Псково-Новгород

      Прибыл в Псков с утра в полшестого прямиком из Даугавпилса. Тогда ещё, в две тысячи тринадцатом, может как раз последние уже разы ходил такой прямой поезд из Латвии в Россию. Приехал я в первую очередь, чтобы повидаться с Валентином Курбатовым, и конечно же вдохнуть пресловутого псковского, Саввой Ямщиковым воспетого воздуха, увидать неповторимое, низкое, псковское небо. Конечно же, будить никого в такую рань не следовало. Поэтому, обеспечив себя билетами до Новгорода и Москвы, сдав тяжёлую сумку в камеру хранения и расспросив участливую девушку из справочной, что тут да как, решил ехать в Печоры. Тем более, что электричка как раз скоро отправлялась. Пока ходил до автостанции и обратно успели погасить фонари. Расположившись тут же в скверике, вкусно позавтракал курицей с заварным латышским хлебом и огурцами заместо салата – между прочим с собственной грядки огурцами. Всё это приготовлено было мне в дорогу заботливой тётей моей – Эльвирой Тихоновной – ТётьЭлей (произносить надобно в одно слово).
      Итак, на электричке, да что там, на поезде – транспорт до Печор представлял из себя один тепловоз, тянущий один плацкартный вагон – тронулся. Поистине, широка русская душа – полтонны соляры на один вагон… Ну да ладно. Публика колоритная, всё местные: пол вагона в военке и с корзинами – грибники, остальные – кто на дачу, кто в монастырь или по иным делам. Расселись. Разговоры из купе напротив понеслись и неслись аж до самых Печор. Трое сначала сели – дед, бабка и внук. Достали пацану лимонад, бабка налила ему чуток в пластиковую чашку. Внук, конечно, проглотил тут же и попросил ещё. «Этот сначала выпей» - отвечала традиционно бабушка. «На кофе похоже» – почему-то констатировал внучок, чем вызвал бурную восторженную эмоцию у родственников. До того, как пришло семейство, в уголке у окошка уже сидела женщина – за грибами, судя по сапогам. Потом присоединился к компании жилистый с зычным голосом, бойкий мужичок. Сразу как-то очень основательно и, вызывая к себе внимание, сначала похвалил пацана за то, что такой маленький, а уже такой хозяйственный и, следовательно – мужик. Потом принялся рассуждать что инфантильная нынче молодёжь и что ненавидит, когда родители прилюдно отпрысков нахваливать начинают, и что, мол – этому двадцать лет, а эти «ну он же ещё ребёнок… Тьфу ты! – Ничего себе – такой лоб, а она всё «ребёнок. Да мы в двадцать лет уже…» Собственно под этим соусом, да ещё и вместе с подсевшим на остановке приятелем, начал с женщиной-грибником пререкаться. Под конец и я не вытерпел – встрял. Пришлось вступиться за женщину. Нет – тут без какого-то особого рыцарства. Просто уж больно мужички (видимо, чтобы время дорожное занять) принялись в горячем житейском споре её осаждать. А женщина вижу, что терпение теряет, а они не унимаются и уже под стать тем самым базарным бабам, да ещё и сплочённо и, не по-доброму уже, подначивают. Тут я и встрял. Она вышла. Мужики успокоились, согласились, что палку маленько перегнули, но начали меня донимать уже – особенно один, как оказалось, работавший ранее в местном правительстве. Спросили конечно же меня – откуда, мол, и что у меня за интерес. Я сказал, конечно, в надежде, что, может местные чего мне про Ямщикова расскажут – мало-ли, где найдёшь, где потеряешь. Им лишь повод нужен был для разговора, а тема их совершенно не интересовала. Ну и начал этот бывший депутат меня на своём китайском языке и на какую-то свою наболевшую тему заговаривать. Бойкий же как-то приутих. Слава богу, на остановке автобусной, что до Печор, отвязались и пошли своей дорогой, пожелав успеха в делах. Ходоки, кстати псковичи видимо сильные – в смысле передвигаются пешком и помногу. Потому-как сколько я ни спрашивал дорогу, всякий раз мне говорилось что-то вроде «да тут недалеко. Вон даже видно отсюда. Пару кварталов». На практике же каждый раз оказывалось что это по меньшей мере кварталов десять – не меньше и глаза тут у всех какие-то соколиные – может оно и «видно отсюда», но только в морской, пятидесятикратный бинокль.
