7. Институт Прикладной Физики. Пёсьи мухи

После неудачи с превращением глины в лягушек, интерес к библейским чудесам проявился у самих биологов, сотрудничавших с отделом Истории физики. Ветхий Завет стал их настольной книгой. В нем они усматривали источник вдохновения и бездну идей для своих экспериментов. Моисея они почитали не иначе, как отцом-основателем научной биологии за его эксперименты перед лицом фараона и в последующем, когда он водил евреев по пустыне.
Приятель из их команды даже утверждал, что именно Моисей дал направляющий импульс развитию биологии своими разнообразными Казнями Египетскими. И теперь его идеи нужно воплотить в нечто полезное для страны развитого социализма. Тем более, что проблема снабжения народонаселения продуктами не была решена даже приблизительно. Жители областей, которые поближе к Москве, ездили за колбасой в столицу, что партийными властями выдавалось как желание широких народных масс приобщиться ко второй колыбели революции. Жители не соглашались, но молчали и продолжали ездить.
Конечно, этому коллективу можно было пойти по традиционному научному пути, включив мозги и проводя сотни и тысячи экспериментов, но таким путем шли все. Результаты, конечно, были, но почему-то за границей. Были потрясающей урожайности злаки в США, необыкновенные быки и коровы в Голландии. Да мало ли чего интересного было по всему свету. Однако, в нашей стране рожь, пшеничка и коровы оставались худыми вопреки в высшей степени социальной развитости общества. И если поджарость коров можно было объяснить их увлечением спортом, то скудные урожаи зерновых с научной точки зрения объяснить было трудно. Это было трудно объяснить и с позиций главенствующей в те времена идеологии. Возникал парадокс: передовая идеология была, жратвы не было.
Поэтому решить продовольственную проблему так, чтобы без особых усилий коровы давали рекордные надои, а на полях возрастали злаки необыкновенной урожайности – это была мечта бригады биологов, которые с легкой руки начальства прописались в ИПФ. Не знаю, чем они соблазнили администрацию института, там были вроде не глупые люди, но им отвели закуток в Экспериментальном корпусе, где они разместили свой, ставшим уже знаменитым, реактор. Особенно он стал знаменит после фразы: «Веры мало!», которая прозвучала после последней серии неудачных экспериментов. Биологи колдовали над ним, постоянно расширяя возможности, чтобы компенсировать недостаток веры. Начиная с некоторого момента наибольших достижений к их реактору стали бояться подходить, т.к. из него неслось тявканье, мычание, чирикание, а запахи вокруг стояли не самые принятые в обществе.
Однажды ночью, когда я засиделся на вычислительном центре и, возвращаясь в темноте, проходил мимо реактора мне даже послышалось, как чей-то жалобный голос вначале звал на помощь, а потом пел псалмы. На всякий случай перекрестившись, прошмыгнул мимо. Но жалобные стоны преследовали меня и дома. В этот вечер домашние меня жалостливо выспрашивали, что произошло, почему на мне лица нет. Отговорился тем, что коллектив института сегодня крутили на центрифуге, отбирая кандидатов на космическую станцию для проведения экспериментов с космическими лазерами. Это никого, кроме сына, не вдохновило. Жена так та просто боялась меня отпускать в космос, объясняя это тем, что по телевизору видела, как космонавты едят всякую непотребство, находясь вверх ногами. Однако, сын с восторгом смотрел на меня, как на будущего космонавта. Конечно, не у каждого в их классе отец – космонавт.
Но наступило время, когда биологи погрузились в глубокие раздумья, напоминая медведей или ежей в спячке. Они ни с кем не разговаривали, не откликались на предложения сходить в столовку перекусить. Более того, что уж совсем не лезло ни в какие ворота, они отказывались выпить по паре пива после рабочей смены. Даже, если эту пару пива им приносили сердобольные коллеги. Конечно, в научном коллективе такие погруженные в себя и напоминающие сомнамбул работники не редкость. Это обычное дело, когда какая-то мысль захватывает целиком, и человек ничего вокруг не видит и не слышит, не говоря уж о сходить пообедать. Но даже в самом глубоком сомнамбулически-научном состоянии я не встречал еще ни одного, кто отказывался бы от пары пива, особенно когда его угощали. А тут не один какой-нибудь отщепенец-научный сотрудник, а целая бригада! Я пошел к своему другу – институтскому психологу Семену, чтобы прояснить не нужно ли привлечь психиатрию, чтобы вывести в общем-то, хороших ребят из этого противоестественного состояния. Семен отреагировал, как и положено настоящему ученому, который встретился с непознанным доселе явлением. Он дал понюхать ватку с нашатырным спиртом каждому из бедолаг, чтобы вывести их из состояния погруженности в себя. Но они даже не чихнули. Семен сказал, что случай тяжелый, но не безнадежный. Подобные случаи упоминались Н.П. Бехтеровой, внучкой В.М. Бехтерева. Она классифицировала их как мозговой ступор, возникающим из-за перенапряжения мозговой деятельности субъекта, встретившего необычное явление, или идею, полностью его захватившие. Попытка вывести субъекта из мозгового ступора обычно ни к чему не приводит. Поэтому единственный метод, который успешно срабатывает – это «Не чеши, само пройдёт!». Как правило, проходит после длительного периода, в течение которого субъект отказывается от еды. Совсем просто: «Проголодается, сам придет». На том порешили, и оставили бедолаг в покое.
