Золотые драконы судьбы. Четвертый эпизод

Пока - черновик.

Безымянный раб-сыщик  мрачно смотрел на рыночную толпу. Которые сутки он выходил на охоту, и все было безрезультатно. Добыча не хотела идти в расставленные сети. Ему дали срок, этот срок подходил к концу, а результата не было. Старший небрат вчера намекнул, что если он опять явится без результата, его опять вздернут на дыбе и будут полосовать бичами. На спине еще только затянулась молодой розовой кожицей прежние побои, а теперь кожу вновь будут рассекать. Будет больно, он будет плакать и кричать. Почему его тогда не убили, почему он тогда не бросился на нож, а теперь боль, боль и боль. Как случилось, что он, гордый отпрыск именитого Драконьего Гнезда, стал рабом у этих мерзких людишек.
Ему с детства внушали, что Драконы – высшие существа, а место людишек – быть кормовым скотом для них и выполнять за драконов всю грязную работу. Раньше он смеялся над ними, с такими же, как и он, молодыми повесами, в вечерние часы гонялся за людишками по безлюдным трактам и дорогам, а если попадались молодицы, то вволю баловались с ними. Людишки подло и исподтишка мстили. Правда, старые Драконы осуждали молодых повес и говорили, что не приведут к добру их развлечения с людишками. Он, бывший вожаком стаи молодых повес, когда их вызывали на совет, всегда держался гордо и надменно и на претензии отвечал, что мировой порядок создал Великих Драконов и их обслугу и кормовую базу – людишек, вы нас этому сами учили, поэтому нельзя от нас требовать, чтобы распростились со своими священными правами и стали уважать каких-то людишек. Их девки должны почитать за честь, если Молодой Дракон сорвет с нее покров невинности, а почтенной матроне, имеющей детей, добавит еще одного. Выкормит, никуда не денется. Хоть людское племя и плодовитое, но им надо помогать рожать новых слуг и рабов. Слуги и рабы с толикой драконьей крови еще усерднее служат Драконам, не за страх, а за совесть и еще усерднее, чем сами поганые людишки.
В погоне за славными развлечениями с людишками он как-то не заметил неожиданное появление Тайной стражи, которая смогла в один миг скрутить и уничтожить – выжечь каленым железом не одно Гнездо Драконов. Его гнезду – Королевских Золотых Драконов - повезло (или не повезло, как считать). Тайная стража на них обрушилась самой последней, и практически выжгла сразу все драконье гнездо. Он до сих пор не может переносить запаха жареного мяса, крики заживо сжигаемых молодых дракончиков до их пор стоят в его ушах. Он и еще несколько молодых Драконов, когда их Род был окружен, не стали биться до последнего, это было бесполезно, и старшие приказали им бежать, чтобы сохранить хотя бы остатки Драконов, и они бросились в бега, но подлые людишки были явно расторопнее, они раскинули сети и задержали всех, от мала до велика, а потом предали, как говорили,, очистительному огню.
На шеи самих крепких набросили шелковые нити, что как известно, стоит соединить их концы, становятся прочнее железа и больше их никогда невозможно снять. Их всех рассадили по фургонам и после того, как костры прогорели, повезли в город. Но в одном месте, на переправе через малую речушку под колесо фургона попал камень. Колесо слетело с оси, фургон покосился набок, толстые жерди не выдержали, треснули, и в щель упало несколько молодых драконов, что бросились бежать по ручью. Впереди, как ни странно, бежала его родственница, красавица Иль, он следом, а за ними – еще пара-тройка. Он не считал, было некогда. Стражники погнались за ними, но не успевали, и тогда стали стрелять из арбалетов. Те, что бежали сзади, оказались подстреленными. Остался только он и Иль. Ему не повезло, его нога попала в рытвину, он упал и захлебнулся в воде, а Иль, сучка, не остановилась и не помогла ему, а побежала дальше. Итог – Иль спаслась, а его догнали и так и избили, что он потерял сознание,  когда пришел в себя, опять избили, и он вновь потерял сознание. В городе он очутился в тюрьме. Его заковали в кандалы и бросили в одиночную камеру. Там его продержали без еды несколько дней, влагу он слизывал со стен.  Побои не сломили его, драконий дух не укротить и он постоянно придумывал один за другим фантастические планы побега из тюрьмы. Побег из тюрьмы за те дни, пока его не трогали, стал навязчивой идеей, и ему даже стали сниться пугающие в своей ясности сны, как он выбирается из тюрьмы, оказывается на свободе и бежит, бежит, бежит. Только пробуждение было горестным отрезвлением, те влажные стены, охапка прелой соломы, звенящие от любого движения кандалы на ногах. Еще постоянный мышиный писк. Голод давал о себе знать, и однажды, чувствуя, что сойдет с ума от голода, он поймал мышь и, давясь, проглотил её. Он думал, что его вырвет, ведь в драконьей ипостаси он мог безболезненно рвать и глотать куски теплого мяса жертвы вместе с шерстью, а в человеческом виде предпочитал приготовленную по человеческим правилам пищу. Он прислушался к ощущениям своего желудка, не вырвет ли его, но желудок довольно заурчал, а по телу прошла теплая волна от пищи. Он поймал еще одну мышку и проглотил её, и желудок вновь довольно заурчал,  требуя еще, но он поосторожничал,  боясь, что его все-таки вырвет. Первый раз он уснул не голодным, и приснился удивительный сон, как он вместе друзьями-драконами, таким же повесами, как он, уже теплой компанией пришли в таверну, небрежно бросили деньги на стол, и им тут же накрыли стол, ломящийся от явств, подали кувшины молодого вина, а когда они наелись-напились,  послали за девками. Вместе с девками они поднялись на второй этаж таверны, где тут же задрали девкам подолы, повалили на спину, те тут же задрали ноги, готовые к совокуплению. Он, на правах вожака стаи,  выбрал самую красивую, похожую на Иль, и только вошел в её сладкую плоть, как удар по плечам ожог его. Он вскинулся в гневе, девка пискнула и исчезла, и он с ужасом осознал, что не было не таверны, не явств и пиршеств, ни красивой девки под ним, а охапка гнилой соломы, которую он собирался употребить вместо девки.
- Вставай, скотина, - сказал невидимый, и вновь его плечи обожгла плетка.
Он рыкнул, перевернулся на спину и ногами достал невидимого, тот упал, но, оказывается, он был не один, к нему подскочили еще две плохо различимые в свете факела фигуры и стали охаживать по различным частям тела. Он закрыл лицо руками, чтобы его рассекли. Его подняли под мышки, выволокли из камеры, и, осыпая тумаками, поволокли по коридорам тюрьмы. Он запомнил лязг решеток, лестницы, по которым его тащили, и, наконец, притащи в какое-то помещение, где бросили на пол мордой вниз. Раздались чьи-то уверенные шаги, чей-то уверенный голос приказал:
- Обмыть и на допрос!
Его вновь небрежно поволокли по коридорам, лестницам, щедро навешивая тумаки по бокам, затащили в какую-то комнату, где сорвали остатки одежды и окатили холодной водой, и потом затащили в другую комнату, где бросили на козлы, руки и голову заковали в колодки, раздалось нестройное пение, а его ухватили за ягодицы чьи-то крепкие пальцы.
