Роза

Женский глаз далеко видит… Потому и не удивился Гудков, когда Нинка сходу выпалила:
- Украл, поди, розу-то… Или нашел?
Но фасон ведь надо держать! И Гудков буркнул:
- Скажешь тоже… Полторы сотни за неё отдал!
- Ты отдашь…
- И отдам! – вспылил Димка. – Для дела - отдам, а для безделья – нет…
Он ведь, Димка Гудков, не транжира какой! А повезло -   радоваться надо.
Часа полтора назад он гнал на такси по Ткацкому проезду и увидел на другой стороне улицы парнишку лет двадцати. Тот был в велюровой куртке и в такой же кепке. В руке держал обернутую целлофанкой красную розу.   
Паренек нет-нет да маячил ею проезжающим легковушкам, и те притормаживали было, но, приглядевшись к пьяно дыбающему среди луж клиенту, подкидывали газу. Седьмое марта как-никак: у всех дел выше крыши! 
Димка крутанул рулём и подкатил к парню:
- Куда?
- На Лесобазу!
 - Не ближний свет… Двести рублей – и погнали!
Прыщеватые щеки пассажира побагровели от довольства: это, мол, пожалуйста! 
Затем приткнул розу на панель, понаблюдал за собачонкой, кинувшейся вслед такси и, горько вздохнув, поведал историю, печальнее некуда.
Приезжал любимую девушку поздравить, а той - дома нет. Ну и Бог с ним! Останется не поздравленной. Только розу теперь некуда девать…
- А ты бы куда дел? – осоловело уставился пассажир на Димку.
Чего ему Гудков скажет? Своих проблем хватает. Хорошо, еще подарками себе голову не забивает. Прошло то времячко. …А раньше было дело! Но кто первый перестал дарить всякую ерунду: Нинка - на двадцать третье февраля или он - на Восьмое марта, Димка уже и не помнит.
- Куда бы дел-то? – не отставал собеседник. И вдруг нашелся: - Купи её, а? За двадцатку! …Жене подаришь. 
Двадцатка, ясно-понятно, не деньги, но… Разве только для хохмы? Вот Нинка рот-то разинет!
И Гудков брякнул:
- Давай за полтора червонца! – привык торговаться. – Целлофанка-то в грязи!
- Где? – сунулся поближе к панели пассажир. – Брызги, значит… Тряпочкой протрешь - и всё!
И как ни настаивал, не сбивал пятерку Димка, в цене не уступил. Ладно, пассажир переиначил свой маршрут: решил заглянуть к дружку у транспортного агентства, что много ближе Лесобазы.
Высадив его у стекляшки агентства, Гудков проскочил чуть подальше, прижался к обочине и поступил так, как советовал бывший хозяин розы: расстелил хрусткую обертку на крышке багажника и прошелся по ней ветошкой. Затем вертанул целлофанку вокруг колючей красавицы и полюбовался своим творением: мастер! 
Ловко он супругу подденет… Придет домой, та ля-ля-ля, а он -   розочку!

                *   *   *
Да жене все одно не угодишь… И потому Гудков от досады даже куртку вешать не стал: кинул её в прихожей – псих показывал, потом взъерошил шевелюру и хрястнул:
- Не веришь?!
       Ну и не верь… Возьмет и выкинет сейчас ту розалию к чертовой матери!
        И выкинул бы, да не успел: Нинка скрылась за дверью спальни.
И тут Димке показалось, что там что-то всхлипнуло.
Реветь вздумала… Хочет, поди, чтоб собрался, да и опять на работу ушел?! Он ведь однажды так психанул, что весь Новый год из-за руля не вылазил.
Подхватил с полу куртку и вышагнул бы на лестницу, да дверь спальни распахнулась и в проеме нарисовалась Нинка. Именно нарисовалась, так как и следов прежней усмешки не было на ее лице. Вроде бы даже разгладилась оно, вроде бы даже покрасивей стало. И халат на Нинке был другой: не обычный затрапез, а тот, что дочка из Москвы прислала: в рыжих яблоках.
- Стол-то накрывать? – тихо спросила.
Одумалась, видишь ли! Поняла ошибку.  …Но он-то всё равно свою марку выдержит!
- Накрывай! – буркнул. Хотел добавить что-то построже, да не стал: тоже ведь человек!
 Выйдет вот сейчас на лестницу и покурит, пока жена на кухне суетится.
Уютное, язви его, местечко было чуть пониже их лестничной площадки! Там сбегались ступенчатые марши и подныривали под оконную нишу с широченным, как футбольное поле, подоконником. Обопрешься на него и смотришь, покуривая, на тротуар к пятиэтажке. Или дворника выглядываешь: метет, бывало, а листьев под тополями не убывает.  Нет, Димка не смог бы ту бесконечную работу делать. Ему результат нужен. Посадил – отвез, посадил – отвез! И чтоб поговорить: человек существо сообщительное.
Сейчас, уронив ручищи на подоконник, на лестнице дымил сосед с нижнего этажа Сашка Дубов. Было ему под сорок, работал на продбазе грузчиком, а так как все кладовщицы были молодехонькие и одна краше другой, то и Сашка молодился.  Димку он называл Димоном.
- Здорово, Димон! – обрадовался Сашка. - Покурить? 

То, ненавязчиво, и спросил.
- Как чего? – оторопел Сашка. – Получку принес: что надо, то и бери! А то купишь - вдруг не подойдет. Толстеют бабы-то! – пояснил. – Женишься – спичка-спичкой, потом разнесет, как бочку! У Шмелева видел бабу? …Что ей ни купит – все на мусорку летит!
- Поня-я-ятно… - согласился Димка. – Кофтенку или свитерок -   померять надо! А вот, - крутанул перед Сашкиным носом расщеперенной пятерней, выказывая чего-то воздушное, - для души   дарить не пробовал? …Цветы, к примеру?!
Он уже и забыл, для чего притащил розу, забыл про задуманную хохму.
- Деловой ты, гляжу... – буркнул Сашка и почему-то зло посмотрел на Гудкова.
- Ну и что?! – вызывающе бросил тот. И почему-то соврал: - Я всегда своей бабе цветы дарю! …Они не наш брат - тонкая натура!
- Куда уж тоньше, – Славка ещё больше скуксился и вдавил окурок в жестянку на подоконнике.
 Домыслил, знать, бестолковкой, что похвалится Нинка его Танюхе цветком и та надуется, как мыльный пузырь.
Тогда чего? Тогда, выходит, и Гудкову своей жене цветочка не подари?! Нет уж... В следующий раз он целый букетище   притащит!