Твой. Без цензуры... Глава 89

Когда Чехова проснулась, то обнаружила себя в весьма неоднозначной позе, в машине. Потому что лежала она у Глеба на коленях, уткнувшись лицом ему в живот. Тело парня затекло, но уставшим он себя не чувствовал, если не считать боли в подстреленном плече.

Сколько прошло времени, Валерия не знала, но судя по ощущениям, то пару часов. Как же быстро она свалилась в сон, решив просто немного задремать! Хотя скорее всего виной её состояния оказался пригубленный виски, от которого у неё все ещё кружилась голова, но чувствовала она себя вполне сносно.

Чего нельзя было сказать о Глебе, который из-за неё, (и главным образом из-за её близости), так и не смог за все это время сомкнуть глаз, любуясь при свете включенной в салоне авто лампы чертами её лица.

Только сейчас осознав всю нелепость данной ситуации, Чехова быстро вскочила на место, судорожно поправляя выбившиеся из её прически волосы вследствие съехавшей набок заколки.

Она выглядела одновременно взволнованной и будто чем-то напуганной, словно не понимая, как могла опуститься до такого и доставить своему спутнику столько неудобств, только сейчас вспомнив о его ранении.
   
— Прости, я тебе случайно ничего не придавила? — поинтересовалась она, располагаясь на своем месте и машинально приводя себя в порядок.

— Даже не надейся, — хмыкнул он, одаривая её многозначительным взглядом.

И немного успокоившись, что все обошлось, и сводный братец даже не собирался на неё злиться, закалывая волосы, Валерия поймала себя на мысли, что была бы сейчас не против подремать в машине ещё пару часов, но уже с выключенным светом.

Густые деревья хорошо защищали их от внешнего мира и чужих взглядов. Здесь их точно никто не найдет. Ни «воскресший» Анкушев, ни его подельники, ни полиция. Жаль, что отдых рядом с неугомонным сводным братом не предполагал тишину.

— Почему ты не мог меня разбудить, раз я тебе мешала? — спросила она, поворачиваясь к нему.

— Не мог тебя добудиться, — нашел он оправдание собственному бездействию, лишь бы не говорить ей, почему на самом деле не хотел этого делать, чувствуя себя на седьмом небе от счастья из-за прикосновений её тела к своему, но провести Чехову было не так просто.

— Думаешь, я тебе поверю? — фыркнула она, поправляя заколку, и пытаясь поскорее сменить тему, спросила у него о следующем: — Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Жить буду, — уклончиво бросил Глеб, но этого объяснения ей оказалось мало, когда покосившись на перепачканный бинт, она невольно отозвалась: — Надо перевязать.

Парень отмахнулся.

— Как-нибудь потом. Лучше найди аптечку. И воду.

И пока Валерия занималась поисками нужных ему вещей, приняв две таблетки обезболивающего, Глеб тут же запил их водой, выливая остатки через окно.

Все это время Чехова следил за ним, не спуская с него глаз, в которых читалось искренние беспокойство. И как только ему удалось более-менее привести себя в форму, он коснулся своей рукой её плеча. Валерия вопросительно уставилась на него, чувствуя, что Глеб активизировался не просто так, а наверняка хочет сказать ей что-то важное. И это действительно было так.

— Нам надо поговорить, — вздохнул он.

Молча кивнув, Чехова уставилась в окно, частично догадываясь, что это означает. Недавнего её признания оказалось ему недостаточно, и он хотел узнать, что на самом деле стояло за таким ответом.

Хотел выяснить, насколько искренней она была, отвечая ему. Глеб хотел знать правду, и она не могла его в этом винить.

Пусть ей так и не суждено будет узнать по его вине главного заказчика смерти своих родителей, если только Алла не соизволит однажды сааме ей во всем признаться, раскаиваясь в содеянном.   

— Ты сказала недавно, что любишь меня, и… — напомнил Глеб, зажмурившись.

— И это действительно так, — отрезала Валерия, обжигая его своим взглядом. — Поэтому если ты хочешь снова напомнить мне, почему от Гордеева я переметнулась к тебе, то лучше не надо, потому что… Потому что ничего общего между ним и мной нет. Сначала мне казалось, что есть, но теперь я убедилась, что это было иллюзией, и я себя просто обманывала, видя в нем того человека, которым он никогда не был.
 
В следующий момент она почувствовала прикосновение Глеба — тот взял ее за руку и аккуратно сжал ладонь, успокаивая.

