Инвалиды цивилизации 34. Положение дел на Земле и

34. Положение дел на Земле и в параллельной реальности

Эта полемика продолжалась ещё не один день, и чем дольше она тянулась, тем больше напускалось туману профессором Менделем, и дело не только не прояснялось, но и запутывалось ещё сильней.

Ни на один из поставленных вопросов Мендель так и не дал ясного и вразумительного ответа.

Существует ли в том сатанинском мире, из которого он прибыл, столица их родины – вторая Москва? И если да, то правда ли, что к её подступам рвутся полчища либерально-демократической коалиции, как об этом вещалось из всех труменболтских утюгов? 

Какие русские земли, кроме Светлоградской области, оккупированы бесами, и какие страны находятся под их контролем? Англия, Америка, Европа? Или весь этот барабанный бой о том, что «весь цивилизованный мир с нами» – выдумка Труменболтской пропаганды?

А если действительно весь цивилизованный мир был с Труменболтом, то какие именно страны входили в сей избранный список? Фигурировали ли в нём, предположим, Индия, Иран, Китай?

Как следует понимать полёт Грингольца на Луну к госпоже Диане на космическом корабле Посейдон и его прыжок в гиперпространство по телефонному звонку с Марса?
 
Вопросы, вопросы…

И главный вопрос – вопрос всех вопросов: где находится источник всей этой бесовщины?

Речи Менделя были пространны, как волны Тихого океана, и за время этих долгих бесед он наговорил представителям компетентных органов столько турусов на колесах, что у тех ум за разум начал заходить; и чем больше витийствовал Мендель, тем более его словеса походили на бред сумасшедшего – с одной стороны, и тем безупречней становилась его аргументация – с другой стороны. И возникал вопрос: а уж не спятил ли профессор в своей психушке? Ведь с кем поведёшься – того и наберёшься, как гласит народная мудрость, и долгое общение с пациентами Красной Хаты могло сказаться на его психике... да и лучи этого дьявольского изобретения? Разве не могли они помрачить его ум?

Вот он и тронулся там, в своей Красной Хате, вместе со всеми своими шизиками.

Такова была точка зрения академика Фонарина и некоторых других узких специалистов. Ведь не секрет же, что многие психиатры, причём даже и самые головастые из них, отнюдь не всегда дружат с головой, и что многие шизики весьма убедительно обосновывают свой бред, и никакие и доводы здравого рассудка не в силах его поколебать.

Так не был ли… не был ли и доктор Мендель неким вебштейном с заложенной в него кем-то программой? Что, если профессорский кейс ему был оставлен для его профессиональной деятельности, а всё остальное в нём вычистили?

Иначе как объяснить, что он цитировал по памяти святое писание и, следственно, умел отличать добро от зла, и в это же самое время добровольно обрекал свою душу на погибель?

Гипотеза генерала Сысоева о пришельцах с иных миров, на фоне всего этого сюрреализма профессора Менделя выглядела куда как более убедительней, и у многих ответственных товарищей из КГБ возобладало мнение о том, что тут, скорее всего, орудуют инопланетяне (очевидно, вкупе с американцами), хотя и гипотезу Менделя, как бы парадоксальна она не была, со счетов сбрасывать тоже не спешили.
 
Кое-кто из аналитиков допускал даже мысль о том, что во всей этой истории могли быть задействованы марсиане Герберта Уэльса, (недаром ведь Грингольц полетел именно на Марс!) либо ещё какие-то таинственные гуманоиды, работавшие параллельно с сатанинскими силами, о которых толковал профессор Мендель, и даже рассматривался некий их симбиоз. Но всё это было на уровне догадок, предположений – всё это было вилами по воде писано.  Твердых же, железобетонных фактов в пользу той, или иной гипотезы, не было никаких.

Одним словом, многие башковитые парни из засекреченных служб и учёные из зарытых НИИ землю носом рыли, пытаясь разгадать загадку Труменболтского феномена, и так ничего и не нарывали.

