Звёздное лето

Общага жила и дышала летней сессией. В деканате график экзаменов составили плотно – зачётные книжки изо дня в день пополнялись новыми подписями преподавателей, размашистыми и свободными, захватывающими соседние графы. Чувствовалось, что  наши учителя мысленно уже покинули душные аудитории СХИ и устремились в желанные отпуска.
Окна в корпусах и общежитии были открыты настежь всем ветрам, комарам и надоедливому тополиному пуху. Вечерами, когда зной понемногу отпускал изнывающий город, мы брели по горячему асфальту к Тоболу – искупаться и набрать ледяной воды из бьющего родника. Крутой косогор у живительного источника был полон людей, одетых в минимум одежды, не всегда трезвых и оттого удивительно весёлых и жизнерадостных. Из каждого транзистора и раскрытого окна вдоль улиц неслось: «Лето звёздное, звонче пой!». Песня была особенно популярна в это олимпийское, чрезвычайно жаркое, лето. В мимолётные июньские ночи, усыпанный блёстками звёзд, небосвод ненадолго заглядывал в окна общаги, сыпал звездами, и тут же бледнел, отступая под напором первых солнечных лучей. Город оживал – по зелёным аллеям, словно по артериям, вместе с ускользающей прохладой начинал движение рабочий люд…
Лишь студенты продолжали валяться на панцирных кроватях, досматривая последние сны, из которых при пробуждении оставались лишь бессвязные обрывки. Впрочем, и они, после первой затяжки, растворялись в сизом сигаретном дыме и исчезали навсегда.
Начало лета сулило новоиспеченным третьекурсникам новые приключения. Им предстояло отправиться на далёкий юг и несколько недель заниматься не совсем обычным делом – стрижкой овец сулукольской породы.
К  обеду небо затянуло тучами, стало прохладнее.Два огромных ЛАЗа пришвартовались к бордюру на проспекте Свердлова, напротив главного корпуса индустриально - инженерного техникума. Сделав групповое фото на память у крыльца общаги, беспечная толпа в куртках цвета хаки, с вещмешками за спиной,  погрузилась в автобусы. Поездка началась. Автобусы перебрались через Тобол по мосту  КЖБИ и  взяли курс на райцентр Семиозерное. Жара и выпитое накануне пиво повлияли усыпляюще на основную массу студентов  и до самой Семиозёрки  седой водитель мог без помех слушать песни про лето и городские цветы. После Новонежинки начался Аманкарагайский реликтовый бор. В раскаленный автобус через все открытые люки и окна с ветром властно ворвался  запах сосновой хвои, явственно напомнивший пассажирам предновогодние хлопоты. На железнодорожном переезде – длинный затор из вереницы машин. Зато в Семиозерном – столовая и сытный обед. Здесь случилась стычка с местными  жителями. Обычно на площадях у райцентровских автовокзалов располагались чебуречные, шашлычные, или, на худой конец, «стекляшки» - кафе. Здесь же ежесуточно тусили типы неопределённого возраста, без определенных занятий. Их целью было «наехать» на одинокого пассажира и поживиться мелочью, которую терпила «добровольно» отдавал. Сегодняшний день выдался неудачным для любителей халявы. После обеда студенты освоили местный ларёк и, будучи навеселе, столкнулись с местными. У дверей кафе вспыхнула драка, заставившая вымогателей ретироваться. Ситуация имела продолжение после отъезда автобусов – из примыкающих к площади улиц и переулков с оглушительным ревом вырвались мотоциклы и понеслись вслед за нами. За околицей семиозерцы резво приблизились к замыкавшему автобусу и со всей дури принялись швырять в окна бутылки. Это продолжалось до тех пор, пока из открытой автобусной форточки не раздался оглушительный выстрел. Оказалось, что один из наших городских товарищей взял с собой - на всякий случай - переделанное под обрез двуствольное ружье 12-го калибра.
