О черновластелинстве
Однажды мой коллега и я наткнулись на коллекцию описаний, составленных женщиной, называвшей себя медиумом. В них не было запахов, сами по себе они не имели ничего общего с объективной реальностью, но в них прослеживалась определенного рода система. Она выдавала их за собственный реальный опыт, не допуская мысли о том, что что-то из них могло не соответствовать действительности. Как ни странно, ее род деятельности (историк) никак не способствовал анализу и переосмыслению таких рассказов. Автора интересовали мистические истории и городские легенды. Ее отличали впечатлительность и тщеславие вместе с некоей драматизацией собственного образа жертвы обстоятельств (по ее словам, она не хотела контактировать с духами) в обращениях к читателям.
Конечно же, нас заинтересовал механизм формирования повторяющихся мотивов. На одном из подпланов, имеющих отношение к ее сознанию, мы обнаружили то, что напоминает плотный клубок шерсти для вязания. От этого клубка шли ниточки-связи к зонам, ответственным за восприятие информации. Самыми активными в ее случае были те, которые имеют отношение к восприятию зрительных образов и чужой устной речи. В моменты, когда наблюдаемая настраивалась на нужное ей состояние, связи подтягивались. Сам клубок представляет собой совокупность заранее записанных данных.
Также данные клубки тесно связаны с объектами во внутренних пространствах (см. глоссарий), соответствующими сильным впечатлениям и травмам. Можно отследить довольно тонкие каналы, уходящие в пространства владельца клубков. В момент обработки информации, связанной с конкретным значимым событием или травмирующим переживанием, во внутренних пространствах возникает объект, имеющий отношение к травме. Разумеется, объекты и деформации не могут возникнуть на пустом месте, даже если событие со стороны кажется малосущественным.
Рассмотрим пример из литературы. Наверняка много кому в детстве попадались сказки Эрнста Гофмана. Но у него есть и произведения, которые детям читать категорически нельзя. В немецкой культуре давно существует образ Песочного человека. Он может иметь как положительную окраску — это доброе существо, успокаивающее шалунов и навевающее добрые сны, — так и отрицательную — это злое, враждебное существо, навевающее непослушным детям кошмары. Его изображения еще недавно встречались даже в детских садах. У Э. Гофмана есть одноименная новелла, главным героем которой является мальчик, которому няня рассказывает «темную» версию легенды о Песочном человеке, интерпретируя ее так, будто бы он придет к нему и ослепит его своим песком, а потом утащит к себе в гнездо. Со временем уже выросший мальчик постоянно сталкивается с образом Песочного человека, который постепенно разрушает его жизнь. Некогда эта новелла привлекла внимание Фрейда, и он опубликовал ее обзор в очерке «Жуткое». По его мнению, вытесненный страх постоянно возвращался в сознание героя. Разумеется, почти во всех «взрослых» книгах Гофмана присутствует элемент гротеска, но пример сам по себе ярок и нагляден. Почти каждый слышал в своем детстве страшные сказки или мистические истории, но не у всех это становится значимым/травмирующим переживанием. В случае женщины-медиума подобные рассказы сыграли роль в формировании ее мелких травматических объектов во внутренних пространствах, а в дальнейшем и клубков.
Важную роль в этом процессе играют соответствующие свойства личности и сфера интересов самого человека, а также этнокультурный фактор. В случае женщины-медиума большое значение имело то, что с детства ее интересовали городские легенды, распространяемые ближайшим окружением. Еще она любила арты специфической направленности (в то же время отрицая собственный интерес к мистике, приписывая его кому-то внешнему. Именно внешний был заинтересован в том, чтобы она приобретала подобный опыт). Определенную роль сыграла этнокультурная принадлежность — в отдельно взятых рассказах прослеживались мотивы славянской мифологии.
Мы рассмотрели группу людей со схожей предысторией, и обнаружили у них подобные клубки разного размера и сложности. Все они были достаточно впечатлительны и внушаемы. Количество и направленность связей зависят от того, что доминирует в наборе образов, возникающих у конкретного наблюдаемого.
Свидетельство о публикации №224051101214