Завещание -7

  За окном выл ветер. На город опускался вечер, бросал багровые языки заката из-за набежавших фиолетовых туч. Алексей как раз стоял сейчас у окна маленькой комнаты, которая служила спальней в квартире Шаховых, и наблюдал, как атмосферный вихрь, напоминавший шторм на море, прилетевший сюда откуда-то из Скандинавии, гонял по улицам вместе с капельками начинающегося дождя запоздавших прохожих по тротуарам, сметал остатки мусора из подворотен, вздымал по дорогам крутящуюся в спиральном кольце пыль. За спиной лежала на диване и вздыхала бледная и осунувшаяся жена профессора. Он сегодня остался с ней по просьбе Ефима Сергеевича, который сам пришёл к нему под вечер вчера в общежитие, пока дома не было Жорки, и попросил его:
- Алёша, я уезжаю на конференцию в Тарусу на два дня... Очень прошу тебя, побудь с Изольдой, плохо ей что-то. Лежит уже который день, а кого-то просись постороннего в её то положении, сам понимаешь... Будь другом, не откажи!
  Егоров не отказал и в этот раз. Он испытывал к Изольде жалость. Он понимал, что несмотря ни на что, нужно во всех обстоятельствах оставаться человеком. И вот сейчас, она лежала на высоких подушках под тонким пледом с приоткрытыми глазами, с впалыми посиневшими щеками и губами, смотрела на потолок и глотала слёзы.
- Они сами текут, Алёша, я не виновата, - проговорила она, отвечая на его вопросительный взгляд. - Это пройдёт, просто я ослабела чуть-чуть... Сядь ко мне! - она подвинулась на кровати, освобождая место для Алексея.
Он с глубоким вздохом, подошёл к ней и присел рядом. Поднёс к её воспалённым глазам носовой платочек, осторожно прижал его к ним и её впалым щекам. Потом провёл рукой по лбу, убирая повыше непослушную тёмную прядь волос. Женщина взглянула на него с благодарностью.
- Ты понимаешь, что этой беременностью ты убиваешь себя? - тихо спросил Егоров. - Точнее - муж твой тебя убивает. А я себя чувствую, как последний идиот!.. Ведь и я виноват, получается...
- Зачем ты так говоришь? Зачем винишь себя в том, в чём нет твоей вины нисколько? - она напряглась и поджала губы. - Это моя природа такова, при чём здесь ты?
- Но ведь он же знал, твой муж, об этой природе! - Алексей с негодованием вспомнил лицо профессора. - Ты можешь после родов остаться инвалидом, и тогда будет тяжело, да ещё в таком-то возрасте, воспитывать ребёнка, - безжалостно произнёс он, окидывая женщину беспокойным взглядом. - И он уже сам старик... Но, я не подлец какой-нибудь, я понимаю всё... Буду помогать и не брошу своё дитя. Пусть по обстоятельствам от меня не зависящим, но уж раз так вышло... Что, тебе плохо совсем?
  Он с испугом наклонился к её лицу, женщина приподнялась на локтях и задрожала. Сердце её колотилось с бешеной силой и молотом отдавало в висках, а теперь ещё и судорогой свело ноги.
- Нет, ничего, - с дрожью в голосе произнесла она. - Дай мне попить!..
  Он кинулся к столу и налил из графина воды в высокий стакан.
- Я вызову врача из поликлиники, - Егоров дал воды Изольде, а сам вышел в коридор к телефону.

  Лечащий врач Шаховых пришёл быстро на вызов. Он прошёл в комнату к лежавшей в кровати Изольде Викторовне, осмотрел её, пока Алексей был в кухне и заваривал по просьбе жены профессора ароматный чай. Когда вернулся с чашкой на подносе, врач уже сидел за столом и делал свои записи в медкарту.
- Молодой человек, вы кем будете профессору, родственником? - поинтересовался пожилой врач, поправляя очки на носу.
- Можно сказать и так, - ответил Алексей и залился румянцем.
