Пьеса Каша о Настоящем поэте

Действующие лица:
Надежда Николаевна Поленова - учительница географии, мать Игоря Александровича.
Игорь Александрович - инженер, сын Надежды Николаевны, любитель выпить, остроум.
Сашка Плошников - сосед Игоря, пожарный.
Николай (Колька, он же Чухин Сергей Валентинович) - двоюродный брат Сашки, самопровозглашенный поэт.

Декорации:
1. Кухня Надежды Николаевны - уютно, но скромно обставленное пространство с видимыми признаками любви к литературе и искусству.
2. Кухня Сашки - беспорядок, стены украшены плакатами пожарной безопасности и фотографиями с друзьями.

АКТ 1
СЦЕНА 1

За сценой слышится песня Александра Барыкин - Букет, 1987. Крутящийся подиум разделен на две части стеной. В одной половине - кухня Надежды Николаевны. В другой - кухня Сашки. Видим обоих соседей. Осеннее воскресное утро.

МАТЬ: Я знаю, это ты взял мою десятку!
ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (обиженно): Мама, я не брал! Ты, наверное, сама десятку куда-нибудь запропастила!
МАТЬ: Нет-нет, я знаю, это ты! Ну кто же, кроме тебя, мог ее взять? Ведь я же точно помню, что клала десятку под скатерть, чтобы деньги в семье водились. Да где ж тут с таким сыном...
ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да я не брал, не брал...
МАТЬ: Ух ты, охламон, глаза бы мои тебя не видели! А еще инженер называется! Ну-ка, я теперь твой инвентарь проверю...
ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Мама, там ничего нет.. Ничего нет. Ну куда ты полезла? Это не наши деньги. Если что найдешь, то это я до получки занял.
МАТЬ: Ох и вырастила же я тебя на свою голову... Ну, вот это что такое? В тубус! В тубус положил! Точно моя десятка и краешек порванный, я же помню! Матери еще врать... Все твои пряталки знаю! Видел бы тебя отец, ууу! Он бы не посмотрел на твою степень, ухо бы так и накрутил.

СЦЕНА 2

(Квартира Сашки. Этот спор слышал Сашка Плошников, стоя за своей стеной и приложив ухо к железной эмалированной кружке.)

САШКА: Эх, вот который раз слушаю, а все же интересно... Сейчас же ко мне придет!

(Игорь Александрович машет руками и выходит в коридор. Стучит в дверь Сашки. Тот открывает. Сцена поворачивается на 90 градусов, оставляя перед глазами зрителя только соседскую квартиру.)

САШКА: Ну, что, господин Поленов, нашла сыскная служба десятку?! (Смеется, оскалив белые, как яичная скорлупа, зубы.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (мрачно): Ммм... Чего там... Накрылось наше с тобой воскресное причастие.

(Они молча проходят на кухню. Сашка ставит на плиту тяжелый чайник.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ну и лентяй же ты, Сашка! (Стряхивает крошки со стола на пол.)

САШКА: Почему это я лентяй?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Потому что ты в чайнике воду никогда не меняешь. Почему тяжелый у тебя чайник? А потому что ты воду не наливаешь, а доливаешь. Вот к тебе зайду через пару лет, воткну ложку в чайник, так она будет стоять как оловянный солдатик...

САШКА: Ну и придумаешь же ты вечно, Игорь Александрович... Оловянный солдатик, чайник... Тебе бы пьесы писать, а не чертежи рисовать. Будешь чай-то пить? У меня бутерброды с маслом. Или опять скажешь, что это все не полезно?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да, не полезно. А что делать? Вот знаешь, ты, Сашка, не грамотная твоя душа, что масло - это-таки чистый холестерин, причем вредный, въедчивый.

САШКА: Ну и что?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: А вот и то, что холестерин - это все равно, что пыль в твоем матрасе - сколь ни тряси, не вытрясешь...

САШКА: Пыль, может, она и есть, конечно, а спать все же можно, а потому и бутерброды есть можно... Логика простая.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ты не ушами шевели, а головою... Вот если, положим, влить спирт в кровяное русло, то он не только действует как анестетик, но и непременно расширяет сосуды. Понимаешь ты это?

