Слишком пафосный поэт. Часть 2

Алишер долгое время не звонил, не писал сообщений, и Эдуард не очень переживал по этому поводу. Потребность в очном общении у него в тот период возникала примерно раз в месяц. Алишер через месяц написал ему сообщение, в котором он радовался тому, что какой-то школьник где-то расстрелял своих одноклассников. Эд не понял, чему там можно было радоваться, о чем и напечатал в ответе. Алишер ответил, что благодаря таким расстрелам будет меньше всяких издевательств в школах, потому всем нужно разрешить с десяти лет носить огнестрельное оружие. Эдуард написал, что подобный черный абсурдистский юмор – это слишком даже для него. Алишер спросил, может ли он позвонить. Эд быстро напечатал время, в которое у него закончится смена на заводе, где он работал сварщиком. Алишер, когда позвонил, пригласил Эда к себе на работу, в сторожку на стоянке и как-то совсем нагло попросил купить ему бутыль революционного пива «Куба». Эдик посмеялся над выбором пива разошедшегося пионера, сказал, что от этого пива революция может начаться разве что в кишечнике после его употребления. Впрочем, уговаривать Алишера заказать более приличное пиво он не стал, потому что революционное пиво было не только гадким, но и дешевым.

Помывшись после завода дома, поужинав, Эдвард нарядился в свои эпатажные шмотки и поехал на велосипеде на стоянку к Алишеру, заехав в магазин за пивом и колонками для своего плеера. Он почувствовал желание просветить в плане тяжелой музыки своего нового знакомого, который в этом совершенно не разбирался. И некоторые композиции группы «Ноль» действительно вызвали у Алишера дикий восторг, он просил проиграть их несколько раз, забыв про пиво и орехи. Растянув свой рот в улыбке до ушей, он то выл, то визжал, хлопая в ладоши, ерзая на кресле, не глядя принимал и выдавал пропуски автовладельцам, приходившим на стоянку.

Потом Алишер с гордостью объявил, что туалета на стоянке нет, потому нужно испражняться в вольер к собакам, которых поймал на улице отставной полковник, любивший животных. Показал он рисунки и надписи в учетном журнале, сделанные его сменщицами пенсионерками в нетрезвом состоянии. Рисунки были с претензией на порнографию, а надписи большими буквами носили оскорбительный характер, и всё это было на уровне начальных классов школы. Эдуарду осталось только порадоваться за старушек, сумевших сохранить детскую непринужденность. Рассказал Алишер и про то, как подставил его Серж, когда они вместе взяли из кассы двадцатку, пропили её. Потом приехал отставной полковник, которого прозвали бабуином подчиненные. Сережа сказал ему, что у него потекла ручка и он испачкал двадцатку чернилами, потому и выкинул её. И бабуин со свойственной ему яростью и агрессией заставил Сержа искать испачканную купюру по всей стоянке несколько часов, чтобы доказать свои показания. Серж не выдержал и признался, что двадцатка пропита, и зачинщиком расхищения хозяйских средств был Алишер, потому их обоих оштрафовали на двадцатку, а за сутки дежурства им платили десятку. Эд принялся объяснять закон о штрафах, как их можно избежать, но советы оказались бесполезными, потому что Алишер работал неофициально.

Наслушавшись песен дяди Федора, Алишер захотел ещё раз посмотреть видео на крохотном экране кнопочного складного телефона Эдварда. Он хохотал, слушая рассказ Тёмы, о том, как его друг из деревни убил кролика сожительницы и выбросил его в окно, потому что эта сожительница вдруг расхотела домашнее животное после выкидыша. Далее в видео к пьяному Покемону, подскочил не менее пьяный Толик и начал язвить по поводу его глупости, давая ему оплеухи и подзатыльники, ставя ему разные диагнозы. Алишер заметил, что Анатоль почему-то сильно напоминает женщину, когда напьется, и не только из-за того, что начинал говорить тонким высоким голосом, но каждое его движение было женственным, не говоря уже о том, что он и трезвый был по-женски мелочным и суетливым. Алишеру доставляло наслаждение обсуждать каждый жест Анатоля, ставя видео на паузу. Наконец он предложил Эдварду записать его ответ Толику и Тёме, но перед этим от продемонстрировал Эду свой газовый пистолет. На Эда демонстрация оружия не произвела впечатления, он заявил, что человека можно убить чем угодно, главное желание, а таскать с собой пистолет для успокоения ему не требуется.

Алишера задели слова Эдварда, и это придало ему бодрости в его двухминутном выступлении. Размахивая своим пистолетом, он вертелся, подпрыгивал и очень эмоционально с напором говорил то, что у него накипело по поводу знакомых Эдварда. Эд думал, что секунд через двадцать пламенная речь оборвется, но она продолжилась две минуты. Алишер не выговаривал буквы Р и Л, то, что он нес, было нелепо, абсурдно, наивно, и вместе с тем трогательно.
 - Господь благословляет ваши тела! – начал он, истерично, жестикулируя, как Гитлер. – Господь благословляет ваши мозги, ибо вы скоро умрете, вас не будет в этом мире, и скоро этот господь благословит ваши трупы! Мой дорогой Абаж, то, что ты там болтаешь, не соответствует истине, и именно это быстро приведет тебя к твоей смерти. Мне бы хотелось покрасить потолок этой комнаты твоими свежими мозгами, а стены твоей кровью. И это лучшее применение для твоего нескоординированного тела, которое ни на что не годится. Мой дорогой Толик! Тебе следовало жить с твоим обожаемым Абажем в Бразилии, Норвегии, а лучше Антарктиде. На теплых льдах Антарктиды будут капли ваших холодных мозгов, перемешанных с горячим свинцом моих пуль…

Эдвард, слушая подобное, едва сдерживался, чтобы не рассмеяться, потому что представлял себе реакцию на подобное видео почтенных серьезных граждан, их возмущение. Это была пародия и на Муссолини, Гитлера, Ленина, на разных проповедников, вроде Ледяева, или на сатанистов. Ему захотелось как-то совместить эту речь с какой-то тяжелой музыкой, зарифмовать, откорректировать, но тут же он решил, что эта его идея глупая, потому что вся эта панковская атрибутика уже приелась. В начале панковского движения они ещё были оригинальны, но потом у первых панков появились недалекие последователи, которые создали себе кумиров и тупо их копировали, следовали сложившемуся стилю. А тут было нечто непохожее ни на что. Инфантильный мужик с дефектом речи, в невзрачном ширпотребе, висящем на нем мешком, с напором несет полнейший бред, размахивая газовым пистолетом – такого ещё не было, и этим можно каждого панка по крайней мере удивить. Такое и не снилось этим позерам из клуба «Саксофон» или зависающим на всяких фестивалях, этим рабам стиля, которые не способны выйти за рамки своих представлений о панках.

