Дело номер три. Человек с пулей в голове

(почти детективная история в четырнадцати главах и совсем без морали)

Что и говорить, история весьма запутанная. Но у читателя ведь есть право усомниться в том, что герои говорят о себе. Или провести собственное расследование, и сделать выводы, которые не совпадут ни с авторскими, ни с теми, которые делает мой любимый детектив. Рискнем?

Глава I, драматическая, в которой один немец бросает другого

Буря - лучший фон для жаркой морской баталии.

Когда ветер в ярости швыряет в стекло тонны воды и завывает в кронах деревьев. А вы… вы валяетесь на койке, подложив под спину подушку и задрав ноги на спинку, и тычете шариковой ручкой в тетрадный лист, положенный поверх томика Гете:

- А-десять!

- Мимо, - отвечает телефон, зажатый между ухом и левым плечом.

- Постой, как мимо? - говорите вы, - У меня все ходы записаны! Только что ранил. У тебя что, кривое судно? Новая секретная модель?

- Не доверяешь? - вкрадчиво спрашивают на том конце. - Чего молчишь?

- Думаю над твоими словами.

- Действуй, мыслитель! В-шесть.

Вечер четверга. Декабрьский шторм в бессильной ярости сотрясает корпус санатория. К счастью, стекло и бетон ему не по зубам. Чего не скажешь о проводах и связи. Порой гаснет или мерцает свет, и собеседник словно проваливается в булькающие волны эфира.

- Убил! Вера Петровна - мой пищевой конкурент. Видел бы ты, с какой жадностью она смотрит в мою тарелку. Она знает всех кошек в округе и очень переживает, если их нечем угостить.

- В-восемь.

- Мимо. Полковник, кажется, совершенно здоров. По крайней мере, настолько, насколько может быть здоров человек с лишним весом и дубленой печенью. Судя по блеску глаз, амбрэ и негнущемуся фрагменту пиджака на груди, он носит в потайном кармане фляжку. После ужина мы с ним собирались сыграть в шахматы. Г-десять.

- Ранил.

- Д-десять. И еще он называет меня Рыжим. Разве я рыжий? Самое большее - шатен. …Полковник и Оксана считают, что меня надо подкармливать. В принципе, я не против. Но Вере Петровне это не очень нравится.

- Убил!

-Юра - рыбак, отбитый на всю голову. Не знаю, чем он занимается, вроде бизнесмен. Маша ждет ребенка, мне кажется, она однажды не дойдет до столовой. Вот, собственно, и вся наша компания.

-Ясно. Не скучай там сильно. Может быть…

- Я никогда не скучаю!

- И никогда не вру! - весело хрюкнул в ответ телефон.

- Постой, - Штейн рывком сел на кровати, подтянув ноги, и уронил книгу. Перехватив телефон правой рукой, он запальчиво затараторил в прямоугольник экрана, - ты что этим хочешь сказать? Я не скучаю! Мне такое состояние не знакомо, в принципе! Да. Признаю. Иногда я испытываю диссонанс, когда мои возможности не совпадают с устремлениями. Понятно тебе?!

- Ясно. А позвонил ты мне зачем? Из-за диссонанса?

- У нас ураган. Я же не виноват, что не могу выйти на улицу. А так мне есть чем заняться, и вообще…

- Арчи, не обижайся, но я, скорее всего, не приеду. Сам понимаешь, дом, все такое. Ну, счастливо! - доктор на том конце положил трубку.

Гете совершил головокружительный полет, приземлившись в углу комнаты. Разлинованный листок отстал от него где-то на середине траектории и мягко спланировал на пол. А ручка закатилась под койку.

…Всё началось однажды в понедельник. Сначала он был никем. Просто очередным пациентом в коридоре. Точнее, первым сразу после планёрки. Это существенная деталь. Астеник, отметил доктор про себя, рассеянно приглашая его в кабинет. Сейчас будет нудно жаловаться на низкое давление и "холостые обороты" мотора. Тоска.

- Сильно досталось? - пациент неожиданно ответил вопросом на дежурный вопрос о жалобах.

Доктор вынырнул из липкого тумана персонального кошмара, и ясно увидел - вот материализовался перед ним человек. Самый настоящий. Вполне осязаемый. Лет двадцати с небольшим. Растрепанный немного. В клетчатой рубашке. Из плоти и крови, и тысячи возможных причин для тахикардии.

Каждый пациент - уравнение с несколькими неизвестными. Порой организм относительно молод и не изношен, сосуды в норме. Но что-то, что совершенно не имеет никакого отношения к движению крови, систоле и диастоле, властно диктует человеческому мотору, в каком ритме ему биться или вовсе прекратить движение. Кредиты, измены, влюбленности, банкротства.

И вот такое уравнение откуда-то из области квантовой запутанности сидело теперь перед ним. Именно человек, а не случай из медицинской практики. Который сочувственно спрашивал, хотя ему самому полагалось отвечать на вопросы и ловить буквально каждое слово специалиста.

-Небось, пациента ухлопали?

-Хуже, - неожиданно для себя ответил доктор, чувствуя, как стальное напряжение, которое все выходные не давало ему свободно вздохнуть, постепенно ослабляет хватку. - Нечаянно слил личные данные в интернет.

Доктор сделал паузу и, видимо, решив, что терять в жизни уже все равно нечего, продолжил:

- Устал очень. Не выспался. Кнопку перепутал. Теперь придётся…

- Сесть?!

-Объяснительную писать.

-Вот так вот прямо раз - и в интернет? Шикарно! - заявил пациент.

Доктор, уставившись в рабочий монитор, сухо-дежурно и даже с некоторым вызовом предложил ему выбрать другого специалиста, если есть желание, в клинике их много. Менее склонного к врачебным ошибкам, а то мало ли что. Это кардиология все же, а не бал институток. Но пациент тут же ответил: да ни за что! И прибавил при этом, что обожает рисковать.

И тогда доктор взял у него ворох бумаг, чтобы занести данные в базу. Артур Штейн. Почему-то он сразу понял, что ударение в имени при таком раскладе может падать только на первый слог. Это, конечно, элементарно! Но многие ведь ошибаются.

Стоит отметить, что ни до, ни после никаких нелепых промахов Илья Кашин больше не совершал. Ему вообще было не свойственно ошибаться.

А потом произошло все то, что уже было описано ранее в двух предыдущих криминальных очерках. За кадром осталась лишь одна деталь. За три с небольшим месяца с начала знакомства они успели по телефону, за кофе, в мессенджерах, во время пробежек в парке и в грибных местах обсудить кучу самых разных вещей. Таких как, долгосрочные планы Ватикана, перспектива применения гладкоствольных пушек в танковых войсках и появления публичных домов с участием биороботов и искусственного интеллекта, моральные аспекты квантового скачка, неизбежность реформы русского языка, возможность создания суперприбора с обонянием, как у собаки и обновленная карта Европы 2050 года. Словом, все то, что имеет архиважное значение для жизни здесь и сейчас.

Было бы преувеличением утверждать, что при этом на общий горизонт никогда не набегали тяжелые серые облака.

Так в ноябре Илья Кашин имел неосторожность усомниться в журналистских талантах и благих намерениях фройляйн фон Дёнхофф. Вообще он подозревал всякого немца, кроме одного единственного на планете, в том, что тот спит и видит, как бы оттяпать у России Калининград. И, пожалуй, в чем-то был прав.

В итоге дипломатические отношения между приятелями были прерваны на целых две недели. Лёд тогда сломала только блистательная победа "Балтики" над тульским "Арсеналом" со счётом 5:0 в одну из пятниц.

В другой раз Штейн заикнулся было о склонности восточных славян к воровству. Но тут же пожалел об этом, едва не пожав вполне практические плоды отвлеченной криминологической теории.

Когда дружба бредет, на разбирая дороги, бескрайними полями, всегда остается волнующая возможность наступить на грабли и не только.

Политики, не сговариваясь, старались не касаться.

Глава II, ностальгическая, в которой звучит соло Орфея

Штейн не лукавил, когда сказал, что непогода смешала все его планы. Первая половина дня в санатории была занята разными нелепыми мероприятиями, призванными привести его легкие в идеальное состояние. А после обеда он был предоставлен сам себе. И использовал это время для длительных путешествий по бывшему Раушену. Иногда он спускался к морю и брел в сторону Отрадного, насколько позволяли погода и уровень прибоя, затем возвращался обратно.

Но чаще всего он прогуливался по любимой Октябрьской, с удовольствием глазея на черепичные крыши и окна, украшенные новогодними огоньками. Все это сильно смахивало на банальные рождественские открытки из детства и было бесконечно мило его сердцу, хотя он бы в этом и никогда не признался. Притормаживал у антикварного киоска за Лиственничным парком и приветствовал сурового моряка, покрытого серебрянкой и выплывающего из угловой ниши одного из домов на своей посудине. Это был своего рода ритуал.

Затем Артур сворачивал направо и спускался к Тихому озеру и шел в лес. Либо брел налево, к морю и прилавкам, где по сходной цене сбывали доверчивым туристам слезы гелиад под видом янтаря, местной поделочной смолы, подлинной и поддельной.

Если было настроение, он прокладывал новые маршруты по узким малознакомым улочкам на холмах. Там пахло стружкой и влажным печным дымом. Сушилось белье на веревках. Тускло сияли среди ветхого дерева желтые лампочки коридоров. Кричали чумазые дети и весело тявкали дворняги. Это была оборотная сторона глянцевого курортного города, и Штейн находил ее не менее живописной.

Однажды он обнаружил в лабиринте узких улочек даже частный органный зал. Ветер трепал несвежую афишу на заборе. В программе были Бах, Гендель и почему-то Глюк.

-Тебя-то нам и не хватало! - бросил он Глюку, - прошлое оно такое. Либо - воскресить, либо - утопить.

И пошел прочь, ссутулившись и сунув руки в карманы.

Но соло флейты, рисующее танец теней, уже мощно звучало в голове, вытеснив все звуки окружающего мира. И долго еще не было ему спасения от этой навязчивой мелодии. Надо заметить, нежно любимой современными кинематографистами до такой степени, что без нее обходится редкая документальная лента. И весь вечер снег, деревья, дома и люди кружили перед его глазами в протяжном ритме трех четвертей.

У этих прогулок помимо моциона и тренировок наблюдательности была вполне утилитарная цель. Пробродив часа три на морозе с бесконечными остановками, чтобы отдышаться, и перерывом на кофе, он, практически уже падая с ног, запихивал в себя ужин в столовой. И, едва успев раздеться, проваливался в глубокий обморок до следующего утра.

Но вот уже второй день на Балтике бушевал шторм. И Штейну было нечем оглушить себя к вечеру. Его голова кипела, а глаза - слезились от бессонницы и недосыпания. Он был готов даже бежать за анестезией в ближайший магазин, хотя в обычное время был к алкоголю практически равнодушен. Останавливало его только одно - бешеный ветер снаружи и слишком свежие больничные воспоминания. О бесконечных капельницах, исколотых венах, грохоте пульса в висках и бредовых видениях в жару. Которые возглавлял странный тип в цилиндре, жилете, с моноклем и подозрительно знакомым лицом. Лицом, которое, он тем не менее, никак не мог вспомнить и опознать.

Глава III, криминальная, в которой ноздри щекочет едва уловимый аромат состава преступления

Артур всегда приходил к столу последним. Он не слишком торопился, собираясь, и даже считал немного неприличным околачиваться в столовой, пока не принесли и не поставили на стол супницу или судки с горячим. Столик, за которым помещались шестеро, напоминал ему о многолюдных семейных торжествах не очень далекого детства, где он также был самым юным. И, не имея права голоса, помещался где-нибудь в углу дивана, буквально прижатый к боковой стенке шкафа. Поэтому и в санатории за трапезой он, в основном, молчал, пока соседи вели оживленную беседу. Зато его приход никогда не оставался незамеченным. Артур не позволял себе явиться к столу в спортивном костюме, который многим тут заменял и халат, и смокинг. Но от его собственного взгляда почему-то ускользало, что когда он садился за стол, все рефлекторно выпрямляли спины. Кроме, может быть, Марии, которая уже с трудом находила удобную позу, чтобы разместить в пространстве себя и своего будущего отпрыска.

Штейн был единственным, кто съедал все, что было в тарелках, без остатка. После пельменей, которые еще недавно составляли основу его рациона, стандартная санаторская еда казалась ему набором деликатесов. А возможность, точнее, необходимость каждый раз самостоятельно выбирать блюда из предложенных вариантов, представлялась неслыханной, совершенно безумной роскошью, где-то даже граничащей с развратом.

Поприветствовав сотрапезников, он обратил внимание, что сегодня был не самым последним. Место полковника напротив пустовало.

- Послушайте, а где же Виктор Семенович?

-Ой! У него же сердечный приступ! Я сама скорую вызывала! - Оксана ворвалась в центр всеобщего внимания, наслаждаясь произведенным впечатлением.

Вера Петровна ахнула, и все загалдели, выясняя подробности. А Штейн сник, в задумчивости смял и бросил на стол бумажную салфетку.

Остаток вечера обещал быть невыносимо тоскливым. Минус шахматы. Минус коньяк. Плюс легкие угрызения совести оттого, что не способен испытать даже минимальную скорбь о человеке, с которым немного сблизился за пару недель.

Вдобавок он ощутил, что кто-то сверлит взглядом его затылок. Это было не очень приятное ощущение. Он улучил минуту, чтобы резко обернуться. Но так и не понял, чье же именно пристальное внимание вызвал.

Немного поковыряв вилкой суфле из печени, Штейн отдал его сияющей Вере Петровне. Завернул в салфетку чайный пакетик и, спрятав его в карман пиджака, откланялся и отправился к себе в номер.

В переходе между корпусами Артура посетила счастливая мысль о том, что в аптечном киоске можно разжиться глицином и попробовать уснуть хотя бы сегодня. Он тут же стал энергично обследовать все имеющиеся карманы на предмет наличности - боковые, нагрудный, внутренние. И в брючном действительно обнаружил пару сотенных бумажек. Во время увлеченных поисков кто-то нечаянно или нарочно задел его, ударив по выставленному в сторону локтю. Штейн оглянулся на пустой коридор, затем бросил вопросительно-испепеляющий взгляд в сторону удаляющихся джоггеров и худи от "Рибок". Фирму он успел разглядеть за ужином, когда обернувшись, увидел этого парня за соседним столиком.

Коридор был совершенно пуст и благополучно обойти человека, пусть и стоящего посередине, кажется, не представляло особого труда. Впрочем, обладатель спортивного костюма не обернулся, обличая типичного гопника. И Штейн тут же выбросил этот эпизод из головы.

Аптечный киоск в фойе оказался закрытым на неопределенное время. Но там в большом аквариуме завораживающе мерцали огромные скалярии, а телевизор транслировал выпуск новостей. И Штейн решил остаться, приземлившись на одно из сидений.

Шла финальная часть выпуска какого-то местного телеканала. Происшествия и криминал. Поймали мошенника, продававшего через интернет ваксу вместо пищевой добавки, на Киевской накрыли наркопритон. В дачном поселке в Куликово ночью случился пожар. Кадр заливали световые пятна: фиолетовые, желтые, красные. Фон то подсвечивался, то гас в ритме истеричного вращения проблескового маячка.

В отсветах мелькали фигуры пожарных и очертания построек. Съемка, должно быть, велась на не рекомендованный мобильный телефон.

Уперев локти в колени и прижав губы к пальцам, сцепленным в замок, Штейн жадно вперился в экран, стараясь не пропустить ни одной детали. Их было ничтожно мало. Время - около полуночи. Хозпостройка. Два расчета из ближайших курортных городков.

-Илья! - через пару минут он набрал номер доктора. - Подскажи, может у человека случиться сердечный приступ в результате сильного нервного потрясения?

-Ооо! - саркастически воскликнул Кашин. - Опыт показал, что тебе это совершенно не грозит. Можешь даже новости по телеку смотреть хоть каждый день!

-Не поверишь, но именно этим и занимаюсь. Днем человек травит анекдоты, а потом узнает, что у него сгорела дача и - привет!

-Ты забываешь о погоде, - сказал доктор уже совсем другим тоном. - Метеозависимые страдают, когда она резко меняется.

-Да, в самом деле, забыл - рассеянно заметил Штейн. - Но не кажется тебе странным, что погода, которая уже вторые сутки над нами издевается, доконала его именно сегодня, когда он, очевидно, узнал о пожаре? Причем сгорел все-то сарай? Да еще почему-то ночью?

Глава IV, проходная, в которой, тем не менее, к делу приобщается вещдок

От грустных раздумий о своей несчастной судьбе на ближайшую неделю Штейна отвлекла дверь в двести пятнадцатый. Она была открыта. И это был номер полковника.

Он сунул под мышку карту назначений, с которой шел к психотерапевту, и решительно шагнул внутрь. В комнате никого не было, но стояла тележка с различной бытовой химией. Очевидно, горничная что-то забыла в подсобке и должна была вернуться с минуты на минуту.

Вот, значит, как можно попасть в любой номер. Во время утренней уборки.

Он присел на корточки и открыл дверцу тумбочки. Коньяка там не оказалось. Электробритва, шариковая ручка, початая пачка сигарет и стандартный швейный набор клиента санатория, который входит в комплект с мылом, благоухающим псиной. Его не успели выписать, иначе личные вещи забрала бы администрация.

На тумбочке - журнал "Тетя Соня", пульт от телевизора, пустые стакан и чашка, на подоконнике - начатая полуторалитровая бутылка "Зеленоградской". Еще ему показалось, что у задней короткой ножки тумбочки со стороны кровати неярко светится что-то маленькое, вроде прозрачной салатовой пуговицы. Штейн положил свою карту на тумбочку и слегка сдвинул последнюю в сторону окна. В клубах пыли лежала игла от одноразового шприца. Артур вынул из нагрудного кармана пинцет и зип-пакетик. Затем аккуратно, не касаясь пальцами находки, поместил ее в пакетик и спрятал в боковой карман. Пинцет он все время носил с собой, а пакетики - собирал. Из-под специй, рыболовных крючков, радиодеталей и прочей мелочи. Так что в любом из карманов всегда имелась парочка на всякий случай.

Вряд ли это осталось от предыдущего жильца. Во время генеральной уборки иглу должны были заметить. Но если она при полковнике упала под кровать или между кроватью и тумбочкой и лежала в тени, ее могли и не разглядеть. И случайно загнать под тумбочку небрежным взмахом швабры. У штатных медсестер есть ванночки или подносы с бортиками для медицинских отходов. Сомнительно, чтобы она оттуда выпала. Можно, конечно, предположить, что это был медик скорой помощи. Но медики скорой стараются положить все, что остается от инъекции, на какую-нибудь посудину. Могли же они из тумбочки блюдце взять. Но даже если они просто сложили все на тумбочке, как игла могла соскочить при этом со шприца?

Вообще полковник никак не производил впечатления человека, склонного к тайному употреблению наркотиков. Пропустить рюмочку-другую - это да. И особого секрета он из этого не делал.

Штейн услышал шелест в прихожей и едва успел схватить свою карту с тумбочки.

- Что вам нужно? - невысокая горничная держала в одной руке пульверизатор с антисептиком, в другой - салфетку из мягкой ткани.

-В моём номере закончилась туалетная бумага, - врать, не задумываясь и не краснея, он научился в совершенстве еще в средней школе.

Горничная взяла из тележки рулон и вручила Штейну. Он молча взял трофей и, кивнув в знак благодарности, отправился дальше по маршруту.

Не успел заглянуть в санузел и шкафы в коридоре. Можно сказать, ничего не успел. Рохля! Улитка несчастная!

Навстречу по коридору, сунув руки в карманы, шел обладатель спортивного костюма от "Рибок". И смотрел в сторону Штейна многозначительно.

Так. Крепкое телосложение, не сильно отягощенное интеллектом лицо, жвачка и дорогие кроссовки. Возможно, спортсмен. Рост маловат - не баскетбол. Узковат в плечах - не борец. Легкая, едва заметная хромота, правая нога. Футболист? Не исключено.

Штейн не заметил, что делая свои вычисления, он немного притормозил, да еще с картой и рулоном туалетной бумаги в руках. Этот жест, очевидно, был истолкован как-то не в его пользу. Когда "футболист" поравнялся со Штейном, оказалось, что он на полголовы ниже Артура. Не вынимая рук из карманов, незнакомец слегка толкнул Штейна плечом.

- Иии? - грозно, как ему показалось, спросил Штейн с высоты своего роста.

- Тесты, Шкиля! Тесты!

- Что тесты? Какие тесты? Какая шкиля?

- Сам знаешь, какие! - был ответ. И "футболист" продолжил путь, оставив Штейна в полном недоумении.

Однозначно, псих! Они тут свободно разгуливают по коридорам. Но почему тогда к психотерапевту посылают именно меня?

Туалетную бумагу он оставил на подоконнике в переходе между корпусами.

…В кабинете стоял удушливый аромат каких-то эфирных масел. Как всегда, такой ядреный, что различить, на какое именно растение он намекал, не представлялось возможным. У Штейна сразу же начинало першить в горле и чесались глаза, но он упорно скрывал, что подозревает у себя аллергию. Лелеял мстительную мечту довести себя до приступа удушья прямо во время сеанса, хотя и слабо себе представлял, как это должно выглядеть. Меж тем подходила к концу вторая неделя путевки, а спасительным приступом и не пахло. Чего не скажешь об эфирных маслах.

- Опаздываем! - как бы между прочим заметила хозяйка синтетического эдема, не отрываясь от писанины.

- Скажите, это правда так необходимо для дыхалки? Может быть, нам удастся договориться?

-О чем? - она с любопытством взглянула на Штейна.

- Например…- он потер мочку правого уха и бросил рассеянный взгляд в левый угол, на подставку для цветов в виде березки, - о французских духах. И о записях в моей карте без моего участия?

- Ясно! - она вернулась к своим записям, едва скрывая улыбку.

- Вы не поняли. О настоящих духах. Не из бутика на Мира!

-Прекрасно поняла! - терапевт протянула руку за картой. - Но как мы заочно решим нашу проблему?

- Какую еще проблему?

- Долгота вдоха и выдоха. Недоверие к себе.

Штейн не отдал карту, а с досадой хлопнул ею по столу. Затем развернул свое кресло у журнального столика спинкой к докторскому месту и плюхнулся в него.

-Уверенности в себе мне хватает на шестерых! - заявил он, почти с завистью наблюдая в окно, как два мужичка в оранжевых костюмах пилят ствол, накануне упавший на тропинку в парке. К утру декорации успели смениться. Теперь снаружи был легкий морозец, и в воздухе летали мелкие редкие снежинки.

- Кто говорит об уверенности в себе? Речь о доверии.

- Так это одно и то же!

- Нет. Как говорят в Одессе, две большие разницы.

- Демагогия и игра слов!