Он мгновенно понял, что хотят с ним сотворить, и стал бешено извиваться на козлах, стал громко кричать и ругаться, и пение стало громче, заглушая его крики, и его пронзило словно раскаленным железом, до сердца, он исступленно закричал, а его ритмично нанизывали и нанизывали на раскаленный острый металл. Потом напор прекратился, и тут же другие крепкие пальцы ухватили его за ягодицы, и экзекуция повторилась. Он бился, словно в падучей, и ничего не мог поделать, когда его безжалостно пронзали сзади. Потом второго сменил третий, потом четвертый… Было адски больно, внутри горело, словно тело изнутри подожгли земляным маслом.  Потом он потерял сознание и перестал считать тех, кто надругался над ним. В конце концов, сознание милостиво покинуло его, и очнулся он на кровати, со скованными руками, а задница продолжала пылать.
- О, этот очнулся, - проговорил чей-то грубый голос, его бесцеремонно повернули на живот, и обмазали задницу каким-то неприятно пахнущей жидкостью, которая на время притупила боль. Его вздернули на ноги, и притащили, он не мог сам ходить, в большую комнату, где с размаху опустили на лавку. Соприкосновение болящего зада с грубой скамейкой привело к тому, что он громко закричал, а чей-то голос со смешком произнес:
- Вишь, болезный, не ндравится ему грубая лавка, подавай мягкое кресло, - и тут же властно, - на мягкое посадить!
Ему подсунули под задницу что-то мягкое, и уронили на лавку, но не отпустили, он бы свалился с лавки.
Он осмотрелся вокруг. Голые беленые стены, перевернутое распятие, стол, за которым сидел тучный Небрат в грязно-серой сутане.
- Что скажешь, болезный? – тонким голосом осведомился он. – Вижу, понравилось тебе тесное знакомство с небратьями, очень понравилось, настолько, что хочешь его повторить?
В нем словно что-то сломалось, и он, когда-то крепкий и уверенный в себе дракон, который никогда и ничего не боялся, вдруг расплакался, как слабый человеческий детеныш, которому когда случайно оттоптал ногу, а когда тот упал и заверещал и к нему бросилась, причитая, какая-то самка, небрежно бросил в дорожную пыль несколько мелких серебряных монет, а потом приправил парой медяков и громко рассмеялся, глядя, как катается в дорожной пыль детеныш с вывернутой ножкой, а самка причитает возле него и торопливо собирает деньги, чтобы их не подобрали другие.
Он сидел, ронял сопли и рыдания, сотрясали его тело.
Раздались грузные шаги, крепкие пальцы, которые так запомнились, когда его впервые взяли за ягодицы, схватили за подбородок и задрали голову вверх.
- Смотри мне в глаза, - приказал тучный Небрат, - повторяю, тебе понравилось знакомство с небратьями и хочешь его повторить?
Он отчаянно замотал головой, нет и нет, не хочу!
- Ответ неправильный, - возразил тучный небрат, и стал подбирать вверх сутану, под которой оказались штаны на завязках, и приказал:
- Разложите мне его!
Стоявшие по бокам него тут же положили его на лавку и припечатали крепкими руками к лавке, а небрат вновь сотворил с ним святотатство.
Он не сопротивлялся, а только скулил, как побитая собачонка.
- Ффухх, - выдохнул тучный небрат, - умаялся я с тобой. Видно, переусердствовал в первый раз. Убрать эту падаль.
Его подхватили под мышки, и вновь он очутился на той же кровати, и вновь его задницу обмазали какой-то мазью, отчего она перестала гореть адским огнем, влили в горло какую-то гадость, и он забылся в тяжелом сне.
Так продолжалось несколько дней. Его будили, насиловали, усыпляли, и все повторялось. Он потерял счет дням, и стал совсем нечувствительным к боли. Тот, кто ломал его волю, оказался неглупым, и через неделю его перестали трогать, только обмазывали вонючей мазью, кормили и оставляли в покое.
Через неделю его вновь обдали холодной водой и представили перед каким-то жирным каплуном в грязно-серой, с черными подпалинами, сутанами.
Молодой дракон стоял, опустив плечи и голову, чтобы не встречаться с пронзительными глазами Небрата.
Тот, развалившись в деревянном кресле, с плохо скрываемой завистью осматривал молодого дракона в человеческом обличии и в который раз задавал себе вопрос, на который никогда бы не получил ответа: почему эти чертовы драконы высоки, так хорошо сложены, имеют смазливые мордашки и все бабы вешаются на них?
Никто из людской расы даже не дотягивал до нечеловеческой красоты этих драконов, или низкорослы, или плюгавы, или кривые и косые, и больные на голову.
Он прекрасно понимал курию, которая, придя к власти, первым делом озадачилась уничтожением драконов. Они были противны духу Небратской церкви, девизом которой было «приходите, убогие и сирые, дам я вам будущее царство небесное  и девок красивых, что будут услаждать дух и тело до скончания дней».
Эти драконы были богопротивны именно своей нечеловеческой красотой тел и подрывали фундамент Небратской церкви, основным догматом коей было «человек – существо ничтожное, слабое умом и телом, и только вера в Дезусу Киризосто, обуглыша,  коего повесили головой вниз на косом кресте и поджарили на костре. Дезусу Киризосто,  по слухам, сам был убогий и хромой странник, но имевший дар убеждения, обращал в свою веру нестяжательства и отказа от мирских ценностей, в церквах хулил и проклинал толстых и заевшихся пастырей, а однажды посмел изгнать мытарей из святого места.
Дезусу Киризосто призывал отказаться от всех ценностей и уйти в пустыню, где питаться росой и гадами, что кувыркаются в песке.
Богатым не понравились призывы этого смутьяна, когда народ стал повсеместно отказываться от работы и уходить в пустынные местности, где Дезусу Киризосто обещал им манну небесную, и чем больше народа соберется, тем больше манны небесной падет на головы вновь обращенных.