Сделав глубокий вдох, Валерия закрыла ненадолго глаза, пытаясь на чем-то сконцентрироваться, либо, наоборот, стараясь мысленно отпустить от себя неприятные моменты, связанные со сбежавшим от неё навсегда «светилом».

И едва к ней снова вернулась возможность нормально изъясняться, шумно выдохнула, до сих пор испытывая негодование из-за той дурацкой ситуации, когда бегала за куратором, ошибочно принимая его за «мужчину мечты», но жестко обманувшись в конце.

— Так что можешь продолжить доводить меня своими издевками, рассказывая, как неправильно и глупо я поступала все это время, — буркнула она, рискнув все же посмотреть на сидящего рядом Глеба. 

— Нет. Не буду, — бросил он, незаметно улыбаясь, и продолжая одной рукой держать её ладонь, второй внезапно потянулся к её верхней одежде, аккуратно расстегивая змейку и обнажая ей колено так, что от всех этих его неоднозначных действий Чеховой на мгновение сделалось не по себе, а тело охватила сладострастная дрожь, которую она тщетно пыталась заглушить посторонними мыслями, рискуя не справиться с собственной чувственностью.

Ещё более ей стало не по себе, когда Глеб слегка приглушил обогрев, заявляя, что в машине стало и так жарко, но сама Валерия не было уверена, что причиной его странного поведения действительно было отопление.

— Послушай, — сказала она, прерывая приятное и пугающее направление его действий. — Нам нужно обсудить не то, почему у меня ничего не сложилось с Гордеевым, а то, что ждет нас с тобой потом, когда мы вернемся обратно, понимаешь?

— Понимаю, — пожал плечами Глеб, догадываясь, что речь шла о его матери, которая вряд ли когда-нибудь одобрит их союз, но рано или поздно ей все равно придется снизойти до подобного шага, потому что иначе её сын рисковал с ней серьёзно поссориться.

— Но я боюсь об этом говорить, — честно призналась Валерия, прочитав его мысли и почему-то уверенная, что Алла все поймет и не станет препятствовать их отношениям.

Рано или поздно ей придется отпустить своего сына к другой, и смириться с тем, что теперь не она, а Чехова была у него на первом месте, направляя материнскую ревность на благие дела.   

— Почему? — спросил Глеб.

Валерия пожала плечами.

— Потому что ты снова начнешь вспоминать Гордеева и говорить о недопустимости отношений между людьми с такой разницей в возрасте и статусе, в то время как другим, включая твоего отца, было все это время наплевать, что он был намного старше меня.

Улыбнувшись, Глеб пощекотал её ладонь. Замолчав, Чехова попыталась прислушаться к себе.

— И есть еще кое-что.

Глеб вопросительно поднял брови.

— Ты.

— Я?

— Да, ты, — кивнула Чехова, тут же торопливо продолжая: — Я не обещаю, что у нас все получится, потому что ты, по сути, меня совсем не знаешь.
 
Глеб вздохнул так, словно речь об очевидных вещах. Кому как не ему знать о её тяжелом характере! Но если вся проблема заключалась только в этом…

— То, какой ты обычно видишь меня, — это еще полбеды, — объяснила Чехова, надеясь, что он её поймет. — Но я могу быть гораздо хуже. И если тебя это не отпугнет, возможно этого окажется достаточно, чтобы я могла рискнуть… 

— Рискнуть? — растерянно переспросил Глеб.

— Да.

Несмотря на ровный тон голоса, поддерживать который было сложно, Валерия понимала, что боялась того, что могло последовать дальше.

Боялась его реакции на свои слова и его ответа. Боялась, что все это окажется ему не нужным, и он попросту её разыграл, чтобы отомстить «светиле», а вовсе не потому, что действительно к ней что-то испытывает.

Глеб ждал продолжения, но оно не последовало. Тщетно он смотрел на нее, ожидая ответа, пока ему не стало понятно, что никакого продолжения не последует вовсе. Все, что их когда-то отделяло друг от друга, оказалось разрушенным, и не совсем понимая, что с ней происходит, поддавшись охватившим её эмоциям, Чехова всхлипнула, моментально оказываясь в его объятиях.

Подобная эмоциональность — это было слишком даже для неё. Она сама была в шоке от того, что позволила себе раскиснуть. И где? В машине, перед раненым сводным братом, который и раньше о ней был не самого лучшего мнения.

Ей однозначно не стоило так напиваться. Зачем она вообще поддалась его дурацкой просьбе?

Этот виски оказался слишком крепким для неё, хотя бы по той причине, что спиртное практически мгновенно ударило ей в голову после первого глотка.