-Когда человек очень долго носит маску, - сказала терапевт таким голосом, каким детям в школе рассказывают про круговорот воды в природе, - и это становится как бы его второй натурой, есть серьезные причины не доверять себе. А тот, кто не верит самому себе, подозрительно относится и к ближайшему окружению. И стремится испытать всех на прочность.

-Но что такое вдох и выдох? - она тихонько подошла сзади и положила локти на спинку кресла Штейна. - Простейший ритм. Уж музыканту ли этого не знать, тем более, духовику?

От неожиданности Артур съежился и съехал в кресле еще ниже. И, должно быть, упал бы совсем, если бы не притянул к себе левую ногу, используя ее, как тормоз.

- Я бы предпочел бассейн, а не вот это вот все! - упрямо заявил он, не оглядываясь и продолжая смотреть в окно.

За спиной раздалась тихая и абсолютно бессодержательная, но усыпляющая музыка, построенная на ритмических повторах семплов. Он предпочел бы настоящие фортепиано и скрипку. Да что там, даже был согласен на "Пинк флойд" или "Дайр стрейтс". Да-да, он ничего бы не имел сейчас против "Султанов свинга". Но кто же его спрашивает!

- Сегодня мы будем учиться контролировать выдох и избавляться от негативных эмоций.

…И снова почему-то один-ноль. Даже дышать теперь можно только под колпаком!

Глава V, почти пасторальная, в которой фигурируют условные знаки и некоторые соображения

-Добро пожаловать в Нарнию! - на заснеженной железнодорожной платформе доктора приветствовала одинокая фигура в шерстяном пальто цвета маренго и смешной ушанке с козырьком. Тесемки ушек были, разумеется, завязаны на макушке.

Кашин спрыгнул с подножки и протянул руку приятелю. При виде красного носа и влажных глаз Штейна доктора посетили легкие угрызения совести.

-Замерз? - спросил он виновато.

-Ты же не мог, как порядочный человек, проехать еще остановку, чтобы мне было меньше идти. Ладно, не переживай. Дышать воздухом полезно!

Встреча на платформе, максимально удаленной от санатория, подразумевала предстоящую прогулку по самой длинной тропинке городского леса. Но сначала Штейн свернул направо, в сторону спуска к озеру. И с разбегу проехался по огромной замерзшей луже на своих двоих. Это был легендарный водоем. Лужа была такой огромной, что не пересыхала даже самым жарким летом, максимум, превращаясь в липкую трясину с зеленоватым налетом. После дождей она разливалась до размеров небольшого пруда. А сейчас представляла собой идеальный каток.

-Ну чем тебе не Нарния? Под каждым деревом - фонарь.

Доктор присвистнул: вперед уходила вроде бы знакомая тропа здоровья, но изменившаяся с тех пор, как он видел ее в последний раз, до неузнаваемости. Бывшая лесная тропка была теперь выложена серой фигурной плиткой. А в перспективе, насколько хватало обзора, тут и там были установлены лавочки под сенью фонарных столбов.

- Мда! Теперь мамаши с колясками могут гулять по вечерам без опаски. И девушки тоже.

-Ну что ты несешь! Какие мамаши? Зачем они в лес попрутся на ночь глядя? Хотя… Тебе виднее, конечно. Но за приключениями точно далеко от дома ходить не надо. Ну, это же дно!

Откровенно говоря, доктору тоже больше нравилась дорожка из белого мелкого песка, усеянная хвоинками и шишками, по которой летом было здорово брести босиком. В тени крон она охлаждала ступни, а на солнечных склонах - обжигала.

Он возражал, просто потому, что ему возражалось. Ясное утро среди сосен и елей настолько неожиданно и бесцеремонно ворвалось в его привычный жесткий уклад, что доктор слегка потерял голову. Он наслаждался четкими полосами света среди стволов, резким морозным воздухом и редкими пересвистами синиц. Жилье было недалеко, и потому лес не был окончательно мертвым, порой в кронах мелькали мелкие юркие тени. А голос приятеля звучал для него приятным фоном - тоже что-то вроде щебета, доктор даже особо не вслушивался в смысл слов.

Когда доктор в очередной раз ответил невпопад, Штейн с удивлением посмотрел на него, отстал и некоторое время шел след в след. Затем сошел с плитки и, собрав немного свежего снега с кустиков черники, слепил снежок, запустил в Кашина. И тут же спрятался за деревом.

Доктор неожиданно получил по затылку и очнулся. Оглянулся и не увидел ни души вокруг. Этот мозгляк и за прутик спрячется, теперь попробуй, его найди!

Кашин топтался на месте и осторожно вертел головой до тех пор, пока не разглядел за одним из стволов кусок серой ткани и край козырька. Стараясь не смотреть в ту сторону, он не торопясь слепил штук пять снежков, аккуратно сложил их в сгибе локтя. Сделав отвлекающий выпад в ложном направлении, резко развернулся в сторону засады и атаковал противника, не давая ему времени опомниться…

- Говорят, ты с таксистом подрался. Правда? - спросил доктор, когда они уже успели повытряхивать снег из-за воротников и рукавов и только что миновали спортплощадку на холме слева.

-О! Вижу, ты взялся за сбор фольклора. Береги уши от сказочника! Как всегда, все было немного по-другому. Во-первых, он не довез меня до дому добрых метров десять. Во-вторых, даже не подумал о том, чтобы вернуть сдачу. Но при этом еще заявил, что я должен ему поставить хорошую оценку в приложении. Это, в третьих. Мне не жалко денег, я чаевые всегда оставляю. Но я категорически против хамства. И, в четвертых, он меня перебил, когда я попытался ему это все втолковать. Попытался вытряхнуть из салона. И тут я вспомнил, что занимался самбо…

- Ясно. Ты и - чаевые! Ты это серьезно? На какие шиши, старина?

-У меня есть работа.

-У тебя есть что?! - доктор даже остановился, сморщил нос и приставил ладонь к шапке в том месте, где у него располагалось ухо, как будто ослышался и из-зо всех сил старается распознать последнее слово.

- Ты полагаешь, что если человека один раз отчислили из вуза, он уже ни на что не годен? - спросил Штейн с легкой обидой.

-Да нет, не в этом дело. Но ты и - работа! Это же дисциплина! Там начальство. Ему подчиняться надо. Ты уверен, что вообще знаешь, как это делается?

-Мне платят за то, что я ищу слабые места у конкурентов. И никого не волнует, как именно я добываю информацию. - ответил Штейн с достоинством, стряхивая перчаткой снег с рукава. - У меня полный карт-бланш. Потом я озвучиваю боссу свои соображения. И меня совершенно не беспокоит, что он будет с этим делать. Мне не за это платят. Так что у нас баланс и гармония.

-А сфера?

- Стройка. Бетон, кирпичи, квадратные метры.

-Неплохо! - заключил доктор, - Если хватает на такси. Честно говоря, я предполагал, что ты рано или поздно займешься чем-то вроде слежки за неверными женами или алиментщиками. Но стройка - в этом же надо разбираться.

- Да, ладно! Имея мозгов в четверть меньше, чем у меня, чуть-чуть смекалки, телефонный справочник и много свободного времени, можно не только добыть, все что нужно. Можно китайский выучить - все пятьдесят тысяч иероглифов. Не говоря уж о промышленном шпионаже.

- На месте твоего босса, - заметил доктор, - я все же перепроверял бы иногда информацию.

-О! Ты был бы великолепным боссом, - улыбаясь до ушей, заметил Штейн. - Даже не сомневаюсь! Самым проницательным, самым строгим и справедливым!

Что-то не понравилось доктору в его подчеркнуто елейной характеристике.

- Скажи, только меня иногда бесит твоя способность хвалить? По форме вроде комплимент, но почему-то в ответ хочется дать в морду?

-Думаю, ты не одинок, - честно ответил Артур.

- А что насчет дачи полковника?

-Дозрел! - Штейн вновь расплылся в улыбке, но уже и без тени ехидства, и достал из кармана телефон. - Вот репортаж, который появился на “Клопсе” в четверг. Тут не очень хорошие фото, хорошие - в телефоне у полковника. Показать тебе их, само собой, не могу. Он хвастался, звал нас с Юрой в баню, а у меня - фотографическая память. Это именно то место, тот участок.

-Ну и фантазия у тебя! - воскликнул доктор. - Да что тут вообще можно рассмотреть!

-Ориентир - старая голубятня. Вот это она, - Штейн ткнул ногтем мизинца в светлую линию на заднем плане. - По телевизору все было четче, я это место узнал.

- И у тебя уже есть версия?

-Было бы неплохо осмотреть место. Опасно делать какие-то выводы на расстоянии. Но, учитывая время суток, может быть поджог. Вряд ли месть, скорее, предупреждение. Если бы неисправная проводка - горел бы дом.

- Ты представляешь себе место пожара? Дюжина бравых парней скачет по грядкам и клумбам, сметая все на своем пути! Что там можно обнаружить? Затоптанные следы злоумышленника? Бутылку с керосином, которую, наверняка, уже изъяли?

-Знаю. Я звонил в МЧС, представлялся журналистом. Сразу после ночного пожара или утром выезжают дознаватели, чтобы определить, криминальная ли причина. Но там еще столько всего вокруг и на самом участке. Как он охраняется, какой забор, кто соседи? Все, что угодно. Любая мелочь может оказаться важной.

Они спустились по склону к кассе веревочного парка. Павильон был закрыт на зиму и словно погружен в летаргический сон. Как, впрочем, и сложная система канатов, креплений и досок, образующая трассы аттракциона между высоких сосновых стволов вдоль берега. К лодочной станции, расположенной в западной части озера, вели бетонные ступеньки. На самой верхней, вальяжно прислонившись спиной к перилам, стоял парень, сосредоточенно и быстро нажимая большими пальцами обеих рук на экран смартфона. Он, казалось, не замечал, что его ноги занимают половину ступеньки в ширину.

Вежливый доктор постарался аккуратно обойти его, не задев. А Штейн поступил странно. Он остановился перед кроссовками парня, как перед шлагбаумом. Замер на пару секунд. А затем, спружинив, с места перепрыгнул через его ноги и сразу вприпрыжку сбежал по ступенькам. Незнакомец оторвался от телефона и смерил Штейна долгим выразительным взглядом. На рукаве его спортивной куртки в районе предплечья красовался странный логотип, немного напоминающий парусник “Лады”.

- Якорь! - крикнул ему Артур. Это слово он сопроводил странным жестом: поднятыми над головой растопыренной ладонью левой руки и тремя сомкнутыми пальцами правой - указательным, средним и безымянным. А затем догнал доктора, который к этому моменту успел пройти метров десять в сторону шоссе и наблюдал всю сцену со стороны.

-Пора завязывать со жратвой, - весело сказал Штейн. - Поправился на пару кило и чуть его не задел. Ты видел?

- Твой приятель?

-Что-то типа поклонника. Хочет со мной потолковать.

-Конспирация?

-Полнейшая! - загадочно шепнул Артур. - Тема беседы мне пока неизвестна. Подозреваю, впрочем, что это мои руки. Они мне, признаться, и самому не очень нравятся.

Он снял перчатку и внимательно осмотрел со всех сторон узкую белую ладонь. Согнул длинные тонкие пальцы и со вздохом бросил взгляд на ногти - чистые, но местами обкусанные.

-Впрочем, - добавил он, - возможно, это длина волос.

-Или языка! - вставил доктор свои пять копеек.

-Это вряд ли. Мы едва знакомы. В общем, было бы желание, а тема всегда найдётся.

-Опять загадки, - зевнул доктор и снова ушел в себя.

Глава VI, патетическая, в которой потомок риттеров проявляет наблюдательность, а доктор - границы терпения

Все, кто приезжает на курорт, считают своим долгом взглянуть на море. Неважно, на месяц они приехали или на час. И совершенно не имеет значения, какая при этом погода, штиль или девятибалльный шторм. Это не привилегия, а, скорее, обязанность отдыхающего. Ритуал, который необходимо исполнить, для того, чтобы в собственных глазах и в глазах окружающих поездка приобрела какой-то смысл.

Для того, чтобы оказаться на морском берегу, приятелям предстояло сначала подняться по длинной улице Карла Маркса на вершину большого холма. Для Штейна это было еще то испытание. Он несколько раз останавливался, чтобы отдышаться.

Как это порой случается, улица Маркса упиралась в улицу Ленина. У самого перекрестка Штейн неожиданно юркнул за широкую спину доктора и пригнулся.

-Спрячь меня! Не оглядывайся!

-Любопытно, - тихо заметил доктор, уперев руки в бока, чтобы увеличить площадь ширмы, - что же так напугало нашего бесстрашного Арчи? На горизонте нет ни таксистов, ни собак, ни боксеров в среднем весе. О! Тетка в красном? Определенно!

-Заткнись и не двигайся! - прошипел Штейн.

В самом деле, единственным ярким пятном, притягивающим взгляд, была женщина в алом пуховике почти до пят. Она стояла на противоположной стороне улицы, спиной к ним, перед прилавком с экскурсионными маршрутами. Под мышкой легкомысленно торчало большое портмоне, а длинные соломенные волосы были собраны в хвост на макушке и доставали почти до пятой точки. Незнакомка что-то громко с южнорусским акцентом спрашивала у кискокера, но слов было не разобрать. Наконец, прихватив охапку рекламных буклетов, она вытащила из под мышки портмоне и пошла вправо, в сторону центра.

-Уходит! - шепнул доктор.

В тот же миг Штейн вынырнул из-под его левого локтя и скрылся в ближайшей двери. Это был магазин игрушек. Кашину ничего не оставалось, как последовать за ним.

В магазине Артур снял шапку и вежливо поздоровался с продавщицей. Затем стал бродить вдоль полок и рассматривать товар, то и дело бросая на доктора недоуменные взгляды. А доктор остановился у входа. Сначала он, скучая, рассеянно скользил взглядом по плану эвакуации. Затем принялся исподтишка наблюдать за приятелем. Помещение было крошечным, все на виду - и товар, и посетители.

Как ты не заливай, думал доктор, а пальто это тебе не по карману. Судя по тому, как небрежно ты с ним обращаешься, подарок старшего брата. А вот кто его выбрал, это вопрос. Не то чтобы у Майка нет вкуса, скорее, он - ценитель. Но не импровизатор. Слишком практичный, осторожный и недостаточно дерзкий для того, чтобы примерить, попробовать или сотворить что-то новое. Сам ты по бутикам таскаться не будешь. Значит, на горизонте нарисовался кто-то третий. Кто-то, кто, определенно, имеет серьезные виды на Майка. Настолько серьезные, что и тебя это неизбежно рано или поздно коснется. Если она достаточно умна, все будет происходить постепенно. Когда еще поводки окончательно затянутся на шеях сироток! А там, глядишь, и мурлыкать научишься. И тогда… либо тебя окоротят и причешут. Либо ты объявишь войну. А их-то уже двое! Впрочем, тебе пофиг. Хоть сотня. И не важно, с какого пункта начать.

Доктор вдруг поймал себя на мысли, что немного он знает людей, способных не быть заложниками собственной благодарности. Да что там. Только одного. И кто еще всегда готов ради не всегда понятных остальным принципов с таким упоением разрушать собственный комфорт и вредить себе всеми доступными способами? Или отколоть какой-нибудь номер, на который ты сам никогда не отважишься? Разве что в самых смелых и бесплодных фантазиях. Да, приятель, если бы тебя не существовало, тебя следовало бы сочинить!

Размышления доктора прервал Штейн, который протягивал ему пластмассовую дудку с широким раструбом. Сбоку у нее было изображение развеселой лисьей мордочки в круге.

-Это Варваре. Новогодний подарок в надежде на знакомство. Положи под елку и скажи, что принес… Шерлок Холмс. Духовой инструмент с моим тотемом. Видишь, тут Рейнеке? Ты Гёте читал вообще?

-У Варвары кавалеров полная песочница. - сказал доктор, пряча подарок за пазуху. - Всяк посвежее тебя!

-Мда… тест на друга семьи не прошел. Что ж, попытаю счастья в другой раз.

-Расскажи лучше про тетку в красном. Да поживее, а не то ее догоню!

-Нечего рассказывать. Просто меня немного дезориентируют… непредсказуемые люди.

Доктор прыснул в кулак.

…Обжигающе свежий ветер в лицо немного разогнал тоску. Зимнее море отличается от летнего только степенью промозглости. Его употребляешь дозированно, как пиратский ром или неразбавленный виски. А так - те же суетливые чайки, волны, облизывающие берег, запах гниющих водорослей и смутные пятна кораблей на рейде.

Доктор рассеянно смотрел на горизонт, опираясь на холодную решетку парапета. Вдруг слева пару раз выразительно чихнули.

Ну, вот и греться пора, решил доктор и взглянул на Штейна. Перемена, которая к этому моменту случилась с его приятелем, была резкой и неожиданной. Казалось, тот только что выдохся и сник в результате долгой прогулки. Но вот вновь воодушевление, лихорадочный блеск в глазах и резкие движения. Доктор также обратил внимание на расширенные зрачки и легкую отечность лица. Любопытно!

- А давай пойдем туда по морю! - Штейн показал доктору карту побережья на экране смартфона. - Вот мы, вот - Куликово. Сами увидим все своими глазами!

-Да там километров двадцать. И холодно.

-Мы мерзнем, потому что стоим, - возразил Штейн. - Если все время идти, то согреешься. И потом, в районе Пионерска вдоль моря не пройдешь - президентская дача. Но если срезать мыс и обойти ее по суше, получатся уже десять, а не двадцать. Пару часов пути. А обратно можно вернуться на автобусе.

Безумие оказалось заразительным. По дороге купили хлеба, немного сыра и колбасы. И, обогнув строящуюся набережную, спустились к самому морю. Штейн оказался прав. Под защитой высокой дюны дуло не так пронизывающе. Бодро двигаясь и болтая о заговоре рейхсбюргеров, раскрытом на прошлой неделе, и, попутно, об адекватности членов секты граждан СССР, они почти не чувствовали холода.

Вскоре дорогу перегородил ручей. Вода текла из ниши под серым берегом по блестящей поверхности голубой глины, разбивая ее на множество причудливых бороздок разной глубины.

-Придется подыматься, - доктор взглянул на высокий берег без особого энтузиазма.

-Зачем? Перепрыгнем.

Штейн расстегнул пару нижних пуговиц и, отойдя от ручья на приличное расстояние, припал на колено.

- Стой! - только и успел крикнуть доктор.

Но было уже поздно. Артур качнулся назад, затем - вперед и, рывком метнувшись к ручью, оттолкнулся левой ногой от земли.

Длинные полы пальто все же повлияли на размах шага. Поэтому правый ботинок, клюнув носком влажное серое месиво, тут же погрузился в него наполовину.

-Упс! - смущенно произнес Штейн и, разувшись, перебежал ручей в обратном направлении.

-Костер бы, - задумчиво заметил доктор, бросив взгляд на островки плавняка, которым был усеян берег в этом месте.

-У меня есть зажигалка, - ответил Штейн.

Кашин выдернул шарф из под куртки и бросил его Штейну, приказав немедленно растирать ступни. Сам Штейн обходился без шарфа, его заменял высокий толстый воротник свитера.

Доктор приволок к месту невольной стоянки неплохое бревно и охапку толстых белых сучьев, обкатанных волнами и похожих на кости доисторической рыбины. Его приятель сидел, положив вытянутую ногу, обмотанную шарфом, на мокрый ботинок и с наслаждением курил. Левая была уже обута.

- Откуда? - спросил доктор, поймав брошенную ему зажигалку.

- Украл у соседа, - спокойно ответил Артур. - Не удержался. Ему теперь курево долго не пригодится. Вот я и стянул пару штук.

Кашин порылся в кармане и нашел там билет на электричку и еще пару ненужных чеков. Соорудил над клочками бумаги шалашик из наиболее сухих щепочек. Сверху разместил сучья потолще, а с наветренной стороны положил бревно. Раза с третьего ему удалось поджечь конструкцию, он дождался, пока огонь разгорится, и теперь собирал деревяшки, выброшенные на берег прошлыми прибоями, и подбрасывал их в костер.

- Вот что значит располагать средствами производства, - философски заметил Штейн, закуривая вторую сигарету. - Всегда найдется кто-то, кто будет на тебя работать. И если учесть интеллектуальное превосходство…

Доктор резко ударил его ладонью по руке, выбив сигарету. И сгреб в кулак фрагмент серого пальто чуть ниже воротника. Тут же Штейн вцепился в его запястье с силой хватки, которой доктор не предполагал.

-Рруки! - процедил Штейн сквозь зубы. - Что ты себе п-позволяешь?

- А ты?! - доктор попытался ткнуть его кулаком в грудь. Но толчок получился смазанным из-за соответствующего сопротивления. Ткань была прочная, но мягкая на ощупь. В ладонь впилась пуговица.

Тогда доктор выпустил пальто, но схватил козырек шапки и резко натянул ее приятелю почти на нос. Честно говоря, у него давно чесались руки это сделать, но до сих пор не подворачивалось подходящего повода.

- Мои предки…- начал было Артур, поправляя шапку.

-Ну так вызови меня на дуэль! - перебил доктор. - Подумаешь, скакали тут в доспехах. Зато мои предки лупили твоих под Москвой!

-Не надо обобщать, - заметил Штейн. - Мои предки были разными.

-Чудское озеро вспомни! - угрожающе отрезал доктор.

Он бродил по берегу, собирая плавняк, и при этом намеренно громко бормотал себе под нос:

-Ублюдок! Мажор недобитый! Паразит! Бездельник! Ну, абсолютно бесполезное существо! Пижон, охреневающий от скуки! Торчок несчастный! Недоросль непоротый! Миллениал проклятый!

Штейн с любопытством внимал этому потоку красноречия. В цель попало только “бесполезное существо”. Артур широко зевнул, чтобы протолкнуть как можно больше воздуха в сузившиеся трахеи. И бросил доктору:

- Жертва госпереворота!

-Я, между прочим, горжусь тем, что родился в двадцатом веке. В отличие от некоторых, - ответил тот.

-Одно из двух, - заметил Штейн, - либо к вам переехала теща, либо семейная жизнь дала крен.

-Что ты мелешь!

-Илья, какая погода была в Калининграде в четверг?

-Не заговаривай мне зубы! - огрызнулся доктор.

-Хорошо. - Штейн достал из кармана пальто телефон и с воодушевлением стал рыться в нем, нажимая на экран.

-Вот. Смотри. Эсэмэс в среду - штормовое! - он с гордостью продемонстрировал экран в доктору, но тот не сделал ни малейшего движения, чтобы приблизиться.

-Ну и что!

-Ничего. Идем дальше. Человек выходит из электрички напротив станции утром в субботу. Глазеет по сторонам, но не подходит к расписанию, даже не бросает взгляд в ту сторону.

-Ты в курсе, Пинкертон, что мы в двадцать первом веке живем? У нас все в телефонах. Даже билеты на поезд.