Еще через несколько часов автобусы привезли нас к северной границе Наурзумского заповедника, на которой располагался райцентр Докучаевка. Последняя сотня километров пролегла через выжженную, бурую от беспощадного солнца, степь. Казалось, все представители  животного мира, обитавшие в  этом безрадостном ландшафте, стремясь обезопасить себя от жары, забились глубоко под землю на многие метры. Растительность же смиренно предалась своей участи и, теряя последнюю влагу, постепенно увядала. Высоко в побелевшем небе, висел стервятник, высматривавший зорким оком добычу. 
В райцентре, вполне благоустроенном для такой глуши, у водопроводной колонки выстроилась вереница студентов со стеклянными бутылками из-под пива и кефира – эра «полторашек», пятилитровок и полиэтиленовых пакетов была далеко впереди.
Председатель райисполкома, в футболке с надписью «Олимпиада-80» и пятью разноцветными кольцами, хмуро оглядел разбредавшихся по пыльным докучаевским улицам студентов и выдал инструкции нашему руководителю – немедленно  во избежание нежелательных ситуаций отбыть в поселок Киевку, расположенный в двух десятках верст севернее. Киевка оказалась аулом, состоящем из трех широченных улиц без единого деревца. Расстояние между домами было достаточным, чтобы пасти на нем стадо лошадей средних размеров. Чувствовалось, что люди живут здесь свободно, не испытывая проблем с оформлением земельных участков.
Водители автобусов с видимым облегчением  немедленно отбыли в обратный путь, оставив нас у порога низенького одноэтажного здания  с четырьмя колоннами вытесанными из четырехугольного бруса. Деревянные части здания имели черно-бурый цвет, что говорило о его почтенном возрасте. В одном  крыле сельской школы поместились юноши, в другом – девушки. В классных комнатах стояли приготовленные кровати, накрытые одеялами мышиного цвета.
 Необходимо было отметить новоселье. Мы обнаружили в трех переулках от нашего нового жилья одиноко стоящее здание с покосившейся выцветшей вывеской с надписью «Магазин». Большой амбарный навесной замок, несмотря на послеобеденное время, надежно охранял магазин от потенциальных покупателей. Надпись о часах работы заведения напрочь отсутствовала. Местная гражданка на вопрос, где можно найти продавца, махнула рукой и ответила, что магазин открывается  лишь по просьбе граждан. Оказалось, что продавец наделен здесь исключительными привилегиями – он мог работать только тогда, когда у него появлялось желание. Это был удивительный признак наступающего коммунизма в отдельно взятом поселке кустанайщины!
Продавщица со всей своей многочисленной семьей восседала у дастархана, на котором на круглом блюде дымился  бешбармак.  Бойко подскочив с места, она быстро заговорила о проблемах с доставкой товаров  и что продавать, собственно, нечего, потому сидит она без работы на одном окладе и нет ей от того никакого навара.
Замок со скрипом открылся и за дверью нашему взору предстало убогое зрелище – ряды трехлитровых банок с томатным соком и череда бутылок водки «Пшеничная», стоившей аж пять рублей 20 копеек. В стоявшем в углу холодильнике давно «повесилась мышь», а закуской даже не пахло. Не было ни кильки в томате, ни любимых нами из-за своей дешевизны консервов «Завтрак туриста» (почему им было дано такое название, я не могу ответить даже сегодня – любой турист после употребления завтрака вряд ли преодолел бы следующий километр).
Делать нечего, как говаривал отчисленный со второго курса Голова: «Милостей от природы ждать не надо, надо брать, что плохо лежит».
Таким образом, меню на ужин состояло из двух напитков - пришлось делать коктейль, подсмотренный из фильма про индейцев, в котором Гойко Митич смешивал огненную воду с томатным соком и называл смесь «Кровавой Мэри». Ночь прошла беспокойно – помидоры, по-всей видимости, были выращены еще до эпохи исторического материализма – даты изготовления на ветхих наклейках не просматривались. По этой причине многие участники вечернего новоселья встречали рассвет нового дня не в своих постелях, а на свежем воздухе, клеймя свои привычные ко всему студенческие желудки, а заодно все остальное.
Утром рано явился управляющий отделением. Он был немногословен, но с ходу радостно заявил, что по его сведениям за один вчерашний вечер мы дали местной кооперации месячную выручку, выпив полугодовой запас сока и водки.
