Былинные земли. В краю плебанского зачатка

Когда знакомишься с документами полутысячелетней давности, то видишь, как формировалось сегодняшнее устройство, из каких глубин вырост родного края. Вот пример Лепеля – старинного городишка Беларуси, одного из районных центров Витебской области.

ИЗВЕСТНОЕ НАЧАЛО

Если проводить хронологию первых письменных упоминаний про Лепель, то она такова. В 1503 году великий князь и король Александр, внук витебского князя Ягайло, подтвердил право витебской церкви Святой Троицы (впоследствии – костела) на земельные приобретения. Привилей, выписанный плебану Кухарскому, включал цепь сельских мест вдоль трассы, что вела в Вильно. Назывался целый ряд населенных пунктов, в числе которых фигурировала топонимическая связка «им. Боровно и Лепле…». С этим документом ознакомили общественность еще в 1939 году, но случилась война, и повторно он вышел в сборниках материалов Академии наук БССР в 1959 году.

К сожалению, к привилею не приложен «навигатор» - нет привязочных схем и карт, чертежей, и невозможно определить точное местоположение. Если исходить из приоритетности – что главнее, Боровно или Лепль, то сокращенное «им.» прямо указывает на «имение» - некий разверстанный ареал в виде поместного хозяйства с центром «Боровно». Но где он был, куда тянулись его границы?

В старобелорусском варианте «имение» превращено в «majatek», а вслед за Боровно, через запятую, идет «Лепль», однако пред ним стоит непонятная буковка «k». Что бы это значило?

Знак того, что не весь «Лепль» был отдан в распоряжение церкви?

КНЯГИНЬКИ И БОРОВНО

Ясно, что Кухарский разворачивал очаги для обслуживания древней связующей «магистрали», и тогда с некоторой долей уверенности можно говорить, что буква «к» могла указывать на «корчму». Плебану необходим был плацдарм с питейным заведением на великом шляхе – пусть даже в 120-ти верстах от центра. Три подобных точки уже у него были.

Связка с Боровно показывает, что «Лепель к.» «пристегивался» к «имению» (маетности), которое превратилось позже в «войтовство». Можно предположить, что плебанский «удел», составляя единый обруб, занимал территорию от Лядно (Ледного) при витебском «большаке» и распространялся на юг, к Улле, «вгрызаясь» в противоположный берег. Там и сегодня значится деревушка с тем же названием – «Боровно», а окрестности ознаменованы ветхозаветным урочищем Княгиньки и Могилой князя, где еще в царское время раскопаны наглядные раритеты древней поры.

МОТИВ ДАРА   

Пока можно опереться лишь на косвенные свидетельства. В 1604 году, в Новом Лепеле, а это южный сектор побережья, спустя почти сто лет после королевской дарственной, был открыт местный костел Святого Казимира. Подсобное хозяйство к нему (фольварк и бровар) расположилось севернее, через реку, где образовалось Новое Лядно.

Чем же обосновывалось создание плебании в 1503 году?

Читаем в привилее: "…Злые люди могут захватывать части… владений…».

Мотив «в духе» того времени: межземельные конфликты сотрясали великокняжеские устои, и могли привести к падению государства. На белорусские земли накатывала волна западного образа жизни, и сам Александр, князь и король, детство и юношество провел в Кракове, а в Вильно переселился только в 1491 году, когда унаследовал великокняжеский престол. Западный накат схлестывался с восточным, откуда проистекали другие жизненные струи.

Основным был материалистический расчет. Прежний уклад уступал место частновладельческому, основанному на прагматической волне. Новые собственники нуждались в поддержке. Давний, патриархальный, полоцкий колокольный звон затихал...

"РАЙСКОЕ" МЕСТЕЧКО

Лепель располагался в уникальном месте Полоцкой земли - на столбовой дороге, что связывала Вильно со Смоленском через Витебск. К ней примыкал путный центр – Ладосно. Там еще при князьях оказывались постоялые услуги, формировались экипажи для доставки гостей по многим направлениям. Немаловажен был водный путь – речные перемещения в зоне волока: переход из Западной Двины в Березину и Днепр, чему способствовала срединная Улла.

Готовил документ, подписанный королем, канцлер Великого княжества Литовского. А им был не кто иной, а Николай Радзивилл Старый, известный также как «Николай Радзивиллович», его имя стоит под печатью. Он был активным сторонников литовско-польской унии. И немаловажно другое. Корчемные истоки были в его крови, он впитал их благодаря родовым корням. Его предки (Монивидовичи) владели «Улой» (сейчас Поулье) на одной линии с Боровно, и выдвинулись при исполнении застольных функций – будучи придворными чашниками и подчашими.

