Гармонист

               
                Гармонист.
      
  9 мая 1965 года, воскресенье. Страна празднует двадцатилетие Победы над фашисткой Германией.  За неделю до этого в местных газетах и по местному радио сообщалось, что на центральной площади нашего города будет митинг трудящихся, посвящённый юбилейному Дню Победы. После митинга артисты и участники художественной самодеятельности выступят с большим концертом под открытым небом. Всё мероприятие будет сопровождаться работой выездных буфетов и магазинов — автолавок.
  Я, в то время двенадцатилетний школьник, с отцом, мамой и сестрой к назначенному часу пришёл посмотреть на торжества. Благо от нашего дома до центральной площади было минут двадцать пешком.
  Народу как на Первомай, играет духовой оркестр. Через некоторое время на трибуну поднялись местные руководители партии и правительства (как тогда говорилось - «официальные лица»).
  Митинг начался.
  Ораторы сменяли друг друга. Содержание их речей меня совершенно не интересовало. В то время я уже был заядлым радиолюбителем, и всё внимание  было приковано к микрофону на трибуне, а голова была занята одним вопросом: какой там усилитель, «тянущий» столько репродукторов?
  Мы с отцом потихоньку двигались сквозь толпу в направлении трибуны, вернее к деревянному помосту, который соорудили рядом с трибуной. На нём-то и будут выступать приезжие и местные артисты. Мама с сестрой отстали. Встретилась мамина знакомая, и они остановились, махнув нам рукой.
  Нам, наконец, удалось протиснуться в первые ряды – близко  к импровизированной сцене. Тут опять мой интерес: на сцене четыре микрофона на стойках  и две большие зелёные колонки по краям (неужто стерео?).
 Тем временем официальные лица, произносившие заранее заготовленные речи, закончили череду своих выступлений.
  Мужик, ведущий митинг, объявил о начале концерта.
 Из большого автобуса, стоящего слева от помоста, стали выходить мужчины и женщины в одинаковых  костюмах и платьях. По приставным ступеням они быстро поднялись на импровизированную сцену. Каждый занял отведённое ему место. Появился дирижер.
«Выступает Волжский народный хор!» - объявил конферансье.
 Зазвучали патриотические и народные песни.
 Хор сменил танцевальный коллектив в ярких нарядах. Молодые парни и девушки лихо отплясывали. Мне очень понравилось. Потом три куплетиста с баяном, маленькой гармошкой и балалайкой пели частушки. Все смеялись. Стали вызывать их на бис.
 Концерт продолжался.
  Номера стали менее интересными, и отец предложил идти домой. Несколько часов на ногах уже давали о себе знать. Потихоньку пробираясь к выходу с площади, мы смотрели по сторонам в надежде увидеть маму с сестрой.
  Вдруг отец остановился. Перед ним стоял высокий рыжий мужик с красным, как помидор, лицом и гармонью в руках. Было видно, что он хорошо отметил праздник.
- Здравствуй, Иван, давно не видел тебя! – сказал отец.
- А-а-а, здравствуй Алексеич! Да я же живу в Малом. Это ты сюда в город  перебрался, я же так и остался там в районе – на земле, на целине. Вот  праздник …, нас, кто воевал, пригласили, привезли автобусом на торжества.
 Я знал, что Малый – это посёлок городского типа (или сейчас уже город), расположенный приблизительно километрах в семидесяти от нас. До момента освоения целинных земель там был маленький хутор. Потом он стал целинным совхозом, потом – посёлком городского типа. Там родилась моя сестра.   
 -  Ты как всегда с гармонью!
-  Ну как же! Гармонь – это моя жизнь! 
Гармонист растянул  меха и запел: - «Раскинулось море широко, и волны бушуют вдали …».  Не допев куплет, продолжал.
 - Не гармонь, меня не было бы в живых – погиб бы.
- Это почему? – спросил отец.
- На войне спасла она меня …, от верной гибели спасла. Я тебе разве не рассказывал? Да пойдём, присядем где-нибудь, поговорим. Устал уже, весь день на ногах.
  Мы направились к кинотеатру.  Это был самый большой и самый новый кинотеатр в нашем городе. Его фойе своими широкими окнами с афишами фильмов смотрело на центральную площадь, перед фойе стояли скамейки со спинками.
 Присевши на одну из них, гармонист вытер потное лицо носовым платком и продолжил свой рассказ. 
  Началось то всё до войны. Однажды, отец (царство ему небесное) взял меня с собой на большую ярмарку. Уж не помню, что ему там надо было... Ходим мы, ходим, народу кругом тьма, и чего здесь только не продают! Дошли до лавки с музыкальными инструментами: трубы, гармони, балалайки, даже скрипку купить можно. Рядом сидит мужик с гармошкой и наяривает переборами. Да здорово так! Люди вокруг стоят, глазеют, слушают. Для меня такая музыка вообще диковинка. Никогда не слышал, чтобы так хорошо на гармони играли. Отец дальше идти зовёт, а я с места сдвинуться не могу. Так зацепило меня, аж слёзы подступили. Стояли, стояли мы так …,  долго стояли. Потом вдруг отец говорит: - «Ну, чёрт с тобой, давай купим тебе гармонь! Только дай мне слово, что научишься играть, хорошо играть, чтобы потом все девки за тобой хвостом ходили». Я, честно, не ожидал этого …,  головой только киваю. Схватил купленную гармонь, надел на плечи ремни, стал на клавиши нажимать. Не было  ещё в моей жизни такого счастья!