С замиранием сердца Эдвард спросил у Алишера, можно ли это видео опубликовать в Ю-тубе, чтобы оно было доступно всем желающим. Он боялся, что этот поэт, откажется от славы, испугается, но тот был ужасно рад возможности прославиться, он просто ликовал, узнав, что это видео будут смотреть все желающие в интернете. Эдвард извинился, что канал его не очень популярен, и потому просмотров будет не очень много, но Алишер сказал, что со временем канал станет популярным, и просмотров станет столько, что они получат деньги от Ю-туба. У Эда тогда не было своего компьютера, он загружал видео с компьютера одного знакомого, который, увидев это видео, сказал, что за такое могут и привлечь к уголовной ответственности, потому что это пропаганда насилия. Но Эд решил, что вряд ли его кто-то найдет, даже если органы правопорядка заинтересуются этим видео.

Видео не очень хорошо смотрели, но Эду ужасно нравилось его показывать всем своим знакомым, большинство из которых говорили, что этот Алишер просто балабол, что никого он убить не сможет, что он просто злобный шизофреник, что это никакая не поэзия, потому что в ней нет рифмы. Неформалы просто не знали, как на это реагировать, спрашивали, где же музыка, почему так много слов без рифмы, а если этого нет, то поэзия ли это, и стоит ли это слушать настоящим панкам. В этот момент Эдвард начал разочаровываться с тех неформалах, которых знал лично, но всё ещё надеялся на то, что где-то есть действительно яркие люди, а не овцы, следующие за пастухами. Он показал это видео Анатолию и Тёмному Покемону, и последний, будучи пьяным, сказал, что готов биться на саблях с этим болтуном, а его старший товарищ вальяжно заметил, что пожилой мальчик просто какой-то больной или обожрался какого-то говна. А потом с завистью начал на некачественном видео разглядывать обстановку сторожки и завидовать тому, что там порядок, не то, что у него дома. Ещё больше он расстроился, когда Эдвард сообщил, что это не спальня Алишера в особняке, а сторожка на стоянке. Анатоль захныкал, что хочет настенные часы и обои хотя бы только в кухне, что у него нет времени и сил на ремонт в своей квартире.

С большой радостью Эдвард принял приглашение Алишера заехать в сторожку через неделю. В тот раз он уже взял побольше приличного пива, в котором достаточно хорошо разбирался. В свой плеер он закачал уже другой музыки, забежав в интернет-кафе, на этот раз это были песни группы «Инструкция по выживанию» в исполнении «Гражданской обороны». Алишер жадно курил трубку, хотя и был некурящим, пил пиво и ревел от удовольствия, слушая эту музыку, отмахивался от посетителей, которые пытались с ним заговорить о жизни. С восторгом он слушал рассказы о приключениях Анатолия, Тёмного и Эда, то и дело восклицая, какой же Абаж тупой, и насколько же подлый и хитрый Анатоль. Когда третья бомба с пивом опустела наполовину, он сказал Эду, радостно потирая руки, что пришло время произнести речь на камеру.
 
 И во второй раз он решил, что для выступления артиста нужен хотя бы более таинственный фон, а не стенка с советскими обоями в цветочек, диванчик с расшитым покрывалом и старинные настенные часы. Он предложил выключить свет, чтобы лицо Алишера выступало из мрака и слабо освещалось огоньком зажигалки. Однако с зажигалкой возникли трудности, она погасла и никак не зажигалась снова, но прирожденный артист за мгновение нашел выход. Он выхватил из кармана свой телефон, нажал кнопку, чтобы экран загорелся, и направил свет от экрана себе на лицо. Во второй раз он обращался сугубо к Толику, объявив его музой для своей поэзии. Поэта задели комментарии к своему первому творению именно Толяна, а реакцией умственно отсталого Покемона он был вполне удовлетворен.

 - Ты думаешь, - неуверенно начал он, но продолжил с каждым словом всё яростнее. – Ты думаешь я человек! А я не человек! Я дитя мрака! Я пришел в этот мир, чтобы сделать тебя святым. Чтобы стать святым, ты должен быть безногим, безруким, безрогим, без хрен знает каким, уродом! К тебе придут маленькие кровавые мальчики и устроят тебе кровавую пятницу в самое тринадцатое или четырнадцатое, а может и пятнадцатое число любого месяца. Посередине гостиной твоего любимого домика на берегу озера, реки или моря они установят огромный электрический член, на который ты будешь в ярости кидаться своей сифилисной или сифилитической, а точнее гонорейно-спидозной задницей…

Эдуард не понимал, почему Алишер совершенно не стесняется камеры, как он может без запинки все это говорить с напором в течении пяти минут, сочиняя это всё на ходу. Откуда в его голове берутся такие образы и словесные обороты. Было ясно, что основой для них были его рассказы о приключениях Анатолия и его неверного оруженосца. Но все эти сведения в голове Алишера будто перемешались, стали иррациональными. У Эда не получалось писать стихи в силу того, что его повествование и изложение мыслей были слишком рациональными, он очень боялся допустить неточность или ошибку, потому завидовал той лёгкости, с которой этот поэт изрыгает свой сумбур, нисколько не смущаясь из-за несовершенства своих изречений. И эта уверенность в своей правоте, которой у Эдварда никогда не было, делала болтовню привлекательной для некоторых.

Новое видео Алишер попросил не показывать Толику, объяснив свою просьбу тем, что видео получилось слишком острым. Эдвард решил продолжить снимать видео, но второе совсем не получалось, будто поэт израсходовал свое вдохновение и его уже не несло, как прежде. В пятиминутном ролике было только три более или менее энергичных момента секунд по десять. Эд собирался их вырезать и собрать из них потом отдельное видео. Поражало Эда и то, что в определенный момент веселья Алишер вдруг тормозил с алкоголем, становился спокойным, даже унылым, пропадало его озорство. Впрочем, Эду хватало и одного ролика за четыре литра пива. К тому же он на многое был готов пойти ради того, чтобы кто-то слушал его любимую музыку, и комментарии к ней.

Алишер был ценен для него ещё тем, что он умел достаточно быстро читать, и охотно читал все книги, которые он ему приносил, но была проблема в том, что обсудить эти книги с ним было трудно, потому что он хоть и запоминал, о чем там была речь, но не мог понять, что и к чему. Вся информация в его голове как-то хаотично сваливалась в кучи, а не складывалась в какую-то мозаику, систему. Потому он не был способен как-либо применить эти знания даже в беседе, и не видел общей картины, видел только фрагменты, не смотря на внушительный запас знаний. В то время Эдвард имел достаточно смутное понятие о психических заболеваниях, о том, как они проявляются, потому Алишер ему казался просто забавным человеком, которого можно и нужно научить работать с информацией, чтобы сделать из него собеседника, с которым было бы интересно разговаривать.