И вставал вполне закономерный вопрос: а в каком же направлении рыть дальше, ибо все пребывали впотьмах, не имея ни малейшего представления о том, что твориться в стане врага.

Но какие бы козни не плелись врагами рода человеческого, очевидно было одно: в Красной Хате функционировал трансмутатор, делающий из советских людей зомби, и его следовало уничтожить. Командный пункт этих чертей, если его только удастся обнаружить, тоже необходимо было разгромить.

Таковы были первоочередные задачи, поставленные партийным руководством в лице Ивана Христофоровича Арбузова перед генералом Сысоевым и иными ответственными товарищами.
 
В те дни произошло, кстати, и ещё одно знаменательное событие, коренным образом повлиявшее на весь ход дальнейших дел, и о нём необходимо здесь упомянуть.

Эксперту Валдису Балодису приснился чудесный сон, и в этом сне ему были явлены чертежи неких таинственных аппаратов, с помощью которых можно было перемещать в иные пространства большие массы тел.

Сон был весьма отчётливый, с мельчайшими даже деталями, и Балодис, проснувшись как бы от толчка, тут же схватился за карандаш и перенес явленные ему во сне чертежи на бумагу.

Через день ему пригрезилась и конструкция маячка (тоже весьма полезной штуковины) и он срисовал также и её, пока она ещё не изгладилась из его памяти.
 
Эти чертежи, через посредство генерала Сысоева, были переданы академику Фонарину со всеми сопутствующими пояснениями, которыми сновидец снабдил свою документацию.

Оборонные предприятия, или, как их ещё тогда называли в СССР, «Почтовые ящики», приступили к изготовлению приснившихся Балодису установок.

Такова была ситуация в августе 1976 года, если говорить коротко, накануне прыжка полковника Белосветова в село Антоновку, переименованную демократами, если вы ещё не позабыли об этом, в Байденвилл.

Этот прыжок (если не считать некоторых странностей при приземлении) прошёл успешно, и Белосветов вынырнул под новыми небесами в огороде Елизаветы Михайловны Паниной.

Уже вечерело, сгущались сумерки, и куры почтенной женщины забрались на свои насесты, отходя ко сну. В трех шагах от себя полковник увидел Нину, шагавшую к дому, а к ней подползал между грядок с капустой, словно змея, некий костлявый желтолицый тип в штанах цвета красно-бурой глины, отороченных бахромой, какие носили, быть может, индейцы, либо тунгусы в стародавние времена. Куртка – той же расцветки, что и штаны, была тоже украшена длинной, словно лапша, тесьмой. Лицо у этого типа было впалое, с двумя вертикальными складками на жёстких бугристых щеках.

Тело полковника ещё пребывало в эфирном состоянии, и по этой причине девочка не замечала его, хотя он и отстоял от неё на расстоянии вытянутой руки. Хунхуз – дадим ему такое название – тоже его не видел.
 
Белосветов снял с плеча синюю дорожную сумку и опустил её на землю, не спуская глаз со степняка. Вот желтолицый воин подкрался к Нине и вскочил на ноги с явным намерением схватить её в охапку, но тут же был уловлен полковником за горло, отброшен в сторону, и уже, так сказать, на десерт, получил от него такой чудесный удар кулаком в лоб, который мог бы свалить с ног и бегемота.

Любитель чужих девочек рухнул на землю аккурат между двух грядок с капустой. Там он и покоился с миром, пока Нина шагала по тропе к дому, даже не подозревая о том, какой опасности она подвергалась.

Белосветов провел её взглядом и посмотрел на незадачливого степняка. Тот лежал на спине, как покойник в гробу.

Наконец похититель девочек шевельнулся, перевалился на живот, и начал медленно отползать с поля боя; затем он рассыпался в прах и исчез.
 
Нельзя сказать, чтобы исчезновение этого типа слишком уж удивило полковника – в этом дивном мире можно было ожидать каких угодно чудес.

