Никогда. Глава 5. Сердце

Темное, тесное помещение. Тусклая лампочка под потолком раскачивается и мигает, не давая толком ничего разглядеть. За столом сидит ребенок лет двенадцати. Руки расслабленно лежат на столе. Лица при таком освещении не разглядеть. Возможно, это просто игра теней, но за его спиной чудится массивная фигура в чем-то вроде мясницкого фартука. Вот ребенок медленно наклоняется вперед. Его лицо чем-то испачкано.

Чем-то красным.

Немного неестественно смотрится его холодная улыбка. Она резко контрастирует с окружающей обстановкой. И с его глазами. Бешеными глазами дикого зверька, маленького хищника, готового вцепиться в горло сколь угодно превосходящей его жертве. В улыбке обнажаются зубы. Заостренные. Нечеловеческие. В его голосе слышится холодная, мертвая ненависть:

- Никогда.

И все растворяется в черно-белых статических помехах, что пахнут плесенью и старыми газетами.;
_______________________________

Одиннадцать бесконечно долгих шагов. Семь невозможно высоких ступеней. Рассохшаяся деревянная дверь. Заперто. Конечно же.

Миша поднял правую руку с зажатым в ней ключом-бабочкой. По внутренней стороне предплечья покатилась одинокая капля крови. Забавно. Он и не заметил, что сжал кулак с такой силой.

Упрямый ржавый замок, ввиду почтенного возраста, не узнал внезапного посетителя, но спустя пару минут напряженных усилий все же поддался и впустил его внутрь. Дверь протяжно скрипнула, а затем гулко хлопнула за спиной, отрезав от звуков внешнего, живого мира.

Стаи потревоженных пылинок меланхолично кружились в ржавых лучах восходящего солнца, с трудом пробивавшихся сквозь грязное оконное стекло. В доме стояла мертвая тишина - Миша слышал лишь собственное, будто слегка надрывное отчего-то дыхание. Дом. Наконец-то он дома. Он должен быть рад этому. Почему же так хочется сесть, уткнуться носом в колени и разрыдаться?

Выключатель справа от двери. Теперь, когда ему восемнадцать, больше не нужно лезть на табуретку, чтобы им щелкнуть.

Щелк.

Не работает. Что-то сломалось? Или дом отключен от сети? К кому обратиться, чтобы это исправить?

Миша не знал. Миша был один. Один в пустом и темном доме, один в пустом и темном мире, стоял, вцепившись обеими руками в лямку рюкзака, и совершенно не знал, что ему делать с долгожданной свободой.

А ведь когда-то в этих самых стенах все было совсем иначе. Было тепло и уютно, без слоя пыли на подоконниках, без запаха сырости. Да, запах в доме определенно был совсем другим, и Миша прекрасно помнил его все эти годы. Помнил, как по воскресеньям, когда мама пекла печенье, запах усиливался, обволакивая внутреннее убранство дома от пола до самого чердака. Помнил, как папа сажал его к себе на плечи - так высоко, что можно было коснуться потолка.

Миша зажмурился, вызывая сладкие воспоминания детства. Запах домашнего печенья, ласковый шум воды в раковине, мамин смех - самый прекрасный смех во всем мире - и потолок, совсем близко, вот он!..

***

- Ну, все, слезай, богатырь, - густо пробасил папа, снимая маленького Мишу с плеч. - Ишь, какой здоровый вымахал, всю шею отдавил...

- Хочу еще, - моментально заканючил сын, протянув ручонки в направлении отдавленной шеи. - Еще хочу, еще!

- Давай так, - папа присел перед ним на колено, важно пригладил седеющую бородку и заговорщицки подмигнул. - Я сейчас помогу нашей маме с посудой, а она за это поиграет с тобой в прятки. По рукам?

- Хочу прятки! - моментально переключил пластинку Миша. Эту игру он любил не меньше, чем кататься на папиных плечах.

- Уже иду, - со смехом откликнулась мама, снимая фартук. - Вы оба сами напросились!

- Прятки! - запрыгал Миша. - Прятки! Прятки! Прятки!

- Правила помнишь? - мама насупила брови в потешной серьезности и, сдернув резинку, расправила роскошную копну пшеничных волос. - Я встаю у двери, отворачиваюсь и считаю до десяти. Кто не спрятался - я не виновата!

Миша со смехом предвкушения захлопал в ладоши в знак согласия. Мама, с огромным трудом пряча улыбку, направилась к двери.

- Раз...

Куда же спрятаться?

Выбор был небогатый: шкаф с одеждой, стол в обеденной зоне, кровать в дальнем углу да чердак с папиными железками, которые он почему-то запрещал трогать в его отсутствие. Был, конечно, еще подвал, но туда Миша спускался всего один раз в жизни.

- Два...

Закончилась та экскурсия, едва успев начаться – двухчасовой истерикой и криками "Они смотрят! Они смотрят из земли!" Сам он об этом мало что запомнил, кроме последующего похода к смешному дяденьке-неврологу, который стукал его молоточком по коленке и просил дотронуться до кончика носа. Но нет, подвал определенно отпадал.

- Три...четыре...пять...

Миша заметался в нерешительности, обшаривая глазами окружающее пространство в поисках пути к спасению от позорного проигрыша.

- Шесть...семь...