От Радзивиллов проистекало и церковное «творчество». Другой Радзивилл, князь, нареченный «Альбертом «Jalmuznikiem», тоже происходил от Софии Анны Монивидовны, которая была замужем за Миколаем II Прискусом. Этот Альберт с 1500 по 1507 годы занимал бискупский пост в Луцке. Такие сведения можно почерпнуть из грандиозного географического словаря царства Польского и других славянских стран (польского Словника), статью к которому готовил Филипп Коронат Сулимерский, географ, магистр наук, он же – издатель и редактор первых выпусков многотомного энциклопедического проекта второй половины XIX столетия.

Оттуда, из Луцка, потянулись нити к Витебску, а потом и далее на запад, пронизывая Лепельский край. Новый церковный очаг соответствовал курсу на сближение церквей – что греческого профиля, что римского, крепилось единство Великого княжества Литовского. Одновременно упрочивались престольные амбиции Радзивиллов, представитель которых удостоился титула князя Священной Римской империи.

Чем же обернулась затея?

ПЕРВЫЙ ЗВОНОЧЕК

Спустя четверть века, в 1537 году, Лепельское побережье огласилось всплеском эмоций, да таких, что побудило вмешаться распорядителей. В Лепель прибыла делегация, посланная «служебником князя бискупа Луцкого» (так в тексте) Мартином Буйницким. Сразу отметим, что луцким бискупом в то время значился епископ Фальчевский, а его «служебник» занимал должность наместника Сорицы (Соржицы). Наместники – это ставленники власти, которые проводили политику государственного устройства после ликвидации княжеских уделов.

ЦЕНИТЕ СОСЕДЕЙ!

Причиной лепельской инспекции стал конфликт на Боровенском рубеже. Так он преподнесен в архивном документе – литовской метрике (книга 228). Боровенский рубеж – это участок линии, что очерчивала плебанские земли. Рубеж повредили, да так, что с намеком на «войну» - мол, не место вам здесь: посекли корни пограничных дубов и порубили ольховник на межевой реке Рыбница и по берегу озера Луки, где маркировалась разделительная черта. Виновниками разбойничьего набега назывались «люди пана Ивана… Сопеги (так в тексте, - авт.)… кривъды и шкоды» нанесшие.

ПРЕТЕНДЕНТ ИЗ ПОДЛЯШЬЯ

Надо учитывать время. Распространялся капитализм, и прагматические интересы побуждали действовать силой, не считаясь с принципами морали - человеколюбия и уважительного сожительства. К силовому напору привел раздел прежней собственности, перекройка прежнего земельного уклада. Наиболее влиятельные и денежные люди, которых сегодня назвали бы олигархами, стремились «ухватить» побольше, не считаясь с вековыми традициями. Часть лепельского ареала обрел еще один претендент – подляшский воевода Иван Богданович Сапега. Как выявил белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич, Сапеги на протяжении многих лет доказывали в судебном порядке законность своих притязаний на куски Белого (так назывался ранее лепельский округ). В 1533 году королевский суд вынес решение в пользу Ивана Богдановича, занимавшего пост воеводы Подляшья. Как видим, вскоре его люди начали «качать права» - посягать на межевые устои. За нападением на пограничные знаки скрывался корыстный владельческий наскок.

РАЗЪЯРЕННАЯ КНЯГИНЯ

Вслед за первой встряской на головы витебских корчемников свалилась новая напасть. 8 января 1540 года тот же Мартин Буйницкий докладывал Фальчевскому о наезде на Лепельскую волость княгини «Матфеевой Микитиничи Жеславской». «Моцъно кгвалътомъ» со своими слугами она требовала от плебанских людей «стацею давать» и проводников. Требование вылилось в дикую расправу, княжна пустила в ход оружие, 9 человек были ранены, а другие побиты, причем до смерти. Судя по документу, Мартин Буйницкий заведовал в то время Лепельской волостью, и его обязанностью было следить за порядком на территории. В свою очередь, бискуп в «opowiedanii» (сообщении) о происшествии писал, что уже ставил в известность власть - докладывал «двакротъ» наверх, однако меры не принимались.