-Я - в курсе, - ответил Штейн. - Но в интернете бывают ошибки. Необновленные данные. В конце концов, телефон может сесть. А сила привычки? Годами, десятилетиями родители, выходя из электрички, сразу же тащили тебя к этому стенду. Это уже должно быть в подкорке. Хотя бы сравнить, нет ли разницы с интернетом. Вывод - человек утром в субботу не планирует день, не желает даже думать о возвращении, оставляя это на потом. Мне продолжать? Человек имеет дочь примерно девяти месяцев от роду, но в магазине игрушек не знает, куда себя деть от скуки. Это накануне нового года. Очень странно. И, наконец, погода. В четверг вечером мы почти час болтали по телефону, но с твоей стороны - ни единого детского вскрика в трубке. Мамочка вышла прогуляться с коляской? О да, в самый разгар шторма, который накрыл регион! Можно, конечно, предположить, что они спят в соседней комнате. Но, судя по планировке квартир в твоем доме, жилье у тебя крохотное и болтать целый час ни о чем тебе бы просто не дали. Вывод? Ты теперь живешь один.

-Да, - сказал доктор, защищаясь, - жена сейчас гостит у мамы. - Но это ровным счетом ничего не значит.

- Ага! Кроме того, что твоя жена младше меня и, наверное, не обладает независимостью суждений. Всего-то!

- Как ты узнал, что моя жена младше тебя?

-Илья, это элементарно! Ты ни разу не пригласил меня в гости. Я бы предположил, что ты опасаешься конкуренции, но это, согласись, не очень скромно.

-Да. У тебя весьма завышенное самомнение. Даже слишком, - заметил доктор. - Счастливая семейная жизнь предполагает, в том числе, периодический отдых друг от друга. Все циклично. Впрочем, откуда тебе это знать!

- Упаси меня бог! - ответил Штейн. - И именно от большого счастья тебе за полдня ни разу не позвонили. Глаза не улыбаются. И ты меня… ты мне сейчас чуть пуговицы не оборвал. Ври кому-нибудь другому!

Доктор изо всех сил старался не подать виду, что впечатлен. Он просто сел рядом на корягу и уставился в костер.

- С тобой не пропадёшь, - Штейн примирительно кивнул в сторону огня.

- Подлизываться незачем, - ответил доктор сухо. - Если хочется извиниться, это всегда можно сделать. И это не стыдно.

-Извиниться? О чем ты?

Некоторое время они молчали, наблюдая, как искры перебегают по почерневшему стволу. Носок, накинутый на прут, сушился у костра, болтаясь под ветром и пропитываясь дымом.

- В детстве я ходил в походы, - сказал, наконец, доктор. - Ты мог бы определить по голосу в телефоне цвет обоев в комнате?

-Если не знаком с человеком? Дай подумать. Если общаться в течение часа, задавать разные вопросы, кроме, конечно, наводящих, можно с некоторой долей вероятности сделать вывод о вкусах и предположить, в каком стиле обои он мог бы предпочесть. Но…

-Отлично! - доктор хлопнул Штейна по колену. - А теперь объясни, как может быть, чтобы человек, владеющий дедукцией, настолько был неспособен просчитывать последствия собственных поступков? Ну, как этот ручей, например. Или вовремя остановиться, не ляпнуть лишнего и не получить по морде? У тебя что, мозги только в сторону прошлого работают?

Штейн задумался. Некоторое время он молча теребил перчатку, затем вытянул из кучи у костра кусок сосновой коры и, начертив на песке какую-то сложную схему, сказал:

- Смотри, вот - прошлое, вот - настоящее, вот - будущее. Будущее зависит от очень многих факторов. Едва ли мы можем перечислить даже их малую часть, но все - человеку это не под силу. Курс валюты в Мозамбике, вспышка на Солнце, подгоревшая яичница в соседнем подъезде. Как рассчитать, какой из миллиарда сыграет решающую роль? Как их суммировать? А прошлое уже случилось, его не изменишь. И нащупать пару-тройку - не такая уж сложная задача.

-Ясно, - сказал доктор, поняв, что Штейн и не думает шутить. - За человека с таким образом мыслей мне просто страшно. Самое лучшее, что я могу для тебя сделать - немедленно сдать тебя в администрацию санатория.

- Как это сдать? Я что, вещь?!

-Можешь считать себя арестованным под конвоем. Ты не понимаешь, пневмония не исчезает просто… - доктор присвистнул и сделал характерный жест рукой. - Твои легкие не в порядке и будут восстанавливаться до весны. Ну, представь себе, что ты - “Порш” и у тебя не работает воздушный фильтр. А хозяину пофиг. Вместо того, чтобы ехать в автосервис, он продолжает гонять тебя, как ни в чем не бывало. Что произойдет в итоге?

-Думаю, двигатель полетит.

-Именно! Мне просто жаль твоих врачей, их стараний.

В кармане у Штейна, не умеющего просчитывать будущее, помимо зажигалки оказался, тем не менее, еще и перочинный нож, также постоянно обитающий там на всякий случай. Нарезали хлеб, сыр и колбасу и уничтожили в несколько минут.

-“Фольксваген”, - неожиданно сказал Штейн. - Подержанный дешевый “Фольксваген” с заводским браком. Ты мне польстил. Я тоже родился в двадцатом веке.

-Какая-то пара лет не считается, - заметил доктор. - Это же не сознательный возраст. Вот мне, когда наступил двадцать первый, было двенадцать, и я прекрасно помню прошлую эпоху. Атмосферу. Могу сравнивать.

-Ну и какая она была, атмосфера?

-Тебе не понять! - доктор, сделав загадочное лицо, махнул рукой в ответ.

-А не кажется ли тебе, Илья, что высчитывать будущее до миллиметра - как-то скучно? Жизнь вообще без сюрпризов невыносима. Да и… недостойно это, что ли?

-Кого? Твоих рыцарских предков?

-Да и твоих - тоже.

-Согласен. Мыслишь… неколбасно!

И это, несомненно, был комплимент.

Глава VII, исповедальная, о большой надежде в маленьком стальном корпусе

Носок из мокрого стал влажным. Штейн надел его поверх целлофанового пакета, а затем сунул в непросохший ботинок.

По пути обратно им встретился огромный плоский валун. Артур вскарабкался на него и посмотрел на море. Отсюда все выглядело примерно так же, как и снизу. Но все же вместе с точкой зрения в картине что-то неуловимо сдвинулось. Прибой уже не казался таким близким.

- Илья! Что такое счастье? - крикнул Штейн с камня. - Отвечай немедленно! Ну это же не машина, не вещи, не физиология! Я тебя спрашиваю абсолютно серьезно!

-Человека в одном мокром ботинке, да еще говорящего со мной свысока, я всерьез воспринимать не могу, - ответил доктор. - Спустись сначала.

-Ну, тогда, - сказал Штейн, спрыгивая на песок, - никогда не утверждай, что я не бываю серьезен. И ему это тоже не говори. И вообще, не включай родителя в моем присутствии. Тебе не идет - ты даже не знаешь, что такое счастье!

… У скульптуры орла, разевающего клюв в крике, Штейн притормозил и задумчиво заметил:

-Обед пропустили.

Оба, не сговариваясь, взглянули на легендарную блинную на противоположной стороне улицы. Доктор кивнул головой, и они поспешили в том направлении.

В субботу во второй половине дня нечего было и думать о том, чтобы пробиться к прилавку. Хвост очереди тянулся от входа, перекрывая доступ к рукомойнику. Целые выводки отдыхающих толклись с подносами в ожидании знаменитых блинчиков, щей, компота и десертов. Столики были заняты, а вешалки едва не опрокидывались под тяжестью шуб и пуховиков.

Зато слева, в баре, царили тишина и пустота. Огромная серая пиранья в аквариуме и бармен одинаково пристально и жадно пожирали глазами окоченевших путников.

…Уперев висок в мощный кулак, доктор изучал меню с таким суровым видом, словно это была история болезни очень запущенного пациента или коммунальные счета за обслуживание небольшого фамильного замка в течение года.

Пока доктор обстоятельно изучал меню, Штейн любовался самим доктором. Уверенное самодовольство, осознающее себе цену и смотрящее на окружающих несколько свысока, весьма забавно, но только при условии, что обнаруживаешь его в ком-то другом. Было тут и немного гордости, сродни той, которую испытывает малыш, которого выгуливает взрослый старший брат, или оруженосец самого грозного и прославленного рыцаря. Но даже и не это было главным.

В сентябре благодаря приятелю Артур сделал самое настоящее открытие в области конспирации, на которой, если так можно выразиться, был буйно помешан. В тени такого яркого и самодостаточного спутника, притягивающего взгляды всех лиц женского пола, сам он автоматически становился как бы человеком-невидимкой. Но это вызывало у Штейна не зависть, а восторг, поскольку открывало широкие возможности детективно-агентурного характера. Работать, однозначно, надо в паре! Жаль, что упакованный по-зимнему доктор был не так эффектен.

Штейн сидел спиной к барной стойке, оттуда доносилась негромкая музыка. Однообразный бесхитростный ритм босса-новы. Он вынул из кармана маленькую синюю коробочку, извлек из нее блестящий предмет и приложил к губам. И сразу стало ясно, что этому ритмическому скелету не хватало плоти. Длинные ноты гармоники извивались, как сигаретный дым, то поднимаясь вверх, то падая и рисуя причудливую мелодию. Бармен сделал звук чуть громче.

Доктор не шевельнулся, только поднял глаза, и на его лбу обозначились тонкие морщинки. Ба! Какая выдержка! Пластика! Экономия движений! Да по тебе Голливуд плачет. За тобой нужен глаз да глаз.

И Штейн окончательно убедится в том, что должен довести до конца задуманное ранее - всеми возможными и невозможными способами не дать доктору совершить какой-нибудь опрометчивый поступок в его не самые лучшие дни. Пусть даже высок риск в итоге быть задушенным шарфом этого самого доктора.

Композиция закончилась и бармен снова убавил звук.

-"Хонер", - Штейн протянул доктору гармошку и коробочку, - мой тренажер. Всю жизнь мечтал играть на трубе. Учился - на флейте. А играю теперь на гармошке. Возьми, арестованному не положено иметь личные вещи. И еще вот это.

Он расстегнул браслет часов и тоже вручил их приятелю.

-Только не носи в кармане. Надень, они должны чувствовать пульс, чтобы не остановились.

-Продать, - задумчиво сказал доктор, любуясь циферблатом, - и жить на проценты. Питаться не только макаронами. Или купить микроавтобус и ездить на рыбалку.

-Да нет, это сталь и сильно устаревшая модель. Им лет тридцать. Это часть наследства, и, главное, память.

Они замолчали, наблюдая, как бармен расставляет приборы и тарелки. Возможно, хозяин заведения был жадным и не желал содержать еще и официанта. А, может быть, у бедняги сегодня случился незапланированный выходной. Трубу какую-нибудь прорвало в ванной, например.

Штейн вылил свой коньяк в кофе и, отпив немного, заявил:

-Крепка, как смерть!

-Почему крепка? - спросил доктор. - Это коньяк. Он. И всего сорок градусов.

-Просто присловье. Не обращай внимания!

-Если это только часть, каково же целое? - спросил доктор, когда бармен вернулся за стойку.

-Говори, пожалуйста, тише. - Штейн навис над столом, упершись в него локтями. - Судя по тому, как тихо этот парень включает музыку, проблем со слухом у него нет.

-В нашем роду, - продолжал он вполголоса, предварительно обернувшись и бросив беглый взгляд на бармена, - минорат. Все достается младшему. Мой отец тоже был младшим братом. И если вдруг он сейчас жив, и у него есть другие дети, кроме нас с Майком, они носят другую фамилию. Так что я - единственный официальный наследник. Но с самим наследством - проблема. Его в глаза никто не видел. Думаю, что это просто фамильная легенда и традиция - передавать от отца к сыну мечту. То, чего в реальности не существует.

-Если бы мне пришла охота двинуться по фазе, - заметил доктор, весьма успешно орудуя вилкой, - я бы лучше выбрал не всю эту шпиономанию, а поиски фамильных сокровищ. И захватывающе, и практично.

-Все очарование старинной легенды - в ее новизне. Но не когда с ней растешь. Подозреваю, что мое настоящее наследство - это кое-какие активы за рубежом, которыми я, скорее всего, никогда не смогу воспользоваться. Но из-за них у меня сильно связаны руки - периодически приходится отчитываться о своем житье-бытье. И есть только две возможности положить этому конец. Лучше всего - совсем исчезнуть. Тогда это будет проблема Майка, но, кажется, он не против.

-Либо?

-Завести потомков. Лучше нескольких. Разумеется, через штамп в паспорте. Но это совершенно не входит в мои планы. По крайней мере, еще лет десять-пятнадцать.

-Мда, - усмехнулся доктор, - судя по всему, жить ты собираешься очень и очень долго.

-До первого провала! И, может быть, во мне очень мало романтизма, но я не могу допустить, чтобы кто-то убивался тут по мне. В особенности, мои собственные дети. - Штейн метнул в собеседника грозный взгляд в котором, тем не менее, сквозила самая настоящая боль.

Доктор не хотел быть бестактным. Просто он в очередной раз забыл, что имеет дело с человеком, у которого пуля в черепной коробке. Кашин отложил вилку и мучительно размышлял о том, как вырулить с опасной тропы. Наконец, кажется, придумал.

-Возьмешь в долю? Если будешь сокровища искать? - спросил он. - Готов рыть землю за пару процентов.

-Идет! Да хоть пополам. Но заниматься этим я буду только, если найдут хотя бы камешек от янтарной комнаты. Иначе и смысла нет. И, может статься, это, всего навсего, парочка ржавых доспехов в каком-нибудь заваленном хламом подвале.

-Ну и пусть, - ответил доктор. - Доспехи продадим реконструкторам.

-Гм! Всегда поражали люди, готовые делить еще не нашпигованную колбасу. Тем более, чужую.

Меньше всего астеничный и слегка растрепанный раздолбай в свитере с оленями и в джинсах напоминал наследника небольшого родового гнезда с приставкой "фон". Хотя… Да нет! Определенно что-то такое на грани породы и мании величия частенько мелькало то в тонких острых чертах лица, то в манерах, то в грозном взгляде серых глаз с зеленоватыми искрами, то в туманных речах. В моем гербе - штопор и вилка, и держите меня, семеро! Впечатление усиливал стул. Они в этом баре были тяжелые и массивные, темного дерева, под стать скромным тронам царствующих особ.

У Артура окончательно пропал аппетит. Он отодвинул от себя тарелку и долго смотрел на пиранью, от скуки курсирующую от одной стенки аквариума к другой между пластмассовых насаждений.

-Возможно, все дело не в том, что сгорело, а в том, что не смогло сгореть. Точнее, не успели сжечь, - задумчиво сказал он через некоторое время. - Допустим, никакого криминала здесь нет, но есть нечто, что нужно уничтожить, предать огню. У полковника есть сообщник, а у того - доступ к даче. Ночью он, как они условились, приводит план в исполнение, но что-то идет не так. И это сильно расстраивает полковника. Нужно непременно попасть туда и обследовать пепелище.

-Ага! - ответил доктор. - И, учитывая, что это элитный дачный поселок, наверняка, доступ посторонним туда закрыт. А лезть через забор, который может оказаться под током… Нет уж, спасибо! Боевик хорош по телевизору.

-Но это именно то, что тебе сейчас нужно, причем, уже давно, - сказал Штейн спокойно. - Это мой диагноз. И это хороший знак. Ведь ты же не надрался и не пошел по бабам, а сюда приехал. Почему?

-Идиот потому что! - доктор запустил пальцы в шевелюру и горестно вздохнул. - Лучше бы надрался и пошел по бабам!

-Ладно, не скули! Войне придет конец рано или поздно, мир заключай на своих условиях. Пленных не бери! Другой альтернативы ведь все равно нет.

-Альтернатива есть всегда, - отрезал доктор, - И хватит об этом. Лучше объясни, тебе это все зачем? Дело же выеденного яйца не стоит. Пожилой нездоровый человек, который, наверняка, дымит, как паровоз, закладывает за воротник и страдает от избыточного веса и давления, получает инсульт или инфаркт. И все.

-Кажется, начинаю понимать, куда ты клонишь, - Штейн откинулся на массивную спинку стула. В его прищуренных глазах промелькнула тень вызова, смешанного с презрением. - Да. Так и есть. В гимнастическом зале ничего нет кроме шведской стенки, палок и детских гантелей. Бассейн под запретом. Пытка психотерапевтом дважды в неделю. Бессонница. Диплом почти дописан. Мои родители погибли в автокатастрофе в третьем году, когда мне было пять лет. Я их совершенно не помню. И меня почти нет на семейных фотографиях, там один Майк. И он - помнит. Как такое вообще можно простить? Мой личный вердикт - ни за что и до гроба! Я боюсь автомобилей, собак, женщин младше шестидесяти. У меня сложные отношения со светофорами. Мне не интересен секс. Ну, как способ провести время. Футбол и бокс - не знаю. Только до тех пор, пока включен телевизор. Но каков подонок - за двадцать лет ни разу не посетить могилу родителей! Да я бы посетил, честное слово, ну пусть мне скажут, черт побери, где она? Ах да, у меня же не все дома. Срочно прячьте ножи и вилки, и другие острые предметы!

-Я очень сожалею…, - начал было доктор. Он уже второй раз проклинал себя за слишком длинный язык. Но его приятель говорил все громче, а бармен бросал в их сторону косые взгляды, очевидно, недоумевая, как можно напиться такими ничтожными дозами алкоголя.

-Нет! - Штейн с размаху ударил кулаком по столу. Тонко звякнула вилка, опиравшаяся на край тарелки. - Не то, не то! Часы!

-Часы?

-Часы - это ключ. Думай, Илья! Начинай думать. Они должны были разбиться, но они целы. Чудо! Как такое может быть? Ведь он с ними никогда не расставался. Невозможность!

Внезапно доктор впервые понял, что в таком уже привычном помешательстве Штейна есть какое-то рациональное зерно. Возможно, в самом деле, Михаэль чего-то не договаривает. С чего бы это он стал откровенничать с посторонними? Но если надежда, которая все эти годы питала и сводила с ума его друга, покоится на реальном основании, надо признать, что основание это весьма и весьма зыбко и призрачно. И сама она балансирует на тонкой грани, как лунатик на остром коньке крыши. Но все же он, доктор, не вправе качнуть маятник в ту или другую сторону. Меж тем, от него ждали ответа.

-Не знаю, - сказал он наконец. - Но это ведь часы гонщика. Они должны быть готовы ко всяческим передрягам. С чего бы им разбиваться?

-Кажется, ты только что предлагал их продать?

-Прошу прощения, экселенц! Это была неудачная шутка.

…На улицах курортного городка уже сгущались синие сумерки и зажигались огоньки гирлянд в витринах и на деревьях вдоль обочин. По улицам все еще бродили толпы людей. Передвижные прилавки, торгующие глинтвейном и сбитнем, ритмично лязгали пародией на музыку. С неба падали редкие снежинки. Словом, все словно бы силилось создать предпраздничную атмосферу.

Прежде чем они покинули бар, Штейн обменял горсть мелочи на жетоны для посещения туалета, при этом в его взгляде не отмечалось ни грана безумия.

После того, как миновали железнодорожную станцию, Артур стал проявлять признаки беспокойства. Он постоянно озирался, притормаживал у темных проулков, сканируя взглядом их перспективу, затем догонял доктора.

-Завидую твоему генералу. Пардон, полковнику, - сказал Кашин дорогой. - Такое внимание к ничем не примечательной персоне!

-Ты что, вниманием обижен?

-Да нет, оно мне вообще ни к чему. Но твой полковник… Вот, скажи, какой он из себя?

-Толстый. Лысый. Смешной. Задыхается при ходьбе.

-Вот-вот! Хотел бы я быть старым, толстым, лысым, скучным. Порядком надоевшим всем без исключения родственникам и никому ненужным. И чтобы при этом кто-то вот так мной интересовался, держал в уме: ах, что он сегодня съел, о чем подумал, что имел ввиду?

-Хорошая мысль, браво доктор! - Штейн остановился, сияя. - Как я мог забыть! Ведь у него был ежедневник, возможно, там много интересной информации.

-Откуда ты знаешь?

-Я был в его номере и нашел шариковую ручку. Хорошую ручку, не за двадцать рублей.

-Ну и что?

-Такие основательные люди не ведут записей на клочках. И пишут крайне редко. Ежедневник просто должен быть!

- Хвастун! Спорим…

-Проиграешь! Ты просто не веришь в мои логические способности! А зря, я ведь точно знаю, что он есть. Она уже призналась, но не хочет отдавать. Пойдем, попробуем добыть вместе.

-Она? Кто это?

-Тетка в красном.

Глава VIII, в которой Артур реализует хитрый план, а доктор в очередной раз сомневается в его здравом уме

Доктор поинтересовался, чей это портрет, аккуратно вырезанный из какого-то журнала, пришпилен над кроватью в номере Артура. Оказалось, Перельман-младший.

Он висел тут с научной целью - доказать или опровергнуть теорию о том, что если молчать по полчаса каждый день в обществе умного человека, можно значительно приподнять собственный IQ. Это как минимум, если уж не стать из Штейна Эйнштейном.

Пока Артур приводил себя в порядок в ванной, доктор подошел к окну, чтобы взглянуть на парк. На полу он заметил книгу и поднял ее. Готический шрифт, издание 1860 года, кажется, Штуттгарт. И вроде бы не репринт. Рассеянно полистав том в поисках иллюстраций и не обнаружив их там, он осторожно положил книгу на тумбочку.

-Помоги! - Штейн появился на пороге в белой рубашке, растерянно держа галстук, обнимающий его шею, за концы. Он намочил волосы, зачесав их назад, чтобы не падали на лоб, и теперь имел более респектабельный вид.

Доктор вспомнил, как в ноябре им с Майком пришлось провернуть почти ювелирную операцию, чтобы только заманить Штейна-младшего в парикмахерскую. Парикмахер был в сговоре и не в накладе. Это было дело о якобы внезапно исчезнувшей выручке заведения за неделю, запертой в ящике стола. В итоге пропажа обнаружилась, а стрижка стала гонораром в качестве признания детективных заслуг. Жаль, одноразовый сюжет. Пора пораскинуть мозгами и изобрести что-то новое - праздники не за горами!

Доктор завязал ему галстук, с очень близкого расстояния вновь во всех подробностях наблюдая у своего бывшего пациента уже знакомые симптомы. Огонь воодушевления во взгляде, блуждающую улыбку, расширенные зрачки, нервно подрагивающие ноздри. И к ним теперь еще добавился аромат, аурой окружающий голову Артура. Терпкий, слегка напоминающий запах молотого кофе, но немного другой. Пожалуй, сладковатый, но более резкий, чем ваниль. Проклятье! Что же это?

-У тебя случайно нет с собой солнечных очков? - спросил Артур, всовывая руки в рукава пиджака.

