Танькины ошибки

 Одноклассники в моём понимании похожи на родственников, которые бывают близкими и далёкими. Независимо от того, дружил ты с кем-нибудь из них или крайне мало общался, всё равно по прошествии лет ты относишься к ним с некоторой теплотой. В какие бы высокие сферы не забросила судьба твоих одноклассников, всё равно они для тебя остаются Галинами и Олегами, теми, которых знал в детстве.

 Ты знаешь много секретов из их жизни и помнишь, как отличница Галька обливалась слезами, получив двойку по физике, а друг детства Олег краснел в кабинете директора за то, что подсматривал, как переодеваются девчонки в своей раздевалке перед уроком физкультуры. Они же в свою очередь знают, что и ты схлопотал бы такую же двойку, только тебя в тот день не вызывали к доске, а в кабине директора ты не краснел, потому что тебя не заметили девчонки.

I

 Летние каникулы как обычно пролетели незаметно. В первый день осени наш выпускной класс собрался в своём кабинете. Учительница наша поздравила нас с новым учебным годом, после приняла букеты с цветами, чувственно прижала их к груди, и, растрогавшись, оросила их тремя скупыми слезинками. Упавшие на лепестки роз, они блеснули, словно алмазы, и скрылись среди цветов. Затем она провела классный час, а по окончанию его приступила к организационным вопросам. В этих мало волнующих меня вопросах меня интересовал только один – с кем я буду сидеть за одной партой. Мне хотелось с кем-нибудь из друзей, но, несмотря на мои возражения, досталась соседкой по парте Танька Юдашкина - дочка учительницы математики. Танька была самой младшей в классе, в свой день рождения, приходившийся на конец осени, она помимо поздравлений получала от нас шутливые подколки, которые слегка задевали её самолюбие. Услышав от кого-нибудь: «наконец-то наша малышка догнала нас», она смущённо улыбалась, а в глазах её вспыхивали маленькие мстительные огоньки.

 Танька училась хорошо, особенно по математике. Фигуру имела стройную, лицо правильное, симпатичное, чуть вздёрнутый к верху аккуратный нос, тонкие прямые русые волосы, едва доходившие до плеч, и голубые глаза, которые были то мечтательно задумчивы, то ехидно - смешливы. Пожалуй, она была симпатичная, но не более того.

 В оценке красоты одноклассниц я мог на тот момент и ошибаться, поскольку у меня, как и у других пацанов, к ним имело место быть предвзятое отношение, схожее на отношение какого-нибудь падишаха к надоевшим ему жёнам. Как-то разговорах с пацанами из параллельного класса я с удивлением узнал, что наши девчонки им кажутся более красивыми, чем их. Они же тоже были удивлены, тем, что их одноклассниц я считаю более интересными, чем своих.

 Скорее всего, посадили меня за парту Танюшкой не случайно, а с неким умыслом. Но мысль об этом мне пришла спустя некоторое время, после того, как я проанализировал все события, которые произошли в первые месяцы после начала учебного года.

 Первое время, недели три, я сидел за партой один, поскольку Танька отсутствовала. Вопросами, почему она не посещает школу, я не задавался. На переменах мы с пацанами бегали на стадион, где либо пинали друг другу мяч, либо подтягивались на турниках. Девчонки же, считавшие себя взрослыми, оставались внутри школы и, разбившись на мелкие группы по два-три человека, кучковались у огромных окон, залитых светом осеннего солнца, и о чём-то тихо перешёптывались. Судя по их загадочному виду, обсуждали они новости чрезвычайной важности.

 Не помню уже, кто сообщил мне, что Танька отсутствует по причине того, что она находится в депрессии. В состояние душевной апатии Танька попала из-за того, что сделала аборт, залетев от своего дружка Славы Болотова, закончившего школу годом ранее. Сейчас, возможно, такими новостями никого не удивишь, но ещё не так давно такие события были из ряда вон выходящими.

 Танькины родители были учителями, представления о жизни которых были набиты предрассудками и предубеждениями. Они, боясь огласки, уговорили её прервать беременность. Из всех вариантов они, пожалуй, выбрали самый худший, уж лучше бы заставили Славу Болотова жениться на Танюхе. Если они обратились бы за советом к более умному человеку, то Танькина жизнь могла сложиться по-другому. Она была молода, немного наивна и поддалась уговорам своих родителей. После не совсем удачно проведённой операции Танька навсегда утратила возможность стать матерью.