Встречи в сторожке на стоянке продолжались, и иногда удавалось записать даже два ролика по семь минут. Алишер в основном обращался к Анатолию, призывал его отпилить самому себе голову бензопилой и принести её в пельменную, жрать чугун и гадить свинцовыми гирями, которые убьют бога. Но иногда он обращался и ко всему человечеству, обвинял людей в том, что такие, как они сожгли Рим и никогда не пили кровь, говорил им, что нужно уметь разбивать кулаки о камни, а свобода есть понятия разные. В то время он получил разрешение на ношение огнестрельного оружия и с зарплаты купил себе настоящий пистолет, но записав с ним пару видео, он попросил их не публиковать, испугавшись, что его могут за это привлечь к уголовной ответственности, потому что он в тех видео много кому угрожал оружием, особенно тем, кто купается в дерьме религии.

Бывали моменты, когда Эдвард едва с ним не ссорился, но Алишер вовремя давал задний ход, признавал свою неправоту, просил друга забыть эту дискуссию. Самый яркий пример таких разногласий – когда они обсуждали Виталия Калоева, который убил диспетчера, из-за ошибки которого упал самолет, в котором находилась семья этого архитектора. Алишер вдруг сжал кулаки и зашипел о том, что всех, кто совершает ошибки, надо или убивать, или пороть плетьми публично.
 - А если серьезно? – спросил Эдвард, с лица которого начала сходить улыбка. – Строгость наказания проблемы не решает. Если людям не на что больше жить и негде работать, то они будут воровать, даже если за воровство им будут публично рубить руки. Преступление – это здоровая реакция человека на нездоровые социальные условия, за исключением тех случаев, когда преступления совершаются маньяками, которые просто больные люди, которых надо лечить, а не наказывать. И опять-таки, в нормальном социуме проверяют людей с детства на предмет психических отклонений и начинают их своевременно лечить…
 - К черту это всё! – вполне серьезно и яростно выпалил Алишер. – Нечего там мудрить, если ты знаешь, что тебе отрубят руки с позором, то лучше сдохнешь с голоду в нищете, чем пойдешь воровать! Всё просто! Всё очень просто! И правильно Калоев заколол этого жирного диспетчера на глазах у его детей, чтобы другие знали, что ошибаться нельзя. Нечего с народом цацкаться! За малейшую провинность им надо размозжить черепа!
 - А если жестоко накажут тебя? – спросил Эдвард, всё больше раздражаясь. – Насколько я успел заметить, ты ошибаешься постоянно, даже в мелочах…
 - Но я же не работаю диспетчером! – самодовольно воскликнул Алишер. – Да я бы сам повесился, если бы совершил такую ошибку, перерезал себе горло, на глазах у своих детей, чтобы они видели, что ошибаться нельзя…
 - Я в этом сомневаюсь! – процедил сквозь зубы Эдвард с кривой улыбкой. – Не думаю, что допустимо использовать в качестве аргумента то, что ты бы сделал если бы. А того диспетчера заставили работать слишком долго, и вести сразу несколько самолетов, что являлось нарушением со стороны уже начальства. Даже юридически он не отвечал за организацию труда, и по закону он не имел права не выйти на работу, когда ему приказали нарушить технику безопасности. Так что этот Калоев резал не того, начальство просто списало на иностранного гастарбайтера свою вину, а этому кавказскому горцу, живущему по законам кровной мести, из средневековья, было безразлично кого резать. И его ещё можно понять и простить, у него было горе, он жил и живет по определенным понятиям, он эмоциональный человек, не получивший помощи психолога. Но жителей цивилизованных стран, которые должны жить по другим законам, восхищающихся его поступком, я ни понять, ни простить не могу.
 - Но он же не захотел с ним говорить! – растерянно залепетал Алишер, видя, что Эдвард собрался уходить. – Калоев же приехал с ним просто поговорить, а тот его не хотел пустить в дом, извиниться, посочувствовать…
 - И зачем Калоеву был нож при этом? – Эдвард уже стоял у двери и взялся за ручку. – Он в тот момент явно не был на эмоциях. Он вполне понимал, что с кинжалом его в Швейцарию не пустят, прилетел туда без ножа, и специально купил нож уже там и сразу пошел к диспетчеру, якобы разговаривать. И за что извиняться диспетчеру? За поведение своего начальства? Это дело добровольное, он имел полное право этого не делать, как и имел право не разговаривать с этим человеком, который пришел с ножом судить его по закону гор.
 - Он купил нож на всякий случай! – принялся примирительно изворачиваться Алишер. – У того ножа было много функций, он им ногти собирался стричь.
 - Стричь ногти? – усмехнулся Эдвард. – Он собирался делать себе маникюр, выслушивая извинения человека, которого считал виновным в смерти своей семьи! Да тебе адвокатом надо работать!
Алишер захохотал, попросил Эдварда присесть, начал переводить разговор на другую тему, признав, что он был не вполне прав. С того момента Эд понял, что вряд ли когда-то будет относиться к Алишеру уважительно, но это совсем не значило, что он собирался прекратить с ним общение, просто он начал относиться к нему так же, как к Толику или Покемону. Он знал, что этим людям нельзя доверять, нельзя иметь с ними никаких дел, и если давал им деньги взаймы, то был уверен в том, что они этот долг не вернут. Эти люди были для него чем-то вроде проституток, проституткам женщинам он платил за секс, а проституткам друзьям он покупал пиво за то, что они говорили глупости ему на потеху. При знакомстве с Алишером он, как и при других знакомствах надеялся на то, что он может быть ему другом, а не шутом, что можно будет с ним поделиться своими мыслями, а не только смеяться над теми глупостями, которые он из себя исторгает. Но после того разговора эта надежда исчезла.

Съемки речей Алишера продолжались, Эдвард привез ему реквизит – ирландский барабан, муляж черепа, вешал на шею артиста молот Тора, освещал его задней красной фарой от своего велосипеда, одевал на него толстовку очень большого размера, напоминавшую монашескую рясу. Порой Алишер спрашивал зрителей, что они будут делать, если бог окажется мерзавцем и подлецом, гасителем их плюсов в гнилой небесной канцелярии, гнусным тираном, ставящим минус всякому, кто будет сомневаться в его правоте. Иногда он зловеще сообщал о том, что господь, это топор, живой топор, несущийся с небес, и выйдя на улицу, каждый видит, что все хари достойны только топора. Конечно, некоторые, видевшие эти ролики, писали возмущенные комментарии, угрожали найти проказников богохульников, и лично отправить их в ад. И проказникам, конечно, было очень приятно позлить толпу праведного народа, благочестивых обывателей, старающихся верить в то, что они правильно живут. Особенно зрителям не понравилось, когда Алишер словесно изобразил бога, как наркомана, изъеденного вшами, который норовит каждому вонзить в разные отверстия раскаленное до бела распятие.

