Литературные заметки

 
                М и М

А если Он приезжал в Москву не так давно?
Кто? – Да Воланд, разумеется! Он всегда появляется в Москве в канун сложных событий. Накануне московских процессов 1936-38 годов, например, о чем поведал некий свидетель М.Б.
Можно усомниться: с чего ему наведываться в Первопрестольную? Неужели других мест нет? Есть, конечно, и туда наезжает. Но лишь в Москве Его по-настоящему помнят и ценят благодаря Булгакову.  Собственно, поэтому Он, оценив (извиняюсь за литературный русский) паблисити, восстановил погибшую было рукопись. Заодно «крестил» двух бедовых мальчуганов, родившихся в одном 1931 году. На челе одного неуклюжий Коровьев даже метку оставил.
Но я не о том…
В Москве Ему комфортно еще потому, что прямо в центре есть прекрасный отель, которых нет нигде – Некрополь. И там покоятся два человека, с которыми есть о чем поговорить о текущем и о будущем, ибо они умели искусно творить и первую, и вторую реальность, при этом прекрасно ориентируясь в общественной психологии. А ныне даже Маргарита есть. Работает успешно на телевидении. Так почему бы ему не посетить Столицу и не провести традиционный бал в канун новых Грозных Событий? Например, когда родственные народы решили пострелять друг в друга. А тут еще в очередной раз стали снимать фильм о перипетиях его посещения времен Булгакова. А ведь Он сам режиссер, да еще какой! Сколько драм сотворил – не счесть.
Первый раз Он посетил Москву при Иване IV и замутил интересную комбинацию под названием «опричнина». Вот это получился сериал! Сколько там страстей! Какие персонажи на сцену вышли! Малюта Скуратов, знатный душегуб, даже затем попал в его Свиту. Но в Москву приезжал лишь раз, и зарекся появляться вновь. Говорил – души убиенных его душат. Пришлось Мессиру в свои визиты  набирать свиту из иностранцев, к которым не было счетов со стороны местных призраков.
Но мы не про историю, мы про Булгакова. Откуда такое внимание к его роману?
А потому, что это апокриф.
Апокриф – это потаенное сказание о мистической встрече людей с представителями Потусторонней Силы. Обычно сказание о Христе, Ангелах, предвещавших, как хорошее, так и  не очень (Апокалипсис, к примеру). Отдельная тема – сочинения гностиков, которые предвосхитили знаменитый афоризм Вилли Старка из романа «Вся королевская рать»: «Добро можно делать только из зла, потому что его просто не из чего делать». Но так как доказать научно эти контакты и взаимоотношения двух миров было невозможно, то со временем под словом «апокриф» стало пониматься сомнительное свидетельство. Это в том случае, если сочинение не было одобрено церковной властью. Но даже Библия не спешила свидетельствовать о Темной силе. Лишь в двух местах говорится ясно о Падших Ангелах. Там, где Бог заключает пари с Сатаною насчет Иова, и там, где дьявол искушает Сына Божьего.  Что хотите, то и думайте насчет этого. Вот Булгаков и надумал на пару с Гёте свой апокриф. И каждый волен вычитать там свое с высоты своей колоколенки.
Так вот «Мастер и Маргарита» - это апокрифическое свидетельство приезда главы Темных в Москву, описанное в художественной форме. И так как других описаний нет, а есть только факты непонятных государственных срывов, над которыми ломают голову историки, тем ценнее крупицы сведений об этом неординарном явлении. Булгаков художественно зримо показал незримое вмешательство потусторонних сил. По понятным причинам на уровне «варьете». Власть земная осталась на периферии. Власть функционеров от литературы не в счет. Мелковато. Другое дело чекисты. Они появились в романе, попытались схватить тени потусторонних сил. Попытка не увенчалась успехом. Но главное, применительно к власть имущим Булгаков провозгласил, что никому не дано предвидеть будущее – не только на период строительства коммунизма, но и на ближайшее время. И впрямь скоро в сталинской Москве полетели головы, ибо «масло» было уже разлито.
Лишь спустя годы роман увидел свет (в прямом и переносном смыслах). А дальше пошли, как водится, трактовки, попутные комментарии и комментарии к комментариям. И любопытно наблюдать, в какую сторону шел мыслительный процесс.
У последнего фильма (2023 года) о Мастере и Маргарите много критиков. Прежние режиссеры привычно экранизировали роман, то есть следовали строго по сюжетным линиям. Однако М. Локшин пошел принципиально иным путем. Возможно, и он бы экранизировал традиционно, если б ему дали деньги на сериал, но когда стоит задача уложиться в 2 часа экранного времени, то следовать за романом постранично невозможно. Впрочем, может авторы осознанно и изначально подошли к произведению с другой стороны, решив показать, как Булгаков и его возлюбленная шаг за шагом не только придумывают роман (само по себе творческое зазеркалье интересно не меньше, чем полученный результат), но и как они растворяются в романе, становясь его двойными героями. Такого практика экранизаций «Мастера и Маргарита» не знала. И это весьма свежий, неординарный ход. Правда, не для литературоведения. Там параллелей между парой Михаил Афанасьевич – Елена Сергеевна с Мастером и Маргаритой предостаточно. Но в кино – первый опыт.
О чем, собственно, фильм? О прямом контакте со злом, ведь обычно люди сталкиваются с инфернальными силами опосредованно, часто не подозревая об этом.