  Ушли мы с ярмарки.  Понял я: отец все деньги за гармонь отдал, больше делать там было нечего. 

 Стал учиться понемногу. Ходил, смотрел, как другие играют, пытался копировать. Скоро разучил одну песню, потом другую. Статус мой поднялся: здороваются все на улице, знакомые на свадьбы стали звать. Только я всё отказывал, казалось, что плохо ещё играю. Потом потихоньку освоился, на лету начал мелодии подбирать. Девушка появилась знакомая, жениться  уже подумывать начал.  Тут на тебе – война!

  Забрали вскоре меня. Вся родня провожала на фронт. Девушка любимая тоже … . Плакала сильно.
  Гармонь взял с собой. Везут нас, я играю. В центре внимания всегда. Лучшее место в середине вагона мне отвели.
 Вскоре рядом с передовой оказались. Окопы роем, блиндажи. Чуть минутка свободная, перекур – я играть. Тут же все вокруг меня. С соседней роты прибегают послушать: один я гармонист оказался на всю на всю нашу линию обороны.   
 Немцев не видно. Слышно только, что бои где-то идут.
 Как-то днём приехал на наши позиции майор (слух прошёл – из штаба).
Ходил он, ходил с нашим ротным старлеем по окопам и блиндажам, потом, когда заиграл я, а ребята дружно запели – прямым  ходом ко мне. Спросил как зовут, откуда родом, и говорит нашему старлею: - «Я забираю его с собой. У нас как раз формируется музыкальный взвод, вот там ему и место». Наш ротный пытался что-то возразить, но тот и слушать не стал.
 И мне: - «Пятнадцать минут тебе на сборы, со мной поедешь!».   
 Делать нечего, пошёл я собираться. Да собирать-то особенно нечего было: кружку, ложку в вещмешок положил, шинель скатку через плечо, гармонь в футляр – вот и все сборы. Винтовки у меня не было, … не досталась мне винтовка. Ребята всё шутили: - «Не нужна тебе она, гармонь – вот твоё оружие. Ты давай играй, а мы уж под музыку, да с песней любого врага разобьем!».
  Доехал я с майором до места новой службы уже к вечеру. Подозвал он сержанта, идущего мимо, и приказал отвести меня в музвзвод.
 Пришли мы с сержантом к старинному кирпичному зданию. На входе вывеска «Клуб». Видно  с довоенного времени тут висит. Вошли. Навстречу нам лейтенант-очкарик. Это оказался теперь мой новый командир. Как я потом узнал, до войны он был учителем в музыкальной школе. Передал меня лейтенант местному старшине. Тот мои данные записал в тетрадку толстую, повёл внутрь здания, показал место за сценой, где спать буду. Оказывается здесь в клубе и репетиции проходят, и живут музыканты здесь.
 На следующий день прослушал лейтенант всё, что я умел играть, и говорит: - «Для того чтобы выступать вместе с другими тебе надо нотную грамоту изучить. Учебников тут нет никаких, я сам тебе ноты нарисую на листе, будешь вникать».
