1. Литовские закоулки

Шёл второй год пандемии. Все были заняты делом. Кому разрешили выдумывать вакцину, – её выдумывали. Откатившие откаты – её выпускали. Средства массовой информации – пугали. Испуганные –  дрались за первоочерёдность у прививочных  кабинетов. Привитые – гордились, болели и благодарили вакцину, что не умерли. Непривитые – просто болели и жили дальше.
 
Для нас тоже нашлась забота: к июлю 2021-го мы уже в третий раз перебронировали несостоявшееся в марте 2020-го года путешествие. И снова бестолку: Мадейра, как и Исландия с Непалом были закрыты для непривитых туристов, а гробить своё здоровье на борьбу с вакциной нас не прельщало. Проще было бы переболеть и, получив об этом справку,  совать её желающим под нос. Но и тут нам не повезло: не заболелось. Поэтому пришлось ехать туда, где эпидемиологические требования не «превышали пределов нашей самообороны» . Такой страной оказалась Литва.
 
Благословенная Литва! Что знает о ней среднестатистический европеец? В лучшем случае название столицы. И то, если не перепутает с Латвией. Самые продвинутые слыхивали о Тракае. «А как насчёт таких населённых пунктов, как Паневежис, Румшишкес, Рокишкис?» – вздумаете спросить вы продвинутого. «Что Вы там прошипели?» – будет вам в ответ. И поделом. Нечего умничать, потому что, если бы не всемирное помешательство, мы бы тоже поехали с какой-нибудь группой по начищенным до блеска достопримечательностям. А так – своим ходом и по закоулкам, как квалифицировала мою замысловатую тропу от школы до дома моя прозорливая бабушка.

Успокою вас, однако: для полноты впечатлений в Вильнюс и Тракай мы тоже заглянули. Сначала, как водится, в столицу. Там мы размечтались погулять по музею военной техники. Но не тут-то было. Нет, беда не в пандемии. Оказалось, что музей уже год, как переехал в Каунас, а информация в интернете оставила его «и ныне там». Пришлось коротать время в центре города. И чтобы не предаваться гастрономическому блуду в уличных кафе, завернули на площадь Гедимина. А там белоснежная махина Кафедрального собора Святого Станислава и Святого Владислава, возведённого в стиле классицизма. Глянули мы на него и почудилось, что «вот кто-то с горочки спустился». И горочку ту Акрополем кличут, и спустился с него греческий храм собственной персоной. Со всеми атрибутами и прибамбасами. Видения обрели объяснение, когда вспомнилось, что построена базилика точнёхонько на развалинах языческого святилища. Ну, яблочко от осинки ведь недалеко падает. А у осинки, как известно, не родятся апельсинки. Вот поэтому, ну и что, что собор католический.

Литва вообще долго продержалась вне христианства. Кого только на неё за это папы римские не насылали, а она давала всем в забрало и молилась своим богам дальше. Наконец появился великий князь литовский Ягайло, который рассудил прагматично: «Если и дальше тевтонцы будут внедрять свою религию, насаживая младенцев на копья, народа в Литве совсем не останется. Женюсь-ка я на польской княжне Ядвиге, стану католиком и королём Польши, покрещу Литву, глядишь, «гуманитарная» миссия тевтонцев сама собой-то и рассосётся».

 Всё почти так и произошло: в 1386-ом Ягайло крестился под именем Владислава II, через пару дней обвенчался с тринадцатилетней Ядвигой, в следующем году Литва стала католической и в честь столь знаменательного события в Вильне, на этом самом месте был заложен храм Святого Станислава.
 
Теперь про «почти». Немецкие рыцари, разумеется, приёмом поганых в лоно их церкви не удовлетворились, ибо христианизация всегда была для них только предлогом для насилия и грабежа. Действительный конец их экспансии положила Грюнвальдская битва 1410-го года.
 
Владислав II Ягайло, в отличие от его жены Ядвиги, канонизирован не был, однако посвящение собора и Святому Владиславу тоже, конечно же, связано с его заслугами.
 