Но был ли хунхуз на самом деле, вот в чём вопрос? Или он ему только привиделся?  Ведь не исключено, что это был некий побочный эффект его психики при телепортации из одной матрёшки в другую? Или, проще говоря, глюк?

Особо задерживаться на этой мысли полковник не стал. Он подхватил с земли сумку, прошёлся по огороду и уселся на бревно под старым абрикосом.

Вечер стоял чудесный.

Вокруг было разлито спокойствие и тишина; веяло свежим ветерком, и в нём были растворены ароматы цветов и разнотравья; дышалось, словно раю.

В высоком небе начинали загораться звезды – прекрасные, вечно манящие людские сердца звёзды, под которыми уже утекло столько человеческих жизней на этой вечно юной старушке Земле… 

Он стал вспоминать свои ощущения при перемещении в эту матрешку: то, как он стоял на дисковом аппарате в потайной комнате Валдиса Балодиса, и как внутри него вдруг  что-то оглушительно и беззвучно лопнуло – словно взорвалась целая вселенная; и как он услышал в своих ушах свист стремительного полета, и вылетел куда-то вон из себя самого; и как он летел потом, окутанный плотным белесым коконом, над морями и долами, и видел в проймы облаков каких-то допотопных животных, уже давно вымерших на его планете, и странных существ то ли в скафандрах, то ли в водолазных костюмах, и людей с песьими головами, и иных дивных созданий.

Что сие значило?

Он не знал. Это было за пределами его понимания.

Да и что человек может знать о том мире, в котором он живет? Считай, ничего.
Век его короток. Мгновение ока. Дуновение ветерка. Вспыхнул – и погас в своем бренном теле. А небеса вечны. И никто не в силах их поколебать.

«Небеса?» – подумалось ему.

А были ли это те самые небеса, под которыми он жил ранее?

Впрочем, что это меняет? Тут тоже цвели сады, и текли реки, и плескались моря, и бурлила жизнь во всём своём многообразии. И здесь человек вместо того, чтобы жить в гармонии с Богом и с природой, пакостил вокруг себя везде, где только мог… 

Но… довольно лирики, подумалось ему. Негоже ему, аж целому полковнику КГБ, предаваться подобным настроениям. Для того ли он послан сюда?

Белосветов поднялся с бревна, повесил на плечо свою синюю дорожную сумку, и упругим шагом потопал к домику Паниной, полагая, что уплотнился уже в достаточной степени. Он постучался в полуоткрытую дверь:

– Елизавета Михайловна!

На его зов выглянула Панина, он поздоровался с ней, и она пригласила его войти в дом. Он проследовал за ней в опрятную комнату и увидел за столом Нину. Девочка читала какую-то книгу при включенной настольной лампе. Белосветов улыбнулся ей:
 
– Здравствуй, красавица!

Она ответила ему с приветливой улыбкой:

– Здравствуйте, дядя Игорь.

– Узнала?

– Да.

– А что ты читаешь?

– Руслана и Людмилу.

Он подошел к ней и заглянул в книжку. Это было очень старое издание сказок Пушкина с большими красочными иллюстрациями. Очевидно, эти сказки читали ещё дети Паниной. И как только эта женщина не боится держать в своём доме такие крамольные сочинения! Ведь за хранение этой книги…

– И как тебе, нравится?

– Да!

Он не удержался, и ласково потрепал девочку по голове с косичкой. Елизавета Михайловна тем временем ушла на кухню, сочинила там на скорую руку немудрящий крестьянский ужин и пригласила Белосветова повечерять. Во время еды полковник испросил у нее разрешение побыть в её доме несколько дней. Получив её согласие, он сказал:

– И ещё у меня к вам одна просьба, Елизавета Михайловна… надо бы послать весточку о том, что я тут. Ну, вы знаете, куда…
 
На следующее утро он встал довольно рано, но Паниной в хате уже не было. Он умылся, оделся, взял сумку, вышел на огород, дошёл до бревна, на котором сидел вчера вечером, и опустился на него.