-Откуда? Зачем они мне зимой?

-Жаль. Дополнительный аксессуар сейчас бы не помешал. Но сойдет и так. Крепка, как смерть!

-Присловье?

-Мой девиз. Итак, мы отправляемся в гости. Наше предприятие связано с определенным риском, и оно может увенчаться успехом, только если ты меня не бросишь и не сбежишь.

-А что, собственно, я должен делать?

-Ничего особенного. Быть рядом и наблюдать. Тебе отводится почетная роль - громоотвода. И предупреждаю насчет флирта - будь аккуратнее, если в твои планы не входит усыновить четверых чужих детей.

Взяв под мышку коробку шахмат, Штейн запер свой номер.

-Надеюсь, - со вздохом заметил доктор, - что нам не придется нарушать нормы морали и Уголовный кодекс.

Дверь им открыла красотка весьма неопределенного возраста в диапазоне от двадцати восьми до сорока с хвостиком в шелковом халате с огромными пионами. Тонкие, как ниточки, четко очерченные брови на ее круглом лице мгновенно поползли вверх, а взгляд выразил полное недоумение.

-Это мой друг, Илья, - представил доктора Штейн. - он знает все о том, как поднять гемоглобин. Оксана, моя… сотрапезница. Можем ли мы войти и скрасить ваш вечер?

Хозяйка номера посторонилась, пропуская гостей и с любопытством наблюдая, что будет дальше. Она заняла позицию у телевизора, сложила руки на груди и сверлила Штейна взглядом. “Гемоглобин”, очевидно, сыграл свою роль. Красотка считала, что он у нее сильно понижен. Но изображать бурную радость по поводу вечернего визита она явно не собиралась.

-У нас есть заманчивое предложение, - Артур показал ей коробку шахмат. - Если я выиграю, вы отдадите нам ежедневник полковника.

-А если выиграю я?

-Даже не знаю. В наши планы это не входило. Очевидно, придется исполнить какое-нибудь ваше желание.

-Отлично! - она хлопнула в ладоши. - Чего же я хочу? Может быть… О! Сыграем на раздевание!

-Мадам, вы великолепны! - Штейн положил коробку на кровать и поставил рядом единственный стул, что, очевидно, означало согласие. - А все потому, что абсолютно предсказуемы.

У доктора слегка дернулась правая бровь.

-Но есть одна проблема, - Оксана подошла к тумбочке и, выдвинув верхний ящик, достала из него колоду карт. - В шахматы я играть не умею и сегодня учиться не собираюсь. Давайте в дурака.

Доктор хрюкнул, пытаясь подавить смешок, стоило ему только взглянуть на Штейна, лицо которого выражало теперь полную растерянность. Однако же тот очень быстро овладел собой и решительно заявил:

-Ни в коем случае! Один мой родственник, несчастный дядя Герберт, очень любил карты, но закончил он плохо.

-А что с ним случилось?

-Проиграл не только замок, но и доспехи, и лошадь. Домой ему пришлось возвращаться пешком.

Оксана бросила на доктора вопросительный взгляд.

-Это было очень-очень давно, - пояснил доктор.

-Кажется, мне пришла в голову хорошая идея. Это будут не шахматы, а шашки. - Штейн уселся на стул, раскрыл коробку и вынул из нее королей, ферзей, слонов и ладьи. Эти фигуры он отложил в сторонку, а оставшиеся пешки и коней стал расставлять на темных клетках доски.

Оксана заняла место на кровати, а доктор устроился на подоконнике. Артур наскоро объяснил правила игры.

-Вы давно его знаете? - обратилась к доктору Оксана.

-Целую вечность!

-А почему он меня избегает? Я ведь не кусаюсь.

-Эстет, - ответил доктор. - Ослеплен сочетанием вкуса и природных данных.

Даме, естественно, предложили играть белыми. Она, не долго думая, пошла пешкой, исполняющей роль шашки, с с3 на d4. Затем в течение нескольких минут доктор не переставал удивляться, наблюдая, как черные фигуры бестолково мечутся по доске, просачиваясь сквозь сито белых и очень быстро редея. Между ними зияли бреши, как нарочно, очень удобные для двойных и тройных ударов противника. И завершилось все их полным исчезновением.

-Новичкам всегда везет, - добродушно заметил Штейн, - вешая свой пиджак на спинку стула.

Значит, это хитрый план такой, как у напёрсточников, решил доктор. Во время следующей партии Штейн проявлял признаки крайней рассеянности, он, кажется, был погружен глубоко в себя и даже, к ужасу доктора, однажды чуть было не пошел конем, забыв, что играет в шашки. В итоге ему пришлось расстаться с запонками, спрятав их в карман пиджака, и закатать рукава рубашки. Вскоре туда же отправился и галстук.

Либо у шахматиста плохо с логикой, и ему сложно переключиться на другую систему. Либо перестал действовать допинг. Так решил доктор и поспешил на помощь. Как бы нечаянно с грохотом уронил с тумбочки большую круглую расческу, похожую на ежа. Извинился и затем тут же неловко уронил зарядное устройство от мобильника. Поинтересовался у Оксаны, как она находит зимний отдых у моря и вынужден был выслушать в ответ пространные жалобы на скуку, отсутствие стоящей компании, неправильность окружающих мужчин и низкий гемоглобин, который ничем не удается поднять, хотя уже испробованы все средства. Несмотря на то, что, отвечая, она смотрела на доску вполглаза, положения это не спасло. Белые фигуры, как заколдованные, снова выжимали черные к краям поля и лишали их возможности передвигаться. Штейн мрачно заметил, что его соседке не мешало бы отрастить клыки и нападать на прохожих в полночь, это, наверняка, решило бы проблему.

По окончании четвертой партии Артур расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, обнажив яремную впадину. Тоном, не терпящим никаких возражений, он заявил, что каждая пуговица - это отдельный лот. И в следующие несколько минут с треском проиграл очередной поединок. Теперь в расстегнутый ворот выглядывали и острые ключицы. Челка высохла и снова упала ему на лоб. Выглядел он уже скорее соблазнительно, чем прилично. И доктор все сильнее ощущал себя лишним.

Внезапно в дверь постучали, и вскоре из-за нее показалась голова брюнета лет сорока на вид.

-Извините, я вам не помешал? - спросила голова.

-А мы вам? - резко спросил Штейн, - даже не дав хозяйке номера возможности раскрыть рот.

-Я зайду попозже, - сказала голова Юрия, соседа Оксаны и Артура по столу. В столовой он всегда сидел между полковником и Машей, напротив Веры Петровны, спасительно разделяющей Штейна и его теперешнюю визави.

-Кажется, мы сорвали rendez-vous? - робко заметил доктор.

-Напротив. Повысили акции, - не отрываясь от доски ответил Штейн, в очередной раз расставляя фигуры. - Но каков нахал!

-Кто бы говорил! - откликнулась Оксана.

-Согласен! - поддержал доктор, и они понимающе переглянулись.

-Получишь в лоб, если не перестанешь меня отвлекать, - мрачно заметил Штейн. Судя по тону и стилистике, это относилось к доктору.

На этот раз каким-то образом случилось чудо. Одна из трех уцелевших черных фигур вышла в дамки и теперь терроризировала немногочисленный белый отряд.

-Ежедневник! - Штейн, торжествуя, поднял вверх ладонь, как будто уже держал на весу желаемое.

-Еще чего! - ответила Оксана, улыбаясь плотоядно. Или, может быть, шашечноядно. - Сейчас отыграюсь.

И она изящным движением руки освободила конский хвост на затылке от резинки и замотала головой. Великолепные волосы пшеничными волнами заструились по плечам. Доктор разразился невнятным междометием, означающим, должно быть, восхищение, а Штейн был несколько озадачен.

-Ну, хорошо, - сказал он устало и вновь расставил фигуры.

На этот раз Артур изменил тактику. Гамбиты он чередовал с периодами крайней задумчивости, размышляя над очередным очевидным ходом по несколько минут, так, как будто принимал участие в Кубке мира по шахматам. Доктор и даже Оксана уже догадывались, что он специально играет на их нервах, но поделать ничего не могли. В итоге они порядком устали и заскучали, но все же были удивлены, когда спустя четверть часа история повторилась. Две черных «дамки», роли которых исполняли ферзи, заперли выход четырем оставшимся белым "пешкам".

-Как-то так, - сказал Штейн и пожал плечами.

-Арчи, - неожиданно вмешался доктор, пока ответ зрел в черепной коробке Оксаны, - у нас с тобой есть хоть какие-нибудь жизненные принципы?

-Разумеется. Нежность - не наш метод. Сойдёт на сегодня?

-Может быть, кофе? Или хотите выпить, вы же в гостях? - она вдруг некстати вспомнила об обязанностях хозяйки и вечном отсутствии подходящей компании.

Штейн мгновенно расценил это как начало хитрой комбинации и ответил контрударом:

-У него - больная печень. Он сильно женат и опаздывает на электричку.

Оксана молча вынула из ящика тумбочки рыжий ежедневник, застегнутый с помощью хлястика на кнопку, и вручила его Штейну. При этом всем своим видом, включая гордо приподнятый подбородок, поджатые губы и стук маленьких каблучков шлепанцев, она выражала полное презрение и обиду.

-Мальчики, - спросила она, когда они уже были на пороге, - зачем надо было ломать эту комедию, если вам просто был нужен ежедневник?

-Я - просил! - возмутился Штейн. - Один раз. Думаю, этого достаточно. Просил - и получил отказ.

-Ах, так это была просьба! Ладно-ладно! Я запомню!

На лбу и щеках у него проступили красные пятна и слегка дрогнули желваки.

Глава IX, драматическая, в которой торжествуют закон и порядок, а также есть намек на белого слона

Руки у Штейна слегка дрожали, и он не сразу попал ключом в замочную скважину.

-Что за чушь ты нёс про печень?

-Это тебе за эстета!

-Ты обратил внимание на одну странность? - сказал Артур, вешая пиджак на вешалку и убирая его в шкаф.

-Нам предложили выпить?

-Нет. Если бы я был матерью четверых детей, я бы тоже только и мечтал о выпивке. Детские фотографии!

-Но их не было.

-Вот именно. Это очень странно. Две недели в разлуке с чадами, и ни одной фотографии перед глазами. Но зато есть карты. Тревожный симптом. У нее в тумбочке может оказаться все, что угодно, от клофелина до алмазов. И потом. Интеллектом это существо явно не блещет. В первый же день, когда мы заезжали, мне пришлось несколько раз объяснять ей, как пользоваться кофейным аппаратом, феном в номере и провожать пару раз по переходу между корпусами. Такого географического кретинизма мне еще встречать не приходилось!

-Ты судишь предвзято. Женщины иногда сильно устают от своих детей и дома. Кто вообще сказал, что быть хозяйкой и матерью - это великое наслаждение… - доктор осекся. - И потом, возможно, ты ей просто симпатичен. Такое случается.

-Я?! - Штейн, кажется, был шокирован. - Это исключено. Во-первых, я не похожу ей по возрасту. Во-вторых, по материальному положению. В-третьих, у меня неправильные черты лица. А еще вредные привычки, и я всем хамлю. Нет, это точно исключено. И, надеюсь, теперь она от меня отстанет.

-Или совсем наоборот! Я все больше склоняюсь к мысли, что если уж любят, то - за недостатки. Они хоть как-то отличают нас друг от друга.

-Как здесь тяжко! - пожаловался Штейн, доставая из ящика тумбочки блокнот на пружинах и мундштук с вставленным в него огрызком карандаша вместо сигареты. - Здесь столько людей, и от них совершенно некуда деться. Давай лучше посмотрим, что там пишет наш досточтимый полковник.

Доктор обратил внимание, что на тумбочке у его приятеля ничего не лежало, кроме книги, которую он сам поднял накануне.

-А как же твои карандаши?

-Не спрашивай. Это в прошлом. Теперь светофоры, будь они неладны!

-Светофоры?

-Да. Если горит зеленый, когда я подхожу к переходу, то не могу перейти сразу. Каждый раз жду третьей смены. К счастью, в Светлогорске мало светофоров.

Штейн расстегнул ежедневник, и стал бегло листать страницы. Мелькали аккуратно подчеркнутые даты. Семнадцатое января, двадцать восьмое февраля, четырнадцатое марта.

-Совещания, - предположил доктор, глядевший на страницы через плечо приятеля.

-Да. Понедельники. - Штейн открыл страницу с календарем. - А ты что ожидал увидеть? План взятия Пентагона?

Вскоре доктор утратил интерес к записям.

-Твой полковник, он из какого рода войск? Почему он здесь отдыхает, если военный санаторий - дальше по улице? А если не из минобороны, то тоже должны быть специализированные заведения для полковников?

-Сам хотел бы знать, - ответил Штейн. - Кажется, гражданская оборона или что-то вроде. Знаю только, что он иногда выступает перед молодежью и школьниками. О, фамилия знакомая. Гриндин. Где я ее слышал, интересно?

Вскоре Штейн забрался с ногами на кровать. Он штудировал ежедневник с мундштуком в зубах, иногда вынимая его изо рта, чтобы сделать пометки в своем блокноте. А доктор придвинул стул к телевизору и бросил на Штейна беглый взгляд, чтобы убедиться, что не помешает умственному труду. Но для его приятеля, казалось, все окружающее уже перестало существовать. Тогда доктор включил телевизор на минимальной громкости и склонился к экрану. Шли вечерние новости по “Каскаду”.

Штейн воспринимал голос диктора, как белый шум, что-то вроде шелеста ливня за окном. Но внезапно слух царапнули слова “во время обстрела” и “число жертв выросло до”.

-Ты ведь не собираешься это сделать? - громко спросил Артур, не отрываясь от своего занятия. В его тоне звучала наигранная ирония, неловко пытающаяся замаскировать тревогу, - Все же у тебя маленький ребенок.

-Посмотрим, - ответил доктор.

-Но квалификация! Там нужны хирурги. Пулеизвлекатели. А кардиологи нужны, скорее, их родным.

-Сначала все узкие специалисты проходят курс общей терапии, - ответил доктор, не оборачиваясь. - С перевязкой ран уж как-нибудь справлюсь.

Взгляд Штейна случайно упал на экран телефона. Электронные часы показывали без четверти восемь.

Он накрыл мобильник подушкой и отправился в туалет. Там нажал на кнопку слива, затем отвернул кран на полную мощность. И, пока вода весело журчала, разбиваясь о решетку, в минуту сменил брюки на джинсы, натянул свитер и пальто. Надел шапку и обулся. Несмотря на два носка, правой ступне было холодно от влаги. Выключив кран, он заглянул в комнату и бросил в спину доктору:

-Возможно, я задержусь. Я тебя не гоню, но если надумаешь уехать, отдай ключ Вере Петровне. Она живет в триста двадцатом.

Доктор обернулся.

-Куда это ты намылился?

-На свидание. Крепка, как смерть!

-Присловье?

-Боевой клич.

Доктор вскочил на ноги, но было уже поздно. Выглянув из номера, он услышал только грохот ботинок по лестнице, которая располагалась за углом.

…Артур коротким путем вдоль железной дороги быстро добежал до вокзала, миновал его и торговые ряды и почти преодолел ближайший долгий спуск к променаду, который на картах носит имя Берегового переулка.

Метров за десять до якоря на постаменте он свернул к каменной стене, подпирающей крутой лесистый холм слева, вскарабкался на неё и, осторожно ступая по наклонной, цепляясь за стволы деревьев, спустился вниз. Отсюда, возвышаясь над мусорными контейнерами и почти опустевшей автостоянкой в тупике у “Дома рыбака”, он отлично видел часть променада, оставаясь при этом незамеченным.

Редкие прохожие заглядывали сюда в этот час. В основном, романтически настроенные пары. Ресторан еще работал, но он был не всем по карману, разве что московским отпускникам. А обе точки, торгующие гамбургерами и кофе, уже были закрыты. Бутафорский маяк между ними одиноко торчал на фоне темных волн.

Его визави сидел, развалясь, на лавке за длинным столиком слева от круглой палатки и дымил, глядя в ночное море. Он был один. Его расслабленная поза и ленивые движения не несли в себе никакой угрозы, а, скорее, выражали скуку и задумчивость.

Штейн спрыгнул с каменной ограды, подошел к летнему кафе и сел за стол напротив “футболиста”.

-Итак, - сказал он. - Потолкуем о колбасе?

-Не о чем мне с тобой толковать, Шкиля! - парень пожал плечами и избавился от окурка, послав его щелчком за парапет променада. - Ты круто на трассе паровоз собрал и меня с армадой подставил. Целый год из-за тебя, гада, снег с места на место перекладывал. Но ничё! Проехали! Чиним примусы и моторы. Но в толк никак не возьму - чего ты всё шифруешься? Здороваться с одноклассниками - западло?

-Элементарно, - ответил Штейн, - не исключено, что я, действительно, гад. Но, к сожалению, мы совершенно не знакомы. Кстати, почему Шкиля?

-В смысле? Шкилет потому что!

Дело принимало скверный оборот. Похоже, его приняли за кого-то другого. По иронии судьбы, именно этого он жаждал всю свою сознательную жизнь. Именно умение мимикрировать пытался отточить и довести до совершенства. И вот оно, бинго! Совершенно без всяких усилий с его стороны. Но Артур был совсем этому не рад. Погнался за мечтой, за новой загадкой, которая оказалась недоразумением, пустышкой. В то время, как в его номере все еще оставался его единственный друг, уже, возможно, критично опаздывающий на все электрички и автобусы. И угощение в виде ежедневника, хранящего самые настоящие неразгаданные тайны.

Конечно, сам факт, что он по своему естеству не оригинален, при иных обстоятельствах был бы убийственным. Но и не это еще было самое страшное. Мозг, почувствовав, что его беспардонно обманули, взбунтовался, требуя немедленной сатисфакции либо допинга. Это выразилось в мелкой дрожи пальцев. Но, ни того, ни другого прямо сейчас Штейн не мог ему предложить. Он с усилием сцепил пальцы в замок, чтобы дрожь была не так заметна, и попытался сосредоточиться. Из ситуации следовало выжать хотя бы какую-нибудь пользу. К тому же подать руку было бы рискованно - сейчас ее вряд ли бы пожали.

-Каким образом я причастен, к тому, что ты загремел… куда? Спортрота?

- Ремонт и починка. Спрашиваешь!

И “футболист” в красочных, но не очень литературных выражениях поведал Штейну о таинственном исчезновении накануне экзамена в выпускном классе неких ответов к тестам ЕГЭ по физике. Насколько Артур смог понять из этого эмоционального и сбивчивого повествования, к исчезновению был причастен он лично, точнее, его двойник. И это было очень нехорошо, потому что часть класса скинулась на ответы и рассчитывала на нужное количество баллов.

Судьба “футболиста” сложилась более-менее удачно. В противном случае он бы уже давно замогилил таинственного двойника Штейна. Артур задумался, не слишком ли рано он стал оспаривать ошибку. Риск умереть в наши суровые времена не как статистическая единица, как то, при падении самолета, бомбёжке, взрыве бытового газа, в качестве безвозвратных потерь в ежедневной сводке, а именно персонально, в традициях допотопных книжных романов... Было в этом что-то возбуждающее, что-то придающее определённый вкус унылым будням, если только это носишь с собой в нагрудном кармане, как паспорт.

- Er dachte hin, er dachte her, - произнес Штейн нараспев и хлопнул себя по лбу. - Das Denken wird den K;nigen schwer. И зверь благородный уже с утра грустит, и его одолела хандра. Ну, конечно, мы вместе учились. Если только в пятнадцатом году сдавали английский и немецкий и не здесь, а в тысяча триста восемьдесят седьмой школе в Москве! Но что-то я тебя не припоминаю.

-Гонишь! - как-то не очень уверенно отозвался парень. Тень сомнения - одна из немногих эмоций, действительно украшающих человеческое лицо. Ведь она обнаруживает интеллект и внутреннюю борьбу, то есть, свидетельствует о глубине. Что-то похожее на мгновение промелькнуло в его взгляде и осветило резкие черты. - Ну и, какого ты тут со своим немецким делаешь?

Обоим в этот момент почему-то не пришло в голову, что для москвича не существует ни расстояний в границах собственной страны, ни окончания курортного сезона в течение года. И, если он куда-то добрался, как турист, значит, может себе это позволить.

-От бабушки осталась квартира, решу кое-какие проблемы, продам ее и буду путешествовать, - ответил Штейн, и это была почти правда.

Удовольствие от замешательства незнакомца до некоторой степени компенсировало Артуру дискомфорт. Он решил не останавливаться, а перейти в контрнаступление. Итак. Манера морщить нос и слегка поворачивать голову боком к собеседнику. Браслеты из эластичных бинтов на запястьях. Тяжелая, почти шаркающая походка. Негнущееся колено. "Лада" на плече. И, самое главное, знакомый огонь в глазах. Та же нервная страстность и азарт, которые он мог бы увидеть и в зеркале, но только не стыдливо затаённые, а совершенно откровенные. Потому, очевидно, что нашли себе приемлемый выход, чему можно только позавидовать.

-Итак, - начал он. - Все ясно. Хабзайка - автослесарь. Куда успел, туда успел. Ты ведь декабрьский или январский? Ремонтно-восстановительный полк, что-то вроде. Дембель. Потом - автосервис. Нет! Тюнинг. Скорость, закись азота, гонки сначала по ночным улицам до первого штрафа, затем - по кольцевой. Расточка поршней. Усиленные подвески. И так далее в этом духе. Дедушкина "копейка", доведенная до уровня "Феррари". Последние года три-четыре. И травмы. Так?

-Вижу, читаешь мой Инстаграм, хвалю! - парень зевнул и оперся локтями на стол. - И что из того?

-Да ничего, звезда! Ты забыл, что я тебя впервые пару дней назад увидел. Нет у меня никакого Инстаграма! Следы в интернете оставляют только идиоты. Уймись! - он нажал на плечо незнакомца, не давая ему встать. - Смотри сам. Ты сказал "моторы" - служил в ремонтном. Травма колена, проблемы с поясницей - последствия вибрации и аварий на трассе. Сначала мне показалось - футбол. Но футболисты чаще травмируют лодыжки. Сутулишься, выбитые запястья - привык наклоняться к баранке, вцепившись мертвой хваткой. Со слухом у тебя не очень - на трассе шумно, гоняешь ведь часто, каждые выходные.

-А день рождения?

-Элементарно. Тебя запихнули в школу до семи. Именно, чтобы год был в запасе. Но не сильно рано, не за год, вряд ли ты звезды с неба хватал. Физику-то завалил! А с тачками тоже понятно - если у папы хватало денег два года кормить репетиторов, значит, в "копейку" он же вложился. Да ты и сейчас тратишь намного больше, чем зарабатываешь.

