Любовь Высшей Красоты Глава 4. Москва

Фото из интернета. Москва. Ясенево. Улица Вильнюсская,8

Прошло пять лет. В декабре 1987 года я уволился из Вооруженных Сил и остался работать в комиссии врачом, служащим СА. Получилось так, что в ЦВВК я оказался самым старшим не только по возрасту, но и по стажу службы и работы в комиссии. Все сотрудники уважительно звали меня «дед», как друзья в далёком детстве, а офицеры, особенно вновь назначенные в комиссию, постоянно обращались ко мне с просьбами разъяснить им сложные вопросы экспертизы военнослужащих.

Однажды ранней весной 1989 года секретарь комиссии Людмила Петровна пригласила меня в канцелярию к городскому телефону. Я поинтересовался, кто меня просит. Она ответила:
— Женщина.
— Жена?
— Нет. Голос вашей жены я знаю.
Я взял трубку, привычно сказал традиционное:
— Алло! Я вас слушаю.
— Анатолий Ефимович? — прозвучало в трубке, и я вздрогнул.

Этот ангельский голос я узнал бы из миллионов голосов! Звонила Ирина.
— Ирина! Это я! Где ты?
— Толенька, дорогой, здравствуй! Она явно торопилась, говорила очень быстро. — Я в аэропорту Внуково. Мы с мужем летим в Сочи. Нам дали «горящую» путёвку. На прямой рейс «Ташкент–Адлер» билетов не достали, поэтому пришлось лететь с пересадкой в Москве.
— Ты вышла замуж?
— Да. Я говорила тебе про этого человека, когда ты приезжал в Ташкент с проверкой. Он тоже полковник, недавно уволился из армии.
— Ты молодец, Ирина. Прими мои поздравления и самые наилучшие пожелания! Счастья вам и любви. Я тоже уволился, но остался работать в комиссии. Как твои дети? Дочь, зять? Всё нормально?
—  По последствиям ранений, полученных в Афганистане, зятя признали годным к службе вне строя. Сейчас он служит в Ташкенте. Толя! И ещё новость: я стала бабушкой. Внук у меня растет. Дочь решила назвать сыночка Володей. В честь отца, моего погибшего мужа. Малыш — прелесть! Скоро три годика исполнится.
— Ты счастлива?
— Очень! Толя! У меня кончились монеты, разговор может внезапно прерваться, но я хочу успеть сказать тебе те слова, которые говорила уже не один раз. Помни, что на свете есть женщина, которая любила и любит тебя самой возвышенной и божественной любовью. Любовью Высшей...

Она не успела сказать слово «красоты». Разговор прервался и в трубке зазвучали короткие гудки. Я положил трубку на рычаг, тяжело вздохнул и, обратившись к молодой сотруднице, работавшей в канцелярии (кстати её тоже звали Ирина), зачем-то спросил:
— Ира! Ты знаешь, что такое Любовь Высшей красоты?
Она удивлённо посмотрела на меня и отрицательно покачала головой.
— Жаль, Ирина. Очень жаль, — сказал я.
* * *
Американский философ, поэт, эссеист Джордж Сантаяна говорил: «Тот, кто не помнит своего прошлого, осуждён на то, чтобы пережить его вновь». Недавно я оглянулся назад, чтобы вспомнить, что произошло в моей жизни за прошедшие почти двадцать лет. Из многих приятных и не очень событий постараюсь выделить главные.

За безупречную службу в Советской армии меня наградили орденом Красная Звезда, присвоили звание заслуженного врача Российской Федерации и высшую квалификационную категорию. Как-то вдруг незаметно напомнили о себе многочисленные болезни. Несколько раз я лежал в госпитале, в том числе, и в реанимации, и в связи с ухудшением здоровья в апреле 2002 года оставил работу. ВТЭК признала меня инвалидом второй группы. Потом тяжело заболела жена и вскоре ушла из жизни. Я остался один. Жил в трехкомнатной квартире в Ясенево. Сын постоянно уговаривал меня продать квартиру и переехать к нему в Зеленоград, а я никак не мог принять такое тяжёлое для меня решение потому, что в этой квартире мы с женой прожили двадцать два года.

Писатель Хемингуэй, когда-то сказал: «Нет человека более одинокого, чем тот, кто пережил любимую». Я пережил свою жену Тамару — она хотела уйти в мир иной первой и ушла, а я остался наедине с тоскливым одиночеством. Долгими вечерами и бессонными ночами я часто вспоминал, что было хорошего в жизни, думал, как одному жить дальше, мечтал.