Утро было великолепным!

В ветвях щебетали птички, и утренний воздух был свеж и чист. Огромное солнце поднималось над землею, озаряя всё окрест длинными ласковыми лучами. И ему невольно подумалось: «Боже! Как прекрасен этот мир!»

Белосветов вдохнул полной грудью живительный воздух на огороде тети Лизы, расстегнул молнию сумки и извлёк из неё матрёшку. Какое-то время он держал её в руках, согревая теплом своих ладоней.

Это был маячок. Тот самый прибор, который Балодис увидел в своём мистическом озарении, и который был изготовлен затем на Трехгорном приборостроительном заводе имени Володина под городом Челябинском.

Понятное дело, полковник попытался разузнать у Балодиса, как устроено сие чудо техники, однако объяснения наставника были весьма туманны, так что ничего путного он от него не узнал. По словам эксперта, семь Матерён в матрешке символизировали космогонические представления древних славян об устройстве нашего мира – вот и понимай это, как знаешь!

– Ну, а почему семь, а не пять, и не десять? – начал допытываться Белосветов.
 
– Число семь – мистическое, – растолковывал Валдис. – На нём, как и на святой троице, зиждется всё мироздание. Вот возьмём, к примеру, слово семья. Что оно означает, по-твоему, а?

– Семь я! – отрапортовал полковник и, желая впечатлить эксперта своими глубокими познаниями в языкознании, добавил: – Раньше в каждой русской семье должно было быть не менее семи детей. А если их было меньше, она считалась ещё не полной. Отсюда и пошло – семь Я.

– Верно трактуешь, однако, – одобрительно кивнул Балодис. – Число семь, как основу всего сущего, мы находим везде. Смотри: в музыкальной октаве – семь нот. В радуге – семь цветов. В человеческом организме семь энергетических центров, или, как их называют индусы, семь чакр. И каждая из них работает на своей частоте. Даже о людях иной раз говорят: «Ну, вот, опять он на своей волне!» Замечал ты это?

– Так точно.

– Также и наша Земля… Она – как бы одна из матерён в матрёшке Бога.

– А есть и другие?

– Конечно. И в одну из них – причём, далеко не в самую прекрасную – тебе и надлежит нырнуть.

– И в какую именно?

– Во вторую.

– А наша планета, которая по счёту будет?

– Пятая.

– Так, значит, над нами ещё две Марьи имеются?

– Неплохо считаешь, товарищ полковник, – попытался отшутиться Балодис. – Наверное, в школе по математике сплошные пятерки были, а?

Но Белосветов не позволил таким нехитрым способом дать увести себя от темы разговора:

– И каковы же они, те Матрёны, что над нами?

– Спроси, чего полегче…

– А всё же?

– Ну, как тебе сказать… – промолвил Балодис. –  Над нами идут уже тонкие миры. И, без преображения своего физического тела, ты в них попасть не сможешь.

– А как же мне его преобразить?

– Никак. Это под силу только Господу Богу.

– А ты что же, веруешь в Бога? – прищурился полковник.

– Естественно. А ты?

– А вот наши советские ученые, – парировал Белосветов, поднимая палец вровень со своим носом, – думают иначе!

– Да? И как же они думают, эти твои советские учёные? – мягко улыбнулся наставник.

– Они считают, что Бога нет!

– И кто же так считает? Назови поименно.

– Ну, профессор Капица, к примеру… или доктор Амосов…
 
– А как же они аргументируют свою позицию?

– Ну, Капица утверждает, что Бога выдумали люди от бессилия перед слепыми стихиями природы, а доктор Амосов говорит, что желание подчиняться кому-либо более сильному заложено в человеке уже на биологическом уровне. Сперва ребенок держится за юбку матери, потом за вожака в своём дворе, а как подрастёт – так тогда уже и за Бога.