Штейн прекрасно понимал, что собеседника на миг удержало на месте только острое любопытство. Точнее, в противоречие вступили два противоположных импульса, что для человека, не склонного к рефлексии, довольно критично. Было ясно, что, в конечном итоге, победит наиболее простой из них. Поэтому, продолжая говорить, Артур скользил по лавке к краю стола. А затем отскочил от него и встал в защитную стойку.

-Как, как ты там меня назвал? Второй раз идиотом. А первый? Что-то я не расслышал.

От удара слева Штейн ушел, подавшись назад и втянув голову, от удара справа - поставив блок. Тут же по привычке вцепился было обеими руками в воротник соперника, но, словно в кошмаре, скользкая ткань неожиданно вытекла из пальцев. А сам он получил головой в живот, согнулся пополам и, схваченный за шиворот, полетел прямо в обледенелую плитку. Все же футболист, успел он подумать на лету. И пропахав щекой и правым кулаком участок променада и поняв, что чудом не свернул себе шею, ощутил себя человеком, у которого весь день болела голова, а к вечеру, наконец, пошла кровь носом.

Кто-то заорал неподалеку, раздался свист и топот. К летнему кафе бежала какая-то черная фигура, должно быть, охранник ресторана…

…Доктор не успел заикнуться о том, что собирается домой, Штейн опередил его, таинственно удалившись.

Кашин перелистал еще раз ежедневник полковника, затем с сомнением взял в руки блокнот. Но, бросив взгляд на ежедневник, все же раскрыл блокнот в том месте, где закладкой служил мундштук с заправленным в него карандашом. В беглых каракулях он не понял, к своей досаде, ровно ничего. Перелистал в самое начало, и тут его ожидал сюрприз - весьма разборчивая надпись крупными буквами, сделанная шариковой ручкой:

“Внимание!

Эта страница обработана кураре и рицином! Ты - покойник. Прежде, чем отправиться на кладбище, пообещай, что никогда не будешь рыться в моих вещах!”

Доктор совсем забыл о существовании Майка. Он почему-то решил, что это послание адресовано лично ему. Взяв карандаш, он набросал на первой же свободной странице:

“Маленькая богемная свинья! Тебе, наверное, очень интересно, где сейчас твой ключ. Пораскинь своими выдающимися мозгами и догадайся. А он, конечно, на вахте. Вот и увидим, как быстро ты соображаешь.

И.К.

Кашин сложил блокнот домиком и поставил на тумбочку, так, чтобы его послание сразу бросалось в глаза. Обратив внимание на часы, он расстегнул браслет и выдвинул верхний ящик, чтобы положить их туда. Справа на большой карте назначений лежал паспорт в мягкой обложке, документы аккуратно упирались в угол. Кроме них здесь еще обретались чайные пакетики в целлофановом мешочке, запонки, флэшка. Но внимание доктора привлекли не они, а круглая жестянка, формой и размером напоминающая хоккейную шайбу.

Доктор повертел ее в руках и попытался открыть. Крышка поддавалась туго. Когда он снял ее, внутри оказался темно-бурый порошок, и в нос ударил уже знакомый аромат. Концентрированный и душный. Но теперь он напоминал не запах кофе, а, скорее чернослива. Вот оно что, не кофе, не ваниль. Табак! И, хорошо, если ничего больше.

Доктор снова взял карандаш и сделал приписку к своему посланию:

“P.S. Снафф вызывает тяжёлую зависимость. Берегись, дурачок!”

Он постоял некоторое время с жестянкой в руке. Затем с поспешностью, которую проявляют только нерешительные люди, знающие за собой этот недостаток, метнулся в туалет и высыпал содержимое коробочки в унитаз. Понаблюдал, как поток уносит пахучие частицы. Сначала большую горку, затем - слизывая остатки. Закрыл жестянку и положил ее обратно. Как следует вымыл пальцы с мылом, чтобы они не воняли этой дрянью, но полностью избавиться от запаха не удалось.

Он уже стоял на пороге и собирался запереть дверь, когда внезапно воздух за спиной взорвался всхлипами скрипки. Эта была очень странная музыка, в ней гармонично сочетались скрежет, стук и дребезг, как будто кто-то пытался разбить молотком старый механический будильник.

Доктор вернулся на звук и, пошарив по кровати, обнаружил под подушкой телефон. Экран светился в темноте голубоватым прямоугольником. Только сейчас до Кашина дошло, что телефон оставлен не случайно - в компании с часами.

Он положил в карман телефон Штейна и ключ от номера и почти бегом короткой дорогой отправился к повороту в Береговой переулок. Якорь сразу всплыл у него в памяти, сегодня они проходили мимо, когда спускались к морю. Но насчет условных знаков, которые Артур изображал руками, у него не было никаких идей. Это может быть всё, что угодно. Наркотики, оружие, бомба. Если это обозначение какой-то реалии, ему ни за что не разгадать этой загадки.

Если это только не… Постой-ка! Доктор слегка притормозил. Язык глухонемых. Как это сразу не пришло ему в голову! Может быть, условные знаки - это буквы? Но какие? Пять пальцев и три. Например, пятая буква алфавита и третья. Он остановился, потому что не мог считать на бегу. “Д” и “Ж”. Или “Ж” и “Д”? А, может, все-таки цифры? Тридцать пять или пятьдесят три? Что бы это значило?

Между скульптурой на постаменте и летним кафе стояли два пэпээсника. Штейн, с окровавленной левой скулой и без шапки что-то объяснял хмурому лейтенанту. Рядом были еще какие-то люди, но доктор сначала не обратил на них внимания. Только подойдя чуть ближе, он обнаружил по косе, свисавшей из-под шапки и подведенным ресницам, что второй страж порядка - девушка.

-Это мой бывший одноклассник, - объяснял Артур. - Всё в порядке, просто он болеет за “Зенит”, а я - за “Балтику”. Ну, встретились, повздорили немного, мы больше не будем!

Теперь доктор заметил парня в спортивной куртке, которого они встретили утром у озера. А за его спиной - мужчину в черной форме с какой-то красно-белой эмблемой.

Неожиданно в кармане у доктора вновь заиграли скрипки. Если для полицейских это были внешние звуки, не относящиеся к делу, для доктора - эксцентричная музыка, то Штейн сразу узнал цитату из “Пляски смерти” в исполнении Венского филармонического оркестра. Редкая, между прочим, запись.

Он повернулся и посмотрел на доктора с удивлением.

-Артур, тебя! - сказал доктор и протянул телефон, который хозяин взял левой рукой, потому что доктор стоял слева.

При слове “Артур” парень в спортивной куртке нахмурил брови.

-Виктор Петрович! Здравствуйте! - Штейн поднёс телефон к уху. - Представляете, какое совпадение, мы в Светлогорске! Не зашли, да. Постеснялись беспокоить, извините, только мы уезжаем уже. Завтра зайдём?

Он вопросительно посмотрел на доктора. Тот кивнул головой.

-Завтра. Что говорите? Да, погода просто замечательная. С вашими подчиненными тут познакомились на променаде. Да, маме привет передам, спасибо, до свидания!

Когда он закончил разговор, хмурый лейтенант жестом законного представителя власти протянул руку за телефоном и Штейн, торжествуя, положил мобильник на его широкую ладонь. Заглянув в опцию определения входящих звонков, лейтенант с удивлением воскликнул, - Так абонент не определен!

-Как это не определен! А мелодия? Сен-Санса не узнали? Если бы звонил, кто попало, там звучал бы Вагнер. Хотите проверить?

Если тебя сейчас отоварят, я вмешиваться не буду, решил доктор. Лейтенант смотрел на Штейна с почти классовой ненавистью, но, к счастью, его сдерживало присутствие свидетелей и стажерки, а также перспектива скорого повышения и надежда на хорошую характеристику.

-Это мой племянник, - сказал доктор насколько мог нейтрально и вежливо. - Я тоже болею за “Балтику”. А что здесь произошло?

-Нарушение порядка, - строго сказал лейтенант. - Драка.

-Это не удивительно, - заявил доктор. - Я его на целых десять минут одного оставил. В магазин зашел.

-Ваш племянник, судя по физиономии, потерпевший.

-Я возражаю! - заявил Штейн.

-Заткнись! - ответил доктор. - Можно я с ним сам разберусь?

И Кашин изо всех сил вцепился другу в плечо.

-Вот-вот, - поддакнул лейтенант. - Послушайте, что вам старшие говорят!

В это время рация на груди у лейтенанта свистнула, крякнула и в ходе небольшого диалога сообщила ему, что на Некрасова - поножовщина и дебош.

-Мириться будете? - спросил лейтенант.

Штейн выразительно посмотрел на соперника. Тот, оценив обстановку, нехотя подошел и протянул ему руку. Артур пожал ее, и тут же оба отдернули руки, как будто между нами пробежала искра. Ладони у обоих оказались липкими и красными.

Доктор энергично поволок Штейна по променаду на восток, подальше от патруля. Они притормозили, только для того, чтобы Артур смог поднять свою шапку. При этом доктор не выпускал его плеча и даже усилил хватку.

-Ну, что ты тащишь меня, прекрати, люди смотрят, неудобно! - Артур попытался вырваться, но не смог.

-Можешь идти? Передвигай ноги, или я еще тебе добавлю! - шипел доктор.

Кашин выпустил его только у скульптуры нимфы в раковине. То есть, у следующего спуска к морю.

-У тебя точно все в порядке? Откуда столько кровищи?

-В следующий раз буду нападать, - заявил Штейн, демонстративно поправляя воротник и стряхивая с плеча невидимые пылинки, - опасно ограничиваться только защитой.

Он посмотрел на свою правую руку. Помимо разбитого ребра ладони сама она была мокрой от крови. А пальцы выпачканы даже с тыльной стороны. Кровь обильно сочилась из мелких порезов на ладони. Но пока он их не увидел, он не почувствовал боли. Штейн запустил руку в правый карман и извлек оттуда остатки лупы - ручку с ободком и несколько крупных стекол. Все это тут же отправилось в ближайшую урну.

-Кто такой Виктор Петрович?

-Начальник районного УВД.

-Но ведь это не он тебе сейчас звонил?

-Нет, разумеется! Что общего у меня может быть с мафией?

-Красная! - сказал доктор как-то зловеще. - Я думал, она голубая. Может, бесцветная. Или еще какая-нибудь. А она просто красная. С гемоглобином, кетоновыми телами и прочим букетом. Как у всех.

Он вынул из кармана ключ и подбросил его перед собой. А Штейн поймал левой рукой, машинально, не глядя и не сводя глаз с доктора. Затем ключ отправился в левый карман шерстяного пальто. В компанию к телефону, против правил, которые сыщик сам же для себя установил.

Доктор, не прощаясь, развернулся и пошел к лестнице, ведущей к подъему в город. Гордость и недоумение не позволили Артуру окликнуть приятеля. Чем он мог задеть этого великодушного и миролюбивого человека, он понимал не больше, чем чугунная дева в фигурной нише. Вроде особо не грузил своими проблемами. Развлекал, как мог. Скакал вокруг весь день борзым щенком, высунув язык, в надежде на редкое одобрение. Вот разве что чаем не успел угостить.

Подъем от нимфы представляет собой изматывающе длинный серпантин. После падения Штейн слегка прихрамывал, и по-прежнему задыхался, нуждаясь в периодических остановках. Расстояние между ним и доктором постепенно увеличивалось. Поэтому наверху, у деревянного домика, на первом этаже которого расположена стоматологическая клиника, он оказался уже в одиночестве. Если не считать редких прохожих, любующихся праздничной иллюминацией.

Он нашел доктора далеко от спуска, на пустой автобусной остановке у вокзала. Илья Кашин сидел на лавочке и отрешенно смотрел в пустоту, вытянув ноги и откинувшись на стенку строения.

-Меня, конечно, все ненавидят, - робко начал Штейн. - Так что терять нечего, и я все же рискну тебе предложить…

-Неудивительно! - перебил доктор. - У тебя же корона - во! В дверь не пролазит!

И он изобразил руками что-то похожее на рекордный улов, которым иногда хвастаются рыбаки, наделенные фантазией и верой в собственные байки.

-Ну а сам ты что из себя представляешь? - доктор продемонстрировал мизинец.

-Постой, - сказал Штейн, сев рядом. - Если речь зашла о колбасе, должен тебе кое-что пояснить. Все мои прегрешения только в том и состоят, что я не умею смеяться, если мне не смешно. А это в компании главное. И еще мне не безразлично, с кем и где.

-Ну, герой, каких мало! - сказал доктор, изо всех сил стараясь не выдать сарказма. - Значит, расслабься. Это - классовое. Наши предки не скакали в латах, мы все тут почти из рабочих и крестьян.

Они помолчали немного, наблюдая за редкими машинами, спешащими в сторону Калининграда. Больше людей поблизости не было, но доктор не обратил на это внимания.

-Мы, конечно, тоже отличников лупили в свое время, - сказал он вскоре. - Но не скажу, чтобы всех подряд. Многое от человека зависит, от поведения. Как говорится, будь проще, и к тебе потянутся.

-Я учту, - заметил Штейн. - И обязательно применю на практике. Как только выясню, что именно подразумевает эта бессмысленная фраза. Но сам ты, надо полагать, переползал с тройки на двойку, прежде чем поступить в мединститут.

-Вали в свой санаторий! - огрызнулся доктор. - Во всяком случае, меня не исключали из МГИМО. Мой опыт весьма скромен - поступил, закончил с отличием. Без всяких скандалов. Проза. Хвастать нечем.

-Это был университет дружбы народов, - поправил Артур. - Майка перевели сюда, и он уговорил меня переехать. К сожалению, мне не хватило ума отказаться, а он, как всегда, меня обманул. Плакался, скотина, мол, родственные узы, все такое. Как же он тут один! И все только для того, чтобы я как-нибудь да не обошел его и не сделал карьеры успешнее. Ну и помыкать тоже надо кем-то. Кстати, о санатории. Ты меня перебил. Так вот. Последний автобус ушел в полдевятого. Давай пойдем ко мне. Если вести себя очень тихо, может быть, никто не заметит. Моя репутация, конечно, чисто теоретически, может пострадать. Но не на улице же тебе ночевать!

-Я лучше замерзну, - заявил доктор. - Тебя слишком много. Пожалуй, до конца месяца мне хватит.

- Тогда давай замерзнем вместе. - Штейн улегся на спину на лавке, согнув ноги и положив под голову перчатки. А шапкой накрыл лицо. - Мне не привыкать. Спокойной ночи!

Доктор не шевельнулся и даже не вынул рук из карманов. Но на его лице появилось сосредоточенное выражение, которое во время приема всегда свидетельствовало о том, что он перебирает в уме препараты, на память мгновенно оценивая риск и пользу для конкретного пациента. Положим, случай запущенный, почти безнадежный, медицина бессильна. Все что можно было сделать, уже слишком запоздало. Разве что шоковая терапия.

- Боли давно тебя беспокоят? - спросил доктор, как бы, между прочим.

- Пустяки! Пара царапин.

- Я о настоящих болях. Послеоперационных. Фантомных. О галлюцинациях. И тому подобном. У тебя в карте назначений - довольно сильный рецептурный препарат, и если тебе ставят уколы…

-Нет никаких уколов.

-Очень любопытно. Но я, честно говоря, так и предполагал.

Штейн приподнялся на локте, так ему было лучше видно доктора.

-А что это может означать?

-Малыш, но это же старая, как мир схема. Берется пациент, какая-нибудь бабушка - божий одуванчик. Или кто-нибудь, кто не задает лишних вопросов…

-Не задает лишних вопросов? - спросил Штейн возмущенно и снова сел на лавку, надев шапку. - Ты кого это имеешь в виду?!

-Так вот, - продолжал доктор, намеренно игнорируя последнюю реплику собеседника. - Не задает лишних вопросов. Не заглядывает в назначения. Хавает все, что пропишут. И в его документах начинают фигурировать разные рецептурные препараты, которые ему не колят, не добавляют в ингаляции. И эти самые препараты через черный ход отправляются в увлекательное путешествие в обмен на денежные знаки. Ты меня поражаешь! Кто из нас метит в детективы и кто сдает зачеты по латыни? Кто интересуется документами?

Доктор нарочно не смотрел на него, но чувствовал на себе восхищенный взгляд. Он прямо ощущал, как растет в глазах приятеля. Раздувается, как на дрожжах, словно бы пробивает головой крышу из поликарбоната и продолжает путь к звездам. Эх, жаль, что это ненадолго!

-Но любопытно, почему именно тебе их вписали. Ты на учете случаем нигде не состоишь?

-Кажется, нет.

-Кажется?

-Думаю, уже нет. - Артур облизал пересохшие губы и замялся. - Попытка суицида.

Доктор присвистнул.

-Это не то, что ты думаешь. Просто несчастный случай. Но они написали, что суицид, потому что так было всем удобно. Послушай, Илья! Если человек хочет свести счеты с жизнью, он выпадает из окна восьмого этажа. А никак не с третьего на козырек второго.

-Послушай, Арчи! Если человек выпадает не с восьмого этажа, разумеется, он не собирается умирать. Но если он пользуется такими аргументами или вообще допускает такие ситуации, явно с ним что-то не так. Как минимум, у него не все дома. Так что диагноз, возможно, был правильным.

Повисло не очень приятное молчание. Пора было ставить точку.

-Если надумаешь копаться во всем этом, пожалуйста, не делай резких движений, - сказал доктор. - И, потом, мне тоже хочется принять участие в расследовании.

-Сейчас я вызову такси, - он сосредоточился на экране телефона. - Если я пообещаю, что завтра съезжу в Куликово на разведку, ты уберешься восвояси без приключений? И напишешь мне, когда дойдешь до дома? Что смешного?

-Ничего! - просиял Штейн. - Ты как мой брат. Нет, ты лучше. Ты - настоящий друг!

Он так взбодрился, что готов был на радостях обнять доктора, но ограничился лишь тем, что почти с нежностью ткнул его кулаком в плечо.

-Постой, - сказал доктор, когда Штейн уже отошел на пару метров от остановки. - Вот это что означает?

И доктор поднял над головой левую ладонь и три пальца правой.

-Это? - Штейн наморщил лоб, пытаясь вспомнить или сообразить. - Ах да, восемь часов.

Вскоре доктор клевал носом, глядя в окно на однообразные темные поля, тускло освещенные луной. Нынешним утром он проснулся в ужасе от того, что впереди целый день свободы. Свободы, от которой он настолько отвык, что совершенно не представлял, что с ней делать.

И вот этот день миновал, а он еще жив и не сошел с ума. Просто сильно устал и хочет спать. Побыстрее накрыться одеялом и ни о чем не думать.

Что-то еле слышно монотонно гудело или посвистывало в автомобиле, должно быть, ремни или подшипники. А казалось, однозвучно гремит колокольчик под дугой и силится напомнить о чем-то важном.

А Штейн сначала умывался и долго возился, перевязывая порезанную ладонь с помощью левой руки и зубов. Затем вытряхивал из кармана осколки, чистил щеткой в левой же руке пальто и джинсы, набивал мокрый ботинок мятой бумагой. Он обратил внимание на послание доктора, но подошел к блокноту, чтобы убрать его в тумбочку, только когда управился со всеми делами.

Выдвинув ящик, заметил часы и неровно притертую крышку жестянки. Но не они привлекли его внимание.

Судя по тому, как ровно лежали карта назначений и паспорт, окруженные по периметру микрочастицами пыли, к ним, вероятно, никто не прикасался с утра пятницы. То есть, с тех самых пор, как он сам сюда их положил.

Кровь ударила ему в голову. Раненая рука зачесалась от острого фамильного желания схватиться за копье и, вскочив на коня, проткнуть на всем скаку парочку ни в чем не повинных прохожих. Но вместо этого на тумбочку с размаху опустился левый кулак.

Глава X, о вреде и пользе тюленей, в которой следствие получает новое направление

Утро трубило, приглашая немедленно бросить все и вместе с Вильгелем Теллем выступить в поход.

Штейн прослушал марш один раз. На второй - спрятал голову под подушку и сверху еще накрылся одеялом. Желания и сил бросить все, встать с кровати и вскочить на коня почему-то не было.

Но на третий раз он все же решил не искушать судьбу. Дотянулся до телефона, который лежал рядом с кроватью на стуле, и снял трубку. Казалось, вместе с бодрым голосом доктора в комнату просочились не только солнце и свежий морозный воздух, но и пар, в который конденсируется всякое слово при минусовых температурах.

-Докладываю! - весело кричал в трубку Кашин. - Погода прекрасная. Бррр! Рядом со сгоревшим сараем оборвана линия электропередач. Была, точнее. Столб повален. Забор к соседям частично сломан. Видимо, задели, пока тушили пожар. Не знаю, как насчет других версий, но короткое замыкание просто напрашивается. Свет уже наладили. Его не было в четверг, тогда же, говорят, здесь висел провод аккурат над сараем. Но сейчас его уже убрали. Кстати, попасть сюда не так уж сложно. Сказал, что покупатель по объявлению, иду дачу смотреть.

-Такого гнусного гада, как ты, мне в жизни видеть не приходилось! - прохрипел в трубку Штейн. - Я не спрашиваю, как ты так мог со мной. Мне практическая часть любопытна. Илья, ну зачем?!!

-Приблизительно затем же, зачем ты меня вчера таскал по пляжу.

-Спасти хотел, - буркнул Артур.

-Кого?

-Не кого, а что. Ладно, проехали.

-Попрошу заметить, - сказал доктор, - еще только первая половина дня. А ты, видать, уже в угаре!

-Правда, Илья, вообще часто звучит странно, - Артур зацепился взглядом за пожарный извещатель. Оказалось, тот ритмично подмигивает маленьким красным глазом. - По всей вероятности, ты - единственный человек, которому я вообще не могу соврать. Так что, если не хочешь впредь услышать еще что-нибудь неподобное… что-то, что не поместится в твою черепную коробку, просто никогда не задавай мне идиотских вопросов.

-Не можешь соврать? Отлично! Значит, вечером жду от тебя доклада на тему, "Как я провел день без допинга". Доклада, заметь, а не сочинения за третий класс!

-Ооооооуууущщииит!- простонал в ответ Штейн, стиснув зубы. Со всей силы ударил здоровым кулаком по одеялу и тотчас же на всякий случай быстрее сбросил вызов. Кто знает, что этому естествоиспытателю еще в голову придет. Артур с глубоким пиететом относился к русскому и немецкому языкам. Старался не марать их всякими не подобающими выражениями. А если эмоции зашкаливали, и им не хватало средств выражения, всегда переходил на английский.

Пожалуй, лучшим способом выполнить поручение доктора было тут же накрыться одеялом с головой и проспать до полуночи. Человек вполне может обойтись без еды и питья целые сутки. Вот еще только одну вещь он сейчас сделает.

-Россини! Как я мог эту мажорную пошлятину поставить тебе на рингтон? Сейчас заменим. На что бы? Ну, допустим, на "Бурю".

И он стал энергично листать экран в поисках Бетховена. В это время телефон разразился Сен-Сансом.

