Шаг восьмой

НЕ ОСТЫНЕТ КРОВЬ, - В НЕЙ МОЯ ЛЮБОВЬ

    Еще одной причиной, по которой я не спешила сокращать дистанцию, было то, что я планировала прикинуться проституткой, соблазнить Дедала и уже после того, как мы проведем совместно ночь, признаться в обмане, сообщить свое настоящее имя и предложить съехаться. В глубине души I understood, что имелся риск нанести травму недоверчивому мужчине, привыкшему ожидать подвоха ото всех и не доверяющего даже своей опекунше, но Теодора Хекерингтон, коллега Эреба, специализирующаяся на сборах информации о каждом римлянине, выполняя мое поручение, выяснила, что подобраться к Трумбэллу, являясь патрицием, весьма непросто: молодой человек, оставив тщетные усилия влиться в общество, замкнулся в себе, пропускал гуляния и досуг проводил in small room, коротая вечера за раскрашиванием винипластовых гномов, продающихся в магазинчике для детей, - прикрепленный к дрону фотоаппарат, пролетая мимо окна комнаты парня, сделал серию нечетких снимков, просмотрев которые мы с Дорой убедились, что little boy inside this fellow все еще жив и жаждет внимания: каратель, сгорбившись, сидел на полу, расстелив клеенку, и водил кисточкой по зажатой между пальцев фигурке, закусив нижнюю губу, и я, чувствуя как бешено колотится в груди истерзанное тревогами и бессонницами сердце, прикрепила глянцевый прямоугольник на холодильник и, проходя мимо, задерживалась, разглядывая picture, с каждым разом подмечая детали, ускользавшие при первом просмотре и только теперь бросавшиеся в глаза: рубиновые серьги, по неподтвержденным сеньоритой Хекерингтон сведениям, подаренным госпожой Макбет-Пенроуз, несколько микродермалов, вживленных в кожу чуть ниже пупка, обычно скрытых широченным поясом юбки, несколько зарубцевавшихся шрамов на боку (об их происхождении я непременно спрошу, когда мы сблизимся), штанга в левом соске (по дому Дедал расхаживал в нижнем белье, поскольку в светлое время суток, как я уже упоминала, here царила порядочная духота, а поскольку плебеи не могли позволить себе установку пожирающих электричество десятками киловатт кондиционеров, приходилось открывать настежь windows и щеголять в одном исподнем), силиконовая заколка, удерживающая невероятно густые волосы в неаккуратном пучке, поблескивающие от пота ключицы, угольно-черные брови, контрастирующие с графитовым серебром шевелюры, россыпь родинок на шее, гладко выбритый подбородок, обрывающиеся чуть выше мочек бакенбарды, лучики тонких морщинок, разбегающиеся к вискам, когда он прищуривается, делаясь похожим на озорника, замыслившего некую шалость. Моя любовь к Трумбэллу, как бы странно это ни звучало, не ограничивалась физическим влечением, - я надеялась стать ему верной подругой и сестрой, а иногда вести себя как mother, если моему драгоценному захочется побыть мальчуганом, засыпающим на коленях матери, напевающей шепотом колыбельную, - мне казалось крайне важным оградить этого мужчину от жестокости, to become a wall, защищающей his crystal world, перетянуть на себя все невзгоды из его памяти, зализать гноящиеся раны. Именно так в жемчужно-туманных романах (вечное плутание во мгле пыльнораздробленных слов, теряющих первоначальный смысл, неизменно сподвигающих читателя напрягать мозг, дабы разгадать хотя бы малую толику шарад величайшего затейника, жонглирующего письменным языком с виртуозностью факира, постигшего чародейский секрет и выуживающего из бреши в воздухе - для зрителей она невизибельна - то обсыпанную блестками кеглюшку, то букет картонажно-примятых шероховатостью пространственно-временного континуума подснежников) Вадима Бокова описывалась true love without boundaries, и я, счастливая уже оттого, что сумела найти точное определение бушующим внутри эмоциям, желала как можно скорей преодолеть расстояние, подключить его штепсель к своей розетке и с восторгом наблюдать, как в изумлении расширяются зрачки Дедала и приоткрывается чуть подрагивающий от волнения рот.
