Часть третья. XI

XI
  На лестничной площадке не было света только одна сплошная темнота. В этой темноте Сашу ждал человек, и как Батурин появился, человек ударил его по голове. Я упал и потерял сознание. Не знаю, сколько я пролежал без сознания в подъезде. Через какое-то время всё-таки я очнулся и направился к себе домой, где лёг спать.
  Утром, полностью отрезвев, Саша понял, что в подъезде его ударили, и он упал, потому что это Саша помнил. Человек, ударивший Батурина, когда Саша находился без сознания, измывался и издевался над его физическим телом, и это произошло не случайно, а было подготовлено и спланированно, о чём знал Бойчуха и его руководитель Попкевич, мечтавший стать серым кардиналом в современной России.
  Я отправился в магазин за продуктами, мимо меня прошла пожилая женщина и громко крикнула, – Батурин гомосексуалист! Что натолкнуло Сашу на мысль, – ведь похоже не просто так били по голове меня в подъезде, чтобы я отключился... а деньги, ключи от дома и даже камни талисманы – всё на месте.
  В послеобеденное время мне позвонил Хома Мелковоров и пытался вести со мной дружеский разговор, но потом вдруг он начал хихикать и говорить, – Саня, тебя вчера изнасиловали в лифте. Я ему сказал, – хорош шутить! Но на самом деле мне было не до смеха и не до шуток.
  Мои зложелатели, кто появились, наверное, исходя из написанных мной ранее литературных произведений, прокрались ко мне и через друзей, прикрывшись тем, что я доверял Бойчухе и считал его за нормального человека, пытались совершать подлости касательно меня.
  Зложелатели, чтобы причинить вред Саше Батурину купили Бойчуху, как проститутку и Хома Мелковоров тоже на практике жизни готов был продать кого угодно, хоть своих папу с мамой, что он уже и не раз делал, если проанализировать поведение Хомы.
  Башкира Попкевича и Алексея Бойчуху, наверняка, вознаградили в денежном эквиваленте за подлость и мерзость, содеянную относительно Батурина. Бойчухе вскоре купили корейский автомобиль и дали кредитов в банке по поддельным документам, как он мне сам рассказывал, ведь я продолжал общаться с Бойчухой и не знал ещё на сто процентов, что это именно через него, в том числе, ко мне прокрадываются неприятели.
  Я ходил на работу, где началось твориться что-то вроде кошмаров, да только и кошмарами это назвать, наверное, нельзя, потому что тяжело представить подобные события тому, кто не испытывал в жизни хотя бы что-то подобное.
  Батурина основательно уже расшатали психологически, но он всё же ходил на работу и очень хотел познакомиться с девушкой, кто работала в одном в кабинете с Никитой Кукулиным, ведь, несмотря, на внешнее давление и события, что происходили вне времени работы Саши, ему необходимо было найти Вульфино противоядие. И Саша хорошо понимал, что не каждая потенциальная его подруга захочет и сумеет изгнать Вульфа, точно так же как и то, что она где-то есть.
  Февраль месяц подходил к середине и до двадцать третьего февраля, дня защитника отечества оставалось совсем немного времени. Я понимал в происходящих событиях в институте, что при таком режиме работы и этих психологических издевательствах мне здесь не доработать до праздника восьмое марта, международного женского дня. Саша очень хотел поздравить с праздником восьмое марта коллегу, кто работала в одном кабинете-комнате с Никитой Кукулиным, познакомиться с ней и вручить ей подарок, но он прекрасно понимал, что Батурина могут связать и увезти в сумасшедший дом в любой момент.
  Я купил  небольшую книжечку в толстом розовом переплёте, где содержались различные любовные письма классиков литературы прошедших лет и столетий. И четырнадцатого февраля, в день всех влюблённых пришёл в комнату к Кукулину. Никита на месте отсутствовал, а вот девушка, кому я хотел подарить подарок, увидев меня заулыбалась.
– Здравствуйте! Я вам подарок принёс, меня Саша зовут.
– Добрый день! А я Динара.
  Батурин протянул Динаре книгу.
– Здесь письма о любви в этой книжечке, правда, письма не мои, а общепризнанных гениев.
– С меня подарок двадцать третьего? – Спросила Динара.
– Не надо никаких подарков! – Немного громковато проговорил Батурин и сразу же тише, смягчив голос, добавил, – а вообще нас двое в кабинете, где я работаю, я и мужчина лет чуть за шестьдесят, так что имейте в виду, если захотите меня поздравить и к нам в комнату прийти двадцать третьего.
  Саша посмотрел на Динару и почувствовал, что она улыбается и насмехается над ним, но, тем не менее, сказал, – Вы мне понравились и в прошлую нашу встречу я запомнил лишь какой у вас цвет глаз и цвет волос, а теперь мы знакомы, надеюсь, что подружимся.