Мыслей о создании новой семьи, когда тебе уже пошел восьмой десяток, не было, но и одному свой век доживать не хотелось. Иногда из закоулков памяти вдруг появлялся образ Ирины. Вспоминались и первая встреча с ней в Алма-Ате и незабываемые дни в Крыму, и страстная ночь любви в Ташкенте. Несколько раз я видел Ирину во сне и почему-то всегда с чуть заметной улыбкой на лице и ямочками на щеках.

Прошло почти двадцать лет, когда последний раз я слышал её голос. Это было в 1989 году. Она летела с мужем в Сочи через Москву и позвонила мне на работу из аэропорта Внуково. Разговор был очень коротким, но и тогда Ирина успела напомнить мне о своей Любви Высшей Красоты.

Говорят, что чудес на свете не бывает, но оказывается, что иногда они всё же случаются. Вспомнились последние дни сентября 2009 года. Однажды вечером позвонил телефон. Я снял трубку.
— Слушаю вас.
— Толя, это ты?
И... О, Боже, я услышал голос Ирины!
— Да, Ирина, да! Это я!
— Ты узнал меня? Господи! Сколько лет прошло, сколько зим, а ты до сих пор помнишь мой голос.
— Ира! Дорогая, — я узнаю его из тысячи голосов. Рассказывай. Откуда у тебя номер моего телефона? Где ты?
— Я в Ташкенте. Всё очень просто. Позвонила в ЦВВК и попросила пригласить тебя к телефону. Мне сказали, что ты давно уволился. Попросила номер твоего домашнего телефона. Сначала не хотели давать, но, когда сказала, что я врач и работала с тобой в Алма-Атинском госпитале, дали.
— Ты звонишь из Ташкента?
— Да, Толя! Слушай меня внимательно. У меня к тебе большая просьба. Дело вот в чём. Я никогда не была в Москве, хотя мечтала об этом с детства. Точнее, я была только в аэропорту Внуково, когда мы с мужем летели в Сочи, да и то всего несколько часов. Если помнишь, я звонила тогда тебе. Сейчас вот решила на старости лет, помнишь, как говорили о Париже — «Увидеть Париж и умереть», и я тоже решила — «Увидеть Москву и умереть».

— Та-а-а-к! Приехали. С какой такой стати ты решила «увидеть и
умереть»? О какой старости ты говоришь? Перестань. Нам надо жить, красавица. Внуков до пенсии довести. Короче, Ирина, чем я могу вам помочь?
— Не вам, а мне. Я прилечу одна.
— Не понял?
— Я расскажу тебе подробно обо всём потом, когда мы встретимся. Ты можешь встретить меня в аэропорту, помочь устроиться в гостиницу и уделить мне какое-то время и показать Москву? Сама я уже не справлюсь. Москва для меня — дремучая тайга.
— Ирина! Нет проблем, конечно, встречу, на улице не оставлю, всё покажу и расскажу. Только сообщи мне дату вылета и номер рейса. На всякий случай дай мне номер своего телефона.
— Толя, я обязательно позвоню тебе и всё, всё сообщу, а номер телефона записывай.

Она прилетела через несколько дней. Рейс из Ташкента опоздал почти на два часа. Я встретил её поздно вечером в аэропорту Домодедово. Сразу же обратил внимание, что за прошедшие годы Ирина значительно изменилась и, к сожалению, заметно постарела. Но та, какая-то необычайная, дивная красота, которая когда-то много лет назад очаровала меня, осталась. Когда мы получили багаж и пошли на стоянку такси она спросила меня:
— Ну, и куда ты повезёшь меня, на ночь глядя?
— Не волнуйся, дорогая. На улице не оставлю.

Мы сели в машину. Пожилой водитель, включая счётчик, спросил:
— Куда едем?
— В Ясенево, — ответил я.
— Понятно, поехали.
— А где это Ясенево? – спросила Ирина.
— Как в Москву войдете — первая деревня направо, — ответил за меня таксист и засмеялся.

Пока мы ехали Ирина рассказывала мне о своих планах знакомства с музеями, театрами и другими достопримечательностями Москвы. Выслушав её, я сказал:
— Чтобы выполнить всё, что ты наметила надо, как минимум, десять дней, если не больше. Причём с раннего утра и до позднего вечера. Ты готова выдержать такую нагрузку? Машины у меня нет, передвигаться придётся, как говорил Аркадий Райкин, трамвайчиком, автобусом, на метро и такси.
— Не волнуйся, всё выдержу, пешком готова ходить.
— Посмотрим... Как говорят: «Москва слезам не верит», — сказал я.