-Надеюсь, что работать вы будете так же продуктивно,- выразил надежду управляющий, но в его голосе я уловил нотку сомнения.
Расслабиться нам больше не дали – покормив сухим пайком, повели на окраину аула, где рядами стояли несколько длинных, крытых крупным шифером, зданий.  Девушек оставили на кухне – они должны были готовить еду на несколько десятков человек. На пропитание нам выделяли одного барашка в день, картошку, хлеб, чай, масло, сахар и другие продукты.  В производственных помещениях было прохладно. Вдоль стен стояли деревянные столы, над ними висели стригальные машинки, работавшие от небольших электромоторов.  В торце здания на больших столах разделяли шерсть по классу и паковали в огромные, по два центнера, тюки.
Никто из нас никогда не постриг ни одного барашка в своей жизни. Мало того, некоторые вообще были знакомы с овцами  по картинкам в учебнике «Овцеводство» и по названиям мясных блюд в ресторане «Целинный» или кафе «Шолпан». Нас не собирались долго и упорно учить премудростям стрижки. На урок отвели всего три минуты. Ровно столько понадобилось дюжему местному молодцу, чтобы снять целое, без перестригов, руно и развернуть его перед нами. Вспомнился Ясон, Медея и аргонавты. Молодец схватил первую попавшуюся овцу, зажал бедняжку между ног, и начал махать стригальной машинкой, часто поворачивая постригаемую из стороны в сторону. Оказалось, что он занял призовое место в конкурсе стригалей, выступая в Австралии, опередив на зеленом континенте целую толпу мастеров стрижки со всего мира. Под впечатлением от увиденного мы разбрелись по своим рабочим местам.  С этого момента мы начали терзать несчастных животных, а они мучали нас.
Наша незатейливая работа состояла в следующем: в загоне стригаль ловил овечку, тащил её перед собой и клал на стол, затем крепко вязал вместе три ноги, поджимая их к животу.
Стригальная машинка свисала на приводе с длинной общей перекладины. Её основные элементы – гребёнка и нож  - должны были быть идеально острыми, чтобы эффективно снимать плотный слой шерсти, содержащей жиропот. Ножи точили на станке, но здесь нужен был огромный опыт, чтобы соблюсти угол заточки. Первые остриженные барашки, имели много порезов от неумелых движений. Они становились в два раза меньше, но таким образом избегали теплового удара в сильную жару.
После стрижки овец гнали к длинной забетонированной траншее, наполненной вонючей жидкостью – креозотом, и животные, жалобно блея, под крики погонщиков переплывали её. Эта процедура была необходима для дезинфекции порезов. Запах дёгтя, после возвращения стада в родную степь, ещё долго  висел в неподвижном воздухе.
В первый день работы я с горем пополам постриг всего трёх овец. Успехи остальных были на том же уровне. Устали мы так сильно, что едва дотащили свои тела к дверям нашего временного жилища. Жесткие кровати показались блаженным местом. Через несколько дней мы втянулись в работу и вскоре стригли по два десятка овец. Усталость прошла, лишь по утрам деревенела правая рука, пальцы застывали в том положении, в  котором много часов держали машинку. Приходилось разгибать их левой рукой. 
Учетчик взвешивал завернутую в мешковину шерсть и считал килограммы. Чтобы их стало больше,  шли на различные ухищрения – мочили водой мешковину или кидали в шерсть железо – оно валялось по всему цеху – на столах слесарей и вдоль стен.
Иногда выходили на свежий воздух – покурить, и словно попадали из прохлады цеха в парное молоко. Садились вдоль стены в ряд, молчали и смотрели на Киевку, которую упразднят через сорок лет, в 2009 по причине наличия всего 16 жителей. Жители села были людьми бесхитростными и непосредственными. Они, по определению, были неспособны обидеть человека делом  или словом, а вот помочь – всегда готовы.
Меня удивляло поведение женщин, медленно и чинно направлявшихся к аулу от ворот цеха после окончания работы. Пройдя половину расстояния, они вдруг как по команде стартёра, сломя голову, бросались бежать к своим домам. Это повторялось несколько вечеров подряд, после чего я не выдержал  и поинтересовался у курящего рядом управа, в чём причина такого спринта.
