Часть третья. VII

VII
  На работе Иван Фёдорович спросил меня, – смс отправлять умеешь с телефона?
– Конечно, а что? – Поинтересовался Саша.
– Да так ничего, – ответил Крыс-весёлый.
  Я посмотрел свой телефон и увидел в набранных номерах, будто бы я недавно звонил Ивану Фёдоровичу, а смс-сообщение, что отправил Бойчуха с моего номера, он удалил из базы данных телефона Батурина, поэтому Саша не знал, что с его телефона Бойчуха что-то отправлял.
  После того, как я увидел, что якобы я звонил Крыс-весёлому Саша задал вопрос Ивану Фёдоровичу, – я вам звонил в эти выходные? Вы меня извините, я, наверное, кнопку нечаянно в телефоне нажал, когда сотовый в кармане был.
– Ерунда Саня! Мало ли чего не бывает в жизни, – ответил Крыс-весёлый и вышел из кабинета.
  В этот день на работе у меня выдалось свободное время и просто, пульсируя, звучала песня-стих в глубине души. Когда я был один в кабинете я взял листок бумаги, ручку и записал это стихотворение. В момент дописывания мной последней строки в кабинет зашёл Крыс-весёлый. Он сел за его рабочее место, достал сотовый телефон, не набирая никаких номеров, приложив аппарат к уху, стал говорить, – Дописал? Молодец! Положи к себе в карман, потом отдашь! И тут же вновь вышел из кабинета.
  Саша Батурин ничего не понял и не придал поведению Ивана Фёдоровича особого значения, ведь Крыс-весёлый вёл себя временами очень странно, как и те сидящие за стенкой люди, кто пытались сводить с ума Батурина.
  Позднее я шёл по коридору и услышал из одной комнаты института голос Ивана Фёдоровича, двери коей были открыты. Мне было понятно, что Крыс-весёлый с кем-то разговаривает. Я остановился и решил послушать, что он говорит, оставаясь при этом незамеченным Крыс-весёлым и его собеседником.
– Да, нет, не может быть, ты чего? – Говорил мужской голос.
– Да говорю тебе, что так и есть! – Кричал Крыс-весёлый.
– Может это ошибка какая-то... – продолжил голос отвечать Ивану Фёдоровичу.
– Странно, что ты мне не веришь? Батурин сумасшедший и озабоченный, записки всякие пишет, мне написал, что хочет заняться со мной сексом, только вот записку ещё не успел отдать, – говорил Крыс-весёлый.
– Во дела! Весёлый крыс и здесь мне докучает, сплетни про меня распространяет, а ведь тот с кем он говорит это начальник отдела по авиационному направлению Анатолий Михайлович Крылин, – подумал Саша и не став дальше слушать чужие разговоры ушёл.
  А Крылин не сталкивался по работе с Батуриным, но знал его визуально, всегда с ним здоровался и воспринимал Сашу, как нормального молодого человека и нового специалиста института, быть может, и на перспективу.
  Во всех непонятных для меня событиях в институте я всё же дождался приезда из командировки и появления на работе Удильщикова Геннадия Петровича. И как только узнал, что он в институте незамедлительно отправился к нему, чтобы Удильщиков объяснил мне, что, чёрт возьми, такое здесь творится.
– Саш, заходи! – Сказал Батурину Удильшиков, когда я постучал в дверь его комнаты и открыл её.
– Здравствуйте, Геннадий Петрович.
– Слушаю тебя Саша, что хотел сказать, есть вопросы по программе?
– Что происходит в стенах этого института касательно меня? И зачем это вообще делается? – Спросил я.
– А что происходит.
– Голоса я слышу.
– И что они говорят?
– Да ничего! – Ответил Батурин, – к Крыс-весёлому приходят разные люди, говорят с ним и в своих разговорах на словах издеваются надо мной. Проверяют, что ли они сумасшедший я иль нет? Или намеренно с ума меня свести хотят? Это даже без голосов из-за стенки. Знаете, как это называется Геннадий Петрович?
Удильщиков молчал.
– Это называется, оказывают внешнее давление, но зачем?
  Геннадий Петрович замер и ничего не говорил, а Александр Батурин вышел из кабинета-комнаты и отправился в курилку.
  На следующий же день голоса из-за стенки прекратились, а Иван Фёдорович, как мне сказали, лёг в больницу на три недели.
  Теперь Батурин спокойно работал и продолжал собирать информацию для программы финансирования института. Прекратилось внешнее давление на Сашу, и не было даже каких-либо намёков со стороны окружающих досадить Батурину или как-то укусить его психологически. Но надолго ли? Это ещё предстояло узнать.
  В дверь кабинета, где я работал, рано утром постучали, и ко мне зашёл человек на вид лет чуть больше сорока.