Об Африканской кампании Цезаря

REX LUPUS DEUS
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
«Quid novi еx Аfrica?», сиречь: «Что нового из Африки?». Этот вопрос неизменно задавал бывший защитник Римской олигархической республики от покусившегося на нее полководца и политика Гая Юлия Цезаря, со временем примирившийся с ним и поселившийся в приведенной Цезарем к покорности Италии, оратор и политик Марк Туллий Цицерон в своих письмах. «Отец Отечества» со смешанными чувствами следил за происходящим в африканской провинции Римской державы (располагавшейся на месте современного Туниса) – «последнем оплоте свободы»,  уничтожить который теперь вознамерился Цезарь.
В римской Африке (необычайно плодородном в ту эпоху регионе, отличавшемся высоким уровнем развития сельского хозяйства еще с карфагенских времен) собралось достаточно многочисленное и боеспособное войско противников Цезаря - -республиканцев. Осенью 48 года ярый республиканец Марк Порций Катон, после разгрома «помпеянцев» при Фарсале и жалкой гибели из предводителя Гнея Помпея  «Великого» (Магна), бежавшего от Цезаря в Египет, высадился во главе десятитысячной армии близ Кирены (располагавшейся на побережье современной Ливии).  У республиканцев было достаточно времени для того, чтобы основательно подготовиться к новому «раунду» военно-политической борьбы в период сильно затянувшегося пребывания Цезаря  в Египте, в Азии и в Италии. Республиканские войска в провинции Африке и в вассальном царстве Нумидии насчитывали десять легионов плюс многочисленные вспомогательные отряды - ауксилии.  К ним присоединились также четыре легиона, легковооруженные, конники и боевые слоны враждебного Цезарю царя Нумидии Юбы, исправно снабжавшего римские и собственные вооруженные силы республиканской группировки фуражом и провиантом. Нумидийские воины (особенно – конные) славились выдающимися боевыми  качествами еще со времен своих царей-воителей Югурты и Масиниссы, или Масанассы (именно переход Масиниссы, многолетнего союзника карфагенского полководца Ганнибала Барки, со своей легкой конницей на сторону римлян в конце Второй Пунической войны решил судьбу Карфагенской державы).
В Африке собрались все уцелевшие к тому времени высокопоставленные и именитые представители республиканского «помпеянского» лагеря – испанские легаты Афраний и Петрей, наместник провинции Аттий Вар, два сына Помпея «Великого» - Гней и Секст -, Катон, тесть покойного Магна – Цецилий Метелл Сципион, а также (что немаловажно) – Тит Лабиен, оставивший Цезаря ради Помпея талантливый военачальник, «квази-Цезарь».
Ввиду одновременного присутствия в африканском «оплоте римской свободы»  столь ослепительной плеяды полководцев, было очень непросто выбрать верховного главнокомандующего. В первую очередь на должность «самого главного республиканца» претендовал нумидийский царь Юба, «друг и союзник римского народа», взявший, «из любви к свободе» и ненависти  к ее заклятому врагу – узурпатору  Цезарю -, нещадно гонимых тираном «помпеянцев» под свое крыло и давший им приют, «спаситель Африки» и опытный военачальник. Как, впрочем, и Аттий Вар (как-никак, официальный наместник провинции). И драчливый Цецилий Метелл Сципион – как старейший по званию (он был как-никак консуляром). Кроме того, Метелл усиленно распространял и использовал для поддержания и продвижения своей кандидатуры в Главнокомандующие армией  республиканской группировки древнее поверье, согласно которому «Сципионам предназначено судьбой всегда одерживать в Африке победы» (именно поэтому, Цезарь, чтобы противодействовать «помпеянской» пропаганде и доказать неосновательность данного предания, специально назначал – чаще всего, формально – командовать частями своей армии представителей, по большей части,  оскудевшего, к описываемому времени, но все еще достаточно многочисленного рода Сципионов, служащих под знаменами «цезарианцев», включая самых захудалых потомков победителя Ганнибала и разорителя Карфагена, именно к которым, в первую очередь, относилось старинное пророчество). Споры за первенство между этими тремя деятелями республиканской группировки не прекращались до тех пор, пока суровый Катон – неоспоримый идейный вождь «помпеянцев» - не принял решение вручить верховное командование Сципиону (как на грех, самому неудачному и наименее одаренному из трех кандидатов, зато - самому знатному из них). Дабы восполнить явный недостаток у него командного опыта, Сципиону, по другому, поистине «соломонову», решению Катона, дали в помощь Лабиена в качестве «начальника генерального штаба при главнокомандующем» (выражаясь современным языком). В действительности же командование всеми силами и операциями республиканской армии на африканском театре военных действий осуществлял отнюдь не родовитый Сципион, а именно неродовитый Лабиен.