- Середина беременности, - произнёс врач, - самый опасный период. А при её нездоровом сердце могут быть всякие неожиданности. Поэтому, когда приедет домой её муж, вы ему скажите, что лучше отправить Изольду Викторовну на сохранение перед родами. Будет так надёжнее и ему спокойнее. И я бы посоветовал сделать это, как можно скорее.
- А, что нам делать сейчас? - Егоров явно волновался.
- Я выписал тут некоторые лекарства, капли в основном для сердца. Но вы понимаете, что сейчас применять более сильные лекарства нельзя, они могут повредить здоровью плода... Вот поэтому я настаиваю на её госпитализации.
- Я не могу решить без мужа, - подала голос из своей комнаты Изольда.
- Вот-вот, я и говорю, что ваш муж настоящий тиран! - сверкнул очками врач. - Я ещё в прошлый приход сюда говорил вам обоим о всех последствиях такого неразумного поступка с вашей стороны. Милочка, вам уже скоро сорок лет, сердечница, слаба здоровьем, а тут... Впрочем, я не вмешиваюсь. Но вам, молодой человек, свою просьбу напоминаю!
  Врач поднялся, нервно одёрнул плечами, гневно взглянул на Егорова и вышел.
Алексей взял со стола рецепты, только что оставленные доктором, оделся и ушёл в аптеку.
  Он брёл от остановки по этому неистовому ветру, принесшему прохладу и свежесть в одной тонкой белой рубашке. Волосы трепались и свешивались на глаза густой чёлкой, мысли были так же разбросаны в голове, как и шевелюра от ветра. Он зашагал через площадь, а потом пройдя немного по тротуару, вошёл в здание аптеки... Вышел он оттуда с большим бумажным пакетом в руках и остановился у круглой театральной афиши. Бесцельно прочитал программку и оглянулся на высокий бордюр у метро Арбатская. Вот так же стояли они у такого же бордюра, только на Ленинских горах совсем недавно с Женькой, смотрели на подсвеченный в вечерних сумерках Университет имени Ломоносова и разговаривали о важных для Алексея вещах.
- Алёша, ты видел на войне многое, - говорил ему Султанов и эти слова теперь не отпускали и врезались в память на долго, они звучали теперь здесь, рядом, его слова, - но твоя душа в отличие от моей, осталась живой. Это моя задеревенела, я уже не могу ничего тонко чувствовать и ощущать. Мне кажутся все наши сегодняшние проблемы, мелкими, будничными и незначительными. А ты остался прежним, Алёша, тонким, чувствующим, нежным, любящим созданием. Душа твоя выжила в том аду, и продолжает жить, любить, надеется на лучшее, она что-то хочет, чего-то ищет... И вот поэтому тебе тяжело справиться с самим собой. Одолеть себя нужно в первую очередь, а не обстоятельства. Себя преодолеть, Алёша!.. Ты переступил ту грань, за которой, как тебе казалось, ты всю жизнь будешь непогрешимым, честным, отзывчивым, умным, наконец... Ты полюбил девушку, но сам для себя создал препятствие на пути к вашему общему счастью. Значит, нужно теперь переступить ещё раз через себя, но только уже в другую сторону...
  Егоров вздохнул и подставил лицо прохладному ветру:
- Если бы знать ещё, где эта другая сторона?!

  Время ускоряло свой бег. Лето было в самом разгаре. Света с самого утра ходила на залив и смотрела, как солнце встаёт из низких, размытых дальним маревом облаков. Как молочная прибрежная пена из накативших волн, облизывает морской песчаный берег. И вот в это свежее утро она сидела на прохладном камне и смотрела, как утлая лодчонка местного рыбака качается на неспешных волнах, упираясь носом в шуршащую гальку. Мама подошла тихо и неожиданно, встала над ней, заслоняя своей тенью солнце и, наклонившись к дочери, спросила:
- Всё молчишь? Вторую неделю после приезда молчишь и вздыхаешь. Только два слова мне и сказала, как приехала - здравствуй мама!.. И тишина.
