Сказанье о пяти триумфах Цезаря
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Очистив от противостоявших ему в раздиравшей Римскую державу гражданской войне республиканцев-«помпеянцев» Африку, обратив поддерживавшее римских республиканцев зависимое от Рима Нумидийское царство в римскую провинцию, взяв с древних карфагенских городов огромную контрибуцию (в наказание за поддержку ими «помпеянцев»), победоносный диктатор и могильщик Римской олигархической республики - считавший себя потомком богини Венеры Гай Юлий Цезарь - возвратился в Рим. Расправу с убежавшими из Африки в Испанию сыновьями своего главного противника в гражданской войне - политика и полководца Гнея Помпея «Великого» (Магна) - и с военачальником последнего Титом Лабиеном (сумевшим, несмотря на тяжелое ранение, спастись бегством с африканского театра военных действий) Гай Юлий оставил на потом. «Карманный» столичный сенат подобострастно удостоил победителя невиданных дотоле почестей, а именно - четырех триумфов подряд: первого – за победу над Галлией, второго – за победу над Египтом, третьего – за победу над Понтом (то есть - над царем Фарнаком Боспорским, претендентом на наследство своего великого отца Митридата VI Понтийского; празднуя победу над Фарнаком как «победу над Понтом», Цезарь как бы затмевал своим «Понтийским» триумфом более ранний, также посвященный победе над Понтом, триумф Гнея Помпея «Великого»), и, наконец, четвертого – за победу над Африкой. Поскольку за победы римских полководцев над своими же римскими согражданами триумфов по обычаям Римской республики не полагалось, победа Цезаря над Помпеем в решающей битве под Фарсалом не упоминалась. Победа Цезаря над Африкой была отпразднована, как победа над царем Юбой Нумидийским - союзником римских республиканцев. Поскольку Юба своим самоубийством спасся от позора, в триумфальной процессии был проведен по рукоплещущему Риму юный сын венценосного самоубийцы – Юба Младший. По утверждению биографа Цезаря - Плутарха - это было для мальчугана величайшим счастьем: «Он попал в счастливейший плен, так как из варвара и нумидийца превратился в одного из самых ученых греческих писателей». Это означает, что Цезарь, по крайней мере, оставил Юбу Младшего в живых. «А ведь мог бы и ножичком…»
Судьба других военнопленных «варваров», проведенных в триумфальном шествии по торжествующему Риму, оказалась куда более печальной. Отважный галльский вождь Верцингеториг - главный противник Цезаря в Галльской войне -, проведенный, после шестилетнего заключения в сыром, зловонном, темном карцере, по улицам «Вечного Города» под свист, насмешки, поношения и ругань улюлюкающей «великоримской» черни, был затем удавлен. Тот же печальный жребий был уготован и противостоявшей Цезарю в Александрийской войне египетской царевне Арсиное. Ее сестрица Клеопатра, возлюбленная Гая Юлия, успевшая родить ему сына, наблюдавшая за Египетским триумфом Цезаря с трибуны для почетных гостей, с живым, неподдельным, интересом и с чувством глубокого удовлетворения провожала взором свою проведенную мимо нее в цепях неудачливую соперницу в борьбе за престол «страны пирамид»…
Если верить римскому историку Веллею Патеркулу, «убранство галльского триумфа было из лимонного дерева, понтийского - из аканфа, александрийского (египетского - В.А.) - из черепахового рога, африканского - из слоновой кости».
За триумфальными шествиями последовала целая оргия празднеств. Хлебосольный триумфатор за свой счет накрыл роскошную «поляну» - двадцать две тысячи пиршественных столов для столичного простонародья-плебса, заслужившего щедрое даровое угощение своей поддержкой Гая Юлия на протяжении столь долгих лет. Одних только дорогих рыб мурен было подано шесть тысяч. Пирующих квиритов потчевали вином четырех сортов – разумеется, тоже бесплатно. Кроме того, каждый свободный римский гражданин был щедро одарен деньгами, зерновым хлебом, мясом и оливковым маслом. В довершение ко всему Цезарь устроил для столь любимых им дорогих, возлюбленных сограждан - populus romanus quiritium - даровые театральные представления, гладиаторские бои, травлю зверей (включая африканского жирафа) и даже «навмахии» – «потешные» (по названию, в действительности же – не менее кровопролитные, чем «всамделишные») морские сражения (с участием многоярусных военных кораблей) на залитой водой арене (посвященные диктатором памяти своей давно умершей дочери Юлии). Так что римский народ сполна получил в эти радостные дни все, что ему требовалось и полагалось, по мнению властей предержащих – «хлеба и зрелищ», «панем эт цирценсес».