Эдвард тогда какое-то время жил на пособие по безработице, а потом устроился работать в Литве на высотном кране и предложил Алишеру, стать крановщиком и зарабатывать большие деньги. Из-за дефицита кадров компания брала всех желающих, отправляла на ускоренные курсы, лишь бы было кому работать. Алишер, конечно, заявил, что боится высоты, да и строителей под краном, и не может ездить по командировкам, оставив маму одну. Эдвард старался не смеяться, выслушивая этот отказ. Тем не менее Алишер был очень рад, что Эдвард начал много зарабатывать и сорить деньгами, когда на выходные приезжал в Ригу. Сначала Эдвард стажировался в Вильнюсе. И тогда Алишер решил впечатлить его, заявил, что тоже не сидит на месте, рассказал ему, как ездил в Палангу к женщине, с которой познакомился в социальной сети в интернете, сидя в библиотеке в своем городке. Он сказал, что ноги у этой женщины длинные, как ходули, ягодицы и груди, как футбольные мячи, талия, как у осы, большие глаза, и губы пухлые на африканский манер. Однако рассказ Алишера был испорчен подробностями о том, как он добирался до Паланги. Он заявил, что летел до Вильнюса на самолете, долго перечислял технические характеристики самолета Ту-134, которым, он летел, а потом он, якобы, ехал от столицы до Паланги на старом автобусе львовского завода. И заявил, что только так можно добраться из Риги до Паланги. Эд сначала слушал этот рассказ с улыбкой, но потом заскучал. Дело в том, что у него в кармане уже был билет до Паланги, куда его отправили в командировку, и шел этот автобус от Риги до Клайпеды, через Лиепаю и Палангу.

В продолжительной командировке Эдвард начал употреблять алкоголь, и на выходных не в Паланге, так в Риге, порой шлялся всю ночь по питейным заведениям или пил в сторожке Алишера. В одну ночь, когда он с Алишером играл в бильярд, вдруг явились Анатоль и Тёмный Покемон. Оказалось, что их пригласил Алишер, не спросив у Эда, хочет ли он их видеть. С недовольной миной он их угостил, и попросил Алишера больше так не делать. Он старался быть вежливым с бывшими собутыльниками, но несколько раз спокойно сказал, что не желает проводить с ними время. Анатоль обвинял его в предательстве и измене и требовал компенсации в виде алкоголя.

Сначала Алишер начал робко издеваться над Абажем, спросил его, действительно ли он иногда чувствует себя девушкой, и тот с достоинством утвердительно ответил, не понимая, что в этом смешного. Покемон с готовностью рассказал о том, что хотел бы найти женщину, которая в сексе делала бы всё сама, а он только лежал и получал удовольствие. Глупо хихикая, Алишер спросил, не будет ли он против, если в сексе проявит инициативу не женщина, а мужчина. Умственно отсталый мужик, не понимая подвоха в вопросе ответил, что если этот мужчина будет нежным, то он ничего не имеет против. И тут Алишер начал тискать нездорового человека, а тот хныкал, что с ним недостаточно нежно обращаются. Алишер начал ржать на всю бильярдную, и предложил Абажу сделать операцию по смене пола, которую обещал оплатить. Против смены пола Тёмный не был особенно против, только боялся, что эта операция будет болезненной, и спросил, надо ли будет ему после этого рожать детей. Женщина за стойкой и другие посетители смотрели на издевательство над больным человеком неодобрительно. Эдвард подошел к Алишеру и сказал, что в этой клоунаде, он выглядит глупее Покемона, и смешно это только ему одному. Тогда Алишер переключился на Толика, который пил одну кружку за другой и играл в бильярд с каким-то совсем неумелым игроком, теша свое тщеславие.
 - Анатолий Николаевич! – воскликнул Алишер, похлопав толстяка по плечу, когда тот уже наносил победный удар. – Главное не победа! Главное напряженная борьба, безупречность духа и участие. Это олимпийский принцип! Ты должен быть олимпийцем!
 - И что мне делать? – взревел Анатоль, потому что из-за Алишера промахнулся. – Может мне из своего говна в унитазе олимпийские кольца лепить, чтобы стать олимпийцем и тебе угодить?
 - Я ничего такого тебе не рекомендовал! - испуганно прикрывая рот рукой, тихо сказал Алишер, потому что все посетители, охранник и женщина за стойкой уставились на них. – Я слышал, конечно, что ты грозился изваять бюст кондукторши их своего дерьма, за то, что она не разрешила тебе проехать без билета, но…
 - Мальчики! – строго обратилась к ним женщина за стойкой. – Вы не хотели бы пойти в другое заведение, где вы никому не будете мешать? Здесь люди играют, а не напиваются и балагурят.

Эдвард был раздражен из-за поведения Алишера, и хотел уже поехать домой, но Абаж сказал, что в новом спальном районе есть прекрасный клуб, где и в бильярд можно поиграть, и потанцевать, и девиц там много и тяжелый металл там играет. Алишер начал горячо уговаривать Эда поймать такси и отправиться в клуб на окраине, где никто никого не достает и можно творить всё, что угодно. Эдвард, конечно, не доверял россказням Тёмного, но ему захотелось убедиться в том, что клуб этот совсем не такой и досадить Толику, который категорически никуда ехать не хотел. Такси было быстро поймано, четверо пьянчуг загрузилось в него, и Алишер решил похвастаться Толику и его оруженосцу своим пистолетом, не смотря на требования перепуганного таксиста убрать оружие. Толик кричал, что не верит в то, что пистолет настоящий, Эдвард шипел, чтобы Алишер прекратил дурить, если не хочет лишиться разрешения на ношение оружие, напомнил ему, что употреблять алкоголь при оружии нельзя.

Клуб на окраине ничем примечателен не был, там гремело русскоязычное радио, под которое никто танцевать не хотел. Бильярдный стол был всего один, и он был занят местной шпаной, которая намеренно не спешила доигрывать партию, чтобы его освободить, для новых посетителей. Анатоль решил изобразить криминального авторитета, который не прочь побоксировать. Он заявил, что занимался боксом профессионально, и попытался исполнить танец бабочки, чем только насмешил районных бандитов. Самый старший из них сказал, что боксера сразу видно по костяшкам на ладонях, и незачем скакать раньше времени, а потом серьезно предложил выйти наружу. Когда дело приняло такой оборот Анатоль спрятался за сутулую спину Алишера и попросил его показать этим забиякам пушку, чтобы они притихли. Алишер так же испуганно попятился, а Абаж и вовсе побежал к выходу. Эдвард раздраженно плюнул на пол и пошел к выходу, пнув батарею, рявкнул, что зря приехал в этот колхозный дом культуры вместе с тремя придурками. Алишер и Анатоль засеменили за ним. В такси на обратном пути Толик упрекал Алишера в нерешительности, Тёмного в трусости, а Эдварда в привередливости и нервозности. Эдвард сказал, что такого идиотского поведения от мужика за пятьдесят, представить себе не мог. Потом он начал ругать Тёмного за то, что тот набрехал про сказочный клуб, и Алишера за то, что тот уговаривал его ехать черт знает куда среди ночи, чтобы пообщаться с районными пацанами. Алишер только выразил восхищение по поводу удара Эда ногой по батарее и плевка на пол.