(Сашка и Игорь Александрович замолкают.)


СЦЕНА 3

(Сашкина квартира. В дверь опять стучат.)

САШКА: Что за проходной двор сегодня?

(Открывает дверь. В коридоре слышны громкие поцелуи.)

ГОЛОСА: Сашка! Колька!

(Заходит Николай, двоюродный брат Сашки, которого тот не видел около пяти лет.)

САШКА: Как там дядька Федя с теткой Полей?

НИКОЛАЙ: Да все живы-здоровы, помаленьку.

САШКА: Пообедаешь с нами? Есть бутерброды.

НИКОЛАЙ: А кто же откажется! Ха!

САШКА: Вот знакомьтесь, Игорь Александрович, Николай - мой двоюродный брат.

(Все садятся за стол и налегают на чай с бутербродами.)

НИКОЛАЙ: Эх, вот с вокзала шел, так под дождь попал... не плохо бы выпить...

(Сашка и Игорь Александрович молчат.)

САШКА: Николай-то, у нас - младший слесарь на подшипниковом заводе.

НИКОЛАЙ (хвастливо): А что? Я еще и в школе учусь в вечерней. Мастер говорит: "Иди", я и пошел... Вот окончу её, эту самую... Может мне и направление в институт дадут... А тут уж зарплата другая светит. И руки не в мазуте, а в карманах. Может и повезет. Надо пробовать!

(Сашка дружелюбно хлопает Николая по плечу.)

САШКА: Свой парень! Шебутной, веселый!

(Игорю Александровичу Николай тоже сразу понравился.)

САШКА: Как же ты надумал к нам в Грязовец приехать?

НИКОЛАЙ (смущенно): Я к Оле приехал... На свидание... Цветы ей у администрации нарвал, все как положено, только вот она почему-то не пришла. Хотя два месяца писала. Коленькой звала...

САШКА (посмеиваясь): А может, она и явилась, да только ей твоя бородка не понравилась.

НИКОЛАЙ: Нет, думаю, все карты дождь попутал... Девушки же они такие... Платьице, босоножки... Ну а я не переживаю. Я цветы бабушке подарил, что у Универмага сидела, семечки продавала, так она мне два кулька насыпала... Да еще и в поход, с горкой... На те, угощайтесь...

(Николай высыпает на стол семечки.)

САШКА: А ты что молчишь?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Вот смотрю я на него и мне кажется, лицо чрезвычайно знакомо... "Фотография мне ваша знакома, только вот из какого альбома..." Хм... Сашка! А ну-ка неси очки из прихожей.

САШКА: Да зачем тебе еще очки? Я их на дороге нашел... Опять что-то придумал, мыслитель...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Неси же, говорю!

НИКОЛАЙ: Принеси-принеси.

(Сашка приносит очки.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (предлагает Николаю): Надень-ка их.

(Николай надевает очки и строит академическую физиономию. Друзья смеются.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Знаю! Знаю! На кого похож! Ай-да и сукин сын... Точь-в-точь! И бородка, и очки.

САШКА и НИКОЛАЙ: Да на кого же?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (хитро улыбаясь): Ты мне лучше, Николай, скажи, хочешь куриные котлетки выкупать в красненьком, али нет?

НИКОЛАЙ: Кто же не хочет? С неделю как на макаронах и хлебе. Я за всегда рад... Только где же их взять эти котлетки, а тем более красненькое...?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: В таком разе, имя твое на сегодня будет Сергей Валентинович, а фамилия твоя будет - Чухин. Понял?

НИКОЛАЙ: Понять-то понял, только вот кто это? И почему я им должен называться...

САШКА: Игорь Александрович, что это ты опять выдумал?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Нет-нет, все будет в рамках дозволенного нашим местным законодательством. Шутки внутри семьи, так сказать, и только.

НИКОЛАЙ: Подождите-подождите, я ничего не понимаю. Для начала, кто это такой Сергей Валентинович?

