Любовь Высшей Красоты Глава 3. Ташкент

После нашей встречи с Ириной в августе 1972 года в Крыму в моей жизни произошло много разных событий. Но главным из них я считаю перевод меня в 1976 году в Москву на должность начальника отдела Центральной Военно-врачебной комиссии министерства обороны СССР.

В декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан с задачей оказать помощь правительственным войскам в борьбе с вооруженными формированиями афганских моджахедов. Началась затяжная война. На военную медицину в целом и на Центральную ВВК конкретно, особенно на отдел, который я возглавлял, свалилась гора новых и сложных задач. Все офицеры отдела напряженно работали над проектами приказов министра обороны и многочисленных инструкций по медицинскому обеспечению «ограниченного контингента советских войск». Скажу честно — с этим «ограниченным» контингентом военно-медицинская служба получила «неограниченное» количество различных и очень сложных проблем.

Летом 1982 года группа инспекторов во главе с председателем Центральной ВВК генерал-майором медицинской службы Баранником Владимиром Алексеевичем, моим сокурсником по Харьковскому мединституту и Военно-медицинскому факультету, прилетела в Ташкент с задачей проверить состояние лечебно-диагностической и экспертной работы в военных госпиталях Туркестанского военного округа. На медицинскую службу округа легла колоссальная нагрузка по оказанию квалифицированной помощи раненым и больным, эвакуированным из Афганистана.

Я был в составе этой комиссии в ранге «начальника штаба» и «главного советника» председателя. Нам предстояло проверить окружной военный госпиталь в Ташкенте и гарнизонные госпитали в Самарканде, Ашхабаде, Кушке. О результатах проверок указанных госпиталей я ничего писать не буду, а расскажу только о неожиданной встрече.

Можете верить мне, можете не верить, как говорят «это ваши проблемы», но в окружном госпитале я встретил Ирину. Прошло десять лет после нашей встречи в военном санатории в Крыму. Внешне она изменилась — заметно похудела и, как мне показалось, выглядела гораздо старше своего возраста. Правда, большие голубые глаза, пушистые ресницы, нежная еле заметная улыбка, как у Джоконды, и ямочки на щеках остались прежними.

Понятно, что я и она обрадовались этой встрече. Но выразить в тот момент друг другу свои тёплые чувства не могли, поскольку встретились мы в палате во время обхода нашей комиссией кожного отделения госпиталя. Когда члены комиссии уже уходили в другое отделение я успел сказать ей:
— Никуда не уходи, жди меня в ординаторской. Я обязательно приду.

О том, какие эмоции были в ординаторской после того, как я пришёл туда, рассказывать не стоит. Когда страсти неожиданной встречи немного остыли, Ирина сказала мне:
— Толя! Мы столько лет не виделись с тобой. Нам есть, о чем поговорить, но здесь пообщаться нам не дадут. Рабочий день скоро закончится, и я предлагаю тебе поехать ко мне домой. Сегодня я одна. Мы спокойно поговорим обо всем и просто побудем вдвоём. Ты, наверное, уже давно забыл, а я до сих пор помню, как ночью в Алма-Атинском госпитале, когда я вызвала тебя к больному, ты говорил мне или даже напевал красивые слова: «мы вдвоем, поздний час, входит в комнату молчание».
— Поразительно! Какая у тебя память, Ирина! — сказал я.
— Такие слова, Толя, сказанные тогда тобой, забыть невозможно. Если не захочешь остаться у меня ночевать — поедешь в гостиницу. Согласен? Ко мне поедем на моей машине.

