тебе я, Ведомир, которого окрестили колдуном, познавшимся с нечистыми силами.
Глядя на своего могучего покровителя, Искорка плохо соображал, что происходило вокруг него. Душа этого маленького человека прикоснулась к таинствам и виденьям, коих не положено было лицезреть ни одному из смертных…
- Ведомир, мне страшно… Они убили Долговязика…его больше не будет… Он же был добрым, сильным и смелым… А про меня чо думать будут? Я ведь хотел им по-о-о-омочь…
Искорка заплакал, уткнувшись бледным личиком в одежду Ведомира.
- Ничего, ничего, малый…Всё обойдется… Поплачь маленько. Храбрецам иногда это позволительно, хотя слёзы – совсем не их оружие, верно? Пошли, герой приозерский! Жизнь продолжается, и мы не имеем права стоять от нее в стороне!

Глава 11

Алекс гнал своего «жигуленка» так, словно от его скорости зависела вся его, Алешкина, судьба.
- Любава… Ты ничего не хочешь рассказать о себе? Мы с мамой очень беспокоимся за тебя. Ведь ты – сама загадка, а жизнь требует ясности… Так легче будет нам всем…
Любава молчала и, казалось, совсем не слушала Алешку, равнодушно устремив взгляд на бегущую дорогу.
- А ко мне приходил Искорка… Говорил, что будет стариться вместо меня и умрет вместо меня… А еще сказал, что ждет меня…Эдемона…Кто это – Эдемона? Ты слышал о ней что-нибудь, Алеша?
Алексей прижал машину к обочине дороги и выключил мотор.
- Любава, неужели ты так ничего и не скажешь мне? Не могу же я видеть рядом с собой нечто прекрасное, но совершенно непонятное… Откуда ты, где живешь…Вообще – кто ты? Скажи, скажи бога ради!
Алексей взял девушку за руку. Ему так хотелось обнять ее, поцеловать, наговорить всяких нежностей…
Любава окатила его холодной синевой своих глаз. Волнения Алешки как-то враз поутихли, и он по инерции все еще смотрел на девушку-загадку.
- Алеша, любить меня нельзя… Никому… Я – девушка-призрак, осмелившаяся по велению неведомых мне сил оказаться в твоем мире. Я одинока, я ничья… Ты спрашиваешь, откуда я, кто я? Я – вчерашний день и вчерашняя ночь, я древлянское лето и синее озеро, где стояли наши жилища, где…
Внезапно Любава почувствовала, что тайный голос вмешался в ее откровения и остановил их.
- Больше я ничего сказать не могу. Прости, Алеша, и не сердись на меня…
Алекс вернул к жизни остывший мотор автомобиля, и тот, словно чувствуя настроение своего господина, глухо зарокотал и погнал гениальное творение человека в нужную даль.
Теперь Алексей не сомневался: да, его случайная находка - тайна из тайн. А еще уяснил он еще для себя -  вместе им никогда не быть. Затянувшаяся неопределенность начала гнетуще действовать на некогда веселого и видного парня.
 - Я понял, Любава, только то, что ничего не понял... Если тебе нравится быть загадочной - это твое дело . А как быть мне? Что я для тебя значу - опекун, сторож, экскурсовод? Помоги же мне и себе... 
Ехали молча. Наспех купленное совсем не дорогое платье чудесным образом преобразило девушку. Она стала еще красивее и недоступней.
-  Мисс Вселенная, Артемида Славянская Ах, как же люблю я тебя, как буду жить на земле, когда отнимет тебя судьба у Алешки -дальнобойщика? 
Это были последние алешкины мысли, которые никогда не будут приняты сердцем синеокой чародейки.
Главный врач загородного санатория без всяких проволочек и непременной в таких случаях бюрократии согласился поместить сюда Любаву.  Твердо заверил Алексея, что сделает все необходимое, что в его силах. Он еще помнил отца Алешки , заслуженного летчика-испытателя. Это был весомый аргумент в пользу его сына. Медперсонал санатория будет предельно внимателен к  его невесте (так Алешка представил Любаву). Через неделю любезный главврач обещал позвонить Алешке и доложить о результатах. Но уже через пару дней к нераспознанным тайнам и загадкам добавились новые. Зазвонил телефон.
- Это квартира Осокина? Алексей Михайлович, это я! Да, да, главный врач санатория, куда вы доставили свою невесту!
На душе у Алешки стало беспокойно, ибо звонок этот перезвонил слишком рано. 
- Здравствуйте Леонид Максимович! Что-нибудь случилось? Неделя потратила на нас только пару дней. Я слушаю вас! Говорите. 
- Должен вас озадачить. Вы привезли к нам фантастического пациента! Если вы не сильно заняты, приезжайте. Все объясню вам при встрече. Разговор этот не телефонный, понимаете?
- Да, да, прекрасно понимаю! А с Любавой все в порядке? 
- Невеста ваша выглядит прекрасно, но она необыкновенная, скажем так... 
- Спасибо, спасибо Вам, Леонид Максимович! Я выезжаю сейчас же! До свидания! 
Ольга Даниловна по лицу сына поняла, что произошло что-то не очень приятное.
- Главный врач звонил из санатория. Просил, чтобы я сейчас же ехал к нему. Сказал, что я привез им фантастического пациента. Ох-ох-о, чуешь, мать, похоже, начинается новая история. Я поехал. Не беспокойся. Думаю, что все будет нормально. Ведь не случайно же главный сказал, что «ваша невеста выглядит прекрасно»... 
- Может и мне поехать с тобой?  Мало ли что?
- Нет, мама . Лучше  жди меня дома. А может, и Любавку уже можно будет забрать. Чать, невеста она моя.
 Алешка грустно улыбнулся.
- Боюсь, Алеша, что придет время, и растает она, как Снегурочка. Не от мира сего она. Так мне мое женское сердце подсказывает. Ну, ладно, не тяни время, поезжай и побыстрее возвращайся. Если что - звони.

***
- Здравствуйте, Алёша! Проходите, присаживайтесь.
Главный врач перебирал на столе какие-то бумаги. Несколько маленьких листочков он сложил вместе и защемил скрепкой.
- Итак, сын мой. О странностях вашей невесты довольно много наслушался я во время нашей первой встречи. Теперь ваша очередь выслушать меня. Как я уже сказал вам по телефону, пациентка она фантастическая . Пульс у девушки в два раза медленнее, чем у обычных людей! Температура тела - 34 градуса! Представляете, что это такое? И уже совсем поразительное свойство – кровь у вашей прекрасной спутницы ... белая! Состав ее совершенно обескураживающий!  Никто из нас так и не понял, из каких веществ она состоит! Ну, тут прочие анализы… Картина все та же - полная загадка. Но самое поразительное, она совершенно здорова! Правда, на левом плече ее два сравнительно недавно заживших шрама. И знаете что она ответила по поводу их ? На медведя охотилась вместе с сородичами! Ну, что скажете? Откуда она у вас родом? Не из таежных ли мест? Сибирячка? 
- Совершенно верно! Как вы догадались? 
- А где у нас медведи? Там только, пожалуй, и остались.
Стойкий приверженец гиппократовой  науки еще что-то рассказывал Алешке, что советовал, куда-то направлял, сопроводив на прощание какими-то бумажками. Только все это было ему безразлична. Мыслями его овладело отчаяние, переходящее в полное отупение. 
«Все, это конец. А может быть, начало новой, совсем другой жизни? Сказал же ему главный врач, что Любава совершенно здорова ! А раз так, быть ей третьим членом нашей семьи! Там видно будет, что делать…» 
- Спасибо Вам, Леонид Максимович, за неоценимую услугу и добрые советы! Я непременно воспользуюсь ими. Скажите, как и где я могу рассчитаться за все то, что сделали для Любавы лично Вы и ваши коллеги? 
- Никаких расчетов! Пустяки! Это я должен вас благодарить за необыкновенного пациента. Ваша невеста – феномен, достойный пристального изучения! А еще – она необыкновенная красавица! Будь моя воля, я бы клонировал таких, чтобы на свете было меньше уродов лицом и духом!
Получив разрешение забрать Любаву домой, и еще раз тепло поблагодарив доброго врача за всё хорошее, Алексей пошел в комнату, куда поселили Любаву. Его встретила пожилая женщина и любезно сообщила, что «красивая, очень красивая девушка ушла к пруду в сопровождении какого-то солидного мужчины, очень вежливого и внимательного…»
- Ваша девушка очаровательная и, простите, немного странная… Мне было с ней очень и очень интересно!
Поблагодарив женщину за полученную информацию, Алекс поспешил к пруду, где должна была оказаться «странная» Любава.
Сердитая целеустремленность дальнобойщика готова была разрушить любое препятствие, окажись оно на пути его.
Любаву он увидел на скамейке рядом с мужчиной, лица которого пока видеть не мог, но непроизвольно сжатый кулак так и просился сделать живописную отметину на одном из выступов этой физиономии.
- Любава, привет! Ищу тебя, с ног сбился, а вы тут красой природы любуетесь…
Алешка пытался придать своему голосу добродушные нотки, но это у него получилось не очень искусно.
Мужчина, лет 55-ти, кивнул головой на приветствие Алекса. Лицо его сразу не понравилось раздосадованному искателю прекрасной дамы. Что-то наглое, похотливое и тупое ясно было запечатлено на физиономии незнакомца.
- Алеша! Мы сейчас поедем к маме Ольге, да?.. Мне так хочется опять смотреть на нее… И на тебя, и на нее, и на тебя!
Любава весело улыбалась и на душе раздосадованного Алекса опять стало светло и уютно.
Алешка кивнул незнакомцу.
- Извините, нам пора! Приятного Вам отдыха…
Алекс сжал руку Любавы и быстро зашагал к выходу из санаторного парка.
- Рука теплая, живая… Дыханье медленное – ну и что в этом плохого? Белая кровь…белая кровь… Это что же, страшная, неизлечимая лейкемия, рак крови?.. Ну, хватит об этом!..
Чуть строгим голосом Алексей обратился к Любаве:
- Что это за человек, с которым ты мирно беседовала на скамейке?
- Я не знаю… Их тут, этих самых мужчин, очень много и все разные, и все хорошие. Добрые, приветливые… Тот, что сидел со мной на скамейке, помог мне найти дорожку к пруду. Мне тот пруд  совсем не понравился. Наше озеро прекрасней,  и лес там густой и пушистый…
- Добрые, приветливые… зачем ты пошла одна, доверившись чужому мужчине? Больше этого никогда не делай, поняла?
- Поняла… Только он не сватался ко мне, и о свадьбе ничего не говорил… А еще он говорил про Канары, что там очень красиво и все время только лето… А кто такие – Канары? Они добрые – или… Ты, Алеша, сердишься на меня? Почему? Я же с тобой…
- Эх, Любава, Любава, дивное дитя природы! Не сержусь я, потому что ты рядом, а если бы не нашел тебя, то наверняка лишился бы рассудка от горя.
Они улыбались. Они были вместе. Им было хорошо. Они были молоды!

***
Мужчина с нагловатой «репой» провожал молодых  взглядом до тех пор, пока не увидел, кА кони сели в машину и уехали. Тогда человек, знающий о Канарах не понаслышке, вынул из кармана мобильный телефон и быстро начал набирать какой-то номер. Чуть подождал, подергивая ногой от нетерпенья…
- Тузик, это ты? Пошел к черту со своим «приветом». Срочно бери Чирика и Бабируссу. Кактите на шоссе, что ведет к санаторию. Дурак, какой Сан-Антонио! К са-на-то-рию! Да! Встретите белые «жигули» под номером И-20-1-РУ. Правое переднее крыло у машины черного цвета. Да, правое переднее… Пасите его до подходящего места. Потом тормозните водилу. Суньте ему в морду «понюшку». Понял? Да, чтобы вздремнул. Выньте из машины девку и отвезите ее на мою хазу. Все понял? Нет, водилу мочить не надо. И попробуйте только обломаться… То-то… Давай, действуй! Я скоро буду. Всё!
Лысый «стратег» опустил «мобилу» в карман и направился туда, где стояла его иномарка.
- Конечно, я «приятно отдохну». Твой добрый совет, сопляк, я принял к сведению. Осталось лишь перехватить твою красотку и провести с нею очень много хорошего времечка!

***
Алекс молча гнал машину в сторону заката. Заканчивался еще один день, еще один маленький отрезок необычной Алешкиной жизни. Нежданно-негаданно судьба начала подбрасывать ему тайны, ключи от которых или потеряны, либо хранятся там, куда простому смертному заказана дорога…
Любава тоже молчала, лишь иногда устремляла на Алешку синие звезды своих бесподобных глаз.
-  Ты знаешь, Любава,.. На душе у меня очень и очень тревожно… Ты злая и бессердечная, потому что совсем не хочешь помочь мне. Ведь так?
- А почему ты вспоминаешь Ведя? Разве ты когда-нибудь виделся с ним?
- Да нет, я не про твоего Ведя…. Просто есть такое слово в нашем языке… Ты что, никогда в школе не училась или это твоя шутка?..
- Не злая я, не бессердечная… Как бы мне хотелось быть такой, какой ты  хочешь знать меня. Только пока это не в моей власти…
- Пока? А сколько же будет длиться это «пока»? Кто нарушит этот таинственный запрет? У человека – одна жизнь. Она очень короткая, а молодая пора в ней – еще короче. Как нам быть – тебе и мне? Вот представь: закончится твое таинственное «пока», станешь ты вольной, свободной от «колдовских» чар, а глянешь в зеркало… На тебя посмотрит совсем другая, поблекшая женщина…
- Ты очень нетерпелив. Мы знаем друг друга всего лишь несколько дней, а они тебе кажутся целой вечностью. Давай ждать вместе вольного часа, когда каждый из нас будет принадлежать себе…
- Ждать вольного часа…Это ожидание может вылиться в бесконечность и тогда…Не знаю, что будет – тогда…
Алексей внезапно сбавил скорость. У обочины дороги стояла легковушка с задранным капотом. Рядом с нею маячили две фигуры – мужская и женская. Мужчина просительно устремил руку поперек дороги, что обозначало – нужна помощь.
- Ну вот, еще одна забота… Что у них там?..
Алешкин «жигуленок», проехав чуть вперед бездыханной «иностранки», остановился.
- Любава, из машины не выходи… Я посмотрю, что там у них и поедем дальше.
- В чем проблема? – спросил Алешка, приблизившись к незнакомцам.
- Помоги, приятель!.. Мотор не заводится. Я, это самое, шофер из новеньких… Ни черта не соображаю в иностранных железках…Посмотри, что там… Не ночевать же на трассе…
Алексей склонился над мотором. Он был еще горячий, значит, заглох только-только.
Дальнобойщик едва приготовился к анатомированию горячего железного сердца. Внезапно сильные и цепкие руки обхватили его сзади, другая пара рук плотно прижала к его лицу резко пахнувшую тряпицу. Алексей рванулся, пытаясь освободиться от нахального плена. Он не видел, что на помощь к «голосовавшим» поспешил третий. Напавшие знали свое дело и вершили его профессионально. Сильный и ловкий Алешка на сей раз не смог раскидать кодлу. От прижатой к носу тряпки помутнело в голове и… Теперь Алекс уже ничего не видел, не слышал, не соображал. Он провалился в бездну, в какую проваливаются на операционном столе после введенного наркоза…
- Выволакивай девку!.. Быстрей!.. А ты, Чирок, помоги затащить в «жигуль» этого хмыря!..
Бабирусса – здоровенная девка-баба, открыв дверцу, ухватила Любаву за локоть.
- Выходи, быстренько! Нас ждут!
Любава, не очень хорошо понимая, что происходит, совсем не собиралась выполнять приказ бабы-коня. Она освободила локоть из лапы Бабируссы и с такой силой оттолкнула ее, что та рухнула на спину, обнажив свои массивные «прелести». Подоспевшие подельники общими усилиями вытащили девушку из машины, куда только что втиснули обмякшее тело Алекса.
В машине дорожных пиратов было просторней и красивее. На заднем сиденье Любава оказалась между Тузиком и Бабируссой.
- А почему Алёшу не взяли? Вы что с ним сделали? Ему плохо? Кто нас ждет? Куда вы меня…
Любава не договорила фразу. «Мерседес» рванулся с места и, как бешеный конь, понесся по шоссе.
Смеркалось. План злоумышленников удался на славу, и шеф будет доволен!.. Лишь Бабирусса понесла чувствительную нежданку. Трахнуться головой об асфальт, и от кого, от какой-то совсем не агрессивной девки!..
- Погоди, падла…Я еще с тобой поквитаюсь, когда придет черед!.. Ох, и расквитаюсь! Будешь помнить меня долго, если, конечно, соображать не разучишься…
- Ты мне ничего не должна…Вы злые, да? Почему? Мама Ольга нас ждет, а вы делаете совсем не то, что нам было нужно…
- Мама Ольга подождет, ничего с ней не случится… А корешок твой очухается и явится к «маме Ольге» пока без тебя.
Тузик с ухмылкой глянул в лицо Любавы.
- Ё-моё! Ну и красотка! Губа у шефа не дура! За такое богатство – и полкоролевства маловато будет!.. Эх!
Верный пёс шефа закурил, и салон автомобиля наполнился дымом.
- Алешина машина лучше. Там не пахло так скверно… А что это – дым у тебя внутри? Там костер горит?
- Костер, костер…Хватит дурковать, тут тебе не цирк…Костер, главное…Глядя на такую красотку, загоришься, в натуре!
Тузик сделал попытку обнять Любаву. Шефу, мол, и так слишком много достанется.
Любава на миг вспомнила бедного Долговязика, державшего ее за руку со смущенной улыбкой.
- Руки у тебя воровские, а у меня – ловкие!
Похотливая улыбка не успела сойти с возбужденной физиономии хама. Любава вцепилась пальцами в его нос и защемила так, что Тузик заорал на весь салон и выпустил, как из пулемета, всю обойму грязных слов…
Чирок дробно и визгливо захихикал. Бабирусса не встревала. Ей даже понравилось, как  девка осадила этого кобеля.
- Ну чо, поимел?.. На собственность шефа польстился, козёл…
- Кончайте базар, подъезжаем!..
Повелительный тон Чирка сгладил все «шероховатости», вернув немногочисленную публику к трезвой реальности. Любава сидела молча. Мерзкие люди мешали ей дышать, чувствовать себя вольной птицей. Железная клетка катила ее в неизвестность, которая не обещала несчастной древлянке ничего хорошего.
***
 Дурман освободил Алекса от своего плена. Он открыл глаза. Темный салон «жигуленка». Голоса. Совсем рядом. Люди в милицейской форме.
- Гражданин, что с вами? Почему спите в машине, почему не горят сигнальные огни? Вам что, жить надоело?
- Что это у вас за запах  в салоне? Чем это вы начуфанились? Документы у вас есть? Ваши водительские права, пожалуйста!
- Милиция? Это хорошо…Очень кстати…Если можете, зайдите в салон…Попробую кое-что объяснить…Вы настоящие милиционеры или…
- Настоящие, настоящие… Ну, так как, права свои покажете?
- Права?.. Нет у меня никаких прав, и не будет до тех пор, пока есть на дорогах бандиты. Напали на нас. Со мной была девушка, теперь я не знаю, где она и что с ней…Её нужно обязательно разыскать…Она – необыкновенная! Понимаете – необыкновенная!..
-Все девушки необыкновенные, особенно те, которые ночью оказываются в салоне легкового автомобиля…
Алешке совсем не хотелось говорить с этими людьми. Какой от них прок? Они ничем не смогут помочь ему. Скорее, еще больше осложнят и без того сложную ситуацию…
Они, ознакомившись с его водительскими правами, вкратце узнали о характере происшествия, о происхождении дурного запаха в машине.
- Вот что. Если Вы в состоянии самостоятельно ехать, тогда – в дорогу. Или садитесь в машину нашего водителя, он довезет Вас по адресу… А завтра с утра займемся вашим делом, и девушкой, которую у Вас похитили. Ну как, годится?
- Да, вроде бы другого варианта пока нет… Ночь…Какие там поиски…Господи, что же с Любавой? Куда увезли ее эти бандюги, чтоб им сдохнуть, сволочам!
- Значит, договорились: завтра с утра заезжайте к нам в отдел, составим протокол, наметим план действий… Мы записали Ваши координаты… Значит, доберетесь самостоятельно?
- Доберусь…
- Тогда – до завтра. Счастливого пути!

Глава 12
Ведомир не находил себе места.  Никакие дела его не занимали, потому что на душе было тревожно, а сердце подсказывало, что должно произойти что-то очень неприятное.
- Чудится мне, что не все ладно с Любавушкой. Не поступил ли я опрометчиво, поместив нанаглядную синеглазку из огня да в полымя. Знал ведь я, что далекое будущее совсем не рай, что человек там подвержен тысячам испытаний, опасностей, которые, по сравнению с насильственным замужеством Любавы кажутся чудовищными.
Будто понимая тяжесть положения своего подопечного, своего избранника, дала о себе знать всемогущая Троица. На груди Ведомира тихонько застрекотал талисман. Он знал, что нужно было сделать, чтобы далекий голос разума стал доступным пониманию
Колдун поднес талисман к чистому листку бумаги. Через мгновение на нем стали появляться слова. Их было много. Они составили целое послание, которое едва уместилось на странице. Однако, самым ценным был совсем  короткий абзац:
- Она в опасной ситуации, но легко выйдет из нее. Твой талисман спасет красавицу, а добрые люди сохранят ее…до времени.
До встречи, благородный Ведомир! Мы с тобой…
Ведь лёг на широкий топчан, заложил руки за голову  и неподвижно застыл в этом положении. Он думал о том, о чем простому смертному думать не дано.
- Мне было гораздо проще, когда таинственные силы носили меня по всему свету, нарушив все законы мирозданья. Я видел его краски, его величие, видел то, что сотворил человек, обогнав мудростью самого создателя. А сколько людей встретилось на моем пути? Они жили в разное время, а я встречал их так часто, словно столетия были сжаты в один час, в один день… Мой мозг устал помнить тяжесть этих впечатлений. Я записывал их, не зная, для чего и для кого. Вот и сейчас повеяло мне в лицо соленым океанским ветром. Рядом – дьявольски упрямый и решительный генуэзец. Пока существует земля, будет существовать он, Колумбус. Его матросы окончательно разуверились в успехе заманчивого мероприятия, они близки к помешательству.
- Мы увидим землю? – спросил я у него в минуту всеобщего отчаянья.
- Всё на свете имеет предел. Есть он и у океана. Вот, смотри – на моей руке москит…
- И что это значит?
- Это значит, что земля рядом! Великая космическая сила торопила  меня! Слишком обширным был пантеон человеческих судеб и, видимо, сила эта старалась приобщить меня к самым ярким, самым значимым… Я не успел разделить радость Колумбуса, оценить его подвиг и меру преступных деяний на прекрасной земле аборигенов. Очень скоро я увидел маленького, располневшего человека, смотревшего потухшими очами за океанскую даль. Маленький остров-скала был тесен ему. Виделись корсиканцу широкие поля сражений, где положил он навеки многочисленные полки своих и чужих воинов. Я говорил с ним, и он не удивлялся моим вопросам, не придав никакого значения моему облику и неожиданному появлению.
- Сир, Вы не жалеете о прошлом?
- О прошлом жалеют ничтожные существа. Бонапарт был великим от рождения, великим он останется до тех пор, пока Всевышний не учинит на Земле Страшного судилища.
- Да, Вы сделали очень много впечатляющего для своей страны, но… Франция потеряла сотни тысяч своих лучших сынов, испытала горечь поражения и, наконец, Вы стали узником этого, забытого Богом, острова…
- Франция гордилась и будет гордиться мною всегда! Полководец всех времен и народов – разве это не предмет гордости?
Он замолчал. Потом, заложив руки за спину, медленно зашагал прочь. Не оборачиваясь, он внятно и категорично произнес:
- Я еще вернусь к ним, и они встретят меня с великими почестями!
Ветер сорвал с головы опального императора широкополую шляпу, но он не обратил на это никакого внимания.
Мне было искренне жаль этого Человека, но жалость эта была особого рода…
- Ведомир, нам пора…Впереди еще много встреч, которые мы приготовили тебе…
Это был голос… Да, да…Это был голос того Старца, что возглавлял небесную Троицу! А кем был я? Не знаю… Меня, как пушинку одуванчика, опустили на площадь перед огромным серым зданием. Я сразу понял, что не это сооружение хотели показать мне мои космические гиды. Я увидел исполинскую фигуру юноши с петлею пращи на мраморном плече.
- Давид…Микеланджело Буонаротти, Флоренция…
- Сеньору нравится мой Давид?
Рядом возник маленький человек с кудрявыми волосами и обезображенным носом.
- Это не может не нравиться! Это приводит в трепет! Такое может сотворить только Бог!..
- Спасибо, сеньор! У вас благородная внешность и царственная осанка. Когда буду ваять Моисея, ваши черты мне очень пригодятся… Потом  я снова видел площадь, заполненную множеством людей, зловещий скелет гильотины… Она ждала человека, имя которого еще только вчера было на устах мятежных галлов. Теперь им нужна была его голова, безмолвная, окровавленная голова «неподкупного» Робеспьера…Ужас, вызывающий ликование толпы, ошеломил мой рассудок, и, зная об этом, мои небесные спутники постарались как можно быстрее избавить меня от страшного зрелища.
- Теперь взгляни на этого человека, - шептал мне таинственный голос.
Я повиновался, устремив глаза на высоченную, нескладную фигуру, широкими шагами направлявшуюся к причалу.
- Ты видишь великого российского царя Петра. У тебя еще будет достаточно времени узнать о нем много интересного и поучительного. Невозможно быть святым, безгрешным и великим. Он предпочел быть всего лишь великим Государем твоей грядущей родины, Ведомир…
И опять человек маленького росточка. Под прозрачной крышкой саркофага я слышал…голос мумии!
- Товарищ, Вы, надеюсь, не станете ниспровергать учение Маркса? Не пытайтесь! Оно единственно правильное, потому и приводит в ярость буржуазию! Ну, черт с ней, с буржуазией…Прошу Вас, не приподнимайте меня…Вы-колдун? Я чувствую это!.. Почему меня не похоронят?.. Нельзя! Какова будет могила? Ужас! Осквернят! Выкрадут! Будут продавать мою мумию по кусочкам… Был Ульянов-Ленин – и нет его…
Я молча слушал скорбный голос, исходящий из глубин человеческой оболочки. Кто он, за что досталась ему эта ужасная Голгофа?
- Ведомир, ты видишь останки человека, которому удалось сотворить то, что никому и никогда не удавалось. Гигантская страна, твоя страна, Ведомир, перестала принадлежать царям. Трудноуправляемой массе людей он обещал непременное и скорое счастье… Обещал…
В бессмысленном фейерверке встреч Ведомиру вспомнился еще один человек. Облаченный в странные одежды, он поднимался к небольшому отверстию в теле гигантской машины… Он улыбался, помахивал рукой, а потом…Потом эта чудовищная, неистово ревущая машина унесла веселого человека за облака…
Мягкий женский голос Троицы предупредительно подскажет ему, что это был первый из всех живущих на Земле людей, кто покинул ее ненадолго, чтобы убедиться – насколько она прекрасна, мала и беззащитна. У человека была крылатая фамилия, и был он русский…
Ведомир мечтательно улыбался. Ему казалось, что человеческая планета открыла ему все свои тайны. Оставались тайны небесные, разгадать которые поможет ему Троица. Иначе – зачем всё это, непонятное, непостижимое. Два тысячелетия…А что было до них? Ему не говорили. Пока…

Глава 13

Иномарка мягко и почти без шума подкатила к высокому забору и остановилась около ворот с калиткой. Большой  двухэтажный особняк был освещен лишь одной лампочкой, висящей над парадным  входом.
- Ведите красотку в дом…Я буду ждать шефа здесь. Ты, Бабирусса, сваргань что-нибудь, зажевать и попить. В желудке – писк, в горле – ерш. Гоняемся, как охотничьи псы…
Тузик резко кашлянул и смачно бросил в темноту увесистый плевок…Чирок и Бабирусса вывели из машины Любаву. Она не сопротивлялась, была спокойной, словно провожали ее в собственный дом.
- В доме все спят? И мы спать будем? А пирожки у вас есть, какие мама Ольга давала мне?
- Будут тебе и пирожки, и многое другое, чего ты еще, наверное, никогда не пробовала!..
Бабаирусса злорадно хихикнула, подталкивая в плечо  ничего не понимающую  незнакомку. С тех пор, как колдовские силы Ведя  принесли ее в этот мир, в ё для Любавы было незнакомо и принималось чисто механически.
Гнездо шефа встречало гостью, какой здесь никогда не было и никогда уже не будет.
- Красиво здесь!.. Это княжеский дворец? Мои бедные соплеменники хотели мне тоже дворец построить, а я после этого хотела выйти замуж за князя. Теперь ничего этого не будет…
- Ты, девонька, случайно не с луны сбрендила? Не поймешь, что за бредятина в голову тебе лезет… Ты что же, ничего не боишься, ничему не удивляешься?
Чирок, положив ручищи на бедра, открыл на полную диафрагму свои зенки, уставился на стройную фигуру Любавы.
- Ничего и никого не боюсь, а удивляться очень люблю… Здесьтак красиво, ведь так?..
- Красиво, красиво! Садись-ка вот сюда и расскажи лучше свеженький анекдот. Давай, давай…
Пока Любава соображала, что от нее требовал нахальный Чирок, дверь в гостиную раскрылась, и появился тот самый…
- Игнасио Лойола! Как Вы здесь оказались?! Я так рада! Вы, случайно, не видели Алёшу? Вот они, - Любава указала на Чирка, - что-то сделали с ним, а меня привезли в этот чужой дворец…
При упоминании «Игнасио Лойолы» Чирок прыснул со смеху, но тут же утихомирил свою ухмылку. Он понял, что шеф навешал немало лапши на уши этой простушки-чеканутой.
- Не сердитесь на них! Они такие от рожденья. Я знаю их лучше Вас, они хорошие и преданные мне люди!..Кстати, я здесь оказался не случайно – это мой дом! Вам здесь нравится?
«Лойола», словно блудливый кот, ласково пристроился на мягкой скамье рядом с озадаченной Любавой. Потом он положил руку на ее плечо и пытался притянуть к себе для совершения поцелуйчика…
- Чего это вы?.. Долговязику я это простила бы. Он был моим родичем, а вам лучше держаться от меня подальше.
Любава использовала свой привычный прием. Схватив пальцами нос «Игнасио», Любава сильно защемила его, заставив болезненно промычать похотливого негодяя.
- Ты устроил это позорище, мерзкий человек? Куда вы подевали Алёшу? Сейчас же отпустите меня на волю, разбойники!
Любава стояла грозная, с гневными очами, похожая на валькирию, готовую ринуться в бой.
Оскорбленный, униженный, а теперь еще и достаточно обозленный мафиози медленно поднялся с кушетки и хотел наотмашь ударить Любаву по лицу.
С проворностью гигантской кошки вскочила любава на несколько ступенек лестницы, ведущей в жилые хоромы гадюшника. Мгновенно вытянула она шнурок с медальоном, висевшим у нее на шее.
- Помоги мне, мой ангел-хранитель!
Маленький, серебристо-серый диск, зажатый пальцами девушки-древлянки, ожил. Случилось то, о чем совсем недавно говорил ей благородный Ведомир.
Любава видела, как сквозь маленькое отверстие медальона протянулся тоненький  лучик света и уперся в лоб оторопевшего домогателя. Девушке стало не по себе, когда на ее глазах фигура «Игнасио Лойолы» превратилась в облако пара, которое затем растеклось по блестящему полу, изобразив огромную змею. Ужас застыл в глазах появившейся с подносом Бабируссы. Следом вошедший Чирок намеревался, видимо, поздравить шефа с удачно завершившейся операцией. Пара бутылок выпала из его рук.  Он увидел, как под тонким лучом медальона его подельница превратилась в ту, чью кличку носила с гордостью, не ведая, что означает она свиное существо.
Луч миниатюрного  «гиперболоида» заставил остановиться пытавшегося бежать вон Чирка-громилу…
- Не надо!!! Не…а…а…
Вместо Чирка на полу юлила макака.
Едва не сорвав дверь с петель, новоявленные животины бросились в темный двор и исчезли в темноте.
- Остался еще один…Надо найти его и покарать. Пусть еще одной кучкой разбойников станет меньше…
Любава прижала ладонью к груди чудо-медальон…Он был теплым и казался маленьким живым твореньем какой-то сверхъестественной силы. Девушке он не вредил, и ладонь ее ощущала как бы второе, едва-едва бьющееся сердце.
Любава вышла на слабо освещенный двор. Машина Тузика призрачно поблескивала чужеземной полировкой, а сам он  одной своей нижнее половиной выступал из открытой пасти багажника…
- Эй, ты, повернись-ка ко мне лицом…на малое времечко!..
 Голос Любавы прозвучал неожиданно и повелительно-смело. И когда последний из разбойной квадриги явился целиком перед страшным оружием лесной красавицы, последовало неотвратимое…
Теперь уже не Тузик-водила, а большая черная собака, едва не защемив лапу закрывающимся багажником, с визгом бросилась прочь.
- Спасибо тебе, благородный Ведомир, спасибо тебе, таинственная сила, что свершила праведную расправу над заблудшими овцами мира сего!..
Любава вышла из калитки и, оставив за спиной убежище Удава (теперь всесильный мафиози дымился на полу смрадной лужей) быстро направилась туда, где должна была тянуться лента шоссе.
- Боже Всевышний, я осталась совсем одна в чужом, непонятном мне мире… Зачем я здесь, что будет со мною дальше? Где вы, Алёша, мама Ольга? Как найти вас?..
Любава сняла туфли. Ей привычней было ходить босиком. Она прислушалась. До ее слуха иногда доносился знакомый шум быстро мчавшихся машин.
- Надо туда… Может там Алешина «жигулька»…Неужели они сотворили с ним что-нибудь страшное?  Помоги мне, Господи!..
Слезы набежали на глаза Любавы, усталость давала о себе знать неуверенными шагами, вспомнились чай и пирожки мамы Ольги…
Вот и дорога. Надо встать и, когда появится машина, вот так вытянуть руку. Так учил Алеша…
Редкие машины стремительно проносились мимо. Никого не интересовала поздняя, неизвестная фигура. Мало ли всяких проходимцев, «ночных бабочек» и откровенных бандитов подстерегали великодушных автовладельцев. Нынешнее время отучило людей быть милосердными, благородными. Они стали бояться и презирать друг друга…
Любава не догадывалась,  что за нею крадется и контролирует каждый ее шаг черный пес. Он мыслил, как человек.
- Напасть! Загрызть! А что потом? Буду ждать. И запомню номер машины, на которой она уедет...
Равнодушно болтая башмаками, Любава, совсем не ведая, в какую сторону ей идти или ехать, шла наугад, прямо по проезжей части.
- Так меня нашел Алеша и остановил свою огромную машину, чтобы избавить меня от гнетущего одиночества…
Наконец, за спиной уставшей «ночной» красавицы послышался слабый визг тормозов. Любава подбежала к закрытой дверце машины и склонилась, чтобы рассмотреть лицо человека, которого попросит о помощи.
За рулем сидела уже немолодая женщина, а рядом с нею – мужчина в непонятном Любаве наряде. На нем блестели золотые пуговицы, на плечах лежали кусочки тоже чего-то блестящего…
Вот стекло, закрывающее женщину от Любавы, быстро опустилось вниз.
- Чем могу быть полезной? Вас надо куда-то подвезти? Почему такая красивая девушка бредет одна по ночному шоссе? Что-нибудь случилось?
Пауза.
- Ну, чего же вы стоите? Садитесь в машину, по дороге разберемся…
Солидный седовласый мужчина в офицерском мундире проворно вышел из салона и открыл перед Любавой заднюю дверцу.
- Садитесь, пожалуйста…Вы, наверное, уже продрогли?..
Машина тронулась. С минуту ехели молча. Заговорил офицер:
- И долго вы шагали по шоссе? Кто же посмел оставить одну такую красавицу в поздний час? Я бы вызвал того кавалера на дуэль и проучил бы его… Кстати, вас куда доставить?
В голове Любавы было столько пугающего, фантастического, неправдоподобного, что она не сразу уловила смысл вопроса.
- …Мне к маме Ольге и к Алёше… Их дом около маленького пруда… Там шумит камыш. А дом у них голубенький, и окошек в нем очень много…
- М-да…Понятно… Марина, это где-то рядом с любительским стадионом.
- Я поняла…Попробуем там проскочить, а голубенький дом вы, барышня, наверное без труда отыщете сами…
Женщина непонимающим взглядом обменялась с мужчиной.
- Не знаю, как вас благодарить! Вы очень хорошие, а с плохими я только-только рассчиталась как положено….
- Это что же за люди такие были?
Офицер повернулся всем корпусом к загадочной незнакомке. Его поразила красота ее. Не было в этом лице ни малейшего намека, что принадлежит оно женщине легкого поведения или хитрой мошеннице. Оно было чистым, как у Мадонны Литта, хотя заметно уставшим.
- Они разлучили нас с Алешей вот на этой дороге. Почему они сделали это? Самый скверный был Игнатий Лойола…Теперь от него осталась только зловонная лужа…
Женщина и мужчина многозначительно переглянулись, и в салоне машины воцарилось тягостное напряжение, граничащее с испугом. Кого же мы, наконец, везем?..
Вопрос больше не было. Ехали еще какое-то время молча.
- Во  пруд и камыш…Наверное, где-то рядом ваш дом, где ждут вас Алеша и мама Ольга…Ведь так?.. Желаем вам удачи, красавица!
- Может, вас проводить?
Мужчина произнес это как-то нерешительно, а женщина машинально прижала его руку к сиденью.
- Как бы мне хотелось, чтобы жили вы вечно! С вами было так хорошо, так спокойно! Благодарю вас сердечно. Вы отлучили от меня одиночество и вернули к надежде. Прощайте!
С помощью мужчины-кавалера Любава вышла из машины и пошла разыскивать красивый голубенький дом со множеством окошек. Мужчина и женщина еще некоторое время сидели молча, совершенно не соображая, что произошло, какого пассажира послала им судьба…
- Поехали,Марина. Ты не устала? Хочешь, я поведу машину?
- Нет, ничего…Всё в порядке. Ну и дела!..
Женщина облегченно вздохнула и устремила послушную машину в обычную, реалистическую ночь…

