Я все еще люблю тебя! Глава Тридцать Первая

Глава Тридцать Первая. Бриллианты для диктатуры…


— Володя, откуда они у тебя? – запинаясь на каждом слове, спросил Герман.
— Пусть останется при мне, откуда и каким образом они у меня появились, – ответил Ромодановский. – Давай лучше подумаем о том, что мы теперь будем со всем этим делать.
Ненависть Германа к Владимиру Борисовичу усиливалась ежесекундно. Наверное, впервые в жизни Ромодановский чувствовал себя на коне, чего его многолетний партнер никак потерпеть не мог.
—  Неужели ты еще не понял: ты для меня всего-навсего кошелек? – часто спрашивал Герман Владимира Борисовича. – Вова, где бы сейчас была твоя финансовая империя, если бы не те миллионы, которые я в твою кубышку периодически вкладываю? У самого-то тебя ни на что, из ряда вон выходящее, никогда ума не хватит.       
Выслушивать подобные определения в свой адрес Ромодановскому, по меньшей мере, надоело, но ни на одно из них он абсолютно ничего не мог возразить. Его зависимость от Сапранова была стопроцентной, и как-то изменить сложившуюся действительность не представлялось возможным.
— Мы ведь с тобой знаем, кому на самом деле предназначены эти камни? – спросил Владимир Борисович Сапранова. 
— Ты и про Абу Мухтара знаешь?
— Представь себе! Также я знаю и об организации, во главе которой ты уже столько лет пытаешься встать. Герман, представляешь, что будет, если там узнают об этих бриллиантах? Этого тебе даже лучше не представлять. Так что давай попробуем договориться на берегу.   
— Что ты хочешь? – спросил Герман. 
— Герман, тебе самому не кажется, что так было бы справедливо? – спросил Ромодановский. – К этой фирме ты всегда имел весьма опосредованное отношение. Если бы не мой Ромка, знаешь, где сейчас бы был твой «Прогресс-строй»?
Ни на йоту не выказав своего возмущения, на самом деле Сапранов готов был в клочья разорвать своего партнера.
— Слушай, а давай обсудим этот вопрос в более спокойной обстановке, – предложил он Ромодановскому.
— Чем же тебя эта обстановка не устраивает? – спросил Владимир Борисович. – Я ведь тебя хорошо знаю. Забалтывать вопросы, спускать их на тормозах ты – большой мастер. Поэтому давай сразу, здесь обо всем договоримся.
Подходящих для ответа слов у Германа Федоровича не нашлось, и он, ничего не сказав, опрометью выбежал из кабинета Ромодановского. Встретившийся ему в дверях Роман только чудом не был испепелен взглядом своего потенциального тестя.
— Что с ним? – спросил Рома отца. – Вылетел отсюда, как ошпаренный!
— Видимо, почувствовал, что его время проходит. Сын, помнишь, я тебе говорил: скоро в нашей жизни произойдут радикальные перемены? Только вот эти перемены очень не понравятся Герману. Оно и понятно. Земля-то у него из-под ног уходит. Теперь ни мной, ни тобой помыкать он больше не сможет.
Какого смертельного врага он нажил в лице Германа, Владимир Борисович себе даже не представлял.
Вернувшись домой, Сапранов плюхнулся на диван, стоявший в гостиной, и стал отрешенным, каким-то совершенно бессмысленным взглядом смотреть в потолок.
— Герман, что, опять что-то случилось? – спросила, подошедшая к нему, Гауптман. – На тебе опять лица нет.
—  Эльза, позови Виктора, – попросил Герман Федорович. – Только скажи, чтоб поторопился.
Требования, выдвигаемые Владимиром Борисовичем, для Германа были неприемлемы, в принципе. Чего стоило одно желание заполучить контрольный пакет акций «Прогресс-строя»! 
Шабанов явился перед братом, что называется, по первому требованию своего патрона.
— Герман, что опять стряслось? – спросил Виктор Васильевич. – Эльза сказала, что ты здесь еле живой сидишь.
— Виктор, нужно, чтобы ты, как можно скорее, разобрался с Ромодановским, – проигнорировав слова брата, ответил Герман Федорович.
— Чем же на этот раз тебе не угодил твой партнер?
Рассказанное Германом Федоровичем полностью убедило Шабанова в  правильности принятого решения – убрать Ромодановского.
— Слушай, а с камнями-то что делать? – спросил Виктор Васильевич. – Сам ведь понимаешь: кому угодно оставлять такое добро нельзя. 
—  Мог бы и не говорить, – вздохнул Герман. – Витя, похоже, тебе надо будет устранить не только Владимира, но и его сынка.
— Ты еще забыл про вдову.
— Про вдову? – удивился Герман. – Погоди, но Зоя-то тут причем? К делам своего мужа она никакого отношения вообще не имеет.   
— Пока не имеет, – уточнил Виктор Васильевич. – Слушай, неужели ты думаешь, что Ромодановский, зная, куда он влезает, не принял никаких мер предосторожности?  Да, он уже по десять завещаний составил и на жену, и на сына. Так что, Герман, нам с тобой расслабляться нельзя.
Помимо Владимира Борисовича, были еще люди, для которых бриллианты, оказавшиеся у Ромодановского, также представляли живой интерес.
Об обязательствах, взятых перед ним «Цитаделью», Абу Мухтар напоминал периодически. На кону для него стояло очень многое, и абсолютно ничем он не мог поступиться. 
— Слушай, а тебе «Император» не рассказывал, как у него-то камни оказались? – спрашивал Регину Робертовну «Гроссмейстер».   
