Летят утки. Часть 4. В поход за северной

   В поход за северной.
 
    Есть еще один вид утиной охоты – умудриться попасть на массовый пролет северной утки в конце октября или даже в начале ноября месяца. Но для этого необходимо главное условие – резкое усиление морозов на севере Европейской части страны. Если холода наступают постепенно, то и утки разных пород неспеша небольшими стаями, кочуют в южную сторону. Охотиться, конечно, можно, но добычливым этот период назвать нельзя. Птицы концентрируются на больших водоемах на чистой воде, а так как дни уже короткие, то на кормежку и назад они летят уже в полной темноте. Можно, конечно, привлечь прилетающую стаю поближе к береговым зарослям. Замаскировав лодку, выставив с полсотни чучел, чем больше, тем лучше, и вооружившись мощным манком, только не электронным, упаси бог, при определенном умении можно привлечь внимание стаи к вашим обманкам. В восьмидесятых годах мы с приятелем выписывали утиные манки посылторгом из Одессы. Они были такого качества, что тренироваться с ними в помещении было невозможно – уши закладывало, а вот на водоеме в самый раз. Редкая стая не меняла курс, желая посмотреть, чем же там так хорошо, что уже сидят столько сородичей и так призывно зазывают? Ну а тут мы их встречали в четыре ствола с патронами, заряженными самолитной дробью. Это я рассказываю к тому, что при известном опыте всегда можно найти свой способ охоты.
    Но вернусь к попытке попасть на пролет северной птицы. Наша дружная компания из пяти охотников, возглавляемая опытнейшим легашатником, то есть владельцем прекрасной суки породы дратхаар по кличке Басси, Андреем, решила поискать удачу в Заболотском охотхозяйстве на водоеме размером примерно десять на два километра – старые торфяные выработки. Добрались до поселка с названием Кубринск, нашли владельца трактора «Беларусь» с телегой, загрузились и поехали. Дорога шла вдоль старой узкоколейки, по которой когда-то вывозили торф и представляла собой стиральную доску, только если в настоящей доске выпуклости и впадины были миллиметров по десять, то у ее подобия – дороги, высота волны достигала, по крайней мере, метра три. Вот так по морям, по волнам мы, неспеша, отсчитывали метры десятикилометровой дистанции до будущего лагеря. Глядя на хмурое небо и чувствуя, что холодает, мы с азартом обсуждали будущую, конечно, удачную охоту. Но на какой-то очередной выемке мы с ужасом увидели, что дно телеги проваливается на грунт, и туда сыплются наши рюкзаки, ружья, у некоторых весьма недешевые, и собаки тоже. Повиснув на бортах, мы дружно издали такой пятиглоточный вопль, что от него остановился бы работающий тепловоз, а не то, что наш дряхлый трактор, который мгновенно замер. К счастью, ничто не пострадало, ни вещи, ни животные. Кое-как, прикрепив проволокой выпавшее днище, загрузили в телегу рюкзаки и пакеты с припасами, взяли ружья, свистнули собак, и пешком отправились к лагерю. Квартировать нам предстояло в старом вагончике-бытовке на колесах, который кто-то когда-то неизвестным способом доставил на берег водоема, но уровень воды поднялся, и он очутился в метрах двадцати от суши. Добраться до него можно было только в болотных сапогах, бредя по колено в воде по илистому дну. Все оборудование вагончика состояло из узких лавок по периметру и большого стола посредине. Но нас это не смущало, приходилось ночевать и в гораздо худших условиях, а здесь крыша над головой есть и достаточно.
   Отправили назад трактор со злополучной телегой с наказами обязательно приехать за нами на следующий день после обеда. Получив расплывчатый ответ «постараюсь», наскоро перекусив, рассредоточились по берегу в ожидании вечернего лета. Хотя ожидаемо похолодало, и у не захвативших перчатки прилично мерзли пальцы, лёта не было совершенно. Лишь одна безбашенная уточка на свой страх рискнула пролететь вдоль берега, но дружный залп из нескольких ружей мгновенно прекратил ее полет и жизнь. Готовить по темну из нее охотничий суп «шулюм» было поздно. Да и что там одна утка на пятерых здоровых мужиков, поэтому ужинали, чем бог послал, всухомятку. Перекусив, начали устраиваться на ночлег. Мне досталось «королевское» ложе – на столе. Знал бы я чем закончится этот жребий для меня, забился где-нибудь на лавке в уголке, и перекантовался бы до утра. А я обрадовался. Разлегся, как барин, развалился, завернулся в свой любимый спальник, и, здравствуй, Морфей. Но через пару часов «будильник Кашперовского» потребовал выхода на улицу. Когда я вернулся в вагончик, то обнаружил на своем законном месте целую свору из четырех собак. Своего кобеля я согнал без труда, попробовал бы он возразить, но попытка повторить это, же с остальными псами вызвала в ответ глухое, отнюдь не дружелюбное рычание. Мне не составило бы труда подавить эти попытки контрреволюции, но при этом пришлось бы разбудить мирно похрапывающих товарищей. Вот и пришлось до подъема довольствоваться краешком лавки, правда спальник я у этих наглых барбосов отвоевал, и, укрывшись им, не особенно замерз.
   Зато первым встал, согрел чайник и с трудом растолкал коллег, вставайте, мол, уток проспите. Позавтракали, разобрали амуницию, выбрались наружу и обозрели окрестности. Надо признать, с холодом мы угадали, на мелких лужах даже ледок образовался, а вот с утками… Горизонт был девственно чист. Ни одна птица не желала испытать нашу меткость и качество оружия. Мы даже чучела не стали расставлять, кого подманивать, разве только одиноких ворон, настороженно облетавших наш лагерь. Засунув деревенеющие кисти рук в рукава курток, мы заняли самые выгодные с охотничьей точки зрения места, и в течение двух часов упорно стерегли госпожу удачу. Но постепенно стало предельно ясно, что если где-то утки и летели, то мы с этой охотой явно пролетели.
   Смотреть на небо было бесполезно, и из всех органов чувств самым острым остался слух. Наши уши страстно желали услышать желанное стрекотание двигателя любимого трактора «Беларусь». Но только в районе четырнадцати часов сначала неясно, но потом все отчетливее стал, распознаваем звук приближающего агрегата. И вот он на поляне, с новой металлической телегой, излучающий тепло и запах сгоревшей солярки. К этому моменту мы были «на товсь», быстро покидали в телегу рюкзаки, загрузили собак, забрались сами, и «по морям, по волнам», скорее бы оказаться там, где стоят наши машины. Но матушка природа решила, что испытания холодом нам мало, поэтому, стоило нашему ковчегу тронуться, как пошел мелкий, нудный, холодный осенний дождь. Сначала намокла одежда, потом мерзкие, отнюдь не теплые, струйки потекли по спине, постепенно собираясь под пятой точкой в приличную лужу. Непередаваемое ощущение! Но все хорошее когда-нибудь кончается, добрались и мы до пункта назначения. Быстро переоделись в сухие запасные комплекты одежды, по кружке горячего чая из термоса, и по коням. А сто пятьдесят километров даже бешеной собачке не крюк.   Противники охоты и прочие дилетанты как заклинание твердят – вот, поехали, настреляли, наваляли.

       Александр Косульников  г. Москва. 06.05.2024