Философия языка

Введение
         Вместо того, чтобы спорить, является ли языковедение наукой, мы можем пофилософствовать на тему языка.

Основная часть
1.Наука ли языковедение?
         Известно, что в научных кругах существует мнение, будто бы «языковедение (языкознание), лингвистика не является наукой». Это объясняется тем, что якобы «современное знание о языке покоится на неких недоказанных утверждениях», как бы на недоказуемых теоремах, а не на аксиомах.
         То есть, в этом научном знании нет какой-то доказательной базы, доказательств, подобно тому, как нет в теологии, боговедении доказательств бытия божьего, от чего святыми отцами провозглашается, что «род Его -  Божественнейшая Тайна, которой разум человеческий знать не может и должен принимать на веру».
         Доказательство же является неотъемлемым существенным компонентом научного метода, который, тем не менее, не есть сама наука как отрасль по производству нового знания, значит, изобретений, открытий.
         Из этого высказывания вытекает, что у науки вообще должен быть общенаучный метод, а у  каждой частной науки, в том числе, и у языковедения должен быть ещё и свой особенный метод, то, благодаря чему каждая частная наука обособляется, отгораживается от остальных подобных ей наук.
         Однако и у общенаучного метода есть свои особенности, позволившие некогда науке выделиться из философии. Основоположник научного метода О.Конт отнёс к этим особенностям наблюдение и измерение.
         Кроме этого каждая конкретная или частная наука, языковедение, в том числе, должна иметь свой предмет – свой сектор общенаучного предмета исследования, которым служит объект или объективная реальность, способная наблюдаться и при наблюдении даваться в ощущении.
         Поэтому и поскольку предметом науки языковедения объявляется язык, он, следовательно, должен относиться к природным явлениям, к объекту, объективной реальности, а также стихийно возникать, но не изобретаться человеком, или иметь божественное происхождение. В результате современные языковеды считают, что «язык, как явление природы, не может иметь норму».
         По этой же причине такой предмет исследования языкознания, как наличие в языке «неизменной абстрактной сущности» или метафизической идеи объявлен несуществующим.
         В силу вот этих сложившихся обстоятельств, предмет языкознания – язык современная наука определяет как систему естественных знаков, имеющую многоуровневое устройство.
         Первый уровень отнесён к звукам, к звуковым знакам. А звуки, как известно, имеют естественное происхождение и волновую природу. Второй уровень отнесён к значимым частям слов. На третьем уровне расположены сами слова, которые обладают значениями и могут самостоятельно употребляться вначале в устной речи, в естественном фонетическом языке, а затем и в письменности с её искусственными знаками, в искусственном письменном языке, что не полностью отвечает принципу объективности научного подхода.

2. Слова это имена вещей, или их ощущений?
         Среди языковедов принято считать, что слова служат именами, названиями, обозначениями, знаками самих предметов, объектов, а не их чувственных образов, сенсорных копий, как это есть в материалистической концепции о рефлексе, отражении.
         Тем не менее, в философии лидера большевиков России В.Ленина «материя» это имя «объективной реальности, данной в ощущении», а не существующей самой по себе, вне ощущения. Это не имя «вещи в себе».
         В результате двух разных точек зрения, нам приходится выбирать одно из двух, либо вещь находится в ощущении, как это есть в материализме, либо её в нём нет - она находится вовне, точнее, в себе, это «вещь в себе», как это есть в субъективном идеализме у Канта. Но если вещь не ощущаема, то она непознаваема, её как бы и нет вовсе. Поэтому, в соответствии с логикой мы не можем называть материей объективную реальность, не данную в ощущении: у неё нет имени, названия.
         Выбирая вариант В.Ленина, когда вещь дана в ощущении, нам, тем не менее, приходится ещё раз делать выбор, либо давать имя ощущению, в котором вещь, либо давать имя вещи, которая в ощущении, а не в себе. Если же мы попытаемся дать одно имя и ощущению, в которой дана вещь, и вещи, данной в ощущении, то тогда сможем ли мы считать, что это - ощущаемое и ощущение - одно и то же?
