Порча

В связи с тем, что новое время вносит свои коррективы, моя прошлая серия «Страшные истории со школьного двора», отправилась ради актуальности на серьезную переделку.  Теперь она становится частью «хроник ржавой империи» и будет рассказывать о более современных кошмарах.


    В здании школы не горела ни одна свеча. Правда порой внутрь актового зала на втором этаже заглядывал «добрый зубодер дядя Миша» с уличной рекламы детской стоматологии. Его электрические проницательные глаза разгоняли по углам тени и выдергивали из темноты таинственные силуэты. Трехногую черепаху, высокую плаху, соломенный мешок на кресте и три похожих на людей фигуры. А потом стоматологический свет уходил в сторону покосившегося «дворца одноногих ветеранов» и актовый зал снова погружался во тьму. Было слышно, как скребутся школьные мыши, как стучит в окно ветка старого дерева, как бродит по дальним коридорам сторож, распевая запрещенную песню «опарыши в министре».
    - Надо задернуть шторы, - раздался в темноте хриплый голос. – У меня от взгляда дяди Миши судороги по всему телу.
    - Лучше свет зажги, Никанор Васильевич, - ответил другой голос – более звонкий. – Надоело по темным углам прятаться. Как дети, честное слово.
    - Мы же ради конспирации прячемся. Осторожность соблюдаем.
    - У осторожного удава антилопа из живота выпрыгнула. Хватит прятаться. Зажги лампу.
    Зажглась настольная лампа, и в ее свете все приобрело естественные черты. Плаха оказалась пошарпанной от времени трибуной, черепаха – роялем, мешок на кресте – чучелом врага из школьного спектакля, а человеческие фигуры - тремя заговорщиками. Завхозом с полномочиями дрессировщика непослушных детей, учителем правильной истории и практикантом по военному делу в звании лейтенанта педагогических войск.
    - А сторож не зайдет? – спросил с беспокойством практикант Гриша.
    - Не зайдет, - заверил историк. – После опарышей в министрах он всегда ложится спать. Эта песня для него вроде колыбельной.
    - В песне тринадцать куплетов, - не согласился хриплый завхоз, –  а он пока спел только четыре. Шансы, что они доведут его до актового зала еще есть.
    - Если доведут, скажем что у нас тут исторический кружок. Учимся отбеливать тени истории.
    - Какое дурацкое занятие, - скривился практикант, - красить тени в белый цвет.
    - Привыкай. У нас в школе много дурацких занятий. Включая нашу затею.
    - Брось, Соболев, - завхоз хмуро посмотрел на учителя. – Не такая уж наша затея и дурацкая. Главное в нее верить.
     - Веры во мне уже не осталось. Оскорбили мои чувства верующего бесплодными попытками.
    - Не надо сдаваться, Стас. Мы просто нужного проклятия пока не нашли.
    - Подскажи где его искать? В каких чертовых местах оно нас дожидается? Сколько проклятий мы испробовали. Сколько черных диверсий совершили. Сколько ведер могильной земли на клумбу высыпали.  Сколько проверяющих бесов подключили. А эту педагогическую глыбу сдвинуть с места так и не смогли. Не призывают ее в пенсионный рай и все тут.
    - Да помню я, - раздраженно произнес Никанор Васильевич. – Просто не хочется сдаваться.
    - А как мы демона из «черной библии мобилизованных завхозов» вызвали, помнишь? Кстати, по твоей инициативе.
    Никанор Васильевич тотчас вспомнил бочку полную бензина и болотной воды. Как в ней тонула ржавчина от труб, волосы с головы безгрешного сантехника и слюна спятившего начальника ЖЭКа. Вспомнил запах грушевого киселя и старых носков с вышитыми на них новогодними елками. Вспомнил как гудела бочка мелодию испорченного унитаза, а потом из нее выпрыгнул демон в красной спецовке. Покровитель окопных завхозов с рожей хорька-альбиноса и повязкой дежурного по кладбищу на рукаве. Нахлебавшись бочкового бензина, он как огненная юла стал носиться по зданию школы и запихивать в свой бездонный мешок все что попадалась под руку. Вскоре там исчезли оконные рамы, паркет, дверные ручки, штукатурка со стен и выбитый в граните автограф первого директор школы. Демона в спецовке смогла остановить только тормозная жидкость. Осушив целую канистру, принесенную в качестве подношения, он сбавил обороты. Остановился, остыл, выслушал просьбу.
    - Помнишь, что он сказал в ответ?
    - Что у нашей директрисы слишком влиятельный ангел-хранитель. Ему не по плечу.
    - Вот и я о том же. Нет у нас против нее средств. Невозможно навести на нее порчу. При такой защите она непорочна.
    Наступила обреченная тишина. Лампа мигнула пару раз, потухла, и снова зажглась. Умолкли заговорщики, затихли мыши, закончились в песне министры. Только старая ветка все стучала в окно - то ли просилась в гости, то ли кому-то докладывала.
    - Я слышал, у одного из учащихся есть тетка-колдунья, - обратил на себя внимание практикант Гриша.
    - Тетка Кондакова, - вспомнил учитель истории Соболев. – Она работает консультантом при городском совете.
    - Точно, - подтвердил завхоз. – А там умеют наводить порчу на кого угодно. Им любой ангел по колено.
    - Может стоит обратится к ней за помощью? – спросил лейтенант педагогических войск.
    - Думаю, это может нам дорого стоить, - привычно сомневался Соболев. – Но я, пожалуй, попробую добыть для нас рекомендацию.
    - Ты главное попробуй, - воскликнул Никанор Васильевич. – А мы за ценой не постоим.