– А кем заложено это биологическое желание, Амосов не пояснил?

Одним словом – тары бары растабары, а конкретики – никакой…

Потом, уже после всей этой оккультной зауми, Балодис показал ему, как управляться с маячком, и теперь Белосветову надлежало проверить его функциональность на практике.

Итак, полковник снял верхнюю Матрёну и отложил её на бревно рядом с собой. Потом взялся за следующую, и так он снимал этих барышень, одну за другой, пока не добрался до предпоследней по счёту – то есть второй.

Взяв её в руки, он внимательно осмотрел её снаружи, после чего заглянул ей под сарафан и нашёл там нечто чрезвычайно интересное: по обечайке тянулся ряд пластин, смахивающих на клавиши, на которых были начертаны различные пиктограммы. Он надавил пальцем на одну из них – на ту именно, на которой находилось изображение человечка – и продвинул её вглубь до упора.

Матрёна тонко ойкнула и засветилась мягким синим светом.

Вот и всё. Теперь оставалось ждать.

Полковник собрал матрешку и поставил её на траву у своих ног.

Не прошло и трех минут, как перед ним возник капитан Брянцев. Он соткался прямо из воздуха, словно сказочный джин. На нем был серый потрепанный пиджачок, тёмные штаны, кепка хулиганка и тупорылые порыжелые туфли. Небольшая бородка и усы, которые он отрастил на Земле в целях конспирации, в сочетании с помятой одеждой придавали ему вид колхозника-тракториста, или кого-то в этом роде. Дополняла этот сценический образ тёмная сумка из дерматина, которую Брянцев держал в руке.

Белосветов поднялся с бревна и расставил руки, демонстрируя свое радушие. Широко улыбаясь, пожал капитану руку:

– С прибытием, бродяга!

– Спасибо.

– Как прошёл скачок?

– Нормально...

Белосветов разобрал маячок, выключил его, затем опять собрал, упрятал в сумку, и они направились к домику Паниной. Через некоторое время из леса возвратилась Елизавета Михайловна, неся в руке корзину ежевики, и Белосветов подумал о том, что она, наверное, дала знать, кому следует, о его прибытии. Капитан Брянцев, как было и оговорено ещё в Москве, вскоре уехал в Светлоград – к сержанту Калиеву.

Такие дела вершились в огороде Елизаветы Михайловны Паниной. Что же касается ситуации в Труменболтском царстве-государстве, то она была такова.

На третьи сутки после прыжка Грингольца в нуль-пространство он вынырнул где-то в окрестностях Марса, и эту новость, прервав все прочие передачи, экстренно распространили по всем телевизионным каналам.

Космический корабль Посейдон, с желто-голубым прапором над козырьком рубки, лег на марсианскую орбиту и начал спуск на Красную Планету. Все Труменболтцы припали к экранам своих телевизоров и следили за развитием сюжета – так, словно им показывали художественный кинофильм «Санта Барбара».

А и было на что посмотреть!

Корабль землян, чем-то смахивающий на летающий гроб с прямыми, треугольного профиля, крыльями, к которым были присобачены куски труб, (как пояснил телеведущий, они защищали упрятанные в них пропеллеры двигателей от метеоритного дождя) погружался в Марсианскую атмосферу. При этом корабль выбрасывал из своего чрева весьма красивые столпы огня (дабы погасить скорость, по словам того же ведущего) и за его заостренным, словно клюв ворона, носом горделиво развевалось на ветру Труменболтское знамя.

Это красочное зрелище длилось около часа, затем Посейдон благополучно сел на каменистое плато цвета запекшейся крови неподалёку от довольно живописных марсианских холмов, освещаемых, как бы сквозь желтоватую слюду, размытыми лучами холодного солнца, и к нему подкатила делегация марсиан на диковинных самоходных колесницах. 
 