         Несогласие с этим предложением станет означать, что имя «материя» относится не к ощущению, а к ощущаемому. Но если не игнорировать мнение тех, кто считает, что имена даются вещам, а не их ощущениям, то приходится идти на компромисс и говорить, что ощущаемая объективная реальность есть и не есть сама объективная реальность – значит, мыслить амбивалентно.            
         Если мы попытаемся избавиться от этого амбивалентного умозаключения, то вынуждены будем сказать, что ощущаемая объективная реальность не объективна, она зависит от ощущения, которое относится к высшей, психической форме отражения.
         Но сказать так, значит, сказать, что сознание первично – стать идеалистом, а не материалистом. Кроме того в данном случае мы не избавляемся полностью от дуализма.
         Конечно, решением проблемы данного дуализма может стать полисемия, наличие двух значений у одного слова, знака, но тогда мы должны будем говорить, что, с одной стороны, материя это объективная реальность, данная в ощущение, с другой стороны, материя это ощущение, в котором дана объективная реальность.
         Мы будем высказываться так, хотя в целом выходит, что материя есть и не есть объективная реальность, поскольку она есть и не есть ощущение, сознание. Мы будем говорить так, потому что традиционной логикой запрещено говорить, что объективная реальность есть ощущение, сознание. Ну, а этот запрет, как известно, привёл к так называемому основному вопросу философии – к неразрешимой философской проблеме и для материализма, и для идеализма.
         Но в связи с тем, что наука это не философия, хотя она использует общие для них методы – индукцию и дедукцию, анализ и синтез, а также формальную логику, можно эти точки зрения оставить, перейдя к информатике.

3. Информационно-вещевой дуализм
         С точки зрения информатики, природная вещь как естественный носитель информации не даётся в ощущении. Декодируется, даётся в ощущении не сама вещь, а информация о ней. Ежели это не так, то тогда мы должны сказать, что носитель есть информация, или что вещь есть ощущение, А есть Б. Мы должны прибегнуть к кривой логике, что недопустимо в науке, так как это нарушение традиционной логики, её основного закона А есть А. Хотя, справедливости ради надо сказать, что наука допускает корпускулярно-волновой дуализм электрона.
         То есть по аналогии мы тоже можем заявить об информационно-вещевом дуализме, хотя это ведёт к двойной ориентировке сознания, амбивалентному мышлению. Исходя из этого, мы можем сказать, что вначале была объективна реальность, и она была в ощущении, и ощущение было объективной реальностью. Ведь сказано же в Евангелие от Иоанна, что вначале бе Слово и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Бог есть Слово. А есть Б. Или как сказал Иоан: «Слово плоть бысть и вселися в ны». Слово, имя это плоть в ощущении. Материя это вещь в ощущении.
         В общем, мы подошли к тому, чтобы сказать, что вначале была информация, и она была у человека и человек был информацией. Человек – это и носитель информации и сама информация, а природа – это открытая книга.
         На вопрос, что такое информация, можно ответить, что это сведения, веды от праиндоевропейского или проторусского видеть, то есть воспринимать, ощущать. Если информация это данные восприятия, ощущения, то значит, они не есть само ощущение, восприятие и тем более это не некое биологическое, естественное устройство, приёмник информации типа чувствительных нейронов рефлекторной дуги или восходящих нервных путей сенсорных анализаторов, центральные концы которых упираются в центры речи, расположенные в коре головного мозга.
         Можно также предположить, что данности ощущения это и само ощущение, и не само ощущение. Что здесь имеет место двойная ориентировка сенсорного сознания: раздвоение сознания на моё и не-моё, на Я и не-Я, на самосознание и на предметное сознание.
         Теперь зададимся вопросом, может ли вещь быть без информации, не являться носителем её, то есть, может ли она быть «вещью в себе», как в философии И.Канта – чем-то «в себе и для себя сущим»?
         В качестве ответа вспомним, что быть «в себе и для себя сущим» значит, быть не явленным, скрытым, тайным – как бы потусторонним, трансцендентальным. В отношении идей, мышления человека это, по сути, внутренняя речь, которая не относится и не к сенсорной речи и не к моторной речи, хотя также как и они связана с центром Вернике и центром Брока, расположенными в коре головного мозга.