  Динара улыбнулась, но атмосфера между нами не позволяла мне больше оставаться здесь, по крайней мере, сейчас, дабы просто грубо не навязываться Динаре.
– До новых встреч! Воодушевлённо и оптимистично в позитивном ключе сказал Саша и вышел из комнаты, отправившись на рабочее место.
– Сегодня четырнадцатое февраля. До двадцать третьего я обязательно должен доработать в институте, вернее даже до двадцать второго, потому как двадцать третье выходной, и Динара придёт меня поздравлять, а я принесу в институт гитару и спою ей несколько песен, если она захочет, – думал Саша. И принял решение обязательно доработать в институте до двадцать третьего февраля, несмотря на то, что над ним глумились окружающие и исподтишка, и даже открыто говорили ему различные слова извращённого содержания, при этом многие, работающие в институте люди, были готовы плюнуть ему в лицо, он это видел и чувствовал.
  Я пришёл будним рабочим днём к начальнику отдела по информационным технологиям Олегу Сергеевичу Пересмехову согласовывать  кое-какие материалы. У него в комнате сидел заместитель генерального директора по качеству Змиев Виктор Саныч, и они беседовали. Виктора Саныча я знал, потому что Удильщиков с ним дружил, и вместе они ходили обедать.
– Саня, заходи, мы тут мне галстук завязываем, – произнёс Змиев, и сразу же засмеялись Пересмехов и Змиев.
  Змиев держал в руках красный галстук из гардероба мужского классического костюма.
– Нет, Олег Сергеевич, ты мне всё-таки помоги галстук хорошо завязать, я же сейчас полечу на встречу с забугорским королём, – обратился Змиев к Пересмехову, и они снова засмеялись.
– Казалось бы, мелочь, но так Змиев глумится надо мной психологически, и смеются они с Пересмеховым. Виктор Саныч пацан, что ли школьник, чтобы галстук не уметь завязывать, он так просто ржёт надо мной как конь, мол, он Змий и сейчас в другое царство-государство полетит, исходя из содержаний моих пьес. Взрослые, солидные, уважаемые люди, а ведут себя как маленькие дети, сейчас этот Змиев и Пересмехов даже здесь издеваются на словах и в смехе, – думал Саша.
– Батурин давай бумаги, подпишу, – сказал мне Пересмехов.
  Я передал документы Олегу Сергеевичу, он бегло прочитал их, после чего всё подписал.
  Саша Батурин ушёл к себе в кабинет.
  Рано утром следующего дня на вокзале, когда я ждал электричку, чтобы ехать на работу увидел Марусю. Это была та самая Маруся, кем второй раз пыталась подменить Юнону Фая Малопузова. Маруся не пришла прошлый раз к причалу, куда меня приглашала, и прошло уже достаточно времени, но я её узнал и подошёл к ней.
– У вас зажигалки не найдётся? – Спросил я Марусю, исходя из того, что она стояла и курила на перроне вокзала.
– Да, сейчас, – ответила Маруся и протянула мне зажигалку, посмотрев на меня и добавив, – я не расположена к разговору.
  Саша Батурин хотел спросить Марусю, почему она не пришла к нему на встречу к причалу, но в этих днях он был уже в достаточно подавленном состоянии и временами в лёгком помешательстве, потому что на работе творился беспредел и регулярное психологическое издевательство над ним. Видно, исходя из состояния небольшого расстройства, он сказал Марусе, – Юнона! Хватит притворяться!
При этом я хорошо видел и знал, что это Маруся, а не Юнона.
– Не повезло тебе, – ответила Маруся и ушла быстрым шагом.
  Следующим утром я вновь на вокзале увидел Марусю, но прошёл мимо и не стал даже здороваться с ней, а она тоже прошла мимо, как и ранее не проявляя ко мне ни малейшего интереса и с холодком.
– Ну, Фая, вот же она сволочь, мне и без её интриг сейчас не до шуток и смеха в этих событиях, а Малопузова, видите, так развлекается, ну и сволочь же она. – Думал Саша, когда ехал в электричке на работу.
  В выходные Саше Батурину позвонил Бойчуха.
– У меня сегодня посиделки дома вечером будут, Саня ты обязательно приходи, – сказал Бойчуха.
– Ты знаешь, мне сейчас не до пьянства, – ответил я.
– Мы же с тобой друзья, ты придёшь? Посидим, пообщаемся, – просил Бойчуха.
– Посмотрим, пока не знаю, – сказал Батурин.
– Небезопасно сейчас по улицам мне пьяному ходить, опять чего-нибудь случиться может в плане насилия физического со мной, – думал Саша, но по-прежнему доверяя Бойчухе, он не ждал от него гадостей и предательства, поэтому вечерком зашёл к нему на квартиру Бойчухиных родителей.