Они приехали в бильярдную в Старой Риге, и Эдвард предупредил, если кто-то будет себя плохо вести, он сразу уедет домой, а они будут как-то без денег коротать остаток ночи, пока не начнет ходить транспорт. Алишеру начала названивать мама, и он выбегал на улицу, чтобы уговаривать её не ехать его забирать. Анатоль сам себе аплодировал, когда выигрывал, то у Покемона, то у Алишера. Эдвард с тоскливой миной пил пиво и рассуждал о том, как глупо во что-то играть или в чем-то соревноваться. Анатоль возражал ему, утверждал, что самое большое удовольствие в этой жизни, это доказать кому-то, что ты лучше, кого-то перехитрить, переиграть, чем-то гордиться. Алишер в угоду спонсору пытался как-то возразить Толику, но это у него совсем не получалось, самое разумное, что он изрек было: «Каждому свое!».
 - Зря ты не прочел «Луна и грош» Моэма! – тоскливо сказал Эдвард, обращаясь к Толику. – Эта книга основана на реальных событиях, которые произошли с Гогеном. До того, как он стал художником, он был биржевым маклером, неплохо зарабатывал, был женат, растил двух детей, многие его уважали и завидовали его благополучию, но он всё бросил, чтобы писать картины, за которые ему и миску супа никто не хотел наливать. Он прожил вторую половину жизни в нищете, порицаемый всеми за то, что бросил жену с детьми. И я уважаю и героя этой книги и его прототипа, за то, что ему было безразлично, как к нему относятся люди, нравится ли им его творчество, понимают ли они его. В финале он расписал стены хижины в которой умирал, а потом велел сжечь эту хижину, давая людям понять, что писал свои картины он совсем не для того, чтобы усладить их хитрые свинячьи глазки.
 - Ну и что? – насмешливо спросил Анатоль. – И чего он добился своим лицемерием? Сдох в нищете, и бабы ему не давали наверняка. И зря он тратил время на свои дурацкие картины. Лучше бы зарабатывал деньги маклёром, и завел себе пару молодых любовниц, когда уже был старпёром. Видел я картины твоего Гогена! Отстой полный! Я с похмелья, и то лучше намалюю. Просто какой-то искусствовед гомосек, чтобы бабки на их продаже сделать, всем внушил, что они гениальные, и подкупил своих коллег, чтобы они ему подпевали. А искусство должно приносить радость народу, оно должно нравиться большинству и хорошо продаваться, чтобы приносить денежки его создателям, и те могли жить роскошно, чтобы все им завидовали. Всё просто, и нечего тут мудрить! Я всегда буду прав, потому что мне нравится то, что нравится большинству, мы определяем, кто из деятелей искусства будет жить во дворцах, а кто сдохнет от какого-то сифилиса в хижине, малюя всякое уродство на стенах. И ты бы тоже не маялся дурью, со своими курсами, а девок имел после смены в своем кране. А то лучшие годы уходят. Признайся, ведь ты согласен со мной, и потому купи мне ещё пива!

Эд слышал подобное уже очень много раз и не только от Толика, его устами говорила народная мудрость и большинство человечества, которое потребляет, расщепляет, выделяет, размножаясь, защищаясь, доминируя, норовит нагадить друг другу на голову. Он развеселился, услышав это, и его ироничный взгляд смутил Анатолия, а Алишер загоготал, пораженный беспощадной откровенностью, с которой хитрец показал себя во всей своей красе. Эдвард рассеянно заказал ещё пива, и не считая кинул на блюдечко пару купюр, после чего повернулся к Алишеру и начал язвить по поводу маленьких хитростей большинства, и как над ними угорает бог, глядя на них сверху, если такой существует.  Алишер увлек Эда наружу и там сообщил ему, что Толик спер с блюдечка десятку и Покемон это видел, но ничего не сказал. Эд вытащил бумажник, пересчитал деньги и заметил, что десятки не хватает. Не прощаясь с Анатолем и его оруженосцем, он с Алишером ушел из бильярдной. Они сидели в кафе, пили чай и он пытался объяснить историку и философу принцип рисунка и живописи. Алишер внимательно слушал, уточнял, задавал вопросы, делал вид, что всё понимает, но было очевидно, что он так и не понял, почему нельзя изобразить свет, не изобразив теней, как красный цвет может стать уже не красным, если рядом появятся другие цвета. И было очевидно, что Толик был хитрецом, который совсем обнаглел, а Алишер тогда ещё предпочитал выпить чаю за чужой счет, самоутверждению. Вернее, он тоже самоутверждался только несколько иным способом.

Во время следующей встречи уже весной восьмого года Алишер признался, видя, что Эдвард заскучал за кружкой пива, в том, что Толик его раздражает потому что он видит в нем себя, и это раздражение пробуждает в нем необоримую жестокость, потому он среди ночи бегает к телефонной будке, с которой звонит ему и говорит всякие гадости, и иногда Толик сразу отключается, а иногда начинает ругаться и угрожать. На Эдварда эти откровения особого впечатления не произвели, он мрачно сказал, что всё это только слова, за которыми никаких серьезных действий не последует.
 - Если чувствуешь раздражение, - говорил он, рассеянно глядя на улицу, сквозь большое окно ресторана. – Выражай это раздражение более конструктивно. Что толку рассказывать жирному про его жир на теле и в мозгах? Возьми и измени что-то в своей жизни. Начни с малого, начни приседать по утрам хотя бы по десять раз, а потом всё больше и быстрее. Жизнь состоит из мелочей, на которые большинство просто не обращает внимания. Их надо сначала замечать, потом постепенно каждый день, каждый час пытаться их изменить. Невозможно резко взять и стать другим человеком, приняв какое-то одно радикальное решение.
 - Но мне мама не разрешит приседать! – испуганно воскликнул Алишер. – Это же вредно для суставов, они износятся. Она говорит, чтобы прожить долго, нужно бережно обращаться со своим телом, не совершать лишних движений…
 - Полная ерунда! – устало возразил Эдвард. – Суставы начинают изнашиваться из-за наследственных заболеваний или, когда из-за неправильного питания перестает выделяться смазочное вещество. А ты собрался жить долго и помереть здоровым?
 - Нет! – с пафосом начал поэт. – Я планирую, как настоящий пуштун умереть молодым в обнимку с автоматом Калашникова. Как подругу к груди я прижму леденящую сталь автомата…
 - Прекрасно! – улыбнулся Эд. – Тебе не хочется никуда ехать и там помирать молодым непонятно за что, но ты любишь об этом вещать, вот и купи компьютер, микрофон, камеру, и записывай свои рассказы о том, чего не было, но чего бы хотелось, и на это наверняка найдется слушатель. Для каждого контента есть потребитель. Главное, самому себе признаться в том, чего на самом деле хочешь, а с этим часто очень трудно разобраться, и в этом мешают мысли о том, что о тебе думают окружающие, как они отреагируют на твои мечты, если о них узнают…