О себе и семье она ничего не рассказала, а я и не спрашивал. Когда мы подъехали к моему огромному двенадцати подъездному дому на улице Вильнюсской, Ирина с удивлением посмотрела на меня и, как мне показалось, испугано произнесла:
— Так это жилой дом, а не гостиница!
— Не жилой дом, а пятизвездочный отель «Ясенево». Сейчас всё поймешь. Успокойся, дорогая.
— Ты привёз меня к себе домой? – не унималась Ирина. — А жена знает, что ты привезёшь в дом незнакомую ей женщину? Что она скажет?
— К сожалению, теперь уже ничего не скажет, — тяжело вздохнув, ответил я. — Два года назад она умерла. Я живу один.

Ирина буквально онемела, а потом почти шепотом спросила:
— Как умерла?
— Ты — врач, и прекрасно знаешь, как умирает человек.
— Господи! Толя! Ну почему мы с тобой такие несчастливые. Я не говорила тебе, а теперь скажу. Мой муж Алеша три года назад тоже умер. Трансмуральный инфаркт миокарда. Я опять овдовела.
— Прими мои искренние соболезнования...

В лифте мы молчали. Воспоминания о смерти близких нам людей не способствовали общению и заставили нас на какое-то время замолчать.
Поднялись на пятнадцатый этаж, я открыл дверь в квартиру и жестом пригласил Ирину:
— Прошу, мадам! Вот твой отель. Входи, дорогая.

Одну комнату, в которой когда-то жила моя тёща, после её смерти я превратил в мастерскую — рисовал там картины, работал на старом компьютере. Когда мне позвонила Ирина о том, что она прилетает в Москву, я решил предоставить ей эту комнату и все картины, краски, холсты, рамы и этюдник вынес на лоджию.
Ирина с интересом осмотрела всю квартиру. Заглянула в ванную, туалет, на кухню, в спальню и сказала:
— Хорошая у тебя квартира. А картин откуда столько? И все такие красивые. Покупаешь?
— Нет, что ты! Покупать картины — удовольствие дорогое. Хобби у меня такое. Живописью увлекаюсь. Сам рисую. Выполняю заказы детей и внуков.
— Неужели сам нарисовал? – удивилась Ирина и восторженно покачала головой. — Талантливый ты, Толя. Не ожидала. А куда ты поселишь меня?

Я открыл дверь в комнату:
— Вот твой одноместный номер. Будешь здесь жить. Не люкс, конечно, но, думаю, тебя вполне устроит. Располагайся, как дома. Постельное белье я сегодня постелил новое. Два чистых полотенца в ванной, тапочки под кроватью. Всё понятно?
— Понятно, Толя, понятно. Какой ты молодец. Господи! Я так благодарна тебе. Не представляю, что бы я одна сейчас делала ночью в Москве, если бы не ты. Дай я тебя поцелую. Она поцеловала меня, обняла руками за шею, прижалась ко мне своей пышной грудью и тяжело вздохнула.

— А ты тоже молодец, Ира. Отправилась в такой вояж одна. Увидеть Москву и умереть. Надо ж такое придумать! Смелая ты, однако, женщина. Уважаю таких. Ну, ладно, пошли на кухню, я чертовски голоден.

Перед отъездом в аэропорт я сходил в универсам, хорошо отоварился и наполнил холодильник продуктами «под завязку». На кухне я сказал Ирине:
— Засучивай рукава, дорогая подруга, и вперёд с песнями. Думай сама, что мы будем ужинать. Ты не можешь представить, как мне надоела кухня. Я иду сюда, как на эшафот. Говорят, что мужчины самые лучшие повара, но это точно не про меня. И решай, что мы будем пить. Встречу обмыть надо. У меня есть армянский коньяк и кубинский ром.

За ужином мы решили, что сопровождать её по Москве и главным экскурсоводом буду я и, что знакомство со столицей Ирина начнет завтра с посещения Храма Христа Спасителя и Красной площади. Потом мы долго говорили о том, кто и как прожил эти двадцать лет, вспоминали прошлое. Ирина рассказала: «Я уже давно на пенсии. Уговаривали поработать ещё, но я так устала от своих пациентов. Внук окончил школу, поступил в политехнический институт, уже на втором курсе учится. Внучка Оленька скоро окончит школу. Учится хорошо, хочет пойти по моим стопам, но сумеет поступить в мединститут или нет — большой вопрос. Последние годы в институт местных принимают даже с тройками, а русских стараются любым путем завалить на экзамене. Вот как-то так...»

