Советы Саллюстия Цезарю и что из них вышло

REX LUPUS DEUS
Светлой памяти моей жены Валерии
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Из-под пера сторонника римского полководца и политика Гая Юлия Цезаря, «потомка богини Венеры» и могильщика Римской олигархической республики, подготовившего ее превращение в монархию эллинистического типа - римского историка и публициста Саллюстия Криспа - вышли два сочинения, заслуживающие, скорее всего, быть названными «открытыми письмами». Первое сочинение Саллюстия датируется, вероятнее всего, временем еще до начала гражданской войны, второе – вероятнее всего, временем после победы Цезаря над своими врагами -республиканцами-«помпеянцами» в сражении при Тапсе.
Письма Саллюстия к Цезарю по своей литературной форме представляют собой увещевательные послания (симбулевтика, суасориа, или свасориа), известные в греческой литературе со времен Платона (письма VII и VIII) и Исократа («К Никоклу»), в римской — со времени Цицерона («К брату Квинту», I, 1 и 2). В письмах Саллюстия были выражены откровенное преклонение их автора перед  Цезарем, непоколебимая вера в него и в его  способность «обустроить» Рим. В обоих письмах Саллюстий осуждал жестокости как времен гражданской войны между вождем «демократов»-«популяров» («народников») Гаем Марием (дядей Цезаря) и вождем партии аристократов-«оптиматов» («наилучших») Луцием Корнелием Суллой, так и последней гражданской войны, между сенатом (то есть - главным противником Цезаря Гнеем Помпеем) и Цезарем.
В обоих письмах к Цезарю их автор фактически изложил обширную программу социально-политических реформ, рекомендованную секретарем Цезаря своему патрону, набор необходимых действий, выведенный из результатов проведенного Саллюстием анализа упадка римского общества вследствие упадка римской общественной морали. Саллюстий явно верил в то, что только Цезарь способен восстановить в государстве порядок после всех потрясений, сопряженных с гражданской войной и упадком нравов, обуздать своеволие знати, отнять у денег и богатств их значение, возвратить свободу римскому народу, улучшить его нравы, ввести тайное голосование при избрании магистратов и в суде, увеличить число сенаторов.
В письмах Саллюстия к Цезарю ярко отразились ожидания проникнутой идеализмом части «популяров», их представлений о характере необходимой Риму коренной реформы государственного устройства и жизненных норм.
Вопрос о причинах упадка нравов в Римском государстве, по мнению римских историков, начавшегося в конце III веке до Р. Х., но ставшего особенно заметным по окончании Третьей Пунической войны (в 146 году, когда Сципионом Африканским Младшим был разрушен Карфаген) и связанного с притоком в Италию захваченных богатств и рабов, являвшийся одним из главных для Саллюстия в его дальнейшем творчестве, был поднят им уже в его письмах к Цезарю.
Картина состояния римского государственного организма, нарисованная Саллюстием, была чрезвычайно мрачна, прямо-таки плачевна. Меры исцеления, которые Саллюстий имел смелость рекомендовать Цезарю, в принципе были направлены фактически на восстановление древних республиканских порядков. Рим рассматривался Саллюстием как Город, а не как государство. Развиваемые Саллюстием в письмах к Цезарю идеи обновления народа и сената наглядно свидетельствуют о том, насколько Гай Юлий на практике успел отдалиться от представлений своих прежних товарищей по партии «популяров». Вынашиваемую и претворяемую в жизнь Гаем Юлием концепцию «Рима как империи», предусматривавшую создание сильной централизованной «вертикали власти» в сочетании с широкой автономией провинций отделяли от предлагаемой Саллюстием концепции «Рима как города-государства» целые световые годы, или «дистанции огромного размера» (как выразился бы полковник Скалозуб из грибоедовского «Горя от ума»). Из писем Саллюстия, между прочим, становится понятно, почему старые «популяры», друзья и соратники «потомка богини Венеры» первых лет его политической карьеры, впоследствии присоединились к заговору против своего прежнего товарища, ставшего всесильным диктатором. Цезарь перестал быть одним из них. «Популяры» перестали считать Гая Юлия «своим».
Страшно далекими от реальности представляются современному читателю предложения Саллюстия в области финансовой политики. Достаточно верно объяснив упадок римского «общего дела» стремлением к роскоши, он давал Цезарю, давно уже ставшему «кондотьером» римской плутократии, поистине трогательный в своей наивности совет, прежде всего, лишить деньги их значения, хотя принятые Цезарем финансово-политические меры преследовали прямо противоположную цель.
Совершенно не соответствует устремлениям Гая Юлия и предложение публициста касательно необходимости реформировать государство. Цезарь действительно стремился реформировать  римское государство, но только путем замещения вакантных мест в сенате своими ставленниками, обеспечивая себе тем самым возможность манипулировать государством, а не укреплять его традиционные основы.
Не вызвали (да и не могли вызвать) у Цезаря положительного отклика и предложения Саллюстия демократизировать политическую жизнь Вечного Города на Тибре. Гаю Юлию требовался гибкий, эффективный  административный аппарат, реагирующий на его приказы с быстротой хорошо объезженной лошади, мгновенно повинующейся своему всаднику.  Он вовсе не стремился к укреплению демократических традиций, грозящих оказаться, в конечном итоге, препятствием и тормозом на пути реализации его властных амбиций и даже основой для возникновения оппозиционных настроений.