    Основным моим качеством, поставившем крест на мечте стать журналисткой и развлекать горожан короткими рассказами, фельетонами и эссе являлось тотальное отсутствие любопытства: я никогда не расспрашивала отцов о том, как они познакомились, чьих генов во мне больше, не заглядывала в беспечно оставленный на подоконнике дневник Леннокса, не прокрадывалась в мастерскую Эфраима, чтобы увидеть незаконченные картины, а когда Феба, Аспасия или Помпей начинали делиться подробностями оканчивающихся горизонтально свиданий, отключала слух и кивала головой, декламируя про себя стихи Моники Пигфорд или Сильвии Плат, однако как только дело доходило до Трумбэлла, во мне просыпалась такая жадность до информации, что, будь он известным полководцем, а я - летописцем, вздумавшим посвятить жизнеописанию героя своей эпохи пару свитков, story of his life заняла бы у меня больше тысячи страниц и по объему превзошла бы диссертации, над которыми корпел сеньор Рейвенстилл, возглавляющий научное сообщество и желающий донести до современников все аспекты de la vie эмблян, коих большинство из нас (и я в том числе) воспринимали не как далеких предков, а инопланетян со странными обычаями и верой в Самого Главного, воплотившегося в виде Иезусса, дабы умереть на кресте, смыв своей кровью грехи человечества и вознестись на небеса, - подобная шизофрения даже в качестве сказочки для детей воспринималась стремно, так что мать Атропоса Фербэнкса, носящая распятие и причитающая о трубящих в горны ангелах и восстающих из могил мертвецов молилась своему богу в крошечной церквушке на окраине, куда помимо нее заглядывала Кендра, чья прабабушка знала ромулусскую понтификессу и оставила в наследство Библию в обложке из телячьей кожи. Я же, при всей своей толерантности к вероисповеданию other people, пролистав парочку глав оцифрованного евангелия, едва не лопнула от смеха и зареклась вникать в бред сивой кобылы (так выражались герои поэм гениального Степсона) даже с целью расширить кругозор, - отец, приносящий в жертву не пойманное в лесах животное, а собственного сына, потому что так велели voices in his mad head и особа, пустившая корзину с собственным ребенком по течению реки, заслуживали, to my mind, забвения, - о Мнемозина, коснись своим посохом темени тех, кто не почитает олимпийцев и раствори knowledges about strange things, вводящих нечестивцев в заблуждение!
    Пару месяцев назад я, заказав в типографии толстенный блокнот с плотными черными листами и ярко-желтую гелиевую ручку, упорядочила добытые правдами и неправдами сведения о Дедале, предварительно договорившись о посещении курсов по каллиграфии, чтобы каждая буква, из которой состояли слова, имеющие отношение к my sweet guy, излучала невероятную нежность, переплетенную со страстью. Я не скучала по нему никогда оттого, что Трумбэлл струился в моих мыслях беспрерывно, и каждые несколько минут в моем мозгу вспыхивал светлый образ палача, и разум озарялся пульсациями на разные темы: какую еду он предпочитает, читал ли Джона Шейда и Роберта Фроста, чтобы сдать экзамен по гомериканской литературе, или выбрал сложнейший тест по высшей математике? С точки зрения психологов подобная зацикленность разрушает личность обожателя, подавляет его волю и постепенно лишает рассудка, однако какой смысл беречь себя с заточать в символической хрустальной башне, если солнце пару тысячелетий спустя окончательно потухнет, и наши потомки, перелетевшие на Ио, загнутся без дарующего как погибель, так и жизнь ультрафиолета? Мы и так корчащаяся в агонии горстка отщепенцев некогда высокоразвитой цивилизации, чудом уцелевших после глобальной катастрофы, посему плевать я хотела с высокой колокольни на рамки межличностных отношений, прописанные нудными олдфагами за несколько сотен веков до моего рождения, - Мортида Танненбаум не обязана перекраивать себя и усмирять внутренний огонь только потому, что какой-то идиот, понятия не имеющий о том, что такое amore с точки зрения двадцатитрехлетней девушки, надиктовал своей ассистентке трактат о партнерстве, основанный на его ощущениях, никак с моими не коррелирующимися, и даже если my passion губительна, я готова мириться с любыми последствиями ради мгновения в объятиях Дедала. Пускай меня запрут в психиатрическом отделении или назначат курс антидепрессантов, снижающих либидо, - бояться завтрашнего дня, осторожничать, цедить себя как тусклый малиновый сок, выдавать крошечными порциями признания или вовсе обходиться полунамеками абсолютно не в моем характере. Я сделаю все, на что меня хватит, потрачу силы на решение важной задачи, а на смертном одре, прежде чем Танатос, взмахнув своим крылом, накроет мое коченеющее тело уютным бархатом плаща, восславлю не только покровительствующую мне Диану и ее верных нимф, но и себя, не отступившую от намеченной цели и боровшуюся до победного - Ника свидетель всем моим сумбурным помыслам и нелогичным поступкам.