Глава 14

- Пожалуй, сегодня нам будет не до сна…Мама, как ты думаешь, - стоит ли мне с милицией связываться? Не помогут они…Милиция занимается государственными делами. «Разоблачат» мелкую сошку, свалят все на нее, а сами преступники будут ухмыляться с издевкой.
Ты же читала в газете. Все главные воры на свободе. Лучше я сам займусь этим делом. Спрошу у главврача, может, он что-нибудь знает про того типа, что сидел с Любавой на скамейке. Мне он очень не понравился. Попробую узнать, кто он, чем занимается, по какой надобности оказался в санатории.
Мне кажется, этот тип положил глаз на Любаву. Она ему показалась простачкой, да еще красавицей.
- Алеша, мы с тобой ни в чем не согрешили перед Богом, а он почему-то решил наказать нас…Как сейчас пригодился бы тебе отец… Может, всё пустить на самотек? В чем наша вина, если  откроется что-нибудь из ряда вон..?
Помолчали.
- То, что случилось с вами сегодня, все эти анализы, похожие на американские сцены из киноужастиков, эта дикая сцена  на дороге – всё это не случайно… И сколько еще всякого будет?
- Ты знаешь, мама, что она сказала мне, когда  мы ехали в санаторий? «Любить меня, Алеша, нельзя. Я – девушка-призрак. Я одинока. Я ничья. Я – вчерашний день, который потух сотни лет назад…Ну и что-то еще в этом роде…
Мать и сын вздрогнули. В дверь кто-то стучал, робко, словно извиняясь.
- Стучат!..Неужели еще какой сюрприз приготовили нам? Я окрою, мама…
Алешка вскочил с дивана и решительно направился к двери.
Пауза ожидания…
- Мама! Смотри, кто к нам вернулся!
Ольга Даниловна стремительно приблизилась к вошедшей.
- Любава! Голубушка!.. Живая! Невредимая!.. Господи, где же ты пропадала?! Мы тут чуть с ума не сошли!..
Алешка впервые обнял девушку легким бережным объятьем, хотя готов был затискать ее до умопомрачения, по-мужски грубовато и властно…
Они снова были вместе! И это за сегодняшний сумасшедший день было самым важным и самым радостным событием…

Глава 15

В  уютный кабинет никому неведомой фирмы размашистой походкой вступили два человека.
- Ты Удаву звонил?
- Звонил, много раз…А что толку? К телефону никто не подходит…
- Его там что – бабы к кровати привязали? Сколько натикало?
- Да уже половина десятого…
- Вот урод! Он нам все дело поганит!.. Раньше с ним такого не случалось…
Более высокий по чину командным голосом:
- Ладно, если гора не идет к Магомету…Поехали к нему. На месте всё прояснится…
Мимоходом обронил секретарше:
- Лаванда, если позвонит Удав, пусть не выезжает, а дожидается нас…От телефона – ни шагу!
Двое вышли. Потом двое уехали.
Лаванда мгновенно расслабилась, достала сигарету, закурила и удобненько расположилась на своем стуле.
- Ушли, борзые… Как я их ненавижу! Но они мне платят. И хорошо платят. Можно потерпеть. Есть выгода…По лезвию ножа ходят. И я с ними…
Удав так и не позвонил, зато те двое уже подкатили к его особняку.
- Я же говорил, что задурковал наш подельник. На улице солнышко, а у него везде свет горит…
- В последнее время он на сердчишко жаловался… Не прихватило ли моторчик?
- Да он что, один во всем доме? Не то…
Они вошли через калитку во двор. Тихо. А это что?! Мужской дуэт в недоумении остановился.
На ступеньках входной двери сидели три существа: огромная черная собака, дрожащая,словно от лютого холода, обезьянка-макака. В середине троицы возвышалась огромная желтая свинья.
- Эй, есть кто-нибудь в этом доме? Макарыч, ты живой?! Принимай гостей!..
Молчание. Теперь животины как-то очень робко, совсем неопасно начали приближаться к пришедшим. Бежать или не бежать? Первый вариант был роднее человекам, второй лихорадочно обдумывался, звал к действию, ради которого представители «фирмы» оказались здесь.
На помощь пришел сам зверинец. Собака жалобно скулила, размашисто виляла хвостом и, словно звала гостей в открытую дверь особняка. Макака, эластично оттолкнувшись от земли, уселась на плече младшего «фирмача», чему тот совершенно не обрадовался. А вот свинья…Она плакала, совсем как человек, а звуки, издаваемые желтой махиной, показались прихожанам…очень знакомыми.
- Что за наваждение? Ты слышишь, слышишь? Голос этой пороси похож на голос…
- На голос Катьки-Бабируссы!
Желтая масса мгновенно и радостно отозвалась:
- Я…я…Она – я…
Свинячьи глазки еще обильнее наполнились слезами.
- Слушай, приятель, нам надо сматываться отсюда! Тут что-то такое творится…Уму не постижимо!
- Подожди…Давай в милицию звякнем. Приедут, разберутся…У них есть оружие на худой конец…
Макака, обнимающая за шею «сторонника милицейского вмешательства» еще теснее прижалась к своему избраннику и тоже заплакала…
Потом, увидев в кармане «ленинградки» пачку сигарет, мгновенно достала ее, ловко вынула одну и сунула себе в рот…
- Ты чего, а?.. Курить будешь?.. Ну давай, закуривай…
Мужчина щелкнул зажигалкой, и животина-макака проделала то, что положено. Она тут же глубоко затянулась и выпустила из уголка своего широкого рта тонкую струйку дыми…
- Во даёт!.. Кто тебя, красотка, научил этому баловству, а? Ты, случайно, не из цирка?..
Они звонили в милицию и, поняв, что рыцари правопорядка готовы поспешить к ним на помощь, несколько успокоились.
- Да, но где же все обитатели дома, где хозяин? Может ты, пёсик, знаешь? Ты ведь собачка и должна всё знать…
Пёс Тузик радостно привалился передними лапами к туловищу вопрошавшего, а затем устремился в открытую дверь просторного жилища.
- Пойдем за ним, он что-то хочет показать, насколько я его понимаю…
Люди пошли вслед за собакой, сопровождаемые притихшей Бабируссой и всё еще жадно курящей макакой…
То, что они увидели, окончательно ошеломило их и по-настоящему испугало. Большой черный пёс сидел перед странно извивающейся фигурой, изображенной водой на блестящем полу. Не нужно было иметь богатого воображения, чтобы понять – это была пиктограмма огромной змеи-удава…
- Змея из воды…удав.. Похожа на удава…
Пёс жалобно завыл, устремив человеческие глаза на лица вошедших. Бабирусса, словно ее долго и терпеливо дрессировали, пробубнила о том, чего больше всего боялись «фирмача».
- Это он…наш шеф… она его и всех нас вот так…
- Пошли на улицу! Я тут не могу больше оставаться…Ужас какой-то!..
Кавалькада из людей и животных поспешно устремилась на улицу.
Бабирусса-Катька тихо всхлипывала и тяжело дышала. Новое тело ее совсем не устраивало. Обезьянка гладила ее по щетине, заботливо извлекала из нее пылинки-соринки, а черный Тузик, закинув лапы на лимузин прибывших  человеков, жалобно скулил, резко встряхивал своей шкурой, словно хотел избавиться от ненавистной и чертовски теплой одежды.
Потом он отскочил и быстро помчался к шоссе, словно его ждали. Вскорости подъехала милицейская машина. Знактоки будут вести следствие и довольно скоро поймут – дело это «висяк», не подлежащий какому-либо прояснению…

***
Ближе к вечеру телевидение и радио огорошили обитателей небольшого провинциального городка сообщениями, достоверность которых вызывала явное недоверие. С другой стороны, кинокадры, показанные в телепрограмме, вовсе не казались ловко срежессированными эпизодами. Крупные планы, отдельные детали, панорамы…Всё было четко, документально, весьма правдоподобно… Наконец  - озабоченные лица сотрудников уголовного розыска, их краткие интервью, перебиваемые показом огромной желтой свиньи, черного лохматого пса и вертлявой обезьянки…Увидели телезрители и длинного извивающегося на полу удава, запечатленного непонятно каким способом и с какой целью.
Параллельно говорилось о том, что в окрестностях этого дачного поселка, на трассе, работниками милиции было зафиксировано покушение неизвестных лиц на водителя «жигулей». По признанию пострадавшего, его усыпили с помощью наркотического вещества. Девушка, которая находилась с ним в машине, бесследно исчезла…Сообщались и другие подробности обозначенных происшествий…
Седовласый, представительный мужчина и его жена с особым вниманием слушали тележурналиста.
- Марина, уж не та ли это  красавица, которую мы ночью подобрали на шоссе?Помнишь, она еще говорила, что на них напали и она разделалась с этими негодяями?
- Мне тоже показалось, что речь идет именно о ней. Была она очень странная, вроде как « с приветом». Правда ведь?
- Ты видишь, какие страсти-мордасти преподносят нам телевизионщики? Похоже, что и милиция, и журналисты теряются в догадках и предположениях…Скорее всего, они чувствуют себя совершенно беспомощно…
- Ну и что ты предлагаешь? Помочь им выйти на след красотки, которая живет в голубеньком доме около пруда, заросшего камышом?..
-Да, да, так она говорила…Там она и вышла…
- Ни в коем случае! Выбрось эту мысль из головы! Вот подходящая возможность влипнуть в осень неприятную историю! Ты же знаешь, кто живет в том дачном поселке. Хорошие люди не отгораживаются от людей высокими заборами, не держат вооруженную охрану и всё такое прочее…
- Ладно, ладно. Убедила, уговорила. Ничего не видели, ничего не слышали. И всё же, как ты думаешь: все эти свиньи, собаки, обезьяны – чушь, лапша на уши? А мне кажется, что за всем этим таится какая-то чертовщина….
- Давай не будем об этом.  Не наше  это дело…Ты не забыл, какой сегодня день? Вот именно – воскресенье. Мы собирались за грибами поехать. Так как?
- Можно и за грибами… Глядишь, ближе к вечеру еще чего новенького узнаем. Очень интересное кино получается!

Глава 16

После того, как Любава рассказала о своих ночных приключениях Алешке и его матери, все телевизионные соображения о «странностях» в дачном особняке уже не были для них «странными».
Было просто любопытно – как обыкновенные люди, не наделенные сверхъестественными силами, смогут разгадать суть происшедшего. Очевидным было другое. Сгущались тучи над маленьким семейством Осокиных, готовые в любой момент разродиться смертоносными зарницами молний.
С какой стороны нагрянут новые неприятности – никто знать не мог, но то, что они грядут – сыну и матери было совершенно ясно.
Девушка-тайна стала пугать их, ломая установившийся житейский уклад в общем-то благополучной, добропорядочной четы родных людей.
- Как она, эта, совсем простецкая по своей натуре девушка, смогла расправиться с циничными, сильными и безжалостными похитителями?
Об этом она ничего не сказала, лишь в который раз упомянула имя своего «ангела-хранителя» Ведя и какие-то таинственные силы…Может, оно и так… Но как получились животные из обыкновенных, пусть и очень  скверных, людей? Не было еще такого никогда в реальной жизни!
А не случится ли так, что свой чудодейственный дар она, Любава, однажды захочет использовать во зло добру? Ведь она такая наивная, совершенно оторванная от текущей жизни… Думы, думы…
- Любава, мне завтра на работу…Как ты себя чувствуешь? Не надо ли чего привезти тебе? Я еду в другой город и вернусь через пару дней…
- А как же я? Мне уже не хочется дома быть…Здесь нет ветра, нет запаха трав и деревьев, нет простора…Возьми меня, Алеша, с собой! Помнишь, как нам было хорошо, когда мы встретились на дороге?..
- Пожалуй, я мог бы удовлетворить твое желание… Ты права – дома скучно, тесно, одни и те же лица… Только ведь громыхающая машина, запах солярки, сухие бутерброды и прочие неудобства – всё это не для девушек-красавиц…
Любава весело засмеялась, словно проблемы, о которых говорил Алешка, казались пёстрой «божьей коровкой», ползущей по открытой ладони.
- Алеша ты такой смешной! Разве это трудности? Вместе с мужчинами я часто занималась их работой: ловила рыбу, охотилась на зверя и птицу, тесала топором бревна, из которых потом мы строили свои дома!
Алешка стоял, словно его окатили ледяной водой.
- Любава, ты колдунья! Нет, ты прекрасная волшебница, пришедшая к современному «дальнобойщику», чтобы свести его с ума!
Он взял в свои руки руки смеющейся девушки и сияющими глазами впитывал ее красоту, которая не убывала – а в эту минуту достигла своего апогея!
Ольга Даниловна стала невольной свидетельницей этой чудесной сцены.
- Ах, дети, дети! Глядя на вас, всерьез начинаешь думать, что люди могут быть бессмертными и всегда счастливыми! Что у вас тут, а?
- Мама, Любава хочет завтра поехать со мной! Как ты к этому относишься? Одобряешь или есть другой, не очень подходящий вариант?
Алешка застенчиво улыбался. Ему было хорошо, и выводить его из этого состояния матери вовсе не хотелось.
- А как Любава? Она согласна? Это ведь не загородная прогулка, а утомительное, совсем не комфортное путешествие!
- Мама Ольга, я сама напросилась! Вы отпустите меня? Не волнуйтесь, я сильная и очень надежная. Ничего  с нами не случится!
Это был вариант, который устраивал всех, ибо нежданно стал палочкой-выручалочкой, снявшей, пусть не на долгое время, тягостное нпаряжение. Алешка прекрасный водитель, отлично знает дороги. В конце концов, он довольно сильный мужчина…На крайний случай у него есть оружие, о котором никто, кроме Саньки Жирняка да «мамы Ольги» не знал…
День только начинался, и Алексу очень хотелось куда-нибудь сводить Любаву. Например,  покататься с нею на качелях в парке, сходить на новый фильм или посидеть в кафе…
Любава, наверное, давно забыла вкус мороженого, да и он, Алешка, как-то незаметно вычеркнул это лакомство из своего рациона…В последний момент на всех этих вариантах «приятного досуга» был поставлен жирный крест.
- Потом, не сейчас… У нас еще будет время наверстать упущенное. Нельзя Любаве пока быть на людях после всего, что произошло. Пусть будет около нас. Так надежней и спокойней.
Ход своих мыслей Алешка посчитал вполне логичным. Тем более, что завтра предстоит дальняя дорога и к ее всяким всячествам нужно, по возможности, получше подготовиться. И лучшее к тому средство – хорошенько вспаться. Однако, до вечера было еще далеко, и нужно было как-то «убивать» время…

***
Седовласый, солидный мужчина, в отличие от Алекса, точно знал, как распорядиться воскресным днем.
- (Полина) Марина, я, пожалуй, поеду за грибами с N… Он давно собирался, да машина у него сломалась… Ты побудь дома, отдохни от меня. Мы к вечеру вернемся. Что скажешь?
- А почему, вдруг, созрело такое решение? Может, вы не за грибами собрались, а так, проветриться?..Пивком побаловаться на природе?
- Поля, какое пивко? Я же за рулем буду. О чем ты? Грибов привезем, а с ними и дома можно чем-то более существенным побаловаться!
- Да поезжайте… Знаешь что, возьми с собой оружие. Не дай бог, что случится. И еще, не вздумай разыскивать ту девушку или связываться с милицией!
- Оружие?.. Зачем оно… за грибами едем, а не на разведку!..Ну, если женщина рекомендует, так придется исполнить… Ладно, ладно, успокойся…
Офицер в штатской одежде – уже не офицер. Так может показаться со стороны. Однако, это вовсе не так. Воин и в пижаме воин.
Мужчина взял всё нужное, что требуется грибнику, чмокнул жену в лоб и вышел. Гараж был у дома. Напарник жил по соседству.
Деловой союз быстро сладился, и довольные мужчины, ощутив полную свободу и личную независимость, выехали на дорогу.
- Ну, и как тебе все эти телевизионные репортажи про загадочную дачу и диковинных зверюшек? По-моему, они что-то пытаются провернуть…эдакое рекламное. Потом скажут, что, мол, извините, это была просто шутка…
Офицер в гражданском был иного мнения.
- Наверное, многие так думают, однако смотрят, и с большим интересом…
Помолчал.
… -Знаешь, вчера в один район, ночью, мы с женой подвезли девушку. На шоссе голосовала, неподалеку от этого дачного участка, где произошла вся эта заваруха… Так вот, очень странная была девушка, хотя скажу тебе – писаная красавица… По ее странным россказням я понял, что она имеет какое-то отношение  ко всему вышеописанному.
- А где вы ее высадили? Адрес свой она назвала?
- Нет, конкретного адреса не называла, а вот приметы своего дома, того района, где он стоит, коротко обрисовала…
- Мой совет тебе, Дима – не сажайте вы никого ночью в машину. Сейчас такой народ пошел – ничего хорошего ждать не приходится…Я вот как-то, в прошлом месяце, тоже возвращался домой ночью…
Сосед офицера стал рассказывать историю, которая с ним приключилась прошлым месяцем, ночью…
Внимательные глаза офицера-водителя были устремлены на бегущую дорогу, а правое ухо – посвящалось в особенности происшествия, которому сегодня исполнилось энное число календарных дней.
Внезапно водитель забеспокоился, чуть-чуть сбавил скорость и чаще обычного стал поглядывать в зеркальце, что отражало тыльную часть дороги.
- Вот черт…
- Что там, Дим?
- Представляешь, собака привязалась! Бежит и бежит за машиной…Откуда взялась?
- Чего ей надо…Может, хозяина потеряла? Да, здоровая собачина, черная, лохматая…Такая и волка завалит – глазом не моргнёт…
С минуту ехали молча.
Собака, высунув ярко-красный язык, продолжала мчаться за автомобилем.
- Так… Мне это уже надоело…Давай тормознем и…спросим, чего ей от нас требуется…
Легковушка, чуть съехав с проезжей части, остановилась. Двое мужчин почти одновременно вышли и встали рядом, лицом к приближающейся собаке.
Глаза у нее были злые, но самое удивительное – они в точности повторяли анатомический рисунок человеческих глаз.
- Ну, что привязалась, псина? Под колеса хочешь нырнуть? Говори, чего тебе надо?
Мужчины улыбнулись, но сразу же им стало не до улыбок.
Приблизившись вплотную к водителю-офицеру, пёс…спросил. Да – спросил человеческим голосом:
- Говори – куда прошлой ночью девку подвез! Адрес ее, быстро, иначе всю жизнь инвалидом будешь! Я хочу жрать, и человечина мне будет деликатесом! Понял!...
Мужики обалдели! Такого они не просто не ожидали…Такого вообще не может быть! Говорящая, грозящая человеческим языком псина! А главное – задает ошеломляюще логичный вопрос, будто была  непосредственным свидетелем вчерашнего случая…
- Ты что?... Ты – оборотень!... Пошел вон, скотина! Пшел!..
Пёс предупредительно оскалил огромные клыки. Шерсть на его загривке поднялась дыбом, и по ней побежали искры…
Люди застыли в испуге и изумлении… Офицер вспомнил свою жену, её совет…Маленький пистолет лежал во внутреннем кармане пиджака.
- Ладно… договорились… Отвезу тебя к той девке. Вот тут у меня ее адрес записан…
Офицер, будто бы собираясь достать из кармана нужную бумажку, вытащил пистолет и почти не целясь, дважды выстрелили в огромного черного пса. Тот яростно застонал, как стонут люди, внезапно получившие нежданный отпор.
- …за что, падла… Ты убил меня…не узнав, зачем ….бежал ..за…
Пёс «не договорил». Его большое тело вытянулось и стало медленно изменять свой облик. Теперь перед глазами испуганных мужчин-грибников уже лежал…человек. Смерть подарила оборотню его первозданный облик.
Такого двум здоровым мужикам видеть еще не приходилось. Благо, на дороге не было проезжающих машин. «Грибники» молнией заскочили в машину и их словно ветром сдуло.
Тузик лежал тихо и уже ничем не мог помочь следствию. Жизнь полна неожиданностей! Не жди их и не устремляйся к ним суетно! Нет такой заповеди среди завещанных нам Иисусом. А зря!

***
Опечатанный дачный особняк жил своей ночной жизнью не так, как в недавние времена. Всякое тут было: и разудалые гулянки, и прелюбодеяния, и тайные посиделки отпетых мошенников. Не было того, что стало…
Бабирусу и макаку оставили в доме, чтобы не сбежали, унося с собой ценную информацию. Собаку не нашли. Убежала…
Около телефона сидел скучающий милиционер. Тут ему назначено ночное дежурство… Тихо, дрёмно, уютно… Не положено на посту всё это. Не положено…А что случится-то, если и подремать чуток? Да ничего! Пришла дрёма и так заботливо коснулась невидимыми пальчиками глазёнок молоденького милиционера…
Дремала усталая и голодная свинья Бабирусса, дремала голодная и усталая Макака, несколько раз «стрелявшая» сигареты у молоденького мента… Он делился табаком и огоньком.  Привык за день, видел уже, на что способна эта чудо-зверушка… Очерченный мелом силуэт удава…Улика, молчаливая, безвредная, а, пожалуй, и не нужна «знатокам»…
Эта невысыхающая картинка…ожила!
Как будто автомобильным насосом подкачивали внизу это плоское изображение. Вот появился объем, вот прошло легкое движение по новоявленному телу огромной рептилии…
Удав! Это был настоящий удав, каких нечасто можно увидеть в естественных условиях.
Дальше? Не было кинокамеры, чтобы запечатлеть то, что было дальше. Эта сцена потеряна для «знатоков» навсегда.
Словно пестрый ручей, устремилась адская змея к лежащим на полу желтой свинье и маленькой макаке. Не прошло и минуты, как обе животины оказались в кольцах зловещего удава!
Глухо пыхтящая свинья, пронзительный визг макаки мгновенно подняли на ноги испуганного «дежурного».
То, что увидели его глаза, совсем не было похоже на сон. Не походило это и на сказку. Надо было действовать вопреки ужасу, охватившему всё тело «караульного» вплоть до мундира. Он стрелял из пистолета, не считая выпущенных пуль, пока не убедился, что жизнь удава закончена отныне и навеки!
Дрожащими пальцами он ухватил телефонный аппарат и стал торопливо набирать привычный номер.
- Алло, дежурный! Витя – ты? Срочно приезжайте в дачный особняк! Тут такое творится! …Я больше не могу тут! Скорее приезжайте!..Скорее!
Молодой милиционер уже много раз видел трупы людей, изуродованных выстрелами, зажатых в смятых машинах, истыканных ножами, но чтобы такое?..
Он собрался выскочить из вестибюля, когда бросил последний взгляд  на всё содеянное…
То, что предстало  его расширенным от ужаса глазам, воплотилось в душераздирающем крике, который вынес на тихий двор несчастный свидетель и участник дикой фантасмагории. Теперь на блестящем полу лежали всего лишь…три бездыханных тела. В тесных объятьях смерти обозначились фигуры «Лойолы», Бабируссы и Чирка. Им тоже было подарено это благо, воспользоваться которым никто из троицы уже не сможет…

Глава 17
…Конечно же, Ведомир мог охотиться совсем иначе. Космические странники наградили его талисманом, сила которого могла положить на поле брани множество самых отважных и сильных витязей… Однако он знал и другое – эту силу нужно применять только в самых исключительных случаях.
В иных же ситуациях он привык полагаться на свою недюжинную силу, жизненный опыт и те знания, которые вложила в его разум чудесная троица.
Вот и сейчас он воспользуется их необходимой частицей, чтобы добыть себе  пищу. И не только себе…
Теперь в избушке Ведомира-кудесника жил…Искорка, которого он спас от своры «данников» и приблизил к себе.
Ведомир приложил палец к губам, давая понять мальчонке, что нужно сидеть тихо…
Молодой олень вышел на маленькую лесную полянку, потянул ноздрями сырой и ароматный ветерок. Люди были в другой стороне этого земного дыхания. Олень, успокоившись, начал щипать траву. Длинная стрела Ведомира коснулась наконечником середины лука и неотразимо понеслась к своей жертве!
- Искра, за мной! – весело крикнул охотник, и подросток, опережая своего опекуна, побежал к упавшему оленю.
- Ведомир, он уже не двигается! Ты великий стрелок! И я, когда чуть подрасту, буду таким же!..
Им было хорошо. Оленю – уже никак…
- Ведомир, тебе жалко его? Он ведь таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…
- Ты, Искорка, прав. Да, жалко, только таков закон, писаный для нас Всевышним. Когда он сотворил человека, он разрешил ему властвовать над всеми животными, птицами, рыбами…
Властвовать разумно…
- А как ты властвуешь?
- Как разрешил наш творец. Никогда не позволяй себе больше того, что надобно тебе…Через много столетий люди, пренебрегающие этим правилом, истребят беспощадно всех лесных, речных и озерных обитателей…
- А кто останется в лесах, в нашем озере?.. Люди умрут от голода? Зачем они себе такую беду сделают?
- Я всё тебе объясню дома, а пока давай нашей добычей с умом распорядимся. Возьмем от нее столько, сколько сможем унести. Потом еще разок нагрянем сюда, а более – не успеем. Волки и прочий лесной обитатель разворует нашу добычу до косточек…
Когда рядом оказался Искорка, Ведомиру стало казаться, что в его жизни, вернее, в церочке его бытия, оказалось то, недостающее, звено, которое лишало его какой-то незаменимой радости, наполняло бы его существование смыслом. Что это – опять знак судьбы, перст  Всевышнего, веление Троицы?..
Они ели вкусное, горячее мясо, сдобренное мелкими крупинками соли, запивали его ароматным бульоном. Жестковатые кусочки хлеба, брошенные в этот бодрящий навар, превращали его в настоящее объеденье, от которого тянуло в благостный сон…
- Ведомир, мои сородичи говорили, что ты колдун. Добрый колдун. Это ведь правда?
- Наверное, им лучше знать. Людей судят по их поступкам…Вот и ты, хоть и не колдун, а настоящий мужчина, герой…
- Ты говоришь так, чтобы успокоить меня… Каково им сейчас, родичам моим… Наверное, они считают меня трусом и предателем, а я только хотел…
- Твои родичи узнают о тебе всю правду…
- Я не о том хотел спросить…Наверное, колдуны знают про всё на свете… Не знаешь ли ты, куда наша Любава подевалась?..Не нашли мы ее нигде… Наша Мать-Большуха из-за этого отраву приняла и померла…
Ведомир положил на голову Искорки свою большую и теплую ладонь. Мальчишке сразу стало спокойнее…
- Не горюй, Икра, о Матери-Большухе.Царство ей небесное! Она была хорошей женщиной, справедливой, доброй, заботливой. Но, видимо, так судьба распорядилась… От нее никуда не спрячешься…
Помолчали.
- А Любава ваша жива, только теперь далеко она от всех нас…Очень далеко. Жива, здорова, прекрасна, как всегда. Более пока ничего тебе сказать про нее не могу. Я ведь не Бог, а всего лишь колдун, каким вовсе не являюсь…
- Неправда! Ты великий волшебник! Кто, кроме тебя, смог бы предупредить моих родичей о грозящей беде? Кто спас меня от злых кольчужников и превратил их в каменные глыбы?..Спасибо тебе за всё, за всё…
Мальчонка обнял Ведя и прижался щекой к его мягкой бороде, как некогда прижимался к теплому плечу пропавшей Любавы…
- А что ты делаешь ночами за этим столом? Зачем вот этим гусиным пером делаешь что-то непонятное?
Ведомир вытащил из сумки чистый листок бумаги.
- Это – бумага.
Искорка осторожно взял непонятную «бумагу» в руку.
- Бумага… тонкая, мягкая..Почему она – бумага и для чего она есть?..
- Почему так люди нарекли ее, не знаю, а вот для чего это великое чудо сотворили мудрые земляне, сказать могу!..
Ведь доступно объяснил бумажную сущность. Обмакнув перо в чернильницу, он крупно вывел слово  «Искорка».
- Вот, видишь, этим пером я написал буками твое имя.
- А свое имя  можешь написать?
- Могу. Вот так оно пишется…
- А я так смогу? Ты меня научишь…это самое..писать?
- Научу, Искорка, обязательно научу. Грамотный человек владеет миром. Когда-нибудь все славяне будут владеть этим искусством…Когда-нибудь…Очень нескоро…
Они говорили долго, пока глаза Искорки не начали прикрываться белесыми ресницами.
- Ложись-ка, милый, поспи. После хорошей пищи только сон самое полезное занятие. А я буду писать. Теперь ты знаешь, что это такое. Давай, спи…
Мальчишку не пришлось долго уговаривать. На широком топчане Ведя его маленькая фигурка совсем потерялась под широкой холстиной.
Ведь подошел к столу, скрестил на груди руки и неподвижно застыл, глядя в никуда.
…Любава, голубка, где ты сейчас? Да хранит тебя Бог и любовь моя!..
Он обратился к таинственной Троице, пытаясь услышать, вернее – увидеть ее обнадеживающие знаки…Талисман молчал.

Глава 18

Ничего не поделаешь. Деловому человеку в современном городе без машины не обойтись. Время – золото. И деньги, а они, как известно, делают нашу жизнь значительно приятнее и разнообразней.
Алешкин «жигуленок» будет в гараже. Пока ему там будет лучше, а его хозяину послужит большая, стожильная машина, которую дальнобойщик-Алекс воспринимал как живое существо. Алекса меньше всего интересовал груз, которым напичкали его «тачку». Он знал, что и куда везет. Рядом был другой объект, которому хотелось отдать себя без остатка…
- Алёша, ты не забыл ту песенку, которую мне пел когда-то? Такая маленькая, но очень милая песенка!...
Алексей улыбнулся.
- Любава, ты запомнила ту мою музыкальную шутку-минутку?.. Так..так..так…А, вспомнил!
- Еду, еду, еду с ней, еду с  Любушкой своей!..
Они весело смеялись.
- А у этой песни есть начало и есть конец…Вот его-то я и продемонстрировал тебе! Эх, если бы всё это оказалось на самом деле и очень скоро!...
- Ты хочешь повторить то,что до тебя повторяла великая толпа людей…Наверное, есть что-то в таком повторении таинственного, непременного… Но люди, как цветы..Не успеют распуститься, а уж надобно увядать, превращаться в прах…Почему так?
- Любаша, ну откуда у тебя такие мрачные виденья!.. Нужно жить, сколько отпущено природой…А какой будет эта жизнь – всё зависит от человека. Верно?
- Ничего от человека не зависит, Алёша…Да и человек на этой земле существо лишнее…Разум погубит его…Человек хочет знать больше своего создателя…Он добился своего, оказавшись перед бездной…
- Любава, ну мы же с тобой еще совсем молодые! О чем мы говорим! Давай, как говаривал Александр Сергеевич, «поговорим о странностях любви»! Вот тема, на которую  я готов с тобой говорить…Да что там – говорить! Если бы ты знала, как я люблю тебя!
Любава улыбалась, стараясь не так долго задерживать взгляд на лице разгоряченного дальнобойщика. Она чувствовала: стоит ей только немного расслабиться, робко откликнуться на Алёшин зов, он остановить тяжелую машину и начнет оказывать ей горячие знаки внимания…
- А этот, Александр…Сердечный…Он колдун? Он знает про любовь всё? К нему нужно поехать… Ты ведь знаешь его избушку?
- Любава, да Пушкин это, Пушкин! Ты что, не знаешь Пушкина?
- Такого у нас не было во всей округе, куда ступала нога моих сородичей…Может, про него мало кто знал?..
Алешкин грузовик мчался по шоссе, параллельно которому, совсем недалеко, поблескивала синяя гладь реки.
- Любава…Тебе, наверное, очень душно  в кабине. Не нужно было тебе ехать со мной… Не для тебя это… Хочешь, остановимся ненадолго, ты сможешь искупаться….Легче будет…Ну, как?
- Ой, Алешенька!..Спасибо тебе!..Я ведь только сама хотела попросить тебя об  этом…Сам догадался!.. Ты тоже становишься кудесником-волшебником!
До ближайшего города было еще достаточно далеко, но Алекс знал, что при хорошем ходе машины они вовремя доедут до гостиницы, где придется заночевать. Только бы  с гостиничными комнатами повезло…
Алёшка приглядел съезд к речке и осторожно направил туда тяжелый «автовагон». Резко «фукнули» гидравлические тормоза, и Алекс заглушил пропахший соляркой горячий двигатель…
Он помог Любаве выскочить из просторной кабины и вместе с ней вплотную подошел к речной прохладе…
- Ну вот, ванна к вашим услугам, прекрасная принцесса! Ты, Любаша, плавать-то умеешь? Без моей помощи обойдешься или мне в телохранители напроситься?
- Алеша, странные вещи ты говоришь! Плавать я научилась раньше, чем начала говорить! Не тревожься…Посторожи меня на берегу… Не бросай свою машину, она может обидеться и не повезет нас дальше…
Любава весело засмеялась.
- Мне нужно вон за ту ивушку спрятаться, чтобы посторонние глаза порчу какую не навели!..Вот здесь и поджидай меня. Я быстренько!
Фантазиям Алешки не суждено было претвориться в реальность. Он надеялся, что они вместе войдут в речку, держась за руки, будут плавать, плескаться друг на друга водой…Да, не будет ничего этого.
Алекс смиренно уселся на траву. Непонятно почему, но желания Любавы он выполнял безропотно, каким бы они ни казались молодому сильному мужчине.
Конечно, Алешка знал, что на Любаве нет купальника, нет тех необходимых кусочков ткани, защищающих от «посторонних глаз» прелести пляжных красоток. Но, бес-искуситель…Он бессмертный проказник и мастер на всякие провокации…
Он увидел Любаву, когда она вышла из-под зеленых ивовых косичек и стремительно бросилась  в тихую речку. Он видел, как она плыла…Уверенно, играючи…но как-то странно, не по-нашенски…Она что-то радостно кричала, смеялась, била по воде ладонями, выскакивая из ее плена, и тогда Алешке смутно виделись ее великолепные молодые груди…. Такими они были на беломраморных греческих скульптурах…
- Эй, чернявый…
Алешка вздрогнул, обернув лицо на голос.
- Закурить у тебя не найдется, а?
К нему подходил уже немолодой цыган. Рядом с ним была цыганка средних лет, одетая так, как одевались все ее предки с незапамятных времен. Алешка, поглядывая на Любаву, достал пачку сигарет и протянул ее просителю…
- Зря твоя краля купается здесь… Всю рыбу распугает, - сообщил закопченный цыган, доставая из пачки сигарету и закуривая ее от спички из собственного коробка…
Цыганка бесцеремонно присела рядом.
- Послухай, голубь сизый…Судьбу свою знать хочешь? Дай руку, я тебе …
- Погоди..Не надо мне гадать…Свою судьбу я сейчас из воды выводить буду…
Алекс хотел уже было подняться и избавиться от вездесущих выходцев из Индии, когда услышал крик Любавы.
- Алеша!...Меня кто-то держит!... Я не могу освободить свою ногу!..
Сердце парня словно опустилось к подошвам ног. Не раздумывая, Алешка во всей своей одежде бросился в реку и, как заправский плывун, устремился к Любаве. Теперь он рядом с ней!
- Любава, что у тебя?.. Что с ногами?
- Алеша, они в чем-то запутались…Веревки или трава…
Алешка более не стал задавать вопросов. Хватив предельный глоток воздуха, он нырнул под Любавино тело…
- Так и есть…Нога запуталась в сеть, - констатировал водолаз поневоле.
Он обхватил ногу Любавы, погладил ее успокаивающе, а сам начал лихорадочно освобождать ее от ячеек тонкой сети…Он рвал их…Нити врезались в ладони и резали кожу…Так…еще чуть-чуть… Сейчас…сей…чаа…с… Готово!..
Алешка вынырнул, хватил ртом воздуха.
- Любава, всё в порядке? Плыть можешь? Плыви, голубушка…Я рядом… Сейчас я  сниму свою рубашку..Так…так…О черт, еще чуть-чуть…Надень ее на себя…Она длинная, а то на берегу какие-то цыгане появились, как снег на голову…
Не без труда облачилась Любава в Алешкину мокрую, липкую рубашку. Медленно, плечо к плечу, подплыли они к берегу.
- Любава, я отвернусь и заслоню тебя, а ты надень платье.
Цыгене молча стояли и внимательно наблюдали за молодыми.
Любава быстро надела свое платье, хотя оно никак не хотело обволакивать мокрое тело… Потом они вышли к цыганам. Алешка своими ручищами выжимал рубаху, в карманах которой, к счастью, не оказалось ничего стоящего…
- Ну вот, накупались..Я же говорил – всю рыбу распугаете. Так оно и вышло…Кто теперь мне за эту рыбу платить будет?
Цыган хитро посматривал на Алекса и его спутницу.
- Кукую красавицу спасал…Подари ее нам…Вон там, видишь, наш табор…В гости зовем вас…
- Я погадаю тебе, сизокрылый… - опять принялась за свое цыганка.
- Спасибо за приглашение…Только мы торопимся, - резко отпарировал Алекс, увлекая Любаву к машине…
- На обратном пути заскочим…Выпил бы с вами, да за рулем – не положено…подойди сюда, цыган…
Алешка помог Любаве забраться в кабину и сам нырнул в ее чрево. Он достал «стольник» и протянул его цыгану.
- Это тебе за порванную сеть..Бывайте здоровы…
Алешка захлопнул дверцу. Резко заработал движок, потом заревел мотор. Машина, словно напуганная только что произошедшим, нехотя пошла на разворот, выбирая дорогу к шоссе…
- Упустили добычу…Можно было бы хорошо погреть руки…Красотка в таборе нам очень бы пригодилась…
- Чума их побери бубонная, - зло и разочарованно подпела ничего не «заработавшая» цыганка-гадалка… Ее спутник снял с уха еще одну сигарету, конфискованную из алешкиной пачки, закурил. Чета из табора пошла на дым кочевого костра.
Алекс и Любава ехали молча, постепенно приходя в себя…
-Если бы ты знала, как я испугался, когда услышал твой крик! А тут еще эти цыгане…Где только ни встретишь этих бестий…Ты согрелась? У тебя всё  в порядке?
- Спасибо тебе, Алешенька… Сегодня ты был моим ангелом-спасителем…Смотри-ка, что это…
Любава дотронулась до руки Алешки. С ладони на колесо баранки капельками сочилась кровь…
- Да ничего страшного… Порезал, пока рвал цыганскую сеть…
- И у меня порезан палец…
Любава показала.
- И у меня кровь…Видишь, вот она…только почему-то она белая…Раньше она была красивая, как у тебя…
Алешка притормозил, переодел брюки, достал в дорожной аптечке йод и бинт, бережно перевязал ее пораненный палец.
Любава погладила Алешку по еще не высохшим волосам.
- Спасибо тебе, Алеша…