  Светлана подняла на неё глаза и снова промолчала.
- Сейчас дядя Боря отвезёт нас по морю в Ейск к тёть Глаше, поедешь? Может быть там разговоришься? - мама присела возле дочери на тёплый песок. - Он туда по делу едет на два дня, по работе, ну и нас захватит с тобой, и обратно через день привезёт... Надо Глафире нашей, свекровушке моей помочь. А то перед самым твоим приездом тут ветра сильные были и нагонной волной их в Нахаловке подтопило, так надо помочь там в доме прибраться, а то уж скоро ей восемьдесят исполнится, а помощи никакой. Всё одна и одна!
- Внуки есть, аж трое ребят, - тихо произнесла Света. - Что же они-то?
- Дождёшься их, как же!.. Ну, поедешь? - и она потрясла в руке хозяйственной сумкой с вещами, которые собрала им с дочкой в дорогу.
- Хорошо, поедем, - Света неохотно поднялась и пошла за матерью к бетонному пирсу, откуда сосед Борис всё время уходил на лодке в Ейск через залив.

  Баба Глаша была несказанно рада приехавшим гостям. Её звала Светлана по привычке - тётей, потому как бабой, не поворачивался язык так называть эту полную сил и здоровья, цветущую женщину.
- Да я же бабка тебе, что ты меня всё тёткой-то кличешь?! - возмущалась Глафира, но смотрела на внучку приветливо и с добринками в глазах.
  Они убрались во дворе, вымыли скаты под навесами от ила, что пригнала большая волна, поправили плети винограда, немного опахали сохранившиеся чудом помидоры и занялись плетями огурцов в поломанном парнике.
- Да, не хай - туды их в коромысло! - всплеснула руками Глафира. - Всё равно погибли, чего теперь-то?! Пошли лучше отобедаем, я приготовила селёдку свою слабосолёную, загляденье... Ты, почитай, в Москве-то про такую и забыла, поди?
  Света улыбнулась и пошла за бабушкой в дом.
- Слышь, Лизавета, чего это она у тебя всю дорогу молчит, как немая? - сидя за столом на веранде, спрашивала Глафира. - Давайте поговорим, давно уж не видались, аж с прошлой осени, как ты Лиза, ко мне приезжала со своим новым хахалем. А вот как звать, забыла...
- Савелий, - без стеснения ответила та.
- Савушка, значит? - переспросила Глафира.
- Значит так...
- И на долго он задержался у тебя? - она с ухмылкой оглядела Елизавету Юрьевну и поцокала языком.
- Куда там, на долго!.. Это в мои-то годы, да надолго? - она вытащила из-под толстой сельди себе кусок поменьше и положила на тарелку. - Вон, теперь за ними дело, за молодыми... Влюбилась, должно быть, потому и молчит.
  У Светланы вспыхнул румянец на лице и обе женщины сразу поняли, что предположение мамы попало в точку.
- Ну, давай, колись подруга, что у тебя там в Москве приключилось? - Глафира весело сверкала глазами на внучку.
- Потом, как-нибудь, - Света поперхнулась словами.
- Чего "потомкаешь-то"? Чай мы тут не чужие собрались! - обиделась бабушка.
- Мне как-то неловко об этом даже говорить, вам настроение портить. Всё уже ясно, а я чего-то ещё переживаю... Ну, уж такая уродилась, извините! - Света посмотрела вдаль на видневшийся с терраски залив и грустно улыбнулась.
- Мы слушаем тебя, Светлана! - твёрдым голосом сказала мама и на это уже было трудно возразить.