         Поскольку наиболее разработанной концепцией внутренней речи является концепция Л.Выготского, в которой центральная роль в переходе от слова к мысли и от мысли к слову отведена внутренней речи, то на ней и имеет смысл задержаться.
         В этой связи следует сказать, что существование перехода между мыслью и словом в этой концепции может указывать и на то, что мысль не есть слово, и на то, что мысль есть слово.  Внутренняя речь (информация) это, с одной стороны, скрытые слова, с другой стороны, скрытые мысли. Внутренняя речь двузначна. И вот, чтобы избежать этой полисемии в Евангелии от Иоанна говорится, что «вначале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог».
         Также вот и в древнеегипетском мифе об Исиде женщине говорится: «И вот жила Исида, женщина, знающая магические слова. И задумала богиня стать подобной Ра в его могуществе, завладев тайным его именем. Растёрла Исида в руке своей слюну, смешала её с землёй и вылепила могучего змея с ядовитыми зубами, такими, что никто не мог уйти от него живым. Она положила его на пути, по которому должен был шествовать Великий Бог. И вот поднялся могучий бог вместе со своей свитой и двинулся в путь. И вонзил в него могучий змей свои зубы. Живой огонь разлился по телу бога и поразил его. Прибыла Исида со своими чарами, и она сказала: О мой божественный отец, скажи мне своё имя, ибо тот, кто скажет своё имя, будет жить. Ответил Ра: Я - создатель неба и земли. Я сотворил горы и всё то, что на них. Я - создатель вод. Я - создатель небес. Я - творец времени и создатель дней. Но не выходил яд и боль не оставляла Великого Бога. И сказала Исида Ра: Среди слов, которые ты говорил мне, не было твоего имени. Открой мне своё имя, и яд выйдет из тебя, ибо будет жить тот, чьё имя произнесено. И сказал Его Величество Ра: Пусть Исида обыщет меня и да перейдёт имя моё из моего тела в её тело. И Божественный скрылся от богов, и опустел трон в Ладье миллионов лет».
         Проще говоря, не стало имени (слова) у Бога, не стало самого Бога, так как «Бог бе Слово». (Евангелие от Иоанна). Но это было тайное – не произнесённое вслух имя Бога. Его не было среди произнесённых имён, в моторной речи Бога. Имя (слово) перешло из тела (плоти) Его Величество Ра (источника информации) в тело (плоть) Исиды (приёмник информации) после обыска. Декодирование-кодирование произошло без использования переносчика информации (устной речи) с её носителем (звуковыми волнами).
         Тайна имени (слова) была сохранена. Имя (слово) осталось в тайне, можно сказать, в себе, так как плоть это просто носитель, а не само слово, информация. Но если это была информация в себе, то, значит, она была без источника, следовательно, она не генерировалась, не имела происхождения, то есть существовала извечно.
         Можно сказать, это была метафизическая, трансцендентальная – однозначная, а не двузначная информация. Это не внутренняя речь, которая двузначна - с одной стороны, она есть скрытые слова, с другой стороны - скрытые мысли. Следовательно, это только скрытые мысли, идеи.
         И вот теперь нам открывается то, что мысль, идея может служить идеаторным знаком, если она не трансцендентальная, не потусторонняя. Значит имманентная, посюсторонняя система из таких знаков может служить идеаторным языком, и быть предметом лингвистики, если допускать, что «идея бе слово», знак, если А есть Б, если допускать кривую логику.
         О том, что «в поиске предметного начала следует исследовать сам язык, в себе самом», писал видный швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр. (1857–1913)
         Однако «предмет исследования языкознания, тот «объект, который классики считали главным», объявлен несуществующим: Отвергнуты положения основоположников говоривших о наличии в языке «неизменной абстрактной сущности».
         «Настойчивые и безуспешные попытки разобраться в сущности языка, предпринимаемые языковедами сотни лет, дали повод нашим современникам сделать вывод, что и первопричины языка тоже нет».

4.Причина или начало языка.
         Как же современные лингвисты пришли к выводу, что первопричины языка нет», тогда как ещё античный философ, неоплатоник Прокл говорил, что «язык имеет определенный порядок, а если так, значит и первопричина существует». Далее он сказал: «Если же есть первопричина, то для её дальнейшего развития необходимо уже множество, исходящее из этой первопричины. Всякий разряд, ведущий начало от монады, эманирует во множество, однородное с монадой, и множество каждого разряда возводится к одной монаде».
