Реквием по интеллигенции

Что имеем не храним, потерявши плачем. А мы вот не плачем. Мы даже не заметили, что потеряли. За три десятка лет растаяла целая социальная прослойка – интеллигенция, а мы и не ойкнули. Мы – в большинстве своем – пребываем в уверенности, что она – интеллигенция – по-прежнему с нами. Но присмотритесь  - те, кто еще может смотреть: нет уже никакой интеллигенции, а есть 3D-анимация, голограмма, мираж, симулякр, отпечаток в песке, который скоро напрочь сотрут волны подрастающих поколений.
Драматизирую? К сожалению, нет. Безусловно, еще жива «старая гвардия», волей-неволей получили «прививку интеллигентности» их дети и внуки и даже среди молодежи нет-нет да и удивит тебя кто-нибудь здравой мыслью, складным предложением, творческим подходом, недюжинной начитанностью, способностью к непредвзятому анализу. Но все они – одинокие рыцари, звездные джедаи, с которыми все еще «пребывает сила». Интеллигенция как социальная прослойка не существует более, и сей факт - отправная точка для весьма неприятных последствий.
Когда я в пятнадцать лет проходил свою первую медкомиссию для военкомата, пожилая врач сделала мне комплимент.
- Что такой интеллигентный молодой человек делает в кулинарном училище? – ровно спросила терапевт, не отрываясь от заполнения медицинских форм.
- Почему интеллигентный? – после такого нелепого вопроса врач должна была тут же изменить мнение.
- Я интеллигентного человека узнаю по умному глазу, - веско заключила доктор, посмотрев мне в глаза и подарив мне тем самым фразу, которую я в более сознательном возрасте взял на вооружение.
Этот «умный глаз» - важный критерий интеллигентности, но далеко не единственный. Скажу больше: в отрыве от доброты, манер, такта, порядочности, искренности, соответствующего образа мыслей и способа мышления сам по себе интеллект – инструмент достаточно зловредный. На Западе с их колониально-меркантильным видением мира используют термин «интеллектуалы», подменяя им наше родное понятие «интеллигенция». И мы не можем не замечать, куда «заваливается» сейчас западная ветвь человеческого рода-племени. Сама заваливается и нас с собой утащить желает. Пока жива была интеллигенция, мы сопротивлялись, а теперь…
 Наша «интеллигенция» - она не только про интеллект. Однако «нехай» с ним, с Западом, им проще – нельзя утратить то, чего у тебя особо и не было. Но что же произошло на наших (постсоветских) бескрайних просторах? Может, все-таки драматизирую?
Вот о драме и расскажу, для сравнения. Вернусь к юности своей – она весьма иллюстративна. «Умный глаз» - это не про высшее образование, университеты я оканчивал позже, поэтому от армии он меня не спас, и в восемнадцать я исправно отправился на службу.
Чтобы скрасить солдатские будни, армейское начальство практиковало совместные мероприятия с какими-нибудь сугубо женскими училищами – швейными, торговыми, педагогическими. Вначале, как водится, культурная часть, во второй половине мероприятия – дискотека. «Творческий костяк» нашей роты – человек пять-шесть специально отобранных солдат – подготовил по приказу начальства комедийную сценку. Приблизительное либретто: режиссер снимает сцену из «Отелло», на сцене основные персонажи – Отелло, Яго, Дездемона. Ну, и злополучный платок, который, собственно, послужил поводом для маврьей ревности.
Никаких костюмов – мы ж по форме, в погонах и кирзовых сапогах. Все на таланте, все на актерском мастерстве. Примитивный текст, из раза в раз повторяющаяся мизансцена, но благодарная публика (две роты солдат и юные белошвейки) смеется и аплодирует. И дело тут не в сценарии, костюмах или глубине шуток. Все в зале пребывали в общем культурном пространстве. Со всего Союза собранные вчерашние подростки, со всех окрестных сел собранные ученицы швейного училища – все они без высшего образования, но никому не приходится объяснять, кто такой Шекспир, кто герои и каков изначальный конфликт в трагедии. Публика была знакома с материалом, «знала матчасть».
Интеллигенцию тогда называли особой общественной прослойкой. Так оно и есть. Но и сама прослойка тоже была «многослойной». Срединную основу составляли учителя школ, преподаватели вузов, врачи, инженеры, агрономы, журналисты, младшие научные сотрудники, студенчество. Середина отбрасывала две проекции – верхнюю и нижнюю. Верхняя проекция – это элита, избранные: светила науки, актеры, телеведущие, эстрадные исполнители – те, с кого вся страна брала пример правильной речи, строгого стиля, манеры расправлять плечи и ровно держать спину. Вспомним сцену званого вечера в профессорской квартире в старом ностальгическом фильме про неверие слезам режиссера Владимира Меньшова. Нижняя проекция – медсестры, технологи, ассистенты, лаборанты, костюмеры, мастера производств и т.д.