На той же площади, недалече от храма стоит столь же,  как и собор, белая четырёхъярусная колокольня.  Она тоже не с нуля зачата, а построена на башне Нижнего замка, а та, в свою очередь, по мнению археологов, была возведена на разрушенной площадке  древнего Святилища. С неё когда-то жрец объявлял народу волю богов. Эта часть уже полностью ушла под землю, а вот готическая округлость, служившая некогда оборонным целям, ещё видна. На неё в разные времена взгромоздили три восьмигранных яруса. Самый верхний в 17-ом веке снабдили часами на все четыре стороны. Их медные циферблаты имеют только часовые стрелки.  Отсутствие минутной  компенсируют колокола, отбивающие каждую четверть часа. Вот и сейчас прозвенели три раза. Значит, уже без пятнадцати четыре и пора нам с площади Гедимина отправляться на башню Гедимина. До неё, правда, отсюда рукой подать, но рука эта должна завиваться серпантином, чтобы преодолеть холм высотой в 48 метров от основания. Есть тут, правда, и довольно свежеиспечённый фуникулёр, но наши ноги категорически не согласились с навязываемой им рудиментарной ролью, и мы двинулись пешком.
 
Наверху нас встретили остатки Верхнего замка: справа – встроенные в кирпичное здание цитадели её каменные развалины; напротив – два яруса каменных руин, на которых стоит красная башня Гедимина. Возраст старой крепости одному Богу известен. Археологи же утверждают, что в 14-ом веке укрепления выдержали восемь осад со стороны тевтонцев. Потом, в первой четверти 15-го, по приказу князя Витаутаса замок основательно перестроили. Во времена Речи Посполитой он стал ветшать, использовался в качестве тюрьмы для шляхтичей и докатился до того, что впервые в истории был взят русской армией, которая дислоцировалась в нём шесть лет и за это время произвела там капитальный ремонт, – варвары же, что с них возьмёшь? Когда поляки решились вернуть себе бесславно оставленные позиции, им пришлось 16 месяцев осаждать крепость. И лишь когда за её стенами осталась всего горстка полуживых солдат, шляхтичи смогли в неё войти.

С тех пор замок только разрушался временем, войнами да пожарами. И только в 1930-ом году на основаниях западной башни достроили третий этаж. Но во время Второй мировой войны туда попала бомба. При советской власти башню отреставрировали, а прилегающие к ней территории привели в порядок, окультурили и открыли для посещения, как объект историко-культурного значения, – оккупанты же, что хотели, то и делали.

За последние сто с небольшим лет над башней Гедимина развевался флаг Литвы, Польши, Литовской ССР и снова Литвы. А внутри здания нынче музей. Мы зашли в него, а потом поднатужились и, преодолев ещё 20 метров в высоту, взобрались на самую макушку Гедимина и оказались на смотровой площадке. Вид на Вильнюс с неё просто изумительный: две реки сливаются, мосты, старый город, новые районы,  церквей пересчитать невозможно, и всё это тонет в зелени парков и скверов. Вот только сама замковая гора совсем лысая. Это современные ландшафтные дизайнеры постарались, вырубили все 280 деревьев. Решили вид на башню улучшить. И гора начала оползать. Причём столь интенсивно, что периодически её даже закрывают для посещения. Вот чешут теперь затылки и гадают, что бы такое предпринять, чтобы вместе с оползнями не съехали вниз и башня с цитаделью, прихватив с собою остатки крепостной стены.
 
Нам повезло: народу по случаю карантинных запретов было мало, почва выстояла, подвиг Суворова в Альпах с нами не случился, и, побродив ещё немного по городу, заглянув в две три церкви и поужинав напоследок в ресторанчике с традиционной литовской кухней, мы двинулись к озеру Гальве на ночёвку.

