Запорожская жесть

Эта поездка была абсолютно спонтанной. Не то чтобы я когда-либо даже в мыслях собирался посетить Запорожье, а уж серьезно задуматься об отдыхе в подобном месте и подавно. Что можно делать в городе, где многочисленные промышленные предприятия загрязняют воздух и воды Днепра, где запах тухлых яиц, а именно так пахнет азот, преследует тебя буквально по пятам, где не на что смотреть и совсем нечего делать.
Но армейский сослуживец Василий Шматко оказался настойчивым и раза с пятого, прилипнув, как банный лист, всё-таки, зазвал меня на свою малую родину. И поехал я, потому что понял, что он не отстанет: «Ты же всё равно в Крым мимо меня…» И заезжать тоже не хотелось, потому как промолчал красноречиво сержант Шматко, когда мы вместе находились в наряде по роте, и меня оклеветал дежурный офицер Брюховецкий. Не сказал, что это была ложь. Испугался, что и он попадет под раздачу. Короче, предал товарища, а потом сделал вид, что ничего не произошло.
Тогда я был торжественно, со всеми сопутствующими речами начальников и командиров, препровожден на гарнизонную губу, и это «путешествие» могло закончиться чем угодно, если бы задуманная ими провокация была осуществлена до конца.
Подробности есть в моей книге «Мне.ru», но она появится только через 37 лет после того, как я отдал Родине свой конституционный долг, а к Шматко я поехал в конце 80-х, когда Советский Союз уже вовсю трещал по швам, а вместе с ним рушились судьбы миллионов людей, оказавшихся на грани выживания.
Заставшим то время  в сознательном возрасте, не надо объяснять, что такое кожаная куртка и ракетка для большого тенниса, ручка которой торчала у меня из сумки, где были собраны вещи на неделю пребывания в непонятном мне городе, а вернее в поселке Второмайском, расположенном недалеко от Запорожья, где у Василия был собственный дом с участком, куда не долетали производственные канцерогенные дымы и жили люди, у которых определенно водились деньги.
Сидеть в унылом помещении аэропорта, под однообразные сообщения «літак такой-то запізнюється на 1 годину 30 хвылин», а другой  запізнюється еще там на сколько-то, смотреть в тусклом, как в коридорах СИЗО, свете на ряды спящих пассажиров с чемоданами и баулами, и ждать, когда пойдут первые, пропахшие гарью и пылью, автобусы с затертыми сидениями, - не хотелось. Поэтому я вышел на площадь и стал договариваться с таксистом, который дремал за рулем желтой «Волги ГАЗ 24» с шашечками на крыше и по бокам. На лобовом стекле призывно горел зеленый огонек. «Тут тебе и шашечки и ехать», - рассудил я, - но мысль о том, правильно ли я все делаю, и чего я боюсь, не покидала меня.
Таксист проснулся. Из-под под надвинутой на глаза кепки, бросил беглый взгляд на меня и мою поклажу, и тут же, как я понял, определил три цены.
- А что по счетчику нельзя заплатить? – удивился я.
- Счетчик не работает, - ответил водила и отвернулся от меня, тем самым давая понять, что если это обстоятельство меня не устраивает, то больше говорить не о чем.
Мы еще немного поторговались, и он словно нехотя вышел из машины и положил сумку глубоко в багажник, как будто в него надо было положить что-то еще кроме неё. Я сел на переднее сиденье, и, в общем-то, поехал в неизвестность. О том, что я еду именно туда, подтвердила наколка. Когда водила переключал скорости, я увидел на кисти правой руки восходящее солнце с надписью «Север». Неровное холодное светило ощетинилось аж семью лучами, и вдобавок на пальцах было вытатуировано МИША.
Дорога была темной. Изредка свет фар встречных машин освещал наши лица. Периодически водила давил в мою сторону косяка, и я сел к нему в пол оборота, курил сигарету и не спускал с него глаз.
- Надо заправиться, - сказал он и свернул на такую заправку, что мне стало не по себе. По всему было видно, что она не работала. На площадке одиноко торчала одна единственная пыльная колонка с оторванным шлангом, чуть поодаль покосившаяся будка оператора, вокруг были полуразрушенные здания, и я понял, что мое путешествие может окончиться прямо здесь, в одном из подвалов этих развалин.
«Заправляться не будем», - сказал я, - демонстративно засунув руку за пазуху, как будто бы там у меня был ствол, и посмотрел водиле прямо в глаза. Не знаю, поверил он в этот блеф или нет, но пробурчал что-то типа «ну, попробую дотянуть на том, что есть», развернулся и снова выехал на большую дорогу.
Когда приехали во Второмайский, уже рассвело. Я вышел из машины, водила открыл багажник. Я всё еще был на измене и подумал, что он может ударить багажником по голове, когда я нагнусь, чтобы вытащить из него сумку, но тут на звук подъехавшего автомобиля из ворот дома вышел Василий.
«О, турист приехал!» - сказал Шматко, забрал сумку, и мы пошли по дорожке вдоль фруктовых деревьев, из плодов которых он гнал отличную самогонку. Однажды он уже привозил мне её в Москву, когда останавливался у меня дома, и мы усидели за встречу сразу пол литра абрикосовой. Помню отец тогда сказал: «Сынок, я конечно, всё понимаю, но всё-таки в 9 утра…»
- Я сейчас на работу, а ты поступаешь в распоряжение жены, - сказал Василий, - делать ничего не надо, отдыхай с дороги. Если что понадобится, не стесняйся, спрашивай у Виты. Постараюсь прийти пораньше, тогда сядем все вместе.