Ей определенно не надо было пить, но деваться уже было некуда. Но возможно это было не спиртное, а её естественная реакция на охвативший её эмоциональный всплеск, который она смогла наконец себе позволить после стольких лет контроля своего состояния, освободившись от всего того, что мешало ей жить и не давало свободно дышать в течение стольких лет. 

Обнимая её одной рукой за плечи, Глеб притянул девушку к себе. Другая его рука легла ей на бедра, не давая сбежать, и теперь они сидели вдвоем как влюбленная парочка: он обнимал ее сзади, дыша в плечо и шалея от этой внезапной близости между ними. Чехова едва ли понимала, что он испытывал в этот момент.

Замерев, она тщетно пыталась унять дрожь, но у неё ничего не получалось — Глеб чувствовал легкий тремор на ее плечах и бедрах, который через касания ладоней начал передаваться уже и ему самому.

С затянувшейся мелодрамой нужно было заканчивать. Тем более он в её сочувствии не нуждался, а «сестренке» требовалась небольшая встряска. Однако стоило ему попытаться убрать руки, как Чехова немедленно опустила на них свои, прижимая ладонями, и заставляя столь опасное прикосновение стать еще более сильным и жестким.

Их дыхание сбилось: ощущение столь беззащитного тела в его руках пьянило Глеба похлеще виски тридцатилетней выдержки. Мысленно он уже успел себя выругать: ему не стоило вообще её касаться и так обнимать… Вообще не стоило делать ничего из всего вышеперечисленного, особенно теперь. Но едва он успел это осознать, как вырвавшись из его объятий, Чехова внезапно повернулась к нему всем телом, и коротко заглянув ему в глаза, с силой прижалась губами к его щеке.

Это было настолько неожиданно с её стороны, что застигнутый врасплох, Глеб не нашелся, что ей ответить; как-то съязвить и ненавязчиво оттолкнуть её от себя, показывая, что ему сейчас было не до «телячьих» нежностей. И в то же время отказаться от всего этого он не мог.

Прикосновение её горячих губ, жар дыхания на коже, близость — все это порядочно возбуждало, и отнюдь не располагало к невинным обнимашкам, как того хотелось наверное самой Чеховой. Она же больше не шевелилась.

Поцеловав его один раз,  Валерия замерла, прижавшись щекой к его щеке, будто чего-то ожидая. Теперь им обоим стало по-настоящему жарко, хотя обогреватель находился на минимальной температуре.

Через пару секунд все поменялось. В следующий момент Чехова стала почему-то упираться, бормоча что-то нелепое в ответ и даже зачем-то пытаясь вырваться, но он оказывается сильнее, на ходу прерывая все её колебания и замешательство от происходящего. Ему лучше знать, в чем нуждалась она конкретно сейчас. В её глазах до сих пор сияли кристаллики слез, но для него это было все уже неважно.

— Помоги снять, — попросила он Чехову, слегка приподнимаясь с сидения.

Его глаза потемнели от желания, а на щеках загорелся едва заметный румянец. Аккуратно стащив с него куртку, Чехова скользнула настороженным взглядом по его телу.
 
— Что ты... Нам нужно перестать, Глеб… Ты забыл, где мы находимся, — возразила она, тщетно пытаясь оттолкнуть его руки, обнимавшие её за талию.

— Прости, но с этой поры ты отвечаешь за того, кого спасла... — прошептал он, осторожно касаясь губами её обнаженной шеи. — И за того, кого приручила...

Честно говоря, сейчас он бы прекрасно обошелся без плотских утех, но существовали вещи, которые нельзя откладывать на потом, потому что в противном случае он рисковал не дожить до их реализации. Тем более дома они все равно не смогли порезвиться на полную катушку.

Надо было по максимуму использовать те условия, которые подкидывала им судьба. Как здорово, что сейчас они были только вдвоем, и им никто не мог помешать… Тем более близость Чеховой действовала теперь на него так, что он был больше не в состоянии сдерживать своих желаний, рискуя нарваться на новую оплеуху. 

— Глеб, ты точно уверен, что хочешь этого? — на всякий случай осведомилась она, с опаской покосившись на его плечо.

Вместо ответа он поцеловал её в горло и продолжая медленно расстегивать её кофточку, начал спускаться вниз, обозначая свой путь легкими укусами, отчего Чеховой мгновенно стало холодно. Слегка пошевелившись, она поежилась.

— Не надо, — прошептала Валерия, стараясь не поддаваться опалившей её изнутри чувственности. — Все и так зашло слишком далеко. Нам надо остановиться.