Утром искупались, понежились в шезлонгах на солнышке, по западной стороне объехали озеро с севера на юг и очутились в Тракае. В нём я уже бывала. В 83-ем и девяносто каком-то. Оба раза в холодное время года, поэтому самым неизгладимым культурно-историческим впечатлением остались тёплые полы в залах великокняжеского дворца. Теперь на дворе стоял приятный июль, система ценностей, как нынче говорят, поменяла свой вектор, и мы неспеша перешли с «материка» на остров по деревянному мосту. Отметили прогулочные катера на причале и явились в замок аккурат к его открытию.

В самой главной литовской достопримечательности без истории обойтись невозможно. Поэтому затронем.
 
Во-первых, нынешний Тракай и Старый Тракай 13-го века  – это разные точки на карте. Они не совпадают, но одна вытекает из другой. А именно: не будь Старый Тракай столь уязвим при набегах крестоносцев, не стали ли бы переносить резиденцию литовских князей в окружение озёр, а дворец и вовсе засовывать на крошечный островок. С позиции безопасности это идеальное место: с трёх сторон полуостров обнимают три сообщающихся между собой глубоких ( аж до 46 метров) озера. Четвёртое – настойчиво стремится заткнуть узкое горлышко перешейка. Две незначительные полоски по бокам круглые сутки под наблюдением стражи – блоха не проскачет незамеченной, не то что орденский латник.

Всю эту твердыню затеял здесь строить  великий князь Кестутис в 1341-ом году и за сорок лет успел возвести замок и оборонительные сооружения. Его сын Витаутас, став правителем ВКЛ, позаботился о том, чтобы вокруг резиденции появился город, в который он поселил воинов-татар и торговцев-караимов. Первые надёжно защитили город и его жителей от всяких лиходеев, а вторые так продвинули своё купеческое ремесло, что Тракай в 1409-ом году получил Магдебургское право. А в следующем году случилась Грюнвальдская битва, после которой правители перебрались в Вильнюс, а город продолжил жить своей жизнью, и, страдая периодически от мора, пожаров, восстаний, репрессий и нашествия всяческих наполеонов, пришёл к началу двадцатого столетия в упадок. Возрождение Тракая началось в 1918-ом году, с момента провозглашения независимости Литвы. В наши дни город живёт в основном с туризма. Даже в суровое пандемическое лихолетье островной замок не пустует. Представляю, что тут в добрые времена творилось, когда гости целыми экскурсионными автобусами прибывали. Так что нам очень повезло: и объект открыт для посещения, и не нужно ожидать возле лестниц. А их тут много. Однако, начнём с начала.

Во-первых, замок построен не на одном островке, а на трёх. Заболоченные промежутки были засыпаны камнем и гравием. Во-вторых, нынешний уровень воды в озёрах почти на два метра ниже того, что был в 14-ом веке, поэтому на месте некогда бьющихся о мощные крепостные стены волн теперь растут деревья. Ну, а всё остальное выглядит вполне первозданно. Центральный вход в виде четырёхугольной башни, оборонительные круглые башни, обширный призамок, использовавшийся в хозяйственных целях. Вокруг него –  помещения, в которых жил замковый гарнизон. Призамок отделён от великокняжеского дворца рвом, теперь сухим, а когда-то заполненным водой. Через ров перекинут мост, соединённый с донжоном. По ним мы прошли в патио дворца. Чтобы попасть во внутренние помещения, нужно подняться по деревянным лестницам на идущие по периметру деревянные галереи. В случае нападения противника все горящие конструкции могли быть сожжены и дворец стал бы ещё более неприступным. Но до этого ни разу не дошло. Единственное, что дереву вредило, так это тутошние мокрые погоды. Вот и теперь из ниоткуда явилась тучка, потемнело, брызнуло. Пришлось ретироваться во внутренности дворца, в музей.

