Русская литература

Прав был всё-таки Розанов. Нам туфля Обломова закрыла собою всё, чем можно и должно было гордиться, в истории. Да, великолепная литература, великие писатели. Но о чём они? Это ведь всё мелочь. Нарочно о ничтожестве. Казаки — тема не хуже рыцарства. Это были люди, всю жизнь проживавшие как сплошной подвиг. Кроме «Тараса Бульбы», о них кое-как, мельком. Кто из великих достойно, красиво описал это? Героизм. Подвиг. Стихия. Воля. И где это в литературе? Или раскольники? Десятки тысяч сожгли себя. Это пример фанатизма. Но и веры. А «бегуны». Их метафизический, культурный, социальный бунт. Необразованные они иными путями обретали мудрость. Кто их воспел? Кто хоть задумывался о них, не снисходительно, не как о бестолковых «сектантах»? Почему только австрийский писатель, а не русский, понял, прочувствовал, восхитился? Староверы — ничуть не менее интересны, чем какие-нибудь махасиддхи, парсы, сакья с гелуг-па, чем иогины и брамины (недаром иисусову молитву приравнивали к чтению мантр). А всё это у нас под боком. Было. Без выпячивания. Тихо, мирно, искали себе истину, обретали, хранили, берегли. Но писатели дальше «хлыстов» не заглядывали. Неинтересно. Да и непонятно. «Бегуны»? Кто такие? Зевок. Ермак Сибирь покорил? Ну и пусть себе. Неинтересно. Кто написал о Некрасове, который Игнат, а не Николай? А Скобелев? Подумаешь, Болгарию освободил. Кто из Великих Русских собственно интересовался русскими? Толстой что ли, с его рубахой и лаптями? 
Нарочно   о   ничтожности жизни.   Вскрывают  этот  «гнойник»,  копошатся  в нём с садомазохическим удовольствием. Мы заразили этим и Европу, западную литературу. Весь экзистенциализм вышел из Достоевского. Описывая ничто и абсурдность нашей обыденной жизни, вскрывать Ничто и Абсурд мира. Через мелочи. Выводя из мелочей, ища в них, символ чего-то высшего. Так думали. И ошибались. Ошибались и ученики, и учителя. Мелочи жизни затмили Великое, что в ней ещё было. Теперь уже нет. Нет ни великих людей, ни великих героев, ни великих идей, ни великих романов. Величие ушло из жизни. В Наполеоне теперь более интересует его треуголка и серый китель, и какими болезнями он страдал. Пётр стал анекдотичен. Говоря о Александре Македонском, хихикают над его пристрастиями. Великий Палач Сталин опустился до трубки и усов. Нам уже не надо брать лупу. Мы и так без лупы видим всё в уменьшенном значении. Русская литература сделала нас такими. Мы измельчали. «До чего изгадился русский человек, до чего измельчал» — типичное в русской литературе. А кто его таким сделал?