Во сне я горько плакал

   Если бы мои родители не развелись, когда мне было восемь лет, то я не жил бы до семнадцати в коммуналке с жуткими соседями, устраивающими по ночам пьяные дебоши. И тогда бы я с детства любил жизнь и не знал, что такое изнемогать от бессильной злости. Да, я любил бы жизнь и не стал бы циником.
А ещё я жил бы в двухкомнатной кооперативной квартире, потому что такая квартира «строилась». Но после того, как мама и папа расстались, строить стало нечего и не для кого. Папа исчез, мы с мамой остались. Я остался. На тахте, поставленной за шкафом.
Имея свою комнату, я не стал бы завидовать тем, у кого она есть. Когда человек завидует, он почему-то считает себя выше того, кто зависть вызывает. А превозношение – штука едкая.
Имея свою комнату, я бы, скорее всего, занимался музыкой. Не качал бы мышцы, а играл на пианино, потому что у меня прекрасный слух и хорошая музыкальная память. И мне нравится, когда играет  рояль. Фортепиано, фортепианные произведения - это исповедь. И композитора, и исполнителя.  Порой мне снятся удивительные мелодии, но я не знаю нот, и поэтому никто их никогда не услышит.
Имея свою комнату, я бы не стал убегать из дома. Я говорю о том, что я не стал бы поступать в мореходное училище с казармой, освобождая себя от матери, а мать от себя. Чтобы я стал делать? Поступил бы в университет на филологический факультет, чтобы «стать писателем» - в школе было замечено, что складно и интересно сочиняю. Но может быть, я попытался бы поступить в Первый медицинский. Зачем? Быть психиатром. Сумасшествие (чужое и, возможно, своё) – область чрезвычайно притягательная. Во всяком случае, для меня. Потёмки, пронзаемые лучом знания.
Нет, пожалуй, в медицинский я поступать испугался бы – мне не нравится химия. Так же, как физика, и математика.
Поэтому морское училище я не закончил и закончить, видимо, не мог – учиться на одном усилии воли невозможно.
Но университет обязательно!  И обязательно филологический. Охотно допускаю, что писатель во мне не родился бы, но преподаватель русской литературы получился бы неплохой -  я чувствую «текст», я его люблю. Он как живописное полотно – колорит, мазки, размер холста, стиль и прочие тонкости. Хотя текст может быть и дрянью. Я говорю «преподаватель», а не школьный учитель. Преподаватель Вуза, который ведет факультативы, а во Дворце Пионеров (был такой) вел литературный кружок.
Учась на филфаке, я бы женился на красивой, тихой девушке с грустными и умными глазами. Она любила бы Ходасевича, Ахматову и Бродского. И была бы именно «девушкой», девственницей, для которой я был бы не пятым, а первым. И, надеюсь, единственным.
На пятом курсе мы бы поженились, и через месяц после свадьбы у нас появилась бы дочь, которую мы назвали бы Марией. А через шесть лет подарили бы миру еще одного человека. Мальчика Диму. Дима стал бы заниматься бизнесом – то есть, торговать запчастями. И довольно успешно. А дочка Маша вышла бы замуж за итальянца, которого встретила в одной весёлой, но очень приличной молодёжной кампании, где открыто не ругаются матом и не напиваются до свинячьего визга.  И жила бы моя Машенька в Милане. И   каждое лето мы с Ритой (так звали бы мою жену) к ней бы прилетали – позагорать и поиграть с внуком Ильей. Прилетали бы до начала войны с Украиной.
А ещё у меня был бы дачный дом. В посёлке Токсово. Два этажа, кирпич, гараж, тридцать соток. В гараже чёрная «Хонда». До Кавголовского озера семь минут езды. И был бы у меня друг-приятель. Недоучка, циник и склонный к депрессии тип. Но не дурак. Но, по сути, «ноль».
Да… Но тогда бы это был уже не я, а мой старый знакомый Лёня Кривошеин, который в прошлом году умер от инфаркта. Так бывает в шестьдесят три года.
Лёня умер, а я всё ещё здесь. Здесь, вместе с вами…