Твой. Без цензуры... Глава 90

Все пропало, все неверно
Пару слов я хотела сказать
Промолчать будет верным
Так хочу от проблем убежать

Assenssia feat. Mereers — Каждый раз

Думать и разговаривать было лень обоим. Поэтому чтобы их диалог не затух окончательно, возясь с вещами, эти двое изредка о чем-то переговаривались между собой, ограничиваясь короткими фразами.

В любом случае оставаться здесь надолго было небезопасно. Они должны были покинуть это место, а сам Глеб — обратиться вдобавок в травмпункт. На что поспешил вскоре намекнуть Чеховой, с особым энтузиазмом помогая ей одеваться.

Особенно едва дело дошло до застегивания её бюстгальтера, о чем ранее не могло быть и речи. Он и представить себе не мог, что однажды у них дойдет до такого, что Чехова позволит ему когда-то касаться её нижнего белья. И не просто касаться, но ещё и снимать его с неё и надевать обратно.

Не имея ничего против необходимости снова и снова изучать её тело, становившееся податливым только в его объятиях, Глеб, разумеется, ответил на её инициативу, достойно справившись в поставленной задачей, будто они жили вместе двадцать лет и он научился справляться с её вычурным бельем безо всяких проблем. Гордеев своими толстыми пальцами уже б давно запутался в этих крючках и пуговицах, понятия не имея, зачем женщины носят такое вычурное белье.

Для него было лучше, если бы они носили обычные панталоны, а то и вовсе обходились бы без белья.

Для него раздевание женщины, собственно, как и её одевание, было целой наукой, в чьих нюансах он не особо разбирался, умело орудуя лишь скальпелем по телу неподвижных больных под анестезией.

Было вообще удивительно, как его жена выдержала с ним столько лет совместной жизни, свыкнувшись с его таежно-комариной романтикой и обращением с женщинами как со стахановскими ударницами или наложницами гарема, которые сами должны были предложить себя «хозяину» безо всяких прелюдий и романтики.

Да, Чехова не просила Глеба о помощи с её нижним бельем, но и так просто отказываться от его услуг она не могла, став невероятно рассеянной после пережитых ею сильных ощущений, отчего ей до сих пор было не по себе. Иначе сам процесс одевания мог занять целую вечность.

На его телефоне светилось тысячу пропущенных звонков от матери, но сам он не особо торопился ей перезванивать и ставить её в известность относительно своего нынешнего места нахождения. В противном случае от её расспросов не будет покоя.

Ему же хотелось как можно дольше сохранить ту благостную атмосферу уединения, которую они пережили вместе с Чеховой, никогда ранее не представляя, что ему будет так хорошо с этой девушкой. Причем не только на физическом уровне. 

Надевая свою легкую куртку, она принялась застегивать на ней пуговицы, когда убрав в сторону её руки, Глеб сделал это за неё, любуясь её удивительным выражением лица. По нему он не мог прочитать, что она испытывала, но так тихо и смирно Чехова не вела себя ещё никогда, с каким-то трепетом следя за перемещением его рук.

Перехватывая её случайный взгляд, он только сейчас обнаружил, какие искры светились в её глазах, отмечая про себя, что если раньше она была просто хорошенькой, то теперь стала по-настоящему привлекательной. И что именно поспособствовало подобным переменам, догадаться было несложно. Она любила и была любима, потому и светилась от счастья и переполняющих её положительных эмоций.

— Не замерзла? — спросил Глеб, застегивая на ней последнюю пуговицу и все также не отрывая от неё взгляда.

Чехова молча кивнула, улыбаясь неподдельной улыбкой. Теперь ей по-настоящему было тепло. Да и замерзнуть с таким парнем было нереально! И словно опасаясь, как бы от нахлынувших чувств на него не снизошло вдохновение для «второго раунда» в их бурных любовных играх, что было рискованно в его состоянии, (иначе они никогда и не доберутся до дома), Чехова напомнила ему о поездке, кивая в сторону шоссе.

— Как хочешь, — бросил он, убирая прочь ладони, но ненадолго задерживая их на её теле, как бы невзначай проходясь пальцами по его контурам.

Сделав вид, будто она ничего не заметила, но ранее никогда не позволяя ему такого, Валерия уставилась вперед. Поясница все ещё побаливала, но она больше не обращала на это внимание.

Эти неудобства она будет испытывать ещё как минимум пару дней.

Единственное, что теперь ей будет сложно объяснить Алле Евгеньевна, отчего у неё слегка видоизменилась походка и почему она постоянно растирает ладонью поясницу, слегка отбитую приборной панелью.