Поэтому Дезусу Киризосто отловили, да он и не особо прятался, поскольку от своих проповедей совсем тронулся умом и поверил в свою избранность, судили высоким мирским судом и присудили поджарить на косом кресте. При этом суд поставил, если Дезусу Киризосто не подвергнется действию очистительного огня, тогда его четвертовать и обезглавить, а части тела выбросить в пустыню на прокорм диких животных. Когда сошедшего с ума будущего обуглыша вели по узким городским улочкам, тот выкрикивал, что не сгорит, ибо его плоть закалена высшим небесным огнем, а земной огонь ему не страшен. Самое худшее, что может с ним случиться,- это обугливание, то бишь почернение, и тогда уверовавшим в него надо развязать на нем веревки, он не упадет с креста, а вместе с крестом вознесется на небо. Костер с очистительным огнем, разожженный стражниками, несколько раз гас, толком не разгоревшись. Поговаривали, то ли дрова были сырые, толком не высушенные, то ли сила молитвы его сторонников, собравшихся на месте экзекуции, гасила священный огонь, и тогда прибегли к последнему средству, - земляному маслу, коим щедро полили дрова, и очистительный огонь наконец-то разгорелся. Затрещали сгоравшие волосы, запахло сгорающей плотью, и путник, до этого бормотавший молитвы, издал душераздирающий крик, когда очистительный огонь жадно глодал кожу его лица. Проповедник умолк навсегда, но и очистительный огонь, только обуглив тело, бессильно погас. Испугавшиеся стражники больше не стали лить дорогое земляное масло на угасающий костер, и ушли. Когда сторонники почившего проповедника подошли к прогоревшему костру, они ахнули, веревки прогорели, но тело не упало в костер, оно держалось неведомой силой на кресте (злые языки говорили, что тело заранее прибили к кресту железными гвоздями, но этим злопыхателям быстро вырвали языки) сторонники положили крест с обуглившимся телом на землю и стали в круг. Тут же появился хромой ученик, кривой на левый глаз, стал читать молитвы, что стали хором повторять все собравшиеся на стихийной тризне, и – о чудо – крест с обуглышем – задрожал, оторвался от земли и стал возноситься на небо. За крест стали цепляться наиболее экзальтированные паломники, и скоро крест стал напоминать большую гроздь винограда, но крест и не чувствовал тяжести, он возносился выше и выше, время от времени от креста стали отрываться и падать паломники. Но они чудесным образом не разбивались, только приобретали обугливание тех частей тела, что и у проповедника. Этих поклонников обуглыша сделали проповедниками, и с достоинством демонстрировали свои раны, как у Дезусу Киризосто. Новая религия скоро стала господствующей, потесним прежних языческих божков, которые начали искоренять, а после набросились на драконов с их телесной красотой. Один из постулатов новой церкви гласил – нет жизни в прекрасных телах,  это богопротивно, красота есть жизнь только в уродстве. 
Учрежденная тайная стража небратьев стала рыскать по всей империи, сначала беря на учет все драконьи гнезда и поселения, а потом, набравшись сил и получив согласие от императора,  стали нападать на драконьи поселения. Согласно эдикту новой небратской церкви, драконьи гнезда подлежали уничтожению и преданию очистительному огню, а захваченные драконы передавались церкви для изучения и для организации народных увеселений путем сожжения. При этом – сожжению – должен быть подтвержден тезис, что нелюдь не может обуглиться, а должна сгореть до конца. Поэтому не жалели земляное масло,  цены на которое резко подскочили, а дрова должны быть только хорошо просушены и ни в коем случае не сырыми.
Новая религия – для людей убогих, ибо нет, и никогда не будет совершенства в людях, погрязших в грехах. Основной догмат новой церкви – человек изначально грешен, с момента рождения, его жизнь должна быть положена на алтарь попытки избавления от грехов, ибо, чем старше, тем больше накапливается грехов, и только после смерти человек может очиститься от грехов и предстать перед обуглышем нагим, обвитый, как гирляндами, грехами, как истинными, так и мнимыми, и только обуглыш может освободить от грехов и проводить в дивный сад вечной жизни, где соловьи и флейты услаждают слух, где мед и вино текут по устам, где благовониями умащивают ставшим  наконец-то прекрасными тела, а взгляды завораживают танцы прекрасных дев, чьи извивающиеся руки, плавное покачивание крутыми бедрами и призывные взгляды черных и карих глаз зовут и манят, и дарят истинное наслаждение.
Обуглыш прекрасно заменил сотню местных божков на все случаи жизни, но драконы, драконы были воистину дьявольскими созданиями! Своей красотой они бросали дерзкий упрек новой религии, словно говоря, не надо нового потного божка, обугленного, сочащегося сукровицей, с подпалинами и язвами на теле. Ведь старые божки прекрасно уживались с нами, драконами, которым драконы на праздники всегда приносили богатые дары. Нельзя, ох, как нельзя подрывать устои новой религии. Поэтому драконье семя должно быть выжжено и уничтожено.
Но сам, старший небрат, вкусивший сладкого греха с этим красавцем, чего скрывать, вдруг понял, что соитие имело очень положительный эффект,  его перестала мучить отрыжка и одышка, колени, которые в последнее время плохо сгибались, теперь легко несли его тучное тело. Еще бы попробовать вкусить сладкого греха с драконнисой, жаль, что она смогла убежать. Другие захваченные драконы – ими воспользоваться небраться не смогли, они перегрызли друг другу вены и истекли кровью. Человеческие лекари только развели руками: у драконов зубы, словно острые ножи. Небратья повыбивали у мертвых драконов зубы, которые использовали в качестве режущей кромки у ножей. Еще драконы никогда не болели, а драконья кровь хорошо излечивала многие болезни, особенно постыдные, когда крепкие члены покрывались язвами, из них начиналась сочиться мерзкая и вонючая желтая слизь, и со временем крепкие члены превращались в бесплодные стрючки. Даже помочиться было связано с такой болью, что хотелось кричать во весь голос и богохульствовать.
Для себя старший небрат решил, что оставит этого дракончика себе, для личных целей, чтобы регулярно пользоваться им, подпитываясь и излечиваясь. Небрат понял, что сумел сломить волю этого дракончика, осталось полностью подчинить себе, сделать домашней собачкой, но не показывать нужду в нем, ни в коем случае. Наоборот, пугать и пугать и обещать еще более адские муки, когда им будет пользоваться не один старший небрат, а целая курия небратьев. Еще он должен послужить большой цели –изловить наконец – сбежавшую дракониссу. По рассказам этого дракончика драконисса была из семьи главы клана, очень красивая и своенравная. После того, как было сожжено гнездо этих Золотых Драконов, старший небрат с грустью признался себе, что перегнул палку, дал волю эмоциям и разрешил своим воинам сжечь заживо всех – от детского до старческого возраста драконов этого гнезда. Молодые драконы, коих они захватили, отказались послужить целям Небратской церкви. Остался этот один, которого вовремя изолировали и смогли сломать. По другим драконьим гнездам перспективы были также не радужными. Где-то драконы защищались, где-то, приняв драконий образ, бились до конца или улетали в неведомые земли. Правда, таких было мало, но они были потенциальной угрозой. Сломленный дракончик не смог ответить на простой вопрос – что будет, если драконииса понесет от человека, кто родится – новый дракон или просто очередной убогий человечишка, но с примесью драконьей крови? Дракончик не знал, достоверно было одно – драконнисам под страхом серьезного наказания запрещалось вступать в связь с людишками, а уже понести от человечишки, - позор на все драконье гнездо. Новорожденного попросту и без затей убивали, а драконииса потом никогда не могла вступить в брак и рожать новых дракончиков. Она считалась оскверненной. Но это было в прошлом, в настоящем молодой дракон с потухшим взглядом стоял перед старшим небратом и жадно ловил каждое го слово.
Старший небрат самодовольно почесал пузцо, этого он подчинил, как и подчинил бы любого, кто бы ему не попался. Он не сомневался в своих силах. Этот пусть боится дальше, и он рыкнул на него, и с удовольствием увидел, как испуганно согнулся дракон. Если бы ему сказали, что он сумеет подчинить дракона,- год тому назад, он бы не поверил, но прошел год, и вот, пожалуйста, стоит перед ним и жадно ловит каждый его взгляд и жест.
- Запомни, ничтожный червяк, жить будешь, но при условии, что поможешь мне поймать беглянку из вашего богомерзкого клана. Если поможешь, я смогу тебя отпустить…, - небрат сделал паузу, рассчитывая, что дракончик попадется в ловушку, и с удовольствием услышал робкий голос дракона. – Да, да, я все сделаю, приложу все силы, чтобы её поймать. Но ты, правда, меня отпустишь?