Тема не новая. Булгаков сразу указал на один из источников темы – «Фауст» Гёте, где герой поэмы решил сыграть с Чертом в игру, поставив на кон свою судьбу во имя Большого Дела. Как-никак перед ним возникла сила, что стремится к злу, но совершает благо! И душу можно продать в обмен не за внешний блеск – деньги, сладкую жизнь, что банально. Фауст захотел стать великим ученым и познать тайны материального мира (в том числе чувственную ее сторону). В целом, благородная задача. По сути, он жертвовал собой ради людей. Потому Гёте и написал об этом событии большой текст, пытаясь досконально разобраться в случившемся. Гёте и сам был естествоиспытателем, в частности бился над секретом света, то бишь оптики. И, наверное, прикидывал: а если б ему предложили сделку? И, как художник, проиграл ситуацию на примере выдуманных героев. Оказалось, надо было жертвовать не только собой, но и близкими. Одно тянуло за собой другое. Так ведь и Булгаков оказался в близкой ситуации. Только речь шла не о науке, а о художественном тексте. У него реквизировали «Собачье сердце» - лучшую его повесть на тот момент. В театре закрывали одну постановку за другой. И что было делать? Уезжать за границу? Но его не  пускали. Тогда писать литературную поденщину?
А если бы к нему пришли… Нет, не товарищи из Союза писателей, и даже не чекисты, а если бы Оттуда, с самого что ни на есть Верха, то бишь Низа? И сделали предложение, от которого настоящему писателю трудно отказаться – реанимировать его детище, его ребенка, часть его души -  рукопись удавшегося, великолепного романа. (Что с «Собачьем сердцем», кстати, и произошло. Рукопись не пропала, воскресла).
Так как быть? Отказаться от сотрудничества? Но тогда рукопись сгорит, исчезнет. Или спасти ее для людей ценою себя?
И тут необходимо обратиться к Маргарите.
В любви ищется что-то родственное, но также недостающее. Мастер и Маргарита прекрасно дополнили друг друга. Мастер  - человек слабохарактерный, но при этом одаренная творческая натура.  Маргарита, наоборот, волевая, самоотверженная. Мастера быстро сломали, а Маргарита была готова драться до конца, до любого предела. Она без колебаний брала на себя ответственность во всех ключевых решениях. И тем рушила привычный образ женщины как «второго номера» в союзе мужчины и женщины. В их случае ведомым был Мастер. Что задело одного из первых обстоятельных критиков романа протодиакона А. Кураева, и он предрек Мастеру судьбу подкаблучника. Узнать, как сложилась семейная жизнь Мастера и Маргариты не представляется возможным, потому каждый волен иметь свое мнение на их счет. Читатели лишь узнают о борьбе Маргариты, что она вела за своего избранника и труд его жизни. И если у иных героев любовь заканчивается свадьбой, то у Булгакова – спасением романа. После чего земное существование Мастера и Маргариты как бы теряет смысл и прекращается.
В книге получилось красиво. В реальной жизни, конечно, не очень. Да, Михаил Афанасьевич умер сразу по завершении «закатного» романа. Но что удивительно, в воспоминаниях об издании произведения и борьбе за первую экранизацию неизменно выступает Елена Сергеевна, причем даже после ее физической смерти (по воспоминаниям режиссера В. Наумова она явилась к нему призраком и заверила, что экранизация не достанется никому из советских кинематографистов).
- «Ах, как я угадал!» - воскликнул Мастер, слушая Бездомного. Ах, как угадал Булгаков, женившись на Елене Сергеевне. А то рукопись могла и пропасть. Но она хранила ее 25 лет. И пробивала в печать текст, казалось, невозможный для опубликования в советское время. И пробила! Иначе, кто знает, что случилось бы с рукописью за последующее 20 лет, когда стала возможна бесцензурная публикация.
Что было дальше? Дальше пошли трактовки.
 Почти все читатели отнеслись к Мастеру благожелательно и переживательно, а к Маргарите - двойственно. У нее оказалось немало противников, начиная с правоверного отца Кураева. Есть, конечно, у Маргариты и поклонники. И кто прав?
В том-то и проблема, что все!
Она ведьма? Да, стала ведьмой. Погубила свою душу? Да, погубила. Погубила Мастера? Да, вполне возможно, ибо «покой нам только снится». И Мастер это понимал. И потому тосковал, пытаясь избежать навязываемой судьбы.
Но ради чего Маргарита пошла на жертву себя? Почему не вернулась в свой богатый дом и обеспеченную жизнь? Не могла другого любовника в Москве найти? Могла, но не захотела. Пошла на жертву себя ради романа. Чтобы мы его читали. Читали и помнили, тем самым, его возлюбленного – Мастера. Сакральная жертва, на которую большинство людей не пойдет ради какого-то романа (их миллион! не перечитать...).
Рукописи не горят? Смотря какие. Жертвенные – да. Интересно, а отец Кураев или Ардов – церковные критики романа, пошли бы на жертву себя, если бы в их руках оказалось Житие Иисуса? Подлинное, а не апокриф. И от них зависело бы, исчезнуть книге или нет. А жертва это не переместиться, потеряв земную жизнь, в  райский Сад с тамошним вечно-санаторным блаженством. Ведь тогда это не жертва, а выгодный обмен. Все бы так хотели…
Потому среди верующих так ценится мученическая смерть. Пострадал за Идею! И -получил право на вознаграждение. Но любая казнь длится относительно короткое время, зато за гробом – вечно-зеленая жизнь. А тут, наоборот, «вечное» наказание за краткое время счастья и борьбы. Но Маргарита, прекрасно понимая кто и что перед ней, идет до конца ради произведения и его создателя. И во имя чего? Чтобы мы почитали книгу на досуге, а режиссеры экранизировали во славу себя? Однако она пошла на жертву своей души. Стоило ли?
Отсюда вопрос: какой мерой ее мерить?
Ответ прост: каждый мерит (и судит) ее по себе. Другой меры нет.
Игра со злом (включая ту, что творит благо) не может закончиться вничью. И победой, похоже, тоже. Но и явного поражения можно избежать. Если только пожертвовать собой ради Дела. Тогда можешь рассчитывать на Покой.
Таков смысл апокрифического романа «Мастер и Маргарита».
А дальше остаются комментарии на предмет что-как, почему-зачем. Но не будет окончательных ответов. Потому что их просто нет. А есть Жизнь во всех ее противоречиях. И… и ждите очередного визита Воланда. Надо же кому-то творить добро в государстве.