  Пообщавшись с Бойчухой, я понял, что он в курсе тех событий, что не так давно творились со мной в подъезде. И мало того, мне стало очевидно, что он меня не то чтобы предал как товарищ и друг со школьной скамьи, он пытается торговать моим добрым к нему отношением и доверием, дабы угодить Попкевичу и другим недальновидным участникам их преступной экстремистской и террористической группировки. И за это Бойчуха уже получал вознаграждение в материальном выражении.
– Мне понятно, я сейчас домой пойду, – проговорил Батурин.
– Саш, ты хоть чаю попей, – вымолвил Бойчуха.
  Я сходил на лестничную площадку покурил, вернувшись, хлебнул чаю и практически сразу же потерял сознание, свалившись на пол в кухне.
  Бойчуха мне что-то подсыпал в чай.
Когда Батурин лежал без сознания Бойчуха и его коллеги по цеху террористической организации сняли с Саши спортивные брюки и начали насиловать его пластиковым фаллосом, при этом Бойчуха приговаривал, – Сейчас ты узнаешь Саня, как главу государства поддерживать в пьесах, песнях… в творчестве и вообще по жизни, сейчас узнаешь!
  Батурин рефлекторно ударил левой рукой Бойчуху по лицу, но в сознание не приходил. Саша был левша, поэтому и бил левой рукой, после чего ему вывернули руки. Ещё кое-какое время Бойчуха и присутствующие с ним продолжали это гнусное дело насилия фаллосом из пластика, а потом стали мочиться на ягодицы Саше.   
  Очнулся я в подъезде, на дворе была ночь. Саша ушёл домой, утром следующего дня я сразу же позвонил Бойчухе, но он не отвечал на мои телефонные звонки, тогда я пришёл к нему домой и позвонил в дверной звонок. Бойчуха подошёл к двери и начал громко мычать за дверью внутри квартиры, – Му-му! Му-му-му! Му-му! Му-му-му! Я не стал ничего говорить и просто ушёл.
  Наступило двадцать второе февраля, и Саша искренне надеялся, что сегодня на работе к нему придёт Динара поздравлять Батурина, правда, на душе в данный момент времени, ему было не до романтики.   
  Гитару на работу я принёс, как и планировал, а перед этим на днях подготовил несколько песен, в том числе специально для Динары. После физических насилий над Сашей Батуриным голос его иногда слегка начинал фальшивить и как бы немного скользить отравою, но Саша это у себя в голосе переборол, отчего в звучании песен добавилось напряженности и чувствовалась оголённость нервов исполнителя.   
  Время подходило к двум часам дня многие из института уже собирались и уходили домой, а Динары всё не было, она до сих пор не приходила к Батурину. Крыс-весёлый собрался, отдел пальто и тоже ушёл домой.
– Похоже, Динара не придёт, – думал Саша и решил сам навестить её. Он взял гитару и отправился в кабинет к Динаре. Кукулина вновь не было на его рабочем месте, а за одним из соседних столов рядом с Кукулиснким  сидел мужчина лет под пятьдесят, и с Динарой они беседовали.
  Саша поздоровался с Динарой и её собеседником, сказал им, что хочет исполнить для Динары несколько песен, начал играть и петь.
  Первой песней я расположил к себе Динару, а вот второй и третьей песней потерял эту расположенность и даже немного оттолкнул Динару от себя пением на тематику общественных процессов.
  Мужчина сидел и улыбался, а Динара молчала и ничего не говорила, после того, как я закончил своё миниатюрное выступление. Складывалось такое впечатление, что меня здесь не ждали, что мне не рады и вообще хотели, чтобы поскорее я ушёл с их глаз долой.
  Батурин направился к входной двери, но остановился, развернулся, посмотрел на Динару и спросил – А почему вы сегодня не пришли ко мне?
– А у меня подарка нет! – С издёвкой и ехидством в голосе, ответила Динара.
– Понятно, – сказал Саша и вышел в коридор, где встретил Никиту Кукулина.
– Опоздал ты, концерт окончен, – проговорил Батурин Кукулину и с улыбкой отчаянья  ушёл к себе на рабочее место.
  В днях грядущих всё также на меня оказывали внешнее давление в институте. Я пришёл в отдел кадров, взял форму заявления на увольнение по собственному желанию, заполнил её, разве только дату не поставил, положил эту форму к себе на стол. И никому ничего не говоря, не объясняя, Саша покинул стены института, не желая больше терпеть каждодневных психологических издевательств над собой и изнурительных психологических трюков, и приёмчиков.
  Когда я приехал домой на диване увидел Вульфа.