366 снов на Благуше. Часть 2

                Часть 2
                Прошу совсем немного:
                Здесь кровью распишись...
                (Р.Юнгман. Айзенхут)

Сон 13
А была ли душа? Не принимал ли он за нее желания и ощущения тела, чьи-то присвоенные воспоминания и образы, цитаты из чужих разговоров и книг, бессвязную игру фантазии?
А была ли душа?
Помнится, в Страсбурге он нередко с сожалением думал о том, что прошли те блистательные и страшные времена, когда уставший от беспросветного существования, скуки и собственной беспомощности человек мог без труда познакомиться с Князем мира сего или, на худой конец, с его представителем и выгодно продать свою душу в обмен на жизненные удовольствия, богатство, власть или творческое озарение. А сейчас, в этот бумажный и фальшивый век, Дьявола с его подручными можно встретить  только в доме для умалишенных. И он так много думал о том, что в конце концов ему приснился сон.
Пузатый спаниель на задних лапах с очень длинными ушами долго вел его по обледенелым дорожкам среди развалин какого-то города. Он едва поспевал за своим легко скользившим на больших коньках провожатым, и лишь железная воронка на  круглой голове не давала потерять его из виду. В желтом широком клюве спаниель держал прошение, которое необходимо было доставить Самому. Резкий сырой ветер беспрестанно мял и трепал его, и он боялся, что тот, кого именовали Сам,  не примет столь неприглядную бумагу.
Наконец они оказались под мостом, по которому шла огромная толпа каких-то бродяг и с грохотом проезжали груженые сеном повозки. Там было темно и жарко. Тихо плескалась вода. За большим письменным столом в глубоком покойном кресле сидел Сам. Тонкие ножки в миниатюрных алых башмачках с золотыми пряжками не доставали до пола. Широкое плоское дискообразное тело в горностаевой мантии. Темно-желтое, чуть зеленоватое, заостренное вперед лицо с длинным беззубым ртом. На месте отсутствующего носа – большие круглые ноздри.  И маленькие, блестящие, черные глазки-буравчики.
Спаниель почтительно подал прошение.
Сам не спеша оторвался от увесистого фолианта с золотым обрезом и со скучающим видом прочел документ.
"А товар в наличии?" – голос у чудовища был бабий, высокий, чуть шепелявый.
"Да, – немного опешив, ответил он, – моя душа".
  Сам откинулся в кресле.
"Ну вот, опять ты неизвестно кого и зачем привел, – обратился он к спаниелю. – Ходят тут всякие, клянчат: купи да купи их душу, а посмотришь – продавать-то нечего».
"У него есть душа, – неуверенно возразил спаниель, – я осведомлялся у знакомого ангела". – "Ерунда. По мнению божественной канцелярии, она есть у каждого, а как принесут на продажу то, что у них принято называть душой, – даром не хочется брать такую пакость. А они еще торгуются, им бы подороже продать свою рухлядь!"
Черные глазки-бусинки смотрели в упор, а рот еще больше растягивался в плотоядную улыбку.
"Недели через три наведайтесь еще раз. К этому времени,   –  чудовище хихикнуло, – мы оценим ваш... товар".
Спаниель подал ему какой-то документ и ржавый, испачканный в земле гвоздь.
"Здесь, здесь и здесь. Во всех трех экземплярах, пожалуйста, там, где галочки. И, разумеется, кровью". –  "Но я же еще не продал..." – "Это всего лишь согласие на обработку персональных данных. Наши эксперты в порядке общей очереди оценят вашу душу, и вы должны понимать..."
"Ладно, хорошо", – сказал он, взяв гвоздь и зажмурившись.