 Всё услышанное, конечно, меня немного удивило, поскольку несмотря на то, что наши одноклассницы уже давно имели волнующие воображение выпуклости и завораживающие изгибы там, где они находятся у большинства девушек, я считал их слишком молодыми для таких опрометчивых поступков. Новость эту я «переварил» без лишних эмоций и решил, что как только Танька появится, то буду общаться с ней как ранее, делая вид, что не знаю никаких тайн.

 Поскольку до этого я никогда с Танькой не сидел за одной партой и никак не выделял её из числа других девчонок, то наше общение началось с некой притирки, такой, какая бывает между людьми разных интересов, случайно оказавшимися вместе на долгое время. Поначалу мы с Танькой общались как все - на общие темы. Если я, к примеру, спрашивал у неё: «Есть ручка? Моя писать перестала», - то получал ручку с обязательным нравоучением: «На, возьми. Запасную надо носить с собой». Если же мне нужно было перед уроком переписать нерешённую задачу из домашнего задания, то спрашивал у Таньки: «Домашку по математике сделала? Дай списать», - я получал желаемое вместе с «бесплатным советом»: «Бери, так и быть. Дома надо уроки делать – глядишь, умным станешь».

 - Спасибо за «ценный совет» – язвил я в ответ.

 В ту пору я был парнем весёлым и общительным, возможно даже обаятельным, так что хрупкий лёд недоверия в отношениях с Танькой быстро растаял. Вскоре она уже смеялась над моими шутками, если они были удачными, и чувствительно щипала меня, если они ей не нравились. Это были лёгкие поверхностные отношения, кои я имел со всеми знакомыми девчонками. В то время я многого не понимал в загадочной женской душе. Моя мужская логика отказывалась понимать некоторые поступки и слова прекрасной половины человечества. Из-за непонимания этого, я выстраивал вокруг себя некий невидимый забор, старался всё воспринимать не всерьёз, если у кого-то из девушек возникала симпатия ко мне, это помогало выпутаться из неловкой ситуации. Если же наоборот мне начинала нравиться какая-нибудь симпатюля, то я как мог силой воли укрощал бушующие внутри молодого организма страсти.

II
 
 Через пару месяцев я заметил, что соседка по парте стала проявлять ко мне повышенный интерес. Она могла пристально уставиться на меня на уроке, потеряв интерес к тому, что говорит учитель. Такая заинтересованность ко мне немного напрягала, и я каждый раз молча переводил её внимание на учителя, направляя указательный палец в его сторону. Она мстительно поджимала губы и отворачивалась. На переменах она иногда предлагала куда-нибудь пройтись вдвоём, мне приходилось отшучиваться или нести какой-нибудь бред, чтобы этого не делать. Один раз, встретив меня в коридоре, она побежала ко мне навстречу, раскинув руки, для того, чтобы обвить ими шею, и как бы в шутку крикнула: «Лови меня!». В мои планы не входили обнимания с Танькой. Я поднырнул под одну из разведённую в стороны рук и пошёл по своим делам. Танька пробежала ещё несколько шагов по инерции и остановилась обняв вместо меня «воздух».

 Видимо, Таньке надоела моя строптивость и «непонятливость», и она решила «взять быка за рога» - пришла вечером ко мне домой. Мы несколько минут стояли на лестничной площадке - разговор не клеился. Танька сильно волновалась, лицо её от внутренних переживаний раскраснелось. Она пыталась мне что-то сказать, но из-за моего деланного равнодушия разговор не шёл. Ей было трудно говорить, и она, протянув мне конверт, сказала: «Прочитай, пожалуйста! Здесь всё, что я хочу тебе сказать!»

 Как только конверт оказался в моей руке, я повёл себя словно настоящая свинья. Буркнув ей что-то вроде: «Мне это не интересно», - несколько театрально стал рвать листки с Танькиными признаниями на мелкие кусочки. Не выдержав моего глумления над её чувствами, Танька развернулась и с тихими рыданиями кинулась прочь. Много позже, вспоминая этот эпизод на лестничной площадке, я пришёл к выводу, что надо было убедить Таньку в неправильном выборе. Сказать ей: «Таня, я тебя не достоин. Ты же не хочешь, чтобы тебя «поматросили и бросили». Беги от такого чудовища, как я, подальше».