      В Печорах потолкался неприкаянно. Пошёл от станции пешком-таки. По пути чуть не побратался с каким-то местным, усталым и перманентно слегка подшофе тёзкой. Причём поначалу получил совет никому не признаваться в московском своём происхождении, а под конец уже и традиционный комплимент – «да ты как-то на москвича не очень и похож». Прошёл через район, состоящий из частных и просто маленьких домиков. И в довесок к впечатлению, что я снова в Прибалтике – так там было всё не по-российски ухожено и ладно – увидал вдали лютеранскую кирху. Сразу прочувствовал, что тут до недавнего относительно времени, была Эстония. В центре города наоборот – настиг меня ядрёный совок – с его придавленной публикой, засаленным, фанерно-фикусном залом ожидания на автостанции и тёткой в бойнице кассы с фразой «мужчина, что вам нужно – не видите у меня обед». В самом монастыре не нашёл для себя никакого особого восторга и ощущения. Скорее наоборот – угнетающе подействовала вычурно-клерикальная атмосфера. А потом и вовсе стала апофеозом бабка, приказным тоном пославшая меня принести два ведра воды и полить дорогущие по её словам розы. Всё это сопровождалось досаждающе-раздражённым требованием действовать побыстрее. Вылив оба ведра на пресловутые розы, чуть не смыв их и не находя в себе причин терпеть далее подобное хамство, я развернулся и пошёл на выход из монастыря. Вслед мне доносились только возмущения, что я дескать не туда поставил вёдра и чего-то там ещё не доделал.
      Ехал через Изборск. Застал там туристическую конфетку. Попил и умылся водой из источников. Но порадовала глаз церковь Рождества Богородицы, возникшая вдруг из ниоткуда – из-за поворота точнее – и появившаяся тут, казалось, одновременно с холмом и деревьями вокруг, влитая и вросшая абсолютно органично в пейзаж. И Николы церковь в самой крепости, и виды, простирающиеся с крепостной стены, умиротворили, отвлекли от недовольства, показали настоящую псковскую суть. Да и в Печорах хорошо было – если б не люди. Парадокс.
      Наверное, не более полутора часов, а то и часа, разговаривали с Курбатовым. Ходили взад и вперёд около его дома на Рижском проспекте. Разговор был скорее сердечным, чем конструктивным. Но, знаю – то, что я вынес из него, отзовётся не сразу, но очень плодотворно. Просто общение с таким человеком – это благодатный и ценнейший опыт сродни благословению на правое дело. По окончании беседы Валентин Яковлевич тоже сказал мне, что тут пару кварталов до набережной и, что тут видно даже церковь – и я благополучно пропилил по Рижскому проспекту добрых километра три. Церкви и звонницы окончательно утвердили меня в преклонении перед русской архитектурой. Впоследствии, уже в Новгороде, реставратор Татьяна Ласка по дороге от церкви Спаса на Нередице, озвучила витавшую у меня где-то в подсознании формулировку, что архитектура древних русских церквей – это скульптура. Они рукотворны в наилучшем смысле и являют собой единение абсолютное с природой земли, на которой стоят, а точнее – из которой растут и природой человека.