Сон 14
Закрыв глаза, он сразу проснулся.
Была еще глубокая ночь, однако снова заснуть он не мог, и не потому что его особенно взволновал этот нелепый сон. Мерный громкий стук где-то совсем рядом разбивал темноту.
"Кто там?" – спросил он, подойдя к двери.
Молчание. И все тот же упорный стук.
Он открыл дверь: ни души. В саду, на улице тоже никого не было, и там стук почти не слышался.
Он вернулся в комнату — снова стук. Неумолимый, ритмичный, терпеливый. Он зажег свет и увидел в углу черепаху, которая во что бы то ни стало хотела преодолеть встретившееся ей на пути препятствие. Она вставала на задние лапы, цепляясь передними за стену, и, не удержавшись, падала, стукаясь панцирем об пол. Потом она повторяла свою попытку, снова падала и снова пыталась преодолеть препятствие.
Он взял черепаху и поставил ее на середину комнаты. Черепаха, стуча панцирем, энергично поползла к ближайшей стене, чтобы возобновить свою бессмысленную борьбу.
"Что же с ней делать? – подумал он растерянно. – Накормить? А что вообще едят черепахи?"
Он пошел на кухню. В углу стояло помойное ведро, доверху наполненное отходами от тыквы. Он набрал тарелку сочной волокнистой мякоти и поставил перед черепахой. Она вытянула шею и начала жадно есть, широко открывая похожий на клюв рот со сросшимися зубами.
Насытившись, черепаха вытянула длинную змеевидную шею и внимательно посмотрела на него маленькими блестящими глазками. На мгновение ему показалось, что рот черепахи вытянулся в некое подобие улыбки, а один глаз едва заметно подмигнул.
Пламя свечи, колеблемое теплым летним ветром, словно танцевало, и по стенам и потолку двигались какие-то тени.
Черепаха наконец затихла. Он погасил свечу и проспал до полудня.
Проснувшись, он увидел черепаху на том же месте в луже нечистот. "Вот обжора" – подумал он с гадливостью и вышел в сад, чтобы попросить фрау Шмидт вымыть  пол и выбросить мерзкое животное. Однако фрау Шмидт нигде не было, и он решил прогуляться, чтобы развеяться после глупого ночного приключения.

Сон 15
На улице он встретил соседку, фрау Эссельман, которая держала за руку маленькую плачущую дочку Софи.
"Ах, милостивый государь, у нас случилась неприятность: потерялась наша черепаха. Бедная девочка так расстроена!"
«Ваша черепаха у меня" – сказал он и через несколько минут вручил маленькой Софи ее питомицу, завернутую в батистовый платок.
Софи прыгала и визжала от радости, целуя свое любимое чудище. Черепаха же, в свою очередь, была совсем не рада встрече: она недовольно зашипела, втягивая в панцирь мордочку и закрывая ее чешуйчатыми лапами. Он же не без грусти подумал, что вот его так еще никто искренне и радостно не целовал.
Софи побежала вперед, а он пошел рядом с фрау Эссельман.
Фрау Эссельман была вдовой; муж умер незадолго до рождения Софи. Она была высокой статной шатенкой с нежным румянцем на чуть смугловатом лице. Говорила фрау Эссельман низким грудным голосом и улыбалась немного грустно, глядя чуть в сторону и сквозь, как на старинных портретах. Одета она была скромно, во все темное, и только внимательный взгляд знатока мог заметить тщательную отделку, изысканность и богатство ее туалета.
Они поговорили о погоде, о книжных новинках, о последнем спектакле с участием m-lle L., о детской любви к животным, даже таким уродливым....
"Знаете, – чуть смущенно промолвила фрау Эссельман, – это, кажется, не наша черепаха. Слава богу, малышка ничего не заметила, но наша черепаха чуть поменьше и рисунок панциря у нее несколько иной. Если объявятся хозяева, будет очень жаль возвращать, но что делать..."
"Не беспокойтесь, – ответил он, – скорее всего это жестокосердные люди, которые выбросили несчастное животное, когда оно стало не нужно. Например, девочка выросла и вышла замуж... Зачем ей старая подруга детства? Впрочем, такова судьба не только черепах", – заключил он едва приметно дрогнувшим голосом, быстро посмотрел фрау Эссельман в глаза и отвернулся, но так, чтобы виден был его профиль и скорбная складка у рта.
Прием подействовал безотказно. В глазах фрау Эссельман мелькнули слезы, она пристально взглянула на него и сразу же опустила взор.
Воцарилось молчание.
"Словно тихий ангел пролетел", – с удовлетворением подумал он.
Впрочем, слишком рано, слишком быстро, интуиция подсказывала ему, что спешить не следует. И он стал рассказывать, как нашел черепаху, как не знал, чем ее кормить и как, наконец, нашел выход из положения. Фрау Эссельман смеялась до слез.
"Ой, я и не знала, что черепахи любят отходы от тыквы. А то наш Джонатан (так звали черепаху) до сих пор признавал только нежные листочки салата, да и то прямо с грядки!"
С этих пор он стал часто бывать у госпожи Эссельман. Приходил запросто, по-соседски, без какой-либо определенной цели. Госпожа Эссельман ему нравилась, но он не был влюблен в нее. Однако его неудержимо тянуло в этот уютный белый домик с красной крышей, окруженный тенистым садом, к этой милой спокойной и кроткой женщине и ее дочке, обещающей стать настоящей красавицей. Как знать, может быть, лет через десять, когда мне опостылет моя свобода и наступят усталость и разочарование, я женюсь на Софи", – порой думал он, наблюдая, как девочка пасет свою черепаху, кормит ее тыквой и салатом или протирает ее панцирь розовым маслом.
 
