Несъеденный снег. Военная драма
Из письма рейхсарценфюрера Блюменталя своему помощнику профессору Гейману:
«… Мы уже получаем такие агрессивные виды бактерий, которых нет в природе. Они идеальны для целей бактериологической войны. Мы стремимся получить бактерии наибольшей вирулентности, чтобы даже наименьшее их количество давало ожидаемый военный эффект!»
***
В начале весны 1944 года в Полесском лесничестве приземлился немецкий самолёт, на борту которого находились нацистские врачи-микробиологи во главе с доктором Блюменталем. Вопрос определения места локального применения бактериологического оружия был согласован на уровне Гитлера. Использование нового изощрённого метода уничтожения людей обрекало жертв на медленную и мучительную смерть.
Схема была проста и цинична. Чтобы остановить наступление советских солдат, а также защитить свои военные объекты, было решено вызвать эпидемию острого инфекционного заболевания среди бойцов и офицеров Красной армии. Фашисты создали «живой щит вермахта» из беспомощных, больных стариков, детей и женщин, предварительно заразив их сыпным тифом.
Для усиления инфекции в концлагерь Озаричи дополнительно были доставлены около семи тысяч человек, уже страдающих данным заболеванием.
НАШИ ДНИ
Профессор Скрепин долго и внимательно всматривался в это лицо, в эти жуткие холодные глаза на обложке книги «Полесский эксперимент» незнакомого немецкого автора…
— Это он, собака! — Эти два холодных пустых булыжника вместо глаз я не перепутаю ни с какими другими! Значит, ты у нас Гюнтер Госслинг теперь! Экспериментатор хренов!
— Михаил Иванович, с вами всё в порядке? — поинтересовался бывший аспирант Скрепина Вадим Федютин, прилетевший на днях из Ганновера специально для того, чтобы поздравить бывшего научного руководителя с юбилеем. — Я увидел эту книгу на немецком языке и подумал, что вам будет любопытно почитать и сравнить с вашей правдой… Сами знаете, как сегодня история обрастает небылицами, словно снежный ком. Эта вышла небольшим тиражом. В штатах она появилась на английском языке ещё в середине девяностых под весьма откровенным названием «Живой щит вермахта». Там книга стала бестселлером и переиздавалась несколько раз.
— Всё нормально, Вадим. Спасибо за подарок. Ты прав, мне очень любопытно, почему данный военный индивид не ответил за свои злодеяния перед человечеством в Нюрнберге, а сидит где-то и кропает свои никчемные книжонки, популяризируя свои преступления!
— Михал Иваныч, его уже нет на этом свете. Скончался от онкологии более двадцати лет назад. Так что, сразу после прочтения можете камин растопить на даче. Я не обижусь! — попытался шутить Вадим.
— Скончался, говоришь… Такие нелюди должны вечно жить в камере без окон и дверей, без еды и воды, по колено в собственных испражнениях! И целый день им нужно крутить фильм ужасов из лагерей смерти, ими же созданных! — налив стакан минеральной воды и залпом осушив его, каким-то безжизненным голосом произнёс профессор Скрепин.
***
После того, как за Вадимом Федютиным закрылась дверь, Михаил Иванович позволил себе закурить. Профессор полистал книгу, вслушиваясь в шелест страниц из пахучей плотной бумаги, затем снова внимательно вгляделся в глаза автора.
Отрывок из книги «Полесский эксперимент» в переводе с немецкого языка:
«…Командир 56-го танкового корпуса 9-ой немецкой армии генерал-лейтенант Ф. Госсбах, дивизии которого и удерживали оборону в районе Озаричей, предложил провести уникальный для вермахта эксперимент, который заключался в применении естественного препятствия…»
— Естественное препятствие?! — не сумев сдержать свой гнев и ярость, выкрикнул Скрепин. — Все ваши зверства и издевательства, чинимые гитлеровскими отморозками над детьми, женщинами и стариками, ты, нелюдь, называешь естественными препятствиями? Нет, сволочь, это не препятствия, а живой заслон из беспомощного населения… Вы создали фабрику смерти, где каждый день в страшных муках умирали тысячи ни в чём неповинных людей! А те, кто выжил в этом пекле, по сей день вздрагивают от лая собак!..