- Конечно, я всегда держу свое слово, - подтвердил небрат и про себя подумал, - я всегда держу свое слово, только кто может подтвердить, что я его дал? Этот ничтожный червь? Он будет со мной до скончания моих дней, ибо сношение с ним оказывает на его тело благоприятный эффект. Так что терпи и терпи. И тут же – как хорошо бы поймать беглянку. Он бы потешил вволю свое тело. Если этот дракон кричал и вырывался, как же будет кричать и вырываться та сладкая цыпочка?
Он прикрыл глаза от удовольствия и представил себе, как та кричит, как подстреленная птица, и трепетать её тело, когда он будет входить в неё. Но это в будущем, сначала надо поймать её.
Старший небрат скривился, он думал, что вопрос поимки беглянки – день, два, но прошла неделя, а сети, закинутые в человеческое море, выбирались пустыми. Это было удивительно, молодая драконисса, не имеющая жизненного опыта, денег, покровителя, и ловко прячется  от его ищеек. Он задумался, так не должно быть, посидел в молчании, перебирая варианты и со вздохом признал, что придется задействовать этого мозгляка-дракона. Где-то он слышал, читал, - не важно, драконы чувствуют друг друга даже на расстоянии и могут находить друг друга. Придется рискнуть и выпустить – но обязательно на коротком поводке. Пусть отработает хорошее отношение к нему, пусть найдет дракониссу. Он помнил, как бушевал, как велел избить палками всех причастных, кто упустил дракониису и не смог её догнать. Хоть и немало палок обломилось о спины, но итог – драконниса словно сквозь землю провалилась.  Старший небрат не верил в такой исход, он мыслил рационально, а поэтому приказал немедленно докладывать ему обо всех случаях, которые могли иметь хоть какое-то косвенное отношение к беглянке. Первое время на него хлынул такой вал слухов, домыслов и прочего словесного мусора, но он был терпелив, терпелив. Этому учила новая религия обуглыша, что никуда не надо спешить. К тебе обязательно придет господь и поцелует тебя в макушку растрескавшимися от жара губами, сочащимис гнилой кровью.
Поэтому он выжидал, а наверх отсылал победные реляции, сколько драконьих гнезд разорено, сколько сожжено и сколько взято в плен. Хуже всего складывалось со взятыми в плен. Этих было единицы. Ничего, ничего, главное – уничтожение драконьих гнезд.
Его терпение было неожиданно вознаграждено. Из приморского города ББ поступило первое сообщение, как в припортовой таверне рыжая девица разбила голову богатому щеголю, а потом разорвала ему горло, когда он попытался задрать ей то ли юбку, то ли подержаться за сиську. Ничего в этом сообщении не было необычного, пьяная драка, но – обычно девицы в тавернах так себя не ведут, за пару серебряных они готовы лечь под любого. Этот, что ли не захотел платить? Бывает, и это бы донесение кануло в мусор, как и другие, если бы не одно но – за ней послали двух вигилов. Изловить и посадить в тюрьму. Но девка словно в воду канула. А вигилов – утром нашли с перерезанными горлами. Целый наряд. Здоровые мужики, против одной, даже храброй девчонки. Они бы
мигом её скрутили, ну поцарапала бы их, но убить… было над чем задуматься. Своим блистательным чутьем старший небрат почувствовал, это она, драконниса. Это её рук дело, точнее, в таверне, а вот убил кто-то другой, выходит, дракоииса сумела обзавестись покровителем, кто с легкостью убил стражников. Тогда почему его не было в таверне? Вопросы, вопросы, на них не найти ответов до тех пор, пока не удастся выловить беглянку.
Он приказал немедленно послать в приморский город своих ищеек вместе с этим жалким червем, кто в настоящее время пресмыкался у его ног.
Он вызвал начальника ищеек и строго настрого приказал, чтобы они ни в коем случае не выпускали из вида этого слюнтяя, держать его постоянно на коротком поводке. Но обязательно, обшарить город и попытаться выловить беглянку.
Для ускорения – скрепя сердце – выдал самобеглые коляски древних, которые очень быстро доставили их в приморский город.
Молодой дракон не верил своим глазам. Он стоял на улице, а не сидел в камере. Глаза немного резало от яркого солнца. Он ходил по городу. Бесцельно, шарахаясь из стороны в сторону, и тайные стражники начинали недовольно роптать, но их ропот пресекал железной рукой старший. В беспорядочной – на первый взгляд – метании по городу была своя система. Молодой дракон жадно нюхал воздух, пытаясь уловить запах молодой драконнисы. Этот запах он бы мгновенно отличил от других. Это был запах родного клана. Родного гнезда. Он никому – даже себе – не мог признаться, что ему нравилась эта драконисса. Он подумывал жениться на ней, разговаривал с родителями и исподволь готовился к свадьбе. Их род был не ниже рода дракониссы, а потому они могли породниться и выращивать новых дракончиков. Его не смущало, что драконисса при виде него презрительно морщила носик и обходила  стороной. Ничего, придет время, она станет покорной, и каждый год будет приносить новых дракончиков. Только не случилось. На их гнездо напали, разорили, а при бегстве она не пожертвовала собой, как должна была поступить самка, чтобы дать возможность спастись благородному дракону. Н-ненавижу! В ненависти молодого дракона слились воедино его зависть перед ней, что она смогла спастись, что она не пожертвовала собой, боль от унижений, испытанных от небратьев и злость ко всему миру, который он искренне ненавидел. Старший небрат туманно обещал отпустить его. Он верил и не верил, но поклялся себе, что отыщет эту гадину, и отдаст в руки небратьев, чтобы она испытала все те муки, что по её вине он пережил.
Едва примчавшись в приморский город,  старший из небратьев сначала заглянул в небратское присутствие, чтобы на месте ознакомиться с документами, а потом кратко рассказал дракончику, где предположительно видели молодую дракониссу.
Для начала он потребовал отвести его в припортовую таверну. Это было мрачное и дымное помещение, забитое каким-то отребьем, которое шумно вело себя, громко отрыгивала пищу, пускала газы и заливалось дешевым вином. Дракончик повертел носом, до чего же опустилась драконисса, чтобы прийти в этот мерзкий вертеп. Раньше драконы не опускались до таких гадючников. Но раньше были драконы, он себя одернул, а сейчас их не осталось, а он, один из последних, ходит в ошейнике, чтобы не сбежал. Так что неудивительно, что молодая драконисса здесь оказалась. Интересно, что она здесь делала? Вряд ли торговала своим телом, дракониссы очень брезгливы и никогда не лягут с человечишкой, но сейчас, видно, нужда. Он оборвал себя. Хватит её жалеть. Она его не пожалела. Небратья подошли к кабатчику, и тот угодливо изогнулся: чего желаете, выпить, закусить, али девок пошшупать?  Но потом, разглядев в дымном пламени их грязно-серые рясы, спал с толстой морды  и еще более изогнулся. Старший небрат тихо сказал: покажи тот стол, где молодому вертопраху сначала разбила морду, а потом перегрызла горло рыжая девка.