Может быть, папа прикроет?

Даже не думая заглушить свой топот, Миша бросился в сторону обеденной зоны. Папа обернулся к нему и понимающе усмехнулся. Мальчик бухнулся на четвереньки, заполз под стол и прижал палец к губам.

- Восемь...девять...десять!

Миша зажал рот рукой, чтобы не захихикать в голос. В глубине души он, конечно же, знал, что обречен на проигрыш в любом случае, но азарт от этого меньше не становился.

- Та-а-ак, - донеслось откуда-то сверху, и прямо перед ним остановились мамины ноги в пушистых тапочках. - Куда же он мог деться? Дорогой, здесь случайно не пробегал красавец-мужчина примерно семи лет от роду?

- Нет, - честно соврал папа. - Не пробегал.

Мишина гениальная маскировка с прикрытием определенно могла бы сработать, но мама оказалась коварнее. Как она и ожидала, ее сын прекрасно знал, что ему гораздо меньше семи, и, не сдержав радостного напряжения, захохотал над ее словами.

Второй раунд. На сей раз выбор Миши пал на шкаф. Мама очень кстати недавно повесила туда свое новое платье - длинное, почти до самого пола. По поселковым улицам в таком может и не походишь, зато прятаться за ним - надежней не придумаешь.

- И где же он на этот раз? - послышался мамин голос снаружи. - Может быть, под кроватью?.. Хм, нет, под кроватью не видно. Постойте-ка, а кто это у нас не закрыл шкаф?

Приоткрытая дверца распахнулась. Миша задержал дыхание. Надо же было так глупо попасться! Сквозь легкую ткань платья он видел смутные очертания маминого силуэта. Сейчас она одернет вешалку и...

- Нет, в шкафу тоже нет, - натурально изображая озадаченность, проговорила мама, и дверца закрылась, погрузив внутренности шкафа во мрак. - Видимо, снова спрятался под стол, хитрец!

Миша выдохнул с облегчением. Сидеть одному в темноте стало страшновато, но это же такая мелочь в ожидании первой настоящей победы!

- Надо же, - донеслось снаружи. - Его нет и под столом. Ну, все, я сдаюсь!

- Ага! - радостно закричал Миша, выпрыгивая из шкафа.

На радостях он и не подумал отодвинуть платье в сторону, а потому в прыжке запутался в нем обеими ногами и грохнулся ладонями и коленками на пол. К счастью, радость победы была так велика, что боль не смогла ее омрачить.

- Я выиграл! - вопил он, пока мама вешала свое платье на место. - Выиграл! Выиграл! Выиграл!

- Выиграл-выиграл, - со смехом отозвалась она. - Только не трогай больше мою одежду, чуть не порвал ведь!

Третий раунд. Снова лезть в шкаф? Нет, слишком просто, мама, поди, первым делом его проверит. Чем бы еще прикрыться?

Взгляд мальчика упал на кровать. Ну конечно! Как он сразу не догадался!

Миша быстро, как настоящий партизан, заполз под кровать, сразу собрав пузом половину скопившейся под ней пыли, и потянул руками за свисающий край покрывала, надежно завесив свое укрытие. Теперь мама точно его не найдет! Вторая победа в кармане!

- Восемь...девять...простите, вам чего здесь...

Хлопнула дверь. Кто-то пришел?

- Время на раздумья вышло, - оборвал маму незнакомый прокуренный голос. - Наша цена прежняя. Продавайте дом сейчас, и никто не пострадает.

- Я уже сказал, дом не продается, - ответил папа незнакомым Мише тяжелым голосом. - Уходите и не возвраща...

Внезапно его голос сорвался на страшный, болезненный хрип. Мамин крик оборвался, едва начавшись - ей закрыли рот рукой и оттеснили к кровати. У Миши перехватило дыхание от липкого ужаса, который моментально растекся по всем его мышцам.

- Мы же предупреждали, - прогудел второй незнакомый голос. - Предлагали деньги, место в общаге, даже свою дружбу - а вы что? Знаешь, как поступают в таких случаях с плохими девчонками? Сейчас покажу...

Что-то рухнуло на кровать сверху, и она прогнулась прямо над Мишей, прижав его к полу.

- Не надо, - послышался дрожащий мамин голос. - Не надо...зачем вы...

- Серый, ты там закончил? - послышался звук расстегиваемой молнии. - Двигай сюда, покажем этой суке перед смертью, что такое настоящие мужики...

***

Мишу нашли под кроватью через два дня. Он был обезвожен и обмочился. Милиционер пытался расспросить его о произошедшем. Безуспешно. Миша молчал. В его ушах звенели мамины крики, а в сердце намертво застряли ржавыми гвоздями хриплые комментарии "Серого", состоящие в основном из слов, значение которых он узнал много позже. Не разговорила его ни серьезная тетенька в кожаном пальто, ни дяденька в белом халате. Миша молчал, когда его отвезли в странное заведение и поселили в комнату с тремя другими детьми. Молчал, когда дети его расспрашивали. Молчал, когда дети его обзывали. Молчал, когда дети его били. Молчал - и только смотрел снизу вверх, как волчонок.