— Бог его знает, Алик, – вздохнула хозяйка. – Знаешь, тебе об этом лучше «Циркуля» спросить. Его отец тогда по ближним востокам без конца вояжировал. Вот из одной такой поездки он и привез эти камушки. Как оказалось потом, свистнул он эти бриллиантики у одного эмира – не последнего человека, кстати, в наших кругах. В общем, теперь родной сынок этого эмира рвет и мечет, чтобы только эти бриллианты ему вернули. И Бог бы с ним, если б не слишком золотые яйца эта курица несла. Сам же знаешь: на Кавказе источники иссякли, зато у Абу Мухтара товар наивысшего качества. Сам понимаешь: просто грех – упускать такого поставщика.  Вот и приходится теперь наизнанку выворачиваться.
— Ох, Регина, с огнем играешь! – заметил Разумовский. – Абу Мухтар – человек с принципами. Если он поймет, что мы не владеем ситуацией, плохо будет очень многим.
— Вот поэтому, Алик, бриллианты нужны здесь и сейчас. Думаешь, я не понимаю, что будет, если Абу Мухтар узнает, что что-то пошло не так? Да, он тогда тут порвет всех и каждого! Так что, Алик, чем скорее мы найдем эти камни, тем спокойнее будет нам всем.
Где на самом деле следует искать бриллианты, ни Регина Робертовна, ни Альберт Михайлович себе даже не представляли. Все необходимые меры предосторожности Федор Кузьмич Сапранов принял сразу после того, как драгоценности оказались в его руках. 
— Времена сейчас неспокойные. Случится все, что угодно, может, – говорил Федор Кузьмич Сергею Черкасову. – В общем, я решил эти камни у тебя попридержать. Что? Ты у нас человек в высшей степени надежный. К тебе никогда ни у кого никаких вопросов не возникнет.
— Хочешь из меня сейф сделать? 
— Серега, а на кого я еще могу рассчитывать? Сам же видишь, с кем приходится дело иметь. На Германа где сядешь, там и слезешь. Он вокруг ничего, кроме себя, не видит. Про Ваньку я вообще молчу. Вон, до сих пор по этой своей деревенщине сохнет. В общем, такие ценности кому попало я оставить не могу. Другое дело – ты. Тебе-то я, как самому себе, доверять могу.
— Погоди, но что же потом я с ними делать должен?
— Да, делай ты, что хочешь! – махнул рукой Федор Кузьмич. – Главное, ни за что, ни за какие деньги не отдавай их Герману. Он-то их точно прикарманит, а тогда даже не реки, а моря крови пролиться могут. 
Не знал глава семейства, что в его доме даже у стен есть уши. Подробности его разговора с Сергеем очень быстро стали известны Герману. Суть беседы во всех подробностях изложила Эльза Фридриховна Гауптман.
— Ты все внимательно слушала? – спросил её Герман.   
— За это можешь не волноваться. Федор Кузьмич говорил так громко, что не услышать весь разговор было невозможно.   
— Значит, говоришь, отец мне недоверяет. – задумчиво промолвил Герман. – Ну, что ж… обидно слышать такое, конечно, но делать нечего! Придется самому брать ситуацию под контроль. 
— Ты бы поосторожнее словами разбрасывался, – сказала Эльза Фридриховна. – Не твоего поля ягода пока этот Черкасов.   
Даже не представляла себе Эльза Фридриховна, какой удар по самолюбию Германа наносят её слова. Никогда, ни  при каких обстоятельствах Сапранов не смог бы смириться с тем, что кто-то хоть в чем-то обошел его на поворотах.
— Черкасов – выскочка, абсолютно ничего из себя не представляющий, – сказал Гауптман Герман.
— Только этому выскочке твой отец доверяет больше, чем тебе, – заметила Эльза Фридриховна. – Герман, веди себя поосторожнее с этим человеком. Федор Кузьмич не зря так его к себе приблизил.
Стойкая, но тщательно скрываемая, неприязнь к Сергею Черкасову у Германа появилась сразу же, как только тот впервые оказался в его доме. Слишком удачливым и, не в пример Герману, расторопным Сергей оказался. Созданная им, империя росла, как на дрожжах, что было причиной постоянной зависти Германа.   
  — Как был выскочкой, так выскочкой и останется, – говорил он отцу. – Не понимаю я вас с Ванькой: чего вы с этими Черкасовыми носитесь, как с писаной торбой? Они же плебеи.   
— Герман, эти, как ты говоришь, плебеи держат под собой всю Кубань, – заметил Иван. – Тебе ж такие масштабы никогда даже не снились.
Обидно! Чрезвычайно обидно было Герману выслушивать эти слова от брата. Сергей автоматически был включен в список личных врагов, что выносило приговор не только ему, но и всем, кто был с ним связан.
— Не понимаю, что заставляет тебя ходить перед этими Черкасовыми на цирлах? – не раз спрашивал Германа Виктор Васильевич. – Помнится, раньше к подобного рода нуворишам ты таким снисходительным не был.               
— Раньше, Витя, и времена другие были. Потом, не забывай, какой весомый аргумент оказался в руках у Сергея, благодаря нашему отцу. Пока бриллианты у него, наши с тобой руки очень крепко связаны.    
— Слушай, а старик тебе ни разу не объяснял, почему он так поступил?                               
На этот вопрос Герман Федорович сам не мог дать какого-либо ответа. Заметное отчуждение между ним и отцом случилось незадолго до ухода Федора Кузьмича в мир иной, и причиной тому было, как раз, появление в жизни Сапрановых Сергея Черкасова.       
— Никак не могу понять, что у тебя может быть общего с этим недоделанным казачком, – не раз говорил отцу Герман. – Вот никогда бы не подумал, что ты можешь опуститься до общения с подобного рода огребьем. Тебе что, Ванькиной протеже из трущоб мало?
— Герман, но ты одно-то с другим не путай. Эта Ванина подруга -  никто, и зовут её – никак, а Черкасов, по сути, один из самых богатейших людей на Кубани. Вот попомнишь мое слово: пройдет совсем немного времени, и от этого человека очень многое зависеть будет. 