Из его экспозиций мы узнали, что уже в 14-ом веке в замке была устроена дождевая канализация, действовали механизмы для подъёма мостов и закрытия ворот, имелись средства защиты стен от озёрного прибоя и гипокаустическая система отопления с поступлением тёплого воздуха из печей под пол всех помещений – то самое, запомнившееся мне на долгие годы удобство. Познавательным для нас оказался и зал  татар и караимов, потому что, если про Золотую орду мы с детства наслышаны и начитаны, то о караимах лично я знала лишь то, что они исповедают иудаизм не талмудического, а библейского толка. А вот, что Витаутас, разбив в 1392-ом году крымских татар, угнал многочисленных пленников, среди которых было несколько караимских семей, поселённых в Тракае, поведала экспозиция. Оттуда позднее караимы разъехались по другим городам Литвы, но Тракай остался центром. Здесь был построен караимский молельный дом кенасса, здесь жил выдающийся учёный, который перевёл литургию на караимский язык и написал широко известный в христианском мире трактат «Укрепление веры».  Узнали и о позднем размежевании караимов и евреев, об их быте, одежде и традиционных блюдах.
 
В общем, посещение музея оказалось полезным не только в смысле погоды. А она тем временем сменила своё «плачевное» настроение на вполне радушное и мы, устроившись в прогулочном катере, решили прокатиться с ветерком по озёрной глади.   Водитель посудины оказался  словоохотливым, рассказал нам про птиц-зверей, обитающих в окрестностях, про 33 вида растений, занесённых в Красную книгу Литвы, про белый дворец в стиле неоклассицизма, именуемый поместьем Ужутракис, которое принадлежало графам Тышкевичам. Про то, что господа могли попасть в свою недвижимость только во воде, а вот для хозяйственных нужд существовала дорога со стороны Тракая и называлась она недвусмысленно – Картофельной.

Следующая ночёвка планировалась в Друскининкае, поэтому, пообедав, мы отчалили на юг Литвы. Не доезжая до цели, увидели указатель в сторону скульптурного парка Груто, свернули налево и попали на... границу. Ну, да, на границу Советского Союза с теперешней жизнью. На границу пионерско-комсомольской молодости с нынешней зрелостью. Красно-зелёные полосатые столбы с гербом, контрольно-следовая полоса, пограничная вышка – всё как положено.
 
На той стороне качели-карусели за 10 копеек за сеанс, вкусный квас из бочки, коллекция советских орденов и медалей, библиотека с многочисленными томами Маркса-Энгельса-Ленина и иже с ними. На стенах плакаты и транспаранты духоподъёмного содержания, почти родные лица членов политбюро, мозаичные полотна со сценами счастливого детства. В лесу вдоль дорожки – скульптуры Ленина, Дзержинского, Сталина, местных революционеров, героев подполья, героев ВОВ. Причём всё это с описанием, где стояли, кому посвящены. Часто с фотографиями прежнего места «стояния» и краткими биографиями изображённых персонажей.

На этой стороне – западные ценности с полусотней гендеров, с выборами, когда и Христофор Колумб может заявить, что «сообщения о моей смерти несколько преувеличены» и проголосовать по почте, со свободой слова, когда пожелавший сказать правду тут же изнасилует горничную или подавится до смерти брокколи.

 Почему я столь категорична? Потому что я представитель того поколения, которое в сознательной трудовой деятельности захватило обе реальности и может адекватно, а не с чьих-то слов сравнивать. И сравнения эти далеко не всегда в пользу нынешних времён. И не только потому, что раньше и трава, и мы сами были зеленее, а потому что сколько не перевирай историю, она не изменится.

А бизнесмену, собравшему все эти артефакты советского периода Литвы в парке Груто, низкий поклон. Ведь могли бы всё это и уничтожить, как сделали во многих бывших республиках СССР. Сейчас артефакты возвращают нас в 60-70-е годы, а потом, не исключено, они сами начнут возвращаться на свои прежние места. Случалось в истории и такое...

В Друскининкае нас ожидали ужин в прекрасном ресторане на берегу озера, прогулка по городу и фотографирование памятника Чюрлёнису. А вот в его музей мы опоздали. Будем навёрстывать впечатления в картинной галерее Каунаса.