 На следующий день Танька сидела с кем-то другим, а я, получив свободу выбора, стал обитать на «Камчатке». Кажется, до самого выпускного мы с моей бывшей соседкой по парте Танькой не общались.

III

 Перемирие наступило через год. Я случайно встретил Таньку, когда она приехала на летние каникулы после года учёбы в институте. Мы поделились впечатлениями от тех городов, куда нас забросила судьба, рассказали друг другу какие-то истории из студенческой жизни. Танькины глаза светились радостью встречи, и как-то совсем незаметно мы договорились погулять вечером.

 Несколько дней я прогуливался с Татьяной по вечерам по улицам нашего небольшого городка. Танька щебетала обо всём без умолку, я же больше молчал, то выпадая из беседы, то возвращаясь обратно. Как-то раз она сказала, что один однокурсник сказал, что у неё красивые ноги. Я хмыкнул в ответ что-то неопределённое, что могло означать согласие. Пока Танька продолжала что-то рассказывать мне, я размышлял над двумя вещами. Я удивился тому, что Тане понравился такой «колхозный» комплимент. Дальше я подверг сомнению утверждение неведомого мне ловеласа о том, что ноги могу быть красивыми. Человеческие ноги могут быть какими угодно - стройными, кривыми, волосатыми, ну никак не красивыми. Красивым у человека может быть лицо, потому что на нём можно увидеть положительные эмоции. Глаза у человека тоже бывают выразительными. Улыбка тоже может претендовать на звание красивой, но ноги – это уже слишком.

 Нагулявшись, я провожал Таньку домой, мы на несколько минут задерживались в подъезде. Там я целовал её, и она прижималась ко мне всем телом. В один из таких вечеров я, видимо, настолько напористо и продолжительно целовал её, что она, сделав короткий перерыв, чтобы отдышаться, выдавила: «сумасшедший!». От некой театральности сказанного  Танькой повеяло бразильским сериалом, мне захотелось рассмеяться, но я себя сдержал. Мне послышалась некоторая наигранность в сказанном ей, и мой рот растянулся в саркастической улыбке, которую она при всём желании не смогла бы увидеть в темноте. В тот вечер Танька не захотела со мной прощаться и затащила меня домой.

 Было уже поздно. Танькины родители уже спали, или делали вид, что спят. Мы тихо пробрались в квартиру, одежду и обувь свою предусмотрительно прихватил с собой в её спальню. На правах хозяйки Танька уложила меня в постель и, переодевшись в пижаму, пристроилась рядом. Страстные поцелуи и «обнимашки» продолжились, но дальше перечисленного дела мои не продвигались. Почему-то мне казалось, что под утро в комнату ввалятся Танькины родители, и начнут меня называть зятьком. Рано утром я попрощался с ней и отправился домой.

 Вскоре каникулы закончились, и каждый отправился на учёбу. Следующий раз наша встреча произошла почти через десять лет.

IV

 Через десять лет после окончания школы я собрался на родину. Честно говоря, был уверен, что мои одноклассники сами организуют встречу. Когда же обзвонил старых друзей, понял что никто даже «не почесался». Взял организацию мероприятия на себя, тем более, что прилетал я ненадолго и бегать ко всем с визитами времени не было.

 Несколько дней я прожил у друзей в ожидании выходных, когда все будут свободны. За день-два до встречи я увидел Таньку, женщину, которая изменилась до неузнаваемости. Мы стояли в небольшой толпе людей на автобусной остановке. Меня смущало то, что она была точной копией своей матери, хотя раньше такого сходства я не замечал. Даже волосы Таньки стали волнистыми и рыжими, как у её мамы.

 Меня Танька тоже не узнавала. Я начал логически рассуждать: «Не может быть, что так сильно Танька изменилась. Может у неё есть двоюродная сестра или родная тётя, которая похожа на её мать? Возраст этих предполагаемых родственниц Танюхи должен быть на несколько лет старше моей одноклассницы и, соответственно, младше её мамы».

