Исповедь сибирского охотника. Глава. 37 Повесть

Глава. 37        В преддверии схватки.



У хорошего охотника ружье не ржавеет.

Охотничья поговорка




Чтобы понять царство девственной тайги и красоту текущих на Север речушек нужно в этих местах родиться. Не только родиться, но и жить: в ней, и с нею. Принимать то, что когда придёт время – ты растворишься в её бескрайности. Полностью, весь ! До конца и без остатка, став её мелкой частицей, уходя в её бесконечную жизнь. Только так можно понять Сибирь и Родину.

В тот год зима была особенно снежная и морозная. Голодные волки бесчинствовали в ближайшей округе колхоза «Вперёд к коммунизму». Страшный голод принуждал их по ночам проникать в глухую сибирскую деревеньку, не пугаясь ни собак, ни людей. Да и местные дворняги не решались шустрить, они боялись даже подать голос, чтобы не привлечь к себе внимание, и не быть сожранными голодной стаей. Поэтому разномастные моськи резонно прятались в свои комфортные домики – будки и таились там, не подавая звуков.

Лесные четырёхлапые пираты без труда раскрывали крыши в сараях, раздвигая жерди, устраивали разбой. Чуть не каждое утро, в разных частях деревеньки горько голосили бабы, обливаясь слезами по скотине, уничтоженную лютыми и быстроногими изгоями диких дебрей. Суровая, задумчивая  тайга держала поселение в своих крепких студёных объятиях с трёх сторон.

В разрисованные узорами февральского мороза окна деревенских жителей, любопытно заглядывало очередное утро. Погода действительно стояла хорошая. С вечера выпал лёгкий снежок, к утру подморозило - была чудная пороша. И птицы сегодня не будили утро. Из труб деревенских домов дым тянулся в небо пышными серыми столбами, растворяясь в безоблачном бледно - синем небе.

По снежному покрову поля вдаль убегала синяя лента дороги. Мычали колхозные корова стоящие в стойлах просторного помещения, настойчиво требуя от доярок вкусной подкормки из кукурузы – силоса. Ржали кони, тащившие тяжеленные сани – розвальни, загруженные скотниками доверху сочным кормом от которого у колхозных бурёнок зашкаливали надои. Кузьма позавтракал с женой. Ели молча.

Когда за плечами больше пятнадцати лет совместной жизни, то понимаешь друг друга не то что с полуслова - с полувзгляда. Таёжник стал собираться на охоту. Он положил в рюкзак сухари, соль, котелок и спички. Подпоясавшись патронташем и охотничьим тесаком, засунул сзади за ремень лёгкий, но острый топорик, вскинул на плечо ружьё и, став на лыжи, двинулся в путь. День занимался ясный.

Утро в полном разливе. Солнце ещё не взошло, но заря уже охватила восточную половину неба, и тайга сверкала красноватыми блёстками, словно кто - то рассыпал вокруг мерцающие искры. Морозило. Нежнее и чище становилась голубизна далёкого неба. Редели перелески, пронизанные  светом зари, всё более чётко вырисовывались на густо - красном фоне зелёные кроны деревья хвойной тайги.

Ослепительно белели пышные, никем не истоптанные сугробы, россыпью алмазов сверкали опушенные инеем деревья. В синем небе кружила стая галок. Земля тонула в глубоком снегу, от шумного птичьего гама делалось радостнее на душе, и глаз таёжника невольно начинал искать новые краски королевы зимы. Снег, налипший на не опавшие листья, клонил  по закону гравитации к низу отяжелевшие усталые ветви осин и берёз.

Раскидистые, запорошенные снегом деревья, бесконечные завалы бурелома и тающие в сером небе вершины белых далёких сопок так примелькались, что Кузьма видел их даже во сне. Стоило лишь смежить веки, как тайга, угрюмая и необъятная, колыхаясь, выплывала из утреннего марева. Она манила к себе звериными тропами, бесконечной путаницей старых и свежих следов.

Звонко скрипел под лыжами снег, с треском ломались сучья кустарника. То и дело приходилось растирать рукавицей щеки. Голые берёзы, покрытые инеем, издалека казались белыми призраками, гнулись к сугробам еловые ветки, покрытые шапками снега. Рядом, на кустах, порхала стайка красногрудых снегирей. Тонко посвистывая, они деловито обследовали каждую ветку.

Внезапно снегири, чего-то испугавшись, с шумом улетели. Лес заполнила тишина. И была она такой глубокой, что, казалось, посторонний человек мог бы услышать, как билось в груди у Кузьмы сердце. Порой тишину раскалывал громкий, будто выстрел, треск лопнувшего от мороза дерева.

Тогда эхо много раз перекатывалось по тайге, постепенно замирая у далёкого горизонта. Охотник с любимой лайкой передвигался по «Сосняку» в сторону Викторова покоса. Снег хрустел и искрился под широкими самодельными лыжами. Кузьма поневоле залюбовался серебристым убранством леса. Тёплые снежные шапки надели ели и сосны. А берёзки украсились серёжками из инея.

Каждая веточка, каждый сохранившийся с осени листочек на ветках был покрыт пушистым инеем. Хоть кружева по этим узорам плети ! Чистота, красота кругом ! Тихо. Только изредка птичка чирикнет или какой - то зверёк веткой хрустнет. Удивительная прозрачность воздуха ! Холодно ! У ног зверобоя мягкой медвежьей шкурой лежала тайга. Похоже было, что какой - то великан бросил шкуру как попало и она то горбилась складками, то расстилалась ровными, убегающими вдаль полосками.

И кругом, насколько хватал глаз, была все тайга и тайга, теряющаяся у горизонта в бело - синей дымке пространства. Вблизи Пасечного озера показался высокий пригорок, укрытый плавными, изогнутыми складками ковровой шубы синеватого, в тени, снега. И солнце над ним - золотое, ясное и лучистое среди синего, почти темного, глубокого неба...

В тот момент охотнику стало жаль, что рядом нет никого, кто мог бы разделить тяготы его пути, и его восторги перед красотой и таинственным величием сибирской тайги. Зверобой вдруг почти физически  почувствовал  на себе  чей - то  взгляд  сзади. Оглянулся - никого. Не ветерок ли подшутил надо мною !

Скользя на широких лыжах далее нет – нет, да и оглядывался, ему всё ещё казалось, что кто - то пристально следит за ним. Он не мог освободиться от ощущения близости опасности. Не она страшна, а её предательская внезапность. У охотника было гадкое чувство, будто кто - то вероломно целится в него сзади из ружья...

Карай, неожиданно натянул поводок, глотнул влажными ноздрями воздух, остановился. Уши встали торчком, вывернулся вправо. Что - то  взбудоражило кобеля.
- Неужели близко зверь ?! – толи спросил или констатировал вслух Кузьма.



Продолжение следует …