Тот, щелчком отбросив в сторону потухший «бычок», усмехнулся:
-Да у них в сапогах шерсти полно. Думают, что я об этом не знаю. Одним словом – бабы…
Такое железобетонное доказательство странного поведения женщин оспорить было невозможно.
К концу второй недели пребывания в Киевке закончились деньги.  Стало совсем кисло. Даже томатный сок и не фильтрованная «Прима» были уже  недоступны. Кормили нас в счёт будущего заработка. Питание обильное, но однообразное – борщ с бараниной, жирный плов с бараниной, чай тоже с бараниной. Насущный финансовый вопрос вскоре был решен самым неожиданным образом.
Однажды, от стен цеха мы узрели у школы большую толпу, громко кричащую и гремящую ведрами и тазами. На крыльце бойко банковали двое наших дежурных, наполняя подставленные ёмкости живым крупным карасём. Взамен они прятали в карманы полтинники и мятые рубли.
-Откуда рыба в степи? – было первым нашим вопросом к дежурным.
-Пошел на котлован искупаться, - не скрывая радости сообщил Кислов, - а там чуть ли не трусами карася поймал. Его там море!
-Вот, сшили невод из трех мешков, да прошли вдоль берега бреденьком, - продолжал Валера объяснять неожиданную удачу.
Так у стригалей вновь появились деньги. Ловлю и продажу рыбы сделали ежедневной обязанностью дежурных, а выручка шла в общую кассу.
Вскоре начались потери личного состава. Мой друг Серёга получил травму, сломав кисть руки. В Докучаевке он помахал мне загипсованной рукой из окна рейсового автобуса и отбыл на родину.
Серёгин гипс имеет славную историю. Через два года, перед самой защитой диплома, мне пришлось ночевать в старой общаге по проспекту Свердлова (ныне пр. Абая). Спал я на чужом месте и , проснувшись, по обыкновению потянулся под кровать - за очками. Вместо них моя рука вытащила на свет Божий… Серёгин гипс. Хозяева комнаты со смехом поведали мне, что гипс помог сдать экзамены нескольким студентам и даже одной студентке, и является чем-то вроде переходящего приза. Сдающий экзамен, прибинтовав к руке гипс, со страдальческим видом отправлялся в институт. Преподаватели, участливо поглядывая на бережно поддерживаемую руку, милостиво отпускали авантюриста с тройкой в зачётке. Гипс сдавали в аренду желающим со всех курсов и факультетов за символическую плату.
Жители Киевки привыкли к летним гостям из отрядов «Золотого руна». Они помогали нам, чем могли – снабжали питьевой водой, возили в райцентр. Как-то вместо порядком надоевшей баранины  на нашу кухню попала конина, но я так и не смог  отведать её вкус. Молодой несмышленый жеребёнок неудачно прыгнул через забор загона  и поймал заостренный кол прямо под сердце. Я шел от котлована с ведром рыбы и стал невольным свидетелем трагедии. Под шеей лежащего на боку стригунка выкопали ямку глубиной в два штыка и вскрыли артерию. А мне надолго запомнился его иссиня – лиловый косящий глаз, из которого горошинами стекали слезы. Мясо поделили на двенадцать частей и продали по жребию -  в жару сохранить его одному хозяину было невозможно.
В воскресные дни нам готовили бешбармак и кумыс на берегу степной речки Данабике. Название её трактовалось по разному - «великая госпожа», «мудрая девушка», "насиженное место"***. Отмеченная на карте пунктирной линией, речка была вполне полноводной. Мы располагались в тени прибрежного тальника под боком «мудрой девушки», ели бешбармак, пили кумыс в неограниченном количестве, пели песни под гитару и купались в прохладных водах реки. Иногда жарили шашлык. На поверхности качались белые лилии невероятной красоты. Они крепились прочными нитями к песчаному дну. Пловец вполне мог легко запутаться в переплетении нитей и не выплыть из обилия кувшинок. Нас сразу предупредили об этой опасности.
