Точка Грома 4

       Король Генрих откровенно любовался дочерью. Густые волосы, цвета ржаной соломы, завязанные узлом на макушке, лошадиным хвостом спадали на гибкую спину. Широко распахнутые серые глаза удивленно смотрели на окружающий мир, а вздёрнутый носик и тяжеловатый отцовский подбородок не портили общей картины. Синее, ушитое в талии платье, подчёркивало стройную фигуру. Поверх платья была накинута шерстяная туника, украшенная цветными лентами из домотканого полотна. Пара золотых пряжек, из крученых золотых проволочек, скрепляли ремешки туники на плечах.
       Генрих припомнил, что именно эти невинные безделушки, украшенные дивными фиолетовыми камнями, стоили приличного стада не менее достойных нюренбергских коров. Король задержал взгляд на бусах из сердолика с янтарём, а ещё – перстни, браслеты…
       Повернувшись к окну, Генрих заговорил. - Нравится вам или нет, но вы, ваше высочество, сегодня же отправитесь в Париж, в гости к свой дражайшей тетушке. Париж , конечно, дыра, каких свет не видывал, но тетка вам – не чужая, а я не могу, да и не хочу  таскать вас с собой. В конце концов, мы не на прогулку выехали… К тому же мы полагаем, что негоже девушке из приличной семьи сидеть в седле на мужской манер и вертеть своим высокородным задом перед двумя сотнями глаз швейцарских гвардейцев.
       ...Я тоже умею пинать королевские табуреты. Однако настоятельно рекомендую выбросить из своей прелестной головки всякие романтические бредни, иначе прикажу палками гнать с нашего достойного двора всех этих бездельников-менестрелей-трубадуров. У меня в отношении вас имеются определённые и далеко идущие планы, а этому проходимцу Монтгомери я найду занятие более достойное его капитанского звания и по далее от вашего высочества…
       Вернитесь! Сейчас же вернитесь, своенравная дочь!
       Король в сердцах плюнул на пол и бросился было вослед, но остановился и трижды хлопнул в ладоши. - Безотлагательно передать наше высочайшее повеление. "Не медля провести сборы и сегодня же отправить принцессу  в Париж! Охрану кортежа поручить дворцовой страже. Швейцарцев Монтгомери оставить при нашей персоне". – Продолжая почтительно кланяться, лукавый царедворец задом толкнул  дубовые двери и поспешил затеряться в бесконечных переходах кинасского дворца.
       Алиенора бежала по закрытому дворцовому переходу. Её лицо пылало от нестерпимого жара. «Кто? Кто посмел открыть отцу тайну её сердца»? Во время финального поединка на последнем рыцарском турнире капитан королевских телохранителей Габриель Монтгомери выбил из седла Эда Бургундского. Тупой наконечник турнирного копья размозжил череп сиятельного герцога, пробив позолоченное сетчатое забрало. С трудом сдерживая разгоряченного коня, Габриель подъехал к центральной трибуне. Отбросив обломок копья, он снял шлем и склонил голову перед принцессой. Пойманной птичкой затрепетало сердце юной девушки. Подоспевшие оруженосцы помогли рыцарю спешиться и подвели к императору.
       Хитрый Генрих уже прикидывал возможные выгоды от смерти беспокойного подданного. Он поздравил рыцаря с достойной победой и, лицемерно сожалея о понесённой утрате, распорядился королеву турнира не выбирать, ограничившись малым пиром.
       Затянутый пурпуром щит солнца ещё не успел провалиться за неровную линию горизонта, а колёса королевского обоза уже месили дорожную грязь. С первой звездой стали на ночлег. Повозки сдвинули в квадрат, внутри поставили шатёр для принцессы и палатку для фрейлин. Развели костры, и закапал мясной сок в вечно голодные языки пламени.
       Кривой клинок месяца чудом зацепился на чёрном шелке, густо затканном золотыми звёздами. Воспользовавшись суматохой, Алиенора незаметно выскользнула из лагеря. Ей захотелось вернуться в мир желаний, где нет ничего невозможного ибо творцом этого мира была она – Алиенора. Девушка дошла до ближайших кустов и легла на уже остывшую землю.
       - Своей кольчугой, мессир, вы совершенно испортили моё лучшее дорожное платье. – За нарочито капризным замечанием последовал кокетливый женский смех.
       Жаркая волна захлестнула Алиенору. По голосу она узнала Гормофлет, придворную даму лет тридцати, которую Алиенора считала древней старухой, способной разве что разносить многочисленные сплетни по дворцовым покоям. Для неё стало сущим открытием, что и в старости женщина не только хочет, но и может  быть желанна».