(Игорь Александрович наливает себе чай и начинает объяснять.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Чухин Сергей Валентинович - это наш Вологодский поэт, он у нас тут в Грязовецкой типографии раньше работал, а затем в Вологду перебрался. У нас его несколько сборников стихов дома на полке стоят. Моя мать его стихи очень любит - почитывает. Литературная у нее страсть, понимаешь... Особливо поэзию уважает. Задумка простая: сейчас мы идем ко мне домой и говорим ей, что в Грязовец приехал поэт... ну и само собой, грех не угостить... Разумеешь? Понятно?

САШКА: А кто поэт? Это Колька-то поэт? Да он и школу-то не закончил...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (непреклонно): Да мы ему подыграем. Делов-то. Поэта не сыграть? Приехал он, то бишь ты, в типографию, новый сборник напечатать... Знай цитатки сыпь, да котлетки уплетай. Выйдет! Вот увидишь... И красненького, в честь такого события, матушка нам прикупит... Ну что, по рукам?

НИКОЛАЙ (вдохновенно):По рукам, была-не была! Честное слово, всю жизнь чувствовал свое призвание к искусству.

САШКА (в сомнении): Да какой же из этого дурака поэт? В школу вечернюю ходит и ту не закончил, из ГПТУ выгнали... Провалимся...

НИКОЛАЙ (входя в роль, строго): Но-но-но... Прошу не выражаться. Здесь приличные люди собрались. Об искусстве говорят!

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (смеясь): Молодцы-молодцы, Сергей Валентинович! Так их, неграмотных пролетариев! К ногтю! К ногтю!

(Николай-Сергей Валентинович Чухин начинает расспрашивать Игоря Александровича о себе самом.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Самое главное, Сергей Валентинович, запомните, что вы наш - Вологодский мастер пера, так сказать, но любящий выпить... Душа у вас болит за русскую деревню. Уловил?

НИКОЛАЙ: Что ж тут мудреного. Это и в правду про меня.

САШКА: Ты побольше туману над рекой расстели... уточки пусть крякают... Может того гляди и получится, если похож.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Только вот в какой деревне он родился? Хотя, это ладно. Домой придем, я тебе книжку пихну, вот и прочитаешь о себе самом. Главное, что у тебя метла метёт, а остальное - детали... Бутылочку, а может, и две красненькой сегодня опрокинем. Эх, маманюшки, не раскручивайте тубусы своих сыновей, никогда не знаете, каких джинов выпускаете вы тем самым на свободу. Други мои, за мной!

(Друзья направляются к выходу. Звук захлопнувшейся двери.)


СЦЕНА 4

(На улице стоят ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ и СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ. ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ заглядывает в рюкзак СЕРГЕЯ ВАЛЕНТИНОВИЧА.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Это чего у тебя там в рюкзаке?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Да разное...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Нет, это не подойдет. Поэты с подшипниками в рюкзаках не ходят. САШКА, сбегай домой и принеси ему пару-тройку книжек, и прикрой газетками сверху.

(Молодой пожарник быстро убегает.)

САШКА (убегая): Эх, заварили кашу! Кашу о настоящем поэте! Ха!

(Пока САШКИ нет, ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ продолжает.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Послушай, рифмоплет, особый акцент сделай на том, что ты знаешь Рубцова Николая и с Беловым Василием тоже знаком, и еще... как его там... Владимира Корбакова... художник наш местный.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Да понял-понял, ничего не перепутаю. Слыхал я про них... Если хотите знать, я и сам артист, в душе, правда, все еще зреет, но уж как созреет, то еще все эти "КОРКОВЫ" ко мне учиться придут!

САШКА (возвращаясь, достает из авоськи книги и увеличительное стекло.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (смеется): Ну, он же не Шерлок Холмс.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (дерзко): Тут думаю я! (Протягивает руку за увеличительным стеклом.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Не переигрывайте, Николай.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Николаем я был в прошлой жизни. Сейчас же попрошу называть меня Сергей Валентинович, не иначе! На кону котлеты! Не учите меня! Сам читать умею. (Схватив авоську с книгами) На абордаж!