Кабатчик метнулся в зал, согнал от одного стола шумную компанию, а подавальщиц торопливо вытерли грязными тряпками скамейки и стол. Небратья сели на жесткие скамейки, он плюхнулся рядом и тут скривился от боли, болела задница. Тут еще старший небрат больно двинул кулаком под бок: куда это ты, раб, пытаешься сесть рядом со свободными?  Дракон вытер невидимые слезы, что ж ты, гад, мы же одно дело деем, но подчинился, а сам стал усиленно нюхать воздух. Если верить отчетам, девка была здесь неделю или более назад, и запахи драконьи уже выветрились. Слишком много винной кислятины, запахов пота и прогорклых каш! Он осмотрел стол, представил, как драконисса сидит за ним, как садится к ней пьяный вертопрах и сразу пытается запустить руки к девичьей груди, и у него сжались кулаки, он бы сам перегрыз ему горло. Нет, это была явно драконисса. Простая бы девка была бы счастлива, что на неё обращают внимание, она бы свое вымя на стол вывалила, чтобы заработать серебрушки. Итак, по рассказам кабатчика, девка заказала себе самую дешевую кашу, и жадно ела её, а тут пьяная компания богатеньких решила пощекотать себе нервы и пришла в его таверну, где незадачливый вертопрах сразу увидел свежую девчонку и решил её подцепить. Он с ней решил обращаться так, как с любой портовой шлюхой. Только не ожидал, что она будет рвать ему горло. Он походил возле стола и даже заглянул под стол, показалось, что есть запах, он принюхался, нет, показалось, драконьего запаха не осталось. Соседние компании, сидевшие за соседними столами, увидев, как он сначала наклонился, а потом почти залез под стол, грубо загоготала, и в его адрес стали отпускать соленые шуточки. Волна холодной ярости затопила его мозг. Он нарочито медленно встал и направился к соседним столам. Сейчас я им головы снесу, яростно подумал он, стал нащупывать по бокам несуществующий меч. Увидев его искаженное от ярости лицо, за соседним столом на мгновение испуганно затихли. Положение спас старший небрат, он дернул за полу одежды дракончика, а когда тот не остановился, вскочил и схватил его за ошейник и оттащил в сторону.
- Что ты, скотина, творишь, - зашипел он. – Хочешь, чтобы тебя, как собаку безродную, тут забили насмерть? Не забывай, что ты теперь на веки вечные раб, о драконьем прошлом давно забыть пора. Жаль, что нельзя тебя отмудохать, но плетей ты сегодня не избежишь.
Дракончик виновато опустил голову. Единственное, о чем он сожалел, что его не убили тогда, при задержании, навеки бы избавился от позора. Он только  сухо сказал старшему небрату, что здесь не осталось никаких следов. Они было собрались уходить, как из-за соседнего стола вскочили и загомонили:
- Куда, суки, дайте нам этого раба, мы ему юшку-то пустим. Ишь, посмел, скотина, на угрожать.
Старший небрат кивнул своим сопровождающим, и двое дюжих небратьев направились к столу, поигрывая увесистыми дубинками. Кто-то попытался запустить в них увесистой глиняной кружкой. Небрат небрежно махнул дубинкой, и кружка разлетелась на мелкие кусочки. Дальше дракончик не видел, а когда к ним вернулись сопровождающие, на их мордах было написано радостное возбуждение от хорошей трепки, которую они задали пьяной компании.
 Старший небрат повел их в тупик, где вигилам перерезали горло.  Дракончик внимательно осмотрел тупичок. Тупичок, как тупичок, в меру грязный и захламленный. Единственно, выбивался из общей картины какой-то большой валун, которого здесь явно не должно быть, но валун лежал и радостно щерился. Вот я, какой, лежу назло всем! Дракончик с досады ткнул ногой по камню. Странно, камень оказался не похожим на камень, он был не каменно-твердый, а словно прогибался, но дракончик не обратил на это внимание, верхним чутьем он уловил слабый драконий запах. Еле уловимый запах молодой самки, испуганной, на грани паники, на грани смерти, еще пару ударов сердца. И её задержат и доставят в тюрьму, а перед этим хорошенечко посношают,  но к запаху молодой драконьей самки неожиданно примешивается другие запахи. Дракончик хорошо различал человеческие запахи, к знакомому запаху драконьей самки примешивались запахи ядреного пота человечески самцов, полных сил, торжествующих,  что наконец-то поймали беглянку и сейчас с ней всласть позабавятся, и – совершенно неожиданно – необычный запах, и этот запах, он готов побиться о заклад, не принадлежал человеку! Точнее, часть запаха была человеческая, а часть – чужеродная,  похожая на запах земляного масла, маслянистый и терпкий. Запах излучал опасность, жестокую, нечеловеческую и не драконью.  Этот неведомый запах, потом сплелся - переплелся с запахом драконьей самки, и удалился из этого тупичка. После того, естественно, как были убиты вигилы. Ему рассказали, где и как нашли вигилов, и в каких странных позах их тела лежали после смерти. Дракончик кругами походил по тупичку. Его охрана, на удивление, терпеливо ждала и не отпускала обидных шуточек, как обычно. Здесь, на мгновение, он был главный. Дракончик вздохнул, постоял и подумал, что сообщать старшему.  Что обнаружил запах драконьей самки и что к её запаху примешался неизвестный? Очень интересный запах, такого он никогда не чувствовал.  Владелец этого запаха, очевидно, и помог убить вигилов. Он прекрасно помнил, как выглядела драконисса, которая явно не могла убить ражих мужиков, обученных воинскому бою. Интересно бы с ним повстречаться воочию и посмотреть, что это за невиданное чудо. Он подумал и решил, что сообщит, что обнаружил запах дракониссы, а незнакомый запах оставим про запас, на будущее. Так он и доложил старшему. Тот обрадовался и послал гонца в небратскую канцелярию, а сам с дракончиком и еще одним охранником вышел из тупичка.
- Сможешь определить, куда она пошла? – спросил старший.
Дракончик неуверенно кивнул. Они пошли по улице. Дракончик закрыл глаза. Ночь, темно, перепуганная драконисса с незнакомцем идет по улице, и вдруг – она начинает плыть по воздуху, но не так, как обычно летают драконы, а очень и очень медленно. Запах от этого полета истончался, улетучивался, а тут еще ночью на небосводе появилась Младшая Сестра, и от этого запах потянулся вверх, к Младшей Сестре. Окончательно запах исчез, когда они вышли на небольшую площадь.
- Все, больше, ничего нет, - доложил дракончик.
Старший небрат хмуро осмотрелся. Осматривать, опрашивать и обыскивать дома, - для этой цели и когорты Тайной стражи не хватит. Жаль, очень жаль.