Заговорил он лишь через два года. Короткими и слишком резкими для своего возраста обрывками фраз. Первые после случившегося слова от него услышала повариха. Она узнала историю странного, заторможенно-угрюмого мальчика от детдомовской медсестры, по секрету, и теперь очень хотела его хоть немного порадовать. Накануне она зашла в продуктовый и, поохав над ценником, купила воплощенную мечту каждого второго детдомовца - сникерс. На следующий день, выдав Мише стандартную порцию липкой, еле теплой каши, она положила свой подарок на поднос рядом с тарелкой и подмигнула ему:

- Спрячь только, а то отберут. Потом съешь.

- Не хочу, - отрывисто бросил Миша и не касался подноса, пока повариха со вздохом не убрала с него угощение.

***

Миша не был как-то особо неблагодарен и повариху с тех пор любил настолько, что даже приучился со временем говорить ей "спасибо". Она была единственным во всем детском доме человеком, удостоенным такой чести. Проблема была скорее в том, что он забыл, как принимать чужую доброту.

Для большинства "товарищей" по несчастью он оставался "тем странным пацаном", легкой мишенью для самых разнообразных издевательств. Взрослые старательно закрывали на это глаза. Единственным, что вызывало у них хоть какую-то реакцию, были драки. Если на ком-то оставались следы от побоев, он объявлялся зачинщиком и хулиганом, и отправлялся на целый день в "карцер" - холодную, тесную и пустую комнату с полудохлой раскладушкой у стены. Стоит ли говорить, что этим "кем-то" зачастую оказывался Миша?

Зиму сменяло лето, лето сменяла зима - его существование так и длилось за высоким забором. Пары, желающие кого-то усыновить, появлялись редко, и вечно угрюмый мальчик, едва умеющий говорить, их не интересовал совершенно. О, как бы он хотел, чтобы это отношение разделяли те, с кем он был заперт на одной закрытой территории...

Светило теплое, почти жаркое майское солнце, двор тут и там покрывали желтые брызги одуванчиков, где-то наверху беззаботно чирикали воробьи.

- По роже, по роже бей! - взвизгнул кто-то справа.

Миша бросил в ту сторону тяжелый взгляд и тут же пропустил не менее тяжелый удар по зубам. Приятный соленый привкус на языке. Губы пульсируют почти сладкой болью.

Бугай на полголовы выше своей жертвы ухмыльнулся и демонстративно встряхнул правой рукой. Он не сомневался в своем физическом превосходстве и поэтому не спешил.

Миша усмехнулся в ответ, оскалив красные от крови зубы. Он, в свою очередь, не сомневался, что противник не учел одну важную вещь.

Если ты на полголовы выше меня – значит, кончик твоего носа примерно на уровне моего лба.

Жесткий удар головой в лицо. Хруст слышали все собравшиеся зеваки и подпевалы. Неважно, что будет дальше. Важно, что свое предупреждение получил каждый из них.

Бугай отшатнулся, зажав нос ладонью. По его лицу побежал веселый красный ручеек. Миша плюнул кровью на его майку и снова молча оскалился.

- Пацаны, держите его! - гнусаво скомандовал противник.

С двух сторон на Мишу бросились его прихвостни. Одному он успел зарядить в челюсть локтем, но на его руках тут же повисли двое других. Рывок в сторону не увенчался успехом. Бугай утер кулаком кровавые сопли и поднял с земли отколотый кусок асфальта. Его бешеный взгляд не сулил ничего хорошего.

- А ну, брысь отсюда, - внезапно послышалось из-за его спины, и в его ухо с силой врезалась внушительных размеров ладонь. - Брысь, я сказал! Кто не понял – каждому всеку!

Агрессоры вперемешку с наблюдателями бросились врассыпную. Перед Мишей стоял почти взрослый парень, без пяти минут выпускник.

- Ты как? - с деланной небрежностью спросил он.

- Сам бы справился, - резко прошипел Миша и двинулся прочь.

- Всегда пожалуйста, - хмыкнул спаситель, проводив его взглядом.

***

Миша знал, что точку в этой истории ставить рано: проблемы ждали и его самого, и того, кто вмешался в этот конфликт. Поэтому он совершенно не удивился, когда увидел, как его спасителя технично и почти бесшумно тащат по коридору в сторону туалета. Не удивился - и, выждав минуту для верности, с готовностью двинулся следом.

- ...нам тут нашептали, что ты маленьких обижаешь, - послышалось из помещения с рукомойниками. - Тебя мама с папой не учили, что это нехорошо?

- Нет, - с вызовом в слегка дрожащем голосе ответил заступник. - А тебя?

Последовал звук удара и сдержанный гогот агрессоров.

- Да какие они маленькие! - Мишин спаситель повысил голос, пытаясь тем самым позвать на помощь, не подавая виду. - Лбы здоро...

Новый удар, похоже, пришелся под дых, оборвав защитную речь. Миша сделал глубокий вдох и решительно вышел из-за угла, едва не столкнувшись с парнем, стоявшим на стреме.

- Канай отседа, - рыкнул на него тот.

А в следующую секунду Мишино колено со всего размаха врезалось ему в пах.

***

- Ну ты даешь, - недавний заступник смотрел на Мишу со смесью удивления и уважения. - Мелкий вроде, а дерешься как черт.

Миша мрачно разглядывал в зеркало постепенно наливающийся кровью синяк под глазом. Все бы ничего, но карцера на сей раз было явно не избежать.