Ирина устала, сказывалась разница во времени между Ташкентом и Москвой, и мы отправились спать. Часы показывали около двух часов ночи.

В том году в Москве и Подмосковье стояла прекрасная осень — солнечная, тёплая и сухая. Ирина радовалась, как ребёнок:
— Слава богу! Бабье лето, а я так боялась, что будут дожди, слякоть и я не смогу по непогоде везде побывать и всё посмотреть.

Я не буду перечислять музеи, театры и другие интересные места, где нам удалось побывать. Несмотря на возраст, Ирина каждый день с энтузиазмом и большим интересом ехала в очередной музей, а вечером мы оказывались в каком-нибудь театре или на концерте. Иногда днем мы возвращались в Ясенево, но чаще, пообедав в кафе или ресторане в центре города, сразу шли в театр, цирк или на концерт. Проблему с приобретением билетов решали просто: если не удавалось купить их в кассе, брали с переплатой у спекулянтов, которые всегда толпились у театров и концертных залов. Возвращаясь поздно вечером домой, мы, уставшие от бесконечных походов по городу, вдвоём шли в ванну, вместе принимали душ, наливали ароматную пену для ванн и долго кувыркались в ней, как малые дети. Это было так забавно и так приятно. Причём, идею совместного приема водных процедур подал не я, а Ирина.

Потом мы ужинали, садились или ложились на скрипучий диван перед телевизором, уточняли программу действий на завтра, и только потом, пожелав друг другу доброй ночи, расходились по комнатам. Я несколько раз предлагал Ирине спать в моей спальне на свободной кровати. После смерти Тамары в спальне всё осталось таким, как было при её жизни, но Ирина сказала мне:
— К тебе в постель я приду с удовольствием, а на место Тамары я лечь не могу, совесть не позволяет. Ты не трогай её кровать, пусть все так и останется в спальне, как было. Это будет напоминание тебе о счастливых минутах вашей совместной жизни.

А однажды вечером Ирина вдруг сказала:
— Давай завтра утром купим цветы и поедем на кладбище к Тамаре. Я испытываю к ней какое-то особое чувство. Вы прожили вместе в мире и согласии пятьдесят три года — больше полувека! Ты не можешь и не должен забывать её. Это великое счастье быть столько лет вместе. Я восторгаюсь такими семьями.

Рано утром мы поехали на кладбище, убрали могилу, возложили свежие цветы. Два больших букета белых хризантем и разноцветных астр, которые так любила Тамара, а потом отправились в город на очередную экскурсию.
Как-то вечером, обсуждая программу на завтра, я сказал Ирине:
— Мы много уже где побывали с тобой, но мне очень хочется, чтобы ты побывала еще в трёх знаменитых культовых культурных местах Москвы. Угадай, о чём я думаю.
— Откуда мне знать, Толя...
— В Большом театре, дорогая, в Кремлевском Дворце Съездов и в цирке на Цветном бульваре или на Проспекте Вернадского. А вот как нам попасть туда, надо подумать. В кассах билеты вряд ли мы достанем. Если брать билеты у спекулянтов мы с тобой останемся без копейки за душой... или без штанов. Правда, есть у меня одна идея. Надо попробовать. Вдруг получится...
— Пробуй, Толя, пробуй. Вот было бы здорово! Большой театр, Кремлевский Дворец... Представляешь, как бы я рассказывала о своих впечатлениях и хвалилась дома, знакомым и подругам...

— Представляю... а план у меня такой. Тамара, Светлая ей память, работала секретарем отдела культуры в редакции газеты «Известия». Там был корреспондент. Звали его Жора. Мы дружили семьями. Он с женой бывал у нас в гостях несколько раз. Мы бывали у них. Жора был хорошо знаком со многими художественными руководителями и администраторами почти всех театров Москвы. Они часто писали в газету о предстоящих премьерах в театрах. Вернее, статьи писал Жора, а они только визировали текст. Кстати, Жора во время Олимпиады-80 доставал нам билеты в Большой на балет «Щелкунчик». Попробую связаться с ним... После того как ушла Тамара, мы давно не общались... Дай бог, чтобы он отозвался и помог нам.

К нашему счастью Жора отозвался и помог. Мы попали в Большой театр, где смотрели балет «Лебединое озеро», и цирк на проспекте Вернадского. Посетить Кремлевский Дворец съездов нам не удалось.

