Червлёные раки

  Возьмём коньяк? — спросил он.
- Не — а, — покачала головой она.
- На водку перешла? — удивился он.
- Пиво, — кивнула она, — И водку тоже.
- Отлично! — произнёс он, неподдельно восхищаясь.
Водку и пиво они взяли в «пятёрочке». Потом поехали за раками. В городе их нигде не было, но он знал, где их достать —  варёных, толстобрюхих, красных или, как он их называл червлёных. Он стихи иногда писал, стремился обычные вещи по необычному называть. Раки были вкусные, что под пиво, что под водку. Только приобретя их, оба загрустили и к его дому ехали молча. Потому что рак это не только закусон к пиву. Это ещё и диагноз. Он боялся рака мозга, она боялась рака кишечника. Обоим было больше 50. Когда то они учились в одном классе. Она была самой красивой девочкой, но двоечницей. Он был самым маленьким по росту, учился средне. Его никогда не раздражало, когда она говорила глупости. Про тот же рак кишечника. Именно после этой её глупости, его стали мучить навязчивые мысли про рак мозга. Он попросил её больше не говорить ни о каких раках. Она заморгала не слишком длинными ресничками, кажется обиделась. Она впервые вывели его из себя, заставив думать о нехорошем, возможно неизбежном. Он с неприязнью подумал, что ей кишечник заменяет мозг, уж очень она о нем заботится. А он заботился только о мыслях, ощущениях, чувствах. Боли у него появились давно, но он старался не замечать их, именовал фантомными и они, как ни странно проходили. Сейчас у него ничего не болело. Потому что рядом была она. Непривычно молчаливая, потому что купленные раки напомнили ей то же, что и ему. Он любил её со второго класса, стало быть, без малого, почти пятьдесят лет назад полюбил. То, что она заботилась о своём кишечнике больше, чем о мозге, его ужасало, но он продолжал её любить. Даже наверное ещё сильнее.
 
  Раки, на этот раз были особенно вкусные. И пиво. А добавленная водка и вовсе привела их обоих в состояние праздничной взволнованности. «Мозг и кишечник полюбили друг друга!» — пришла ему в голову дурацкая фраза, которая неожиданно развеселила его, но вслух он её не произнёс.
- Чего ты смеёшься? — спросила она.
Он по дурацки ответил, она расхохоталась. Вместе стали смеяться над раками. И перестали их боятся, хотя бы на время их свидания. У неё был муж, которого ни разу не видел её бывший одноклассник. В его представлении этот муж был вроде рака и внешне, и по характеру. А она больше ничего не боялась, перестала боятся именно сегодня. Раки вкуснее, чем сердца. Он вспомнил, как однажды бывшая жена купила какие то съедобные сердечки, кажется, куриные. Приготовила их в сметане, сказала что сердечки очень нежные и вкусные. Ему сердца не понравились. Просто неприятно было кусать, жевать чужое сердце, пусть даже куриное.
- Мы едим раков, раки едят нас! — он произнёс это, не переставая смеяться.
- Как это? — не поняла она.
«Они ели раков, раки ели их… Кто то должен был закусить последним...» — мысленно писал он то ли белый стих, то ли жутковатый, но смешной рассказ. По счастью она забыла о чём только что спросила, взялась за предпоследнего рака.
- Червлёные раки, червлёные раки, — пропел он, взяв в руки гитару.
- Пошли гулять! — сказала она.
 
На деревне горели фонари, было совсем не темно. Они прогулялись по всем трём улицам, вышли к вечно темному нежилому дому. Над верандой этого дома в ветреную погоду развивался черный пиратский флаг с черепом и костями.
Флаг жил, развивался, пугал, но чаще смешил. Больше никого живого в доме не наблюдалось уже лет двадцать.
- Как ты думаешь, нашим ракам сейчас весело?
Это спросила она. И это было неожиданно, потому что она никогда не задавала подобных вопросов. Он не сразу нашёлся с ответом.
- Весело, конечно! За это они не будут нас есть, — произнёс он.
- Если ты достанешь мне чёрный шёлк и белую краску, я сошью тебе такой же флаг!
Она бы непременно сшила! Она была профессиональной портнихой, причем очень хорошей. В школе у неё были пятёрки по труду и по рисованию, остальное — двойки с тройками. Он молча улыбался, радуясь, как много у него есть и будет — раки, пиратский флаг, она…
- Твой муж похож на рака? — спросил он.
- Откуда ты знаешь? — искренне удивилась она.
- Я угадал, — сознался он.
- Не будем про него…
 
  Они возвращались к его дому молча, что было весьма непривычно. Он думал, что оба они неплохие люди и наверняка после смерти попадут в рай. Вместе, и будут вместе целую вечность. Потому что, если порознь это никакой не рай… Но вдруг они не такие уж хорошие и их ждёт ад? Это будет выглядеть так он, она и большой-большрй малиновый рак, говорящий голосом её мужа. Втроем целую вечность — ад, безусловно, ад!  Ему захотелось поговорить с нею на тему попадания в рай, но у неё заслонил телефон. Она ответила двумя фразами, сообщив, во сколько будет дома.
- Рак звонил? — еле сдерживая себя, спросил он.
- Дочь, — как ни в чем не бывало, ответила она.
Тут то они и пришли домой.
 
  Их встретил одинокий рак, по прежнему лежащий на тарелке. Вареный-переварёный, он, казалось, на некоторое время ожил и смотрел на них с укором большими, опечаленными глазами. Он подумал, какие же у варёного рака выразительные, красивые глаза. Невольно сравнил. У него и у неё глаза были маленькие, светлые, невыразительные, зато одинаковые. Она, под взглядом печальных рачьих глаз, видимо подумала о том же, взяла косметичку, повернулась к зеркалу и стала подкрашивать редкие ресницы. Затем налила пиво, кивнула в сторону рака:
- Будешь?
Он отрицательно помотал головой.
 