— Заткнись, — хмыкнул он, касаясь губами её щеки. — Ты настолько боишься нежности и ласки, потому что в твоей голове засела мысль, что это неправильно. Давай, я постараюсь доказать тебе, что это не так, и все можно чувствовать совсем по-другому.

Проворчав в ответ что-то вроде «Пожалуйста. Отпусти», Валерия закрыла глаза, полностью отдаваясь полузабытым ощущениям, и намеренно проигнорировав её просьбу, Глеб вдруг обхватил ее за талию, и потянул ее на себя, пока Чехова и вовсе не оказалась у него на бедрах.

Поддаваясь охватившей его страсти, он снова попытался её поцеловать ее, но она не ответила. Тогда изловчившись, он притянул ее голову за затылок, запутываясь пальцами в прядях ее волос, и уже потом касаясь губами её полуоткрытого рта, чувствуя мягкость её слегка дрожащих губ.

Его руки действовали вразрез с разумом, ловко нащупывая и расстегивая пуговицы её одежды, стаскивая ее, прочь, забираясь к ней под кофточку, поглаживая кружево белья на её груди и лаская кожу спины.

Чехова что-то протестующе замычала в ответ, выдыхая сладкий воздух ему в рот, но он её уже не слышал, успокаивающе перебирая пряди ее растрепавшихся волос после того как заколка окончательно съехала, а потом и вовсе отвалилась, упав на пол машины. Он видел, какой румянец выступил у неё на щеках, только этого и добиваясь.

— Никогда, слышишь? — зашипел Глеб ей в подбородок. — Никогда не смей упоминать при мне имя «светилы», не то убью! Ты меня поняла?

— Поняла-поняла, — проговорила Чехова, повинуясь ему во всем.

Он не спешил прекращать свой поцелуй, но оказался весьма ошеломлен, когда после упоминания «светилы» Чехова внезапно приоткрыла свой рот, впуская его язык, и позволяя провести по небу, а далее сплестись уже с ее языком в до странности невинном поцелуе. Как будто она до сир пор боялась его, и из-за этого он тоже не спешл, медленно выводя узоры, и позволяя ей снова поверить ему.

Но очень скоро всего этого ему стало мало. И испытывая самый настоящий голод по плотским утехам, Глеб поймал себя на мысли, что ему хотелось бы услышать ее голос, а вместе с тем и стоны, срывающиеся с ее губ, как только её накроет первая волна экстаза.

В следующий момент он был вынужден от неё отстраниться, но затем, чтобы стащить с неё эту чертову кофту и отбросить её на пустовавшее по соседству сидение. На лицо Чеховой он уже не смотрел. Наоборот, все его внимание было приковано к её плоскому животу, плавно переходившего к груди в кружевном бюстгальтере, когда подхватив пальцами основания ее кофты, он рискнул стянуть ее с Чеховой, переходя последнюю грань.

Валерия понимала, что им следовало остановиться, пока все не зашло слишком далеко. В частности, она должна была прервать этот поцелуй и пересесть на свое сидение, прикрывая грудь кофтой. И в то же время ей очень хотелось поддаться ласкам Глеба, и, переступив через самое себя и свои принципы, решиться снова зайти так далеко, как она ещё не заходила, многое себе не позволяя.

И кажется вожделение одержало над ней верх, потому что в следующий момент её повлекло к нему с такой силой, что напрочь забыв о том, что ей следовало воспрепятствовать его действиям, она поступила с точностью до наоборот, перестав мучить себя угрызениями совести.

Ладони на лопатках, дыхание на губах,— и вот они снова целуются, но в этот раз уже яростно прижимаясь друг к другу.

Первым потеряв голову, Глеб завел ей за спину руки и довольно ловко справившись с застежкой её лифчика, принялся целовать её обнаженную грудь, почти болезненно, нетерпеливо прикусывая кожу губами, скользя ладонями по ее спине, притягивая Чехову ближе, усаживая ее удобнее и заставляя перебросить ноги через его бедра и полностью открыться для него.

Охваченная врасплох и тем, что теперь отступить было невозможно, Валерия тяжело задышала ему в висок, обхватывая его шею руками словно маленькая и перепуганная девочка.

— Послушай сюда, — заартачилась вдруг она, глядя ему в глаза, — ты как собрался со мной… — Она все ещё не могла выговорить вслух это пошлое слово. — Через штаны?