[Прокл. «Первоосновы теологии» Издательская группа «Прогресс», г. Москва, 1993 г. §21].
         Намного короче по этому поводу выразился сам основоположник платонизма античный философ Платон. Он сказал: «Одно единое есть многое».
         Уточним, единое Платона это однородное Прокла.
         В общем, и у Прокла и у Платона получается, что началом однородного с ним множества, ряда единиц 1,1,1… является единица 1. То есть на деле мы имеем простое перечисление одной единицы 1 или одного и того же «первопричинного», коренного слова.
         Для речи же нужны разнокоренные, а не однокоренные слова. Поэтому одному началу и монизму в философии языка как бы предпочтительней  множество разных начал (первопричин) и эклектика, эклектический плюрализм.
         Тем не менее, видный швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857–1913), заложивший основы семиологии и структурной лингвистики считал, что «за видимым беспорядочным разнообразием индоевропейских корней и их вариантов скрывается вполне строгая и единообразная структура корня, а выбор вариантов одного и того же корня подчинен единым, сравнительно простым правилам».
         То есть в философском переводе это может означать, что в  эклектике скрывается монизм, что беспорядочное разнообразие можно превратить в упорядоченное однообразие, выведя из него одно начало. Однако Фердинанд де Соссюр не сказал, как этого достичь, как построить философию языка, опираясь и на монизм, и на эклектику.
         На практике же мы видим, что не разнородное множество выводится из нечто одного, а, наоборот, одно слово составлено из множества разных букв, одно предложение – из множества разных слов, одно повествование – из множества разных предложений.
         При этом у множества разных букв нет универсального эквивалента, от чего ряд знаков а,б,в,г… не сводится в ряд простого перечисления одного знака, как это есть в товарообмене, где ряд единичных разных товаров сводим к эквивалентному ряду золотых монет одного достоинства и затем к одной монете. Таким путём в товарах обнаруживается золотая или товарная субстанция.
         Также и в химических уравнениях, в левой и правой его половинах обнаруживается одно количество вещества, материальной субстанции.
         У письменных букв (знаков) нет такой единой субстанции, хотя все они происходят от одной чёрточки, поэтому и нет между ними единства. Их разнородное множество не превращается в однородное множество, в простое перечисление одной чёрточки.   
         Поэтому нельзя сказать, что «за видимым беспорядочным разнообразием индоевропейских корней и их вариантов скрывается вполне строгая и единообразная структура корня».
         Получается, что философия языка изначально базируется на эклектике.
         Или, как сказал Прокл: «Если бы ни для чего из сущего не было бы причины, то не было бы определенного порядка».
         А это высказывание Прокла наводит на мысль, что поскольку в алфавите нет порядка, системы, то и нет у него одного начала или причины.
         Однако, поскольку древние египтяне считали, что началом всего был хаос, то приняв за противоположное порядку начало или причину беспорядок, можно предположить, что Алфавит сам есть эклектическое начало языка.
         Поскольку примером множественного беспорядочного начала может служить алфавит, а примером множественного упорядоченного начала может служить таблица Менделеева, то мы можем сравнить эти два противоположных начала.         
         Сравнивая начало слов - алфавит с началом веществ - таблицей Менделеева, можно предположить, что порядок в таблице относится не к именам химических элементов, а к самим химическим элементам, расположенным в определённом порядке по одному. И это имена не ощущений химических элементов, а самих элементов, корпускул веществ.    
         Поскольку за буквами ничего, никаких вещей нет, они есть за именами, словами, то и нет в алфавите порядка.
         А вот имена, слова можно упорядочить в соответствии с порядком вещей, химических элементов, поскольку они имеют не только однородные, но и разнородные свойства. С одной стороны, поскольку в них одна и та же вещественная субстанция, они едины, с другой, особенной, отличительной стороны – нет. Вещи противоречиво дуалистичны для нас, для нашего мышления.