В торжественной речи, обращенной к своим согражданам, жадно ловившим каждое слово многократного триумфатора, Цезарь сообщил ликующим квиритам еще одну приятную новость: он, «потомок богини Венеры», захватил так много земли, что отныне будет ежегодно доставлять в государственное хранилище двести тысяч аттических медимнов зерна и три миллиона фунтов оливкового масла.
Затем Цезарь щедро заплатил своим легионариям за пролитые ими за его восхождение к вершинам власти кровь, пот и слезы. Каждый рядовой «милес романус» получил пятьсот, каждый центурион – десять тысяч, каждый военный трибун – двадцать тысяч авреев, или ауреев. Аурей был новой, стабильной римской золотой валютой, введенной в оборот Гаем Юлием.
Кроме денег, «контрактники» Цезаря получили боевые награды, подарки золотом и другими ценностями, не говоря уже о давным-давно обещанных им Цезарем земельных участках в Италии и в Нарбонской Галлии. Эти участки были выделены из государственного земельного фонда «агер публикус» или целинных земель, так что ради награждения «контрактников» за верную службу Цезарю не пришлось экспроприировать чужую собственность (в отличие, скажем, от диктатора Суллы, в аналогичной ситуации). После выплаты жалованья, раздачи наград и земли воинов распустили по домам. Однако радость «дембеля» длилась недолго. В 45 году «контрактников» снова призвали к оружию. Ибо пришла пора добить бежавших в Испанию последних сторонников бесславно сложившего голову в Египте Гнея Помпея Магна – двух его сыновей, Аттия Вара и Тита Лабиена.
В ходе Испанской кампании 45 года Гай Юлий Цезарь стремился избегать больших потерь в живой силе, беспрерывно маневрируя перед носом у «помпеянцев», чтобы вынудить тех занять невыгодную для них и выгодную для «цезарианцев» позицию. Пока не сумел, наконец, со свойственной ему настойчивостью и целеустремленностью, добиться своего.
Последняя битва гражданской войны (ставшая одновременно и последней битвой в жизни Цезаря) произошла при Мунде.
Легионы Гая Юлия уже не были такими же боеспособными, как прежде (что выяснилось еще в ходе военных действий на африканском «фронте»). В отличие от «цезарианцев», «помпеянцы» поставили на карту все, зная, что им остается либо победить, либо погибнуть. «Контрактники» Цезаря заколебались было под отчаянным натиском последних борцов за дело республики, чей моральный дух, как оказалось, все еще не был сломлен, и сражавшихся с боевым кличем «Пиетас!» (что означает по-латыни «Благочестие»!). Хотя Десятый легион прорвал на правом фланге строй республиканцев, фронт «цезарианцев» в центре грозил рухнуть в любое мгновение. Ряды «старых ворчунов» смешались. Гай Юлий, далеко уже не молодой, однако, как и в свои лучшие, былые годы, с мужеством отчаяния, рискуя жизнью, с мечом в руке занял место в первом ряду своих «милитов» (став «принцепсом», то есть – первым в солдатском строю – в полном смысле этого слова) и тем самым добился перелома (как в настроении своих заколебавшихся было «старых ворчунов», так и в судьбе сражения, кампании и всей войны). Наконец, когда Тит Лабиен, с частью своего резерва, попытался воспрепятствовать обходному маневру конницы Цезаря, «цезарианцы» прорвали фронт «помпеянцев» в образовавшемся слабом месте, решив судьбу сражения в пользу Гая Юлия. Легионарии Цезаря в очередной раз учинили жестокую бойню своих противников – не только на поле брани, но и в стенах взятого ими «на копье» города Мунда.