Как бы та не заподозрила её в невесть чем, всегда косо глядя на них с Глебом, если они где-то задерживались, приезжая домой вместе. Сегодня в этом плане они установили свой первый рекорд, а она походу слегка травмировала поясницу. Но Глеб тоже пострадал, получив травмы иного происхождения, в которых не было ничего эротического. Тем не менее, эта женщина обладала такой степенью проницательности, что даже если бы она и не застукала её тем утром в спальне у своего сына, то рано или поздно все равно догадалась, что эти двое любовники, пристально следя за их неуловимыми жестами и, в целом, той атмосфере, которая окутывала их в момент общения друг с другом.

Женщины такое быстро чувствуют, а ревнивые матери тем более. Даже Дениска догадался, что на самом деле происходило в отношениях его сестры и Глеба, всего лишь делая вид, будто эта тема его не интересует.

Тем более ему было лестно осознавать свое сводничество, и то, что эти двое пошли у него на поводу, будто неосознанно действуя по его подсказке. Как результат, им обоим это пошло на пользу. А раз его сестра была счастлива, стало быть, он тоже был счастлив за неё. И чем больше Глеб, по мнению подростка, будет заниматься Леркой, тем меньше у неё будет оставаться времени на контроль его досуга, что позволяло Денису беспрепятственно лазить по даркнету, покупая там по недешевым ценам новинки компьютерных игр.

«Только вы там поосторожнее», — на всякий случай предупреждал он свою сестру, заявляя, чтобы она не сильно теряла голову в порыве любовной суеты, потому что настроя нянчить племянницу или племяннику раньше времени у Дениса пока не было. Устроенная личная жизнь сестры — это, конечно, хорошо, но в свои неполные четырнадцать лет становиться «дядюшкой» ему пока не хотелось.

«Хорошо, хорошо, будет так, как скажешь», — улыбаясь, обещала ему Валерия, прекрасно понимая, на что он намекал. Но как все могло сложиться на самом деле, этого она ему гарантировать не могла. В любом случаев впредь им с Глебом придется быть настороже, если не хотели раньше времени обрадовать его мать внуками. От чего та, конечно, будет не в восторге.

Гораздо сложнее ей было объяснить все Рудаковскому, который до сих пор не мог смириться  с её отказом, игнорируя знаки внимания запавшей на него Вали Шостко.

Вообще странным было даже то, что она вспомнила о его существовании лишь сейчас, запамятовав, как на днях к ней обращалась сама Шостко, расспрашивая, как надо обращаться с Вовкой, чтобы он во всем её слушался, на что она ей ответила, что ему как раз таки не надо ничего не объяснять, а сразу рявкать на него, тогда и будет результат.

Как знать, может у неё и вправду получится помириться с Рудаковским после того случая в больнице?! 

Может к нему уже вернулся рассудок и ей будет с ним о чем поговорить?!
Это выглядело странно, но тогда принимая из рук Смертина галстук с надписью «25 см» внизу как свой последний шанс закадрить именно её, Вовка даже не догадывался, что из всех девочек группы на него клюнет Шостко. Но и её тоже можно было понять. Столько лет без пары и отношений…

Особенно на фоне того, кто к середине обучения все начали стремительно разбиваться на пары. Как бы в такой ситуации не остаться одной! Вот она в Рудаковского и вцепилась.

Да, Пинцет был далеко не парнем мечты ни по внешности, ни по финансам, и даже по результатам мозговой деятельности, но для неё такой кавалер был в самую пору. Уж лучше с таким, думала она, чем куковать одной, не зная, как обустроить свой досуг.

Одному только Рудаковскому была не совсем по душе её симпатия. А вмешательство в их отношения с Шостко его пациентки —  некой модельки Лики Пьяновой, только усугубило ситуацию, окончательно убедив старосту их группы вцепиться в него всеми конечностями и ни в коем случае его не упускать.

Так что знай он заранее, что все сложится именно таким образом, и что на галстук Толика клюнет именно Шостко, никогда бы не стал его надевать и вообще ввязываться в эту авантюру.

Теперь уже сложно было повернуть время вспять, равно как и отвергнуть  одногруппницу. Шостко бегала из-за него по всем своим подружкам, спрашивая совета в обхождении с парнями.

Особенно часто она стала контактировать с  Чеховой, знавшей, как им управлять. Последняя была в курсе рычагов давления на бывшего друга. Знала, как воздействовать на него, чтобы заставить делать то, что хотела именно она. 

Дорога назад заняла не слишком много времени, и приготовившись обсудить за время поездки с Глебом немало, Валерия была слегка огорчена, узнав, что они почти въехали на территорию своего провинциального городка, держа курс в знакомое место.

В частности, ей хотелось обсудить вопрос, связанный с дальнейшими их отношениями и тем, что скажет он своей матери, которая застав их вдвоем, вряд ли одобрит её присутствие в жизни сына. Будет ли он по-прежнему считать её своей «сестрой» или начнет наконец называть «любимой», поставив об этом в известность окружающих.

