Тайна старого моря. Часть III. Домой. Глава 17

Глава 17
СВЕТЛЫЙ ДЕНЬ
Тихий свет сочился сквозь занавески, нарастая, становясь янтарным, и вот уже все окно было залито этим теплым светом. Впервые за долгое время взошло солнце и озарило соскучившуюся по нему землю. До этого дня оно маячило издалека, посылая нам свои скудные холодные лучи. Две недели шел дождь со снегом, размывая дороги, которые ночью сковывались льдом. Потом снова плыли потоки грязи, смывая все на своем пути, в том числе и наши надежды...
Я проснулась совсем здоровой и загляделась на этот чудесный свет, до него хотелось дотронуться, ощутить, вобрать в себя и никогда с ним не расставаться. Это было неописуемое чувство благодати. Я тихонько встала и прошла во вторую комнату – тети Нюрину спальню. Все оставалось, как прежде: самотканная дорожка на полу; застеленная серым с оленями покрывалом старомодная с металлическим изголовьем кровать; на ней взбитая, покрытая пожелтевшим кружевом белая подушка; темно-зеленый гобелен на стене виде сказочного леса с медведями.
Комната была очень светлой за счет двух окон: одно чуть поодаль от спального места, а другое прямо напротив входа. По левую руку стоял комод, а на нем фарфоровая красавица с длинной пшеничной косой и нежным ликом, в шапочке, отороченной мехом, и длинной шубке простирала белые руки к юноше, который влюбленно смотрел на нее, склонившись. Я перевернула статуэтку, она оказалась довольно увесистой, и прочитала внизу строчку, выведенную химическим карандашом: «Люблю безмолвно, зло и нежно...» Откуда эти строки? Быть может, из классики? «Я вас любил безмолвно, безнадежно...» Нет, не то.
Герои были похожи на Руслана и Людмилу. Если нежно, то почему тогда зло, задумалась я. Таких слов в поэме Пушкина не могло быть. Я поставила статуэтку обратно и подошла к центральному окну: там, на подоконнике, приютившись рядом с разросшимся кустом коралловой бегонии, на связанной крючком кружевной салфетке стояла икона Богородицы. Почему я раньше ее не замечала? Наверное, потому, что редко думала о Боге, даже в самые тяжкие минуты забывала молиться. Я перекрестилась и взяла иконку, она была величиной с ладонь: младенец Иисус сидел на левой руке Богородицы, держа свиток, а правая его пяточка была обращена к молящимся. Я попыталась прочитать строки из молитвы на иконе, но они выцвели и расплылись: печатный образ был приклеен к дощечке, спрятан под оргстекло и оторочен медной уже окислившейся рамкой, с задней стороны иконы крепилась самодельная петелька из проволоки, на которую когда-то икону подвешивали на стену. Чья она была – может, еще прабабушкина…
Я осторожно поставила образ обратно и еще раз перекрестилась. «Пусть Шурка вернется, – тихонько проговорила я. – Богородица, помоги». С надеждой и облегчением я вышла из комнаты и, ложась обратно под одеяло, попросила у Богородицы, чтобы мы с ним остались вместе – вечно, на всю жизнь.
Проснулась я уже около полудня, раздернула шторы и впустила яркое солнце в дом. Захотелось даже распахнуть окно, но уличный термометр показывал минус пять. Я ограничилась открытой форточкой и пошла кормить кошек.
Порывшись в шкафу, я даже нашла растворимый кофе – какая удача! Видимо, брат заваривал его, когда приезжал к своим питомцам. Хоть и «пыль бразильских дорог», как говорил Кальмаров, но кофе наполнил приятным ароматом кухню. Я с удовольствием выпила кружку обжигающего напитка и даже съела тети Галину котлету.
За окном раздавался птичий гомон: воробьи на березе, радуясь светлому дню, пытались перекричать друг друга. Во дворе по-прежнему стоял «москвич» Богдановича, ставший запчастями Златогорова, который так и не появлялся.
Только я вспомнила про докторов, как один из них вдруг вырос словно из-под земли: Витек направлялся к моему дому в сопровождении здоровенного «бугая». Последний делал шаг, а доктор Златогоров, семеня за ним, успевал сделать целых три, хотя ростом был тоже немаленький. Подойдя к машине, Витек ткнул в нее пальцем и начал что-то эмоционально объяснять, подпрыгивая, чтобы дотянуться до товарища. Молодец невозмутимо взирал на доктора, а потом молча попытался открыть капот, но когда тот не поддался, в два счета отломил крышку и достал оттуда аккумулятор, потряс его, понюхал и бросил об землю, едва не попав по ноге Златогорову. Витек снова засуетился, начал отстегивать дворники, попытался забраться зачем-то на кузов, а затем на крышу в подражание Богдановичу. Потом спрыгнул, устало отряхнулся и что-то снова заговорил напарнику. Двужильный открутил переднее колесо, а потом вместе с доктором направился к моему подъезду.