  Потом было тепло, даже жарко. Очень, очень жарко!
- Что ты так волнуешься? Смотри не задохнись!
Она заботилась о нём всегда. Он вынырнул из под одеяла, глотнул воздуха и опять нырнул туда где было жарче всего. Она наоборот выпростала из под ткани  ногу. Ей уже хотелось под душ, а ему ещё нет.
- Останься до завтра! — произнёс он не высовывая головы.
- Я обещала дочери, что вернусь сегодня!
- Останься! — взмолился он.
- Нет.
 
   В душ она ушла надолго. Он успел остыть и неожиданно уснул. Приснилась жуткая ерунда — они вдвоём гуляют по какому то чудному лесу — деревья редкие, трава короткая а вместо пней самые настоящие унитазы. Причем, не выброшенные, а новенькие, чистые блестящие. И под деревьями, и просто так стоят, словно присесть на них приглашают. Она смеётся, он морщится. Она говорит, что неплохо было бы взять хотя бы парочку домой. Он возражает, говоря, что они, наверное, чужие. Она, в свою очередь, возражает, никто не оставляет в лесу такие новые, ценные вещи. Это ей и ему подарок! Или только ей, если он не хочет брать новый чистый унитаз. Вот тут то он и понимает, что это ловушка — стоит только прикоснуться к унитазу и …
- Ловушка, — бормочет он, проснувшись.
Она по прежнему в душе. У него в голове проносится — не трогать чужого, особенно чистых блестящих унитазов. Умереть гордо.Это они сумеют. Даже если им в тот момент захочется на унитазы, они не коснуться их. Нежелание унижаться, испытывать ненужное, знать ненужное. Поэтому к врачам обращались редко. Почти никогда не обращались. Не тревожили своих раков. Что то унизительное было в этом, хотя что тут унизительного? Он засмеялся своим мыслям и тут вернулась из душа она.
 
 Дальше снова стало жарко. От счастья, в основном. Он думал, что если сейчас кто-нибудь снимает их на видеокамеру их счастье, то видит довольно мерзкую картинку — жирные, немолодые, тискают-лобызают друг друга… Хотя не такие уж жирные, просто с небольшим лишним весом. Немолодые, но и не старые, но… Со стороны, всё же, наверное, мерзко.
- Я уверен — ТАМ, ВВЕРХУ, мы обязательно будем вместе, на всю вечность, — произнёс наконец он.
- Где? — тяжело дыша, не поняла она.
- На том свете! — выдохнул он, но тут же уточнил, — В раю!
- Да, — согласилась она, — Я тоже об этом думала!
- И что же ты думала?
- О разном… Например, я точно знаю, какая у меня ТАМ будет машина!
Он ничего не ответил. Она любила водить, любила технику. Сейчас у неё своих колёс не было — отдала дочери. Он в юности раз пять проехался на мотороллере, упал, сильно разбился, из за чего не попал в армию. С тех пор с техникой было завязано. Он любил музыку, сам играл, даже сочинял. Ему хотелось сейчас сыграть для неё, но он услышал невыносимо привычное:
- Мне пора! Вызовешь такси?
Он не ответил, потому что она вышла из под одеяла, потянулась всем своим полноватым, колышущимся, жарким телом. Он не видел более прекрасного зрелища… Точнее, видел — в школьном детстве. Стройненькая круглолицая девочка со взрослой аккуратной прической из прямых каштановых волос. И тогда, и сейчас это было одинаково прекрасное зрелище. Прекраснее этого не было ничего.
 
    После 8-ого класса она ушла в училище, где готовили портних. Он остался доучиваться. Потом институт,  интересная работа. Он не искал её, думал, что найдёт такую же. Похожую или даже лучше. Не нашёл. Нет, такие, что «даже лучше» встречались… А ему не нужно было лучше. Встретились они совершенно случайно, им только исполнилось по пятьдесят, но во всех смыслах чувствовали они себя молодо.
 
- Машина скоро приедет. Я тебя провожу!
Они обнялись. Ему предстояло одиночество, ей привычная встреча с дочерью и мужем. Обоим боязнь перед неизбежностью, перед белыми халатами и блестящими медицинскими предметами. Обоим предстояли бессмысленные сны об унитазах или шуруповертах. Ей не хотелось, чтобы если она окажется скоро в больнице, он пришёл и увидел её опечаленной и беспомощной. Ему тоже этого не хотелось.
- За здоровье! — она разлила остатки пива по бокалам.
Он плеснул в наполненные бокалы чуть-чуть водки. Чокнулись, выпили, рассмеялись. Раки, внутри них, наслаждались влитым разбавленным пивом. Он хотел было произнести это вслух, но тут послышался шум подъехавшего такси.
 
   Проводив её, вернувшись к дому, открыв калитку, он заметил уже в который раз блестящий глазок видеокамеры. Кто то из соседей установил её невесть зачем. Вполне могли видеть, как двое потерявших стройность валяются-переворачиваются, мнут друг дружку. Ему было всё равно видели-не видели, плевались-восхищались — нынче везде видеокамеры.
- Червлёные раки, червлёные раки, — пропел он, запирая калитку.
Мотив получался слишком простой для всего пережитого им, ей и их спутниками-раками. Придумывать одинаково хорошие стихи и музыку у него никогда не получалось.