Главная оперативная база «помпеянцев» располагалась в районе древней Утики, основанной, согласно преданиям, высадившимися в Ливии финикийскими колонистами еще до Карфагена.
Как и в большинстве случаев, войско Цезаря по численности значительно уступало неприятельскому войску, однако это было еще полбеды – Гай Юлий всегда воевал не числом, а умением. Хуже было нечто другое. Ход событий показал, что «контрактники» Гая Юлия – увы! – в немалой степени утратили свою былую боеспособность,  ратный дух и дисциплину, выгодно отличавшие их ранее от «контрактников» других тогдашних римских «дуксов». Переправа через «наше море» прошла не слишком благополучно, противные ветра рассеяли «цезарианский» флот, диктатор высадился в Африке лишь с частью своего экспедиционного корпуса, и был вынужден дожидаться на берегу остальных транспортных кораблей своей «непобедимой армады».
Пока Гай Юлий дожидался, его выученик Лабиен в полной мере продемонстрировал все, чему научился и что перенял от своего бывшего начальника. Ученик выступил против учителя, как только получил известие о высадке войск Цезаря в Африке. Цецилий Метелл Сципион возглавил «помпеянскую» пехоту, сам же Лабиен во главе республиканской  конницы и легковооруженных войск, форсированными маршами, сделавшими бы честь самому Цезарю - «потомку богини Венеры» -, поспешил к морскому побережью и появился на Руспинской равнине в тот момент, когда Цезарь смог, наконец, собрать воедино свою уже высадившуюся в Киренаике «десантуру». И закипела битва при Руспине. Несмотря на то, что большая часть конницы Лабиена была еще далеко, он,  не мешкая, yстремился на врага. Тит Лабиен хорошо знал, с кем имеет дело, и понимал, что «промедление смерти подобно», особенно когда имеешь дело с Гаем Юлием. Цезарь бестрепетно встретил удар превосходящих сил своей бывшей «правой руки». Дважды Лабиену и его резервным войскам удавалось окружить диктатора, и оба раза Цезарю удавалось, с величайшими усилиями и с огромным трудом, прорвать кольцо окружения. При этом Цезарь, как в свое время -в битве с Гнеем Помпеем при Диррахии, воспрепятствовал распространению всеобщей паники,  хватая своих бегущих от врага «контрактников» за ворот и обращая беглецов лицом в сторону преследующего их неприятеля. Лишь с наступлением темноты Гаю Юлию, «получившему добрую зарубку на память» (выражаясь слогом Николая Васильевича Гоголя из «Тараса Бульбы»), удалось укрыться со своими «старыми ворчунами» за рвом, валом и частоколом укрепленного лагеря «цезарианцев», где диктатор и обосновался в ожидании прибытия своих остальных легионов, уклоняясь от всяких соблазнов снова ввязаться в бой с Лабиеном «и иже с ним».  Как писал сэр Бэзил Генри Лиддел Гарт, под Руспиной Цезарь «попал в ловушку и избежал поражения лишь благодаря сопутствующей ему удаче (хранившему его с рождения доброму гению – В.А.) и тактическому мастерству («Стратегия непрямых действий»).
Цезарю было совершенно ясно, как трудна будет предстоящая ему борьба со своим бывшим лучшим полководцем времен Галльской войны, обладающим не только теми же глазомером и быстротой, той же гибкостью и способностью принимать верные оперативные решения, что и сам он, Цезарь, но и успевшим, за долгие годы службы под его, Гая Юлия, началом, досконально изучить всю специфику, все особенности его искусства военного планирования, заранее предвидеть, как именно он, Гай Юлий, будет действовать в той или иной обстановке. Ввиду всего этого «потомку Венеры» необходимо было проявлять во всем повышенную осторожность.