Интуиция, правда, подсказывала ей, что группа скорее всего уже и так в курсе их отношений. От Рудаковского, который обзавелся в последнее время привычкой подслушивать чужие разговоры и не держать рот на замке. Тем более он давно хотел отомстить Чеховой за отказ. А тут такая возможность запятнать её репутацию... Не грех было упускать подобное!

Но Чехова тоже была хороша, не претендуя ни на что другое, кроме как называться «любимой», пообещав Глебу уговорить его отца развестись с Аллой, и жениться на нем уже самой, чтобы стать его сыну не «сестрой», а «мамочкой». Тогда Денис станет Глебу «дядей». Чехова не могла удержаться от циничных шуток, поражаясь своему свойству перечить ему во всем, едва дело доходило до подобных разборок.

А что? Олег Викторович был мужчиной ещё хоть куда! Перспективный, главврач больницы, хорошо зарабатывает и готовит, и, в отличие от жены, обладал понятием совести и добропорядочностью, коими сама она была лишена, отхватив себе в свое время такого супруга. Не мужчина, а золото!

Как раньше она не разглядела в нем всех этих качеств!

Знай она, что все обернется таким образом, обратила бы внимание на него самого, а не его сына. Тем более, по её мнению, Олег Викторович был недостоин такой женщины как Алла. А разница в возрасте Чехову не пугала.

Сумела же она когда-то найти общий язык с Гордеевым, который тоже был давно не мальчиком, значит и с миролюбивым Лобовым-старшим тоже не должно быть проблем. И хотя Глеб прекрасно осознавал, что она шутила, преследуя цель его позлить и заставить лишний раз к кому-то приревновать, её намек был им понят однозначно.

От одной лишь абсурдной мысли, что его родители могли подать на развод, а Чехова жениться на его отце, ему становилось не по себе. Но не собираясь отставать от неё по части ехидства, раз она сама начала эту тему, приободрившись после любовной деятельности, он вдруг заявил, что даже такой расклад дел его ни капли не смутит, потому что тогда ему придется спать уже не с «сестренкой», а со своей молодой «мамочкой», пока его настоящие родители будут устраивать каждый собственную жизнь.

— Пошляк, — слегка зардевшись, ударила его кулаком в плечо Чехова, будучи уже не рада, что вообще начала этот разговор.

Между тем, после его заявления её снова охватило странное возбуждение, чего ранее за ней не водилось.

— А что такого? «Инцест — дело семейное», — ничуть не смутившись, насмешливо бросил Глеб, поворачивая руль. — Тем более нам с тобой не привыкать. 

— И что же мы будем делать потом, когда люди узнают о наших отношениях, весьма далеких от отношений мачехи и её приемного сына? — осведомилась Чехова, обрадовавшись, что данная тема нашла отклик в его душе.

Иначе он вряд ли бы стал ехидничать, вновь опускаясь до непристойных разговоров.

Услышав её, Глеб на миг задумался. Сейчас у него не было готового ответа, но его это не смущало. Вместе они обязательно что-нибудь придумают.
 
— Сначала мы подождем, когда ты закончишь учебу и сдашь зачет, — отозвался он спустя время, хитро улыбаясь, — потом мы поедем отмечать это событие во время кругосветного путешествия, где будем только ты и я. Никаких родителей и Дениса.

— Как интересно, — проронила Чехова, частично догадываясь, к чему он клонил. 

— Днем мы будем гулять по городам, посещая различные выставки и экскурсии, — коварным тоном продолжил Глеб, забыв и про свое ранение, и про все на свете, как с ним бывало в компании Чеховой. — А к вечеру снимем отдельный номер в отеле с двуспальной кроватью и шампанским... Потом я тебя там запру...

— Зачем? — удивилась Чехова, внимательно следя за ходом его откровенных мыслей.

— Чтобы Гордеев не украл! — отчеканил Глеб, не любивший, когда его отвлекали на самом интересном месте. — Итак, я запру тебя в номере, а сам поеду закупиться едой…

— Я потрясена.

— А когда вернусь обратно, то приму душ и не вытираясь, зайду обнаженным в спальню, где обнаружу тебя спящей… Потом я осторожно приподниму простыню, которой ты будешь тогда укрыта и попробую стащить тебя с кровати…

— … за что получишь от меня по голове, — отозвалась насмешливо Чехова. — И это отучит тебя от привычки вламываться без предупреждения в спальню к посторонним людям…

— Да, ладно, ударит она меня! Скорее я тебя оглушу, чтобы ты мне не опиралась, а потом я затащу тебя в ванную комнату, где став под душем…

— … я позволю тебе сделать со мной все, что ты захочешь, — вставила свои пять копеек в его болтовню Чехова, заранее представляя себе эту картину.

— Потом мы переместимся в спальню, где продолжим заниматься любовью до утра, — добавил Глеб, прерывая ход её мыслей, — заснув в обнимку, когда устанем. 