                Любовь и страсть


Татьяна Ларина влюбилась в Онегина сразу, как только увидела его. Книжный идеал совпал с реальностью. Так ей показалось. То была не просто любовь, а особый вид любви – любовь-страсть.
Страсть – безрассудна, некритична, ослепляюща. Человек попадает в жесткую психологическую зависимость от объекта любви. Любовь вообще-то и есть род психологической зависимости. Но страсть разрушительна, неплодотворна. Помимо прочего она пугает объект страсти своей напористостью. Татьяна своим письмом смутила и оттолкнула Онегина. Убила едва зародившуюся симпатию к ней. При первом визите к Лариным он выделил именно Татьяну, и удивился выбору Ленского. Но следующие события сделали сближение с Татьяной для него невозможным.
Почему?
Всюду есть правила игры. В любви особенно. Они многогранны и многолики. Сначала он (она) выставляет себя перед избранником в лучшем свете. И лишь потом выдает порциями себя настоящего, приручая и заставляя привыкать объект любви к своим недостаткам. Не всегда это получается, и любовь, не пройдя проверку ссор (а ссоры обязательны для выработки характера любви),  заканчивается пшиком. Но алгоритм таков. За ним стоит опыт столетий. Татьяна одним махом сметает все правила «приличия». С ходу рушит игру, предлагая вместо нее чувства по высшему счету. Она – не Ольга. Та все делает правильно с Ленским. Как положено. Тогда откуда такое «неприличие» у Татьяны?
Пушкин говорит о французских романах. Однако в то время там не может быть ничего подобного. Да и речь шла не о девушках, а о роковых красавцах. Романы о путях к замужеству Джейн Остин, где главной героиней выступала потенциальная, но  в тоже время неординарная невеста, хотя и были опубликованы в Англии, но не дошли еще до России. Получается, характер Татьяны и ее представление о любви сформировались помимо книг. Да, книги дали толчок, но дальше ее душа созревала самостоятельно. И ум ее пришел к выводам, которые совершенно не укладывались в схему принятой светской игры.
Девушка не имела права первой делать явные знаки внимания. Чтобы привлечь к себе требовалось выделяться внешней атрибутикой - платьем, прической, косметикой, манерами… Когда же кавалер обращал на нее внимание, в ход шли наработанные уловки – кокетство, беседа, приятная мужчине, флирт. Далее встречи,  медленное хождение кругами вокруг избранника. Как охотник не спеша подбирается к дичи, так и девушка, не форсируя событий, подтягивала к себе мужчину. И в этой игре нет ничего плохого. В ней и впрямь зарождается любовь (разного уровня и силы). Когда быстро, когда медленно, на протяжении ряда лет… В общем, читайте Джейн Остин. Там все описано подробно с чувством и художественным талантом.
Онегин приучен именно к этому. И когда увидит Татьяну в столице, на балу, то…
                …мой Онегин вечер целой
                Татьяной занят был одной,
                Не этой девочкой несмелой,
                Влюбленной, бедной и простой,
                Но равнодушною княгиней,
                Но неприступною богиней
                Роскошной, царственной Невы.
Вот эту игру он понимает. И как неприятно была поражена Татьяна его вниманием («на сем лице лишь гнева след») только потому, что она, оставшись той же, сменила простое платье на богатое, бедную обстановку на княжескую. И все… поплыл Евгений.
                Как изменилася Татьяна!
                Как твердо в роль свою вошла!
                Как утеснительного сана
                Приемы скоро приняла!
Выходит, для Онегина главное декорация, фасад, мишура. Ну и, соответственно, игра. В любовь и чувства. Она же хотела иного, и дала ему шанс. После первой встречи на балу Онегину не только прислали приглашение посетить ее, но Татьяна сумела устроить встречу наедине. И что Онегин?
                Он с трепетом к княгине входит;
                Татьяну он одну находит,
                И вместе несколько минут
                Они сидят. Слова нейдут
                Из уст Онегина…
В деревне он был велеречивей. С высоты положения. А тут иная иерархия, и ему нечего сказать. Понимал, что не на светскую беседу позвали. И не на адюльтер. А тогда на что? Не понятно, вот потому слова не шли. Он не знает правил этой игры. Только Татьяна перед ним не играла никакую роль. Она ждала подлинного чувства… А вдруг! «Вдруг» не случилось.
Но то потом, а в деревне было письмо. И какое! Если б пришла записочка с глупыми «ах», а то ведь по силе выраженного чувства Онегин не читал ранее подобное от женщин. И сам не смог достичь той же высоты. Сравним письмо влюбленного Онегина к Татьяне. То средний по качеству образец эпистолярного жанра. Вот его письмо, как раз на уровне: «ах, я вас люблю и ее же терзаюсь». Будто Ленский начертал:
                Повсюду следовать за вами,
                Улыбку уст, движенье глаз
                Ловить влюбленными глазами,
                Внимать вам долго, понимать
                Душой все ваше совершенство,
                Пред вами в муках замирать,
                Бледнеть и гаснуть… вот блаженство!
Здесь он как девица, начитавшись сентиментальных романов, так и сыплет горохом все эти: «ловить влюбленными глазами», «ваше совершенство», «в муках умирать», «бледнеть и гаснуть… вот блаженство».
Последнее просто пошлость с точки зрения качественной литературы. Онегин так и не понял, что перед ним не Ольга. Вот она бы с удовольствием прочла про «совершенство» и «блаженство». И будто списано с плохого стихотворения строки:
                Смирять волнение в крови;
                Желать обнять у вас колени
                И, зарыдав, у ваших ног
Татьяне прекрасно знает, что она не «совершенство»  и тем более не желает, чтобы мужчина рыдал в голос у ее ног. Она другое. Пушкин много внимания уделяет ее отношению к природе. Божий мир для нее родной и понятный. Не хватает лишь второй половины единой души, что на «той стороне» разделились по закону двойственности на мужское и женское начало, и так спустились на землю. Татьяна увидела в Онегине не красивого мужчину, которого надо срочно вести под венец, пока тот не умотнул назад в Петербург. Она-то посчитала, что нашла вторую половину своей потусторонней сущности. Потому и написала письмо – про это. Но не языком философа-метафизика, а языком любви. Но любви другого рода.
                Вся жизнь моя была залогом
                Свиданья верного с тобой;
                Я знаю, ты мне послан Богом,
                Ты в сновиденьях мне являлся,
                Незримый, ты мне был уж мил,
                Твой чудный взгляд меня томил,
                В душе твой голос раздавался
                Давно… нет, это был не сон!
                Ты чуть вошел, я вмиг узнала,
                Вся обомлела, запылала
                И в мыслях молвила: вот он!
Но сомнения оставались, и отсюда строки:
                Мои сомненья разреши.
                Быть может, это всё пустое,
                Обман неопытной души!
                И суждено совсем иное…
Увы, но оказалось, Онегин – иное.