         Однако есть сомнение, поскольку нельзя окончательно решить, то ли дуализм вещей передаётся нам, нашему мышлению, то ли врождённая дуалистичность, амбивалентность нашего мышления выставляет вещи в этом свете.
         И вот получается, что нужно выбрать одно из двух, так как третьего не дано, согласно традиционной логике. Мы должны выбрать, либо мышление первично, либо вещь первична. Но если мы осмелимся нарушить традиционную логику, то предложим дуализм, в котором первичны и мышление и вещь.
         Но, увы, хотя за буквами алфавита, на втором плане вещей нет, и поэтому объяснять причину отсутствия прядка не надо, некоторый порядок среди букв всё же есть. Буквы систематизированы. Есть множество, ряд гласных букв и стоящих за ними звуков, есть множество согласных, ряд глухих и ряд звонких согласных букв и стоящих за ними звуков.
         В результате возникает вопрос, звуки букв сами по себе систематизировались, если возникли естественным путём, стихийно, если им не была предпослана мысль?
          Но даже если всё это случилось стихийно, а потом было открыто, то как это объяснить? Тем, что предпослана была мысль, но не человеком? Человеку это лишь открылось?
          Также вот учёные открыли первобытнообщинную экономическую формацию, но её не создавали. Поэтому они решили, что она возникла стихийно, естественным путём, а не научным путём. И деньги как бы никто не изобретал, они возникли стихийно вместе с товарообменом. И вообще, по мнению учёных, весь донаучный период развития общества и знания был стихийным.
         Тем не менее, и в донаучный период времени люди умели мыслить и изобретать, думать и придумывать. Поэтому этот тип ненаучного мышления можно было бы считать стихийным, если бы не философия с философами вроде Пифагора, зачавшего математику и Эвклида, зачавшего геометрию.
         Ну, тогда можно предложить, что до появления философии был нефилософский, мифологический тип мышления.
         Так мы постепенно стали подбираться к мысли, что мышление зародилось стихийно. Но стихийно ли мышление само по себе, если в мышлении о мышлении – в логике были открыты законы и порядок? Можем ли мы говорить, что мышление есть стихия, природа?
         Поскольку официальная, традиционная философия не может объявить, что мышление есть природа, она объявляет, в одном случае, что мышление первично, во втором случае, что природа первична. В результате эта традиционная философия подразделяется на материализм и идеализм.
         Вот и языковеды не могут сказать, придуман язык, или нет, так как буквы это искусственные знаки, имеют искусственное происхождение, а звуки имеют естественную, волновую природу. И если мы применим апофатику и снимем с языка все его предикаты: слова, значимые части слов, буквы – все знаки и их значения, то нам откроется другое значение звуков, не имеющее отношение к языку.
         Откроется, что у языковых звуков, знаков не такое назначение, нежели просто у звуков природы. Иное назначение и у предметов природы, используемых как орудия труда. Так заострённая палка стала копьём. Это второе, иное назначение предметов проявилось и в предметном письме, примером которого служит послание скифов персидскому царю Дарию I. Письмо свидетельствует также о появлении предметно-символического мышления у людей вслед за предметным мышлением.
         В общем, с предметно-символическим мышлением открылось придуманное назначение и поэтому значение предметов природы. Когда на следующей ступени своего развития мышление стало абстрактно-символическим, символ отпал от предмета. Предметные письма ушли в прошлое.
         Таким образом, можно думать, что первоначально, до человека не было слов, не было и проблемы, являлся ли предмет словом. А когда появился человек, вместе с ним появились слова, имена предметов и с ними двузначность или двойное предназначение предметов.
         Короче говоря, нам не остаётся ничего другого, как предложить трудовую теорию происхождения языка, в которой появление труда связано с появлением орудий труда, с их изобретением, то есть с появлением изобретательской способности. Думается, без этой способности все природные задатки языка и другие языковые способности человека не реализовались бы в полной мере.
 
Заключение
         Ничего не происходит без нужды. Человек нуждался в языке: ощущал его отсутствие, что он не дан в ощущении, сознании. То есть язык существовал вначале в форме нужды, которая принуждала создавать его из природного задатка.
Так от трудовой теории мы продвинулись к «Философии нужды».
Монография. Философия нужды (Александр Витязев) / Проза.ру (proza.ru)