Сон 16
Прошло полгода. Наступила Масляная неделя. В городе каждый год устраивались балы и маскарады, и он веселился, как мог. Однажды его пригласили в один малознакомый дом. Натанцевавшись до упаду и выпив изрядное количество вина, гости затеяли игру в фанты. В конце концов дошла очередь и до него выполнять какое-нибудь курьезное задание.
Широкоплечий молодой человек с желто-смуглым, заостренным книзу лицом, маленькими черными глазками и непропорционально длинной шеей протянул ему какой-то документ: "Подпишитесь! Но только кровью!" С этими словами молодой человек уколол его маленькой серебряной булавкой.
Документ содержал пространный текст, написанный мельчайшим каллиграфическим почерком. В комнате царил полумрак, и разобрать что-либо было невозможно. Он все-таки сделал попытку прочитать. "Да подписывайте же! – нетерпеливо воскликнул молодой человек, – а то кровь свернется и надо будет колоть еще раз, а я булавку уронил и придется употребить ржавое сапожное шило..."
"Да ты никак боишься, – закричал  коротышка, пасторский сынок. – Не бойся, твою душу никто не купит, у тебя ее нет!"
Гости захохотали.
Он тоже рассмеялся. С усилием. Потом подписал документ и поспешил скрыться в толпе. Но молодой человек нашел его. Больно ущипнул за руку.
"Вы что это о нас забыли? – спросил он укоризненно. – Вам же сказали: через три недели наведаться. А прошло полгода. Чтоб больше этого не было. Я за вами бегать не обязан".
Молодой человек исчез. Последнее, что он увидел, была его неимоверно широкая спина.