- Ты зачем вообще влез-то, дурень? - за грубостью парень явно пытался скрыть благодарность. - Я бы один от них отхватил, а так, выходит, отхватили оба. Зачем?

- А как еще? - Миша повернулся к держащемуся за отбитую печень собеседнику. Его губы скривились в болезненной, но искренней улыбке. - Как еще-то?

***

Из воспоминаний Мишу выдернул хлопок двери. Естественно, он забыл закрыть ее на ключ, когда вошел.

В помещение просочились двое. Один, невысокий, серьезный, в черной кожаной куртке и кепке, остался у двери, заложив руки в карманы. Другой, лысый, с редкой пепельной щетиной и широкой ухмылкой на лице, прошел чуть дальше, демонстративно осматриваясь.

- Да, раньше мне этот дом больше нравился, - произнес он с наигранным весельем в смутно знакомом голосе.

- Вы кто? - с трудом выдавил Миша. Он еще не вполне понял, что происходит, но интуиция подсказывала, что ничего хорошего.

- Мы-то? - весельчак повернулся к своему спутнику, будто ища подсказки, но тот лишь равнодушно пожал плечами. - Мы, брат, твои лучшие друзья. Сколько лет тебя ждали - ты не представляешь...

Он неторопливо подошел к Мише вплотную, нос к носу, распространяя запах дешевого одеколона.

- Мы тебе, брат, помочь хотим. Сам подумай, ну нахрена тебе этот дом теперь, а? Одно расстройство ведь! А мы тебя в такую общагу поселим - конфетка просто, сами бы жили. Еще и денег сверху подкинем. Косарей десять, а? На макароны с пивом...

Миша молча, что было сил, толкнул наглеца в грудь. Тот отшатнулся, но устоял.

- Ты, брат, крылышки не распускай, - в его фальшиво веселом голосе зазвучали угрожающие нотки. - А то ведь мы и подрезать можем. Кончишь как твой батя. Верно говорю, Серый?

- Ага, - отозвался тот прокуренным голосом. - А то и как мамка.

Голос. Сначала Миша узнал этот голос - и все его тело сдавили ледяные тиски. Потом до него дошел смысл сказанного, и холод сменился инфернальным жаром.

Лысый захохотал над словами товарища, театрально согнувшись пополам. В его хохочущую физиономию и впечатался Мишин кулак. Бандит захлебнулся смехом и попятился, запоздало прикрываясь рукой. Миша зарычал и бросился вперед, чтобы повалить врага на пол, но его тут же обхватила за плечи крепкая рука второго бандита, а к горлу прижалось холодное лезвие.

- Да, брат, - проговорил лысый, уже не прикидываясь веселым. Кровь с рассеченной ударом брови заливала ему левый глаз, но потрясенным он не выглядел. - Расстраиваешь. Мы к тебе со всей душой, а ты что?

Миша дернулся в сторону и лезвие ножа оставило на его шее неглубокий, но обжигающий поцелуй.

- В общем, расклад такой, - лысый стер с лица кровь ладонью и тяжело похлопал ею Мишу по щеке. - Дом мы получим в любом случае. С твоим участием будет проще, но будешь рыпаться - прирежем. Силенок на всех нас у тебя не хватит, связей у тебя тоже нет, а вот у нас - еще как есть. Вся полиция на районе - наша. Знаешь, какие бабки в таких вопросах крутятся? То-то же. Короче, так: два дня тебе на раздумья. Либо принимаешь нашу дружбу, либо начинай копать себе могилу. Дело твое.

***

Дверь равнодушно хлопнула за незваными гостями, оставив Мишу стоять посреди дома в одиночестве. Его колотило, как никогда в жизни, глаза были расширены, а на лбу выступил пот. Не от страха, нет. От злости. От лютой всепоглощающей ненависти, слишком большой, чтобы безболезненно уместиться в человеческом теле.

Миша упал на колени и грохнул кулаком об пол, еще, еще и еще. Ему инстинктивно казалось, что боль в разодранных о доски костяшках заглушит ту боль, что поселилась в его сердце много лет назад, и теперь усилилась многократно. Напрасная надежда.

Отдать дом? Черта с два. Но что же в таком случае делать?

Миша не знал. Миша был один. Один в пустом и темном доме, один в пустом и темном мире. Стаи потревоженных пылинок меланхолично кружились в ржавых лучах света, с трудом пробивавшихся сквозь грязное оконное стекло. Нежное весеннее солнце попыталось дотянуться до одинокого мальчика, погладить его по голове, утешить, но быстро бросило эту затею и устремилось в самую вышину небес. Там, снаружи, кажется, приближался полдень.

Внутри же явственно приближался конец.

***

Миша брел вперед, не разбирая дороги и пошатываясь, как пьяный. Его голова безвольно свесилась вниз и вбок. Под ногами мелькали, сливаясь в единую массу, корни деревьев и палые листья. Миша не помнил, откуда и куда он идет. Не помнил, как оказался в этом лесу. Не помнил, что делал или собирался делать в этом месте. Все это не имело никакого значения. Где-то глубоко внутри у него ворочалось что-то тяжелое, гнилое и бескрайнее, как желтовато-бурая масса под его ногами.

- Бедный мой мальчик. Одинокий. Потерянный.