Алишер прервал поучения младшего друга, обратив его внимание на драку на тротуаре. Один пьяный мужик ударил в лицо другого, так что тот свалился и задрал ноги. Бивший выглядел расстроенным и оскорбленным, он что-то пламенно кричал, энергично жестикулируя, а потом зашагал прочь, сплевывая. Упавшего мужика прибежала поднимать полная женщина в шлепанцах на босу ногу, рейтузах, спортивной куртке, и растрепанными длинными волосами. За этой женщиной стояла маленькая чумазая девочка, которая тянула её за куртку и плакала. Поднявшийся мужик полез в телефонную будку. Женщина за сумочку, перекинутую через плечо, пыталась вытащить мужика из телефонной будки. Мужик орал, что напишет заявление в полицию, а женщина орала, что его самого посадят. Ремешок от сумки оборвался, и женщина упала на спину на проезжую часть, потеряла тапки, и едва не раздавила девочку, которая в последний момент отскочила в сторону. Мужик принялся звонить, подобрав свою сумку. Женщина поднялась и без тапок пошла по разделительной полосе улицы, отмахиваясь от плачущей девочки. Мужик вышел из будки и кричал что-то этой женщине вслед, взял на руки ребенка и ушел в подворотню.
 - Как оно! – расхохотался Алишер, но смутился, заметив неодобрительные взгляды других посетителей ресторана. – И дочка будет такой же дегенераткой, как и её родители. И мне моя мать передала свои заблуждения и этот дом, за который мы не можем платить налог на недвижимость. А ещё она передала мне все свои заболевания, эти ноги искривленные, как икс. И эта нерешительность, за которую она меня ругает, у меня из-за неё. Она меня раскормила, как кабана, и не дает деньги на сигареты и выпивку. А вот Сержа мать кормит плохо, одежду покупает редко, но всегда дает ему денег на карманные расходы…
 - Хреновая позиция! -  заметил Эдвард. – Ты тратишь время, на поиск виноватых в том, что у тебя такая жизнь. Лучше эту энергию потратить на мысли о том, как свою жизнь изменить. Да, чтобы не повторить ошибок, нужно помнить о своем прошлом, но в твоем случае в этом нет необходимости, потому что в прошлом ты никаких решений не принимал, ты согласился с тем, что их будет вместо тебя принимать мама. И если ты хочешь быть более довольным собой, то можно попробовать начать эти решения принимать самостоятельно.
 - Я не могу просто взять и уйти из дома! – воскликнул Алишер, театрально всплеснув руками. – Моя мать долго меня тиранила, но это не значит, что я имею право бросить её на старости лет и пойти жить куда-то в общежитие и ходить там в один и тот же туалет и ванну с совершенно незнакомыми людьми. У меня совершенно безвыходная ситуация, потому в моем черепе океан боли…
 - Только с твоей точки зрения она безвыходная, - Эдвард засмеялся. – Для меня, к примеру, она не безвыходная. Сначала устраиваешься на более или менее оплачиваемую официальную работу, потом можно снять квартиру пусть и без ремонта, с частичными удобствами. И не обязательно бросать маму, с ней можно созваниваться, заходить к ней в гости, главное, самому принимать решения. Или же взять на себя ответственность за то, что ты доверяешь ей принимать решения вместо себя, и прекратить её обвинять в насилии и тирании. Может тебе удобнее так жить, но ты просто хочешь выглядеть иначе в глазах окружающих? Так просто положи с большой вышки на их мнение и жить станет намного проще. Одобрения своих действий извне обычно ищут те, кто не уверен в их правильности. Для обретения этой уверенности, нужно быть честным с самим собой…
 - Не только я такой! – раздраженно выпалил Алишер. – Каждый хотел бы ничего не делать, но стать диктатором, получить докторскую степень, миллиарды долларов на счет и любовь красивых женщин!
 - Докторская степень? – Эдвард с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. – Зачем она при отсутствии соответствующих знаний и навыков? Да, если есть деньги, то её можно купить, но это будет напрасная трата денег.
 - А выступать на телевидении! – Алишер сказал это с оскорбленным видом. – С докторской степенью можно писать статьи в газеты, и их с радостью будут брать, что бы там ни было написано.
 - Представь, - хохоча, сказал Эдвард. – Абаж купил докторскую степень и решил выступить по телевизору или решил написать статью! Уверен в том, что ему не нужна ни степень, ни публикация статей, ни выступление на телевидении. Он даже заплатил бы большие деньги, чтобы ничего не писать, не выступать, и не называться доктором наук.
 - Он нет, - согласился Алишер, злясь. – А я бы и статью написал, и выступил!
 - В чем проблема? – пожал плечами Эдвард. – Напечатай статью и отправь в редакцию, если тебе есть о чем писать. Но если ты на телевидении начнешь говорить то, что говоришь мне сейчас, то рейтинга это тебе не добавит, скорее наоборот, вызовет насмешки и раздражение. Что же касается больших денег, то они могут просто убить человека, который не умеет с ними обращаться. Анатоль, планировал миллион, если он у него появится, носить с собой наличными и ходить по дешевым забегаловкам на форштадте, потому что в приличный ресторан он идти просто боится. И в лучшем случае он напьется, и у него эти деньги просто заберут без насилия, но скорее всего дадут по голове, чтобы он в полицию не обратился. В другом случае он просто упьется на смерть дешевым алкоголем, как та бабулька, которая выиграла в лотерею и не истратила и десятой части выигрыша, потому что упилась на смерть через неделю. Стать диктатором можно и случайно, но если нет определенных качеств, то можно уже на следующий день быть свергнутым. Чтобы быть диктатором много ума не нужно, но это нервная должность и надо уметь выбирать себе окружение и держать его в повиновении, интриговать, стравливать между собой своих конкурентов. Диктаторами обычно становятся военные или партийные деятели, те, кто способен получать удовольствие от этой крысиной грызни. Если же тебе за сорок, и ты общаешься лишь с парой человек, не служишь в армии, не занимаешь никакой пост в какой-то партии, то тебе вряд ли удастся выжить в кресле диктатора.
 - А ты? – спросил Алишер с торжествующим видом, будто нанес оппоненту удар в самое сердце. – Ты хочешь сказать, что тебе бы не хотелось миллиардов или докторской степени или стать диктатором?
 - Не хочу! – Эдвард ответил спокойно, со снисходительной улыбкой. -  Я уверен в том, что у меня для этого кишка тонка, и мне вообще как-то неприятно общаться с людьми, не то, чтобы ими управлять. В отношении миллиона просто так, я не уверен в том, что я бы распорядился им разумно, скорее всего, промотал бы его на всякие глупости и снова пошел работать на завод. Докторская степень мне тоже совершенно ни к чему. Сейчас я иногда читаю то, что я напечатал лет пять назад, и мне жутко стыдно за то, что за чушь я писал, и искренне радуюсь тому, что это никто не опубликовал и по большей части это никто не читал. Полагаю, что и то, что я пишу сейчас, вскоре покажется мне детским лепетом, и я буду радоваться тому, что это мало кто читал. А если я напечатаю вдруг что-то стоящее, то докторская степень мне принесут на дом. И это признание общества не так уж и важно.  Главное, чтобы нравилось печатать, получать удовольствие от процесса, тогда невозможно проиграть, сожалея о потерянном времени.