Часов в пять мы сидели за столом в саду под сенью акаций. В воздухе благоухали розы, где-то за спиной тихо падали орехи. Первую выпили под сало и зеленую цибулю, надерганную тут же на грядке. Последующие пили под борщ, в котором помимо больших кусков мяса так же оказались куриные ноги и шкварки от сала. К борщу была подана густая сметана и целая гора укропа, петрушки и кинзы.
Время от времени Василий отходил от стола, чтобы переворачивать на вертеле молочного поросёнка, который жарился на огне, разведенном из сухой виноградной лозы. В чреве поросенка поместились пять луковиц, две морковки, шесть головок чеснока, пучок зелени и один острый, нарезанный кольцами, перец. Всё это было обильно просыпано специями, а затем мастерски зашито цыганской иглой. Переворачивая поросенка, Василий смазывал его темным домашним соусом, рецепт которого семья хранила в секрете, и было видно, как поросенок приобретает цвет черного шоколада и формируется аппетитная хрустящая корочка.

Закончили мы нашу гулянку почти под утро, и Василий снова ушел на работу.
После любой совместной трапезы, я как правило, с трудом добирался до дома, где мы снова сидели на пятой точке, пили чай, смотрели телевизор или играли в карты. Иногда к Василию заходили местные девушки, и естественно, все за солью. К концу третьего дня я был похож на слона, а очередным утром, выйдя в сад к завтраку, увидев на столе очередную бутылку водки, сказал Вите, что это явно лишнее, и услышал в ответ: «Василь приказал поставить!»

В теннис играть было негде и не с кем. Один раз, когда Василий ушел на работу, я попробовал днем в одиночку прогуляться по поселку в шортах и поло. Люди из-за заборов показывали на меня пальцами, перешептывались между собой, а старики и старухи на лавках почему-то крестились. Мне показалось, что я в зоопарке, но только в роли всё-того же слона и местным жителям осталось только купить билет. В добавок, мои любимые белоснежные кроссовки Reebok тут же покрылись въедливой серой пылью, которая осталась в них навсегда.

- Хочу пожить в гостинице, - сказал я Василию, - когда вечером мы снова уселись за стол с огромным лещом и пивом от второго запорожского пивзавода, построенного под руководством чехов, знающим толк в этом пенном напитке.
- А шо ты там будешь iсти? – спросил меня он, откинув голову леща набекрень, а потом и вовсе отбросив её своему тезке, жирному пушистому коту, еще одному участнику абсолютно любых столований.
- Ну, найду что-нибудь, - буркнул я в ответ, потому что вопрос показался мне странным.
И действительно в гостинице «Интурист» ничего не было кроме всевозможного мяса, рыбы, птицы и тех изысков, которые обычно готовятся из них. Еще черная и красная икра, различная выпечка и, разумеется, крепкое и не очень спиртное, и то самое дефицитное пиво, которое Василий доставал почему-то по блату. Всё это было в буфете на одном из этажей отеля межгосударственной значимости, являвшего собой прибежище местечковых мошенников, пытавшихся выманить у постояльцев любые деньги мимо кассы. В самом ресторане еда была настолько убогая, что поневоле подумалось о сговоре работников общепита, с целью загнать всех именно в буфет.
Номера больше напоминали какие-то клоповники с сиротской кроватью и обшарпанной мебелью, не менявшейся со дня открытия гостиницы в 1972-м году. Расшатанная сантехника и горячая вода из-под крана ровно через 15 минут после того, как его открутишь до упора, были маленьким неудобством в контексте очевидного преимущества: раз туалет в номере, значит номер - люкс! Особое очарование этой роскоши добавляли застиранные постельные принадлежности и усталые махровые полотенца. Туалетную бумагу, об которую можно было запросто обрезаться, надо было просить, а за кипятком для чая или кофе идти к его величеству администратору.
Из окна восьмого этажа открывался вид на главную улицу города Проспект имени Ленина, но желания пройтись по нему почему-то не возникало.
                *****
Болельщик ташкентского «Пахтакора» курил и смачно харкал на асфальт, стоя прямо у входа в гостиницу в ожидании, когда его любимая футбольная команда соберется в автобусе, чтобы поехать на матч с местным «Металлургом». Я сделал ему замечание, а он чуть было не полез в драку. Небольшой конфликт напомнил старый анекдот, когда, стоящий на заплеванном перроне хохол, на вопрос «Кто на харькiв?» тут же отреагировал: «Я на Харькiв»! Ну и, надо ли говорить, решил для меня вопрос «против кого болеть», потому что мы со Шматко тоже собирались на этот матч, билеты на который были раскуплены задолго до его проведения.