Миша остановился и с трудом приподнял голову. В нескольких шагах перед ним стояла девушка в грубой на вид тунике. Струящиеся черные волосы мягко обрамляли ровный и строгий овал ее лица с пикантной восточной жилкой. Его можно было бы назвать красивым, если бы не болезненная восковая бледность. Уголок ее тонких губ был чуть приподнят в едва заметной полуулыбке.

- Мы...мы... - Миша никак не мог выдавить из себя цельную фразу.

- Знакомы? - подсказала девушка. - О, да. Каждый раз я узнаю твое сердце из миллионов. Ведь есть только один человек, у которого оно способно вместить столько ненависти. А вот ты, похоже, снова меня забыл, правда?

Миша снова пошатнулся, едва удержавшись на ногах, и не ответил.

- Ты вспомнишь, - пообещала знакомая незнакомка. - Вспомнишь свое имя. Вспомнишь, чья кровь обагряет твои руки. Вспомнишь, кого и почему на самом деле ненавидишь. Обязательно вспомнишь.

- Кто ты? - Миша сощурился, напрягая память.

- Никогда, - последовал ответ.

- Это...не то... - Миша сглотнул колючий ком в горле. - Не то, что я спрашивал.

- Ошибаешься, - на лице девушки не дрогнул ни мускул. - Это и есть ответ. Может быть, на тот вопрос, что ты задал, а может и на какой-то другой...но всему свое время. И сейчас настало время для небольшого подарка. В честь нашей новой встречи. Это ведь так принято у людей?

- Мне ничего не нужно, - проговорил Миша. Почти твердо. Почти без запинки.

- В твоем сердце я слышу другое, - девушка протянула руку в его сторону. - Ты ведь тоже слышишь его песню? Этот прекрасный металлический звон. Слушай. То, чего ты так сильно жаждешь, ждет своего часа в тебе самом.

Миша криво и невесело усмехнулся. Слушать сердце? Искать внутри самого себя? Тупое клише. Работает только с диснеевскими принцессами.

- Можешь мне не верить, но очень скоро ты поймешь. Я имею в виду ровно то, что говорю. Слушай. Просто слушай…

Корни, листья, девушка - все вдруг закружилось в чудовищном водовороте, стремительно отдаляясь от Миши куда-то в другую реальность. Миша сидел на полу, привалившись спиной к деревянной стене. Он вскинул голову и заморгал, хватая ртом пыльный воздух. Прежде чем пустой темный дом сложился в его глазах в стройную картинку, где-то бесконечно глубоко внутри его головы слабым ветерком надежды прозвучало:

- ...и я бы на твоем месте начала с чердака.

***

Вращающиеся переключатели, слепые, потухшие светодиоды, спутанные провода. Здоровенный по современным меркам приемник, допотопные наушники, стопка пыльных книг по радиотехнике. Все это отзывалось глухой болью в незаживающих ранах Мишиного сердца. Он сам не знал, что ищет на чердаке, в этом жутком музее, который вызывал настолько болезненные воспоминания, что мог бы служить его персональным адом.

"Просто слушай", да?

Миша осторожно взял в руки наушники, смахнул с них верхний слой пыли и приложил динамиком к уху. Тишина. Естественно. И без того слабая надежда таяла на глазах. Миша щелкнул красной кнопкой на приемнике, покрутил наугад какой-то переключатель...

Ничего. Само собой, глупо было даже пытаться.

Миша резко развернулся, чтобы уйти и принять, наконец, свою судьбу, но зацепил наушники рукой. Натянувшийся провод развернул приемник задом к краю стола и выскочил из разъема. Миша машинально развернулся и воткнул его на место, и в этот момент ему бросилась в глаза небольшая деталь.

Дрожащий от напряжения палец заскользил по черному пластику, протирая поверхность от пыли. Да, ему не показалось - на задней части приемника нашлась небольшая крышка. А под крышкой, спустя минуту усилий, нашлись батарейки - очевидно, давным-давно севшие. Миша осторожно вынул их и поднес к глазам. Самые обычные на вид, такие же использовались в детском доме в пульте от старенького телевизора и в единственной на все заведение китайской игрушечной машинке с наполовину рабочей мигалкой.

Не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, Миша с гулким топотом бросился вниз по ступеням. Теперь у него была цель. Безнадежно глупая, но все же гораздо лучше, чем просто сидеть и ждать своей участи, правда?

***

Около часа спустя, Миша снова стоял у себя на чердаке, тяжело дыша и тщетно стараясь утихомирить дикое сердцебиение. В руке он сжимал добытую упаковку с новенькими, чуть поблескивающими батарейками. Хрустнул разрываемый пластик. Несколько простых движений, осложненных лишь дрожью в руках - и дело сделано. Миша нацепил наушники и с замирающим сердцем щелкнул красной кнопкой еще раз.

- ...А ТЕПЕРЬ - О ПОГОДЕ, - оглушил его бодрый диктор. - ХОРОШАЯ НОВОСТЬ В ТОМ, ЧТО АНТИЦИКЛОН...

Миша поспешно крутанул переключатель громкости и стиснул зубы. "Ну, вот, - подумал он. - Вот я и слушаю. Идиот, надо же было так поверить в собственный бред..."