-Привет! Молчи! Все, что ты скажешь мне, далеко не новость, - Штейн сразу перехватил инициативу, не давая собеседнику сказать ни слова. - Давай угадаю. В мои годы Гельмут фон Штейнбрюк успел смотаться в крестовый поход, стать отцом десятерых детей и почить в бозе, подавившись вишневой косточкой. Все бы ничего, но с драконами нынче проблема. С принцессами – того хуже. Размножение под угрозой! Посему вопрос о потомках отпадает сам собой. Могу позволить себе только почить, укладываясь в сроки.

-Для того, чтобы прослыть умным человеком, - сказал Майк на том конце, и Штейн с фотографической ясностью представил себе, как он указательным пальцем поправляет очки на носу, - много ума не нужно. Посмотрим, насколько тебе его хватит, чтобы удержаться в этом статусе.

-Читаешь мои мысли, брат! – ответил Штейн. – Но ты еще забыл добавить, что для того, чтобы сойти с ума, необходимо иметь, с чего сходить.

И бросил трубку. Когда-то между братьями существовало что-то вроде состязания: кто первый бросит трубку, почувствовав, что разговор завершен, тот выиграл. Когда счет перевалил за тысячу и был многократно оспорен, игра прекратилась. Но привычка осталась у обоих.

Штейн натянул на голову одеяло, закрыл глаза и попытался вновь отчалить в небытие. Но вскоре в реальность его вернули мощные аккорды Пятой симфонии. Он подскочил, как ужаленный, ведь это был звонок заказчика.

В следующие сорок минут он успел поговорить с боссом. Перевернуть подушку кровавыми пятнами вниз. Привести себя в порядок, стоя под нестерпимо ледяным душем, который он чередовал с горячей водой, что на какое-то время помогло избавиться от головокружения, тремора и ощущения, что покручивает суставы. Заварить чай и, глотая его с дежурными сушками, оформить отчет на ноутбуке и отправить клиенту. В этом документе фигурировали цены в регионе на квадратные метры, медицинские потери в результате пандемии, статистика рождений и бракосочетаний за первое полугодие. А также дерзкие выводы о взаимосвязи всех этих данных. Пока он стучал по клавишам, в голову пришла заманчивая идея – красочно оформить свои соображения о развитии фирмы, подкрепив их цветными графиками и таблицами, подшить все это в папку и вручить шефу в качестве новогоднего подарка. Подходил к концу его испытательный срок, имело смысл рискнуть продать себя подороже. Сбросив документ на флэшку, он отправился туда, где, предположительно, мог находиться цветной принтер.

На улице слепило отвратительно яркое солнце. Глаза слезились. Штейн шел по улице, подняв воротник. Уши его шапки были опущены, чтобы ссадина на скуле и синяк, который ее окружал, не так бросались в глаза. Он сутулился, едва терпя заинтересованные взгляды встречных прохожих, и с трудом сдерживал себя, чтобы не кинуться и не начать душить всякого, кто шел навстречу с сигаретой. Казалось, весь город назло ему высыпал из домов, чтобы подымить. В курильщиков он метал недобрые взгляды. В общем, надо честно сказать, если бы не дорогое пальто и тот факт, что он успел побриться, а также кофр от ноутбука, который заменял ему портфель, Штейн бы в полной мере производил впечатление весьма сомнительной личности, завидев которую издалека, есть резон перейти на противоположную сторону улицы.

На входе в бывший почтамт, место которого теперь занимало арт-пространство, висела афиша, приглашая посетить дискуссию на тему «Образ времени в киноискусстве» и бесплатное занятие по вязанию.

Внутри парень и девушка расставляли стулья по периметру воображаемого круглого стола. Они весело щебетали, обсуждая общих знакомых, а также какое-то событие, участниками которого стали оба накануне. Штейн поздоровался и, внутренне сжавшись, снял шапку. Девушка взглянула на него осуждающе, парень - с любопытством и сочувствием. Поэтому Артур обратился именно к нему, стараясь не смотреть на сердитую девицу, чтобы не сбиться с мысли.

-Простите, будьте любезны… не могу ли я у вас распечатать текст в цвете? - он снял перчатки и достал из кармана флэшку. - Разумеется, я в долгу не останусь.

Парень кивнул головой и сделал было движение в его сторону, но девушка ехидно заявила:

-А у нас закончилась краска!

-Да, в самом деле, - парень развел руками. - Но в понедельник тут открыта куча мест, где есть цветные принтеры.

-Самое смешное, - Штейн подбросил флэшку и поймал ее левой рукой, - что в понедельник я об этом совершенно забуду. И вспомню только, когда клюнет в одно место жареный петух.

-Та же история! - ответил парень, покосившись на свою боевую подругу. - Ладно, счас посмотрим, что можно сделать. Все равно когда-нибудь придется. Кофе?

-Не откажусь!

Девица ревниво громыхала стульями, демонстрируя, какие они тяжелые. А парень мило улыбнулся ей, щелкнув чайником в углу. Достал из ящика в столе банку с кофе, пакет с сахаром, перчатки и баночки с краской. Напиток оказался растворимой бурдой, но Штейн в благодарность отпил несколько глотков с довольным видом. Несмотря на свою мизантропию, он все же не был скотиной.

В последующие десять минут он забыл о том, что у него приступ мигрени и депрессия, ломит суставы и адски хочется курить. Перед его глазами разворачивалась настоящая феерия. Парень расстелил на столе газету, надел хирургические перчатки и, набрав в толстый зеленый шприц немного желтой краски, стал вводить ее в картридж. Затем настала очередь голубой, малиновой и черной. Для каждой краски использовался отдельный шприц. Заправляя последнюю коробочку, парень перестарался, черная краска вытекла наружу, образовав на газете чернильные пятна.

Штейн был впечатлен. Ему еще не приходилось наблюдать кустарную заправку цветных картриджей. Расплатившись и поблагодарив, с папкой под мышкой и лямкой кофра на плече он вышел на улицу, где чуть не попал под колеса автомобиля. Это на Октябрьской, где машины вообще - большая редкость. Затем вскоре едва не налетел на детскую коляску. В конце концов, он кое-как добрался до Лиственничного парка, кивнул, как старым знакомым, маленьким сфинксам на входе, и, усевшись на качели, отдался безудержному потоку образов и воспоминаний, уже никому не мешая и ничем не рискуя.

Перед его мысленным взором теперь возникали, сменяясь, все способы употребления шприцев, какие он только мог припомнить. Иглами протыкают пакеты для капельниц, чтобы стравливать воздух. С помощью шприца можно дозировать лечебные сиропы или ввести немного клея под образовавшийся воздушный пузырь на обоях. По той же причине в судомоделизме это незаменимая вещь. А еще он слышал о весьма остроумном способе открыть винную бутылку с помощью нескольких шприцев, если проткнуть ими пробку и нагнетать внутрь воздух или воду. У маленькой иглы с зеленоватым основанием из комнаты полковника могла быть очень незаурядная судьба. Допустим, чисто теоретически, с ее помощью могли незаметно ввести яд или снотворное. Но вопрос - куда? Необходимо было в мельчайших деталях восстановить в памяти обстановку в номере полковника в то утро.

Это было невероятно сложно. Штейн осмотрел место возможного преступления в пятницу, позавчера, а кажется, уже было уже очень давно. Яркие впечатления субботы совершенно вытеснили в дальние закоулки памяти почти все, что было до. Преследования незнакомца, неожиданный и долгожданный приезд доктора, совместные блуждания в песках, приключения с ботинком. Его догадки относительно доктора, которые, к сожалению, оказались правдой. Безумные партии в шашки и драка на променаде. И в довершение всего коварство друга, который уел его в очередной раз.

Доктор производил впечатление человека основательного и ясного, без второго дна. Но был он совсем не прост. И периодически выкидывал подобные финты, завершая их мягкими точными ударами в чувствительные места. Штейн, трижды за двое суток мысленно положенный им на лопатки, досадовал по этой причине гораздо больше, чем из-за проигранной уличной драки. Ведь это были основательные покушения на образ неуязвимого самодостаточного интеллектуала, в который он так тщательно старался себя упаковать, что и сам в него уверовал. Артур никак не мог взять в толк, почему в роли посредственности, не лишенной слабостей, он устраивал Кашина гораздо больше. Ведь доктор был явно не из тех людей, которые завидуют чужим успехам или самоутверждаются за чужой счет.

Штейн все еще пребывал в блаженном неведении. И в своей дремучей и безнадежной невинности даже не подозревал, что искусство быть другом, как, кстати, и искусство быть любовником, это, прежде всего, умение оставаться обнаженным. Причем, в обоих случаях именно в переносном смысле этого слова.

Он изо всех сил напрягал память, пытаясь вспомнить в мельчайших подробностях все емкости, которые видел в номере полковника. Но не был уверен в том, что вспоминает в точности, а не фантазирует. И ругал себя последними словами за то, что не догадался запечатлеть обстановку на камеру телефона.

Так. Приперся ты туда не ради расследования. Тебя интересовал коньяк. И что ты там увидел? Вспоминай. Ручка. Какая-то газета с кроссвордами. Полотенце. Пульт. Чашка и стакан!

Он вспомнил, что оба сосуда были пусты. Но в свете солнечного утра на стенках стакана играли стразами мелкие капельки.

Фляжку, если она была или стеклянную бутылку, не проткнешь иглой. Может быть, это были какие-нибудь лекарства?

И тут его взгляд упал на маму с малышом, которые пересекали парк, направляясь в сторону побережья. Мальчик важно нес перед собой, обхватив обеими руками, двухлитровую бутылку дешевого фруктового напитка. Как вспышка, внутренний взор мгновенно осветил образ минералки на залитом солнцем окне.

Аккуратно проткнуть пластик в районе горлышка не составляло труда. Скорее всего, такое отверстие не бросилось бы в глаза. Но вот вопрос: зачем такие сложности? Почему нельзя влить нечто, просто открутив пробку? Ответ может быть только один. Жертва, открывая бутылку своими руками, не должна была ничего заподозрить. Не исключено, что они даже приобрели ее вместе.

Штейн снова напряг память, пытаясь вспомнить, все, что происходило в четверг с самого утра. Массаж и ингаляции по расписанию. В окнах было темно, и весь день хотелось спать, но к вечеру, как назло, сон куда-то улетучился. Вера Петровна нудно причитала за завтраком, переживая за своих котиков. Оксана возмущалась, тем, что рыбу пересолили. Или это было в другой день? Или это уже обед? А что говорил или делал полковник? Он был в хорошем настроении. По крайней мере, в обед. Шахматы! Он сказал, как всегда, отрывочными фразами, словно задыхаясь от своей тучности:

-Рыжий… ешь больше…рыбы… чтобы поумнеть… сейчас треснем трески… и посмотрим… кто кого!

Тут сосед осторожно тронул Виктора Семеныча за локоть. Он обернулся и кивнул тому головой, как будто что-то вспомнив.

-Не сейчас…Рыжий… вечером… вечером посмотрим… рыбу ешь!

А дальше что было? Какой-то провал.

Штейн зашел в тупик и решил немного передохнуть и проветриться. Прошел пряничной галереей мелких магазинчиков и кафе и спустился по бесконечной лестнице на променад у солнечных часов. День был ясным, но ветреным.

Повязка была наложена не очень искусно и мешала надеть перчатку. Раненая рука зябла от влажного липкого воздуха, пропитанного солью. Штейн пошевелил пальцами, вспомнив события минувшего вечера.

Некоторое время он делал вид, что просто смотрит на море и ни о чем не думает. Но, в конце концов, не выдержал и достал из кармана телефон. Отыскав несколько ресурсов, на которых можно проверить онлайн скорость реакции, стал жать на виртуальные кнопки, прикладывать и отнимать пальцы. Как он ни старался, но выжать менее пятисот миллисекунд не получалось.

Андроид тупит, сказал он себе, подозревая, что дело все-таки не в операционной системе.

Потом он попытался разозлиться, снова вспомнив вчерашний вечер. Но ничего не выходило. Не то что спортивной, вообще никакой злости не было даже следа. Был один человек, который его откровенно раздражал по жизни. Но это все же, была не злость, а, скорее, застарелая хроническая досада.

Впрочем, единственный, на кого действительно стоило злиться, так это тип, который всегда отражался в зеркале. Последние десять лет он убеждал Штейна, что тот растет, мужает и совершенствуется. В то время как он, на самом деле, постепенно превращался в тюленя. В серого, остромордого, такого, какие во множестве бороздят холодные балтийские волны, изредка вылезая погреться на солнышке.

Тюлень с ужасом смотрел на море, как на не родное, подняв от ветра воротник пальто и сутулился, навалившись локтями на ограду променада. Тюлень требовал сигарет и мечтал о диване и телевизоре в теплом номере. Тюлень был неспособен к флирту, как способу вести беседу. Тюлень с ужасом прятался в раковину, завидев поблизости шумную веселую компанию. Тюлень тщательно избегал любых близких контактов, прикосновений и новых знакомств. Он страшно тупил, когда ситуация требовала острот и экспромтов, но иногда весьма некстати обнаруживал мрачное чувство юмора и был способен на колкость или едкий сарказм, что не облегчало отношений с окружающими. Он скептически воспринимал любые авантюры, а робкий одинокий голос плоти заглушал, катаясь на американских горках или на велосипеде по проезжей части в центре города.

Словом, он был во всем полной противоположностью Штейну, легкому на подъем и обожавшему опасность, запах апрельской листвы, блуждания и тайны.

Этого зверя надо бы гнать взашей, он путался под ногами и всячески мешал. Но рука не поднималась. Ведь в их тандеме он отвечал за энергетический баланс. Как только силы Артура подходили к концу, а это бывало довольно часто, тюлень изобретал тысячи способов, как изобразить бурную деятельность, не тратя энергии и сохраняя лицо. Именно ему принадлежала идея проспать день без табака. А коронным номером тюленя был способ пережить любой сорванный дедлайн. Требовалось всего лишь публично отхлестать себя ластами, ссылаясь на свой перфекционизм, мол не могу отлично, значит, не буду никак. После этого можно было со спокойной совестью лечь на диван и некоторое время не делать вообще ничего. Ну, или делать что-нибудь, как получится. Это был беспроигрышный вариант. Пожалуй, только с одним человеком он никогда не решился бы проделать подобный трюк. К счастью, до сих пор их связывали лишь приятельские отношения.

Но, увы, у тюленя с абстинентным синдромом не было никакого шанса в схватке с автогонщиком. Что толку размахивать гантелями и помнить, как делаются захваты, если руки не успевают за глазами! И в ближайшие пять дней, остававшихся до конца путевки, проблему решить было нельзя никак. Сначала надо было привести себя в форму, отточить реакцию и вылечить руку.

-А оно нам надо? - уныло поморщился Тюлень.

-Полностью с тобой согласен. Но с бронепоезда не спрыгнешь на полном ходу. Будет лепешка. К тому же, у нас осталась левая, вот ею и займемся. Никто обычно не ждет подвоха с этой стороны. Когда человек меняет ведущую руку, мозгу тоже приходится шевелиться!

За обедом выяснилось, что Вера Петровна успела поменять дислокацию, пересев на пустующее место полковника. Как женщина тучная, до этого она весьма стесненно чувствовала себя между Артуром и Оксаной.

И, заняв крайнее место, обрела, наконец, оперативный простор. А Штейна от Оксаны теперь отделял только пустой стул, и наш герой молился, чтобы ей не пришло в голову придвинуться к нему поближе. Несмотря на реакцию, замедленную недомоганием, он успел-таки перехватить ее руку, безо всяких церемоний протянутую было к его боевому шраму, и довольно грубовато положил эту руку на стол.

-Будет синяк, - сказала Оксана, потирая запястье.

Тем лучше, подумал Штейн. А вслух, обратив внимание, что все с любопытством смотрят на него, сказал:

-Упал. Скользко.

-Эти дворники, о чем они только думают! - возмутилась Вера Петровна. Маша и Оксана поддержали, и они защебетали втроем между собой.

А Юрий молчал и не сводил с него глаз. Вот ведь, павиан влюбленный, думал Штейн. Да забирай ты свое сокровище, даром не надо! Жаль, что вслух этого не скажешь.

Суп по вкусу напоминал вату. К ужасу маленькой компании, он высыпал в тарелку чуть ли не половину содержимого перечницы, только чтобы почувствовать хоть что-то кроме воды, отдающей тряпками.

После обеда Штейн попытался уснуть и провалился в какой-то душный кошмар с запутанным сюжетом. То ли его кто-то преследовал, то ли - он кого-то, параллельно пытаясь отыскать важный артефакт, напоминающий шайбу. Действие провисало, как в современном российском сериале, ноги увязали в песке. Путались цифры на дверях номеров. Тюлень в цилиндре и с моноклем жарко дышал в шею, вытягивая из него жилы и соки через пулевое отверстие под лопаткой.

Штейн проснулся в поту. Умылся, отыскал в своем гардеробе пару футболок, которые не жалко, и, пошатываясь, отправился на пляж. По дороге он прихватил совок, который стащил из подсобки.

Запихнув одну футболку в другую и набив их песком, завязал края и уселся на тюк. И сидел так некоторое время, грызя мундштук и рассеянно глядя на волны.

В номере Артур бросил тюк на пол, снял шапку и пальто и стянул с перекладины для вешалок подтяжки. С последними в руках он обошел все свои владения, задумчиво глядя в потолок, как хладнокровный самоубийца, которому некуда торопиться, в поисках подходящего крюка. В конце концов, взгляд его упал на держатель для душа. Пожалуй, единственный подходящий вариант.

Соорудив из подтяжек что-то вроде крепления, он подвесил тюк, так чтобы тот находился примерно на уровне глаз. Затем, сняв носки и намотав на кисть левой руки полотенце, залез в душевую кабину и атаковал самодельную грушу серией коротких ударов.

Вообще удары не были сильной стороной Штейна. Когда он вступил в возраст, с которого они уже разрешены на ковре, а это было классе в десятом, он как раз, к великому сожалению бабушки, уже успел бросить музыкальную школу. Предлог был более чем серьезный - не хватало времени на уроки и подготовку к выпускным экзаменам. Да и на слуху у старших ребят как раз было дело Мирзоева, и тренеры, как мантру, ежедневно читали наставления о том, что не стоит распускать руки на улице. Плюс природная лень, которая неожиданно обнаружила себя и росла по мере того, как он мучительно вытягивался в высоту до своих теперешних метра семидесяти восьми. Было тогда как-то не до самбо.

Штейн лупил тюк недолго. Вскоре тот рухнул вместе с держателем на дно душевой кабины. И оказалось, что это техническое приспособление состоит их двух частей. Внутреннего основания, которое держалось на саморезах и внешнего гнезда под лейку. Причем, связь между ними была чисто условная, что называется "на соплях". И это было забавно. Непонятно, как вообще эта конструкция могла какое-то время держать такой груз. Немного песка высыпалось на дно кабины.

Штейн сел на тюк, чтобы передохнуть. Конечно, все это было баловством. Самодельной груше не хватало упругости и прочности. Просто ему надо было куда-то деть время и хоть немного ощутить уверенность в собственных руках. Ну, хотя бы в одной.

Мысли его приняли совершенно определенное направление. Он размечтался, как приобретет или закажет сразу после нового года пневматическую грушу. Даже решил, куда именно ее подвесит - в дверном проеме между кухней и коридором. И будет биться с условным противником за возможность попасть к холодильнику. По принципу - можешь взять бутерброд, если не получил в пятак.

И вдруг кто-то жиденьким голоском робко поинтересовался, а сколько сейчас времени. Это, конечно, не очень важно, простите, что отвлек, мечтайте себе на здоровье, но все-таки любопытно. Так, чисто теоретически.

Несомненно, это был Тюлень.

Штейн протянул руку к раковине и взял хронометр. До полуночи оставалось четыре часа.

Всего четыре часа.

Он вынул из кармана жестянку. По ее весу он давно понял, что она пуста и не собирался обманывать доктора. Но ему вдруг остро захотелось ощутить этот бархатный аромат. И Штейн поднес к носу закрытую коробочку.

-Не четыре, а три часа пятьдесят минут, - подсказал Тюлень. - Точнее, три часа, сорок восемь минут, тридцать секунд. Прошу прощения, уже двадцать девять секунд и…

-А что потом? - спросил его Штейн. - Как теперь мы начнем новый день? Понедельник?

-А как мы обычно начинаем понедельники? Это тяжелый день. Как же себя не побаловать? И мысли так проясняет!

Штейн повертел в руке жестянку и слегка ударил ею по левой ладони.

-Интересное кино получается, - сказал он Тюленю. - Не важно, кто кому наваляет. Я ему или он мне, этот люмпен. На пьедестале, на первой ступени, в любом случае, окажется вот эта вещица. Похоже, она меня уже победила. Я же только о ней и думаю со вчерашнего вечера. Готов пуститься на всякие хитрости, выкручиваться, шифроваться, врать, даже прятаться в туалете, чтобы только вдохнуть вот это. Бррр! И как это выглядит со стороны?

-А ты на это… начихай! - подсказал Тюлень. - Здорово я сейчас скаламбурил?

-В смысле?

-Да ты же на все, на что только можно, давно начихал. Тебе вообще все равнофиолетово.

-Ну… да нет. Почему? Врешь, ты, ластоногий! Вот возьму, захочу и не буду вдыхать тебе назло

-Постой, милейший, - вкрадчиво продолжал Тюлень, - да у тебя, голубчик, зависимость. Третья или четвертая стадия. Без нарколога ты все равно не слезешь, крыша поедет. А здесь его, наверное, нет. И к чему такая спешка? Можно ведь и до другого понедельника отложить. Или даже до нового года, он уже скоро. И вообще. Окружающим это не вредит, только тебе. А решишь бросить - и сразу столько беспокойства! Придется просить о помощи, толпу собирать. Хороших людей от их важных дел отвлекать. Тяжко и муторно. И, главное, если вдруг передумаешь, фарш уже назад уже не прокрутишь!

-Когда это нас это останавливало? - возразил Штейн, и Тюлень понял, что выбрал неверную тактику.

-Ну ладно, будь по-твоему, - заметил он с фальшивым смирением. - Ты же герой. Борец! Уважаю!

И протянул в сторону Артура скользкую ласту.

-Брысь! – шикнул на него Штейн и с содроганием спрятал под себя босую ступню.

-Как же, как же, помню-помню, с ориентацией у тебя все в порядке, - неожиданно заявил Тюлень. - Хотя соседка так и не считает, но она ведь дура. Что с нее взять?

-Какая еще соседка?

-Е-два, е-четыре.

-Это она тебе такое сказала?

-Если бы мне, дружище, так еще полбеды, - ехидно оскалился Тюлень.

Штейн вскочил, едва не поскользнувшись на дне душевой кабины. Но Тюлень каким-то невероятным способом уже успел переместиться ближе к потолку и теперь восседал на сломанном кронштейне. Каким чудом он там держался, оставалось загадкой.

