Партизанское подполье поднялось за честь страны

 
О донских героях Великой Отечественной

Газета "Наше время", 26 апреля 2024 г.

*Земля горела под ногами оккупантов
В минувшее воскресенье произошло знаковое событие: вышел в свет специальный выпуск альманаха «Атаманъ». Почему знаковое? Да потому, что на страницах журнала поднята важнейшая тема – антифашистское движение на Дону: «Партизаны и подпольщики в Ростовской области в период оккупации 1941–1943 гг.». Это особенно актуально на фоне упорных попыток реабилитировать ярого пособника нацистов Петра Краснова и противодействия этому со стороны ФСБ.

21 апреля презентация альманаха состоялась в художественной галерее NNN, где выступили редактор издания известный журналист Александр Оленев, историки профессор Сергей Кислицын и Александр Нетёсов, координатор движения «Бессмертный полк» Андрей Куд­ряков, краевед (и прекрасный врач) Георгий Багдыков, архитектор Александр Алья и другие.

Партизаны на Дону? Это кажется непривычным. Партизаны – это Белоруссия, Центральная Россия, но чтобы здесь, в донских степях… Думаю, далеко не все из вас, дорогие моему сердцу читатели, глубоко в теме. Тем более часть документов до сих пор засекречена.

Я убеждён, что статьи и очерки о наших партизанах и подпольщиках необходимо издать отдельной книгой, включить в программу донских школ – и помочь в этом обязано областное правительство. Ведь подвиги дончан – не только память нашего края, но и память всей России.
В одной статье не расскажешь и сотой доли того, что собрано под обложкой «Атамана». Ведь во время вражеской оккупации на территории Ростовской области действовали 163 партизанских отряда и подпольные группы, которые насчитывали около пяти тысяч человек.

В борьбе с оккупантами погибли 700 донских партизан. За проявленные мужество и героизм орденами и медалями были награждены около 500 наших земляков – партизан и подпольщиков. Хотелось бы рассказать о каждом из них, но на одной полосе газеты никак невозможно.

**Донская Зоя Космодемьянская
Эту главу я посвящу лишь одной партизанке. Да, их было на порядки больше: подпольщица Альфа Ширази работала переводчицей в германском штабе и передавала ценные сведения, отважная Эмилия Назарова сражалась в отряде «Донской казак», врач Дора Ломова тайно лечила партизан и спасала людей от угона в Германию… Но я расскажу о донской Зое Космодемьянской  – казачке Кате Мирошниковой.

19-летняя хрупкая маленькая блондинка, она росла в станице Мигулинской в многодетной семье (восемь братьев и сестёр), была ласковой и отзывчивой. Однако себя в обиду не давала: верховодила мальчишками, была пионервожатой, запросто переплывала Дон – в общем, боевая девчонка. В 1940 году поступила в Вёшенское училище на заочное отделение, одновременно преподавала в школе, была активной комсомолкой.

Узнав о приближении немцев, Катя вступила в партизанский отряд «Донской казак», который возглавлял Дмитрий Меркулов. Разведчики отряда часто не возвращались с заданий. Они уходили группами, прячась по оврагам, пытались приблизиться вплотную к хуторам и станицам и часто погибали, обнаруженные врагом. А Катя ходила в разведку одна, не скрываясь: кто заподозрит белокурую пигалицу?

К тому же юная разведчица выросла в этих краях, знала каждый куст. И не только куст: ещё во время татаро-монгольского нашествия казаки вырыли близ станицы Мигулинской спасительные лабиринты в толстом слое меловых отложений. Катя хорошо знала систему подземных ходов, которые выходили к некоторым станичным домам. Это пригодилось, когда она уходила от преследования полицаев.

Ветеран Сергей Разбейко вспоминал: «На ту сторону её переправляли на долблёнке через Дон, и она шла по станицам и хуторам, собирая сведения о численности и дислокации вражеских войск, расположении огневых точек… Наденет простое платьице, возьмёт корзинку, будто по ягоды идёт или к родне. Данные передавались советскому командованию и были крайне ценными».

Но за видимой беззащитностью и хрупкостью Екатерины скрывались решительность и отчаянная смелость. В августе, когда юная разведчица возвращалась с задания, её догнал мотоциклист, обер-лейтенант Шлюнге, сотрудник военной разведки абвер. Девушка показалась ему подозрительной, и он предложил подвезти её. Но Катя стала уходить в сторону буерака. Фашист последовал за ней. В это время немецкая батарея, расположенная неподалёку в лесополосе, открыла огонь по нашим позициям. Девушка обернулась и дважды выстрелила в Шлюнге, столкнула мотоцикл в лощину, нашла в коляске гранаты с длинными ручками и подорвала его, дождавшись очередного залпа.

Не менее отважно разведчица повела себя, когда через несколько дней её встретили два немецких офицера. Ничего не подозревая, они, улыбаясь, стали заигрывать с девушкой. И получили несколько выстрелов в упор. Однако на этот раз выстрелы услышали немцы, за Катей бросились в погоню, пуля зацепила руку… Девушка сумела скрыться в зарослях на берегу, а ночью партизаны переправили её на левый берег Дона.

Однажды Екатерина тоже сумела скрыться от погони, но столкнулась в узком переулке с полицаем, которого сбила с ног. Им на беду оказался бывший директор Мигулинской школы (которую окончила Екатерина) Фёдор Деревянкин. Через некоторое время, увидев разведчицу в станице, он крикнул немцам: «Хватайте её! Это партизанка!».