О возвращении к прежним условиям сожительства речи не было. Церковники, с их религиозными убеждениями, отодвигались «на обочину», они обязывались играть «подсобную» функцию, второстепенную. На роль ведущих они не претендовали. Практика панского землепользования укоренялась, капитал рос на глазах, и политику диктовали обладатели крупных наделов.

ВОЕВОДЧЕСКИЙ БОЙКОТ

9 апреля 1539 года Сигизмунд I своим листом обязывал полоцкого воеводу Глебовича выехать вместе с комиссарами на раздел территории - разграничение, однако сборище в Луках, на Боровенском рубеже, было однобоким: полоцкая сторона не участвовала. Присутствовали только представители верховной власти - два «королевских боярина», а также виж от воеводы витебского. Этот факт говорит о многом. Полоцк терял величественность, его вес падал. Полоцкие земли «кроились», бывшее могучее княжество становилось частновладельческим, на его территорию «наезжали» со всех сторон: витебляне с востока, виленцы с юга, «крыжаки» с запада.

Это пример падения былой мощи. О Лепеле разговор особый. Стародавнее «место Лепельское» полосой вытягивалось к волоку – важнейшему переходу из балтийского водного бассейна в черноморский, и его притягательность влекла властителей всех мастей. Эта особенность проявилась как в создании витебской плебании, так и в волостном строении, административном устройстве. В «Полоцкой ревизии» за 1552 год нет ни слова про Лепель. Такая же «закрытость» проявилась при описании полоцких земель в Ливонскую войну. Обозреватели, посланные Иоанном Грозным, чтобы выявить внутреннее содержание Полоцкого повета после королевского «творчества», Боровенский рубеж Витебской плебании почему-то не затронули. Изыскатели прошли по дороге на Витебск, игнорируя спуск к Улле. В поле их зрения попало только Ладосно, «а от Ладосны до с. (села, - авт.) Островна 10 вер. (верст, - авт.)». Было отмечено, что «Островно князя Михаила Соколенского». (Правда, есть некоторые предположения, что Приуллье было охарактеризовано, но описание попало в блок с Ушачскими озерами).

Это тем более странно, что регион находился под особым контролем.

Что же было на тот час в плебанском округе?

ПРАВО НА ТОРГ

20 апреля 1545 года все заинтересованные стороны оповещались о предоставлении «лепельским людям» принципов свободной торговли, то есть, беспрепятственного перемещения произведенной продукции. Можно сказать, что это мера, приравненная в дальнейшем к «слободской», стала тем «коньком», что использовал канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, осваивая южный сектор лепельских окрестностей и добиваясь более денежного достатка за счет привлечения поселенцев с других мест. Но это было впоследствии, после окончания войны и отречения бискупства от церковного зачатка на Лепельщине.

…И ГРАБЕЖ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ

А магдебургская идея 1545 года отозвалась беспрецедентным обострением отношений. Спустя некоторое время после введенных правил, на голову одряхлевшего польского короля и великого князя литовского Жигимонта (он же Сигизмунд I, или Сигизмунд Старый, супруг миланской герцогини Боны Сфорцы) свалилось пренеприятнейшее известие – Витебскую плебанию ограбили!

Как сообщалось в очередной епископской жалобе, Станислав Довойна, «наславши множество людей… своих на местечко… плебании… витепской (так в тексте, - авт.)... подданых… побил и пограбил». Более того, тридцать человек «лепунцев» (костельных людей) приказал «поимати и в замку полоцком посажати».

Тут уже переплелись посаднические интересы. Довойна, бывший коморник королевы Боны, занимал воеводческую должность в Полоцке. Лепель располагался на его территории, и естественно желание правителя «командовать» - распоряжаться своими подданными. Но в данном случае столкнулись интересы властной структуры с духовной на ниве корысти – распределения доходов.

ПОБОРЫ ПО УСТАВУ

Занимаясь питейным бизнесом, церковная власть теряла авторитет – Флорентийская идея уступала прагматическому напору, меркантильным интересам. Показателен в этом плане дальнейший ход событий. Хронология такова, что в Лепель прибыл епископ, бискуп луцкий Фальчевский и предъявил уставу «в четверг святого рождения панны Марии, от рождения Божьего 1547». «1547» - это год выхода документа. Обратим внимание – через два года после магдебурских послаблений. Текст уставы был опубликован давно, но сейчас очень актуален, в связи с целым пакетом новых свидетельств по истории того периода. Меня познакомил с ним и перевел с польского на русский язык белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич. Документ из разбора древних актов, изданных комиссией при Киевском военном, Подольском и Волынском генерал-губернаторе еще в 1876 году.