Местные жители сошли с колесниц и выстроились метрах в десяти от космического корабля. Это были существа весьма рыхлые, чем-то смахивающие на Винни-пухов. Одеты они, впрочем, были чрезвычайно нарядно, в охристые и изумрудные кафтаны, и их гофрированные штаны утопали в широких ботфортах, как у средневековых вельмож. Очевидно, марсианские дизайнеры не даром ели свой хлеб.   

Дверца люка на Посейдоне отворилась и из-под неё выдвинулся трап. Он опустился на грунт Красной Планеты. Марсиане расстелили перед трапом красивую ковровую дорожку и выстроили почетный караул, состоящий из отборной гвардии в красных мундирах и в мохнатых чёрных шапках с огненно-красными гребнями. В руках они держали нечто похожее на серпы жнецов.

Всё замерли в ожидании.

На верхней площадке трапа появился Грингольц! И, следует это признать, явление Кокаиновича марсианам было весьма эффектным. 

На президенте был очень нарядный сине-голубой скафандр со множеством блестящих бляшек и пуговиц, за плечами висел компактный оранжевый ранец, подобный тому, с какими первоклассники ходят в школу, а на ногах красовались чёрные башмаки на высокой платформе – довольна крепкая и надежная обувь для космического первопроходца.

Грингольц приветливо помахал марсианам рукой.

Он стал спускаться по трапу. Походка у него была резвой, пружинистой и как бы даже несколько вертлявой – возможно в силу того, что сила гравитации на Марсе была меньше Земной.

Но вот нога землянина впервые коснулась кремнистой почвы Красной Планеты.

Вслед за ним с борта Посейдона сошли еще два испытанных труменболтских космонавта – бортинженер Леонид Черновицкий и второй штурман Луис Армстронг.

Земляне зашагали по ковровой дорожке вдоль почётного караула. Зазвучал гимн Соединенных Штатов Труменболта, который исполняли местные музыканты на каких-то архаических музыкальных инструментах. При его звуках Грингольц замер на месте и приложил ладонь в блестящей никелированной перчатке к левой стороне своей груди – как это обыкновенно проделывал футболист Андрей Шевченко на футбольном поле. Когда гимн отзвучал, телеведущий прокомментировал густым взволнованный баритоном:

– Итак, космический корабль Посейдон совершил посадку на планету Марс, и впервые в истории человечества нога земного разумного существа ступила на его поверхность. И эта нога – нога нашего с вами президента, Моисея Михайловича Грингольца! Марсианская делегация встречает гаранта демократии и гендерных свобод, а также членов его экипажа с огромным радушием и почётом. Посланцы Земли движутся вдоль ликующих толп марсиан, и Грингольц приветливо помахивает им рукой, направляясь к одному из марсианских кабриолетов. Это эпохальное событие творится прямо сейчас, на наших с вами глазах. И, несомненно, оно будет вписано ярчайшими золотыми буквами во все анналы как марсианской, так и земной истории.

После этого действа кавалькада кабриолетов – будем, вслед за телеведущим, называть этим словом марсианские колесницы и мы – двинулась по покрытой красно-бурой пылью и изрытому метеоритными кратерами плоскогорью к глубокой впадине. Желтое око марсианского солнца висело у края планеты, освещая мутным багровым свечением длинную вереницу самоходных тележек, уходящих все глубже и глубже в марсианскую трещину. Часа через полтора, если считать по Труменболтскому времени, кавалькада достигла огромной пещеры и втянулась в нее.

Марсианский пейзаж сменила студия программы «Голая Правда», и последующие два с лишком часа были наполнены трепотней всевозможных экспертов и ЛОМОВ  о полёте наркоши на Марс и рекламой различных товаров; затем начался показ второй серии этого увлекательнейшего телесериала.