Впрочем, какая-то часть его сознания признавать свою единственную надежду бредом не спешила. Может быть, просто не та частота? Рука потянулась ко второму по величине переключателю. Одно легкое движение - и голос диктора смело шумом помех как песчаной...

...бурей. Миша моргнул. Из его рук выскользнула и гулко ударилась о доски разобранного пола лопата. Навалилась вдруг тяжелая боль во всех мускулах сразу. Низкий потолок, бетонные стены...

Подвал.

Какого черта?!

Прямо перед Мишей в неглубокой яме лежал чуть присыпанный землей черный мусорный мешок. Миша опустился на колени и потянул рукой за его край. Он не хотел знать, что там. Но где-то в самой глубине души он знал.

Из мешка в яму вывалились кровавые обрубки, в которых едва угадывались черты расчлененного человеческого тела. Последней выкатилась и уставилась на Мишу невидящим взглядом широко открытых глаз голова. К горлу подкатила тошнота. Миша отшатнулся от этого взгляда - самого жуткого, что ему когда-либо доводилось видеть.

И он вспомнил. Все вспомнил.

Как вышел из дома, не заперев за собой дверь. Как проехал несколько остановок на автобусе в сторону районного центра. Как легко и непринужденно вошел в третий подъезд какой-то невзрачной пятиэтажки. Как поднялся на второй этаж, просунул в дверную щель над замком кончик длинного – около метра – и широкого, чуть изогнутого клинка из шершавого металла цвета запекшейся крови...

Миша сдавил руками голову и застонал. Бессмыслица. Полнейшая бессмыслица. Так не бывает, не бывает...

...вот он нажимает на свое орудие сверху всем весом - и оно с тихим скрежетом прорезает защелку. Вот он приоткрывает входную дверь и бесшумно проскальзывает внутрь. Из комнаты слышно орущий будто бы во всю мощь телевизор. Миша прислоняется к косяку. Он ждет.

В какой-то момент из комнаты сквозь шум телевизора доносится богатырский храп. Миша отлипает от косяка и крадучись проходит внутрь. На диване, запрокинув голову, спит человек. У него знакомое лицо.

"Серый".

Несколько минут Миша смотрит на своего врага, склонив голову. Затем замахивается клинком и бьет с плеча, слева направо. "Серый" хрипит, схватившись за горло. Теперь его глаза широко распахнуты, но узнать своего палача он уже не в состоянии. Из последних сил он порывается встать, но тут же падает на четвереньки, опрокинув журнальный столик. Одной рукой он еще держится за горло, и из-под его пальцев на пол летят алые брызги. Миша не спеша обходит свою жертву и замахивается снова. Рубящий удар всем телом сверху вниз - и рука "Серого" отделена от все еще бьющегося в предсмертных конвульсиях тела...

Мишу затошнило. Он прекрасно помнил, как разделывал тело, как безошибочно достал из чужого кухонного ящика пачку плотных мусорных мешков, как вытер ноги предусмотрительно принесенной тряпкой, как тащил свою добычу домой вдоль потемневшей к ночи трассы, как копал могилу, больше похожую на выгребную яму...

- Что я наделал... - пробормотал он вслух.

"А что не так? - закралась вдруг мысль. - Разве не об этом я мечтал все эти годы? Не об этом молился ночами, пока не убедился в бессмысленности молитв? В конце концов, разве это не единственно возможная самозащита?"

Добрых полчаса Миша просидел на полу в раздумьях, разглядывая собственные руки, чистые на вид, но на самом деле покрытые несмываемой кровью. Потом он тяжело поднялся, поморщившись от боли в перенапряженном теле, и почти без содрогания взглянул в остекленевшие глаза своего мертвого врага.

"Как бы там ни было, что сделано, то сделано, - отозвалось в голове погребальным колоколом. - Так или иначе, теперь у меня есть яма, которую нужно закопать".

Мишины губы дрогнули в слабой, неуверенной улыбке. Точно. Яма, которую нужно закопать.

И радио, которое стоит послушать еще раз.

***

Миша думал, что второе пробуждение после этого добровольного помешательства будет менее дезориентирующим.

Он ошибался.

Тесное и темное дощатое помещение. Вонь нечистот. Противное жужжание мух. Немаленький по местным меркам паук в центре своей паутины прямо над головой. Доносящаяся снаружи, будто издалека, громкая музыка и пьяные крики. Что-то тяжелое и приятно пульсирующее в правой руке. Снова вернулась боль в мышцах - он ведь не отдохнул с прошлого раза. Миша затряс головой, лихорадочно пытаясь вспомнить, где он и что он тут делает, но разрозненные картинки в памяти не успели сложиться во что-то связное.

Шаги. Скрипучая фанерная дверца отворяется, впуская внутрь немного лунного света. На пороге вчерашний лысый бандит - голый по пояс, очевидно, разгоряченный спиртным. Немая сцена. С его лица медленно сползает ухмылка, а рот начинает открываться. Времени на раздумья нет.

Все еще не до конца понимая, что происходит, Миша схватил врага за плечо и выбросил вперед правую руку. Зажатый в ней клинок вонзился лысому глубоко под ребра. Надрывный хрип, до ужаса похожий на тот, что издал в последнюю минуту жизни отец. Мишу бросило в жар. Он оскалился - не то от ярости, не то от кровавого восторга возмездия - и надавил на пульсирующую рукоять, углубляя и расширяя рану. Лысый обмяк и осел на землю, соскользнув с клинка.