      Далее бродил по Псковскому кремлю, пытался с кем-то ещё из присоветованных местных встретиться, но уже безрезультатно. Но, признаться и сил на то было уже маловато, а предстояло ещё обойти пол Пскова и переночевать в зале ожидания до утреннего автобуса. Когда устаёшь, то начинаешь немного тосковать, что не с кем разделить весь шквал впечатлений, да и просто – когда есть компания отвлекаешься от усталости. А уж тем более, если в роли такого компаньона – очаровательная барышня. Плутая до Гремячей башни, с картой в руках я удостоился внимания сначала какого-то местного мужичка, который участливо взялся направить незадачливого туриста. «Да что ж вы тут - сговорились» успел подумать я, когда из-за карты снова послышался, но только уже женский голос с тем же вопросом – «Не заблудился-ли я». Голос оказался очень обаятельным, как и его обладательница. Я даже растерялся, придумывая, как мне продолжить беседу, но девушка выправила положение и просто-напросто попросила составить ей компанию. Позабыв про усталость, прочёсывали мы город почти до часу ночи и, как только распростились мы с негаданной спутницей у гостиницы рядом с Паганкиными палатами, на ноги обрушилась вся накопившаяся за двадцать часов чёса усталость. А с неба обрушился ливень. За «два квартала» до вокзала я промок до нитки. В зале ожидания переоделся, разложил всё мокрое на сиденье рядом, залез с ногами на лавку и забылся в предболезненном состоянии перегрева, пресыщения впечатлениями, переутомлённости и общей ломоты во всех членах. Но дотошные блюстители порядка не дали мне толком отдохнуть, постоянно наводя во мне порядок. Сначала разбудили, заставив убрать всё с сидений, потом нравоучительно возвернули мне оставленный мною в туалете загранпаспорт. Тут, конечно, грех жаловаться, но могли бы и помягче – вид у меня был явно совершенно разбитый, а ощущение, как в пике гриппа. После чего сон был перебит, и я уже нервно реагировал на любое появление в зале человека в форме.
      В Новгороде мне воздалось по полной за все лишения – усталость, промоклость, «заботу» милиции… простите – полиции. Потому-как перспектива ночёвки в зале ожидания уже тут со всем двухдневным пребыванием и предполагаемыми разъездами грозила буквальным разрушением организма, хоть я и чувствовал в себе на эти испытания необходимый ресурс. Татьяна Анатольевна Ромашкевич (художник-реставратор, не один десяток лет работающая над восстановлением новгородских фресок) с которой мы договорились об этой встрече, несмотря на все мои протесты приютила, пыталась даже кормить – в общем встретила радушнейше и человечнейше ко мне отнеслась. Люди, подобные ей – это святые люди, живущие своим благородным делом и, являющие собой образец внутренней культуры и души всей страны. Это не из благодарности такие мои слова – благодарен я Татьяне Анатольевне безмерно – это просто констатация факта. Она сразу же показала, открыла, подарила мне Новгород во всём его величии, ввела в курс дела – можно сказать, с порога отвела к Феофану, познакомила с Татьяной Лаской, также занимающейся восстановлением новгородских фресок, рассказала главное о Софийском соборе, показала святая святых – мастерские, где собираются по крупицам фрески Нередицы и Благовещения на Городище. Я был в Спасе на Нередице, Волотове, Юрьеве монастыре… всё, что фигурирует в сценарии и втрое сверх того я увидел, пощупал, впитал, чтобы знать не понаслышке о чём рассказывать и как всё должно происходить – самому чтобы видеть живые картины. – Основной целью моего этого краткого путешествия был сбор материала для сценария о реставраторах и о событиях, происходивших в этих местах во время Великой Отечественной и также связанных с реставрацией.
      Думаю, куда лучше о новгородских впечатлениях расскажут сделанные мною там фотографии. Увидел я город в наилучшем виде и с наилучшей стороны. Но впечатление это отнюдь не поверхностное – мне показали суть города. Что называется – откуда есть пошла Русская земля. В купе с псковскими впечатлениями я наконец-то побывал в настоящей России (Москва, сказать по чести, город конечно державный и великий во всех смыслах, но чересчур пёстрый и многоликий, чтобы о стране, а не о своём столичном статусе представление составить). Впечатление же от Новгорода и Пскова, несмотря даже на придирчивые мои поначалу замечания о Псковских нравах и «радушное» обхождение в псковском зале ожидания, осталось, как от прикосновения к глубинной, незаносчивой и живой истории – благодарное, именно, как от близкого, сугубо родного.

2013 г.