129. Последние годы в Санкт-Петербурге

 
После гибели нашей кошки Мурки, которая стала жертвой своей аккуратности, мы завели кота Васю. Мурка погибла от-того, что ходила по отравленной травке а  а после тщательно вылизывала свою шёрстку. Имеется подозрение, что это было сделано умышленно одной из дачниц, ненавистницей животных.
Василия же мне показали еще совсем котенком, но, поскольку он, сидя на руках , мурлыкал, я посчитал, что если Белла это одобрит, то мы его возьмем . Причин для отказа не было,  поскольку накануне Белла категорически заявила, что в Германию не поедет.

Мне же интуиция , никогда меня не обманывавшая, подсказывала, что по достижению пенсионного в Германии возраста, нам следует ехать туда. Использовав факт принадлежности  её отца к категории галахических евреев и эвакуации Беллы из блокадного Ленинграда .В 1952 году он скончался.
 А пока я подрабатывал на случайной работе, основное время продолжая строить дачу на выделенном Белле садовом участке.
В летнее время мы не забывали и об отдыхе, по обычаю проводя его в походах на Ладоге. Разумеется, с котом вместе.

На приводимой  здесь фотографии запечатлён один из моментов такого похода в компании с моим сводным братом Форштадтом Олегом Моисеевичем, с которым мы уехали потом в Германию..


В описываемое с ейчас время моя племянница Лия  (дочь моего среднего брата Гелия)  прилагала героические усилия, чтобы защитить свою интереснейшую диссертацию, которую она посвятила открытому ею для  истории российской архитектуры заштатному городку Лальску.
 
Кстати, эта работа была действительно не лишена проявленной ею личной смелости, поскольку все обмеры архитектурных памятников города она делала, лазая с риском для жизни по развалинам.
 Мы с Беллой, как могли, поддерживали ее морально. Наконец она диссертацию блестяще защитила, и это мы можем подтвердить, как очевидцы. Существенно отметить, что ей было присвоено не звание кандидата искусствоведения, но кандидата архитектуры, что значительно весомее..
Кот Василий любил сидеть  на сосне, бывшей украшением нашего дачного участка.

Однажды я увидел  на потемневшем небе быстро приближающуюся белесоватую тучу в виде закручивающейся тряпки (Такая туча изображена на картине Левитана «Над вечным покоем», которая считается наиболее русской по духу изо всех посвященных России картин).
И я сказал Белле и бывшей у нас племяннице  Вике, что нам придется пережить сильную грозу, а сам отправился спать.
Так делают многие, когда следует ожидать чего – то необычного.

 Проснулся я от того, что дом стало качать и, выглянув в окно, я подумал, что наступила зима, поскольку все было, несмотря на глубокую ночь, белым от непрерывно сверкавших молний.
Я быстро поднялся на второй этаж, боясь за окна, и  и открыл их во-время, поскольку рамы под напором бури были вдавлены внутрь кухни. Когда я их кое-как укрепил, вдруг услышал крик Вики «Сосна !!».
Посмотрев в сторону участка, я вообще  не увидел никакой сосны. Наутро я убедился в том, что она была сломана на половине высоты, где её толщина была не меньше, чем у телеграфного стол ба и ее вершина был ветром отнесена метров на 10 в сторону.
.
В эти годы семейство Кебке проживало в Израиле и готовилось к увеличению своей численности. Лия усиленно приглашала Беллу, поскольку, зная ее доброжелательное к себе отношение, хотела в первые дни после рождения ребенка иметь спокойную и лояльную помощницу. Бэлла с готовностью согласилась, поскольку дополнительно получала при этом возможность увидеться со своей двоюродной сестрой Яффой, от которой ее родители получили единственное письмо в 1948 году. И охранка об этом письме не раз Белле напоминала. Тем не менее Белла начала подготовку к этому визиту в Израиль.

1 июля 1997 г. в Израиле родилась Анна Алексеевна Кебке. Одновременно для Бэллы при этом открывалась единственная возможность посетить свою двоюродную сестру Яффу, о чем она мечтала всю жизнь.
 Однако, неожиданно для всех  стремительно  приехавшая в Израиль Мара Берловна- супруга Гелия-моего среднего брата, неожиданно заявилась сама , и потому вопрос о помощи и о встрече с родственниками для Беллы был закрыт.

А эта Марочка стала единственной персоной, по отношению к которой Белла не могла никогда найти ни одного доброго слова.


 Через некоторое время Кебке уехали в Швецию и с надеждой на родственный контакт сестер было, по-видимому, покончено навсегда.