Футбол я не любил, никогда его не смотрел даже по телевизору и пошел на него впервые. На стадионе светило яркое солнце, было по-летнему тепло. На трибунах волновалось море фанатов. У нас были хорошие места и это имело значение. Почти весь матч мы грызли семечки: считалось, что тем самым ты помогаешь своей команде. Мы нагрызли их целый кулёк, и «Металлург» победил со счетом: 1:0. Гол был тут же отмечен водкой, бутылка которой была припрятана Василием в обыкновенной авоське вместе с ежедневным «гонораром» мясника центрального рынка, на котором он и трудился, а стало быть, считался вторым человеком в городе после первого секретаря горкома компартии.

Кстати рынок, был единственным местом, где можно было купить сигареты. Для меня это было важно, потому что курил я много, не мыслил своей жизни без сигарет и двойная или тройная цена за пачку меня, конечно, огорчала, но не имела значения. Когда я покупал сигареты, на рынке появился дядька с огромным пузом и палкой, больше похожей на лодочное весло.
«Почем кавуны?» - спросил он у продавщицы, которая, подбоченившись демонстрировала свои собственные, и зазывала то ли покупателей, то ли ухажеров.
Она назвала цену.
- И это в конце августа? – снова спросил дядька и замахнулся веслом так, что она немедленно отскочила от горы спелой ягоды, а соседние продавцы разбежались далеко в стороны. Затем дядька несколько раз ударил по развалу и арбузы с треском покатились по рыночной площади, залив её липким соком, а дядька невозмутимо пошел дальше по рядам, в которых уже спешно прятали ценники.   
Вечером город еще праздновал победу. Толпы пьяных фанатов шагали по городу и скандировали ставшую уже знакомой кричалку: «Самый лучший в мире клуб – запорожский «Металлург»! Вслед за ней раздался противный девичий голос: «От Москвы до Петербурга все сосут у металлурга!» «Ну, кто чем занимается», - про себя отметил я, но так и не увидел, кто пропищал эту тошноту в пространство.
Субботний вечер предрекал быть жарким, поэтому я быстро ушел с улицы и засел у себя в номере. Гостиница «Интурист» тоже гудела и гуляла. Народ сновал с этажа на этаж, на самих этажах постоянно хлопали дверьми, раздавались нетрезвые выкрики и звон посуды, то и дело кто-нибудь падал на пол или бился о стены, когда выписывал синусоиду на нетвердых ногах.