-Эй, полегче там! - вещал он с высоты. - Балтийские нерпы занесены в Красную книгу, между прочим! Я не знаю, что там тебе помстилось. Каждый мыслит, как говорится, в меру… Я вообще-то говорил о любви к себе. Вполне себе достойное чувство!

Штейн приблизился к зеркалу над раковиной, в надежде понять, отражается ли в нем его собеседник. Прижался виском к стеклу. Но, к сожалению, именно этот фрагмент стены, который был на одной плоскости с зеркалом, в обзор не попадал. Зато он хорошо разглядел самого себя. Всклокоченная шевелюра, струп на левой скуле, окруженный фиолетовым ореолом и такого же цвета тени под левым глазом.

-Ну и рожа!

-К новому году, может, и не заживет. Разве что к свадьбе! - ехидно заметил Тюлень. - Ты вот о чем лучше подумай. Чем ты эту коробочку заменишь, когда ее не станет? А? То-то!

И снова расплылся в довольно мерзкой улыбке.

-Да пропади ты! - Штейн с чувством шваркнул жестянку о кафельную плитку пола.

Глава XI, в которой ищейка нападает на след

Если вы когда-нибудь собирали шкаф…

Ну, вы же понимаете, что дело это серьезное и легкомысленного отношения к себе не терпит. И происходит не в один момент.

Все начинается с рекогносцировки. Сначала в течение месяцев четырех вы критично осматриваете то место, куда будет помещен шкаф. Ходите с важным видом с рулеткой в руках. Отмеряете. Недоверчиво склонив голову, смотрите на показания гибкой ленты. В задумчивости трогаете подбородок.

Листаете каталоги. Мысленно помещаете мебель в предназначенное ей место, но никогда не останавливаетесь на первой же понравившейся модели. Продолжаете поиски.

Затем навещаете мебельные магазины. Придирчиво осматриваете имеющиеся в наличие шкафы. Мысленно раскладываете на полках вещи.

И, наконец, решаетесь на покупку. Но на этом все не заканчивается. По крайней мере, у людей серьезных.

Детали будущего шкафа, привезенного грузчиками, упакованные в серый картон, надлежит поместить, прислонив к стене где-нибудь в комнате, желательно, там же, где горкой сложены вещи, предназначенные для этого самого шкафа. Ни в коем случае не торопитесь! Они должны привыкнуть друг к другу. Дайте им пару-тройку месяцев.

И, наконец, самая волнующая часть - сборка конструктора по инструкции. Только несерьезные люди сходу разбираются в сложном алгоритме и делают это на трезвую голову. Часто порядок сборки оказывается не по силам отдельному индивидууму, но он всегда по зубам коллективному разуму. А где коллектив - там приятная дружеская компания и посиделки с угощением.

Не верьте злым языкам, которые уверяют, что купить и собрать шкаф можно в один день. Те, кто утверждают подобные еретические вещи, явно торопятся жить и не понимают, что всякие человеческие отношения проверяются временем. Может статься, что все ваши усилия не будут оценены. А отношения не переживут процесса сборки. Так стоит ли, воистину, торопиться?

Доктор не слишком торопился. Лично ему эта несчастная полка в форме ящика вообще не была нужна. Все его имущество помимо стен, за которые еще выплачивался кредит, составляли паспорт, зубная щетка, электробритва, выходной костюм, пара свитеров, джинсы, носки и кое-что из белья. И эти вещи давным-давно прописались в недрах имеющейся мебели, вели себя прилично, без разрешения не выползали на середину комнаты и не бросались в глаза.

Полка пережила вечную любовь, однако доктор все равно намеревался повесить первую без тайного умысла вернуть вторую. Он не преследовал никаких корыстных целей. Не надеялся на помилование. Просто он был человеком, склонным доводить все свои начинания до логического конца. Ему хотелось и в этой истории поставить жирную самостоятельную точку.

Полка - не шкаф. Ее водружение на законное место не требует внеочередного собрания Клуба знатоков. Впрочем, доктор всегда предпочитал свои задачи решать в одиночку, шум и ценные советы его бы только отвлекали. Пожалуй, он потерпел бы рядом во время работы только Штейна. И то при условии, что тот будет сидеть где-нибудь в углу, потягивая свой рислинг, и нести какую-нибудь милую чушь о геральдике или киберпанке. Лишь бы только не лез помогать руками!

Доктор уже вышел на финишную прямую.

Прогулялся с утра у моря. Пообедал сардельками с чаем. Вымыл тарелку, чашку и вилку. И даже вытер их полотенцем.

Отодвинул диван от стены. Смел пыль и застелил пол газетами, прикрепив их скотчем к плинтусу. Вычислил по кладке в оконном проеме высоту, на которой дюбели с наибольшей вероятностью попадут в кирпич. Если, конечно, смогут преодолеть слой штукатурки, толщина которого была заведомо неизвестна. Немного покрутившись с уровнем и метром, начертил на стене идеально ровную линию. Отошел. Полюбовался. Взял в руки дрель.

И тут задребезжал телефон на подоконнике. Доктор стойко выдержал минуту с дрелью в руках. Посчитал количество звонков - их было пять. Выдохнул и подошел к подоконнику.

Но это был всего лишь Штейн.

Доктор решил проигнорировать звонок и ответить позже, но телефон вновь задребезжал, дав понять, что так просто отделаться не удастся.

-Илья, привет! Не сочти за труд, подскажи, пожалуйста, если клофелин добавить не в алкоголь, а в воду, он ведь не вызовет такую драматическую реакцию, как в криминальных сводках?

Кашин положил дрель на подоконник, чтобы случайно не уронить ее себе на ногу.

-Послушай, - сказал он. - завязывай уже со своими экспериментами! А не то приму самые жесткие меры. Я тебе не Майк, учти!

-Это какие же?

-Поведаю всем шокирующую правду о тебе.

-Какую именно? - слегка удивились на том конце. - О том, что у меня зависимость?

-Хуже. О том, что ты - неисправимый романтик, обидчив, как девчонка и в тебе нет ну ни капли цинизма. И живи потом с этим!

-Блестяще! - сердито заметил Штейн после двадцатисекундной паузы. - Я обратился к тебе, как к эксперту, а ты паясничаешь. Если тебе не нужна слава детектива, обращусь к Гуглу, ну, бывай!

-Постой, - перебил его доктор. - Это препарат строгого учета и явно не твоя история. Копай где-нибудь в другом месте.

-Илья! - в трубке на какое-то время повисло многозначительное молчание. - Честно скажи, очень вздорный я человек?

Спросил как бы, между прочим, со смешком. Но явно ждал ответа.

-Сейчас приезжать? - обреченно спросил доктор после недолгого молчания.

-Зачем? Да нет, что ты! Не надо, спасибо.

-Тогда, если позволишь, я делом займусь!

…На ночь Артур оставил свет в душевой и приоткрыл дверь в коридор. Полоска света должна была служить маяком в пучине ночной тьмы, порождающей иногда самые чудовищные фантазии.

Но рассвет он встретил уже в холле, скрючившись с ногами в одном из дежурных кресел у кабинета регистратора. Штейн не имел не малейшего понятия, что он скажет и каким образом заставит сотрудника санатория показать ему журнал учета пациентов. Он помнил одно: нужно просмотреть записи за четверг, пятнадцатое декабря. Найти там молодого человека приблизительно двухтысячного года рождения с проблемами опорно-двигательного аппарата. Как минимум, там будет фамилия. При наиболее удачном стечении обстоятельств - и домашний адрес.

Чем светлее становилась перспектива за стеклянным дверями холла, тем острее он ощущал, как сильно его раздражает ручка кресла, впившаяся в спину, хлопанье дверей, периодические гудки паровозов. И вообще, с психикой творилось что-то невообразимое. Кажется, и слезы безо всякой причины были где-то недалеко. Как будто весь арсенал трагического актера в полной боевой готовности покоился сейчас в его кармане. Только протяни руку и выбери любое чувство на вкус - ярость, благородный гнев, желчь и скорбный плач. И было ощущение, что если что-то из них вырвется наружу, загнать его обратно будет уже затруднительно или даже невозможно.

Регистраторша лязгнула ключом, рассеянно скользнув взглядом по Штейну. Он тут же просочился в кабинет, не дав ей и халата накинуть.

Чуть ли не со слезами на глазах он нес какую-то дичь о том, что пропустил переэкзаменовку и будет отчислен, если прямо сию минуту не представит доказательств, что находится на лечении в санатории.

Поначалу регистраторшу взяла оторопь от такого напора. Ей показалось, что этому верзиле не хватает на стакан. Она даже хотела позвать на помощь охранника. Но тот околачивал груши у входа, то есть на порядочном расстоянии от ее кабинета. А верзила был совсем рядом и, чего доброго, мог бы с высоты своих двух метров огреть ее по затылку вот хотя бы этим дыроколом.

Женщина убрала дырокол в ящик стола и возгласила со своего рабочего места, как со сторожевой башни, грозно:

-Я вас слушаю!

Штейн принялся рассказывать свою историю с самого начала, но тоном ниже. На веское заявление, что человека с больничным отчислить не могут, Артур не менее убедительно ответил, что сегодня в университете совещание, и будет окончательно решаться вопрос.

К счастью, у регистраторши был младший сын, десятиклассник и оболтус. И она вошла в положение. При условии строжайшей секретности разрешила Штейну найти свою регистрационную запись и сфотографировать ее на телефон. И даже шикнула на первого сегодняшнего клиента, который тяжело дыша, но, не выпуская из рук чемодана, заглянул в кабинет.

Штейн дрожащими пальцами потянул к себе массивный журнал амбарного формата.

-После драки кулаками не машут! - звенел комариком над ухом знакомый Тюлень

-Сгинь! - сказал ему Штейн шепотом. - А не то расскажу о тебе своему психотерапевту.

-Валяй! - Тюлень беспомощно махнул ластой и зевнул. - И тебя на учет поставят.

Вновь прибывших оказалось очень много. Штейн пробежал глазами несколько последних заполненных страниц, но еще не долистал до четверга. Тогда он перевернул сразу десяток, а то и больше, назад, но снова промахнулся, попав в начало декабря. Отсюда стал перебирать по одной. Вдруг в голове замкнуло, и словно пробежала искра. Взгляд его зацепился за это: “Шестое декабря, Гриндин Юрий Владимирович, 1976 год рождения, без лечения”.

-Нашел? - спросила регистраторша.

-Да, да, - рассеянно ответил Штейн и сфотографировал эту часть страницы.

Глава XII, сирвента под дробь тупых копий

За завтраком Артур исподтишка наблюдал за соседом напротив. Вера Петровна опять погружала общество в зубодробительные подробности кошачьей Санта-Барбары. Оксана ругала пересоленную кашу, Маша молчала, прислушиваясь к себе. Юрий крутился между всеми, отвечая и поддерживая беседу ровно настолько, насколько это требовала обыкновенная вежливость.

Штейн не отметил между сотрапезниками никакой особой химии, хотя изо всех сил старался обнаружить ее следы. Отсутствие полковника, который был душой компании, ощущалось очень явно. Как же слеп он был! Шестое - это вторник. Они не познакомились здесь и не сошлись молниеносно на почве рыбалки и выпивки. Они были знакомы и приехали вместе.

Штейн с трудом пережил плановые процедуры, как досадные помехи на пути к намеченной цели. Против своего обыкновения, он не впал в дремотное состояние во время массажа. И в оставшиеся сорок минут до обеда лихорадочно листал ежедневник полковника, фотографируя на память некоторые страницы, то и дело вскакивал и смотрел на часы.

Наконец, решив, что пора, он надел свежую рубашку и пиджак и, сунув под мышку ежедневник, отправился в столовую. Ежедневник как бы между прочим положил на стол справа от своей тарелки, так что он хорошо был виден только Юрию и Вере Петровне. Юрий бросил рассеянный взгляд на этот предмет, но кажется, им не заинтересовался.

За обедом было также скучно, как и за завтраком.

-Один мой приятель, - сказал Штейн только чтобы встряхнуть эту болотную атмосферу, - недавно проехал по плотине на велосипеде.

-Это опасно? - просила Оксана.

-Думаю, да. Вода ревет в водосливе, как в Ниагарском водопаде. От этого кружится голова. Вдобавок там скользко от водяных брызг.

-Ну и зачем он туда поехал? - поинтересовалась Вера Петровна. - Объехать нельзя было?

- Как зачем, - удивился Штейн. - Рядом была плотина, а у него был велосипед. Это же элементарно! Вид оттуда открывается потрясающий. Не каждый так сможет.

-Ваш приятель - идиот и выскочка, - заметил Юрий, гладя на Штейна в упор. - И, смею предположить, кандидат на убывание в ходе естественного отбора.

- Отчего же! - Артур принял вызов, расплывшись в улыбке и ответив таким же боевым взглядом. - У него все в порядке. Изучает языки и право. Готовится в загранкомандировку. Но я ему обязательно передам.

- Да уж, не сочтите за труд!

- В наше время загранкомандировки могут быть разве что на луну, - заметила Маша. Общество не без сожаления вынуждено было признать это замечание справедливым.

Для частного детектива наблюдать человека в стандартных, навязанных ему условиях, все равно, что для шахматиста - читать шахматную нотацию, следя за ходом мыслей игроков.

Когда ты приходишь в частный дом, все вещи там буквально вопиют, перебивая друг друга, о своих хозяевах. Чтобы разобраться в нестройном хоре этих голосов, требуется время и усилия. Сыщик вынужден уподобиться археологу, снимающему культурные слои один за другим, чтобы определить принадлежность каждого артефакта к тому или иному историческому периоду. А затем попытаться понять, в каких они взаимоотношениях друг с другом.

Но в номере гостиницы или санатория, в купе поезда, в кресле самолета, в больничной палате, в тюремной камере, в трюме корабля или в бомбоубежище, где личных вещей всегда немного, они четко и внятно выносят приговор хозяину, обнаруживая его суть.

Штейну во что бы то ни стало необходимо было попасть в номер Юрия Гриндина. После обеда Артур дождался, пока тот отправится к себе и нагнал его, когда он уже вставил ключ в замочную скважину.

-Разрешите!

Юрий пропустил Штейна, тот вышел на середину комнаты и огляделся. Рыжий ежедневник он держал под мышкой. К большому разочарованию Артура, в номере не было практически ничего, выходящего за рамки стандарта. Полотенце на спинке кровати, сложенное вдвое. Никаких личных вещей.

-Слушаю тебя! - Юрий вновь неожиданно перешел на ты. Он стоял, уперев руки в бока и смотрел на Штейна вопросительно.

-Юрий Владимирович, вы ведь хорошо знали полковника. У вас были какие-то совместные дела? Вам, наверное, этот ежедневник нужнее, чем мне?

-С чего ты взял?

-Ну как же! Постороннего и неважного человека не пригласят на дачу или в баню.

-Артур, - он сделал ударение на втором слоге, и Штейн слегка поморщился. - Виктор Семенович и тебя, помнится, приглашал на дачу и в баню. Вы были знакомы с ним раньше? У вас были какие-нибудь совместные дела?

-Мне, признаться, не совсем понятно такое неожиданное расположение, - ответил Штейн. - Но, предполагаю, я вам нужен был для полноты компании. Tres faciunt collegium, как говорится. Возможно, тут что-то личное, полковники в отставке бывают, наверное, сентиментальны. Если только вы с ним не собирались...

Штейн нарочно выдержал театральную паузу, округлив глаза и приподняв брови.

-Порезать меня на шашлыки, зажарить и съесть. Как видите, я никогда не думаю о людях дурно. По крайней мере, пока они сами не дадут мне какого-нибудь повода.

-В таком случае это очень самонадеянно с твоей стороны. Я имею ввиду, соваться в разные подозрительные компании.

-Нет - так нет, - заметил Штейн. - Как хотите. Мне, правда, показалось, что вы им интересовались прежде, чем я вас опередил. И, вообще-то там упоминается ваша фамилия.

Это заявление не произвело на Гриндина никакого видимого впечатления.

-Всего хорошего! - Штейн повернул к выходу.

-Постой, - хозяин номера подошел к тумбочке, выдвинул верхний ящик и стал рыться в нем.

Штейн остановился и даже привстал на цыпочки, чтобы разглядеть что-нибудь. Но отсюда было ничего не видно, а сделать еще шаг он не хотел, опасаясь обнаружить заинтересованность. Юрий, который стоял к нему спиной, мог обернуться в любой момент.

С этим аккуратистом все ясно. Он, очевидно, наводит порядок по принципу “с глаз долой”. Родственная душа!

Обычно внешний вид Штейна был безупречен. По крайней мере, настолько, насколько от него это зависело. Чего не скажешь об окружающей его обстановке. Его полотенца никогда не складывались пополам, а висели, как попало на змеевике. Книги на полках лежали вповалку, а письменный стол в течение недели оккупировали чашки с недопитым чаем и множество мелких предметов, перекочевавших из разных уголков квартиры. Каждую субботу он, разбирая завалы, решительно собирался покончить с беспорядком, но тут же забывал об этом, и рассеянно клал книгу, которая была в руках, на большую точилку в виде мясорубки, чтобы взять со стола невесть как попавший сюда грецкий орех.

Гриндин шарил рукой в ящике, чем-то гремя. Очевидно, особого порядка там не наблюдалось. Наконец, он додумался вынуть часть предметов, чтобы облегчить себе поиски. И на тумбочку переместились зарядное устройство от айфона, дешевая книжка в мягкой обложке, небольшой пластиковый пузырек - спрей от насморка и ножницы.

-Вот. Твое? - Юрий протянул ему шахматную фигуру.

Штейн взял белого слона и перевернул его вверх дном. С этой стороны к фигурке был приклеен кружок из черного войлока. Сомнений не оставалось.

Непрост ты, подумал Штейн, покидая номер. Ладно, поглядим.

…Лучше всего ему думалось, когда он нарезал круги по городу или берегу моря, брел куда глаза глядят, без особой цели.

В один прекрасный момент ноги сами принесли его на Центральную площадь прямо к дверям табачной лавки. Штейн смутно припоминал, что уже проходил тут сегодня раз или два. Он решил зайти внутрь.

Рассмотрел товар на стеллаже, положил глаз на нюхательный табак безо всяких добавок вроде вишни и ванили, не без труда отыскав его среди пакетов с ароматизированной дрянью. И уже почти дошел до прилавка, когда неожиданно в его памяти всплыли каникулы десятилетней давности.

…Это было предпоследнее мирное лето. Он окончил седьмой класс. А Майк к этому времени был уже совсем взрослым и сочетал в себе качества, редко встречающиеся вместе. Атлетическую фигуру, умное лицо и очки.

Разница в возрасте братьев была на тот момент настолько катастрофичной, что они, опекаемые мамиными русскими родственниками, вращались каждый по своей собственной орбите, изредка, словно бы случайно, встречаясь за ужином.

В то лето они приехали погостить к бабушке в Калининград. Чем был занят Майк, Артур особо не интересовался. Кажется, налег на немецкий. Они с бабушкой периодически беседовали по-немецки на кухне, и она поправляла внука.

Сам Артур целыми днями гонял на велике по Амалиенау, Правой набережной и западным окрестностям города. Бродил в дебрях промзоны и в районе бумажного завода. Стрелял из воздушки в парке, рвал незрелые яблоки в заброшенных садах, купался в озере на выезде из города. Был на короткой ноге со случайными приятелями на четырех и на двух ногах. И все свои путешествия совершал с бутербродами и Грэмом Грином в рюкзаке.

Идиллия продолжалась бы до самого сентября, если бы бабушка однажды не вспомнила, что юному музыканту положено играть по несколько часов в день.

Всякий раз, когда старушка пыталась напомнить об этом своему любимчику, тот молниеносно менял тему разговора. Хвалил ее пирожки, расспрашивал о солнечном Казахстане, интересовался, как именно по-немецки звучит то или иное слово, просил рассказать о том, как она познакомилась с дедом. А однажды даже отважился и попытался выведать что-нибудь о своих родителях. Чем вообще довел прародительницу до слез.

И тогда бабушка попросила Михаэля поговорить с Артуром. Как человек ответственный, Майк был озадачен. До этого момента он и не подозревал, что существует проблема, которая носит название младшего брата. Несмотря на умное лицо, очки и представление о шести временах глаголов Майк не обладал ни жизненным опытом, ни педагогическим тактом.

-Артурхен, - сказал он, - почему мне жалуются на тебя? Не огорчай бабушку. Spielen Sie Ihre Pfeife.

-Ich pfeife auf meine Pfeife, Ich pfeife auf meine Musik, - тут же нашелся Артур.

-Ах так! - взрорвался Майк. Он, конечно, планировал со временем ссорить и мирить державы, но в тот момент находился еще только на старте своей карьеры. И юмор казался ему неуместным посреди серьезного разговора.

-Я запрещаю тебе сегодня… пить чай и таскать пирожки!

-Да без проблем!

Артур не явился не только к обеду, который чаще всего прогуливал, но и к ужину и даже к завтраку на следующее утро. В тот день его спасли бутерброды и карманные деньги.

Но затем он решил, что играть надо честно, тем более, что представилась самая настоящая возможность проверить свои возможности. Он успел прочесть пару книг о путешественниках и знал, что человек может обойтись без еды до сорока суток. На оставшиеся средства Артур купил газированной воды. К счастью, деньги быстро закончились, иначе столово-минеральная диета закончилась бы больницей. А так всего лишь отделался изжогой.

Пару дней есть хотелось не очень - было жарко. Но вскоре от велосипедных прогулок пришлось отказаться, сил хватало только, чтобы выползти из дома и немного побродить по окрестностям. На пятый день голодания Артур, несмотря на отличную погоду, удобно устроился с книжкой на диване. Но читалось ему не очень.

Зато по грохоту кастрюль он научился определять стадии приготовления супа, по запаху с закрытыми глазами и на расстоянии - сырую гречку и геркулес, а стук макаронин друг о друга уже никогда бы не перепутал со звуком, которые издают сухие горошины, когда их высыпают из жестяной банки в блюдо.

И, когда он уже успел мысленно горячо обнять персонально каждого голодающего ребенка Африки, бабушка выяснила, что внучек не заболел, а просто объявил голодовку. В результате к концу недели неожиданно досталось Майку.

Бабушка и Штейн-старший громко разговаривали в кухне по-немецки. Но Артур понимал не все, его словарный запас на тот момент был не очень большим и случайным. К тому же, ему некогда было прислушиваться, ведь он, наконец, догадался, что еле слышный звон - это, на самом деле колокола. Они звучат откуда-то сверху. Колокола возвещают мир и большую радость, и вот-вот из-за тюлевой занавески в эркере на втором этаже появятся загадочные они, чтобы засвидетельствовать почтение и сообщить об этом лично. Со слезами неземного счастья Артур слез с дивана и, держась за стены, побрел на кухню, чтобы сообщить о нашествии ангелов на Фестивальную аллею. А заодно всех простить, благословить и обнять. Смысл бытия в тот момент стал для него прозрачен, как дыра в заборе. Но он не дошел и хлопнулся в обморок на пороге комнаты.