Глава 19

Бесконечных дорог не бывает, если, конечно, не обратить их в замкнутый круг. Алексу это не грозило. Он знал, что совсем скоро мелькнет перед его глазами давно знакомый придорожный стенд – плакат, на котором большими буквами будет написано «Добро пожаловать в город….!». И так почти было везде.
Две души, пережившие неожиданную встречу, теперь уже совсем успокоились. Они говорили. О чем? Попробуйте на ходу автомобиля проникнуть в его кабину, даже если вы превратитесь в разумную пушинку одуванчика. Они перекусывали, запивали «сухомятку» чаем из большого термоса (мама Ольга всегда вручала этот незаменимый «самоварчик» своему сыну). А еще  -они, особенно Любава, смотрели по сторонам, что в любом путешествии на колесах почти неизбежно. Человеку требуются впечатления. Без них жизнь становится скучной и пресноватой, как тот колобок без изюминки внутри.
- Еще минут двадцать, и мы прикатим в город, где нам придется остановиться и заночевать…
- У тебя в том городе есть избушка? Там будут гореть восковые свечи и петь свою песню сверчок, от которой так скоро закрываются глаза…
- Любаша, я не знаю, как бы чувствовал себя в такой избушке наедине с тобой… Эх!...А ведь это же вполне может осуществимая идея… Правда, таких избушек мне пришлось бы заиметь почти в каждом городе и поселке, где приходится пережидать дорожные ночи…
- Тогда мы постучим в дверь самого красивого дома…Нас ведь пустят туда?
Она вспомнила роскошный дом «Игнатия Лойолы», который показался ей княжеским теремом и совсем скоро – логовом нечистой силы.
- Попробуем устроиться в гостинице. У меня там знакомая администраторша, много раз выручала меня. Выручит и на сей раз…Вот, как раз, мы подъезжаем к «самому красивому дому», как ты хотела бы…
Сказанное Алексом для Любавы было совершенно непонятно. Это была очередная сцена из бесконечного театрального спектакля, с который ей предстояло ознакомиться и…ничего не понять. В своем восприятии окружающего она полагалась на Алекса, исключив из «экскурсоводов» «хороших человеков» типа «Лойолы», с которым ей, слава Всевышним силам, встретиться уже никогда не придется.
Администратор гостиницы – персона важная, требующая к себе особого подхода, определенного таланта хитрого дипломата, благоприятной мимики лица, приятного голоса и прочее, и прочее…
Когда все эти чары оказываются бесполезными, а ночевать под открытым небом, в чужом городе, желающих не находится, в переговорный процесс встревает…кошелек, который может с этой минуты потерять лишние граммы денежных знаков.
Приятная женщина с кукольной прической и гордым, независимым взглядом. Это ей, своей знакомой, Алекс представился собственной персоной.
- Алеша, я рада снова видеть тебя…На сей раз ты с женой или невестой? Неужели решил провести медовый месяц на колесах своей рычащей зверюги?..
- Миледи, я счастлив увидеть снова Ваше обворожительное лицо, которому лето подарило чудесный, нездешний загар! Была на море? Одна?
Алешка безобидно балагурил, вплотную подступив к самому главному -  а есть ли для них места в гостинице, али нету?
- Познакомься, Света, это моя племянница Любава. В гости к нам приехала! Хороша, правда?
- Приятно познакомиться. Очень красивая у тебя племянница (в голосе администраторши сквозили ядовитенькие нотки искушенного анатома человеческих душ).
- Не знаю, что и делать с вами…Ты, Алешка, нагрянул не в очень удачное время. Три дня назад гостиницу «оккупировала» труппа гастролирующего театра…Честно говорю – свободных номеров нет…Может по отдельности подселю вас на ночь в какие-нибудь номера… Другого предложить не могу… Поверь мне…
Алешка был согласен и на такой вариант. Более того, его заботило обустройство Любавы, и он надеялся, что матерая администраторша предложит не худший вариант…
Та в свою очередь начала листать журнал, где были записаны все, кого приютила крыша одного из самых востребованных заведений российского обывателя.
- Так…Ты, Алекс, пойдешь в номер 115-й. Там поселился старый актер, с которым тебе нужно будет найти «общий язык». Тебе это нетрудно, надеюсь… А вот с твоей племянницей…
Администратор Светлана еще некоторое время изучала фамилии постояльцев, пытаясь изыскать подходящий вариант…
- Вот, попробуем сюда…Идемте, Любаша, я провожу Вас и постараюсь всё уладить…А ты, Алешка, ищи свой номер, устраивайся, а потом спустишься ко мне…
- Любаша, не беспокойся…Я буду от тебя совсем близко…Света – милейшее создание, доверься ей. Она профессор своего дела. Идите, мы еще уидимся…
Администраторша улыбалась. Сколько таких и подобных комплиментов слышала она в свой адрес! Все люди – актеры, и каждый пытался сыграть свою роль как можно душевнее…
Они подошли к двери под номером 19. Администратор Света (Алешка не называл ее отчества, молодил, однако) постучала в лакированную грудь «девятнадцатой».
- Одну минуточку… Кто там?.. Что-нибудь случилось?
Это женский голос из комнаты.
- Ангелина Павловна, это администратор гостиницы беспокоит Вас! Впустите меня, пожалуйста!
Дверь не очень радушно приоткрылась.
- Что Вы хотите, Светочка?.. Я Вас слушаю внимательно!
Выглянувшая из двери женщина имела не более 30 лет. Лицо ее можно было бы отнести к категории красивых, если бы не глаза, которые с беспристрастием рентгеновского аппарата изучали не столько администраторшу, сколько ее спутницу.
-Красавица, молодая, сильная и, пожалуй, не испорченная соблазнами нашей жизни…
Так она думала, с улыбкой всматриваясь в лицо синеглазой Любавы, в ее простенькое платье и совсем не модные туфли…
Администратор что-то говорила о переполненной гостинице, о том, что усталой с дороги девушке негде переночевать эту ночь…
-Вы просите, чтобы я разрешила переночевать в моем номере этой девушке?..Вы знаете, я как-то не привыкла к чьему-то соседству, предпочитая уютное одиночество..Ну, если этой юной красавице не оказывается места для спокойного сна…Сделаю исключение…На одну ночь. Не так ли?
- Да, да, только на сегодняшнюю ночь,  - радостно подхватила Света. – Спасибо Вам, Ангелина» Я знала, что Вы не откажете в моей просьбе…
Та, в свою очередь, очень хотела сказать обрадованной хозяйке гостиницы примерно так:
- Спасибо тебе, баба, за роскошный подарок! Ты преподнесла его очень кстати…
Любава входила в новую роль, налаживала контакт с милосердной незнакомкой, изучая бегло обстановку номера-люкса. На минуту заходил Алешка. Убедившись, что у женщин полный порядок, он пожелал им спокойной ночи и обещал, что зайдет за Любавой рано утром…
- Кто этот молодой человек? Ваш муж, жених, любовник?.. Не стесняйся меня…Давай с тобой на «ты»… По возрасту мы с тобой ненамного расходимся…Ведь так?.. Тебе лет 18-19, пожалуй, а мне всего лишь скоро тридцать…
- Ангелина, ты добрая и очень красивая…Мне с тобой хорошо…Ты спрашивала про Алешу? Он – мой ангел-хранитель…Без него я давно бы затерялась без следа в вашем мире…
- Почему – в «вашем мире»? Ты разве из какого другого мира? Это становится любопытно!..И что же это за мир такой?..
- Этот мир теперь далеко…Там остались мои родичи-древляне, мое синее озеро, мой огромный лес, где я встретилась с Ведомиром, который…
- Подожди, подожди… Я не про сказки, которые ты, наверное, очень любишь? В каком городе и с кем ты живешь, куда едете…с Алешей?
Ангелина взяла цепкими пальцами горлышко бутылки с дорогим «заморским» напитком, налила в рюмки этого рубинового зелья.
- Давай с тобой выпьем за нашу встречу!.. Ты мне, Любава, нравишься, и мне с тобой тоже очень хорошо…
Любава недоверчиво взяла маленький фужер.
- Это что, приворотное колдовское зелье? Запах от него исходит таинственный…Я такого никогда не ощущала…Это нужно выпить всё?
Ангелина засмеялась искренним смехом, ибо Любавина «приветинка» показалась ей настолько естественной, что притвориться такой не под силу даже очень талантливой актрисе.
- Это нужно выпить всё, до дна! Потом еще столько и еще полстолька. Ну и смешная ты, право…И знаешь – ты чертовски красива…Откуда ты такая взялась?
Выпитое вино мгновенно растеклось по всем телесным клеточкам Любавы, чуть затуманило ее мысли, сделало ее бодрее и разговорчивей…
Фужеры звенели еще и еще, прикасаясь друг к другу стеклянными боками…
- Ангелина, а ты кто? Откуда у тебя такое сладкое, колдовское зелье? Исидорка такого никогда не делал и не угощал меня… Оно очень вкусное…
- При чем тут твой, как его…Исидорка…Он что, лекарь-травник, дед твой? Ну, да ладно…Ты куришь?
Ангелина вертела в пальцах сигарету, собираясь обжечь ее кончик элегантной зажигалкой.
- Я не…курю…Это плохо пахнет…Мне чихать хочется…Ты тоже будешь дышать дымом? У тебя тоже внутри костер будет гореть?
Ангелина знала, что выпитое вино не имеет никакого значения для ее состояния. Удивляло ее другое – речь этой странной девушки, ее полная неосведомленность даже в таких мелочах…Женщина еще ближе подвинула свой стул к стулу Любавы и, забыв о лежащей на краю пепельницы дымящейся сигарете, ласково обняла девушку за плечи. Глаза Ангелины стали похожи на глаза хищного зверя, впившегося в тело избранной жертвы. Потом она прикоснулась губами к щеке Любавы. Потом, обхватив ее лицо ладонями, стала осыпать его порывистыми поцелуями.
- Не сердись на меня…я не хочу обидеть тебя…Я только…хочу любить тебя, любить…любить…Идем, я уложу тебя в кровать..Ты устала…Ты ведь, правда, устала…
Любава не сопротивлялась. Более того, поцелуи почти незнакомой женщины были приятны ей, и Любаве хотелось, чтобы Ангелина делала так еще и еще…Сухие поцелуи Матери-Большухи были первыми и последними в жизни Любавы. Однако, от них становилось чуть-чуть спокойнее, а эти…
- За что ты мне даришь свои поцелуи? Я ведь не добрый молодец, я девушка, мне неловко и хорошо…Почему так?..
Любава покорно шла за Ангелиной, так же покорно опустилась на кровать…Она видела несколько затуманенными очами, как та порывисто освобождалась от всей своей одежды, как с такой же настойчивостью стала снимать платье с Любавы…Теперь они лежали совершенно обнаженными. Вино и странные ласки Ангелины сделали Любаву покорной во всем, что требовала от нее эта женщина.
- Ты богиня…ты чудо, которых не видел свет…Я люблю тебя…Останься со мной навсегда… Я пошлю ко всем чертям этих гнусных тварей, мужиков, я буду тебе всем и ты для меня тем же… Я богата, я свободна, я хочу тебя спрятать внутри себя и умереть вместе с тобой…
Ангелина гладила и целовала молодые прекрасные груди Любавы, она покрывала неистовыми поцелуями ее тело, сотворить которое мог лишь Господь Бог….
- Что это у тебя за шрамы?...
- Медведь…
Так продолжалось до тех пор, пока уставшая Ангелина не успокоилась. Она по-матерински обняла Любаву, оставив на ее горячей щеке свои греховные губы…
- Ангелина…это ведь..грех… С нами играет нечистая сила? Но если ты любишь меня, значит, нет в этом греха… Я не знаю, что это… Такого я не позволила бы никому, кроме своего любимого, которого еще не нашла…
- Ты, Любава, совершенно потрясающая девка…я никуда не отпущу тебя и никому не отдам, никому…Какой странный у тебя кулон…Что это? Почему не из золота?..
Они затихли. Ангелина обратила внимание, что дыхание у Любавы очень редкое…Сон вступил в свои права, погрузив двух амазонок в сладкое небытие.
Еще одна сцена бесконечного спектакля подошла к антракту. Всем спокойной ночи!

***
- Любава, вставай, нам пора!
Девушка открыла глаза. Уже рассвело. Тихо. Никакого голоса…Но почему зовет Алекс? Приснилось?..
Любава тихо встала. Она сделала это так искусно, как привыкла на охоте, когда нужно было затаиться или сделать что-то нужное, не испугав зверя.
Одевать было особенно нечего. Только платье, да легкие туфли.
Она подошла к двери. Помнит, как ее открывали…Открыла.
Да, за дверью стоял…Алекс.
- Любава, ты уже собралась, а я только хотел постучать…Ну это даже к лучшему. Не станем будить твою соседку. Пусть спит, а нам пора в дорогу. Идём?..
Как-то неуверенно Любава пошла по длинному гостиничному коридору за Алешкой. Побаливала голова, горело тело, будто прикасались к нему горячими монетами ночные духи…
- Любава, ты спала нормально? Что-то не нравишься ты мне… Уж не захворала ли ты после нашего купания? Ну, вот, голова горячая…Как тебе с такой в душную кабину, а?..
- Ничего страшного, Алеша. Всё пройдет…Машина твоя едет быстро, ветерком меня обдует и всё пройдет…
- А что, вы обмывали с соседкой по номеру свою встречу? Чем она тебя потчевала? Вы что-нибудь выпивали?
- Ангелина давал мне зелье-вино. Оно было сладкое и какое-то странное… Голова у меня почему-то кружилась и очень спать хотелось…
- Вот этого делать было не надо. Нашли бы другое место и другой, более подходящий повод выпить шампанского…Ну, ладно… Ничего страшного…А как она, эта Ангелина? Она тебе понравилась?
- Да, очень понравилась…Только я ей, наверное, больше понравилась…Она говорила, что полюбила меня…
- Ну, кто бы в этом сомневался. Такую, как ты, нельзя не любить…
Завершив необходимые формальности, Алекс поблагодарил администратора Свету за всё хорошее и обещал «не остаться в долгу».
- Спасибо вам, Света! Как бы я хотела отблагодарить вас за вашу сердечность…Жаль, что нету у меня для вас никакого подарка!..
- Ничего, не переживайте! Вы ведь не в последний раз у меня. Свои люди – сочтемся! Счастливого вам пути!
И вот он уже, этот самый путь, покорно течет под колеса Алешиного автомобиля. Он коротко рассказывал Любаве о старом актере, с которым пришлось ночевать. Любава рассеянно слушала Алекса, уловив лишь, что тот актер – очень интересный человек с очень интересной биографией…
- Любава, ты меня не слушаешь? Тебе и впрямь нездоровится? Вот, открой термос, налей себе горячего кофе… Это поможет. Есть не хочешь? Могу предложить бутерброд с сыром или колбасой…
- Не думай об этом, Алёша…Вот…кофе, я выпью. От него голова не будет болеть?
- Да нет, от кофе никогда ничего не болит, а желудку бывает приятно. Пей! Потом и я последую твоему примеру. Ты поднесешь мне чарку кофе?
- С радостью! С тобой  так спокойно мне, как ни с кем. Может только с мамой Ольгой еще лучше мне….Как там она, без нас…
***
Ангелина  проснулась…Не открывая глаз, она протяжно потянулась всем телом, которому сегодня было необыкновенно легко!
- Любава…ты мне вернула молодость…Теперь мы одного возраста…Ты понимаешь меня?..
Женщина откинула руку в ту сторону, где должна была находиться Любава…Никого!
Ангелина вмиг обрела реальность, а ее открытые глаза не увидели рядом ничего, кроме скомканного валика простыни…
- Ушла..Ушла!... Когда ушла…Сколько сейчас времени?..
Ангелина бросилась к телефону и позвонила дежурному администратору.
- Скажите…мужчина и красивая синеглазая девушка не покидали гостиницы?.. Как давно это было?.. Минут двадцать назад?..Нет, нет, ничего не случилось…Спасибо!..
Еще минуту назад безмерно счастливая женщина теперь была похожа на загнанную волчицу. Она металась по комнате, лихорадочно хватая разбросанную одежду, пыталась втиснуть в нее мятежное тело…
- Уехали…Втихаря смотались!.. Ну, нет… Еще не вечер…а я не такая дурра, чтобы просто так терять найденное сокровище…Погоня в горячей крови…пуля в нагане…Это про меня… Ну и кино!
Ангелина с грохотом закрыла дверь своего номера и побежала по коридору, направляясь во двор гостиницы, где стоял ее автомобиль.
- Давай, «Вольвочка», помогай своей хозяюшке…Обокрали нас…Будем догонять вора!
***
Примерно, двадцатый километр отделял  махину Алекса от города, где ночь остановила их для ночлега…
Погода испортилась. Моросил мелкий дождь, напоминая о том, что последний месяц лета – это уже не лето, а последний ласковый привет праздника солнца. Дорога блестела, как спина исполинской анаконды. Алекс уже несколько раз пользовался услугами «подхалимов» - резиновых щеток, что услужливо смахивали с ветрового стекла мутные струйки дождя…
- Любаша, расскажи мне что-нибудь…О чем сама пожелаешь…А хочешь, мы музыку послушаем? Ты какие песни любишь?
- О чем я могу рассказывать тебе…У меня есть только прошлое, совсем непонятное ни тебе, ни кому-либо…Есть маленькое настоящее, которое выглядит совсем не так, как я надеялась…Грустно мне, Алеша…А песен ваших я не понимаю, а свои вспоминать не хочется…
Один известный психолог-австралиец говорил так: «Ощущение счастья гнездится внутри каждого из нас. И если опираться на здравый смысл, можно легче воспринимать превратности судьбы, с юмором относиться к временным неприятностям или неудачам». Эти советы сейчас вряд ли нужны были хмурому Алексу, внезапно ощутившему всю тщетность земных дел, их суетность и никчемность.
- Зачем всё это? Эта дорога, эта тяжелая машина, совершенно непонятная ему девушка-спутница, которая не подает ему никаких надежд на скорое счастье…Чего мы ищем, куда гоним бумажный кораблик своего естества по незатихающему штормовому океану бытия?..
- Любава…Мне кажется, что нам необходимо выяснить самое главное, иначе наша жизнь превратится в сплошной кошмар…
- Говори, я буду внимательно слушать тебя и, если что-то будет в моих силах, обязательно помогу тебе…
Алексей намеревался выяснить отношение Любавы к нему, нравится ли он ей и согласится ли она, Любава, стать его женой и быть…
Намерения пришлось отложить.
Алёшка, заподозрив недоброе, вынул из укромного местечка пистолет и положил его на сиденье.
- Что это – твой талисман? Покажи мне его, дай подержать…
- Любава, это не талисман, а средство защиты, которое нам может очень скоро пригодиться. Брать его в руки могу только я. Тебя он может больно укусить…
Алекс плоско шутил, наблюдая за преследующей их иномаркой.
Вот она легко прибавила скорость, пронеслась мимо Алешкиного «тяжеловоза» и остановилась впереди на очень опасном расстоянии.
- Любава, придется не минутку тормознуть…Из кабины – ни шагу! И лучше всего пригнуться тебе и не выглядывать в окошко. Поняла?
Она ничего не поняла, но послушно выполнила просьбу дальнобойщика.
Алекс видел, как из салона «вольво» стремительно выскочила та самая женщина, в номере которой ночевала Любава. Это его несколько успокоило.
- Видимо, что-то хочет сказать Любаве или что-то передать…
Он вылез из кабины и сделал несколько шагов навстречу приближающейся особе. Не доходя нескольких метров, Ангелина остановилась.
- Ну, вот что, ангел-хранитель…Сейчас ты выпустишь из кабины девушку, которая принадлежит мне… Я дам тебе пачку «зеленых», и ты уедешь своей дорогой…Сделай это быстро! Слышишь – сделай это быстро!
В руке женщины был пистолет, готовый без раздумья выполнить волю своей хозяйки.
Алекс прикинулся, что всерьез относится к сделке. Пауза…
- Зайди с той стороны…Я выпущу девушку..А ты, если не дуришь, бросишь мне на сиденье свою пачку…Идёт?
Женщина ангелина успела сделать только первую из предложенных  Алексом процедур.
Дорога освободилась.
Мотор работал четко…Дальше шло по сценарию Алешки. Он резко тронул с места грузовик и, набирая скорость, помчался по мокрому шоссе.
Далее он видел, как женщина вновь забралась в свой автомобиль, и погоня возобновилась.
- Алеша, это же Ангелина! Чего она хочет? Зачем догоняет нас?
- Помолчи, Любава…Не сейчас…
Алекс размышлял о том, что делать дальше. Он понял намерение коварной женщины, и нужно было найти способ – как избавиться от вооруженной амазонки.
Он мог бы расплющить, как консервную банку, автомобиль хищницы, чуть-чуть повернув в его сторону свою многотонную «тачку-кормилицу». Но это уже убийство со всеми вытекающими последствиями.
Не останавливаться, гнать на «всю железку» до первого поста ГАИ…Там видно будет, что делать!..
Однако, совсем скоро показался мост через маленькую речку, с ажурными перилами и совсем невысокий. Алекс погнал рефрижератор по середине моста. Мчавшаяся иномарка резко тормознула, ее занесло в сторону бросило на перила…В следующее мгновенье легкая машина, словно птица с подрубленными крыльями, устремилась в реку…
- Останавливаться нельзя…На дороге пока никого…Никаких благородных поступков, Алекс! Это тебе будет слишком дорого стоить! Вперед, вперед, черт подери! Я становлюсь гладиатором…

Глава 20

Небольшой город, где жил Алекс, бурлил слухами, от которых его обыватели стали глухо запирать двери своих квартир.
Заметно прибавилось забот у милиции, а журналистская братия была в восторге! Еще бы – таких событий в их провинциальном царстве еще не было никогда!
В центре всеобщего внимания стал дачный особняк «Лойолы», куда наезжали спецмашины врачей, милицейских работников, разномастные «банки» с надписями «Пресса», «Телевидение».
Анализируя происшедшее, многие всерьез допускали мысль о том, что их город посещали инопланетяне в образе людей. Слишком сложным, почти невозможным, для восприятия было то, что произошло с бывшим хозяином дачного особняка и его близким окружением.
Недавняя огромная черная собака – исчезла, как исчезла желтая свинья и вертлявая обезьяна, имевшие, по словам очевидцев, явно выраженные человеческие особенности и привычки. Зато снова была вместе компания, носящая при жизни совсем не людские клички: Тузик, Чирок, Бабирусса и, наконец, Удав.
Опознать трупы этих людей не составляло труда, ибо типы эти имели большое количество знакомых, чаще всего причастных к проделкам разных финансовых афер и махинаций.
Героем репортажей местной прессы стал молоденький милиционер, который своими глазами видел ужасную сцену расправы настоящего удава с желтой свиньей и обезьяной…Однако, скоро он был отчислен из органов милиции. Врачам не удалось до конца вернуть несчастному то, что называют нормальной психикой. В разговоре он часто отвлекался на посторонние темы, смеялся над совсем несмешными вещами, умолкал, словно к чему-то прислушивался, а потом, ни к кому не обращаясь, часто говорил:
- Дремать нельзя. Служба есть служба! Помогите мне, кто как может!..
Дотошные сыщики и криминалисты, прислушиваясь к мнению местных уфологов, тем не менее имели дело с трупами реальных людей. Правда, в момент их обследования патологоанатомы сделали сенсационное заявление.
- Кровь у всех умерших совершенно неестественным образом была…белого цвета с примесью мельчайших частичек неизвестного металла…
Главный санаторный врач, обследовавший со своими коллегами Любаву, был всерьез озадачен, узнав из прессы о такой сенсации…
- Белая кровь…белая кровь…Да, да…она была у той девушки-красавицы, которую привозил к нам некий Алексей Осокин…И что же из этого следует? Она имеет отношение к той самой кампании, что взбудоражила весь город?
Что может их связывать и что мне следует предпринять в такой ситуации?.. Однако, я врач, и обязан хранить в тайне все данные… Особенности организма той милой девушки не грозят устоям государства и не приближают их к разорению… Надо подождать и, пока – никому ни слова. Впрочем, не помешало бы встретиться с молодым Осокиным и поинтересоваться, как чувствует себя его родственница. Вот так…
Небезызвестные «грибники» - солидный офицер и его ближайший сосед – чувствовали себя совершенно иначе.
Их преследовал постоянный страх. Казалось обоим одно и то же: вот сейчас распахнется дверь, в их комнату ворвётся огромный злобный пёс и, оскалив зубы, задаст всё тот же леденящий душу вопрос:
- За что, падла, ты убил меня, так и не узнав, зачем бежал вслед за вами?
На экране телевизора оба они узнали рожу Тузика, которая прояснилась вместе с телом после убийства черного пса!.. Женам своим они ничего не рассказывали, но от этого становилось еще тяжелее.
Обратиться в милицию, выложить сыскарям вс ё, что им известно, значит сознаться в убийстве. Но кого они убили? Собаку! Но собака после гибели стала…человеком, одним из тех, кто хорошо был знаком с владельцем дачного особняка. Они решили сходить в церковь, помолиться и ограниченно покаяться в содеянном. Сходили, покаялись, неумело помолились, чуточку успокоились. Ненадолго…Чтобы избавиться от своего состояния, описать которое «грибники» не могли, как ни пытались, они решили…разыскать «голубенький дом со множеством окошек», о котором рассказывала офицеру синеглазая ночная красавица.
Мужчина запомнил место, где они расстались с загадочной незнакомкой, что значительно облегчало поиск, сулило его положительный результат. Это был лучший вариант – избавиться от колдовской напасти, вернуться к прежней, нормальной жизни и наконец-то узнать от странной попутчицы тайну происшедшего.
Ехать пришлось недолго. Вот тот самый пруд, заросший по берегу камышом и склоненными к воде ивами. Вот дома, похожие друг на друга, как близнецы-братья…Ни о каком «голубеньком доме» речи быть не могло. Все эти «штамповки», возведенные с предельной экономией средство более 30 лет назад, имели одинаковую окраску, словно их окунули в слабый раствор, приготовленный из дубовой коры…Голубым цветом здесь были окрашены лишь немногочисленные скамейки у подъездов, чудом уцелевшие от ночных, а потому особенно храбрых, вандалов.
- Скорее всего, та девица ввела нас в заблуждение…Видимо, вела свою собственную  игру, в которую посторонних втягивать не собиралась… А с виду такая милая, такая обаятельная…И слова на прощание  сказала очень необычные, какие сейчас и произносить разучились…»Я хочу, чтобы вы жили вечно»…
С такими мыслями ходил между домами солидный мужчина-военный, мундир которого так заинтересовал Любаву в момент той встречи…
Пройдя ряд разностильных гаражей, испещренных «автографами» представителей  «самой читающей нации в мире», мужчина вернулся к своей машине. Теперь мучившее его беспокойство, страх и неудовлетворенное любопытство как-то сами собой улетучились.
Нет голубого дома – нет прекрасной незнакомки вместе с ее странностями…
Нет ничего, что было, да сплыло…
Робкий дождик, который объявился с утра, уже понял свою неуместность и, уступил место широким синим проемам в небе, через которые проникали бодрящие лучи августовского солнца…
- Хорошая примета! Значит, всё будет нормально, - подумал военный и, нырнув в чрево своей легковушки, медленно укатил из страны призрачного «голубого дома».

***
В это же самое время Ольга Даниловна бережно выставляла на балконе горшочки с цветами.
- Подышите, мои красавчики… Наслаждайтесь последней благодатью лета…Воздух-то какой! Чудо!
Она смотрела на знакомый пейзаж, от которого хотелось улететь, убежать, уплыть за тридевять земель и которому благодатный день не смог прибавить ничего нового, ничего примечательного…
Кто-то звонил. Ольга Даниловна быстренько покинула свой наблюдательный пункт и устремилась к трезвонящему аппарату. Напомнил о себе главный санаторный врач. Интересовался, как чувствует себя его недавняя пациентка, дома ли Алёша, с которым ему хотелось бы переговорить…Ольга Даниловна, вспомнив просьбу сына, не стала делиться с далеким собеседником достоверной информацией.
- Любаву мы проводили домой. Она чувствовала себя превосходно…Алеша в командировке и вернется через несколько дней. Когда вернется, обещала передать просьбу медика сыну. Он непременно созвонится с ним…
Маму Ольгу почему-то совсем не обрадовал этот нежданный голос, голос человека, который совсем некстати оказался владельцем тайны Любавиного организма, его странностей, его аномалий…
- Что замыслил этот доктор? Почему интересуется состоянием Любавы и что хочет выспросить у Алеши? О, господи! Куда ни кинься – одни сплошные загадки и тайны…Надо нам всё это?.. Скорее бы эта Любава покинула нас…Девушка она милая, и жаль её, только с ее появлением всё  у нас с Алешкой пошло вкривь и вкось…Что нам с нею делать дальше-то?
Ольга Даниловна сокрушенно вздохнула и снова пошла на балкон, будто там находилась та самая подсказка, которая изменит их жизнь, обратит ее в спокойное русло. Назрел откровенный разговор, после которого нужно было ставить точку.

***
Ангелине повезло, хотя ее изрядно помятая иномарка так и осталась в реке «до лучших времен». Сама «погонщица» отделалась ушибами, ссадинами, порезами и предстала перед сотрудниками милиции в весьма плачевном состоянии. Потом была машина «скорой помощи».
Город с гостиничным номером был недалеко, и у каждой его службы, задействованной вокруг пострадавшей, будут свои заботы, проблемы и прочее, непредвиденное и необъяснимое…


Глава 21

- Ведомир! Я тебя жду!.. Выходи же…
Искорка  сидел на корточках перед муравейником и озорными глазами рассматривал шустрых, неустрашимых букашек. Вот он положил опавший листик на их норку. Кусачие вояки засуетились пуще прежнего. С гневом и отчаянным упорством они повели войну с нежелательным препятствием. Десятки хитиновых челюстей вцепились в кромки листа и, не прошло и минуты, как он был решительно отторгнут от «центрального» входа, истоптан и назидательно искусан хитиновыми челюстями.
- Ну, вот и я….А ты, никак, муравейник разрушил?
- Нет, не разрушил…Я только листиком их норку закрыл…Они его мигом стащили!..Вот молодцы, правда?..
- Муравьи, Искорка, букашки занятные. За ними можно наблюдать без конца и понять много интересного и полезного… Нам в ту сторону, пошли…
Благородный колдун и шустрый мальчонка бодрым шагом устремились в чащу леса по едва заметной тропинке, проделанной бесчисленными шагами Ведомира.
Они шли на свиданье к озерному поселенью, где у каждого из них были свои дела и заботы.
Перво-наперво нужно было  выяснить, что с ним стало  после визита «данников», как теперь живут поселяне, что намерены предпринять.
Ведомиру предстояло определиться с Искоркой. Как с ним быть, где ему жить да быть…
Вот она, маленькая полянка, где они встретились с Любавой, вот упавший ствол березы, на котором они сидели, и Ведомир рассказывал синеглазой красавице о своей загадочной жизни…
Мудрый ведун знал, что в новом мире Любаву будут подстерегать многочисленные сложности, зачастую грозящие ей опасностями. Знал Ведомир и то, что великая сила Троицы, сконцентрированная в неброском талисмане Любавы, поможет ей преодолеть эти опасности. Знал мудрый старец и то, что чувствует девушка-древлянка, попавшая в  человеческую обитель совершенно ей непонятную и чужую…
- Как бы мне хотелось снова взглянуть в ее дивные глаза, прикоснуться к ее теплой руке, сказать ей о том, чего не мог сказать раньше, дабы не быть посмешищем юной красавице…
Ведомир был обыкновенным человеком, которому были присущи все те чувства, которыми наделил Господь всех своих чад… Он не был колдуном! Он был заколдован и наделен могучей силой, которую вложила в его тело и разум чудесная Троица…
- Ведомир…Ты чего остановился-то? Устал?.. Нам идти уже совсем недалече… Хочешь, давай посидим вот на этой березке…
Искорка, не дожидаясь согласия своего спутника, легко уселся на стволе и весело улыбался.
- Не устал я, Искорка…Так…задумался немножко…Давай посидим чуток… Хочешь, я перекусить тебе дам, если проголодался…
- Есть  мне не хочется…Вот если  бы молочка сейчас…
Внезапно лицо мальчонки стало серьезным.
- Ты, Ведомир, в село наше идти не боишься? Вдруг там «кольчужники» или еще напасть какая?..Чего делать-то будем?..
- Если бы имелся во мне страх, не повел бы тебя к родному крову… Чувство страха мне неведомом, а раз  так, то и тебе бояться не стоит.
- А ты совсем не старый! Вон какой высоченный да сильный! И ходишь ты легко, как молодой…
Искорка улыбался, глядя счастливыми глазами на  Ведомира.
- Ну, пойдем, однако!
Ведомир  шутя потрепал волосенки на голове Искорки и, словно пушинку, подтолкнул его широкой ладонью…Вот он,  приозерный  поселок…Совсем недавно здесь текла мирная, независимая от всего мира, жизнь. Были тут люди со своими делами и заботами, с радостями и печалями…Были…
Тихо….Никого! Конечно, человек для живой  природы – подарок не из лучших. Не щадит он ее, обирает, как посчитает нужным…Придет время – оберет окончательно и ощутит свое полное сиротство в каменном частоколе своих жилищ… Все это так! Но почему без человека природа кажется такой сиротливой в своей красоте и величии?
Глядя на опустевшие дома, Ведомир знал, что через многие столетия придут сюда совсем другие люди – высоколобые, с хитрыми инструментами и приборами. Они будут копать эту землю и найдут остатки этих жилищ, и нарекут их «жилищами человека Древней Руси». Они с уверенностью будут утверждать, что эти самые «древние» жили убого, примитивно, заботясь лишь о своем пропитании и продолжении рода.
Опередив Ведомира, Искорка промчался по всем домам, наскоро обследовав внутренности некогда родных жилищ… Теперь здесь мало что напоминало  о том, что когда-то кипела жизнь, суетились люди, родные по духу и плоти…Мальчишка медленно подошел к молчаливо стоящему старцу и, уткнувшись в его протянутые ладони, сиротливо заплакал…
- Нету… никого нету… Где мама, где отец?.. Куда ушли все… Как мне теперь без них…Куда мне… без них…
- Ну, полно, полно… Слезами горю не поможешь…Одно скажу тебе, Искра – не погибли твои родичи, живы батюшка с матушкой…. Разделилось ваше племя на части…так им легче начать новую жизнь…Нельзя им сюда возвращаться, потому что вернутся сюда те, кому знать надобно – куда подевались данники…
Молча они подошли к чистому, прохладному озеру. Умыли свои лица, попили…Посидели, глядя на окружающую красоту, радоваться которой будут нескоро.
- Долговязика тут убили…Стрелами…Он был сильный и добрый…
Ведомир заметил, что от всего пережитого, от сознания полной безнадежности, неутолимого горя, свалившегося на хрупкие плечи мальчонки, он будто постарел, торопливо повзрослел, раньше положенного природой, расстался со своим детством…
- Ведомир… Ты меня не бросишь?.. Я очень скоро вырасту, буду как ты – большой и сильный… И помогать тебе буду до самых твоих последних дней…
Мудрый колдун улыбнулся, и его улыбка сказала Искорке больше всяких утешительных слов и обещаний…
- Да не переживай ты, чадо горемычное! Не брошу тебя и никому в обиду не дам!
Ведомир помолчал, что-то обдумывая…
- Где теперь эти несчастные? По дремучим лесам искать их – дело долгое… Помогите мне, силы всесильные, дайте ту дорогу, что приведет меня к тем, которые оставили эти жилища…Не за себя прошу – чаду помочь хочу, вернуть его родителям…
Талисман на груди Ведомира застрекотал далекой цикадой, мелкие иголочки закололи могучее тело…
Невольно Ведомир повернулся, и что-то легонько подтолкнуло его в дорогу…
 -Пошли, Искорка! Мы отыщем твоих родичей! С нами чудесные силы, доверимся им!..
Теперь они мало принадлежали себе и отдали себя во власть необъяснимой силы. Оба шли молча.
Ведомир крепко держал за руку Искорку, словно передавал ему необходимую частицу той энергии, которую получал от космического талисмана. Шли они обычными, размеренными шагами, но деревья гораздо стремительнее проскакивали мимо них, а весь предстоящий путь оказался во много раз короче…
- Стой!..
Всего одно слово прозвучало за спинами путников, но оно срывалось как стрела, пущенная метким стрелком…
Через минуту Ведомир и Искорка стояли в окружении людей, лица которых говорили обоим – они нашли тех, кого искали.
- Так…Опять колдун! С какой вестью идешь ты теперь, добрый человек?
Вопросы задавал Оляпка, муж той самой Феклуши, что «ждет первенького ребятенка»…
- Смотри, Оляпка… Искренок появился!.. У, змееныш ядовитый! Продать хотел весь род свой! Ну-ка, поди сюда!..
Мужик стал подходить к стоящим…
- Подожди, вольный человек! Не змееныш он ядовитый! Вы им еще гордиться будете! А луки свои – опустите. У меня нет оружия. Лучше проводите к своему новому становищу. У меня есть для всех вас хорошая новость. И не одна!
Четверо мужиков, посланные в дозор, без возражений выполнили волю Ведомира.
- Идем, коли с добром к нам. Колдуны – люди переменчивые… За добром у них  зло в запасе…
Оляпка ворчал, искоса поглядывая на Ведомира. Очень скоро и дозорных , и двух пришельцев обступили бывшие сельчане приозерного селенья. Они узнали и старого колдуна, и, конечно же, Искорку. Ведомир не отпускал руку Искорки, боясь, что его могут отделить от него и устроить расправу «за его злое предательство».
- Вольные древляне! Судьба снова свела нас. Однако, на сей раз хочу обогреть ваши сердца радостными известиями. Те, что приходили с разбоем в ваше поселенье, теперь навсегда сгинули в болоте, куда заманил их ваш отважный Искорка. Они погибли на моих глазах. Думаю, что новые «данники» явятся нескоро! Пора вам возвращаться в обжитые места, к синему озеру. Но, хочу дать вам совет, последний, поскольку больше нам никогда не свидеться, ибо ухожу в другие края… Рано или поздно вас все равно обнаружат княжеские дружинники. Вам надо смириться и откупиться от  них данью немалой. Будьте покладисты, но хитры. Кончилась древлянская воля. Скоро придет конец и нашим богам. Но жизнь продолжается, и ее истребить невозможно. Я вам сказал всё.
- Ну, Искорка, ступай к своим родичам! Будь счастлив, силен и смел!
Ведомир легонько подтолкнул мальчонку, и тот кинулся в толпу, на передний план которой протиснулись его родители. Толпа оживленно гудела. Ведомира благодарили, кто-то пытался поцеловать его руку… В эти минуты Ведомир был прекрасен. Он слегка поклонился и, повернувшись, широко зашагал в обратный путь. Однако, через несколько минут догнал его Искорка.
- Ведомир! Не уходи от нас! Мы любим тебя… Мы все просим тебя остаться с нами!..
Искорка прилип к телу могучего старца и вот-вот готов был разразиться неутешным плачем.
- Не печалься…Все у тебя будет хорошо! И вы без меня своим умом проживете. Жизнь подскажет, что да как надумать… Беги, беги к своим! Прощай!..
Талисман уводил Ведя из далекого-предалекого мира, который казался ему ярким сном. Он уходил из него. Уходил навсегда…