Они вернулись в небратскую канцелярию. Там дракончика пристегнули цепью к дереву. Дракончик вздохнул, хорошо, что дерево раскидистое, зеленое. Тени дает много. Только воды почти не дали, а очень хотелось пить. Он поймал проходившего небрата, и тот смилостивился. Вынес ему целое ведро воды. Дракончик припал к ведру, долго пил из него, а когда напился, ополоснул в ведре голову и, умиротворенный уселся под деревом и закрыл глаза. Он опять был в своей драконьей стае, летел под облаками, огромные крылья легко посылали тело вперед, а под ним были еле различимые человеческие фигурки. Одна фигурка показалась очень знакомой, он приспустился, и увидел, что это его последняя человеческая подружка. Она призывно махала ему рукой. Он заложил круг и стал спускаться по спирали к земле. Едва он опустился на землю и принял человеческую инкарнацию, как его подружка, мило улыбнувшись, больно треснула его по лицу. Дракончик встрепенулся. Открыл глаза. Прямо перед ним стоял старший небрат и тряс своими бородавками и жирным подбородком.
- Не спать. сучий потрох! Не спать! Нам приказано срочно идти в город и обойти все рынки в поисках беглянки!
Его отцепили от дерева, и на телеге повезли на главную рыночную площадь города. Колеса звонко щелками на стыках плит, дракончик, который сильно хотел есть, но его, как обычно, забыли покормить, хотя у охранников были масляные губы, а один продолжал запихиваться огромным ломтем хлеба. Он униженно попросил старшего. Тот милостиво кивнул, и охранник небрежно отломил кусок хлеба и бросил на сорное дно тележки. Раньше был дракончик побрезговал, а сейчас ухватил брошенный кусок. Отряхнул от грязи и стал им жадно запихиваться. Жаль, кусочек оказался очень маленьким. Дракончик в два счета проглотил его, а желудок попросил еще. Но больше надеяться на милость охранников не пришлось. Охранник слопал кусок хлеба и сыто рыгнул. Затем достал фляжку, вытащил пробку и основательно приложился. Его кадык задергался. Дракончик прикрыл глаза. Ему то же хотелось пить, но никто даже не подумал предложить ему даже простой воды, не говоря о вине. Раб есть раб, чего о нем заботится. Он закрыл глаза и подумал, с каким бы удовольствием он вырвал бы тому охраннику кадык. И тут же испугался, чтобы его мысли не прочитали. Лучше об этом не думать. Надо думать о поимке дракониссы. Только на голодный желудок охотничий интерес не очень-то стимулировал. Нет, надо искать дракониссу. Он себя убеждал, что Главный небрат обещал освободить, как только он поможет поймать дракониссу.
Которые сутки они безрезультатно обходили городские рынки.
Безымянный раб-сыщик  мрачно смотрел на рыночную толпу. Добыча не хотела идти в расставленные сети. Старший небрат вчера ясно намекнул, что если они не добьются результата, его сначала вздернут на дыбе, а потом его задницей попользуются все небратья.
Крупнейший рынок – приморский – всегда был полон народом. Здесь торговали всем, что доставляли с других морских берегов, а от пестроты человеческих типов можно было утомиться.
Дракончик ходил по рыночной толпе вместе с охранниками, приценивался в лавках, но ничего не покупал, хотя его одежда давно обносилась и нуждалась в замене. Его раба брезгливо оттирали в сторону, если он мешал свободным, а то могли бы и ненароком избить, но тут, словно чертики из табакерки, появлялись грязно-серые сутаны, и народ предпочитал не связываться с небратьями.
Этот день, жаркий палящий, начался  с обычного обхода лавок. Его уже начали узнавать, и поскольку он ничего не покупал, над ним жестоко насмехались и гнали прочь. Он уходил и злился. Он почему-то точно знал, что драконисса в городе, ходит по тем же улицам, только они никак не могут встретиться. Но он не терял надежды. Запах, запах молодой самки дракониссы, казалось,  витал над городом. Только протяни руку и ухватись за неё. Где ты, сучка, прячешься? Кто с тобой? Вопросы, вопросы…
Он устал, взмок от пота, ему хотелось пить, и он уже хотел обратиться к старшему небрату, чтобы ему дали мелкую денежку на малую фляжку холодной воды. Вдруг его ноздрей коснулся незнакомый запах, так непохожий на запах человеческого пота. Так похоже пахло земляное масло, будь оно неладно! Перед глазами тут же встали сгорающие заживо драконы из клана. Он сжал зубы и, остановившись посредине толпы. Стал поворачиваться вокруг своей оси, пытаясь уловить, откуда повеяло запахом земляного масла.
- Чего встал? – его толкнул кулаком в спину один из небратьев.
Он нетерпеливо отмахнулся, а старший небрат перехватил руку сопровождающего, попытавшегося ударить дракончика:
- Не трогай, он что-то заметил.
Дракончик повернулся раз, потом второй раз, ухватил запах и пошел за ним Настороженные небратья последовали за ним. Наконец, дракончик ощутил запах очень близко, почти рядом. Он остановился и стал вглядываться в толкущихся рядом людишек, перебирая одного за другим. Не этот, не этот, не этот… Так, а может этот? Взгляд выцепил из толпы высокую мужскую фигуру. Только рассмотреть эту фигуру толком не удавалось, она смазывалась, расплывалась, то становилась толстой, то необыкновенно тонкой, то вдруг становилась невидимой, и сквозь неё просвечивало солнце.
- Вот он, - дракончик ткнул пальцем в фигуру, - и три небрата, во главе со старшим, бросились к той фигуре, а один остался сторожить дракончика.
- Не доверяют, суки, и правильно делают, - я бы сейчас сбежал, - подумал дракончик, а небрат, словно прочитав его мысли, ухватил за ошейник.
- Даже не думай, удавлю, как щенка, - прошептал он в ухо дракончика.
Тот досадливо дернул головой и остался на месте.
Между тем небраться, бросившиеся за неизвестным, рванулись в толпу, которая, испуганно ахнув, стала расступаться по сторонам. Цель – высокая фигура, которая продолжала двоиться в глазах дракончика. Три небрата почти настигли цель, и тут случилось непонятное и страшное для толпы, которая, роняя прилавки и затаптывая насмерть упавших под ноги, рванула со всей стороны с рынка.
Вдруг три раза, затмив на мгновение солнце,  сверкнула молния, и трое небратьев, взвыли на три голоса, кто басом, кто фальцетом, кто щеняче-скулящим визгом,  противно запахло горелой плотью, когда её жгут каленым железом, все трое сначала поднесли руки глазам, п потом повалились на землю и стали кататься по земле. Рынок мгновенно опустел, и как два столба на нём застыли дракончик и его стражник. Впрочем. Стражник, от страха описался и сам бы убежал, но остатки дисциплины заставили его крепко держать дракончик за ошейник, от того он и не сбежал. Сам дракончик, от удивления выпучив глаза, смотрел, замерев и не шелохнувшись, как высокая фигура вдруг поплыла по воздуху, и на его обоняние обрушилась мощная волна запахов земляного масла и еще чего, явно рукотворного, таких запахов в природе не существует,  и с каждым мигом фигура вырастала , как в объеме, так и в высоте, и приблизилась к ним и пророкотала:
- Что тебе надобно, нечеловеческий детеныш?  Зачем пытаешься преследовать меня?
- Я… я искал не вас, я искал мою самку, которая пропала…
- И прибегнул к услугам этих выродков в грязных рясах? Не - смеши меня! У тебя на шее рабский ошейник, и рядом с тобой стражник, который боится, но не бросает тебя, чтобы ты не сбежал! Хочешь, я выжгу ему глаза? Тогда ты можешь свободно убежать!