Алишер сделал вид, что соглашается со сварщиком, который начал философствовать с высокомерным видом, и соврал, что хотел бы поиграть в бильярд. Эдвард напомнил ему, что он терпеть не может во что-то играть, но Алишер заявил, что собирается учиться играть и получать от обучения удовольствие. Но только он встал за стол, как выяснилось, что он не может запомнить правила, да и то, что угол падения равен углу отражения. Сколько ему Эд ни показывал, как правильно держать кий, у него ничего не получалось. С ужасом Эдвард представил, что ему на работе придется когда-нибудь обучать такого человека чему-то. Он искренне радовался тому, что Алишер даже не попытался устроиться работать крановщиком.

Когда Алишер тщетно пытался забить хоть один шар в лузу, вдруг появился пьяный Толик, с бутылкой пива, слегка обернутой прозрачным пакетиком. Алишер сердечно его поприветствовал, и заботливо предупредил, что его оштрафуют, за прозрачный пакет, потому что через него видна этикетка пива. Эд отказался подавать Толяну руку, скорчил брезгливую гримасу и собрался уйти. Толик спросил, зачем он его тогда звал, если не хочет с ним разговаривать. Эд сухо ответил, что он его не звал и общаться с ним не хочет, и угощать его более не намерен. Алишер засуетился, сказал, что Толик его неправильно понял, что он его совсем не приглашал, а просто сказал по телефону, что был бы не против его увидеть. Раздосадованный Толик взял кий Эдварда и принялся играть. Эд направился к выходу.
 - Звони! – истошно крикнул ему вслед Анатоль. – Сейчас тебе есть с кем поболтать, но скоро ты этому Алишеру надоешь и приползешь ко мне! Кто ещё твою ахинею будет выслушивать, как не я? Я за это много с тебя не требовал. Я это из жалости к тебе делал, время на тебя тратил! Но стоило тебе начать прилично зарабатывать, как ты зазнался и бросил старичка!
Выходя из бильярдной, Эдвард не смог сдержать смех, после услышанной песни Анатолия, который напоминал ему старую располневшую проститутку, которая совсем вышла в тираж. Он требовал, чтобы его поили просто потому, что это делали раньше, потому что он к этому привык. И было видно, что ему больно из-за того, что «опрокинуто корыто, встревожен его прогнивший хлев». Алишер семенил за ним сзади, с испуганным видом. Он ссутулился больше обычного, так что казался одного роста с Эдом, который был метр восемьдесят, сантиметров на двадцать ниже своего старшего собутыльника.

Началось лето восьмого года, в которое Эдвард совсем пошел в разнос. Приезжая в Ригу на выходных, он изрядно напивался, и говорил о своем увольнении, ему не нравилось работать крановщиком из-за необходимости постоянно общаться с рабочими людьми во время работы, которые в основном никакой культурой затронуты не были. Алишер говорил, что за большие деньги, он бы пообщался с рабочими.
 - А зачем тебе деньги? – спросил Эдуард с насмешкой. – Чтобы питаться в ресторанах. Так к этому быстро привыкаешь, и через неделю перестаешь это ценить. Мне не особенно нужно то, что можно купить за большие деньги, ради которых целый день сверху наблюдаю за тошнотворными людьми и исполняю их требования.
 - А женщины! – возмущенно воскликнул Алишер. – Большинство из них не хочет и смотреть на тех, кто не успешен, кто не преуспевает, особенно в моей любимой Латинской Америке…
 - Видишь ли, - с грустной усмешкой начал Эдвард. – Если женщине понравится твой успех, то это совсем не значит, что ей понравишься ты, что ты будешь ей интересен. Но даже это не главное! Если даже какая-то женщина полюбит тебя совершенно бескорыстно, то это совсем не значит того, что ты будешь испытывать к ней какие-то чувства. А если ты женщину не любишь, то тебя вряд ли будет долго интересовать, что она к тебе чувствует. Да, ты можешь позволить ей любить тебя, делать тебе приятно, но и к этому ты привыкнешь, как к изысканным блюдам в ресторане, и это может стать сначала привычкой, а потом зависимостью. Зависимые люди часто по-свински обходятся с теми, от кого зависят, унижают их, требуют от них того, чего они делать не обязаны. И такие отношения могут развратить самого духовного человека…
 - Но могут же быть совпадения! – возмущенно возразил Алишер. – Мне, к примеру, нравится красивая женщина. У меня ест деньги, а у неё нет. Я буду с ней нормально обращаться, но не позволю себя унижать. Это будет взаимовыгодное сожительство.
 - Если ты считаешь какую-то женщину красивой, - тоскливо вставил Эд. – Это не будет значить, что ты к ней что-то будешь чувствовать. Да, если ты с ней не общался практически, не жил вместе, то возможно в своем воображении приукрасить её образ, сгладить острые углы. Можно и жить вместе, но жить так, чтобы не замечать неприятных особенностей друг друга. Но в таком случае люди любят не друг друга, а свои представления друг о друге, а это не любовь, и не секс, а онанизм вдвоем. К внешности привыкаешь очень быстро, и перестаешь на неё обращать внимание, а к внутреннему содержанию привыкнуть невозможно, его либо терпят, либо оно приводит к конфликту.
 - Высокоразвитый человек всегда один! – с пафосом объявил Алишер. – Вся эта семейная жизнь, не более чем насилие друг над другом, потому лучше общаться с проститутками. От них можно взять только самое лучшее, что в них есть, а остальное отдать их сожителям, которых они содержат на заработанные деньги…
 - Конечно! – засмеялся Эдвард. – Дадут они тебе самое лучшее! Жди! Самое лучшее, они, как раз могут приберечь для сожителя, а тебе тупо оказать услугу, совершить над тобой механические действия, создав между собой и клиентом психологический барьер. Да, они могут относиться к клиенту искренне доброжелательно, могут возникнуть приятельские отношения, но он для них будет только средством для осуществления каких-то их целей, и вряд ли они будут с клиентом откровенничать. Хочешь, пообщаться с одной из них? Могу ей позвонить и пригласить её, только веди себя прилично, не задавай идиотских вопросов, относись с уважением к её нелегкому труду, и она может рассказать тебе много интересного.
 - Звони! – в глазах Алишера блеснул восторг и азарт. – А как же одноклассник, которого мы сейчас ждем?
 - Мы можем посидеть и вчетвером, - отмахнулся Эдвард со скучающим видом. – Стульев в этом баре хватит. Я звоню…