Скрипя сердцем, Герман следовал наставлениям отца, хотя стойкая неприязнь как к самому Сергею, так и ко всей его семье, с каждым днем возрастала многократно. 
— Эти выскочки всю жизнь сидят на всем готовеньком, – не раз говорилось Германом Ивану. – Тебе самому не надоело постоянно лебезить перед ними, унижаться?
— Герман, а я ни перед кем не унижаюсь. Просто я, в отличие от тебя, умею видеть очевидные вещи. Именно Черкасовы позволяют нам поддерживать семейный бизнес на должном уровне.    
Слова брата, словно острые пчелиные жала, ранили Германа Федоровича. Себя-то он всегда считал незаменимым для отца, и это первенство никому уступать не собирался.
— Черкасовы мне только мешают, – признался Герман Виктору Васильевичу. – Без них я бы уже давно мог выйти на более высокий уровень.
— Тогда я вообще не понимаю, за чем дело стало, – сказал Шабанов. – Слушай, помнится, раньше решение подобных вопросов для тебя никогда проблемой не было.               
— Вить, а ты как думаешь: стал бы наш отец церемониться с этими Черкасовыми?
— Вот точно бы не стал. Ты же помнишь: папа не был тем человеком, который кому-то в чем-то будет уступать. Если бы ему от этих Черкасовых хоть что-нибудь понадобилось, ни за какой ценой он бы стоять не стал. Можешь быть уверен.   
Слова брата еще раз убедили Германа в том, что все вопросы с его компаньонами надо решать самым радикальным способом. Причем, промедление в этом случае не имело бы абсолютно никакого смысла.
— С людьми из Краснодара я, конечно, договорюсь, – сказал Герман Шабанову. – Но и от тебя тоже много чего понадобится.
— Что, например?
— Во-первых, эту работу надо будет сделать быстро. Во-вторых, самое главное: никто из этой семейки не должен остаться в живых. Поэтому убрать придется всех, кого ты там увидишь.
— Что, и детей тоже?
— Всех, Витя! Всех! – ответил Герман Федорович, похлопав Шабанова по щеке. – Никто из Черкасовых не должен остаться в живых. Но, главное, тебе надо будет найти бриллианты, которые наш отец передал Сергею.
Не знали ни Герман Федорович, ни Виктор Васильевич, что все необходимые меры предосторожности Сергеем Черкасовым были приняты заранее. 
Все, переданные ему, драгоценности хранились в надежном банке под не менее надежной охраной. Доступ в этот банк был у весьма ограниченного круга лиц, к которым, прежде всего, относился Андрей Степанович Игнатьев – давнишний друг Сергея, крестный отец его сына и распорядитель всего имущества Черкасовых.
— Если со мной что-нибудь случится, бриллианты немедленно передай Димке, -  распорядился Сергей. – Пусть в его руках они станут главным контраргументом.
— Контраргументом против чего? – спросил Андрей Степанович.    
— Не против чего, а против кого. Андрей, Герман, похоже, окончательно закусил удила. Вон, концерн полностью подмял под себя. Ванька у него уже даже не на первых, а далеко не на вторых ролях находится. В «Кубани» он вытворяет все, что ему вздумается. 
— Эх, Серега, Серега, – сокрушенно вздохнул Игнатьев. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты подальше держался от этих москвичей? Вот чувствовало мое сердце: не доведут они тебя до добра.
— Андрюх, но сейчас-то какой смысл об этом говорить? Теперь надо сохранить хотя бы то, что у нас осталось.
— Смотри. Все документы из Томска у тебя в кабинете, не столе лежат. Просматривай их, изучай, решай, что ты дальше будешь со всем этим делать. По-моему, все бумаги говорят сами за себя. Обворовывали тебя, Серега, без зазрения совести, а ты об этом ни сном, ни духом…               
Суммы, переводимые Германом на счета в каком-то заштатном Томском банке, действительно потрясали. Речь шла о миллионах, уводимых с предприятий Сергея. 
— Что ж этому Герману еще надо-то!?! – воскликнул Черкасов, бегло просмотрев бумаги.
— «Кубань» ему нужна, Серега. «Кубань»! В рамках «Подмоскосковья», видать, тесновато стало. Вот он и решил горизонты расширить.
— Хорошо Федор догадался мне эти бриллианты передать. Теперь, по крайней мере, есть чем крыть.
Последней оказалась эта встреча двух старых друзей. В тот же вечер во дворе дома Сергея раздались выстрелы, подтвердившие все опасения Игнатьева.      
— Для этих Сапрановых, судя по всему, вообще ничего святого нет, – говорил Андрей Степанович чудом спасшемуся Дмитрию. – Димка, теперь твоя задача – сделать так, чтоб у них у всех земля под ногами горела. Ни в коем случае нельзя спускать им того, что они сделали.
— Дядя Андрей, я клянусь: не буду ни есть, ни спать, а только следить за этими Сапрановыми. Вот не успокоюсь, пока каждый из них своей кровью не умоется. 
Насмешливо-осуждающе Игнатьев посмотрел на крестника. В словах Дмитрия было больше бравады, напускного бахвальства, чем объективного взгляда на реальность.
— Ну, и как ты собираешься их кровью умывать? – спросил Андрей Степанович. – Димка, как только им станет известно, что ты остался в живых, тебя сразу же ликвидируют. Здесь нужен другой, более гибкий подход.
Слышавшая этот разговор Раиса Наумовна не могла согласиться ни с одним словом супруга. В принципе, неправильным казалось ей все, что говорил Игнатьев.               
— Ты на что мне парня настраиваешь!?! – спросила она Андрея Степановича. – Хочешь, чтобы он повторил судьбу Сережи с Наташей!?!