Осада старинного города Утики поставила Цезаря в положение, аналогичное его положению под стенами галльской твердыни Герговии. Все попытки  Гая Юлия овладеть древней пунийской цитаделью оказались неудачными, вследствие блестящей, носившей яро выраженный наступательный характер обороны города Титом Лабиеном. Диктатору пришлось отказаться от продолжения осады….
Оставив Утику в покое, Цезарь продолжал соревноваться с Лабиеном,  демонстрируя свое оперативное искусство с совершенно необычной и нетипичной для него осторожностью. Тем не менее, он несколько раз подвергся весьма опасным нападениям. Неуловимый Лабиен был, казалось, повсюду (как и стремительная нумидийская конница). Он не поддавался на хитрости Цезаря. Должно быть, Цезарь, сражаясь с Лабиеном, испытывал нечто сродни ощущениям человека, фехтующего со своим собственным отражением в зеркале…
В течение нескольких месяцев, даже после прибытия подкреплений, «потомок Венеры» придерживался стратегии чрезвычайно непрямых, хотя и ограниченных, действий. Искусно маневрируя, Гай Юлий беспрерывно  наносил врагу «комариные укусы» или  «булавочные уколы», нанесение которых все больше сказывалось на моральном состоянии войск противника, о чем свидетельствовало увеличение потока дезертиров из неприятельского стана. Наконец, в результате более широкого непрямого подхода к главной базе республиканцев в Тапсе, Гай Юлий сумел создать подходящую обстановку для благоприятного исхода  задуманного им генерального сражения.
Ибо именно при Тапсе (на юге современного Туниса) было суждено  произойти решающей битве на африканском «фронте» гражданской войны.
С целью завлечения  в ловушку нумидийской конницы царя Юбы, Цезарь осадил Тапс, древний город на берегу Средиземного моря южнее Карфагена, расположенный на мысе, сильно вдающемся в море и отделенном от материка большим соленым озером. Цезарь рассчитывал, что его противники придут на выручку городу и тогда им придется вступить в бой на местности, благоприятной и удобной для действий легионов Цезаря. Добраться до этой морской крепости можно было лишь по двум узким дорогам, в значительной степени непроходимым из-за лесов и болот.
Цезарь, как, вероятно сочли его враги, попался в «ловушку». Республиканцы сразу же поторопились закрыть выход из нее целой системой земляных укреплений, так чтобы вырваться из западни можно было лишь морским путем. Однако Цезарь, сохраняя полное спокойствие, не опасаясь соприкосновения с противником, смог перегруппировать свое войско  внутри «западни» и, находясь там вне зоны видимости неприятеля, сконцентрировать свои силы в направлении планируемого им прорыва. Крайне сложная, безвыходная ситуация его «контрактников», оказавшихся в «мешке», или «котле», даже сыграла «дуксу» на руку, ибо его, казалось бы, предельно деморализованные «мулы» теперь внутренне собрались, поняв, что им остается только победить или умереть.
6 апреля 46 года – в день,   когда Цецилий Метелл Сципион попытался, со своими легионами, окончательно захлопнуть ловушку в самом узком месте -, Цезарь пошел на прорыв. «Дукс» не ошибся в своих «контрактниках», поставленных врагом в безвыходное положение и потому бросившихся на республиканцев с мужеством отчаяния.  Наступательный порыв «цезарианцев» был поистине неудержим.
Опасаясь приближения Цезаря, «помпеянцы» продвигались в строгом боевом порядке, со слонами на флангах. Расположение войск Цезаря было характерно для его обычного стиля ведения боя: он командовал правой половиной центра своего войска, а кавалерия и лучники располагались на флангах. Угроза со стороны слонов противника вызвала дополнительные меры предосторожности, принятые Цезарем, усилившим свою конницу пятью когортами пехоты. Кстати говоря, именно битву при Тапсе принято считать последним сражением на Западе античной Экумены, в котором широко использовались боевые слоны.