В него мы и отправились следующим утром. Но галерея открывалась в полдень, потому сначала наведались в Каунасский замок. По сравнению с Тракайским – это, конечно, почти ничто, и умные люди советуют посещать эти оборонительные объекты в обратном порядке, но у нас были свои аргументы. Во-первых, в дни своей учительской молодости я возила в Каунас школьников, слушала вместе с ними экскурсию по замку и видела собственными глазами «Статут Великого княжества Литовского» – свод законов, составлявший правовую основу государства. Издан в 1529-ом году на старобелорусском сиречь западнорусском языке. На этом экскурсовод пыталась особенно заострить наше внимание. «За всю Одессу» не скажу, но моё так заострилось, что продырявило тридцать с гаком лет, и захотелось мне этот Статут снова увидеть. Однако из музея он исчез. Уж не знаю, моль ли его почикала, мыши ли на гнёзда растащили, да только нет музейной гордости в экспозиции и всё тут.
 
А всё остальное, а его не так уж и много: башня да фрагмент стены – стоят себе, как и раньше. Место для замка в 14-ом веке хорошее выбрали – стратегическое, на слиянии рек Неман и Нерис. И судоходство контролировать, и от тевтонцев за двумя десятиметровыми стенами отсиживаться и отбиваться удобно. Рыцари десятилетиями обходили его от греха подальше. А потом собрались, как у них издревле водится, всей цивилизованной Европой и разрушили замок до основания. Витаутас отстроил его мощнее прежнего, а потом разразилась Великая война 1409-1411 годов.

Чего разразилась-то?  А помните, как Ягайло крестился сам, женился на польской княжне и крестил Литву? И поскольку теперь формальный повод для крестовых походов отпал, а желание грабить – нет, тевтонцы заявили во всеуслышание, что Ягайло всё это сделал, хайли лайкли, неискренне, и снова попёрли на жемайтов войною. Но у Ягайло в результате женитьбы появились не только польская жена в спальне и польская корона на голове, в его распоряжении теперь находилась ещё и польская армия, которую он объединил с войском двоюродного брата и Великого князя Литовского Витаутаса и конницей золотоордынского хана Тохтамыша. И вся эта шибко мотивированная компания о почти ста хоругвях летом 1410-го года заглянула в Грюнвальд к тевтонцам на огонёк. И была «сеча зла», и рыцарей «победи», и «повергоша» их тела «псом на снедание», и «приеха с честью в свою отчизну». Ну, а коль они по-другому не понимают.

Но всё предыдущее было про «во-первых». Теперь, во-вторых. В Каунасском замке есть туристический информационный пункт, в котором нам обстоятельно разъяснили, что вся военная техника из Вильнюса перебралась в 6-ой форт бывшей крепости, и что записаться туда на экскурсию можно только по телефону. В этом нам помог один добросердечный литовец. Спасибо ему огромное. Мы попали в группу на 16:00, и, имея в запасе добрые пять часов, прогулялись до слияния обеих рек, посмотрели на замок с той стороны, откуда на него, облизываясь, взирали тевтонцы, побродили немного по живописным улицам старого Каунаса и поехали в картинную галерею.
 
В этом месте я должна признаться в очередной любви. На сей раз к Микалоюсу Константинасу Чюрлёнису. Это произошло так давно, что уж и не помню теперь, в какой именно книге со статьёй о синтезе музыки и живописи я увидела репродукции его картин. Увидела и, как говорят наши внуки, зависла. В полном смысле. Глаз не могла оторвать от картин. Они меня приворожили, околдовали. Причём, спроси меня, как какая картина называется и что на ней изображено, я бы не ответила, потому что это были не образы, а настроения. Разные, и они так сильно затягивали, что из них с трудом удавалось выбраться. А иногда и не хотелось этого делать, если настроение было в унисон  с актуальными чувствами и мыслями. И это впечатление творили не лучшего качества репродукции! Поэтому, естественно, захотелось двигаться дальше: во-первых, увидеть картины в натуральную величину и желательно в подлинниках, во-вторых, послушать произведения Чюрлёниса-композитора, и в-третьих, узнать об этом уникальном человеке как можно больше. Самым доступным оказался  пункт номер два: в каталоге Подольской базы посылторга нашла пластинку с симфоническими поэмами «В лесу» и «Море», выписала, получила, послушала, прониклась. Третий пункт по зёрнышку собирала в библиотеках (интернет у меня появится лет через сорок). В результате «наклевала» столько, что, когда в 80-е купила книгу «Чюрлёнис» из серии ЗЖЛ, почти ничего нового в ней не прочла. Абсолютная засада случилась только с картинами. Почти все они находились в Литве, а из той сибирской глубинки, где мы обитали, ближе было до Аляски, чем до Каунаса.

