СССР - не Россия

Более авторитетного специалиста по истории дореволюционной России, чем С. В. Волков, нет. Он лично пропустил через свои руки сотни тысяч архивных материалов, собрав биографическую картотеку на почти два миллиона человек. Другого исследователя, кто в одиночку проделал бы такой массив работы, ещё не появилось. Всеобщее историческое невежество и искажение фактов вынудили его написать сугубо публицистическую книгу «Почему РФ ещё не Россия?». Основываясь на фактах, статистических данных (в этом вопросе более авторитетного историка нет), Волков показал и доказал, что революция и последующий советский период были радикальным отклонением с исторического, культурного пути развития страны и что нет никаких оснований для установления преемственности СССР от старой России. Это были кардинально разные системы во всём: в культуре, идеологии, общественном и государственном устройстве.
Если продолжать разговор о данной проблематике в рамках строго научно-исторической перспективы, следует обратить внимание на то, что в принципе никакое добросовестное историческое исследование периода революции и Гражданской войны невозможно без обращения к наследию эмиграции. Хотя бы потому что самый большой архив документов и частных мемуаров по этому периоду находится не в России, а в Америке, в Стэнфордском Университете. Это Гуверовский архив войны, революции и мира. Большинство из хранимых там материалов так и не получили публикацию. Наиболее основательное и в полном смысле слова научное исследование периода революции возможно лишь при работе с этими материалами, аналогов которым нет в России. Из публикующихся, более-менее известных историков к зарубежному архиву обращались, помимо Волкова, Бортневский, Фельштинский, Будницкий, Зубов, Александров, Черняев, Кронер, П. Базанов, Л. Власов, Кузьмин. Это признанные в научной среде, заслуженные и уважаемые историки, более прочих имеющие оснований для рассуждения о революционном и послереволюционном времени. С небольшими оговорками, все они разделяют взгляды о недопустимости уподобления СССР и традиционной России. Бортневский демонстративно вышел из компартии и эмигрировал. Его историческое видение полностью соответствовало взглядам Волкова. Фельштинский однозначно негативно оценивал советский период, называя установившийся после 1917 г. режим преступным. Зубов издал монументальный двухтомник истории России, привлеча к этому большое число специалистов, где также главной нитью проходит тема, что революция и построение советской системы были историческим и культурным крахом для России. Александров, всегда точный в деталях и взвешенный в суждениях, даёт всему советскому периоду резко негативные оценки. Черняев более умерен, но и его оценка, в целом, схожа. Наконец, Кронер, будучи иностранцем, хоть и не может в полном объёме понять всей культурной, религиозной, исторической специфики, тем не менее и он комплиментарно отзывается о российских контрреволюционерах и негативно о захвативших власть большевиках. И у него просматривается отделение дореволюционного периода от советского. За исключением Кузьмина, прочие специалисты, имеющие право для авторитетного суждения, также не демонстрируют особых восторгов относительно советского периода.
На тотальный слом общества и государства в 1917 г. указывают все общеизвестные и общедоступные факты. В связи с революцией, два миллиона человек вынуждены были покинуть страну. Это самый массовой исход населения за всю историю. Еврейский исход и миграции варваров в первые века нашей эры количественно проигрывают этому переселению. К тому же побуждающими мотивами для отъезда из России служили, исключительно политические и даже нравственные. Люди принципиально отказывались жить под властью большевиков.
На протяжении длительного времени все последующие процессы, протекавшие в СССР, вызывали у подавляющего большинства эмигрантов стойкое отторжение. Не желая иметь ничего общего с советским режимом, они даже создали собственную церковь РПЦЗ. И все её духовные лидеры, начиная от Антония Храповицкого и кончая последним самостоятельным первоиерархом Григорием Граббе повторяли тезис, что СССР не есть их историческая Россия, которую они хорошо знали по собственному опыту. Неприятие советского образа жизни обрело массовое выражение и внутри государства, несмотря на жестокие репрессии. В ответ, на признание под давлением советской идеологии Патриархом Сергием, по всей стране стихийно стало развиваться движение христиан-катакомбников, отвергавших позицию официальной подсоветской Церкви. Бесспорен факт, что Россия была сформирована Православием. Вера накладывала отпечаток на всю культуру, в том числе светскую её часть, религиозные представления находили отражение в общественном устройстве и государственной идеологии. Так что и с точки зрения традиционного Православия (изложенной иерархами РПЦЗ и подвижниками Катакомбной Церкви) недопустимо уравнивание СССР и исторической России.
С чисто философской стороны ту же позицию формулировали выдающиеся умы Русского Зарубежья И. Ильин и В. Ильин, Н. Болдырев и Д. Болдырев, Б. Башилов, С. Булгаков. Cоветскую идеологию категорически не принимали старые социалисты: Бурцев, Мельгунов, Даватц, Струве и многие другие. Бердяев относительно советских экспериментов разразился реакционной «Философией неравенства».
Советский режим встретил неприятие у выдающихся деятелей культуры. Добрая половина всех признанных классиков русской литературы пришла в ужас от произошедшего в 1917 и происходившего после: Бунин, Куприн, Н. Гумилёв, Арцыбашев, Гиппиус, Мережковский, Тэффи, Аверченко, Цветаева, Амфитеатров, Ф. Крюков, Набоков. Даже приветствовавшие революцию Блок, Шмелёв, Л. Андреев, Платонов, Шаламов скоро изменили своё отношение на негативное. 
С какой стороны ни посмотреть (научно-исторической, культурной, религиозной), советский период является искажением исторического, цивилизационного пути, котором шла Россия. Да, СССР занимал ту же территорию, что и историческая Россия, но это не означает, что СССР стал Россией. Эти две системы — антиподы во всём.