Глава 22

Так тяжело на сердце не было у Алекса еще никогда, разве только в те дни, когда хоронили они с матерью своего Осокина-старшего…
Возвращаться прежней дорогой ему не хотелось. Мало ли что опять может там приключиться! Эти цыгане, эта ненормальная Ангелина…Интересно, как у нее дела… Жалко, конечно, что всё так скверно получилось…
Но, самое печальное заключалось не в этом. Алешка чувствовал, что скорая разлука с Любавой  - неизбежна. Человеку свойственны предчувствия, и проявляются они со всей остротой именно перед роковыми эпизодами жизни.
Любава дремала, хотя постоянно приоткрывала глаза и без всякого интереса смотрела в ветровое стекло или на фигуру Алекса.
- Всё… Это конец… Я не могу больше злоупотреблять терпением и великодушием этого человека… Ведь он мне ничего не должен, ничем мне не обязан… Всё – наоборот…Он молод, он, наверное, уже успел полюбить меня…А что я?.. Что я дала ему, кроме сложностей, тревог и огорчений?..
Более того, я уже не раз подвергала его жизнь смертельной опасности…
- Алекс, ведь правда?..
- Что «правда», Любава? – не понимая вопроса, спросил несчастный дальнобойщик.
- Скажи, ведь до того, как ты встретил меня на дороге, ты, неверное, любил какую-то девушку? И, может быть, собирался жениться на ней?..
- Девушки, девушки…Были девушки у бедного дальнобойщика Алешки… Любви не было, понимаешь? Я любил  - меня не желали, меня заманивали в любовные сети – я не заманивался… А теперь…
Алекс замолчал. Лицо его стало грустным и обиженным, словно очередная «дама сердца» отвергла его притязания…
- Знаешь, я хочу тебя попросить об одном одолжении: когда будем подъезжать к тому месту,  где ты нашел меня, выпусти меня из «тачки-кормилицы». Я хочу побыть одна и решить свою судьбу…Ваш мир жесток и полон пороков. Здесь очень трудно жить хорошим людям… Вот ты, Алеша, разве радуешься своей жизни, разве не гнетет тебя дорога, которой не видно конца?..
Правда, мое время было совсем не лучше твоего, иначе Ведомир не привел бы меня сюда… Привёл – и забыл… Мне нужно уходить, как ушла Матушка-старшиха…
Любава затихла.
Алёшка смотрел на ее прекрасное лицо, и ему хотелось плакать, кричать, направить свою железную колымагу на какой-нибудь крепкий столб!..
Что же это? Откуда она, эта Любава? Из прошлого? Из далекого прошлого? Но этого не может быть! Какие к черту фантазии! Чудес не бывает!.. Тогда кто же около него? Кто?!
Алешка остановил машину. Теперь он делал это гораздо чаще, чем за все минувшие годы, вместе взятые.
- Скажи мне, у тебя есть где-то родной уголок, где тебя примут с радостью? Я доставлю тебя туда и никогда не напомню тебе о свеем существовании!
Алешке показалось, что его синеглазая пассажирка на минуту погрузилась в глубокий сон. Так оно и было!
Голос, тихий, далёкий, совсем необычный и очень знакомый.
- Любава…Потерпи еще один день. Всего лишь – один день. До встречи, голубушка. Час ее обозначен всевышней силой!... Всевышней силой… все…вы…ней… ..ней…
Далекий, глубокий вздох…Тишина…Звонкая тишина…
Алешка наклонился к девушке «из дальнего далека». Широкой, загрубевшей от баранки ладонью он ласково провел по густым волосам Любавы, как зачарованный или окончательно спятивший с ума, прикоснулся губами к ее чистому лбу…Это всё, что мог ему позволить околдованный старец по имени Ведомир. То, что он позволил Ангелине, для Алекса было запретным плодом – отныне и навсегда…

***
Сердобольные гаишники вызволили из речки помятое «вольво» Ангелины и доставили туда, где обычно стоят у них подобные «банки». Нет смысла вникать в довольно банальные житейские коллизии…
Ангелина была человеком состоятельным, и дело уладилось быстро и без лишней волокиты. Никому не пришло в голову искать на илистом дне речушки потерянный Ангелиной пистолет. Обычное дорожно-транспортное происшествие без особых последствий.
На больничной койке Ангелина долго задерживаться не собиралась. !Её люди» уже знали о случившемся и ждали только приказа своей «хозяйки». Всё происшедшее проносилось в ее памяти, как фантастическая картина, основой которой, всё же, была реальность.
- Какую красотку упустила, дура… Кто знал, что всё так получится…
Ангелина еще при беглом осмотре Любавы наметанным глазом и умом предприимчивого бизнесмена оценила перед нею экспонат. В ближайшем будущем она видела эту необычную девушку в шикарном наряде. Она знала, что на нее будут устремлены сотни… да что там сотни – тысячи и тысячи жадных глаз!
Прекрасный товар стоит больших денег! Подиумы, обложки престижных порнографических порножурналов, зарубежные турне, конкурсы, премии, деньги и еще раз деньги! Она, Ангелина, будет везде рядом с этой синеглазой красавицей! Они потеснят с прибыльного Олимпа всяких Кемпбелл и прочих «звезд». Они будут первыми! Пер-вы-ми!
Ангелина не фантазировала. Она знала, что все это вполне реальные перспективы. И вот теперь… Впрочем, еще не всё потеряно. Она найдет этого парня-водилу, а значит и эту девушку, которая неизвестно кем приходится дальнобойщику…
- А девушка та была сущим сокровищем! – размышляла Ангелина. – В ней было что-то совершенно неземное, необыкновенное! Затаенная, еще ни кем не разбуженная страсть, какая-то наивность, которую легко перевести во что угодно!
Как там у Высоцкого: «И капитан кричит в трубу – еще не вечер!». Вот именно! Игра стоит свеч, Ангелина!
О планах и намереньях женщины-амазонки они ничего не знали. Они ехали и думали только об одном – скорее бы кончилась эта дорога.
- Представляешь, как ты будешь выглядеть в своем новом костюме! Вот мама обрадуется!
- И наверное, у нее будут вкусные эти самые…пирожки! Правда, будут?
- Конечно!
Им снова было хорошо. В последний раз!

Глава 23
(После исчезновения Любавы)

Последний рейс запомнится Алексу надолго, а может быть и навсегда, если такое возможно в течение  коротенькой человеческой жизни.
Сколько непредвиденного, прямо-таки  детективно-фантастического! Нарочно придумать – фантазии не хватит.
Они пришли домой, но Ольга Даниловна не встретила их, как обычно. Вместо нее к вошедшим пилигримам молчаливо обращалась не очень длинная записка, оставленная на кухонном столике.
- А где мама Ольга? Почему не встречает нас? Мама Ольга, где вы?!..
- Любава, скорее всего ее нет дома…Вот, видишь, записка на столе…Это от неё…Что там?..
Алешка грузновато (видимо от усталости) опустился на табуретку и взял листок в руки.
«Дети мои, ваша «сиделка» на время оставляет вас. Получила телеграмму от своей хорошей подруги, что живет в селе неподалеку. Просила срочно приехать. У нее что-то серьезное со здоровьем. Надеюсь, через день-два опять буду с вами и с удовольствием послушаю ваши впечатления от «путешествия». Целую вас. Еду ищите там, где ее можно найти в квартире со всеми удобствами. Мама, мама Ольга».
Алексей посмотрел на сидящую напротив Любаву, котораявнимательно слушала сообщение мамы Ольги, озвученное деловитым голосом ее сына – бродяги.
- Вот так, Любавушка! Мы с тобой сироты неприкаянные, а значит будем заботиться сами о себе. С чего начнем?..
Легкая тень пробежала по лицу Любавы. Сегодня почему-то больше всего ей хотелось присутствия этой чуткой и такой милой и обходительной женщины. Наверное, все матери одинаковы, постоянно жертвуя своим временем, покоем, а подчас – и здоровьем ради своих чад.
- Наверное и моя мама была такой же,  -подумала Любава. – Где она теперь, несчастная, - в земле – или на небесах?
Любава глубоко взжохнула и, взяв из рук Алешки исписанный листочек бумаги, ласково погладила его ладонью.
Читать она не умела, и вьющиеся по бумаге строчки, исполненные ровным, красивым почерком, казались ей каким-то затейливым узором.
- Любаша, если ты не сильно устала, то прими «маленький» душ, а я в это время организую стол. Годится мой вариант?..
- Я попробую… Мне нравится теплый дождик, который льется неизвестно откуда… У вас очень много колдунов, и каждый горазд на свои хитрости…
Любава поднялась с табуретки и без особого энтузиазма направилась в ванную. Она уже освоила все «хитрости», которые там имелись, и запросто управляла ими.
- Устала… по лицу видно, что устала… Прогулочка у нас была – хоть роман пиши… Только вот какое продолжение будет у этого романа?
 Алешка открыл холодильник, привычным оком окинул его «полочно-морозильное» пространство…
- Ого, маман и бутылочку нам приготовила… «Монастырская изба»… Отлично! Всякие там ангелины угощают, а я всё собирался…
Он все еще держал дверцу холодильника открытой.
Внезапная мысль пронзила его внутренности догадкой-молнией.
- Неужели все это подстроено моей милой матушкой, чтобы мы побыли вдвоем? Побыли вдвоем?.. А чем это может кончиться? То-то…
Алешка захлопнул дверцу холодильника, неся на кухню «Монастырскую избу», тарелку с абрикосами и полку колбасы. Одна из кастрюль явила ему вкусно пахнущие голубцы, но возиться с их подогревом вовсе не хотелось.
- Алеша, тут и на твою долю дождик остался! Я сейчас выхожу, а ты тоже примешь «маленький душ»…
- Договорились! Я жду выхода принцессы, чтобы встретить с радостью и восторгом умытую синеву ее дивных очей!.. Почти стихотворение получилось, а стихами говорят влюбленные…
Два маленьких фужера, открытая бутылка вина, тарелка с ароматными абрикосами…
- Ладно, более основательную закусь попозже…
- Ты выходишь?!
- Вот и я…
- Садись и потерпи несколько минут. Я мигом…
Любава была в том самом, древлянском сарафане. Она молча застыла у окна. Только что на плечи ее падали мокрые волосы, а лицо все еще ощущало колкие струйки «дождика». Теперь – она чувствовала – как ее голову накрыла невидимая горячая ладонь, как начало исчезать ее отражение в оконном стекле…
- Алеша…а…а….
 Это было как последний вздох…
Всё было на своих местах. Не было ее, таинственной, загадочной, прекрасной, недоступной, синеглазой…Любавы…
В шортах, с обнаженным торсом, с полотенцем, шныряющим по мокрым волосам, появился Алешка.
- А вот и я!,. Любава, ты где?...
Тихо.
- Любава, ты, никак, игру в «прятки» освоила?..Давай, поищу тебя…Так… Здесь нет… И тут – нет… Любаша, да где же ты? За стол пора…
Из зала Алешка вернулся на кухню.
Никого.
На столе он увидел  великолепной работы…шкатулку.
От неожиданности  он выронил на пол влажное полотенце, прошел по нему, как сомнамбула, ногами, и остекленевшими глазами уставился на диковинную, невесть откуда появившуюся шкатулку.
Дальше Алешка все делал, как во сне.
Вот он открыл шкатулку.
На черном бархатном ложе покоилась литая фигурка…Алекс взял ее в руки.
Это была…Любава! В полный рост, со скрещенными на груди руками, в прозрачной тунике, плотно облегающей литую плоть… Фигурка сияла!
От нее невозможно было оторвать глаз! Рядом лежал перстень. Такое мог сотворить только гениальный ювелир. Алекс ни о чем не думал, ничего не понимал… Здоровый, сильный мужчина готов был рухнуть на пол или «подвинуться» рассудком.
А вот какие-то бумаги. Алекс достал их и, словно безумный, опасливо оглянулся по сторонам, словно искал защиты или поддержки живого человека…
Он зажмурил глаза крепко и словно вперил свой взгляд во внутренности своего мозга, где молнией проносились красные, оранжевые, синие и черные круги…
- Помоги мне, господи… Что это со мной?..
Алекс начала читать то, что было написано великолепным почерком, или это была только иллюзия, ибо слова, буквы в них имели идеальные очертания, на какие способна только ультрасовременная машина.
«Алёша, сокол ясный!
Я покидаю тебя и милую маму Ольгу. Покидаю навсегда! Вы приютили и сохранили меня «до времени», которое пришло неожиданно для нас всех!
Космические пришельцы вместе с Ведомиром позвали нас туда, где мы найдем истинное счастье, о котором тщетно мечтали люди со дня своего появления на Земле.
У вас будет сове счастье, обязательно будет, поверь мне. Прости, что не могла откликнуться на любовь твою.
Она останется со мной. Я принесла бы тебе одни лишь мученья, неисчислимые беды и огорчения, ибо я – не от времени твоего. Космические странники выбрали тебя, чтобы ты стал моим оплотом, моей защитой и спутником.
Ты сделал это с величайшим благородством. Земное спасибо тебе и низкий поклон.
В моем существо ты видел Киевскую Русь, страну древлян, вскормившую меня и наделившую несчастной красотой. В твоем мире эта красота неуместна, ибо становится предметом торга, унижений и несчастий.
Прощай! Так говорит тебе Любава, которой уже никогда рядом с тобой не будет.»
Алешка уронил листок на стол и, чтобы не закричать от нахлынувшего испытания, крепко прижал ладонью свои губы. Он не плакал, хотя глаза его были наполнены слезами. Мужчины плачут редко. Только в самых невыносимых ситуациях. Как сейчас.

Глава 24

После всех происшествий, выпавших на долю Ангелины за прошедшие дни, жизнь ее, казалось, круто переменилась. Ее перестали интересовать прежние дела, которые отучили ее любоваться звездами, синевой воды и так далее… Всё казалось суетой, пустой тратой времени. У нее не было близких людей. Те, что окружали ее, интересовались только деньгами, кутежами, коттеджами, иномарками. Не было родной души. Она вновь и вновь вспоминала ночь, подарившую ей волшебную встречу с Любавой…
- Она просто околдовала меня… Что ты сделала со мною, милая девочка?.. Как мне без тебя стало гадко и тоскливо… Где ты теперь?
Ангелина поняла, что убиваться да стенать – ничего не изменишь. Нужно было действовать. Она это умела.
- Так…Перво-наперво нужно отыскать этого самого Алёшу… Они приехали из соседнего города на трейлере. Значит он – дальнобойщик. Где там такие обитают – узнать не проблема. Найду его, поговорим, а там видно будет… Она, как мне показалось, не его жена. А кто? Ладно. Не это главное. Та красотка должна быть со мной. Вместе мы завоюем всё, что пожелаем...
Ангелина ехала по той самой дороге, на которой однажды дальнобойщик Алекс встретил таинственную Любаву. Голос Джо Дассена успокаивал, поверяя Ангелине о чем-то понятном ей. В школе она учила английский, а французский язык был ей неведом так же, как чукче неведом суахили…
Она курила, управляя одной рукой своей машиной. Дорогу она ощущала чисто механически, не проявляя к ней никакого интереса. Мысли ее бежали впереди машины, впереди этой дороги, туда, где ей предстояло на короткое время стать Шерлоком Холмсом, отыскивая след почти незнакомого ей парня-шофера. Самое странное заключалось в том, что она не питала ненависти к этому человеку, не обвиняла его в том, что с его помощью она угодила в реку, едва не поплатившись жизнью за своё необузданное рвение. Она простила его. Она ехала с миром и ждала какой-то награды от человека, забравшего у нее нежданно полученное сокровище. Нет, Ангелина не была лесбиянкой. Она и сама не могла объяснить себе – как всё тогда получилось и, уж тем более, - не жалела о той сцене, где она исполнила совсем несвойственную ей роль. Какая-то сила толкнула ее к телу загадочной девушки и теперь никак не разлучит ее с воспаленным сознанием. Ангелина была уверена, что найти нужного ей водителя-дальнобойщика в небольшом провинциальном городишке не составит труда, и поэтому была спокойна, уверена в успехе своего мероприятия.

***
Санька-Жирняк принимал смену у Алёшки.
- Слушай, не нравишься ты мне сегодня… И вообще, Лёха, не пойму, что с тобой творится в последнее время. Я, конечно, рад, что ты обходился без меня и гонял нашу тачку исправно и с пользой…Только странный ты какой-то стал… Замкнутый, неразговорчивый… Ты что, обиделся на меня за что-то? Говори, если что не так, мы свои люди, а?
Алёшка моча смотрел на своего приятеля-дальнобойщика, который в свое время благополучно вмешался в его жизнь, отлучив от педагогики и приобщив к «дальнобойщине».
- Сань, да не обижаюсь я на тебя ни капельки… С чего ты взял…Просто кое-что в жизни у меня не ладилось, из колеи, как говорится, выбило… Пройдёт…
- А чё там у тебя стряслось, коли не секрет? Может помогу чем?
- Расскажу, только не сейчас… Не время пока… Да и вряд ли кто мне помочь сможет… Всё обстоит не так просто…
Санька понял, что сейчас не время приставать с вопросами.
- Ну ладно, если что, я к твоим услугам. Вали, отдыхай…
- Ни пуха тебе, ни пера…
- К черту…
Друзья расстались. Санька – продолжать готовить машину к рейсу, а Алёшка  направился к проходной базы, где редко собирались вместе все треллеры, которые шастали между соседними и более отдаленными городами…
В проходной его тормознул Степаныч.
- Алёшка, тут тебя одна симпатичная особа спрашивала. Наверное, тебя…Фамилию, говорит, твою не знает, а вот имя твое назвал и внешность описала… Всё сошлось на тебе…Вот в той машине сидит. Валяй, знакомься. Бабонька что надо! Хороша и, пожалуй, очень богатенькая..Ну, пока, будь здоров!
Пожав на прощанье руку Степаныча, Алексей шагнул из проходной и устремил взгляд туда, где обычно собирались легковушки людей предприимчивых, занимающихся дорожным бизнесом.
Сзади послышался голос.
- Молодой человек, не проходите мимо дамы, которая ждет вас….
Алексей повернулся. Около открытой дверцы легковушки стояла…она, та самая женщина, «вольво» которой не так давно кинулась в реку с моста…
Ангелина, улыбаясь, снимала темные очки.
- Алёша, не бойтесь меня и не сердитесь. Что было, то было. У меня к Вам серьезный разговор, возможно, он будет полезен и вам. Идите сюда. В машине и поговорим. Пистолета у меня нет, и пачкой «зелененьких» я Вас соблазнять не буду.
Ангелина дружелюбно продолжала улыбаться.
Алексей, будучи воспитанным, интеллигентным человеком, не стал испытывать терпение молодой женщины. Ему показалось, что очень серьезная причина побудила ее отыскать его и решиться на эту встречу.
- Если мне не изменяет память, вас зовут Алёшей, ведь так?
- Вы не ошибаетесь. Жаль, что память изменяет мне, и я не могу вспомнить Вашего имени…Вроде как Анжелика, Аделина…ну, что-то в этом роде…
- Почти так, а точнее – Ангелина. Садитесь же в машину. Разговор у нас будет серьезный…
Алешка равнодушно подчинился, хотя автомобильные салоны и кабины ему уже успели изрядно надоесть, особенно в последнее время…
- Итак, чем могу быть Вам полезен, госпожа Ангелина?
- Алёша, давай перейдем на дружеский тон, так будет легче общаться двум недавним врагам, а ныне – друзьям. Не так ли?
- Я согласен. Давай на «ты» и приступим к «вопросам и ответам».
Ангелина рассказала Алексу о том, что произошло в ее номере в ту ночь, когда порог ее гостиничной комнаты переступила Любава. Женщина ничего не скрывала. Более того, Алексу показалось, что эти воспоминания доставляли ей самое искреннее наслаждение. Он не знал, сердиться ему, гневаться, возмущаться или выйти из машины и опрокинуть ее набок вместе с нахальной хозяйкой. Однако, Алекс слушал моча, не перебивая женщину и только чаще обычного, доставал сигареты, закуривал их. То же делала и Ангелина.
Когда она закончила свою исповедь, в кабине воцарилось тяжелое молчание. Алекс  понимал, что нужна его реакция, его слова, его оценка случившегося, а самое главное – что теперь им (Алексу и Ангелине) делать, претендуя на прекрасное состояние души и тела прекрасной Любавы.
- Знаешь, Ангелина, поначалу мне хотелось разделаться с тобой, как повар с картошкой, тем более, что поводов для этого у меня предостаточно. Однако теперь… Теперь я не могу себе позволить этого… В твоем лице я имею последний привет Любавы… На твоем лице, губах, на теле наверное сохранилось ее тепло, ее таинственная, обворожительная сила, ее неповторимость…Эх, да что там…Ангелина, Любавы больше нет  - ни у меня, ни у тебя, ни у кого… Она исчезла…Куда? Не знаю. Ощущение у меня такое, что превратилась она в легкое облако, проскользнувшее в форточку и улетевшее неведомо куда…
- Алёша, я не очень понимаю смысла твоих слов. Что значит – исчезла? Облако облаком, только она была человеком… Кем она тебе приходилась?
Алешке показалось, что сейчас нужно рассказать этой женщине всё, что ему известно про Любаву. Ему хотелось освободить свою душу, свои мысли от смертельной тяжести, которая мучительно давила на него всё это время. И он обрушил на Ангелину всю эту тяжесть, постепенно освобождаясь от тайны, постичь которую уже никогда не удастся…
Они долго молчали. Иногда медленно, словно в забытьи, поворачивали друг к друг лица и смотрели невидящими глазами в расплывчатые физиономии…Потом…Потом случилось так, как не должно было случиться. Ангелина медленно приблизила свои губы к щеке Алешки и тихонько прикоснулась к ней…
- Это тебе поцелуй от Любавы. Ведь ты так и не поцеловал ни разу эту девушку-призрак, девушку-мечту.
Она не наша. Она – прошлое, сказка, легенда. Она принадлежит всем – и никому…
- Ангелина, я тебя очень прошу – сохрани в тайне наш сегодняшний разговор. Пусть это будет наша тайна. Пусть продолжается обычная жизнь, где сказкам уже нет места. Мы с тобой прикоснулись к этой сказке, опалив печалью свои души. Не так ли?
- Ты романтик… Скажи, ты по профессии шофер? Я что-то в это не верю.
- Я закончил гуманитарный вуз. Учил не так давно ребятишек английскому языку. Денег на жизнь не хватало… Вот так, по совету своего школьного приятеля, я и стал шофером-дальнобойщиком… Слушай, а чем кончился тот каскадерский трюк? Ты не сильно пострадала?
Ангелина показала шрамы на плече – как у Любавы.
- Прости, но я не виноват…Я не мог поступить иначе. Со мной была таинственная девушка, знать о которой никому не надо.
Они снова замолчали.
- Алеша, не подумай, что ты общался с легкомысленной бабой-дурой. Я инженер-строитель, а теперь занимаюсь серьезным делом. У меня своя строительная фирма. В деньгах, жилье и поклонниках я не нуждаюсь…
Скажу тебе одно – ты мне очень нравишься. У меня такое ощущение, что эта самая Любава, девушка-мечта, свела нас случайно, чтобы не разлучать…Как ты думаешь?
- В твоих словах есть логика, таинственная логика… Вчерашние соперники, почти враги, мирно беседуют, выворачивая души наизнанку…К чему бы это?..
- Решай… Ты давно не мальчик, а я давно не кисейная девочка. Помыслы мои более чем серьезны. Я почти что сделала тебе предложение… Письмо Татьяны к Онегину получилось…
- Ангелина, спасибо за откровение…Давай подождем нужного часа…Может, даст о себе знать Любава…Тогда все и решится. Твой вариант остается в силе… Ну, так как, годится?
- Не совсем, но, в общем – годится…Давай прямо сейчас и уедем! Брось всё – и айда!
В глазах женщины блистали озорные чертики, готовые выпрыгнуть, вцепиться в Алёшку мертвой хваткой и утащить за собой куда захотят.
- Ты, Ангелина, отчаянная женщина! И сильная! С тобой, как говорят мужики – не пропадешь. С тобой надежно и страшно. С тобой до омута – один шаг! А как из того омута выныривать? Не думай, что я занудный евнух. Я мог бы тебя сейчас сгрести в кучу, и все твои косточки затрещали бы жалобно и сладко. Однако, это всегда успеется. Более того – ты можешь передумать, пожалеть о своем  поступке…Что же мне – опять сокрушаться, переживать или сразу в монастырь на Соловки?..
- Ладно, уговорил. Мне нравится твоя железная выдержка. Наверное, ты настоящий мужчина. Сейчас это большая редкость.
Ангелина на секунду замолчала.
- В твоем кислом городе я буду через неделю. Или со мной, или убегу к персидскому шаху. Пожалеешь…
Они тепло улыбнулись друг другу. Теперь их связывала еще не очень прочная ниточка. Она могла легко оборваться, а могла превратиться в прочную бечевку, разорвать которую будет не так-то легко. Целую неделю она будет подвергаться растяжению…
Выдержит ли?
 Словно дикий мустанг, рванулась машина Ангелины и быстро понеслась прочь от Алешкиного одиночества.

Глава 25

Они спали. Ночь Ведомира и ночь Любавы были очень похожи: ясное звездное небо с любопытством разглядывало своими созвездиями то, что было покрыто тьмою. Ему, этому вечному небу, было совершенно  безразлично, что ночь Ведомира окутывала крепнущую Киевскую Русь, а город, в  котором нашла приют Любава, жил по календарю 2002 года…
Эти два земных существа были одиноки и загадочны для окружающих. Они верили в обязательное чудо, которое изменит их жизнь так, чтобы счастье наконец-то поселилось в их душах основательно и навсегда…
Они принадлежали фантастическим силам, которые вызывают в трезвых умах снисходительную усмешку, определяя их существование сказочными рамками. Они были правы. Есть вещи, которые объяснить невозможно. В них просто можно поверить, как верят в чудесное воскресение Христа…
Последняя ночь Ведомира и Любавы. Мудрый Орхон позвал их туда, где всё тревожное, печальное, необъяснимое должно исчезнуть, как исчезает ночь под неумолимым натиском рассвета…
Они исчезли тихо и незаметно для глаз. Орхон, не самый мудрый из эдемонитов, много раз навещавший со своими спутниками Землю, не сразу привыкли ко многим странностям голубого питомника хомо сапиенс. Над ними сияли совсем иные созвездия. Таких не было вокруг Эдемоны: Водолей, Стрелец, Дева… Среди прочих «тут» не значились «эдемоновские» - Грёза, Архангел и так далее…
Воздух здесь был плотнее, шаг давался труднее, сердце стучало гораздо активнее,  а глаза различали даль весьма ограниченную.
- Дети, не отдам я вас райским просторам Эдемоны ! Ее безоблачная жизнь скучной будет для вас. Там нет борьбы, там нет трудностей и тревог. Там люди разных веков и рас живут долго, охватывая жизни трех земных поколений. Там всё – не так!
Я не стану более подвергать вашу плоть насильственному расщеплению на атомы и вновь собирать из них вашу, не приспособленную для таких экспериментов, плоть. Мы будем людьми земными отныне и до последнего вздоха скоротечной жизни. Пусть будет так, как повелели нам законы Эдемоны. Придите к нам, вчерашние и сегодняшние избранники! Аминь.
В кучку тлена превратилась избушка Ведомира, посветлел лес, утративший бесчисленное количество деревьев, исчезли древляне,  великая княгиня Ольга, все Рюриковичи, всё прошлое… Исчезла Любава.
Орхон оставил предупредительное письмо и коробочку с фигуркой Любавы на столе Алекса. Он все знал и не хотел обижать людей, приютивших девушку. Великие космические силы, неведомые земным мудрецам, легко сотворили свое маленькое чудо. Это просто не может быть! Это – случилось очень просто. Орхон улыбался, предвкушая…Нечто!
Да что там гадать! Будем очевидцами земного таинства, господа судьи! Имеющие глаза – да увидят, имеющие уши – да услышат. А теперь – тихо…

Глава  26
Троица

Они ждали. Это было не долгое ожидание, к каким привыкли обитатели Земли. Ждать в аэропорту взлета самолета, когда плотный туман или густая облачность. Ждать, когда, наконец, появится такая власть, которая подарит людям счастливую жизнь. Ждать…Ждать…
Да – и у моря погоды, которая на берегу делает моряка отчаянным пропойцей или неукротимым драчуном…
Эдемониты свои ожидания сократили ровно настолько, насколько они сами того желали, ибо умели распоряжаться и временем, и фантастическими расстояниями, и своими жизнями. В небытие они уходили по собственному желанию, без страха и непременных мук, которые более самой смерти пугают всегда человека Земли.
 Они ждали мгновенья, и оно наступило.
Вот первое легкое облачко вытянулось в человеческий рост, словно под резцом божественного скульптора появлялись очертания фигуры, и вот уже проступили явственно неповторимые черты… красавицы Любавы.
Она была такой, какой не столь давно рассталась с колдуном Ведомиром на чудесной лесной полянке…
Орхон, словно великий факир, предупреждал и контролировал все  движенья и мысли «новорожденной». Он знал, какая нечеловеческая нагрузка обрушилась сейчас на девушку, чье естество испытаний подобного рода переносить не должно по законам матушки-природы.
- Любава, здравствуй! Ты сейчас чувствуешь себя очень спокойно, тебе так легко и приятно! Посмотри на нас!
Мы твои друзья, твои ангелы-хранители, родственные тебе по душевным порывам и поступкам. Я – Орхон – посланник Эдемоны. Спроси, чего хочешь спросить меня.
 Любава испытывала то самое состояние, в каком была в тот момент, когда грубоватый окрик Алекса возвращал ее в реальный мир. Оно быстро уходило. Тело обретало былую силу, былые ощущения. Оно продолжало жить, ощущать, созерцать, двигаться…
- Орхон, Эдемона…О ней мне говорил Искорка в самом страшном моем сне…Почему я здесь, с вами?.. Я устала от неприкаянной жизни. Если вы, великий Орхон, в состоянии упорядочить ее, сделайте это сейчас или превратите меня в то самое облако, из которого я появилась перед вами. Вы меня перенесли, а как же Алеша, мама Ольга?..
Орхон взял девушку за руки. Он улыбался так, как некогда улыбался Ведь, и на сердце у бывшей древлянки становилось все более светло…
- Успокойся,  прекрасное дитя…Скоро ты узнаешь всё до мельчайших подробностей. Сейчас могу тебе сказать лишь о самом главном – ты стоишь на пороге , с которого начинается твой путь в новую жизнь. Встань рядом со мной и смотри вперед. Сейчас мы встретим еще одного странника, который тебе достаточно хорошо известен. Смотри вперед, Любава!
Вот закружился столбик вихря, насыщенный миллиардами блестящих песчинок. Вот эти песчинки враз осыпались на землю и…Перед глазами изумленной Любавы появился…Ведь-Ведомир!
- Ну вот, последнего скитальца мы рады приветствовать!
Ведомир был все таким же, каким видела его Любава при первой и последней их встрече. На мгновение  он замер, не  открывая глаз. Неведомая сила покидала его могучее тело, сила, в которой он уже никогда более не испытает нужды. Блеснули глаза Ведомира, в движенье пришло его тело и мысли.
- Скажи мне, благородный старец, - я во сне или это уже давно обещанная явь?
- Ведомир, ты видел меня несколько раз в окружении моих спутников. Меня зовут Орхоном. Я тот, который имел желание сделать тебя эдемонитом, потому что ты достоин этого по всем статьям. С моими спутниками ты сейчас познакомишься, но окажи знаки внимания этой прекрасной девушке. Ведь вы давно не виделись. Не так ли?
Ведомир устремился к Любаве, и как только что сделал Орхон, бережно взял руки синеглазки в свои широкие ладони.
- Любавушка, голубка светлая…Видишь, мы опять вместе! Этот миг стоит целой жизни!
Любава молча смотрела в лицо Ведомира. Сердце ее колотилось от неистового волнения.
- Ведомир…мой ангел-хранитель… Как я рада и счастлива снова видеть вас, мой добрый волшебник и хранитель!
Когда Любава  и Ведомир обратили свои взоры в сторону Орхона, они увидели рядом с ним других, неизвестных им людей.
- Теперь – маленькое таинство и краткое знакомство.
Орхон подошел к Ведомиру.
- Склони голову, благородный Ведомир. Я снимаю с тебя талисман эдемонитов. Он более не понадобится тебе. Взамен этого к тебе возвращается то, что было нами украдено когда-то…
Любава видела, как старец Ведь…приподнял склоненную голову и…
Это был другой человек! Молодой, прекрасный, от лица которого не хотелось отрывать взора!
- Теперь ты, Любава, верни нам свой талисман, который не раз вызволял тебя из беды..Вот так…Спасибо! Отныне у тебя снова будет в жилах обыкновенная человеческая кровь, ты будешь дышать вольно и чувствовать так, как чувствует молодая душа прекрасной земной девушки…
Теперь вы ясно увидите остальных, кто составлял ту загадочную  Троицу, которая так часто доставляла тебе, мужественный Ведомир, столько горечи и испытаний.
Вот та Женщина. У нее есть имя.
- Орхон прав. Меня зовут Селеста (???). И я рада снова видеть тебя молодым и красивым. Счастья тебе, Ведомир!
И уже безо всякого представления с широкой улыбкой приблизился к стоящему Ведомиру и Любаве тот самый «шоколадный» юноша, который так нежно наклонял свою голову к груди Ведомира.
- Вот видишь, я такой же «шоколадный», как и тогда. А зовут меня Афроменом, потому что попал я на Эдемону с этой самой, африканской земли, на которой мы сейчас стоим.
И «шоколадный» снова обнял Ведомира, но это уже были не объятья призрака, а настоящее мужское – сильное и крепкое.
- У нас еще остались «незнакомцы», - весело проговорил Орхон, глядя на молодую женщину с синими очами.
- Любава, посмотри внимательно на лицо этой женщины…
Они сделали навстречу друг другу несколько шагов и застыли, разглядывая друг друга.
Почти шепотом Любава произнесла лишь одно слово, робко, вопросительно…
- Мама…Мама?..
Где их было искать в саванне, этих самых кинорепортеров, которые могли бы зафиксировать во всех деталях эту встречу! Словами тут мало что выразишь…
- Мама…Как же так получилось? .. Где была ты всё это время, пока я росла?.. Скажи мне, как получилось…
Любава не договорила. Она крепко прижалась к телу матери. Они так были похожи, словно близнецы-сестры.
Все наблюдали молча. Опять же, какие тут слова пригодятся? Вместо них кипели чувства, пели струны души, вспыхивали глаза счастливым огнем…
- Доченька, милая ты моя… Видно, было угодно богу разлучить нас надолго, и ему же понадобилась наша встреча. Не плачь, и мне не вели… Я потом тебе всё, всё поведаю…
Они были мужественными людьми. Чувства их были глубоки, порывы благородны, а сентиментальность недолго обуревала их сердца. Жизнь была выше этого!
Орхон с лицом счастливым, с блестящими глазами , шутливым голосом прервал сцену небывалого свидания.
- Ведомир и ты, Любавушка, наверное, хотите знать – кто такой вот этот субъект, которого я еще не представил вам?
У него нет имени. Он не живой, но без него нам было бы очень и очень трудно на вашей планете. Это – его Величество Всемогущий Разум, родителями которого стали великие эдемониты.
Плоть его не живая, но сильнее и надежнее живой, а соображает он всё, может всё…
Орхон сообщил всем, что они будут знать те языки, на которых будут общаться окружающие их люди. Он подносил к их лицу прибор.
- Афромен, теперь слово тебе. Ведь мы стоим на земле твоей далекой родины, которую по твоему желанию мы решили посетить первой. Как знать, может она нам придется по душе, и мы сделаем ее своим домом?
Эдемонит африканского происхождения радостно засмеялся, польщенный выпавшей на его долю миссией.
- Да, друзья мои. Мы на земле чудесной Африки. Когда-то она была огромным куском суши и называлась Гондваной. Нет Гондваны, но есть еще огромный кусок по имени Африка. Почему зовут мою родину Африкой? Вот Любава, к примеру, объяснимо – любимая, ненаглядная и так далее… Ведомир – тоже ясно – человек изведал мир, стало быть, много видел, многое знает. Или Милона! И гадать нечего – милая она. Вот так! С Африкой сложнее…
Орхон, глядя на радостно-возбужденного Афромена, думал:
- Вот сейчас начнет рассказывать о римлянах, которые Африку назвали Африкой. Племя такое тут было берберское  – афригии. И не его территорию они так назвали, а только ее северную часть. Правда, потом это название перекочевало на всю территорию… А еще он скажет, что Африка – самый жаркий материк Земли.
Орхон знал все это. На Эдемоне собраны все материалы о Земле, ее прошлом, настоящем и прогнозы на будущее.
- Афромен, ты прекрасный рассказчик, и с тобой будет интересно коротать время. Однако, нам пора навестить твоих сородичей и подумать о скором моменте.
Они шли тесной, радостно оживленной группкой. Они были счастливы началом счастья, верой, что это счастье станет постоянным.