— Рая, да, никого я ни на что не настраиваю. Димка с этим нелюдями сам разберется. Нужно только правильно его направить.
— Ох, не делом вы занялись, Андрей, – покачала головой Раиса Наумовна.  – Месть еще никого до добра не доводила.   
Дальнейший спор между супругами был обречен закончится ничем. Каждый из них оставался при своем мнении, и хоть в чем-то уступать другому не собирался.
Дмитрию бриллианты были нужны, прежде всего, для осуществления  своих планов. Какую ценность они представляют для Германа, Серковский хорошо понимал, и, в затеянной им игре, этим драгоценностям отводилась ключевая роль.            
— Даже страшно представить, что начнется, если там узнают про этот обман Германа, – сказал Андрей Степанович. – Тогда ему точно во век не отмыться.
— Там – это где? – спросил Дмитрий.
—  Видишь ли, Дима, деятельность Германа далеко не всегда сопряжена с законом. Одна из организаций, у руля которой он стоит, держит  страхе всю Кубань…
— Что за организация-то, дядя Андрей? – перебил Игнатьева крестник.      
— Да, одиозная очень организация, Дим. К её созданию еще Федор Сапранов руку приложил. Тогда, в Советские годы, он всех Краснодарских цеховиков под одну крышу согнал. Ну, а потом публика помельче – домушники, форточники, щипачи, карманники – появляться стала. Самый рассвет, конечно, на девяностые пришелся. Тогда и наркоторговлей, и заказными убийствами промышлять начали. Именно тогда Федор Сапранов поднялся, а заодно и своего сыночка подтянул.   
— Погоди, но ты же говорил: они тогда в Москву перебрались.
— Перебраться-то перебрались, но весь край под ними остался. Не один важный вопрос без них не решался. Федор тогда в министерстве вооружений не последний пост стал занимать, а следовательно, получил доступ ко всем арсеналам. Вот тогда-то возглавляемая им организация и взлетела на небывалую высоту… 
Несомненно, Андрей Степанович знал, о чем говорил. Все, происходившие на Кубани, события знакомы ему были не понаслышке, и, конечно же, об отце и сыне Сапрановых ему было, что рассказать. 
— С сильной гнильцой эти Сапрановы. – говорил он Дмитрию. – Еще Федор почему-то решил, что весь Краснодарский край – это его собственность. Ну, а Герману, видимо, передал его по наследству.
Доля правды была в каждом слове, произнесенном Игнатьевым. На Кубани Герман уже давно чувствовал себя царем и Богом, а все, кто не был с этим согласен, подлежали немедленному устранению.
Сергей Черкасов, хотел он того или нет, сам подписал приговор и себе, и своим родственникам, когда пошел на сотрудничество с московскими олигархами.
— Слишком лакомый кусок – эти Черкасовы, – признавался Федор Кузьмич Герману. – Главное, жируют же за наш счет!
— Пап, а я не пойму: за чем тогда дело стало? – спросил Герман отца. – Ты же  знаешь, как решаются подобные проблемы.
— Еще не время для резких движений, сын, – ответил Федор Кузьмич. – Сначала следует вытрясти из этой семьи все, что только можно.
Под всем, чем только можно, подразумевалось все, чем владели Черкасовы.   
— Решение этого вопроса ты в долгий ящик не откладывай, – инструктировал Германа Федор Кузьмич.  – Главное, не вздумай упустить из вида бриллианты, которые я передал на хранение Сергею. 
— Зачем ты это сделал, отец?
— Ну, знаешь, учитывая ту деятельность, которой нам с тобой приходиться заниматься, исключать вообще ничего нельзя. Нет же никакой гарантии, что в один прекрасный день к нам не ворвутся вооруженные люди и не потребуют выложить камни на стол. Я просто принял необходимые меры предосторожности.
Меры предосторожности заключались в том, что в самом пиковом случае все свалившиеся проблемы можно было бы спокойно повесить на Сергея.
— Придут за этими камнями! Точно придут! – говорил Федор Кузьмич. – Только ты их всех тогда к Черкасовым отправляй. Вот пускай с них и спрашивают.
Все перипетии,  связанные с бриллиантами, переживали не только Федор Кузьмич с Германом. В «Цитадели» также хорошо понимали, кто является истинным хозяином камней, и чем каждый из членов организации ему обязан.
— Ты хоть понимаешь, как много от Абу Мухтара зависит? – спрашивал Регину Робертовну «Гроссмейстер». – Слушай, источники в Чечне иссякли, а на одних гоп-стопах далеко не уедешь.               
— Мог бы и не говорить, – вздохнув, махнула рукой хозяйка. – Алик, ты что, думаешь, я не понимаю, куда мы влезли, связавшись с этим арабом?
 Уже долгие годы, во многом с подачи Федора Кузьмича, «Цитадель» полностью зависела от поставок одного арабского дельца Абу Мухтара.
— Почему именно он!?! – часто спрашивала «Императора» Регина Робертовна. – Федор, мне кажется, одних чеченцев в нашем деле  было бы вполне достаточно. Зачем еще огород городить?
— Регина, ты забыла про объемы! Ты забыла про масштабы! Наконец, ты забыла о том, что сейчас в самой Чечне творится! – отвечал Федор Кузьмич. – Тебе напомнить!?!
Для того, чтобы так говорить, у «Императора» были все основания. Источники на Кавказе заметно иссякали, а еще одна база, откуда можно было бы получать товар, полностью отсутствовала. 
— В одном «Император» прав: без этого араба организации не выжить, – соглашался с Федором Кузьмичом «Гроссмейстер». – Новые источники поставок просто необходимы, а Абу Мухтар их может обеспечить. 
После известных событий на Кавказе, положение в организации, действительно, складывалось далеко не самым лучшим образом. Нарко трафик из Чечни вот-вот должен был прекратиться, а именно на нем держалось финансовое благополучие «Цитадели». 