Я хотел спросить у неё почему она вдруг одна, почему готова оставить меня на ночь, и где её дочь, муж, но промолчал и сказал:
— Ирина, я с удовольствием поеду к тебе, но что подумает мой генерал, если я не появлюсь в гостинице? Он же наверняка скажет мне свою любимую шуточку: «самолёт не успел приземлиться, а ты сразу по бабам».
Ирина засмеялась:
— Глупости! И не по «бабам», а по знакомым врачам. Честно скажи ему, что ты встретил женщину, с которой когда-то работал в Алма-Атинском госпитале.
Я согласился с её предложением, пошёл в управление госпиталя, нашёл там генерала и сказал ему, что вечером пойду в гости к своей знакомой, которую встретил в кожном отделении госпиталя, и вернусь в гостиницу поздно вечером, а, может быть, утром. Он удивлённо вскинул брови:
— Интересно, с кем это ты встретился? Ну, ладно. Иди. Потом расскажешь, где и с кем гулял.

Ирина на своей машине повезла меня к себе домой. По дороге мы заехали в универсам, купили что-то из продуктов, торт и вино. Жила Ирина в прекрасной трехкомнатной квартире, недалеко от госпиталя, почти в центре Ташкента. В квартире никого не было, но я не стал задавать её вопросы о муже и дочери. Ирина быстро приготовила ужин, накрыла стол. Мы выпили вина за встречу после долгой разлуки, поужинали, сели на диван, и Ирина, прижавшись ко мне, сказала:
— А теперь, мой дорогой, рассказывай, как ты жил эти десять лет, как оказался в Москве. Короче, рассказывай всё, всё и, пожалуйста, подробно.

Я перебил её: — Нет, сначала расскажи мне, как ты оказалась в Ташкенте? Я хорошо помню, что, когда мы встретились в Крыму, ты говорила о переводе твоего мужа в Термез? Правильно?
Она вдруг как-то тяжело вздохнула и ответила:
— Да, Толя, всё правильно. Ну, хорошо. Тяжело вспоминать, но я расскажу тебе что было со мной за это время, а потом ты расскажешь мне о себе.
— А почему тяжело вспоминать? — спросил я.

— Сейчас поймёшь. Три года мы жили в Термезе. Мужа повысили в должности, получил звание полковника, и его перевели в Ташкент, в штаб округа. Так мы снова оказались в этом городе. Получили квартиру, жили нормально, как все люди. Муж служил, я работала, дочь училась. Когда в декабре семьдесят девятого наши войска вошли в Афганистан, мужа буквально через несколько дней отправили туда, а через три месяца, в конце марта, — она замолчала, заплакала и сказала, — он... погиб. Машина подорвалась на мине. Все, кто был в машине, погибли.

Когда она произнесла это страшное слово: «погиб», я просто оцепенел. Но быстро пришёл в себя, начал успокаивать её, обнял, говорил какие-то слова утешения, выразил соболезнование. Видел, как тяжело даются ей эти воспоминания. Постепенно Ирина успокоилась и продолжила свой рассказ:
— Тела всех погибших доставили в Ташкент в цинковых гробах. Ты, наверное, знаешь, что их называют «груз 200», — на самолете, у которого тоже страшное название: «Черный тюльпан». Вскрывать гроб не разрешили, похоронили с воинскими почестями. Вот так два года назад я стала вдовой. Ты не представляешь, как мне было тяжело тогда, и как я пережила всё это — сама не знаю. Депрессия была ужасная, не хотела жить.Слава Богу, дочь и коллеги помогли выбраться из этого кошмара.
— Представляю, Ирина, очень хорошо представляю.

Мы помолчали несколько минут. Чтобы как-то отвлечь её от тяжелых воспоминаний, я спросил:
— Ты осталась одна с дочерью?
— Да.
— По-моему она училась в мединституте?
— Дочка окончила институт, ординатуру. Сейчас работает терапевтом в Республиканской больнице.
— Замужем?
— Нет. Не успела. Жених тоже оказался в Афганистане. Командует там ротой, а мы здесь с ней переживаем, она — за жениха, а я—за будущего зятя. Я всегда была убежденной атеисткой, а когда схоронила мужа — пошла в церковь. Молю Бога, чтобы он помог зятю остаться в живых. Ты знаешь, когда я прихожу в хирургию осматривать поступивших раненых, у нас ввели такой порядок, и вижу искалеченных молоденьких ребят, мне становится страшно. Всякий раз думаю, прости господи, за каким хреном мы полезли туда? Что мы там забыли? Ты — представитель минобороны, можешь ответить на мой вопрос?
— Нет, Ира, не могу. Помнишь, как в армянском анекдоте: «сами удивляемся»? Члены Политбюро ЦК КПСС сказали, что друзьям афганцам потребовалась «интернациональная помощь». Войти в Афганистан мы вошли, а вот, как и когда выходить будем… один Бог знает. Отечественная война через четыре года закончилась, а здесь воюем уже третий год и конца не видно.