Говорят: браки совершаются на небесах. Возможно. Но крайне редко воплощаются на Земле. Слишком сложно найти вторую часть своей сущности в толпе многих тысяч. Это не удалось Татьяне, как и той же Джейн Остин, или Эмили Дикинсон – духовных сестрах Лариной того времени. И что тогда? Тогда либо творчество, либо покойная (конечно, не в смысле покоя) семейная жизнь.
А что искал Онегин в Татьяне, навязывая свою «светскую» любовь?
                Вперил Онегин зоркий взгляд:
                Где, где смятенье, состраданье?
                Где пятна слез?.. Их нет, их нет!
Жертва сентиментализма. При этом мнил себя русским Байроном. Даже портрет его держал. Как же! С молодости разочарован в жизни. А Татьяна не походила ни на кого из женщин. Она была на особицу. Одна. Потому и тосковала. И лишь природа была с нею. Не обманная, подлинная, не разочарованная в людях. Опора Татьяне.
                Она любила на балконе
                Предупреждать зари восход,
                Когда на бледном небосклоне
                Звезд исчезает хоровод,
                И тихо край земли светлеет,
                И, вестник утра, ветер веет.
То был момент, когда Вселенная зримо соприкасалась с Землей…
Так что – во всем права была Татьяна? Но отчего автор не раз повторил, что Онегин нравится ему. Ужель не все не так просто и перед нами не назидательное противопоставление Идеала и Пустоты? В чем-то кроется загвоздка. Тот мелкий гвоздик, который, зацепив, рвет красивое платье…
Письмо Татьяны стало тем курком ружья, которое выстрелило, вызвав снежную лавину, поломавшую благополучное течение нескольких жизней.
Не будь письма, не мстил бы Онегин Ленскому за организованную им встречу с Татьяной, после которой почувствовал, как низвергается он с байронического пьедестала, на который себя водрузил. И тогда бы не позавидовал простому счастью друга. Онегин, не отдавая себе отчета, мстил и Татьяне, танцуя непрерывно с Ольгой. В результате дуэль и смерть Ленского.
Счет открыт.
Вторая жертва - Ольга. Да, она вышла замуж за улана. Но ведь не по любви! А лишь потому, что надо было идти замуж. Так было принято. И она уехала с нелюбимым в чужие места, таскаться по гарнизонам. А ведь с Ленским они бы зажили вполне счастливо. Поместья рядом. Родное гнездо под боком. Она погрузилась бы в хозяйственные хлопоты, с мужем на подхвате. Так Ларины прожили... Безыскусно? Но то была естественная, вековая, понятная обоим жизнь. По смерти матушки поместья бы объединились. Потом дети наследовали их. Родовое гнездо однокоренное со словом Родина. А так – куда забросит судьба Ольгу? По каким краям она будет возить своих детей? Разве что ее улан выйдет в отставку и увезет в свою деревню. Чужую. Где нет у нее корней.
И третья жертва – мать. Уехала Ольга. Уехала Татьяна. Мать осталась одна. Одинокая. Без смысла дальнейшей жизни. А так были б Ленские да внуки рядом, совсем другая – наполненная хлопотами и женским содержанием – была бы жизнь.
А в начале всех роковых событий… письмо.
Воистину: не знаем, как наше слово отзовется.
А список жертв продолжится. Сама Татьяна. И, наконец, Онегин… Все оказались несчастны.
Но как же так получилось? Благими намерениями мостится дорога в ад. Но Пушкин не осуждает Татьяну. По неопытности она обманулась, приняла за своего другого. Но ведь так хочется влюбиться, когда пришла пора. И все же…
Так значит, любовная игра не зря придумана с ее постепенным узнаванием друг друга? Получается, что да. Получается: нельзя верить первому впечатлению. И даже второму… Не надо спешить. Нужно уметь унять порыв души, и присмотреться. Простая наука в кажуще простом романе Пушкина.
Потом ее подхватил и художественно обстоятельно проанализировал Лев Толстой на примере Наташи Ростовой. Вот кто была духовной сестрой Татьяны! Как бы они поняли друг друга, если бы встретились. И ведь могли! Но когда юная Татьяна приехала столицу, Наташе, погруженной в семью, было уже не до балов.
Толстой показал все перипетии ее взрослеющего дара любви шаг за шагом. Начал с первой, подростковой, влюбленности в Друбецкого, затем любовь-страсть к Курагину. Желание убежать с ним хоть на край света. А когда не вышло – готовность умереть от горя. После - спокойное, но набирающее силу чувство к Болконскому. И, наконец, понимание семейного счастья (вот вариант Ольги!) без сильной любви, но полного чувств от хлопот по дому, с детьми, забот о муже…
Многие читатели были разочарованы таким финалом жизни Наташи. А Толстой настаивал: это и есть счастье - без фейерверков страстей, глупостей молодости – в семье, в супружестве, в детях. Вполне консервативный финал. Но раз он вам не нравится, что ж, рассмотрим другой вариант – с любовью-страстью, как вы, читатель, любите. И опять же шаг за шагом живописал крах такой любви у Анны Карениной. (Во Франции ранее то же исследование провел Флобер с мадам Бовари). А рядом с ней линия Левина с Китти. Спокойная любовь, и долгий положительный результат.
А что Пушкин? Да тот же финал у Татьяны!
                Я вас люблю (к чему лукавить?),
                Но я другому отдана;
                Я буду век ему верна.
Она его любит, но как просто мужчину, а значит, хоть сердце занято, но душа свободна. Он не ее половинка! А значит, нет смысла рушить брак, ибо любовь  к просто мужчине имеет свойство проходить, улетучиваться, а семья, дети остаются.
Но может так все сложно только у дворян с их уточненной культурой и культивированием эстетики чувствования? Шолохов вернулся к теме любви-страсти в «Тихом Доне», выбрав малограмотных казака и казачку. Уж те французских романов точно  не читали. Но получилось все то же самое, что у дворян! Мужчина и Женщина оказались равны своей природе. В итоге – после всех потрясений тот же вывод: пока влюбленные не уйдут от страсти в «простую» любовь – счастья не будет.
А еще можно вспомнить «Хождение по мукам» Алексея Толстого с историей сестер Кати и Даши с их движением душ от любви-страсти к «просто» любви.
Но почему самые сильные писатели, не склонной к беллетристике, брались за тему страсти? Казалось бы, она не столь распространена, чтобы уделять ей столько внимания. Но любовь – лазейка для черта с его «кручу-верчу запутать хочу», а то и самого дьявола, губителя душ. И тогда получается, что страсть не просто чрезмерное эмоциональное переживание. Она сопровождается смертью людей, оказавшихся в эпицентре взрыва. Гибнет Ленский, Гибнет Эмма Бовари. Гибнет Анна Каренина. Гибнет Наталья Мелехова… Убийства и самоубийства следуют за страстью. А еще незримо сохнут души, внешне живые, но разлагающиеся изнутри.
Ладно, это мужчины. Скажут, тянут одеяло на себя. Послушаем женщину. Наталью Гончарову. Ту самую («холодная красавица», эгоистка и прочая чепуха, и при этом мать семерых (!) детей). В письме к второму мужу – П. Ланскому:
 Я никогда не могла понять, как могут надоедать шум и шалости детей, как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными».
Ну, а о любви, что говорила?
 «Ко мне у тебя чувство, которое соответствует нашим летам; сохраняя оттенок любви, оно, однако, не является страстью, и именно поэтому это чувство более прочно, и мы закончим наши дни так, что эта связь не ослабнет».
Такие письма могла написать, и Наташа Ростова Пьеру Безухова, и Татьяна мужу.
Пусть нет сжигающей страсти, но есть привязанность на всю жизнь, и к самой жизни.