Телесериал оказался не только захватывающим, но и почти столь же длинным, как кинофильм Санта Барбара, так что, если я начну пересказывать здесь все сто серий, это займёт очень много времени и уведёт нас слишком далеко от основной нити рассказа. Да и не каждый читатель сможет выдержать такую нагрузку, если только ему за это хорошенько не заплатить. Ведь одно дело смотреть кино по телевизору небольшими частями, и совсем иное – узнавать о нём в пересказе. Впрочем, постараюсь в двух словах дать вам некоторую выжимку из этой обалденной киноленты.

Итак, в недрах Красной Планеты, на очень большой глубине, под толщею скальных пород, которые не смог бы пробить даже самый крупный метеорит, или атомная бомба, находятся подземные обители марсиан – так, во всяком случае, уверял комментатор (а уж он-то знает!)

Эти обители были довольно комфортны для проживания и снабжены всем необходимым, ибо марсиане достигли уже такого высокого развития науки и техники, что умели производить всё, чего только их душа ни пожелает, буквально из пустоты; это для них было сущим пустяком – как для нас ковырнуть пальцем в носу.

Подземные жилища марсиан очень красивы, а присутственные места походят на дворцы. Грингольца принимали там с большими почестями, давали в его честь торжественные обеды, рауты, банкеты, на которых марсианское шампанское лилось рекой и сыпались заверения о том, что всё марсиане – вместе с Труменболтом. Присутствовали на этих мероприятиях и представители иных звездных систем, и они тоже были вместе с Труменболтом. И даже самые отдаленные галактики, вплоть до Больших Магеллановых Облаков, были, как и все прочие, вместе с Труменболтом. Описывать этих существ, слетевшихся с различных уголков вселенной на Марсианский форум для решения Труменболтской проблемы, я не решаюсь из опасения за психическое здоровье своего читателя. Ибо, не приведи Господь, если ему привидится кто-либо из этих инопланетян во сне – считай пропало: человек может запросто стать пациентом Красной Хаты, либо иного психиатрического заведения. Замечу только, что все космические перегрины были ярыми приверженцами демократии, прогресса и гендерных свобод.

Грингольц расхаживал среди них, как павлин среди курочек, распустив свой хвост; он отпускал очень тонкие, как ему казалось, остроты, с веселыми ужимками бегал между струй марсианских фонтанов, уклоняясь от брызг, катался на какой-то улитке величиною с осла из созвездия Гончих Псов, поднимал тосты за мир и дружбу и произносил такие пафосные и мудреные речи, смысл которых смог бы разгадать разве что киевский философ, умеющий заглядывать в завтрашний день – одним словом, растяните всю эту лабуду на сто серий, и у вас появится более-менее верное представление об марсианские эпопее Грингольца.

Когда же Труменболтский обыватель насытился этим кушаньем уже до самой маковки, Кокаинович сообразил, что пора менять пластинку. Он распрощался с марсианами и другими собратьями по разуму и отбыл на Посейдоне в родные пенаты.

Так обстояли дела на Марсе.

Между тем в Труменболте и в Республике Людей тоже происходили события отнюдь немаловажные.

Полковник Балакин, как мы помним, был взят в плен разведгруппой Василия Панина в Лиманской Козе. И хотя тело его не было найдено, в администрации Кокаиновича сочли целесообразным (исходя из политической ситуации) наградить его орденом Героя Труменболта – посмертно. Капитану Бутусову и всей его гоп-копании, коих обнаружили на пляже мертвыми, присвоили медали «Партнёрство во имя мира». Что же до Бени Рубинчика и Лоренса, укокошенных капитаном Брянцевым в вестибюле Красной Хаты, то и они не остались в накладе. Им выдали по какой-то медальке, поскольку и они пали смертью храбрых от рук кровожадных «орков», и Грингольц, еще перед своим вылетом на Марс, самолично поклялся на их могилах найти и покарать убийц. Очень впечатлили публику и его слова о том, что выстрелы в Беню Рубинчика и его побратима Лоренса – это выстрелы не в Беню Рубинчика и в Лоренса, а выстрелы в сердце каждого из нас, выстрелы в сердце самой демократии и европейских кейсов. В это время Балакин активно сотрудничал со следствием в Республике Людей, давая чистосердечные признания и выбалтывая все военные секреты. Его слова, разумеется, проверялись военной разведкой РЛ, и в скором времени в районе Станиславских Скал был выявлен замаскированный лаз в подземелье, откуда демоны выходили на свет божий. Была проведена спецоперация, в результате которой было уничтожено с дюжину безголовых существ, и один из них взят в плен. Впрочем, в связи с тем, что он оказался изрешечённым пулями, как решето, переправить его через линию фронта удалось уже в полумертвом состоянии.
 