Никто не знал тогда, что война будет продолжаться почти десять лет и, что наши безвозвратные потери составят около пятнадцати тысяч человек.

Ирина продолжила рассказ:
— Мальчишки не хотят воевать неизвестно за кого и за что. Некоторые стреляют себе в руки, ноги, чтобы только вырваться из того кошмара и вернуться в Союз. Следователи в хирургии каждый день работают. Допрашивают раненых. Ищут членовредителей. Страшно, Толя, страшно мне, — и у неё по щекам потекли слёзы. — Ну, ладно, хватить о войне. Всё равно мы с тобой ничего не изменим. Рассказывай лучше, как ты жил все эти годы, когда и как оказался в Москве. Мне интересно буквально всё.

Мы очень долго говорили с Ириной. Вспоминали Алма-Ату, встречу в санатории и даже Дальний Восток. Примерно в десять вечера позвонила дочь Ирины. Как я понял из их разговора, её интересовало состояние здоровья мамы. Очевидно, дочь спросила, чем она занимается, потому что Ирина как-то восторженно сказала ей: «А у меня гость. Врач — член московской комиссии, с которым мы работали когда-то в Алма-Атинском госпитале. Не волнуйся, доченька, пока всё нормально. Спокойного тебе дежурства».
Положив трубку, Ирина сказала мне:
— Она волнуется потому, что у меня иногда давление скачет и сердце стало беспокоить.

Было уже поздно. Я встал с дивана.
— Ира! Прости, дорогая, но мне пора возвращаться в гостиницу.
Она посмотрела на меня умоляющим взглядом и тихо, буквально одними губами, прошептала:
— Толя! Не уходи, пожалуйста. Останься. Мне так хорошо с тобой.
И я остался... Предупреждать генерала о том, что я буду ночевать у знакомой, не стал. Телефона у него в номере не было, а звонить дежурному администратору и просить подняться на этаж, где он жил, посчитал неуместным. Мы допили остатки прекрасного вина, долго рассматривали фотографии в семейном альбоме, а потом... оказались в одной постели.

Утром во время завтрака я спросил у нее:
— Как ты думаешь жить дальше? Планируешь выходить замуж или так и останешься одна?
— Пока не знаю... Дочка, знакомые и коллеги советуют попробовать создать новую семью, а не замыкаться «в скорлупе». Знаю, что есть очень хороший свободный мужчина, мой ровесник, которому я нравлюсь, но соединим мы свои судьбы или нет — не очень уверена. Когда жизнь уже перевалила «за полтинник», принимать такие ответственные решения очень трудно. Буду думать. А, может быть, просто стану бабушкой и буду нянчить внуков. Не знаю...

Она замолчала, посмотрела на меня, улыбнулась и произнесла:
— Эх, Толенька, был бы ты свободным и предложил мне выйти замуж за тебя, я бы, не задумываясь, согласилась.
На следующий день наша комиссия улетела в Самарканд, а затем на военных вертолётах мы полетели в Кушку и Ашхабад. В Ташкент комиссия почему-то не вернулась, и я улетел в Москву, не попрощавшись с Ириной.
Но та прекрасная ночь безумной любви, которую мы с Ириной подарили друг другу, осталась в моей памяти навсегда.

Фото из интернета. Продолжение - http://proza.ru/2024/05/13/573