— Ближний восток – единственное наше спасение, – говорил Регине Робертовне Федор Кузьмич. – Только ключики от него в руках Абу Мухтара находятся. Поэтому, Региночка, на сегодняшний день наша с тобой задача – всячески его ублажать.
— Слушай, «Циркуля», наверно, придется убрать? Он ведь всю эту кашу с бриллиантами заварил.
— Пока не стоит. Есть у меня одна винодельня в Белореченске. Вот пускай «Циркуль» там годков пять директором послужит, а потом мы посмотрим, на что он еще сгодиться может.
Все управленческие способности Цикунова в полной мере смог оценить даже не Федор Кузьмич, а его сын – Герман. На все сто процентов они раскрылись тогда, когда срочно понадобилось заполучить земли Алексея Ларина.
— Если все сделаешь так, как надо, деньгами не обижу. – Говорил Герман «Циркулю». – Жорик, ты меня знаешь: я умею быть благодарным.
— Я только одного не могу понять: на кой тебе этот буерак сдался? – удивлялся Цикунов. – Ему же цена – полушка в базарный день.
—  А вот это, Жорик, уже точно не твоего ума дело. Твоя задача – развести Ларина. Причем, сделать это надо, как можно, скорее.
Для того, чтобы держать «Циркуля» на коротком поводке, у Германа Федоровича были все возможности.       
Количество компромата, собранного Германом на своего старого подельника, не поддавалось исчислению, и в любой момент Георгий Архипович, с легкой руки Сапранова, мог оказаться на нарах. 
— Учти, в «Цитадели» за тебя никто заступаться не будет, – предупреждал Цикунова Герман. – Поскольку ты уже там сто лет никому не нужен.
Положение Георгия Архипыча складывалось, действительно, далеко не самым лучшим образом, и в этой ситуации ему ничего другого не оставалось, как послушно выполнять все распоряжения Германа.
— Помни, имеющиеся у меня чемоданы компромата позволяют стереть тебя в порошок в любой момент, – говорил Цикунову Герман Федорович. – Поэтому не в твоих интересах хоть что-то делать, мне наперекор.
Правила игры, которым Георгий Архипович должен был неизменно следовать, были предельно четко обозначены, и отклонение от них в какую-либо сторону не предполагалось.    
«Развод» Алексея Ларина Цикунов провел мастерски, так что Герман Федорович, в принципе, больше ни о чем мог не беспокоиться.
— В общем, теперь ты спокойно можешь подсовывать своему однокласснику на подпись любые бумаги. – Сказал Цикунов Герману. – Только я одного в толк взять не могу: зачем тебе все это надо?               
— Жорик, вот зачем мне все это надо, должно тебя интересовать в последнюю очередь. Позаботься лучше о том, чтобы Ларин никуда не соскочил. Для нас сейчас это гораздо важнее.               
О том, что его бывший одноклассник никуда не денется, Герман мог не волноваться. Разработанная им хитроумная комбинация вскоре дала свои плоды, и Алексею, хотел он того или нет, пришлось идти на поклон к всесильному олигарху.
Хоть и не глубоко, но в «Цитадели» тоже интересовались всем, что происходило у Германа. Источником информации был уже давно прописавшийся в государственной думе Игорь Макарович Артамонов, в определенных кругах известный под кличкой «Артемон».
— Совсем не делом «Черный принц» занялся, – жаловался Регине Робертовне «Гроссмейстер». – Если дело так и дальше пойдет, нам Абу Мухтару абсолютно нечего будет сказать.
— Что ты имеешь в виду, Алик? – спросила хозяйка.
— Как что? – удивился Разумовский. – Абу Мухтар торопит с отправкой товара, а у нас еще конь не валялся. Про бриллианты я вообще молчу. Регина, арабы – народ серьезный. Шутить не любят. Если мы не выполним того, что обещали, знаешь, сколько крови пролиться может?
Подобного развития событий себе было лучше даже не представлять. Абу Мухтар относился к людям в высшей степени серьезным, и любое ему ослушание могло очень дорого стоить. Хорошо это понимая, «Гроссмейстер» и Регина Робертовна делали все для того, чтобы вновь обрести утраченные бриллианты.               
— Регина, а «Император» тебе не рассказывал, как эти камни вообще у него оказались? – спрашивал Альберт Михайлович.   
— Ой, Алик, спроси что-нибудь полегче, – махнула рукой хозяйка. – Ты же знаешь, Федор Сапранов о своих делах особо не распространялся.  Возможно, ко всему этому «Синдбад» с «Циркулем» какое-то отношение имеют. Они же тогда на Ближнем Востоке часто бывали. Вот, видать, во время одной из таких поездок и оказали всем нам такую медвежью услугу.
В одном Регина Робертовна была права: к появлению бриллиантов у «Императора» бывалые контрабандисты «Циркуль» и «Синдбад» имели самое непосредственное отношение.    
— Ты мне можешь объяснить: зачем они тебе понадобились? – спрашивал у отца Герман. – Человек ты не бедный. Обеспечен всем на многие поколения вперед. Зачем же тогда тебе еще и этот геморрой с шейхами? 
С нескрываемой ухмылкой Федор Кузьмич посмотрел на сына. Истинное предназначение бриллиантов ему было хорошо известно, но что-либо кому-то рассказывать об этом, даже родному сыну, он просто не считал нужным.
— Сын, пока эти бриллианты у нас, мы этим арабом можем крутить, как нам вздумается. Не забывай, какие перспективы открываются перед организацией. Абу Мухтар – это выход на совершенно новый, более высокий уровень. В его же руках – весь товар на Ближнем Востоке. Заметь, товар очень высококачественный. Не самоделка какая-нибудь  местного разлива. Между прочим, в Каире вся местная клиентура на его опиуме сидит. Герман, товар из него льется рекой! Ау нас что? Источники на Кавказе почти иссякли. Все клиенты, того и гляди, сбегут к другим поставщикам.