Ближе к полуночи я решил лечь спать, но громкие голоса через стенку мешали уснуть. А дальше и вовсе начался настоящий ад, потому что соседи привели к себе то ли проститутку, то ли дэвушку, которую они просто угостили в ресторане, и начали выяснять, кто из них будет первым. Бурный спор быстро перешел в драку с грязной руганью с непременной «я твою маму е..л» и столько же раз, сколько два мешка мелькой-мелькой муки. Громче всех отстаивал свое первенство какой-то Максуд, которому удалось убедить в этом неких Саида и Халида только с помощью ножа. «Всех зарежу! Понятно?» - надсадно хрипел Максуд, - я буду первым, я и никто другой!» Было даже страшно представить, что произойдет с ночной гостьей, которая тут же была пущена по кругу тремя подонками, насиловавшими её до самого утра. Она кричала и плакала, а затем чуть слышно простонала «Мама! Мамочка!» «Э-э, раньше надо было у мамы учиться!» - прорычал Максуд и при этом еще погано засмеялся.
Меня это просто добило. Я встал и вышел в коридор. Администратора не было. Я нашел её в самом конце этажа, в одном из служебных номеров, деловито рассматривающей какие-то бумаги.
- У вас там женщину насилуют, - сказал я, - вызовите милицию.
Всё так же, не отрывая глаз от бумаг, она невозмутимо ответила: «Они там сами разберутся».
                *****
«Какая в жопу Хортица! Отсюда надо бежать и чем быстрее, тем лучше» - подумал я, быстро собрал вещи и пошел сдавать номер.
- Уже уезжаете? – спросили меня на ресепшене.
- Да! 
- Что-то вы мало побыли. Как вам наш город?
Не жалея выражений, я сказал, все что думаю и о городе, и о гостинице, но потом пожалел об этом, потому что после поездки в аэропорт пришлось возвращаться обратно. Купить обратные билеты оказалось невозможно.
Я долго думал, как мне поступить, и в итоге, всё-таки, решился позвонить отцу. Я крайне редко обращался к нему с просьбами, всякий раз опасаясь отказа, поэтому и сейчас тянул резину. К тому же, у отца был день рождения, и он наверняка принимал поздравления от коллег по Министерству гражданской авиации, с некоторыми из которых он раньше вместе служил.
Дозвонился я до него только через пару часов. Когда батя снял трубку, то он уже был навеселе, поэтому сразу без всяких вступлений, типа «как сам туда забрался, так и выбирайся оттуда», сказал, что попробует что-нибудь придумать, и чтобы я перезвонил ему минут через двадцать-тридцать. 

- Тебе повезло, - сказал он, когда я снова позвонил и застал его на месте, - я буквально поймал замминистра на выходе. Тебя посадят на самолет без билета, так что можешь снова выезжать. Найдешь там начальника аэропорта, он уже получил соответствующее распоряжение, запиши его номер.
Я снова схватился за телефон.
- Когда приедешь, стой у касс, никуда не уходи, я сам тебя найду, - сказал начальник аэропорта и повесил трубку.
Но, когда я приехал в эту воздушную гавань во второй раз, там была уже совсем другая картина. У касс неровным полукругом стояла огромная толпа народу: подойти к ним было просто нереально.
Остальное пространство было заполнено снующими в разные стороны пассажирами тремя задержанных рейсов и напоминало растревоженный муравейник. Я даже не знал куда мне встать, чтобы отделить себя от людей и, чтобы начальник аэропорта смог понять, что я именно тот человек, который очень ждет встречи с ним. Всё что я смог сделать, так это отделиться от толпы на пару шагов, а также взять в руку свою довольно увесистую сумку, чтобы её не запинали ногами.
Где-то через час бесполезного стояния, я понял, что ко мне никто не подойдет и начал пробиваться сквозь ряды страждущих к кассе. Первая и последующие несколько попыток с разных сторон не принесли абсолютно никакого результата: протиснуться сквозь людское месиво было также сложно, как верблюду пройти через игольное ушко. Поэтому я отошел шагов на десять назад, покрепче перехватил сумку, сжал свободную руку в кулак и, вытянув её вперед, как следует разбежался и заорал: «Разойдись! Мне на Москву надо!»
- Да, нам тут всем надо! – услышал я в ответ, но народ, всё-таки, расступился.
Я занял вожделенное место недалеко от окошка. «Всего восемь билетов!» - объявила кассирша. Впереди меня было ровно семь человек. Вот он мой шанс! Сердце учащенно забилось, но тут, непонятно откуда к самому окошку продвинулся солдат стройбата с подругой.
- Что у вас? – спросила кассирша.
- Ну, у меня, - замялся он, а затем и вовсе замолчал.
Кассирша вопросительно посмотрела на него. И после того, как подруга резко дернула его за рукав, солдат промямлил как бы себе под нос: «Ну, у меня отец умер…»
Когда очередь дошла до меня, то я услышал отрывистое «брони больше нет!» и звук с треском закрытого сплошного деревянного оконца, как будто с обратной стороны случился внезапный порыв ветра, а это было лишь убедительным подтверждением того, что билетов действительно больше нет и не будет, причем никаких.
«Моя фамилия Пересветов», - сказал я на стойке регистрации и поставил сумку на весы.
- Ваш билет, молодой человек! – рявкнула агент женщина средних лет.
- У меня нет билета, моя фамилия Пересветов, - снова сказал я, справедливо полагая, что распоряжение посадить меня на самолет было передано во все инстанции аэропорта.
- Снимите свою сумку!
- Замминистра распорядился посадить меня на самолет без билета!
- Да по мне хучь министр! – ответила она и одарила меня таким взглядом, что я почувствовал себя полным ничтожеством.
Народ рассосался. Я вышел на середину опустевшего зала и сквозь большое стекло смотрел как самолет на Москву отрывается от взлетной полосы и его красные огни буквально дразнят меня своим светом. И тут ко мне подошел человек в синей форме ГВФ, без фуражки, со слипшимися от пота волосами на голове, в рубашке с расстегнутым воротом и ослабленным галстуком. Я понял, что это и есть начальник аэропорта.
- Пересветов? Где ты был? - спросил он, не дожидаясь подтверждения.
- Там, где вы и сказали, - недовольно буркнул я.
- Что-то я тебя не нашел. Ну, теперь-то я тебя на самолет точно не посажу, - и он повел рукой в сторону стремительно уменьшающегося в размерах воздушного судна.
- И что теперь делать?
- Переночуешь в гостинице. Будешь у меня лучше всех. Стой здесь, никуда не уходи! - и начальник аэропорта снова растворился во времени и пространстве.
Я вышел на улицу покурить. Спросил у военного, который тоже курил сигарету, есть ли места в гостинице.
- Да что ты! – там люди на полу в коридоре спят.
               