***
Ученые мужи  Земли, проникнув ограниченным взором за пределы своей колыбели, пришли к однозначному выводу – ускоренный метод космических путешествий – не-воз-мо-жен! Отсюда безнадежно-пугающий душу и разум последовал неутешительный вывод – земляне во Вселенной одиноки! Да, можно снарядить экспедицию на Луну, на Марс. Да, можно за десять земных лет достичь Нептуна. И Плутон рано или поздно позволит разглядеть себя с помощью земных аппаратов…
А что дальше? Если где-то в бескрайнем  пространстве космоса и существуют цивилизации, то разделяющие человека разумного бездны не позволят ему встретиться с потенциальными братьями по разуму…
Каким образом эти веселые, величественные и красивые эдемониты сумели в который раз посетить Землю? И что это за Эдемона, где поместил ее Создатель, удалив от земного шара так, что никто до сих пор не открыл ее присутствия?
Конечно, эдемониты знали секреты своих перемещений в фантастических по размаху пространствах, только их средства совсем не годятся для землян, ибо речь идет о веках, которые возможно вооружат землян этим свойством. А пока…Пока можно лишь констатировать очевидный факт – вот они, эдемониты и их новые друзья весело шагают по африканской земле, ведомые самым рядовым мудрецом райской планеты.
- Афромен, ты узнаешь эти места? Твоя ли это далекая родина? Не подвела ли нас эдемонская техника?
Орхон улыбался, глядя на африканского молодца, глаза которого сияли от счастья.
- Да, это моя родина! Это земля моих предков! Теперь она совсем не такая красивая и богатая, как в былые времена, но все её приметы остались прежними!
Вся компания неторопливо следовала за Афроменом, приближаясь к поднимавшемуся перед ними скалистому плато.
Они знали, что этих самых ндоробо, потомком которых был Афромен, осталось совсем мало, и если им не помочь, они очень скоро могут исчезнуть с лика Земли. Это было самым весомым аргументом, почему они появились именно здесь.
Несколько стрел, пущенных с обрыва плато, взмыли вверх и, описав плавные дуги, приземлились неподалеку от нежданных пришельцев.
- Афромен, нас либо приветствуют, либо предупреждают. Как быть? Ты еще помнишь язык своих предков? Поговори с невидимыми стрелками. Может, они поймут тебя, поймут наши намерения?
Орхону не пришлось долго уговаривать эдемонита африканского происхождения.
Придав голосу предельно возможную силу, Афромен приступил к диалогу.
- Славные ндоробо! К вам обращаюсь я, Афромен, сын некогда великого вождя Нгубенды! Мы пришли к вам с миром, с добрым сердцем! Не бойтесь нас, как мы не боимся ваших смертоносных стрел! Откройтесь нам, мы посмотрим в глаза друг друга и поймем, что мы братья!
Среди множества камней и беспорядочно разбросанных скальных глыб едва просматривалась совсем узкая дорога и, возможно, единственная, по которой можно было проникнуть в крошечную горную страну ндоробо – знаменитых стрелков и охотников.
Многометровый древесный молочай, похожий на гигантский южноамериканский кактус, горделиво застыл над обрывом, словно неумолимый страж загадочного царства. Сок его- ядовитый…
Наконец, после непродолжительного затишья, кусты над обрывом зашевелились, и сквозь них обозначились несколько фигур.
Заговорил самый старший.
- Мы рады слышать родную, почти совсем забытую речь! Мы приветствуем тебя, Афромен. Сын Нгубенды, и твоих спутников! Нас мало, как мало наше последнее пристанище! Мы защищаем его от нежданных пришельцев. Больше нам отступать некуда…
Мы сделаем для вас исключение и не станем требовать от вас соблюдения установленных нами правил. Идите с миром и будьте нашими гостями!
Афромен посмотрел на своих спутников.
Что-то мелькнуло у него в голосе, - то, чего всегда было у землян.
- В гости приходят с подарками! Что мы можем преподнести моим сородичам? Как ты думаешь, Орхон?
- Действительно, как мы раньше не догадались о такой важной мелочи…Что им подарить, Афромен?
- Убитое животное!
Он подошел к роботу и нажал одну из кнопок на его «теле».
- Ну-ка, Аякс, прояви свою быстроту и умение. Добудь-ка нам одну из тех антилоп, что пасутся вон в той стороне…
Конечно, Аякс вряд ли понимал слова старца Орхона, зато программа, данная его внутренностям, была для него яснее ясного.
Прервав дипломатию, хозяева плато и незнакомые пришельцы стали единодушны в одном: все наблюдали за действиями Аякса.
На мягких бесшумных колесах он покатил в сторону пасущихся антилоп. Он издавал какие-то звуки, похожие на ласковое попискивание щенка. Антилопы застыли, подняв головы навстречу странному животному.
Ни одна из них не убегала.
Когда оставалось до животных совсем немного, из недр Аякса послышался продолжительный свист.
Теперь все видели, как, опустившись на колени, стала заваливаться набок одна из антилоп. Только теперь всё стадо, почуяв недоброе, кинулось прочь, оставив Аяксу свою малую частицу. Подобием рук человека робот Аякс ухватил антилопу и, сделав плавный разворот, понес свою добычу заказчику.
Ндоробо, наблюдавшие эту сцену, застыли в изумлении, а может быть и в страхе. Орхон и его спутники встретили робота радостными криками и словами восхищения. Это было потрясающее зрелище!
- Ндоробо, братья, мы идем к вам с подарком!
Ведомир, как самый сильный и высокий, взял из «рук» Аякса добытый трофей и опустил себе на плечо совсем еще теплое тело антилопы. Она была живой и…мертвой…
Чтобы не запугать окончательно обитателей горного поселенья, впереди кавалькады пустили Ведомира с антилопой и весело улыбающегося Афромена.
Чуть поодаль шли остальные, предаваясь каждый своим ощущениям от только что виденного и всего, что их окружало и ожидало.
Орхон сделал аппарат совсем маленьким, но нести его было нельзя – тяжесть неимоверная. Робот нес себя сам. Колеса Аякса стали совсем маленькими и обрели форму шаров, на которых он довольно часто подпрыгивал, преодолевая встречные каменные преграды.
Орхон шел рядом с ним, чтобы управлять холодной, бескровной, но весьма сообразительной и универсальной машиной, внутри которой теперь гнездилась маленькая, но непостижимо великая частица прекрасной Эдемоны.

Глава 27

Как и предполагал Алешка, мать его, Ольга Даниловна (мама Ольга) никуда не уезжала. Она просто провела ночь у своей подруги, учительницы, что жила не очень далеко от их дома.
Случившееся повергло ее в состояние, объяснить которое было не так-то просто.
С одной стороны, ей было жаль, что красивая и странная до непонятного девушка теперь не будет рядом с ними.
Ольга Даниловна уже привыкла к ней, а Алешка (она в этом не сомневалась) видел в ней потенциальную невесту.
Вместе с тем, на душе стало спокойно, словно освободили ее из железного капкана.
Только теперь со всей ясностью перед женщиной-матерью встал вопрос – что с этой Любавой они стали бы делать?
Нужно было работать, заниматься необходимыми делами, покидать квартиру… А что делать было с Любавой?
- Вот так история… Если бы я могла писать романы, непременно один из них посвятила этой странной девушке. Ведь только подумать – оказалась  в нашем времени из глубокой древности! Фантастика! Для чего ей это было нужно? Где она теперь? Из её послания этого не понять. И кто сочинил это короткое послание? Ведь Любава ни писать, ни читать не умела! А эти подарки?
Ольга Даниловна не могла налюбоваться великолепной литой фигуркой Любавы! Казалось, она вот-вот заговорит, оторвет от груди свои руки и устремит их к ней, маме Ольге!.. Перстень! Откуда он? Такого, пожалуй, не было ни у кого и никогда!
 Когда Ольга Даниловна надевала его на палец, оно было ей впору. Более того, все её существо наполняло спокойствие, проходила усталость, а сама рука, суставы которой в последнее время напоминали о себе острыми болями, не чувствовала ни малейшего недуга!
Любава, девочка, сказка ты наша волшебная… Где ты теперь, где?
Ольга Даниловна, не избалованная драгоценностями и не испытывающая к ним ни малейшей тяги, прекрасно понимала – заключенные в шкатулке чудеса ювелирного искусства не имели ценности, как не имеют её шедевры великих художников и скульпторов. Да и сама шкатулка была красоты необыкновенной!
 - Господи, это всё даже показать нельзя никому… Глядя на такую красоту, на такие сокровища люди, даже самые хорошие, почему-то становятся завистливыми, подозрительными, не в меру любопытными. Я уж не говорю о людях низкого пошиба. Тут без криминала не обойтись. Да, такие сокровища в наследство от бабушек не получают, не выкапывают их кладом, не исполняют по заказу скромной учительницы, зарплаты которой не хватит даже на тонюсенькое обручальное кольцо.
Но, кому объяснишь, что это подарок девушки – мечты, девушки – призрака, пришедшей в наш чудовищный век из девственного леса Киевской Руси, из страны древлян, которая давным-давно прекратила своё существование?..
Ольга Даниловна тяжело вздохнула. Нужно было что-то решать с этим волшебным даром. Опять загадка, опять Любава, опять непредвиденные сложности  и тревоги…
Мать жалела сына. Она знала, какому чудовищному испытанию подвергалась его добрая, доверчивая душа, как тяжело ему сейчас и как будет продолжаться его жизнь, лишенная чудесной сказки? Скорее бы познакомился с девушкой, полюбил бы её и потихоньку забыл о таинственной Синеглазке. Дай-то бог…

***
В городе постепенно затихли разговоры о дачном поселке, где в особняке не очень чистоплотного дельца по кличке Удав произошли ужасные, логически необъяснимые сцены. Ни милиция, ни сыщики, ни те, кто был знаком с этим неприятным субъектом, так ничего выяснить не могли. А поскольку повседневная жизнь продолжалась, преподнося  блюстителям  законности  всё новые «сюрпризы», дело о загадочных превращениях людей в животных так и осталось нераскрытым, попав в разряд «таинственных происшествий».
Загадочное исчезновение Любавы поставило последнюю точку в этом «деле», ибо только она могла поведать миру о том, что и как всё это было. Ни Алешка, ни его мать даже мысленно не могли представить себя в качестве свидетелей. Есть тайны, которые остаются таковыми навсегда.
О своем последнем рейсе, о всех злоключениях его Алешка рассказал матери  довольно подробно, и Ольга Даниловна лишний раз убедилась, какое трудное  время переживают все  те, кому суждено жить в царстве – мытарстве по имени Россия… Вот уже воистину – умом её не понять. И никаким аршином не измерить. И к лучшему никогда не приблизить…
О состоянии дел в этой самой, современной России, о людях, которые со всех сторон ринулись в «рыночную экономику», став «бизнесменами», предпринимателями, ворами, бандитами, аферистами, Ангелина не рассуждала. Она знала на собственном примере, что значит быть «бизнесменом». Мозг лихорадили всевозможные сделки, договоры, переговоры, предоплаты, бартеры. Опять же – деньги, без которых не ступишь шагу, замышляя даже самое что ни на есть благопристойное мероприятие. Норовят обмануть, обокрасть, ограбить, подставить, убрать, размазать и прочее из этой мерзкой серии.
 Она устала от мерзких харь, жуликов, проходимцев, сутенеров, приживальщиков. Хотелось жизни иной – спокойной, уютной, безопасной. Лучше – семейной, где суетятся ребятишки, твои «кровиночки». Вот почему после встречи с Алексом Ангелина окончательно решила для себя: если всё у них получится «по обоюдному» согласию, она наконец реально приблизится к той жизни, о которой задумывалась всё чаще. Фирма её работала стабильно, заказами она была обеспечена «под завязку». «Новые русские» чиновники всяких мастей, замаскированные жулики всех рангов торопятся возводить себе хоромы, каких не позволяли себе еще недавно самые известные люди СССР.
Словом – крутись, Ангелина, на полную катушку! И она крутилась, обеспечив себя всем необходимым и избавившись от всего ненужного – наглых любовников, подхалимов, сволочного мужа – алкаша. Вот теперь – Алёшка… Скорее всего – он хороший мужик. Это самое главное. Будет мне опорой. А я буду «подлирать» его. Он умный, с характером, с достаточной силой воли. Он заслуживает лучшей доли, чем крутить баранку вонючего трейлера. Решено! Дело за ним!

***
Осокин-младший, уютно разместившись в кресле, которое очень любил его покойный отец, равнодушно смотрел на мелькающие сцены американского боевика, который  показывало местное телевидение. Фильм не отвлекал его от тяжелых мыслей. Он чувствовал, что в его жизни произошел серьезный сбой, нарушился основательно тот здоровый ритм, без которого двигаться куда-либо уже не хотелось. Да и не было этого «куда-либо».
Кто-то звонил по телефону. Он неохотно поднялся, снял трубку аппарата.
 - Алло?.. Да, это я… Здравствуй, Ангелина! Нет, не занят, в меланхолии  пребываю. Уговор не забыл… Неужели неделя пролетела?...Да нет, не забыл я… Что решил?.. Ох!.. Решил… Что решил… Давай решать вместе…

Глава 28

Загадочные гости наконец-то увидели то, к чему должны были привыкнуть или, повинуясь логике – вовремя отказаться. Обитель идоробо можно было назвать как угодно – селеньем, становищем, пристанищем. Это был их дом, удобства и недостатки которого не обсуждались. К ним привыкли и приспособились, потеряв надежду, что с устоявшимся образом жизни можно что-то поделать, изменить его к лучшему.
Земледельцам и скотоводам во все времена приходилось добывать средства к существованию, выращенное обрабатываемой или целинной землёй, питаться мясом и молоком прирученных животных. Совсем иная участь постигла идоробо, единственным средством существования которых была охота.
Говорят, что когда-то это племя считалось многочисленным, люди его были крепкими, сильными, гораздыми на танцы, песни. Они любили сказки о животных.
Теперь остатки охотничьего племени ютились в горах Ндото. Охотиться на саванной равнине им запретили власти. Чтобы к ним не наведывались нежелательные гости, охотники делали ловчие ямы, пользовались самострелами и отравленными стрелами.
Благодатные горы Ндото, богатые холодными источниками и дичью, они оберегали как зеницу ока, ибо отступление «в никуда» грозило им полным исчезновением.
Спускаясь на равнину, идоробо просто ходят, выспрашивают, высматривают и ничего не делают. Некоторые их считают злыми духами в человеческом обличье, но идоробо – люди добрые и честные.
Орхон и его спутники, уже после беглого осмотра небольшого селенья идоробо, поняли – они жители пещер. В красноватых скалах виднелись естественные пещеры, в которых они ютились. Более того, пещер хватало не всем. Кто-то пристраивал  к отвесным скалам из камней что-то наподобие жилищ. Сопровождавшие гостей мужчины остановились напротив одной из пещер, около которой стоял человек высокого роста, худощавый, с крупно-вьющимися волосами, одетый в красную тогу с накидкой из шкуры.
Это был, скорее всего, не то что бы - вождь, а скорее всего – самый почитаемый представитель племени.
 - Наши дозорные привели в селенье идоробо очень почетных гостей, встречать которых для меня и всех жителей – большая честь. Вы достойны особых почестей, только мы совсем не богатые люди, но поделимся с вами тем, что имеем! Я – Бенгоро – старейшина племени и хочу видеть человека, владеющего языком моего бедного племени.
Афромен отделился от спутников и приблизился к старейшине.
 - Мудрый  сын  идоробо, ты наполнил радостью мое сердце звучной речью наших предков. Будь с нами, сколько пожелаешь. Мы рады тебе! А чего хотят твои необычные спутники. Они совсем не похожи на тех белокожих, что иногда приходили к нам из любопытства – посмотреть, как доживают свою историю последние идоробо…Снимали нас, просили показать свое искусство в охоте…
Афромен посмотрел на своих спутников и на тех, кто за считанные минуты собрался около пещеры старейшины. Такого у идоробо еще не бывало. Они не привыкли отвлекаться от своих дел и разглядывать белокожих «бездельников». Теперь они сделали это, ибо пришедшие казались им духами, сошедшими на землю и одарившие их, идоробо, своим вниманием.
Афромен с минуту разглядывал обитателей селенья – мужчин, женщин, ребятишек. На их лицах были написаны разные чувства, но более всего – огромное любопытство, настороженность…
 - Смелые и благородные идоробо! Я и мои спутники пришли к вам с добрыми намерениями. Они хотят помогать вам во всём, что может облегчить вашу жизнь. Мы многое умеем и многому научим вас. Племя идоробо не должно исчезнуть, погибнуть в объятьях этих скал. Мы не допустим этого, поверьте нам!
Селяне молча слушали Афромена, не зная – верить ему или слова его лишь дань уважения хозяевам.
 - Бенгоро просит передать нашим гостям, что для всех не хватит жилья. И если на несколько дней они смогут разместить всех в своих пещерах, то о долгом пребывании здесь говорить очень затруднительно.
Орхон не стал пользоваться услугами Аякса. Ему было достаточно настроить его «мозговые» клетки на расшифровку незнакомого языка. Он решил использовать в качестве толмача Афромена, который уже вошел в контакт со своими соплеменниками.
 - Скажи им, Афромен, что мы сами позаботимся о своих жилищах, о своем пропитании. Более того, мы обеспечим всем этим и наших гостеприимных хозяев.
Афромен передал речь Орхона собравшимся селянам. На лицах некоторых из них появились довольные улыбки. Они еще не верили в обещанное, но хотели бы увидеть своими глазами (и желудками) – как это будет сделано и как скоро.
Вручив добытую антилопу старейшине, Орхон и его спутники направились в ту часть горного поселения, где природа не удосужилась «высверлить» ни одной пещеры. Теперь это нужно было исправить. Орхон облюбовал почти гладкую, отвесную стену, окинув её взглядом снизу доверху.
 - Друзья мои, время у нас не так много, чтобы обзавестись своим жилищем, но, с помощью Аякса мы эту проблему решим по времени. За дело! Конечно, более всего этого хотелось Ведомиру, Любаве и её вновь обретенной матушке. Сколько им нужно было сказать друг другу, но… Надо подождать… до времени, как всегда…
 - Афромен, передай своим соплеменникам, чтобы они не боялись того, что сейчас будет происходить на их глазах. Скажи, что будет делаться доброе дело для всех нас. Орхон мог бы и сам сказать об этом, но Афромен был кровинкой этого народа и право на общение он имел больше всех.
Афромен донес просьбу до всех идоробо. Они ждали неведомо чего терпеливо, но с какой-то опаской, ибо не знали сути предстоящего таинства.
Орхон «подогнал» к стене Аякса, нажав маленькую кнопочку на спине робота. Затем он дотронулся еще до одной «родинки» еще не «разработавшегося» творения эдемонитов. На глазах изумленных «зрителей» робот превратился в исполинскую машину, выпустившую в сторону скалы две гигантские «руки». Они опустились на «землю» и застыли. Далее, из «глаза» Аякса вырвалась тонкая и плотная струя огня.
Вот она пошла по самому низу скалы, вот переместилась вертикально вверх. Теперь все видели гигантский четырехугольник, обозначенный на скале словно гигантским карандашом. Теперь ожили «руки» Аякса. Они присосались в центре обозначенного квадрата. Теперь Аякс по заданию Орхона медленно отступал назад. Изумленные наблюдатели племени и земные пришельцы видели, как огромный скальный монолит, словно кусок сыра вытягивался из монолита скалы. Слышался гул и треск раскалываемой породы. Отрывалась от своей основы задняя стена скального квадрата и медленно выползала вслед за отходящим назад Аяксом. Метр за метром гигантский кусок породы выходил из недр скалы… Смотреть на это было жутковато, но все, словно околдованные этим зрелищем, оставались на своих местах. Теперь кусок скалы с хрустом передвигался всё дальше и дальше от матери – горы.
Когда африканское солнце достигло зенита, первая пещера была готова. Потом Аякс проделал эту операцию еще несколько раз, пока на теле гладкой скалы не зазияло несколько свежеизготовленных пещер – комнат.
Но Орхон решил, что гигантские монолиты, вынутые из скалы, тоже могут стать надежным жилищем. Аякс «вынул» из них ровно столько породы, чтобы «кубы» стали «домиками-пещерами». Завершая работу, робот по «наущению» своего командира высверлил в «полу» каждой пещеры неглубокие отверстия, размером с автомобильное колесо. Никто не знал, что было заложено в эти углубления. Позже новоселы поняли – в них было заложено «отопление» и «освещение» квартир. Так за короткое время возникло новое поселение, в квартиры которого входили без ордеров счастливые «новоселы».
Сюда тащили деревянные «лежаки», звериные шкуры, весь накопленный скарб. Осталось лишь подумать о закрывающихся дверях. И о том, на чем спать. Кусочки кожи разных животных, посланные во внутрь всемогущего Аякса, вышли из его недр рулонами шкур с длинным пушистым ворсом. Это было лучше перин и прочих подстилок, известных земным обитателям сегодняшних дней.
Орхон улыбался. Он был доволен проделанной работой.
 - Ведомир, ты сильный, молодой и, как мне думается, достаточно умный… Придет время, Афромену и тебе придется командовать Аяксом! Я научу тебя этому, пока жив. Вы будете всесильны перед любой силой и любыми опасностями. Выбирай себе «квартиру».. Впрочем, наверное, не только себе? А?...
Ведомир улыбался в ответ Орхону.
 - Великий Орхон, вы испытали меня на все прочности, которые может выдержать не каждый человек. Теперь я не знаю, в каком мире я существую, однако совершенно твердо знаю, что земная любовь неистребима во мне и мне так не хватает её…
 - Ты прав… На Эдемоне не существует пылкой, безумной и мучительно-сладкой любви. Я завидую тебе, хотя свою любовь я пережил, и теперь меня привлекают совсем иные страсти. Мне хочется сделать для этих людей, для вас, как можно больше доброго… У меня на этот счет – огромные планы… Но о них – потом. Тебе надо встретиться с Любавой. Она страдала по нашей вине. Она имеет право на великую любовь и великое счастье. Да будет так!

Глава 29

Самсон Сергеевич почти не покидал свою мастерскую. Он мог бы себе сказать облегченно: «Ну, довольно! Ты свое дело сделал. Осталось совсем немного – провести персональную выставку». Свои услуги предлагали японцы, финны. Один состоятельный француз предлагает свой фамильный замок для экспозиции картин. Это заманчиво: старинный замок, большой зал, куда соберутся далеко не простые люди… Есть возможность реализовать часть своих работ, которые знакомы большому числу людей по каталогу, изданному на средства художника и разосланного в некоторые страны истинным ценителям изобразительного искусства. Огорчало Самсона Сергеевича лишь одно: не заканчивалась его последняя, самая важная картина. В левой части большого холста была написана выразительная спина змея-искусителя. Его правая рука, протянутая к центру холста, держала аппетитно написанное им, Самсоном, яблоко. Эта рука притягивала его к ней, к Еве. Он написал её фигуру чуть ниже пояса. Она сложила на груди руки, она в сомнении – брать или не брать соблазнительный плод… И всё бы выглядело ладно… Не получалось лицо Евы. Каких только ликов ни насмотрелся он, сколько этюдов и карандашных рисунков ни сделал он. Ничего не устраивало. Должно было быть лицо… необыкновенное… Где его взять? Где его взять? Ох, как хотелось завершить эту работу и включить её в экспозицию своей, может быть, последней персональной выставки.
 - Папа, открой! Это я, Ангелина!
Послышался щелчок английского замка, и дверь мастерской приоткрылась.
 - Это ты, дочка… Заходи. А то я здесь со своей Евой не знаю что делать.
Ангелина  не  целовала отца в «щечку», как это, обычно, показывают в американских фильмах, не «сюсюкала» с ним по мелочам. Она была русская женщина, с «непонятной» русской душой, где были тайны, загадки, «непредсказухи»,  искренние, до обнаженности, чувства, способные не только согреть, но и сжечь дотла человеческую плоть. Она рывком поставила легкий стул рядом со стулом отца, нервно достала из пачки сигарету и, только теперь, почувствовав себя свободной от всех тяжестей мира сего, окунулась  в «проблему» отца.
Они оба сосредоточились на картине, стоящей на мольберте. Ангелине не очень нравились картины отца. Он был неисправимым приверженцем «классической школы», где колорит, пропорции, лессировки и обязательная мысль – идея имели главенствующее значение. Современные дельцы от искусства отодвинули на задворки подобное искусство. В моде (у кого?) были уроды, всякое «нечто», абсурд, нелепица, за которые платили большие деньги, обрекая гармонию, мысль, духовность на нищенское существование. Правда, отец был более удачливым художником. У него была своя аудитория, свои поклонники и ценители, не желающие поклоняться хаосу, уродству, с ошеломляющим бесстыдством внедряющееся в быт и сознание «денежных мешков».
Дочь и отец молча смотрели на картину, вечный сюжет которой никак не хотел открываться во всей глубине её творящему…
 - Знаешь, папа… Ты, пожалуй, прав…Если не будет Лица у твоей Евы, ничего не будет… Но… лицо… Да, оно должно быть необыкновенным…
Ангелина, словно её ужалила коварная змея, радостно вскрикнула.
 - Папан! Я, кажется, могла бы помочь тебе! Да нет, не о своей морде говорю тебе…
Ангелина вдавила недокуренную сигарету в дно пепельницы.
 - Представляешь, я видела именно такое лицо, какое тебе сейчас так необходимо! И знаешь где?
Самсон Сергеевич  выжидательно навострил свой слух, чувствуя, что сейчас услышит что-то такое, после чего его творческой муке придет конец.
Нетрудно было догадаться, о чем Ангелина расскажет отцу. Конечно же, она вспомнила ту самую ночь, в гостинице небольшого городка, где превратности судьбы свели её с загадочной красавицей по имени Любава!
Ангелина рассказывала, словно размышляла вслух, не чувствуя того, кому адресовала свой рассказ. Она снова видела Любаву, она снова…
 - Скажи, а кому-нибудь удалось сфотографировать её? Неужели такая простая вещь никому не пришла в голову?
Вопрос отца оказался для дочери таким же неожиданным. Действительно, уж такую красивую девку – да не сфотографировать? Впрочем, Алешка, наверное, все-таки догадался сделать это. Они ведь знакомы давно…
 - Пап, у меня есть один интересный знакомый, который имел к этой девушке более тесное отношение… Я могла бы вас познакомить. Он хороший мужик, может тебе о той девушке рассказать много интересного. А, возможно, у него есть фотография…
 - А как скоро ты могла бы это сделать? Это было бы здорово! Меня раздирает любопытство… Ты так описала ту девушку, что я не успокоюсь, пока не увижу хотя бы её фотографию. Он, этот Алёшка, живет в нашем городе?
 - Нет, до него надо ехать часов шесть – семь… Хочешь, давай поедем вместе. Заодно, познакомишься с его матушкой… Она, кстати, вдова. Её муж, отец этого самого Алеши, умер, вернее, погиб, лет 5 - 6 назад. Как мне он, Алешка, сказал – был он летчиком-испытателем…
 - Намекаешь на моё вдовство? …Ну, что ж, поедем. Чем скорее, тем лучше! Время не ждет… Если эта поездка ускорит «странным образом» мою работу, пойду в церковь и поставлю метровую свечку Всевышнему.
Ангелина опять звонила Алексу и поведала ему о своем варианте. Они договорились о встрече. Это будет завтра. Он будет дома и будет ждать их в гости. Поводов для встречи было предостаточно. Включая и тот, о котором только что Ангелина говорила со своим отцом.
И было утро. И опять дорога, по которой на хорошей скорости мчалось «вольво» Ангелины, рядом с которой сидел её отец, почему-то уверенный в том, что эта негаданная поездка внесет что-то особое в его жизнь, в его кропотливое ремесло…
Ангелина тоже не считала эту поездку праздной прогулкой. Ей предстояло решить – будут ли они с Алексом вместе, или судьбе будет угодно удалить их друг от друга настолько, что ни на одном земном транспорте уже не преодолеть эту даль…
 - Пап, если тебе Алешка понравится, ты не будешь против, если я буду с ним жить вместе. А если всё образуется, то я выйду за него замуж… Так надоело болтаться между небом и землей. Он – очень хороший мужик, поверь мне…
 - До чего же ты, Ангелина, вздорная дочь… Непредсказуха, бомба быстрого  реагирования… Зря ты меня обхаживаешь. Вижу, что сама всё давно решила… Так ведь?..
 - Я-то решила, а вот как - мы скоро выясним.
Природа заканчивала летнее застолье. Первые осенние денечки, пока еще ненавязчиво и ласково напоминали лету красному, что пора ему вылезать из-за стола и уходить на покой по добру, по здорову.
 - Осень… Знаешь, пап, год этот пролетел как-то незаметно… Тебе не кажется?
 - Кажется… еще как – кажется.. Только тебе-то не о чем печалиться. Когда мне было тридцать, я дней не считал, некогда было… И сейчас некогда, да и незачем…
 - А осенью обычно свадьбы справляют… А почему именно осенью?
 - Не знаю, Ангелина… Так  исстари заведено… Вроде как – все работы сделаны, в полях пусто, на столах – густо. Есть что выпить и закусить…
Покопавшись в сумке, Самсон Сергеевич извлек из неё большое яблоко.
 - Давай, пригуби… Я искушаю тебя, вместо змея. Как там, в Библии:
 - Она ела и мне давала… И я ел…
Ангелина впилась зубами в румяный яблочный бок и вырвала из него с хрустом большой кусок сочной мякоти… На сей раз Алешка и «мама Ольга» имели дело с людьми обычными, из «мира сего».
Как общаются между собой россияне – известно давно. Быстро познакомились, быстро нашли «общий язык», быстро подошли к «главным темам». Собравшиеся оказались людьми родственными по мыслям своим, по своим убеждениям, готовые на поступки, услуги, согласованные варианты действий. Когда подошли к «проблеме» Самсона – художника, выяснилось, что у Алекса не было фотографии Любавы, о чем он теперь горько сожалеет и ругает себя последними словами. Но…
Алешка посмотрел на мать, вопрошая глазами – можно ли открыть гостям чудо, о котором никому не ведомо кроме их двоих. Сын понял, что мать не возражает, доверяя сыну  и его новым знакомым.
 - Самсон Сергеевич, я хочу показать вам одну вещь… Возможно, она принесет вам какую-то пользу. У меня нет фотографии той загадочной девушки, но есть то, что гораздо интереснее фотографии.
Алёшка на минутку отлучился.
Повисло выжидательное молчание, необычное, потому что все сидящие за столом почему-то надеялись на встречу с чем-то необычным. Вошел Алешка с чудесной шкатулкой в руках.
 - Какая прелесть!
Это реакция Ангелины.
 - Великолепная, чудная работа, а что в ней, молодой человек? Открывайте, не томите нас…
Алекс открыл шкатулку и Самсон Сергеевич, увидев её содержимое, онемел от неожиданности и восхищения.
 - Вы позволите?.. Я хочу взять в руки это диво! Можно?..
 - Да, пожалуйста…Так выглядела Любава, таинственная девушка – грёза, о которой мне уже ничего не известно…
На художника смотрела фигурка девушки, со скрещенными на груди руками. Тонко отлитое лицо сияло красотой! В нём была скрыта тайна, разгадать которую не по силам ни одному современному мудрецу.
 - О, чудо! Вы представляете! Нет, вы только подумайте – она совсем такая, какую мне нужно! Она на моей картине вот такая!.. Руки, голова… Лицо… Вот оно, лицо, которого мне так не достает! Вы понимаете, какое чудо держу я в своих руках! Это произведение искусства – шедевр высшей пробы… Это что-то необыкновенное по исполнению! Откуда оно у вас?
Лицо Самсона сияло от восторга, лицо Ангелины было таким, словно перед нею явилась пресвятая дева Мария и тихо улыбалась ей… Алешка и Ольга Даниловна молча наслаждались реакцией гостей.
 - Ольга Даниловна, Алёша! Вы даже не представляете – каким сокровищем обладаете! Этой вещи просто нет цены!.. Говорю вам об этом как художник, как знаток и почитатель нетленной красоты, содеянной руками самого господа Бога… Теперь я без труда закончу свою картину! Я нашел то, чего не мог найти в этом сумасшедшем и циничном мире!
Люди за столом всё еще смотрели на прекрасную статуэтку с лицом и фигурой  лучезарной  Любавы, разглядывали шкатулку. Никто так и не понял – из каких материалов  и чем всё это создано. Самсон Сергеевич попросил сфотографировать скульптуру, на что получил разрешение. А потом, уже серьезным тоном сказал всем, кто сидел за столом.
 - Эта вещь может украсить любой, самый богатый музей мира. Вещь эта, как и сама шкатулка – уникальна. Мой совет вам – не показывайте более её никому. Это может привлечь внимание нежелательных людей. Надеюсь, вы поняли меня.. Мы что-нибудь придумаем насчет будущего этого шедевра… Скоро я еду во Францию, где будет моя персональная выставка. Возьму фотографии этой дивной статуэтки, покажу своим зарубежным коллегам… Нам будет интересно знать их мнение. Тут много загадочного, пока необъяснимого. Вы согласны?
Все были согласны.
 - Мама, если ты не возражаешь, мы ненадолго отлучимся с Ангелиной, а вы тут побеседуете с Самсоном Сергеевичем. Он весьма интересный собеседник. Я в этом уверен! Мы скоро будем, не волнуйтесь. Ага?