Стремясь исправить положение, Глеб пошевелился под ней, ища застежку на собственных джинсах, но Чехова все сделала за него, умело расстегнув ему ремень и позволив самому парню приподнять слегка ее бедра, а потом стащить вниз её брюки вместе с мягкой тканью её девственно-белых трусиков.

Еще мгновение, и отшвырнув прочь ставшими ненужными её вещи, Глеб откинулся слегка назад, любуясь безупречной идеальностью тела своей спутницы, проводя ладонью по её груди и животу. Дальше все стало чрезмерно жарко и неловко одновременно.

Снова коснувшись его губ, Чехова почти не осознавала, что творит, царапая ноготками его плечи, когда слегка приподняв ее, Глеб прижал её к себе, медленно погружаясь в любимое тело, проникая между распахнутых бедер. Вскрикнув, Чехова вцепилась пальцами в его плечи, подстраиваясь под его ритмичные движения. Глеб едва не потерял сознание от её хватки, немного переоценив свое состояние после ранения.

— Расслабься, — услышала она спустя время у своего виска его шепот. — Расслабь бедра.

Поддавшись его уговору, Валерия сделала все так, как он просил, пытаясь добиться от неё состояния полной расслабленности, когда ощутив в одно безумное мгновение прикосновение его ладоней на своих ягодицах, она нервно заерзала на нем, двигаясь почти автоматически, неосознанно, напрочь забыв о том, что ударяется спиной о приборную панель.

Ловя губами её тяжелые вздохи, Глеб сильнее впивался в её тело руками, жадно стискивая её ягодицы. И продолжая двигать бедрами ей навстречу, явственно чувствовал под пальцами ее пылающую кожу, одновременно прислушивался к звукам всхлипов Чеховой, смешанных с короткими и рваными стонами. Она тонула в ощущениях, а в её голове не было ни одной законченной мысли.


Сама мысль о том, что кто-то мог их сейчас видеть, казалась ей непристойной и одновременно волнующей. С каждым движением Чехова сильнее стонала в такт этому ритму, тщетно пытаясь не шевелиться; бедра сами собой подавались навстречу толчкам, а её стоны становились все более громкими. И вот когда Глеба уже практически накрывал экстаз, до боли сжимая ей талию и дрожа от невообразимого ощущения, растекающегося по всему его телу, сквозь затуманенное сознание он услышал её сладострастный крик...

Ещё мгновение, и доведенная до апогея, Чехова машинально выпрямляется, обхватывая его за плечи, и до боли впивается ногтями в его кожу, оставляя на ней красные отметины.

Едва все закончилось, он замер, с трудом переводя дыхание, но Чехова не спешила его отпускать. Его губы были прижаты к её лбу, а тело до сих пор чувствовало её дрожь.

Валерия все также находилась в своей неудобной позе, не решаясь пошевелиться, несмотря на то, что внутри авто заметно похолодало, и она слегка замерзла, не спеша ему в этом признаться. Но боясь почему-то заглянуть ей в глаза, будто совершил с ней что-то непотребное, чего не должен был делать, вместо того, чтобы её отпустить, предоставляя ей возможность одеться и привести себя в порядок, Глеб продолжал медленно гладить ее обнаженную спину, впервые пожалев о том, что не был «светилом», который мог бы спокойно бросить её в таком состоянии и куда-нибудь быстро смыться, довольствуясь отношениями без обязательств.

Чехова не хотела себе в этом признаваться, но сегодня ей все понравилось намного больше, чем в прошлый раз, на удобной постели. И произошло это за счет спонтанности и необычной для неё обстановки.

Последнее занимало в её мыслях так мало места, что она вовсе бы не обратила на это внимания, если бы удивительная боль в пояснице. Теперь и у неё останутся «боевые шрамы» после оголтелого занятия любовью. Не одному Глебу страдать, которому она здорово исполосовала спину, всякий раз теряя над собой контроль, стоило им перейти определенную грань.

Ей было стыдно за свою «распущенность» и одновременно она была в шоке от своей чувственности.  С Гордеевым она приблизительно не испытывала ничего подобного. Они могли просто стоять рядом с Глебом и вообще не разговаривать друг с другом, но между ними все равно возникала «химия» на неосязаемом уровне, и окружающие это хорошо чувствовали.   

— И что теперь? — одеваясь, неожиданно осведомилась она, как только он соизволил выпустить её из объятий.

— Теперь мы поедем домой, — спокойно ответил Глеб, приводя себя в порядок, а потом включая двигатель машины. По коже Чеховой побежали мурашки.

Глава 90

http://proza.ru/2024/05/12/771