                *****
Пока всемогущий Василий решал вопрос с моим отъездом, пришлось остаться еще на одни сутки. Всё, что ему удалось сделать, так это достать два билета в плацкарт на далеко не скорый поезд.
Один из билетов с местом на верхней полке я поменял у проводника на баночку кофе и пачку печенья. У него же купил бутылку водки за 20 рублей, хотя он просил все 25. Это было очень дорого, потому что в Москве у таксистов даже ночью пол-литра водки стоили 10, максимум 15 рублей. Но, когда сторговались, я попросил бонус в виде помидоров, буханки черного хлеба и зеленого лука. Всё это было принесено в лукошке вместе с белой скатеркой и салфетками.
Моими попутчиками оказались мастер спорта по вольной борьбе Бахром и бабушка. Бабушка воняла так, что казалось напротив поставили мусорный контейнер со сгнившими столовскими помоями и вот-вот налетят мухи и приползут тараканы.
Некоторое время мы ехали молча, затем Бахром сказал: «Я обычно в поезде с незнакомыми людьми водку не пью, но тут такой случай, давай выпьем!»
Мы отсели на временно свободные боковые места и принялись выпивать и закусывать, попутно беседуя на разные темы. Бабушка сидела у себя на нижней полке в углу у окна, но постоянно смотрела в нашу сторону. В какой-то момент это стало действительно напрягать, и Бахром спросил: «Что вы всё время смотрите?»
- Да, я вот сижу и думаю, а немного ли вам на двоих бутылки водки будет?..
- Нет, нам в самый раз, - ответил я, - а что?
- Вот вы сейчас напьетесь, а потом приставать ко мне будете!
- Да мы тебя сейчас вообще из поезда выкинем! – заорал Бахром и уже было привстал со своего места, но я ему сказал, что это желание нужно непременно перебороть.
Запах от бабушки – заслуженного работника образования, как она сама нам представилась ранее, дошел уже до начала и конца вагона. Открытые окна не помогали. Народ потихоньку роптал, приходил посмотреть на источник, а мы по-прежнему находились в эпицентре этого ужаса. Поэтому, прежде чем лечь на полку, я сделал из кожаной куртки противогаз, и каким-то образом пытался дышать через рукав. Бахром наверху накрыл голову подушкой и положил на неё руки, чтобы хоть-как-то фильтровать смрадный запах. Время от времени мы выходили в тамбур и подолгу стояли в нем, пока поезд мучительно тащился через родные просторы.
               
                *****
Рано утром я вышел на перрон, простился с Бахромом и, миновав здание Курского вокзала, поехал на самом первом трамвае, шедшем в сторону дома. Но история с таксистом словно вернулась из подсознания, и я сел поближе к увесистому лому, которым водители трамваев переводят стрелки, чтобы ежели что, первым схватить его и… Возможно мой мозг и не только уже был отравлен неизвестным химическим оружием под кодовым названием «запах бабушки», потому что, когда я позвонил в дверь, меня облаяли мои же собаки. Ладно бы папийоша Митя, но овчарка Харт, с которым у меня была просто космическая связь, а не то, чтобы он меня не знал по запаху.
А сестра, увидев мою синюю с мешками под глазами физиономию сказала: «Сразу видно – классно отдохнул!»
Вадим ПЕРЕСВЕТОВ.
14.05.2024