— Только я одного понять не могу: бриллианты-то здесь причем?    
— Как причем!?! Как причем!?! Герман! Да, чтоб ты знал, все семейное благополучие Мухтара держится на этих драгоценностях. Без них он у себя, в Эмиратах, шага сделать не может. 
Даже не представлял себе Федор Кузьмич, насколько опрометчивыми могут быть его слова. Не тем человеком был Абу Мухтар, который способен на какие-то, даже самые маломальские компромиссы.         
— Кто-нибудь еще в организации об этих камнях знает? – спросил отца Герман.
— Знают все, кому положено знать. Твоя бывшая теща, кстати, тоже осведомлена. Так что, дорогой мой, не советую тебе лишний раз с ней собачиться.
Отношения Германа с Региной Робертовной с самого начала носили весьма специфический характер. Согласие на брак с родной дочерью было дано, скорее, из соображений сугубо прагматических, чем из-за чувства симпатии к сыну Федора Кузьмича. Нелюбовь Германа и Регины Робертовны была обоюдной. Обоих друг в друге не устраивало практически все. Обои жаждали скорейшего избавления друг от друга.
— Слушай, но она-то сюда с какой стати влезла? – спросил Герман отца. – К нашим делам старуха, по-моему,  вообще никакого отношения не имеет. 
— Вот на счет этого ты очень сильно ошибаешься, – ответил Федор Кузьмич. – Не забывай, кем был её супруг – твой тесть. Тогда ведь вся организация на нем держалась. Благодаря ему, все цеховики под «Цитаделью» оказались. Когда на Кавказе заваруха началась, он тоже не растерялся. Он тогда и на нужных людей вышел, и все каналы поставок наладил. Так что, Герман, как ни крути, но старуха полностью в своем праве.
— Отец, да, мне наплевать, кем там был её муж! – ответствовал Герман. – К «Цитадели» она не имеет, ровным счетом, никакого отношения, а мнит себя, будто организация – её собственность.      
— Герман, но во многом – это, действительно, так. У истоков «Цитадели» стоял Аркадий, а Регина – его законная супруга. То есть, у неё, как минимум, столько же прав, как и других членов организации.
— С чего ты это взял, папа? – не успокаивался Герман. – Почему ты считаешь, что мы что-то должны этим людям?
Все аргументы, приводимые Федором Кузьмичом, в данной ситуации для Германа не имели абсолютно никакого значения. «Цитадель» он уже давно считал даже не семейной, а своей личной собственностью, и с этим фактом никто не в праве был спорить.   
Как снег на голову, свалившиеся бриллианты породили в воображении Германа Федоровича планы, как можно использовать эти драгоценности для достижения своих, весьма амбициозных целей.
О далеко идущих планах своего не в меру амбициозного сына Федор Кузьмич, конечно, догадывался, и именно поэтому решил принять необходимые меры предосторожности.
— Ты мне можешь толком объяснить: зачем мне эти камни? – спрашивал Федора Сапранова Сергей Черкасов. – Ты  их что, не можешь на хранение в какой-нибудь банк пристроить?
— Да, пойми, Серега, в любом банке меня каждая собака знает. Светиться с таким добром мне вообще не резон. Ведь обязательно найдется тот, кто сообщит об этом, кому не надо. Так что пусть они лучше у тебя до поры, до времени побудут.
Подробности этого разговора очень скоро стали известны Герману Федоровичу, благодаря главной горничной – Гауптман.      
— Судя по всему, отец тебя в медный грош не ставит, – говорила Эльза Фридриховна. – Для него неизвестно кто гораздо важнее тебя. 
— Ой, Эльза, могла бы и не говорить, – вздохнул Герман. – Я что, своего отца плохо знаю? Для него же всегда на первом месте будет находится только он сам. Все остальное в его понимании имеет лишь весьма второстепенное значение.
Надо сказать, черная кошка между Германом Сапрановым и Сергеем Черкасовым пробежала сразу же, как только они познакомились. От природы сноба, Германа в новых партнерах его отца и брата раздражало буквально все: и их недостаточно высокое происхождение, и неизвестно откуда свалившиеся на голову богатства, и даже их манеры вести себя на людях.
— Все никак не могу взять в толк: что тебя может связывать с этими плебеями? - спрашивал Ивана Герман.
— От этих, как ты говоришь, плебеев зависит львиная доля нашего бизнеса. Ты же не будешь отрицать, что все поставки в наши супермаркеты завязаны на Черкасовых. Так что, Герман, хочешь ты того или нет, мы от них полностью зависим. Поэтому придется тебе с этим смириться.    
Смирение, как раз, никогда не было коньком Германа Федоровича. От жизни он всегда привык получать все и сразу. Причем, вопрос о цене за желаемую цель перед ним никогда не стоял.         
Рассказ Эльзы Фридриховны еще больше укрепил Германа в его мнении о том, что все Черкасовы – абсолютно лишние люди, от которых стоит избавиться.
— С этими людьми ты можешь делать все, что захочешь, – инструктировал Герман Федорович Шабанова. – Главное, не забудь про бриллианты.
О мерах предосторожности, загодя принятых Сергеем Черкасовым, Герман даже не догадывался.
Всю опасность, исходившую от Германа, Сергей смог оценить после встречи со своим старинным приятелем Андреем Игнатьевым. Обо всех делах семьи Черкасовых Андрей Степанович был осведомлен вполне, и новости, однажды пришедшие из Москвы, не могли  не повергнуть его в состояние шока.   
— Держался бы ты подальше от этих людей. – предупреждал Игнатьев Сергея. – Вон, посмотри, какие суммы уводятся с твоих счетов. Еще немного, и этот Герман оберет тебя до последнего гроша, а ты этого даже не заметишь.