    Матушка моего будущего супруга, тронувшаяся после милосердной эвтаназии утратившего человеческий облик супруга, направила всю свою неудовлетворенность на единственного сына, не пуская на свидания и умоляя не оставлять ее одну, за что я своей свекровушке безмерно благодарна, поскольку именно под ее давлением он оброс тортиловым панцирем и перестал интересоваться тем, чем увлекались его сверстники. Медленно, но неотвратимо сходящая с ума миссис Трумбэлл втемяшила in her own sinciput, что ей грозит безрадостно-одинокая старость, ежели son найдет девушку: она каталась по полу, выдирая клочья волос, раскорябывала лицо ногтями, пищала раздавленным утенком и успокаивалась только когда fellow снимал свои сандалии, садился у ее кровати и ждал, пока бедняжка забудется беспокойным сном, сжимая его запястье, а в семнадцать, когда his mother упекли в лечебницу после доноса соседей, утомившихся слушать концерты Цирцеи, длящиеся по несколько часов кряду, уже будучи воспитанником Тефиды юноша, засматривавшийся на Диодору, учившуюся в параллельном классе, принял ее приглашение на вечеринку за чистую монету, а коварная сеньорита Андерсон, дорого заплатившая за эту проделку, заманив его в одну из спален на втором этаже, начала задавать вопросы о том, как именно он хотел бы ею обладать, и не догадывающийся, что его монолог записывает спрятанный на полке диктофончик, запинаясь, поведал о фантазиях, весьма невинных для подростка, подверженного перманентными всплесками тестостерона: сплести пальцы, проводить до квартиры, подарить самолично изготовленную на уроках рукоделия леопардовую лилию, однако поганка Дио, перебив тинейджера, увела беседу в иное русло, рассказывая, сколько раз кончала, мастурбируя в душе и почему вагинальному сексу предпочитает кунилингус, а затем загрузила аудиозаписи на потеху друзьям в Хранилище, остроумно озаглавив папку с файлами «Девственник и Мессалина», и до окончания учебного заведения Дедал стал парией, терпя насмешки и издевательства от тех, кто совсем недавно был настроен нейтрально-дружелюбно по отношению к юноше и не проявлял явной агрессии.
    Не добрав достаточное количество баллов для поступления в Институт, Трумбэлл, вняв мудрому совету сеньоры Макбет-Пенроуз, заменил своего предшественника, восьмидесятилетнего мистера Куайра, теряющего хватку и, пройдя экстренное обучение на миротворческой базе под чутким руководством Имельды Рокфеллер, подал заявку на должность карателя и после десятиминутного собеседования с Ксеноном (тогда именно он исполнял обязанности рупора Розамунд и Джиллиан, а его брат поправлял пошатнувшееся здоровье в компании голопопых прелестников) был принят на службу, и хотя история о том, как сучка Андерсон облила моего ненаглядного отборными помоями, сделав посмешищем, забылась, теперь римляне относились к молодому человеку предвзято из-за его работы, и данное обстоятельство озадачивало меня, не обделенную ни сообразительностью, ни способностью к логическому мышлению. Итак, коль абстрагироваться от того, что именно я отомстила Диодорочке, то большинство преступлений предусматривающих суровое наказание, совершаются на добровольной основе. Приговор выносится судьями, магистратами, реже - присяжными, и Дедал - всего лишь исполнитель, but stupid nation люто ненавидит того, кто, образно выражаясь, очищает империю от смрада, а вместо благодарности и оваций, бесспорно, заслуживаемых, старается казаться незаметным и, будь его воля, разгуливал бы по улицам с пакетом on his head, лишь бы не смущать прыскающих в разные стороны при его появлении дураков. Of course, намного проще презирать обыкновенного палача, орудующего секирой не по собственной воле, потому что за один косой sight на членов фамилии Гэлл, утвердивших закон, предусматривающий public execution, ты можешь взойти на плаху и удостоиться приглашеньицем на фатально оканчивающееся рандеву с двухметровым исполином.