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: (замахав руками) Да подождите вы! Сейчас я сам... первый поднимусь и скажу ей, что, мол, поэт приехал в типографию...

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ убегает. Поднимается по лестнице к двери, начинает стучать.)


ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Мама, мама, открывай! Чухин у нас в городе! Ты только представь!

(Учительница тут же открывает дверь с выпученными глазами и открытым ртом.)

МАТЬ: Ты что еще мелешь..? Быть такого не может! Он же в Вологде...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да говорю тебе!

МАТЬ: Обознался верно...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да какое обознался. Здесь он! Ей Богу здесь! Его Сашка у типографии встретил...

МАТЬ: Как у типографии...? Верно, печататься приехал! А нам-то серым и невдомёк...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: А я-то вижу, Сашка с кем-то идет... "Знакомься", - говорит, - "Это Чухин". Я так и обомлел. Вот ведь как бывает... Руку мне вот эту самую жал, вот эту самую...

(Мать взяла сыновью руку и чуть потрясла ее.)

МАТЬ: Что же это, Господи... - шептала пожилая учительница.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да не переживай ты так, мама... Я Чухина к нам на чай переманил. Ну, можно, что ли?

МАТЬ: Да где же они? Где?

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: На улице ждут... Решают, куда идти...

МАТЬ: Как куда? А я? Я всю жизнь жду...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ну, звать что ли?

МАТЬ: Конечно... Только у нас и не прибрано... Ой... что делается...

(Игорь Александрович побежал звать гостей, а мать засуетилась по дому.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ну все, братцы кролики, плацдарм для наших самолетов я подготовил, теперь главное - вам не опростоволоситься. Только все культурненько!

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Мы по-другому и не умеем...
(Буркнул молодой поэт, поправил очки с толстыми линзами на своей переносице и зашагал в дом любительницы поэзии.)





АКТ 2

СЦЕНА 1
(Сцена крутится. Зритель видит прирумяненную Надежду Николаевну с красивым новым платком на плечах и брошкой в волосах.)


НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (встречая): Здравствуйте, гости дорогие! У нас уж и не прибрано... Мы уж вас и не ждали...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Все у нас прибрано... Всегда чисто,- Мама, пожалуйста, что-нибудь на стол... Люди с дороги.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (восклицает): Ах! СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ! И какими же это вы случаями в наш городок приехали?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (теребя газетки в авоське): Да так, так... Вы меня старше... Так что можно просто Сергей... Серёжа.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: Мне уж так и не сподручно...

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ замечает новый платок на плечах матери.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (про себя): "Поверила, непременно поверила!"

(Из ванной доносится голос.)

ГОЛОС ИЗ ВАННОЙ: Друзья, руки мыть можно здесь, в ванной комнате.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (переминаясь с ноги на ногу): Куда тут у вас книжечки положить?


(На кухне САШКА ест жареные котлеты, поглядывая на НАДЕЖДУ НИКОЛАЕВНУ.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (тихо матери): Мама, ты бы Сергею Валентиновичу свои стихи прочитала... Ведь такой человек сразу тебе свое мнение скажет...

САШКА: А что? Может, и напечататься поможет.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: Да ну... Где уж мне... У него поэзия в туфельках на балу танцует, а у меня в валенках об порог снег отряхает... Нет уж... Я так для себя...

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (понес околесицу): А я что для дяди Феди? Тоже для себя пишу... Я бы и показал. Себе ведь тоже цену надо знать. Надо себе бирку вешать. Дорого. Качественно. На развес... Нет, на развес... не надо...

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ подходит к матери и шепчет.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Мама... может... того... Я бы пока за "красненьким" сбегал?...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (грозно): Я тебе дам "красненькое"! Сергей Сергей Валентинович ведь верно и не пьет вовсе.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (недовольно): То правда... Но... Немножко можно... За встречу выпью... Даже очень бы хотелось...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (смягчаясь): Ну если вы хотите..., тогда я и не против... Для дорогого гостя не грех...

САШКА (потирая ладони): Правильно!

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ получает от матери деньги и убегает в магазин.)