— Да, я ж его теперь по судам затаскаю! – воскликнул Сергей, просмотрев разложенные перед ним бумаги. – Он что, считает «Кубань» своей собственностью?
— Серега, ну, а ты что, не знал об этом? – удивился Андрей Степанович. – Я вообще не понимаю, зачем ты с этими москвичами связался. Гнилой ведь народ. С ног до головы гнилой. Еще немного, и этот Герман оберет тебя до нитки, а ты по-прежнему будешь их всех ублажать. 
— Да, понимаешь, Андрюх, Ивана жалко. Он-то почему должен расплачиваться за безрассудства своего брата? 
— Ах… ну, давай, жалей их! – вздохнул Игнатьев. – Только они тебя пожалеют?
— Слушай, если Герман думает, что мне нечем крыть, то он глубоко ошибается. Андрей, благодаря Федору, в моих руках оказалось кое-что, ради чего Герман пойдет на все, что угодно, а значит, манипулировать мы им сможем, как нам заблагорассудится. 
Сергей даже не представлял, насколько он ошибался, произнося эти слова. Все решения в отношении не только его, но и всей его семьи, были приняты, и что-либо изменить было невозможно.               
— Ты долго еще будешь заниматься самоуправством? – спросил Иван Германа. 
—  Не понимаю: ты сейчас о чем…   
— Ой, да, все ты понимаешь! – махнул рукой Иван. – Бойня в Гнездовской – твоих рук дело?
—  Перестань говорить загадками. Причем здесь Гнездовская?
— Герман, да, я же слышал твой телефонный разговор с нашим братом. Что вы там обсуждали?
— Вот это, Ваня, тебя абсолютно не касается. В конце концов, ты сам неоднократно называл Черкасовых лишним баластом.      
— Да. Я называл Черкасовых баластом, но не говорил, что их всех нужно убить. Это уже, Герман, исключительно твоя инициатива. Только я не понимаю, чего ты этим хотел добиться.               
Наверное, впервые в жизни Герман понял, насколько может быть наказуема инициатива. Требование Ивана отдать ему все ключи от служебных помещений и печати концерна ставил жирную точку в амбициях его брата встать у руля всего семейного бизнеса.
— Ты, как я погляжу, разрушаешь все, к чему прикасаешься, – сказал Иван Герману. – Слушай, ну, нельзя же бежать впереди паровоза!               
Об истинных причинах трагедии в станице Гнездовская Иван даже не догадывался. В подробности своей параллельной жизни Федор Кузьмич вообще не считал нужным посвящать Ивана, и все, что касалось закулисной деятельности отца и брата, оставалось для него глубокой тайной. 
Какие-то подробности всплыли, когда Герман перешел на работу в министерство вооружений, но хоть на что-то повлиять хоть каким-то образом Иван уже был не в силах.               
Определенный свет на происходившие события могло пролить письмо, переданное Иваном Анне незадолго до своей смерти.
— Это – не письмо! – говорил супруге Вадим Викторович.- Это – самая настоящая бомба! Аня, только я не пойму: почему ты столько времени хранила молчание? Ведь с помощью этих бумаг мы могли бы засадить Германа далеко и надолго.
— Вадик, да, ты пойми: для меня ж главным было, чтоб Герман Люсю в покое оставил. Собственно, для этого Иван мне эти бумаги и передал.               
— То есть, кто устроил бойню в Гнездовской, ты знала?
Анна положительно кивнула головой.
— Слушай, а что еще тебе Ванька о своем братце поведал?   
— Вадим, да, собственно, только это. Он принес мне эти бумаги. Сказал, чтобы я их куда-нибудь подальше припрятала…    
— И ты не нашла ничего лучше, как засунуть такие важные документы в камеру хранения на Ленинградском вокзале? – Гусев перебил жену. – Молодец! Аня, а если бы об этом кто-нибудь узнал? 
— Вадик, ну, а я об этом и подумала. Сам посуди: кто бы там вообще хоть что-нибудь искать будет?
— Аня, Герман, если ему надо, найдет где угодно и что угодно.
Наверное, впервые в жизни у Германа Сапранова что-то пошло не по плану. Задание, которое он поручил начальнику своей охраны, было выполнено лишь наполовину.
— Мы перевернули там все, что было можно, – рассказывал Герману Виктор Васильевич. – Однако бриллиантов нигде не нашли. Слушай, а Сергей их больше никому не мог передать?               
— Конечно, мог, – ответил Сапранов. – Ты знаешь: я, кажется, знаю, где они могут находиться.
— Тогда я не пойму: за чем дело встало? Герман, ты ведь меня знаешь: по сто раз мне объяснять ничего не надо.
— Да, не все так просто, Витя. Понимаешь, человек, которому Сергей передал бриллианты, в Москве – личность известная. Если хоть один волос с его головы упадет, знаешь, какой шум поднимется?            
Полоса неудач Германа не ограничивалась только лишь не найденными бриллиантами. В «Цитадели» также росло недовольство и невыполнением задач, поставленных перед «Черным принцем», и его явно завышенными амбициями.   
    — Слушай, а когда ты собираешься отправить товар на Ближний Восток? – спрашивал Германа Артамонов. – Абу Мухтар ведь ждать не любит. Ты его итак подвел с бриллиантами, а теперь еще собираешься зажать и оружие.   
— Что касается оружия, то оно должно остаться здесь, в стране! – заявил Герман.
Получалось, Герман шел наперекор организации, неотъемлемой частью  которой он уже давно являлся.   
— Герман, а ты можешь представить себе, как к этому отнесутся в «Цитадели»? – спросил Артамонов.
— «Артемон», вот в последнюю очередь меня интересует, как к этому там отнесутся.               
Благодаря Артамонову, подробности этого разговора очень быстро стали известны в организации, что стало причиной небывалого там возмущения.       