 Мне хотелось быть уверенным в том, что если я подойду к Таньке поздороваться, то это будет именно она. Чтобы отсеять сомнения, я решил: «Если это Танька, то она выйдет на той остановке, где живут её родители. Тогда шансов, что это моя одноклассница, а не незнакомая мне молодая женщина, будет больше».

 Однако этот план сработал наполовину – Танька сошла на остановку ближе от её родительского дома. Я тоже вышел из автобуса, так как хотел убедиться окончательно в том, кто же это передо мной.

 Мы вышли из разных дверей, и Танька, не торопясь и смотря «мимо» меня, приближалась. Она по-прежнему не желала меня узнавать. Мне оставалось взять инициативу на себя и встать у ней на пути.

 - Привет, Тань – сказал я. – Ты меня узнаёшь или нет?

 - Ой! Привет! – Ответила она, выходя из своей задумчивости.

 Я сразу узнал давно не слышанные мной интонации её голоса, судя по всему, и мой голос вернул ей память. Мы несколько минут поговорили, и я сообщил, что в субботу собираемся с одноклассниками на даче у Олега.

 На даче у Олега нас собралось всего семь человек. Остальные одноклассники разъехались по отпускам, некоторые ушли в море, а другие, как я, жили вдали от родных мест и приезжали на родину редко.

 Дача моего друга детства Олега оказалась большим двухэтажным домом. Галька и Танька нарезали салаты, а парни суетились у костра, готовя шашлыки. Все болтали непринужденно друг другом, рассказывали о себе и о других одноклассниках, с которыми им удавалось увидеться. Танька всё время вертелась возле меня, оказывая мне знаки внимания, то случайно касалась моей руки, то под столом прижималась своей коленкой к моим ногам, пристально заглядывая в глаза. Я из-за всех сил «не замечал» её настойчивые притязания, стараясь общаться со всеми одинаково. Таньку не останавливало даже то, что одноклассники, немного подвыпив, стали активно советовать мне сходить на второй этаж с ней «осмотреть достопримечательности». Кажется, даже такие «намёки» всё больше и больше распаляли её воображение.

 Вечером, когда стало темнеть и потянуло прохладой, всей компанией перебрались в дом. Там продолжили общение, взяв с собой съестные припасы. Если кто-то уставал, его отправляли наверх, где на старом диване человек мог вздремнуть.

 В какой-то момент я пошёл на второй этаж проведать своего друга Олега. Хозяин дачи спал. Я присел рядом, решив разбудить его, так как все готовились собираться по домам. Однако разбудить не успел - за мной увязалась Танька. Она плюхнулась рядом и свои ноги закинула мне на колени. Всем своим видом Танюха демонстрировала мне свою готовность к самым решительным действиям. Однако в мои планы подобное общение с одноклассницей не входило. Пришлось как обычно отшутиться, сделать вид, что я не понимаю намёков.

 К часам двум ночи Виталька, который практически не пил крепких напитков, рассадил всех в микроавтобус и поехал развозить всех по домам. Танька жила дальше всех, и поэтому мы подъехали к её дому последними, оставшись втроём.

 Танька жила в старом ветхом бараке, который забыли снести. Накрапывал мелкий дождь, который бывает возле моря. Виталька и я вышли из машины, чтобы попрощаться с Танькой, но не успели мы сказать что-то хорошее, как дверь Танькиного жилища распахнулась, и из неё выпрыгнул какой-то тёмный силуэт, оказавшимся мужиком. Он схватил Таньку за волосы и бесцеремонно поволок её в дом, как паук на съедение попавшего в паутину мотылька.

 Что-то загрохотало внутри убого жилища, и послышался Танькин отчаянный крик, обращённый к своему мужу: «Ой-Ой! Не надо! Ничего не было!».

 - Может, ему объяснить, что ничего не было? – спросил я у Витальки.

 - Поехали. Тут ей ни чем не поможем. Он у неё дебил немного или ненормальный. С ним никто не связывается. – Ответил он и направился к машине.

 За несколько минут доехали до виталькиного дома. Затем посидели немного на кухне, попили чаю и легли спать. На следующий день я уехал к своим родственникам, живущим в другом городе. Ну а погостив у них с недельку, улетел домой.