(Музыкальная пауза. Хозяйка ставит пластинку. Звучит грустный вальс. Сергей Валентинович и Надежда Николаевна танцуют. Сашка ест котлеты. Возвращается ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ с вином и конфетами.)


СЦЕНА 2

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (про себя, стоя на пороге): Ну и что... подумаешь... Ну пошутил... С кем не бывает. Почему к нам в гости не может зайти поэт? Маме - хорошо, нам - приятно... Нужно сказать этому дураку, чтобы он похвалил мамины стихи. Завтра выяснится, а сегодня-то у всех праздник.

(СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ читает свои стихи, размахивая рукой с котлетой.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: А вот это я написал Нине Груздевой. Я так и попросил редактора: "Отпечатай, друг, имя моей Ниночки..." и вот, пожалуйста-пожалуйста, имя Нины в веках... Послушайте:

Снега... трещат под сапогами,
Снега трещат на зло весне.
Водой, изрытой под ногами,
Весна присутствует во мне!
И кажется, уже сегодня,
Не подчиняясь Февралю,
Не дожидаясь половодья,
Возьму и песню за-по-ю!

САШКА: Во замола... Ему бы на рынке торговать, а не подшипники крутить.

(Надежда Николаевна хотела похлопать, но ее прерывает ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: А вот и гостинца прибыли!

(Все радуются."Воо!")

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (поморщившись): Только сегодня! В виде исключения...

(СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ умело открывает бутылку.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Ну, за поэзию!

(Чокаются, выпивают - все, кроме НАДЕЖДЫ НИКОЛАЕВНЫ.)

САШКА: Ну и ничего... Нам больше достанется... Нудить не будем.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (спрашивает): Сергей Валентинович, скажите, пожалуйста, как вы пишете свои стихи? Как они вам являются? Верите ли вы в талант, предрасположенность?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (втыкая вилку в макароны): В вашем вопросе... ммм... сразу же несколько вопросов. Давайте по порядку. Как я пишу стихи? Я и сам не знаю. Возьму и напишу. Бумажка есть, карандашик... Возьму и чиркну. Мне не сложно. А как-то затерялся карандаш, муза пришла, ноготочком грудь скребет, вот тут... под аккурат под соском... И знаете ли, дорогая хозяйка, так на душе тяжелехонько... В себе держишь мыслю... выпорхнуть птичка хочет, а клетка закрыта... Вот... Я бы каждому поэту, писателю штаны бы выдал, а к ним карандашик на веревочке... Порою посмотришь на нашего трудового мужика... и еще тяжелее на душе становится. Возьмешь чего-нибудь этакое, знаете ли, напишешь, изваяешь новый стол в литературе...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (поправляет): Столп.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (шикая на сына): Игоряша, не перебивай.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Вот я и говорю "столб", то есть что-нибудь этакое новое, что еще по земле еще прежде никогда не хаживало. С детства с самого, талант этот мне покою не давал... Бывало, в школу идешь, а чего-нибудь этакое колкое на соседском заборе-то и напишешь. Знай нашего брата! А вот школу взять... Всё больше я на последних, предпоследних партах сидел. Так возьмешь какой-нибудь стишок, да и начиркаешь на самой парте или прямо в учебнике. Раз как-то учительница... Марья Петровна... застукала меня за этим делом, я как раз что-то на парте карандашиком выскребал. Так ведь отняла карандаш, хвать меня за ухо и говорит: "Что ты, такой-сякой, на партах рисуешь?! А ну бери тряпку и стирай!" И представьте себе, пришлось стирать. Много я от вашего брата, учителя, настрадался. Ведь может, там было написано что-то более гениальное, чем "Мороз и солнце - день чудесный... Еще ты дремлешь, друг прелестный..." А она грязной тряпкой по таким строкам... Эх...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (почти шепотом): Сергей Валентинович, какие же там были строки?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (густо краснея, замахав руками, со слезами): Нее- поом-ню... Двадцать лет пытаюсь вспомнить, а они не приходят... Ведь я тогда так расстроился и забыл... Думал, домой приду, запишу. Может, теперь никогда уж и не вспомнить... Может, с этой тоски и пью... Лучше-лучше было, чем "Я, друг прелестный...", а она тряпкой, тряпкой... Тошно на душе... тошно... дайте выпить...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (с кривой усмешкой): Не плачьте, Сергей Валентинович, - мама поговорит с директором школы, и они будут помягче с учениками, скажи, мама...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (чуть потерянно): А что... Я и поговорю.