Когда раздался стук в дверь, у меня почему-то от страха похолодело все внутри – я редко в своей жизни встречала таких «гигантов». Но тем не менее все равно повернула замок.
– Желаю здравствовать, Наталья Юрьевна! – радостно возвестил Златогоров. – Не хвораете?
– Ты как в воду глядишь – я только сегодня перестала хворать! – проговорила я.
– Не напоите? – тут же перешел к следующему вопросу Златогоров.
– Спиртного не осталось... – растерялась я.
– Да нам не спиртного! Нам бы чаю! – вежливо уточнил Златогоров.
– Чай найдется. Заходите, – сдержанно пригласила я незваных гостей.
– А это Коля Головырин, мой товарищ! – с удовольствием представил богатыря Витек и добавил: – Он у нас в гаражах в охране работает.
– А отчество? – решила поинтересоваться я, учитывая манеру общения доктора.
– Как у тебя отчество? – подскочил Златогоров, обращаясь к Коле.
– Викинг, – басом произнес охранник и протянул мне загрубевшую тяжелую пятерню. – Не надо отчества.
– Как не надо? Ты что, отца не уважаешь? – сострил Витек.
– Уважаю, – ответил Викинг. – Владимирович.
– Ну вот это другое дело! – одобрительно хохотнул доктор Златогоров. – Спасибо вам, Наталья Юрьевна, что про отчество напомнили. А то не знал до сих пор. А сколько мы с Колькой уже друг с другом общаемся!..
Взгляд Виктора Аркадьевича просветлел, и уголки пухлых губ ностальгически дрогнули.
– Сколько выпито… – изобразил подобие улыбки Викинг, проходя в комнату.
– Ой, а сколько выпито-о-о! – нараспев подхватил Витек.
– Каркаде устроит? – крикнула я с кухни.
– Не брутальный напиток, но вполне устроит! – веселился Златогоров.
– Пойдет, – скупо ответил Коля.
– Ты же сам купил позавчера каркаде, – напомнила я Витьку, наполняя кружки кипятком.
– Не помню, Наталья Юрьевна, ей богу ничего не помню. С похмелья был, – Витек потянулся к упаковке с чаем и жалобно добавил: – Вот ведь совсем сдаю – раньше мы с Колей могли по два литра водки раздавить на человека. А сейчас – с пива болею.
– Два литра – это что… – приземлился в кресло Викинг. – Вот два с половиной на рыло – это да. Там сразу такое землетрясение начинается.
– У нас на Урале разве бывают землетрясения? – поинтересовалась я.
– Бывают и северные сияния – смотря сколько выжрать, – серьезно нахмурился охранник.
Я смерила взглядом Викинга и попыталась представить, как он, подобно Атланту, держит разверзающуюся землю.
– Мы собственно зачем пришли? – перешел к очередному вопросу Витек. – Ты не видела, куда Эдуард Казимирович палку позавчера засунул?
– Что?! – едва не поперхнулась я.
– Ну палку, которой «москвич» громил, – поправился Златогоров.
– Откуда ж мне знать, – равнодушно пожала плечами я. – На улице, наверное, так и валяется. Зачем она вам?
– Ну так я уговаривал Колю взять с собой инструмент, а он ответил, что все свое носит с собой! – гоготнул Витек.
– Че ржешь? Не веришь? – сжал кулаки Викинг, демонстрируя костяшки.
– Да как не верить! Я ж помню, как ты у Евгеньича в прошлые выходные «жигуль» одними руками разобрал! – с восторгом подтвердил Витек и добавил: – Николай Владимирович у нас может трактор с места сдвинуть.
– Богданович тоже много что может: вон он как гоняет по дорогам! – пошутила я.
– Так это ж за рулем. За рулем любой дурак может. А Коля своими руками! – Златогоров в доказательство показал мне свои руки.
– Палку не надо, – ответил Николай, отставив кружку. – Можно лопату.
– А лопату зачем? – внимательно наклонился к нему Витек.
– Мусор выгребать. Мусору много будет. Машина-то – рухлядь, – на каменном лице Викинга снова мелькнуло подобие улыбки.
– Лопаты точно нет, – сразу ответила я и, подумав, добавила: – У дворника есть, наверно. Если надо, я у тети Гали спрошу его контактные данные.
Оставив друзей, я быстро сбегала к соседке и разузнала про дворника. Оказывается, таковой действительно имелся и звали его Хайрулла. Имя запоминающееся. В дальнейшем, проявив любопытство филолога, я узнала, что «Хайрулла» в переводе с арабского означает «посланный Богом».
Дворник действительно был послан высшими силами: Витек с Колей сразу отправились к нему в подсобку и Хайрулла помог им наконец «разделаться» с «москвичом» – разобрать его на запчасти с помощью своих инструментов и убрать гору мусора, в который превратилось когда-то так лихо бегавшее авто. Даже лопата пригодилась – Коле пришлось несколько раз ею садануть по «москвичу».
– Жаль машину, – подошла я к ним.