***
Небольшой, но живописный городок Алекса жил своей обычной, уже ничем не примечательной жизнью. Последние события, прямо скажем – из ряда вон выходящие, сошли на нет. Современный человек недолго удивляется самым что ни на есть удивительным событиям. Слишком обыденными и частыми становятся они, все чаще в своей трагичности, безысходности, безнадежности. И никому из всех обитателей этого городка было неведомо, что вот сейчас резко меняется судьба четырех взрослых людей, начинающих новые необыкновенные дороги в своё будущее…

Глава 30

В пещерном селенье идоробо такого оживления не было никогда с тех пор, как остатки этого некогда многочисленного, миролюбивого племени поселились на этих скалах в окружении лесов, водопадов и холодных ночных дыханий ветров Ндото.
Пока шло «заселение» домов, женщины приготовили из антилопы кушанье, которое теперь нужно было препроводить в изрядно проголодавшиеся желудки и хозяев, и гостей селенья.
Все собрались около костров. Было светло и уютно.
Так было впервые. Обычно, свою нехитрую пищу – кукурузная каша с медом - каждый потреблял около своих пещер. Так было утром и вечером. Когда ели мясо добытого охотниками животного, все собирались вместе у костра и ели, кто-то отломит, отрежет. Умеют идоробо приготавливать и хмельное зелье, но пьют его не так часто. Сегодня был такой случай по многим причинам.
Хозяева как-то довольно быстро привыкли к присутствию таинственных и всемогущих гостей. Самыми непосредственными были ребятишки. Они подходили к Любаве, Ведомиру, Орхону, к двум незнакомым женщинам. Вблизи им лучше были видны эти странные люди – да, они были белые, но не похожие на обыкновенных белых людей. Их хотелось потрогать, дать «свою» оценку их одежде, убедится, что с ними можно безопасно общаться. Юные идоробо не были избалованны нарядами, как, впрочем,  и все остальные из этого племени. Кожаные набедренники у них и у других. У взрослых красная туника через плечо.
Орхону было любопытно наблюдать за этими людьми, хотя он совсем не мог понять – почему эти люди оказались никому не нужными, обреченными на исчезновение. Конечно, он знал, что двадцатый век Земли обрушил на аборигенов такое количество совершенно непонятного им, что они не могли постигнуть его и пытались жить так, как жили их предки. Увы, им этого не давали. Процесс выживания отбил у них желание плясать, петь свои песни, творить свое искусство. Они поняли, что не представляют для сумасшедшего века никакого интереса и ценности. Им уготована участь животных. Как им помочь, какой должна быть эта спасительная миссия? Орхон понял, что ничего уже изменить нельзя. Поздно. Осталось лишь скрасить жизнь этих ни в чем не повинных людей.
Глядя на Ведомира и Любаву, мудрый Орхон думал:
- Вот эти будут настоящими землянами и непременно будут счастливыми. Красивые, сильные, умные, благородные и отважные. Эдемона с радостью приняла бы их в своё лоно. Только зачем им Эдемона? Знал Орхон и самое главное: оторванное от своих корней человеческое существо становится «ничьим», неприкаянным. Разве все они, пришедшие к туземцам, не являются таковыми, включая меня?
Трапеза подходила к концу. Люди выглядели усталыми, словно целый день валили вековые деревья или рубили кирками скалы. Сказались впечатления, произведенные необычными гостями. Да и сами эдемониты (и не состоявшиеся из них) чувствовали усталость, ибо нечеловеческие испытания испытали сегодня.
Старейшина поблагодарил гостей за подарок, который с помощью женщин превратился во вкусное угощение. Тут же определили – кто где будет ночевать, а потому – пора на «квартиры», если нет возражений.
Возражений не было. Определились быстро и с большой логикой: Любава с вновь обретенной матушкой, Ведомир с Афроменом, Орхон с Женщиной. На страже «сонного царства» оставят Аякса, который, при необходимости, способен отразить натиск целой армии неприятеля, вооруженного самыми современными средствами уничтожения людей.
Обжитые пещеры освещались снаружи кострами. Новые – освещались и «отапливались» энергией Эдемоны.
Пришельцы знали, что они – гости нежданные, что хозяева этого пещерного селенья совершенно не понимали – зачем пришли к ним эти люди – колдуны, а «люди - колдуны» знали, что это лишь первая ночь, которая свела их воедино, чтобы начать новые жизни, во имя чего и для чего.
Любава лежала рядом с матерью на мягкой подстилке, которую для всех обитателей пещерной обители сотворил всемогущий Аякс по наущению мудрого Орхона.
 - Мама… Я уже разучилась произносить это слово вслух. У меня была мама – Большуха, мама Ольга, но они не были моими, родными… А ты ведь моя, родная, правда?
 - Правда, Любава, хотя твое настоящее имя совсем другое, данное тебе мною и отцом. Не стану называть его. Оставайся Любавой. Имя это красивое, милое, как ты сама, доченька моя ненаглядная…
 - Мама… Расскажи мне о нас… Кто мы, откуда, и какая злая судьба разметала нас по земному времени… Я жила спокойно, меня любили, почитали как родную, а потом… Я расскажу тебе о своей жизни потом… Ведь мы теперь никогда не расстанемся, правда?
 - Правда, Любавушка. Никогда... Я постараюсь рассказать тебе как можно короче о своей жизни, о том, что случилось со мной… Слушай, если сон еще не одолел тебя…
 - Рассказывай, рассказывай… Сон подождет…
 - Слушай… Далеко же мне придется дойти своими мыслями, туда, откуда мы родом, и где теперь нет почти ничего, что напоминало бы о древней Киевской Руси…
Когда знатные древляне, возмущенные несправедливыми поборами князя Игоря пришли к твоему отцу - искоростеньскому князю Малу с возмущением на несправедливость…
 - Так мой батюшка был князем? Вот чудо! Ведь я своим селянам велела в шутку построить мне княжеский терем… Как чувствовала…
 - Так вот. Спросили они отца – как быть с ним и малой частью его дружины. Вот тогда и было принято решение – схватить и предать Игоря лютой смерти… Так и сделали древляне… Жена Игоря, Ольга, узнав о гибели мужа, учинила жестокую расправу над нашими соплеменниками. Лилась кровь, рыданья и стоны захлестнули селенья. Подступило горе и к нашему граду Искоростеню. Твой отец, предчувствуя неминуемую гибель нашего оплота, тайно, ночью отослал меня вместе с четырьмя храбрыми воями  за пределы города. И ты была со мною. Мы мчались на конях, таились по лесам. И однажды наткнулись на дружинников княгини Ольги. Мои отважные спутники увлекли тех воинов за собой, а я осталась в лесу с тобой.
Не знаю, что тогда случилось со мной… В глазах моих помутился белый свет, сердце перестало биться и я без чувств упала на лесную траву.
Только летом я узнала, что попала под всевидящие очи вот этих людей с далекой планеты по имени Эдемона. Они блуждали по нашим владеньям, выбирая кандидатов для отправки на свою планету. Так, среди таких кандидатов оказалась и я… Орхон мне потом поведал, что и как было…
 - Да, мама, мой названный батюшка нашел тебя в лесу мертвой, а меня – плачущей малюткой. Он решил, что ты мертва, но не смог похоронить тебя – боялся, что кто-нибудь заподозрит его в злодействе. Он взял меня с собой. А на другой день вернулся, чтобы похоронить тебя, только никого не нашел, только странный круг из обгоревшего мха был на том месте, где лежала ты… Теперь мне ясно, куда ты исчезла… Я же до восемнадцати лет жила в приозерном селенье… Сельчане скрывали от меня, что я не родная дочь Большухи, а потом… Потом решили меня выдать замуж, а Ведомир помог мне избежать этой участи. С помощью всё той же таинственной силы эдемонитов, он отправил меня в мир, который мы видим сегодня своими глазами…
Ох, мама, сколько же пришлось испытать всего в этом самом сегодняшнем мире… Я еще успею подробно рассказать тебе об этом, а ты мне – о жизни на далекой Эдемоне, про которую мне во сне говорил бедный Искорка, мой маленький сородич. Теперь нет даже его праха… Нет ничего… Прошлого нет, зато есть и будущее, правда… мама.
 - Правда, правда… Спи, доченька, спокойно. Я с тобой… Светлых снов тебе.
Мать нежно обняла свою многострадальную дочь и прижала к ней свою многострадальную, но счастливую плоть…

***
Каким бы сладким ни был утренний сон, заботы прерывают его, поднимая человека в вертикальное положение. По тому оживлению, что царило на «улицах» пещерного города, Орхон понял, что всё взрослое его население уже приступило к активной жизни. Женщины, организовав около своих жилищ небольшие группы, горячо что-то обсуждали. По их жестам, выражениям лиц было без слов понятно – делились впечатлениями о своих новых пещерах, о том, как там было тепло и уютно.
Группа ребятишек – подростков собралась около неподвижного Аякса. Робот приманивал их к себе, вызывал огромное любопытство. Однако, необычный гигант внушал ребятишкам и чувство страха.Идоробо не верили ни в наших богов, ни  в проделки различных духов и колдунов. На окружающий мир они смотрели трезвыми глазами, отвоевывая для себя то, что еще возможно отвоевать в их незавидном положении. Они не походили на чернокожих гигантов, не были похожи на маленьких людей – пигмеев. Сухощавые, стройные, сильные, ловкие, совсем не маленького роста, с правильными чертами лица. Кожа светло-шоколадная, у женщин - с тепловатым оттенком, монгольский разрез глаз, широкие скулы, слегка припухшие веки, полногрудые, красивые. Мужчины – великолепные охотники, стрелы которых редко не достигали цели. Бортники собирают  мед. Мясо, дичь, мед, каша из кукурузы, жареное на вертеле мясо. Едят 2 раза – утром и вечером. Здоровые, упитанные…

Глава 31

Какими бы разными ни казались люди, в каких местах ни проживали бы они и на каком языке ни общались, их всегда объединяли дружелюбие, благие намерения и столь же благодатные деянья.
Афромен медленно прохаживался вдоль «хижин» своих соплеменников, как бы ненароком подглядывая в их открытые чрева. Женщины украдкой улыбались ему. Они были желтоватые, полногрудые, высокие, немного похожие ликами на монголов. Все занимались традиционными делами – заботились о приготовлении пищи, суетились с ребятишками. Откуда им было знать, что есть совсем иная жизнь, от которой их отлучила современная цивилизация со своим научно – техническим прогрессом.
Афромен уже не думал о божественной Эдемоне, где не существовало никакого намека на несправедливость, унижение человека, где царствовало счастье, гармония, красота….Увы, всего этого никогда не было на Земле, а теперь и вовсе иссякло из обихода обезумевших гомо-сапиенсов.
Вот показался Ведомир. До чего же красивый парень! Наверное, сам Бог поцеловал его в младенческие уста и наградил его красотами тела, души и ума! Конечно, они с Орхоном тоже внесли свою лепту в его формирование. Не зря же посылали они его плоть по всем векам, показывая страны, народы, отдельных людей, их великие и дьявольские деяния.
 - Ведомир, я приветствую тебя и желаю доброго дня!
 - Спасибо, Афромен, шоколадный брат мой! Уверен, что эти пожелания будут по душе и тебе!
Вместо рукопожатия они крепко обняли друг друга.
 - Смотри, Афромен, что это развешено на деревьях? Ты знаешь, эти сосуды очень похожи на те, что мы развешивали на деревьях в своей лесной родине. Там собирался мёд…
 - Вот видишь, Африка совсем близко к твоей стране. Кстати, ты был великолепным охотником! А эти парни и мужчины – самые талантливые из всех охотников Африки. Охота и собирание мёда – вот всё, что осталось для них от великой Африки… Теперь они никому не нужны…
 - Что мы будем делать дальше? Мы тут навсегда или у Орхона есть какие-то другие планы? Как ты думаешь, шоколадный эдемонит?
Ведомир с улыбкой смотрел на красивого, с умными глазами великого идоробо.
 - Уверен, что Орхон всё уже предусмотрел и уже сегодня посвятит нас в свои намерения.
Лицо Ведомира внезапно стало серьезным, словно какая-то непостижимая тайна заглянула в его мозг и растревожила душу.
 - Скажи, друг мой… Как ты себя чувствуешь? Ведь вы прилетели оттуда… Боюсь, что никогда не осознаю способа вашего передвижения, ваших перевоплощений… По себе лишь могу судить – это не поддается никакой логике, никакому здравому смыслу…
Афромен помолчал, обратив пронзительный взгляд на огромную равнину, где малые и великие африканские существа начинали новый день своей жизни.
 - Ведомир, ты и Любава – люди необыкновенные. На земле вы единственные, кому удалось шагнуть через века, увидеть род человеческий в его стремительном развитии… Да, в этом мы поспособствовали, ибо жили в другом мире, где рядом жил Всевышний разум, щедро наградивший обитателей Эдемоны величайшими знаниями.
Афромен помолчал.
 - Скажу тебе печальную, а может быть – привычную для землян, весть. После того, как мы покинули Эдемону, наши года потекут по земному – быстро и суетно. На Эдемоне мы не думали о времени, о смысле жизни. Мы очень медленно старели, но старость не делала нас беспомощными... Посмотри  на Орхона. Разве он – старик? Мы уходили из жизни по своему желанию. Оно могло прийти через сто, тысячу лет...  Уходя, эдемонит превращался в плотный сгусток энергии. Он пополнял Великий Аккумулятор энергии, знаний, всего, что необходимо для счастливой жизни новым поколениям. У нас не рождалось людей случайных – бесталанных, уродливых, злобных, агрессивных. Еще в утробе матери мы научились узнавать – кого она носит около сердца. Нежелательные дети таяли в материнской обители. Матери не печалились, ибо знали, что так надо, чтобы сохранить Эдемону чистой, не дать ей стать похожей на Землю, где люди в большинстве своем – несовершенные, порочные существа, уверенно копающие могилу своей Матери…
Сейчас мы с тобой ровесники, Ведомир, хотя на Эдемоне мне было лет столько, сколько выпадает на долю нескольких поколений землян… Теперь мы будем стариться по земным законам. Впрочем, впереди у нас еще много лет! Труднее будет Орхону… Он «коренной» эдемонит и земная жизнь будет для него трагичной…
Друзья помолчали.
 - Смотри, вон твоя красавица появилась! Истинная богиня, клянусь Вселенной!
Ведомир обернулся.
 Любава и её мать медленно шли в их сторону. Ребятишки веселой стайкой вертелись около них, а более смелые, трогали их за одежду, за опущенные кисти рук. Мать и дочь тепло улыбались. Такой сцены в их тревожной и загадочной жизни еще не бывало! Ведомир с радостным лицом устремился к той, которая всегда согревала его сердце надеждой, верой в то, человеческая жизнь не может быть отлученной от счастья!
 - Любава, голубушка! Если бы ты знала, как мне сейчас хорошо! Я кланяюсь твоей матушке, что явило белому свету такое чудо! Прости за возвышенные слова… Я чувствую себя самым счастливым человеком… после тебя…
Любава протянула руку Ведомиру.
 - Мама, позволь нам побыть вдвоем! Мы посмотрим на эту загадочную обитель, познакомимся с её красотами, с её обитателями…
 - Конечно, конечно… Идите, дети мои! А мы с Афроменом должны пообщаться с Орхоном. Долгая неопределенность не идет на благо. Надо решать – что нам делать дальше.
 - Осторожней! Тут много ядовитых змей! Возьмите провожатых! Тут их с избытком для вас!
Ведомир и Любава только улыбнулись, словно предостережение Афромена касалось маленьких колючек, которые могут воткнуться в подметки их обуви… Более того, они были уверены, что невидимые спутники будут красться за ними по пятам. Любопытство в людях – неистребимо!  Орхон и старейшина стояли вместе. Орхон дал Любаве, Ведомиру и Афромену таблетки – вкусные, сытные. Нужно только выпить воды. Этого хватит на весь день.

Глава 32

Знакомство с Алешкой и его матерью внесло в жизнь Самсона Сергеевича что-то новое – светлое, энергичное, молодое. Он с легкостью закончил свою картину, над которой безуспешно бился долгое время. Теперь триптих приобрел своё завершение. Было сотворение Адама и Евы, было изгнание из рая. Вот теперь между ними будет «Искушение Евы». Художник не стремился к классическим формам и устоявшимся канонам. Картины триптиха получились яркими, насыщенными цветом и воздухом. Они казались списанными с натуры, только натура была таинственно – манящей, недоступной, воистину – не существующей. Кроме – Евы. Литая статуэтка загадочной Любавы дала мощный толчок кисти Самсона Сергеевича.
 - Мне кажется, что я попал в какую-то таинственную историю, - размышлял маститый художник. - Лицо той девушки незабываемо. Оно постоянно возникает передо мной. Неземное существо? Легенда? Шедевр неизвестного гения? Находка «черного» археолога? Всё может быть… Надеюсь, что многое со временем прояснится.
Самсон Сергеевич вспомнил алешкину мать, с которой они с Ангелиной разговаривали  и виделись в первый раз. Ему она очень понравилась.
 - Вот чертовщина, -  думал Самсон, - дочь положила глаз на сына, а мне снова хочется увидеть Ольгу Даниловну. К чему бы это?
Впрочем, есть одна идейка, которую надо обмозговать с Ангелиной и … еще кое с кем…
Помешивая ложечкой ароматный чай, сдобренный долькой лимона, художник сел в мягкое кресло и почувствовал себя так, словно сняли с его плеч очень тяжкую, изрядно измучившую его, тяжесть. Причина была весомой. Теперь можно спокойно упаковывать картины, оформлять нужные документы и, ехать на родину Руссо, Делакруа и Жака Ширака. Он очень надеялся, что его, Самсонова, выставка, будет принята капризными парижанами благосклонно. Возможно, удастся что-то реализовать. Он очень неохотно расставался со своими картинами, но… таково ремесло художника. Картины – его плоть, пот, кровь и хлеб, в конце концов…
Самсон слышал, что кто-то орудует ключом, открывая дверь. По тому, как энергично, нетерпеливо это делалось, художник догадался, что это его «вулканическая» дочь, нареченная Ангелиной.
 - Папан, ты дома? Это я, твоя ненаглядная Ангелина! Живой, здоровый? Чего поделываешь?
Ангелина стаскивала с себя «шмотки», словно это была чужеродная кожа, в которую втиснули её некие садисты.
 - Чай пьешь? Дай глоточек… Красота! Давай что-нибудь перекусим. Набегалась, как дворняга…
 - С пользой беготня была, аль как?
 - А когда, скажи на милость, я бегала без пользы? Всё окэй, как говорят самоуверенные америкосы… Ты сам - то чего-нибудь жевал? Давай, иди-ка на кухню, сейчас сообразим успокоительное для желудка.
Ангелина хлопотала. Стучала дверь холодильника, шипела газовая горелка, стучали пятки дочери по кухонным половицам.
 - Ну, как тебе понравилась Ольга Даниловна? Что скажешь про Алешку? Говори, а то есть не дам…
 - Ты, Анга, когда-нибудь успокоишься? Вся в матушку подалась… В матушку… подалась… вся…
Самсон понял, что покойная жена постучалась в его сердце… как-то ненароком, случайно…
 - Вот, пока тебя не было, много о чем думал… И про Ольгу Даниловну вспоминал, и про Алёшку…
 - Ну…
 - Хорошие они люди, не испорченные… Скромные, с чувством собственного достоинства и, как мне показалось, достаточно умные и интеллигентные. Сейчас людей такого сорта совсем мало осталось…
 - И ты в их числе, Самсон великий!
 - И я в их числе, амазонка ехидная…
Они сели за стол…
 - Ты знаешь, папан, я бросила курить! Аппетит стал зверским!.. Вообще, в последнее время со мной происходят благотворные метаморфозы… И самая главная – я, наконец-то по-настоящему… влюбилась… Всех своих поклонников и хахалей «отшила». Они на меня стали смотреть, как на чокнутую. Ангелина – и вдруг без мужиков!..
 - Ты вся в мать пошла… Сколько она мне давала поводов для ревности, один бог знает… Только я её всё равно любил… Да и она, пожалуй, только меня и любила-то по-настоящему… Все последние годы мы были счастливы… Если бы не её болезнь…
Вилка в руке Самсона на минуту замерла, терпеливо поддерживая нанизанный кусочек котлеты…
 - Папа… Ну чего ты… То, что невозможно вернуть или исправить, не должно мучить человека до гробовой доски… Кушай и давай лучше о насущном потолкуем… Нет, я не про твою старую выставку…
Ангелина отодвинула в сторону пустую тарелку и, сцепив пальцы рук, придвинулась лицом к «размякшему» отцу.
 - Ты видел Ольгу Даниловну, общался с нею… Правда ведь – женщина она очень видная… У неё замечательная фигура, очень милое лицо и приятный голос… Она, как и ты, утратила любимого человеку…
 - Я так и знал, что ты меня к этому сюжету подведешь… Хочешь сказать: не сделать ли мне ей предложение? Вот, мол, руки вашей прошу и торжественно клянусь быть вашим рыцарем до скончания века…
 - Ну, ладно, ладно… Не отлынивай, не прикидывайся Иванушкой… Я же о благе твоем пекусь… Ты еще мужчина, как говорил Карлсон «в самом расцвете сил», и женщина вроде Ольги Даниловны тебе не помешает…
Ангелина еще более оживилась, словно готовилась к решающей атаке на смятенную душу своего родителя…
 - Слушай, пап! Ты ведь едешь. Не пригласить ли тебе с собою алешкину мать? А?.. Можно взять ей турпутевку… Я это дело могу устроить без особых хлопот… Париж, выставка твоих картин, старинный замок… Разве она когда-нибудь сможет увидеть всё это?.. А потом… Потом можно сразу две свадьбы устроить. Вот это было бы чудом из чудес!
Пища и питье уже ничего не значили для этих людей, почувствовавших каждой «мурашкой» своего тела неизбежные и радужные перемены в своей жизни. Лица их светились улыбками, глаза блестели молодо и загадочно, словно подходили они к вратам нежданно предоставленного к их услугам рая…
 - Скажи, Анга, а что это за таинственная Любава? Ты можешь рассказать мне о ней подробнее. Я уверен, что она носит в себе какую-то великую тайну… Что-то в её лице, даже отпечатанное в неживом материале, есть необычное… И тут даже дело не в её необыкновенной красоте…
Ангелина притихла, исчезла её импульсивность, лицо утратило ребяческое выражение, неуверенная рука механически поползла к распущенным волосам и затерялась в них…
 - Придет время,  и мы с тобой узнаем очень много нового, необычного, почти фантастического… И ты можешь ускорить это время… Действуй! Я с тобой!

Глава 33

Обитель идоробо гудела, словно рой потревоженных пчел. И если пчелы исправно служили аборигенам, поставляя к их столу драгоценный мед, то для Орхона эти люди, собравшиеся все до единого возле пещеры старейшины, были еще полны загадок. Ему очень хотелось сделать для них как можно больше приятного и полезного, но что под этим надо понимать, с чего начать? Он чувствовал, что уже никакие силы не в состоянии изменить  их образа жизни. Он видел, что они привыкли довольствоваться тем, что имели и что приносили им с равнины получатели их меда. Их мало. Они идут к вырождению и окончательному исчезновению. Им, как и его родной Эденоме, нужны были новые люди, чтобы оздоровит генофонд, сделав его стойким к любым невзгодам, потерям и испытаниям. Во многом мудрый Орхон делал ставку на Афромена. Собравшиеся ждали – что скажет им этот великий человек, повелитель железного чудовища, всемогущего колдуна, бескровно добывающего антилоп.
 - Афромен, выясни у них – согласны ли они отпустить на пару дней своих ребятишек и молодых парней на прогулку, которая будет для них и приятной, и очень интересной и очень полезной. Скажи, что все они вернутся живыми и невредимыми, а про всё увиденное непременно расскажут своим родителям. С ними останется великий охотник и бесстрашный воин Ведомир и две белых женщины, которыми он, Орхон, дорожит более своей жизни.
Афромен озвучил предложение великого эдемонита.
 Наступила продолжительная пауза, наполненная переговорами, выражениями сомнений, согласий, разногласий, опасений и прочее, прочее… Старейшина выражал общее мнение.
 - Мы готовы отпустить наших детей на прогулку, которую собирается им устроить наш уважаемый гость Орхон. Нам лишь непонятно – как это всё будет выглядеть и куда они направятся гулять?
 - Афромен, скажи им, что мы полетим в город, где живут разноплеменные люди, знающие цену дружбе, гостеприимству и любви к ближнему.
Выслушав африканца – эдемонита, толпа притихла, словно ожидая самого главного: как будет начинаться это путешествие и сколько пищи понадобится ребятишкам в дорогу.
 - Великий Орхон просит всех желающих подойти к нему поближе. Дальше вы всё увидите своими глазами. Орхон и все мы – ваши друзья, а потому, ничего плохого с ребятишками не случится. Им будет тепло, у них будет пища и надежная защита от любых невзгод и опасностей.
Мужчины и женщины смутно представляли затею Орхона, не верили в её осуществление, потому что такого путешествия просто не могло быть. Должно быть, великий колдун решил пошутить с идоробо, скрасив их однообразие. Вот человек восемь ребятишек столпились около Орхона и выжидательно смотрели в его добрые глаза. Тот сделал знак – все следуют за мной. Они вышли на площадку перед самой последней пещерой, которую «прорубил» Аякс. Афромен озвучивал команды и просьбы эдемонитов.
Ребятишки сели на землю так, как обычно садятся люди в автобусах, трамваях или самолетах. Пассажиры пока еще несуществующего транспорта кроме набедренных повязок ничего не имели. Одни улыбались, другие недоверчиво посматривали на Афромена и Орхона, третьи помахивали руками невдалеке стоявшим родителям.
Потом было так, как никогда и нигде в мире не было.
Орхон Великий лишь на минуту подошел к неподвижному Аяксу, «поколдовал» около его таинственной плоти. Потом, взяв за руку Афромена, подошел к сидящим ребятишкам и, удобно присел рядом с ними, усадив рядом с собой Афромена. Теперь, все сидящие почувствовали, что какая-то теплая и мягкая, невидимая для глаз подстилка проникла под их «седалища». Потом эта подстилка, разливаясь прозрачной пленкой, образовала большую «черепаху». Летательный аппарат был готов. Стоящие идоробо не знали – что им делать. Они застыли в изумлении, страхе, в нерешительности. Вот «черепаха» плавно приподнялась над каменной площадкой, плавно покрутилась над ошеломленными аборигенами и вдруг – стремительно полетела в сторону равнины. Наблюдали её всего лишь миг, и этот миг был ознаменован могильным молчанием «провожающих».
И только трое из оставшихся – Ведомир, Любава и её мать - почти не удивились произошедшему. Они знали – посланники Эдемоны способны и не на такие чудеса, быть им, этим чудесам совсем недолго, ибо Эдемона навсегда никого не отпускает.
Троица улыбалась, глядя на старейшину маленького племени, на его оставшихся представителей. Надо было начинать обычную жизнь по правилам идоробо. Охотникам – на охоту, женщинам, впервые оставшимся без крикливых и прожорливых ртов – готовить кашу с медом. Древлянка и древлянин разделились, став полноправными в роду идоробо.
Часть мужчин пойдут собирать мёд. Его нужно много. Им будут питаться идоробо, сдабривая кукурузную кашу, он, упакованный в кожаные мешки, будет спущен на равнину. Там его примут знакомые предприниматели. Вместо меда они принесут идоробо то, чего им в первую очередь необходимо. Так и живут. Понятие «бартер» было людям неведомо, зато потребности каждой стороны всегда были и есть яснее ясного.
Без Орхона робот Аякс был для каждого из оставшихся совершенно бесполезной вещью. Более того, не все сразу обратили внимание на то, что на прежнем месте этого гиганта просто не было.
Конечно, более всего Ведомиру хотелось совсем иного. Вся эта фантасмагория удивляла его, но казалась излишней тратой времени. И это вымирающее племя, и Орхон с улетевшими ребятишками, и эти мужчины, языка которых он теперь не понимал, и…
Да, Ведомиру хотелось опять оказаться на той, страшно далекой лесной поляне, лечь на прохладный дерн и смотреть в глаза Любавы, гладить её волосы, целовать её губы, обнимать её плечи… Все таинства любви – долгожданной, выстраданной, встреченной здесь казались неуместными, ибо десятки посторонних глаз невольно обкрадывали бы влюбленных, делали их счастье ненастоящим, закованным в рамки окружающей действительности. Так продолжаться долго не должно. Ведомир это знал и, в любой момент выйти из под опеки всесильного Орхона. Любовь земная – всесильна. И нет ей никакой замены в человеческом бытии.
За Любаву Ведомир был спокоен. Она с легкостью могла делать то, что делали женщины идоробо. Она могла и гораздо большее, недоступное аборигенам. Сложнее было с её матушкой, бывшей княгиней, вкусившей райскую жизнь Эдемоны. Как быть с нею? К какому делу приспособить её?
Ведомир оказался перед группой молодых охотников. Они улыбались, знаками призывая идти с ними, показать, на что ты, белый человек способен. У них были  луки, стрелы, короткие копья. Один из мужчин протянул небольшой лук Ведомиру. Он взял его привычным движением, вложил стрелу и, натянув тетиву, выпустил смертоносную иглу в белесое, горячее небо. Охотники издали изумительный возглас. Так высоко никто из них стрелы пускать не мог. Ведомиру же лук показался детской игрушкой. Ему нужен был мощный большой лук, способный выдержать силу его рук.
 - Любава, эти мужчины приглашают меня на охоту. Это у них работа, добывание необходимой пищи. Мне нужно им помочь и, как говорится, показать, на что я способен. Здесь, как и везде, в почете сила, ловкость, удачливость. Постараюсь не разочаровать этих славных парней!
 - Иди с ними, Ведомир. Мы будем ждать вас с добычей и помогать женщинам в их делах. Ты, мама, не отвыкла от дел земных?
 - Не волнуйся, доченька, буду делать то, что понадобится… Буду стараться…
 - Любавушка, как мне хочется побыть с тобой… Нет, не побыть… Мне больше всего хочется взять тебя за руку, подняться в небо и улететь туда, где никто не сможет помешать нам любить друг друга…
 - Потерпи, милый. Теперь мы уже никогда не расстанемся!
Охотники о чем-то переговаривались между собой, наблюдая за Ведомиром и Любавой. По их голосам и прищелкиваниям языка было без переводчика понятно – Любава им очень нравилась и, если бы не их жены, стали бы добиваться её расположения. Как и тогда, в стародавние времена.
 - Бедная моя, неприкаянная красавица! Как мне жалко тебя и как мне хорошо, когда ты рядом, - думал Ведомир, направляясь за охотниками.
Ведомир, Любава и её мать не чувствовали голода. Орхон снабдил их чудо – пищей. Маленькие, разноцветные шарики прекрасно утоляли голод. Конечно, к такой пище нужно было привыкнуть. Землянам она не годилась.
Их организм значительно отличался от естества эдемонитов. Вот и ребятишки, которых Орхон увлек в путешествие, тоже сейчас «сидят» на этих «шариках». Наверное, они им нравятся. Надолго ли?..
Прозорливый Орхон был умным эдемонитом. За свою долгую жизнь на этой райской планете он постиг такую бездну знаний и мудрости, которая не снилась ни одному, даже самому гениальному, обитателю Земли. И всё же, тут, на этой греховной, упрямо движимой своими детками к роковому концу, он не смог бы ограничиться своими знаниями.
Без Аякса, этого универсального компьютера эдемонитов, многое стало бы для Орхона проблематичным. Однако, человек – эдемонит в союзе с «умной» машиной становился без всякого преувеличения – всемогущим и всесильным. Впрочем, земляне также привыкли к такому союзу, дающему, правда, очень и очень скромные результаты в соотношении с эдемоновскими.
Куда Орхон вёз ребятишек и Афромена, он смог выбрать опять-таки не без «подсказки» Аякса. Воздушный кораблик, бесшумный, поразительно скорый и неуловимый земными локаторами, приближался к городу, что образовался в самом устье великой земной реки под названием – Волга.
Обозвав город Тмутараканью, безразмерный «мозг» Аякса поведал Орхону, что сия обитель разменяла  пятый  век. Людей тут разных по расовым и этническим признакам – видимо-невидимо. Живут веками достаточно уживчиво, а превыше всего ценят торговлю. А еще Аякс пояснил, что с горячих просторов Тмутараканской земли нет-нет, да уходят за пределы земли небесные гости – ракеты. Только Орхону туда не надо. Дети – есть дети. Им лучше побывать в городе – не самом красивом на земле русичей, но с «изюминкой». Детишки идоробо увидят Волгу, поплавают в ней, полюбуются красивой крепостью, кроме которой тут и гордиться нечем…
Ребятишкам не сиделось. Прозрачная «черепаха» проносилась над равнинами, песчаными пустынями, сплошным ковром джунглей. Извивались реки, словно вылитые из стекла, синели моря, заснеженные горы походили на спины исполинских драконов. Земля была по-прежнему прекрасной и, совсем не выглядела умирающим творением Создателя. Сейчас ребятишки, получившие нежданно-негаданно статус птиц, любовались глазами счастливых пернатых на свою колыбель, совершенно не задумываясь о том, что Земля уже давно больна смертельными недугами, кои «подарили» ей беспечные человеки.
Детишки идоробо, освоившись со своим странным положением, уверовавшие в абсолютной надежности Орхона и Афромена, энергично выражали своё восхищение проплывающими под «брюшком черепахи» большими городами, жизнь которых им была неведома абсолютно. Впрочем, философских мыслей в головенках почти голеньких идоробо совсем не возникало, зато радость была неподдельной и такой, неестественно взбудораженной.
 - Орхон, скоро ли мы прибудем в эту самую … Тьматараканию..? Этих вертлявых человечков долго сидеть не заставишь… Смотри, как они шастают по обе стороны нашего корабля! Это для них великий праздник! Первый и последний, к сожалению…
 - Мы уже близко. Видишь вот эту извивающуюся речную ленту? Это Волга. Когда-то она имела и другие названия. Великая и многострадальная река…
 - Почему – многострадальная? Вода в ней кончается, не хочет больше в соленое море вливаться?..
 - Долго объяснять тебе, Афромен. Когда ты увидишь её вблизи, сам догадаешься, о чем говорю… А теперь – утихомирь ребятишек. Мы будем спускаться. Сейчас в Тмутаракани такое же пекло, как и в Африке.  Стало быть, акклиматизация нам не потребуется.
Легче облака «небесная черепаха» приземлилась в тенистом уголке городского парка. Все без исключения её пассажиры ощутили под своими «сиделками» мягкую траву, от которой исходил горячий, ароматный запах лета.
Величественный Орхон подал ребятишкам знак, который был понят всеми без объяснений. Ребятишки вскочили на ноги, с радостью запрыгали на месте. По наущению Афромена, желающие окропили тмутараканский кустик «влагой идоробо». И теперь, по блестящим глазенкам ребятни можно было прочесть всеобщий вопрос: «А что будем делать теперь?»
Мотор «небесной черепахи», имеющий вид небольшой серебристой коробочки, исчез в одежде Орхона. Ему еще предстояло доставить путешественников на прежнее место.
Еще там, на плато, «беседуя» с Аяксом, Орхон разрешил одну маленькую проблему: робот пояснил, что в Тмутаракани ничего и никому просто так не дают. Нужны Деньги. Аякс на маленьком экранчике своих «внутренностей» обозначил вид этих самых «денег», а спустя пару минут «выплюнул» из узенькой щели «финансового блока» хрустящие листочки и настоятельно «проговорил» на эдемонском: «Это… надо… взять. Это… надо… отдавать… За них… дадут… всё».
Орхон внимательно оглядел ребятишек. Наверное, было в этом взгляде гораздо больше, чем в простом человеческом взгляде. Он «организовал» команду так, что каждый из неё будет делать только то, что нужно.
Зрелище было весьма любопытным, весьма необычным, трудно объяснимым для окружающих.
Около десятка «шоколадных» ребятишек в кожаных набедренных повязках. Впереди – величественный, в длинном белом хитоне старец. Замыкал кавалькаду «шоколадный» атлет в красной тоге и босыми ногами.
Останавливались прохожие, замедляли скорость мчавшие по улице автомобили. Кому-то из пешеходов этого было мало. Люди изменяли направление своего маршрута и, чтобы получше разглядеть эту странную группу, шли следом, улыбаясь, переговариваясь, жестикулируя. Кто-то «крутил пальцем» в своей височной области, однозначно причисляя шествующих к «чокнутым».
А через некоторое время рядом с «птенцами» Орхона и Афромена тормознула милицейская машина. Вышедший навстречу Орхону лейтенантик успел лишь «взять под козырек», прежде, чем начать «дознание».
Орхон улыбнулся и лишь слегка склонил голову, приветствуя «стража порядка». Вот и всё. Путешественники пошли дальше, а растерянный лейтенантик, потеряв дар речи, еще несколько минут продолжал стоять на месте и, ничего не понимающими глазами, провожал эту потешно – непонятную семейку.
Из окошечка стеклянного киоска высунулось лицо «кавказской национальности».
 - Эй, отэц! Пакупай марожное для дэтэй! Очень вкусный мороженое! Давай, давай, подходи!..
Чернявый продавец, покинув своё «застеколье», выскочил наружу, и, словно свою душу, открыл нараспашку крышку колесного холодильника. Орхон понял, что надо давать «деньги». Он вытащил несколько хрустящих листочков, на которые можно было купить всё «марожное» энергичного киоскера. Тот взял только один листочек, на котором улыбалась цифра «500». Сам продавец превратился в любезного официанта.
 - Сначала дэтам даём! Так! Вот – тебе, вот… тебе… И так восемь раз…
 - Это, дедушка – тебе, а это, дарагой – тебе! (Это – к Афромену).
 - Кушайтэ, на здоровье! Жарко! Откуда такие гости к нам, а? хорошие рэбятишки, харошие! Почти африканцы, да?
О чем говорил этот человек, они точно догадывались.
Орхон  поклоном  поблагодарил радушного продавца и первым показал, что с этим «марожным» надо делать.
Ребятишки не заставили себя упрашивать. После первого «пригубления» стало ясно – эта пища им очень нравилась.
 - Слушай, бери шоколад детям! Очень хороший, шоколад, изюм с орехом! На, дарагой! Детям полезно!
Улыбающийся Афромен принял из рук «кавказца» тмутараканского гражданства коробку, где, тесно прижавшись друг к другу, лежали «шоколадки». Афромен улыбнулся, принимая угощенье, о котором нигде и никогда слыхом не слыхивал. Бумажка с цифрой «500» стала, наверное, очень маленькой, поэтому чернявый продавец постеснялся выдавать её остатки «чокнутому деду». Все были довольны. Вскоре мордочки и пятерни юных идоробо стали липкими. Нежные сладости не вынесли тмутараканской жары.
 - Мы пойдем к Волге! Там можно искупаться и решить «прилипчивую» проблему.
И снова люди.
 - Цыгане, што ли?
 - Да нет, какие цыгане… Не похожи на цыган…
 - А старик какой живописный! Ёг наверно… С учениками явился… Индусы приехали… И кого только нет у нас в городе…
 - А может, где кино снимают?
Люди говорили, обсуждали, ненавязчиво сопровождали. И под эту ненавязчивую  какофонию  мнений юные аборигены и их надежные «няньки» вышли к Волге. Орхон знал, что дети идоробо не умеют читать, писать, совершенно не понимают вот этот, окружающий их мир, который останется в их памяти на всю оставшуюся жизнь. Сомневался старец и в том, что ребятишки черного племени умели плавать. У воды за ними нужен глаз да глаз. Ну, ничего. Всё образуем в лучшем виде.
Жара утомляет всех, даже тех, кто вынужден мириться с нею всю свою жизнь. Разморила она и юных путешественников. «Няньки» избавили поочередно их руки и мордочки от прилипших сладостей, окатили их водой, брызги которой улучшили настроение ребятни. Потом они сидели тесной группой, наблюдали жизнь этой самой Волги, рассматривали тех, кто в множестве скопился у её прохлады.
 - Афромен, хочу спросить тебя вот о чем. В этом маленьком племени, пожалуй, существуют проблемы женихов и невест. А это к добру не приведет. Ты меня понимаешь?
 - Конечно, Орхон. Я это уяснил сразу, как мы оказались в их селенье. Ну что же мы сможем поделать?
 - А ты останешься с ними?
 - Да, это моя истинная родина.
 - Но ты молод, красив… У  тебя должна быть семья… Я не уверен, что в этом исчезающем племени найдется для тебя невеста…
 - Ты прав… Я принесу им немало пользы, но они не смогут помочь мне в решении этой проблемы. Ты знаешь, как мне быть?
Орхон задумался.
 - Вечером мы улетим обратно и навсегда. Вон, видишь, тех, трех девушек, что прикрыли свои головы одним зонтиком?
 - Я вижу их, Орхон. Слушаю тебя дальше…
 - Подойди к ним, поговори с ними. Одна из них согласится улететь с нами. Которая – ты поймешь сам. У обычных кавалеров Земли знакомства и ухаживания порою даются нелегко. Ты – сын земли, но ты и частица Эдемоны. У тебя всё получится. Иди!
Афромен смотрел на Орхона удивленными глазами. Только теперь он осознал, насколько широко мыслил его старший друг и учитель, насколько он был прав…
Длинная тень от фигуры Афромена заставила девушек приподнять головы. Они с любопытством смотрели на красивого и высоченного парня. Его внешность не оставила сомнений в принадлежности: африканец.
Афромен говорил. Говорил о главном так, как мог говорить только человек, подошедший к надежде и ждущей, что та не обманет его ожиданий.
Орхон наблюдал. Он знал, что Афромену улыбнется удача.