 Через несколько дней отправили нас на передовую с концертом (нечего здесь сидеть, надо дух боевой у солдат поднанимать). Ездили по позициям, выступали перед солдатами. Я пока один играл, отдельный номер у меня был. Принимали везде хорошо, рады были бойцы нашу музыку и песни слушать, угощали чем могли.
 Пришло время возвращаться. Едем мы на нашей полуторке «домой», вдруг навстречу наши войска отступающие. Говорят, что немцы фронт прорвали, и нам в том направлении ехать никак нельзя. Остановились, не знаем куда теперь. Только к вечеру следующего дня нашли нашу отступившую часть. 
 Вот тут-то я и узнал, что рота, из которой меня забрал майор, вся погибла. Никто в живых не остался. А там ведь земляки мои были, друзья, одноклассники!
  Долго я не мог в себя придти. Виноватым себя перед ребятами погибшими начал считать. Бросил гармонь в сердцах на пол, пошёл рапорт писать командованию, чтобы отправили меня на передовую. Но никто мой рапорт даже  читать не стал, назад возвращали. Совсем сник я, ни есть, ни спать не могу. Хорошо, что вскоре вызвал меня к себе комиссар  (это этот майор, который определил меня в музвзвод) и разъяснил, что дать мне винтовку и отправить на передовую не имеет смысла: не смогу я один отомстить за всех. А вот если своей игрой подниму боевой дух сотен, а то и тысяч солдат – это как раз и будет моим вкладом в победу над фашистами.
  Решил я: прав майор. Вернулся в клуб и начал усердно репетировать и нотную грамоту изучать. 
 Вот так и закончил войну музыкантом!
 Помолчав немного, гармонист спросил у отца сколько сейчас времени.
- Пятнадцать пятого, - сказал отец, посмотрев на часы.
- Ой, мне пора, а то автобус без меня в Малый уедет. Как добираться до дома потом буду!
Он встал, застегнул ремешки на мехах гармони и, сложив вместе два ремня,  закинул инструмент за спину и протянул руку отцу.   
- Ну, давай, Алексеич, будь здоров, не знай, когда теперь увидимся вновь.
- Увидимся ещё обязательно, - сказал отец, - передавай всем привет, кто там остался с кем начинали.
 - Передам, помнят люди тебя.
-  Гармонь-то у тебя совсем новая,  а та, твоя фронтовая, где? – вдруг спросил отец.
-  Утонула  она. На переправе утонула. Наступали мы тогда, в сорок четвертом дело было. Наши уже закрепились на том берегу, и мы с агитбригадой вечером на плотах и лодках переправляться стали. Прилетели фашисты, начали бомбить. Плот, на котором я был, перевернулся от взрыва, меня контузило. Хорошо старшина схватил за шиворот, да так и тянул до другого берега … .  Почти все инструменты наши тогда на дно пошли.
- Да, дела … Ну давай, Иван, иди, а то и правда автобус без тебя уедет.
Гармонист и отец ещё раз пожали друг другу руки, и мы пошли в разные стороны. 
 Всю дорогу молчали. Почти у самого дома отец сказал: «Сколько людей в войну погибло! Как вспомню, так сердце того гляди остановится … .  Проклятая война!  Не дай Бог, чтобы когда-нибудь повторилось подобное!».
Дома нас уже ждали мама и сестра.

                9 мая 2024 года.