С трудом оторвав взгляд от своей жертвы, Миша быстро окинул взглядом окружение. Музыка и крики доносились из чуть кособокого, но уютного на вид домика, когда-то очень давно выкрашенного в красный. За туалетом, из которого Миша только что вышел, располагалась низенькая, но широкая дровница, а дальше начинались высокие и густые кусты малины.

Левая рука сама собой потянулась к оттопыренному карману куртки. Мешок. Отлично. Нужно только как-то уместить в него тело.

Оставаться на открытом месте, да еще возле туалета, куда в любой момент мог отправиться кто-то из дома, было бы крайне опрометчиво. Миша, не выпуская из правой руки оружие, левой схватил лысого за предплечье и оттащил за дровницу. Оставалось надеяться, что кровавый след и примятую траву в ближайшее время никто не заметит.

Достав и расправив мешок, Миша столкнулся с затруднением: лысый в него явно не помещался. "По крайней мере, целиком," - проползла по затылку мысль. Миша поежился. Но отступать было поздно, а его руки прекрасно помнили, как это делается. Он опустился на колено рядом с поверженным врагом и уже примерялся своим клинком к его шее, как вдруг...

...лысый открыл глаза.

Он не пытался кричать или отбиваться. Только глухо закашлял, по-детски ухватился за Мишину штанину и с явным трудом прохрипел:

- Дочку...дочку только не трогай...она не знает...не знает...

Он захлебнулся своими словами и снова закашлял - с кровью на губах. Вероятно, эти слова должны были охладить Мишину ярость, но произвели прямо противоположный эффект. Мысль о том, что у этого чудовища - убийцы и насильника - есть семья, о которой он заботится даже в предсмертных муках, привела Мишу в холодное бешенство. Он дождался окончания приступа кашля и склонился над лицом бандита.

- Не трогать дочку, говоришь? - по Мишиному лицу пробежала судорога. Слова давались ему с трудом. - Это отличный повод ее "тронуть". Я приведу ее сюда. Покажу твой труп. Расскажу, кто ты такой и что сделал. А потом прирежу прямо здесь же. Ты слышишь меня? Как свинью прирежу!

В глазах бандита отразилась невыносимая боль - и не только телесная. Он дернулся, выгнулся, беззвучно распахнул рот и затих навсегда. А с Мишей произошло то, чего не бывало уже долгие годы.

Он всхлипнул.

По его лицу покатились слезы. Разумеется, он не собирался претворять в жизнь свои угрозы. Это было бы слишком даже для его искалеченного, огрубевшего сердца. Даже то, что он собирался сделать с телом, было для него слишком. Он плакал почти навзрыд и никак не мог успокоиться.

Клинок выскользнул из ослабшей руки и плюхнулся в грязь. Миша закрыл руками лицо, пытаясь отстраниться от того, что сказал, что сделал и что собирался сделать. Навалилась жуткая слабость. Перенапряжение, усталость - очевидные причины, но Миша вдруг почувствовал: есть в этом что-то еще.

Воздух обжег легкие, как морская вода. Все вокруг посерело и то ли замедлилось, то ли наоборот, ускорилось. Сердцебиения не ощущалось совсем. "Я умираю", - пронеслось в голове. Миша стукнул себя в грудь слабым, едва сжатым кулаком. Глупая, наивная попытка.

Чувствовать пульсацию крови в собственном теле было в этот момент нужнее воздуха. Просто ощутить пульсацию...

Пульсацию.

Из последних сил Миша оперся на лежавший перед ним труп левой рукой, а пальцы правой сомкнулись на шершавой рукояти клинка - интуитивная полудогадка.

Пульсация. Сладкая пульсация растеклась от ладони по всему телу. Как это работает? Миша не знал. Но в тот момент у него была более насущная проблема.

Прерывисто вздохнув, он стер рукавом влагу с глаз и из-под носа.

Чувства потом. Вопросы тоже.

Сейчас ему нужно было разделать труп.

***

Бросив на вторую безымянную могилу последнюю лопату сырой земли, Миша со стоном наслаждения вцепился в дожидавшийся его рядом меч. Доски он смог положить на место и одной рукой. Находиться в подвале стало еще более некомфортно. Миша отчетливо ощущал направленные на него из-под земли взгляды отрезанных голов. Оставалось надеяться, что не слишком наследил, и...послушать радио еще раз?

Но на выходе из подвала Миша обмер.

Послышалось? Да нет же, вот еще раз:

Тук-тук-тук.

Стараясь не скрипеть древними половицами, Миша подошел к двери.

Тук-тук.

Желудок будто сжали ледяной костлявой рукой - стук шел не из-за двери. Стук шел из шкафа.

Держа наготове меч, Миша подкрался к источнику звука и резко распахнул дверцу...но внутри никого не оказалось. Старая одежда, поеденная молью. Мамино платье - то самое. Откуда же тогда...

- Вот мы и встретились снова, - раздался слева чуть приглушенный, как сквозь воду, голос.

