Мой прекрасный георгин

— Дюже мы соскучились, Толенька! – восклицала матушка, расцеловывая сына в обе пухлые розовые щеки. Анатолий Палыч стоял неловко согнувшись – мало того, что он был выше своей матери головы эдак на две с половинцей, так еще и в правой руке держал тяжелый чемодан, а в левой – сжимал насквозь мокрую кепку. Кепка была самая простая – белая, с черным козырьком. С нее медленно капала дождевая вода, разбавленная горячим мужицким потом – весь день на улице шел дождь и к тому же Толенька был весьма плотной комплекции – живот его дерзко выпирал из-под клетчатой рубашки, грозясь прорвать баррикаду из кожаного ремня и высоко натянутых брюк.
— Ну рассказывай! – маменька бодро засуетилась. Долгожданного гостя живо переодели в сухое белье – пушистый бархатный халат, толстые носки и тапки с помпончиками. Точь – в – точь, такие же как в детстве. Только теперь тапочки были аж сорок шестого размера.
Анатолий редко бывал у родителей. Сидя в мягком кресле, похлебывая смородиновый чай, он с ностальгией рассматривал свою детскую. Всё осталось как прежде – старые пожелтевшие обои с рисунком маленьких алых роз, скрипучая кровать, багровый ковер на стене, полки с толстыми томами энциклопедий, пыльные коробки со старыми пыльными игрушками, герань на окне, а из окна – вид в прелестный маленький палисадник, где как обычно в это время года цвели георгины. Он все смотрел и смотрел, и в голове вихрем проносились его детские и отроческие годы – вот он, юным школяром, бросает снежок в окно соседке, дабы спугнуть сидевшую по ту сторону кошку с круглыми желтыми глазами – и разбивает его… Вот новогодний карнавал – и он разодетый в галстук и костюм, краснея, приглашает девочку в свой первый танец… Вот долгие вечера с книжками и последний день в школе – золотой медалист, мама радуется и хлопает, хлопает, не жалея ладони…
Мама…
Анатолий хлебнул чая и прикрыл глаза. Совсем взрослый мужчина. Тридцати с хвостиком от роду… Высокий, широкоплечий, на сытной должности и хорошем счету. И почему он так редко приезжает сюда, в отчий дом?.. Так спокойно и мирно. За окном темнеет, вновь накрапывает дождь, робко покачиваются георгины на осеннем ветру…
— Расскажи же, Толенька, - мамочка сидит на кровати напротив, с лаской ловит каждый вздох сына, - Как там в городе? Как работа? Хватает ли денюжек?
Анатолий пускается в пространственные размышления о судьбе-злодейке, грубых начальниках, глупых коллегах, о ценах на продукты и бензин, о возросшей коммуналке и о собрании жильцов, что хотят установить видеокамеры в подъезде, а он не хочет… Много ещё чего и всего… Наконец он умолкает, совершенно обессиленный. Мама улыбается в полутьме осени и лишь свет лампочки с кухни освещает её хрупкую фигуру.
Вдруг лицо Анатолия Палыча напрягается, будто бы он вспомнил что-то совершенно ужасное. Пухлые щеки розовеют – благо сейчас этого не видно, брови сходятся на переносице, и он цедит:
— У меня появилась девушка…
За окном зашумел резкий порыв ветра. Молчание в комнате становится гнетущим, Анатолий Палыч, стиснув зубы, слышит тиканье часов с кухни и эти мерные четкие звуки с каждым ударом, все больше накаляют обстановку. Мама молчит, а вместе с ее молчанием растет напряжение и нервно чешутся щеки, и так усиливается детское желание погрызть ногти… Анатолий Палыч стискивает ладони в кулак – перед его взором проносятся воспоминания и кажется он начинает понимать, почему он…
— Это неожиданно… Совершенно неожиданно… - матушкин голос становится сиплым и скомканным. Она хлюпает носом – внезапно появившиеся слезы непрерывной рекой стекают на острый подбородок, вниз на морщинистую тонкую шею.
— Катя её зовут… - Анатолий холодеет и понимает – опять.
— Катя… - совершенно убито повторяет мама и начинает деревянно падать вбок.
Анатолий Палыч подпрыгивает с кресла, делает прыжок, но уже поздно. Матушка в совершенном обмороке лежит на скрипучей кровати, а за окном нещадно хлещет дождь по осиротелым георгинам. Дальше всё по стандарту – нашатырь, бледные губы, шепот – «Прощай сынок», звонок в скорую, звонок отцу, что как обычно пропадает на вахте, хмурый знакомый фельдшер, укол, наставления о покое и витаминах, чувство вины… Проклятая Катька! И угораздило же с ней познакомится!
Мама лежит под толстым одеялом, седые волосы растрёпаны по подушке – не то лихорадка, не то смертельный холод…
Анатолий Палыч печально смотрит на нераскрытый чемодан в прихожей – чемодан смотрит на него. И в воздухе висит вопрос – бросить всё это ностальгически осторчертелое и уехать к проклятой Катьке с ее низким смехом и мягкими грудями… или остаться и как порядочный человек ухаживать за слегшей матерью… Ночь провести у постели с тонометром и таблетками, утром нарезать любимых георгинов, принести – мама улыбнется, он вновь пообещает не связываться с легкомысленными особами, ведь всем «им» нужны только его деньги, квартира и продвижение в его компании… А его прекрасные голубые глаза, острый ум и милые розовые щеки оценит лишь родная мать, лишь мать, которая его любит и желает ему самого лучшего…
Мирно тикают часы, спят пыльные фолианты энциклопедий, шумит дождь. Анатолий Палыч берет чемодан и на цыпочках, нервно сглатывая, согнувшись приближается к двери… В доме совершенно темно и лишь горестные материнские вздохи доносятся откуда-то оттуда – из бездны одной из комнат. Анатолий Палыч натягивает на свою лысину белую кепку с черным козырьком и выскальзывает на свободу. Скользкие ступени крыльца, мокрая трава, пушистые холодные георгины… Анатолий Палыч на ощупь срывает пару цветков, совершенно не видя их, лишь ощущая проволокообразные стебли…
Впереди ночь, поезд, шумный город… Город, а в нем проклятая Катька с её низким смехом и мягкими грудями… Анатолий Палыч сжимает хлипкий букетик георгинов и чемодан в одной руке, другой же расплачивается за билет… И тут… И тут вспоминает, почему он так редко приезжает к родителям.
Рассказ для конкурса "Избы.."