- Зачем ты хочешь помочь? – дрожащими губами прошептал дракончик.
- Я… помочь? Я никогда не кому не помогаю, слишком много чести для вас. Я просто развлекаюсь, когда спускаюсь на землю, но не терплю, когда на меня объявляют охоту. Я еще милостиво поступил с этими тремя земляными червями, когда выжег им глаза. Я их мог испепелить, мог покрыть их язвами, и они бы долго мучились, прежде чем испустить свой поганый дух.
Фигура отступила на шаг:
- Вижу, что тебя сломали, твой бойцовский дух угас, поэтому не буду освобождать. Передай своим жалким ищейкам, что не надо охотится на меня, иначе я объявляю охоту на этих земляных червей в грязных сутанах и буду поджигать их одного за другим, и будут гореть они изнутри адским пламенем, почище своего безмозглого обуглыша,  так и передай тем, кто послал тебя. Напоследок сделаю отметку твоему соглядатаю, выжгу ему один глаз. Еще раз сверкнула молния, и стоявший рядом с дракончиком небрат, бросив держать его, схватился а правый глаз и завопил нечеловеческим голосом:
- Ай, жжёт, ай, как жжёт, -  а потом повалился на землю, сутана задралась, и засучил грязными ногами.
Потом дракончика словно накрыло покрывалом, и дальше он ничего не помнил, а когда пришел в себя, обнаружил, что стоит один, как перст, посредине пустой рыночной площади, и было тихо, как в глухую беззвездную ночь, а на земле беззвучно катались и разевали поганые рты четыре небрата.
Дракончик сам не понимал, почему не захотел  убежать. Его надсмотрщики были повержены, ослеплены, и ничего ему не мешало просто уйти, раствориться в городе, а там – завербоваться матросом на любое судно и уплыть далеко, в те страны, где о небратьях и о черном обуглыше никто и слыхом не слыхивал.  Так почему же он не убежал? Причина была в том, что он был сломлен, прежде всего морально раздавлен и не представлял, как он мог просто так уйти от своих мучителей. Сладость мучений отравила его существо, и он не представлял себе, как можно жить без ежедневных мучений и унижений. Его тело просто жаждало, когда его будут бить, щипать и охаживать его задницу охваченные религиозным экстазом небратья. Он, некогда гордый и смелый в прошлом дракончик, стал трусливым и ничтожным, и полностью зависимым. Старший небрат, выжегший гнездо королевских драконов, мог гордиться собой. Он почти достиг своей цели, при помощи физического насилия сломал дракончика и приобрел верного слугу, служащего не за деньги и страх, а истово, поклоняясь старшему небрату, который стал для него ближе родного отца, которого  сожгли с садистским удовольствием. Он стал несамостоятельным, и предпочел жизнь презираемого раба вольной жизни. Еще была дикая непреходящая злоба на молодую самку, которая оттолкнула его.
Он пинками поднял валявшихся на земле небратьев, грязных, вонючих, их рясы, имевшие грязно-серый цвет, изгвазданные в пыли и рыночном дерьме и приобрели цвет кожи обуглыша, только что снятого с креста. Дракончик пинками поднял небратьев. Вид их обугленных глазниц с выжженными глазами был страшен. Они почти ничего не соображали от боли. Он поставил их одного за другим, гуськом, заставил положить руку на плечо другого и так повел. Ослепшие небратья спотыкались на каждом шагу, и дракончику доставляло огромное удовольствие отвешивать им поджопники и подзатыльники, на которые ослепшие небратья слабо реагировали. Жители города, увидев небратьев, сначала в ужасе разбегались, а потом, осмелев, стали осыпать их бранью и бросать по ним все, что было у них под рукой.  Под конец пошли в ход нечистоты, и дракончик вертелся ужом, старался, чтобы как можно меньше нечистот попадало на него. В конце концов появились вигилы, которые разогнали зевак и горожан, осыпавших бранью и нечистотами небратьев и проводили ослепших монахов на станцию небратьев.
Там дракончика с пристрастием допросили. Основной вопрос: почему их ослепили, а его не тронули. Дракончику вновь пришлось вертеться ужом, чтобы его не побили, но, к удивлению, его не тронули. Ослепленных небратьев  напоили успокоительной микстурой, которая позволила им дать возможность рассказать о том, что произошло на рынке. Они в таких жутких красках описали своё ослепление, и остальные небратья впали в уныние и печаль, даже больше, небратья были очень испуганы.  Они так привыкли к повиновению толпы, а тут – такое фиаско. Ослепшие небратья описывали ослепившего их незнакомца в самым фантастическим образом. Дракончик с удивлением услышал, что, со слов одних, это был великан. Со слов других пигмей. Но все ослепшие сходились в одном: что этот незнакомец орудовал солнечным бичом или мечом, и стило им ударить, как мгновенно выжигал глаза. Потом его заставили описать незнакомца. Дракончик понял, что ни в коем случае нельзя говорить правду. Поэтому подтвердил слова ослепленных, что незнакомец чудесным образом из мелкого  превратился в огромного колосса, пускавшего огненные стрелы, от которых не было спасения. Он не стал говорить, что не смог рассмотреть незнакомца. Поскольку тот  «отводил» его взгляд. На вопрос, а почему его не ослепили, он, поняв, что сейчас решается его судьба, ответил прямо:  - я раб, а поэтому не представлял опасности для незнакомца. Подумав, он добавил, что еще одна возможная причина неослепления: он должен был точь-в-точь передать угрозу незнакомца, чтобы его не искали, и запретил его искать под угрозой не только ослепления, но и сожжения заживо. Последние слова о «сожжении заживо» дракончик добавил, поймав кураж и поняв, что может говорить сейчас все что угодно, и его слова будут восприняты именно так,  как хотел этого дракончик. Впервые небратская станция, в которой ранее царил строгий порядок, была пущена на самотек. Прекратились ежечасные службы, а кое-кто из небратьев снял с себя грязно-серую тогу, дал деру. Оставшиеся ходили неприкаянно, не зная, чем заняться.
Старший небрат заперся в себя кабинете и никого не пускал. О дракончике забыли и он, как неприкаянный, бродил по станции, не зная, чем заняться. Вечером вывалился пьяный старший небрат, который подозвал дракончика и что-то долго ему невнятно рассказывал. Старший небрат неожиданно уснул во время разговора. Оставшиеся на станции  небратья упились вусмерть. У четверых ослепленных небратьев, которых напоили успокоительной микстурой, началась сначала лихорадка, их лица стали покрывать волдыри, которые стали лопаться и разбрызгивать по сторонам свое кровавое содержимое. Несчастные молили о помощи, но пьяные небратья не обращали на них внимание.