Миша рефлекторно отпрыгнул и махнул мечом в сторону предполагаемой угрозы. Но в доме он по-прежнему был один. Только в зеркале, висящем на дверце шкафа с внутренней стороны, отражалось не его собственное перепуганное лицо, а совсем другое, хоть и знакомое.

- Ты, - выдохнул он, пытаясь унять жаркую пульсацию в своей правой руке. - Как?!

- Скучный вопрос, - прохладно ответила девушка из его сна все с той же загадочной полуулыбкой. - Тебе понравился мой подарок?

Миша бросил взгляд на свой меч, не зная, что сказать.

- Ты не узнал его? - девушка указала на клинок глазами. - Ну же, я ведь выразилась достаточно прямо в тот раз. Это - твое сердце, мальчик. Сердце, в котором скопилось столько ненависти, что оно стало клинком, способным разрезать все, что ты пожелаешь.

- Мое сердце... - пробормотал Миша. - Я...я убил им тех...

- Эти черви не заслуживают того, чтобы о них говорили, - прервала его девушка. - Ты ведь хотел их смерти. А я люблю давать людям то, чего они хотят.

В голове Миши беспорядочно роились десятки вопросов, но первым он решил задать самый животрепещущий:

- Как...как я могу отплатить?

- О, ну, если ты правда этого хочешь, у меня есть одна небольшая просьба, - улыбка девушки будто бы стала чуть шире. - Позволь, я расскажу. Ты думаешь, что во всех твоих бедах виноваты те, что гниют теперь там, внизу. И это безусловно так, но не задумывался ли ты, где все это время был бог? Почему он допустил подобное зверство?

- Я не верю в бога, - усмехнулся Миша.

- Напрасно, - девушка мягко покачала головой. - Плачущий бог существует. Просто он не вмешивается в людские дела. Он не хочет править, не хочет использовать силу, что была дана ему. Нам нужен новый бог. Такой, который будет улыбаться нам, принимать участие в наших жизнях. И у меня уже есть кое-кто на примете.

- И кто же? - продолжая скептически усмехаться, спросил Миша.

- Его называют падшим ангелом, - последовал ответ. – Поверь, ты и сам захочешь ему помочь, как только вы познакомитесь – ведь он несет людям свет…

- Падшим ангелом? - Миша фыркнул. - Так ты, выходит, какой-то мелкий бес?

Девушка прикрыла глаза на несколько секунд и неожиданно серьезно спросила:

- Тебе знакомо значение слова "никогда"?

Ее глаза открылись. Они были черны, как чистое ночное небо, и так же усыпаны мириадами звезд. Миша - жалкая пылинка на этом фоне - растворился в них без остатка.

- ИМЯ МНЕ - ТИАМАТ, - вибрировало у него в грудной клетке. - Я - ПЕРВОПРИЧИНА И ЦЕЛЬ ВСЕГО СУЩЕГО. ИЗ МЕНЯ ВЫШЛО ВСЕ, И В МЕНЯ ВСЕ ВЕРНЕТСЯ.

- ИМЯ МНЕ - ТИАМАТ, - гудело у него в голове. - Я – МАТЬ, ОКЕАН И ХАОС. Я - ПУСТОТА, ПОРОДИВШАЯ ВСЕ, ЧТО БЫЛО, ЧТО ЕСТЬ И ЧЕГО НИКОГДА НЕ БУДЕТ. Я - ВСЕ ИЗ НИЧЕГО.

- Знаешь, куда уходит свет звезд, когда они гаснут? - прошептали ему на ухо холодные губы. - Я знаю...

- ИМЯ МНЕ - ТИАМАТ, - взорвалось ослепительной болью в самом его существе, и свет миллиардов несуществующих звезд хлынул по его натянутым нервам. - НИКОГДА - ЭТО Я.

Черные глаза отпустили Мишу и он рухнул на колени, дрожа, не смея больше поднять взгляд.

- Довольно глупых вопросов, - ласково проворковала Тиамат. - Спрячь свое сердце в подвале, чтобы никто не увидел его раньше времени. Храни свою тайну, пока небесное воинство не сойдет на Землю. Если кто-то еще захочет тебя побеспокоить, я наведу тебя на след через радио.

- Д-да, - выдавил Миша, отчаянно стараясь унять стучащие зубы.

- Стало быть...ты сделаешь это для меня? - с очевидно наигранной нерешительностью спросила Тиамат.

- А как еще, - Миша собрал в кулак всю свою храбрость, поднял глаза и улыбнулся ей дрожащими губами. - Как еще-то?

***

Встань же, Каин, первый из убийц, - сказала она тогда.

Миша приоткрыл глаза и заморгал, пытаясь их сфокусировать. Все вокруг текло и плыло, разрозненные звуки пробивались, как сквозь вату.

Встань, Каин, первый из убийц.

"Первый из убийц? Так я - убийца? Да, точно, я убивал людей. Пожалуй, меня можно так назвать".

Встань, Каин.

"Каин. Вот мое настоящее имя. Теперь я вспомнил. Все вспомнил".

Встань.

Каин вытянул вперед руку, кривясь от боли в затекших мышцах. Зрение чуть прояснилось, и он увидел справа что-то похожее на невысокую человеческую фигуру. Вцепившись в ее плечо, он неимоверным усилием поднял корпус в сидячее положение.

- Меч, - прохрипели пересохшие губы. - Мне...нужен...мой...меч.