В будни вечерние часы коротали за игрой в покер или бились в волейбол с местными. Вечерами я любил смотреть на закат с крыши школы. Тёплый южный ветер доносил сюда запахи и звуки из потаённых мест Наурзумского заповедника. Степные дали на западе темнели  и, после медленного ухода солнца за горизонт Тургайской степи, превращались в ночь. И вновь на небосводе Творец зажигал для людей звёзды. Как и миллионы лет назад…
Более месяца мы стригли овец. Но стричь производителей, стоивших до пятисот рублей, нам все же не доверили. Рога у этих огромных монстров были извиты, покрыты костными наростами и закручены в несколько колец. Разогнавшись, они бились лбами друг о друга так, что отлетали в разные стороны на несколько метров. Даже мощные колья загона трещали под их ударами. Местные умельцы постригли четыреста голов за несколько дней… Они  зарабатывали неплохо, обрабатывая до восьмидесяти голов в день. В этих краях рассказывали, как преподаватель педвуза купил у чабана на дальних выпасах новенькую «шестёрку» за двести рублей – у автомобиля сел аккумулятор и чабан решил, что машину пора «сдать». Денег у него было столько, что он тут же купил 24-ю Волгу за баснословные для простого советского человека 16 тысяч рублей. Преподавателю пришлось лишь откопать машину из плотного овечьего помёта и купить резину на колеса взамен сгнившей старой.
 В Киевке меня печалило отсутствие возможности посмотреть долгожданные  Олимпийские игры в Москве. Но вскоре всё разрешилось само собой. Среди стригалей началась дизентерия, поразившая за несколько дней добрую половину студентов. Инфекционное отделение районной больницы в Докучаевке оказалось переполнено. В Киевку примчалась санэпидемстанция – взяли анализы, питьевую воду, проверили пищеблок. Невидимую глазом, но зловредную палочку нашли в питьевой воде. Нас тут же рассчитали и отправили в Кустанай. Мы поехали в город в одиноком автобусе с заработанной сотней рублей в карманах и опытом механизированной стрижки овец.
В Кустанае я отправился  на улицу Алтынсарина, 116, проведать бабушку. Баба Лена сидела на скамейке и плакала.
- Серёжа, хрипатый умер!- проговорила она и зашлась в беззвучном плаче.
Это означало, что не стало Владимира Семёновича Высоцкого. Она плакала, а я доподлинно знал, что певец не умер для граждан великой страны, а остался с нами живее всех живых, в песнях, балладах и фильмах:

"Лёд надо мною, надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи,
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Всё помня, даже старые стихи!"

 По телевизору об этом не говорили. Высоцкий ушёл не вовремя. Шла трансляция Олимпиады - 80 из столицы Советского Союза Города-Героя Москвы.
Прохладной  ночью, пахнувшей цветами и яблоками, оборвалась с августовского небосклона ещё одна яркая звезда –  Джо Дассен…
Лето для меня  закончилось. Но осталось со мною в воспоминаниях на всю оставшуюся жизнь….
Вместе со словами хита Ильи Резника: «Лето звёздное, будь со мной!».

Фото 16 июня 1980 года у общежития КСХИ. На заднем плане - главный корпус КСХИ по адресу пр.Свердлова(Ныне пр.Абая), 119.Ныне - корпус Костанайского ГУ.

1 ряд( слева направо): Виниченко С, Баекенов Д,Ергалиев Б,Устьянцев Ю,Шаяхметов Б.
2 ряд:Рахимова Г, Говоров А,Пономарев П, Цент Р,Забиров Э(ум.2018),Кульжанов Т,Кунакбаев С, Боранов У,
3 ряд: Аманбаева Г,Карпенко В, - ,- Лисиенок Н.
4 ряд: -, Валя. Филипцова Т,Шуланов К( ум.2021),Шек А,Прошкина Н,Кымбат, Сарсенова У,Омельчак А,-,-.-.-,Беркольц И, Марченко В, Коротков О.

На фото нет многих студентов - Шеченина С., Замятина С., Кислова В, и др.


***Койчубаев Е.Краткий толковый словарь топонимов Казахстана. Алма-Ата,1974.с.77