Когда замужество закрепило моё местожительство в Латвии, цель чисто географически стала достижимее, но, если тебе нужно пасти 30 школяров подросткового возраста, думается не о художественном музее, а о том, чтобы вернуть чад их родителям в целости и сохранности. Короче, слава Всемирной организации здравоохранения! Если бы не пандемия, мы бы только при самом невероятно благоприятном раскладе погоды любовались Джомолунгмой или Аннапурной. Благодаря же ВОЗ даже перерытые во всех местах улицы Каунаса не помешали нам попасть в Национальный художественный музей имени М.К. Чюрлёниса.

Ну, что вам сказать? Если бы не запись на экскурсию по шестому форту, осталась бы я в этом музее жить. А ведь, что уж греха таить, были у меня опасения, что с годами моё восприятие живописи Чюрлёниса изменилось. И оно изменилось. Стало ещё глубже. Но объяснить это всё равно невозможно. Чюрлёниса надо просто смотреть и слушать.

А теперь докладываю: к месту назначения прибыли впритык. В построенной перед Первой Мировой войной крепости Каунаса всего девять фортов разной степени запущенности. Шестой – самый сохранившийся и ухоженный. Именно поэтому сюда из столицы была перенесена экспозиция военной техники Военного музея Витаутаса Великого.
 
Главное здание музея находится в одном квартале с художественным, только вход с другой стороны.  Аркебузы, мушкеты, пищали, сабли и клинки – это бесспорно и безумно интересно, но у нас ведь ностальгия. У нас ведь военная молодость: муж отдал этому делу лучшие  годы института и ещё два после него; я –  чуть поменьше: в самый разгар карьеры отбыла в отпуск по рождению и вскармливанию своих ненаглядных детёнышей. Муж и папа этих самых детёнышей – артиллерист. Я – дала подписку о неразглашении. В качестве наводки шепну: моя служба требовала мгновенной реакции. Причём, всякой.

В той моей деятельности меня устраивало всё, кроме позывного: он был среднего рода. Но к военной технике, выставленной на необъятных насыпях и бункерах шестого форта, моя традиционная ориентация отношения не имеет. Тем более к той старой натовской, которую нам показывали первые полчаса. Формат экскурсии и отставной полковник позволяли даже полазить по кабинам и подёргать за рычаги, но нам ведь чужого не надо. А тут скоро и родное пошло.

Сначала муж обнимался с пушками и их тягачами, деловито смотрел в прицел и что-то подсчитывал в уме. Я на всякий случай отступила в тыл, и подальше, а то благоверный давно уже не был на учениях. Потом, когда пальнуть в отсутствии снаряда не получилось, мы обнаружили на горке точно такие самолёты и вертолёты, что взлетали с того учебного аэродрома, который я наблюдала с высоты. Когда могла оторвать взгляд от работы, разумеется. И тут я увидела «Урал». Это, конечно, не горы, разделяющие Европу и Азии, но взобраться на него тоже нелегко. Дело в том, что трамваи к бетонке за лесом не ходили, а на работу и с работы как-то добираться надо было. Поэтому «выхожу один я на дорогу» – это не только школьная программа, но и жизненная. Ну, а коль уж оказался на дороге, то есть вероятность, что вот-вот за тобой заурчит мотор тяжеленного грузового автомобиля с высоченной подножкой. Чаще это были заправщики, возившие на аэродром керосин для самолётов, но были и, так сказать, пассажирские. В крытый кузов такого «Урала» вмещалось до тридцати пяти солдат и офицеров, но барышень всегда галантно сажали в кабину. Потому что, во-первых, их было всего несколько штук на две воинские части, а во-вторых, все они были молоды и замужем. И, не приведи Господь, кого-то растрясёт в кузове...