  Светлана пожевала кусок хлеба, отпила немного виноградного сока и тихо начала свою неторопливую речь:
- Познакомилась осенью с хорошим парнем, он в Москву приехал из Краснодара поступать в школу милиции. Почти наш земляк... Немного повстречались, симпатия между нами возникла, а потом... Он влюбился во взрослую женщину, в жену нашего преподавателя по литературе. Он там у них дома работал по описи коллекции, но это не важно... В общем сразу после нового года он приходил к нам с Эвой, мы хорошо поговорили, попили чайку и договорились о встрече, но... Уже через день, когда я уехала на экскурсию в Тулу, Алёша пришёл к Эве в комнату чтобы попрощаться... он уезжал срочно в Краснодар, но потом... Он не уехал, а пришёл ко мне в институт. Пришёл, в глазах такая жуткая боль и тоска, что я испугалась, а объяснить мне ничего не смог... Потом позвонил, и сказал, что не будет со мной больше встречаться. Теперь ходят слухи, что он сошёлся с женой профессора. Она моложе мужа, красивая женщина, увлеклась и его соблазнила... Бывает же!.. Я нет, я ничего... Просто отчего-то его всё время вспоминаю, и везде он мне мерещиться, прямо на яву... Смотрю сейчас на закат... и его вижу! - у Светы блеснули в глазах внезапно выступившие слезинки. - Он красивый парень и я не могу претендовать на исключительность. Ну, встретились, погуляли вместе, даже толком не поцеловались ни разу... А я, отчего-то не могу его забыть. Дура, правда? - она зажмурилась и отвернулась от стола.
- Ну, в подробности не вдаваясь, я всё поняла, - сказала мама, прихлопнув по столу ладонью. - Значит, ты хочешь сказать, что этот красавчик променял тебя, такую молоденькую обаяшку на сорокалетнюю старушку? Так что ли? И, где тогда его глаза? Никогда в такое не поверю!.. Как хочешь, а здесь что-то не так!
- Ну, ежели он такую себе избрал возрастную, значится по нужде, не иначе, - отпивая из блюдца чай с молоком, говорила бабушка Глафира.
- А по какой нужде твой сынок меня тогда в пятнадцать-то лет на сеновал уволок? - выпалила с издёвкой в голосе, Елизавета Юрьевна.
- Тогда нужда у тебя была... Голод был, и мой Иван воспользовался, а теперь, какая у молодёжи нужда? - не отрываясь от чашки, отвечала бабуля. - Ты свою доченьку в семнадцать родила уже, а на него, моего Ивашку, не претендовала, потому как у него законная жена имелась, да ещё и хворая к тому же. Я за то тебе, Лиза, всю жизнь благодарная.
- Это самое последнее дело и самая низкая подлость, уводить из семьи мужа или жену, - произнесла Светкина мама, - ничего подлее не может быть, как лишить семью тепла и радости из-за мимолётной прихоти своей, или ещё хуже, отбить у подруги мужа или жениха. Чудовищно это!.. И ты, Светка, никогда не смей брать чужое, если не твоё, то и не зарься!.. Ну, и своего не отдавай!.. Давай ещё раз и по порядку! - приказала Елизавета Юрьевна и бабушка ей поддакнула.

  Профессор как и обещал, вернулся через два дня с конференции. Он весело вошёл в комнату к жене даже не успев раздеться, у порога что-то стал смешное рассказывать Алексею, будто своему любимому племяннику или приятелю, потом так же шумно сел за стол ужинать, не сомневаясь ни сколько, что его общество было приятно обоим - его жене и Егорову.
  Алёшка передал наставления лечащего врача, насчёт стационара, куда рекомендовано было положить Шахову, отдал рецепты, написал номер аптеки на всякий случай, и постарался побыстрее откланяться.

  Он бежал по улице, а потом заскочил в метро. Сделал это не осознанно, на каких-то внутренних инстинктах и переживаниях. Добрался до Курского вокзала и свернул в тоннель к выходу на улицу Казакова.
Он долго топтался у входа в женское общежитие с семейным сектором на первом этаже. Так долго, что вышедшая подышать на улицу вахтёрша, узнала его и пригласила войти.