Вот этот «слоеный пирог интеллигенции» являлся своеобразной подушкой безопасности (или страхующим тросом) для общества в целом. Словно амортизаторы в автомобиле, интеллигенты гасили социальные тряски, сглаживали ухабы неурядиц и ямы недопонимания. Мы все читали одни книги, смотрели одни фильмы, ходили в одни музеи и в одних театрах посещали одни и те же представления – мы были разными, особенными, уникальными, но при этом оставались единым народным организмом, где у каждого была своя социальная функция, от каждого была своя неоспоримая польза.
Интеллигент – это человек, имеющий надежные интеллектуальные, логические, исторические, культурные, аналитические, моральные, этические ориентиры, способный здраво мыслить, выносить личные суждения, оперировать системными, взаимосвязанными и взаимодополняющими знаниями. Даже один интеллигент – это неудобная преграда, о которую спотыкается массовая социальная инженерия, а уж интеллигенция как прослойка – это уже липкая лента для навозных мух «либеральной», «прогрессивной» породы.
Интеллигенция давала компетентные санкции на социальные действия. Но хозяева мира сего не желают получать санкции от кого бы то ни было, они жаждут власти абсолютной. Интеллигенция неудобна для тех, кто намерен максимально упростить процесс управления массами, интеллигенция самим фактом своего существования напрашивалась на уничтожение. Что и было реализовано. Не сразу, не одним щелчком – постепенно, методично и настолько тихо, что многие до сих пор живут с фантомным ощущением – мол, вот же она: учителя, врачи, инженеры – все те же, все по-прежнему на рабочих местах. Те же, да не те…
Дайте власть над школьным образованием и через двадцать лет получите новую нацию. Так еще национал-социалисты говорили в Германии. Почему именно двадцать? Так потому что ровно одно поколение. Школа – это фабрика образования. Конечный продукт десятилетнего (плюс-минус) производственного цикла - Homo sapiens, человек разумный, мыслящий. Внесите в процесс корректировки, и вы получите на выходе иной продукт - Homo novus. И этот «новый человек» будет соответствовать тем стандартам, которые были заложены по ГОСТу.
Если мы проследим, как за тридцать последних лет изменились эти самые ГОСТы (государственные стандарты), то мы поймем, почему все громче и громче звучит реквием по безвременно ушедшей от нас интеллигенции. Школьное образование претерпело многочисленные изменения, но самыми ядовитыми для интеллигенции оказались три компонента.
Первое. Отказ от сочинений как от основного критерия оценки творческого потенциала учеников. Прежде мы писали сочинения после каждого пройденного произведения. Для этих целей в программу специально были заложены два академических часа после каждого изученного романа. Писали не дома под диктовку родителей, не тайком из интернета, а в классе по принципу «как умею, как знаю, так и пишу». Сочинение – чуть ли не единственная форма работы, предлагающая ученикам формулировать собственные мысли с опорой на полученный опыт. Умение формировать суждения на основе анализа личного опыта – основное качество, характеризующее интеллигентного человека.
Второе. Сокрушительный удар по подготовке будущей интеллигенции нанесла отмена устных экзаменов. Да - перегибы, да – любимчики, да – блат и предвзятое отношение. Но, отменив устные экзамены, вычеркнув самую главную итоговую беседу учителя с его учеником, реформаторы упразднили таким образом субъективный личностный фактор. Ведь кто лучше подготовит и распознает интеллигента, как не другой интеллигент? Кто еще сумеет разглядеть тот самый «умный глаз»?
Третье. И последней эстокадой матадора, последней вонзенной шпагой в умирающего быка интеллигенции стало применение тестов вместо экзаменов, в особенности введение обязательного единого тестирования. Более грубого удара, не оставляющего обреченной жертве никаких шансов, изобрести было бы невозможно. Тестирование окончательно отменило все труды педагогов по созданию «социальной прослойки». Теперь вместо думающей, сопоставляющей факты, анализирующей, связывающей причины со следствиями, использующей личный опыт для формирования независимых суждений интеллигенции школа стала выдавать на-гора иной продукт – напичканных разрозненными фактами, мыслящих короткими предложениями «интеллектуалов». Эти последние не могут иметь личное мнение по одной простой причине: оно не вписывается в рамки единого мозаичного теста.
Когда иссякнет «старая гвардия», когда последний интеллигент допьет свою последнюю рюмку и дочитает последнюю книгу, тогда не станет последнего судии – да, пристрастного, да, несовершенного, но единственного компетентного судии, который только и есть в праве выдавать своим отношением, словом, взглядом, улыбкой санкцию на проведение социально значимых акций. С падением последней твердыни – интеллигенции – противостояние между обществом (в широком смысле) и его хозяевами будет окончено в пользу последних. Некому будет указать на вредоносность новых законов или реформ просто потому, что сам вред никому не будет заметен, никем не будет понят. И человечество продолжит опасный спуск по отвесной стене без какой-либо страховки, рискуя в любой момент сорваться в бездну антиутопического будущего.