Эдвард созвонился с Машей, которая сама подошла к нему на улице и предложила свои услуги, а потом записала его номер, и регулярно приглашала его повеселиться. Сам он ей никогда не звонил, иногда она после оказания услуги сидела с ним в кафе и болтала, если ей хотелось. Её муж, некогда был предпринимателем, но спился, она с ним жила не только ради вида на жительства в Латвии, ей было ещё его жаль. Она даже спрашивала тех, кому оказывала услуги, как уговорить мужа закодироваться от пьянства и вылечить от импотенции. Эд не предупредил её, что ей придется за деньги сидеть в баре и разговаривать не только с ним, но и с двумя его друзьями. Она выразила свое неудовольствие тем, что пошла играть в автоматы, то и дело прося монеты у Эдика, который вспоминал о былом с одноклассником, страдавшим игроманией. Алишер сильно нервничал, быстро пил пиво, и сочинил историю о том, как он взял кредит, проиграл большую сумму, но потом всё-таки отыгрался и с тех пор решил больше не играть в азартные игры. Потом он решил произвести на одноклассника Эда впечатление, и рассказал, как он изготавливал наркотики дома ещё в детстве и употреблял их. Маша, подошедшая попросить монетку, услышав это сделала испуганные глаза, и Алишеру это понравилось. Одноклассник, слегка увлекавшийся разными наркотическими веществами, принялся оживленно рассказывать о своем опыте. После этого Маша отвела Эда в сторону и уже откровенно сказала, что не хочет общаться с его друзьями, ни за какие деньги, предложила поехать в гостиницу или пойти ужинать вдвоем. Эд обещал, что его друзья больше не будут говорит ерунду, и она села-таки с ними за стол.

 - Мария! – громко обратился к Алишер к даме. – Я видел вас на нескольких сайтах знакомств! Это были вы?
 - Возможно… - смущенно ответила Маша. – Какое это имеет значение? Я много, где регистрировалась, но общение в сети мне как-то не очень…
 - Компьютер дурно влияет на мозг! – возвысив голос, провозгласил Алишер. – Я им пользуюсь не больше часа в день в библиотеке, своего у меня даже и нет. А как вы относитесь к садомазохизму?
 - Веди себя прилично! – раздраженно бросил Эдвард. – Маша, он просто выпил лишнего и несет всякую чушь, к тому же ты его смущаешь своей красотой. У него, видимо, небольшой опыт общения с женщинами…
 - Я не люблю насилие! – категорически заявила Маша. – Даже если это игра, то мне она не нравится. Мне вообще никогда не нравились брутальные мужики, и злой теткой с каким-то рохлей я тоже быть не хочу. Может быть, поговорим о чем-то другом?
 - Я бы хотел предложить тебе выпить абсента! – выпалил Алишер, обращаясь к Маше. – Это прекрасный зеленый напиток, который изменяет состояние восприятия и каждого человека может сделать поэтом…
 - Я не хочу сегодня изменять восприятие! – отказалась Маша, и демонстративно допила стакан сока. – Мне больше нравится писать прозу, просто и понятно, без всяких лишних украшений.
 - А я выпью! – Алишер решительно двинулся к стойке, жестами прося у Эдварда денег на абсент. – Вы увидите, Мария, как это прекрасно – говорить стихами под воздействием этого божественного вещества…
Выяснилось, что употреблять абсент Алишер не умеет, но одноклассник Эда, оказался в этом деле искушенным и помог ему употребить это пойло двумя разными способами. После абсента Алишер заговорил о маньяках и о том, что жизнь дана для того, чтобы человек мог красиво умереть. Одноклассник, с бритой, как колено головой, улыбался, скаля выпирающие изо рта крупные передние зубы. Эдвард молчал с тоскливым безразличным ко всему выражением лица, а потом принялся рассуждать о том, что смерть придает жизни смысл, и тоска возникает тогда, когда жизнь начинает казаться вечной. Маша не смогла больше часа высидеть, слушая такие разговоры. Она взяла с Эда по обычному тарифу и пошла домой. Он вышел с ней на улицу, поймал такси и заплатил за него. Она предложила ему отдохнуть с ней, а не напиваться с двумя неадекватными людьми, но он сказал, что обещал друзьям выпить с ними. На прощание они поцеловались страстно и взасос.

Алишер тем временем, чтобы развеселить приунывшего Эдуарда, вызвал по телефону Тёму Цыплакова, и тот явился незамедлительно, и привел ещё такого же умственно отсталого Дидзиса. Конечно, Эд разозлился на Алишера из-за вызова неприятных людей и идиотского поведения при женщине. Потому он предложил пойти в баню, которая была неподалеку. Алишер поначалу протестовал, но все кроме него были не против попариться. Тогда он пошел на хитрость, предложил посидеть в кафе при бане и выпить там, потому что два явившихся Покемона были совершенно трезвыми. За столом Алишер начал хвастаться Тёмному своим ножом и складной дубинкой, а его другу сообщил, что у него дома есть и настоящий пистолет, и в доказательство предъявил разрешение на ношение огнестрельного оружия и паспорт. Одноклассник, хохоча над Алишером, отвел Эдварда в сторону и рассказал, как Алишер пугал Машу рассказами про некрофилию и прочие извращения, пока Эд был в туалете.

В кафе пришел банщик и сообщил, что баня нагрелась и можно заходить. Пьяная компания торопливо спустилась в баню, скинула с себя одежду и влезла в парилку с бутылками пива. И только там Эд обнаружил отсутствие Алишера и кинулся его искать, опоясавшись полотенцем, даже выскочил на улицу. Одноклассник затащил его обратно в парилку, уговаривал не переживать из-за неадекватного человека. Эд позвонил Алишеру, но телефон его был отключен. И только тогда он вспомнил, что Алишер с детства не мог раздеться при посторонних стеснялся своего тела, потому никогда не ходил на пляж, не купался, и не умел плавать. Однако, его злило, что он тайком сбежал, а не сказал, что не хочет идти в баню, открыто. Гуляние окончилось только утром. В ту ночь, Эдвард уже окончательно рассорился с Тёмным Покемоном, принял решение уволиться с работы и уехать в длительное путешествие на велосипеде и по возможности остаться на Западе Европы. С Алишером он тоже решил больше не общаться.

Однако Алишер позвонил Эдварду через неделю, когда он, уволившись, закупал всё необходимое для долгого путешествия. Он просил прощения за свой побег, сказал, что его вырвало прямо на куртку, потому он быстрее поехал домой её стирать, чтобы не опозорить лучшего друга своим поведением. А телефон у него был отключен, якобы, потому что у него внезапно села батарейка. Эд сказал, что через два дня уезжает в долгое путешествие по Финляндии, Швеции, Норвегии и надеется там остаться, если найдет работу. Алишер спросил его, сколько стоил билет на автобус или самолет, сколько стоили визы. Эд ответил, что никаких виз не требуется, и он едет туда на велосипеде, через Эстонию. Алишер намекнул на то, что Эдвард сочиняет ещё лучше, чем он, а Эду было безразлично, что думает его проницательный приятель.