Курица

Фермерская курочка третий день отмокала на печи. Приобретенная в замороженном виде, она - кабы не обстоятельства – могла быть запущена в процесс приготовления лапши или котлет по истечении всего-то минут тридцати после прибытия на не ахти какую дачу. Вот именно это «не ахти» и представлялось ей – уставшей от безделия - тем самым форс-мажором на пути славного окончания рутинной карьеры безымянной пеструшки.   
Дело в том, что единственным выдающимся пятном в вышеупомянутом жилище (по-другому назвать продуваемую малейшими всполохами 5х6 деревянную упаковку язык не поворачивается) служила металлическая дровница с ажурной претензией.  Такая же, но с поленьями, ютилась на летней кухне – в аккурат промеж голландки и захламленного комода, служившего подставкой для телевизора и зимней обителью для многих поколений крысы Шушара, коя первой застолбила совковый раритет. 
Иных достопримечательностей не обнаружил бы самый пристрастный фискал, ежели бы ему взбрендило отвлечься от нарядных коттеджей и кантри-хаусов с паровым отоплением и малазийской прислугой.
И шут бы с ней – с аскетичностью, встретившей появление предполагаемого ужина с обидным невниманием, но «не ахти» в категории олл инклудыд подразумевало и провалы в памяти владельца шести соток. Она – память – походила на чужие поминки, когда знаешь зачем, но не ведаешь кто. Матвей Григорьевич Зондерман педантично приобретал требуемые в обиходе вещи и в ту же секунду предавал их забвению. Таким образом, даже собак в его хозяйстве было две. Вечно голодные, они отзывались на любую кличку, а за куриное крылышко могли предать собственную родословную. Подобная забывчивость играла на руку ритейлерам всех мастей, включая случайных женщин и привокзальных попрошаек. 

-  Да, я не рождественская индюшка, не чванливая страусиха. И ноги мои в стиле соул, а мозги в стиле кантри. Что с того? Каждый, буквально каждый может меня употребить. А понять? Проявить эмпатию? Нее. Распнут, перцем присыпят и давай жарить. Вы не подумайте – я не против.  Я вообще childfree по убеждению и бройлер по призванию. Но равнодушие – вот что убивает. Циничный игнор аппетитных ляжек и сложенных на белой груди покорных ручек – это уже перебор!

На четвёртый день от переживаний на тушке проступила синюшная бледность, к исходу шестого – полнейшее безразличие.
За окном маячила скверная перспектива, да корчил рожи беззубый доширак.