Перед учёным моментально возникли жуткие, хорошо выгравированные в памяти картинки из прошлого, которые долгое время заставляли просыпаться его посреди ночи в холодном поту …
МАРТ 1944 года
В концлагерь Озаричи братья Костя и Миша Скрепины попали в первой декаде марта 1944 года, когда кругом ещё лежал снег.
Той холодной мартовской ночью все проснулись от шума вооружённых гитлеровцев во дворе.
Мать ребятни отправили в трудовой лагерь, после чего мальчишки с мамой так больше и не увиделись. (Как ни пытался Михаил позже, уже после выхода из детского дома, отыскать мать, ничего у него не вышло. О судьбе женщины ни в одном из архивов информации так и не нашлось).
Жителей деревень вывозили на железнодорожную станцию, утрамбовывали по вагонам и направляли в сторону линии фронта.
Обоих мальчишек затолкали в вагон, который должен был доставить их в «санаторий Адольфа Гитлера», как некто из конвоиров злобно пошутил на заданный детьми вопрос «Куда нас везут?».
Далее предстояло следовать пешком. Нацистские солдаты гнали нескончаемый поток мирного населения в сторону болота у переднего края обороны 9-ой немецкой армии. Отстающих пристреливали.
Долгая, страшная дорога к месту заключения, где на каждом шагу людей подстерегала смерть… Распластанные, втоптанные в грязь и снег дети, по которым проезжали немецкие машины… Дикие, нечеловеческие вопли матерей над умирающими от холода и голода детьми, тела которых едва были прикрыты лохмотьями при минусовой температуре. Вой сошедших с ума людей, у которых не выдерживала психика после всего пережитого ужаса…
В болотистом лесу узников загнали на территорию, густо обнесённую колючей проволокой в шесть рядов, на которой висели противопехотные мины. Подступы к лагерю были также заминированы. Периметр лагерной зоны под прицелом держала охрана с пулемётами. Еды и воды узники не получали. За попытки развести огонь, чтобы хоть как-то согреться, смельчаки получали пулю в лоб. Рядом с проволокой были вырыты канавы, заполненные грязной болотной водой и нечистотами. Там же были свалены уже начавшие разлагаться трупы. Оккупанты запрещали их убирать. Пили узники из этих же канав. Других источников для питья не было… Люди умирали от истощения, инфекционных заболеваний и холода в невероятных мучениях…
Братья до последнего держались вместе. Миша с Костей уже шестые сутки мокли и голодали, по колено стоя в жутком, вонючем болоте. Костик был старше Миньки на пару лет, хотя здоровье у него с самого рождения было слабее, чем у младшего брата. Наверное, именно поэтому Костя с ослабленным иммунитетом и подхватил инфекцию первым. Мальчику, как и остальным заражённым сыпным тифом, постоянно хотелось пить. Первое время спасал снег, который имелся в пределах территории, огороженной проволокой. Его хватило лишь на несколько дней: весь снег был съеден узниками. За оградой снежные остатки ещё лежали, но загребать из-под проволоки грязные подтаявшие снежные корки было запрещено. Сразу стреляли по рукам. Когда жажда была уже невыносимой, Костик не выдержал и попытался просунуть тонкую ручонку под натянутой «колючкой». Ребёнок рассчитывал схватить горсть снега и быстренько закинуть его в пересохший рот. Но эту попытку пресёк моментальный выстрел в руку.
Брат Миши скончался, промучившись около суток не только от жажды, вызванной страшным недугом, но и от потери крови. Восьмилетний Миша, как мог, попытался укрыть мёртвое тело Кости лохмотьями, после чего сам опухший от голода и слёз переполз в другой угол болота, чтобы не видеть мёртвого брата…
Равнодушные фашистские глаза выстрелившего фрица Михаил запомнил на всю жизнь. Они прочно застряли в его детской памяти и оставались там, даже после того как узников, просидевших в болоте десять дней, освободили солдаты 19-го корпуса 65-ой армии 1-го Белорусского фронта, и его, сироту, определили в детский дом.
