Водку мы с собой не брали

Водку мы с собой не брали. Дорого. А бросать деньги на ветер дураков не было. Тем более что и денег не было тоже. Взяли две пятилитровые баклажки спирта. Человек на десять на пару дней — в самый раз.

Поездка та для меня была первой и, судя по всему, последней, потому как лет пятнадцать уже прошло, а желания поехать снова не появилось. Однако это мало что значит в мировом масштабе: каждое лето, в первых числах июля, Грушинский фестиваль собирает тысячи и тысячи любителей провести время на природе, послушать бардовскую музыку, исполнить пару-тройку песен у костра (кто умеет), выпить и закусить, пообщаться с людьми, ну и поразвлечься еще какими-нибудь способами, которые доступны в относительном отдалении от цивилизации.

Ехали мы на электричке. Помню я из этой поездки только то, что ехали долго, что стояла жара и что народ вокруг был разнообразный. Большинство, было видно, направлялись на фестиваль не впервые. Таких сразу заметно. Такие разбираются: вид у них знающий, разговаривают соответственно, термины, для этого мероприятия характерные и новичкам не знакомые, употребляют, ну и все такое прочее. Одежда их тоже как нельзя лучше соответствует случаю: по штанам видно, что далеко не первую поездку они протираются на деревянной лавке этого электропоезда. Кто-то уже пьяный. Кто-то пытается петь. В такой атмосфере я чувствовал себя несколько неловко.

Дальше, помню, была лестница. Бог знает, вверх или вниз. Да и не суть важно. А дальше — менты и осмотр. Впрочем, они выбирали тех, с кем хотели поговорить поближе. Я, помню, просто прошел, и никто меня ни о чем не спросил и вещами моими не интересовался. Да и с большинством так было. В общем, достаточно лояльно. Если, конечно, ты случайно не несешь в руках две пятилитровки со спиртом... А никто из наших и не нес: Леха знал обходную дорогу и пошел один с баклажками в руках. Там надо было через озерко переплыть, правда. Но куда деваться! Переплыл.

Вечером был костер, и мы выпивали. Тот самый спирт, на глазок разбавляя его водой. Вкус, конечно, оказался дрянным, но пьянил как надо. Потом пели песни. Гитара была, конечно же, советского образца — фанерное дерьмо, но другая там просто ни к чему. И на этой-то струны порвали. Я порвал. Вернее, не совсем порвал... Я играл, и все хорошо было. Это я точно помню. А наутро мы увидели, что струна порвана. Кто-то предположил, что я близко к костру гитару положил, когда спать пошел, оттого струна и порвалась.

Не знаю, оттого ли или от чего-то другого, но только запасных струн у нас не было, поэтому на следующий день мы играли на оставшихся пяти. Сперва было неудобно. Но с каждым глотком привезенного с собой напитка становилось проще. Впрочем, и петь становилось проще.

Петь я не умею совсем. Слуха у меня нет. Но тогда я пел. Три раза в том лесу звучал «Фантом» Чижа в моем исполнении. Думаю, животные, которые не еще сдохли от созданного здесь людьми угара, были в шоке. А девчонки меня похвалили. Сказали, хорошо пою. Впрочем, это ничего не значит, потому что они тоже пили.
Помню еще, ночью я замерз. Когда выпито и спето было уже достаточно, народ начал расползаться по палаткам. Я сунулся в свою с желанием поспать, но обнаружил, что там занято. Разбудить людей я не смог и стал искать другое место, где можно было бы прилечь. Остатки разума (видимо, те, которые еще не успел окончательно притупить алкоголь) подсказали мне, что если моя палатка занята, то какая-то должна быть свободна — скорее всего, они просто перепутали и легли спать не там. Так и случилось: я обшарил ближайшие палатки и обнаружил, что одна из них пустая. И все в ней было хорошо, за исключением одной детали: не было одеяла и даже ничего похожего на него. Но к выяснению вопроса с одеялом я готов не был, заполз внутрь, лег и мгновенно уснул.

Проснулся я оттого, что замерз как собака и мой организм требовал сходить по малой нужде. Светало. Холод стоял страшный. Изо рта шел пар. Думаю, если бы выпил меньше, точно заболел бы.

Больше в ту ночь я не спал: сидел около догоревшего костра и пил воду, но жажда никак не хотела утоляться. А потом проснулся Женек, опухший и хмурый, подошел, сухо поздоровался и взял кружку, чтоб напиться. И не успел я воскликнуть «нет!» и одернуть его, как спирт широким потоком затек в его жаждущую воды глотку. Мне было его искренне жаль.

Днем я искупался в местном пруду, о чем скоро пожалел. В определенных не очень приличных местах кожа моя покрылась красными пятнами, и я, уже когда домой вернулся, по указанию врача мазал ее мазью. Так я и знал, что купаться там не стоит: очень уж грязной была вода и очень много народу в ней плескалось. Но в тот день было очень жарко, и я не утерпел.

Вечером Леха и Женек собрались на рыбалку. Но быстро вернулись, потому что по дороге Леха вспомнил, что для рыбалки нужны черви. А чтобы рыба веселей ловилась, брали они с собой бутылку спирта. Однако вернулись без него: выпили по дороге. Как-никак, а в рыбалке это куда главнее червей, рыбы и всего остального. По крайней мере, они так сказали. Леха еще пытался копать червей, но безрезультатно. Он тыкал землю лопаткой и орал: «Черви, выходите!» В итоге решили рыбалку отложить до лучших времен, по крайней мере до тех пор, пока черви не выйдут или пока их можно будет где-то достать другим способом.
Когда стемнело, мы пошли, наконец, на какую-то там гору, откуда видно сцену, где выступают барды. Я помню, мы поднялись по склону вверх, нашли место, сели и уставились на сцену. Кто-то там пел. Кажется, Женек сказал: «Ну и хули тут делать?» Не дослушав песню, мы стали спускаться вниз. Песня была и правда дерьмовая.

А затем, у костра, происходило то же самое, что и накануне, с тем лишь отличием, что на гитаре было пять струн вместо шести. Но об этом я уже говорил.
На другой день, кое-как дотащив свое тело до электрички, я уехал домой. Всю обратную дорогу я смотрел то в окно, то на уставшие лица подобных мне возвращающихся и думал, что ведь никогда, пожалуй, больше сюда не приеду.
Так, собственно, и вышло.

Владимир Сонин
Из сборника "Записки городского сумасшедшего"
Подготовлено к изданию издательством "Спутник" (sputkinbooks.ru, https://t.me/sputnik_books)