Майк ограничился в тот раз только увесистым пинком. С местью, правда, ему пришлось немного повременить до тех пор, пока младший брат не наберет хотя бы пару дополнительных килограммов. Но все равно Артур, легкий, как мяч для пинг-понга, преодолел по воздуху рекордное расстояние от подъезда почти до перекрестка с улицей Комсомольской.

Но это были мелочи по сравнению с тем, что Майк пребывал в панике. Когда настало время возвращаться, он приобрел билеты в купе, рассудив, что, если младший брат совсем не управляем, лучше иметь неприятности с двумя соседями, а не с пятьюдесятью двумя. На купе же в спальном же вагоне ему не хватало средств.

Артур расценил этот жест по-своему. Он решил, что Майк отказался от плацкарты, где так много интересного, нарочно, чтобы свести его с ума от скуки. И в знак протеста провел всю поездку молча на верхней полке с книжкой и киноэпопеей за окном вагона.

…Артур подошел к прилавку, когда внезапно сообразил, что Майк, вероятно, уже в курсе. А до пятницы остается всего три дня. И вместо табака приобрел пачку самых легких сигарет, которые нашлись у продавца.

-Да пропади они, эти легкие!

Глава XIII, в которой адреналин приобретает вес, а черный рыцарь спешно покидает поле боя

-Ни к чему все это. Он не любит ни мандарины, ни темный шоколад, ни зекты, - доктор мягко закрыл дверь автомобиля.

Михаэль растерянно смотрел на Кашина с тротуара, поправляя очки. В другой руке Штейн-старший держал пластиковый пакет с изображением новогодних шаров и бокалов.

Точно такой же по виду покоился на пустом заднем сиденье рядом с доктором.

Становлюсь фантазером, думал Кашин, рассеянно глядя в спину водителя. С чего я взял про мандарины? Придет же в голову такое.

Был вечер пятницы. Серая “Ауди” в сумерках катила по Советскому проспекту на выезд в сторону побережья…

-Терпеть не могу мандарины! - Штейн отодвинул от себя мягкий оранжевый шарик, предложенный Оксаной.

До нового года оставалась неделя, и повара решили в обед напомнить пациентам о том, чем должен пахнуть праздник.

-Все лучшее - детям! - Артур подвинул мандарин в сторону Маши.

Он обратил внимание, что сегодня Вера Петровна была при полном параде: нарядное темно-зеленое платье, к рукаву которого пристало несколько тонких светлых шерстинок. В тон платью - маленькие янтарные сережки, которые она приобрела на одном из лотков по дороге к морю. И, учитывая, что завтра суббота и нет процедур, все это, разумеется, неспроста. Вдова хотела произвести впечатление напоследок.

-Вера Петровна, вы сегодня прекрасно выглядите! Разрешите, я вам погадаю? Покажите ладонь.

-Да ты умеешь разве?

Штейн аккуратно развернул ее руку и увидел то, что и ожидал - свежие царапины чуть выше запястья.

-Эти линии на ладони говорят о том, что вы нас покидаете и уже не придете к ужину. Возможно, вас заберет и отвезет домой родственник. Но путешествие в свой Гурьевск вы совершите не в одиночестве, а в компании нового дорогого друга, которого вы прячете у себя в номере.

Вера Петровна покраснела и, наклонившись над столом, стала оправдываться шепотом:

-Если бы это была взрослая кошка, я бы, конечно, не стала так делать. Но это ведь котенок, совсем маленький. Он же погибнет! Ну, и я подумала, пусть посидит пару часов, я же все равно уезжаю. А приедет за мной племянник. Но как ты это все узнал?

-У меня есть способность предсказывать будущее, - Артур напустил на себя таинственный вид.

-Артурчик, родной, ну а меня что ждет? - тут же стала тормошить его Оксана.

Штейн отстранился и прищурил глаза, будто силясь прозреть неведомое. Затем посмотрел на нее оценивающе и строго. После чего изрек:

-В новом году вы найдете себе мужа, но на этот раз - последнего. У вас хороший вкус, поэтому вы остановитесь на цифре три. Два это как-то… некомплектно. А то, что вкус хороший ясно по тому, что я вам симпатичен.

-По-моему, это пожелание, а не предсказание, - заметила Маша. - А что ждет меня?

-Ну, это к бабке не ходи, - вмешалась Оксана. - Недосып, выпадение зубов и вечно грязная голова. И так целый год.

-Нет, - возразил Штейн. - Маша - хороший человек. И у нее все должно быть хорошо. Судя по тому, как периодически вспыхивает экран, телефон поставлен на беззвучный режим. А будущий папа очень скучает по будущей маме, наверное, что-то готовит к приезду.

-Ну а про меня не забыл, предсказатель? - поинтересовался Юрий.

-С вами ничего интересного не произойдет - вас посадят, - отмахнулся Штейн, и все общество, включая вопрошающего, грянуло дружным хохотом.

-За что, помилуйте! - Юрий театрально сложил ладони рук, как будто в мольбе.

-За рыбалку на льду, - давясь от смеха, ответила Оксана.

-Да разве за это сажают?!

-Ну, значит, выпишут во-о-от такой штраф, - Штейн развел руки, как рыбак, который пытается всех убедить, что поймал давеча небольшую акулу.

Пока они смеялись, к столу тенью подплыл гонщик-футболист. Он с любопытством и некоторой завистью смотрел на дружную веселую компанию и вид у него был растерянный и немного глупый.

-У нас есть собственный предсказатель, - объяснила ему Оксана. - Он тебе может результаты гонок озвучить. За отдельную плату, естественно. Это же наш предсказатель. Прикинь, он только что человека в тюрьму отправил!

Это вызвало новый приступ хохота и комментариев. Парень озадаченно посмотрел на Штейна, и начал было:

-Неудобно получилось…

Но тот бросил в ответ:

-Потом! И поаккуратнее на поворотах. А то тебя слишком заносит!

…Люди постепенно расходились, и вскоре столовая практически опустела. Только официантки бродили между столиков, собирая грязную посуду на тележки.

Несмотря на воодушевление, Штейн с самого начала обеда чувствовал себя неважно. Он так и не смог проглотить ни ложки тепловатого супа, подозревая, что все, что он ни запихнет сейчас в себя, с такой же легкостью может выйти обратно. Котлету отдал в пользу подопечного Веры Петровны. Попробовал было выпить компота, но тот оказался таким приторным, что Артуру стало еще хуже.

Все разбрелись по своим делам. И только Оксана какое-то время крутилась возле. Наконец, он не выдержал и прямо сказал, что чувствует себя плохо, возможно, заразен, но опасен не сильно. Поскольку уже упаковал чемодан. Наконец, что-то прочирикав о дежурном враче, скрылась и она

Штейн сидел в одиночестве, запустив пальцы в шевелюру и прислушиваясь к себе. Его мутило. Сосало под ложечкой. Галстук-бабочка впивался в кадык.

Кто бы мог предположить, что его хронограф так тарахтит. И как это раньше он умудрялся этого не замечать? Точь-в-точь бомба с часовым механизмом.

В такт часам и пульс грохотал в висках. И если бы на загривке росла шерсть, она, пожалуй, сейчас начала бы приподниматься…

Штейн вздрогнул от прикосновения, как от легкого удара током, хотя и был к этому готов. Он обернулся, чтобы взглянуть, кто положил руку ему на плечо.

-Может быть, все же объяснишь, за что именно меня посадят?

Артур сглотнул и кивнул головой. Гриндин сел за стол напротив и, сложив руки на груди, приготовился слушать.

-Не знаю, как именно это квалифицируют. Покушение на убийство или причинение тяжкого вреда здоровью из корыстных побуждений.

Юрий приподнял левую бровь в знак вопроса.

-Путевку для Виктора Семеновича приобрели вы. За государственный счет он отдыхал бы совсем в другом месте. Ну, или оплатили ее частично за счет фирмы. Деньги, возможно даже, вручили наличными прямо перед кассой, чтобы не возникало вопросов. Но это не важно. Важно, почему вы это сделали. То есть, что именно связывает вас с полковником. А это уже интересно.

Судя по его возрасту и настроениям, он собирался в обозримом будущем на пенсию и готовил себе запасной аэродром. Вам же он был полезен как эксперт. Что у вас могло быть общего? На ум сразу приходят защитные сооружения. Возможно, я не прав, но я автоматически делаю стойку на слово “объект”, а оно в бумагах полковника встречается очень часто. Например, сдача объекта, когда сроки поджимают - это, я вам скажу, еще то удовольствие! Предполагаю, что вы - не собственник. Надеюсь, государство не настолько глупо, чтобы продавать убежища. Арендатор. И, наверное, не одного такого объекта.

Так бы все и шло потихоньку, если бы в феврале не случились известные события. Сначала все были в растерянности. Затем стало понятно, что это всерьез и надолго. И все постепенно стало меняться. Гражданская оборона из персонажа фольклора уже совсем скоро превратится в реальность и необходимость.

Я листал ежедневник полковника, и мне показалось, что тревога нарастает от совещания к совещанию. Логично, что в следующем году начнется инвентаризация, прежде всего, убежищ. На нашем островке мы ведь, как на ладони, деваться нам некуда. Но, по какой-то причине эти объекты нельзя предъявить комиссии в январе. Да и позже - тоже. Что-то с ними не так. Возможно, они перестроены с грубым нарушением конструкции, что делает их непригодными для прямого использования.

И вот вы приглашаете Виктора Семеновича сюда, чтобы прощупать почву и, по возможности, договориться. Очевидно, он входит в состав комиссии. Или даже ее возглавляет. Но договориться не получается, слишком серьезное внимание уделяется этой теме наверху.

В прошлый четверг в первой половине дня вы получили какое-то известие или произошло нечто, что заставило вас действовать решительно и поставить вопрос ребром. В случае, если все бы пошло не так, как устраивало бы вас, необходимо было сорвать проверку любой ценой, но так, чтобы это не вызвало никаких подозрений.

Пузырек со спреем. Очень любопытная вещь. Такие штуки используются в течение только трех-четырех дней, в самом начале насморка. Не странно ли, что он лежит в тумбочке у абсолютно здорового человека? Ах да, в его составе адреналин. Это многое объясняет. В сочетании с алкоголем он дает парадоксальную реакцию. Например, резкое повышение давления. Гипертонический криз. А он вообще жаловался на давление. Никому бы и в голову не пришло искать в организме следы каких-то отравляющих веществ. Тем более, что адреналин вырабатывается организмом.

О фляжке в кармане полковника я догадывался, а вы - знали. Он периодически был слегка навеселе. Поэтому шприц с лекарством приготовили заранее. Когда поняли, что пора - просто проткнули бутылку с минералкой и впрыснули раствор в воду. Возможно, полковник в это время был в коридоре или в туалете, но вам помешали, поэтому игла упала на пол, а поднять вы ее не успели. И вот итог - он в больнице, если еще жив. Проверка объектов сорвана.

-Артур, ты псих? - нетерпеливо спросил Гриндин, который выслушал эту версию до конца, не проявляя практически никаких эмоций.

-Конечно! - охотно ответил Штейн. - У меня и справка имеется.

-Ты очень здорово развеселил меня своими фантазиями, - сказал Юрий и без тени улыбки. - Надеюсь, этот бред ты не собираешься нести еще где-нибудь?

-Нести - не собираюсь.

-Вот и славно! - он встал из-за стола, задвинул свой стул и, не прощаясь, пошел к выходу.

- Нести-то - не собираюсь, - сказал Штейн негромко самому себе. - А письмо-то, куда надо, отправил.

Артур решил сидеть в столовой настолько долго, насколько это возможно. Пока в буквальном смысле не начнут гнать взашей.

Ему показалось, а может быть, и в самом деле, Гриндин несколько раз в течение получаса прошел туда и обратно мимо дверей.

Убийственное опустошение, как огромной волной, накрыло Штейна. Ему хотелось стать невидимым, завернуться в плед с головой и уснуть до тех пор, пока из окон не запахнет жареной салакой, и не полезут из земли щеголеватые крокусы.

Он взглянул на циферблат. До предполагаемого прибытия доктора оставалось три-четыре часа.

Глава XIV, наконец, последняя

Номер Штейна, двести девятнадцатый, был заперт. В дверях торчала записка:

“Ушел приносить пользу. АШ”

Было время ужина, и доктор решил заглянуть в столовую. Окинув взглядом светлый просторный зал со множеством столиков, он приметил уже знакомую красотку, с которой Штейн играл в шашки в прошлую субботу. Кроме нее за столом спиной к нему сидела еще одна молодая женщина. Обе кумушки неспешно беседовали.

Нет, Артура они не видели с обеда и не знают, где он. Возможно, ушел к доктору или сидит в своем номере - он жаловался на плохое самочувствие.

И тогда доктор обратился к последнему средству - написал сообщение в Телеграм.

-Качели в западной части парка, - ответил Штейн.

-Все любят Шерлока Холмса, а Шерлок Холмс предпочитает водиться только со звездами, - заметил доктор, наконец, обнаружив приятеля.

-Во всем виноват мой дурацкий характер, - ответил Штейн, подвигаясь к краю скамьи, чтобы доктору тоже хватило места. - Когда меня ругают, я начинаю понимать, что должен делать. А когда хвалят - мне всегда кажется, что мне, наконец, удалось одурачить всех этих милых людей какими-то фокусами, и вот-вот обман рассеется.

Штейн бросил взгляд на пакет с праздничным рисунком в руках у доктора, но ничего не сказал по этому поводу.

-Просто тебе нужен трезвомыслящий помощник. Читал твой отчет. Потрясающе! Неплохо для детективного романа. Но какое все это имеет отношение к реальной жизни?

-Это всего лишь одна из версий. Чтобы ее подтвердить или опровергнуть, нужно лабораторное исследование. Но, главное, кажется, есть мотив. К сожалению, эти люди просто промелькнули на моем горизонте. Если бы у меня была возможность наблюдать за ними дольше, я был бы больше уверен в результате. Ты был в столовой? Он не пришел ведь на ужин. Так? О чем-то это говорит.

-Ясно. Где собираешься встречать новый год?

- В постели, - Штейн удивился неожиданному вопросу и на всякий случай добавил. - В своей. В прошлом году я попытался быть светским человеком. Мы вчетвером с однокашниками собирались встретиться и пойти курить кальян.

-Курить - ключевое слово! – поддел его доктор.

-Не цепляйся! Это было давно. Целый год тому назад. Но один товарищ нас покинул в последний момент. И как только квартет превратился в трио, и программа стала спешно изменяться в сторону упрощения, мне пришлось срочно выходить из предприятия. С обществом как-то не срастается у меня.

-Брат?

-Нет. С тех пор, как он решил стать дипломатом, он совершенно разучился общаться по-человечески. Меня бесит эта бабская манера добиваться своего окольными путями! Намеками, шпильками, многозначительными паузами. Хоть бы раз внятно сказал, что ему от меня надо. Ну, или уже вломил бы, что ли.

-Майк полагает, - доктор покосился на Штейна, - что у тебя разряд.

-Вот как? Очень смешно. Ладно, не будем его разочаровывать. Но я не буду с ним ни о чем разговаривать, пока он не вернет моих попугаев. Он их забрал, пока я лежал в больнице.

-Ну, кто-то ведь должен был за ними ухаживать.

-Должен. Но это совсем не Майк. А Кое-кто другой. И Кое-кто даже имел наглость мне заявить, что вернет их только после того, как я брошу курить. Каково! Неужели я буду сидеть за одним столом с малознакомыми людьми, которые сходу мне выставляют ультиматумы? Нет уж. Лучше я заведу крысу или паука-птицееда. Или кого-нибудь еще противнее. И тогда…

-Майк предполагал, что ты откажешься от предложения, - доктор вынул из пакета черную картонную коробку. - И поэтому передал тебе свой подарок.

Штейн вынул из коробки свернутый брючный ремень из толстой кожи. Взвесил в руке пряжку. Понюхал кожу. Намотал его на кулак, и затем, свернув вдвое, приблизил друг к другу и резко развел руки, произведя хлопок. В сумерках он не смог рассмотреть фирму и тиснение на пряжке. Но оценил ее тяжесть и прочность и, в общем, остался доволен. Свернув ремень и положив его в коробку, он вернул ее доктору, чтобы тот вновь положил ее в пакет.

-Теперь придется, - Штейн размышлял вслух, - подарить ему либо боксерские перчатки, либо рогатку, либо золотой Паркер.

-Почему? - удивился доктор.

-Ну, это элементарно. Это же Майк. Значит, без намека здесь не обошлось. Либо это - вызов, либо - последнее китайское предупреждение, либо он просто переживает за меня и решил вооружить самым настоящим средством самообороны. Главное - понять, что именно он имел в виду.

-А если он имел в виду все сразу, - рассмеялся доктор, - ты подаришь ему ЗРК?

-Пожалуй, придется!

-Ну, значит, вы друг друга стоите, - заключил доктор.

-Нет, - возразил Штейн, - имеются существенные различия. Например, если мне предлагают выпить за тех, кого с нами нет, я просто пью за них. А не достаю кассеты с хроникой падения этой несчастной стены и не насилую этим окружающих.

-Значит, приходи к нам. Ты же мечтал познакомиться с моими домашними.

В темноте доктор увидел, как сверкнули искры в его глазах. Сверкнули и тут же погасли.

-Спасибо. Но я не хочу мешаться под ногами или сидеть на обочине.

-Жаль, - сказал доктор. - Хочется встретить праздник с людьми, которые… Моя супруга уверена, что ты - литературный персонаж. Иногда я посвящаю ее в некоторые детали наших приключений. Как иначе объяснить свое периодическое отсутствие?

-Многообещающее начало! - мрачно заметил Штейн. - Значит, теперь все твои интрижки будут носить мое имя?

-Какие еще интрижки? - доктор опешил.

-Ну, ты же сам сказал на днях.

-Я?! Что я такого мог сказать?

-Цитирую: “альтернатива есть всегда”.

Доктор с полминуты пристально смотрел на Штейна, затем зашелся в беззвучном смехе.

-Мало ли что я сказал. Скажи, ну почему ты так цепляешься к моим словам и придаешь им такое значение? Да еще толкуешь их превратно?

Штейна немного озадачила реакция доктора.

-Это провокационный вопрос, - ответил он, немного помолчав. - Я не буду на него отвечать. Тем более, что ответ очевиден.

-Должен тебе сказать, - доктор вновь прервал молчание через какое-то время. - Майк навел справки. У твоего полковника был сын. Как ты. Даже, наверное, младше. Доброволец. Как видишь, не остался равнодушен к папиным речам. Совсем недавно он погиб во время обстрела.

-Когда?

-Ему должны были сообщить на прошлой неделе. Как видишь, твой первоначальный диагноз был самым правильным.

-Так что же ты молчал, п-паразит! - Штейн спрыгнул с качелей и засунув руки в карманы пальто, ссутулившись побрел куда-то вглубь парка.

Вскоре из темноты послышался нежный звон. Должно быть, о бордюр ударилась бутылка, которую в сердцах пнули. А, может быть, и большой кусок льда - хозпостройки, которые тут изредка встречались, были украшены толстыми сосульками.

Доктор достал из кармана телефон и быстро набросал сообщение:

-Нарколог - нужен. Помощь не предлагать!!! С замечаниями не лезть! Одного не оставлять!

-Вас понял. Спасибо! - тут же пришел ответ.

…

-Давай отпустим машину и поедем налегке на электричке, - предложил Штейн, когда все его вещи были уже уложены в дорожную сумку. А сам он стоял посередине номера в пальто и с лямкой кофра на плече.

-Неудобно, - пожал плечами доктор.

-В смысле? Самолетные сиденья, климат-контроль. Есть даже тамбур для велосипедов.

-Я не об этом.

Штейн подошел к окну и, прислонившись лбом к стеклу, посмотрел на сумеречный парк.

-Видишь ту большую ветку, а на ней сучок? Спорим, я попаду из воздушки отсюда?

-Где? - доктор подошел и приложив к стеклу ладони, взглянул на дерево. - Вряд ли. Далеко и ветер дует.

-Но в тире я попадаю! Ну, хорошо, в фонарь!

-У тебя нет воздушки. Тебе непременно нужно, чтобы все всегда было только по-твоему? Уступать хотя бы иногда - не входит в твои планы?

-Нитроцеллюлоза пользуется повышенным спросом, - ответил Штейн. - Конфликт, очевидно, затянется. Я не люблю, когда за мной шпионят. Точнее, это нормальное положение вещей. Но когда это делается так тупо, у меня формируется комплекс профессиональной неполноценности.

Доктор был немного смущен. Он не планировал провести вечер на Фестивальной аллее. У него были другие планы.

-Я не смогу просто молчать сорок минут, пока мы будем в пути. Кто знает, когда еще увидимся. Да и у тебя роль незавидная, честно говоря. Ну, неужели тебе не хочется поболтать без посторонних?

-Это в электричке-то? - доктор неуклюже сделал вид, что удивился.

-Ну, какие там посторонние! Просто люди. Им до нас дела нет.

Штейн долго и пристально смотрел на доктора. По его лицу пронеслось, как тень облака, какое-то едва заметное судорожное движение. Губы сжались на миг, а зрачки стали колючими и холодными.

-Так вот в чем дело! Со мной и говорить больше не о чем! Ну, хорошо. Передай ему мой пламенный привет и вот это.

Штейн положил к ногам доктора дорожную сумку.

-Бывай!

Схватив с полки свою смешную шапку, он выскочил в коридор и загрохотал ботинками по лестнице. Доктор что-то кричал вслед, но Штейн не остановился. Он решил отныне ни на что не надеяться. Пусть что угодно прилетит в спину: каштан, книга или даже нож. Он бы не удивился ничему.

Однако к первому же лестничному пролету ярость иссякла, сменившись апатией. Ну вот, теперь, когда все плохо, самое время попробовать поверить в лучшее. Как учат сертифицированные специалисты. Пусть даже этой вере суждено прожить всего пару минут!

Эпилог

В феврале Юрий Гриндин был задержан на границе с крупной партией немаркированных сигарет, которые он пытался вывезти в соседнюю республику. Насколько нам известно, в судебном разбирательстве по этому поводу не фигурировали факты, перечисленные Штейном в письме начальнику РОВД. Возможно, этот документ так и висит на электронной почте подразделения. Или пылится в канцелярии до первой комплексной проверки.

Полковник со временем поправился, но ушел в отставку по состоянию здоровья.

Единственное, о чем мы не можем сообщить, это. каким именно образом доктор добрался до Калининграда вечером 23 декабря.

История - дама капризная. Она предпочитает иметь дело только с документальными источниками. Все остальное - область домыслов и фантазий.

Калининград-Москва-Калининград,

2023-2024