Дракончик понял, что это его единственный шанс сбросить с себя рабский ошейник. Он подобрал все брошенные тоги и, выбрав самую свежую и не такую вонючую и одел на себя. Дракончик тут же превратился в одного из славной когорты небратьев, служителя культа обуглыша. Оставалось только решить проблему со слишком красивым лицом. У него было слишком красивое лицо для небрата. Он подобрал брошенный кем-то из сбежавших нож, прокалил лезвие на огне и взяв осколок зеркала, несколько раз глубоко вздохнул, а потом, нанес на лицо несколько порезов. О-о-о-ей-ей, как больно!!! Хотелось кричать и выть во весь голос. но дракончик сдержался. Он знал, что драконы обладают чудесной свойством, у них все раны очень быстро затягиваются. Порезы жгло, но именно эта боль придала дракончику уверенности. Он понял, что должен сделать. Он должен стать сам небратом, но не простым, самым рядовым, а забраться на самую верхушку, чтобы отомстить всем тем, кто отдал приказ уничтожить драконьи кланы и тех, кто уничтожал эти кланы. Руками небратьев он развяжет войну в самой организации небратьев и всех – под корень, уничтожить. Если они не хотели мирно существовать рядом с драконами, значит, они пойдут под нож и на костер. Он объявит их еретиками и уничтожит всех до одного. Он заберется на самую верхушку клана небратьев, станет самым главным, папой, и ему, дракону, будут поклоняться эти ничтожные людишки. Он уничтожит их тем же оружием, что они уничтожали драконов. Драконья кровь, что течет в его жилах, требует отмщения!  Для начала он должен убить одного из ослепших, чтобы еще больше нагнать страху на небратьев, убить старшего небрата и занять его место. теперь, с уродливыми шрамами на лице, он перестал быть красавчиком, к которому липли все человеческие самки, он станет орудием мести. Сказано – надо выполнять. Он вновь раскалил нож и вошел в келью, где находились двое ослепленных. Первым сидел небрат ГГ,  на месте глаз окровавленная повязка. Ему было без разницы, кого из них первым убить. Он сорвал повязку с глаз и  ткнул в воспаленную впадину, где когда-то был глаз, огненно-красный нож. Небрат ГГ тоненько завизжал и упал замертво. Он поправил повязку. Второй небрат, почувствовал угрозу и громко зашептал молитву.  Дракончик хотел и его погладить раскаленным ножом, но не стал. Пусть живет и рассказывает страшные истории про чудовище, принявшее человеческий облик, которое ослепило его. Дракончик вдруг понял, что он благодарен этому незнакомцу, впервые, после сожжения драконов небратьями, давшему ему цель в жизни и избавившего от позорного рабского ошейника. Только что делать с шелковыми нитями, которыми, едва его поймали, обвили его горло. Он попытался их перерезать, но только поранил горло и сумел надрезать только одну нить, а их на шее много. Ничего, он упорный и настырный, сумеет срезать с шеи все шелковые нити, одну за другой. Он повернулся и вышел из кельи. Теперь – очередь за главой местных небратьев. Он прошел по двору, и ни одна собака не окликнула и не унизила его! Что делает эта грязно-серая ряса! Только надо искупаться и тщательно отстирать эту рясу, сотканную из грубого полотна. Ничего, придет время, и он будет носить рясы и тонкого, надушенного полотна, а еще лучше сшитые из шелка. Еще надо подумать над расцветкой ряс, его эстетические чувства задевал этот грязно-серый цвет. Надо использовать другие цвета, но какие? Он подумал и решил, что не надо ничего изобретать. Лучше всего взять за основу цвета королевских драконов: золото и пурпур. Еще надо, чтобы людишки, изничтожившие драконов,  начали им поклоняться. Ввести в моду ношение на шеях прекрасных дам чешуек королевских драконов . одновременно – установить драконовские (тут он не сдержался и захохотал) меры, чтобы не подделывали чешуйки. Шмыгавшие по двору небратья с ужасом уставились на небрата, который громко хохотал. Дракончика тут же обуяла злоба: чего они бездельничают? Он громко крикнул: «Марш по местам! Мало что ли у вас работы?»
Кто-то робко возразил, что сейчас время полуденной молитвы. «Так немедленно все на молитву!» - крикнул дракончик. Небратья дружно поплелись в церковь обуглыша, а дракончик пошел к главе. Дверь была заперта. Он постучал. Никто не открыл. Он, не стесняясь, стал бить кулаками по двери. Опять никто не открыл. Тогда он подошел к окну, раскрыл его и влез в окно. Старший небрат почти сполз с кресла. Дракончик потрогал его. Уже холодный. Что ж, повезло. Сдох своей смертью, иначе бы перед смертью испытал те адские муки, которым предавал дракончика, чтобы добиться его повиновения. Он открыл дверь и вышел из кельи. Мозг работал с чудовищной скоростью.  Теперь надо объявить себя главой местных небратьев. Он вошел в церковь, где монахи грустно выпевали псалмы, прославляющие обуглыша, и властным жестом прервал молитву.
- Небратья, - громко заявил дракончик, - слушайте меня! Мне сегодня было видение, что обыглыш пришел ко мне в келью и возложил на мою голову длань и объявил, что отныне я буду вашим пастырем…
- Но у нас есть пастырь, - прервал его чей-то голос и молящихся.
- Кто это? Выйди ко мне? – громким голосом объявил дракончик, и из толпы вышел высокий небрат. Дракончик не знал его, поскольку накануне прибыл сюда.
- Как зовут тебя?
- ХХ.
Дракончик внимательно посмотрел на этого небрата. Так, со смутьянами надо немедленно и безжалостно расправляться, чтобы не сеяли смуту. Надо это стадо баранов держать в повиновении.
- На колени! Ты посмел прервать своего нового пастыря и усомниться в моих полномочиях.
Небрат медлил, продолжая сверлить его недобрым взглядом.
Зря ты это делаешь, ох, как зря! Неужели ты думаешь, что если я убил одного небрата, а не убью другого? Легко!
Дракончик сорвал с головы колпак:
- Смотрите на мои раны! – закричал он. – Это божественные отметины обуглыша, кои благословил меня руководить вами! Еще он заповедал мне, что каждый, кто будет сомневаться в моих полномочиях, должен немедленно умереть!
Эх, как жаль нет незнакомца, это было бы эффектно, когда под сводом церкви упал бы замертво небрат, пронзенный огненными лучами. Придется убивать самому.
Дракончик взмахнул рукой, и из широкого рукава сутаны вылетел метательный нож, который вонзился в левый глаз смутьяна. Молившиеся в церкви небратья охнули, и попятились назад.
- На колени! – вновь закричал дракончик, обводя яростным взглядом собравшихся в церкви, – на колени!
Все дружно упали на колени, а дракончик продолжил:
- Восславим обуглыша!
- Слава обуглышу!
- Слава обуглышу!
- Слава обуглышу!
- Он принял мученическую смерть, чтобы слава нашей церкви воссияла в веках!
Небратья, стоя на коленях, стали восславлять обуглыша, а потом бить поклоны.
После этого дракончик вопросил:
- Еще есть сомневающиеся в божественной роли обуглыша, возложившего на меня миссию руководства нашей церковью здесь, в этом вертепе  разврата и похоти?
Ответом было гробовое молчание. Никто не хотел получить нож в глаз.
Вот и ладно, подумал дракончик. Первый шаг сделан. Он стал во главе миссии в этом городе, а потом будет шаг за шагом пробиваться еще выше, вплоть до места папы. Но при этом не надо забывать о самке, которая подло поступила с ним. Её надо найти и примерно наказать. Плевать, что род королевских драконов закончился! Пока он жив, он будет преследовать эту суку. Еще бы хорошо найти этого незнакомца и уговорить пойти к нему на службу. Они бы хорошо сработались.