Из архивных документов:
«19 марта 1944 года наступающие части Красной армии в районе местечка Озаричи Полесской области Белорусской ССР обнаружили на переднем крае обороны немецкой армии три концентрационных лагеря под общим названием Озаричи, в которых находились 33 тысячи детей, нетрудоспособных женщин и стариков…»
НАШИ ДНИ
Профессор Скрепин медленно выбрался из автомобиля, извлёк из багажника корзину с живыми цветами и молча направился к болоту, минуя не так давно обновлённый мемориал. Что мемориал? В его цепкой памяти этого изваяния не было, а вот болото…
Озаричский концлагерь некогда представлял собой одно сплошное вязкое месиво, ограждённое колючей проволокой со сторожевыми вышками по периметру.
Сегодня было точно также морозно и холодно, как и в тот день, когда их с братом пригнали полураздетыми в это жуткое сырое место, пропахшее кровью, серой и порохом. До сих пор холод и морозы ассоциировались у Михаила Ивановича Скрепина с теми страшными мартовскими событиями 1944 года. Война оставила свой кровавый автограф в детской неокрепшей душе в виде хорошо замаскированной травмы, которая последнее время особенно отчётливо начинала о себе заявлять.
Мужчина подошёл к болоту и по обыкновению облокотился на изгородь. Ничего не изменилось, не считая огромного количества цветов, лампадок и игрушек, которые приносились и привозились издалека либо самими выжившими малолетними узниками, либо их родственниками, но чаще туристами.
Михаил Иванович каждый год в марте накануне годовщины освобождения узников из концлагеря Озаричи наведывался в храм, а затем ехал к этой… огромной общей могиле. Один, без супруги, сына и внука Тёмки. Он приезжал просто помолчать. В этом месте он был не в состоянии даже толком думать…
Также как и в 1944 году серо-коричневые кочки мокли в мутной воде, напоминающей скорее некую заплесневелую, протухшую жижицу. Именно в этом месте около двух с половиной тысяч узников каждую ночь уходили на небеса, покидая этот мир в жутком рассаднике болезней, горя и нечеловеческих мучений, заставляя живых завидовать мёртвым…
Михаил Иванович вглядывался куда-то сквозь редколесье, словно пытался отыскать себя восьмилетнего и старшего брата, измученного сыпным тифом и, как следствие, невыносимой жаждой, лишившегося жизни из-за горстки несъеденного снега…
Спустя несколько минут, мужчина медленно достал из пакета захваченную с собой книгу, ещё раз пристально глянул на фотографию автора и метко со злостью запустил свой ганноверский «самолёт» в чёрную пасть Озаричского болота.
— Всем, погибшим здесь, почитай свои лживые мемуары! Всем, кто пожить не успел, расскажи про свой уникальный эксперимент! Тем, кому ты руки отстреливал за горстку грязного, обгаженного снега, поведай свои сказки! — сквозь зубы произнёс бывший малолетний узник Миша Скрепин, после чего быстро и с некоторым облегчением зашагал в обратном направлении...
***
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
Расследованием преступлений нацистов, совершённых в Озаричских лагерях смерти, занималась военная прокуратура 65-й армии. Восемнадцать человек были приговорены к высшей мере наказания — повешению. Лишь несколько десятков нацистов получили длительные сроки в исправительно-трудовых лагерях. В депортации мирного населения из 146 населённых пунктов территории прифронтовой полосы принимали участие более 30 тысяч солдат и офицеров вермахта. К сожалению, не все преступники ответили за свои злодеяния перед человечеством. Некоторые из них после войны спокойно себе жили в Западной Германии и писали мемуары военных лет (в том числе и о концлагере Озаричи).
При работе использовался материал из открытых источников, а также из архива периодических изданий «ЗВЯЗДА», «СБ Беларусь сегодня»; фильм «Озаричи. Жертвы «Эскулапа».
Свидетельство о публикации №224051401197