Распределение в раздан

КАК Я ПОЛУЧИЛ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ. РАЗДАН
Руководитель дипломного проекта предлагал мне организовать распределение в Кунашир, куда он отбывал по новому месту работы. Говорил, что туда труднее попасть чем заграницу. Были места в Каскаде, предлагали и в Северодонецк, в НИИ. Говорили, что там за три года можно защитить кандидатскую. Так что выбор был на распутье и совсем не был определен ко дню выбору распределения на комиссии. В аудитории сидела представительная комиссия - все при костюмах и галстуках - представители разных предприятий и НИИ Союза. Зачитали мою фамилию и специальность и предложили сделать предварительный выбор из имеющихся направлений. Все предприятия были не знакомы, города малознакомы и я попросил зачитать весь список. Из прочитанного я попросил направить меня в город Раздан на завод радио компонентов. Находится недалеко от моего места жительства, да и брат служит в вч в городе Ереване. Выберу ка я пока Раздан, а там, если что, переиграю - подумал я.
Оставив распределение прежним и получив диплом, я уехал домой, в Шамкир. Сына друга моего отца Сурена Осипяна, назначили генеральным прокурором Армении. Осипян узнав, что я распределен на работу в Армению, написал записку своему сыну о помощи в моем обустройстве. Я приехал в Ереван. Воскресным утром я нанес визит Сурену Осипяну, генеральному прокурору Армении и передал ему записку его отца. Я попросил его помочь мне в получении открепления от работы по месту распределения. Он написал записку директору завода об оказании помощи в получении открепления а до того в моем обустройстве. Это был уже третий случай покровительства, до этого в институте покровительствовал мне ректор института Каляев и заведующая кафедры иностранных языков Цатурова Ирина. Потом, в моей жизни всегда будут покровители, которые будут влиять на судьбу моего продвижения и карьеры.
1 сентября с запиской я пришел на завод. Предприятие на 100% работала на оборонку, поэтому там была жесткая пропускная система. В приемной директора, меня быстро проводили к руководителю предприятия, Юрику Ревазяну. Я передал записку и сказал, что устно прокурор просил помочь мне с откреплением. Ревазян внимательно прочел записку и потом воскликнул: Сурик же знает, что это нарушение закона! Я не могу нарушить закон. Тогда я не знал хитросплетения советского строя и слова Ревазяна принял за чистую монету. Потом я узнал, что каждый советский руководитель мечтал иметь у себя в подчинении человека генерального прокурора. Директор начал нажимать на кнопки коммутатора и отдавать команды по моему благоустройству: бухгалтерии о подъемных и авансе, коменданту о квартире. Вызвал главного инженера, поручил определить меня в отдел метрологии, в ту структуру, в которой я хотел работать и где работа была в одну смену, не пыльная и спокойная.
- Сейчас идите с главным инженером, он определит вас с жильем, а завтра приступайте к работе - сказал директор. Дом, в котором мне выделили квартиру находился в 30 метрах от проходной завода. Мне выделили трехкомнатную квартиру, полностью обставленную импортной мебелью, с цветным телевизором и коврами. Уборщица уже выходила с квартиры, лишний раз пропылесосив ковры.
Работа в цехах начиналась с 8 утра, у нас, в заводоуправлении - с 9 часов. Но несмотря на это и в минуте ходьбы до проходной, я умудрялся каждый раз опаздывать на работу на полчаса. На проходной отмечать меня как опоздавшего не решались и я проходил без каких-либо отметок. Я был раздасован отказом директора от открепления, учитывая, что мою судьбу решать Ревазян поручил решать главному инженеру, я всю ненависть свою стал вымещать на нем. Заводская оперативка у главного инженера начиналась ровно в 10, а ровно через 10 минут после начала оперативки я стучался в кабинет главного с вопросом о решении моего открепления.
И все-таки это не давало мне повода отлынивать от работы. Мой отдел метрологии занимался поверкой приборов. В течении месяца я подал две заявки на изобретения, разработал совсем новую методику поверку производственных приборов не только сокращавших время поверки почти в 3 раза, но уменьшавших погрешность измерений. Представителем заказчика был у нас полковник, назовем его Иванов. Когда я принес новую методику и он ознакомился с ней, военпред был поражен и согласовал ее без всяких обиняков (на практике - на согласование у военпреда нового документа уходили недели). Так я познакомился с военпредом и мы стали друзьями в армянском мире.
На заводе с зарплатой мы каждый месяц получали премии, надбавку к зарплате за высокогорье и надбавку за безводность. Сумма получалась приличная. В месяц раз на недельку я уезжал к себе домой в Шамкир за 300 км. И каждый раз, получая зарплату, я не замечал, чтобы мне снимали прогулянные дни, премию и надбавки. Это был мой протест за несправедливый отказ от открепления. На работе дни проходили через чур скучно и однообразно. Это все еще усугублялось тем, что никто не говорил на русском и беседы все шли на армянском языке. Когда я приходил без опозданий, то наблюдал такую картину в лаборатории. Вначале каждый за своим столом молча налаживал аппаратуру, все делали молча. Через час начинали перебрасываться словами, настраиваясь на глубокий политический диспут. А через час уже там стоял гвалт. Я не все понимал, потому просил мне разъяснить что к чему. А разговоры оказывается все шли о земле, о величии армян, об их гениальности и о русских, которые их обделили. Инженер - метролог Сасун кричал, что армянам давно нужен фюрер, чтобы восстановить справедливость, чтобы создать великую армению. Я возразил, что как возрождать то, чего не было? Что тогда началось. Я думал, что еще немного и они нападут на меня. Я взял трубку, набрал номер и спросил: Арам, армения до 1918 года была государством? Он ответил, что нет. Кому ты звонил - спрашивают они меня - какой дурак тебе сказал, что армении до 1918 года не было? Я сказал, что ваш партком. После этого они немного приуныли и приутихли. С началом новой недели все началось повторяться заново, находиться в этом гвалте, который еще и е понимаешь, не было сил. Как то раз, я попросил военпреда подойти в лабораторию, чтобы показать вторую новую методику к половине одиннадцатого. Когда в лаборатории начался новый дискус, я попросил говорить на русском. К половине одиннадцатого они, перебивая друг друга стали жаловаться на то как их обидели русские: и земли забрали, и все армянские изобретения забрали, и продвижения не дают. Военпред стоял в дверях так, что его не было видно и слушал с мрачным интересом, а когда Сасун, встав в позу фюрера, стал кричать, что русских всех прирезать надо, военпред зашел в комнату, сказал: Не ваш ли каталикос на коленях просил нашего патриарха, когда вас резали турки? И ушел. Через пару часов военпред на пару дней закрыл приемку.
продолжение следует