Глава 34

Охотники  повели  Ведомира в лес, где обитало множество птиц, однако далеко не все из них годились для пропитания.
 - Почему они не спустятся на равнину, где столько всяких зверей. Вон зебры, вон антилопы, еще какие-то животные, которых я вижу впервые.
И тут Ведомир вспомнил, что старейшина говорил в день их прибытия в лагерь. Власти запретили идоробо охотиться на равнине. Там другие племена, это их земля, на которой им, горянам – охотникам, делать нечего. Их там не любили и не жаловали, считая злыми духами в человеческом обличье.
Ведомир остановил охотников и знаками стал объяснять: давайте спустимся вниз и там будем охотиться с большей пользой. Птицами всех не накормишь, а крупная дичь здесь, в горах, не водится. Охотники отрицательно покачали головами. Ведомир понял, что старейшина был прав. Но тогда какой выход? Идти против законов этих людей, обострять ситуацию и без того плачевную?
Ведомир показал знаками, что он спустится на равнину один. И просит самый большой лук и острое копье.
Аборигены всей своей мимикой, жестами, звуками голоса давали Ведомиру понять, что идти на равнину нет никакой необходимости. Один из охотников, подойдя к великану – пришельцу, бережно коснулся ладонью его груди и поманил его за собой. Пошли дальше. На другом конце обители идоробо так же обозначался обрыв, но более крутой, подняться по которому могло лишь проворное животное. То, что увидел Ведомир, стало красноречивей всех объяснений аборигенов.
Несколько зебр, гонимых с засушливых пастбищ, медленно и настороженно поднимались на плато, где можно было найти и пищу, и в избытке – воды.
Ведомир не знал всех тонкостей охоты искусных идоробо. Они-то знали, что такое повторяется постоянно, а потому на пути следования животных и непрошенных двуногих гостей они расставили самострелы. Спасенья от их ядовитых стрел не было ни у кого.
Охотники терпеливо наблюдали за аппетитными зебрами, предвкушая легкую добычу. В листве деревьев на всяческие голоса  галдели птицы, где-то неподалеку шумел маленький водопад, устремляя свою драгоценную влагу в расщелину между скал.
Крупный самец, идущий впереди небольшого стада, взвился на задних ногах и жалобно закричал. Теперь он опрокинулся набок, судорожно задвигались все его четыре копыта… Остальные животные в страхе замерли на месте, а затем бросились прочь от упавшего вожака.
Теперь можно спуститься за добычей. Аборигены улыбались, поглядывая на Ведомира, что-то говорили друг другу. По их глазам Ведомир понял, что они посмеиваются над «большим белым человеком», ничего не смыслившим в их охотничьем ремесле. Конечно, им запретили охотиться на равнине. Но кто сказал, что на жирафах, слонах или носорогах написаны фамилии тех, кому они принадлежат. Сноровистые, непревзойденные охотники, идоробо «помаленьку» браконьерствовали.
Бивни слонов, рога носорогов они сбывали через своих соседей – скотоводов «заинтересованным лицам».
Аякса, с его могучими руками теперь не было, поэтому жертву самострела нужно было «оприходовать» своими руками.
…  «Ведомир, он уже не движется. Тебе не жалко его? Ведь он таким красивым был и плохого нам ничего не сделал…»
 - Искорка… Что я тогда сказал ему про убитого оленя?.. Сослался на Всевышнего… А у этих охотников нет никакого Всевышнего.. Ничего нет, а самое печальное – нет будущего. Вымрут никому не нужные остатки некогда многочисленного племени, канут, как вода в песок. И всё. Ничего после себя. Лишние рты за столом матушки-природы. Жаль их, а помочь им невозможно. Такое существование  их устраивает вполне. Другое им неведомо и не испытывают они в нем никакой нужды…
Ведомир не присутствовал при разделке туши. Зрелище это совершенно не привлекало его. Ему хотелось скорее вернуться к пещерам, к Любаве. А главное – хотелось покинуть этих людей и начать, наконец, свою жизнь, которой никогда не было. Эдемона совсем не привлекала Ведомира. На земле у него, как у Любавы и её вновь обретенной матушки, не было родного уголка. Не будет его и на райской Эдемоне, куда готовил переместить их великий Орхон. Да, он благодарен этому эдемониту, что с помощью его фантастических возможностей, он, Ведомир, повидал весь белый свет, стал очевидцем его эволюции, видел людей, чьи великие и дьявольские свершения возвеличивали и … уничтожали несравненную планету.
Многое из этого путешествия осталось в его памяти, многое он доверил бумаге, на которой он в древлянском лесу, в уютной избушке, оставлял свои воспоминания. Теперь это единственное богатство из прошлого, которым он располагал единолично и которое, возможно, еще пригодится ему.
 - Эти идоробо совсем неплохо устроились. Мёда – в избытке, мясо – вот оно, почти задаром. С жильем туговато? Орхон поправил эту проблему. Когда они покинут этих людей (а Ведомир был в этом абсолютно уверен), они «приватизируют» эти каменные жилища и, при случае, будут рассказывать заезжим «исследователям» и журналистам об их происхождении. Но это уже будет без нас, - думал Ведомир.
Из размышлений его вывело легкое прикосновение руки, положенной на плечо. Мужчина с довольным видом дал понять Ведомиру, что со своей работой они уже справились, и надо возвращаться назад. Охотники взяли с собой то, что у зебры, по их глубокому убеждению, могло употребиться их желудками.
Ведомир подумал, что если у них есть еще такие «ловушки», куда они денут излишки мяса? Многое было непонятно ему в образе и укладе жизни этих людей, расовая принадлежность которых скорее всего никогда не будет известна «ученым мужам».
От услуг Ведомира охотники отказались. Он их гость. Пусть наблюдает, как добывают «свой хлеб» великие стрелки идоробо.
Красное солнце медленно опускалось к горизонту. Словно гигантские призраки, медленно и грациозно вышагивали жирафы, силуэты которых четко обозначались на густо-алом фоне вечернего заката.
Пещерное селенье готовилось к последнему застолью, всего лишь ко второму за истекший день. Так тут заведено. Вместо каши с медом будет поджаренное на вертеле мясо. Есть его станут все, собравшись у огня.
 - Ведомир, как ты думаешь: мы очень много хлопот доставляем этим людям? Они очень приветливые, общительные, работящие… Только ведь мы к ним – как снег на голову? Зачем мы здесь и надолго ли?
Ведомир, обняв за плечи Любаву, понял, что её беспокоят те же мысли, что и его. Неспроста все это. Неопределенность, стихия потусторонних сил, тайная миссия Орхона…
 - Любава, я уверен, что наше гостевание не сегодня – завтра закончится. Вот дождемся Орхона и все у него выясним. Если у него есть соображения на наш счет, и они нас вполне устроят, мы подчинимся его воле. Если же нам будут не по душе его планы, будем жить своими планами…
 - Когда же они вернутся… Видишь, женщины грустные, почти не едят. И мужчинам совсем не спокойно…
Вот поднялся старейшина и направился к Ведомиру. Приблизившись, он стал что-то говорить, объяснять знаками, весь смысл которых сводился к одному – когда вернутся их дети? Ведомир успокаивающе положил свою руку на шею старейшины и, так же знаками стал объяснять, что вот – вот они вернутся целыми и невредимыми. Старейшина что-то говорил, но без незаменимого Афромена тут общего языка не найти. Над селеньем повисло ожидание и, с каждой минутой оно становилось всё более напряженным.
Мать Любавы тоже чувствовала себя неловко, и на душе у нее было так же неспокойно, как у этих женщин.
 - Как ты думаешь, Ведомир: что они сделают с нами, если Орхон скоро не появится… Мало ли что может случиться.
 - Не волнуйтесь, матушка. Я смогу защитить вас, хотя, надеюсь, до этого не дойдет. Мы – люди, а как всякие люди, не очень любим ждать… Думаю, что всё будет хорошо. Давайте сохранять спокойствие. На нас смотрят десятки глаз. Они должны понять, что ничего плохого произойти не может. И не произойдет!.. Вот, смотрите! Они вернулись!
В стороне от костров, собравших около себя идоробо, появилась «небесная черепаха».  Она ласково приближалась «брюшком» к каменистой поверхности. Она была нежно-голубого цвета. В её прозрачном чреве четко просматривались фигурки ребятишек и их «нянек». На лицах играли улыбки и все, поспешившие к приземлившейся «черепахи», были уверены, что всё завершилось благополучно! Вот оболочка «черепахи» потускнела, вот она совсем исчезла и, вместо таинственного летательного аппарата, глазам растревоженных родителей предстали здоровые и невредимые отпрыски. Орхон и Афромен, улыбаясь, шли следом. Была еще и молодая женщина – тмутараканка.
 - Афромен, тебе слово – успокоительно – восторженное для тех, кто ждал.
 Афромен говорил. Хорошо говорил, на родном языке этого племени. Говорил о том, что в этот момент хотели от него слышать растревоженные родители. И прилетели они не с пустыми руками. Две большие картонные коробки темнели на месте «растаявшей» черепахи.
 - Афромен, скажи своим соплеменникам, что их ждут подарки! Их они получат завтра с восходом солнца!
Он говорил опять. И всем стало так хорошо, как никогда. Ведь такой встречи тут еще не было. И больше никогда не будет.
Глава 35

Ольга Даниловна болезненно переживала таинственное исчезновение Любавы. Она уже пришла к мысли, что та никогда не покинет их семью, что будет она женой Алешки, что рано или поздно она сама всё расскажет о себе и всё встанет на свои места. Теперь её нет. Осталась берестяная записка от нереального Ведя, вот эта литая фигурка, которой можно любоваться до бесконечности. И вот этот перстень. Для чего он, кому предназначен? По логике – ей, Ольге Даниловне, маме Ольге…
Но такой перстень редкой красоты не носили даже царицы! Куда она его сможет надевать и зачем? Вот разве что дома?
Она взяла перстень, надела его на безымянный палец… Впору… как будто на заказ.
 Она любовалась этим сокровищем...

 Астрахань, 1997-2016 годы



























РАССКАЗЫ

















КАРУЗО

Карузо не появлялся...
Выкурив изрядную порцию сигарет, трое всё ещё надеялись, что вот-вот задрожит досчатый пристанской трап, и рыжеволосый гигант со своей неизменной улыбкой, легко перемахнет через поручни маленького суденышка.
В который раз настойчивый голос диспетчера повторял через гулкий динамик одни и те же, надоевшие слова, весь смысл которых сводился к одному: экипажу «РБ» надо немедленно выходить в рейс.
- Чтоб дна тебе не было, робот несчастный...
И где только выкопали такого говоруна, - потеряв терпение, огрызнулся сухощавый матрос и с силой швырнул носком здоровенного ботинка круглую запыленную гальку.
- Нехай дикцию отрабатывает, тоже в дикторы сгодится... Говорят - нужда в них большая, - резонно заметил усатый Егорыч, бессменный рулевой рейдового буксира.
Капитану тоже наскучила говорильня новенького диспетчера. Он решительно поднялся, плюнул на дымящийся окурок и, кратко, по-свойски распорядился:
- Шабаш, ребята - отчаливаем. - Пашка, - обратился он к сухощавому, - заводи «керосинку»... Замену просить не будем - перебьемся. После рейса выясним, где Каруза. Пошли...
Отсутствие Генки Моторина было неожиданным. С тех пор, как парень появился на судне, за ним не числилось ни единого опоздания, не говоря уже о прогулах. На буксир он всегда приходил первым и его рыжая голова, похожая на золотой капустный кочан, привычно маячила над палубой. Высокий, плечистый, он внешне совсем не походил на ту знаменитость, именем которой окрестила его дружная команда «РБ». Происхождение прозвища объяснялось другим. Наделила парня природа-матушка чистым и звучным тенором, за который любили его не только коллеги, но и все те, кто хоть раз слышал его пение.
Когда между рейсами выдавались свободные минуты, Карузо брал старую гитару и, усаживаясь где-нибудь в тени, мечтательно перебирал её струны.... К буксиру незаметно подходили загорелые матросы, потные грузчики, закутанные до глаз в цветастые косынки говорливые бабы...
Худой, черноглазый Пашка, неизменный «импрессарио» Генки, садился рядом и, гордо оглядывая собравшихся, ловко настраивал друга на лирическую волну:
- Давай, Каруза, нашу, щипательную...
Тот понимающе улыбался, отыскивал нужные аккорды и начинал задумчивый, как тёплое осеннее утро, старинный романс «Я встретил вас...»
За пение Генке не аплодировали. Его слушали молча, и только иногда кто-то уважительно просил:
- Давай еще, парень... Ладно у тебя получается.
- А вот эту знаешь?..
Спой, Каруза, итальянскую...
И так было до тех пор, пока буксир не отчаливал. Перед глазами Генки снова вздрагивали упругие дизельные клапаны, покачивались стрелки приборов, а вокруг пахло горячим металлом, маслом и топливом. Карузо насквозь пропитался этим корабельным потом и был неотъемлемой частью железного поденщика.
Генка жил сиротой...
На высоком днепровском берегу остался лежать его батя, сраженный в атаке вражьей пулей. Похоронили его молчаливые «братишки» вдали от родимой Волги, а в дом Моториных пришло скорбное, пугающее своей безысходностью извещение...
В селе, где родился Генка, и где прошло его короткое детство, умерла от тяжелой болезни мать, так и не дождавшись желанного часа победы...
Двухлетний мальчишка оказался один на всём белом свете. Кто-то из дальних родственников привёз его в Астрахань и определил в детский дом, избавившись от дополнительных хлопот и, самое главное - от лишнего рта. Ремесленное училище вручило парню диплом машиниста, а старый речной буксир стал ему родным домом.
Сегодня «РБ» вышел в рейс без него...
После наркоза Генка медленно приходил в себя. В левом боку гнездилась тяжелая, ноющая боль, в горле стоял сухой, шершавый комок.
- Попить бы... - еле слышно попросил он у рядом сидящей няни.
Та обмакнула в стакане чайную ложку и осторожно провела ею по горячим, воспаленным губам парня.
- Пить пока нельзя, голубчик... Потерпи, потерпи немножко. Воды - её вон сколько, за всю жизнь не выпить...
Вытерев капельки пота с бледного веснусчатого лица Генки, няня ласково добавила:
- Ничего, сынок, всё будет хорошо. Мы ещё на свадьбе твоей
спляшем, если пригласишь, конечно...
Где-то рядом глухо закашлял больной. Генка снова закрыл глаза. Очевидно было одно - вчерашний день закончился для него больничной палатой.
Часам к десяти вечера вышли они с Володькой Жолудевым из штаба дружины и неторопясь направились по знакомой улице, с которой обычно начинался участок их дежурства. Настроение у обоих было отличное.
- Генка, ты смотрел «Королеву Шонтеклера?” - глядя вдаль улицы, поинтересовался Володька.
- А что? Говорят, шикарный фильм?..
- Вот чудак - говорят! Плаваешь на своей посудине и не знаешь, что на свете такая красотища существует. Если бы ты видел - какая там женщина!..
Володька блаженно улыбнулся, будто снова увидел перед собою очаровательную актрису нашумевшего фильма.
Слушай, старик, какого чёрта ты без девушки мотаешься? - неожиданно спросил Володька. - Хочешь, я тебя с такой познакомлю - век благодарить будешь.
Он собирался рассказать другу о самом интересном, когда тот крепко схватил его за руку.
Недалеко от ребят стояла продуктовая лавка, где работала их общая знакомая, добродушная тётя Дуся. Здесь они часто покупали сигареты, помогали переставлять на полках тяжелые ящики, сочувственно выслушивая жалобы продавщицы на свой проклятый радикулит...
Утром, направляясь в порт, Генка видел на двери лавчонки любопытную записку, сочиненную тётей Дусей:
«Киоска закрыта ввиду болезни».
Сейчас друзья видели, как оттуда выскочили двое неизвестных и, обгоняя друг друга, бросились вглубь тихой улочки.
Сорвавшись с места, ребята помчались следом. Полноватый Володька быстро отстал, а Генка, не выпуская из виду одного из бегущих, быстро настигал его и, когда тот собирался махнуть через забор, рывком стащил на землю.
Несколько секунд длилась молчаливая борьба.
- Ревизию наводить приходил, гад... - порывисто дыша проговорил Генка, усмиряя руки испуганного верзилы.
Во дворе, куда метил вор, отчаянно залилась собака. Он рванулся, оттолкнул насевшего Генку и снова кинулся бежать по узкой бугристой улице. Однако, свободным он был недолго. Карузо нагнал вора и прыгнул на его широкую, потную спицу...
Володька подоспел вовремя. Карузо, прижимая ладонью рану, тяжело опускался на землю...
Генка застонал...
Няня наклонилась к нему, увидев, что парню совсем плохо, быстро вышла из палаты.
К рассвету Генку снова отвезли в операционную. Зашитая почка не справилась с раной, нанесенной бандитским ножом, и хирургу пришлось удалить её...
На седьмой день после операции, трое с «РБ» были в приемной больницы. Хирург, делавший Генке операцию, сам проводил их в палату, где лежал похудевший, обросший красноватой бородой и... улыбающийся Карузо. На этот раз маленький экипаж буксира был в
полном составе.
Говорили много. Генка смотрел на друзей и ему становилось завидно, что плавают они без него и, в то же время радостно, что его никем не заменили .
- А тех субъектов поймали, - доложил капитан. - Приходил майор из милиции, благодарил начальство за хороших дружинников. Обещал навестить тебя. Так что на буксир вернешься героем.
- Тетя Дуся как узнала, что произошло с тобой, расстроилась, заплакала и все ругала свой радикулит...
 Это сообщение Пашка сделал как-то смущенно, необычно мягким голосом, будто сам был на месте добродушной продавщицы.
- Володька Жолудев огромный привет тебе передал. Сын у него сегодня родился. Назвали Генкой... Выходит, ещё один тёзка у тебя появился.
За спинами друзей выросла неумолимая фигура медсестры. Она пришла в ужас, когда увидела на маленькой генкиной тумбочке гору яблок, коробок и кульков, принесенных, как сказали матросы, “на всякий случай“. Многое пришлось отправить обратно. Свидание было окончено.
- Ну, бывай, здоров, Геннадий! Поправляйся, браток.
- На буксире - всё в ажуре, только без твоих песен неуютно стало на нашей посудине...
Трое встали. Генка радостно пожал друзьям руки, и те направились к выходу. Около самой двери остановился Егорыч...
- Да, совсем было обратно нe унёс...
Он вытащил из кармана несколько раскрашенных чилимин, нанизанных на суровую нитку и протянул Генке. Когда-то он смастерил этот талисман и повесил в рубке буксира.
- Вот, держи, Геннадий, считай, что ты на «РБ» с нами.



ПТИЦА И САРКОФАГ

Раскопки двигались медленно. Ничего интересного не открывалось. Кью надоеда эта пустыня, где, как говорили оптимисты, могут  «открыться страницы новой цивилизации».
Джип катил по бездорожью, пока не показалось небольшое озеро.
- Искупаюсь, залью свежей водой радиатор. Напьюсь, наконец, вдоволь…
Так думал Кью, приближаясь к самой кромке воды.
Самое удивительное было то, что озеро оказалось соленым.
Оглядев зеркало этой жидкой солонки, Кью заметил почти на ее середине какой-то предмет, - страшный, похожий на привидение или стеклянную скульптуру.
Солнце палило нещадно, и вместо прохладной озерной воды пришлось Кью выпить теплого напитка из полиэтиленовой бутылки. Гадость!
Но что там, на середине озера? Кью бросил в воду камень. Он, словно хлебный мякиш, нехотя опустился на дно. Да, в таком тузлуке купаться не очень-то хочется… А что, если сделать что-то вроде плотика…
Осмотрелся по сторонам. Ничего.
А не попробовать ли накачать камеру от колеса?
Накачал.
Вместо весла – лопатка с короткой рукояткой.
Поплыл.
И вот – скульптура.
Это был аист, а может – цапля. Бедняжка невесть как попала в озеро, - Кью тоже хотел тут остудиться да и напиться…
Аист пытался, видимо, вырваться из мертвой соленой воды, он вырывал когти из рассола, бил крыльями, пытаясь взлететь. Ничего не помогало. Птица лишь раз за разом покрывалась соляными брызгами, пока не превратилась в соляное изваяние.
Так она и осталась.
А случилось это, видимо, не так давно – птица хорошо сохранилась.
Кью взял ее с собой. Потом он увез ее с собою на родину, поставил дома.
Однажды зашел к нему знакомый молодой ученик. Поговорили.
Он решил оживить птицу.
Оживил.
И тут рядом появилась откуда ни  возьмись, аистиха! Они улетели.
- Самое удивительное вот что…Посмотри, какой букет мне подарила чета!
Молодой ученый посмотрел на подоконник. В вазе стояла охапка длинных аистиных перьев. Они  сверкали на солнце.
- Это тебе подарок от аистов. Наш подарок. Половина этих перьев – твои!
Оба на минуту затихли, с восхищеньем рассматривая чудо, сотворенное фантазией доброго писаки.







САМЫЙ КРАСИВЫЙ ЦВЕТОК

Если пройти за село, пройти через старенький мостик, что повис над речкой как большая гусеница, то сразу же попадешь на большой зеленый луг. Вот на этом-то лугу и заспорили однажды цветы: кто из них самый красивый.
- Конечно, никто из вас не может сравниться с нами! – говорили васильки, качая синими кружевными головками.  – Ведь не случайно небо подарило нам свой цвет. Выходит, мы самые красивые. И спорить-то нечего...
- Скажите пожалуйста! – обиженно зашуршали ромашки. – Разнарядились во все синее и важничают. Страшное однообразие, скука!
И они, довольные, что смогли развенчать соседей, закачали белыми лепестками.
- В середине наших лепестков заложено маленькое солнце, оттого и мы похожи на него, только мы гораздо меньше его. Вот и вся разница. Из нас плетут венки и делают лекарства!
- Уж если говорить о красоте, то ваши наряды – сущий пустяк по сравнению с моим бархатным... – самоуверенно произнес гордый тюльпан. – Когда я цвету рядом с вами, то на вас и внимания-то никто не обращает...
И, наверное, еще долго спорили бы цветы, отстаивая право называться самыми красивыми. Но пришла на луг веселая девочка Света.
Она радостно подбегала к каждому цветку и осторожно отрывала от стебельков. Скоро у нее в руках был большой и душистый букет. Рядом с васильками мирно приютились желтоглазые ромашки, и гордые тюльпаны. А когда девочка, придя домой, поставила букет в хрустальную вазу, то радостно закричала:
- Смотри, мама, какой красивый у нас букет!
Больше цветы не спорили. Ведь каждый из них был по-своему красив, и когда они очутились в одном букете, то стали еще чудеснее.
С этих пор на лугу, что лежит за селом и синей речкой, цветы растут дружно и никогда не хвастаются своей красотой.





АМФОРА

Каким незатейливым и доступным может быть ощущение полного счастья! На этот свет у Луиджи были вполне определенные виды. Через пару-тройку дней отступят кошмары уроков, исчезнут с глаз долой ненавистные рожи учеников, которым он безрезультатно пытался привить любовь к истории – науке божественной и, по мнению Луиджи, самой главной на свете.
Итак – да здравствует свобода! Будь благословен человек, придумавший тайм-аут под названием – каникулы!
Решено – он поедет к Мраморному морю, будет жить у разговорчивой синьоры Терезы, с которой в былые времена были в приятной дружбе его родители. Естественно, жена останется дома. Может быть, в его отсутствие от нее перестанут исходить запахи древних ароматов, от которых у благоверного Луиджи частенько бывала аллергия.
Всё начиналось, как он задумал.
Несколько огорчало присутствие в скромном домишке Терезы еще одного постояльца - «дикаря». Однако, Пьетро оказался спокойным и ненавязчивым субъектом, сбежавшим от смрада автозаправочной станции сюда, где можно бесконечно смотреть на море, слушать его музыку и наслаждаться воздухом, каким он был дарован первозданными временами.
Луиджи давно освоил акваланг, а потому уверенно проделывал все операции, необходимые пловцу, задумавшему оказаться в сказочном чреве моря.
Пьетро молча наблюдал, как Луиджи спиной заходил (вернее – пятился) в море. Он останется на берегу со своей астмой и с мыслями о том, что жизнь – штука очень привлекательная. Последний камешек, брошенный Пьетро в море, едва не попал в блестящий полупортрет Луиджи. Он медленно выходил из воды, держа в напряженных руках какой-то продолговатый предмет.
- Пьетро, помогай...Иначе пожалеешь!
Вдвоем они перенесли к своим пожиткам то, что минуту назад казалось в руках мокрого аквалангиста запеленутым ребенком. Луиджи знал, что послало ему дно морское. Это была амфора.
- Слушай, Луиджи! А вдруг внутри этого кувшина – золотые монеты? Мы станем богачами! Думаю, что сокровище мы разделим поровну, а?
Два лица почти соприкоснулись, наклонившись к находке.
Да, без моих услуг тебе, Луи, не обойтись... Смотри, как хитро заделано горлышко этого кувшина...
- Снаружи что, смола?.. Как камень...
Пущенный в дело нож Пьетро легко сделал свое дело. За смоляной обливкой была почти черная пробка. Задетая ножом, она матово заблестела.
- Похоже на свинец. Вот, Пьетро, образец древней амфоры, какие в изобилии штамповали древние греки...
Любопытство перехлестывало через край, фантазии обретали все цвета радуги, когда, наконец, свинцовая пробка покинула свое место. Увы, амфора не была наполнена золотыми монетами. Когда Луиджи погрузил свою ладонь в то, что явилось на поверхности, фантазии окончательно исчезли, уступив место обыкновенному любопытству. Амфора была наполнена зерном. Обоих удивило лишь то, что зерна были совершенно целыми, словно несколько дней назад кто-то старательно наполнил ими этот завидный на прочность сосуд.
- А я-то понадеялся, что уже никогда не вернусь на проклятую бензоколонку...
- А я – в проклятую школу, где совсем скоро превращусь в цепного пса...
Амфора лежала на боку, пристыженная, униженная, виноватая. Она не смогла сделать счастливыми двух, еще молодых, мужчин. Не в деньгах счастье, не в деньгах счастье...Вот уж чепуха... Находились же счастливчики, коим повезло больше, чем Луиджи и его случайному знакомому...
Молча они оделись, собрали разбросанные пожитки, на которые золотистый закат набрызгал призрачное червонное золото.
- А знаешь, Пьетро, я все-таки возьму с собой немного этих зерен. Есть одна задумка. Пусть поломают головы знатоки растительного мира...Амфора, вне всякого сомнения, довольно преклонного возраста. Говорю тебе как историк.
- Валяй, историк, загружай мешок зернышками. Вернешься домой, будешь кормить голубей. Помёт у них будет крепче. Бронзовые кони и головы истуканов очищать будет гораздо труднее. Вот будет позолота – прочнее настоящей!
Они были итальянцами. Неудача уже не печалила их. Весело, ударяя друг друга ниже пояса ладонями, направились они к уютному домику Терезы. Лишь на минуту остановил Луиджи приятеля. Положив пожитки на камни, он легко сбежал к тому месту, где еще несколько минут назад сжигало их любопытство и согревала надежда на удачу. Учитель истории приподнял с земли глиняный привет далекого прошлого. Теперь амфора крепко стояла острым донышком в песке, опираясь боком о прочный камень. Она была так похожа на девочку, заглядевшуюся на золотой закат.
***
Жена с искренней любовью обняла Луиджи.
От нее все так же исходил запах старых библиотечных фолиантов, но теперь они казались бывшему отпускнику ароматом дорогих французских духов. Потом все стало так, как и должно было быть. Поглаживая волосы своей Патриции, Луиджи рассказал ей о подводной находке. Сумка с необычной пшеницей ждала своего часа.
Потом была оранжерея частного ботанического заведения, маленький седовласый специалист по селекции растений, которому Луиджи, после краткого изложения случившегося, с легким сердцем вручил мешочек с пшеничными зернами. С вежливой улыбкой принял он слова благодарности за принесенное «сокровище», с готовностью оставил ученому мужу свой домашний адрес и номер телефона.
Потом была шумная улица, памятники и скульптурные композиции,  щедро и неприхотливо помеченные голубями. А потом...Да, наступило это самое, от чего так страстно мечтал избавиться отдохнувший Луиджи.
Замаячили рожи подрастающего поколения, которые показались не столь уж блестящему историку совсем безвредными, а совсем наоборот...Потекло время привычной суеты... Как-то само собой ушли в далекое далеко и Пьетро со своей астмой, и тетушка Тереза, обещавшая пожаловать с ответным визитом, и зерно, оставленное в полное распоряжение растроганному селекционеру.
Потому была осень, на середину которой приходился день рождения Луиджи. Его поздравляли, дарили подарки. Необыкновенными показались ему вечно орущие, непоседливые ученики. Может быть, так казалось, но они любили его, о чем свидетельствовали их знаки внимания, от которых на душе становилось светло и беззаботно.
Кто-то позвал его к телефону. Приглушенный расстоянием голос показался Луиджи знакомым. Да, да, это был тот человек, которому он вручил мешочек и зерном, добытым из древней амфоры. Человек в белом халате приглашал его вновь посетить оранжерею, чтобы сообщить что-то необыкновенное.
- Еще один подарок к моему тридцатилетию. Благодарю вас, синьор... Конечно, конечно, синьор Гринелли, буду у вас завтра, к обеду. До встречи.
Волшебник зеленого мира встретил Луиджи с радостной, торжествующей улыбкой.
- Представляете, синьор Луиджи, мы посадили ваши зерна, и они, все до единого, дали всходы! А знаете, сколько лет пролежали они в той амфоре? Около полутора тысяч лет! Разве это не чудо? И это еще не всё. Пойдемте.
Они пришли в небольшую комнату. На столике высилась бутылка вина, хрустальными боками светились тонкие фужеры. В центре столика стояла покрытая салфеткой тарелка. Синьор Гринелли отодвинул кусочек ткани. Да, это была тарелка, на которой красовались четыре аппетитных булочки.
- Вот, угощайтесь! Это из муки, что получилась от ваших зёрен!
Да, было чему удивляться. Простодушный Пьетро советовал скормить эти бесценные зерна голубям. Жаль, что нет его рядом. Одна из булочек могла бы найти убежище в его желудке. А они были изумительны на вкус. Впрочем, Луиджи могло это просто показаться. Неблизкая дорога к частной загородной оранжерее, конечно же, преувеличивала достоинства обыкновенной свеженькой булочки.
- Луиджи, Луиджи, проснись...Что там к тебя? Кто тебя ждет...Кто – она?..Проснись же...
Патриция гладила по щеке мужа горячей ладонью, пытаясь ускорить его возвращение из непонятного мира к реальностям их маленькой спальни.
- Святая Дева Мария...Опять тот же сон...Она зовет меня к себе...
- Кто, милый?
- Она, амфора, которую я оставил на берегу Мраморного моря.
- Луиджи, тебя совсем измучила твоя школа. Надо к врачу. В последнее время ты часто видишь один и тот же сон. Не к добру это.
Что он мог возразить? Да, одно и то же видение заполняет его сны. Стройная, похожая на девочку, амфора, тесно прижимается к мокрому камню. Волны лижут ее основание. Нет, не основание, – ноги! Волны бьют ее в грудь. Они смыли песок, они опрокинули амфору и покатили в море...
- Луиджи, помоги!.. Луиджи!
Однажды, проснувшись, как всегда первой, Патриция увидела, что Луиджи отсутствует. Тревожно обвела она спальню расширенными глазами. Взгляд остановился на маленьком листке бумаги, лежащем на туалетном столике.
«Патриция, не волнуйся, я скоро вернусь. Я только занесу бедную амфору к тетушке Терезе. Должны же, наконец, мне сниться приятные сны. Пожалуйста, не пускайся за мною в погоню. Это опасно для нашего будущего малыша. Твой Луи».
Мраморное море ничем не походило на тот белый благородный камень, из которого великий Микеланджело ваял свои бессмертные творенья. Огромные волны обрушивались на берег, как обрушиваются на двери таверны вдрызг пьяные матросы. Тучи не давали лунному глазу рассмотреть кипящее лоно моря. Луиджи не зашел в домик тетушки Терезы. Его окна были черны и неприветливы. Амфоры не прежнем месте не было. О, боже, далась мне эта амфора...Что это? Болезнь? Но я в своем уме, а поступаю, как безумец...
- Луиджи, Лу-ид-жи...Помоги нам, Луиджи! Мы тонем, тонем...
Кто это зовёт его? Неужели с того корабля? Да, да, с корабля... Вот он – изогнутая корма, широкий парус, изрядно подранный ветром... Вон люди за решетчатой оградой над палубой...Греческий торговый корабль. Откуда?!
- Луиджи, спаси нас, мы погибаем!
- Святая Дева Мария! Ведь это же голос Патриции! Зачем она там...Патриция, я плыву к тебе!
Тело Луиджи так и не нашли. Много было пересудов, гипотез, предположений и, конечно же, безутешных слез. Что с ним случилось? Чем объяснить его странные сны и этот совершенно безумный поступок? Зачем он достал со дна Мраморного моря амфору древних греков? Зачем дал жизнь зернам, похороненным самой судьбой в стихии Нептуна? Зачем съел аппетитную булку полуторатысячелетней давности? Не с нее ли пошли все беды молодого историка? Кто ответит на эти вопросы? Разве что волны Мраморного моря...