Сон 17
На следующий день была Пепельная среда. Фрау Эссельман сидела за вышиванием у окна, но время от времени прекращала работу и сидела неподвижно, о чем-то задумавшись. Наконец она прервала молчание.
"Простите, что обращаюсь к вам с такой странной просьбой. Но только к вам я могу обратиться с этим. Никому другому я так не доверяю, ни на чью честность не надеюсь так, как на вашу. Но – к делу. Мой брат... (фрау Эссельман запнулась) троюродный, но он мне, как родной, вместе росли... Анджей Велимирский. Так вот, он полностью разорен. Единственное, что у него осталось, – родовое имение под Мемелем, и его он может лишиться из-за долгов.
Сегодня вечером он будет, как всегда, у доктора Люксембурга, где собираются любители шахмат. Мой брат заядлый шахматист, и играет прекрасно, но я боюсь, потому что сегодня он ставит свое имение. Он или потеряет его или выиграет достаточную сумму, чтобы полностью расплатиться с кредиторами. Он играет лучше всех и наверняка выиграет, но я боюсь, последнее время он очень нервен и рассеян. Кроме того,  я слышала,  в Страсбург приехал какой-то знаменитый мастер, который ни разу не проигрывал, потому что ему сам дьявол помогает... Итак, я вас умоляю: пойдите сегодня к доктору Люксембургу и проиграйте Анджею".
С этими словами она отперла секретер и вынула оттуда увесистый кошелек.
"Здесь тысяча дукатов. Эту сумму вы должны ему проиграть".  –  "Но, сударыня, почему бы вам самой не отдать ему  деньги?" – "Ах, вы его не знаете. Он гордый. Он никогда не примет ни от кого помощи, а от меня тем более. Так вы исполните мою просьбу?"  –  спросила она полуутвердительно, протягивая ему кошелек.
"Я готов на все ради вас",  – галантно произнес он, беря деньги.
На улице какой-то прохожий, не глядя на него, произнес: "Поздравляю".
Он вздрогнул от неожиданности и обернулся, но увидел только широкую спину, быстро исчезнувшую в тумане.

Сон 18
В просторной гостиной доктора Люксембурга царил полумрак. Освещены были только шахматные доски. Игра уже началась, и лишь один гость еще не нашел себе партнера. Это был худощавый и стройный молодой человек, белокурый и голубоглазый, с высоким, чуть выпуклым лбом и идеально правильными, почти античными, чертами лица. Однако изможденное и нервное выражение делало его похожим на молодого христианского мученика, искушаемого дьяволом.
"Не рискуйте, – шепнул доктор Люксембург, – уж очень большая ставка..."
Но он уже шел к столу Анджея Велимирского.
Игроки обменялись рукопожатиями.
"Вам известны условия?" – спросил Анджей Велимирский.  –  "Да".
Игра не сулила ничего интересного. Он рассеянно передвигал фигуры, вспоминая первые три урока из учебника шахматной игры (единственные, которые он одолел), ожидая, когда господин Велимирский покажет, наконец, свое мастерство и поставит ему блестящий мат.
Однако противник не спешил и планомерно развивал свои фланги. Пару раз Анджей знаком указал ему на грубые ошибки (первый раз подставил ферзя, второй – не заметил неизбежного мата). Пришлось вернуть ходы. Поединок затягивался.
"Да он играть не умеет..." – прошептал кто-то в темноте.
"А что Анджей? Играет, как кошка с мышкой..."
Время шло томительно долго. Он бесцельно передвигал фигуры и так же бесцельно, как ему казалось,  передвигал их Анджей. И вдруг он увидел: мат двумя ладьями (из третьего урока). Не может быть, что Велимирский не заметил. Наверное, это простая уловка, чтобы отвлечь его, и сейчас он сам поставит ему мат, и тогда, наконец, закончится этот фарс, который ему порядком надоел. Ну что ж, подыграем ему. Он поставил шах. Король отошел. Он повторил. Велимирский вновь отодвинул своего короля.
И тогда он поставил мат. Еще до конца не веря тому, что сделал, ожидая, что его ладью кто-то съест или, закрывшись какой-нибудь фигурой, Велимирский сам поставит ему красивый мат... Но Анджей уже поднимался, спокойно улыбаясь и протягивая ему руку: "Поздравляю. Имение ваше. Пройдемте в библиотеку, чтобы обсудить детали".
В библиотеке Велимирский подал ему две визитные карточки. На одной из них значилось: "Адвокат Рогериус. Мемель". На другой – "Граф Феликс Велимирский". На нее-то и указал Анджей: "Теперь это ваше имя. Постарайтесь, пожалуйста, привыкнуть к нему. Через три месяца вы должны явиться в контору адвоката Рогериуса, чтобы получить необходимые документы и разъяснения. Прощайте".
Словно во сне, он прошел через холл, где царила гробовая тишина, и вышел на улицу. Через несколько минут он был на почтовой станции.