    Спустя три дня, рекомендация была получена. Она легла на учительский стол в школьной столовой, и довольный завхоз придавил ее чашкой с абрикосовым компотом.
    - Чего она стоила? – поинтересовался Гриша.
    - Сущие пустяки, - усмехнулся историк. – Пару зачетов, и официальное признание, что троянский конь был ездовым ослом Ивана Грозного на кутузовской оргии по случаю призовых выплат за потерю зрения.
    - Действительно ерунда, - согласился завхоз. – Я думал будет дороже.
    - Есть только одна проблема, - Соболев вплотную приблизился к коллегам заговорщикам. – Здание городского совета закрыли на карантин. Там обнаружили очаг пацифисткой ереси. Всех работников отправили по домам - в исправительный отпуск с надзором.
    - Как это не вовремя, - воскликнул Никанор Васильевич. – Опять, наверное, кому-то «миру-мир» приснился.
    - Будем ждать? – практиканту явно хотелось действовать немедленно.
    - Не будем, - решительно сказал историк. – По словам племянника, его тетка принимает по месту жительства. В доме из гробовой доски.
    - Предлагаю пойти туда сегодня, - прошептал завхоз.
    - Правильно, - согласился учитель истории. – Чего Рамсеса за яйца тянуть? Отправимся сразу после работы.

    Главные ворота дома из гробовой доски оказались закрыты на замок с печатью. Тут же, как раз между углом дома и «дворцом одноруких ветеранов», стоял надзирающий пост – обшарпанная дырявая палатка похожая на последнее убежище заблудившихся туристов. Постовой с брезгливостью потомственного надзирателя сообщал всем, что проход воспрещен и возвращался к чтению статьи – «Церковный надзор как высшая ступень духовного очищения».  Зато калитка на задний двор была открыта. Там под гробовыми стенами кипела бурная жизнь. За деревянным разделочным столом несколько человек с лицами уставших работяг забивали козла. Двое держали животное за копыта, а третий метил молотом в волосатый лоб. Козел при этом весело, без тени испуга смотрел на молотобойца и даже игриво ему подмигивал. Неподалеку бурлил на костре вместительный чан с темной жидкостью. Судя по торчащим из него рогам, внутри уже варилось несколько козлов. Рядом, на толстой бухгалтерской книге сидела девочка в розовом заштопанном трико и подбрасывала в огонь березовые ветки.
    Наконец, с третьей попытки молот достиг цели. Животное проблеяло на прощание что-то похожее на - «отмучились суки?», затем дернулось и затихло. Молотобоец схватил козла за бороду и потащил к чану. Заметив это, девочка вскочила на ноги.
    - Куда тащишь? Разве не видишь места нет!
    - Куда же мне его девать? - обиделся молотобоец. – Мы так старались.
    - Неси в подвал. Там заверни в овечью шубу и прочитай над ним кулинарную молитву, чтоб не протух.
    - А когда мы варить его будем? Праздник живота на носу.
    - До праздника еще два дня, - девочка снова уселась на бухгалтерскую книгу. – Всех сварить успеем.
   