    Эволюция известного сюжета во времени и в пространстве театральной сцены

                Почти классическое прочтение

«Я вас люблю, чего же боле, что я могу еще сказать…»
Именно так воспринял Онегин смысл письма Татьяны.
Евгений в смятении перебирал в уме строки. И как быть? Что сказать этой девочке, возомнившей себя женщиной? Что не надо искать книжный образ в настоящем? Принимать призрак – за живую плоть? Фантазм – за реальность? И кто он сам на деле - бегущий от своей тени?
Ему надо предостеречь ее – не лететь бабочкой на огонь. В романах все кончается свадьбой, а ему свадьба не нужна. «Что делать буду я в четырех стенах, когда мне и мир тесен!»
Так здраво судил Онегин, понимая, что лишний в судьбе Татьяны. Правда, лишних людей не бывает, если они рождаются с душой и пониманьем. Лишними становятся. Но как?
Ум – двойственная штука. Кому он дан для Дела. Кому-то, чтоб играть со злом в картишки… Чем определяется выбор? Даже гениальный Пушкин не знал. Но – предполагал, откуда грех берется. А где грех, то тут прискоком – черт, чтоб толкать под руку.
Начало пути в пропасть – хандра от своего ума. Потом… Потом – реакция на любовь, как лакмусовая бумага. Не можешь найти применение уму, проверь его чувством. Если уж и тогда пусто, то ваша карта бита. Тройка… семерка… а дальше, не туз, но дама роковая.
И вот, черт раздает. На кону уже не ум – душа! Пока одна, а там – вторая… Ход ваш, Онегин!
…Евгений ходил по комнате, пытаясь придумать ответ. Садился, макал перо в чернила, но через несколько строк рвал бумагу. Не то, не то. Остается сказать лично, подбирая слова на ходу, выглядывая ее реакцию. Поймет ли? Должна понять.
Но что именно?
Что не надо принимать за любовь влечение; трепет сердца от запахов весны – за подлинное чувство; свежее лицо в деревне – за того единственного, кто неясно виделся в мечтах.
Как это все банально, но… справедливо! Оставалось объяснить сие Татьяне и…  ехать дальше, вспоминая в скучной дороге о невинном приключении А письмо – сохранить. Пусть лежит в шкатулке. Когда охватит меланхолия, то перечитать с улыбкой легкой на устах.
И вот  пред ним Татьяна. И вдруг холодное сердце застучало. Неужель она та самая, что грезилось ему судьбою? Воплотившийся книжный лик? Нет, не может в такой глуши явиться мечтательный образ наяву в виде провинциальной экспрессивной барышни. Пустое. Морок. Наважденье. Надо взять себя в руки и покончить с недоразуменьем.
Итак…
Он прочитал ей выверенную нотацию на предмет того, что не нужно поддаваться фантазиям. Жизнь – проще и  далека от книжек. Татьяна поняла. Кивнула, и смиренно отошла. Теперь спокойно, без пустых мечтаний, обретет покой душевный и… «В Москву, на ярманку невест! Там, слышно, много праздных мест».
Онегин еще узнает на себе, насколько глубоко запали доводы его. Как сладка девичья месть за танцы с Ольгой… И в конце получит сам отказ: «я другому отдана и буду век ему верна».
Однако главное свершилось: Черт посрамлен! И карта «пошлый адюльтер» бита. Тем более, Онегин не Вронский даже. Хужей по качеству. Но то потом, а тогда – что это было?
Она была права в своей любви. Он был прав в своей опытности. И одна правда умертвляла другую. Они же, созданные быть вместе, когда б в союзе Татьяна нашла опору в своих чувствах, а взамен дала Евгению цель и смысл его жизни, разминулись по возрасту. Ах, если б одна потерпела, а другой подождал… Однако то было иное время: спешили замуж одни, тянули с женитьбой другие.
А пока, Онегин думает: ну, все! Он выполнил свой долг и может уезжать… Ах, да Ленский. Да-с, позавидовал чужому счастью. Ведь мог быть на месте окрыленного Ленского, но только с Татьяной… Нет, пустое. Дурацкая дуэль. Выстрелим в воздух, и разойдемся. «И без меня пора придет, пускай покамест он живет». Останется он чист пред всеми, и жизнь покатит прежней колеёй… А там… А там: «Придет, придет и наше время, и наши внуки в добрый час из мира вытеснят и нас!»
Вытеснили… Пришел черед смотреть на прошлое новым взглядом.