Трубач Цезаря подал сигнал к битве. Лучники Цезаря обстреляли боевых слонов республиканцев, приведя их в панику. Под градом стрел «республиканские»  слоны бросились  назад и принялись топтать свою пехоту. Слоны «помпеянского» левого фланга атаковали центр войска Цезаря, где столкнулись с Пятым легионом Жаворонков (Алауда). Отборный легион Гая Юлия, набранный им в свое время в Галлии, доблестно отразил атаку серых гигантов. Именно за этот коллективный подвиг «слоноборцев» из Пятого (повторивших, в приливе «массового героизма»,  индивидуальный подвиг предка-«слоноборца» своего «дукса», за который этот отважный предок получил якобы  прозвище «Цезарь», унаследованное всеми его потомками в качестве родового прозвища-когномена), знамя легиона Жаворонков было впоследствии украшено изображением слона (к чьему пунийскому или же мавританскому названию – «цеза» или «цезай» - Гай Юлий Цезарь возводил свой «когномен») . После потери своих боевых слонов Цецилий Метелл Сципион (возможно, придавший этому событию символический смысл – ведь слон был эмблемой рода Метеллов, и тесть Помпея даже отчеканил в Африке монеты с изображением слона) приказал трубить отступление. Конница Цезаря обошла вражеские боевые порядки, разгромила все три укрепленных лагеря «помпеянцев» и обратила их в в бегство. Союзные Сципиону войска царя Юбы бежали с поля боя, чем и завершилась битва при Тапсе.
Такова одна из версий хода сражения, пожалуй, наиболее распространенная. По другой версии, легионеры Гая Юлия на правом крыле, не дожидаясь приказа своего полководца- «дукса»,  заставили трубача самовольно подать сигнал  к началу сражения, хотя еще не все войска выстроились в боевой порядок.
Согласно сообщениям некоторых источников, сам Цезарь на этот раз не руководил сражением из-за случившегося с ним припадка падучей болезни, и был укрыт своими людьми в лагерной башне. Эти сообщения вполне могут иметь пропагандистский характер, призванный объяснить и оправдать в глазах «римского сената и народа» достаточно хаотичный характер действий легионеров Гая Юлия в битве при Тапсе. Отсутствие Цезаря на поле брани одновременно как бы снимало с него и ответственность за чудовищную «кровавую баню», устроенную «цезарианцами» своим противникам-республиканцам, после взятия приступом всех трех укрепленных «помпеянских» лагерей. Такая беспощадная в стиле Суллы и Мария, жестокость (по отношению к согражданам) явно не вязалась с усердно провозглашаемой и пропагандируемой на все лады диктатором концепцией «клементии», и потому было даже неплохо иметь повод и возможность возложить ответственность за действия, ставящие под сомнение милосердие великодушного Цезаря, его «милость  к падшим», на других, на его «нерадивых подчиненных». Хотя, с другой стороны, вполне возможно, что Гай Юлий в самом деле не сумел или оказался не в силах обуздать кровожадность своих разбушевавшихся вояк, стремившихся раз и навсегда покончить с неприятелем в этой последней битве слишком затянувшейся междоусобицы (в пользу данного предположения говорит и факт самовольного, не дожидаясь приказа, вступления «контрактников» Цезаря в битву). Им просто надоело воевать, и потому они превратились в диких зверей, не дававших никакой пощады своим согражданам и братьям, говорящим на той же латыни, что и они сами. Десять тысяч воинов-республиканцев, окруженных на холме, были беспощадно перерезаны, забиты, словно скот на бойне, своими римскими согражданами…
Цецилий Метелл Сципион, каким-то  чудом уцелевший в братоубийственной резне, спасся бегством, но только для того, чтобы несколько месяцев спустя потерпеть очередное поражение, на этот раз — в морском бою у (Г)иппона-Регия, и умереть  смертью, достойной римского нобиля.
Как бы то ни было, важнейшее сражение гражданской войны было выиграно «контрактниками» Цезаря (с ним или без него – неважно).  А за стенами Утики – последнего оплота римской «свободы» и республики – ждал своей участи «помпеянский» гарнизон во главе с непримиримым врагом Гая Юлия - Марком Порцием Катоном.
Здесь конец и Господу Богу нашему слава!