Но всё хорошее когда-то кончается. Царь Соломон говорил: «Проходит всё — пройдет и это». Закончился и визит Ирины. Когда в её списке были вычеркнуты почти все объекты, которые она планировала посетить, Ирина заговорила об отъезде домой.
После позднего ужина, уставшие, мы сидели с ней на диване перед телевизором. Ирина положила голову на моё плечо и грустно сказала:
— Ну, вот и всё, Толенька. Увидела Москву, и можно…  улетать домой. Пора, дорогой, загуляла я в столице.

За всё время пребывания Ирины я даже не намекнул ей о возможности соединения наших судеб, хотя такие мысли были в моей голове. А сейчас вдруг решительно сказал ей:
— Ирина, ты помнишь песню, которую часто пел Вахтанг Кикабидзе?
— Какую?
И я попытался спеть, вернее, красиво продекламировать несколько куплетов:
«Просто встретились два одиночества,
Развели у дороги костёр,
А костру разгораться не хочется — 
Вот и весь, вот и весь разговор.
Осень знойное лето остудит,
Бросит под ноги красную медь,
Пусть людская молва нас осудит,
Не согреть, нам сердца, не согреть».

Я замолчал на несколько секунд, а затем сказал:
— Ты хорошо знаешь, что я очень давно люблю тебя Любовью Высшей Красоты и потому хочу, чтобы ты не уезжала, а осталась со мной. Я предлагаю тебе руку и сердце. Выходи за меня замуж. Пойдем в ЗАГС, хочешь, обвенчаемся в церкви. Оставайся, Ира, будем доживать свой век вместе. Мы встретились с тобой почти сорок лет назад, влюбились друг в друга, но тогда судьба распорядилась по-своему, и мы расстались на долгие годы. Сегодня мы оба одиноки. Ты - одна и я один. Ничто и никто не мешает нам быть вместе. Оставайся, Ира. Когда-то давно в Ташкенте, когда я был у тебя дома и собирался уезжать в гостиницу, ты сказала мне: «Останься. Мне так хорошо с тобой». Сегодня я говорю тебе эти же слова...

Ирина резко повернулась ко мне, крепко обняла за шею, заплакала, долго и страстно целовала, потом отстранилась и тихо сказала:
— Поздно, Толенька, поздно. Наш поезд давно уехал, а мы с тобой, два одиночества, так и остались на перроне станции под названием «Жизнь»...

Через два дня она улетела. Я провожал её в аэропорту Домодедово. Рейс «Москва–Ташкент» улетал поздно вечером. В ожидании регистрации мы с Ириной сидели на скамье в огромном и шумном зале. Мимо нас сновали сотни людей с чемоданами, тележками и плачущими детьми. Мы ели горячие пирожки с капустой и говорили, говорили обо всём и ни о чём, прекрасно понимая, что, возможно, это наш последний разговор.

Пассажиров пригласили на посадку. Мы тепло расставались…
— Прощай, Толя. – сказала мне Ирина, —Теперь мы с тобой, наверное, увидимся только там…— и она со слезами на глазах показала рукой куда-то вверх, на небо.

Я ответил:
— Нет, дорогая, Ира... Я хочу встретиться с тобой не там, на небе, а здесь, на земле. Я почему-то твёрдо уверен, что мы обязательно встретимся снова... Иначе не может быть. Мы должны, даже обязаны быть вместе. И, пожалуйста, никогда не говори: «никогда»... Всё возможно. Надеюсь, что ты не будешь возражать, если я вдруг внезапно прилечу к тебе в Ташкент? Просто так... Пойду в кассу Аэрофлота, куплю билет, сяду в самолёт и прилечу... Кстати, напомни-ка мне на всякий случай свой домашний адрес.

Ирина улыбнулась:
— Всё может быть, Толя... Всё... Возражать я не буду. Прилетай в любое время... Я буду ждать тебя. Адрес мой запомнить легко. Улица Советская, 25 и квартира тоже 25. Запомнил? Ну и молодец!

Самолет улетел. Моросил холодный осенний дождь. Почему-то вспомнились слова моей бабушки Ирины Антоновны: «Дождь в дорогу — это хорошая примета». Я пошёл на платформу, где готовилась к отправлению в Москву полупустая электричка. Вошёл в вагон, сел на лавку, прижался головой к окну и с грустью смотрел на медленно стекающие по стеклу капли дождя.
Мне казалось, что это мои слёзы текут по щекам...

Продолжение - http://proza.ru/2024/05/13/589