P.S. Жаль лишь, что Пушкин, описав дуэль в поэме, подсказал чёрту, как подвести черту под ним самим. И даже через Татьяну угадал своей жене второго мужа… Что делать, тоже дал зацепку в игре со злом. Однажды даже чуть было не проиграл в карты 5-ю главу, о Тане. Такое происходит неспроста. Как и отыгрыш. Тройка… семерка… Дама… Где-то Там шла битва за главу, а с ней за всю поэму… Как ни крути, Онегин в чем-то – alter ego. И стал эпохой для поэтов. Задел и Лермонтова. Тот тоже пытался отвести беду своим «Печориным», предвосхищая Андерсена и Шварца, и тоже напророчил себе дуэль… В обоих случаях «Онегин» меток был, а потому продолжил жить в истории, и постарался тащить с собой Татьяну – России душу, суля ей посильную любовь. Та хоть раскусила натуру Онегина («С его озлобленным умом, кипящим в действии пустом… Чудак печальный и опасный»), но – не тайну своего чувства к нему. Так идут они поодаль. Но вместе. Волею режиссеров-интерпретаторов, то падая в трагедию, то в мелодраму, то в оперу, то в водевиль, стараясь из Тани сделать совсем иное, но им понятное…


            Тоже классическое, но разбавленное веяниями

       Что было для него измлада
       И труд, и мука, и отрада,
       Что занимало целый день
       Его тоскующую лень, —
       Была наука страсти нежной
                ……
       Но, боже мой, какая скука…

Онегин лежал на диване и курил папироску в мундштуке. Книга, раскрытая на семнадцатой странице, валялась рядом. Его взгляд внимательно следил за колечками дыма, беспечно устремлявшихся к потолку, а в голове крутились строки из письма местечковой дворянки:
«Я к вам пишу, чего же боле…».
Опять провинциальный половой вопрос! С одной стороны созревшая девица на выданье, с другой он - столичный щеголь, враг труда. А ему уже который месяц не переводят деньги за крестьянский оброк. Опять надо садиться и писать управляющему. А тот в ответ отпишет что-нибудь вроде: «Так я Вам уже посылал зимою. Новый оброк еще не собрали».
Не собрали. Так собери! Для чего тебя поставили на хлебное место? Чтоб ты интересы барина блюл.
Хм. «Блюл» - какое неказистое слово в русском языке. А по-французски как будет? Забыл… Надо же, начал забывать почти родной в детстве французский, хотя эпиграммы на нем писал! Вот и при чтении письма Татьяны, писанное по-галльски, пришлось три раза заглянуть в словарь.
Онегин повернулся на бок.
Может, слугу крикнуть, чтоб обед накрывал? Так ведь, наверняка, дрыхнет, лентяй. Пока добудишься… Лучше обождать, пока тот сам от голода не проснется. Тогда он проворным становится.
Так что ответить на письмо? Как ее, кстати, зовут? Татьяна? «Хороша была Татьяна, краше не было в селе». Что за песня? Иль сам ненароком сочинил? Не помню. Что-то рано стала подводить память.
Раз лень писать, то придется встречаться лично, и объяснить девушке, что ей мужа надо, а любовь - пустое. Да-с, судя по письму – пора ей под венец. За солидного, состоятельного… А отдохновенную  любофф легко найдет с местным щеголем, хотя бы с Петушковым, или с проезжим офицером на постое. А он ей не жених. У него с деньгами трудно, а ейное приданое - ему на полгода. После чего начнутся будни. Она станет проситься на бал-маскерад к Арбениным. А ему к ним не стоит ездить. И перед Ниной неудобно, и Арбенин, не ровен час, физию набьет. Вот только не романтично как-то с Татьяной получится. А барышня, судя по слогу, книжек а-ля сентименталь начиталась. Еще в пруду утопится бедной Лизой. Нет, надо что-то придумать ответно-романтичное. А-а! Придумал! Скажу-ка ей, что еду в Грецию с турками сражаться за нашу и вашу свободу. Тем более Ольга, сестра ее, завела какие-то мастерские, а Ленский проповедует просвещение для крестьян. «Какое просвещение, друг мой, - говорю. - Научишь ты их книжки мусолить, начитаются они какого-нибудь Гегеля, а дальше что? Опять быкам хвосты крутить? Это диссонанс в их куцых мозгах вызовет. Нет уж! Пусть лучше пашут на барина и веруют, что Земля плоская и стоит на трех китах: православии, самодержавии и оброке». А тот в ответ… Ну да бог с ним... Точно! Скажу-ка я Татьяне, что еду на юг, на войну, а перед отъездом меткость глаза проверю в дуэли с Ленским. Тем более знакомец Мартынов зовет в Пятигорск. Мол, там объявился знатный пиит. Хоть и наглый, но вельми талантливый. А еще княжна некая блистает в свете. Да и черкешенки попадаются очами страстные… Решено, еду! А попутешествовав, вернусь через энное количество лет, да и заеду к Татьяне. К тому времени она выйдет замуж и можно будет потолковать с ней о половом вопросе, как со взрослой дамой.
Разрешив нежданную проблему, Онегин наш заснул сном праведника. В гостиной часы  пробили полдень.
До обеда оставалось два часа.
До революции - чуть дольше.