СТАТЬИ
(ИЗБРАННОЕ)



КОГДА СТИРАЮТСЯ ГРАНИ

«Мир тесен», — гласит народная молва. За многие десятки километров от Астрахани, в небольшом поселке Ахтуба, встретился мне бывший однокурсник, с которым в свое время постигал я замысловатую анатомию дорожно-строительных машин и автомобилей.
- Работаю в ПМК линейным механиком, живу в квартире со всеми удобствами. По большому городу не скучаю и место жительства менять не планирую.
Чем же так привязало к себе моего бывшего приятеля село, где проходящие поезда останавливаются на 1-2 минуты, принимая «на борт» редких пассажиров? Может быть, здешние места с особой экзотикой или жизненные условия таковы, что нет места печалям? На все эти и многие другие вопросы я получил ответы после многочисленных встреч с руководителями, ведущими специалистами и рабочими передвижной механизированной колонны № 27 треста Севводстрой.
За двадцать лет (именно столько существует организация) коллектив ПМК освоил 58 млн руб. капиталовложений. За этой цифрой в логический ряд выстраиваются другие, самые главные, характеризующие конкретные дела мелиораторов.
Ими построено 13,5 тыс. га орошаемых земель, реконструировано 2300 га сельскохозяйственных угодий, принадлежащих колхозам и совхозам Ахтубинского района, проложены многие километры магистральных каналов, оросительно-сбросных систем. В этом перечне насосные станции, мощные трансформаторные подстанции и многие другие мелиоративные объекты. Из богатой трудовой биографии ПМК-27 необходимо выделить 1972 г. Именно с этой даты берет начало важнейший процесс — широкомасштабное жилищное строительство, создание социально-бытовой инфраструктуры. На отведенной ПМК площади вырос поселок мелиораторов, жилой фонд которого на сегодняшний день составляет 16,5 тыс. метров, или 350 квартир со всеми удобствами. К услугам рабочих ПМК — 4 магазина, 2 столовых на 125 мест, детский сад-ясли на 160 мест, почтовое отделение, парикмахерская, фотоателье, химчистка, видеосалон. На территории поселка функционирует котельная, обеспечивающая дома теплом и горячей водой. В настоящее время ведется строительство 27-квартирного дома, где разместится также автоматическая телефонная станция, способная обслуживать сотни абонентов. Генеральным планом застройки городка предусмотрено строительство Дома культуры.
В статье, опубликованной в областной газете «Волга», секретарь партийной организации ПМК Шилдаев П. К. писал: «Обеспеченность жильем, продуктами питания, своевременное и качественное выполнение заказов на бытовые услуги в решающей степени определяют настроение людей, их отношение к перестройке».
Попытаюсь рассказать о некоторых наиболее значительных делах, получивших реальное воплощение.
Начну с «детского вопроса». У малышей поселка есть свой сад-ясли, и проблем их «занятости» в общем не существует. Сложнее с ребятами школьного возраста. Их неумение с пользой проводить свое свободное время нередко выливается в нарушения общественного порядка. Выход из этой ситуации партийная и профсоюзная организации ПМК видели в создании клуба для подростков. В одном из жилых домов для клуба выделили две просторные комнаты, вместе со специалистами, определили, какие кружки будут здесь работать. Нашли возможность оплачивать труд педагога-руководителя и трех руководителей кружков. Сложнее оказалось с приобретением мебели и необходимого оборудования. Обнадеживает обещание Астраханского облсовпрофа, выразившего готовность оказать содействие в решении этой проблемы.
Инженер по охране труда Зоя Васильевна Литвинова к обязанностям председателя профкома ПМК приступила недавно. Отвечая на мои вопросы, касающиеся труда, быта и отдыха рабочих, она сообщила о любопытном факте: в их организации есть свой здравпункт. Она же познакомила меня с хозяйкой «цеха здоровья» Надеждой Васильевной Свиридовой.
- Наш медицинский пункт работает с 1977 г., - начала свой рассказ Свиридова. - Если говорить о его функциях, то главная из них — профилактика профзаболеваний. В течение дня приходится делать инъекции, прививки, перевязки, ставить горчичники. Читаю лекции, провожу беседы, даю необходимые советы. В медпункт за помощью приходят рабочие их соседних организаций. Стараюсь помочь всем.
В 1974 г. Надежда Васильевна закончила Астраханское медицинское училище. Накоплен богатый опыт, есть уважение рабочего коллектива, ощутима всесторонняя помощь медпункту со стороны администрации.
- Мечтаю иметь физиокабинет для проведения лечебных процедур, для оказания более эффективной помощи женщинам — работницам ПМК. И, конечно, мне очень приятно, что среди наших работников нет ни одного случая профессиональных заболеваний. Факт особенно важный, если учесть специфику труда мелиораторов.
Забота о людях проявляется в ПМК и в таком важном деле, как обеспечение их продуктами питания. По-своему подошли в организации к решению продовольственной программы.
На долевых началах с Ахтубинским райпотребсоюзом провели обваловку естественных водоемов в займище на площади 100%. В образовавшихся прудах будет разводиться рыба, часть которой после отлова станет хорошей прибавкой к столу.
Коротко остановлюсь еще на одном аспекте деятельности профсоюзной организации ПМК-27, его активистов. Известно, что наладить культурный досуг, дать жителям села возможность приобщения к миру искусства — один из путей ликвидации неприязни к селу со всеми вытекающими отсюда последствиями. В ПМК вошли в практику коллективные поездки в Волгоград на просмотр цирковых программ, футбольных матчей, в городской планетарий.
С удовольствием посещают рабочие и специалисты организации концерты гастролирующих эстрадных коллективов и отдельных исполнителей. Как правило, местом таких встреч является филармония города Ахтубинска. Вот что написала об одном из недавних концертов администратор филармонии Ю. Петухова в «Ахтубинской правде»:
- Тепло приняли зрители выступление ансамбля «Очи черные». Особенно приятно было увидеть среди зрителей моих бывших знакомых — рабочих и служащих ПМК-27. Многие пришли с семьями, в том числе начальник ПМК Александр Дмитриевич Кулаков и секретарь парткома Петр Кузьмич Шилдаев.
И снова вспомнились слова моего бывшего однокурсника, сказанные ранним утром на широком оживленном дворе ПМК-27:
- В город не собираюсь, место жительства менять не планирую. Хорошо, когда «... отпустить меня не хочет родина моя». И дело тут не в том, что в непосредственной близости от села Ахтуба расположен райцентр — город Ахтубинск. Суть в ином — в поселке мелиораторов созданы для людей все необходимые условия для нормальной жизни. Образно говоря — основательно стерлась та грань несправедливости, которая долгие годы разделяла (и продолжает в большинстве мест) наши города и деревни.

Журнал «Мелиоратор» – №2 (март-апрель) – 1990. - С.5-6

















ОБРАЗ ТВОЙ ТЕРЯЕТСЯ ВДАЛИ...


И опять я о чудо-тереме, что печально возвышается на перекрестке улиц Коммунистической и Раскольникова. В который раз брожу по его неуютным комнатам, куда через покалеченные глазницы окон беспрепятственно проникают студеные декабрьские сквозняки.
Мысль о бренности всего земного обретает здесь неизбежную, безжалостную реальность. Иная, приятная взору картина представала тут во времена давние, когда по этим комнатам и просторным верандам ходил изначальный владелец уникального особняка — астраханский купец Г.В.Тетюшинов. Не ведаю, как он выглядел, каким характером и привычками обладал.
Наконец, был ли этот представитель делового мира счастливым человеком, познавшим настоящую любовь и тепло семейного очага? И хотя люди не придумали уникальной «машины времени», с помощью которой можно было бы попасть в блистающий новизной да лепотой терем купца Тетюшинова, имеется-таки ее достаточно эффективный заменитель. Это — архив.
Вот подшивки номеров газеты «Волга» за 1862-63 годы. Среди прочих материалов, которые печатались в них тогда, можно встретить публицистические заметки и рецензии на театральные спектакли, подписанные псевдонимом «Астраханка». Принадлежал он 20-летней супруге Тетюшинова — Глафире Ивановне.
Наверное, образ этой женщины так и растворился бы во времени, если бы не появился в 1974 году в журнале «Уральский следопыт» материал искусствоведа И.Ф.Петровской. Интересы молодой «Астраханки», характер ее мыслей, образ жизни смело выходили за рамки традиционного уклада купеческой семьи. Глафира не была похожа на ту купчиху, образ которой создавал на своих полотнах великий Кустодиев. Она увлекалась журналистикой, участвовала в организации литературных и благотворительных вечеров. Нередко ее оппонентами в эмоциональных дискуссиях были студенты «крамольного» Казанского университета.
Казалось бы, активная, полноценная жизнь. И вдруг — семейная драма! Что послужило поводом к разрыву: нелюбимый муж-купец или жажда независимой жизни во имя высоких устремлений и деяний? Или все вместе взятое?
Глафира покидает особняк своего супруга и как подруга неимущего студента В.И.Обреимова уезжает на Урал. Бывшая Глашенька становится Кларой. В Екатериибурге вместе со своей матерью и молодой «Астраханкой» Василий Обреимов открывает домашний пансион и одновременно становится преподавателем местной мужской гимназии. Былые «вольнодумные»  дискуссии Василия и «Клары» с новыми знакомыми продолжились и здесь. А вскоре произошел конфликт с официальными властями, Чету обвинили во вредном влиянии на екатеринбургскую молодежь и распространении социал-демократических идей, побудивших гимназистов к выступлению против своего начальства».
В квартире Обреимова производится обыск, а затем последовала высылка Глафиры и Василия в Вятскую губернию, а позже — в Нолимск. Шесть лет продолжаются изнурительные мытарства опальных «революционеров». Однажды тайная мысль о побеге обретает реальность. Обреимов и Тетюшинова ненадолго появляются в Петербурге, а затем под вымышленными фамилиями устремляются в противоположный конец России — в Одессу.
Некоторое время Василий и Глафира служат у помещиков Херсонской губернии. Казалось, что жизнь изгнанников начала входить в более спокойное русло, но происходит обратное — Глафира Ивановна и Василий Иванович расстаются навсегда. Обреимов едет в Тифлис, а Тетюшинова — в Крым, где жил ее отец.
Позднее усилиями влиятельных просителей-заступииков Василий и Глафира получают разрешение проживать на легальном положении.
Как сложилась дальнейшая судьба «Астраханки», где закончился земной путь Глафиры Ивановны Тетюшиновой? С большой надеждой шел я к бывшей преподавательнице истории Татьяне Ивановне Тетюшиной, что живет в доме рядом с деревянным теремом, надеялся, а вдруг существует какая-то связующая ниточка от купца Тетюшинова к пенсионерке Тетюшиной? Увы, обнаружилась всего лишь простая схожесть двух фамилий.
С огорчением выхожу из квартиры Татьяны Ивановны и по привычке поднимаю глаза к состарившейся громаде особняка Тетюшинова. Я знаю, что там царит кладбищенская тишина. Денег на его возрождение в областной казне не находится. Зато есть разрушительное время, слабое противостояние которому всегда обречено на поражение.
С тех пор, как деревянный особняк лишился своих постоянных обитателей (последних, нынешних), охрану его несут все-таки четыре сменных сторожа. По мнению руководителя госдирекции по охране историко-культурного наследия области В.М.Кабацюры, особняку крайне необходим смотритель. Они мог бы организовывать уборку территории двора, следить за его освещением, Не было бы в окнах разбитых стекол, оторванных с петель рам. Так добейтесь этого, уважаемые хранители и унаследователи неприкаянного дома!
Да, пока не находятся необходимые для проведения реконструкции миллиарды. Но дело не только в них. Почему-то судьбой уникального памятника деревянного зодчества совершенно не интересуются областной департамент культуры и родственные службы города.
Недавно редакция газеты «Горожании» выступила с обращением к предпринимателям и состоятельным гражданам города, призывая их взять на себя заботу по спасению особняка Тетюшинова, И такие люди находились, приходили в редакцию с конкретными предложениями. Мы подсказывали им, куда следовало обращаться. Следы затерялись в коридорах чиновников. Что же дальше? Пока нет в областной казне средств на реконструкцию известного памятника архитектуры, почему бы ответственным работникам областной администрации, всем причастным к судьбе особняка Тетюшинова не организовать встречу с такими людьми, штаб спасения. Ведь, в конце концов, важно не то, что будет размещено в недрах отреставрированного особняка. Важнее другое — сохранить для потомков резной чудо-терем, которому, я уверен, сегодня нет подобия во всей необъятной России.
Газета «Горожанин» – №1 – 1995. - С.4








КОГДА В ТОВАРИЩАХ СОГЛАСЬЕ...

Под сенью могущественного концерна «Каспрыба» собраны самые различные предприятия, характер деятельности которых можно назвать традиционным для нашей области.
Возьмем, к примеру, одно из них — Первомайский судоремонтный завод. Особенно хорошо знаком он тем, кто на протяжении многих лет пользовался услугами специалистов этого предприятия.
Не секрет, что сегодня все чаще можно услышать о закрытии производственных цехов, о прекращении финансирования бюджетных организаций, о новых сотнях безработных, зарегистрированных на отечественных биржах труда.
Однако, все эти проблемы почти не коснулись коллектива Первомайского судоремонтного завода. А убедило меня в этом интервью, данное директором завода Александром Алексесвичем Овсянниковым.
- В конце минувшего года мы провели анкетный опрос с целью выявления одного единственного вопроса: согласны ли трудящиеся завода довольствоваться существующими методами организации производства или стать равноправными членами акционерного народного предприятия.
В результате референдума 80 процентов работающих высказались в пользу второго варианта. Такое единодушие не являлось формальным, навязанным кем-то свыше. Еще раньше всем коллективам мы изучали  и обсуждали подрядную и арендную формы организации труда. Время и быстро меняющиеся обстоятельства дали нам иной, более привлекательный шанс: создать акционерное народное предприятие. Как же планируется распределить акции в случае обретения заводом нового статуса?
- На практике это будет выглядеть так: 25 процентов акций получат работники завода бесплатно, 10 процентов ценных бумаг будут распределены в коллективе по льготным ценам, т.е. с 30-процентной скидкой. Пять процентов акций выкупит администрация завода, а остальные — реализованы на аукционах. Справедливым стал бы факт получения коллективом завода контрольного пакета акций, что явилось бы надежной гарантией практического участия каждого в экономической жизни завода.
Итак, сегодня на Первомайском судоремонтном заводе собраны все необходимые документы для регистрации  его в новом качестве. Идет интенсивная разработка технико-экономической документации, которая станет фундаментом дальнейшей деятельности акционерного предприятия. Будет у него коллективно избранный директор, который, в свою очередь, сформирует руководящее ядро из наиболее авторитетных и квалифицированных специалистов.
Задаю Александру Алексеевичу такой вопрос: «Предположим, коллектив акционеров окажет Вам доверие и Вы по-прежнему будете возглавлять издавна знакомое Вам предприятие. Какие пути к процветанию наиболее реальны хотя бы на ближайшее будущее?»
- Вопрос этот непрост хотя бы потому, что жить нам придется в очень трудных условиях. Невозможно предсказать, как будут развиваться хозяйственные связи, какие новые законы Российского правительства нужно будет брать на вооружение. И все же‚ у нас имеются вполне реальные пути. Определенные средства мы получим от реализации наших ценных бумаг на аукционах. Есть у нас уникальный, но старый шлифовальный станок. Обрабатываются на нем коленчатые валы судовых двигателей. Заказчики на этот вид работ у нас были всегда. Так вот, чтобы нам обрабатывать таких валов еще больше, мы надеемся купить новый высокопроизводительный щлифовальный станок. Тогда у нас появится возможность шлифовать коленчатые валы и автомобильных двигателей. Вот вам еще одна многочисленная категория клиентов, Не следует забывать, что мы располагаем приличной ремонтной базой, причалами, доками, а у рыболовецких колхозов области сеть свой флот, который еще более будет нуждаться в наших услугах. Будем полностью ремонтировать двигатели этих судов, сокращать время их доковых ремонтов, а это уже дополнительные средства, чистая прибыль. Словом, чем богаче мы будем, тем большую помощь сможем окзать и городской казне.
Жизнь сегодняшняя не балует нас особыми радостями. Не стало нам легче и от такого «шокового» мероприятия как либерализация цен. На Первомайском судоремзаводе эта вынужденная мера не столь болезненно отразились на трудовом коллективе. Да, некоторым работникам пришлось со-вместить должности, а другим, в связи с этим, пришлось покинуть коллектив. В результате этих мер появилась возможность в несколько раз увеличить заработную плату всем работающим на заводе. В связи с резким повышением цен на продукты питания, каждому работающему, помимо зарплаты, ежемесячно выдается по 100 рублей на покупку обедов в заводской столовой.
А разве не удивителен тот факт, что на Первомайском СРЗ нет «острой» жилищной проблемы? Вес стоящие на очереди с 1986 года на получение жилья в 1990 году получили его. Более того, лишь временные финансовые затруднения вынудили строителей приостановить возведение нового 80-квартирного дома и спортивного зала для судоремонтников.
Искренне порадовался я и такому факту: женщины-работницы завода не решают извечную проблему с устройством своих ребятишек в детские сады. К их услугам два подшефных детских учреждения.
При активном содействии организации, депутатской группы завода осуществлена газификация поселка Свободный. Думают первомайцы решить подобную проблему в поселке Янго-Аул. Такая забота не случайна. Ведь в этих населенных пунктах проживает около 60-ти процентов рабочих завода.
Какие они, труженики и хозяева будущего акционерного предприятия?
- Текучести кадров у нас, практически, нет. — говорит директор завода. — В коллективе немало первоклассных мастеров своего дела, много молодых рабочих, вчерашних школьников и выпускников профессиональных училищ. А если уж говорить о «золотом» фонде, то назову бригаду слесарей-дизелистов, руководимую Грицких К.М., бригаду столяров Анисимова А.А. и токаря-станочника, депутата райсовета Ткачева А.Г. Будет возможность, расскажите об этих людях.
Поднимаюсь на высокий мост через р.Болда и еще раз оглядываю хозяйство судоремзавода. Пока оно кажется тихим, как те корабли и доки, что схвачены льдом у причалов.
Пусть у вас, уважаемые читатели, не возникает ощущения, что автор задался целью написать хвалебную оду о делах коллектива  Первомайского завода. Конечно же, есть тут немало нерешенных проблем, и будет их, видимо, не меньше, когда завод начнет жить по-новому. Говорить о недостатках, о сложностях сегодняшних дней стало какой-то болезненной нормой. А ведь человек жив надеждами на лучшее. Не так ли? Вот и мне очень хочется верить, что удача станет самым почетным акционером Первомайского судорсмонтного завода.

Газета «Горожанин» – №7 – 1992. – С.3




















КАК ЖИВЕШЬ, ПМК?
(рубрика «Сельское строительство»)

Разговор этот состоялся в конце прошлого года. Первое, о чем попросил рассказать Владимира Сангаджиевича, касалось дел текущих.
-  Давайте начнем с оросительной системы  «Западная». Прежде всего надо сказать о строительстве канала протяженностью 26 километров. Одновременно ставили мощную насосную станцию шахтного типа. С ее вводом в эксплуатацию  появится возможность ликвидировать более 70 мелких насосных станций.
Продолжая свой рассказ о делах коллектива, начальник ПМК назвал 595-гектарный орошаемый участок «Шалашинский», строящийся для колхоза «Общий труд». Уже к началу весенне-полевых работ земледельцы этого хозяйства получат 240 гектаров обустроенных площадей. К тому же периоду намечен ввод и 255-гектарного участка «Вендеревский» для колхоза «40 лет Октября».
Мелиораторы ПМК уже сдали этому хозяйству орошаемый участок «Дабхур», а колхозу имени Фрунзе был построен участок «Александровский». Велось и жилищное строительство: готовы к сдаче в эксплуатацию четыре двухквартирных дома, возводится 20-квартирный дом.
В нынешнем году коллектив ПМК примется за такие новостройки, как водный тракт «Забурунный»,  Зензелинская насосная станция, другие мелиоративные и хозяйственные объекты.
С 1988 года ПМК работает на коллективном подряде. Разработкой всей необходимой документации по его внедрению занимались специалисты проектно-технологического треста «Астраханоргтехводстрой». Каковы же итоги внедрения прогрессивного метода?
Известно, какие сложности для любого трудового коллектива представляет проблема текучести кадров. На протяжении ряда лет существовала  она и в ПМК № 15. Увольнялись по разным причинам: не устраивали заработки, полевые условия работы, отсутствие перспективы скорого получения жилья и т. д. Других приходилось увольнять: прогульщики, пьяницы, прочие нарушители. Коллективный подряд стал надежным заслоном от таких, работа на конечный результат требует коллективной дисциплины,  разумного использования времени, экономии  стройматериалов, топливно-энергетических ресурсов. Теперь на участках не держат лишней техники — в условиях хозрасчета это невыгодно. Повысились заработки всех категорий рабочих и ИТР.
Оценив преимущества коллективного подряда, в ПМК пошли дальше: с помощью специалистов треста «Астраханоргтехводстрой» приняли метод безнарядной оплаты труда и чековую систему расчетов. Непросто дался администрации ПМК переход на новые тарифные оклады.
Мы ощущали постоянный недостаток средств на выплату заработной платы, допускался ее перерасход, – говорит В.С.Горяев. – Мириться с таким положением было нельзя, решили сократить аппарат управления на 10 человек. Оставшиеся специалисты справляются с делами, дефицит фонда заработной платы удалось устранить.
Перейдя на хозрасчет, коллектив начал считать деньги, разумно тратить их. Ежегодно арендуя автотранспорт, ПМК выплачивала водителям сторонних организаций до 50 тыс. рублей. Теперь такому расточительству положили конец, арендуют лишь самое необходимое количество самосвалов для перевозки инертных материалов из Астрахани.
Важнейшее место в трудовой деятельности коллектива занимает жилищное строительство. На сегодняшний день жилой фонд колонны составляет 11 тыс. куб. м, или 158 квартир. Подумалось, что коллектив, насчитывающий 166 человек, наверное, обеспечен жильем или, по крайней мере, близок к решению этой проблемы. Однако длинный список претендующих на получение квартир свидетельствует о неблагополучном положении в решении острейшей проблемы. Как объяснил Владимир Сангаджиевич, завидную «активность» в заселении построенных ими домов проявляет Лиманский райисполком. Плоды ее таковы: свыше 80 процентов проживающих ныне в домах ПМК не являются ее работниками. Не хватает вагончиков для работающих в полевых условиях, нет автобусов для доставки людей на отдаленные объекты.
Жизнь ставит перед коллективом мелиораторов непростые задачи; заставляет искать новые пути хозяйствования. Руководство ПМК № 15 и ее главные специалисты изучают возможность перехода на арендный подряд. Условия для этого сложились, однако все еще раз тщательно изучается, доводится до каждого.

А.Тарков, сотрудник треста «Астраханоргтехводстрой».
Газета «Волга» – 30 января 1990 г. – С.2





ЗВЕЗДА ЕГО НЕУГАСИМА
К 120-летию со дня рождения Ф.И.Шаляпина

«И коснулся Бог устами своими губ младенца Федора, и сделал его избранником своим среди смертных, и обозначил путь его к звезде своей и к славе нетленной...” Так или примерно так начал бы я книгу жития Федора Ивановича Шаляпина, награди меня Всевышний писательским даром. И
именно этому Человеку обязан я тем, что он побуждал меня делать свою неприметную жизнь намного светлее и богаче, помог приобщиться к волшебному миру красоты и гармонии.
Мальчишкой, имевшим «блестящее» дворово-безнадзорное воспитание, я впервые слышал пение «какого-то Шаляпина». Из примитивного репродуктора доносился голос, пробиваясь сквозь пелену шумовых наслоений, оставленных несовершенной звукозаписывающей техникой. Но и
этого оказалось достаточно, чтобы он накрепко врезался в мое сознание. Затаив дыхание, слушал я шаляпинского Демона, Кончака, Варяжского гостя.Сатанинский хохот Мефистофеля или предсмертные стоны страдающего царя Бориса принимались мною как реальность.
Незаметное мое послушно-восторженное восприятие кумира стало обретать совершенно иное свойство. Появилось неодолимое желание петь вместе с ним! Слушая ту или иную пластинку, я изображал тоскующего Алеко, демонстрировал перед зеркалом свою неприязнь к нахальной королевской блохе, устами мельника порицал молодых девок за легкомыслие и непрактичность.
Мне казалось, что справляю я вокальное лицедейство почти как Федор Иванович. Иногда в такие минуты прибегал ко мне сосед по квартире Гога и выкрикивал сокрушительную фразу: «Хватит орать! Айда купаться!»
Отдавая дань мальчишеским развлечениям и проказам, я, тем не менее, продолжал свои «орания». Когда же в Астрахани группа энтузиастов образовала  самодеятельный оперный коллектив, я с радостью и волнением устремился туда. В моей душе «пел! Шаляпин, и это придавало мне храбрости. Меня приняли в хор, открыв доступ в мир оперы, загадочный и чарующий.
Прошли годы, прежде чем доверили мне партию Демона, Жермона, Томского. И пели мы уже с настоящим симфоническим оркестром, имея большой хор и балетную труппу.
Это были настоящие праздники, и время по сей день не смогло стереть их из моей памяти. Уже тогда я отдавал себе ясный отчет, что быть даже самодеятельным оперным певцом – труд громадный, многогранный, требующий завидного упорства.
За спектакль-оперу Чайковского «Пиковая дама» нашей любительской труппе было присвоено звание народного оперного театра. А произошло это событие на сцене того самого оперного театра, который когда-то именовался Аркадией, где пробовал петь юный, еще никому не известный Федор Шаляпин.
В своей автобиографической книге «Страницы из моей жизни» он так писал об этом: «Был в Астрахани увеселительный театр Аркадия. Я пошел туда и спросил у кого-то, не возьмут ли меня в хор? Мне указали человечка:
- Это антрепренер Черкасов.
- Сколько тебе лет? — спросил он.
- Семнадцать, — сказал я, прибавив год. Он поглядел на меня, подумал и объявил:
- Вот что, если ты хочешь петь, приходи и пой. Тебе будут давать костюм. Но платить я ничего не буду, дела идут плохо, денег у меня нет.
Я и этому обрадовался. Это хоть и не могло насытить меня с отцом и матерью, но все же скрашивало невзгоды жизни. Мне дали партитуру. Это был хор из “Кармен”. Вечером, одетый в костюм солдата, я жил в Испании. Когда я пришел домой и, показав отцу партитуру, похвастался, что буду служить в театре, отец взбесился, затопал ногами, дал мне пяток увесистых подзатыльников и разорвал партитуру в клочья».
Не стала Астрахань для Шаляпина вторым домом, не приютила и не накормила его. На всю жизнь оставил он о нашем городе самые тоскливые, безрадостные воспоминания. Даже находясь в далеком Париже и наблюдая, как рабочие чистили его улицы щетками и поливали водой, с ядовитым юмором он как-то заметил: “Заставить бы их Москву полить! Или еще лучше — Астрахань”.
Сколько воды утекло с тех далёких пор, а я, провинциальный журналист, по сей день пишу о нашей неухоженной Астрахани, о ее грязных, порою совершенно непроходимых улицах. И снова вспоминаю Шаляпина и стыжусь, что город мой крайне медленно хорошеет и благоустраивается...
В начале века наш уже знаменитый соотечественник приобретает поистине мировую известность. Творчеству Ф.И.Шаляпина дают восторженные оценки его великие и выдающиеся современники: Горький, Рахманинов, Стасов, Карузо, Титто, Руффо, Тосканини и многие, многие другие.
Трагические события революционных дней 1917 года, гражданская война, расколовшая страну, были восприняты Шаляпиным сугубо негативно. С грустью, растерянностью и неприязнью всматривается великий певец в тех, кто взялся за перестройку тысячелетней России, и приходит к неутешительному выводу: “В том соединении глупости и жестокости, Содома и Навуходоносора, каким является советский режим, я вижу нечто подлинно российское во всех видах, формах и степенях. Это наше родное уродство”. А в главе “Под большевиками” в другой своей автобиографической книге “Маска и душа” Шаляпин иронически замечает: «Насчет Ленина я был совершенно невежественным, и поэтому встречать его на Финляндский вокзал не поехал. Первым божьим наказанием мне, вероятно, именно за этот поступок — была реквизиция моего автомобиля. Зачем, в самом деле, нужна российскому гражданину машина, если он не воспользовался ею для верноподданического акта встречи вождя мирового пролетариата».
В трудные минуты Шаляпин был вынужден ходить на поклоны к наиболее влиятельным представителям новой власти — просить за себя, за неустроенных, обиженных, голодных. Вот фрагмент воспоминаний большого русского художника, друга Ф.И.Шаляпина — Константина Коровина: “Федор Иванович часто ездил в Кремль к Луначарскому, Каменеву, Демьяну Бедному. И приходя ко мне, всегда начинал речь словами:
- В чем же дело? Я же им говорю: я имею право любить свой дом. В нем же моя семья. А мне говорят: теперь нет собственности — дом ваш принадлежит государству. Да и вы сами тоже. В чем же дело? Значит, я сам себе не принадлежу. Представьте, я теперь, когда ем, думаю, что кормлю какого-то постороннего человека. Это что же такое? Горького спрашиваю, а тот мне говорит: погоди, погоди, народ тебе все вернет, Какой народ? Крестьяне, полотеры, дворники, извозчики? Какой народ? Кто? Непонятно. Но ведь и я народ?».
Разнузданная газетная травля, посягательство на свободу личности, на личное имущество — все это и многое другое сделали Шаляпина пасынком в своем отечестве. В 1922 году он делает свой выбор и навсегда покидает Россию. С тех пор имя артиста на его Родине власть имущие пытались превратить в синоним измены и корыстолюбия. И все же “изменника” не забывали, не теряли надежды переманить обратно, а если удастся — приручить. Однако Шаляпин сомневался в искренности “сталинско-ворошиловских” приглашений. Он внимательно следил за событиями в Советской России, и у него были все основания думать, что, возвратившись на родину, он вполне может оказаться в одном из концлагерей как “враг народа”.
Когда разносятся слухи, что Советское правительство решает вопрос о лишении его звания народного артиста, журналисты пытаются выяснить у Шаляпина, что он намерен предпринять, если такое произойдет. На их вопросы певец отвечает: “Что же я после этого перестану быть Шаляпиным или стану антинародным артистом? Я, который вышел из гущи народной, всегда пел для народа. Я, может быть, проявлю нескромность, сказав, что я не просто народный, всенарод-ный артист”.
Наиболее частый вопрос, задаваемый Шаляпину-эмигранту журналистами европейских стран, был такой: не собирается ли он в Россию?
«Я прежде всего русский, — говорил певец. — Связи с Россией я никогда не порву. Но поехать сейчас, после всей этой жуткой кампании, которую против меня ведут, не намерен. Моя совесть чиста перед Господом Богом, перед родиной моей. которую я безумно люблю, и перед народом моим, за который я страдаю».
Да, Шаляпина лишили звания народного артиста, однако у него осталось другое, неподвластное никаким силам, — звание великого российского певца.
Париж. 12 апреля 1938 года. В этот день оборвалась жизнь Шаляпина. На парижском клабдище, среди чужих могил, пролежал прах Ф.И.Шаляпина почти 47 лет.
И все же мы, ныне живущие, стали свидетелями поистине незабываемого события: 29 октября 1984 года на Новодевичьем кладбище в Москве состоялось перезахоронение останков Ф.И.Шаляпина.  Так была исполнена последняя воля гения: вечный покой он обрел в родной земле.
Написал я эти строки и подумал — а соответствуют ли они действительности? Ведь до недавнего времени глумление над памятью Шаляпина всё ещё продолжалось.
У меня сохранились газетные вырезки с очерком писателя А.Арцибушева «Брильянты Шаляпина», опубликованном в ныне несуществующей «Рабочей трибуне». Хочу коротко на помнить о сути этой истории.
В 1978 году в Москве скончалась дочь Ф.И.Шаляпина от первого брака — Ирина Федоровна Шаляпина (Бакшеева). Почти 60 лет жена и дочь певца оберегали от чужих глаз то, что должно было составить основу музея артиста.  В считанные дни, с ведома государственных чиновников, большая часть вещей бесследно пропала. А было у Ирины Федоровны немало всего. Не секрет, что Шаляпина заваливали подарками. Сам царь делал ему подношения. Нередко, когда пел Федор Иванович, богатые русские купцы и промышленники бросали бриллианты, золотые кольца, печатки. Все это он оставил в России Ирине Федоровне. А сын Шаляпина, Федор Федорович, ныне живущий в Риме, рассказывает об этом так: «Нигде в мире, ни в одной культурной европейской стране, такого безобразия случиться не может. Умерла сестра Ирина. Нас вызывают в Москву принять наследство. Сестра оставила завещание и точно всё указала, а также перечислила все драгоценности. Приезжаем с Татьяной Федоровной (сестра Ирины и Федора – А.Т.), входим в квартиру – совершенно пустая. Заявил о воровстве – никакого следствия и результата. Вероятно, приказ — дело замять». Так и слышится удивленное и возмущенное шаляпинское «В чем же дело?»
Из квартиры умершей исчезли костюмы Ф.И. Шаляпина, сделанные по эскизам больших русских художников, библиотека, подобранная самим Горьким. В ней было немало  книг с автографами Бунина, Куприна, Андресва и других писателей. Было здесь много старинных икон, картины, посуда, хрусталь, скульптуры. В музей из всего перечисленного попали лишь крохи.
Я не знаю, восторжествует ли справедливость, в каком виде явится она отечественной культуре. Очевидно другое: речь идет в великом певице земли русской, о нашей национальной гордости, и тут не должно быть места “нашему родному уродству”. Да, истинная Россия всегда светилась в сердце Федора Ивановича Шаляпина, ибо он был ее великим сыном и остался им на все времена!

Газета «Горожанин» – №6. – 1993. - С.5


«ЖИЗНЬ МНЕ ЛИШЬ РАДОСТЬ СУЛИЛА...»

Если бы однажды с трапа самолета в нашем астраханском аэропорту сходила Она, вряд ли бы в толпе встречающих я удостоился ее взгляда. А мне бы хотелось одного — поцеловать Тамаре Андреевне Милашкиной руку и протянуть ей розу. Красную розу...
Совсем недавно исполнилось ей... Впрочем, так ли уж важен этот факт для истинного служителя искусства, которое волновало тысячи человеческих сердец народной земле и далеко-далеко за ее пределами.
 Наверное, тот давний уже день 13 сентября для многих астраханцев был совсем обычным. И мало кого могло тогда взволновать появление на белый свет девочки по имени Тамара, кроме родителей и их родни. Кто мог тогда предположить, что в мир пришла будущая певица, которую Бог одарил голосом пленительным, легко парящим в пространстве.
Экая диковинка, возразят многие, в Астрахани каждый третий поет! Поет. Но не каждому везет на внимание со стороны людей проницательных и влиятельных. Наверное, и Тамара Милашкина шла бы к своей мечте долгой и тернистой дорогой, не пошли ей судьба счастливого случая. О чем речь впереди.
А пока скажу, что в Астрахани она училась в школе, закончила библиотечный техникум, где принимала участие в художественной самодеятельности. Что совсем юной девушкой пела, как помнят и сегодня ее бывшие однокашники и педагоги. Но не многие знают, как она поступила в Астраханское музыкальное училище. А было так. В тот год прием на вокальное отделение здесь не проводился. Но не отступила Тамара. Настойчивой абитуриентке сделали исключение. Специалисты прослушали ее и по достоинству оценили певческие данные Милашкиной. Приняли.
Какое-то время занималась она в классе пения у преподавателя С.Н.Бобарыки. И все... Его Величество случай вскоре положил конец этим занятиям. Во время очередного приезда в наш город Тамару Милашкину прослушала выдающаяся певица, наша землячка Мария Петровна Максакова. По ее настоянию Тамара едет в Москву и поступает на подготовительное отделение столичной консерватории. Через несколько месяцев ее переводят на дневное отделение к талантливому педагогу, профессору Елене Климентьевне Катульской.
Будучи студенткой 3 курса, Милашкина принимает участие в Международном конкурсе вокалистов, проходившем в рамках VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Произошло это в 1957 году, когда Тамаре было всего 2Зтода! Из рук председателя жюри, знаменитого итальянского тенора Тито Скипы молодая певица получает золотую медаль лауреата!
С этого момента начался счастливый путь Тамары Милашкиной к вершинам оперного искусства.
Консерваторию она закончила в 1959 году, а годом раньше уже солировала в Большом театре. Она стала первой советской певицей, получившей возможность стажироваться в миланском театре La Skala. Эта счастливая пора продолжалась с 1961 по 1952 годы.
Возвратившись из Италии домой, в Москву, Милашкина интенсивно осваивает репертуар драматического сопрано, исполняемый ведущими солистами Большого театра. Как все просто — захотела и освоила. Так бывает только в сказках, а в жизни любое освоение — это напряженный каждодневный труд. У Милашкной был звучный, «полетный» голос, ровно звучаний во всех регистрах. А еще - завидная сценическая выносливость. Далеко не каждой певице удавалось свежо, на протяжении всего спектакля, исполнять труднейшие партии Лизы в «Пиковой даме» или Аиды в одноименной опере Д.Верди. Тамаре Милашкиной это удавалось.
Слушая записи оперных спектаклей с участием Т.Милашкиной, я всегда ловил себя на мысли: а ведь она идеальная оперная певица! Казалось, что она вобрала в себя все лучшее от предшествующих знаменитостей и, вместе с тем, решительно отбросила все их слабости, шероховатости, штампы. Она стала певицей истинно современной.
Многие из вас еще помнят фильмы-оперы «Евгений Онегин» и «Пиковая дама». Лично меня не все персонажи удовлетворяли чисто внешне. Их выбирал режиссер на свой вкус, на свое видение. Зато голос Милашкиной, звучащий за кадром, был голосом настоящей Лизы и настоящей Татьяны!
Был еще один фильм под названием «Волшебница из града Китежа», посвященный творчеству Тамары Милашкиной. Его название, конечно же, навеяно оперой Римского-Корсакова,  в которой партию девы Февроньи блестяще исполняла ведущая солистка Большого театра.
Удивительное дело: когда Милашкина исполняла партии героинь в русских операх, она была истинно русской. Однако лубоко убедительно трактовались ею образы Аиды, Леоноры, Маргариты, Тоски. Голос нашей прославленной землячки звучал на оперных сценах Польши, Чехословакии, Италии, Франции, Дании, Норвегии. Слышали его поклонники оперного искусства в США, и в далекой Австралии. Не было Тамаре Андреевне и сорока, когда ей присвоили самое высокое звание — народной артистки СССР.
«... Жизнь мне лишь радость сулила... Туча пришла, гром принесла...».
Я молча слушаю трагическую исповедь Лизы, ожидающей несчастного Германна. Поёт Тамара Милашкина, а в душе происходит что-то неладное — грусть, смешанная с восторгом. Как это было давно... А может, только вчера?

Газета «Горожанин» – №4 – 1995 г. - С.5







СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие (Е.И.Милёхина)..................................5
Это я, Господи! (А.В.Тарков)..................................7
Стихи о родном крае.........................................151
Посланники Эдемоны (роман)............................322
Статьи (избранное)............................................557



Анатолий Васильевич Тарков


ДУШИ ДОВЕРЧИВОЙ
ПРИЗНАНЬЯ.

ПОЭЗИЯ И ПРОЗА


Редакторы-составители:
Е.И.Милёхина, Р.А.Таркова               
Рисунки: А.В.Тарков




Издатель: Сорокин Роман Васильевич
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33

Подписано в печать 24.04.2024 г.  Формат 60х90/16
Гарнитура Bookman Old Style. Усл.печ.л. 33,81
Тираж 30 экз.


Отпечатано в Астраханской цифровой типографии
(ИП Сорокин Роман Васильевич)
414040, Астрахань, пл. Карла Маркса, 33
Тел./факс (8512) 54-00-11, e-mail: RomanSorokin@list.ru