– Жал-л-л… – как эхо повторил Хайрулла – дворник оказался худощав, маленького роста, имел козлиную с проседью бородку и слегка раскосые черные глаза, возраст блюстителя порядка я так и не смогла определить.
– А что, так и нельзя было восстановить? – кивнула я на останки.
– Машина – говно, – сказал как отрезал Коля.
Глотнув напоследок чаю, друзья вскоре перестали докучать меня своим присутствием и удалились с ценными запчастями под мышкой на автобусную остановку.
Шел второй день моего отсутствия на работе, надо было позвонить Афродите, но так не хотелось подниматься на второй этаж, а тем более вести беседу с начальством.
Вечером пришла тетя Галя с фаршем.
– Как котлеты? – полюбопытствовала она.
– Понравились, вкусные. Спасибо вам, тетя Галя, – ответила я.
– Вот видишь! А я говорила, что ты тетю Галю будешь благодарить! – соседка жестом фокусника вынула из-за спины упаковку с замороженным фаршем и брякнула ее на стол. – Вот, попробуй. Настоящий фарш, говяжий. Я только такой всегда беру. А деньги потом отдашь, если понравится.
Тетя Галя победоносно развернулась и направилась к выходу. Потом остановилась, как будто что-то припоминая.
– Сегодня ж праздник – Богородица Скоропослушница, двадцать второе ноября, – перекрестилась она.
– Скоропослушница? – заинтересовалась я. – А что это значит?
– Зрение людям возвращала икона. Все незрячие прозревали, глядя на нее, а глухие слышать начинали, – рассказала тетя Галя и скрылась за дверью.
Я снова поспешила в тети Нюрину спальню к иконе. Перекрестилась и стала внимательно смотреть на нее, пытаясь снова разобрать старославянские строчки. Ничего не получалось. Может, это она, подумалось мне, та самая Скоропослушница. Но в любом случае найти в своем доме икону Богородицы было большой удачей. Я помолилась о здравии, и к вечеру – о чудо! – температура больше не поднялась.
Я устроилась поудобнее на диване с кошками и стала думать, чем бы заняться. Телевизора не было, радио на кухне и то не работало, даже книг не было – тетя Нюра читала журналы. Порывшись в старом дубовом шифоньере, в котором раньше у тетушки висели платья, – в детстве я так любила в нем прятаться, я нашла стопку журналов «Советский экран». Как же популярен он был когда-то у советских кинозрителей. Листая пожелтевшие страницы с известными актерами, я полностью отрешилась от действительности, к которой меня вернул истошный крик за окном.
– Натуська! – это был снова водитель Салтыков.
Что ему еще надо, раздраженно подумала я, неохотно покидая насиженное место.
– Натуська, я обогреватель принес! – вопил водитель.
Помахав ему, я поспешила открыть дверь. Егор волок какую-то батарею.
– Ты зачем батарею принес?! – изумилась я.
– Это не батарея! Это масляный обогреватель. Он хоть и старый, но греет отлично! Поверь мне!! – отрапортовал Салтыков.
Водитель затащил обогреватель в комнату и сразу включил в розетку. Появился резкий запах – будто на сковородке что-то жарили на машинном масле или того хуже – на бензине, причем с таким усердием, что все пригорело.
– Егор, выключи, пожалуйста! – взмолилась задыхаясь я.
– Натуська, тебе надо немного потерпеть! Оно обгорит и не будет вонять! – заверил меня Салтыков.
– Нет уж спасибо! Как-нибудь в другой раз! – остановила его я.
– Ну смотри, я пока его оставлю, а сам домой поеду. Время позднее – я ведь снова на редакторской машине! – озабоченно засобирался водитель.
– Ладно, – неохотно согласилась я.
– Постой-ка! – Егор засунул руку во внутренний карман куртки: – Вот, это тебе!
Салтыков вытащил тонкую книжицу с названием «Дзен-буддизм. Путь к свету».
– Читай! Очень рекомендую. Поверь мне! – протянул он мне брошюру.
– Ты же вроде христианин, – с укором взглянула на него я.
– Я сторонник идеи мирового гражданства! – выпалил непонятную фразу водитель и хитро усмехнулся.
– Космополит, что ли?
– Раньше хотел стать космонавтом, а стал космополитом, – пошутил Салтыков и, задумавшись, проговорил: – Кстати, Натуська! В издательство вечером парень какой-то приходил. Тебя спрашивал. – Егор наморщил лоб, мучительно припоминая: – Кажись, Эмир! Ага, точно. С девушкой.
– Эмир?!!! – закричала я. – Повтори, что ты сказал!
– Ага, Эмир, – улыбнулся Салтыков, довольный оттого, что смог обрадовать меня.
Я расцеловала водителя, и он, пьяный от счастья, пошагал восвояси.
– Богородица, спасибо тебе! – прибежала я в комнату. – Спасибо, что Эмир вернулся. Наверняка и Шурка с ним тоже. Хоть бы был жив, хоть бы жив…
Продолжение следует.