             В стиле лубка и Мейерхольда

               Мы все учились понемногу
               Чему-нибудь и как-нибудь…

Татьяна в сени дубрав, порывисто качаясь в гамаке, читает толстый фолиант на букву «К…». На трехколесном лисапеде с большущим передним колесом на сцену жизни выезжает Онегин.
- Здравствуй-здравствуй, милая Татьяна. А вот и я. Что вам могу сказать на ваше предложение любви и сердца. Если сердце – дело анатомическое, то любовь – эфемерное. В первом случае, я не хирург Базаров и даже не патологоанатом (шутка),  а что касается второго, то мне не до любви, когда в имении простой продукт гниет в амбарах.
Татьяна вздыхает полной грудью.
- Причина в том, что вы, Евгений, недооцениваете роль прибавочной стоимости. Не продукт, а товар должны производить вы на полях.
- Ах, оставьте эту моду, я – сторонник теории трудовой стоимости Рикардо. А она, уверен, верна, раз писана по-французски!
- Однако Рикардо недооценивает роль дифференциальной ренты, - возражает Татьяна. – И классовую борьбу, - добавляет тихо, но твердо девушка. – Ее вы тоже – непонимэ, как и немецкий язык истинной науки!
- Ну знаете - вспыхивает уязвленный Онегин. - Были б вы Ленским, вызвал вас на дуэль.
- Да если б я была… была.., - ищет подходящей для себя роли в мировой истории Татьяна, - была Пугачевым, то повесила бы вас, эксплуататора, как Швондера на воротах…
- Швабрина, - механически поправляет Онегин.
- И его тоже!
- Прощайте! Учитесь, а опосля женитесь! То бишь, замуж выходите. За Ленского. Он поэт. То, что вам нужно. А Ольга найдет другого. Может, даже офицера. Таков совет мой и наказ умудренного высшим светом.
- Не учите ученую. И катитесь на своем велосипеде во вчерашний день.
Они в растрепанных чувствах разбегаются в противоположные стороны. Вдали громыхает гром. Надвигалась гроза.
 Проходят годы. Опали соцветия в вишневом саду. В заброшенное дворянское гнездо где-то в саратовской глуши приезжает Онегин. Его встречает старый дворецкий.
- А ты как здесь? – спрашивает славного старика Онегин.
- Забыли меня, - охая, говорит бывший дворецкий в засаленной ливрее. – Вот и коротаю свой век, а он, вон оказывается, какой длинный.
- Да, время летит быстро, - соглашается Онегин задумчиво. – Какие новости? Что с Лариной, к примеру?
- Вышла замуж за князя-енерала, скоро опять возвращаются в столицу.
- Так она здесь?
- Здесь, батюшка, здесь. Какие-то реформы в имении проводит. Вот, как проводит их, так и сама поедет.
- Что ж, надо съездить, навестить соседей, - решает Онегин.
Подъезжает, подходит к парадному крыльцу. В кустах примечает заржавелый трехколесный велик.
- Вот  и весь мой прогресс, - раздумчиво говорит Онегин. – Пытался обучиться ездить на двухколесном… Но падаю! Вестибулярный аппарат ни к черту! Надо меньше пить пузырчатое Клико. Но мы рабы привычек!
Он входит в прихожую. Навстречу выходит княгиня.
- Ты ль та самая Татьяна! – восклицает пораженный Евгений. – Не узнать. Аж петь хочется арию Бизе из оперы «Кармен» (шутка).
- Пой, птичка, пой, - отвечает сурово Татьяна. – Я же тебе готова кукушечкой подпеть, потому что вижу перед собой закатную эпоху.
- Но ты меня любила! – напоминает Онегин с надеждой на возврат вчерашнего дня.
- И что ж?
- Давайте любить друг друга снова, - делает ей дельное предложение Онегин. – Тем более что я разочаровался в теории Рикардо в пользу идей Прудона.
Татьяна вспыхивает классовым гневом.
- Твою же мать, Онегин! Как ты все поздно делаешь. Даже на восстание декабристов опоздал. И на дуэль Пушкина. Тем более на мне жениться. Не дал счастья поехать с тобой на каторгу в Сибирь. Теперь изволь мне блистать на балах в Зимнем. Попробовал бы ты таскать кринолин с пуд весом. И танцевать, гремя подвесками, как люстра. А перед тем шесть часов прическу водружать. О, это дьявол придумал моду и балы. И ты хорош: вскружил мне голову, и я поехала  в столицу следом, в надежде – вдруг… А ты - тут. Вот почему ты лишний.
- Так я ж предупреждал, - несмело возразил Евгений.
- Молчи! Уж лучше я  Базарова приму. Не дворянин, зато какой зоолог! Нигилист! Раскрыл глаза… Отныне у меня, как социально раскрепощенной женщины, большое будущее – быть лучом в темном царстве, входить в горящую избу, лечь на рельсы во втором томе, поднять красное знамя борьбы и умереть за пулеметом.
Онегин никнет главою, стоя на коленях перед социальным будущим.
Неожиданно входит растерянный действительный тайный советник Каренин с пачкой прокламаций в руках…

Открытый финал. Занавес. Аплодисменты.


                Набросок альтернативного спектакля

Нева, зима, дворец, гулянья...
- Ах, Онегин, какое чудное письмо от вас с признаньями я получила.
- Да, я полюбил вас! Страстно…
- И ответно!
- Так мы теперь встречаться будем тайно?
- Ах, нет Онегин. Нас заметят и меня сошлют…
- А я за вами, в глушь, в деревню…
- Нет-нет, Я там уже была. Неужели снова со двора? А как же бал, где я блистаю…
- Так что ж мне делать? Не томи.
- Ну-у, что тебе сказать…
- Скажи!
- Как ловко Ленского убили. Паф, и у Ольги женихи уже другие. Так может быть… и здесь… Вдовою быть возможно. А там вновь замуж не зазорно.
- Богиня! Ловкий план. На счастие свыше он нам дан. Немедля мчусь я в тир…
- Евгений, ах, ты мой кумир!
Et cetera…
(А ведь, пожалуй, она его обманет. Зачем ей узы Гименея с таким состоянием и кучей поклонников? И чем, скажите, она хуже мадам де Сталь с ее салоном?)
Прим. Вот это драма! Вот так поворот! Держись-ка Пушкин, найдем на классиков мы укорот.


                Декадансо-новаторский

                А нынче все умы в тумане,
                Мораль на нас наводит сон,
                Порок любезен и в романе,
                И там уж торжествует он.