- Любовь твоя уехала к матери погостить на каникулы, - весело проговорила она, стоя на первом этаже, - а вторая её соседка тут, не поехала никуда. Да и с дитём-то немного наездишься... Пройди к ней, там она, в комнате... Ступай, а то вижу, что не в себе. Обидел кто, или нужда какая? - спросила она с участием, заглядывая ему в глаза.
- Нет-нет, спасибо вам, я поднимусь...
  Он быстро забежал на третий этаж и постучал к Эве в комнату. За дверью повозились немного и зашаркали домашними тапочками. Эва возникла на пороге в расстёгнутом халатике, из-под которого торчала ночная рубашка. Она была несколько удивлена его визиту, отступила в сторону пропуская Егорова вперёд и застёгиваясь на ходу, чуть смутившись.
- Спали мы с сынком... Всю ночь не спал ребёнок, плакал, а теперь вот уснул, ну и я с ним прикорнула, - она улыбнулась тёплой улыбкой и пригласила Алексея сеть к столу. - Света в отъезде... Ты знал?
- Да, знал. Она с моим другом уехала, они попутчиками оказались, вот и поехали вместе. Он уже мне отзвонился, как добрался.
- С Женей?
- Да, - ответил Егоров. - Ты прости, что пришёл без спросу, не могу я, тянет сюда к вам, хоть с кем-то из её друзей поговорить и увидится... Будто бы и она тут рядом с нами, - Алёшка закусил губы и замотал головой от напряжения.
- Не хочу лезть в ваши дела, - Эва откашлялась, - но тебе расскажу, как Света отреагировала на ваш последний разговор... Она билась в истерике там, в душевой, от невозможности что-либо объяснить самой себе или понять причину твоего поступка, мы её еле успокоили с девчатами, а потом... не спала всю ночь и упала под утро в обморок... Что же это вы наделали такое, ребята? Зачем так всё?! В чём она виновата перед тобой, Алексей?
- Не она... я виноват! А теперь поздно уже что-то исправить, - он опустил лицо в ладони и просидел так несколько минут. - Я побуду у тебя, Эва, можно, ещё хоть немного. Опостылело мне всё, на душе очень тяжко... - Алёшка всхлипнул при этом, Эва с недоумением смотрела на него, а потом ей стало жаль этого чернявого, высокого парня. Она не могла ещё понять всего до конца, но чувствовала своим женским сердцем, что не спроста все эти разговоры в институте, и виновником считала отчего-то самого профессора Шахова. Хоть и уважала она этого человека, но знала, что все неприятности у Егорова и Светланы именно по его воле, и Алексей тут как пешка в чужой и хитрой игре.

  Снова наступил сентябрь, дни стали короче, ночи холоднее. Вернулись с каникул студенты и школьники, аспиранты и преподаватели. Москва снова забурлила и ожила своими повседневными заботами, закипела театральная жизнь, пошли по тротуарам и площадям пешие экскурсии по памятным и историческим местам этого величественного и красивого города.
  Антонина поступила на педагогические курсы при втором училище, ей 3-го сентября исполнилось восемнадцать лет. С Жоркой они решили подать заявку в ЗАГС, как только им дадут комнату в семейном общежитии.
- Нам комнату в Люблино обещали дать, на Ставропольской улице, уже ездили туда смотрели, - хвалилась она брату, когда зашла к нему в общагу в первый же выходной. - Жорик написал заявление у себя на работе, вот они там и подсуетились, как только узнали, что у него скоро будет своя семья. Комната ещё не освободилась, мужчина из неё собирается выезжать к ноябрю. Вот мы и займём её, а как только переедем, так заявление и подадим. Одобряешь?
- Сперва заявление подайте, а то и занять не дадут. Там по факту, есть заявление, дают жильё, а нет...
- Да-да, мы это уже поняли, но как только понятки будут с комнатой, так мы тут же и в ЗАГС. А как у тебя-то дела, у Шаховой? - она подсела ближе к брату и пока не пришёл с работы Жорка, решила поговорить с ним обстоятельно.