От нахлынувших воспоминаний я взобралась на подножку, посмотрела на себя в боковое зеркало, поправила на шее платок с третьей чюрлёнисовской картиной «Искры» и попросила мужа запечатлеть нас с «Уралом» на долгую добрую память, чем вызвала такой неподдельный интерес отставного полковника, что он даже пренебрёг уставом и заговорил с нами на негосударственном языке.

 Следующее утро выдалось ненастным. Всю дорогу в Румшишкес нудно моросил дождь, лохматая туча лежала прямо на крыше машины, еловый лес печально подпирал проезжую часть, в настроении преобладали краски позднего Чюрлёниса. Но Литовский этнографический музей под открытым небом встретил нас неожиданно приветливо и с удовольствием заговорил по-русски.
 
Зачем мне этнографический музей, а затем, что люблю деревню. И не потому, что в ней родилась и выросла, а потому, что электричество, водопровод и интернет к деревенскому дому подвести можно, а вот вибрации земли, леса, озера или речки и благодать природы никакое оптоволокно  в город не доставит. А без этого, да ещё при нынешнем питании, человек к пятидесяти годам частенько превращается в развалину и в поисках здоровья начинает ходить по врачам. Такова цена городской жизни.

«Здоровье, конечно, главное, но ведь получить достойное образование и приличный уровень культурного развития тоже важно. А это можно только в городе», – скажут некоторые. По поводу образования... знаете, мне сельской десятилетки хватило на два университетских диплома и учёную степень, а кто-то так и остался до пенсии с городским аттестатом зрелости. Тут ведь всё зависит от того, чего человек хочет достичь. Музеи, концертные залы и театры – это, разумеется, прерогатива города. Вот только процент жителей мегаполиса, регулярно посещающих эти очаги культуры таков, что его после запятой надо при помощи космического телескопа рассматривать. А вот гостей-туристов там бывает предостаточно. Да мы сами такие.

Я могу долго ещё рассуждать на тему преимуществ деревенской жизни, но давайте прогуляемся по этнографическому музею. Он один из самых больших в Европе. Его территория раскинулась по берегам Каунасского водохранилища и речки Правены почти на 200 гектаров. Сюда из всех регионов Литвы:  Аукштайтии,  Сувалкии, Дзукии и Жемайтии – перевезены самые старые сельские постройки числом приблизительно в 200 единиц. Некоторым избам, баням, мельницам, сараям, хлевам, кузням и часовням уже под 200 лет. За ними любовно ухаживают: ремонтируют, подновляют, перекрывают крыши. Многие из них, между прочим, тростниковые – предки знали толк в экологичности, тепло- и звукоизоляции. Во многих усадьбах перед избами разбиты цветники. Это свидетельствует о том, что не свекольником единым... И даже не ячменым  пивом.

А теперь зайдём в какое-нибудь жилище. Да вот хотя бы вот в этот дом с интересными наличниками. Мебель простая: стол, лавки, деревянная кровать, перед ней плетёная люлька, подвешенная на балку. В углу белёная печь,  в ней чугуны, рядом шайка для воды, метёлка из сосновых веток, чтобы ПОД выметать, деревянная лопата для хлебов. А вот такую модификацию ухвата вижу впервые. Он на колёсах. Видимо, для очень тяжёлых чугунов: выкатил из жерла поближе к краю и разливай себе щи по мискам.

В соседней комнате огромный ткацкий станок, прялка с льняной куделей, скоблёный стол, вязаные крючком занавесочки на окнах, герань на подоконниках – красиво.
В хозяйственном чулане корыта, сита,  ступы с пестами, маслобойки, деревянные стиральные доски, туеса, квашни, бочки, шинковки, коромысла – всё для создания удобного деревенского быта в прошлом и позапрошлом веках.