Доблестный Тит Лабиен погиб в бою. Его отрубленную голову доставили Цезарю (как в свое время – голову Помпея Магна). Диктатор повелел ее торжественно похоронить. Следовательно, Гай Юлий проявил большее великодушие к своей бывшей «правой руке», одолженной ему в свое время Помпеем, но, после разрыва последнего с Цезарем, возвратившейся к Помпею и тем самым восстановившей свои прежние отношения с Магном (как верного клиента – со своим патроном, служа Помпею, своему прежнему, «природному», господину и хозяину, неизменно преданно и энергично, «до последнего вздоха»), чем позднейшие моралисты, не устававшие осуждать гениального ученика Цезаря за «измену». Вскоре Цезарю принесли и голову старшего сына Помпея – Гнея Старшего. Младшему сыну Магна – Сексту Помпею – удалось бежать.
После победы над «помпеянцами» при Мунде Цезарь в приливе откровенности признался соратникам, что часто сражался за победу, теперь же впервые – за свою жизнь. Как только весть о разгроме последних «помпеянцев» достигла Рима, победоносный «потомок богини Венеры» был незамедлительно провозглашен «Отцом Отечества». Вследствие чего у римского Отечества теперь парадоксальным образом оказалось сразу два «Отца» - Цицерон и Цезарь! Принимая во внимание важность одержанной победы, Гай Юлий решился отпраздновать в честь нее в Риме еще один, пятый, Испанский, триумф, хотя вызвал тем самым осуждение и порицание со стороны многих сограждан и даже друзей.
Как писал Плутарх: «Отпразднованный по случаю победы (над республиканцами в Испании – В.А.) триумф, как ничто другое, огорчил римлян. Негоже было Цезарю справлять триумф над несчастиями отечества, гордиться тем, чему оправданием перед богами и людьми могла служить одна лишь необходимость. Ведь Цезарь победил не чужеземных вождей и не варварских царей, но уничтожил детей и род человека, знаменитейшего среди римлян, попавшего в несчастье (Гнея Помпея Магна – В.А.). Вдобавок, прежде сам Цезарь ни через посланцев, ни письменно не сообщал о своих победах в гражданских войнах, но стыдился такой славы.»
Возможно, Цезарь своим Испанским триумфом (все убранство которого, согласно Веллею Патеркулу, было из чистого серебра) хотел заранее приучить своих сограждан к мысли, что его, Гая Юлия, враги суть одновременно и враги Римского «общего дела» (именно так переводится на русский язык с латинского слово «республика»)...
Еще в Испании Гай Юлий примирился со своим военачальником и фактически - своей «правой рукой» - Марком Антонием, прибывшим к нему из Нарбона. Цезарь ни единым словом не попрекнул расточительного повесу сделанными тем многомиллионными долгами. Ведь польза, приносимая Цезарю Антонием, стоила любых денег…
Наконец-то у Гая Юлия не осталось ни одного соперника во всей Римской «мировой» державе. Возведенный сенатским указом в ранг пожизненного диктатора, с неограниченным правом назначать кандидатов на все, в том числе - самые важные - магистратуры, освобожденный своим саном от необходимости подчиняться запрету - «вето» - народных (плебейских) трибунов (той самой демократической власти, которую сам Цезарь так часто использовал для осложнения жизни враждебных ему, Цезарю, пока он был еще не «на верху», властей Римской олигархической республики) – чего он мог еще пожелать в этой жизни? Личность диктатора была объявлена неприкосновенной. Серебряный (не золотой, в отличие от триумфального) лавровый венок, который сенат позволил Цезарю носить постоянно, прикрывал лысину, столь огорчавшую «потомка богини Венеры» (хотя ему была, конечно же, известна римская пословица «Лысина – не порок, а свидетельство мудрости»)…
На всем пространстве Римской «мировой» державы воцарился долгожданный мир. Работы у Цезаря было воистину – край непочатый.
Здесь конец и Гоподу Богу нашему слава.
Свидетельство о публикации №224051100673