Ну раз торжествует, то надо чтоб брутально и земно. Что там в жизни делается? Ага, вон это и то. Так отобразим сие на сцене!
Она проститутка, прозванная «Розовой бутон», в девически - Ларина Танюша. Он – известный гастролирующий концертмейстер, народный артист Чебоксарской филармонии Онегин Е. Побывав на его концерте, Татьяна пишет ему в личку мессидж, памятуя завет поэта:  «Мне галлицизмы будут милы, Как прошлой юности грехи». Так что не надо стесняться ни англицизмов, ни грехов. Итак Татьяна написала:
 «I love you вас и все такое. О, shit! Что я могу еще сказать? И вольны вы меня, голубку, презреньем тяжким наказать. Короче. Приезжайте. Адрес…».
Онегин встречается с незнакомкой на трассе Москва-Тамбов, чтобы не только отказать ей в ночи, но и наставить на путь истинный. Евгений устало, но веско говорит ей, что она и так жрица любви и ей не надо влюбляться дополнительно и в нагрузку, ибо это отвлечет ее от своего божьего промысла – дарить мужчинам сиюминутную радость как часть онтологического бытия. 
На робкое возражение: что она может и больше, Онегин отвечает, что есть баланс Мироздания, и каждому дано то, что у него есть и дадено свыше на крышу. Ему дано – дарить публике чарующие звуки какофонии Шёнберга, ей – взрывы в мозгу мужчин. И многократно прав старина Шопенгауэр: наш мир есть лишь воля и  представление. Вот и я, собрав волю в кулак, даю гастрольные представления малопочтенной публике. Но это нужно мне, как в духовном, так и в материальном смыслах. Таков закон Вселенной и не надо мешать пиво с шампанским, шашлык с квасом, ваксу с черной икрой…
- Я поняла, - молвила Татьяна и молча села в подъехавший рефрижератор, чтобы растаять в звездной ночи.
Онегин тоже погрузился в свой «мерседес» (или все же в «Ладу-Калину с учетом текущей политической обстановки?). В машине он поет арию голосом Валерия Леонтьева: «Но почему, почему, почему…». Что-то теснилось в его груди, не давая запеть голосом иного тембра. И нога непроизвольно жала на газ…
Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут….
И заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
Ага, если бы только люля-кебабню… Гаишник тормозит тачку. «Как быстро мы падаем с высокого в прозаическое», - огорченно думает Онегин, доставая купюру.
Промчались годы. «Прошла любовь, явилась муза И прояснился темный ум». Увы и ах. Зря сулил поэт компенсацию. Завяли не только розы и прочие кусты, но и слава концертирующего маэстро. Однако его еще приглашали на корпоративы тонкие ценители искусства, разбогатевшие на продажах шаурмы, и слышавшие, что Онегин – звезда высшего света, раз был приглашен однажды в Кремль. И вот Онегин, прикрыв глаза, вдохновенно дирижирует оркестром, как вдруг сквозь дымку видит в зале Ее, одетую в меха и боа, сверкающую от бриллиантов и собственной красоты. «Запретный плод нам подавай, а без того нам рай не рай».  В перерыве, за фуршетом, он подошел к ней и напомнил, что она была влюблена в него.
- Было дело, - соглашается южнорусская княгиня и бывший «Розовый бутон». Как я была тогда наивна и чиста в свои 17,5 лет. Я даже не знала, что такое куингнус, путая с гуигнгнами.
«Фу, как пошло» - мелькнуло в дворянском мозгу Онегина, но ремарку драматурга не вымараешь. Какие времена, такова и лексика. В конце концов, не литературным же матом объясняется. Но проворчал:
- И как только ты запомнила этих… гунгмов.
- Гуигнгнов? Да, понатыкал автор согласных, но девичья память хоть и коротка, но…на другое. А мне лошадки понравились у Свифта. И то, чем закончат люди. Повидала я таких йеху. Вот и подумала, что ты другое. Маэстро все же!
- Я понял свою ошибку, как только увидел вас. Будьте моей любовницей и музой! – пылко предложил Онегин, преклоняя одно колено.
И был крайне удивлен ответом:
- Ах, зая, охолонись, мы тем самым нарушим баланс Вселенной. Я – хранительница домашнего очага и верная жена, ты – развлекатель народных эстетизированных масс. Каждому свое, как говорится. Пусть греет тебя мысль, что ты был моей второй любовью.
- А кто был первой? – ревниво спрашивает Онегин.
- Пушкин на пару с Чайковским. Кстати, ты убил своего конкурента по искусству поэта Ленского?
- Нет, - огорченно вздыхает Онегин. – Он теперь театральный режиссер и ставит спектакль в «Вахтангове» и параллельно в «Гоголь-моголь-центре» на гранты Министерства Культуры. Кстати, что-то из Пушкина на мотив Чайковского. Говорят, хочет представить их бисексуалами, целующимися в финале под падающей снег и полонез Огинского. А вокруг вальсируют фрейдистские персонажи их либидо. Доигрались! Шёнберг их не устраивает!
- Эх, ты, - огорчается в свою очередь  Ларина-Туймазова. – А я тебя любила. Какие ты мне надежды внушал своим внешним блеском! Думала на международный фестиваль поедем, сотрясем тамошних дворян от искусства. Придется сходить на Ленского, может он оправдает мои надежды. Прощай.
Чем меньше мы мужчину любим, тем больше нравимся ему.
                Опускается занавес
За портьерой слышится вопль: «Так не доставайся никому», звук выстрела и крик чайки…
Все. Спектакль окончен.

                _______


«А вы чего хотели?» - думает режиссер.
«А мы чего хотели?» – думает публика, расходясь.
«Бляха муха, куда ж мы котимся? - думает театральный критик. – Все смешалось в доме Станиславского-Данченко. Как заметил поэт: «…посредственность одна Нам по плечу и не странна». А впрочем… есть свежее прочтение. Эксперимент. Пусть и на уровне экскремента. Но это осознанный вызов рутине и пощечина общественному вкусу. Новаторство и традиция футуризма в одном флаконе. Раздумье Художника на контракте сквозь призму постмодерна о жизни нашей в суете искусства, подъем души из грязи к свету, оттуда снова в суету и прямиком в катарсис. А то у Пушкина Онегин без финала. Ни то, ни сё. Так что выходит, как ни крути, а налицо прогресс».

                Конец.

И кажется уже всему.

P.S. Ан, нет. Есть сама поэма. Ее достаточно. И не надо тужиться в переложении классики в надежде, что свой онегинский ум и скользкий талант вывезут. Навечно есть роман, где та самая Татьяна. Та самая – и больше никакая.