Преамбула такова, что, «имея в управлении от его королевской милости плебанию Витебскую», Фальчевский прибыл на Лепельщину, чтобы сгладить противоречия, снять напряженность в отношениях между «плебанцами» и «белянцами». Но все его меры вылились в ужесточение повинностей. «Видя малый церковный доход с подданных той плебании» и «желая церковный доход увеличить», епископ ввел новые потолки поборов. Обосновывалось это тем, «что столь малая дань не была установлена давним правом или листами от предшественников наших». Как видим, налоги были и раньше, но не обязывали придерживаться строго установленных норм. Со слов Фальчевского, дань лепельцами «самими была вымышлена». Наверное, зависела от урожайности и подразумевала уровень зажиточности людей.

Здесь надо обратить внимание на словосочетание о «предшественниках наших», что явно указывает на былинный фактор Полоцкой земли, ее общинные, вечевые, ценности. Появление воеводств картину изменило. Прежний организм был чужд новому, королевско-панскому устройству.

Епископ столкнулся с былым величием общественной организации, когда правила устанавливали старейшины – наиболее авторитетные местные жители. В заключительной фразе епископского листа подчеркивалась роль прежних управленцев, их большое реноме. И даже уряднику приказывалось, «чтобы никого из подданных, ни старцев, ни мужей не судил» и «чтобы вины всякие» были в их ведении.

Конечно, судьба элиты зависела от смиренного духа паствы. Уния декларировала принципы сожительства, независимо от конфессий, но определяющим стал фактор обогащения. Явственно проступала необходимость наживы, выгораживания собственных удобств. Местность использовалась для наращивания капитала, а жители – для выкачивания прибыли. Крестьяне (христиане) предназначались для обогащения верхов.

Священнослужители увидели, как много они теряют, насколько увеличился оборот. Учитывая, что соседи «панам своим дают долю, то есть каждой вещи четвертую часть», духовное начальство искало собственную выгоду: «установить, чтобы нам ее давали». Под словом «нам» подразумевалось луцкое епископство. Служители религиозного культа перенаправляли поток средств в свои «закрома», что требовалось для реализации идей унии. При этом, главный центр «добычи» находился в королевских палатах, туда стекались доходы, что и видно из характеристики цели: «по уставе и способу главного королевского замка».

Распределение богатств - ключевой момент, это «конёк» всех реформ. Сначала показать людям «рай», а затем «привязать» их к определенной схеме, порядку. Фальчевский заготовил проект, которым должны были руководствоваться жители Лепельщины в дальнейшем. Поражают предъявленные объемы.

МАГИЧЕСКАЯ ЦИФРА "60" 

Епископ поднимал планку дани почти в четыре раза. Если ранее крестьяне отдавали не более чем 16 пудов меду – «каждый по 4 безмена», то теперь «потолок» устанавливался в 60 пудов. Цифра «60» становилась магической, она повторялась, отражая каждый вид налога. Подданные плебании обязывались сдавать также по 60 четвертей овса и по 60 возов сена, кур 60, «льна 60 смен», рыбных неводов 60 саженей.

Но это еще не все. Помимо натурального оброка, жители привлекались к так называемым «пригонам» – «по четыре недели каждый». Это значит должны были отрабатывать «недели» по усмотрению плебании. Даже ориентиры расставлялись – направлять десятников в Витебск или участвовать в строительстве необходимых объектов. А если пригоны не требовались, то взималась компенсация: «по 5 коп грошей широких».

При этом Вильно тоже получало свою долю. Фальчевский не мог игнорировать великокняжеский центр. «Мед и овес по этому постановлению» лепельцы «будут должны сами в Вильно отвозить», - подчеркивал епископ. 

Вообще, устава, написанная в 1547 году, ее текст насыщен многими положениями, которые раскрывают обстановку накануне Ливонской войны, показывают, что предшествовало захватническим наскокам на междуречье – глобальный перевал между севером и югом, дополняют и освещают период формирования союзного государства: Речи Посполитой.