(Пауза.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: А скажите, вы знали Рубцова?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Какого еще Рубцова?

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (удивленно оглядываясь вокруг): Николая... Николая Рубцова.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (ткнув поэта в бок прыскнул): Ты чего, пьянь, плетешь!

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (потряхивая головой): А!! Кольку! Конечно, знаю... Сразу-то и не сообразил... Это он для вас - Рубцов, а для меня он - Николай... Коля - друг... Товарищ, соратник по перу... Вот не дал бы ему тогда велосипед, кто бы он сейчас был?

(СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ начинает петь.)

Я буду долго... гнать велосипед,
В густых лугах его остановлю...
В густых лугах его остановлю,
Я лишь хочу, чтобы взяла букет
Та девушка, которую люблю...

Во! Песня получилась! А все благодаря моему велосипеду. У него-то цепь все слетала, а у меня Урал с 28-дюймовыми колесами, со стальными ободами, коробочного течения. На переднем колесе - тормоз клещевого строения, катафоты светят, звонок звенит. Опять же подшипники, задней, передней втулки...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (вполголоса): Ты чего мелешь?

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: Игоряша, имей уважение к Сергею Валентиновичу.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Вот я и говорю... Колька спрашивает: "Дай", Я ему - "Бери!" Вот тебе и вся история.

САШКА (держась от смеха за живот): Александр Сергеевич, что-нибудь из раннего исполните... Может быть, деревенские мотивы?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (раздраженно): А тебе, сукин сын, не Сергеевич... Сергей Виктор.ррр... Виталь... Валентинович... Я человек простой. Я ем - ты садись ешь. Я пью - ты садись пой... И деревенское могём... Что думаете, я душу городу продал? На те, выкусите!

Не чистый дух дерет старух:
Печкалиху, Пазгалиху,
Еще каких-то двух...

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ выпучивает глаза и тянется за остатком вина. Надежда Николаевна открывает от удивления рот... Сашка хлопает себя по колену и смеется беззвучным смехом.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (внезапно кричит): Олашек, я хочу олашек!
Хозяйка, напеки мне олашек.. По-жа-луй-ста...

САШКА: Тетя Надя, напеки ему олашек - не уймется...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: Ну, если только ради искусства.

(НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА начинает месить тесто.)

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ сидит, положив руки на голову, Сашка Плошников и поэт Чухин о чем-то спорят, до уха зрителя доносятся слова: "Смена, подшипники, мазут, пересменка...")


СЦЕНА 3

(Сцена крутится колесом. В воздух подкидываются оладьи. Вальс звучит вперемешку с выкриками, спором и смехом.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (подхватывая разговор): Скажите, пожалуйста, Сергей Валентинович, вы с Корбаковым виделись?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (вдруг, не стесняясь): Конечно, виделся, такие стихи пишет... что закачаешься.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (удивленно): Кто? Корбаков? Он же художник.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Конечно, художник... но и стихи по-пи-сы-ва-ет. Я ему говорю: "Кор-ков, друг, на нашу борозду не влезай, понимаю, что хочется, но видишь, как у тебя криво идет - все посевные запортачишь. Взял кисточку, рисуй-малюй, помаленьку, кусок будет, повезет- глядишь, и в люди выберешься, а где поэзия живет, нам дай с ней дело иметь... Крылья не подрезай".

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (тихо): А может быть, вы, Сергей Валентинович, мои стишки бы и почитали... Сказали бы ваше верное слово.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Отчего же нет... Продегустируем... Несите!

(Надежда Николаевна приносит перешитые тетради. Сергей Валентинович выдергивает один листок и читает.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ:
Я бы склонилась к тебе, как березка,
Но сучья обрубили по весне.
Мне не подаришь даже отголоска,
А ей цветок сорвешь на целине...