    Когда животное унесли в подвал, девочка добавила в козлиный суп головку чеснока, пачку сливочного масла прямо в упаковке, высыпала в чан пакет жгучего перца.  Потом взяла ложку, выловила в темной жидкости козлиный глаз и попробовала его на вкус. Покрутила со знанием дела во рту и выплюнула обратно. Глаз еще не доварился.
    Увидев зашедших во двор заговорщиков, девочка преградила им дорогу.
    - Куда прете? – потребовала она объяснений словно хозяйка. – В суп хотите попасть?
    - В какой суп? – не понял завхоз.
    - В козлиный! Таким как вы там самое место.
    Никанор Васильевич, хотел было показать наглой девчонке свои полномочия дрессировщика, но его опередил историк.
     - Нам к колдунье на прием попасть надо, - сказал он миролюбиво. – У нас к ней рекомендательное письмо.
    - Опять этот дурачок кому попало рекомендации раздает? – девочка недовольно хмыкнула. – Дождется он у меня. Не посмотрю, что он племянник.
    - Так как насчет приема? – Соболев проявил настойчивость.
    - Колдунья Вера сейчас занята. У нее мертвый час.
    - Это надолго? – Гриша явно нервничал.
    В ответ девочка открыла толстую бухгалтерскую книгу. Посмотрела там расписание и сказала:
    - Ступайте пока в зал ожидания. Когда придет время, вас позовут.
    Заговорщики молча подчинились и направились к лавке в дальний конец двора. Там под кустом старой сирени уже сидел один посетитель в потертом пиджаке.  Он смотрел с грустью на торчащую посреди двора странную табличку «бомбоубежища на всех не хватит» и держал на коленях, давно испорченный, облепленный жирными мухами свадебный торт.

    Тем временем, жизнь во дворе продолжалась. Из подвала вернулся молотобоец с коллегами. Они сели за столик, достали бутылку из-под джина и выпустили из нее крепкий дух ядреного самогона. На голую березу, ветки которой горели в костре, села потрепанная кошачьим когтями сорока. Посмотрела на лавочных сидельцев взглядом грифа и прокаркала что-то зловещее. Во двор зашел местный участковый. Подойдя к бурлящему чану, он передал девочке в розовом трико молочный бидон.  Пока она наполняла его козлиным супом, участковый с подозрением разглядывал заговорщиков.
    А потом все поплыло. И в глазах историка, и в глазах завхоза, и в голове неопытного Гриши. Исказилось, скрутилось, изменило окружающий мир. То ли запах самогона укутал заговорщиков пьянящими парами, то ли подкрался коллективный сон. Им показалось, что молотобоец встал из-за стола и прыгнул в кипящий чан не снимаю одежды. Они увидели, как он барахтается внутри, пытаясь не напороться на острые рога, а потом тонет среди чеснока и картошки. Спустя минуту, в сопровождении мощной суповой струи похожей на гейзер, молотобоец вылетел из чана верхом на козле. Покружил над двором, посыпая все вокруг кусками вареного мяса, что отваливались от костей животного и улетел в сторону «дворца обезглавленных героев». Из чана выпрыгнули еще два вареных козла. Их спешно оседлали коллеги молотобойца и отправились следом. Девочка погрозила кулаком то ли порхающим без дела козлам, то ли заговорщикам и сделала в бухгалтерской книге пометку.
   Очнулись школьные работники после приглашения попробовать суп. Открыв глаза, они сразу заметили, что двор опустел. Исчез участковый с бидоном, молотобоец с коллегами, испарились рога, что еще недавно торчали из чана. Потертый пиджак с мухами в креме тоже пропал. Только наглая девчонка в розовом трико застыла у лавочки с полной миской супа. В его мутных бульонных разводах плавал козлиный глаз. После того как учитель с завхозом вежливо отказались от угощения, девочка позволила пройти им на второй этаж.