ПАНСКИЙ «РОЙ»

Из текста видно, что церковный буфер (плебанию) охватывали «соседние подданные…, как королевские, княжецкие, так и боярские, и иных сословий светских и духовных…» Это говорит о сложившейся инфраструктуре междуречья после «раскройки» княжеского наследия. Край стал «лоскутным» - многообразным. Это подтверждается последующими данными, из других источников. Так, в описании, исполненном грозновскими посланниками, указывались вкруг Лепельского озера, помимо бискупа, и князья (Избарский и Одинцевич), и «бояре» (паны Волович, Селявин, Омструх). Учитывая особую роль Воловича, который выступал в качестве королевского «наместника» в некоторых других околотках, закономерно видеть его в том же амплуа и на лепельских землях. «Остафий Волович» мог исполнять функции «надзирателя» за дворцовым куском – во владениях «главного королевского замка». В той же роли он зафиксирован в «Книге… границам Полоцкого повета» при освещении Усвят и Озерищ: «…А как королева (Сфорца, - авт.) отдала те волости Остафью Воловичу, и Остафий прислал урядника своего…»

ИДЕЯ ЗАМКА

Интересно, что устава готовилась в «Лепле», и плебанские подданые названы «леплянами». Но где находился центр, мы точно не знаем. Одно несомненно – его местонахождение обозначил замок.

Из епископского документа можно извлечь факт: в год написания уставы замка в Лепеле не было. Витала идея. На его сооружение нацеливались: «А если бы была потребность на Лепле строить замок, к тому строительству будут всегда обязаны, и к насыпанию гребли…» Имелось в виду, что плебанцы «будут всегда обязаны» участвовать: и замок строить, и «насыпать греблю».

Обратим внимание на «греблю». Вряд ли она могла быть на полуострове, называемом «Старый Лепель». Скорее, это гребля «на Уле» - она всплывает при описании еще одного инцидента. Это случилось в июле 1550 года, когда «люди беляньские» напали на плебанскую мельницу.

Но интересно, что «гребля» в старинном значении – это «оборонительный ров». Тогда рисуется иная «гребля» - как защитный вал, что мог ограждать лепельский центр от «злых людей».

ЗАГАДОЧНОЕ «КОПОВИЩЕ»

В связи с этим возникает значение еще одного термина. Это - «коповище». Такое слово обнаруживается в документе за 1580 год – при воспроизведении границ «стародавнего места Лепельского». Как знаковая (верстовая) точка, «коповище» прописано на заключительной стадии обвода – после преодоления Уллы, пред «Великим бором», на южном берегу. Ученые склонны полагать, что имелась в виду «копа» - вечевое место сбора, где решались межземельные споры.

А если «коповище» и есть та самая гребля в виде оборонительного рва? Пригоны были мощным средством, чтобы использовать данников для создания укреплений. Не мудрено, что Василий Низовцов, посланник московского князя и царя, очерчивая полоцкие рубежи (1563 год) по рекам, которые смыкались в южном секторе Лепельского озера, видел «город, литовскими людьми поставленный». Сегодня нет однозначного ответа по поводу того «города» - где он был? Идея, высказанная о замке в 1547 году, воплотилась к 1563-му?

ОТ ПРИГОНОВ – К СГОНАМ

Царская власть, после ликвидации Речи Посполитой, расширила практику пригонного засилья, введя еще и так называемые сгоны. С их помощью копали вручную большой Березинский канал – целую систему. Сгоны взял на вооружение диктатор Сталин. Только в моей деревне 10 крестьян (христиан) были арестованы, двое расстреляны, а остальные отправлены в лагеря, где валили лес, строили каналы, добывали золото и алмазы. Фашистский диктатор продолжил этот опыт, введя концентрационные «фабрики смерти». Мой дед был отправлен в Освенцим, а затем – Маутхаузен, где горные подземелья были пронизаны длинными, на сотни километров, тоннельными ходами, чтобы беспрепятственно создавать самые совершенные виды оружия. Все они достались мировому капиталу.

КОМИССАРСКИЙ ДЕКРЕТ

Высокий уровень поборов – местной дани, требовал пересмотра анклавного устройства, установки четкой линии раздела: здесь «наши», а там «ваши». Теперь актуальным становилось ограничение паствы – своих подданных, которые поставляли дань. 30 ноября 1551 года вышел «комиссарский декрет». Что это значит?

Инициировалась неприкосновенность плебанского очага. Королевские люди – комиссары, выехав на местность, обозначили границы плебанского подданства. Этот факт отражен в реверсе (расписке) настоятельницы католического кляштора (монастыря) Святого Михаила в Вильно Изабеллы Домбровской. 21 апреля 1807 года она, расписываясь в получении, подтвердила архивариусу Виленского капитула, что взяла на руки 29 единиц деловых бумаг - исторических свидетельств, которые касались деятельности церковного устройства на Лепельщине. Надо пояснить, что виленские монахини стали наследницами витебской плебанской собственности.