Это замечательные строки! О горькой судьбе русской учительницы! Определенно талант! Можно... еще оладьи?

(НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА подкидывает на стол еще несколько подоспевших оладий и расплывается в умилительной улыбке.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА: Сергей Валентинович, оставьте мне ваш автограф, пожалуйста.

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Хе, запросто! Давай ручку!

(НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА протягивает ему шариковую ручку. СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ, с трудом держа ручку, пишет на кухонных обоях, произносит по слогам: "Надя, пиши стихи... Ко...", но его руку отдергивает ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ.)

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Ты чего, дурак, на моих обоях чиркаешь?

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Сам... дурааак...

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Пролетарий!

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (обидно): Гаденыш! Ты за чей счет вино пьешь? Мой талант тебя кормит!

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ неумело, по-интеллигентски, ударяет СЕРГЕЯ ВАЛЕНТИНОВИЧА в челюсть. СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ садится на стул, а потом вскакивает.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ: Да как ты смеешь! Ты в русского поэта кулаком тычешь? Не уступлю!

(СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ бросается на ИГОРЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА с кулаками. Они катаются по полу.)

(НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА и САШКА с трудом разнимают их, при этом опрокидывая сливовое варенье, оладьи, песочницу. СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ весь вымазывается в сладости и не хочет мириться с ИГОРЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ и, оттащенный, все пинает воздух.)

СЦЕНА 4

(Игорь Александрович и Надежда Николаевна в одной стороне. Сашка и Сергей Валентинович в другой.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (строго): Игорь, ты должен извиниться. Это не хорошо получилось. Ведь это же история. Обои что? А тут поэт. Ты потом сам гордиться будешь.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ: Да так... Надо еще в магазин сходить... Давай, мама, деньги... Схожу, потом извинюсь.

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (хмуро): Ну смотри, чтобы извинился как следует.

ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ (виновато): Да-да, конечно. Я сейчас быстро сбегаю...

(ИГОРЬ АЛЕКСАНДРОВИЧ берет деньги и уходит.)

(Надежда Николаевна снова ставит пластинку с вальсом. Предлагает потанцевать. Сергей Валентинович с заплетающимися ногами встает.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (встревоженно): Вы уж его извините... Он же у меня их сам клеил. Может, с того и вспылил...

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (пожимая плечами): Я не обижаюсь. Вы вообще-то еще ничего... Меня еще не так били - и пулей, и саблей... Всяко бывало.

(Не окончив танца, падает на диван и храпит...)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (качая головой): Нехорошо получилось. Что-то долго Игоряши нет... Надо было его удержать. Только бы извинился от души. Такого гостя обидел.

СЦЕНА 5

(На автобусной остановке в Грязовце. СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ, НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА и САШКА, прочие пассажиры.)

(Раннее утро. САШКА и НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА ведут на кривых ногах СЕРГЕЯ ВАЛЕНТИНОВИЧА, отправляющегося первым же автобусом в Вологду.)

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (с теплотой в голосе): Вот ведь человек... Всего-то день гостил, а как запал в душу.

САШКА (усмехаясь): Ну да, буйный гений. Только вот Игорь Александрович из-за него натерпелся. А ведь так и не пришел... Не извинился...

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (вздыхая): Да, я еще с ним поговорю...

(Садят гостя в автобус.)

СЕРГЕЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ (высовываясь из окна автобуса): А еще кино про Грязовец сниму! Вот увидите! Я свое слово держу!

САШКА (смеясь): Ну, если снимет, я уж точно первым в массовке запишусь!

(Слышится пение Сергея Валентиновича: "Я буду долго гнать велосипед... В густых лугах..")

НАДЕЖДА НИКОЛАЕВНА (глядя вслед автобусу): Да, настоящий поэт!

(Звучит песня "Букет"... Автобус с СЕРГЕЕМ ВАЛЕНТИНОВИЧЕМ уезжает, скрываясь в утреннем тумане. Сцену заполняет туман.)