    Колдунья Вера приняла посетителей в спальне. Сиреневые обои комнаты помогали ей расслабиться и забыть, хотя бы на время, навязчивый надзор.  Колдунья лежала на широкой кровати с ножками, сделанными в виде половых членов древних богов. Над ее головой висел портрет жены одного влиятельного человека, написанный после первой брачной ночи.  Мастерски изображенное лицо на портрете выражало боль и разочарование.   
    - С чем пожаловали, - спросила хозяйка спальни, прочитав рекомендательное письмо. – Заговор, наговор, приговор? Все в наших силах.
    - Хотим порчу навести, - ответили хором работники школы.
    - Говори только ты, - колдунья обратилась к учителю истории. – У тебя голос приятный. Он похож на голос моего четвертого супруга.
    - Хотим навести порчу, - повторил Соболев.
    - На кого?
    - На директора школы, Решетникову Алевтину Леопольдовну.
    Колдунья вдруг икнула, прикрыв запоздало рот ладонью и сказала:
    - Значит, заговор. Это можно.
    - Но говорят, у нее ангел-хранитель влиятельный, - влез в разговор завхоз. – Все наши попытки прошли даром.
    - На каждого ангела найдется свой черт, - ухмыльнулась колдунья. – Будем использовать магию доноса.
    - А это надежно? –заговорщики вернулись к разговору хором.
    - Надежно. Если донос попадет куда надо. А у меня в комитете по контролю за образованием хорошие связи.
    С этими словами колдунья поднялась с кровати, посадила посетителей за пятиугольный столик мандаринового цвета и выдала каждому плотный лист бумаги. На середину стола она поставила чернильницу, сделанную в виде рыжей кошки, что схватила клыками бульдога за горло. Затем колдунья достала из книжного шкафа справочник по доносам в обложке из человеческой кожи. Нашла внутри раздел «дискредитация воспитательного процесса» и начала диктовать из него заклинание. Заговорщики записывали каждое слово с усердием первоклассников, макая указательные пальцы в чернильницу.

    Три последующих дня участники заговора не находили себе места от судьбоносного вопроса – «сработает или нет?». Искали утраченный аппетит в подгоревшем омлете, не находили сон в помятых от беспокойства постелях. По вечерам они выходили на балконы и наблюдали с надеждой в сердце, как над домом Алевтины Леопольдовны сгущаются грозовые тучи.
    А утром четверга в школу постучалась порча. Сначала прибыл отряд дворников быстрого реагирования с заданием очистить территорию от постороннего мусора. Потом высадился боевая команда особого отдела министерства образования. Оцепив школу живой цепью, они организовали свободный проезд для черного фургона. Из него вышел, уверенный в собственной власти человек в мундире главного педагога. Наступив на ногу охраннику, министр образования зашел в здание школы и скрылся в директорском кабинете. По школе тотчас поползли слухи о страшном предательстве.

    Спустя полчаса вывели заговорщиков. Историка, завхоза, практиканта Гришу. Их руки были скованны за спиной, а на груди висела предупреждение – «попытка к бегству усугубляет вину». Заговорщиков провели под осуждающими взглядами по школьному двору и затолкали в ту часть фургона, где свобода разбивается о решетки. А еще через десять минут вышел министр образования под руку с директрисой. Они улыбались друг другу как старые приятели и мило разговаривали.
    - Что же ты Алевтина такое вражеское гнездо у себя проглядела? – министр ласково отчитывал хозяйку школы. – Настоящие диверсанты. Такие на все способны. Могут очернить любого. Даже меня.
     Но потом подумал немного и поправился:
    - Нет, меня очернить нельзя.
    - Ты же мой ангел-хранитель, - шептала ему на ухо Алевтина Леопольдовна. – К тебе черная краска не липнет.
    - Вот и не забывай об этом. Хорошо, мне про заговор вовремя доложили. Есть у меня один агент на должности колдуньи. Под видом доноса она заставила заговорщиков написать чистосердечное признание.
    - А в городском совете проблем не будет? – спросила с беспокойством директриса. - Скандал, все-таки, громкий.
    - Не будет. У них свои охотничьи угодья. Они на министерскую территорию не лезут.
    - Как так получилось не понимаю? – директриса скорчила удивленное лицо. – Я же всех подчиненных в кулаке держу. У меня заведение строгого режима. Чуть отошел от официального педагогического курса, сразу угодил в яму осужденных за дискредитацию светлого будущего. А по-другому никак. Учителям волю дай, так они добропорядочных граждан не склеят. 
     - Ты молодец, - главный педагог искренне похвали подругу. - С главными задачами справляешься. Но будь впредь внимательней к личному составу.
    - Уж я не подведу, - поклялась Алевтина Леопольдовна и поинтересовалась. – А что с заговорщиками теперь будет?
    Министр открыл дверцу фургона, сел не спеша на пассажирское сиденье и только после этого ответил:
    - Мы же не палачи, а педагоги. Перевоспитаем как-нибудь. Есть у нас передовые методы.
      Черный фургон с символом образования на борту завел с ревом мотор и сорвался с места. После чего дворники быстрого реагирования принялись заметь следы. Фургон, тем временем, быстро набрал скорость и двинулся в сторону перекрестка. Срезал в дороге путь, выехав на газончик с молодой травой и резко затормозил у крепости бессмертного главнокомандующего.  На перекрестке с одной стороны, мчался черный фургон министерства здравоохранения, а с другой – выл сиреной фургон министерства культуры.