Как явствует из записи, декрет 1551 года подразделял лепельскую территорию на «остров» и «сновну». Что конкретно включали эти понятия, опять-таки неизвестно. Лишь одно ясно: разграничение касалось плебанских владений, с одной стороны, и сапеговских (белянских) – с другой. Учитывая последующий ход событий – создание подсобного хозяйства для католического храма Святого Казимира, можно предположить, что «остров» подразумевал территорию Нового Лядно, где сейчас функционирует пансионат «Лодэ».

НЕ УПУСТИТЬ ШАНС!

Эпицентр Витебской плебании служил примером сочетания частных интересов (панских) с богомольческими (христианскими). «Лепляне и Боровляне» разводили пчел, выращивали овес, ловили рыбу, выплавляли воск, косили сено для домашних животных, заготавливали хмель. Последнее занятие, как и некоторые другие, ложится в тему виноделия и пивоваренного искусства. Это и понятно: луцкие поборники западного пошиба продвигали королевские традиции Священной Римской империи, где сложилась практика питейного бизнеса.

Великокняжеский двор наблюдал за событиями, и немалый поток доходов не мог остаться без внимания. Вскоре, через 14 лет после луцкой уставы, управление плебанией перешло к Вильно. Это и понятно. 60 пудов – это не 16. Власть не могла отдать «на откуп» столь лакомый «пирог».

ТRUNKI ДЛЯ ВИЛЬНО

В 1561 году новый король, последний представитель тронной династии Ягеллонов, Сигизмунд II Август, получив согласие папы римского, подчинил прикрепленных к плебании лепельцев непосредственно Вильно. При этом основной упор делался на выгоду от корчемного хозяйства. В польском Словнике мотив переподчинения изложен так: «для получения доходов от монопольной продажи trunkow». «Тrunki» - это алкогольные напитки, так переводится это слово на русский язык. В «Книге… границам Полоцкого повета» (1563 год) фигурирует уже не «Витебская плебания в волости Лепль», а «бискуп виленский».

После этого, похоже, луцкое епископство искало другие места для своих замыслов. Может быть, этим объясняется появление «лепельских» топонимов в Глубокском крае, где тоже существовало озеро Белое. По данным за 1775 год, там упоминались похожие Лепляны, а среди обладателей земель назывались фамилии, близкие к Фальчевским и Буйницким, но уже в числе обладателей собственных земельных наделов. Туда же протягивались витебские устремления.

«ПИТЕЙНОЕ ДЕЛО» РОТМИСТРА ТЕЛИЦЫ

Дальнейшая история развернулась в традиционной для этого дела канве, вкруг первоначально начертанного проекта. Началась война, в междуречье вторглись грозновские фаланги, и снова Лепель зазвучал в королевских депешах.

К тому времени плебания получила оплот для своего существования и надежную защиту от посягательств на ее «медовую» сокровищницу. Как и намечалось в бискупской уставе, лепеляне и боровляне обзавелись замком.

В период военных действий там разместился конный козачий отряд под командой ротмистра Богдана Телицы. Вскоре его пребывание стало достоянием гласности – ротмистр занялся самоуправством и безмерным потреблением выпускаемой продукции. «Мед, пиво, кгорелку шинкуе…», - негодовал Сигизмунд Август, беспокоясь в 1566 году за судьбу проекта и требуя от старосты Зеновича навести порядок.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АККОРД МАГНАТСКОГО СВОЙСТВА

Подействовало ли требование, неизвестно. Шла война, и всякое могло случиться. Кстати, замок, в котором находились вооруженные люди, исчез. Его судьба непонятна. Возможно, что необходимость в нем отпала. Война закончилась, и возникло новое государство - Речь Посполитая. Замок мог быть переделан - переоборудован под религиозные нужды, мог стать флагманом христианского боготворчества. На первой карте Нового Лепеля обозначены молельные центры, и один из них изображен в двухъярусном исполнении, с окошками-проемами цитадельного плана. Костел?

Может быть, укрепленное сооружение было превращено в открывшийся там собор Святого Казимира. Виленское бискупство, известно, отказалось от опустошенного послевоенного Лепеля, найдя замену в другом месте. Плебанские земли достались владельческому клану Сапег. В 1586 году, вслед за слиянием Великого княжества Литовского с Короной, их приобрел Лев Сапега, добавив к наследственным очагам Белого. Чиновнику, на то время подканцлеру, они достались всего за 1200 коп грошей.


07.05/24