Вокруг дома плетень, на нём сушатся крынки из глины. Во дворе колодец-журавль, хлев со стойлами и яслями, сарай, где обмолачивают зерно, треплют и чешут лён.
Здесь я описала только одну усадьбу. Причём, очень даже среднюю по достатку. В домах побогаче на стенах висят портреты, в буфете стоит керамическая посуда, есть шкафы и сундуки для белья и одежды. В детской комнате не только игрушки, но и кубики с азбукой и книжки с картинками. А в сенях хранятся салазки, коньки и лыжи.

В музее под открытым небом мы провели много часов, но всего наверняка не объяли. Устали. Зашли на центральной площади в корчму, подкрепились, отдохнули и на прощание заглянули в строение 60-70-х годов прошлого столетия. На кухне дровяная плита с чугунными кружками, на ней сковорода, эмалированные кастрюля и чайник. У стены буфет. В комнате круглый стол с выбитой скатертью, вязанные салфетки на тумбочке и этажерке, портрет бабушки и дедушки над комодом, вышитая подушка на диване – всё, как в доме моего детства. Он ещё и тем интересен, что там прямо в интерьер вписаны образцы женского рукоделья: вышитые крестиком и гладью картинки, скатерти и салфетки в технике ришелье и пэчворк и вязаные крючком, шитая и вязанная одежда, плетёные из цветной бумаги корзинки, шкатулки из открыток. Меня, кстати, тоже этому и много ещё чему другому в нашей глухомани бабушка с мамой да учительница домоводства научили. Все эти умения и навыки очень облегчили мою взрослую жизнь. Дай-то бог, чтобы всем городским барышням моего возраста так же повезло.

По пути к машине забежали в скобяную лавку, вдохнули запаха железа и машинного масла и отправились в Клайпеду. Там переправились на пароме на Куршскую косу и покатили в Ниду, к месту последней ночёвки. Лес, море, симпатичные домики, лавки с янтарём, скульптуры из песка  вдоль дороги, – глазом не успели моргнуть, как 45 километров остались в прошлом.
 
Про уникальность косы, её флору и фауну, про дюны, поглощающие целые посёлки, вы прочтёте где угодно. Я вам расскажу только про погоды, которые поджидали нас в Ниде. Машину начало покачивать уже на подъезде к ней. К моменту, когда  кемпинг был найден, брызгал редкий дождь. Мы быстро утрясли в бюро формальности, припарковались, переоделись и пошли к воде, чтобы искупаться. Не потому, что было жарко, – скорее наоборот, а потому что мы не можем пройти мимо лужи, которая выше колена. А тут целое море под боком.
 
Явились. Ветер завывает, деревья, устав разгибаться, застыли в поклоне, закатное солнце сопровождают черная туча справа, лиловая слева. На пляже ни души. В раздевалку зашли лишь затем, чтобы снятую одежду на гвоздик повесить. Взявшись за руки достигли линии соприкосновения. Дальше волны нас не пустили. Меня – совсем. Они окатывали с макушки до пяток, но пробиться скозь себя не позволили. Мужу повезло чуть больше: он протаранил какой-то ослабевший бурун, но подоспевшее ему на помощь цунами с размаху выплюнуло благоверного на берег. Мы совершили ещё несколько бесплодных попыток и ретировались почти несолоно (Балтийское море довольно пресное: 6-8%) хлебавши.
 
Когда отступали к раздевалке, дождь лупил с такой остервенелостью, что на коже вскакивали волдыри.

К утру погода успокоилась. Мы – тоже. Пробежались по пляжу до самой литовско-российской границы, искупались, исходили  вдоль и поперёк окрестные дюны, взобрались на самую высокую и убедились, что с неё видны оба берега, и, удовлетворённые содеянным, отправились в обратный путь. Через Палангу, но об этом в следующий раз.