В плену агоний 5

Утро принесло нехорошие новости.
Ночной камнепад унес жизни четырех человек.

То, что камнем убило гуляку Даира, никого в Туране не удивило. Люди верили в справедливость суда гор. По всей вероятности, Даир такой смерти заслужил. Если дома ждет родная жена, зачем по ночам ходить к чужим вдовам? Не от любви ходил Даир, от жадности. Любил бы – привел бы вдову второй женой под свою крышу, но тогда бы пришлось заботиться о женщине, а распутник не забот хотел, а удовольствий.

Но в смерть семьи Кэролайн верить не хотелось. Почему – целая семья? Вместе с хижиной – с лавиной – в пропасть? Кэролайн была красавица и вроде не гордячка, со всеми приветлива и дружелюбна. А дочка совсем маленькая, когда бы успела нагрешить?

Удивление висело невысказанным.  Туранцы  боялись  усомниться вслух: как возможно оспаривать решение суда гор?  Пусть  горы чувствуют и невысказанное, но, во всяком случае,  не объединится волнение  в скорбный ропот толпы с непредсказуемой,  дурной силой ее мысли.

Уже придя домой, Айя рассудила, что горы, наверное, все-таки были правы. Уж слишком эта Кэролайн напоминала ей себя в образе той стервочки, что когда-то мучила Антона. Да, она умела быть приветливой и обаятельной, но сколько презрения скрывалось под ангельской улыбкой! Его непременно нужно было вылить на кого-то. И этот кто-то был, конечно, Антон, потому что всегда рядом, потому что беззащитен от своей любви, потому что больше всего от нас достается тем, кто нас любит.

Не зря ведь туранцы говорят о семье Кэролайн, не вспоминая о ее муже. Наверное, мужчина заслужил свою смерть тем, что позволил себя презирать. А дочка…  Почему принято детей считать исключительно невинными? Чисты они могут быть только в случае, если  родители не передали им грязи своих  желаний. Дети выдают то, что родители прячут глубоко на дно своей души. Девочка росла капризной, скандальной. Айя помнит ее истерики, когда ребенок играл с детьми Саваэля. Видимо, от матери передалось и презрение, и зависть, и твердое убеждение в  собственном превосходстве. Когда-то Айя… или Лиана… закатывала такие истерики мужу, требуя от него красивой жизни. Неприхотливость Антона она принимала за его ограниченность. Неужели непонятно:  достаток – не роскошь! Первый сорт – не высший! Почему они должны довольствоваться малым, если рядом столько великого?

Опыт агоний научил ее:  нет ничего ценнее  простоты.
 А надрывное богатство Саваэля окончательно отбило у нее охоту боготворить роскошь в ущерб радости.
 Может, это и есть мудрость? Если она измеряется отношением к человеческим ценностям, то, может быть, Айя прошла, наконец, свои испытания? И теперь здесь, в Туране, ей дадут  возможность обрести  покой подлинной смерти… Ведь смерть, как и жизнь, дается человеку судьбой и требует такого же права на уважение. Только смерть знает, где кончается у человека жизнь.  Поистине счастлив тот, кто хотя бы чуть-чуть прикоснулся к этому знанию и научился ценить каждый миг жизни… даже минутную ее радость... даже вековую ее печаль.

Айе жизнь представлялась сейчас в образе знакомой реки, что подарила ей любовь Антона. Огромная, плавная, спокойная, эта река умела быть радостной и щедрой, а могла реветь от ярости и  переворачивать лодки, унося людей. Река любила смелых и безжалостно расправлялась с теми, кто не умеет плавать. Река очищала и учила. Река  дарила и судила. Как жизнь.

…Они тогда плыли в лодке. С легкой грустью вспомнила Айя себя в теле той стройной девчонки, что вырядилась вместо привычных джинсов в синий сарафан  с  рассыпанными по  подолу  ромашками. Красивый сарафан, для танцев, но ей не терпелось покрасоваться и ждать вечера для гордой демонстрации  обновы  она по-девчоночьи безрассудно не пожелала.

Они плыли вдоль поросших ивами берегов, а впереди била крыльями по воде  большая серая птица. Она запуталась в рыбацкой сети.

Им понадобилось немало времени, чтобы распутать дикарке лапы, потому что птица не верила в бескорыстие их намерений и билась у них в руках, билась всей силой ужаса  перед  неволей.

Синий, в ромашках сарафан, весь промок от брызг и стал грязным от скользкой тины, покрывавшей сеть, но птицу все-таки освободили! Она замерла на миг, наверное, привыкая к простору утраченной уже было воли, а потом с шумом взлетела, свободная от пут, как от всех долгов, включая долг благодарности. Зато небо о благодарности не забыло  и наградило Антона и ту, которой была Айя, зрелищем полета бывшей пленницы.  Птица летела прямо на солнце, а парень и девушка  щурили глаза, смеялись  и были счастливы оттого, что живут, оттого, что плывут, оттого, что могут дарить свободу и творить полет…

Продолжение
http://proza.ru/2024/05/07/792