— Он что, не понимает, что таким образом подставляет нас всех!?! – недоумевала Регина Робертовна.
— Регина, меня больше беспокоят бриллианты, – произнес «Гроссмейстер». – Время поджимает, а воз и ныне там. Абу Мухтару вряд ли понравится такая задержка.
— Алик, я тебе больше скажу: она ему совсем не понравится. Этот араб, между прочим, замучил меня своими звонками. Уже до угроз дело доходит. Если в ближайшее время мы не передадим ему камни, знаешь, сколько крови пролиться может?   
Об этом хозяйка могла бы и не говорить. Кто такой Абу Мухтар, в «Цитадели» хорошо знали все, и «Гроссмейстер», конечно же, исключением не был. В том, что ради фамильных драгоценностей, араб способен пролить ни одну реку крови, можно было не сомневаться. Именно это и не давало покоя ни Регине Робертовне, ни Альберту Михайловичу. 
О том, где находятся бриллианты, не знал даже сам Герман. Меры предосторожности, принятые Сергеем, были настолько хитры, что никто о них не мог догадаться.   
— Мне-то они зачем? – спрашивал Андрей Степанович, увидев перед собой драгоценные камни.    
— Андрюх, пусть они у тебя до времени побудут, – попросил Сергей. – Ты же сам понимаешь, какой дамоклов меч сейчас надо мной повис. Герман ведь не успокоится, пока все к своим рукам не приберет, а вот эти бриллианты интересуют его в первую очередь.
— Слушай, а тебе что, больше негде их спрятать? Почему ты Ивану ничего не расскажешь? – посыпались вопросы.
 — Да, понимаешь, Ванька сейчас не в том состоянии, чтоб его еще и всем этим грузить. У тебя, я знаю, определенные завязки в банковской сфере есть. Значит, надежно припрятать эти камни тебе будет нетрудно.
Просьбу друга Андрей Степанович принялся выполнять со всей тщательностью, и уже через короткое время о месте нахождения бриллиантов никто не мог даже догадаться.
Семейная тайна была открыта Дмитрию, когда произошла трагедия в станице Гнездовская.               
— Не знаю, почему именно, но Федор решил эти бриллианты твоему отцу передать, – рассказывал крестнику Андрей Степанович. – Теперь это – главное оружие в твоих руках. С помощью этих драгоценностей ты сможешь крутить-вертеть Германом так, как тебе вздумается. Только давай сразу договоримся: эти бриллианты мы с тобой будем использовать только в самом крайнем, скажем так, пиковом случае.
Этот самый пиковый случай, по мнению Дмитрия, наступил тогда, когда был похищен Алеша.  Не было ничего, на что бы ни пошел Серковский ради спасения приемного сына, и бриллианты здесь отнюдь исключением не являлись. О своем решении расстаться с драгоценностями Дмитрий сообщил своему крестному, что вызвало бурю негодования со стороны Андрея Степановича.               
— Это все она тебя надоумила? – спрашивал Игнатьев Дмитрия, имея в виду Людмилу.
— Причем здесь Люда!?! Дядя Андрей, у меня сына украли! Неужели ты думаешь, что я не пойду на все, что угодно, ради его спасения?
Себе союзника Дмитрий нашел в лице своей крестной Раисы Наумовны.
— Все ты правильно делаешь, – говорила она Дмитрию. – На дядю Андрея вообще внимания поменьше обращай. У него уже паранойя перешла в активную стадию. Ты делай то, что считаешь нужным, а вот все эти его капризы, стенания в расчет не принимай.               
План своих дальнейших действий Серковский представлял себе хорошо. Для Германа это должен был быть удар сокрушительный, после которого он уже вряд ли когда-либо смог бы оправиться.
О долгах Германа перед «Цитаделью» Ромодановский тоже был хорошо осведомлен, и доставшиеся ему бриллианты решил использовать по полной программе.
— Сколько же вы хотите, молодой человек, получить за эти драгоценности? – спрашивал Ромодановский Дмитрия.
— Владимир Борисович, цена остается неизменной. Правда, деньги я хотел бы получить прямо сейчас.
— Запрашиваемая сумма будет переведена на указанный вами немедленно, – подтвердил Ромодановский. – Только у меня, в свою очередь, тоже будет к вам одна просьба: пока никому не рассказывайте об этой сделке.
Рассказывать о том, насколько был доволен Владимир Борисович, наверное, не имеет никакого смысла.
Многолетняя мечта – вырваться из-под неусыпного контроля и не в меру навязчивой опеки Германа Сапранова – наконец-то, начинала сбываться. Довольно потирая руки, Ромодановский находился в предвкушении предстоящей беседы с Германом, во время которой полюса должны были кардинально поменяться.   
— Сейчас-то ты хоть понимаешь, что отныне я от тебя ни в чем никаким образом не завишу?
Жестом руки указав на бриллианты, Владимир Борисович продолжил:
— Герман, я ведь точно знаю, что ради них ты душу продашь. Поэтому очень не советую тебе идти на обострение со мной отношений. 
На обострение отношений со своим многолетним партнером Герман идти не собирался. Владимиру Борисовичу просто был вынесен приговор, приведение в исполнение которого не должно было заставить себя долго ждать. 
— Как можно скорее, должен быть решен вопрос с Ромодановским, – сказал Герман Федорович Шабанову. 
— Слушай, а что же тогда делать с его сынком? – спросил Виктор Васильевич.
— То же, что и с его отцом. Витя, ты даже не представляешь, как они надоели мне оба! Поэтому очень обяжешь, если за один раз ты сможешь решить две эти проблемы. 
Шабанов не относился к тому типу людей, которых по сто раз нужно просить об одном и том же. Послушно сделав под козырек, он помчался выполнять распоряжения своего единокровного брата с присущим ему рвением.