Немаловажное место в письмах Саллюстия занимали советы, касающиеся «обновления народа».  Под «обновлением народа» Саллюстий понимал уменьшение численности римского столичного плебса, политизацию и усиление роли народных масс. Он предлагал переселить значительную часть жителей Столицы в специально выведенные для этого колонии, населению которых надлежало быть смешанным, состоящим как из «старых», так и из «новых» римских граждан. Цезарь действительно выводил колонии, но его колонии имели совершенно иной характер и служили совсем  иной цели – умиротворению его ветеранов. Предложение расширить участие народа в государственной жизни, наверняка, вызывало нескончаемые приступы хохота  у аристократического «нобилитета», ибо общение и обращение Цезаря с римским простонародьем-плебсом, наряду с одновременными попытками «гладить его по шерстке» посредством определенных уступок,  было проникнуто стремлением полностью отстранить «столичную биомассу» от политической жизни.
Одной рукой Цезарь давал народу подарки, субсидии, «хлеб и зрелища», другой – отбирал у  боготворившего его народа права и привилегии.
Кстати, о «хлебе и зрелищах». Действительно щедрые раздачи зерна, оливкового масла, денег, грандиозные игры и даровые угощения народа в связи с триумфами Цезаря имели и свою оборотную сторону. Число граждан, бесплатно получавших от государства зерно, было уменьшено с трехсот двадцати до ста пятидесяти тысяч. Что лишь частично может быть объяснено значительным сокращением населения Рима вследствие гражданских войн. «Согласно результатам проведенной по приказу Гая Юлия переписи полноправных римских граждан, вместо трехсот двадцати тысяч человек, насчитывавшихся прежде, теперь оказалось налицо всего сто пятьдесят тысяч. Такой урон принесли гражданские войны, столь значительную часть народа (свободных полноправных жителей собственно Города Рима – В.А.) они истребили, и это еще не принимая в расчет бедствий, постигших остальную Италию и провинции!» (Плутарх). Ой ли? Не лукавил ли старик из Херонеи? По мнению автора настоящего правдивого сочинения, в гражданской войне никак не могла погибнуть половина всех столичных получателей «анноны».
Предложения популиста Долабеллы касательно отмены задолженности по квартплате и уж тем более – кассации долгов вообще, были  модифицированы и, в конечном счете, выхолощены Цезарем. Не мог же он себе позволить так разочаровать спонсировавших его финансистов. С другой стороны, Гай Юлий не мог себе позволить испортить отношения и с беднотой. И «потомок богини Венеры» нашел своего рода «золотую середину». Отмена квартплаты на год, как уже говорилось выше, касалась тех, кто платил в Риме не более двух тысяч, а в муниципиях – не более пятисот сестерциев и носила разовый характер. Эта разовая мера облегчала на год положение съемщиков жилья, но через год все начиналось по новой, ибо стоимость аренды жилья не была снижена ни на асс. Психологический эффект этого данного диктатором квартиросъемщикам «шанса начать все сначала» был огромен, но по сути дела они ничего не выиграли. Цезарь прекрасно отдавал себе отчет во временном характере этой меры – он вообще принимал удивительно много мер, имевших разовый и  временный характер.
Одной из таких эффектных, но не эффективных, эфемерных мер было зачисление должникам процентов в счет общей суммы задолженности. Сама задолженность никуда не делась. Она осталась прежней, процентная ставка снижена не была, все опять началось по новой. В итоге никто из должников не смог расплатиться по долгам, а убытки, понесенные заимодавцами, были хотя и ощутимыми, но не критическими, и уж тем более - не разорительными для кредиторов.
Как только речь заходила о реальном участии народа в государственной жизни, «любовь  к народу» щедрого диктатора мгновенно исчезала.
По воле Цезаря в 46 году был изменен состав судов, ставший менее демократическим. Отныне в суде могли заседать только сенаторы и «всадники», но не эрарные трибуны – своего рода плебейские старейшины, следующий по значению за «всадническим» сословием слой римского населения.
В высшей степени недоверчивым было отношение диктатора к возрожденными несколькими годами ранее сторонником Цезаря - народным (плебейским) трибуном-популистом Клодием к новой жизни коллегиям – своеобразным плебейским клубам, нередко выполнявшим, в рамках социального движения античной городской бедноты, функции организационных ячеек и, в качестве формы политической деятельности и социальной самозащиты, игравших немаловажную роль еще в дни заговора Катилины. После разгрома Катилины коллегии были запрещены и находились под официальным запретом, пока их не возродил на волне «разгула демократии» демагог-«красавчик»  Клодий Пульхр.
Гай Юлий долго не раздумывал. Он снова ликвидировал все коллегии (кроме, естественно, жреческих), сочтя их не нyжными своим простым согражданам. Ведь «его»  верный плебс имел «хлеб и зрелища». В Риме развернулось масштабное строительство. Несколько тысяч многодетных семей было переселено из Града на Тибре в сельскую местность. Все они были довольны и счастливы. Но научились держать языки за зубами.
«Вся сила в вас, квириты, и вы, несомненно, можете ради себя делать или не делать того, перед чем вы склоняетесь, так как вам это приказано делать в пользу других. Обращенный против вас произвол вы добровольно торопитесь усугублять и ему способствовать» - разочарованно сказал Саллюстий, устами одного из ораторов – плебейского трибуна Лициния Макрa (попавшего в конце жизни под суд и покончившего с собой) - в своей «Истории».
Эти слова вполне могли быть навеяны впечатлениями от социальной политики Цезаря.
Здесь онец и Господу Богу нашему слава!