— А что будет потом, когда мы проснемся? — спросила Чехова, находя его мысли об их совместном будущем созвучными с её собственными.

— Мы будем разговаривать о нас, и в частности, о тебе, — подытожил Глеб, подъезжая ко двору дома. — Если бы ты знала, как многого я хочу о тебе узнать... Не беспокойся, о своем прошлом ты расскажешь мне только то, что сочтешь нужным. Я не буду задавать слишком много лишних вопросов.

— Прошлое уже неважно, — вздохнула Валерия, откидываясь на спинку сидения. — Считай, что с этого момента его больше нет. Но если ты хочешь, чтобы я рассказала что-то о себе, тогда тебе придется сделать то же самое. В конце концов, должна же я знать, что предпочитаешь ты на завтрак…

— Ты собираешься принести мне завтрак в постель? Ого! Это так на тебя непохоже!   

Чехова утвердительно кивнула. Ничего, подобный опыт у неё уже имелся. Благо, после общения с Гордеевым она узнала о существовании такого экзотического напитка как «Жэковский кипяток на разлив». Почему бы ей не угостить им сводного брата и тем самым не отомстить ему за давнишние над ней издевки?!

Во всяком случае, она постарается скрыть от него настоящее имя автора столь незамысловатого напитка. Все-таки зря Глеб надеется, что это будет именно кофе…

— Тогда я буду вынужден разложить тебя прямо на той постели, — заявил он, останавливая машину и заглушая мотор.

— Извращенец,— проронила она, когда потянувшись к ней, Глеб хотел было снова её поцеловать, но в этот момент в окне появился знакомый силуэт.

Будто кто-то за ними оттуда наблюдал. Заметив это, со словами «Не сейчас», Валерия оттолкнула его от себя. С удивлением на неё покосившись, Глеб тоже отстранился от своей спутницы, и, обнаружив, как за окном кухни кто-то поправил занавеску, а потом исчез, мгновенно понял, в чем было дело, и что именно повлияло на такое строптивое поведение Чеховой.

Если бы они находились в другом месте, не здесь, где за ними могла следить его мать, она наверняка бы разрешила ему себя поцеловать.

На кухне действительно суетилась Алла, не находя себе места от скуки и безделья.

Научившись более-менее обращаться с костылями, она уже без посторонней помощи перемещалась по дому, и устав в один прекрасный момент томиться от затяжного ничегонеделания, начинала потихоньку уделять внимание приготовлению завтраков и ужинов для семьи, не понимая, куда все подевались сегодняшним вечером.

Глеб не брал трубку, муж тоже не отвечал. Тем не менее она была уверена, что с ними все в порядке, начав испытывать легкое беспокойство, когда те так и не дали о себе знать, когда часы в гостиной показывали восемь вечера.

Услышав гул мотора на улице, женщина воспрянула духом. И пытаясь убедиться в правильности своих догадок, не удержавшись, Алла подошла к окну, рассматривая сквозь него происходящее во дворе.

Машину Глеба она узнала сразу, вот только оттуда почему-то никто не спешил выходить, из чего она сделала вывод, что он был не один.

Готовая простить ему любую выходку, даже его странную привязанность к Чеховой, к которой она не испытывала больше ненависти, Алла успокоилась, и будучи рада, что все так хорошо сложилось, приняла решение признаться ей в своей причастности к смерти её родителей, но на собственном смертном одре. Значит, произойдет это не скоро.

— Со мной не пропадешь, — заявил Глеб, обнимая свою спутницу одной рукой, а второй помогая ей выбраться из машины. — А пропадешь, не пожалеешь…

Последние слова он переадресовывал скорее самому себе.

Улыбаясь, Чехова подала ему руку, и не переставая удивляться, откуда у этого парня вообще брались силы для галантных поступков, она покинула авто, неторопливо устремляясь с ним к крыльцу.

Теперь тот факт, что их могла видеть Алла, её больше не пугал и не смущал. Глеб же чувствовал себя счастливее некуда, несмотря на ранение. Потому что вместе с Чеховой он обрел наконец то, к чему безуспешно стремился все это время…

В его жизни появился смысл. Быть рядом. Любить. Защищать. Убивать ради кого-то. И даже умереть, если понадобится.

И почему-то продолжая сомневаться в том, сможет ли он справиться с такой, как эта Чехова, пришел к выводу, что почти её укротил, заставив есть из собственных рук, как не получилось сделать ни Гордееву, ни кому-то другому…

Теперь осталось объяснить все матери, а с собственными тараканами он разберется сам. Впереди у них с Чеховой была целая жизнь; они обязательно что-нибудь придумают. Придумают, как жить дальше.

Главное, что теперь она была рядом, а с остальным они справятся. Вместе.

          
            THE END