Правда сердобольные лаборантки из других отделов, изредка пуская слезу, пытались подкармливать биологов домашней выпечкой, но тут проявила свой характер Лолита, которая гоняла их, опять же из самых гуманных соображений. Чем быстрее ребята проголодаются, тем быстрее они побегут в столовую, где их удастся привести в естественное состояние, и быть может, соблазнить парой пива после работы. Семен, с подачи Н.П. Бехтеровой, и Лолита оказались правы. Ситуация разрешилась вполне ожидаемо, и однажды весь коллектив биологов мы встретили в институтской столовой, где каждый из них набрал целый поднос съестного. Потом наступил отходняк, ребята переваривали принятую в изобилии пищу, а потом, как сумасшедшие набросились на свой реактор. Они что-то перепаяли, подвинтили, щелкали тумблерами, наконец, уселись перед центральным пультом и уставились на мигающие лампочки. Количество лампочек зашкаливало, от них рябило в глазах. Проходя мимо, народ смущался от своей бестолковости. Никто не мог расшифровать те сигналы, которыми реактор обменивался со своими создателями. Но никто и не сомневался, что сигналы воспринимались биологами вполне осознанно. Казалось, что реактор сообщает что-то важное, понятное только избранным. И поэтому в умах остальных было брожение. Начальники отделов обходили эту установку через соседний корпус, чтобы не демонстрировать свое полнейшее невежество и тем самым не подрывать своего авторитета. Последний они всячески оберегали, особенно от нападок молодых сотрудников.
Наконец, реактор моргнул красным, облегченно вздохнул и пульт погас. Даже самому непосвященному стало ясно, что эксперимент закончился и сейчас все узрят его результат. Экспериментаторы поглядели на всех свысока, как чемпионы олимпийских игр, стоящих на самой высокой ступеньке пьедестала. Самый юный из них, - студент третьего курса, которого направили в их коллектив на практику, хотел даже произнести подобающую случаю эпохальную речь, но руководитель коллектива попросил его заткнуться и не нарушать торжественность момента. Стали ждать, пока дверца реактора остынет. Столпившиеся вокруг сотрудники института пытались допытаться, что же сейчас произойдет. Но руководитель коллектива солидно покашливал, уходя от прямого ответа. У меня, да и не у меня одного, создалось впечатление, что он сам толком не представляет, что произойдет. На всякий случай я сделал шаг назад, спрятавшись за чью-то широкую спину. Вперед выступил ведущий научный сотрудник отдела Теологии в рясе и с большим крестом на груди. Как я понял, он допускал, что в своих экспериментах ребята, из-за недостаточного знания Ветхого Завета, могли сотворить нечто неожиданное. И чтобы это неожиданное не напугало институтскую общественность, он готов был принять первый удар на себя.
Вообще-то у него был богатый опыт борьбы со всем негативным, потусторонним, что изредка, но встречалось в нашем передовом во всех отношениях обществе. Дело в том, что его постоянно приглашали для консультаций по сложным психическим заболеваниям в клинику соответствующего профиля. Как правило, психические отклонения, которые никак не лечились в клинике медикаментозно или процедурно, с успехом излечивались его проникновенным словом. Денег за свои консультации, не брал, считая это нарушением его религиозного предназначения.
Наконец, дверь реактора открыта. Все замерли в предвкушении. Самые любопытные старались заглянуть внутрь. Но там было темно. Ведущий научный сотрудник отдела Теологии подался вперед, как боксёр, ожидающий встретить удар соперника своим могучим лбом. Реактор молчал, дверь оставалась открытой, ни одна лампочка не горела. Пауза затягивалась. В толпе, окружавшей реактор и откровенно ждавшей чуда, начали раздаваться удивленные возгласы. А со стороны недругов из отдела Физики Высоких Энергий, которые тоже осваивали материал Ветхого Завета не совсем в мирных целях, даже раздавались смешки. Биологи враз бросились к своему реактору и все вместе заглянули в открытую дверцу. После этого стало ясно, что они ждали чего угодно, но не этого. Реактор был девственно пуст!