    Считавшая себя асексуалкой до того, как мне снесло башню от взгляда на Трумбэлла, я поняла, что либо сдохну старой девой, либо наберусь храбрости приблизиться к этому мужчине настолько близко, насколько это вообще возможно, а, если получится, развоплотиться, проникнуть in his chest и сделаться текущей венами кровью, циркулируемым в легких кислородом, раствориться без остатка в вырабатываемых поджелудочной ферментах. First step в борьбе с нерешительностью стал мысленный эксперимент, способствующий снижению панических атак. Я представляла, что сегодняшний день обречен повторяться до бесконечности, пока я не выпорхну из порочного круга, тем более что vita mia уныла и однообразна, так что не нужно даже обладать отменной фантазией, дабы убедить свое внутреннее «я», что Мортида Танненбаум застряла in time loop, и единственным выходом из нее является соединение с возлюбленным, и поскольку года четыре назад очевидцы наблюдали Дедала в квартале, где бродят торгующие собственными телесами плебеи, я, вцепившись в эту идею аки утопающий за соломинку, прикинувшись корреспонденткой, взяла интервью у нескольких путан, подспудно запоминая их расхлябанно-вальяжные повадки и, убедившись, что в состоянии более-менее достоверно спародировать девицу, служащую в Храме Венеры, обратилась за помощью к предкам Аспасии, владеющим ателье, и госпожа Гримм, скептически изогнув red eyebrow, хмыкнула, набросала несколько эскизов и, получив авансом пятьдесят фоллисов, приступила к исполнению заказа, и к пятнице, за восемь суток до Day of Embla, пропускать который не имел права даже парализованный патриций, я, возвращаясь из салона, como siempre, разбитой, с гудящими ногами и едущей куда-то башкой, поприветствовала терпеливо поджидающего меня возле стойки курьерчика, расписалась в бланке и, сунув обтянутую пленкой коробку, швырнула ее в щель между лестницей и холодильником, и вот теперь, облачившись в вызывающее оторопь напополам с недоумением платьице, состоящее из оранжевого, расшитого пайетками лифа и пышных кружев, заканчивающихся, не успев толком начаться, я охреневала от того, насколько, мягко выражаясь, неэстетично выглядят мои не в меру упитанные ляжки и дала себе обещание до карнавала сбросить минимум пять килограмм, поскольку жрицы любви были обязаны казаться легкими и воздушными как сильфы, а я со своими щечками и целлюлитом производила впечатление хорошо пожившей мадемуазелечки средних лет. Стервозина Андерсон, вздумай она напялить подобный прикид, отбивалась бы от толпы желающих провести с ней хотя бы четвертинку от четверти ночи. Как жаль, что ученые не изобрели способа меняться оболочками, - я с решительностью полководца, нацеленного разбить вражеское войско распорядилась бы кремировать свою далекую от стандартов of beauty тушку, присвоив великолепное тело мертвой Диодороньки, наверняка уже пересекшей Стигийские болота и right now неприкаянным призраком бродящей по поросшим асфоделями лугам или мечущейся в Тартаре, потому что Радамант, Аид и Минос, занимающиеся распределением душ, совершенно точно подивятся тому, насколько мерзкой была эта гадина, и я убеждена на сто процентов: ее убийство лишь добавить мне очков перед судьями загробного мира, но даже если post mortem меня ожидает незавидная участь, я не собираюсь жалеть ни о чем, because совершенное во имя любви убийство грехом не считается, и разжегшие in my blood flame of hate эринии, подтолкнувшие полыхающую жаждой мести девушку расправится с обидчицей своего возлюбленного явятся на заседание к трону Плутона и Прозерпины, предпримут все для защиты своей подопечной, и принципиальная, суровая Артемида, верю, также не останется безучастной и сойдет в Kingdom of Death, чтобы замолвить словечко за ту, что отреклась от плотских удовольствий и хранила себя для единственного, не внимая настойчивому зову Эроса.
    Покрутившись вокруг своей оси, я, подивившись тому, как аккумулируются излишки калорий in my body, оставляя тулово дисгармонично тщедушным, а ноги похожими на сверхмассивные колонны, что поддерживают своды Дворца Нептуна-Посейдона, я заблокировала до утра дверцу холодильника, набрав труднозапоминаемую комбинацию из десяти пришедших на ум чисел и повалилась на пуфик, отвернувшись от окна, чтобы огни ночного города не били в глаза. Выписанные сеньорой Замбрано пилюли действуют безотказно, главное - расслабить каждую мышцу и прекратить стискивать челюсти словно вцепившийся в добычу крокодил.