Фашисты восемь дней пытали Катю так, что она поседела. Но юная партизанка никого не выдала. На рассвете 30 сентября её увели за станицу. Жительница станицы Мигулинской Лидия Мелехова вспоминала: «Был у немцев конюх, югослав, очень хорошо говорил по-русски… Он рассказал, что её расстреляли, только один немец стрелял с закрытыми глазами и не мог сразу попасть, а она крикнула: “Взялся стрелять, а не умеешь… Стреляй, фашист проклятый, всё равно всех не убьёшь…”». Лишь в мае 1943 года удалось найти её тело. Катя лежала в поле, в трёх шагах от дороги, в бурьяне.

В 1965 году Указом президиума Верховного совета СССР Екатерина Александровна Мирошникова была посмертно награждена орденом Отечественной войны II степени.
А подонка Фёдора Деревянкина расстреляли как собаку.

***Немцы против фашистов
А в заключительной главе я позволю себе вставить свои две копейки – расскажу неизвестный широко, но потрясающий эпизод из истории донского партизанского движения. Он не вошёл в альманах, но о нём поведал мне Александр Алья, который в январе этого года посетил поселение Синявское Неклиновского района с рабочей командировкой. Глава поселения Сергей Анатольевич Шведов предложил ему и его товарищам небольшое путешествие. Примерно через семь километров пути им открылась рощица, а рядом с ней  – самодельный мемориал с двумя захоронениями: одно скромное, на некоторых надгробиях – красные звёзды. Здесь было 55 захоронений. На некотором расстоянии было опять же множество захоронений. Другое намного больше, надгробия без звёзд, но указаны фамилии захороненных. В тот день на кладбище было много людей.  Когда Александр стал читать фамилии, оказалось, все они – немецкие.
 
Местные жители рассказали, что в начале 1920-х годов Республика Советов пригласила к себе на постоянное жительство немцев, которые подвергались гонениям и частично были лишены гражданских прав после неудачи Ноябрьской революции в Германии (1918 –1919 годы). По некоторым данным, в тогдашнюю Донецкую губернию УССР (Ростовской области тогда ещё не существовало) эмигрировали около 2700 семей по 10-15 человек в каждой. Так возник хутор – мыза матушки Марты Вальбек – колонистов из Южной Баварии (мыза – отдельная усадьба с хозяйством, поместье). К началу войны здесь жили 56 человек.

Под раскулачивание хуторяне не попали. Они все были близкими родственниками, о наёмном труде речь не шла, кулаков здесь искать было бесполезно. Они также не занимались зерновыми культурами: выращивали в основном корнеплоды, высаживали яблоневые и вишнёвые сады, держали немного скотины, потому все продразвёрстки их минули. Ну забирали свинок, птицу и оставляли их в покое.

Во время оккупации сюда пришли фашисты и, считая колонистов «своими», оставили лишь нескольких вояк для порядка. А местные жители со времён революции придерживались коммунистических взглядов, да и сталинские перегибы их не коснулись. Поэтому они активно помогали партизанам продуктами, перевязочными материалами, инструментом, дровами... Об этом узнал кто-то из полицаев, доложил начальству, и фашисты решили провести карательную акцию. На хутор направили отряд СС под командованием майора Шёнгофа (тоже уроженца Южной Баварии). Эсэсовцы собрали всех жителей, 12 детей заперли в деревянной кирхе и подожгли. Когда взрослые бросились тушить огонь, по ним открыли стрельбу. Всех расстрелянных скинули в компостную яму. Но один подросток сбежал и предупредил партизан.
Те поспешили на помощь, однако не успели. А фашисты тем временем грабили дома, выгоняли скотину. В полукилометре от мызы возвышался террикон. Партизаны-снайперы, взобравшись на него, стали выцеливать офицеров СС, водителей машин и мотоциклов. Немцы открыли ответную стрельбу, но партизаны окружили карателей и всех уничтожили. Эсэсовцев был 361 человек.

В день, когда Александр Алья побывал на мемориале, он встретил там группу немцев. И спросил одного из них: а вы к кому приехали – к карателям или к жертвам? Тот замялся и сказал: моя фамилия Вальбек. Вроде всё стало ясно. Но на одном из эсэсовских надгробий Алья вдруг встретил ту же фамилию – Вальбек! Так чью же память всё же решил почтить таинственный херр?

Но и на этом история не закончилась! Дело в том, что среди коллег по бизнесу у Альи был… русский немец Шёнгоф. Но к тому времени он уже уехал с Дона на Дальний Восток, и связь с ним оборвалась. Однако пытливый Александр стал докапываться и узнал от товарища по бизнесу, что эсэсовец – действительно прямой родственник нашего Шёнгофа, не то дедушка, не то прадедушка. Незадолго до карательной экспедиции майор сошёлся с русской немкой (фольксдойч) и даже испрашивал у бургомистра разрешения на заключение брака. Правда, жениться не успел (догнала партизанская пуля), но ребёнка оккупационные власти зарегистрировали под фамилией отца.

Потомку это приносило немало неприятностей. Хотя он окончил военное училище и даже дослужился до майора, нет-нет да и всплывали неприятные детали его родословной, порою не обходилось без издёвок и насмешек.

А хутор так и не возродился. Осталось лишь кладбище с мемориалом, который воздвигли местные жители. Они же за ним и следят. И за могилами жертв, и за могилами карателей…