В толпе вокруг экспериментальной установки были сплошь интеллигентные люди. Поэтому все сделали вид, что ничего необычного не произошло. Ну выдал эксперимент не тот результат, на который рассчитывали. В экспериментальной физике это сплошь и рядом. Иначе за что же зарплату платить ученым, если все получалось бы с пол пинка. Все спокойно разошлись. Только отдел Физики Высоких Энергий злорадствовал, имея для этого веские причины.
Биологи собрались вокруг реактора и молча переживали неудачу. К ним подошел ведущий научный сотрудник отдела Теологии и что-то тихо сказал. Те в ответ лишь закивали головами. После этого отключили реактор, и вся бригада понуро разошлась. Не знаю почему, но на меня эта картина произвела удручающее впечатление. Поэтому пошел к своему другу – Семену, чтобы немного разрядиться. У него или у его ученой вороны всегда находились нужные слова, чтобы поднять мне настроение. Когда мы пили по второму стакану чаю, вошел ведущий научный сотрудник отдела Теологии. У него были такие же близкие отношения с Семеном, как и у меня. Как правило, он всегда пребывал в ровном, доброжелательном расположении духа. Но сейчас, на его лице была печать озабоченности. От чая не отказался, даже взял предложенную плюшку, коих у Семена всегда было изобилие. Потом в задумчивости произнес: «У них ошибка в гамма-квантовом генераторе. Выдает импульсы не той направленности. Это приведет к беде». До меня дошло, что он знает об эксперименте гораздо больше, чем я. Хотел поинтересоваться, что за беда ожидается, но не успел. Он поблагодарил за чай, плюшку и быстро вышел.
Вернулся домой с чувством беспокойства. Чуть поковырявшись в тарелке с ужином, пересел в кресло. Обычно я не смотрю по вечерам телевизор, памятуя совет профессора Преображенского, но толкуя его на современный лад. Только вместо газет, не смотрел телевизор и не утром, а вечером. В результате сон у меня был как у младенца. Но тут внутренний голос приказал: «Включи телевизор». На экране предстал ученый из МГУ, который долго рассказывал о том, сколько различных видов растений и животных, в том числе полезных для человека, было утеряно в процессе эволюции. И задача современной науки методами генной инженерии восстановить потерянные звенья эволюционного развития флоры и фауны. Хотелось бы с ним поспорить насчет безопасности такого мероприятия, но пора было читать сказку сыну и я отключил телевизор.
Сон долго не шел, я пытался соединить в единую логическую цепочку: активное течение эксперимента, на что указывали осмысленные сигналы реактора, пустой реактор после эксперимента и фраза о том, что быть беде. Утром, вопреки совету профессора Преображенского включил телевизор. Попал на конец новостного блока. На экране было существо, соединяющее в себе признаки осы и собаки. В нормальном состоянии сознания нечто подобное представить было невозможно. А тут была его фотография, существо стояло под елкой и вперед выпирали два острейших клыка. На спине явственно просматривались два крыла, сложенные как у осы. Голос за кадром рассказывал, что оно было встречено вчера вечером корреспондентом с телецентра в Останкино, когда он прогуливался в Останкинском парке. Корреспондент успел сфотографировать существо и доставить фотографию на телецентр. Неизвестное животное пыталось приблизиться, но было отогнано валявшейся рядом дубинкой. Телецентр связался с известным биологом, академиком АН СССР, который сказал, что науке подобное существо неизвестно. Но судя по выпирающим клыкам, оно агрессивно и жестоко, а по четко выраженным крыльям на спине, оно, возможно, может летать. Еще раз более внимательно вглядевшись в фотографию, академик сказал, что именно таким он представлял песьих мух их Египетских Казней Соломона, хотя сам в Бога не верит, а верит в программу Партии. А библию регулярно читает только как занимательный исторический текст из истории еврейского народа. Диктор успокоил всех, сказав, что в парке уже с вечера находится усиленный нард милиции, которые получили задание изловить монстра и доставить его в Московский зоопарк для изучения. Как стало впоследствии доложено обеспокоенным москвичам, что прибывшие на место полицейские под той же елкой, что и на фотографии, нашли труп неизвестного науке животного без признаков насильственной смерти. Обыскав весь парк, подобных особей они не обнаружили.
Через пару дней команду биологов переключили на разведение морозостойкого турнепса. И т.к. эта тема не вписывалась в планы ИПФ, то их отправили на биофак МГУ. Ихний реактор сдали в утиль.