  На второй день после разговора с Алексеем, Тоня дождалась Шахова у дома после четвёртой пары в институте. Она прошла за ним в квартиру, представившись сперва. Но Ефиму Сергеевичу уже было известно про неё от Алексея, он видел однажды эту девушку с ним и нисколько не удивился, увидев её у своего дома.
  Антонина прошла в зал, по деловому опустилась на мягкий диван, расправила своё тонкое синее пальто на коленях и внимательным, серьёзным взглядом посмотрела на профессора:
- Ефим Сергеевич, я всё знаю! - начала она. - Я не буду долго занимать у вас время, вы занятой человек и оно вам дорого, а предложу следующее... Алёша сильно переживает из-за всего случившегося, а теперь вот ваша жена лежит в больнице который уже месяц. И вы не слишком молоды, чтобы всерьёз заниматься малышом. Когда ребёночек родится, отдайте его нам, мы с Алёшей воспитаем, не сомневайтесь, не хуже чем в профессорском доме.
  Шахов от удивления поднял брови и расширил глаза, глядя в упор на эту упрямую и упёртую девицу. Но она говорила уверенно, без издёвок и издевательств, в искренность её слов невозможно было не поверить.
- Я слушаю вас, дальше, - поторопил он.
- Вот я и говорю, чтобы ребёнка вы нам отдали, вам самим будет тяжело его воспитывать. А я буду профессиональным воспитателем скоро, пошла уже на курсы при втором училище и практика начнётся со дня на день в детском садике. Сперва там со мной будет, а потом и в школу пойдёт. Что так смотрите, не верите, что хорошо воспитаем? Если нет - то тогда я согласна к вам приходить в качестве няни для малыша, пока ваша жена хворает. Ей одной не справиться. А я всё же не чужая, всё своя, тётка получается, вашему малышке, не обижу. Я детей люблю, скоро сама выхожу замуж. Так что тут всё серьёзно! - она ещё раз внимательно, но уже осторожным взглядом оглядела профессора.
- Я подумаю над вашим предложением... Как вас, Тоня зовут?
- Да, Антонина, - гордо ответила девушка.
- Хотя, чего здесь думать? Всё верно, нам одним не справиться с ребёнком, потому как я слишком буду занят своими новыми работами, благо, я полагаю, теперь мне никто не будет мешать осуществить мои давние планы, и я очень рад, что именно вы предложили нам свои услуги няни... Я согласен! Но, как на это всё посмотрит Алексей? У нас с ним возникли некоторые разногласия и я боюсь, что он меня возненавидит. Да ещё и скажет, что я вас впутываю в нашу историю, о которой, должно быть, вы хорошо осведомлены.
- Возненавидит или нет, это его мужское дело, а я так не могу, дитё будет моим племянником или племянницей, а я будущая женщина и не смогу мимо этого пройти со спокойной душой, не получиться. Особенно когда знаю, что помощь моя нужна, и что чужие люди могут моё законное место занять... Вы няню всё-равно возьмёте в помощь супруге, а я всё же своя, не подведу и ребёночка любить всегда буду! - она была проста и искренна в своих словах. У Шахова даже не возникло задней мысли начёт Тони. Ну и девушка внутри себя была тоже честна, хотя и строила небольшой расчёт на этом деле. Ей нужна была подработка, пока учиться и имеет маленькую стипендию. Рекомендаций у неё ещё не было, а тут своя семья и они не откажут, заплатят немного. Но теперь, придя к профессору домой, она уже не думала ни о каких деньгах, видя сидящего в кресле пожилого человека с затравленным взглядом. Она поняла, что будет сидеть с этим малышом и без денег, только бы они не отвергли её предложение и дали пообщаться с ребёнком.
Шахов был настроен дружелюбно, он понимал всю свою ответственность перед Егоровым и его сестрой, и поэтому не спешил с ответом, но очень был благодарен Антонине и пригласил её зайти к ним ещё раз сразу после родов, которые будут предположительно на второй неделе ноября.

  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.