Забегая наперед, замечу тут, что в вскоре между Республикой Людей и Большой Землей был установлен пси-портал и тело этого демократа телепортировали в Москву. Его поместили в одну из засекреченных лабораторий под кураторством академика Фонарина. Результаты исследований этой сущности засекретили, так что утверждать что-либо наверняка я на сей счёт не могу. Однако же люди информированные уверяли меня, что это было биологическое существо внеземного происхождения, дышавшее воздухом с очень большим содержанием углекислого газа и серы, который, де, поступал в его организм из заплечных баллонов через специальные отводные трубки, как у земных аквалангистов, и что голова у него была ампутирована чрезвычайно искусным хирургом, а на её место поставлен дискообразный компьютер с очень навороченными программами. Другие источники утверждали, что это был робот, изготовленный из очень пластичного и твердого синтетического материала (ещё неизвестного на нашей планете) способного выдерживать очень большие перегрузки и перепады температур, и что в этот-то робот вселился некий таинственный демократ. В том же, что вместо головы у демона был компьютер – в этом была согласна и та, и другая сторона.
 
Какой точке зрения отдать предпочтение, решайте сами. Что же до меня, то я больше склонен верить тому, что это был синтетический робот с подселившемся к нему бесом.

Итак, с этим все ясно. Теперь вернемся в Антоновку.

Как-то ночью в окошко комнаты, где спала Елизавета Михайловна Панина, постучали условным стуком. Женщина поднялась с постели, отворила дверь и впустила в дом четырёх мужчин: двух своих сыновей, Петра и Василия Паниных, двойника Белосветова полковника Максимова и брата Нины, Леонида Петрова. 

Мужчины прошли в комнату Белосветова и совещались в ней о чём-то около получаса, после чего Белосветов извлек из своей сумки четырех матрёшек, объяснил разведчикам их назначение, и вручил по одному сувениру каждому из них.

Когда матрёшки были спрятаны в вещевые мешки бойцов РЛ, Леонид вышел из комнаты и попросил Елизавету Михайловну разбудить Нину. Через минуту-другую девочка уже стояла перед братом. Она была в длинной ночной сорочке и ещё окончательно не проснулась. Увидев её, Леонид бросился к сестре, обнял её и взволнованно воскликнул: 
 
– Сестрёнка! Нина! Живая!

Она подняла на него сияющие небесным светом глаза и обвила его шею худенькими руками:

– Леня… брат…

По её щекам заструились слёзы.

– Узнала! Узнала! – радостно бормотал Леонид.

Елизавета Михайловна из деликатности вышла из комнаты и притворила за собой дверь. Впрочем, задерживаться в её доме ночные визитёры долго не могли, ведь им ещё предстоял опасный рейд в Республику Людей.
 
Через пять минут все собрались в большой комнате Паниной. Елизавета Михайловна перекрестила мужчин. 

– Храни Вас Бог!

Леонид обнял сестру ещё раз и тихонько произнес:

– Держись Нина. Мы ещё вернёмся…

Мужчины вышли за порог дома и растворились в ночной тьме.


1. ЛОМЫ – Лидеры общественных мнений.

Продолжение 35. Жить стало лучше, жить стало веселей http://proza.ru/2024/05/11/714